Пока ехал домой, я мог думать только о сраном кольце со сраным символом. Что же, мать ее, с ним не так?
На меня нахлынули воспоминания последнего дня. Вспомнилось выражение лица Юры… такое виноватое, с одной стороны, и извиняющееся.
«Нет!» — я мотнул головой, сбрасывая с себя наваждение, — «Сколько бы виноватым он не выглядел — он чертов предатель. Другого не дано!»
Мои переживания не остались незамеченными. Ворон, где-то глубоко в сознании глубоко вдохнул и попытался со мной поговорить. Но не все его слова были… нет, не сказать, что уместными, но сама суть…
«Дим, почему ты решил отказать Альбертовичу? Он мог вытащить твой бизнес и прикрыть тебя от всех».
«Так, ты, существо неопределенной половой ориентации, это так ты решил потрепать мои нервы? Иначе твой глупый вопрос я не могу объяснить»
«Почему это он глупый?» — искренне недоумевала эта птица.
«Ты серьезно⁈ Ты же знаешь какой я. Я сдох, млять, из-за своих принципов! И ты думаешь, что я тут оступлюсь и начну заниматься наркобизнесом? Да ни в жизнь!»
«Лукавишь». — протянул Ворон.
«…возможно. Может согласился бы передать рецепт и пару макров, если бы на кону была моя жизнь. Но потом я бы самолично уничтожил всех и вся во чтобы то ни стало».
«А в том мире…»
«А в том мире меня застали врасплох! И застал мой лучший друг. Знал бы я о таком дерьме заранее — я бы принял предложение Юры, после чего самолично замочил в сортире! А вместе с ним и того щеголя!»
«Теперь ты честен». — констатировал факт Ворон.
«Однако», — я устало потер глаза, — «Я не могу понять только одного… Почему Альберт решил „поговорить“ со мной и сделать подобное предложение⁈ Когда, например, проще посадить меня на цепь и пытать до тех пор, пока я не расскажу, как добывать макры. А если еще и поймет, что я воскресаю, так вообще, колпак может потечь. Кто знает, какие методы допроса у них в Москве практикуются».
Толком больше, ворон ничего не объяснил и не смог рассказать. Твердил одно и то же — что мы, люди, странные создания. Да, определенно умные, но уже со своими «тараканами». Вот то ли дело боги…
Я же, примерно понимал, почему бизнесмен из другого города, хочет заполучить такой сильный «предмет роскоши» в свои руки. Перед ним откроются все двери. Город, в которой, видимо, он авторитетная личность, будет под ним.
А он и так, наверное, высокая шишка в Москве. До банальности, даже сумма, о который мы почти договорились — была чертовски смешной для него. Я так полагал.
Я подъехал к дому уже к позднему вечеру. Алый закат уступил место непроглядной тьме, а фонари, освещающие улицу, злобно поигрывали нашими тенями.
На пороге встречала Елена. Сегодня, почему-то, она была более снисходительна ко мне, и, даже спросила, как прошел мой день в академии.
Об этом, кстати, пришлось рассказать, как и о своей силе. Не сказать, что я собрал восторженные взгляды ее и старика, когда сидел в кабинете деда, но похвалу от Михалыча я получил. А Елена даже не так ненавистно смотрела на меня. Я даже видел капельку теплоты в ее море льда. Мною, определенно гордились.
Вот только мне было интересно, как эта самая Елена отреагирует на то, что в теле этого отморозка совершенно другой человек?
— Дима, — окликнула она меня, когда я вышел из кабинета старика, — Помнится мне, ты часы хотел, да?
Я не сразу понял, о чем она говорит, но, когда увидел бежевую коробку в ее руках, невольно улыбнулся. Помнила же просьбу!
Новые часы оказались весьма красивыми. Их корпус был выполнен из темного дерева, причем, весьма и приятного на ощупь. Верхняя часть корпуса была украшена вырезанными в корпусе фигурками воронов.
Весьма прозаично, между прочим.
Стрелки часов сияли золотым блеском, словно они сами являются источником света. Единственное «но», без которого моя жизнь не была бы такой интересной… это шум.
Стрелки чудовищно громко «шлепали» по циферблату. Это почти что — раздражало.
— Спасибо, Лен, — поблагодарил я помощницу, слезая с табурета, — Они красивые и очень стильные. Сделаны на заказ?
Она посмотрела на меня с некоторой иронией в лице и пояснила:
— Ну… я, конечно, понимаю, что вы считаете себя богачом, только вот такие — настоящие, было бы слишком изысканной вещицей для вашей персоны. — она фыркнула, повернулась ко мне спиной, и нагнулась, поднимая пустую коробку.
«Странная она. То обращается на „ты“, то на „вы“. Привыкает к новому?»
— Увы, не все могу понять, — парировал я и уставился на ее задницу.
Нет, мне не было интересно, что там под ее брюками, или что-то подобное. Меня привлекло письмо в ее заднем кармане. Мне, вроде не показалось…
— Герб, — прошептал я.
— Что говор… — запнулась она, оборачиваясь.
Как всегда…
Картина маслом. Ну вот что она может подумать при такой обстановке? Со стороны то, понятное дело, я пялился на ее задницу, но я же…
«Твою мать.»
Цвет ее лица из легкой бледности переходил в какую-то болезненную красноту. Понимая, что сейчас начнется что-то нехорошее, попытался было успокоить. Вытянул перед собой руки и замахал ими.
— Спокойствие, только спокойствие!
Не знаю, мой жест или мои слова заставили ее закрыть открытый рот. Но я решил не упускать шанс.
— Лена, это не то, что ты подумала! Прям совсем не то!
— Да ладно? — ее зрачки сильно сузились, а в глазах снова был чистейший лед.
Она выставила руки в бока и чуть наклонилась, злобно буравя меня взглядом.
— Хочешь сказать, что ты не пялился на мою попу? Да⁈
— Да, то есть нет, — я протяжно выдохнул и продолжил, — Я обратил внимание на письмо. Только на него! Больше ничего не разглядывал!
Тут я просчитался. Она взяла меня на понт, при чем, весьма банальный.
— Какого цвета конверт? — она скрестила руки, а на ее лице заиграли скулы.
— Белый. — уверенно ответил я, вспомнив утренний конверт от Аллы. Хотя может тут еще какие имеются?
— Так, короче, — я развел руки в сторону, — Скажу тебе так. Я понятия не имею, белое оно или серое, я обратил внимание на печать. Которая, почему-то сбоку конверта, а не посередине, как обычно. На нем изображен иероглиф. Очевидно — японский. Ибо я вообще не разбираюсь.
Кажется, пронесло. Она удивлённо достала конверт, посмотрела на печать, хмыкнула и ответила:
— Это не иероглиф, а печатка Аллы Воронцовой.
Больше, она ничего не сказала, лишь протянула конвертик.
Не сказать, что руки тряслись, но я точно волновался. В памяти, скользнула картинка с печаткой, которую я видел не первый раз, только вот…
— Погоди, в прошлом ее письме была печать с вороном.
— Ну так то была семейной, — брови Лены полезли вверх, — А это личная.
— Так… А у Аллы предыдущая фамилия какая была?
Девушка задумалась, приложив палец к щеке. Спустя некоторое время, ответила:
— Ключникова вроде, а что?
— Да так.
Печать имела своеобразный рисунок, напоминающий контур ключа с буквами «л» и «ю». Со стороны это показалось знакомым «тайным» знаком. Но увы, это было не так. А может, оно и к лучшему?
«Дима. Иван в разговоре со своим коллегой обмолвился словом, что знает, где находится твой рецепт. Знает тайник. Увы, большего сказать не могу. П. С. Это мое первое и последнее письмо, отправленное почтальоном. Жанна была занята и не могла доставить лично. Дальше действуем только через нее.»
Последние слова я пробормотал вслух и задался вопросом, на который получил моментальный ответ от помощницы старика.
— А какая разница? Личным гербом или родовым? Сути-то не меняет.
— Прям совсем никакой разницы?
Она хотела было только сказать что-то, как письмо исказило свои буквы и…
— Су… — больше ничего не успел сказать.
В мое сознание словно швырнуло в картинку. Точнее, в ситуацию.
Величественные двустворчатые двери были распахнуты, и передо мной открылся вид на роскошный обеденный зал. Взгляд мой скользнул по высоким, покрытым золотым лепниной потолкам, отражающими блики света от огромных хрустальных люстр. Портьеры из нежного шелка, украшенные узорами из серебристой вышивки, деликатно фильтровали солнечные лучи, создавая игру света и тени на полу, выложенном нежнейшим паркетом из костяных плиток.
Вдоль стен были расставлены массивные, с резными орнаментами, деревянные столы, покрытые шелковыми скатертями, на которых уже стояли сервированные тарелки и столовые приборы из благородного серебра. Кресла, украшенные мягким бархатом пышного бордового цвета, казались приглашением к комфортному отдыху и наслаждению яствами.
Главным центром внимания был огромный стол посередине зала, покрытый пышной обивкой из белоснежного шелка. На нем великолепно сочетались хрустальные вазы с цветущими букетами, фарфоровая посуда с изысканными узорами, а также серебряные подсвечники, сияющие нежным светом.
Возле стены находился шикарный буфет, украшенный скульптурными композициями из мрамора и бронзы. На полках буфета гордо возвышались хрустальные бокалы с благородными винами, а также фарфоровая посуда, предназначенная для сервировки десертов.
А что было самым интересным в этой «картинке», что я был словно другим человеком. Невольным свидетелем всего.
Двое мужчин, в одном из которых угадывался Иван, достаточно громко разговаривали. Владелец тела, скорее всего, Алла, чьими глазами я видел эту картинку, вжалась в дверной проем, и подслушивала.
—… рецепт давно у нас, но прочитать без сорванца невозможно. На нем странная печать.
— Что за печать?
— Да если бы я сам знал, Вить. Если бы знал… — Иван Воронцов отхлебнул вина из хрустального бокала, — Мои специалисты тщательно все осмотрели, но увы и ах, все тщетно.
Мужчина с длинной черной гривой, недовольно покачал головой и пробасил:
— А не проще ли выбить из него способ как ее просмотреть?
— Невозможно, Вить. Тут есть события, из-за которых весь план…
Дальше, я не смог (ла) разобрать, о чем они говорили. Алла же, чуть вытянулась на носочках, чтобы поймать последний обрывок фразы. От которого у меня кровь чуть ли не застыла.
—… в его теле отныне чужой. Память — штука сложная, просто так не восс…
—…ка, — договорил я, вырываясь из этой картинки.
Меня знобило. Сильно знобило. Беснующаяся рядом Елена, ничего не могла поделать. Как и старик, который пришел на крик.
Помощница очень долго колдовала над моим телом, накрытым тонкой простыней. Зажигала какие-то благоухающие свечи, постоянно сменяла повязки на лбу… воняющие тухлятиной, но ничего не помогало.
Голова раскалывалась, сердце бешено билось, а тело знобило.
Старик, даже уже хотел рискнуть, вызвав городского лекаря, но Елена чуть огрызнулась:
— Это не проклятие! Его тело сильно истощено. Он каким то образом разом потерял всю ману!
— Быть такого не может…
— Другого ответа на это я не вижу. В его организме ноль маны. Силы на исходе. Сердце старается прокачать кровь…
Я не понимал, о чем она говорит, и почти не слушал то, что отвечал ей старик. Плевать… мне бы чего-нибудь тепленького… крепкого…
Впрочем, бились за мое состояние несколько часов. И когда первые результаты не заставили себя долго ждать, проснулся и ворон. Точнее, явился в полусне в своём привычном образе. Гордой птицы с красным глазом.
И заговорил он в моем сознании только после того, как все покинули комнату, решив, что я сплю.
«Надо было тебя предупредить, наверное». — начал он, — «Нельзя без приглашения врываться в чуждую изнанку. Даже в форме бестелесного духа.»
«А как я мог это вообще знать?» — я почти кричал в своем сознании, — «Ты, чертов божок, хрена с два мне что-то рассказываешь! Я просто взял письмо в руку и все! Никуда не нажимал, никуда не заходил, оно само! Понимаешь? Само!»
«Машинально», — поправил он меня, — «Все же, физическое тело помнит, куда и как нужно посылать поток маны. Юнец не был уж настолько дурнем».
Я промолчал, гадая про себя, что этот попугай хочет от меня. Но и он молчал достаточно долго. И лишь когда я начал проваливаться в сон, он вновь ожил, появившись в темноте моих глаз.
«Пожалуй, я знаю, как поднять тебя на ноги. Пойдешь?»
«Куда пойду?»
«На изнанку, куда же еще. Насытишься плодами, вернешь ману, да и побегаешь по полям, как козочка на лугу.»
«И как же мне туда попасть?»
Больше он ничего не сказал. Его глаз засиял ярче прежнего, и через несколько секунд, он пропал, а на его месте начал появляться символ.
Ровно до последнего «витка», я молился, чтобы это не было тем, что меня преследовало и здесь. К сожалению, судьба думала иначе.
Руна, появившаяся в моем мозгу, точь-в-точь, повторяла все изгибы и формы рисунка на перстне Юрия. Бывшего друга из моего прошлого мира. В точности…
Твою же мать.
«Ворон, какого черта происходит?»
«Отвянь, психушка. Лучше глаза открой и изобрази ее в зеркале, в дверном проеме, в окне… да где хочешь!»
«А потом шагнуть туда? Правильно я понимаю, как с воротами академии?»
«Именно.»
Что же…
Немного опасаясь за последствия «шага» в окно, я начертил мысленно этот самый символ в зеркале. Первоначально, ничего не поменялось. Зеркало было самым обычным, отображающим мое болезненное лицо в лучах луны, и, собственно говоря, ни на какую изнанку пускать меня не собиралась.
Но вот спустя пару секунд, мое отражение словно колыхнулось на невидимой глади. Следом оно помутнело и вновь вернулось в прежнее состояние.
Мне было достаточно только коснуться пальцем собственного изображения, как что-то сильное — затянуло меня в самый обычный предмет интерьера.
Неловкость была в том, что я был в одном пододеяльнике.