— Даже не знаю, с чего начать, ваше сиятельство! — вздохнул он, приглаживая усы. — Сегодня ночью в своей камере был обнаружен труп Михаила Дубского.
Я от удивления приоткрыл рот. Как это труп? Убили? Кто?
— На теле не обнаружено следов борьбы, — упавшим голосом сказал Кругликов. — Либо его отравили, либо было применено неизвестное нам заклинание.
— Вот как, — отец почесал подбородок и нахмурился. — Доктора уже осмотрели тело?
— Как раз сейчас должны, — Александр Вениаминович глянул на время. — Обещали начать в одиннадцать. Как мне сообщили, провели лишь стандартный осмотр. Но он, увы, ничего не показал.
— А меня зачем вызвали? Могли это и почтой передать.
— Как же, Николай Александрович! — всплеснул он руками. — По вашему обращению мы и начали, так сказать, работу. Гильдия и охранка такими преступлениями занимаются рука об руку. Вы являетесь заинтересованным лицом.
— А не могло просто сердце остановиться? — встрял я.
— Что вы, молодой человек, — отмахнулся Кругликов. — Такое наши сотрудники на раз видят.
Он встал, прошелся по приемной, заложив руки за спину.
— Камера предварительного заключения была закрыта снаружи. Это раз. Дубский не оказывал сопротивления. Это два, — он помолчал немного и продолжил. — А в-третьих он точно кого-то боялся. В его показаниях постоянно встречается фраза: “он меня убьет”. И не только я обратил на это внимание. Человек действительно боялся кого-то!
Кругликов говорил и размахивал руками. А затем круто развернулся на каблуках и пристально посмотрел на моего отца.
— Главный вопрос, кого именно он так опасался!
— Вы вызвали меня в Гильдию, чтобы обвинить в убийстве? — грозно сдвинул брови князь Вереховский.
Старший координатор переменился в лице, осознав, что он только что сказал, нервно икнул и затараторил.
— Нет-нет. Я не вас имею в виду, Николай Александрович. То есть, вы, так сказать, самолично сдали его на руки охранке. И, конечно, он у вас воровал и воздействовал магией на Алесея Николаевича...
Окончательно запутавшись в словах, Кругликов замолчал и глянул на Марфу Ильиничну в поисках поддержки.
— Александр Вениаминович имеет в виду, — уточнила секретарь, — что возможно вы в курсе, кого мог бояться Дубский.
Ее фраза не смягчила лицо отца, и он сложил руки на груди.
— Все, что знал, я передал сотрудникам охранки, — отрезал он. — У них должна быть полная информация по делу.
Я наблюдал за разговором, затаив дыхание. Как старший координатор выкрутится?
— Конечно, конечно! — на лбу Кругликова выступил пот. — Мне так и передали! Еще раз вам говорю — этим делом займутся лучшие! Лучшие из лучших! Возможно, они мне уже прислали первые результаты расследования. Мне как раз нужно проверить. Я мигом!
И он, пятясь, дошел до двери, неловко открыл ее и скрылся с глаз, выскочив в общий зал. Я со смехом в глазах посмотрел на отца. Но Николай Александрович выглядел очень недовольным. И я его прекрасно понимал! Но не мог перестать веселиться, вспоминая реакцию Кругликова.
— Алексей, иди на занятия, — наконец, сказал отец, — Василий, ждешь его. А мне нужно отойти по делам. Встретимся, как обычно, за обедом.
Мы с тренером одновременно кивнули. Едва за отцом закрылись двери, Марфа Ильинична захлопотала вокруг нас. Мне она вручила булочку, завернутую в бумагу и пахнущую малиной, а Василию — чашку с чаем. Вспомнив наш вчерашний разговор, я отдал выпечку ему, а сам отправился к Лискину.
Интересно, что он придумает на этот раз?
В подземелье меня уже встретил Аркашка. Он строго на меня глянул и пригрозил узловатым пальцем:
— Ничего не крушить, мебель не ломать! А то знаю я вас!
Я заверил его, что сегодня мы будем вести себя достойно. Только после этого старик проводил меня до двенадцатой камеры и отпер дверь.
Лискин сидел на полу без рубахи и расчесывал бороду. Он сильно похудел за все эти дни. Теперь нельзя было сказать, что он толстый. Скорее, плотно сбитый. Мой взгляд зацепился за безобразный шрам на груди. Интересно, откуда у него он?
Лискин поднял на меня взгляд и привычно заворчал:
— Да не может быть! Молодой князь явился, не запылился! Я не пойму, вроде же говорили, что занятия начинаются в полдень. А сейчас сколько? Без четверти двенадцать! Я, может, отдыхаю!
Не прекращая говорить, он неспешно поднялся, оделся и сел за стол.
— Княже! Когда ты мне уже принесешь чего выпить? Ну, уже сил никаких нет ждать!
— Мне еще рано, — ответил я, оставаясь стоять возле двери.
— А выглядишь так, будто уже поздно, — хохотнул он.
— Давайте начнем уже. Я вчера понял, что вы имели в виду, говоря про смекалку. Попробовал и получилось.
— Да неужели? Ну, показывай, — он махнул рукой. — Только давай без фанатизма с силой. А то опять дырок наделаешь там, где нельзя.
Я кивнул, отошел от двери и быстро создал несколько маленьких шариков. Это вышло легко, что сам удивился. Лискин одобрительно цокнул языком.
Покрутив сгустки в руках, я один за одним отправил их в стену. Заклинания ударились о камень в одно и то же место, послушно расползлись кляксами и исчезли.
В теле сразу появилась легкость. Затаившаяся со вчера эйфория медленно заполняла душу, заставляла меня улыбаться.
— А ну-ка, давай щит покажи.
Секунда и передо мной появился сверкающий прямоугольник.
В него тут же прилетел искрящийся заряд от Лискина. Я бросил на Георгия неодобрительный взгляд. Впрочем, он его проигнорировал.
— Хорошо. Очень хорошо. А если, к примеру, вот так?
Из его рук выстрелили две молнии. Их концы угодили точно в центр моей защиты. От силы удара меня протащило назад примерно на метр. Но щит выдержал.
В одно мгновение я свернул одно заклинание и выпустил другое. И теперь уже Лискину пришлось ставить щит.
Я ликовал! Моя магия, как послушный зверь, исполняла все мои команды. По телу пробежались маленькие змейки разрядов.
— Это называется электрический кнут. А что еще можешь? — прищурился Лискин.
Я задумался. Сгустки, щит, кнуты... Грозу ему, что ли, здесь устроить? Зачерпнув силы чуть больше обычного, я взмахнул руками. В ответ в камере задрожал воздух, и нам на головы посыпались многочисленные молнии.
— Да чтоб тебя! — рявкнул Георгий, ставя щит над головой. — Хватит, я понял!
Глядя, как ругается мой учитель, я не смог сдержать смех. Стоял и улыбался. Мне же моя магия не могла причинить вреда, наоборот, только щекотала, попадая на кожу.
Наконец, мне надоело, я распылил молнии и вдохнул полной грудью пахнущий озоном воздух.
— Че ты лыбишься-то? Накрыло, поди? — скривился Лискин. — Небось радуешься и не знаешь, сколько магов с ума посходили от такого. История знает много таких случаев.
Он дернул бороду, задумался, а потом продолжил.
— Когда очень долго нет силы, а потом она резко появляется, приходит ощущение невероятного могущества. Будто все подвластно. Маг начинает швырять заклинания направо и налево, совершенно не думая о своем разуме и душе. Но наши тела могут пропустить через себя только определенный объем магии. Кто-то больше, кто-то меньше. А если постоянно использовать силу, что будет? Подумай.
— Тело изнашивается?
— И тело, и разум. Это как сотню раз согнуть гвоздь. Сломается. Также и мы. Нужны постоянные тренировки для укрепления этого, — он показал на всего себя, — сосуда для магии.
У меня на мгновение возникло чувство, что Лискин сейчас говорил о себе.
— И что ощущает такой маг? Когда наступает перерасход?
— Сначала легкую тоску, — с грустью сказал он. — Будто любимая бросила. Это истончаются магические потоки в теле. А потом внутри поселяется сосущая пустота, которую ничем не заглушить.
— И как вы справились? — вырвалось у меня.
— Пил, конечно. Много! Много пил!
— И магия вернулась? — спросил и прикусил язык.
— Очень глупый вопрос, не находишь? — угрюмо бросил он.
— Георгий, я давно хочу вас спросить, — ошалев от собственной смелости, сказал я.
— Ну?
— А вы ведь знаете, кто я?
— Тот, кто оставил на меня жалобу, — оскалился он в ответ.
— Нет, я не о том, — смутился я. — Я про своих родителей. Точнее, про матушку.
Лискин переменился в лице. В его глазах мелькнула боль, но тут же пропала, уступив место злости.
— Конечно, знаю. Еще бы не знал! Вереховцев! — выплюнул он и вскочил с табурета, отчего тот грохнулся на пол. — Зачем ты меня об этом спрашиваешь?!
— Понять хочу, — спокойно ответил я. — Почему вы ко мне так относитесь. Это личная неприязнь или вы просто такой редкостный гад.
Лискин расхохотался. Иногда меня искренне поражало, как быстро меняется его настроение.
— А если я скажу, что именно гад?
— Я не поверю. Матушка отзывалась о вас, как о достойном человеке.
— Ох, видела бы она меня сейчас, — он поднял табурет, но садиться не стал. — Тогда, может, и был. А сейчас... Не знаю.
— Так что тогда произошло?
Мне действительно было любопытно. Лискин долго не отвечал, пальцем рисуя что-то на столешнице. Каждая линия тут же вспыхивала искрами. Я глянул на узор и удивленно узнал в нем символ из ритуального зала. Кажется, это был Рэн — разум.
— Так сразу и не объяснишь, — вздохнул он. — Когда отца обвинили в государственной измене, наша семья была вынуждена прятаться ото всех. Светское общество, оно, знаешь ли такое. Едва тень на имя, сразу все связи обрывают. Да, потом через суд отца оправдали, но чего уж там. Мария уже выскочила замуж за Вереховцева. А я пошел в армию. Там боевые маги всегда в цене. Брали всех подряд. А уж княжеского сына, пусть и предателя, чуть с руками не оторвали. Побывал в разных местах. Опыта набрался так, что тошно было. А там и кончилось все, оставив мне на память медальку и шрам во всю грудь.
Я кивнул и ожидая продолжения.
— Мотался по стране, нигде не задерживаясь, — выдохнул он.
— И магия? Когда она пропала?
— Ох и морда ты любопытная, — беззлобно сказал он. — Аккурат в конце войны. В одной из стычек меня серьезно ранили. Думал, что не выживу. Напоследок выпустил заклинаний больше чем когда-либо. Очнулся в больнице с сильнейшим магическим истощением и развороченной грудь. Ребра и мышцы три врача с трудом срастили! За мной несколько месяцев ухаживала одна медсестричка, — он руками обрисовал какая именно. — Через год магия вернулась.
— И вы не пытались искать Марию Федоровну?
— Зачем? — удивился он. — Она была замужем, чай и детишек родила. Сколько у тебя братьев и сестер? И куда я ей?
— Но и не забыли.
— Не забыл.
— Поэтому вы на меня напали?
— Поэтому, не поэтому! Какая теперь разница-то? Расхлебывай теперь, возись с тобой. Учи. Ай, — он страдальчески закатил глаза.
— И все же.
— Вот же ж банный лист! Не знал, кто ты! Доволен? — разозлился Лискин.
— То есть просто шли и решили атаковать меня молнией?! — опешил я.
— Представь себе! Такой я вот редкостный гад.
Я прислушался к своим ощущениям. Лискин действительно злился. Не на меня, а скорее на себя. Он ведь знал тогда, кто попался ему на пути и не сдержался. И теперь жалел, что не забыл свою юношескую обиду.
— Я прощаю вас, Георгий Лискин, — твердо сказал я.
Он удивленно на меня посмотрел, моргнул и приоткрыл рот. Но потом быстро совладал с лицом и угрюмо бросил:
— Думаю, я больше ничему не смогу тебя научить, — и чуть помолчав добавил. — Уходите.
Я растерялся. Как так “уходите”? Это все, что он мог мне сказать?!
Не двинувшись с места, я продолжал смотреть на Лискина. Тот отошел к стене, сел на пол и стал аккуратно заплетать бороду. У меня зачесались руки запустить в него большой сгусток силы. Но я себе не позволил.
— Какие еще боевые заклинания мне необходимо изучить? — прошелестел мой голос.
— Ты еще здесь? — Лискин глянул на меня исподлобья. — Зачем тебе такое знать?
— Надо.
— И все же? — он неуклюже встал и стряхнул с линялых брюк пыль.
— Надо, — угрюмо повторил я.
— Есть еще парочка заклинаний... — задумчиво проговорил он через минуту. — Но здесь их сотворить не получится.
— Это какие? — во мне загорелось любопытство.
— К примеру, волна. Это когда ты запускаешь электричество по земле или по воздуху. Оно поражает всех вокруг.
— Это как я сделал грозу?
— Да нет же, глупый мальчишка! Ты сделал хреновый вариант молнии. Сверху вниз. А нужно вот так, — он широко развел руки, показывая направление магии.
Было похоже, как показывал мне Василий на тренировке — обычный воздушный поток.
— А второе?
— Ишь, какой прыткий! — к Лискину вернулось его привычное настроение. — Второе — это зарядка предметов. Представь, что будет, если зарядить пулю силой и выстрелить вот в эту дверь? А?
— Металл послужит проводником и увеличит силу удара. Так?
— Точно. Физику в школе изучал, помню. Остальное упирается только в фантазию и смекалку мага. Может быть, потом сам что-нибудь новое придумаешь.
— Спасибо, — я вежливо поклонился ему.
— Ну а теперь, точно все. Проваливай. У меня еще куча дел.
Я пожал плечом и громко стукнул два раза в дверь. Через минуту снаружи загрохотал замок, и послышался хриплый голос Аркашки:
— Закончили, касатики? Я сейчас все проверю! Не дай-то бог, хоть что-то сломали! Знаю я вас.
В проем просунулась седая голова. Цепкий взгляд осмотрел камеру. Убедившись, что все в порядке и мебель целая, Аркашка распахнул дверь, выпуская меня из камеры.
Я не стал ждать, пока он запрет все засовы, и поспешил в приемную, где меня должен был ждать Василий.
Судя по его довольному лицу, он уже успел не только мою булочку съесть, но еще и десяток других. Или это все общество Марфы Ильиничны, что крутилась вокруг него в своем узком платье. И как она дышит-то в нем?
Испытав легкий укол ревности, я решил отвлечь этих двоих друг от друга.
— А вот и я. И я очень голоден. Василий?
Секретарь обернулась, чуть не выронив из рук свою чашку, и лучезарно улыбнулась. Тренер выглянул из-за нее с совершенно невинными глазами.
— Как прошли занятия? Все хорошо? — деловито спросил он.
— Я бы сказал — отлично. Пойдете.
— Даже чаю не попьете? — удивилась Марфа Ильинична.
— Спасибо, не стоит беспокоиться.
Она слегка поклонилась, не спуская с меня заинтересованного взгляда. Он на мгновение прошил меня насквозь, обнажая всю мою магию. И я сразу ощутил, как краска прилила к щекам.
— Марфа Ильинична, а вы не могли бы мне помочь? — смущенно проговорил я.
— Слушаю, ваше сиятельство.
— Вяткин Прокофий Андреевич, я с ним заходил в первый раз к вам. Помните?
— Что-то с ним случилось?
— Нет-нет. Я всего лишь хотел узнать, не уведомлял ли он Гильдию о смене своего места жительства? А то он забыл важный учебник... Хотел вернуть. Вот.
— Постараюсь найти для вас информацию, Алексей Николаевич, — мягко сказала она. — Приятного аппетита.
Я поклонился и вышел на крыльцо. Василий тут же замер за моим плечом.
— В ресторан? — спросил он.
— Как обычно. Отец, возможно, уже ждет нас.
Мы спустились на тротуар и неторопливо пошли вдоль витрин. Погода начала портиться — подул холодный ветер и с неба посыпались крупные капли.
— Василий, а можете сделать над нами воздушный купол, чтобы дождь за шиворот не лился?
— Нет, ваше сиятельство. Но могу просушить вашу одежду, — с улыбкой ответил он. — Завтра обязательно захвачу зонт.
— Наверное, это не понадобится. Я больше не буду приезжать сюда.
— Что-то случилось?
— Нет, просто я всему научился. Лискину больше нечего мне показать.
Василий удивленно хмыкнул и ничего не ответил.
Мои мысли вернулись к Вяткину. Стоит ли у него просить помощи в изучении ментальной магии? И захочет ли он меня учить?
Я до сих пор так и не знал, что как Дубский заставил его помогать в своих темных делишках. Шантаж? Угрозы? Но теперь, когда Михаила не стало, вернется ли он в имение?
Но как только я переступил порог ресторана, эти мысли вылетели из моей головы под напором ароматов с кухни. Желудок сразу же противно сжался. Да уж, молодой растущий организм настойчиво требовал еды.
Я огляделся в поисках отца, но его еще не было. Заняв полюбившийся столик с мягкими диванами, Василий кликнул официанта.
Но ни через час, ни через два, отец так и не появился.