Граф Рысев 5

Глава 22

Утром ко мне пришёл вовсе не Лебедев, а тот самый хирург Никита.

— Полагаю, Аристарх Григорьевич настолько закопался во внутренностях твари, что уже и забыл о моём существовании? — спросил я, осторожно поднимая руку. — Я могу её полностью поднять. — Удивлённо посмотрев на Никиту, я отвёл руку в сторону и поморщился. А вот другие движения делать было затруднительно. Но боль была терпимой, даже не боль, а какое-то странное напряжение.

— Удивительно, правда? — Никита улыбнулся. — Давайте я посмотрю, всё ли тут в порядке.

Он ощупал и осмотрел всё, что хотел и кивнул.

— Ну как, я могу уйти? А то у меня друг решил побить мой рекорд безголовости. Не могу же я этого допустить? — пока я самостоятельно надевал рубашку под пристальным взглядом целителя, он молчал. Когда же я повернулся к нему лицом и принялся застёгивать пуговицы, он ответил.

— Конечно же, вы не можете допустить, чтобы кто-то побил ваш личный рекорд раздолбайства. Это будет такой суровый удар по репутации, — язвительно заявил Никита. — Вы можете идти, ваше сиятельство. Ограниченная подвижность связана со шрамами. Они глубокие, стягивают не только кожу, но и частично мышцы. Поэтому нужно продолжать смазывать два раза в день, если, конечно, не хотите оставить себе это украшение, вместе с теми ограничениями, которые они вызывают. Ну а в остальном... Я буду приходить каждое утро и проверять. Настой из печени чёрного дракона хорошо себя зарекомендовал, но мы впервые применили его при таких значительных повреждениях.

— Так, — протянул я, поднимаясь к уже осточертевшей кровати. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Лебедев действительно провёл на мне эксперимент?

— Ну, я не стал бы так категорически утверждать...

— Никита! — рявкнул я, и целитель тут же прекратил юлить.

— Да. Я ознакомился с его исследованиями, и мы решили рискнуть. Поверьте, я безмерно уважаю Аристарха Григорьевича, но никогда не позволил бы ему это сделать, если бы не был уверен в безопасности данного метода лечения. — Никита замолчал, а потом добавил. — Ваше сиятельство, Евгений Фёдорович, вы же сами видите, что средство работает. — Говорил он твёрдо, глядя мне в глаза.

Я некоторое время сверлил его взглядом, а потом мне пришла в голову прекрасная, как мне показалось, мысль.

— Никита Елисеевич, а у вас фамилия есть? — спросил я, глядя на него в упор.

— А зачем вам моя фамилия, ваше сиятельство? — он невольно нахмурился, сложив руки на груди.

— Хочу понять, какому клану вы принадлежите, — я продолжал изучать его.

— Я Мухин, и никакому клану не принадлежу. Мухиных столько, что уже даже принадлежность к роду не отслеживается, дальше четвёртого колена, — он говорил об этом спокойно, с лёгкой иронией. Без упрёков и сожалений. Ну вот так получилось, что теперь делать.

— А на каких условиях вы работаете в форте? — в палату практически неслышно вошла Маша и остановилась в дверях, переводя взгляд с меня на Мухина и обратно.

— На контрактной основе, — он нахмурился. — Зачем вам это знать, ваше сиятельство?

— Женя? — похоже, этот же вопрос волновал Машу.

— Тише, — я приложил палец к губам, посмотрев на жену и снова повернулся к Никите. — Для меня это шкурный интерес, в прямом смысле этого слова. Какая будет неустойка, если вы вот прямо сейчас прервёте контракт?

— А вы... — Никита запнулся, а потом быстро, чтобы не передумать, ответил. — Три тысячи.

— Нормально, терпимо, — я махнул здоровой рукой. — Вы же уже поняли, что я хочу предложить, не так ли, Никита Елисеевич? Так вы согласны?

— Я ещё не услышал условий, — тихо проговорил он.

— Клан большой, а целитель на весь клан только один, это даже звучит грустно, не находите? К тому же я хочу, чтобы вы лично занялись моей реабилитацией. Оплата будет достойной, не сомневайтесь. Но вам придётся принести клановые клятвы. — Я смотрел на его реакцию. Предложение его явно заинтересовало, но что-то мешало ответить сразу положительно.

— Мне надо подумать, — наконец, ответил целитель.

— Вы должны также знать, что я довольно часто натыкаюсь на просто феноменальную гадость, вроде того же дракона, или недавней гориллы. Я надеюсь, Лебедев сильно глумится над трупом? Подумайте, это всё будет в вашем распоряжении. А в форте, где расположена моя Академия, и где вам придётся в первое время жить, даже лабораторию можно устроить на складе. Так что, подумайте, Никита Елисеевич, подумайте.

— М-да, умеете вы соблазнять, Евгений Фёдорович, — пробормотал Мухин. — Я дам вам ответ завтра утром, когда приду на осмотр.

— Надеюсь, что вы ответите положительно. В противном случае... У меня ещё есть, чем продолжить соблазнять талантливого ученика нашего Лебедева. — Я улыбнулся и повернулся к Маше. — Забери меня отсюда. У меня от этого места жуткая изжога начинается.

Маша вопросительно посмотрела на Никиту, и тот медленно кивнул. Тогда она прошла мимо меня к столику и забрала банку с мазью. После чего мы, наконец, вышли из палаты.

Как оказалось, клиника располагалась совсем недалеко от отеля. Сколько раз я проезжал мимо этого неприметного здания без малейших знаков отличия, даже не подозревая, что скоро проведу в нём больше времени, чем непосредственно в отеле. Всё-таки жизнь — довольно странная штука.

До отеля добирались пешком. Идти было недалеко, а я столько времени уже провалялся, что не отказал себе в удовольствии пройтись по улицам.

— Маш, всё забывал у тебя спросить, что там с вашей практикой? — я повернул голову в её сторону.

— После этого происшествия всё окончательно определилось. — Ответила Маша, оглядываясь по сторонам. — Наша практика здесь закончена. Дроздов отсыпается. Ты в коме был и не знаешь, что все эти эксперименты Сорокина привели к тому, что настоящий прорыв образовался. Правда, второго уровня, но пакости тогда много вырваться успело. Меня, понятное дело, освободили, — Маша замолчала ненадолго, а потом быстро добавила. — Толя прекрасно понимал, что оттащить меня от тебя в тот момент можно было только в том случае, если бы твари штурмом начали клинику брать и оставил меня в покое. А там и кто-то из старших офицеров прибыл с обещанным выпускным курсом. В общем, нас официально отпустили по домам. Девочки почти все уже уехали. Внеплановые каникулы — это тоже хорошо. Есть время к балу приготовиться.

— Исчерпывающе, — задумчиво произнёс я. — А почему ты мне сразу не рассказала?

— Да, как-то повода не было, — она слабо улыбнулась. — Самое главное, что никаких дежурств больше нет и быть не может. Можно сказать, что я теперь просто не даю мужу наслаждаться практикой.

— Ну, как сказать, — я понизил голос. — Я сейчас в таком жутком состоянии нахожусь, что мне нужен уход. Полноценный. А кто мне его может обеспечить, как ни жена? У меня рука плохо работает, а вот всё остальное работает как положено. Только, Машенька, придётся тебе постараться, чтобы ублажить нас обоих.

— Ты просто пытаешься манипулировать своим ранением, — она возмущённо посмотрела на меня.

— Ну, да, я и не скрываю этого. Не просто же так я страдал. Думаю, мне положена компенсация.

— О размерах и формах твоей компенсации, мы поговорим чуть позже и наедине, — прошептала Маша.

— Жду с предвкушением, — промурлыкал я, открывая перед женой входную дверь отеля.

Не успели мы дойти до ресепшена, как из ресторана выскочил хозяин отеля и бросился к нам наперерез. При этом у него в руке был зажат огромный кухонный нож. Я малодушно отпрянул в сторону, встав перед Машей, а мои руки окутало пламя.

— Евгений Фёдорович, я так рад, что вы поправились. Мы так переживали, так переживали. Я три дня капли пил, — завопил хозяин, размахивая ножом.

— Это не повод, чтобы меня теперь зарезать, — медленно проговорил я. — Если вам жаль капель, то я возмещу, только пожалуйста, уберите этот тесак, он меня нервирует.

— Какой тесак? — хозяин недоумённо посмотрел на меня, а затем перевёл взгляд на свою руку. — Ах, этот. Ну что вы, ваше сиятельство, это ножичек, не тесак. Шеф-повар, которого вы, похоже, не зря обвинили во всех смертных грехах, гад потому что редкий, жалуется на этот ножичек. Говорит, что он тупой и ничего не режет.

— И вы решили на мне это проверить? — я почувствовал, как удивлённо приподнимаются брови.

— Иннокентий Петрович, просто отдайте кому-нибудь этот ножичек, — из-за моей спины высунулась Маша. — Его сиятельство после ранения довольно нервно относится к подобным вещам.

— Василий! — портье выскочил из-за стойки и бегом подбежал к хозяину. — Забери эту гадость, не видишь, его сиятельство переживает. — И он отдал тесак подбежавшему парню, после чего повернулся ко мне со сладкой улыбочкой. — Евгений Фёдорович, я так счастлив нашему сотрудничеству. Прибыль взлетела, особенно за счёт шахт. Там же много народу работает. Не только каторжники. И все хотят вкусно кушать и желательно каждый день. А тут такое изящное решение.

— Я рад, словами не передать, как. Но мне хотелось бы пройти в свой номер, чтобы смыть с себя все следы пребывания в клинике. — Я медленно отпустил дар. Огонь с моих рук исчез, и тут же заныло повреждённое плечо. Да чтоб его. Сколько оно меня ещё мучить будет?

— Конечно — конечно, — закивал Иннокентий. — Вас проводить?

— Не стоит. — Я криво усмехнулся и мы, наконец, пошли к своему номеру. — Не понимаю, почему у всех такая реакция? — спросил я, когда мы остановились перед дверью, которую Маша принялась открывать. — Это не первая тварь для меня и, подозреваю, не последняя.

— Ты действительно не понимаешь. Здесь некуда бежать, негде спрятаться. Гарнизон, ну, ты сам видел. Погибли бы все, Женя, — серьёзно ответила Маша. — Включая изменённых лошадей. Ну, может быть, Медведева бы успели эвакуировать. Вам с Олегом действительно благодарны. Смирись уже с этим.

— Постараюсь, — ответил я, заходя в номер. Раздеваться я начал ещё в коридоре. Всё, что мне сейчас хотелось — это принять ванну.

— Женя, тебе нельзя сильно распаривать швы. Никита особенно акцентировал на этом внимание. Только душ, никакой ванны. И недолго. — Сообщила мне Маша, раскладывая на постели свежую одежду.

— Да вы издеваетесь, — процедил я. — Маш, вы смерти моей хотите! — крикнул я ей уже из душа.

— Женя, не заставляй меня стоять перед дверью с часами, будь хорошим мальчиком.

— Я им в жизни не был, интересно с чего бы мне сейчас хорошим мальчиком становиться? — пробормотал я, вставая под тугие струи, тем не менее пытаясь беречь руку. При этом принялся обдумывать то, что сказал мне вчера Леднёв.

***

— ... ради всех богов, уберите его из моего игорного дома. — Леднёв сложил руки в умоляющем жесте.

— Так, а вот с этого места поподробнее, — я нахмурился. В связи с неважным внешним видом Мамбова, этот крик души владельца игорного дома заставлял напрячься.

— Его сиятельство скоро распугает всех моих клиентов, — начал рассказывать Леднёв. — Он играет. Много играет, но никогда не идёт на крупную игру. Он просто обдирает обычных игроков, Евгений Фёдорович. За вечер умудряется за каждым столом посидеть.

— Та-а-а-к, — я потёр переносицу. — Я с ним играл в поезде. Идиот, — и легонько дёрнул себя за отросшие волосы. Надо бы постричься, а то снова придётся идиотский хвост завязывать. — Мамбов пьёт?

— Пьёт, — не стал скрывать очевидного Леднёв. — Я сразу подумал, что стресс у человека. Такой бой, да ещё и друг почти при смерти лежит... Сначала его сиятельство частенько проигрывал. Но, мне сразу показалось, что его это не смущает. Но очень внимательно наблюдал за самой игрой. И практически не обращал внимания на результат. А пять дней назад началось вот такое. За вечер его сиятельство проводит очень много игр и выигрывает крупную сумму. Я следил за ним лично. Мошенничества в чистом виде нет. Он даже, паскудно улыбаясь, согласился провести магическую проверку.

— Что Олег при этом сказал?

— Что ему везёт в игре, потому что крупно не повезло в любви, — вздохнул Леднёв.

— Козёл, — я протёр лицо руками. — Кроме твоего игорного дома, этот страдалец куда-нибудь наведывается?

— Во все три, которые есть в форте. Я боюсь, что добром это не кончится. — Гриша покачал головой.

— Ты что не мог его обломать пару раз? Сдал бы херню и пускай выкручивается, как знает. — Я прошёлся по комнате. Похоже, я переоценил эти заведения. Те методы, которые я видел во сне, здесь почему-то распознать не могут. Где меня этому учили? От подобных мыслей даже голова заболела.

— В том-то и дело, что я как крупье выступаю только при больших играх с большими ставками, как ваша игра, ваше сиятельство. — Ответил Леднёв. — Моё вмешательство выглядело бы подозрительным. — Он замолчал, Маша с беспокойством поглядывала на меня, я же нарезал круги по палате. — Перед тем, как его сиятельство начал выигрывать, он сказал: «Я понял, как он это делает». Это что-то значит?

— Да, — я кивнул и потёр занывшее так не вовремя плечо. — Как я уже сказал, мы со скуки в поезде играли в карты. Он полвечера наблюдал за моей игрой. — Остановившись, я тупо смотрел в стену. — Олег — очень хороший аналитик. Вот в чём тут дело. Он понял принцип. Да что же ты такой умный-то? Ты же художник, мать твою! — и я ударил кулаком здоровой руки на стене. — Как земля вообще такое паскудство носит? Граф, красавец, художник, с реакцией и смертоносностью своей покровительницы, благородный, в меру честный, да ещё и умный, иногда даже слишком умный. Но, природа любит равновесие, поэтому Олегу так не везёт с женщинами.

— А тебе? — спросила Маша улыбаясь.

— А что мне? Я абсолютно гармоничен. Все мои достоинства компенсируются жутким характером и абсолютной беспринципностью. Поэтому меня женщины любят, — ответил я самодовольно улыбаясь. — Правда, сейчас исключительно издалека... Ну, не будем о грустном. — И я ловко увернулся от брошенной в меня Машей подушки. — Собственно, вот и причина того, почему издалека.

— Что нам делать? — спросил Леднёв, напряжённо глядя на меня.

— Я придумаю что-нибудь, — подняв подушку, отнёс её на кровать. — Правда, для этого нужно, чтобы меня отсюда выпустили.

***

— Женя, вылезай, — раздался из-за двери напряжённый голос Маши.

— Вылезаю, не беспокойся. — И я решительно отключил воду.

Маша действительно беспокоилась и это, как ни странно, грело душу. Дальше мне предстояло вытерпеть смазывание шрамов этой жгучей дрянью, которую жена заботливо прихватила с собой из клиники.

Стоически терпя, и сегодня для разнообразия только шипя сквозь стиснутые зубы, я сидел на стуле в одних штанах, когда в дверь стукнули, и в номер впорхнули две знакомые горничные.

— Плановая уборка номера, — прощебетала одна из них, делая книксен. — Разрешите, ваше сиятельство?

— Да, приступайте, — махнула рукой Маша, тщательно нанося мазь в это время со спины.

Девчонки приступили к уборке. При этом они выглядели на редкость игривыми и чем-то довольными. Пару раз я заметил брошенные в мою сторону заинтересованные взгляды. Ну, ещё бы. Когда можно ещё полюбоваться героическим взглядом практически в неглиже? Я подмигнул девчонке, учитывая, что Маша была крайне сосредоточена и не заметила этого. Девчонка захихикала, а я обвёл взглядом комнату.

Чего-то не хватало. И я только сейчас это заметил. Настолько увлёкся собственными переживаниями, что сразу не обратил внимания.

— Ну вот, теперь нужно дождаться, когда всё впитается, — Маша отставила банку с мазью. — Ты сегодня терпел.

— А ты знаешь, то ли из-за того, что обстановка другая, то ли из-за того, что я сижу полуголый в окружении красавиц, но сегодня болело меньше. — Признался я, снова обводя взглядом комнату.

— Или начало заживать. — Предположила Маша. Горничные тем временем закончили уборку и выпорхнули из комнаты.

— Может быть, — кивнул я. — А почему они пришли сейчас? По-моему, всегда приходили раньше.

— Наверное, были чем-то заняты, — предположила Маша.

— Возможно, — я встал и прошёлся по комнате, а потом повернулся к жене. — Маш, а где мой мольберт? Он же вот тут стоял, если я ничего не путаю.

— Его вчера Олег забрал, — сказала Маша. — Сказал, что он ему срочно нужен.

— И зачем? — я нахмурился. — Мамбов не собирался ничего рисовать. Вдохновение накатило? Не верю. Вот что, пойду-ка я посмотрю зачем ему так понадобился мой мольберт, да ещё и срочно. Заодно поговорю с этим шутником. Всё-таки я пока его начальник. Медведев с меня этого назначения не снимал.

Проверив, что мазь впиталась, набросил на плечи рубашку и решительно направился к двери.