Граф Лазарев. Том IV

Глава 15

Ответственным за хозяйственные дела у нас в доме был Игорь. Точнее, он был ответственным за все дела, которыми мне было лень заниматься. Так что именно к нему я направился с хомяковыми проблемами.

— Так что нам нужна большая, действительно большая куча дерева, — подвел я итог своего рассказа.

Кузен посмотрел на меня из-под очков.

— Вик, как бы тебе сказать. Не хочу забивать твою голову ненужными биологическими познаниями, но хомяки не питаются деревом.

— А как же Лазарь? Он без дерева жить не может.

— Лазарь — зомби, он вообще не питается, ему просто нравится все подряд грызть. А едят они в природе несколько другое. Фрукты там, овощи. Вот ты сам стал бы грызть деревяшку?

— У меня нет таких зубов, как у хомяка, — огрызнулся я. — Я думал, раз он так тащится от дерева, значит, при жизни он его ел.

— Дерево вообще никто не ест, кроме бобров и жуков-древоточцев. И то я подозреваю, не от хорошей жизни, — просветил меня Игорь, специалист по естественным наукам. — Так что нам нужна большая куча овощей.

— А что это за шум во дворе? — вдруг спросил я. — И треск. И вопли.

Мы с Игорем выбежали на улицу.

Яблоня, уже многие годы растущая рядом с домом, валялась на земле. Ее массивный ствол, переживший не одно поколение графов Лазаревых, был спилен, словно циркулярной пилой. Орущая служанка, очевидно, тоже только что выбежала из дома, поскольку в руках у нее был веник и она в бешенстве лупила им облепившую яблоню стаю хомяков, постоянно промахиваясь. Половина яблок уже превратилась в огрызки.

— А ты говорил дерево не грызут, — пробормотал я. — Похоже, Лазарь не дождался угощения и решил взять дело в свои лапы.

Яблоня, рухнув, разнесла пару скамеек. Среди обломков и листьев я заметил Лазаря, который радостно носился туда-сюда. Щеки он, в отличие остальных, не набивал, хомячку просто не хотелось отрываться от коллектива.

— Лазарь, а ну ко мне! — рявкнул я.

Хомяк посмотрел на меня глазами-бусинками, пискнул и припустил прочь со двора. За ним под протестующие вопли уже двух служанок ринулись все остальные хомяки. Щеки у них были такие круглые, что, казалось, лопнут.

— Вот так вот. — Я горестно перевел взгляд с удирающих хомяков на яблоню, на которой не осталось практически ничего, кроме коры. — Спасаешь его от смерти, защищаешь, воспитываешь. А он потом связывается с плохой компанией и бросает тебя. Предатель. Хотя, может, он еще вернется.

— Ты этого опасаешься или на это надеешься? — уточнил Игорь. — Мне тоже кажется, Лазаря мы еще увидим. В конце концов, у нас в саду много чего растет.

— Вот зараза. Начал вести себя, как Каладрий. А я-то считал его приличным хомяком.

— Если бы ими руководил Каладрий, они бы не только все сожрали, но и выгрызли бы из яблони на прощание что-то неприличной формы, — заметил Игорь.

Да, что верно, то верно. Все-таки надеюсь, он вернется.

На следующий день примерно в полдень зазвонил телефон. Я нехотя оторвался от чтения книги и поднял трубку. Оттуда послышался голос Ефима.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство.

Я напрягся. Звонки из типографии, как правило, ничего хорошего не сулят.

— Дай угадаю, у вас опять пожар? — Я решил заранее подготовить себя к грядущему. — Потоп, нашествие крыс, землетрясение? Или кто-то догадался нарисовать Анну Блэйд в обличье волка, то бишь в неглиже?

— Нет, Ваше Сиятельство.

Что, что-то еще хуже⁈

— Давай рассказывай, — велел я. — Я по голосу слышу, стряслось что-то неладное.

В трубке зашуршало, послышались тихие отдаленные голоса, словно кто-то спорил. Наконец, Ефим вернулся.

Я внимательно его выслушал, и брови мои по мере этого лезли на лоб.

— Что? Какая еще проверка⁈

В типографии стоял маленький человечек в очках и что-то записывал. Он выглядел не грознее кролика, но сотрудники инстинктивно старались держаться от него подальше. От него исходила какая-то особая аура, заставляющая нервничать работников всех предприятий, даже самых законопослушных.

Нет, не так. В МОЕЙ типографии стоял какой-то придурок, которого тут быть не должно. И нахально пялился по сторонам.

— Что здесь происходит? — громко спросил я, заходя внутрь. Человечек обернулся.

— А, граф Лазарев. Вы-то мне и нужны. Плановая инспекция. Господин Строганов приказал узнать, как у вас тут идет работа.

— Если она плановая, почему я о ней ничего не знаю? Почему мне не позвонили заранее?

Человечек пожал плечами, словно говоря: «мое дело маленькое».

— Можете спросить у него самого. Подайте запрос в городскую администрацию, ответ обычно приходит в течение месяца.

— Ну и чем вы здесь, с позволения сказать, занимаетесь? Кстати, внизу у входа лежит коврик. Он специально для того, чтобы вытирать грязную обувь. Это я так, к слову.

Человечек оглядел свои ботинки. Положа руку на сердце, они были не такими уж и грязными, но во мне проснулся маленький вредный хозяйственник, очень не любящий, когда кто-то топчет его собственность. Мне даже стало немного стыдно. Правда, не перед проверяющим, а перед своей цветущей молодостью. Брюзжу, как будто у меня скоро пенсия.

— И кто вам разрешил открыть это окно? Видите цветок? На сквозняке он мерзнет!

Фикус, который даже пожар пережил, укоризненно качнул в мою сторону листьями. Наверное, бедное растение оскорбило, что его обозвали неженкой. По рассказам Ефима, фикус появился в типографии примерно одновременно с ним, причем сохранился гораздо лучше. Этому героическому растению были ни почем не только сквозняки, но и ураганные ветра, летящие в окна камни, пьяные сотрудники и смена руководства, которое периодически пыталось выкинуть горшок на улицу. Говорят, даже тараканы им травились.

— И стул, на который вы пиджак повесили, он вообще-то не вешалка, — добавил я. — Для этих целей у нас есть шкаф при входе.

Это было совсем уж лишнее, но я был зол. Ну и что, что я придираюсь, это МОЯ типография. В МОЕЙ типографии не должны находиться люди, которые мне не нравятся, и делать то, что меня бесит, без моего согласия. Это и есть одна из основ права собственности.

Интересно, пришло мне в голову, вдруг Строганов мыслит точно так же, только в масштабах всего княжества? Тогда для главы администрации любой чих на другом конец города, на который не было дано его личное согласие и выписано пятнадцать справок, все равно что личное оскорбление. Мне даже стало немного его жалко.

Стушевавшийся проверяющий снял пиджак со стула и понес в шкаф с гордым выражением лица, как будто это было его личное решение. Из шкафа, радуясь новым посетителям, тут же выпорхнула моль.

— Я как раз составил список нарушений, — сказал проверяющий, вернувшись и усевшись за стол. — Кстати, меня зовут Алексей Андреевич. Хотите, чтобы я его зачитал?

— Нет, — ответил я, но вопрос, как оказалось, был риторическим.

— Во-первых, здесь слишком грязно, — начал Алексей-как-его-там. — Копоть на стенах, пыль и антисанитария, которая ведет к болезням. И коврик у вашей двери, кстати, тоже не очень чистый, — едко добавил проверяющий.

— Действительно, с чего бы это? Мы же не горели буквально несколько дней назад, у нас было время навести идеальную чистоту, — съязвил я.

— Также, как я вижу, санузел у вас в плачевном состоянии. Трубы насквозь прогнили, все надо менять. Еще немного, и вместе с пожаром вас ждет еще и потоп, — продолжил человечек.

— Ничего, если одновременно, то это не страшно.

— Еще ваш «Турнепс» вызывает много вопросов по поводу его политической благонадежности. У вас непозволительно мало статей про Его Величество.

— А должно быть много? — удивился я. — Это журнал про овощ! Император Романов, при всем уважении, его не сеет, не пропалывает, не собирает и, насколько я знаю, даже не ест.

— Это Император, — внушительно произнес проверяющий. — Оплот и благодетель государства! Неважно, о чем журнал, что-нибудь да должно быть про Его Величество. В подобающем тоне, разумеется.

— Это вам Строганов сказал? — Сам Романов бы такую глупость точно не сморозил.

— Господин Строганов проводит в княжестве патриотическую политику, — бодро возвестил проверяющий. — Он настоятельно рекомендует…

— Ну раз он только рекомендует, позвольте мне на это наплевать, — перебил я. — Я рассмотрел рекомендацию и пришел к выводу, что буду печатать, что посчитаю нужным. Чтобы меня заставить, у вас соответствующей бумажки нету.

Хотя мысль заманчивая. Надо как-нибудь уточнить у Его Величества, не сильно ли он будет против, если издать статью, что он очень любит наш журнал и регулярно выписывает.

— А у нас как раз было про Императора! — влез Радомир. — Но сгорело. Я вам могу по памяти зачитать…

Я наступил мальчишке на ногу.

— Спасибо, не надо, мы свободная пресса. Что-нибудь еще?

— Слишком узкие окна, парадная лестница без перил, недостаточно охраны и моль в помещении. Да, и окна у вас слишком широкие.

— Так они узкие или широкие? — не понял я.

— И то, и другое, — невозмутимо ответил проверяющий. — Вот представьте, в случае чрезвычайной ситуации, например, пожара, кому-то понадобится срочно вылезти наружу. В ваши окна он пролезет разве что впритык.

— А почему широкие?

— А вдруг к вам захочет забраться какой-нибудь злоумышленник? Впритык, но пролезет.

Это проявление чиновничьей логики меня окончательно добило. Похоже, придется признать поражение. Но Строганову я это еще припомню.

— Ах да, еще несоответствие нормам пожарной безопасности, — с удовольствием закончил проверяющий.

— Ну уж нет, тут у нас как раз все идеально. Все, что могло гореть, уже сгорело.

— В итоге по всем нарушениям с вас штраф тысяча золотых, — резюмировал проверяющий с сияющей, что твой золотой, физиономией.

— Сколько⁈ Да быть того не может!

— Ах, прошу прощения. — Проверяющий заглянул в свои бумажки. — Я немного перепутал. Тысяча двести. Можете прямо сейчас выписать расписку или в течение трех дней заехать в банк и перевести на счет городской администрации. Вот его реквизиты.

Проверяющий сунул мне в руку бумажку, я подавил грязное ругательство. Меня лишили мало того, что кучи бесценного времени и душевного спокойствия, так еще и денег! Ну, Строганов, я до тебя доберусь.

— Берите, — сквозь зубы процедил я, схватив со стола первый попавшийся лист бумаги и начеркав на нем расписку. — И передавайте господину Строганову мои наилучшие пожелания. Кстати, как ему мой новый подарок, понравился?

На лице проверяющего на мгновение что-то промелькнуло, но он тут же взял себя в руки. Похоже, даже сдержанный Строганов не удержался от того, чтобы пожаловаться подчиненному на новое приобретение. Ну или он просто услышал вопли Рабодара, когда заходил в кабинет к начальству. Рабодар умел быть заметным.

Дверь за проверяющим, наконец, закрылась. Радомир хихикнул.

— Ты чему радуешься? Видишь в этой ситуации что-то хорошее? — накинулся я на пацана.

— Ничему, Ваше Сиятельство. — Радомир смутился. — Просто вы бумажку взяли, я там на обратной стороне как раз стих новый написал. Перевернул, чтоб не видно было. Но вы не беспокойтесь, я наизусть все помню

— В твоем стиле? — ухмыльнулся я.

— А то!

— Ну хоть какая-то радость.

Я взглянул на дверь, и радость моя тут же испарилось. Если исключить абстрактные категории вроде наемных убийц и налоговых инспекторов, в мире были только два человека, которых я желал видеть в своей печатне меньше всего на свете. Один отсюда только что вышел, а другой как раз заходил.

— А, Виктор, хорошо, что я вас застал. Опять какие-то проблемы?

Барон Турчанинов вздохнул, окинул взглядом типографию и присел на стул. А я-то думал, день уже не может стать хуже.

— Я столкнулся на входе с этим милым молодым человеком, которого послали к вам с ревизией. Он вкратце обрисовал мне ситуацию.

Милым? Надо очень любить людей, чтобы такое ляпнуть.

— А как вы узнали, что тут что-то происходит? — хмуро поинтересовался я. — Опять случайно мимо ехали?

— Нет, мне позвонили из городской администрации и предупредили. Похоже, они там что-то напутали в документах, решили, что я все еще владелец, — ответил Турчанинов. — Так насколько все плохо?

Я глубоко вдохнул, пытаясь унять желание кидаться тяжелыми предметами. Ему позвонили, понимаете ли, ему, не мне. Спасло Турчанинова от моего гнева только то, что он аккуратно повесил пиджак в шкаф. И ноги, судя по всему, вытер.

— Нам выписали штраф, — нехотя признался я. — На тысячу дести золотых. Придрались ко всякой ерунде, как это обычно делают. Часто здесь с ревизиями шляются?

— На моей памяти впервые. Нужно было сильно насолить господину Строганову, чтобы он так за вас взялся. Кстати, говорят, у вас был с ним какой-то конфликт?

— Вроде того. — Я не стал вдаваться в подробности.

— Это вы зря, — покачал головой Ефим. — Чем же вы, Ваше Сиятельство, так княжескому дядюшке не угодили?

— Навскидку я могу припомнить только пять пунктов, но Леонид Аркадьевич человек обидчивый, — ответил я.

Турчанинов поцокал языком.

— Неудачно все складывается, неудачно. Этот штраф вам сейчас, наверное, совсем не к месту.

Я кивнул. Нет повести печальнее на свете, чем расставание с деньгами.

— Знаете, я мог бы вам помочь. Я понимаю, ваши дела сейчас идут в гору, Род Лазаревых не бедный, но и мой тоже. Я чувствую себя обязанным как-то поучаствовать в судьбе типографии. В конце концов, я ведь ее бывший владелец. — В голосе тестя проскользнуло сожаление. — С другой стороны, будет несправедливо, если я совсем ничего не получу за свое участие. Предлагаю договориться: я возьму на себя часть забот о типографии, в том числе и улаживаю дела с проверкой, а вы берете меня в соучредители. По-моему, это честно.

Предложение звучало разумно. В типографии каждый день что-нибудь случается, заниматься мне ей некогда и достойного кандидата на роль управляющего пока не нашлось. Но мне категорически не хотелось на него соглашаться.

Турчанинов мне не то чтобы не нравился. В принципе я относился к тестю нормально, даже в чем-то симпатизировал. Барон везде пытался поиметь свою выгоду, не со зла даже или из корысти, просто это входило в его базовые настройки. Инстинкт велел ему обирать ближнего своего точно так же, как птицам — вить гнездо. Одним словом, он был слишком похож на меня. А себе я ни за что в жизни бы не доверился.

— Спасибо, барон, но мы как-нибудь сами. Дела и так идут отлично, не хочется отнимать ваше время по пустякам. Ну да, есть некоторые временные трудности, но это все мелочи.

Где-то вдалеке громыхнул гром. Я понадеялся, что это не высшие силы решили покарать меня молнией за такое надругательство над истиной.

— Ну как знаете, — ответил тесть. — Если что, я всегда готов протянуть руку помощи, мы же все-таки родственники. И мой вам совет: прекратили бы эту войну со Строгановым. Он создаст вам кучу проблем, а выгоды вы все равно никакой не получите.

— Я подумаю, — нехотя пообещал я. В принципе тесть был прав, но не будь я графом Лазаревым, если так просто забуду эту обиду. Одно дело, когда конфликтующие стороны честно бьют друг другу морды. Но посылать инспекцию это, знаете ли, уже удар под дых.

— Ваше Сиятельство, — шепотом подозвал меня Ефим. — Мне это, поговорить надо.

Я отошел вместе с редактором в дальнюю комнату. Турчанинов как раз принялся изучать лежащие на столе бумаги.

— Там с этим господином еще один приходил, ушел быстро. Они обсуждали, мол, ещё одну инспекцию хотят учинить, — поведал Ефим. — Эк вы их обозлили.

— Это куда еще?

Ефим замялся.

— Да в это… Заведение ваше неприличное, не в нашей печатне такие слова сказаны будут. Вы ж его, наверно, скоро закроете? — с надеждой предположил главный редактор. — Просто никак руки не доходят?

Вот гады. На святое покусились!

— Конечно, Ефим, закрою. А теперь извини, мне надо позвонить. А то как бы его не закрыли до нас.

Трубка ответила мне короткими гудками. Похоже, телефон в борделе опять сломался. А если у бордель-маман и есть мобис, как на него дозвониться, я не знаю.

Искушение оставить работниц этого важного и полезного предприятия разбираться самим было велико, но я напомнил себе, что публичный дом — одна из статей моих доходов, причем не самая последняя. Придется ехать лично. Ладно, все равно Лазарево мне более-менее по дороге.

— Жаль, что не могу побыть здесь подольше, но меня зовут дела, — сказал я Турчанинову. — Подвезти вас?

— Спасибо, я приехал в своей коляске, — отмахнулся барон. — Если не возражаете, я еще посижу здесь немного. Этот проверяющий такой бардак развел.

Я кивнул. С одной стороны, Турчанинов, конечно, захватывает территорию, с другой, он приносит пользу. С устранением последствий пожара он очень даже справился. Пусть остается, если хочет. Все равно место соучредителя ему не светит.

Было пять часов вечера, когда я подъехал к нашему самому прибыльному городскому предприятию. Красные фонари весело мерцали над входом борделя, зазывая посетителей. Фонари, кстати, были моим нововведением, я планировал, что они придадут публичному дому светский лоск. Не то чтобы сработало, но хоть улица стала лучше освещена.

Когда я зашел внутрь, все достаточно трезвые для этого головы повернулись ко мне. Наверняка уже завтра поползут слухи, что граф, не посещавший публичный дом несколько месяцев, вернулся к старым привычкам. Главное, чтобы эти слухи не добрались до жен. В конце концов, у них теперь численное превосходство.

Я подошел в какой-то скудно одетой девице, которая тут же принялась строить мне глазки.

— Мне нужна хозяйка.

— Прямо-таки хозяйка? Может, и я сгожусь? — Девушка стрельнула в меня глазами и томно изогнулась.

— Я пришел с ней поговорить. По сугубо деловому вопросу, — добавил я, а то еще пойдет слух, что молодой граф в общении с женщинами только на это и способен. — И, надеюсь, ты понимаешь, что, хоть мой визит и не тайный, о нем не надо кричать на каждом углу?

— Понимаю, — кивнула девица. У нее на лбу только что написано не было: «Ух ты, я поговорила с самим графом, сейчас же расскажу об этом всем подругам». Оставалось надеяться, что все ее подруги тоже здесь. — Сейчас я позову маман.

Через несколько минут я сидел в кресле в роскошной комнате наверху напротив бордель-маман. Дородная женщина лет пятидесяти, которую я помнил еще по прошлому визиту, была обвешана украшениями, как елка. Правда, елки обычно не бывают так ярко накрашены. В целом украшения прикрывали ее тело даже больше, чем одежда, правда, скорее не от обилия первых, а от недостатка последней.

— Чем обязана, граф? — Вряд ли маман надеялась, что я хочу воспользоваться ее профессиональными услугами, но все равно кокетливо мне улыбнулась.

— К вам скоро приедет проверка, — без обиняков начал я. — Может быть, завтра, может, на неделе. Не знаю, что вы будете делать по этому поводу, но решил предупредить.

— Проверка чего? — не поняла маман.

— Не знаю. Всего, наверное. Пожарной безопасности и прочего.

— Но зачем? Никогда такого не было. На нас что, кто-то пожаловался? Кому мы мешаем?

— Вы — никому, просто на меня взъелся Строганов. Знаете, тот, который сидит в городской администрации. Я с ним поругался, — признался я.

— Ах, этот. — В глазах бордель-маман загорелось понимание. — Да уж, он может. Помню, подруга моя, которая магазин тканей держит, как-то ему надерзила, так чуть со свету не сжил. По три раза в неделю к ней ходили.

— И, насколько я могу судить, характер у него за это время не улучшился. Так что готовьтесь. Полы там помойте. С моей типографии стрясли аж тысячу двести золотых.

Бордель-маман покачала головой.

— Совсем Леонид звереть начал. А ведь в молодости он провел здесь столько прекрасных дней…

— Кто, Строганов? Да вы, наверное, шутите. Этот чопорный старик?

В моем представлении Строганов не то что не мог посещать бордели, он и слова-то такого знать не должен.

Бордель-маман изобразила напряжённую работу мысли.

— Может, что-то и было. А может, и не было. Столько лет прошло, да и я уже не молода, память иногда чудит. Не хочу слухи распускать, все-таки уважаемый человек…

Я достал из кармана несколько золотых монет.

— Возьмите, это на взятки проверяющим. Ну и девочкам на подарки.

Монеты молниеносно исчезли за корсажем.

— Хотя да, вспоминаю, приходил он к нам. — Память хозяйки борделя тут же улучшилась. — Был он у нас совсем юнцом. Уже лет тридцать прошло, если не сорок.

— Поверить не могу, что Строганов ходил по продажным девушкам. Это с ним как-то не вяжется.

— Скорее по одной девушке на самом деле. — Бордель-маман понизила голос. — Любовь у него тут была.

— Любовь? В борделе⁈

Хозяйка кивнула. Это со Строгановым не только не вязалось, но и не сшивалось, не склеивалось и не скреплялось степлером.

— Послушайте, при знакомстве, если честно, он не показался мне великого ума человеком, — осторожно начал я, — но любовь здесь? За светлыми чувствами ходят, скажем так, в другие места.

— Ну пришел-то он как все. Были у нас в то время знатные клиенты, и немало. То есть и сейчас есть, конечно, — поспешно поправилась маман, не желая ронять престиж заведения. — Привел его по молодости друг какой-то, то ли граф, то ли вообще княжич. Так сказать, попробовать, что значит быть мужчиной. Я тогда тоже молодая была, у прошлой хозяйки на побегушках. В общем, к самой красивой девке его отправили, Катерине. И с тех пор стал Строганов к нам частить, и все время к ней одной. Ну вы ж понимаете?

— Первый опыт, первая любовь? — догадался я.

Маман кивнула.

— Он ее даже хотел забрать отсюда и жениться, но не сложилось. То есть забрать-то забрал, дал ей денег, квартиру снял, чтобы можно было не работать, собрался тайно венчаться, но тут отец его узнал. Представляете, что было?

Я постарался представить. Воображение тут же заполнили матерные слова и летящие в чью-то голову тяжелые предметы.

— В общем, любви не вышло. Папаша запер его дома, а Катеньку услал куда-то с глаз долой. Хорошо еще, что отец порядочным оказался, вроде, не обидел, просто велел убираться. Ну и что не понесла она.

— Бедный Строганов, какая трагедия была, наверное, для романтичного юнца. Мне его даже почти жалко, хотя кого я обманываю. И никто об этом, как я понимаю, не знает?

— Само собой, граф. Его отец постарался замять скандал, а это было так давно…

— Наверное, такой удар будет по его репутации, если правда выйдет на поверхность, — невинно предположил я.

— Да не то слово, старик с ума сойдет. Вы же не собираетесь никому рассказывать? — насторожилась бордель-маман.

— Что вы, конечно нет. Если вдруг кто-нибудь и узнает о его бурном прошлом, но не потому, что я буду об этом болтать, — заверил я.

Технически это было верно. Разговоры — так себе средство массовой информации.

— Спасибо, госпожа, вы мне очень помогли, — поблагодарил я на прощание. — Надеюсь, вашего обаяния хватит, чтобы заставить инспектора ни за что вас не штрафовать. А мне еще нужно кое-что сделать.

Я сел в коляску и приказал гнать домой, предчувствуя отличное развлечение. В голове послышался тихий смутно знакомый голос, наверное, совести, но я заткнул его. Окна им мои не понравились. Строганов у меня еще попляшет.

Вернувшись домой, я тут же поднялся в кабинет и позвонил Ефиму.

— Ты еще на работе?

— Само собой, Ваше Сиятельство.

— И Мартыновы тоже там?

— Кончено, куда ж без них.

— Турчанинов уже ушел? — Не хватало мне только нравоучений от тестя.

— Ушел, час назад как. Помог нам тут с бумагами, такой человек деловой.

— Отлично. — Я потер руки. — Знаешь что, Ефим, я тут подумал, что наш «Турнепс» должен идти в ногу со временем. Поэтому с этой минуты мы открываем рубрику светской хроники. И у меня уже есть материал для первой статьи. Бери ручку и записывай, к завтрашнему утру мы должны отпечатать срочный выпуск.