Град разбитых надежд

Глава 31. Ростки правды

Облезлый кот с Королевской Улицы стоял, выгнув спину, на заборе и недовольно бил себя хвостом по впалым бокам, привычно шипя на Ловец Снов. Да, привычно… слишком привычно, будто эта тварь знала всю правду, но не желала говорить. Видела что-то, о чем не подозревали стражи Цитадели, осуществлявшие круглосуточное наблюдение за пекарней.

— Что это, Ли? Что же это? — полушепотом начал Джоэл, но хотел кричать, оглашая протяжным воем весь город. Так, чтобы долетало до самого Хаоса. Тревога замешивалась на возраставшей растерянности, схватывая холодом ноги. И ясный летний день перекидывался в давящий полог мглы поздней осени. Все яркие краски меркли.

— Я надеялся, что ты подскажешь… я… я не готов поручиться, — в замешательстве бормотал Ли.

В Ловце Снов, подвешенном возле пекарни, копошились и роились знакомые омерзительные химеры. Они скрипуче кричали и задушено вопили, как оркестр переломанных инструментов. Дергались когтистые лапы, отслаивалась обожженная кожа, стекала слизь пополам с кровью, выплескиваясь из отверстий всех форм — ртов, носов, ушей, гениталий. Лопались крупные фурункулы на зеленоватой помертвелой коже.

Химеры мучились, свернутые в единый клубок, насильно пришитые друг к другу, сцепленные железными скобами, но одновременно всем видом показывали, как жаждут уничтожить случайную жертву, вовлечь в темный круг своей боли и озлобленности. На Джоэла и Ли скалились бесформенные перекореженные головы, из которых щерились гвозди, куски сломанных обугленных балок, торчащие кости черепа. Тянулись в жадном отчаянии переломанные руки с вывернутыми суставами, щелкали клешни и извивались липкие щупальца.

Джоэл уклонился от плевка, прожегшего насквозь булыжник разбитой мостовой. Следующий плевок едва не попал в кота, тот немедленно ретировался за досками забора. Он уже выучил повадки этих «зверей», которых наблюдал не реже патрульных охотников.

— Проклятье! А это было опасно! — дернулся Ли. Кислота не рассеивалась мороком, а дымилась гашеной известью.

— Надо убрать их, пока люди не вышли на улицу. Почему ты не уничтожил тварей сразу? — не понимал Джоэл.

— Хотел тебе показать. Ты ведь… уже знаешь этих монстров.

— Мне кажется, я уже ничего не знаю, — гулко выдохнул Джоэл.

Ли прибежал в мансарду незадолго до завершения дежурства. Сны — не охотника, а новоявленного мирного гражданина — не запоминались, только пробудился Джоэл с крепким щемящим душу предчувствием чего-то ужасного. Нервный дробный стук в дверь не удивил, не заставил встрепенуться, а представился закономерным итогом безмятежных дней, в некотором роде платой за то мирное счастье, которое окутывало накануне. Он встал, наспех оделся и поспешил следом за напарником.

И вот теперь они вместе нерешительно застыли на Королевской Улице возле пекарни, где видела сны любимая Джолин. А в воздухе звенел немой вопрос: «за что?». Все повторялось новой петлей, да не времени, а удавки подлого грабителя, забирающего всякий намек на радость.

— Это ее кошмары, — неуверенно заключил Ли. Зачем? Всего лишь озвучил очевидный неоспоримый факт.

— Да, ее. Но что мы можем сделать? — хмуро протянул Джоэл.

— Откуда они? — дрогнул голос Ли. Похоже, он не желал возобновления череды потрясений. Ведь еще недавно, не далее как пару дней назад, он жарко убеждал, что все закончилось. Джоэл ненавидел каждый раз находить подтверждение своей инстинктивной подозрительности. Слишком часто неосознанные тревоги оправдывались. Он мечтал хоть раз ошибиться.

— Не знаю. Не понимаю! Только вчера мы были так счастливы весь день… Она не лгала, и мы не притворялись. Так откуда же… Откуда? Уничтожь их, Ли! — бормотал Джоэл, отворачиваясь от плюющегося визжащего комка. Ли проворно разрубил месиво острым лезвием. Химеры замолкли, но их голоса все еще звенели горьким набатом в ушах.

Джоэл подозревал, что все этим закончится, пусть и утешал себя, глушил доводы многолетнего опыта: кошмары возвращались почти всегда.

Памятные полтора рудокопа продолжали долгие месяцы уныло разгуливать по ночным улицам, хотя «хозяин сна» не обращался. Порой они испарялись, казалось, уже навсегда. Но неизменно возвращались, как рецидив психического расстройства, трещины пространства, язвы души. Также возникли и узнаваемые химеры, которые, между тем, сделались будто ужаснее прежнего. И Джоэл не понимал, из-за чего.

Неужели он поступил как-то неверно? Возможно, Джолин вовсе не понравилась их близость под яблонями. Возможно, жаркая страсть только пробудила воспоминания обо всем пережитом насилии. Этого Джоэл опасался больше всего.

Или, может, всколыхнула темные глубины подсознания не сама близость, а момент перед ней, послужил отправной точкой для новой лавины нежеланных воспоминаний, от которых Джолин молила оградить. Лишние вопросы вскрыли старый нарыв. Яблоки в саду, жизнь в богатом районе. Правда ли? Вымысел? Какая жизнь и в роли кого? Джоэл не представлял, с чем связывать образы химер. Более всего они напоминали ему личный кошмар перепутанного пространства черных линий.

— Надеюсь, это просто случайность, о которой не узнает Уман, — в замешательстве выдохнул Ли, очищая Ловец Снов и оценивая ущерб, нанесенный прочным нитям. Грэму и Биму снова предстояла работа по починке, из-за чего они сильно недолюбливали Квартал Ткачей в целом и Королевскую Улицу в частности, хотя давно не выходили со склада и из мастерской.

— Уман уже узнал, — напомнил Джоэл.

— Ах да, за домом ведется круглосуточное наблюдение, — хлопнул себя по лбу Ли. Они и правда запамятовали. Но вряд ли Верховный Охотник повелел бы заточить Джолин за те сны, которые и привлекли изначально внимание к пекарне. А если бы не бдительность Джоэла, вполне вероятно, опасный заговор и не раскрыли бы.

— Ли… не говори пока Джолин, что к ней вернулись кошмары. Может быть, это единичный случай, — осторожно попросил Джоэл, дотрагиваясь до плеча нервно кусавшего губы Ли.

Напарник кивнул, и вместе они отправились обратно в мансарду, провожая взглядом сноровистую команду укутанных в кожаные робы чистильщиков, которые подбирали материализовавшиеся куски снов. Джоэл задумался, что происходит с кошмарами на свалке за стеной — исчезают ли они или гниют разлагающейся плотью? А, может, именно из них создаются мистические Разрушающие? Он не ведал. И поймал себя на мысли, что не желает знать. Лишь бы избавить от этих снов Джолин.

Он верил: однажды она все ему расскажет, и тогда дурные сны покинут ее уже навечно, как это получилось с Ли. Любимый больше ничего не таил и не ощущал себя виноватым в том, что с ним стряслось в шестнадцать лет. Он не боялся показаться ничтожным или слабым. Возможно, если бы Джолин всецело открыла душу, все наладилось бы.

Но беззвучный стенающий голос в голове кричал Джоэлу: счастье осталось в минувшем дне, застыло в их хрустальной сфере над пропастью. Счастье вне града разбитых надежд.

Доказательство не замедлило ждать, когда они вернулись в Квартал Охотников после сдачи в починку Ловцов Снов. Не успели они поставить на растопленную плиту чайник, как дверь отворилась и на пороге появился Мио.

— Куда это ты пропал, напарничек, — попытался рассмеяться Ли, но тут же осекся: на юном охотнике лица не было. Руки его дрожали, а рот кривился в горьких судорогах.

— В Академию заглянул… думал… думал… Мартина… — срывался голос Мио.

— Что с ней? — вздрогнул Ли. Они с Джоэлом отчасти ощущали себя в ответе за судьбу спасенных из борделя девушек. А Ли с ними связывала так или иначе не только дружеская симпатия. Мио же, очевидно, по-юношески пылко запал на одну из подруг.

— Нет, с ней ничего, — прошептал Мио, стирая с глаз слезы, и выдержал паузу, чтобы не разрыдаться. — Мартина мне сказала, что этой ночью Лулу обратилась.

Колкая отчетливая фраза прозвучала на одном выдохе, но Джоэлу не требовалось ее услышать, чтобы сразу понять, какое горе постигло несчастную.

— Проклятье, сначала Ловцы Снов, теперь это, — вырвалось у Ли, который потерянно застыл у распахнутой двери. Снаружи копошился просыпавшийся Вермело, где каждое утро начиналось с подсчета ночных потерь.

— Ее… ее убила Энн, — сорвавшимся голосом ответил Мио и уткнулся в деревянный косяк, уже не пытаясь сдерживать плач. Джоэл подошел, похлопал мальчишку по плечу и усадил за стол, вручив чашку с горячей настойкой ягод и трав. Вряд ли она бы помогла успокоиться, но, возможно, хоть немного уняла бы застывший вокруг сердца внутренний лед, отогнала неизбежный озноб.

Джоэл налил и себе, но оба не пили, только согревали похолодевшие ладони. Лулу ему знать почти не довелось, больше резало напоминание, что несчастной Энн пришлось убить подопечную собственной рукой. Похоже, уже не в первый раз за последнее время.

— Она не виновата! Не виновата! — твердил и повторял Мио, едва ли понимая, кого оправдывает. Разумеется, никого не обвиняли во внезапных обращениях, а наставница просто выполняла свою работу.

— Никто не виноват, — мотнул головой Ли.

— Только Змей, — с непривычной уверенностью ответил Джоэл, сцепляя руки на столешнице. Пропахшая копотью кухонька погрузилась в тягучее молчание, только колыхалась от пара над чайником одинокая поварешка, повешенная над очагом. Она мерно постукивала по чугунной окантовке, как сломанный колокол, отбивавший тризну по безвременно ушедшим в вечность. Ледяной контраст между настоящим и недалеким прошлым не позволял поверить, что где-то во фруктовых рощах по-прежнему растут сладкие плоды, которые мирно собирают разговорчивые работники. Тот мир, который раньше и не существовал за стеной бесконечной работы, ныне предстал недосягаемым наслаждением. Театр, ярмарка, жаркие объятья — все перечертил кровавый пунктир этого утра.

— Пойдем наверх, — шепнул Джоэл застывшему в дверях Ли, глянул на Мио и почти беззвучно добавил: — Дай ему выплакаться.

Юноша закусывал край рубашки и закрывал глаза. Чувство, более сильное, чем все возможные слова, вырывалось изнутри незримыми молниями. Он не просил утешения или забытья, ему не помогли бы долгие дружеские беседы. Порой, чтобы накатившая волна не утопила в черном водовороте отчаяния, надо просто прекратить сопротивление, послать куда подальше условности норм и приличий. Но при боевых товарищах Мио не посмел бы показать, как ему мнилось, слабость. Поэтому Джоэл уводил Ли наверх.

— Да ведь он… похоже, по-настоящему ее любил, — пробормотал напарник уже на лестнице. Из кухни донесся чуть приглушенный булькающий стон, перешедший в почти детские всхлипы. Джоэл пообещал, что обязательно присмотрит за мальчишкой в ближайшие дни. Похоже, Мио впервые испытал такое потрясение.

«Паршиво все это. Вестник Змея снова вступает в игру», — с неисчерпаемой уверенностью подумал Джоэл, затворяя дверь мансарды и развешивая Ловец Снов для Ли. Еще непонятно, что предстояло ловить. Горькая обреченность затопляла душу, похоже, фатализм подпитывало некое видение перед пробуждением, которое зацепилось в памяти только болезненной тревогой. И, возможно, из-за него не удивляли в достаточной мере все потрясения этого утра, точно кто-то уже рассказал обо всем. Но знания не утешали. Никогда и никого.

— Джо, а ты знаешь, что мыло делают из трупов? — без причин пробормотал Ли. Солнце склонялось к полудню, а он все не решался заснуть. Похоже, желал, чтобы утренние впечатления достаточно выветрились из памяти, но они видоизменялись и порождали новые чудовищные размышления. Джоэл поежился, сгорбленный над картой и документами по делу Легендарного Сомна:

— Это все слухи, Ли. Поспи лучше. Я посторожу, как обычно. Видишь, какой я теперь удобный сожитель? Меня сторожить не надо.

Но шутки тонули в омуте окутавшей мансарду тоски. Ли в прострации лежал на кровати, упираясь ногами в стену и развернувшись противоположно изголовью, точно всей своей позой хотел показать неправильность ситуации, в которой они оказались. Хотя… просто все возвращалось в привычный ритм невеселой работы. Но один день среди яблонь опьянил их словно на сотню лет, окунув в безмятежное успокоение. Точно в падалице содержался медовый черный яд, затмевающий здравый взгляд на суть вещей. Зато Вермело немедленно напоминал, для чего создавалась Цитадель и кем работают охотники.

— Не слухи… Их чистильщиками поэтому и называют, что эти отряды забирают трупы и выкачивают жир перед тем, как выбросить за стену. Чистят город… и мыло делают, чтобы еще чище было. А п-потом хозяйки пороги драят вот эти самым мыл-лом. Может, соседом своим, может, родственником.

— Бред это все, — сжал кулаки Джоэл. Он-то знал, что все это не слухи, но такая правда едва ли помогла бы возлюбленному немного отдохнуть.

— Не бред… Из охотников, наверное, тоже делают мыло, — не унимался Ли и твердил срывающейся скороговоркой: — Из Лулу сделают… И из меня! Джо, я не хочу становиться мылом. Прошу, проследи, чтобы я не стал!

— Заткнись, Ли! О чем ты говоришь?

— Когда я умру, сделай так, чтобы я не стал мылом. Не хочу быть мылом, — умоляюще проскулил Ли, словно уже задремал и видел кошмар наяву. Джоэл приблизился к нему и с неудовольствие встряхнул за плечи, нависая сверху:

— Успокойся уже! Ты ведь моложе меня.

— Пожалуйста, Джо! — Ли закрыл лицо руками, садясь на кровати и взлохмачивая темно-каштановые волосы.

— И тебе больше не снятся кошмары.

— Лулу тоже не снились, — тихо простонал Ли, провозглашая неизбежное, то, что они оба стремились забыть, не понимать с полным пониманием: — Эпидемия превращений прошла, Легендарного Сомна победили, а она все равно обратилась. И у Джолин…

— Замолчи. Джолин не обратится.

— В этом городе… я не знаю, что здесь уже возможно, — Ли потерянно посмотрел в глаза. — Этот город запрещает быть счастливыми. Просто запрещает. Ты разве не понимаешь? Как только ты становишься счастливым, он вбивает тебя п-по шею в з-землю.

— Это просто жизнь. Ли, отдохни. Давай уже, успокаивайся. Мы справимся с этим, чем бы оно ни было.

«Бедный мой лучистый мальчик… Тебе бы выступать на Народной Сцене, ты не желал этой жизни. А желал ли я? Никогда об этом не думал. До вчерашнего дня. Сбежать бы, сбежать в стригали. Но не сейчас, сейчас нельзя. Не с такими кошмарами Джолин. За что нам все это? За что нельзя отвыкать от смерти?» — думал Джоэл, чертя на карте узоры всех мест появления Рыжеусого. Работа отвлекала от домыслов и смутных стремлений.

Всплыли новые улики, поймали и допросили новых подельников, мелких и незначительных, но владеющих информацией. Прежде, чем большая часть из них пропала в подвалах психушки и гарнизона, Джоэл успел разузнать кое-что интересное: Рыжеусый проложил по городу несколько проверенных маршрутов по крышам и через погреба. Так он незримо перемещался, минуя все кордоны. Но, что самое странное, его тропки сходились лучами черной звезды возле Цитадели.

«Что он туда приносил? Или… что оттуда выносил?» — застыл над картой Джоэл, откладывая угольный грифель и стряхивая с ветхой бумаги труху. Картина предстала четкая: точки сбыта, схроны, лаборатория. Но вот источник сырья… Все меньше оставалось веры в сказочку, будто контрабандист просто скармливал людям некачественно переработанный опий.

«Эх, охотник еще называется! В нарушение всех правил безопасности», — подумал Джоэл, спускаясь на кухню. Мио обессилено и беспокойно заснул на сложенных руках прямо за столом, позабыв развесить Ловцы Снов. Джоэл со снисходительной улыбкой накрыл плечи мальчишки плащом и бесшумно раскинул ловушку для кошмаров, но, несмотря на пережитое горе, ни одна мерзопакостная тварь не застревала в сетях ни у Мио, ни у Ли.

Мансарда застыла редким покоем дневного сна охотников, один Джоэл осторожно перемещался между комнатами, охраняя друзей. Но сердце его рвалось в пекарню. Он знал, что Джолин не обратилась, но все же мечтал утешить ее, отогреть. И одновременно безотчетно боялся, что это он причина ее кошмаров. Да еще не давали покоя новые факты по делу Рыжеусого.

Тишина мансарды отсчитывала время взглядом на башню через чистое стекло перекрашенной рамы: вот настоящие господа всего города. Часы, правила, отмытые пороги. А чего добивались революционеры? Выхода в Хаос? Так или иначе, попадали они в пасть Змею. И все же Джоэл не понимал, почему уверен в том, что между Рыжеусым и обращением Лулу тоже существует далекая, но очевидная связь. И не только в том, что они спасли девушек из борделя, ставшего отправной точкой этого расследования.

— Денечек добрый, — вскоре раздался голос Ли. Он бодро спускался по лестнице, потом долго фыркал, умывшись студеной водой из колодца. Джоэл какое-то время присматривался, опасаясь уловить надлом и неискренность в привычной теплой улыбке, которая порой заменяла напарнику обезболивающие. Особенно, когда речь шла не о физических, а о душевных ранах. Но пока Ли ничем себя не выдал, будто пять часов сна сделали его другим человеком, стерли из памяти иррациональный страх. О мыле и чистильщиках они больше не говорили.

— Пойдем, Джо, надо восстанавливать твою боевую форму, — воодушевленно скомандовал Ли, с размаху хлопнув Джоэла по плечу.

— Тш-ш, не разбуди Мио. Рапорт не будешь писать?

Ли помрачнел, дернул плечами, встряхиваясь, как мокрый пес:

— О чем? О кошмарах Джолин? Кошмары и кошмары. Нам никто не велел тащить ее в Цитадель, как только возникнут химеры. Рапорт по форме: ночь без происшествий.

— И то верно, — кивнул Джоэл. — Главное, чтобы у тебя проблем не было.

— Не будет, я сегодня твердо решил тебя погонять. Чтобы мы снова могли химер гонять вдвоем.

Джоэл слегка приподнял бровь, но смолчал, послушно подхватив меч наверху. Предварительно он счел необходимым переодеться в самую немаркую одежду, которую ни за что не выбрал бы для показательной тренировки перед учениками Академии. Но теперь они шли не для выступлений, чтобы никто не стал свидетелем небывалого позора народного героя Вермело.

Впрочем, никто и не жаждал глазеть, когда они подошли к посыпанной песком и опилками арене во внутреннем дворе. Академия выглядела почти нежилой — серые стены казарм с узкими прорезями запыленных окон, мятущиеся по ветру гигантские Ловцы Снов, развешанные на столбах. И гнетущая тишина. Ни отзвука приказов, ни построений. Возможно, Ли просто выбрал часы теоретических занятий будущих охотников, например, уроки плетения Ловцов Снов. Хотелось верить, что в этом привычном, знакомом с юных лет островке покоя и порядка не затаилось никакого нового зла. Но тревога колыхалась в глубине сердца, как переплетения ловушек для кошмаров.

— Дня доброго, господа, — начал Ли.

Возле пропускного пункта встретили неразговорчивые стражи, глянули исподлобья, недовольно пробурчали:

— Академия для курсантов.

— Нам можно, — показал пропуск Ли. И, похоже, украдкой вручил охране несколько звонких монет.

«Лучшего дня ты не выбрал, конечно, — молча ворчал Джоэл. — Только что здесь обратилась Лулу, а ты нас привел для тренировок. Зачем они? Уман, похоже, нашел удобный повод сделать меня живым символом. И не выпустит уже с должности доморощенного писаря. Так рапорты и кропать до конца дней».

— Давай, оп-оп в галоп! Упал-отжался! — понукал Ли, пока Джоэл разогревал мышцы недолгой пробежкой. Он напоминал себе цирковую лошадь из старых сказок: устало кружил по усыпанной опилками арене. Да еще неуклюже прихрамывая, намного медленнее, чем раньше. Но еще в середине лета в госпитале он и ходил-то с великим трудом. Теперь уже вроде как бежал, хотя больше скакал горным козлом, поджимая правую ногу, излишне перенося вес то на носок, то на пятку. Но так и не мог понять, как удобнее извернуться, чтобы избавиться от колющей боли в голени и колене. Вероятно, никак. В какой-то момент он просто принял боль как данность, и тренироваться стало легче.

К тому же подбадривал Ли, заставлял шуточно соревноваться, хотя такие игры напоминали салочки с малым ребенком, чьи крошечные ноги не способы обогнать взрослого. Джоэл злился на себя, но соглашался продолжать ради Ли: похоже, так любимый отвлекался от мрачных впечатлений минувшего утра. Ради Ли он всегда принимал любую игру, любую условность или нелепость. В этом крылась своя потаенная радость, их молчаливая добрая тайна.

— Да, упал-отжался, вот так! — хвалил напарник. Отжиматься с кулаков получалось довольно легко: Джоэл просто не опирался на раненую ногу, а руки все-таки пострадали меньше всего в сражении с Легендарным Сомном. Хоть в чем-то повезло.

— Ну все, беремся за оружие, а то меч заржавеет, — сказал самопровозглашенный тренер. Джоэл только раздраженно фыркнул, но тут же одернул себя: нет, он не считал себя лучше всех, не верил, что после такого перерыва реально не потерять форму. Он боялся. Да, просто по-мальчишечьи боялся показаться самому себе слабым неудачником, который впервые держится за рукоять клинка. Впрочем, меч Нейла Даста лег в руку, как ее продолжение.

И напарники сражались, как в прежние времена. Джоэл размахивал мечом Нейла Даста, обернутым кожаными ремнями. Отрабатывал сначала простые прямые удары, терпеливо испытывал свои силы, осторожно следил за дыханием. Несколько раз давился воздухом и срывался в кашель, но быстро восстанавливал ритм вдохов-выдохов и коротких шагов.

— Да что ты на месте топчешься! — посетовал Ли, когда Джоэл обманным приемом почти выбил меч у напарника. Все-таки не забылись старые штучки, и прокусили ему ногу, а не запястье.

— Для победы необязательно бегать. Не эффектно, зато эффективно, — хрипло бросил Джоэл.

— Э-э-эх, учитель нашелся! — пожурил Ли, легко блокируя удар. — Это если с человеком. А сомна-то еще догнать надо.

— Могу и побегать, — разозлился Джоэл и двинулся вперед, обходя Ли с разных сторон, огибая его для нанесения более точного удара. Так они привыкли сражаться с чудовищами — не с равным противником, вооруженным мечом, а с опасным зверем. Но Ли поворачивался быстрее, Джоэл не сбавлял темп, входя в боевой раж.

Что хуже всего: он переставал видеть возлюбленного. Перед глазами поплыли картины последнего боя, Легендарного Сомна, черных линий и множества фарфоровых масок, сквозь которые глядела смерть. Память воина осталась навечно в той кровавой ночи безвременья и погибели.

— Все, Джо, хватит. Ты устал, — как сквозь вату, донесся голос Ли, пока Джоэл бессмысленно кидался с мечом вперед. Маски, он видел маски. Одну маску, о которой предупреждала старуха в черной шали, главную, которую он все еще не разбил.

— Они здесь, они… — шипел он.

— Джо! — закричал Ли, отбрасывая меч и ставя подлую подножку. Джоэл едва устоял от неожиданности, но заботливые руки тут же подхватили его, не позволив пропахать носом песок арены.

«Проклятый посттравмат… Прости, Ли! Хорошо, что ты быстрее меня. Я теперь, похоже, и впрямь гожусь только для кабинетной работы», — обругал себя Джоэл, останавливаясь и тряся головой. Видения и образы рассеивались, притуплялись, как и воспоминания о боли. Но белесая нечеловеческая маска все еще плыла перед замутненным взором, повисла в воздухе черной воронкой, в которую втягивались невинные души. Ныне страшный смерч самого Змея кружил прямо над Академией.

Джоэл задрал голову к небу и отчетливо увидел, как множество трупов парит в воздухе неясными тенями. Снова видения посетили его столь же ясно, как в день бунта юго-западных трущоб. И на этот раз он почти не сомневался в их реальности, вслушиваясь в пение и рык. Пение! О ужас! От увлекаемых к воронке тел исходило пение, они еще были живы, но уже обречены. Какофония звуков нарастала жутким гулом бессильного отчаяния до тех пор, пока Ли не помахал перед лицом рукой.

— Эй? Джо? Все в порядке?

— Устал… устал… нет! — просипел Джоэл, не желая признавать, что задыхается. Изодранное тело благодарно принимало легкую по прежним меркам тренировку лишь до определенного момента, позднее — начало разносить покалывание по мышцам, давить спазмами горло. С каждым шагом огнем наливалась правая нога. Джоэл тяжело привалился к бортику арены, цепляясь за иссеченные ветхие доски, как тонущий рыбак за обломки лодки.

— Пойдем домой? — предложил Ли, виновато, почти умоляюще.

— Нет, продолжим… попозже, — прохрипел Джоэл. Перед глазами прыгали черные точки, свиваясь напоминанием о черных линиях искаженного мира. Неужели именно из них состояло все сущее в их прогнившем городе? Не хотелось верить, ведь Вермело был живым, все еще живым, порой ужасным, а порой и по-своему прекрасным. Еще накануне все вокруг представало радостным, волшебным. Их сказочный день в яблоневом саду просто не могли незримо опутывать эти гадкие темные канаты небытия. Джоэл не верил и не желал пропадать в дебрях метафизики. Реальность намекала ему, что он просто вымотался на крайне непродолжительной тренировке — никаких лишних фактов. Никаких. И даже воронка в небе исчезла, растворилась вместе с парящими мертвецами. Но действительно ли исчезла? Или лишь спряталась от нежеланных глаз? Джоэл очень хотел списать все на посттравматический синдром.

— Что, Джо, болит? — донесся мрачный скрипучий голос, будто кто отварил старую калитку. Из-за деревянных трибун показалась сутулая фигура, и Джоэл сощурился, чтобы рассмотреть ее. Сперва он видел только непонятного чужака, подкравшегося из тени. Но вскоре человек вышел на солнце, неохотно заливавшее пыльную арену сквозь белесую дымку набежавших облаков.

Подошла Энн, серая, как уголь, опустошенная. Неузнаваемо опустились ее плечи, незнакомо болтался сложенный вдвое ненужный рукав плаща. Она глядела из-под неровно свисавших косм, измученная, с черными синяками под глазами, совершенно нездоровая на вид. Если во время похода в театр ее подавленность как-то скрашивал праздничный наряд да тусклое освещение в зале, то теперь, в унылой форме наставницы академии, Энн выглядела старше своих лет, озлобленная, оглушенная тоской, выпитая до дна.

— Болит, — признался Джоэл, отводя взгляд. Вероятно, он тоже слабо напоминал бравого охотника, который еще весной показывал лучшие приемы восхищенной стайке девочек. И сколько тех девочек уцелело теперь, к концу лета, к Празднику Урожая? Не хотелось об этом вспоминать, как и о том, сколь мрачно и убого теперь выглядит обычно аккуратная академия. Взгляд не замечал очевидных вещей, симптомов неведомой болезни: мусора по углам, угрюмых часовых, безлюдье. Все потеряло привычный облик. Все изменилось безвозвратно.

— Теперь все время будет болеть, — мрачно «обнадежила» Энн, прозаически добавив: — Попроси у Цитадели обезболивающие. И вперед. Мне вот выписали, сказали, что через год, возможно, пройдет. А, возможно, и нет. Наплевать им…

Воцарилось неловкое молчание, повисло жужжанием редких мух. Они черными кляксами рассекали полотно воздуха, как неверные слова в бессмысленном разговоре.

— Энн… соболезную насчет… насчет Лулу, — неловко сказал Джоэл.

— Лулу, глупышка Лулу, как вы все ее любили называть. Не такой уж она была глупышкой и меч держала неплохо. Да… — отстраненно вздохнула Энн, но резко, почти с вызовом бросила: — Думаешь, Луиза была единственной в эту ночь? И в предыдущие ночи. Думаешь, она одна обратилась в казарме?

— Что? — поперхнулся Джоэл, вцепившись в доски сильнее, чем любой рыбак в бурю.

— Совсем залежался ты, я погляжу, размяк, — зло задевала Энн. — Хочешь сказать, ты ничего не знал? Ничего не видел? Не слышал? Не хотел слышать! Как и вы все.

— Не знал. Энн, я действительно ничего не знал, — оправдывался Джоэл, пока не понимая, в чем его вина.

— В Академии настоящая эпидемия превращений, — прошипела Энн и со слезами в голосе добавила: — Я теперь не наставница, а чистый палач! За что я это заслужила?

Лицо ее вытянулось, а в бесстрастных ледяных глазах воина, иссеченного жестокой необходимостью причинения боли, мелькнула на миг тень предельной горечи, как у матери, потерявшей своих детей. Как у учителя, лишившихся своих любимых учеников, своего смысла жизни. Да что там! Хуже того — убившего учеников. Горечь непоправимой катастрофы, преступления, даже святотатства.

— Ты это не заслужила! И никто не заслужил, — воскликнул Джоэл, проникаясь бессильной жалостью к подруге и курсантам. Кто же придумал эту жестокую обязанность наставников? Убивать тех, кого воспитывали. Невозможно, неправильно, дико. И все же эта традиция давно закрепилась в Вермело.

Юношей и девушек из Академии приковывали на ночь цепью к ввинченным в пол кроватям, зацепляя обруч на ноге. Джоэл сам это проходил и во время обучения, и недавно в госпитале. В случае обращения наставник или дежурный врач был обязан, нет, даже обречен, немедленно прикончить новоявленного сомна. Но, похоже, у Энн творилось что-то выходящее за рамки ее терпения. Она ожесточенно оскалилась и приблизилась к Джоэлу, понизив голос до шепота:

— Кажется, я знаю, кто виноват… Знаю!

Энн озиралась по сторонам, оглядывалась, как зверь на охоте, как шпион в стане врага. Родная Академия, похоже, превратилась для нее в тюрьму или поле битвы.

— Ты подозреваешь Цитадель? — без труда догадался Джоэл и вспомнил начертанную на карте «черную звезду» с центром в сердце штаба Охотников. Схроны, точки сбыта, подпольные лаборатории — все пустое. Из Цитадели шло сырье снадобий, одно из которых помогло Грете выйти в Хаос. Цитадель же поставляла стимуляторы для юных охотников.

— Доказательств нет. Надо пробраться в лабораторию, — еще тише продолжала Энн.

— Есть идеи, как это сделать? — спросил Джоэл, ощущая, как незримые руки заговора перетягивают его на другую сторону закона, в пропасть анархии. Или же наоборот? На поиски справедливости? Он не знал, отчего песок с опилками под ногами превращался в зыбкую кашу болота. Ясное видение фактов и связей между ними давно погрязло в этом месиве недомолвок и сокрытия информации.

— У меня осталось несколько рецептов на сильные лекарства, — сказала Энн, достаточно громко, чтобы любой случайный зевака решил, будто два покалеченных охотника по обыкновению обсуждают свои раны.

— Обезболивающие?

— Они самые. Сам знаешь, после укуса сомна в тело попадает какой-то яд.

— У Грэма и Бима шрамы до сих пор болят, — вспомнил Джоэл. — Да и у меня… Но рецептов у меня нет. Да и разве они помогут попасть в лабораторию?

— В госпиталь. Мы-то с тобой можем наведаться вместе. По делу. Вот за обезболивающими. Я смогу отвлечь охрану. Вы должны проникнуть в глубь исследовательского корпуса.

— Не слишком ли дерзко? Хватит и одной украденной пробирки, чтобы понять, чем нас накалывают, — засомневался Джоэл, хотя он уже давно буквально мечтал о секретном визите в запретный корпус. Теперь, когда Энн призналась, что Академию охватила локальная эпидемия превращений, приходилось опасаться и за себя. С ним что-то сотворили, что-то изменили в нем в госпитале. И, похоже, эксперимент прошел успешно, но только на нем. Остальные же обращались в монстров-сомнамбул.

— Нет, не слишком. Ничего не слишком! Мы должны узнать, что стали добавлять в стимуляторы. Я слышала крики у стены корпуса. Они кого-то держат в застенках. Но как будто… не человека.

— Легендарного Сомна? — донесся взволнованный голос.

— Будет тебе, Ли! Легендарный мертв, — уверенно отрезал Джоэл. Но непоколебимость нес только его голос, отнюдь не мысли, которые с каждым новым открытием все плотнее обхватывал змеиный комок сомнений.

— Откуда он нарисовался?! — прошипела Энн, отпрянув от бортика арены.

— Что слышу я — слышит Ли. У нас секретов нет, — повел рукой Джоэл. Напарник закивал, хотя стоило бы напомнить ему о хороших манерах и о том, как невежливо подкрадываться без предупреждения. Впрочем, они и так знали о его присутствии, и без помощи любимого Джоэл не мыслил ни одну авантюру. Чаще всего Ли в них первый и лез.

— Ладно, верю, — коротко кивнула Энн. — Если и держат, то не Легендарного.

— А вот обычного сомна — вполне, — согласился Джоэл.

Все разрозненные версии вставали на свои места. Конечно! Не просто так зачинатели стачек требовали обследовать подвалы Цитадели. Вероятнее всего, Рыжеусый — или Рыжеусые как сеть агентов — поставляли жителям Вермело снадобья из Цитадели под видом микстуры от снов. И изначально благая цель выработки устойчивости к ауре Хаоса породила жуткую эпидемию превращений, из которой возник тот самый Легендарный Сомн. Но тогда оставались неясны предсказания старухи насчет масок. Возможно, главная «маска» — это и была Цитадель.

— Думаешь, нам колют кровь сомнов? Это же бред какой-то, — потряс головой Ли.

Технологию изготовления и состав стимуляторов им еще предстояло выяснить. Но Джоэл уже кое-что успел подслушать:

— Для тебя бред, а вот я пока лежал в госпитале, слышал, как врачи переговаривались с кем-то, утверждали, что со мной у них какой-то эксперимент прошел успешно. Какой? Не знаю. Только я теперь слышу и чую, как собака. Или… или сомн. Или еще какая тварь Хаоса. Я вроде говорил, Ли, а ты не верил.

— В лабораториях что-то есть. Кто-то, — сжала кулаки Энн.

— Не может это быть сомн, — засомневался Ли, задумчиво опустив глаза.

— Как тогда объяснишь эпидемию превращений? — глухо рыкнула собеседница. — Раньше мы думали, виной всему Легендарный Сомн. Но его нет, благодаря Джо! Тогда в чем причина? Я не хочу! Не хочу больше убивать моих учениц!

— Ладно, мы поможем тебе, Энн. Мы остановим это. Мы разберемся, — пообещал Джоэл, и на том они распрощались.

Продолжать тяжелый разговор просто не имело смысла, Энн срывалась на эмоции, Ли хмурился, а им и так хватило дурных впечатлений за одно короткое утро. Условились встретиться на следующий день и уже детально проговорить, когда заходить в госпиталь и как отвлечь охрану. Предстояло изучить план здания, хотя Джоэл и ориентировался в Цитадели с закрытыми глазами, но не в запретных корпусах, которые угрюмо таращились на улицу глухими стенами.

Крики Энн слышала со стороны внутреннего двора, там, где совершались казни скрывавших сомнов. Там, где работали палачи. Даже если кто-то из них и слышал нечеловеческие вопли, скорее всего, принял их за вой очередных «клиентов» из тюремных подземелий. И только Энн заметила, что звук доносится не из камер, а сверху, со второго-третьего этажа закрытого блока психушки. Если там и не держали сомнов, то дела творились все равно неладные.

«Что ж, Уман, похоже, мы подберемся к твоим секретам. И нас не задобрить походами в театр, не разжалобить твоими чувствами к Сюзанне. За секреты надо платить, а за секреты перед друзьями — особенно», — зло думал Джоэл. Он снова ненавидел Умана, и чувствовал, что охватывавшая его ярость усилится стократно, если они с Ли найдут свидетельства гнусных экспериментов над юными охотниками.

«Контролируемые превращения. Да, изменение человеческой природы, чтобы выйти в Хаос. И полигоном стала Академия. Идеальное место! Закрытое. Юные охотники — никто, многие откровенно отрепье, коим и меня считали. Их россказням никто не поверит, обращаются и обращаются, — продолжал злиться Джоэл. — Эксперимент… Весь Вермело — полигон. Возможно, мы все — просто веселый эксперимент Змея».

— Джо, а ведь это могли быть и мы, — ужаснулся Ли, когда они достигли мансарды. — Во время моего или твоего обучения.

— Могли. Но это не мы. И мы в ответе за новых охотников. Поэтому мы во всем разберемся. Обещаю тебе.

— Главное, чтобы правда не оказалась хуже неведения, — странно вздохнул Ли, рассматривая «черную звезду» на выцветшей карте, расстеленной на столе.

— Любая правда лучше лжи, — непоколебимо отозвался Джоэл.

Глава 32. Беда

Который сон был подобен смерти. На дно сознания темнеющей проталиной небес спускалась черная воронка, и в иссекавших душу вихрях парил Каменный Ворон, окутанный золой. Его же рвали когти Змея, впивались в чешую-доспехи, срывали панцирь и душили голос. Ворон что-то говорил, но Джоэл слышал только клекот, не разбирая слов.

— Я Страж Вселенной! Помоги мне, я в Мирах Хаоса почти без силы… — звук оборвался взмахом когтей, Змей наклонил колоссальную морду, перевесился через стену.

— Нет, Сумеречный Эльф, падший Страж, ничтожный предатель замысла, — твердо крикнул Змей. — Белый Дракон — мой. Ты помог Белому Дракону Древа, и я не смог вырваться в ваши миры, но ты не поможешь Белому Дракону Града. Это мои миры! Миры Хаоса!

— Джоэл… — прохрипел Каменный Ворон. Спаситель или палач Вермело. Ныне бессильный, придавленный когтистой лапой Змея, рвущий обвивавшие его клочья черных линий.

А Джоэл — или кто-то похожий на него, безымянный, бестелесный — лежал на мостовой, пригвожденный ужасом и бессилием. И только взирал наверх, в небо чудовищ, где на красном мареве сталкивались древние создания небытия. Здесь, под кровавыми облаками, Вермело предстал той изнанкой, куда заманил Легендарный Сомн.

Джоэл видел Квартал Ткачей и то место, где он встретил смерть. Выжил ли он в тот день? Теперь уже сомневался. Воспоминания жаркой волной оживали, как колючие иглы, выпрастываясь из подсознания.

Время застыло в кошмаре, час после мига, поймавший минуту на болезненной смене удара. Час после жизни, пронизанной кольями взгляда. Каменный Ворон глядел сквозь воронку, взмахом крыльев отгоняя поющие души, и Джоэл невольным движением руки ловил их на серебристую паутину. Все сон… Или длилось скитанье по спиралям электрических лампочек, или иссякало сознанье из тела. В мир линий ради бытия.

— Назад, безумные, назад! Назад, я умоляю! — кричал истошно Ворон, поднимая ветер.

— Ко мне! Вперед! Ко мне! Мне нужны ваши силы, чтобы победить Стража Вселенной, — шипел утробно Змей, и когти царапали стену, разрушая хрупкие обломки. А люди всего Вермело вставали сомнамбулами, вытягивая перед собой белесые руки. Они не обращались, но ступали на подоконники, и шаг падения в пустоту уносил их к черной воронке.

«Так вот, как Змей выбирает тех, кто обратится каждую ночь, так вот, как появляются сомны. Мы для него пища! Еда! Поэтому Вермело уцелел, он позволил, сделал нас своим загоном для скота. Сомны — подпитка его сил», — вдруг с содроганием понял Джоэл и потянулся к белой паутине, натягивая светящиеся нити.

Он видел! Множество разноцветных переливающихся нитей-линий, соткавших пространство мира, тысячи миров. Удержать, удержать всех на краю, помочь Ворону, который заслонял собой воронку. Лишь бы удержать — билась горящая мысль. Джоэл тянул за нити, выстраивал незримые мосты и преграды, затворял окна, открытые в бездну. Но души падали и падали, и удар когтистой лапы Змея снова сбил Каменного Ворона. Броня распалась, посыпалась пеплом черного оперения, брызнула кровь.

— Они же все погибнут. Они же… — задыхался Джоэл, и длилась его незримая борьба. Лишь крошечная часть сознания напоминала, что где-то еще лежит его тело, где-то длится сон жизни, а настоящая — разверзлась здесь великой битвой с древним асуром.

— Он этого добивается! — прохрипел Страж, уже в образе человека, все того же худощавого парня, которого они со святителем Гарфом подобрали у Айгрежи. Он с трудом поднялся, вылезая из вмятины на мостовой, образованной его падением, представая уже не в лохмотьях, а в драной кольчуге.

— Так прекрати это, прекрати! — умолял Джоэл, мечтая, чтобы сон оборвался, освободил от вечного стояния на грани белых линий. Черные хлестали плетьми теперь их обоих, почти поверженного Стража и его нежданного союзника.

— Мы должны остановить его! Должны, Белый Дракон, — пробормотал Каменный Ворон. — Я пришел в миры Хаоса, принял неравный бой. Меня предупреждали. Я знал, но так надо. Должен же был хоть кто-то… Кто-то должен действовать, пока остальные заранее признали вашу гибель. Помоги мне!

Страж с трудом стоял, опираясь о стену. Искаженные гризайли на облезлой штукатурке безмолвно рычали оскалом чудовищ, щерились уродливыми образами расчлененной плоти. Изнанка града накатывала волнами омерзения, оплетала черными линиями. И вокруг из окон все шагали и шагали люди. Воронка — пасть Змея — раскрывалась шире и шире посреди опаленного рухнувшего неба. И на нее с горечью взирал бессильный Страж Вселенной.

— Помогу! — воскликнул Джоэл. — Только скажи, кто прячется под фарфоровой маской.

— Бифомет Ленц и… — прохрипел израненный Каменный Ворон, но опрокинулся навзничь, пронзенный сотней темных копий. Вокруг шеи его стянулась петля, и голос иссяк. Гигантская черная лапа подхватила крошечную в сравнении с ней человеческую фигурку и потянула наверх, прямо в воронку.

— Страж! — крикнул Джоэл, отпуская белые линии. Они темнели, наливались кровью, иссякали.

— Не смей! Белый Дракон принадлежит мне, — усмехнулся Змей. И рухнул занавес, декорации слились огнем, город полыхал и рушился. Умирали миры, разрывались души. Все засыпал бесконечный серый пепел.

«Бифомет Ленц», — звучало в голове. Билось гулом предупреждения в преддверии пробуждения. Или не в голове? Или стучали снаружи, с другой стороны Вермело, из мира живых?

Снаружи. Стук из реальности, которая едва ли не страшнее снов.

«Я жив, я мансарде. Я все еще жив, и Вермело жив», — подумал Джоэл. Больше он не ощущал под пальцами белых линий, больше не отворачивал людей от бессмысленного падения в пасть Змея. Но тревожный грохот у двери пронзал новыми тревогами, предчувствиями.

Стук, дикий стук вместо пробуждения вдоль перелопаченного снами-предупреждениями сознания. А вместе со стуком задушенный крик, почти вой. Кто-то по ту сторону двери зажимал себе рот, чтобы не голосить на всю улицу.

— Джоэл! Помоги!

Джоэл немедленно вскочил, стряхивая остатки забытья. Стук повторялся короткими неритмичными очередями, отражался в оцепенении слуха, обращенного в себя. Стук и крик прошивали, как разряды молний сквозь ощерившиеся нервы, как удары по мертвым щекам.

Открывать не хотелось, все пространство свилось булавочной головкой вокруг затворенной щеколды деревянной двери, на которой Ли в порыве вдохновения нарисовал улыбающееся солнце. Почти автопортрет.

И где же был он теперь? Все еще на дежурстве — только светало, зеленая пелена мешалась с алой кромкой Змеиного Глаза. В такой час подсчитывали потери среди обратившихся горожан, в такой час обычно умирали в госпиталях.

Чья потеря ныне колотила в дверь? Каждый удар ухал под сердцем замиранием, в руках и ногах поселился холод, сочившийся тиканьем часов на башне. Все, как и накануне. Только за дверью стоял не Ли, он бы просто вошел, он бы принес дурные вести громко. Иных в такое время никто не ждал.

— Кто там? — хрипло осведомился Джоэл, вставая с кровати, приникая к доскам, вслушиваясь. Он бы обрадовался, если б между них внезапно просунулся кинжал или меч заговорщиков-революционеров, он бы уклонился, дал отпор, вступил в бой. Но нет, он знал, что его вновь ждет иная битва.

— Беда! — после короткой паузы разнесся срывающийся возглас. И слезы великого плача, как стенания по гибели мира, сквозили в каждой букве, вонзенной хуже лезвия ножа в настороженность слуха и души.

Джоэл вздрогнул — Батлер. Как умирающий брошенный пес, в дверь скребся их добрый друг, их Батлер, лишь недавно обретший счастье и покой. Беда… Какое странное короткое слово. Какая же беда? Так же он стенал, когда чуть не погибла Энн.

— Что случилось? — воскликнул Джоэл, едва не вырывая щеколду вместе с петлями. Хотелось ошибиться, спутать голос друга с голосом какого-нибудь случайного знакомого. Но на пороге стоял, пошатываясь, как в бреду, исхудавший и осунувшийся Батлер. Руки его безвольно висели плетьми, щеки ввалились, как у живого трупа. Гонец беды, предвестник конца.

— Беда, Джо… беда! — выдохнул, едва слышно после нечеловеческих возгласов, и едва уловимо ответил: — Ида обратилась.

Джоэл закрыл глаза, словно желал не видеть, не смотреть, вернуть время на два дня назад, где цвел и благоухал благословенный сад вечного покоя. Нельзя, никак и никогда. Челюсть свела судорога, фаланги пальцев скрючились в когти, распрямились и одеревенели.

— И ты? — выдавил из сдавленной груди Джоэл, заставляя Батлера зайти внутрь. — Ты убил ее?

Долг охотника не позволил бы Батлеру поступить иначе с сомном. Сбылось их вечное проклятье. Не просто так Цитадель предостерегала от привязанностей. И пусть все нарушали это правило в силу самой природы человека, стремления любить и быть любимым, дикий закон Змея Хаоса читал свои условия. Доказывал раз от раза, кто сильнее, у кого больше власти над вечным градом. Скотобойней Змея.

— Нет, Джо! Все сложнее! — простер тощие длинные руки Батлер, точно надеясь ухватить нечто незримое, прозрачные сияющие нити. Тщетно. Дрожащие пальцы лишь перебирали затхлый воздух мансарды.

— Значит, ты пришел, чтобы взвалить на меня эту ношу, — коротко ударяя кулаком по деревянной обшивке стены, глухо заключил Джоэл.

— Нет…

Батлер задохнулся беззвучными рыданиями, закрывая лицо руками. Джоэл усадил его на колченогий табурет, чтобы друг не упал. Невольный гость, посланник беды, съежился и сжался, как сложившийся каркас высокого прекрасного строения, остов сгоревшего собора.

— Сядь выпей, — уверенно приказал Джоэл, покопавшись в сундуке. На дне лежала бутылка, оплетенная веревкой. Уже початая, но еще ни разу из нее не наливали по такому горькому случаю.

— Это вода? — отстраненно поинтересовался Батлер, поднося к губам питье.

— Конечно, вода.

В стакане плескался чистейший самогон. Батлер закашлялся, опрокинув в себя залпом крепкое пойло. Взгляд его, и без того туманный, еще больше помутился, но в нем хотя бы перестали плясать опасные языки пламени сумасшествия.

— Вот так. А теперь рассказывай. Тебе тяжело, понимаю. Но ты все же пришел. Молодец! — настойчиво спрашивал Джоэл и вдруг запнулся в замешательстве: — Где сейчас малышка, твоя дочь?

Если бы он узнал, что Ида после обращения убила младенца, пожалуй, не сумел бы дальше вести разговор, продолжая слабые попытки поддержать и утешить. Слишком изорвалась его душа, очистилась от брони профессиональной суровости. Содрали эту защиту, выкорчевали, разбили, как панцирь черепахи. Теперь он все чувствовал обостренно, видел вещие сны и черные воронки в небе. И уже не сомневался — все реально. Именно это реально, а не то, что показывал обычным жителям их темный город, их Вермело.

— С ней… с ней все хорошо. Я оставил ее у соседки, — давясь и с усилием заставляя язык ворочаться, с неестественным акцентом пробормотал Батлер. Джоэл немного успокоился: по крайней мере, хоть что-то уцелело. Хоть кто-то.

Он больше не желал видеть растерзанных младенцев. Ни в Ловцах Снов, ни, тем более, в реальности. А после бойни в Квартале Ткачей он невольно навидался всякого. Но он — это он, его рок, его судьба, его разбитая хрустальная сфера, подвешенная над бездной. Прекрасный сад, искореженный Хаосом.

Батлер не заслужил ничего из случившегося с ним. И никто не заслужил созерцать превращение в монстра собственной жены. Только это происходило в Вермело день за днем, вернее, ночь за ночью — чьи-то жены и мужья, отцы, матери, сыновья и дочери. Охотники старались не задумываться об этом, когда пронзали мечом очередного сомна. Впрочем, шокированное оцепенение Батлера наводило на все более паршивые мысли: он столкнулся с чем-то, что не встречал за годы службы, с чем-то, что потрясло его не меньше, чем Легендарный Сомн Джоэла.

— А теперь расскажи мне, пожалуйста, что случилось с Идой, — мягко, но настойчиво потребовал Джоэл. Таким тоном он говорил с Джолин в одну из их первых встреч, в ту ночь, когда нашел ее в переулке с рассыпавшейся корзиной пирожков. В ту страшную ночь, когда Легендарный Сомн впервые явил себя в истинном обличии и разворотил телеграфную станцию, убив старика-служащего и собак Батлера. В ту ночь, когда Джолин дважды чудом осталась жива. На несчастную Иду чудес, похоже, не хватило.

— Она… она обращается в сомна. Каждую ночь. Уже месяц, — сухо отрапортовал Батлер, но закусил край стакана, чтобы не вскрикнуть. Зубы отбивали дробь по сколотой пыльной кромке.

— И ты молчал целый месяц? Как же так? — не понимал Джоэл. Выходит, горе постигло Батлера уже давно. Но он ничем не выдал своего первого потрясения, не рассказал друзьям, как и Энн об эпидемии превращений в Академии.

Как будто все опасались, что Джоэл немедленно донесет Верховному Охотнику, или же просто больше не верили, что он в силах кому-то помочь. Да и он не верил. Слишком тугим узлом скручивалось это страшное пространство потерь, тянущее к роковой воронке поющие тела. Но все песни и звуки обрывала фатальная тишина. Змей — синоним тишины и смерти.

— Ида… Ида… — срывающимся голосом начал Батлер. — Она… превратилась однажды ночью, месяц назад. Я хотел убить ее! Силы праведные, Джо, я хотел убить ее! Хватаюсь за меч, гляжу — сомн. Она — сомн. И стоит над колыбелькой. Джо… как же это было… Как это было страшно! А потом, потом вижу, что она как будто все понимает, не монстр она! Джо! Она не монстр… как она смотрела на нашу малышку, как склонилась над ней… Не монстр. Но обращается каждую ночь. Я больше так не могу, Джо. Не могу.

Батлер сник, схватившись руками за голову. Он словно заживо горел, корчился в дыму непомерной тоски. Глаза едва не выпадали из впалых глазниц в черной обводке лиловых кругов, когда друг рвал на себе волосы. Джоэл встряхнул его за плечи, заставил выпрямиться на табурете. В алом рассвете, который еще не огласил сигнал подъема, белесое лицо Батлера смотрелось облитым кровью, будто он уже убил Иду.

«Все понимает, обращается только ночью. Как? Ни в одной хронике такое не описано. Но ведь был не так давно сомн, который еще что-то понимал… Он бежал к старухе в черной шали. Только очень скоро он превратился в неразумное чудовище», — вспомнил Джоэл. Возвращались образы сгоревшей весны, защелкивались затворы, закрывались створки ворот. Эта омытая болью пора закидала вопросами, надорвала границы привычного понимания вещей, да так и оставила подвешенными над бездной.

— А днем? Что с ней днем? — суетливо хрипел Джоэл, наливая и себе стакан ядреного самогона и проглатывая огненное пойло, как воду. Легче не делалось. Так или иначе, хотелось узнать правду, чтобы разделить боль.

— Днем она снова моя Ида! — вновь простирая руки, как сломанные крылья, воскликнул Батлер. — Добрая мать нашей малышки и любящая жена. Моя Ида.

«Моя Ида, моя Джолин», — пронеслось страшной аналогией в голове. Смутные образы накладывались друг на друга, менялись местами, увлекая в хоровод пугающих видений, который восходил к бездонной воронке, уводя из мира живых.

— Что это значит, Батлер? Что значит? — окончательно терял нить реальности Джоэл. Он парил в длящемся сне-предупреждении, ощупывал лицо, нервно откусывал заусенцы — настоящее, не сон. Слишком много ненужных деталей, рассыпанных вокруг, как осколки разбившейся сферы.

— Пойдем, Джо, — вдруг ровным тоном твердо попросил Батлер, вставая: — Пойдем, умоляю! Мне не к кому обратиться, кроме тебя. Ты должен сам все увидеть. Мне кажется, ты знаешь больше меня.

— Что же я знаю-то? Батлер, — выдохнул Джоэл и оставил на столе короткую записку для Ли: «Я жив, все в порядке, скоро вернусь». Но последние два обещания вызывали много сомнений. Он не был в порядке, и время, которое требовалось на визит к Батлеру, никто не мог отсчитать заранее.

Джоэл наспех оделся, забыв и о шейном платке, и о треуголке, которую подарил Ли. Зачем? Пустое, когда весь мир сужался до крошечного коридора, ограниченного завесой тайны. И единственным проводником служил старый друг, длинный и тощий, как перевозчик душ из древних мифов. Только он не просил монет и не правил лодкой. Бессмысленно — они и так все метались по тонущему кораблю старого города, увязшего в Хаосе, разверстого когтями мертвой тишины.

«Брать ли оружие? — спохватился Джоэл уже на улице, щурясь на первые солнечные лучи. — Но Батлер не просил. Значит… я не иду как палач. Я не палач!».

И эта мысль хоть немного успокаивала, оправдывала, давая слабую надежду. Преодолевая извилистые проулки, которыми Батлер вел к своему новому дому на окраине Торгового Квартала, Джоэл на миг испугался, что их старый верный друг примкнул к революционерам или какой-нибудь новой опасной секте. Но нет, похоже, он просто стремился избежать смены караулов, за годы службы он прекрасно знал, в каких точках ночные стражи передают свой пост дневным и уносятся в Цитадель вместе с воспоминаниями о кошмарах прошедшей ночи.

«Дожили, два охотника прячутся от охотников по чужим огородам», — посетовал Джоэл, когда нечаянно раздавил мясистую капусту на грядке. Батлер встрепенулся от хруста и, как нашкодивший мальчишка, отодвинул доску в заборе, призывая протискиваться в следующий двор.

— Почему мы не можем идти нормально? Или хотя бы по крышам? — тихо недоумевал Джоэл.

— Потому что я больше не охотник и пришел до сигнала, — коротко объяснил Батлер, отчего Джоэл снова испугался, будто его ведут в ловушку. — Прости, Джо, я не хотел впутывать Ли. Все… все так сложно.

Батлер замер на мгновение, съежился, исступленно лохматя и без того поредевшие волосы с блестящими в них седыми прядками. Как же Батлер постарел за лето! Наверняка за тот месяц, который превратился в его личный кошмар наяву, тяжелое бремя сомнений и молчания.

Неудивительно, что в театр он пришел один: им с Энн такой подарок был хуже плевка. Джоэл еще тогда заподозрил. Только они с Ли, два глупца, все приняли за чистую монету, обрадовались, повеселились. Но теперь воспоминания о безмятежном счастье казались почти преступными. Джоэл наслаждался в яблоневых рощах бездельем и радостью, пока старинный друг терзался подле обреченной жены, наверняка не раз хватаясь за меч. И снова его опуская. Пусть он не рассказывал, но Джоэл живо представил картину в деталях. Он хорошо знал мимику и движения Батлера, знал, как тот измучен бесконечной чередой потерь, будто кто-то его и впрямь однажды проклял. Змей посмеялся, наделив самого достойного и милосердного охотника самой несчастной судьбой.

«Только бы с твоей малышкой ничего не стряслось! Силы праведные, я в вас не верю, но молю!» — судорожно думал Джоэл, пока они скитались по огородам, переходя украдкой через пустынные улицы. Вскоре с башен донесся утробный гул — городу повелевали проснуться. Больше не требовалось скрываться, хотя они все равно пересекли заброшенный сад. Джоэл узнал в беленом аккуратном домике жилище арестованного постоянного клиента Джолин.

Герань на запыленных окнах засохла и сморщилась, урожай же с грядок и деревьев уже собрали, вероятно, унеся на городские склады для общего запаса. Незаселенный дом пока стоял напоминанием о недавнем потрясении. Еще одном, очередном, в этой бесконечной круговерти.

Два дня счастья пролетели касанием теплого ветра. Крошечный стеклянный шар с хлопьями снега или весенними соцветиями — бессмысленная, но красивая игрушка, выскользнувшая из рук, разбившаяся вдребезги. Остались только растоптанные лепестки под грязными сапогами. И ни тени покоя.

Сердце отмеряло удары на уровне горла, холод бился в висок назойливой птицей, когда бывшие охотники уже без опасений вынырнули на одну из улиц Торгового Квартала, миновав бельевые веревки. «Джо, не хочу становиться мылом», — пронеслось в голове, когда в лицо ударил неприятный запах выстиранных вещей. Похоже, мыло и впрямь делали из сомнов.

«Никто из вас не станет мылом. Обещаю. Вы все выживете! Обязательно!» — твердил себе Джоэл, словно заклиная пространство, сошедшееся клином возле приземистого двухэтажного строения с простой вывеской «Скобяная лавка».

Батлер не придумал никакого названия, и магазин на первом этаже выглядел заброшенным. Похоже, уже месяц он не пытался ничем торговать. Все его мечты и надежды рухнули, и вот он пришел к другу, раздираемый отчаянием. Пришел, чтобы просить все исправить. И Джоэл снова гнулся под тяжестью непомерной ответственности. Он не знал, как помочь. Наверное, впервые ощущал себя таким беспомощным. Если бы он изучал хотя бы основы гематологии, анализируя под микроскопом кровь сомнов, то мог бы еще что-то сообразить, найти объяснение.

Но он не знал ничего, кроме того, что Вермело планомерно «выпивает» гигантская воронка тишины. Похоже, игра Змея вступила в завершающую стадию. Больше он никого не собирался оставлять в живых. Превращения с возвратами могли оказаться и надеждой на спасение, и явным предвестником неминуемого конца.

Джоэл в нерешительности остановился у двери. Батлер возился с ключами, что-то бормотал под нос, кусал усы, не попадая в замочную скважину. Он озирался по сторонам, как взломщик, как горький пьянчуга, у которого трясутся руки. Они оба боялись, что их засекут караулы и сочтут неблагонадежными личностями за подозрительное поведение, поэтому спешно скользнули внутрь запыленного помещения.

Полумрак вскоре осветило тусклое мерцание потертой масляной лампы в стеклянном абажуре. Джоэл украдкой осмотрелся: несостоявшаяся скобяная лавка встретила запыленным прилавком, чередой неразобранных ящиков, разбросанными документами. Обычно аккуратный Батлер все забросил, хотя кое-где виднелись следы уборки — протертые полки, вымытая посуда, словно кто-то принимался наводить порядок, но не успевал завершить дело. Не хватало сил. Или времени.

— Я уже месяц… месяц запираю ее в подвале, — сбивчивым дрожащим голосом начал рассказ Батлер. — Соседям говорю, что Ида серьезно больна, прошу посидеть с малышкой… Вру, всем вру. Окружающим, себе и ей… говорю, что скоро все пройдет. Джо, что пройдет? Что и как? Я вру! И больше так не могу.

Джоэл ждал. Ждал одной невыполнимой чудовищной просьбы — быстрая казнь из милосердия. Но Батлер просто стенал в пустоту, отчего Джоэл еще больше нервничал. Он неуверенно прислонился к деревянному прилавку, вычерчивая на серой поверхности спиленные природные узоры, которые напоминали плетением иссушенные капилляры. Доски в Вермело ценились, сломанную мебель никогда не выбрасывали, а отдавали столярам на починку или переделку. Металл же использовался для оружия и тюремных решеток.

В пустынной лавке из этого неподатливого материала оказалась дверь, единственная в своем роде, страшная дверь, увитая бурыми потеками ржавчины, — ведущая в подвал.

Батлер приблизился к ней шатающейся походкой умалишенного. И, как у сумасшедшего, вращались глазные яблоки на фоне выкатившихся из орбит белков, когда он приникал к шершавой поверхности, вслушиваясь в то, что творится по ту сторону запрета.

— Ида? Ида, ответь, — позвал он, но ответа не последовало. Батлер облизнул пересохшие губы, вздрогнул, бессильно прислонился к двери лбом, точно надеясь так послать мысленный импульс, перенестись туда, вниз, бестелесным призраком.

«Батлер… Что, если это конец?» — хотел сказать Джоэл, но язык примерз к небу. Оставалось только стоять немым свидетелем чужого неискупимого горя.

— Ида, пожалуйста, уже рассвет, уже закончилась ночь, — шептал Батлер, потом гулко ударил кулаком в дверь: — Проклятье!

— Батлер… Батлер, это ты, любимый? Прости! Я… я задремала, — донесся из подвала растерянный голос.

«А что если он просто спятил и держит жену в заточении, как тот маньяк, который набивал рты жертв червями?» — с ужасом подумал Джоэл, вспоминая одно из своих самых мерзких расследований.

С каждым мигом пребывания в сизой пыли лавки его окутывали все новые и новые сомнения, прорывались необоснованные подозрения. Батлер представал не печальным мудрецом, а опасным безумцем. И Джоэлу начало казаться, что и его привели не для казни, а для того, чтобы разделать в подвале, чего он, впрочем, все равно не позволил бы. Но кто мог гарантировать, что в лавке не притаилась какая-нибудь секта, практикующая жертвоприношения?

Джоэл беспокойно озирался по сторонам в поисках странностей, несоответствий слов Батлера его действиям или обстановке. Но взгляд наткнулся только на темную семейную фотографию, бережно повешенную в рамке на аккуратно покрашенной желтой стене, да еще откуда-то из угла, наверное, от порыва ветра, вырвавшегося из подвала, выкатилась синяя деревянная погремушка. Новая, чистая…

Сердце сжималось, замерзало от мысли, что Ида никогда не увидит свою дочь взрослой. А Батлер… Суждено ли ему? Он едва балансировал на грани сумасшествия. И без страха открывал дверь тому, что скрывалось внизу, под домом. Тому, что говорило голосом его жены. Джоэл невольно принял боевую стойку и схватился за тяжелый подсвечник, лежащий на полу, когда услышал глухие шаги на скрипучей лестнице. Кто-то неторопливо поднимался.

— Ида! Радость моя, — выдохнул Батлер, когда в дверях в окружении проржавленной дверной рамы показалась невысокая худенькая женщина в коричневом платье. Супруги обнялись, безмолвно, но с упоением и болью, будто не виделись тысячи лет.

Джоэл выронил свое смехотворное оружие. Хотелось плакать. Пришлось отвернуться, чтобы не трепать изодранные лохмотья своей ожесточенной души. Батлер и его жена, его Ида — кто бы посмел заподозрить их в чем-то страшном? Только преступник, только последняя тварь.

Они приникли друг к другу, как два сросшихся ветвями дерева, как две замершие на века в своей любви мраморные статуи. И не хотели расставаться, не хотели, чтобы беспощадная ночь вновь разлучила их, разрубила дверью подвала.

— Батлер, кто с тобой? — встрепенулась Ида, заметив вскоре Джоэла. Тогда она вышла на свет, и удалось рассмотреть ее: невысокая, лет тридцати пяти, с грубоватыми чертами лица и гладко зачесанными назад темными волосами, она предстала образцом порядочности и скромности. Не верилось, что эта строгая спокойная женщина при свете Красного Глаза оборачивается монстром.

— Этой мой старый друг. Охотник Джоэл, победитель Вестника Змея. Помнишь, я рассказывал о нем? Ему можно доверять, правда. Он не выдал нас, когда я уходил из Цитадели, — сумбурно представил Батлер и неуверенно добавил: — Не выдаст и теперь…

— Здравствуйте, Джоэл, — вежливо кивнула Ида, подходя, как будто совсем без боязни. — Могу я предложить вам взвар из кизила?

Только по нервному подергиванию узких губ женщины Джоэл понял, как она на самом деле напугана. Он любезно ответил:

— Если вы настаиваете.

— Я вышла из подвала, неплохо бы согреться, — с грустной самоиронией отозвалась Ида, виновато улыбаясь. Батлер тоже словно улыбнулся, но вцепился в переносицу, растирая уголки глаз, на лбу его отпечатались глубокие морщины.

«Шрамы на руках… Такие же, как у Джолин. Как будто ее жгли раскаленным прутом. Один и тот же изувер?» — подумал Джоэл, когда в приветствии пожал широкую ладонь Иды и ощутил на ней корку ожогов.

Они втроем прошли на кухню, расположенную за лавкой и выглядящую куда опрятнее соседнего большого помещения. Ровные полки с вымытой посудой, чистые окна и очаг — все говорило о руке опытной хозяйки. Весь дом кричал о том, что успел познать умиротворенность тех, кто мечтал жить в нем долго и счастливо. Но внезапно все пошло не так, неверно, неправильно, и навечно отняло дух покоя и радости.

— Ида, расскажи все Джо. Он сможет помочь, — попросил Батлер, слегка обнимая жену за плечи. Женщина суетилась возле очага, наливая в чайник из бочки воду, затем искала маленькую кастрюльку. Вскоре она разлила по глиняным кружкам взвар и села на шаткий облупленный стул во главе стола.

— Вы действительно превращаетесь по ночам? — с трудом заставил себя спросить Джоэл. За стол он не сел, к взвару тоже не притронулся, внутри огонь мешался со льдом ранящим крошевом. Ида же сгорбилась, сцепив руки на вытянутой столешнице.

— Да. Но я не помню. Это… как во сне. А утром я снова я, — четко, как врачу, ответила Ида, но вздрогнула: — Это страшно.

«Смерть смотрит на тебя сквозь закрытые веки. Как во сне… Сомнамбулы…», — возникло извечное предсказание старухи. Все меньше верилось, что она одна из революционеров, все больше улавливалось в ее речах сходство с обрывочными фразами Каменного Ворона.

— Ида, откуда вы? Почему на вас шрамы? Извините за столь личные вопросы, но мне кажется, я могу знать ответ, — набрался смелости Джоэл, хотя и поймал негодующий взгляд Батлера. Для любезностей не хватало времени. Ида же откинулась на спинку стула и опустила руки на колени, словно так раскрываясь, готовая поведать свой страшный секрет. И все же медлила, неуверенно спросила:

— С какого момента начать? С детства?

— Пожалуй, с того момента, когда вы получили эти ожоги. Они ведь… не обычные?

— Нет, не обычные, — кивнула Ида, тяжело вздыхая. — Их оставили подонки из секты Бифомета Ленца.

«Проклятье! Я знал! Я ведь знал!» — пошатнулся Джоэл. Аккуратная кухня поплыла перед глазами, сквозь нее проступал остов сгоревшего особняка. Все линии свивались воедино, сплетались темным коконом давнего заговора.

— Дальше, госпожа Ида, дальше, умоляю! Расскажите все, что знаете! — жадно воскликнул Джоэл. Батлер возразил, украдкой касаясь плеча жены и как бы заслоняя ее собой:

— Джо, ей больно это вспоминать.

— Нет, родной, все правильно, — сурово мотнула головой Ида. Каштановые пряди растрепавшейся тугой прически отлетели назад, и Джоэл узрел ожоги, которые окольцевали и шею несчастной женщины.

— Простите, я не хотел… — опустил голову Джоэл. Теперь чужое горе отчетливо вонзилось в его собственную судьбу, в его расколотый хрустальный шар — у Джолин на теле оказались слишком похожие ожоги, в которых словно бы узнавались чьи-то гербовые вензеля.

— Нет. Я должна была рассказать раньше. Но боялась. А теперь… мне уже нечего терять. Вы должны узнать правду, — едва слышно проговорила Ида. — Бифомет Ленц был главой секты. Они устраивали настоящие оргии с избиениями. В двадцать пять я попала горничной в его имение… И больше меня не выпустили. Разврат они оправдывали тем, что так лучше понимают свою греховность. После оргий нас били плетками, а потом «ставили клеймо». Тем, кто выживал. Так они отмечали тех, кто считался собственностью секты.

— Это правда. У нее вся спина в шрамах и клеймах, — кивнул Батлер.

— Батлер, милый, и после этого ты не проникся ко мне отвращением? — испуганно и удивленно посмотрела на мужа Ида, в глазах ее забилась тревога.

— Нет, родная. Никогда. Ты так страдала! Но мы тебе поможем, да, поможем.

Батлер целовал поочередно раздавленные тяжелой работой пальцы жены, как тонкие ручки изысканной принцессы. А Джоэл сжал кулаки, отворачиваясь к узкому окну, пересеченному чернотой рамы, чтобы не выдать волнения и растерянности. Ведь он не представлял, чем помочь. Зато подтверждались его худшие опасения, его страхи и возгласы Каменного Ворона.

— Что еще они делали? Ида, в этой секте с вами делали что-то еще, — настойчиво спросил Джоэл.

— Они вкалывали нам что-то. Что-то, после чего мы начинали видеть, как звери, чувствовать, как звери.

Джоэл все-таки схватился за обжигающий кизиловый взвар, потому что в горле пересохло, воздух перестал поступать в израненные легкие. Все подтверждалось! Все, чего они так боялись в ходе расследования. Грандиозный заговор, в который были вовлечены ученые, аристократы, политики, Цитадель и, похоже, сверхъестественные силы.

— Как это объяснялось в культе? — хрипло вопрошал Джоэл. Голосовые связки перехватывало.

— Первосвятитель говорил, что мы изменимся и выйдем из Вермело. Превратимся в созданий Хаоса и уйдем от Змея. Говорил, что Страж Вселенной не придет за нами, поэтому мы сами поможем человечеству. Но сначала мы должны обрести смирение и послушание. Убить грешную оболочку человека. И возродиться в новых телах.

— Ида, а как ты вырвалась?

— В поместье случился пожар. Я… пряталась. Скрывала, что имею отношение к Бифомету Ленцу. Потому что всех, кто уцелел, утаскивали в Цитадель. Боюсь, что их всех казнили. Нет, мне не жаль тварей, которые издевались над нами, этих жутких фанатиков, но… семь лет назад никто не делал различий между преступниками и жертвами. Забирали всех. Кажется, теперь я поняла, из-за чего.

— Но ведь ты продержалась целых семь лет! — воскликнул Батлер.

— Продержалась ли? — отозвалась потерянно Ида, ощупывая лицо, точно не узнавая себя: — Порой меня посещают видения, сны, как думала. Будто я брожу по ночному городу. А руки мои — лапы с когтями. И я будто не я вовсе, а кто-то еще, кто-то больший. Я — часть чего-то ужасного, чего-то… Помню самый яркий кошмар: я откусываю ноги какому-то охотнику и раздираю когтями второго. Словно мне кто-то велит, словно… Батлер, скажи, что это был сон! Умоляю!

— Сон, милая, просто сон. После всей пережитой боли! Конечно, сон, — тут же убедил ее Батлер, но красноречиво посмотрел на Джоэла: оба немедленно вспомнили Грэма и Бима, их роковую ночь последнего дежурства.

— Семь лет… Семь, — повторил выдохом осеннего ветра Джоэл, как магическое число, как заклинание. — Все свидетельства о существовании секты как будто пытались стереть из истории Вермело.

— Да, — кивнула Ида.

— Что еще вы знаете о Бифмете Ленце? У него… была семья?

— Не знаю. Полноправные члены секты носили маски на лицах, вернее, мешки с прорезями. Они называли себя «иными», новыми. А нас, «посвящаемых», подопытных рабов, держали в подвалах или запертых комнатах. Никто не слышал наши крики, никто не пришел на помощь. А потом… потом случился пожар, мне чудом удалось уцелеть, но… но всех выживших схватили охотники.

— Понятно, — тяжело выдохнул Джоэл. — Если вас это хоть немного успокоит: ни я, ни Батлер понятия не имели о расследовании дела Ленца. Мы в этом не участвовали.

— Я знаю, — отозвалась Ида, сцепляя руки на коленях, начиная монотонно покачиваться из стороны в сторону. Она впадала в оцепенение, чтобы не сорваться на истерику. Джоэл понял, что не стоит дальше мучить ее вопросами.

Воцарилось давящее молчание. Не оставалось сомнений, что Ида связана с Вестником Змея, а тот — с Бифометом Ленцом. Ничего не закончилось, мнимая победа не принесла покоя ни городу, ни друзьям. И Джоэл хотел все отрицать, но Ида, эта отважная несчастная женщина, слишком красноречиво описывала свои воспоминания и ощущения от прогулок сомнамбулы. Монстра.

— Ида, приготовишь нам завтрак? — с будничной любезностью попросил вскоре Батлер, ласково улыбаясь жене. Трепетную нежность он не подделывал, а вот наброски к картине мнимой радости никому из них не удавались.

— С удовольствием, — отозвалась Ида, сбрасывая пустоту отрешенности.

— Я скоро заберу малышку от соседки. Настал новый день, мы все вместе. Все будет хорошо, милая моя, все будет хорошо.

Он кивал и твердил простые слова единой молитвой о несбыточном. Джоэл поражался, за какие грехи прошлых иль будущих жизней судьба свела Батлера именно с изломанной жертвой Бифомета Ленца, с частью Легендарного Сомна. Одной из масок!

Теперь Джоэл осознал, кем были все эти лица. Живые, еще кричащие, мертвые, уже покрытые трупными пятнами — все они сливались в единое жуткое существо, накаченное неизвестной субстанцией и пропитанное аурой Хаоса. Оставалось лишь гадать, кто и как управлял или управляет этой тварью.

«Неужели и Джолин тоже обращается? Нет! Я же видел ее ночью, я видел. Я должен остаться в пекарне на ночь. И развеять все сомнения, — твердо решил Джоэл. — Может, она не имеет отношения к секте, может, я ошибаюсь насчет формы шрамов».

— Твой друг позавтракает с нами? — гостеприимно отозвалась Ида, уверенным движением разбивая яйца над сковородкой. Будто не она поведала только что страшную правду, будто не она сидела в подвале каждую ночь.

Неестественный покой умирающих окутывал кухню. Все они еще пытались радоваться, следовать милым ежедневным ритуалам, заведенным в счастливых семьях. Пытались поддерживать иллюзию жизни, забывая, что они обречены.

— Нет, меня ждут дома, — сразу же отказался Джоэл и намного тише добавил: — И в пекарне… Надеюсь, тоже.

Батлер увел из кухни, затворив дверь. Ида старательно гремела сковородками и тарелками. Для случайного наблюдателя ничего страшного в доме не происходило, и только хозяева и их невольный гость знали, какая их всех постигла катастрофа.

— Джо, ты ведь поможешь? Ты знаешь что-то про Бифомета Ленца, ты видел вблизи Вестника Змея, — срывающимся шепотом просил Батлер. — Я… Я больше не могу так. Каждый день с ней — это мое счастье. Но каждая ночь возле подвала и ожидание утра — проклятье. Я не могу спать, не могу думать ни о чем другом. Пожалуйста, Джо!

— Батлер, Иду нельзя оставлять в подвале.

Джоэл ежился, растирал предплечья, безотчетно удивляясь, почему изо рта не вырываются клубы белого пара. Только отчасти он понимал, что в помещении на самом деле тепло, даже душно.

— Я понимаю. Но я не отдам ее на опыты в психушку! Я же знаю, что там делают с людьми, — сгибая и разгибая сводимые судорогами пальцы, ответил Батлер.

— Но иначе нельзя.

— Нет! Я думал, мы друзья! Ты слышал ее, слышал все насчет нашей Цитадели.

После встречи с Энн у Джоэла и самого не осталось ни капли доверия к Цитадели, а, услышав рассказ несчастной Иды, он начал постепенно понимать, из-за чего мог повеситься предшественник Умана Тенеба и какие тайны отравили бывшего друга.

Бифомет Ленц… Секта аристократов, во главе которой стоял талантливый ученый-гематолог, оказавшийся воплощенным кошмаром Вермело. Или все обстояло как-то иначе. А как — предстояло выяснить, Джоэл чувствовал, что от этого зависит судьба их мира, остатков человечества. Стена разрушалась, город выжимал из себя последние ресурсы, замыкаясь на свои ужасах, как змей, пожирающий собственный хвост.

— Слышал, значит… надо думать. Но я не могу ничего обещать. То, что я узнал от Иды сегодня, ценнее всего, что я раскопал до этого в городских архивах, — задумчиво протянул Джоэл, косясь на дверь кухни, обычную, деревянную со стеклами, не стальную, как в подвал. — Впрочем, у нас, кажется, появился шанс узнать, что входит в состав стимуляторов.

— Бифомет Ленц разработал их! Это его изобретение! — напомнил Батлер. Джоэл кивнул, охотно веря. Теперь испытания препарата, очевидно, перешли во вторую стадию. Про Энн и ее метания ему рассказывать не хотелось, чтобы не усугублять переживания друга.

— Но от них ускоряются обращения. Или же… Или же… Не знаю. Но постараюсь узнать, — растерянно отозвался Джоэл. На плечи наваливался новый непомерный груз ответственности, а пол уходил из-под ног, доски превращались в размокшую грязь болота. И похоронным колоколом позвякивала забавная погремушка.

— Я вернусь завтра. Может, послезавтра, — пообещал Джоэл.

— Возвращайся… Джо, я боюсь, у нас не так много времени, — ответил Батлер, плечи его совсем поникли, болезненно выпирали из-под бурой рубашки ключицы. — Поэтому я и прибежал к тебе, когда заметил: каждую ночь превращения Иды длятся все дольше, человеческий облик не возвращается после сигнала пробуждения. Сначала я думал, что мне так только кажется, но последние пять дней я засекал по часам… У нас нет времени!

— Батлер, завтра кое-что решится. Я надеюсь, это будет нашим спасением, — пообещал Джоэл, дотрагиваясь до руки друга. Тот закивал, наивно, почти по-детски. И хотелось повеситься от своего доверительного спокойного тона, которому так часто верили люди, хотя он на самом деле не мог помочь. Но и сказать об обреченности Иды — невыносимо. У них с Батлером еще оставались дни рядом друг с другом, дни хрупкой надежды, радости от обретения невозможной для охотника семьи.

«А сколько отведено мне таких дней? Нам… с Джолин и Ли, — ужаснулся Джоэл, покидая запыленную лавку, но встряхнул головой: — Много, конечно, много. Ведь никто из нас не обращается. Много дней, никак иначе».

Чтобы хоть немного успокоиться, он решил вернуться через Квартал Ткачей. Постучаться в пекарню, крепко поцеловать Джолин, обнять ее, потом пойти в Квартал Птиц и все-таки подарить ей новую певчую птицу, чтобы наполнить ее дом мелодичными трелями, чтобы просыпаться под них, а не от сигнала с башен. Вместе с Джолин. Да, именно за этим он шел в Квартал Ткачей. Но получил лишь новое потрясение.

В районе все еще работали чистильщики, медленно грузя на скрипучие ветхие тачки разрубленные куски кошмаров, выброшенные из Ловцов Снов. Джоэл застыл на Королевской Улице, немо наблюдая за беспросветной работой угрюмых стариков: грубые кожаные перчатки с неторопливой обстоятельностью ворочали части уничтоженных химер. Слишком знакомых. Химер старой пекарни, где не осталось никого, кроме Джолин. Обломки ее кошмаров.

— Хм, надо же — как настоящий, кошмар ли? Тьфу, — вдруг безразлично пробормотал один из чистильщиков, небрежно кидая в тачку к химерам разрубленный на четыре части труп нерожденного младенца. Почти точную копию того, которого пришлось однажды увидеть с Ли. Не хотелось даже помышлять о том, что и в эту ночь напарнику выпал жребий уничтожать эти кошмары. Снова. Все повторялось петлей, затянутой на шее Белого Дракона и Каменного Ворона. Змей смеялся над ними.

— Нет… Не-е-ет, — шепотом застонал Джоэл, прислоняясь к выбеленной стене пекарни. Он не знал, как двигаться дальше, как искать ответы, когда это утро растоптало его, перемололо и развеяло прах по ветру.

Джоэл все больше холодел, пытался отвести глаза, желая убежать, спрятаться, выбраться из собственной кожи, из этого тягучего бремени жутких знаний. Вернуться… Вернуться в яблоневые рощи на веки вечные, чтобы больше ничего не ведать, не совершать фатальных открытий. Но приходилось стоять на пороге пекарни, теряя остатки здравомыслия и веры.

— Снова, — донеслось тихое сожаление из-за приотворенной двери. Спокойное, как гнетущая неизбежность. Знакомое любимое лицо маячило запретной сладостью в узком проеме, мерцали бирюзой печальные глаза.

— Джолин, что происходит? Чьи это кошмары? — кинулся к ней Джоэл, опасаясь, что его не пустят. Снова их разделят стены недоверия. Но, похоже, Джолин больше ничего не боялась, как и Ида. Человек, которому больше нечего терять.

— Мои, — тихо отозвалась Джолин, открывая нараспашку дверь. Скрипела древесина, доносился жар растопленной печи и свежей сдобы, но после увиденного в сладком тесте проступал привкус тлена.

— Что? А как же пекарь? Это были не его кошмары? Не его жены? — помотал головой Джоэл. На улице чистильщики медленно покатили в квартал прокаженных накрытую плотной материей тачку с остатками кошмаров. С разрубленным трупом младенца. Лучше бы никогда не натыкаться на них, никогда не ходить по Королевской Улице до первых лучей солнца.

— Его тоже встречались, — кивнула Джолин, когда Джоэл переступил порог, но мучительно отвела взгляд. — Он ни при чем. Он сам по себе стал сомном. И поделом. За то, что он со мной делал, другой судьбы не пожелаешь.

Она неприязненно оскалилась, синие глаза на мгновение засветились, как у взбешенной кошки. Но затем померкли обреченной потерянностью. Джолин стояла посреди тусклой кухни, сминая серый край фартука. И только оранжевые отблески печи давали оттенок ее обесцвеченному образу, напоминая о горящем Вермело из видений. В эти минуты дотла, до горьких угольков сгорало недавнее безмятежное счастье.

— Мерзавец. Так это из-за него у тебя такие кошмары? — разъяренно подскочил на месте Джоэл, желая воскресить Зерефа Мара, чтобы лично уничтожить злодея самым изощренным методом из арсенала палачей Цитадели. Пекарь заслужил, он все заслужил, кем бы ни был раньше.

— Нет. Вернее, не совсем, — оборвала череду злых фантазий Джолин, неуверенно поднимая голову: — Нет. Я солгала тебе, Джоэл.

— В чем?

— Я… — она резко отвернулась. — Мои родители не просто умерли. Сначала они превратились в сомнов и пытались меня убить.

— Так вот откуда эти сны.

— Да.

— Но зачем ты скрывала это?

— Не знаю. Это так… страшно.

Джоэл поверил в ее испуг, но не в ее слова, не в ее очередной рассказ о себе. Ли хотя бы молчал, тихо скрывал прошлое, Джолин же выдавала каждый раз новую версию. И несмотря на окрылявшее когда-то чувство безграничной любви, к ней не оставалось никакого доверия.

«Джолин, а ты ведь по-прежнему лжешь. Что еще ты скрываешь?» — подумал с горечью Джоэл. Что-то теснилось занозой в ее сердце, что-то выстраивало прозрачную незримую стену между ним. Не из хрусталя — из неподатливого алмаза и почерневших линий мира.

— А… а разрубленные дети в Ловцах Снов? — потерянно спросил Джоэл. — Я думал… я думал, это кошмары жены Зерефа, она ведь…

— Она делала аборты падшим женщинам. Да. Все верно. Но не испытывала от этого угрызений совести. Это мой кошмар, Джо, — дрогнули губы Джолин в улыбке осужденного на эшафоте. — Мой нерожденный ребенок. Плод насилия, от которого меня избавила эта старая ведьма, когда узнала правду о Зерефе. Я даже была ей благодарна! Какое-то время. Пока она не сказала, что я больше не смогу иметь детей.

— Джолин… — выдохнул Джоэл, хватаясь за край стола, ища хоть какую-то опору.

Джолин же стояла спокойно, лишь на сцепленных руках от напряжения обозначилась каждая вена. И дрожащие в виноватой улыбке губы пугали хуже оскала сомнов.

— Вот и все, Джо. Не знаю, что еще тебе рассказать. Вот и все. Это мои кошмары, и они будут возвращаться время от времени, хочу я этого или нет.

Джоэл молча обнял любимую, не желая больше ничего спрашивать, ничего узнавать. Так они и стояли посреди пекарни, вдыхая душный мучной запах, и оба содрогались всем телом, как в припадке. Они не знали, о чем говорить, но Джоэл ни на миг не пожелал отпустить или отбросить Джолин. И она больше не дичилась, доверив наконец свою самую сокровенную боль.

Время застыло ужасом бездны посреди черной сферы из темного кварца, которой сжималась проклятая пекарня. Времени не было, не существовало. Все затопляла беспредельная боль и бесприютная усталость. А над Вермело парила и ширилась черная воронка небытия.

Глава 33. По другую сторону маски

— С тобой так хорошо.

Голос Джолин разливался чарующей мелодией, искрился, мурлыкал. Ее дыхание щекотало темные волоски на груди Джоэла.

— Хоть бы никуда и не уходить, — посетовал он.

Они лежали в комнате Джолин на ее узкой кровати. Мягкое новое одеяло сбилось, как и простынь, часть которой покоилась на полу. Тихо поскрипывала в углу качалка от сквозняка, сочащегося из приоткрытого окна. В комнате витал жар, налитый духотой, которую пронизывали дразнящие пряные запахи разгоряченных тел.

Боль, разрывающая сердце и душу, почти иссякла. По крайней мере, пекарня принесла иллюзорное, но желанное успокоение. Даже если отведенное время таяло с каждой секундой, еще не пересыпался весь песок в чашах их жизней, еще не упал на дно жалким прахом.

Длился день. Где-то в скобяной лавке Батлер с женой и дочерью ели завтрак. А здесь, в пекарне, Джолин и Джоэл только недавно предавались страсти, жарко, торопливо, самозабвенно. Объятья горечи неожиданно распалили их обоих.

Не говоря больше ни слова, Джолин увела наверх и разделась, целиком. Впервые Джоэл увидел ее совершенно обнаженную при свете солнца. Она словно намеренно показывала, как много на ее теле шрамов — иссеченные плетьми спина и ноги, покрытые ожогами руки и плечи.

«Она знает, что Ида рассказала Батлеру, а потом мне. Она все знает», — подумал тогда Джоэл и поразился нежданному доверию. Джолин же молчала и только коротко кивнула на кровать, как будто торопя. И все же перед этим позволила рассмотреть себя, а потом новые «улики» потеряли всякий смысл. От жуткой картины в первый миг охватило не желание, а оторопь. Потом Джолин подошла и уверенно потянула за ворот его рубашки, освобождая от ненужных тряпок. И замешательство прошло, потонуло в наслаждении.

Работа в пекарне приостановилась, расследование охотника тоже замерло, забылось. Но ненадолго, не больше, чем на полчаса. И за короткое время Джоэл успел обрести неустойчивое душевное равновесие. По телу разливалась приятная сладость.

Длился день — и хорошо, что длился такой. Все еще светило солнце, все еще переливалось лето. Даже если не оставалось надежды, даже если не находились ответы, возвращалась ясность ума, столь необходимая для осуществления дерзких планов. Еще предстояло встретиться с Энн, обсудить дальнейшие действия. Но после увиденного и услышанного только объятья Джолин оказались настоящим спасением. И одновременно — проклятьем.

— Так что тебя тяготит? — спросила Джолин, как будто почувствовав, что именно теперь он готов рассказать все. И она тоже. Готова поведать о чем-то, доверить наконец всю правду о себе.

— Жена Батлера обращается в сомна, несчастная Ида, — начал протяжно Джоэл. — Их держали в подвалах Бифомета Ленца. Джолин, скажи… А ты… ты связана с домом Ленцев?

Вопрос сорвался решительно, как выпущенная стрела. Он зрел и терзал, как нагноившийся фурункул, и теперь Джоэл не боялся признаться самому себе, что такая версия наиболее логична. Он давно понимал, что с возлюбленной творится что-то неладное. Пусть она и не обращалась в сомна, как Ида, пусть и не ходила по улицам в образе зверя.

При упоминании Бифомета Ленца по телу Джолин прошла крупная дрожь, почти судороги. Если бы они не лежали рядом в объятьях друг друга, Джоэл ни за что не догадался бы. Но теперь… Теперь у него не оставалось сомнений, что главная тайна Джолин сродни страшному секрету Иды.

Раньше Джоэл боялся испугать Джолин, опасался посеять меж ними вражду и новую подозрительность. Теперь же он бы принял любой ее ответ, понял бы любую реакцию. И лишь неизвестность и недоверие были способны сломить его, поэтому Джоэл решился. Джолин, похоже, тоже решилась, не нарушив негласную клятву, данную в яблоневом саду.

— Да. Связана.

Ответ прозвучал просто и твердо, голос ее звенел привычной несгибаемой сталью. И в нем пока не читалось отчаяния, с которым повествовала свою историю Ида, напротив — скорее вызов. Она испытывала своего охотника, его отвагу и доверие. И уже ничего не боялась. Но вместе с вызовом прорезалась неискупимая боль.

— Джолин… — выдохнул Джоэл без тени удивления. — И кем ты была в доме Ленца?

— Горничной, прислугой. Рабыней. Как и Ида. Когда я попала в имение, мне было всего шестнадцать, в восемнадцать случился пожар, — коротко ответила Джолин, но не отстранилась, лишь теснее прижалась к Джоэлу в поисках тепла.

Озноб ее усиливался, только недавно горячее и податливое тело деревенело и покрывалось гусиной кожей. Джоэл привлек к себе любимую, мечтая согреть, отогнать эту гадкую тень прошлого. Хотя сам с трудом подавлял трясучку. Так же, как и с Ли, приходилось вспоминать и бередить старые раны любимой. Хотелось надеяться, что это признание избавит Джолин от кошмаров. Ведь с Ли сработало! Но верилось отчего-то слабо.

— Ты знала ее, да? — пробормотал Джоэл. Ида не упоминала про Джолин.

— Почти нет. Мы сидели взаперти в разных комнатах. Нас… мучили. Подвешивали в кандалах на стены, за непослушание сажали в клетки, жгли прутами. Некоторым женщинам, которые пытались сбежать, рвали груди раскаленными клещами. И… И… Не могу больше… Не спрашивай… — глухо отозвалась Джолин, немо утыкаясь в подушку.

Рассказы обеих женщин совпадали в своих страшных бесхитростных описаниях. Схожие детали жизни в секте не допускали сомнений и придумок. Джолин поведала, пожалуй, больше, чем Ида, поразив Джоэла внезапной прямотой, хотя он даже не просил описывать в красках пытки.

— Я знаю, все знаю, не вспоминай, не терзай себя, — оправдывался Джоэл, укутывая Джолин в одеяло. — Значит, ты свидетель того, что там творилось, как и Ида.

— Да.

Снова безраздельная тоска кусала сердце жадным зверем. Воронка в небе не возникала, но Джоэл отчетливо слышал, как к ней устремляются новые и новые души. И он тоже летел куда-то в бездну. В пропасть ответов. Знаний, которые не помогали противостоять Змею, а лишь умножали скорби и тревоги. Джоэлу чудилось, будто в эти самые мгновения ему вручают гигантский тяжелый ключ на цепи, которая давит на шею и душит, при этом никто не трудится подсказать, какую дверь должно открыть. Вопросы находили ответы, но новая правда о Джолин лишь усиливала было утихшие метания духа, не говоря, как излечить и ее, и Иду. Снова сердце колотилось на уровне горла, гулко отдавало ударами молота о наковальню в висках.

— Поэтому ты не могла уйти от Зерефа? — заключил Джоэл, но говорил больше, чтобы услышать звук собственного голоса, продравшийся сквозь гул и гомон кипящей в голове крови.

— Я хотела… сначала я хотела вместе с ним вывести на чистую воду тех, кто спонсировал эксперименты и участвовал в оргиях, — громко и ясно ответила Джолин. — Но когда он начал издеваться надо мной, я хотела только уничтожить его. Революционеры тоже ничем не лучше. Они думают, что можно просто так выйти в Хаос. Достаточно убить правительство. И все. Но это неверно!

— Джолин… Зереф тоже был частью секты? — уточнил Джоэл. Он предположил, что и нежеланный ребенок получился в результате одной из оргий.

— Нет, он скрывал меня потом, после пожара, — отрицательно покачала головой Джолин. Что делали с Джолин до встречи с пекарем на оргиях секты, думать совершенно не хотелось. В любом случае, Джоэл ни в чем не обвинял любимую, как и Батлер свою Иду. Теперь их, пожалуй, как никогда роднило общее горе.

— А что стало его причиной? Ты знаешь?

— Не знаю. Знаю обо всем не больше Иды, — дернулись обнаженные плечи Джолин.

— Значит, и тебе вкалывали те первые стимуляторы?

— Да.

— Проклятье… а ночью, ночью тебе не кажется, будто ты не в своем теле?

— Нет. Я не помню свои сны, — помотала головой Джолин, обхватывая голову руками. — Вы находите вот таких химер. Но я ничего не помню.

— Это неважно. Все будет хорошо, обещаю!

Он хотел бы и поклясться, но хватало и множества бесполезных невыполнимых обещаний. Впервые за долгое время Джоэл ощущал себя потерянным в темноте ребенком, который лишь на словах способен угрожать полчищам незримых монстров, скалящимся из каждого угла, из потаенных чуланов расколотого прошлого.

— Ну, вот, Джо, теперь ты все знаешь, совсем все.

Джолин резко села на кровати, потом встала и принялась поправлять простынь, собирать с пола одежду. Будто торопилась уйти или избегала смотреть в глаза. Джоэл не пытался узнать больше, чем уже узнал. Не выдержали бы они оба. Теперь он просто разглядывал прелестный стан Джолин, ее округлые бедра, налитые небольшие груди, которые он еще недавно жадно целовал, наслаждался плавностью ее движений, прямотой достойной королевы осанки.

«Значит, теперь ты называешь себя горничной. Не девчонкой из трущоб. Уже более правдоподобно. Хотя… Девчонка из трущоб, у которой родители обратились в сомнов, потом горничная в секте, потом приемная дочь Зерефа. Вроде бы все логично. Так почему я все равно не верю? Ладно, Джолин, называй, как хочешь. Это уже неважно. Важно то, что ты призналась, что тоже не совсем человек, как и Ида. Как и я, — подумал Джоэл и вдруг понял: — А значит это, что мы оба, вернее, мы все, рискуем обратиться в сомнов. Пожалуй, в одинаковой мере. И еще значит, что надо поживее подниматься и идти на встречу с Энн, как условились. Должно быть средство против обращений. Если стимуляторы — это яд, должен быть и антидот. А если его нет, заставим изобрести».

Но больше Джоэл храбрился, убеждал себя и подбадривал, чтобы оставались силы хоть немного успокаивать других и двигаться дальше. Впрочем, Джолин не просила поддержки или успокоения.

— Я вот сейчас рассказала все это… И мне как будто легче стало, — призналась она, когда они торопливо пили кофе с оладьями. Снова хотелось остаться в пекарне навечно, потонуть в дивном аромате сдобы и уюта.

Покой обыденных действий, незаметных повседневных ритуалов, заставлял часть сознания забыть о долге, о страшной правде, об обреченности и темной воронке. Так случалось порой нелепо посмеяться над шуткой или метким словечком при подготовке к поминкам — приготовление пищи и сбор каких-то гостей части сознания напоминали другой ритуал, а именно, праздник, чью-нибудь свадьбу или день рождения. Только охотникам чаще не удавалось ни повеселиться, ни замереть в скорбном оплакивании товарищей. Их тянул вперед распорядок Цитадели, сжатый график, отсутствие хоть одной свободной минуты. Но после ранения у Джоэла появилось время. Возможно, только благодаря этому времени созерцания и обдумывания он сумел свести воедино все разрозненные факты.

— Ты ни в чем не виновата, — в который раз повторил он.

— Иди. Ты должен, — повелительно кивнула на дверь Джолин.

— Что?

— Должен найти правду. Доказательства, ответы, — решительно продолжила она. — Теперь ты знаешь, что искать в архивах. Если еще что-то уцелело. И еще в особняке Ленца.

— Если уцелело, — повторил Джоэл, очень сомневаясь в этом. Если бы уцелело, он бы нашел. Скрюченный архивариус уже не обращал на него внимания, воспринимая как часть мебели — столько времени довелось провести среди пыльных личных дел после частичного выздоровления. Джоэл даже благодарил свою временную невозможность носиться по крышам. Теперь суровый распорядок Цитадели воспринимался как отвлекающий маневр, способ погасить остроту ума и желание задавать вопросы.

— Джолин, доверься мне. Я никогда не выдам тебя. Они… они и со мной что-то сделали, — жарко пообещал Джоэл, заключая сжатые на столешнице кулаки любимой в свои раскрытые ладони. — Ты ведь тоже чувствуешь не как человек? Обостренно?

— Нет. В том-то и дело, ничего такого, — дернула плечами Джолин. — Но то, что и с тобой сделали… это ужасно. Получается, мы с Ли навещали тебя в госпитале, а в это самое время над тобой ставили эксперимент.

— Да, и надо мной, и над Энн. Но, как видишь, мы все еще живы, еще не обратились. Может быть, не все так страшно.

— Может быть. Может быть, — вздохнула Джолин, опуская голову. И ее безмолвная поза смирения и покорности немо дополняла: «Но то, что сделали в секте, было страшно. И это уже не изменить».

Джоэл слишком хорошо понимал эту тяжкую отрешенность. Он мечтал остаться в пекарне, успокоить и больше никогда не отпускать Джолин, не выходить наружу в этот грязный, пропитанный жестокостью мир. Но шаг через деревянный порог вскоре вытолкнул наружу, и долго тлел на губах короткий прощальный поцелуй Джолин.

Прощальный? Нет же! Нет! У них еще оставалось время, еще обещало множество сладких поцелуев, посиделок на кухне, разговоров ни о чем… Или нет. Джоэл возвращался в мансарду с тяжелой мыслью, что ничего не закончилось. Где-то по Вермело все еще бродил Легендарный Сомн, даже если никак не проявлял себя.

«Но Джолин не имеет к нему отношения, даже если была в секте. Может быть, ее превращение не завершилось, она пробыла у Бифомета меньше, чем Ида. Я бы заметил, что кто-то выходит из пекарни каждую ночь, я же патрулировал этот район долгое время», — успокаивал себя Джоэл, но брусчатка под ногами отзывалась стуком часов, которые отмеряли минуты до неизбежного. Чего именно? Обращения Иды, Джолин? Собственного? Или, может, до встречи с Энн и явного нарушения закона? На стороне Цитадели оставался только Уман, все прочие друзья негласно и незаметно для самих себя предали закон, который покрывал преступные деяния.

Порыв противоречивых чувств стих, когда Джоэл вошел в мансарду. Все снова обернулись обыденностью. Зло и несправедливость оставались, но где-то далеко, абстрактными понятиями. В настоящем же сонно потягивался Ли, разлегшийся поперек кровати. И ему не снилось ничего плохого: Ловец Снов оставался пустым и чистым.

«У нас еще есть время. Время есть, — твердил себе Джоэл, нервозно дрожащими руками развертывая карту с метками поставок Рыжеусого. — Дирижабль. Вероятнее всего, он вовсе не в трущобах, а Квартале Богачей. Они строили воздушный корабль, чтобы перемахнуть через стену и улететь от Змея. Да, не революционеры, а те, кто клялся защищать город, управлять им. Трусы, хотят бросить нас. Но что-то пошло не так, скорее всего, именно со стимуляторами пошло не так. Или виноват метод, которым Бифомет Ленц создавал «новое человечество»? Не знаю… Как тогда объяснить эпидемию превращений в Академии?».

Джоэл перебирал в памяти все, что успел узнать о Бифомете Ленце, в архив Цитадели он больше не видел смысла лезть, как и в городскую библиотеку. У святителя Гарфа из книг тоже вырвали все страницы с упоминанием того, что творилось в секте. Наводка на особняк от Джолин не слишком-то обнадеживала.

«Грета… Что, если она тоже была в секте?» — задумался Джоэл, но не успел зацепиться за догадку, потому что Ли потянулся и проснулся, спокойный и пока практически умиротворенный.

Рискованное предприятие, связанное с делом Энн, похоже, нисколько не принесло ему мук совести. Да что там: устав Охотников напарник всегда соблюдал исключительно, чтобы строгий Джоэл не ругался. И чтобы, разумеется, не попасть на гауптвахту и в карцер. Сознавал ли в полной мере возлюбленный, что в случае неудачи их обоих ждет, вероятнее всего, не заточение, а казнь? Цитадель могла открыто обвинить в воровстве и незаконном проникновении в лаборатории или же нанять убийц из трущоб. А, может, привлечь своих же. Тех, кто хладнокровно исполнял приказ, когда требовалось уничтожить и основателей, и жертв секты Ленца. Сознавал ли напарник всю опасность?

— Привет, Джо, — улыбнувшись, сказал Ли, будто они встретились на улице. Полуденное солнце не располагало к тому, чтобы желать доброго утра. Да и утро выдалось на редкость пакостное.

— Привет. Выспался? — ответил Джоэл.

— Достаточно, — кивнул Ли, разминая плечи, и улыбнулся: — Видел во сне яблоневый сад и нас втроем. Хорошо так было…

— Да, хорошо, — кивнул Джоэл, ссутулившись. Он тоже мечтал видеть во снах только тот чудесный день, но после всего даже то безмятежное мгновение спонтанной радости представало фальшивым, отравленным ложью закрытых глаз.

— Хорошо… — вздохнул Ли и сощурился, словно только теперь понимая, что вернулся в их ледяную беспощадную действительность. К их бедам и проблемам, которые оба клялись решить, не имея и малейшего намека, где искать путеводную нить.

— Как Мио? — глухо спросил Джоэл. В комнатку первого этажа он не заглядывал, все же она считалась собственностью юного охотника. Его вовлекать в опасную авантюру явно не следовало, пусть он и оплакивал Лулу.

— Не очень. Но держится, — поморщился Ли. — А ты, значит, был у Батлера?

Он заметил, что Джоэл бездумно сминает в руках короткую записку на исчерканном клочке-промокашке, где поверх одних записей густым слоем ложились другие. Чернила наслаивались на карандашный грифель. И так до бесконечности. Короткие послания друг другу, чтобы не гадать, куда пропал напарник.

— Был, — негромко отрезал Джоэл, откладывая записку, от влажных пальцев крошащуюся в труху.

— И как он? Почему в такую рань и без меня? — с нотками детской обиды поинтересовался Ли. — Мне тоже хочется посмотреть, как он там устроился.

— И не только у Батлера, — непонятно, для чего, добавил Джоэл. Он вздрогнул, не представляя, как теперь рушить дурными вестями согревающую неискоренимую радость Ли.

— Еще в пекарне. Ясно… и как Джолин? — уже что-то заподозрил напарник, торопливо одеваясь. Наверное, прочитал по лицу, распознал по контурам морщин, стянувшихся бороздами на лбу и меж бровей. Он еще не знал, куда им предстоит идти, но надевал сапоги. Хуже всего, что Джоэл тоже толком не знал. Он виновато поднял глаза и медленно проговорил:

— Ли. Все плохо. Все очень, очень плохо.

Джоэл не хотел вываливать на возлюбленного всю свою боль, все сомнения и печали. Но молчание сделало бы еще хуже. Тогда напарник не понимал бы, от чего его дружелюбный Джо вдруг кидается и рычит не хуже цепного пса.

С недавних пор Джоэл решил, что лучше жуткая правда, чем мнимый покой неведения. У Ли был достаточно живая фантазия, чтобы надумать себе в три раза более страшные версии, чем в реальности. Хотя… куда страшнее?

Слушал Ли молча, сжав кулаки на коленях. Джоэл поведал обо всем: и об Иде, и о Джолин. Яркие детали не живописал, хотя ничего не забыл, не выкинул важных фактов, не скрыл от вернейшего союзника. Они поклялись все трое под сенью яблонь не лгать друг другу. Значит, Джолин знала, что все, сказанное Джоэлу, будет передано Ли. И она больше не опасалась непреклонных слуг Цитадели. Не все из них несли беспощадную волю закона, который ныне сам себя отравил, дискредитировал и обесценил.

Их всех обманывали уже очень давно. Охотники подавляли бунт в трущобах, им-то говорили, будто во всем виноваты революционеры. Но слишком много совпадений указывало на то, что и восстание устроили, чтобы испытать новое оружие и скрыть обветшание стены. Только Вестник Змея порушил планы. И, как бы парадоксально ни звучало, в тот день спас.

— Значит, Батлер… — тяжело вздохнул Ли после долгого рассказа. — Джолин… Честно говоря, Джо, я видел, что с ней что-то не так. То есть ну… что врет она нам. Просто ты влюблен сильно был, я понимал, что тебя не переубедить. Да еще привык считать тебя во всем умнее.

— Вот и не надо было во всем, — виновато фыркнул Джоэл. — Хотя мы бы ни за что не догадались. Теперь она уже ни в чем не врет.

Ли обстоятельно рассматривал карту с пометками, чертил пальцем поверх нарисованных точек сбыта стимуляторов Рыжеусого.

— Похоже, и в трущобах тот еж-сомн был частью эксперимента. Может, слегка вышел из-под контроля. Но там же явно людей держали в ящиках и кололи им стимуляторы.

— Да, сомны были «рукотворные» и явно не обычные, — согласился Джоэл. — Но вряд ли это был эксперимент Цитадели.

— Думаю, сначала они подчинялись Цитадели, потом все вышло из-под контроля, и нам приказали убрать главарей. Поэтому они так быстро и исчезли, — резонно предположил Ли.

— Значит, стачки организовывал уже кто-то другой, — нахмурился Джоэл. — И в городе зреет настоящее восстание. Зереф подчинялся секте дирижабля, но их похватали. Остается одна неопознанная сила… и Легендарный Сомн.

— Почему ты думаешь, что он есть? — встрепенулся Ли. — Ты его победил! Победил же!

— Победил. Будем так считать.

Он все еще не желал верить. О черной воронке и разговорах со Стражем Вселенной пришлось все-таки умолчать, и без того слишком много странностей сваливалось на них обоих. Обсуждение природы загадочных встреч с проигрывающим раз от раза Каменным Вороном оставалось для святителя Гарфа. Возможно, к нему следовало заглянуть. Джоэл не удивился бы вновь узреть на каменном алтаре израненного нищего. И уже не сдал бы Цитадели. Не заслужила «родная организация» такого доверия, если не различала, что помогает Змею, превращая в подвалах узников в сомнов. Дает древнему асуру желанную пищу.

— Значит, наш Биф-алкаш — это не Бифомет Ленц? — слабо усмехнулся Ли.

— Похоже, что нет. Не мог человек так измениться, — пожал плечами Джоэл, не представляя, зачем они вспомнили про пьяницу. Впрочем, на ярмарке он вел себя достаточно странно, чтобы перенести его из списка случайных знакомых в условную подборку подозрительных лиц Вермело.

— Но все же стоит присмотреться к нему, — сощурился Ли, точно читая мысли Джоэла, который тут же согласился:

— Он явно не тот, за кого себя выдает.

— Хотя не знаю, надумываем мы себе, пожалуй, больше, чем есть. Зачем к этому всему еще Бифа приплетать? — сморщился Ли. — Последний раз я видел его сегодня утром. Он валялся в куче помоев в подворотне Квартала Шахтеров. Вроде живой, выглядел паршиво.

«Каменный Ворон тоже выглядел паршиво. Но не мог же парень двадцати пяти лет превратиться за вечер в развалину-пьяницу? Да нет, бред какой-то. Биф всегда выглядит паршиво, как еще может выглядеть бродяга?» — засомневался Джоэл, впрочем, не представляя, во что теперь верить. Предметы теряли отчетливые очертания, не хватало незыблемых определений для некогда понятных вещей.

— Что если он тоже одна из жертв секты, поэтому и не обращается? — поделился идеей Ли, вскинув руку с воздетым кверху указательным пальцем.

— Может быть, — усмехнулся Джоэл. — Но маловероятно. Одно я знаю точно: Бифомет Ленц — то зло Вермело, которое еще оставляет в городе свои следы. На его руках было много крови тогда, на его руках много крови и теперь.

Констатация уже известных фактов не направляла, не заставляла кинуться вперед, в неизвестность нового расследования. Знания разрозненными маяками освещали отдельные рифы в черном море непонимания, не позволяя свести мерцающие горные вершины в единый контур береговой линии.

— И что ты думаешь? — недоумевал Ли. Он снова ждал, что напарник подскажет, снова окажется умнее.

— Думаю, Джолин с ним как-то связана. Не просто горничная, — высказал свои самые глубинные опасения Джоэл, с сомнением теребя край карты, раскинутой на столе. Голос застревал в горле противным комком, словно в рот набили сена пополам с иголками.

— В любом случае, она одна из его жертв. Она уже призналась, что работала в поместье.

— Судя по документам и рассказам очевидцев, вокруг Бифомета собиралась целая секта на протяжении долгого времени. Точно не скажу, но больше десяти лет все это безобразие точно существовало. И власти города до какого-то момента закрывали глаза.

Джоэл напрягал память и листал короткие записи в маленьком блокноте, которые он украдкой вынес из архива и библиотеки. Разрозненные сведения и несоответствия в датах хроник теперь выстраивали единую картину масштабного сокрытия информации.

— Хорошо бы обследовать сгоревший особняк, — протянул Ли, по-лисьи щурясь. В его темных глазах заиграли знакомые медовые искорки озорства.

— Да, Джолин тоже так считала, но путь нам туда закрыт, — нахмурился Джоэл.

— Это официально, — вскинул каштановые брови Ли, немного нервно приглаживая их.

— Но ведь в Квартал Богачей…

— Джо, вечером мы собираемся пойти к Энн, чтобы обсудить план взлома лаборатории, а ты боишься побродить по каким-то развалинам? — заговорщически улыбнулся Ли, перегнувшись через стол. — К тому же ты там уже был. Совершенно случайно попал. И никто тебе за это голову не открутил.

— Да, один раз. Пожалуй, ты прав, настало время снова наведаться в поместье Ленцев, — согласился Джоэл. В конце концов, никто не обносил развалины особняка колючей проволокой и не выставлял караулов. Все разработки наверняка либо сгорели, либо были унесены в лаборатории Охотников. Тогда что они надеялись отыскать? Джоэл точно не знал, но сидеть в ожидании назначенного Энн часа и перемалывать в мыслях все впечатления черного утра казалось невыносимым. Собачий инстинкт верных псов Цитадели просил движения, поиска, вынюхивания улик по темным углам.

Вскоре они уже шли по кипящему дневными делами городу, размеренно и осторожно, но Джоэл поторопил, тронув за локоть Ли: не ощущалось ни малейшего покалывания в ноге. Да и легкие работали исправно, как будто предельное напряжение раскрыло весь потенциал «успешного эксперимента». Они перешли на бодрый строевой шаг, как на пробежке.

«Превращения… стимуляторы… Во всем виновата черная воронка, я уверен», — рассуждал Джоэл, косясь на небо, где не проплывало ни облачка. Ничто не указывало на поражение Каменного Ворона, нигде не лежали тела выбросившихся из окон горожан, и Змей мерцал лишь Желтым Глазом, не являя в дневные часы ужасы Красного. Не щелкала над городом бездонная пасть воплощенной жадности асуров. Не обращались опустошенные тела, не тянулись выпитые души в пропасть вечной тишины.

Здесь, в этом городе живой суеты, копошились, как моль над свечой, бесконечные людские дела, вились в воздухе плавящим зноем позднего лета, наливались запахом сточных канав и помоев с дворов рыбных лавок. Но крепкий запах постепенно иссякал, перерастал в благоухание цветов, как в день визита в Королевский Театр.

Квартал Богачей встречал стеной и мнимой гостеприимностью распахнутых ворот. Суровость привратника оживала по вечерам, когда он гнал всех чужаков, как будто сомны из случайно забредших бедняков и торговцев получались страшнее тварей, в которых обращались властители Вермело. Если бы! Тьма, обрамленная златом и парчой, порой вырывалась в худших проявлениях, чем немая злоба обездоленных. Поместье Бифомета Ленца стояло немым напоминанием об этой простой истине.

— Ворота нам не нужны, никто не должен видеть, что мы входим, — задорно улыбнулся Ли.

— Давай подсажу, — с полуслова уловил намек Джоэл.

— Лучше наоборот, — решил Ли, озираясь. Они зашли прямо со стороны имения, нависавшего угольной тенью сгоревших башен и полуразрушенных стен. Преградой оставалась лишь невысокая стена Квартала Богачей, бесполезная для ловких охотников, привычных к лазанью по крышам.

Ли сложил руки в замок, Джоэл ухватился за каменную кладку. Что-то в нем зажглось, как яркое пламя посреди ледяного озера. Он вцепился в стену и, к своему изумлению, оставил следы от когтей, в которые на краткие секунды превратились собственные пальцы. Благодаря новым способностям, Джоэл взлетел наверх с кошачьей легкостью, но содрогнулся: «Вот оно, началось. Вот оно… Эксперимент, стимуляторы. Я становлюсь тварью Хаоса. Ни у кого из нас нет времени! Но мы не знаем, куда бежать».

Джоэл, съежившись на вершине стены, как одна из горгулий, украшавших фасад Айгрежи, подал руку Ли. Напарнику не требовались никакие инъекции, чтобы стремительно взбежать наверх, цепляясь за едва различимые уступы.

— Как нога? — спросил Ли, когда они спрыгнули вниз на мягкую траву. Джоэл все еще ощущал в груди горение незримой субстанции, обостренный слух улавливал малейшие шорохи. Убили его! Убили в госпитале и воскресили в новом теле. Возможно, совсем чужом.

— Да отлично все. Напоминает, как я детстве по чужим дворам яблоки и вишни обдирал, — старательно маскируя замешательство, рассмеялся Джоэл, отчего Ли прыснул в ответ:

— Не могу представить тебя за таким занятием.

«Да уж, я тоже не мог представить, что мне придется снова по чужим огородам и садам шататься. Хватило и того пути с Батлером», — подумал Джоэл. События раннего утра под согревающими лучами солнца представали нереальным кошмаром, как тот, в котором терзался в когтях Змея обессиленный Ворон. Но в Квартале Торговцев ждал ответов Батлер, ждала спасения Ида. В Квартале Ткачей вился дым над пекарней, где Джолин велела раскопать в имении Ленцев правду. И двое охотников лезли через забор, как мальчишки, не догадываясь, с чем столкнутся.

Особняк примыкал к стене Квартала Богачей. Вторая ограда, обозначавшая владения Ленцев, проржавела и завалилась, укутанная вьюнками и сорняками. Кожу холодила прохлада запущенного сада, в котором природа взяла свое за семь долгих лет. Никто не трогал владения секты, никто не застраивал их, не засеивал поросший бурьяном двор, вопреки вынужденной традиции Вермело использовать каждый клочок земли для огородов или садов.

Особняк замер гигантской грязной каплей, повисшей на высохшей тростинке вне событий и приказов, отраженный и скрепленный своим последним днем. Днем пожара. Темное запретное место тревожно дремало посреди самого благополучного квартала. Впрочем, как и полагал Ли, никто его не охранял, никто не возводил новых стен за витой чугунной оградой. Боялись не того, что уничтожили внутри, — того, что вырвалось наружу, в город, как осколки взрыва.

— Значит, вот он какой… — пробормотал Ли, когда они проникли в сад, вытряхивая из волос насекомых и остатки сухой листвы, застрявшей в паутине, которой, словно жутковатым кружевом, оплетались разросшиеся кусты небольшого парка, где когда-то прочерченные дорожки обозначали пути между раскидистыми буками и тисами.

Сам особняк щерился обугленными стенами. Сгорели оба крыла, одна из башен и центральная часть. Кто-то здорово постарался, организуя поджог. Но кто? В архивах не сохранилось никаких данных, и Джоэл полагал, что этого не знает даже сама Цитадель.

— Ну что, войдем? — предложил Ли, когда они достигли выбитого окна. Изнутри доносился влажный запах мхов, на прогнивших стропилах сложившейся внутрь дома крыши зеленели лишайники и белели колонии грибов.

— Войдем, — кивнул Джоэл, вспрыгивая на высокий подоконник.

— Как ты лихо, — подивился Ли, ныряя следом. И они ступили на каменный пол помещения, которое раньше служило бальным залом. Перешли на другую сторону запретной территории.

Избитые пламенем и влагой камни крошились под ногами, недовольно расползались черными точками потревоженные муравьи, прочно обосновавшиеся в трещинах. Некогда прекрасная балюстрада мраморных колонн лежала в руинах, приходилось то огибать куски провалившейся крыши, то нырять под неустойчивые завалы, образовывавшие настоящий лабиринт внутри и без того запутанной системы комнат.

Но несмотря на чудовищные изменения, Джоэл отчетливо узнал бальный зал, тот самый, в котором он танцевал с Джолин во сне, в вещем видении. Он помнил красное платье возлюбленной, помнил и кровь, сочившуюся от трона. Но вряд ли она когда-либо восседала на возвышении, которое и ныне угадывалось среди развороченной истлевшей роскоши.

— Здесь секта наверняка проводила собрания высокопоставленных членов, а на троне сидел Ленц, — заключил Ли, осматривая обломки и переворачивая каблуком сапога мелкие булыжники.

Джоэл молча осматривался, впитывая молчаливое зло обезлюдевшего места. Оно иссякло как опасность, как действие. Но не как дух. Раскаленные клещи этого дома больше никого не принимали в свои гибельные объятья, никто больше не кричал в подвалах и запертых комнатах. Но каждый шаг пронизывал холодом.

В арестованной памяти царил этот особняк, в перемолотых вощинах улья запрещенных действий и времен. В сколотых взглядах немых жертв, глядящих сквозь обломки костей, истолченных золой. Дом без крыши, без имени, дом, лишенный прошлого, без привидений, но приведенный в движение шагами нежданных гостей, дерзновенных визитеров чуждой воли.

— Проклятье! — нарушил гулкую тишину Ли, когда случайно раздавил сгоревший человеческий череп. Челюсть отпала и рассыпалась осколками, из деформированной глазницы выполз зеленовато-черный жук, стремительно скрывшийся в прорехе скособоченной двустворчатой двери, по краю которой вился едва угадывающийся узор старинной позолоты. На постаментах или возле них кое-где еще покоились перевернутые и расколотые вазы. Осколки фарфора хрустели под подошвами вместе с человеческими останками, смешиваясь в единую сизую пыль.

Охотники скитались по пустым коридорами, как по древнему кладбищу. Похоже, после пожара даже чистильщиков не пустили в это место. Или все боялись лишний раз тревожить закрытое поместье.

— А вот и «изнанка» дома, — выдохнул отчего-то шепотом Джоэл, когда они достигли двери в подвал. Один из шкафов в испепеленной яростью огня библиотеке оказался отворен, а за ним вниз устремлялась винтовая лестница, широкая, каменная. Но Ли все равно предостерег:

— Осторожно, Джо, а если обвалится?

— Не обвалится.

— А если закроется?

— Механизм сломан, — махнул рукой Джоэл на торчащие из стены проржавевшие шестерни. — Похоже, отсюда кто-то пытался выпустить жертв, которых держали внизу. Полагаю, внизу и устраивались оргии. И пытки. Наверху, как ты видел, все было красиво-прилично.

— Омерзительно представить, что кто-то сидел за длинным обеденным столом, пока другие внизу умоляли освободить их, — философски заметил Ли, точно узрев в страшной миниатюре картину всего их перевернутого общества. — Пока на них ставили клейма, как на скоте.

«Скотобойня Змея», — вспомнился свой недавний сон Джоэл. Он поежился, но уверенно ступил на первую ступень, затем на следующую. И так преодолел целый спиральный виток лестницы.

— Эй, Джо, факел не хочешь сделать? — окликнул Ли.

— А? — не понял Джоэл. Он прекрасно различал ступени, но потом вновь содрогнулся: да, снова вступали в силу проведенные с ним изменения, пока стихийно, но зато в подходящие моменты. Неужели эксперимент увенчался успехом? И теперь он мог бы выйти и в Хаос? Но зачем? В пасть Змею? Грета доказала, что из Вермело невозможно сбежать даже новому виду, новому человечеству.

— Факел, говорю! — настойчиво повторил Ли. — Джо, ты меня пугаешь. Шею свернуть хочешь? Шлепает куда-то по винтовой лестнице на ощупь.

— Да-да, конечно, — мотнул головой Джоэл, поражаясь, что никто не замечает творящихся с ним странностей. — Вот, держи, здесь даже есть.

По краям винтовой лестницы на кронштейнах обнаружилось несколько факелов, как в древних катакомбах. Впрочем, особняку минула не одна сотня лет, он наверняка застал времена еще и до Хаоса, и до электричества. Лучшие времена, когда им не владел опасный безумец. Когда еще весь мир питался иллюзорной надеждой на процветание и будущее. А в их настоящем остались только покрытые мхом головешки. Факелы, к счастью, уцелели, даже просмоленные тряпки словно приготовили, чтобы вскоре зажечь. Пожар не коснулся подвала, не найдя себе пищи на каменной винтовой лестнице, ведущей в глубь земли.

— Так-то лучше, — ударил захваченным для такого случай огнивом Ли. Он догадывался, что придется обследовать именно казематы. В Вермело никогда и ничто не лежало на поверхности, темные дела творились за фарфоровой маской благополучия и гостеприимства.

Чадящий факел ударил в лицо застарелой вонью прогорклой смолы и жира. Джоэл сощурился от дыма, закашлялся, предпочтя бы спускаться на ощупь, но Ли повезло не стать жертвой эксперимента Цитадели. Он все еще видел, как человек, чувствовал, как человек. Оставался человеком. И ему требовался свет, чтобы узреть то, что застыло внизу напоминанием о трагедии семилетней давности. Но лучше бы они ничего не видели…

Пятна крови намертво въелись в стены и пол, повсюду лежали грязные проржавленные кандалы. В центре обширного зала виднелась старинная печь, полуразрушенная, давно потухшая. А возле нее стояло подобие кузнечного инструмента, вернее, множество клещей и прутов. Некоторые оканчивались витым узором клейма, в котором угадывался вензель «Б.Л.» — Бифомет Ленц.

По обе стороны от печи тянулись в два ряда узкие клетки, в которых человек не сумел бы ни встать в полный рост, ни вытянуться лежа. С низкого потолка свешивались на цепях крюки, по стенам тянулись всевозможные пыточные приспособления, от изогнутых серпов до плеток с шипами. Обручи с винтами говорили, что некоторым пробивали череп насквозь. Вероятно, практиковались и показательные изощренные казни. Каких-то пленников явно распинали на стене, прикручивая за руки и ноги к каменной кладке. Что делали еще — не стоило задумываться.

Хуже всего, что слова Джолин подтверждались. И Джоэл поражался, как долго она находила в себе силы скрывать все, что видела и пережила.

— Проклятье Хаосу! Твою ж мать! — выругался Ли, добавив несколько крепких слов, но вскоре прикрыл нос и рот ладонью. Вонь давней мертвечины пропитала помещение. Свет факела не выхватывал и половины той картины, которую рассмотрел измененным зрением Джоэл: их окружали мумифицированные полусгнившие тела. Грубые рубахи из мешковины, составлявшие одежду жертвам секты, истлели и были погрызены крысами, как и пальцы мертвецов.

— Что здесь происходило? Кого держали? — приглушенно пробормотал Ли, размахивая факелом.

— Надеюсь, что не Джолин. Но…

Джоэл осекся, не желая выдавать собственные страшные догадки. Ида говорила про комнаты наверху, возможно, им обеим повезло не оказаться в клетках. Удивляло, как они продержались семь лет. Чтобы ни испытывали на подопытных, они были обречены обратиться в сомнов не от стимуляторов, а от тех страданий, которые замерли молчаливым криком среди крючьев и клеток.

— Ужас какой! — воскликнул Ли, огласив эхом страшный подвал. Послышался недовольный писк голодных крыс, полезший из всех щелей. Вскоре они покрыли пол черным ковром и только опасливо отступали от света факела.

— Наверх, — приказал Джоэл, пятясь от противной колыхавшейся волны. Твари не напоминали привычных крыс: у них горели алым глаза, а у некоторых, Джоэл мог поклясться, торчали дополнительные части тела вроде рогов или недоразвитых крыльев. Похоже, крысы наелись плоти измененных жертв секты и сами впитали часть стимуляторов, превратившись в созданий Хаоса. Квартал Богачей не представлял, какую опасность таит особняк. Впрочем, с крысами разобрался бы любой патруль. Но трогать особняк боялись не без причин.

— Проклятье, я… не знаю, видел ли что-то более мерзкое, — давился рвотными спазмами Ли, когда они выбрались наверх, кинув факел в самую гущу крыс. Огонь быстро потух, но в лицо ударил отчетливый запах жженой шерсти. Шкаф пришлось совместными усилиями срочно задвигать, несмотря на сломанный механизм. Хотя, похоже, крысы боялись дневного света.

— А я видел, — случайно сказал вслух Джоэл, садясь на подоконник библиотеки. Вокруг прогорклой сыростью вились мхи, растущие на стертых пергаментах и бумажных страницах, с потолка свешивался цветущий белыми шариками вьюнок. Никто бы не подумал, что внизу, в подвале, все еще лежат мумии несчастных жертв Бифомета Ленца. По крайней мере, часть этих жертв, которую минула участь пропасть в подвалах Цитадели. Наверное, какое-то время те сбежавшие из секты думали, будто обрели спасение.

— Видел… Да, я знаю про червей и маньяка, — дернул плечами Ли. — Но это другое. Джо, здесь, в самом богатом квартале… семь лет назад! Мы уже были охотниками. И ничего не сделали.

— Мы ничего не знали. Все скрывалось. Да еще этот проповедник, Бифомет Ленц, исчез при невыясненных обстоятельствах. Говорят, сгорел. Но все тела были обезображены огнем, — задумчиво протянул Джоэл.

— И ты считаешь, что именно он стал Легендарным Сомном, которого мы ищем? — нахмурился Ли.

— Да. С тех пор, как появился этот монстр, в городе эпидемия. Он как будто ведет их за собой, заставляет обращаться тех, кто балансирует на грани.

— Значит, найдем его — положим конец эпидемии, — решительно пообещал Ли.

— Когда я сражался с Легендарным Сомном, то проткнул одну из масок. Лицо омерзительного старика. Как будто это был именно он.

— Ну, вот видишь, проткнул же! Значит, все, нет Бифомета, даже мумии его нет. Даже призрака! — старательно убеждал Ли. — Думаешь, он уцелел и теперь бродит где-то под личиной человека?

— Да, — коротко кивнул Джоэл, вертя в руках одну из книг, где удачно наткнулся на фамильное древо хозяев имения, но все заканчивалось на Бифомете. — Джолин Мар. Хм… Фамилия проповедника была Ленц.

— Не думаю, что они как-то связаны, — не понимал новых опасений Ли. — Да, возможно, она была прислугой в его доме.

— Я не думаю, мне подсказывает чутье, — вздохнул Джоэл.

— Почему они должны быть связаны? Что на это указывает? Кошмары в Ловце Снов? — успокаивал и отговаривал от удручающих домыслов Ли. — Так ведь и у меня не лучше. Возможно, у нее тоже было трудное детство. Ты ведь знаком с ней уже не один месяц. Узнал бы раньше хоть что-то о своей возлюбленной.

— Ты прав. Я как будто все о ней знаю. И при этом — ничего. Но ведь она все рассказала. Все, что она помнит о себе… — несколько растерянно ответил Джоэл.

— Все ли?

— Не знаю. Пойдем отсюда. Я видел достаточно. Ответов, как помочь Иде, все равно нет. В Цитадели вернее найдем.

— Да уж, мне общество крыс и жуков опостылело, — поежился Ли, косясь на задвинутый шкаф. За ним чудилось замирающее копошение, как под крышкой бурлящего котла.

— Успокойся. Крысы не вылезут. По крайней мере, в ближайшее время. Проклятье, ведь и не сообщишь никому о такой напасти, сразу вопросы пойдут, откуда знаем, зачем влезли… — посетовал Джоэл, подпирая мраморной колонной рассохшуюся дверь библиотеки. На всякий случай.

— Им вкалывали что-то… Что-то… Не тот ли состав, производные которого выдавали за микстуру от кошмаров? — рассуждал Ли, когда они уже вылезали из окна, с наслаждением вдыхая свежий воздух запущенного сада.

— Он самый. Другого быть не может, — кивнул Джоэл, про себя добавив: «И, пожалуй, тот же, который вкалывали мне. Чью кровь мне переливали, когда я умирал? Говорят, у созданий Хаоса улучшенная регенерация. Страж Вселенной говорил, что с моими ранами и нашим уровнем медицины не выживают. А я выжил». Джоэл невольно вспомнил искаженных крыс из подвала, соотнес себя с ними и дернул лопатками. Нет, никакие лишние отростки не резались сквозь кожу, искажая скелет. Пока нет.

— И не тот ли состав, который теперь… вкалывают нам? — растерянно застыл Ли. — Стимуляторы семь лет назад изобрели. Семь лет назад устранили секту.

— Похоже, Ленц выполнил заказ. А что нам вкалывают и почему в Академии эпидемия превращений, мы должны понять, — кивнул Джоэл, пока они продирались знакомой тропой обратно к стене, ориентируясь по смятому бурьяну и сломанным веткам.

— Но как?

— Забраться к своим же. Ты слышал Энн.

— Это чистое безумие! — сделался вдруг осторожным Ли.

— Но иначе нас не пустят. Рыжеусого не просто так убрали. Мне нужны доказательства. И мы пообещали Энн и Батлеру. Пойдем к Энн, отступать поздно. Ты же первый готов был.

— Готов. А теперь… Боюсь увидеть нечто подобное и у нас в Цитадели. Этого я не вынесу, — понурил голову Ли.

— Мы выдержим это. Выдержим и все преодолеем, — убедительно сказал Джоэл, пока они вновь балансировали на краю стены Квартала Богачей, возвращаясь из запретного царства Бифомета Ленца.

Прошлая размеренная жизнь законопослушных служителей порядка распадалась и истлевала, как ненужный кокон для расправившего крылья насекомого. Как слетевшая маска, под которой скрывался каждый добропорядочный житель Вермело. А за масками скалилась беспощадная правда.

Глава 34. Находка в дыму

— Войдете через боковой коридор. Вот здесь двери, замок кодовый, но я успела подсмотреть комбинацию. Я давно шпионила за ними, с тех самых пор, как надо мной в госпитале начали ставить эксперименты, — обстоятельно разъясняла Энн, проводя пальцем по желтой бумаге.

Они собрались вокруг карты, раскинутой на ящиках. Кладовка Академии не выглядела надежным убежищем, но лишь на первый взгляд: негласно все поддерживали Энн, все испытывали на себя ужас эпидемии обращений. Но, чтобы обезопасить от гнусных доносчиков и соглядатаев, снаружи дежурила Мартина, недовольная, бледная, ставшая за время обучения почти такой же суровой, как наставница. В ней больше не осталось вертлявости и ужимок продажной девицы, чему Джоэл, пожалуй, радовался. Лулу — или вернее, Луиза — наверняка тоже избавилась от дурных манер, но похвалить ее за это уже не представилось бы случая. Да что там: им самим, вполне вероятно, оставалось жить на свободе не больше суток. План Энн предполагал дерзкое проникновение, похожее на разбойничий захват лаборатории.

— Не дрейфь, я вас вытащу из любой тюряги, если что, — утешала она, хлопая Джоэла по плечу. — А потом сбежим.

— В горы? Стригалями? — фыркнул Ли.

— Хотя бы и в горы, — мрачно кивнул Джоэл. Его давняя тайная мечта превращалась в уродливую карикатуру. Все знали, что в Вермело негде спрятаться от гнева Охотников. В случае обнаружения, провала, их всех обещали немедленно передать палачам. Джоэл живо представлял, как Уман лично занимается допросом — вот заносит крупный кулак, чтобы вмазать в челюсть, выбить зубы, сломать нос, вот вгоняет иглы под ногти. Весьма гадкая картина в красно-серых тонах. На душе делалось мерзко.

«А что будет с Джолин? Кто ее тогда защитит? Что будет с Идой? Но если не узнать тайну стимуляторов, то мы вообще не сможем помочь», — билась тревога в стянутых болью висках, отчего Джоэл поминутно нелепо растирал уши торопливыми беспокойными жестами. Он боялся.

Джолин не до конца прошла все ступени правосудия, еще не завершился суд по делу о революционерах Секты Дирижабля. Арест Джоэла означал и ее немедленный арест. Но все же после увиденного у Батлера и в поместье Ленцев приходилось идти на риск. И, разумеется, чтобы помочь Энн.

«Но связаны ли стимуляторы и превращения? — внезапно засомневался Джоэл. — Академия — место здоровых ребят. Да, на них могут испытывать новые снадобья. Но она же может оказаться лакомым куском для Змея. И тогда в превращениях виноват Каменный Ворон, который провоцирует раз за разом вечное зло нашего града».

Впрочем, про Стража Вселенной и его битву с древним асуром Джоэл знал только из своих снов, а по делу возникновения стимуляторов вел уже давнее расследование. Разум упрямо давил смутные предчувствия, все еще выстраивал незримый барьер. Увиденное в поместье не давало сомневаться в том, что стимуляторы — зло. Возможно, необходимое и вынужденное, но зло. И создателю секты не находилось никакого оправдания. Великие цели никогда не отменяли великих преступлений. Маскировали их, прятали в тени чьего-то триумфа, но причиненные страдания оставались незаживающими ранами, черными линиями немого пространства неучтенных жертв. И, наверное, впервые за свою карьеру охотника Джоэл не желал мириться с вынужденным злом. Особенно, если оно заставляло город с каждым годом все больше превращаться в скотобойню Змея.

— В общем, так: заходим, как условились, — помолчав над картой, продолжала Энн. — Дымовые шашки при мне. Закину в вентиляцию, как только мы окажемся возле лаборатории.

— А что буду делать я? — спросил Ли, поправляя треуголку. — Как я пройду? У меня нет доступа в лабораторию, лекарства мне тоже не нужны.

— Пойдешь к Грэму и Биму. Заберешь их рецепт, — хрипло и отрывисто объяснила Энн. — Скажешь, что для них, просят принести в цех сетей. И пусть кто-нибудь посмеет тебя остановить.

— Грэм и Бим тоже… вовлечены? — протянул Джоэл.

— Да. Как и многие, кого наше замечательное руководство пытается «спрятать», — кивнула Энн и ожесточенно стиснула зубы. И сурово сжала кулак единственной уцелевшей руки. Жесты и привычки остались, но что-то в ней безвозвратно сломалось, ушло, исчезло. Не пережитая боль и не утрата возможности полноценно сражаться подтачивали ее, а предательство.

Ее, одного из самых верных воинов Цитадели, предала собственная организация. Как и Грэма и Бима, которых вот уже семь лет выставляли едва ли не сумасшедшими каждый раз, когда они заводили разговор про Вестника Змея. Джоэл ощущал, что и его стремятся спрятать, отстранить, запереть, как в сундуке, в архивах и отчетах. А если бы он вздумал болтать о стимуляторах и их связи с обращениями, так и его бы признали ненормальным.

— Не слишком ли много народу знает о нашем плане? — засомневался Джоэл.

— В Цитадели только Грэм и Бим. И уж поверь, они жаждут разгадать тайну Легендарного Сомна не меньше, чем ты, — криво ухмыльнулась Энн, ожесточенно, даже как-то не по-человечески: ровные желтоватые зубы на миг показались клыками хищника.

«Их искалечила Ида. Вернее, то существо, в которое ее вынуждают превращаться гнусные опыты Ленца. Не Ида, нет. Но как я расскажу такую правду? Да и что она изменит?» — подумал Джоэл и нахмурился. Страх неопределенности колючим ежом ворочался под ребрами. Судя по лицам друзей, никто не стыдился признаться себе в этом чувстве. Они рушили свою привычную жизнь, сознательно шли в Цитадель, чтобы все перевернуть с ног на голову. И не могли отступить и забыть: горькие крупицы правды разъедали их души, как соль, попавшая в отлаженный часовой механизм.

— У нас есть план отступления? — с сомнением протянул Ли.

— С сохранением алиби — нет, — отрезала Энн. — Все, отставить разговоры. Берите «реквизит».

Для дерзкого проникновения в старом ящике была припрятана неброская чужая одежда, которую обычно носили бедные горожане: сизо-бурые брюки с заплатками, серые рубашки, потрепанные жилеты. Совсем не то, в чем ходили уважающие себя охотники.

— Как только повалит дым, бегите под лестницу. Там я заберу у вас плащи, а вы немедленно наденете маски.

— Надеюсь, нас в них не узнают, если что, — сомневался Джоэл, переодеваясь. Энн они не смущались, хотя она благоразумно отвернулась к узкому окну, дополнительно высматривая шпионов.

Но Академия хранила тайну готовящейся диверсии молчаливо и степенно. Только на столбах грязной паутиной развевались по ветру гигантские Ловцы Снов, да с тренировочной арены доносились гулкие выкрики. Несмотря на эпидемию превращений, занятия не прекращались. Энн утверждала, что стали наоборот интенсивнее, будто охотников готовили к чему-то. К некому сражению. Джоэл имел на этот счет несколько предположений, но настоящий ответ крылся за темной завесой недозволенного понимания того, что он видел во снах.

— Не забудьте маски. Надевайте плащи, — командовала Энн. — До Цитадели пойдете в них. Как только войдете в лабораторию, свернете и спрячете.

— Ну, это уж мы и так догадались бы! Неужели я пошел бы в этом по улице, — обиженно фыркнул Ли, рассматривая с явным неудовольствием застарелые пятна на чужой рубашке. Сам он, по привычке охотников и личным склонностям, содержал одежду в примерной чистоте. И немного жутко делалось от мысли, что мыло, которым так усиленно драили вещи и жилища, возможно, когда-то было живым существом. Возможно, даже человеком. По крайней мере, какая-то часть этого мыла.

«Все в этом городе наполнено фальшью и двойными стандартами. Будто все эти дома и трубы — декорация, а люди — марионетки в театре Змея. Даже те, которые считают себя кукловодами», — подумал Джоэл, выходя из закутка. Обостренное чутье не обнаруживало никаких шпионов на крышах или вокруг сарайчика с сетями.

— Все спокойно? — спросила Энн.

Мартина кивнула, подтверждая, что никакой слежки нет. Академия и правда выглядела здоровее на вид, чем в последнее посещение. Над ней хотя бы не виднелась черная воронка, по крайней мере, Джоэл ее не чувствовал. Да и будущие охотники деловито сновали вокруг, спеша по своим делам. С тренировочной арены все еще доносились голоса, ритмичный счет шагов, понукания наставников:

— Выпад! Так! Ударный батман! Я сказал «ударный», в каком месте ты не расслышал? А ты что разлегся?

— Я… упал, — мямлил какой-то неловкий парнишка, вызывая возмущенный рев наставника:

— Упал на ровном месте! Позор академии! Сомны ждать не станут! Хочешь стать их ужином? Подъем! Еще раз, ударный батман.

Джоэл невольно вспоминал свои годы в Академии. Все-таки организация сделала из него, мальчишки из приюта, достойного образованного гражданина Вермело. И вот теперь он шел, чтобы предать Цитадель во имя Академии. Наверное, так. Хотя он слушал наставников, их приказы, муштру, и не верил, что кому-то, кроме Энн, не наплевать на новичков, набранных, как водится, из не самых лучших слоев населения.

— Уклонение! Ударный батман! Да когда же вы научитесь…

Уклонение — самый важный навык. Воспитанники вряд ли в полной мере понимали, что большинство стоек и сложных приемов понадобится им только в случае столкновения с вооруженными противниками. То есть с людьми. С сомнами средней силы работал простой закон: не попадись под удар когтей, засыпь маковым порошком морду — и бей, срубая голову с плеч, пользуясь замешательством монстра. Если, конечно, окажется голова.

И если монстр не Легендарный Сомн, состоящий из множества голов жертв Бифомета Ленца. «Кто они, все эти маски? Те, кого мы видели в подвале? Другие? Уцелевшие? Вернувшиеся после смерти?» — рассуждал Джоэл, слегка вздрагивая. Образы накладывались друг на друга плотной черной ширмой мрачных измышлений, застилая солнечный диск, зависший в небе отсветами Желтого Глаза. Ныне в нем не читалось никакой угрозы, пасть Змея, черная воронка, возможно, временно закрылась. Потому что он снова победил Каменного Ворона, как догадывался Джоэл. Он верил и не верил в страшные легенды собственного сочинения. Догадки на уровне снов не давали четких ответов. И все же иного объяснения не находилось. А разум требовал хоть каких-то объяснений.

— Значит, я к складу, — бормотал Ли, повторяя план. — Джо сразу в Цитадель.

— Разделимся на перекрестке возле Цитадели. На пропускном пункте мы не должны привлекать внимания. То, что вы зайдете с Ли, никого не удивит. А я лучше «случайно» встречу Джо возле лаборатории, — вполголоса объяснила Энн. — Удачи вам.

Джоэл кивнул, сжимая в одной руке рецепт на обезболивающие, а в другой — латунную табличку пропуска. На ней черной краской было выведено его имя, уже немного стершееся. Раньше он никогда не задумывался, что эта табличка раньше наверняка принадлежала другому охотнику. Погибшему. На ней значилось другое имя, ее носил другой человек. А что теперь от него осталось? Запись в архиве и латунная табличка, к тому же, заново подписанная.

«Но нас с Ли не сотрут», — пообещал Джоэл, предъявляя пропуск на контрольном пункте. О цели визита, к счастью, никто не спрашивал. Вошли беспрепятственно, но с каждым шагом делалось все тяжелее на душе.

Ли отправился, как и условились, на склад к Грэму и Биму, Джоэл же вошел в знакомые двери главного вестибюля Цитадели. За распашными окованными дверьми встречали знакомые деревянные скамьи, тянущиеся по стенам, знакомые клепанные колонны, сходящиеся арками под высоким потолком. Знакомо полз душный запах тлена и малоэффективных благовоний со стороны коридора, ведущего в морг.

— Добрый день, у меня рецепт на обезболивающие.

— Добрый день, господин Джоэл, конечно, проходите. Лаборатории при госпитале на втором этаже, хотя вы наверняка знаете, — ответили неизменно приветливые супруги-калеки, ведущие учет посетителей за длинной стойкой у входа.

Все было привычно, кроме одной слишком существенной мелочи: он шел, чтобы учинить диверсию. Если смотреть с другой стороны — чтобы разоблачить непростительную ложь.

От этого все привычные картины представали искаженными, в вежливых улыбках читался оскал. И только мрачные коронеры, временами выходящие из морга, смотрелись по-старому отчужденно и жутко. Иначе не могли. В этом крылась некая их власть: они повелевали смертью, устанавливали ее причины и никогда не стремились вселить в кого-то надежду, обмануть сказками о великом будущем или общей благородной цели. Они ставили финальную точку, передавая хладные тела мусорщикам. А дальше — на мыло и на свалку. К Змею.

Джоэл миновал служителей погибели, взглянул в невыразительные серые лица. Кто-то посмотрел в ответ, кто-то прошел мимо. Хотелось отвести взгляд, как от вестников беды. Но не получалось: коридор на второй этаж проходил мимо морга. Джоэл раньше и не задумывался, что западное крыло Цитадели делится на два сектора развилкой коридоров. Один вел в обитель мертвых с неработающими морозильниками, другой — в пристанище живых, то есть, в госпиталь. Зачастую из госпиталя перевозили к коронерам, и в такой планировке не было ничего удивительного. Но в этот тягучий нервный день развилка показалась выбором судьбы. Джоэл, разумеется, пошел к лабораториям, на второй этаж.

«Предъявишь рецепт, встретишься с Ли, потом с Энн, — мысленно повторял он заученный план. — А потом… за кодовую дверь. Проклятье! Что мы делаем? Никому еще не удавалось ограбить Охотников».

С каждый шагом уверенность в успехе таяла, покрываясь слизью сомнений и противоречий. Из-за незнания того, что ждет их на запретной территории, они не представляли и пути отхода. Но Джоэл неизменно приближался к лаборатории. Узкие чугунные ступени гулко щелкали при каждом шаге, напоминая бой часов. Двенадцать ступеней как двенадцать ударов — ровно столько оставалось до перехода на другую сторону закона, когда он преодолел половину лестницы.

Вскоре предстал сумрачный коридор «разрешенной» части обширной лаборатории, где выдавали лекарства по рецепту. Но что самое важное — именно отсюда охотникам выносили стимуляторы. Перед дежурством для удобства и скорости наборы со шприцами обычно выдавались вместе с Ловцами Снов. Но доставляли их именно из-за двери с кодовым замком, которая скалилась крупными металлическими клепками в конце узкого коридора. И до сих пор никто не задавался вопросом, что по ту сторону.

В начале же маячила унылая застекленная стойка с окошком, за которым маячил тощий человек средних лет в замызганном белом халате. Он суетился возле склянок с обезболивающими, потому что ему уже дала задание Энн, встретившая возле стойки. Пока все шло по плану. Нескладному и изобилующему белыми пятнами, но все-таки плану.

— Какая неожиданность! Тоже с рецептом? — сказал Джоэл, надеясь, что не переигрывает. Он помнил, что врать друзьям и союзникам почти не умеет. Но на лживые приветствия никто не обращал внимания.

— Конечно. А то рука постоянно ноет. То на погоду, то на стресс. Вернее, ноет то, что от нее осталось, — без тени лицедейства отозвалась Энн, осклабившись на щуплого провизора. Тот спешно отвернулся к баночкам с порошками и каплями. В качестве обезболивающего выдавали морфин в разной дозировке. Джоэл раньше полагал, что и в стимуляторах опиоидные соединения. Теперь очень сомневался в собственных догадках, особенно, получив шанс все лето сравнивать эффект от смеси стимуляторов и обезболивающих. Первые подкидывали, давали прилив энергии. Вторые же — усыпляли, туманя сознание.

— Я вот тоже замучился. Нога ноет и ноет, — также почти не соврал Джоэл, улавливая разницу в интонациях собственного голоса: теперь он не играл. Хотя последние пару дней злополучная нога совершенно не беспокоила, даже после визита в развалины поместья Ленца. Зато кончики пальцев четко помнили ощущение от превращения ногтей в когти, когда понадобилось взлезть на стену. Но больше таких страшных чудес не приключалось. Пока он мирно беседовал с Энн, делая вид, будто они давно не виделись и считают просто необходимым обсудить погоду и последние городские сплетни. Вскоре по чугунной лестнице зацокали подкованные сапоги Ли.

— А ты здесь зачем? Похмельем мучаешься? — в привычной манере поддела Энн.

— Как невежливо! Я вообще-то трезвенник в пятом поколении. Или в четвертом… неважно! — с непринужденностью прирожденного артиста весело начал Ли и более серьезно добавил: — Я здесь по поручению Грэма и Бима.

— Лекарства выдаем только по рецептам, — тут же оживился провизор, недовольно нахмурив редкие белесые брови.

— Я с их рецептом, — обиженно помахал выцветшей бумажкой Ли. Одинаковые рецепты для экономии выдавали повторно разным больным, только пропечатывая, в какой раз он используется.

— Нет. Необходимо их личное присутствие, — не унимался провизор.

— Личное? Вспомните, когда последний раз они выходили со склада. У них много работы, — возмущенно выступила вперед Энн. — Да и вы знаете, чего им стоит преодолеть хотя бы эту лестницу. Я вообще не понимаю, почему лаборатория, куда приходят травмированные охотники, которым, возможно, тяжело подниматься даже на пару ступеней, расположена на втором этаже, а не на первом. Может, стоит подать об этом прошение-жалобу Уману Тенебу?

— Ладно-ладно, все. Только все в очередь, — проскрипел провизор, отмахиваясь от слов Энн, как от назойливой мухи. А она знала, какие больные темы задеть, чтобы избежать нежданных затруднений.

Ли стоял с обиженным видом ученика-отличника, которому не дали рассказать зазубренный урок после одной случайной запинки. Джоэл же понимал, что теперь не время мериться остроумием и красноречием, поэтому просто молча ждал. В мозгу крутились цифры кодового замка — шесть знаков, которые надлежало расположить в определенной последовательности. Энн утверждала, что видела последнюю комбинацию пять дней назад. Оставалось только надеяться, что код не меняют раз в сутки.

— Ну, наконец-то. Господин провизор! — демонстративно похлопала Энн, когда через окошко ей выдали препарат.

— Удачи, Энн, — громко проводили подругу напарники.

— Будь здоров, Джоэл. Ладно, Ли, Грэму и Биму занесешь. Надеюсь, с заданием ты справишься, — кивнула Энн, спускаясь. Но в ее мимолетных жестах и взглядах улавливался четкий сигнал: «Будьте готовы».

И действительно — не прошло и пяти минут, как Цитадель огласил вой тревоги. Где-то раздался короткий взрыв, отчего с потолка посыпалась штукатурка. У Джоэла даже в ушах зазвенело, Ли подскочил от неожиданности. Совсем не театрально.

Такого грохота он не ожидали, как и вся Цитадель, пришедшая в движение, подобно растревоженному улью. Повсюду из вентиляции повалил дым, создавая иллюзию крупного пожара. Или не иллюзию? Закрывая рукавом нос и рот, Джоэл уже сомневался. «Что Энн сделала? Это и правда диверсия! Похоже, она заложила дымовые шашки во всех коридорах и протянула между ними провода для детонации. Но, судя по звукам, что-то и правда взорвалось! Как бы не котел отопления… С разъяренной Энн и такое станется. А на Цитадель она очень зла».

— Внимание! Всем покинуть Цитадель! Внимание! Всем покинуть… — разнесся ровный голос из громкоговорителей. На памяти Джоэла такое случалось всего пару раз, да и те тревоги были ложными. Еще никогда Охотники не сталкивались с бунтом внутри организации и чужаков на территорию никогда не водили. Единственным исключением стал смотр подвалов лидерами бунтовщиков. Еще, вероятно, стоило считать визит Джолин в госпиталь. А больше ничего и не вспоминалось.

— Джо, что дальше? — прошипел Ли, закашлявшись: они стояли прямо под вентиляцией. Джоэл кивнул на ступени.

Они быстро спустились, встретив довольную собой Энн. В глазах ее горел хищный блеск, знакомый, хоть и почти забытый. Новоявленные заговорщики нырнули под лестницу. Впрочем, никто не обращал на них внимания: из госпиталя выносили раненых, из подземелий выбегали заточенные на время «сна» охотники. Из морга — коронеры. Кажется, промелькнул и сам Уман Тенеб, отчего-то покрытый копотью и штукатуркой, как будто у него и правда что-то горело или взорвалось. Громко вопил архивариус, которого едва не силком выдворяли на улицу, отрывая, как от родных детей, от его бесценных сведений. Таких ли бесценных, если в них не содержалось главной тайны Цитадели?

— Плащи оставлю в тряпье у входа. Вряд ли их сейчас кто-то узнает. Выждите минуту и ступайте наверх, — вполголоса приказала Энн. — Для отвлечения внимания украдите несколько склянок с морфином. Можете разбить их. Удачи! Я прослежу, чтобы за вами не было слежки. Если что, помогу сбежать из темниц. И еще: вы меня сейчас не видели.

— Все понятно, — кивнул Ли.

«Из темниц… сбежать… а куда потом? В трущобы? В горы? В этом замкнутом колодце от гнева Цитадели нигде не скрыться. У нас нет права на ошибку», — думал Джоэл, когда они поднимались по лестнице. Уже без плащей, в чужой рабочей одежде и с масками на лицах. Два диверсанта.

Дым становился все гуще, он полз по коридорам серым облаком. Похоже, не обошлось без некоторых тайных изобретений Грэма и Бима — завеса позволяла дышать, хотя скрывала от посторонних глаз.

Как силуэты в театре теней, мимо пробегали ученые в белых халатах. Они неслись из закрытой лаборатории один за другим. Джоэл и Ли наблюдали за ними, спрятавшись за опустевшей стойкой провизора. Они, по совету Энн, схватили несколько склянок морфина, полагая впоследствии утопить в ближайшей канаве. Еще несколько небрежно смахнули на пол, учиняя разгром в аккуратно выстроенном порядке царства порошков и мазей. Джоэл не любил беспорядок, но в случае расследования выстраивалась неплохая ложная версия о налетчиках, желающих стащить несколько ящиков морфина и устроивших для этого задымление без пожара. Если, конечно, Энн не пошла на реальный поджог. В чем Джоэл все больше сомневался, начиная думать, что давняя подруга изменилась сильнее, чем они предполагали, и вела свою опасную игру.

«Что дальше? Что?» — думал Джоэл, пока мимо них проносились взъерошенные фигуры ученых, рассекающие клубы сизого дыма, все плотнее застилавшего узкие коридоры без окон. Доносились разрозненные восклицания, скорее возмущенные, нежели испуганные:

— Что происходит?

— Пожар?

— Поджог? В Цитадели?

Под стойкой, в окружении осколков пузырьков и кашицы рассыпавшихся снадобий, становились душно. Приходилось все ниже пригибаться, чтобы не выдать себя кашлем. К счастью, у провизора нашлась чистая вода, чтобы пропитать маски, как при настоящем пожаре.

— Запирайте лабораторию! — приказал, очевидно, начальник группы, что послужило сигналом: значит, вышел последний. Его голос тонул в завывании сирены. Очевидно, пока никто не понимал, что стряслось.

— Но как же образец? — возмутился кто-то по ту сторону укрытия.

— Запирайте — это приказ. Если что, закажем у прокаженных новых, — настоял главный. — Главное, чтобы он не сбежал.

«Какой еще образец? — встрепенулся Джоэл. — И при чем здесь прокаженные? Они ведь занимаются только мертвыми сомнами».

Новые факты открывались неожиданно, все менялось и теряло стройные логические обоснования. Все тонуло в дыму непознанного, сквозь который, как через овсяный кисель голодной зимы, пробирались новоявленные диверсанты. Когда на лестнице затихли переговоры ученых, Джоэл хлопнул Ли по плечу, призывая выходить. Сизые клубы притупили усиленное обоняние, но не слух — пожарная команда еще не прибыла, к лаборатории не двигалось ни единой живой души. Если только не осталось никого внутри.

«Помогите! Нечем дышать!» — внезапно донесся неуловимый крик, накрывший, как волна, хлестнувшая ледяным прикосновением между лопаток.

— Ты слышал это? — вздрогнул Джоэл, приближаясь к двери. Кодовый замок терялся в дыму, впрочем, цифры различались и на ощупь пальцами в перчатках.

— Что? — не понимал Ли.

— Кто-то звал на помощь, — неуверенно протянул Джоэл, набирая комбинацию, моля все силы, в которые не верил, чтобы она подошла.

— Нет, не слышал, — пожал плечами Ли, завороженно глядя на замок и клепки двери, плотно приникающей к косяку и толстой каменной кладке.

— Как будто с той стороны, — снова поежился Джоэл, когда безмолвный крик повторился.

«Помогите! Я здесь! Я застрял в проклятом городе! Меня кто-нибудь слышит?» — различались не вполне понятные слова. Некто обращался явно не к охотникам. Застрял в городе… Где в таком случае он жил раньше? Джоэл подавлял смутные догадки, которые кружили на ним стаей шершней.

— Думаешь, в лаборатории кто-то остался?

— Нет… Точнее… остался, но, кажется, не человек, — сказал Джоэл, набирая последнюю цифру и с силой вдавливая рычаг механизма.

Если бы поднялась тревога, у них не осталось бы путей к отступлению: внизу все еще металось слишком много народа, их бы наверняка засекли. Короткие мгновения, в которые механизм считывал код, тянулись долгую вечность. Но вот замок поддался, зарычал недовольным разбуженным псом, защелкали бесчисленные штыри, держащие неподатливую дверь. Ее суровые собратья хранили целостность сокровищниц в особняках и немногочисленных банках Вермело.

— У нас будет минут пять. Максимум, десять, — сказал Джоэл, когда дверь поддалась и с автоматическим щелчком приоткрылась. Выдвинулась незаметная до того ручка, за которую и потянули диверсанты. Теперь иначе называть себя не приходилось.

— Мы же не знаем, где что искать… — растерянно отозвался Ли, похоже, только теперь в полной мере осознавая серьезность их положения. Они поставили все на потаенные знания, скрытые в лаборатории. Да и в случае успеха вряд ли удалось бы избежать подозрений.

— Придется узнать. Они вернутся, как только рассеется дым, — сурово отозвался Джоэл и дернул ручку, переступая стальной блестящий порог. Ли нырнул следом, но немедленно обогнал, перекувырнулся и выставил вперед нож, озираясь. Джоэл стоял спокойно: он чувствовал только едкий запах множества химикатов. И ни следа присутствия человека.

— Значит, вот она какая… Думал, побогаче, — оглядывался Ли. Помещение за дверью и впрямь выглядело не слишком презентабельно: на полукруглом сводчатом потолке растекались зеленоватые следы старых потеков, кое-где по углам возле крупных конусовидных вытяжек свисали лохмы нагара. Но, воздух явно фильтровался по замкнутой системе. И в нее, очевидно, вторглась Энн. Или те, кто ей помогал. Кто-то в самой лаборатории?

Цитадель представилась клубком грызущих друг друга крыс — белые или черные, они оставались крысами. К слову, бесцветных пугливых грызунов вокруг оказалось в избытке: в лаборатории они сидели в длинных клетках, примыкавших к длинным железным шкафам, похоже, со множеством папок. Такие же стояли в архиве, но сведения с этих полок никогда не видели лишние глаза.

— Заперто! Проклятье! — выругался Ли, ударяя ногой по дверце. Они оба сразу догадались, что им надо получить доступ именно к шкафам.

— Ты бы потише, — осадил Джоэл, приближаясь к одному из столов. Похоже, наиболее важные бумаги при задымлении убрали в несгораемые хранилища. С собой наружу ничего не выносили под страхом смерти. На столе покоились только многочисленные пробирки, микроскоп и спиртовка. Несколько случайных записей представляли малопонятный рисунок органической клетки. Возможно, как-то измененной. Но Джоэл слишком мало понимал в цитологии, чтобы оценить. Изначально они искали клетку с сомном, а не клетки на стеклах микроскопа.

Лаборатория же тянулась длинным обширным помещением, неуютно напоминая один длинный коридор с рядами мерцающих лампочек. И никого крупнее мышей и пары замученных вивисекцией собак с железными приспособлениями на голове не находилось.

«Помогите! Я здесь! Здесь! Вы слышите меня? Я слышу вас! Вы уже здесь? Брат, Вен Аур, это ты? Ты здесь?» — вновь донесся неуловимый безмолвный крик, который теперь накрыл Джоэла штормовым шквалом. Что-то зашевелилось, забурлило внутри, сцепило под сердцем тугой узел, а в горле невыразимо засел такой же безмолвный ответ, желание отозваться, открыть новый язык без слов. Кожа покрылась мурашками, на руках отчетливо приподнялись, как шерсть зверя, все волоски. В голове загремел оглушающий гул, отчего Джоэл схватился за край длинного стеллажа с реагентами, тянущегося вдоль выкрашенной в зеленый стены. Все существо подсказывало, что надо не искать некие туманные подтверждения экспериментов над людьми, не сопротивляться тоскливому отчаянному зову помощи, а ответить, идти в его направлении.

— Вот оно, Джо! — радостно воскликнул Ли, позабыв о скрытности. С помощью пары отмычек он с воровским проворством взломал замок одного из шкафов и теперь деловито перелистывал архивные данные.

— Тс, не зови меня по имени, — шикнул Джоэл, озираясь.

— Вот оно, подельник! — усмехнулся Ли, торжествуя: — Кровь сомнов!

— Как мы и думали, — мрачно кивнул Джоэл. Поводов для веселья не находилось. Радость от обретения информации стремительно испарялась, как размазанный по столу спирт.

— Нет, постой, здесь речь не о сомнах. А о тварях Хаоса. Что-то не так, — опешил Ли.

— Дай прочесть, — подскочил к нему Джоэл, выхватывая папку.

«Проклятье, Энн и Грэм с Бимом явно перестарались с дымовыми шашками», — закашлявшись, подумал он, протирая слезящиеся глаза. Дым проникал через вентиляцию все стремительнее, точно кто-то его добавлял новыми зарядами. Через резь в глазах и удушливые клубы удалось разобрать несколько строк. В отчете речь шла о последнем эксперименте с пометкой «успешно». И только потом Джоэл увидел, кто был подопытным: на самом верху первой страницы в графе личных данных и состояния здоровья на момент начала эксперимент стояло… его имя. Оно выглядело отчужденно и странно, как и все в этот день. И одновременно ничего другого он и не ожидал увидеть, в какой-то мере удовлетворенно находя подтверждение своим мрачным догадкам.

— Кровь образцов из Хаоса перелита успешно. Успешно… — глухо повторял Джоэл, пока Ли в замешательстве пролистывал другие дела.

— Смотри, — вскрикнул он. — Это же про Энн!

— Да… Вижу. Эксперимент признан удачным не до конца. Как же так? Энн тоже обречена превратиться?

— Но в отчетах ни слова об обращениях. Проклятье, если заберем эти документы, то нас сразу заподозрят.

— Энн поверит и на слово. Но вот насчет обращений… ничего не понимаю. Если это не кровь сомнов, откуда они берут созданий Хаоса? — не понимал Ли, торопливо перебирая личные дела и возвращая их на прежние места. Джоэл торопливо тоже проглядывал содержимое шкафа. «Неудачно — обратился» — значилось в нескольких личных делах. Значит, все-таки связь существовала. Случайная ли? Прямая? Кажется, сами ученые по-прежнему не знали.

— Один из ученых говорил о квартале прокаженных. Из-за стены берут! — догадался Джоэл, но в этот момент его вновь накрыла волна чужой боли, мольбы вытащить. Кто-то задыхался, почти теряя сознание. От дыма становилось все сложнее разбирать буквы, поэтому чтение досье пришлось продолжать практически на полу, пригибаясь туда, где еще оставался относительно свежий воздух.

— Там кто-то есть, — встрепенулся Джоэл, обращая лицо в сторону зова.

— Тот самый не-человек? — заметно нервничая, поинтересовался Ли, глядя в даль коридора-комнаты, который заканчивался еще одной дверью.

— Сможешь взломать замок? Не знаю, когда ты развил в себе этот талант, но получается у тебя отлично, — выдавил слабую улыбку Джоэл, но потом вспомнил, что они все равно в масках.

— Дверь — это тебе не шкафчик, — засомневался Ли, но бодро зарысил через всю заполненную дымом лабораторию. Судя по концентрации едкого вещества, времени у них оставалось больше, чем пять минут, за что Джоэл благодарил Энн, даже если она открыто пошла против Цитадели. Возможно, уже давно пора было.

Впрочем, факт экспериментов над собой принимался подозрительно легко, хотя, возможно, сработал шоковый эффект. Предстояло еще осмыслить, впитать кожей и душой. Или же он уже все знал? Почерпнул из снов, из смутных предостережений Стража Вселенной. И теперь только собирал горькие подтверждения видений.

— Ты знал о составе препаратов? — неуверенно протянул Ли, доставая отмычки у двери.

— Догадывался, — отозвался Джоэл и вновь схватился за голову: как он и полагал, зов стал сильнее и отчетливее. Он приник к двери, с трудом преодолевая безотчетное желание скрестись в нее незримыми когтями, как запертый пес.

— Проклятье… Я не хочу, чтобы у меня отрос хвост или вылезли рога, — недовольно фыркал Ли, роняя отмычку.

— Ты сам кому угодно рога наставишь, — попытался подколоть Джоэл.

— Это не смешно, — не оценил Ли, сурово заключая: — Нас обманывали. Те, кому мы отдали свои жизни.

Джоэл замолчал, зов из-за железной двери заглушал все звуки. Замок, к счастью, поддался достаточно быстро. Похоже, никто не рассчитывал, что содержащееся в тесной камере создание сумеет взломать его изнутри. К тому же, в дополнение к замку дверь запиралась на массивную задвижку старинного образца, как настоящая звериная клетка.

— Будь осторожен, мы не знаем, кто там, — предупредил Ли, доставая короткий нож. Джоэл же рывком открыл дверь, напружиненный, готовый к внезапному нападению. Но ничего не последовало, только в лицо ударил запах мокрой псины и застарелого пота.

В полумраке тесной клетушки, на хирургическом столе, привязанный ремнями и прикованный за лапы цепями, лежал крупный зверь с жесткой черной шерстью. Издали он напоминал очень большую собаку и выглядел, как еще одна жертва вивисекции, тем более к передним лапам его были подсоединены трубки для забора крови. Похоже, ученым пришлось прервать очередное выкачивание главного ингредиента для стимуляторов. Именно от этого несчастного создания исходили пульсирующие возгласы панического страха и криков о помощи. Теперь же он молча тяжело дышал, вывалив длинный розовый язык.

— Что… это? — выдохнул Ли то ли испуганно, то ли завороженно.

Зверь слегка пошевелился, повернул к вошедшим лобастую вытянутую голову, и Джоэл заметил, что у него сквозь шерсть проступает шелковистый синий мох. Но больше всего поражала спина неведомого существа — из нее росли ветвистые рога-крылья, на которых вместо перьев также колыхался синевато-зеленый мох.

— Вы… кто вы? — обратив к вошедшим взгляд янтарных, почти человеческих глаз, удивленно спросил зверь. — Я ждал Вен Аура, своего брата, или других моих братьев. А вы…

Он слегка приподнялся, вытягивая пристегнутую кандалами к столу-алтарю переднюю лапу с пятью когтистыми пальцами. Длинными и подвижными, как кисть человека.

«Похоже, мне перелили твою кровь, поэтому я слышу тебя. Да, я — успешный эксперимент. Создание Хаоса и человек в одном лице. Ну, каких еще сюрпризов ждать?» — с неожиданным интересом подумал Джоэл. Как ни странно, зверь не вызывал отвращения или ужаса, что противоречило всем рассказам о гнусных тварях Хаоса. Сомны встречались куда более отвратительные, да и никогда не смотрели так осмысленно и жалобно.

— Меня зовут Вен Даррен. Отпустите меня! — нервно облизывая пересохший черный нос, взмолилось создание. — Вы ведь не такие, не такие, как те, в белом. Правда?

— Кто… кто вы? Создания Хаоса, кто вы? — дрогнул голос Ли. Они рассматривали друг друга с взаимным изумлением.

— Бывшие вы… Мы живем среди обломков ваших городов, — объяснил зверь. Ли застыл на месте, мотая головой, как будто желая пробудиться от кошмара. Джоэл же стоял совершенно спокойно. Он как будто одеревенел, но отчего-то ничему больше не удивлялся. Все сбывалось, сходились случайные намеки и собственные догадки. С минуту выждав, он нарушил общее замешательство и подошел к столу, схватив хирургическую пилу с тумбочки на колесиках, притаившуюся в углу разнообразием пыточных инструментов.

— Что ты делаешь? — прошипел Ли, когда Джоэл подошел к столу. В глазах Вен Даррена на миг отразился ужас смерти, единый для людей и животных.

— Освобождаю Вен Даррена, как он и просил, — радушно ответил Джоэл, вгрызаясь зубьями пилы в кожаные ремни. — Лучше возьми отмычки и попробуй открыть кандалы.

— Но мы же… не знаем, кто он! Вдруг это Легендарный Сомн! — засомневался Ли, но послушно подошел.

— Нет. Я уверен.

— Сомн? — вдруг ощерился Вен Даррен. — Мы не Разрушающие! Не вестники Змея! Мы против Змея!

Говорил он с акцентом чужестранца, который вспоминает незнакомые слова, заменяя недостаток знаний эмоциями. Или же ему мешала собачья пасть. Так или иначе, Джоэл верил нежданно найденному существу и был уверен, что именно за ним они и шли в лабораторию. Так велела сама судьба, даже если в нее не оставалось никакой веры.

— Как ты попался? — спросил Джоэл, расправляясь с последним ремнем. — Так, сейчас будет немного больно. Не дергайся.

Он нащупал и потянул толстые длинные иглы, беспощадно воткнутые в вены передних лап несчастного создания Хаоса. Вен Даррен поморщился, встряхнул головой, прижав треугольные уши, но застыл и не мешал неосторожными движениями.

— Искал в Хаосе своего брата, Вен Аура, — объяснил он, зализывая отметины, из которых засочилась густая темная кровь. Но она быстро остановилась, быстрее, чем у любой собаки или у человека. Джоэл только кивнул, в очередной раз находя подтверждение своим догадкам. «Может, я только благодаря тебе и остался жив, — подумалось ему. — Тогда это бы объясняло мое непреодолимое желание освободить тебя. Я знаю, что ты не сомн. Разрушающие — значит, вот как в Хаосе называют тех, чью душу поглотил Змей. Тех, кто утратил свою личность. Создания Хаоса, получается, тоже становятся сомнами при столкновении со Змеем?».

— Вен… Это твое полное имя? — отчего-то заинтересовался Ли, лихо расправляясь с замками кандалов. Похоже, в свободные минуты он не только разрисовывал сундуки, но и упражнялся в не слишком законных забавах.

— Не совсем, а что? — удивился Вен Даррен, благодарно разминая мощные задние лапы с черными мягкими подушечками и взмахивая длинным пушистым хвостом.

— Какое полное?

— Дальред Вен Даррен. Мой брат — Дальред Вен Аур, — отчетливо проговорил зверь, и Ли громко воскликнул:

— Проклятье Хаосу! Королевская семья!

Джоэл застыл на месте. За своими размышлениями он и впрямь не заметил, как странно зовут их нового знакомого. Да и не предполагал он, что знания о прошлых эпохах пригодятся в такой неожиданный момент.

— Что? — искреннее не понимал зверь.

— Потомки королевской семьи, канувшей в Хаосе двести лет назад! Ну-ка, Дальред, что еще ты расскажешь? — поражался Ли, рассматривая Вен Даррена с разных сторон. Похоже, он тоже уже не боялся. На жуткого монстра создание Хаоса никак не тянуло, скорее на замученного лабораторного пса с парой странных рогов-крыльев. Но после того, во что обращались люди, перекидываясь в сомнов, Джоэл ничему не удивлялся.

— Я не понимаю, о чем вы, — хлопал темно-янтарными глазами Вен Даррен.

— Вы не сохранили память, что когда-то были людьми? — нахмурился Джоэл.

— Нет! Мы не люди! Люди — злые существа. Они порабощают нас, выпивают нашу кровь, — запротестовал Вен Даррен, неуверенно сползая со стола и пробуя встать на лапы. — Мы лучше!

— И чем же, Ваше Высочество? — ухмыльнулся Ли.

— У нас нет различий между разумными существами, животными, растениями, камнями. Мы выбираем тот облик, который нам удобнее для выживания. У нас все проще и честнее: своих бережем, чужих едим, — обстоятельно объяснил Вен Даррен, пробуя пройтись по узкой комнате. Но он заметно припадал на передние лапы, очевидно, сильно пострадавшие от бесконечного выкачивания крови.

— Да хаос там у вас, твое ж «Высочество», — ехидно заметил Ли.

— И правда, Хаос. Тут и не поспоришь, что в Хаосе хаос. Надо выбираться, — напомнил о времени Джоэл. — Итак, Вен Даррен, ты говоришь, что вы можете выбирать тот облик, который вам удобен для выживания. А можешь сейчас превратиться в обычную собаку?

— Попробую. У меня мало сил…

Ростом Вен Даррен оказался с неплохого быка, да и рога-крылья мешали выглядеть обычной ездовой собакой.

— Еще бы, если из тебя всю кровь выкачали. Давно так с тобой? — посочувствовал Ли, обнаруживая в себе нежданное милосердие к непонятным существам. Он-то не видел вечного сражения Каменного Ворона со Змеем. Зато он всегда доверял Джоэлу, который в последнее время сам себе не слишком верил. Только с момента взлома темницы его не покидало умиротворяющее ощущение правильности всего, что они делают.

К тому же с освобождением Вен Даррена исчез болезненный зов, который, казалось, пробивался и раньше смутной тревогой и необъяснимым чувством вины. «Точно, приятель, только благодаря твоей крови я выжил», — все больше утверждался в своих догадка Джоэл, частично понимая, отчего так явно слышал зов о помощи, бессловесный и пронзающий.

— Давно. С начала лета, — вздохнул зверь и, недовольно дернув широкими плечами, принялся на глазах меняться. Сначала втянулись в лопатки рога, потом черная шерсть избавилась от бирюзовых мхов. Вскоре перед ними предстал очень крупный, но все-таки пес. Только глаза у него остались человеческими, слишком умные и не по-звериному задумчивые.

— Долго держать эту форму не смогу. Вы же… отпустите меня? — умоляюще спросил он.

— Сначала спрячем, — мгновенно сообразил Джоэл.

— Я не вернусь под замок!

— Никто тебя не посадит по замок. Но если будешь метаться по городу, тебя точно схватят и вернут. Или, что вероятнее, убьют, — осадил Ли.

— Ну, и что ты предлагаешь? Устроить революцию под лозунгом «король вернулся»? — саркастично спросил Джоэл, когда они осторожно вышли из клетки Вен Даррена, оставляя позади страшные пилы и иглы.

— Это была бы не революция, а реставрация, — с видом знатока отозвался Ли. — И я не предлагаю. Не знаю, Джо, мы должны ему помочь. Не потому что он принц или король, а потому что разумен и мучается.

— Я знал, что у тебя доброе сердце, — тепло отозвался Джоэл, хотя еще полгода назад ни за что не сказал бы подобного, особенно, если речь зашла бы о возможной разумности созданий Хаоса. Но ядовито-тяжелое лето изменило не только его тело, но и сознание, всю его суть.

Там, в Квартале Ткачей, на Королевской Улице, он встретил смерть, чтобы возродиться кем-то новым, возможно, более доверчивым, но более человечным, несмотря на переливания звериной крови, которая вопреки всем законам науки, не не вредила, а исцеляла. Или же только ему повезло? Или же те, кому вкалывали стимуляторы в Академии все-таки обращались из-за нее? В любом случае, Цитадель лишалась своего козыря.

— Ну что там? — спросил Джоэл, машинально поглаживая Вен Даррена по загривку. От этого немного успокаивались они оба, точно в этом черном псе из Хаоса Джоэл нашел свое отражение в зверином мире.

— Никого. Вроде. В дыму все, — кивнул Ли, выглядывая из-за дверного косяка. — Это вы с чутьем! Вам виднее должно быть.

Они двинулись по коридору к каморке провизора, к условно незапрещенной территории. Дверь с кодовым замком с негромким лязгом затворилась за ними. Но скрыть следы проникновения им бы уже все равно не удалось: они похитили, возможно, главную ценность ученых. Впрочем, судя по неосторожно брошенному возгласу одного из мучителей в халатах, Вен Даррен не первый попался. И не так уж им дорожили, вряд ли догадываясь, что имеют дело с наследным принцем Вермело, пусть и сильно видоизмененным. Продержался он, похоже, дольше остальных несчастных, из которых выкачивали кровь.

— Там… там кто-то есть! — вздрогнул Вен Даррен, попятившись и прижав хвост к задним лапам. Он испуганно заскулил, как самый обычный пес.

Беглецы спустились по лестнице в фойе, считая, что путь чист. Да и на крупную черную собаку, случайно забредшую через распахнутые двери внутрь, вряд ли кто-то обратил бы внимание. А вот на налетчиков в масках — еще как, что и сделал обладатель скрипучего низкого голоса:

— Что вы здесь забыли, малахольные? Опиум воруете? Донесу!

Нейл Даст высился в дыму иссушенным древом посреди мирового пожара, точно смутные фигуры из тревожных снов последнего времени. Похоже, никто не потрудился вывести старика из казематов арсенала, или же, что более вероятно, он сам отказался принимать помощь.

Наверняка он до последнего ждал, что все само уляжется, а когда дым добрался до его подземелий, еще долго запирал сто замков, чтобы возможные враги не получили доступ к оружию. И все же поражал цинизм, с которым Уман Тенеб бросил живую легенду Цитадели, как будто мечтая избавиться от единственного верного кодексу охотника.

Но Нейл Даст рассекал дымовую завесу с привычной суровой невозмутимостью, прикрывая морщинистое лицо крупным шейным платком. Отчетливо виднелись только глаза, совсем не стариковские, умные и грозные, как у опытного хищника, вожака стаи. Похоже, он немедленно узнал новоявленных налетчиков. Ни преклонный возраст, ни годы в недрах арсенала не притупили его проницательности.

Скрываться или трусливо удирать не имело смысла. Перед ними предстал справедливым судьей сам дух Цитадели. Джоэл резко остановился, загораживая собой спутников.

— Нет, господин Даст. Не опиум, — глухо признался он, снимая и сворачивая маску. Это все равно следовало сделать до выхода. А едкий дым уже достаточно рассеялся, чтобы относительно свободно дышать без куска материи на лице.

— Значит, признаете, что воруете? — возмущенно оскалился Нейл Даст, также опуская шейный платок. Они смотрели друг на друга открыто и честно.

— Нет, не воруем, — ответил Джоэл, застыв со смирением кающегося грешника, которое не обрел бы в стенах Айгрежи пред святителем Гарфом. Их жизни теперь зависели только от прощения или гнева старейшего из охотников.

— Выясняли состав стимуляторов, — пискнул из-за спины Ли, обретя неожиданную смелость. Он тоже понял, что лгать не имеет смысла.

— Этих ваших гадких штук в шприцах? — скривился Нейл Даст. — Не думал, что они так засекречены.

— Засекречены. Потому что в них кровь созданий Хаоса. И от нее молодняк академии обращается, — на одном дыхании поведал Джоэл.

Нейл Даст изменился в лице. Морщины перекатывались волнами изумления и гнева, от которого старик яростно зашипел, а потом закашлялся, но быстро пришел в себя и несколько надменным невозмутимым тоном ответил:

— Вот оно, в чем дело. Вот, почему меня сместили-то! И вот почему следующий после меня повесился, проклятый трус. Жду, когда Уман ваш тоже повесится, чтоб ему пусто было. — Нейл Даст сощурился: — Зачем все рассказали-то? Не боитесь, что я вас выдам?

— Не боимся, — с непривычной уверенностью отозвался Джоэл. Он и правда не испытывал страха. Если и оставался человек, которому он еще доверял в Цитадели, то им был именно Нейл Даст, который изначально не одобрял внедрение стимуляторов.

— Ну что ж, ступайте, — кивнул он, скользнув задумчивым взглядом по тихонько скулящему Вен Даррену. — И что будете теперь с этими знаниями делать? Кому скажете?

— Пока не знаем, — выдохнул Джоэл. После увиденного в лабораториях он сомневался, что готов все поведать Энн. Обстоятельства складывались совсем не так, как они предполагали. Но, пока их отпускали, они поспешили к выходу.

Нейл Даст неторопливой размашистой походкой пошел следом вдоль фойе. Так, словно вся Цитадель принадлежала ему. Предавшая Цитадель.

— Как обычно. Знания есть, а не знаете, — бросил он в спину. — О да, знакомое дело. Я тоже не знал, что делать со знанием о людоедстве… той зимой, во время неурожая. Как бы ваши знания не стали таким же тяжким грузом.

Джоэл, надевая плащ, выуженный из разбросанного у входа тряпья, поежился, как от прикосновения ледяного ветра. Напутствие прозвучало приговором.

Как-то раз Нейл Даст рассказывал, вернее, случайно обронил, что во времена его молодости в городе было совсем туго с продовольствием. Вермело «доел» запасы прошлых времен, а к новой системе хозяйствования не приспособился до конца. Или же просто дала сбой система распределения: чья-то недальновидность, возможно, вороватая жадность, совпала с неурожайным годом.

Холодную позднюю осень ознаменовали бунты. Люди не просили ни прав, ни свобод — только кусок хлеба. Но власть молчала, вместо еды выставляя пики в лице охотников и военных. Людоедство в трущобах и более приличных кварталах началось немного позднее, к середине зимы, когда сил на бунты и их подавление ни у кого не осталось. И вот тогда-то жители Вермело узнали еще один страшный закон Змея: испробовавшие человечины, превращались на следующую же ночь в сомнов.

Именно тогда случилась первая эпидемия обращений. И Нейл Даст вовремя понял, с чем она связана, за что через несколько лет удостоился титула Верховного Охотника. Впрочем, не перестал выходить в город на боевые задания до тех пор, пока кожу не избороздили поверх шрамов глубокие морщины, а цепкие пальцы не скрутил артрит. Не берег себя для сохранения великих тайн, за что и удостоился звания живой легенды, самого духа Цитадели.

Уману же, очевидно, предстояло войти в историю совершенно иначе. И Джоэл в очередной раз ужаснулся от мысли, что они с Ли в эти самые минуты, возможно, и впрямь творят историю. Или же им было суждено сгинуть бесславной пометкой в архивах: «казнены при попытке вынести конфиденциальные данные». Глупо и бездарно. Но не для того они столько мучились, не для того он встречал смерть в Квартале Ткачей.

— Как его вытащить? — беспокоился Ли, пока Вен Даррен крутился у ног, прячась под плащами и щурясь на солнце. Яркий свет ранил его чувствительные звериные глаза, за время заточения привыкшие только к полумраку электрических ламп.

— Собачьи упряжки! Скорее! — немедленно пришла идея Джоэлу.

Во дворе толпился народ, вся Цитадель высыпала наружу и галдела, как сборище праздных зевак. За воротами тоже собирался народ, но его немедленно разгоняли и успокаивали, утверждая, что ничего страшного не произошло. Хотя на этот счет посещали сомнения, потому что восточную стену прорезала у фундамента глубокая трещина, тянущаяся ко второму этажу. Прямиком к кабинету Верховного Охотника.

Похоже, Энн очень зло подшутила над бывшим другом и действительно взорвала один из котлов отопления. Наверняка герб с оскалом волка упал со стены вместе с приржавевшим к нему мечом, а самого Умана, как мукой, щедро осыпало штукатуркой с потолка.

Впрочем, злорадствовать не хотелось: несмотря на все тайны, именно Уман дал первую наводку на Бифомета Ленца. И что-то подсказывало Джоэлу, что в развороченный кабинет он больше не заглянет.

Все изменилось, сместилось с оси, закружилось. Да что там! Сам Нейл Даст, отвлекая всеобщее внимание на себя, вышел из раскрытых дверей Цитадели.

Он развел руки, как артист, закончивший спектакль, и одним своим появлением вызывал нежданные «овации», выраженные в стихийно прошедшем шепоте:

— Нейл Даст? Это Нейл Даст?

— Я думал, он умер!

— Что? Я? Умер? Да я вас всех переживу, малахольные! — громыхнул он, заставляя толпу примолкнуть. А пока все взгляды обратились на живую легенду, Джоэл и Ли в сопровождении прихрамывающего Вен Даррена понеслись к складу Ловцов Снов.

— Упряжку нам, и срочно! — крикнул Ли, вваливаясь в кабинет Грэма и Бима. Выходило, что сообщников и сочувствующих больше, чем обещала Энн. Но показывать им Вен Даррена все равно не хотелось. То, что Ли сразу проникся идеей спасения создания Хаоса, не означало, что прочие союзники поняли бы нерациональное доверие обычно недоверчивого Джоэла. Но на этот раз он знал точно, что делает все правильно. Просто знал, потому что привычный суровый порядок вещей в который раз доказал свою фальшивость.

— Не будет слишком заметно? — засомневался Грэм, откатываясь от стола. — Добыли что-то?

— Добыли, но это потом.

— Ты мне одно скажи: это из-за стимуляторов обращения? И из-за стимуляторов появился Легендарный Сомн? — печально и неторопливо протянул Грэм, привычно растирая обрубки ног.

— Пока не выяснили. Легендарный Сомн — это Бифомет Ленц. Появился из-за него, и Бифомент Ленц был его частью. Это все, что я знаю. И, думаю, он получил по заслугам, — ответил Джоэл, по-прежнему не вполне уверенный в окончательной победе над Вестником Змея. Но отчетливо в памяти запечатлелась расколотая маска уродливого мертвеца с седыми космами. Пожалуй, именно Бифомета Ленца удалось сразить навсегда. Хотя по Вермело все еще ходили его жертвы. Ида… Джолин. Возможно, кто-то еще. Не верилось, что Джолин как-то связана с жутким монстром. Возможно, он следовал за ней. Но она не была его частью, как Ида. Не была, не была — твердил внутренний голос самоуспокоения.

— Не думал, что от этого знания станет легче. И не стало, — протяжно вздохнул Грэм. — Ладно, Бим, помоги им снарядить упряжку, сейчас всю запишу так, чтобы вопросов ни у кого не было.

Бим, несмотря на слепоту, неплохо управлялся с собаками. Он вывел через черный ход на обширную псарню и помог быстро запрячь шесть сильных широкогрудых псов. Последним в упряжке поставили Вен Даррена.

— Потерпи, это только до поворота.

— Ты говоришь с собакой? — удивился Бим, обращая изуродованное лицо к Вен Даррену и стремясь дотронуться до него. Зверь прижал уши, но под испещренной шрамами ладонью Бим ощутил только обычную шерсть, поэтому ничего не заподозрил. О новом знакомом из Хаоса Джоэл решил не говорить ни Энн, ни остальным ее сообщникам. Она тоже им о многом не доложила. И, вероятнее всего, уничтожила бы ни в чем не виноватого наследного принца-зверя.

Вскоре упряжка рванулась с псарни под звонкий лай множества беспокойных собак и понеслась к воротам. К счастью, из Цитадели беспрепятственно выходили по пропускам, несмотря на задымление. Похоже, Энн удалось обставить взрыв как неизбежный сбой старой техники.

— Зачем собачью упряжку взяли? Входили без нее, — удивился охотник на пропускном пункте.

— Да вот, ногу у него защемило от стресса, как началась эвакуация. Надобно домой его доставить, — живо отозвался Ли, предоставляя пропуск. Губы его кривились в нервной улыбке, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться, громко, навзрыд, как всегда с ним случалось после сильного потрясения. Но приходилось держать лицо перед оценивающим взглядом охраны.

Джоэл театрально хватался за голень. Нога совершенно не болела, как будто стресс только усиливал действие неведомых снадобий, превративших его в новое существо наподобие Вен Даррена. Но небольшой спектакль сработал, как полагалось:

— Проезжайте. Только упряжку верните.

— Обязательно.

Они выехали за ворота, прочь от дыма и черного куба психушки, в которой и впрямь творилось нечто безумное.

— Ногу защемило? От стресса? — скривился Джоэл, когда они удалились достаточно, чтобы не опасаться погони.

— Ну, не радикулит же тебе выдумывать, — пожал плечами Ли, отталкиваясь от мостовой, придавая дополнительное ускорение узкой тележке.

«Вот уж не думал, что когда-нибудь буду использовать свои немощи для отвлечения внимания», — брезгливо подумал Джоэл, заметив:

— Я бы мог и сам объясниться.

— Вен, ты там как? — спросил с участием Ли, наблюдая, как их новый друг все больше хромает. Его практически волокли на ремнях пристегнутые рядом собаки.

— Держусь, — прохрипел он.

— Еще немного. Просто иди вперед.

Они доехали до Квартала Охотников и свернули на знакомую улицу, тогда Джоэл освободил Вен Даррена от ремней и усадил в тележку рядом с собой, частично прикрывая плащом: у создания Хаоса сквозь черную шерсть начал проступать мох.

— Ничего, уже почти добрались, — успокаивал Джоэл, судорожно озираясь на прохожих. Он надеялся, что никто не заметит странную собаку, которая не бежит в упряжке, а полулежит рядом с наездником. Хотя с собаками тоже разное случалось.

— Ох, не могу больше эту форму держать, — посетовал Вен Даррен.

В мансарду они вносили зверя уже практически на руках, к тому же, он стремительно менялся в размерах, вновь превращаясь в неведомого гибрида. Из лопаток со скрипом полезли крылья-рога, вытянулись лапы, на передних вместо мягких подушечек проступили длинные, почти человеческие пальцы.

— Я бы всех раскидал сам! — еще пытался ворчать Вен Даррен, виновато добавляя: — Но они каждый день выкачивали из меня кровь… Спасибо… что спасли.

— Да отдыхай уж, Ваше Высочество. Или Величество, — фыркнул Ли, укладывая Вен Даррена посреди комнаты и немедленно заботливо накрывая одеялом, сдернутым с кровати.

— Все еще не понимаю, о чем ты, — пробормотал зверь, положив длинную морду на лапы. Но очень скоро глаза его затуманились, и он впал в забытье. Похоже, побег выпил из него последние силы. Но теперь хотя бы никто не собирался пить из него кровь.

Джоэл, устало сопя в попытках отдышаться, сел у стола, рассматривая огромную мохнатую гору, выросшую в их маленьком жилище. Гору, за которую их всех могли отдать палачам.

— Кто бы мог подумать… Вот так тварь… — бормотал Ли, бестолково меряя шагами комнату вместо того, чтобы сесть и отдохнуть. Когда он слишком уставал, то чаще всего не мог остановиться и прилечь, а лишь еще больше себя изматывал.

— Тварь из Хаоса лучше сомна. Он сказал, что твари Хаоса сами могут превратиться в сомнов, столкнувшись со Змеем, то есть… в Разрушающих. И я их видел, Ли, то ли во сне, то ли в реальности. Но они есть, — отозвался Джоэл, не понимая, откуда в нем столько уверенности. К тому же, Вен Даррен не спешил превращаться во что-то непотребное и вел себя крайне тихо.

— Откуда все эти знания? Это все твои видения? Вообще… пока что они не подводили. Лучше сомна, говоришь? Может, и лучше. Но, Джо, неужели мы все обречены в таких превратиться? После применения стимуляторов.

— Или после разрушения стены. К чему нас и готовят, вкалывая их кровь, — заключил Джоэл. — Не знаю… Я теперь вообще ничего не знаю. Хотя нет, знаю! Ида — не монстр, а создание Хаоса! Ее превращения и возвращения не лишают ее разума. Значит, у нее и Батлера еще есть шанс на нормальную жизнь.

— Значит, есть надежда? И для нее… и для Джолин? — просветлев, спросил Ли, и Джоэл всем сердцем мечтал впитать эту безраздельную радость новых откровений. Но слишком много сомнений все еще терзали чутье охотника. Одна нежданная находка, пусть и весьма разговорчивая, не могла объяснить суть экспериментов, которые проводились в поместье Ленца. В секте случилось что-то более страшное, нежели превращения в созданий Хаоса. Что-то, что привело к пожару, поджогу, и отлову всех причастных к Бифомету Ленцу.

— Да, надежда есть, — кивнул Джоэл. — Если мы сможем во всем разобраться.

— С чем тогда связана эпидемия превращений? Если не с кровью сомнов. И не с кровью созданий Хаоса.

— Не знаю, — честно признался Джоэл. Вопреки ожиданиям, вопросов меньше не стало. Они наваливались новым ворохом сгоревших архивов. Ящики-ящики-ящики — как в давнем кошмаре. Множество разрозненных листков липли друг к другу, оборачивая похоронным саваном. Разрозненные знания по-прежнему не желали давать ответ на главный вопрос: как помочь Иде и, вероятно, Джолин.

Глава 35. До утра

— Ох, Джо, все плохо, все очень-очень плохо.

Голос Ли вяз в ушных перепонках непониманием смысла сказанного. Да слова напарника и не имели особого смысла. Воздух в мансарде разливался жаркими волнами. Сердце еще безумно ухало под хрупкой броней грудной клетки, но предельное беспокойство уже схлынуло, осталась только пронизывающая от плеч до колен холодная дрожь, крупная, прерывистая.

— А ты только сообразил? Мы ввязались в это, ты дал согласие, — отозвался Джоэл, нервно вгрызаясь в засохший кусок рыбы, оставшейся с завтрака на столе. Зубы перемалывали мелкие кости, время перекатывало разрозненные мысли в горящей голове.

— Но я не думал, что мы притащим домой этого… этого… принца! — фыркнул Ли, задыхаясь то ли от возмущения, то ли от удивления.

Вен Даррен лежал посреди комнаты, занимая добрую ее часть, отчего передвигаться приходилось бочком по стене. Пока он не поднимал морду, укрытую хвостом, складывалось впечатление, будто они притащили крупного медведя с непонятными отростками на спине. Даром, что в Вермело медведей не осталось еще двести лет назад, как и многих других животных. Или не двести лет, или две тысячи.

После открытий в Цитадели никакие летописи не выглядели надежными источниками. Вермело далекого прошлого блестел латами доблестных ратников из легенд, великими деяниями королей и главнокомандующих.

Вермело после пришествия Хаоса не давал ответов, как он появился. Похоже, их мир достиг некого расцвета технологий, позволивших выстроить защитный барьер. А двести лет длилась мучительная деградация, погружение в пучину предрассудков и изобретенных суеверий, горячо поддерживаемых десятками сект. Про созданий из-за стены все навязанные знания оказывались ложными, хватило недолгого времени общения с Вен Дарреном, чтобы развеять малейшие сомнения в его разумности. Все прочие сведения теперь тоже представали неточными, даже намеренно искаженными.

— Мы должны отпустить его за стену. Он ищет брата, но, похоже, ошибся местом, — сказал Джоэл, глядя на обессиленного зверя.

— Ты так спокойно это говоришь. Откуда столько любви к… к зверушкам? — обеспокоенно пробормотал Ли. Он все не мог успокоиться, метался по мансарде, скрипел половицами, то садясь на кровать, то вскакивая. Джоэл же с методичным упрямством обсасывал скелет рыбы, как будто от этого зависело его насыщение. Но голода он не чувствовал, как и вообще всего своего тела.

Он раздумывал, кого поставит Уман для расследования дерзкого нападения на Цитадель и сколько у них осталось времени, чтобы завершить все дела и замести следы в случае, если кто-то уже сдал их. Пожалуй, времени-то и не оставалось совсем. Но даже если так, Джоэл хотел бы отпустить Вен Даррена. Впрочем, это не помогло бы ни Иде, ни Джолин. Насчет возлюбленной все еще терзали сомнения, как ей надо помогать. И надо ли вообще.

— Вот стал одним из них и проникся. На самом деле, Ли, я должен попасть в квартал прокаженных. Если ты слышал, ученые из лаборатории говорили, что им поставляют зверей из Хаоса именно эти бедолаги, мусорщики, — объяснил Джоэл, подводя рациональные доводы к своим неясным предчувствиям. В закрытом районе они узрели Грету и ее способности, там же кто-то убил Рыжеусого, который вел свое исследование крови сомнов и созданий Хаоса. Возможно, именно там скрывался кто-то, способный остановить превращения Иды.

— Опять хватать заразу… Рискованно, — протянул Ли.

— Мне сдается, нет там особо заразы. Больше одинокие неизлечимо больные, выселенные из домов во имя экономии места. Такое как-то раз слышал от чистильщиков. А под прикрытием заразы сформировалось гетто, — задумался Джоэл.

— Хм… Может быть. Принцип Вермело — разделение и укрощение, — протянул Ли, наконец остановившись и сощурившись. Новый виток расследования заставил его переключиться, как искрящий рубильник. И вместо лихорадочного мерцания зажегся ровный свет напряженной работы мысли.

— Да. Юго-западные трущобы закрыты — там полуразрушенная стена. Революционеров там нет. Секту дирижабля похватали. Сам дирижабль, я уверен, спрятан во дворе чьего-то имения в Квартале Богачей. Так где скрываться настоящей революционной силе? Той самой, с подачи которой начались стачки весной? — рассуждал вслух Джоэл.

Разрозненные факты сводились воедино, пусть пока и без явных доказательств, но теперь они уже не боялись врываться туда, куда не следовало. За короткий период времени пришлось нарушить все запреты и уставы. И каждый новый дерзкий шаг открывал все новую ложь, в которую укутывала Цитадель, взывая к общему благу и поддержанию порядка.

— И ты намерен снова незаметно проникнуть за забор? А потом за стену? — поразился Ли. Даже в его романтичной душе бунтаря никогда не зарождался такой план. Всех их, конечно, пугали опасностью лепры. Но Джоэл помнил, что видел не слишком много замотанных в зловонные тряпки и покрытых коростой людей. Да и не собирался слишком долго общаться с ними. В конце концов, Рыжеусый как-то выходил в город.

— Почему нет? Что нам уже терять? — едва не рассмеялся Джоэл. — Все внимание приковано к Цитадели. В квартале прокаженных, возможно, удастся получить новую информацию. Наведаюсь к главе мусорщиков. Только они знают, что на самом деле за стеной. Еще загляну в лабораторию Рыжеусого.

— Ее ликвидировали, разве нет? — засомневался Ли. — Наверняка забрали все, подчистили.

— Но что-то могло остаться, — задумался Джоэл. — Я должен расспросить, как именно ловят созданий Хаоса. Возможно, это поможет освободить Вен Даррена. А еще… Мы должны остановить атаку на Змея. Нельзя допустить, чтобы превращенные стимуляторами отряды ринулись за стену. Потому что это будет самоубийство.

Джоэл разом вспомнил все свои сны, вспомнил бессилие Стража Вселенной, его безмолвный зов, его страшные раны, которые святитель Гарф промывал соляным раствором. Не существовало уверенности в том, что хоть кто-то из смертных, пусть и измененных стимуляторами, сумеет уничтожить всепоглощающую темную мощь.

Святитель говорил, будто Змей — древний асур, закинутый в ловушку после сражения с другим древним асуром. Речь шла о вещах, неподвластных человеческому рассудку. Но если и существовал способ спасти город, крылся он не в оголтелой атаке на Змея. Либо его силу недооценивали, либо у Вермело и правда не осталось шансов выжить, отчего даже магнаты мечтали по-тихому сбежать на дирижабле куда-нибудь в Хаос, подальше от Змея. Возможно, в тот самый день, когда отряды обреченных охотников кинулись бы на древнейшее зло. Джоэл подозревал, что многие из правителей Вермело согласились бы на изменение своего тела во имя выживания, а он, удачный эксперимент, стал для них доказательством, что время пришло.

— Откуда ты знаешь? Может, Змей не такой сильный? — слабо протестовал Ли, рассматривая Вен Даррена.

— Из снов. Я видел Змея вблизи. И мы видели, как погибла Грета. В общем, я должен попасть за забор, — заключил Джоэл, вставая с места.

Ли воззрился на него с полубезумной надеждой. Он уже не пытался убедить, что во всем виноват посттравматический синдром. После увиденного в особняке Ленца и в Цитадели все самые нереалистичные версии представали единственным объяснением. Правда об экспериментах и стимуляторах заставила смотреть сквозь черную вуаль удобной лжи. Все смещалось, надежные логические построения рушились, и во всей этой круговерти явления Стража Вселенной в облике Каменного Ворона не казались таким уж невероятным событием. Он стремился предупредить. Так почему не поверить? Если хоть кто-то пытался спасти их. Если хоть один фальшивый бог ответил на мольбы тысяч грешников.

— А как же я? — забеспокоился Ли. Он снял шейный платок и принялся утирать им вспотевшее лицо, на котором угадывались размазанные следы копоти. Тонкая лиловая ткань пачкалась, но напарник уже не замечал. Все вещи, весь их старательно созданный уют выглядел зыбким и в какой-то мере ненужным. Если даже знать намеревалась оставить город, как опустевший кокон гусеницы. Цинично упорхнуть, подобно ядовитой бабочке.

— Ты пойдешь в дозор, чтобы не привлекать внимания. Для Цитадели мы должны создать иллюзию порядочных граждан, верных служителей закона. Главное — не вызывать подозрений, — кивнул Джоэл. — Ты передашь все сведения Энн, только не говори про Вен Даррена. Спросишь на складе у Грэма и Бима, какая версия официальная. Если задымление — хорошо. Если что-то другое… Надо бежать.

Новый план разрабатывался четко и быстро, хотя все равно выглядел рискованным. Но торчать в мансарде они не имели права. По своим расследованиям Джоэл уяснил простое правило: рано или поздно любой преступник выдавал себя тем, что начинал вести себя странно. Либо его доводил страх, либо выдавала насмешливая беззастенчивость, уверенность в безнаказанности. И он выдавал себя чем-то, неким случайным поступком, неверным действием, которое не вписывалось в созданное алиби. У них с Ли все держалось на авторитете вернейших служителей Цитадели, которые не стали бы проникать в лабораторию. Хотя Джоэл подозревал, что у Энн репутация хуже, чем у них. Но тревоги приходилось оставлять на потом. Джоэл полагался на обретенное чутье: засаду, как и шпионов, он не ощущал.

— А если меня будут ждать, чтобы арестовать? — засомневался Ли.

— Я почувствую. Буду рядом, возле стен. И приду на помощь. Обещаю, — отрывисто ответил Джоэл. — Я отправлюсь ночью. Как пройти мимо патрулей охотников, я прекрасно знаю. С гарнизоном связываться не хотел бы днем. А запрещенный квартал все равно никто не патрулирует. Сдается мне — зря.

— Вроде бы делали облаву после убийства Рыжеусого, — неуверенно пробормотал Ли. — Не понимаю, зачем туда лезть.

— Облаву? Да, наверное, — засомневался Джоэл. — Если только специальный отряд. Сдается мне, в лабораторию Рыжеусого не пустили никого из обычных охотников. Я надеюсь выяснить, кто его убил.

— Но почему так срочно, почему нельзя подождать пару дней? — не унимался Ли.

— Мне кажется… у нас не будет этих пары дней, — оставался непреклонен Джоэл. — Ладно, Ли, попытайся хоть немного отдохнуть перед сменой.

— В компании принца отдохнуть будет сложнее, чем мне кажется.

— Я посторожу.

— Тебе тоже нужны силы.

— Я теперь не совсем человек. Выдержу, — почти не соврал Джоэл. — Отдохни. Все будет хорошо.

Ли еще пытался протестовать, но легкий поцелуй и короткие объятья успокоили его, заставили довериться. Возможно, напрасно. Возможно, все они летели в бездну. Полет начался с рассветом. Тянулся бесконечный день. Как начался утром с громкого стука Батлера, так и не мог никак закончиться, как будто время скомкалось спутанной пряжей, напоминавшей черные линии мира.

Быть может, вокруг иных-то не осталось, но Джоэл не видел. Порой лучше не видеть, не знать. Но незнание и слепота не избавляли от катастроф и гибели. Джоэл стойко ждал ночи, заветного сигнала «отбой», после которого намеревался пойти против еще одного запрета Вермело. День вне времени тянулся тысячу лет, и именно теперь хотелось получить всю правду, возможно, выпустить Вен Даррена. Не оставалось уверенности, что к ним не пришли бы с обысками, а где прятать зверя, идей не возникало.

— Безумные какие-то дни. Ядовитые, — помотал головой Ли, стягивая сапоги. Он наспех умылся из кувшина и тазика, стоящего на сундуке. Им обоим не хватало хорошего душа. Но такими новшествами щеголяла только Цитадель. Да в богатых имениях ни в чем себе не отказывали. Весь остальной Вермело прозябал едва ли не в лачугах, которые почти ничем не отличались от жилищ бедняков, оставшихся за рамками древних рыцарских легенд далекого прошлого. Особенно обшарпанно смотрелись рабочие кварталы. И в них-то, кажется, зрел новый бунт.

Джоэл сидел у стола, глядя на мгновенно заснувшего Ли и размеренно дышащего Вен Даррена. И на Ловцы Снов, в которых не застряло ни единого кошмара. Создания Хаоса не имели ничего общего с сомнами. И все это поведал этот долгий день.

«Открыть бы калитку. Если получится открыть калитку, то отправлю Вен Даррена на следующую же ночь, — думал Джоэл, нервно постукивая пальцами по столешнице. — Может, стоит попросить у него парочку пробирок крови? Для изучения… Только кто будет изучать? Проклятье, мы думали, что ищем доказательства вины Цитадели, безумных исследований. Но исследования не так уж безумны. А, возможно, и необходимы. Но как кровь создания Хаоса поможет Иде? Если бы Рыжеусый был жив, возможно, он бы смог дать нам ответ, ведь он был ученым. Революционером, конечно, но мы теперь не лучше. И что хуже всего, я впервые ощущаю себя по-настоящему свободным».

Закат выползал из-за стены кромкой раскрытого глаза, прочерчивал на небе змеиный веретенообразный зрачок. Но надвигались тучи, отчего алое небо перекатывалось темно-лиловыми бликами. Похоже, надвигалась гроза — так даже лучше: никто не стал бы их искать.

Джоэл задумчиво смотрел в окно, тянул напоенный озоном воздух, чего-то ждал, кого-то. По мостовой гремели телеги, редкие торговцы спешили укрыть товар, усиленное обоняние улавливало запах сдобы и специй. Да еще дыма, осевшего в коридорах Цитадели. Устроили же они дым без огня. Но Джоэл чувствовал, что настоящее пламя еще вспыхнет. И не представлял, как остановить это раскрутившееся колесо, которое, возможно, несло их утлый экипаж в пропасть. И все же у них еще оставалось время, мало сладкого времени втроем: как и утром, на кровати беспокойно дремал Ли, где-то в пекарне ждала Джолин. Возможно, и для Батлера с женой нашлось бы утешение. Джоэл надеялся, что узнает в квартале прокаженных, кто еще занимался кровью сомнов помимо Цитадели.

— Опа, еще и гроза. Этого мне не хватало, — проснулся Ли, когда ударил первый гром, разрезавший тишину. Вен Даррен тоже насторожил чуткие уши и вздрогнул, приоткрывая янтарные глаза:

— Кто? Что?

— Просто гроза. Спи, Вен, мы тебя запрем, а ты никому не открывай, — успокоил Джоэл, не вполне уверенный в безопасности своей затеи. Он знал, что обычно коллеги из Цитадели забирали неблагонадежных граждан в предутренние часы, когда улицы Вермело пустели и никто не осмеливался выходить наружу. Значит, ждать «гостей» стоило не раньше трех часов ночи. Джоэл предполагал, что вернется намного раньше. Меч он с собой не брал, не полагалось, если шел не на дежурство. Но ему хотя бы оставили меч, значит, не совсем сбрасывали со счетов. Или просто никто не осмеливался забрать подарок Нейла Даста.

Как ни странно, Джоэл был уверен, что старик их не сдаст. Кто угодно — но не он. Уверенность крепла и успокаивала, впрочем, только она и подпитывала силы, заставляя двигаться дальше.

— Удачи тебе, Ли, — выдохнул Джоэл, вновь обнимая любимого на лестнице. Они заперли дверь, на прощанье им улыбнулось с двери нарисованное солнце. И грустно поглядел вослед потерянный Вен Даррен. Похоже, он опасался, что его спасители окажутся его новыми палачами. Джоэл заботливо оставил зверю тазик свежей воды и одну крупную рыбину, которую купил накануне у озера Добрар и надеялся изжарить на следующий день, мирно попировать с Ли. Они вообще много что планировали, после визита в яблоневый сад жизнь на короткое время показалась прекрасной, пока не началось все это, все, что смело красивые декорации счастья.

Природа словно вторила переменам, нависшим над городом: ветер пыльными порывами вращал вывески трактиров и телеграфных станций, нес упущенные из рук дырявые корзины и мелкий сор, засыпающий глаза. Чистая одежда охотников быстро покрылась неприятной сизой пылью, выметенной грозовыми порывами из переулков и дворов.

— Приглядывай за Джолин, — напутствовал Джоэл. — За пекарней.

— Да как обычно. Я же на Королевской Улице. Я и Мио. Кстати, за ним тоже надо бы приглядеть. Похоже, он уже отправился в Цитадель, — кивнул Ли. — Эх, Джо, скучаю я по временам, когда мы встречались в трактире на Рыбной Улице, а потом всю ночь мирно бродили по переулкам. Тогда все было таким простым и понятным.

— Я тоже, Ли, я тоже, — отозвался Джоэл, уверенно поспевая за быстрым шагом напарника. Похоже, он мог бы уже возвращаться к дежурствам, но в сложившейся ситуации роль немощного оставалась более выгодной до выяснения всей правды. Резкое исцеление в глазах Умана наверняка выглядело бы подозрительно. А если бы об этом узнали ученые Цитадели, возможно, они сдвинули бы сроки своих планов по созданию армии будущего, батальона смертников.

— Удачи, Ли, — в который раз повторил Джоэл, когда они подошли к Цитадели. Джоэл остался неподалеку, к воротам не приблизился, ему-то уже полагалось, как всем «дневным» горожанам, двигаться в сторону дома и запираться на ночь. Под вой и завихрения медленно рокотавшей сухой грозы он неплохо различал голоса охотников возле пропускного пункта и у складов с Ловцами Снов.

Джоэл вытягивал шею, слоняясь по улочкам Квартала Охотников вблизи крепости, но не показываясь возле ворот. Ли прошел внутрь и, похоже, не заметил никакого болезненного оживления. Никто не скрутил его, не потащил в казематы. Джоэл прикрыл глаза: он слышал сердцебиение возлюбленного, отчетливые спокойные удары. Ничего ужасающего пока не происходило. Возможно, все и впрямь списали на старую технику. Хотя пропажу наверняка заметили, наверняка уже сновали по городу специальные отряды тех, кто был посвящен. Но на «героев Цитадели», возможно, пока никто не подумал. И хорошо.

Так или иначе, Ли беспрепятственно вышел из ворот, обвитый, как лианами, Ловцами Снов. Все, как в привычные времена понятного установленного порядка. Все, как в начале весны, когда еще не начались бредовые сновидения, когда еще не явил себя миру Легендарный Сомн. Но улыбка Ли была уже далеко не такой беззаботной и задорной, а под глазами его в свете масляной лампы виднелись глубокие лиловые круги.

— Вроде все благополучно. Грэм и Бим слышали, что пока две версии: техника и революционеры из трущоб. Про внутренний бунт молчат, — отчитался Ли. — Энн я не встретил. Наверное, она в Академии.

— Не меня ищете? — вдруг вышла из тени фигура в длинной шинели. Джоэл едва слышал, как она подкралась.

— Тебя, — хором ответили охотники.

— И? — хищно оскалилась Энн. — Один вопрос: да или нет?

В лиловом мареве непогоды поблескивало оранжевое пламя лампы, переливалось и билось на ветру в стеклянной колбе. Темные и светлые пятна придавали лицу Энн сходство с расцветкой диких кошек, злых, оскаленных в преддверии прыжка. Она требовала безоговорочного ответа, и лживое «нет» ее не устроило бы. Она хотела услышать то, что и так знала. Пожалуй, как и они все. Все давно знали, просто искали доказательства своих страхов, просто искали начало шнура, который вел к взрывчатке, способной смести благочестивые кулисы паршивого театра жизни. Хотелось надеяться, что за незримой сценой существует что-то, кроме смерти.

— Да, — ответил Джоэл и разъяснил: — Нам вливали кровь. Но не сомнов! А созданий Хаоса.

— Над нами ставили эксперимент, — жестко оборвала Энн.

— Но не он делал нас чудовищами, — слабо запротестовал Джоэл, с тревогой рассматривая, как все ниже склоняется голова Энн, как все больше злобы сквозит в ее глазах, устремленных на Цитадель. Сухая гулкая гроза вырисовывала на душно-фиолетовом фоне контуры темного куба. И почудилось, что именно над ним берет начало черная воронка. Или Змей снова пришел за жатвой свежих душ, и где-то в незримой вышине длилось мучительное сражение Каменного Ворона.

— Не он?! И что тогда? А с превращениями? Связано или нет? Да или нет?! — жадно ухватилась за сведения Энн.

— Не знаю. Мне кажется, что нет… — уклончиво отозвался Джоэл.

— Неважно. Теперь мы знаем, что стимуляторы превращают нас в непонятного кого, — порывисто отвернулась Энн.

— Энн, постой! Постой!

— Я узнала, все, что мне требовалось. И я не позволю проводить эксперимент над моими учениками.

— Что ты узнала? — неуверенно подался вперед Джоэл, но растерянно застыл.

— Что они хотят выпустить их на Змея. А это равнозначно смерти. Нет, этому не бывать. Выбирайте до утра, на чьей вы стороне, — решительно крикнула Энн уже с крыши, точно и впрямь превратилась в своевольную дикую кошку. Больше никаких сведений ей не требовалось, но выводы она сделала, в целом, верные. Только какой силе послужила бы правда в ее устах? Джоэл содрогнулся.

— Что будет утром? — растерянно проскулил Ли, теребя Ловцы Снов.

— Что-то. Надо быть к этому готовыми, — выдохнул Джоэл. — Иди к Мио. Помни: сейчас главное — не вызывать подозрений.

Ли рассеянно кивнул. Выглядел он более чем подозрительно, слишком непривычно и тревожно, отчего Джоэл только морщился и сжимал кулаки. От своего плана он не отказывался, предчувствуя, что, возможно, на следующий день перекроют улицы и снова введут пропускной режим. Спокойный Вермело с походами в театр и ярмарками уносила ночная буря. Казалось, Красный Глаз особенно пристально впился в Вермело. Змей чего-то ждал, наблюдая через разрывы стремительно несущихся на запад туч.

Джоэл дождался сигнала «отбой» в подворотне у чужого дома, хотя всей душой желал оказаться рядом с Ли или с Джолин. А лучше с ними обоими в одном доме, закрыть их, спасти от мира, переждать грозу и все бури миллионов долгих лет, чтобы никогда больше не испытывать режущую сердце тревогу, никогда не мучиться от изматывающего предчувствия неизбежной беды, которое усилилось до предела после встречи с Энн. Подруга выглядела совершенно безумной. Она изменилась, словно взрывом в Цитадели сбросила липкую старую кожу. Энн уходила с непоколебимостью человека, способного на все. И даже отрезанная рука не могла помешать ей. Рука важна в бою, но люди порой словами сражаются вернее, чем клинками.

Джоэл опасался, что его слов не хватит, как и его меча. Пока он нес на поясе только короткий кинжал на случай столкновения с мелкими грабителями. Что его ждало в квартале прокаженных, он не ведал.

Дождавшись, пока улицы опустеют, а все охотники займут свои посты, он двинулся по направлению к запретной зоне. Обостренный нюх указывал направление, и даже в ненастную ночь ему теперь не требовался фонарь: в темноте весь мир состоял из звуков и запахов, живые предметы излучали тепло. Джоэл видел мир в кромешном мраке сгустившейся непогоды в серо-белых оттенках.

Уже совершенно без мук совести он нырнул в чей-то огород в Квартале Шахтеров, потом пересек две улицы по крышам, пользуясь тропой охотников, прислушался — патруль не заметил его присутствия. Конечно, ведь сомны обычно не умели скрываться. Он же скользил бесшумной тенью между каминных труб и скатов крыш. Мягкие сапоги почти не задевали поросшую мхом черепицу. Очевидно, где-то так же бесшумно следовала к академии Энн, бережно неся свой непростой план.

«Цитадель создала чудовищ. Да, именно так. Мы выжили, но мы оба чудовища, вышедшие из-под контроля своих создателей. Разве нет?» — подумал Джоэл. Но не обнаружил в себе и тени чувства вины, больше он не ощущал себя обязанным ни Охотникам, ни Уману. Он служил все эти годы городу, людям, а не порочной системе. И она больше не заслуживала доверия. Только он не знал, что делать дальше. Выступать открыто? Бежать в Хаос? Все представало зыбким и предельно нестройным, оставалось только ждать утра. Обещанных изменений, которые, возможно, диктовал сам Змей.

«Что, весело тебе? Веселишься ты, я спрашиваю?» — прорычал молча Джоэл, уставившись на Алый Глаз, который просматривался при каждой вспышке молний.

Одна из них ослепительным зигзагом внезапно угодила в ближайший громоотвод, снеся часть печной трубы. Мелкое кирпичное крошево полетело в лицо, заставив закашляться, крыша под ногами завибрировала. Джоэл резко отскочил, приняв такое совпадение за ответ Змея.

Впрочем, возможно, просто разыгралась непогода. Чтобы больше не испытывать судьбу, он вновь спустился на землю, приникая к черным пятнам кустов, двинулся сначала по краю улицы, а потом вдоль забора запрещенной территории. На всякий случай он достал маску. Хотя, судя по сведениям из досье, создания Хаоса не были подвержены человеческим болезням. А он, похоже, становился одним из них, потому что Джоэл-человек, верный служитель Цитадели, не вытащил бы зверя из лаборатории. Но именно теперь, когда пронзала бесконечная тревога, он понимал, что не боится, а до того глупо страшился принять правду об их мире.

«Вот и квартал. Что я собираюсь там найти? Зачем иду? Осмотреть калитку?» — думал Джоэл, ножом отковыривая выцветшую доску забора. Пролез он легко, исхудавшее тело все еще не обросло слоем мышц. Разве что воротник рубашки зацепился за гвоздь и едва не порвался. Но все эти мелочи не интересовали, Джоэл сдернул кусок тряпицы и сунул в карман, стараясь не оставлять улик. Хотя за ним никто не шел.

Он принюхивался и вспарывал ночную мглу усиленным зрением, различающим тепловые пятна живых существ: в подворотнях запрещенного квартала только копошились крысы, с тихим писком скрываясь при появлении нежданного посетителя.

И все-таки темнота и начавшийся мелкий дождь, секущий острыми каплями лоб и скулы, мешали распознать верную дорогу к лаборатории Рыжеусого. Джоэл плутал по коротким узким улочкам и в конце концов добрался до калитки, ведущей в Хаос. Как и ожидалось, она была заперта, и не на задвижку, а на ключ.

Джоэл провел по гладкой бронированной поверхности и не нащупал и намека на ручку. Похоже, стена сама по себе представляла сложный защитный механизм с шестернями и установками на башнях, а калитка была ее влитой изначальной частью, как будто создатели-спасители верили, что однажды человечество выйдет наружу. Возможно, они надеялись придумать оружие против Змея. Но за двести лет не вышло, а их жалкие последователи только создавали бесполезную армию на убой.

«Проклятье! Без ключа не выйти, — подумал Джоэл, но внезапно уловил колебания воздуха: — Кто-то идет».

По улице к калитке двигался тяжелой походкой замотанный в бесформенный балахон человек, судя по кислому запаху, старик. Но от него не разносилось отвратительного смрада заразы и тяжелой болезни, несмотря на то, что лицо и руки его, как и полагалось прокаженным, скрывали бинты и перчатки. Джоэл отметил эту странность, полагая, что без собачьего нюха подвох удачно спрятался бы под грязными тряпками, пропитанными духом немытого тела. С водой в квартале прокаженных всегда было туго, а об улучшении жизни якобы обреченных мусорщиков никто не заботился.

— Эй, старик, не соблюдаем сигнал «отбой»? — решил огорошить свои появлением Джоэл. Старик гулял среди ночи один, его вроде бы никто не охранял. Значит, он чувствовал себя в относительной безопасности. Или для своего дела ему не требовались лишние свидетели. На шее у него звякнул желанный ключ от калитки. Джоэл не знал точно, что надеялся найти в запретном квартале в ненастную ночь, но теперь был уверен, что уцепился за новую ниточку то ли расследования, то ли настоящей битвы за остатки человечества. Или за некую правду. Созидательную или разрушительную? Не ведал.

— Кто здесь? — подскочил ночной бродяга. — Господин охотник, чем обязан?

— Ничем. Веди в дом. Там поговорим, — отрывисто приказал Джоэл, стараясь спрятать лицо.

Старик, казалось, прекрасно видел в темноте. Он стоял посреди узкого проулка, миролюбиво разведя руки, слегка грузный, с лысой круглой головой, а его бесцветные синие глаза мерцали во мраке, как у кота. Или же в них просто отразилась вспышка молнии? Джоэл мог поклясться, что все не так просто.

Хотя старик совершенно спокойно подчинился: он вежливо повел рукой, указывая на свою лачугу, в которую превратился некогда добротный двухэтажный домишка с черепичной крышей, сквозь которую ныне пробивалась трава и небольшие деревца.

— Я ничего не нарушал. На наш квартал не распространяются ваши правила, — оправдывался он, вскоре открывая скошенную набок дверь. Внутри замерцала старая масляная лампа с расколотым плафоном.

Старик недовольно задул щепку, зажженную от тлеющего очага, который дымился прямо посреди кухни. Дымоход старого камина был разрушен, но никто не пытался ремонтировать его, поэтому вскоре усиленное обоняние Джоэла притупилось от дыма, а глаза заслезились. Да и внутри, в доме, витал крепкий смрад, впрочем, чутья хватило, чтобы распознать отсутствие засады.

— Я пришел поговорить. Просто как человек с человеком. Не выдашь потом? — честно признался Джоэл, но лицо решил не открывать. Да и натянутый до глаз шарф хоть немного защищал от резких неприятных запахов застарелой гнили, плесени и разложения. Похоже, мусорщики пропитывались запахом смерти, даже если не болели лепрой.

— Кому выдам? — невесело усмехнулся старик, садясь у очага на пол и наливая себе плошку жидкого супа из висящего над углями котелка. — Нас все равно никто не послушает. Что ты так смотришь? Еду не предлагаю, тебе ведь не нужны наши помои.

— Как тебя звать? — перевел тему с начинавшегося брюзжания Джоэл.

— Местрий Пратт. Старейшина прокаженных, — представился старик. — А ты?

— Охотник. Встреча конфиденциальна. Имя предпочту не называть. Значит, старейшина.

Должность Местрия Пратта объясняла цепочку с бесценным ключом у него на шее. Только старейшине, проверенному Цитаделью, дозволялось открывать доступ за стену. Местрий, к тому же, выглядел таким же древним, как Нейл Даст, может, моложе лет на десять. Но явно он тоже застал времена страшного голода Вермело, когда случилась первая эпидемия превращений. Джоэл за свою жизнь уяснил одно: каждому поколению суждено застать какое-то великое потрясение.

— Так о чем поговорить? — вырвал из цепочки мрачных аналогий Местрий Пратт, отхлебывая суп. Он немного приоткрыл бинты на лице, но от того лишь усилилось ощущение маскарада. На губах и подбородке старика виднелись морщины, торчали седые щетинки бороды, но не проступало ни следа коросты. И, похоже, он совсем не скрывался. А в свете очага глаза его снова мерцали, как у ночного хищника.

— Вы ловите созданий Хаоса для Цитадели? — перешел к делу Джоэл.

— Да, ловим. И всегда ловили. Что делают с ними потом, не знаем. Не интересовались, — охотно кивнул Местрий, помешивая суп, который, судя по запаху, варили и правда из помоев. Возможно, из мяса сомнов, хотя это строго запрещалось.

— Только для охотников? — настаивал Джоэл.

— Разное бывало. Один раз глава секты требовал, — протянул старейшина. — Как же его… Бафомер… Бифамет…

— Бифомет, — глухо отозвался Джоэл. Его пронзила яркая вспышка. Все совпадения оказывались катастрофически неслучайны.

— Вот! Бифомет Ленц, — усмехнулся Местрий, и все больше казалось, что он прекрасно знает, какой охотник скрывается под маской. В дом он тоже пригласил, как давнего гостя, словно ожидал прибытия.

— Что он делал с их кровью? Ты знаешь? — жадно спросил Джоэл.

— Без понятия. Мне-то лично зверей жалко. Они ведь… разумные, — вздохнул Местрий, перебирая золоченую цепочку крупного ключа на груди. — Да что там, мне порой кажется, что они как люди. Некоторые плачут по-человечески, другие осмысленно своих зовут. А еще попадают если детеныши, так вовсе убийцей себя чувствую. Отпускать страшно, доложат еще своим, придет в Вермело армия монстров. Тут и трупы сомнов не вынесешь. Жалко, но нам жить как-то надо.

Старик совершенно искреннее вздохнул и уставился на стынущие угли, от которых отделялись тусклые искорки. Также тускло мерцала масляная лампа, озаряя груды тряпья и старых ящиков, служащих «убранством» нищенского жилища.

— Что ты несешь? Разумны? — блефовал Джоэл. Он-то уже прекрасно знал, они оба знали. Встреча с Местрием Праттом казалась неизбежностью, как будто старик звал, неслышно, незримо, как и Вен Даррен. Как будто их всех связала кровь Хаоса.

— Не хочешь, не верь. Прокаженным-то никто не верит. Будто у нас короста на мозг сразу нарастает, — поморщился старик и снова задумался. Он никуда не торопился, но словно ждал чего-то. Джоэл помнил, что уже видел его несколько раз, когда проходил мимо запретного квартала. Старик принимал тележки с трупами. И, возможно, тайно следил за охотниками. И, конечно, все видели, как они гонялись за Гретой и Рыжеусым.

— А что этот Бифомет? Ты видел его? Говорил с ним?

— Ничего. Двенадцать лет у нас тайно забирал застенный улов. Не он лично, подельники, его люди. Так-то. Больше ничего не знаю. Потом семь лет назад перестал. Он вроде погиб? Да? И то хорошо, — отозвался Местрий низким лающим голосом. — Но охотники не прекратили. Ваш Верховный, похоже, тронулся на этом, стимуляторы придумывает для вас все более хитрые. Или ему велит кто.

Значит, он все знал. Прокаженные все знали, но им никто не верил, никто не позволял вынести правду за шаткий забор закрытого района, который все обходили стороной из-за полумифической заразы.

— Мы… из-за них обращаемся? — осторожно спросил Джоэл.

— Не думаю. Не думаю, что только из-за них. Хотя те, кто выпивал слишком много крови созданий Хаоса, становились вскоре сомнами, неразумными тварями. Я видел такое в молодости. До того… как попал сюда, — объяснил Местрий Пратт, немного запнувшись. Похоже, он ничего не скрывал. Или же его главная тайна лежала на поверхности столь явно, что разум не мог ее объять, вгрызаясь в несущественные мелочи.

— Что ты еще знаешь? — настаивал Джоэл.

— Ничего, — словно закрылся Местрий, запахнув полы бесформенного балахона-халата.

— Старик, ты сможешь открыть калитку, чтобы вывести обратно в Хаос одно создание? — спросил Джоэл, нервно переводя дыхание.

— Нет. Говорю же, опасно это для города. Если жалко зверюшку, оставь себе. Не боишься? — криво усмехнулся старейшина. — Он либо приведет союзников и нас поедят, либо уведет всю дичь подальше от стены.

— Ты же сказал, что они разумны! — возмутился Джоэл.

— Толку-то. Выживать как-то надо.

— Но он — наш принц. Да, это звучит безумно. Но он из королевского рода, сгинувшего в Хаосе.

— Верю. Хотя что это меняет? Знаешь, Джоэл, еще рано. Вскоре тебе все равно придется выбирать сторону, — ровным тоном сказочника поведал старейшина, вертя в толстых скрюченных пальцах ключ. — И я буду ждать тебя здесь. Тогда, возможно, открою калитку. А пока ступай.

— Какую сторону?

«Они все знают, знают!» — ужаснулся Джоэл.

— Ступай. Да, я буду ждать. Каменный Ворон страдает за всех нас. Надеюсь, ты придешь и поможешь ему.

— Ты веришь россказням святителя Гарфа? — поразился Джоэл, предполагая, что они с Местрием ровесники и, возможно, знали друг друга в прежние годы. Когда еще не скрылись затворниками на разных концах города.

— Гарфа? Я видел больше, чем Гарф. Во снах и наяву. Но ступай-ступай, еще не время, — махнул рукой старик, спокойно, почти с отеческой заботой, но в ней скрывалась опасность затаившегося зверя.

Джоэл отшатнулся к двери, точно за ним гнались все твари Хаоса и сам Змей. Во рту пересохло, задрожали руки. Он бы обрадовался, если бы утлая лачуга пропала бредовым миражом, растворилась сном. Но снаружи обожгли стальными иглами мелкий град и противный дождь, который усиливался с каждой минутой.

В гуле грозы все звучал голос Местрия Пратта, безмятежно застывшего у очага с загадочной улыбкой. Он ждал этой встречи, он передал послание. Он видел такие же сны? Видел черную воронку? Джоэл метался по кварталу прокаженных, как по лабиринту.

Дом Рыжеусого он все же нашел, но встретил лишь пустоту заколоченной двери и окон. Похоже, все ценности из лаборатории перекочевали в Цитадель. Впрочем, все это уже мало занимало после разговора с Местрием. Джоэл предполагал, что именно ради этой встречи и кинулся сквозь непогоду и мглу. Ради того, чтобы получить очередное подтверждение: утро перевернет Вермело, переломит и откроет новый порядок. Выбор стороны означал лишь одно — революцию, раскол, решительный и бесповоротный. Или так только хотелось ненормальному старику, который как-то узнал про видения с Каменным Вороном? Или с ним и впрямь разговаривал Страж Вселенной? Просил впустить из-за стены и выпустить за стену. Хотя зачем: у него были крылья.

Джоэл помотал головой и кинулся прочь из квартала прокаженных, точно надеялся, что его отравил тлетворный дух заразы, а на обычных улицах все сомнения рассеются. Не помогло.

Домой он вернулся в середине ночи, сапоги оставил у порога, стянул и кинул в угол грязную одежду, тщательно оттер руки и лицо. А потом долго не мог уснуть, хотя отчаянно пытался, твердя себе, что для будущих свершений еще потребуются силы. Он подтянул колени к груди, съежившись на краю кровати, и слушал грозу.

Вместо сна лишь нарастало беспокойство, колотилось ударами дождя в окно. Ли бродил где-то по этому городу, несущемуся в бездну, как будто взрыв в Цитадели стал условным сигналом для всех, кого они не видели, но кто всегда наблюдал за ними сотней глаз — каждое утро из-под опущенных капюшонов чистильщиков и мусорщиков.

Дрожь беспокойства нарастала, начиная простреливать болью ногу. Под звуки грома Джоэл бесцельно медленно бродил от стены к стене, обходя их массивного «гостя», до тех пор, пока усталость не подкосила его на ровном месте. Его тянуло к мягкой шерсти и живому теплу. Тело, сомкнутое беспамятностью сна, само придвинулось к Вен Даррену, и только рядом со зверем удалось обрести покой, унесший в страну без снов до самого рассвета.

«Я больше не человек. Похоже, у меня появился брат по крови из Хаоса. И Хаос зовет меня», — подумал Джоэл, протирая глаза. Он обнаружил себя подле мирно сопящего зверя, который не смутился внезапному соседству, словно чувствовал своего. Джоэл и спал теперь как-то иначе, по-звериному, свернувшись клубком. И от странной позы не затекла спина, не ныли ноги.

— Ли! Все в порядке? — радостно вскочил Джоэл, когда в дверь постучали.

— Да. Только Мио что-то запропастился, сдал сети и куда-то убежал, — нахмурился Ли. — Я выпил бы чего-нибудь горячего, ночка была так себе. А ты? Дома не сидел ведь? Что-то узнал?

— Что-то, — кивнул Джоэл, не представляя, что докладывать. Все его догадки снова строились только на предчувствиях. Обещания Местрия Пратта, как и сама встреча с ним, представала после сна привидевшейся мистерией. Хотя он обещал открыть калитку. И Джоэл чувствовал: ему предстоит выйти в Хаос, ему одному. Во сне он слышал отдаленный зов, гул военных барабанов и перезвон светлых линий. Так возвещал Страж Вселенной, так твердило неподатливое мирозданье. Но утром все рассеялось, распалось хрустальными бликами и не складывалось в единую картину.

— Все бесполезно? — с нотками разочарования протянул Ли.

— Пока не понял. В городе творится какая-то дрянь, — выплюнул Джоэл.

— Мы все передали Энн, как и хотели.

— А вот сейчас я думаю, что зря передали.

— Что нам теперь делать? — вздохнул Ли, стягивая отсыревший плащ.

— Ждать. День-другой… Возможно, дней десять, — отозвался Джоэл. Он заботливо накрыл любимого пледом с кровати, растер его опущенные плечи. Ли стоял в грустной неподвижности, податливый и отрешенный.

— Она говорила «до утра», — напомнил он. И Джоэл бросил взгляд за окно: рассвет уже заиграл яркой золотой короной, расцарапав до крови зеленоватый сумрак. Непогода стихла, только с водостоков бежали мутноватые потоки, капало с листвы, очерченной кое-где первой желтизной грядущей осени. Больше ничего не происходило, город просыпался, ждал. Чего-то ждал.

— Не верится, что у нее выйдет так быстро, что бы она ни задумала. Что-то должно произойти, — успокаивал себя Джоэл.

— Как минимум, Энн должна выйти на связь. А что делать с Идой?

— Пока непонятно.

— А насчет калитки?

— Я говорил со старейшиной. У него ключ, но он отказывается выпускать, — кратко пересказал Джоэл, опустив подробности, которые потрясли его больше всего.

— Значит, меня никто не спасет? И вы… не выпустите меня? — расстроенно встрепенулся Вен Даррен, просыпаясь и потягиваясь. Он недовольно отряхнулся, встопорщив шерсть.

— Мы подумаем, — уклончив заметил Джоэл.

— Как тебя по улицам вести? — сочувственно развел руками Ли.

— Я могу… обратиться в человека. На короткое время, — задумался Вен Даррен, низко опуская голову. — Вот мой брат, Вен Аур, почему-то умел долго держать эту форму. Говорил, что, возможно, однажды эта неудобная оболочка станет его истинным обличьем. Но я не умею…

— На два-три часа тебя хватит? — строго спросил Джоэл.

— Не знаю. В Хаосе нет времени, — непонятливо протянул Вен Даррен.

Джоэл встряхнул головой, вновь вспоминая, что историки Вермело так и не сошлись во мнении, сколько лет прошло с момента пришествия Хаоса — двести, две тысячи или, может, двадцать. И само время, казалось, то шло стремительно, летело, как обломки рушащейся башни, то застывало вязким киселем. И каждый миг тянулся миллиарды лет.

— Так. Попробуем проще: можешь сохранить форму от завтрака до обеда? — доходчиво объяснил Ли.

— Пожалуй. Вообще лучше попробую сойти за собаку, — кивнул зверь.

— Отлично. Я обо всем договорюсь, — пообещал Джоэл.

— С кем?

— Со старейшиной прокаженных, Местрием Праттом. Попрошу открыть калитку. А дальше он и не заметит, что какая-то собака выскользнула за стену.

— Я не собака.

— Ну, разумеется, — рассмеялся Ли, но внезапный звон стекла заставил всех подскочить и развернуться. Ли обнажил меч, Джоэл и Вен Даррен приняли боевые стойки каждый в силу своих навыков. Но окно осталось цело, никто не собирался нападать: в раму воткнулась короткая стрела с запиской.

Джоэл осторожно приблизился, открыл узкое оконце мансарды, опасливо вытянул руку, слегка высунулся наружу, поглядев по сторонам. Но меткий стрелок-гонец уже скрылся.

«Братья! Нас обманывали! Стимуляторы — яд. Собираемся возле Академии. Пора выбирать сторону», — гласил текст, написанный знакомым размашистым почерком Энн. Джоэл и Ли застыли в замешательстве. Удары сердца отмеряли время, которое все ускорялось и ускорялось, обещая свернуть неподатливые часовые стрелки.

Глава 36. Слом

Сначала все замерло и звучало на одной звенящей струне. Ожидание отравляло, пока Джоэл рассматривал сжатую в руке записку Энн. Потом вдалеке раздался выстрел, гулкий и пронизывающий. Палили из большой пушки, но явно не в Желтый Глаз Змея.

Сигнал. Очевидный сигнал, пока не начало боевых действий. Он доносился со стороны Академии. От звука вдоль позвоночника прошел болезненный разряд, раскатившийся незримыми крыльями по лопаткам. Мирный рассвет за окном озарил то ли пожар, то ли сигнальный костер, взвившийся над приземистыми строениями старого города.

— Мы должны идти, — сказал Джоэл, скидывая оцепенение.

— Может, лучше останемся? Сделаем вид, будто мы ни при делах, — почти взмолился Ли, растеряв весь дух революционера. — Я не хочу во всем этом участвовать, что бы там ни было. Не хочу убивать своих! И выбирать сторону.

— Мы просто посмотрим. Незнание сейчас хуже. У нас есть мечи, — успокаивал Джоэл, а в следующий миг их оглушили сирены, разнесшие над утренним Вермело начало тревоги:

— Всем охотникам собраться на подступах к Академии, всем охотникам…

Оставаться в мансарде они не имели права, так велел приказ. Но и Цитадели подчиняться уже не хотели. Джоэл осознал, что, вполне вероятно, они вскоре окажутся сами по себе. Значит, предстояло принимать решения, не опираясь ни на чей авторитет, не прикрываясь абстрактными идеалами. Предстояло… переступить порог, покинуть мансарду. И в то утро это виделось самым тяжелым решением.

— А где Мио? — спохватился Джоэл, неуверенно заглядывая на кухню, когда они спустились. Угли в очаге совсем остыли, никто не успел приготовить завтрак. Никто не спал в комнате юного охотника. А на столе вскоре обнаружилась приколотая ножом короткая записка на клочке промокашки: «Я жив. Я ухожу к Энн. Не ищите».

— Мио! Как ты… Как ты мог! — ужаснулся Ли, без труда разобрав через плечо кривой, почти детский, почерк.

«Жив… Жив… — зацепился за слово Джоэл. — На какое время?»

— Мы должны идти, — обреченно отозвался Ли. — Может быть, поищем Мио. Может, поговорим с Энн. Джо, это должно закончиться!

— Ничего еще не начиналось. Но да, должно закончиться, не начинаясь. Мы просто посмотрим, — уговаривал Джоэл.

Они выждали еще около двух часов, медленно глотая кипяток и холодную овсянку. Приказы с башен повторялись, а снаружи все громче доносились звуки начинавшихся уличных погромов. Цитадель требовала прибытия всех охотников, каждого.

— Надо идти, — выдохнул Ли.

— Я с вами! — вызвался Вен Даррен, спускаясь со второго этажа.

— Нет! Там опаснее, чем когда бы то ни было, — решительно запретил Джоэл. — Ни твой собачий, ни человеческий образ тебе не помогут. Но я обещаю: под всю эту неразбериху мы скоро выпустим тебя. Охраняй этот дом. Никого не пускай.

— Не говори со мной, как с ребенком, — недовольно прорычал Вен Даррен, встопорщив шерсть.

— Здесь опасно и взрослым, и детям.

— Вечно люди что-то делят. Насколько же у нас все проще, — фыркнул зверь и послушно остался на кухне, а охотники опоясались ножнами с мечами и переступили порог.

Свет ясного утра ударил в глаза, и Вермело обрушился толщей нестройных звуков. Город кипел и извивался гнездом змей. Джоэл и Ли вышли на улицу, поминутно озираясь. Еще накануне спокойное течение повседневных дел пошатнулось, стирая привычные рамки и правила. В лицо неслась пыль пополам с сажей, и по ветру вились обрывки бумаг с ближайшей телеграфной станции.

«Это сделали сами охотники, потому что мы в Квартале Охотников!» — понял Джоэл, замечая, как из домов выходят люди с мечами, многие знакомые, но невероятно отчужденные, озлобленные той немой клокочущей яростью, которая стирает узнавание. Они не желали, чтобы телеграфист отправил сообщение в Цитадель, они не собирались подчиняться. По крайней мере, не все из них. Старик-служитель потерянно метался вокруг своей конторы, подбирая куски ленты и охая над развороченными аппаратами:

— Да что же это, что это такое…

— Иди домой, старик, там сейчас безопаснее, — подошел к нему Джоэл и тут же притянул телеграфиста к стене, потому что через улицу пронесся отряд солдат гарнизона. Куда? Для чего? Усмирять кого-то или примкнуть к кому-то?

Все смешивалось и выглядело пугающе нереальным. И никакой черной воронки не требовалось, чтобы показалось, будто в воздухе все пропитано частицами пепла. Где-то уже подожгли то ли мебель, то ли стопку документов. На улицы из окон сыпались предметы утлых интерьеров, из которых стремительно вырастали баррикады. И если бы творилось это в трущобах, выглядело бы привычно. Но здесь… Здесь небо и земля перевернулись, поменявшись местами, закручивая дома и проулки в ужасающий водоворот. Слишком узнаваемый: Джоэл уже видел, все видел с начала весны.

Каменный Ворон, как и обещал, предупреждал того, кто откликнулся на безмолвный зов. Но они оба ничего не могли изменить, не знали, как прекратить истлевание ткани бытия, которая разлезалась трухлявыми нитками прошлых эпох и накопленной боли.

Гром пушки рано поутру заставил вскинуться тех, кто, похоже, уже давно ждал сигнала. Упущенное лето в госпитале не позволяло до конца разобраться, какие силы ныне завладели Вермело. Впрочем, Ли, похоже, тоже не понимал. Повсюду сновали люди, суетливо, лихорадочно. Явно не по обычным делам. Кто-то прятался в дома и закрывал ставни, едва успев их растворить. Другие, напротив, выносили на мостовую мебель, не жалея столов и стульев, выламывали доски заборов, жарко командуя друг другу:

— Задержите наступление гарнизона. Они не пройдут, если не захотят присоединяться к нам!

Среди восставших угадывались в большинстве своем охотники, но помогали им и рабочие с ближайших ткацких фабрик. И бродяги-калеки, которые вдруг распрямились и скинули лохмотья. Сеть революционных агентов расползалась дальше, чем могла знать Джолин. Верно он предположил, что Вермело оплетали своими планами две или три враждующие силы.

«Не надо было соглашаться на поход в лабораторию!» — корил себя Джоэл, хотя смутно понимал, что Энн и ее последователи нашли бы кого-нибудь другого.

— На чьей ты стороне, сука? — донесся из ближайшего проулка голос, пронизанный ненавистью.

— Хочешь, чтобы мы все превратились в чудовищ?! — вторил ему не менее гневный ответ. Двое охотников, мелькнувшие смутными силуэтами в плащах, вскинули мечи, скрестили их в коротком поединке. Раздался лязг стремительных безыскусных ударов. Но у одного из них оказался нож, которым предатель пырнул бывшего союзника прямо в печень, а потом нанес еще один меткий колющий удар в живот. Охотник сложился пополам и завалился набок, отчего Ли истошно вскрикнул:

— Джо!

— Мы уже ничего не можем сделать, — сдавленно ответил Джоэл, глядя, как в пыли расплывается кровавое пятно под обмякшим телом. Хотелось подойти и закрыть глаза несчастному, сложить руки на груди, отдав последнюю дань уважения. Но не хватало времени.

— Но они же… они же… это наши! Наши бьют друг друга! — застонал Ли.

— Идем, делаем вид, что не видели. Иначе… Иначе не дойдем.

Убийца скрылся в проулке, жадно ухмыльнувшись. Он не испугался свидетелей, не страшился быть узнанным. Не напал — и то хорошо. Охотник ли, преступник — не имело значения. Колеса времени слетели с осей и давили острыми шестернями случайных жертв.

— Расходитесь! Расходитесь! — кричали громкоговорители у Академии, но толпа лишь уплотнялась. Джоэл и Ли едва протискивались через колышущиеся ряды.

— Что они делают? Что они там делают? — твердил то ли Ли, то ли кто-то вокруг.

— Стоят, идут, пока все просто идут с плакатами, — ответил Джоэл, хотя уже не был уверен. Нестройные беспорядочно марширующие колонны наваливались и грозили задавить, наводняя улицы. Ноздри резал плотный запах крепкого пота, табака, раздавленных подгнивших овощей, которым старательно закидывали карикатурные портреты Умана Тенеба, намалеванные на стенах домов поверх растрескавшейся штукатурки. Кто-то здорово постарался ночью в Квартале Охотников, кого-то не накрыли патрули. Вполне вероятно, именно патрули и постарались.

— Мы должны встретиться с Энн. Она сможет все объяснить! Может быть, удастся все это прекратить! — громко кричал Ли, надеясь, что его слова не потонут в общем гуле. Он вцепился в свободную от меча левую руку напарника, чтобы не потерять из виду Джоэла. Но наливавшееся безумием людское море разъединяло их, раскидывало, как штормовые волны.

— Правды! Мы требуем правды! — гудела толпа, тряся плакатами на длинных палках.

«Нет стимуляторам!» — гласил огромный транспарант, растянутый знаменем нового порядка.

«Правды!», «Мы не чудовища!» — взывали растяжки поменьше, намалеванные на старых зловонных простынях.

— На чьей ты стороне? — кричали в рупоры глашатаи великого переворота. Гротескные образы сливались в единую картину перекошенных лиц и свернутых в возгласах ртов.

Джоэл понял, в чем главный ужас происходящего: хаос устраивали те, кто должен был его подавлять. На протяжении истории Вермело именно охотники, а не гарнизон сдерживали самые страшные бунты, бесшумно устраняли главарей, перекрывали каналы связи, оборачивали врагов против самих себя, стравливали в своих интересах группировки. Все ради порядка в городе.

Теперь же… верные псы Цитадели оскалились взбесившейся стаей. Почти каждый из них испытал на себе действие стимуляторов, и открывшаяся правда вместе с действиями умелых подстрекателей запустила цепную реакцию. Исконный страх обращений превратили в настоящую панику, которая вырастала стенами баррикад, перекрывая для военных быстрые доступы к Академии. На крышах возникали стрелки с арбалетами и небольшими пушками, которые вытягивали через чердачные люки на полозьях.

Все виделось как в кошмаре. Джоэл переживал этот день уже сотни раз, каждую ночь содрогаясь и мечтая пробудиться. Но теперь в рассветном небе не сражались Каменный Ворон и Змей Хаоса, только люди давили друг друга внизу, на земле, кишели и лезли поверх голов, как черви в подгнившем трупе. И все случалось наяву, без шанса пробудиться. Смерть не смотрела сквозь закрытые веки, она скалилась прямо в лицо.

«Это сделали мы! Мы открыли правду! Да кому нужна такая правда?» — вздрагивал Джоэл, озираясь по сторонам. Их обманули, их использовали. Они рассчитывали, что смогут помочь несчастной бессильной Энн, они шли, чтобы требовать потом прекращения опытов на студентах — не более. Но внезапно все обернулось настоящей катастрофой.

С трудом удалось выбраться на относительно свободную улицу, где никто хотя бы не грозил раздавить прессом из множества буйно несущихся вперед тел, подобных камням в горном потоке.

— Чудовища, — выплюнул прямо в лицо случайный прохожий, подкидывая булыжник. Ли перехватил и выкрутил его руку:

— Ты арестован за нападение на представителя закона.

Джоэл же стоял, не шелохнувшись, опасаясь спровоцировать группу крепких мужиков на другой стороне улицы. Он сдержанно сказал:

— Отпусти его, так будет лучше.

— Чудовища из Хаоса! И вы, поганые, защищали нас от чудовищ?! — воскликнул нападавший, высвобождая руку и отскакивая в сторону. Пока еще он говорил членораздельно, пока еще толпа не ревела единым бессмысленным гулом, не резали друг друга прямо на улицах, не косили выстрелами пушек. Но заводы, похоже, в это утро остановились, как и весной.

«Им нужен был повод. Явное доказательство. Но мы ведь ничего не вынесли… Или… Или кто-то вынес после нас? — подумал Джоэл и обмер: — Нас подставили».

— Что происходит? — крикнул он, когда они с Ли выбрались на площадь у Академии, пересекая бурлящие улицы по крышам. Теперь Джоэлу без туда удавалось балансировать на тонких жердях, в которые превратилась часть «верхней дороги», словно кто-то старательно ее рушил, перекрывая возможные пути отхода.

— Казармы взбунтовались. Вся Академия. И, похоже, часть Цитадели и Бастиона. И рабочие с ними, и из трущоб какая-то шелупонь, — ответил незнакомый охотник.

Джоэл и Ли, сами не поняв, как, присоединились к ощеренному мечами отряду, присланному из Цитадели. Или не отряду, а всей армии, оставшейся верной старому порядку. Определить соотношение сил никак не удавалось.

— Дело дрянь, — выдохнул Ли, когда ему в голову прилетел гнилой помидор.

— Хорошо, что не булыжник, — попытался подбодрить Джоэл, но через мгновение едва не получил по темечку метко запущенным с ближайшей крыши камнем. Нападавший тут же скрылся, не оставив и тени присутствия, а обостренное чутье в таком месиве запахов ничего не давало.

Сначала протестующие просто стояли, потом начали закидывать так же замерших на другой стороне площади охотников тухлыми яйцами и камнями. Первые ряды выставили специально подготовленные щиты, пока что никто не отдавал приказа атаковать. Похоже, до последнего надеялись избежать кровопролития, думали и в этот раз договориться.

— Пушки! Тащите пушки! — скомандовал кто-то из наплывших задних рядов. Единой армией охотники почти никогда не ходили, потому их боевая фигура с двумя флангами и клиновидным центром в узком пространстве площади перед Академией выглядела жалкой пародией на рыцарский строй.

— У них есть пулеметы! — поразился кто-то, глядя в складную подзорную трубу над толпой.

— Откопали же раритет, — сокрушался другой. Пулеметы с каким-то количеством лент оставались в музее Академии и, похоже, в подземных складах, хранясь под строжайшим секретом. То ли на некий «особый случай», как этот день, то ли для изучения и возможного возобновления производства. Так или иначе, теперь древние скорострельные машины грозили послужить по назначению. В охоте на стремительно перемещающихся и часто прячущихся сомнов от них все равно не было толка, а вот в обороне локального блокпоста они оказывались весомым преимуществом.

— Не стрелять! — командовал на передовой сам… Уман Тенеб, не побоявшийся выйти из Цитадели. — Ждать мою команду!

Верховный Охотник не надевал громоздкую броню, как тогда, на стенах Цитадели. Ограничился только шлемом и защитными пластинами. Другим, в целом, и того не полагалось. Только с правого и левого фланга солдаты гарнизона неповоротливо щеголяли тяжелыми подобием старинных панцирей.

«Значит, теперь ты решил пойти на переговоры. Решил выйти из кабинета. Ну конечно, его же взорвали. Почему раньше не сказал об экспериментах? Почему довел до всего этого?» — сокрушался Джоэл, ощущая рядом плечи верных товарищей.

Хотелось верить, что верных, и он не был уверен в самом себе. Ведь они все это начали, они выпустили эту силу, предоставив доказательства перепуганной толпе. Эпидемия превращений не прекратилась после победы над Легендарным Сомном, особенно в Академии, и тогда люди вышли на улицы, найдя для себя логичное обоснование, отыскав, наконец, виновных.

До недавнего времени и Джоэл безоговорочно верил в преступления Умана Тенеба, но разговор со старейшиной прокаженных, с этим странным Местрием Праттом, заставил окончательно поставить под сомнение версию со стимуляторами: что-то происходило за пределами человеческого понимания. Каменный Ворон существовал, и Змей искал подпитку, продолжая свой затянувшийся поединок.

— Мы подопытные крысы! — кричала толпа, клубясь тучей у стен Академии. — Нет стимуляторам!

— Стимуляторы не связаны с превращениями! — крикнул в рупор Уман Тенеб.

— Цитадель не нужна! Вы обречены быть пожранными собственными кошмарами! — крикнули агитаторы.

— Правды! Мы требуем правды! — ответила ему в рупор фигура с трибуны, в которую превратилась крыша пропускного пункта Академии, которая ныне ощерилась выставленными через прочную ограду пушками. Стволы торчали через мешки с песком.

А в скандирующем угрозы и лозунги силуэте без труда узнавалась Энн, с мечом, который пока висел на поясе. В уцелевшей руке она держала воронку для усиления голоса и, похоже, не боялась, что ее снимут лучники или арбалетчики. Жизнью она уже не дорожила, а продолжателей своей борьбы видела вокруг предостаточно. Они все требовали правды, даже те, кто еще оставался на стороне Цитадели.

— Стимуляторы превращают нас в монстров! В стимуляторах кровь созданий Хаоса! — возвещала она.

«Да не стимуляторы, а Змей! Змей!» — желал крикнуть Джоэл, но понял, что уже никак не доберется до Академии, не вырвется вперед. Они хотели просто посмотреть, но по приказу Цитадели и по воле этого водоворота оказались в самой гуще событий.

Лучше бы дезертировали, забившись в мансарду, лучше бы сбежали втроем с Джолин в горы. Все лучше, чем смотреть, как старые друзья проклинали друг друга через забор родной Академии, на которую нацелилось два десятка крупных пушек. Оттуда тоже целились — из пулеметов, более мелких пушек, арбалетов, луков, пращей.

Накаченные стимуляторами недоученные, но озлобленные молодые ученики представляли едва ли не более опасную силу, чем измотанные дежурствами охотники, часть из которых, к тому же, успела переметнуться к врагу. Живой стеной выступали рабочие все тех же фабрик, которые весной крушили все вокруг и шли против Умана. Похоже, еще тогда им не хватило доказательств. Теперь все они нашли удобное подтверждение страшной правды, великого заговора.

«Но заговор-то на самом деле есть», — подумалось Джоэлу, и он перехватил поудобнее меч, готовый атаковать.

Но кого? Он не видел пред собой озверевших безликих бунтовщиков, обитателей трущоб и притонов. Нет, перед ним стояли честные труженики с заводов, измученные, выпитые до дна своих душ беспросветностью и нищетой. И к тому же, как полагал Джоэл, их хотели бросить на откуп Змею, пока избранные полетели бы строить новый прекрасный мир. Как будто они не понимали, что там, за стеной, их ждут только Разрушающие. Но да, они не понимали: если кто-то и посылал им видения, они не внимали, зато в свое время спонсировали Бифомета Ленца. А он, похоже, слушал только Змея, сведенный им с ума. Не иначе. Хотя люди и без научения древнего асура придумывали порой дикие изуверства.

— Студенты! Одумайтесь! Вы еще можете сложить оружие! Вас обманули! — громогласно увещевал Верховный Охотник.

— Обманывал нас только ты, Уман! — крикнула осипшим от ярости голосом Энн, а рядом с ней Мартина добавила, перехватив рупор:

— Мы искали свое место в жизни, а стали подопытными крысами!

— Энн! Одумайся! Кто выдал информацию? Кто рассказал такой бред студентам? — с тайной болью спросил Уман Тенеб. Он еще пытался выставить все неоспоримые факты выдумкой и провокацией. Но, похоже, критическая масса поверила в правду о составе стимуляторов. Правду, которую выдал победитель Вестника Змея, ложный герой Вермело. Джоэл похолодел, опасаясь, что подруга выдаст их с Ли, тогда пришлось бы либо спешно скрываться, либо вынужденно присоединяться к бунтовщикам.

Местрий Пратт верно напророчил. Напророчил ли? Если не он за всем этим стоял, если не его бродяги-калеки тайными агентами разносили информацию лучше той сети, которую сдала Джолин. О том, что творилось в Квартале Ткачей, думать было слишком страшно, тем более, они не имели ни малейшей возможности проверить, отойти, сбежать. Пожалуй, их растерзали бы на месте, если бы Энн их сдала. Но она только гордо ответила:

— Это была я. И пошли все правила в Хаос! Я защищаю своих учеников. И не позволю ставить на них опыты!

— Тебя казнят! — крикнул пораженно Уман. Похоже, ему самому не нравилось, что теперь они с Энн по разные стороны баррикад, в прямом смысле этого слова: на площади из-за булыжников еще не вырыли окопов, зато навалили несколькими рядами обороны мешки с песком.

— Пусть попробуют сначала поймать! Еще один шаг в сторону Академии — и мы открываем огонь.

— Народ! Расходитесь! Если вам дороги жизнь и свобода!

— Чудовища! Выродки Хаоса! Вы не защищали нас от чудовищ!

Внезапно площадь сотряс гул взрыва, донесшийся волной из Торгового Квартала, Джоэл невольно втянул голову в плечи и инстинктивно заслонил собой Ли. Любимый в таком же жесте стремился заслонить напарника, поэтому они неловко столкнулись лбами, теснее прижимаясь к плечам друг друга, чтобы никто не смел разомкнуть незримую цепь, которая связала их. Только она теперь виделась спасительным канатом, натянутым до звона над бездной.

— Что происходит?

— Военных туда! — приказал Уман, отпуская два отряда от гарнизона, который и так пришел на помощь не в полном составе.

— По всему городу взрывы и стачки, — доложил запыхавшийся гонец после десяти минут молчаливого тяжелого стояния по разные стороны площади.

Уман, похоже, раздумывал, чем усмирить толпу. Доказать, что никаких исследований не проводилось, уже не удалось бы. А в великий поединок Каменного Ворона и Змея никто не поверил бы, даже если бы сам Страж Вселенной явился на площадь, хотя он-то не торопился.

«Где ты, когда мир погибает? Где ты, когда город стоит у порога беды? — немо взывал Джоэл. — Где ты, когда правду надо нести в сердца людей, а не кричать в лицо Хаосу? Где ты, когда старые друзья готовы убить друг друга? Если ты бог, то как в тебя верить после такого равнодушия?».

Уман и Энн смотрели в подзорные трубы — один с центра вытянутой площади, другая — с крыши Академии. Охотники спешно возводили свои баррикады и подкатывали пушки.

— Даем вам время до следующего утра! Сдавайтесь или мы начнем штурм. Энн! Если ты сдашься сейчас вместе с главарями, никто не будет преследовать твоих учеников! — приказал Уман, когда черный дым умышленных поджогов заволок небо.

— Даю тебе время до следующего утра, Уман, чтобы рассказать всем правду! И посмотрим, сколько с тобой останется верных солдат. Пока они не хотят понимать, что становятся чудовищами из-за стимуляторов! — ответила Энн с явной издевкой. — Жители Вермело! Уже семь лет охотникам колют стимуляторы, чтобы превратить их в тварей Хаоса! А они обращаются в сомнов. Вы обращаетесь в сомнов!

— Что вам надо? Каковы ваши условия? — продолжал Верховный Охотник, и в рупоре слышалось надсадное сипение, отраженное от металлических клепаных стенок воронки.

— Никаких стимуляторов и экспериментов над людьми! Твоя отставка и заключение! А также отставка всего правительства жадных магнатов. Расширение прав для охотников и рабочих. Новый порядок в Вермело.

«Что за бред? Мирным жителям ничего не колют. Хотя… В отчетах фигурировали какие-то добавки и в пищу, и в лекарства. Нас готовят к выходу в Хаос! Думают, что если весь город натравить на Змея, то его можно победить. Но… Это убьет нас всех», — подумал Джоэл, понимая, почему рабочие поддержали Энн.

Толпа напирала лохматой буро-сизой волной, щерилась вилами и ржавым ломом. Ее сдерживали щиты охотников в первых рядах, на которые наваливались остальные, сдерживая наступление. Трещали кости, напряженные хребты едва не ломались, как будто стремились удержать падающее небо, под ногами крошилась мостовая.

Джоэл боялся лишь одного: потерять из виду Ли, который смотрел на происходящее широко раскрытыми остекленевшими глазами. И ему приходилось, как и всем, держать оборону сомкнутых рядов, стоять живой стеной, которая не останавливала натиск волны людского недовольства.

— Жители Вермело, если вы хотите поддержать нашу борьбу против Цитадели, не слушайте приказы Умана-Лживого! Становитесь нашими солдатами, мы приведем вас в новое будущее! Мы! Новые Охотники! — скандировала вместо утомившейся Энн ее верная соратница Мартина, в которой уже совершенно не узнавалась девчонка, когда-то вытащенная из борделя. В этот странный ужасающий день все переворачивалось, все образцы и лица стирались. Менялся сам порядок города, и после явного начала бунта внутри организации итог протестов предугадать никто не решался.

Ворота Академии отворились, впуская несколько десятков из рядов рабочих, которые вняли призыву и, похоже, собирались присоединиться к воинству самопровозглашенных Новых Охотников. Им выдали луки и арбалеты, наверное, тем, кто умел с ними обращаться. Скоро они показались на сторожевых башнях, готовые атаковать в любом направлении.

— Всем разойтись, иначе мы будем стрелять! — скандировал угрозы Уман. В толпу полетели дымовые шашки, заставили отступить, зайтись единым задушенным кашлем и воплем недовольства, но не рассеяли. Дым разметался по ветру, ударил в лицо и начал душить самих охотников и вместо порядка посеял еще больше неразберихи. В ближайшем строении, нежилом лабазе, внезапно вспыхнул пожар, уже никто не понимал, что и где горит. Потом сквозь липкий чад проступили зажженные факелы в руках восставших рабочих.

— Если прольется хоть капля крови мирного населения, мы отплатим за каждого убитого десятками ваших солдат! — со злостью выплюнула Энн. Казалось, что она прикрывается рабочими во имя своей личной мести Верховному Охотнику, который отправил ее в отставку и не рассказал вовремя, что в госпитале над ней проводился эксперимент. Джоэл, как ни странно, принял это спокойно и почти с благодарностью. Но после разговора с Местрием Праттом он уверился, что обращения не связаны с кровью созданий Хаоса.

— Отставить! — крикнул Уман, когда солдаты из гарнизона кинулись к пушкам. — Сдерживайте их! Не дайте прорваться! И где, к Хаосу, пожарная команда?

Но пожарные, похоже, носились по Вермело, не успевая тушить сотни поджогов. А, возможно, они тоже переметнулись на сторону бунтовщиков. И теперь топоры и багры превратились в грозное оружие народной мести.

Но кровь пока лилась разве что из расквашенных носов и разбитых губ. Джоэл сам небрежно вмазал кулаком по чьей-то наглой роже, посмевшей прорваться с небольшим невооруженным отрядом.

— Правды! Лжецы! Чудовища! — выплевывали вместе с угрозами рабочие, гулко стуча ржавым ломом по металлическим щитам, тыча факелами в лица. Джоэл оттолкнул Ли от брошенного в них горящего тряпья. Пожалуй, вскоре в ход обещали пойти гранаты и зажигательные смеси, но Уману пока хватало ума не рубить восставших направо и налево. Они поддавались, они еще ждали переговоров.

— Даем вам время до завтрашнего дня! — начал Уман в рупор, глядя на реющую над людским месивом Энн. Она не стояла, а словно плыла в дыму, пятно ночи с развевающимися седыми космами, статная и непоколебимая. Изломанный символ борьбы и, возможно, будущий правитель нового Вермело. Но как же Джоэл ненавидел ее в эти минуты!

Он уже почти не помнил, что накануне считал эту женщину близким другом и даже пошел ради нее в Цитадель. Она предала их с Ли, обманула. Изначально слишком много народу знали о плане, никто не сказал о взрыве. Следовало не вламываться в лабораторию, а докладывать Уману Тенебу о готовящемся мятеже. И тогда… что тогда? Цитадель продолжила бы опыты над созданиями Хаоса. И над людьми без их согласия.

— До завтрашнего дня! — подхватила Энн. — Мы не атакуем до завтрашнего утра. Сдавайся, Уман! Охотники! Арестуйте и переходите на нашу сторону!

— Не слушайте ее! Она сошла с ума! — кричал в рупор Верховный Охотник, озираясь, точно и правда испугался, что его арестуют. Все знали, что у Энн выстроились обширные связи за годы службы. И уважали ее раньше едва ли не больше, чем Умана, ее ученики ценились как искусные воины. Похоже, многие из них теперь присоединились к революционерам, и еще неизвестное число терзалось сомнениями в рядах пока что единой Цитадели.

Джоэл не представлял, к кому ему теперь примкнуть и что делать. Снова пришлось сдерживать натиск толпы. Он ударил кого-то мечом в ножнах, чтобы не убить на месте. Дюжий парень в кожаном фартуке и с огромными руками кузнеца отлетел и упал, как от удара лапы гигантского зверя. Джоэл и испугался, и обрадовался — с такой силой он мог обороняться, мог защитить Ли, загородить собой в этой бессмысленной тесной свалке.

А потом для радости поводов не осталось, снова полезли вперед бунтовщики, прорывая заслон щитов, удары посыпались градом переспевшей падалицы. Медвежья звериная сила давала преимущество, позволяла откинуть, оглушить, быстрее заметить движение противника. Но все равно не спасала от бесконечных тумаков и ударов — досками, палками, железными прутами. Приходилось отводить их мечом в нелепом фехтовании неравного оружия, опрокидывать нападавших, топтать их, пинать под ребра, выбивать зубы. Но пока удавалось никого не убить, разве что покалечить, выламывая из суставов сильной хваткой руки и ноги. Пока удавалось…

Так тянулось время — то ли час, то ли день, то ли годы. Волны за волнами накатывали и отбегали, ноздри щекотал удушливый дым, от которого не удавалось закрыться шарфом.

— Если завтра утром я раскрою всю правду, вы разойдетесь? — крикнул еще раз Уман, когда наметилась короткая передышка. Но его голос потонул в гуле взрыва: похоже, в ход все-таки пошла граната или зажигательная смесь, попавшая в окно ближайшего дома. Рванул котел отопления или что-то вроде него, пламя вырвалось из окна ярким столпом, ударная волна выбила окна, на мостовую со звоном посыпались острыми лезвиями осколки стекла, заставив толпу отшатнуться и рассредоточиться. Джоэл резко развернулся и прикрыл собой Ли.

— Я же просил не опекать! — отчаянно просил любимый. — Джо, у тебя кровь!

Мелкий осколок впился в мочку уха, кажется, порвав ее, отчего Джоэл на мгновение оглох, но со злостью вытащил противное стекло, даже не почувствовав боли. Хуже всего горела все-таки не долеченная нога, которой пришлось в это утро стать главной опорой в живой стене. И все равно не удалось отбросить и рассредоточить негодующих людей. Только взрыв, а потом гулкий выстрел из пушки холостым заставил восставших немного отступить.

— Держать оборону до утра!

— Отступаем! Занимаем позиции, перекрыть квартал, изолировать Академию! Отрежьте их друг от друга. Держим оборону до утра, — командовал Уман и высшие чины гарнизона. Но, похоже, никто не представлял, что делать. И далеко не все намеревались слушать, потому что от армии Охотников внезапно отделилось с десяток, а то и полтора силуэтов, теряющихся в дыму. Они побежали через улицу к Академии, скандируя:

— Мы с вами! Мы за правду!

— Огонь! Убить дезертиров! — приказал Уман, и над площадью просвистели арбалетные болты, несколько воткнулись в спины беглецов. Бывшие охотники вскинули руки и полегли. Некоторые резко развернулись и примкнули к восставшим, слились с их рядами и различались только по блеску мечей.

Толпа возмущенно взревела, очевидно, приняв смерть дезертиров Цитадели как атаку на своих. Перемирия не получилось, не получилось ничего — только это и осталось единственной здравой мыслью, когда со всех сторон полетели гранаты, дымовые шашки пополам с булыжниками.

Раздались первые выстрелы, сотрясшие улицу удушающим сочетанием вибраций, пороховых газов и выбивающих душу звуков. Пушка оказалась слишком близко от ряда зданий, фасады которых успели почернеть от копоти. Посыпались кирпичи и детали старинной облицовки. Кусок внешнего подоконника второго этажа едва не угодил по голове, зашиб ближайшего охотника по правую руку, тот охнул и упал. Джоэл подхватил его и вместе с Ли оттащил к баррикаде, которую успели выстроить верные Цитадели. Но вскоре стало понятно, что они бессмысленно тащат мертвое тело несчастного. Первой жертвы революции Охотников.

— Всем принять стимуляторы! — скомандовал Уман. Ни у Джоэла, ни у Ли их при себе не оказалось. Похоже, не у них одних: многие охотники хлопали себя по карманам, искали пробирки на поясе и не находили. Слишком быстро всех подняли по тревоге, не успели ничего выдать. Повезло, что мечи носили всегда с собой.

— Выставить щиты!

Джоэл не слушал, не хватало сил. Он просто бил мечом в ножнах, плашмя, больно, но не смертельно. В этот день он не хотел никого убивать, потому что сам еще не определился с выбором стороны. Сердце сжималось от горького чувства вины и щемящей неопределенности. Верного пути больше не существовало. Теперь стена охотников уже не атаковала Академию, а пряталась за щитами и мешками, держа оборону.

Еще несколько выстрелов с двух сторон сотрясли воздух, снаряды оставляли воронки на мостовой, вспахивая брусчатку. В Академии, кажется, загорелись казармы, все растворялось в дыму, Джоэл не видел толком, кого атакует, зачем… Не представлял, с кем они сражаются. И, что самое ужасное, чувствовал себя не на той стороне. Или того хуже — предателем обеих сторон. Он шел своим путем, вел свое расследование, слушал Стража Вселенной, а, возможно, доверился голосу безумия в своей прохудившейся голове.

Кто-то атаковал справа, Джоэл выставил блок мечом и ударил с размаху кулаком. Нападавший с истошным криком отшатнулся, хватаясь за выбитый глаз, который повис на перекошенной щеке кровянистым месивом. Джоэл вздрогнул: собственная сила пугала до тошноты. Он отпрянул, не смея добить, к тому же, вскоре пришлось скрываться за баррикадой из мешков от нового пушечного выстрела, за которым следовал залп лучников и арбалетчиков.

— Остановитесь! Остановитесь, пока не пролилось еще больше крови! — кричал в рупор Уман, а меч его, который вовсе не заржавел за годы бездействия, уже сплошь блестел не сталью, а багрянцем. Верховный Охотник никого не щадил, взывая к справедливости.

— Правды! Правды! — ревела толпа, но общий призыв сливался боевым кличем. Плакаты и транспаранты побросали, а обломанные древки превратили в острые пики, некоторые из которых уже торчали из распятых на мешках тел охотников. Их пригвоздили, как пойманных насекомых, как прибитые к стенам гербы начала новой эпохи.

Подсчитать число жертв не удавалось. Рядом с кем-то вступил в поединок Ли, с одним из озлобившихся дезертиров, который хрипел в лицо напарника:

— Так-то вы легко бросаете своих!

— Это вы бросаете! — крикнул Ли и обманным выпадом проскользнул противнику за спину. Тот не успел обернуться и получил метким ударом пониже черепа. Прием мог оказаться и оглушающим, и смертельным. Разбираться в силе удара времени уже не было.

— Уман! Скажи правду! — выкрикнула со стороны Академии разъяренная Энн. Она уже не маячила живым символом — затаилась где-то на укрепленной башне возле стены. Но сгущавшийся дым укрывал ее местоположение. Вермело горел, все больше напоминая страшный город из кошмаров. И все преобразилось за какие-то сутки, как будто готовились давно, как будто Энн раскопала сама некий архив. Или кто-то до нее, а она выступила как полководец, подтолкнув всех к бунту. А может, для него и никаких архивов не требовалось, причины зрели давно, нашелся повод.

— Правда! — громко заявил Уман. — Слушайте, если готовы!

— Всем прекратить огонь! — скомандовала Энн. И пушки затихли, только ветер перемешивал пыль и песок, противно скрипящий на зубах.

Толпа откатилась к стенам Академии. Тогда Джоэл заметил, как много искореженных окровавленных трупов застыло на развороченной мостовой. Веками несущая себя в чопорном упадке старинная часть города за считанные часы превратилась в поле горькой брани.

Скалились осколками выбитых рам развороченные выстрелами горящие дома, бились погребальными саванами тлеющие занавески, похожие на легкие изорванные платья убитых невест. Скрипел от приглушенного гула прогорклый воздух. И тишина давила уже непривычным молчанием.

Все приготовились слушать, а Верховный Охотник медлил. Но вскоре Уман бесстрашно вышел вперед, выкатился бронированным шаром из-за баррикад, потом распрямился, раскидывая руки под прицелом множества арбалетчиков и лучников. Сколько их затаилось на крышах и башнях? Что еще готовил противник за стенами Академии? Ее строили по проекту и подобию крепости, как и Цитадель.

— Так слушайте! — крикнул сорванным голосом Уман. — Правда в том, что мы обязаны выйти за стену и победить Змея! В этом был план правительства! Победим Змея — закончатся обращения.

«Да, это правда, верно», — подумал Джоэл. Блеснула слабая надежда на переговоры. В конце концов, не такой уж дурной план предлагало правительство, если бы само не мечтало сбежать. Или не мечтало? Но дирижабль наверняка строили.

«Мы могли бы помочь Каменному Ворону, а вместо этого грыземся друг с другом. Да ведь это… Змей придумал! Это он нас стравил! Устроил в Академии череду превращений, чтобы пустить всех по ложному следу!» — еще успевал сопоставлять факты Джоэл, и открывающаяся ему зыбкая правда выглядела все более ужасающей. Да и его откровения уже никого не спасли бы, толпа не стала бы больше слушать. Не после стольких жертв. Все громче раздавались крики нового недовольства.

Внезапно громкоговорители на башнях взвились, закряхтели, точно прокашливаясь, а потом по всему городу эфир разорвался искаженным, но все еще узнаваемым голосом Энн:

— Но стимуляторы превращают нас в чудовищ. Вы слышали, люди, Верховный Охотник сам признал, что правительство хотело бросить Охотников на борьбу со Змеем! Нас превратить в чудовищ! А что мы ответим?

— Долой правительство! Долой Квартал Богачей! — крикнули в эфире.

Голос, похожий на Мартину, и голос, похожий на ломкий тенорок Мио. Нет, не верилось, что именно они помогли Энн и революционерам в осуществлении их плана. А был ли у них план? Они просто не хотели гибнуть за стеной в Хаосе, но теперь так же гибли у стен и за стенами Академии.

— Заглушите их! Огонь! — поперхнулся Уман. Их обхитрили, отвлекли на бойню у Академии, пока кто-то захватил основной пункт связи в Цитадели или перевел все вещание часовых башен на канал Академии. Такой вроде бы существовал на случай падения Цитадели. Веками считалось, что это две неделимые структуры, никто не был готов к тому, что они станут врагами.

Новые выстрелы пробили одну из баррикад, но кто-то бросился вперед, кинувшись в самоубийственном порыве на пушку, и бросил гранату прямо в недра орудия.

— Ложись! — истошно закричали со всех сторон. Джоэл сшиб Ли, пригнул голову напарника к мостовой и накрыл своим телом. Себя он уже не берег, а за любимого боялся. Больше у него в Цитадели никого не осталось, ни единого надежного союзника. Детонация пушки и снарядов разорвала три орудия, осколки впились в стены.

— Закрывайте Верховного! — командовало ближайшее окружение Умана, и многие погибли за него, окружив грузную фигуру живым кольцом. Осколки рвали плоть, выдирали клоками кожу, врезались в спины, раскраивали надвое черепа.

«Признался… зачем признался. Но… Все, как я и думал. Все, как сказал Страж Вселенной. Все, как он сказал. Этот город в огне… Я видел еще весной, во снах», — ужасался Джоэл, все еще не отпуская дергающегося Ли.

— В атаку! — приказывал Уман. Или враги, или все разом. Джоэл не решался встать, хотя сверху сыпались обломки зданий, не выдержала одна из горящих крыш.

Вскоре последовал новый взрыв, но нет — выстрел орудия со стороны Академии. А за ним стрекот, оглушающий, как будто с неба великим бедствием обрушивались миллионы разъяренных оводов и шершней. Джоэл никогда прежде не слышал «голос» пулемета. Теперь же он ответил решительным гневным гулом, как только охотники короткими перебежками от баррикады к баррикаде решили атаковать.

Бунтовщики укрывались в раскрывшей ворота Академии, готовясь держать оборону. Начиналась настоящая война. И пока численное превосходство оставалось на стороне Новых Охотников, Академии, революционеров — у них еще не было имени. Только бешеная злость и собственный канал вещания, который теперь транслировал на повторе правду, которую так неосторожно сказал Уман. Он никогда не был великим оратором, и теперь его слова обращались против него отраженным ослепляющим лучом.

В городе вспыхивали все новые пожары, Желтый Глаз Змея туманился, не оставалось и следа ясного утра после грозы. Вместо грома раздавались новые выстрелы, которыми плевалась единственная уцелевшая пушка. Из Академии доносился выворачивающий душу животным ужасом непознанного стрекот пулемета. Лент не хватило бы на долгое время, но, похоже, бунтовщики рассчитывали добраться до новых ресурсов в ближайшие дни.

— Идем на штурм! — приказывал то ли Уман, то ли еще кто-то. Голоса терялись и глохли, когда снова палили из пушек. Мешки с песком взрывались бессмысленным фейерверком, часто жутким, кровавым, замешанным на ошметках чьих-то костей и потрохов.

Джоэл с Ли нерешительно отсиживались за дальней баррикадой, как последние трусы. Оба обнажили мечи и все еще надеялись никого не убивать. Уман Тенеб сражался на передовой, завладев чьим-то арбалетом. Он высматривал Энн, беспощадно, озлобленно. Пулеметчики не позволяли подобраться к стенам на расстояние выстрела, не удавалось закинуть гранату.

Несколько смельчаков прорвались к стенам, уцелели, наверное, под действием эффекта от стимуляторов, но на них тут же опрокинули чаны с кипятком или маслом — расстояние не позволяло рассмотреть. Как в древние времена при обороне стен города. Тогда еще приморской крепости Вермело не раз случалось быть в осаде, но ее всегда спасали высокие стены. Стены… Всегда спасали, а теперь убивали, отравив внутри этого колодца, лишив рассудка. Длилась осада внутри осады. Вернее, уже не осада, а настоящий штурм.

— Отступаем! — крикнули командиры, а Джоэл не мог себя заставить и в наступление пойти. Не от страха, а от всепоглощающего горя. Они с Ли оба не могли отделаться от чувства, что это их вина, их ужасающая ошибка. Хотя подготовка шла явно намного раньше, не успели бы натаскать за одну ночь столько мешков и лома, не выкатили бы чаны с маслом, от раскаленного запаха которого клокотало в горле, да еще от духа сожженных заживо тел, которые уже плотным ковром покрыли площадь.

Где-то еще шли уличные бои, а к Академии набегали волнами. Вскоре Джоэл вступил в драку с группой бунтовщиков, которая запоздало вылетела из проулка, словно проспавшие ученики, шумно влетающие в класс. Возможно, подключились просто трущобные бандиты, хотя они вряд ли пришли бы рисковать своими шкурами во имя общей цели.

— Мануфактура имени Энджа Делло! Вы с нами? — развеял смятение бодрый голос из-за стен.

— С тобой, Энн! — разнесся гомон над новой толпой, заполнявшей изрытую взрывами брусчатку. — Долой Умана Тенеба!

— Тогда бейте, бейте этих предателей Вермело! — раздался вой из громкоговорителей, и новый виток резни захлестнул площадь.

Эти люди, вероятно, ткачи, пришли уже не с булыжниками и плакатами: с настоящими мечами, пусть и плохими, по убеждению Нейла Даста. К тому же, с мануфактурой явно шли работники из Квартала Оружейников. И они-то выдвинулись вперед, закидывая измученное воинство охотников гранатами.

Джоэл уже не пытался сдерживаться, он выхватил меч и кинулся вперед, рубил широкими тяжелыми движениями, стремясь снять как можно больше голов с плеч. Путей к отступлению просто не оставалось, даже для дезертирства или перехода на другую сторону. Рядом, спина к спине, встал Ли.

Гул выстрелов временно стих, пулемет прекратил свою смертельную песнь, только со стен выливалось масло и не дремали лучники, уничтожавшие прорвавшихся храбрецов. Похоже, из Цитадели тоже стягивались новые силы.

«Этого хотел сам город. Великая ложь магнатов переполнила их чашу терпения», — думал Джоэл, насаживая ретивого оружейника на острие меча и отпихивая бездыханное тело ногой. Необученная толпа не позволяла показать никакой красоты фехтования, но брала числом, заставляя позабыть обо всем: о человечности, о вечности, о боли. О великом и ничтожном. Оставался только меч, только гимн стали. Обманные приемы вводили в заблуждение одного противника, но клинок тут же успевал отвести другой. К счастью, рядом неизменно сражался Ли.

«Проклятье, а в Академии готовятся к новой волне атаки. Прикрываются этими людьми, которые поверили во что-то. Во что?» — не понимал Джоэл. Еще утром он рассчитывал, что взбунтуется только Академия и часть Цитадели, но забурлил весь город, все их ничтожное человеческое общество, остатки великих деяний и великих ошибок прошлого. Если людей и не наказывали за их грехи Хаосом, то наверняка наказали прозябанием в этом колодце без времени и цели. И вот все рамки слетели, как осенняя листва, оголив почерневший скелет ненависти.

Джоэл чувствовал, как эта ярость вплавляется и в его душу, как сжигает изнутри. Он уже не обращал внимания, кого рубит, за что пронзает чью-то грудь или вспарывает живот обычного трудяги. Вокруг давили перекошенные рожи, в устах которых слово «правда» перековалось в девиз «умри!». После присоединения к бунту мануфактуры из-за домов показались ряды оружейников, покинувших свой квартал на другой части города.

Удар с полуразворотом отсек голову высоченного мужлана, и она затерялась в общем месиве, в которое превратилась еще накануне аккуратная площадь. Ли зарубил какую-то женщину, размахивавшую кузнечными щипцами вместо оружия. Вскоре на них посыпались угли из котелков, наверняка притащенные из кузниц.

Время терялось и тонуло в бесконечных атаках. Вертикальные и диагональные удары сменялись стремительными перекатами за баррикады, когда толпу рассеивал грохот пушки Охотников, а потом ему отвечали выстрелы со стороны Академии.

Обоюдоострый клинок Нейла Даста и изогнутая сабля Ли в этот день сполна напились крови, всецело покрылись ею, как и их хозяева, задыхавшиеся в чаду и трепете происходящего. Несколько раз Джоэлу казалось, что он терял сознание, пару раз он поднимал Ли.

— Бастион Эскуидон осажден! Квартал Богачей осажден! — доложил c ужасом гонец Цитадели, прибывший с подкреплением с другой части Вермело. Но, похоже, больше никого не осталось, весь город превратился в одну смертельную западню.

— Нас защищали чудовища! Умрите, чудовища! — кричали оружейники, скалясь ножами и плохо закаленными мечами. Сталь звенела, отскакивала и рассыпалась. Джоэл решительными ударами перерубил несколько мечей, раскрошил, как олово, а величественное оружие старого охотника даже не покрылось зазубринами. Но чаще оно вгрызалось не в сталь, а в плоть, вспарывало слабую броню, раскраивало черепа.

Сначала хватало сил управляться с ним одной рукой, но день клонился к закату, а уличные бои все не прекращались, тянулись волнами. И вскоре Джоэл, тяжело дыша, сжимал клинок двумя руками. Он чувствовал, как силы покидают его, улетучиваются дрожью в конечностях, точно из него вытягивали жизнь сотни незримых гигантских пиявок. Ли тоже уже не хватало мощи, чтобы сдерживать нападавших. Где-то сражался Верховный Охотник, гибли и гибли его соратники, воины гарнизона, а к восставшим примыкали новые и новые добровольцы, оголтелые, орущие, не щадящие никого в своем сорванном запрете: они лишились почти суеверного страха перед Охотниками. Вермело устал от предустановленных жестких правил, от разделения на кварталы, от запретов на сон в неустановленные часы. И вот теперь все «нельзя» лопнули, как растянутая пружина. Механизм сошел с ума, убивая сам себя.

«Это сделали мы? Мы? Это того стоило?» — только задавал себе вопрос Джоэл, глядя, как пирует безликая смерть, окольцовывая стальным обручем неизбежности площадь, которая превратилась в ее арену, в еще одну забаву Змея. Джоэл еще не видел, но чувствовал: черная воронка, пасть древнего асура, переместилась от Цитадели к Академии, ухватывая лакомый кусок. И множество душ устремлялись в жадные недра.

В атаке на Академию, казалось, через тысячу лет, наметилась короткая передышка, затемненная наползавшими красными сумерками. Сигнал отбой в этот вечер не разнесся с башен, потому что связь то взрывалась пламенными посулами, то прерывалась шипящими помехами.

Никто не заметил, как вышел Красный Глаз Змея. И только когда он повис багряной луной на ясном высоком небе, размалеванном грубыми мазками сотен пожарищ, все вдруг осознали — настало страшное время, время обращений. Но никто не развесил Ловцы Снов, никто не раскидал людей по их домам, а это означало, что вскоре с крыш и из проулков полезут сомны, созданные из тех, кто смог уснуть в эту ночь или потерял сознание в уличных боях.

«Воронка! Все воронка!» — подумал Джоэл. Теперь они снова сидели за баррикадами, измученные, но страшащиеся заснуть. Оставалось надеяться, что эта ночь напомнит, для чего создавалась организация Охотников, и заставит одуматься уцелевших. Даже если бы улицы снова залила кровь, как в день мнимой победы над Легендарным Сомном. Хотя бы он не являлся, но теперь над замершей в неясном ожидании площадью зависла черная воронка самого Змея. Если бы хватило внимательности, ее бы смогли увидеть все: хлопья пепла не парили в бессмысленном кружении, а закручивались отчетливыми завихрениями.

«Джоэл! Я здесь! Освободи меня!» — вдруг донесся отчетливый крик, и в самом центре бездонной пропасти Джоэл узрел Каменного Ворона в человечьем обличии, израненного, без брони, опутанного сплетениями темных линий. Как и поведал страшный сон, Змей поглотил и победил дерзкого Стража.

«Зря ты сунулся в мои миры, Сумеречный Эльф! Зря нарушил порядок! Этот город все равно останется моей забавой!» — резонировал в голове отчетливый голос гигантской твари, самого зла.

«Этот город станет твоей тюрьмой!» — зашипел Страж Вселенной, выгибаясь от боли, когда сотни жалящих черных линий оплели и пронзили его тело. Он был на грани, таяли его контуры, весь он, может, и бессмертный, превращался в фантом, почти бессильный, истерзанный древнейшим злом.

«Тюрьмой? Для меня сам Хаос тюрьма! И эти жалкие миры в нем — мое развлечение. Но скоро все изменится, скоро Белый Дракон станет моим, я уверен, потому что ты не придешь ему на помощь», — прошипел Змей, и воздух содрогнулся. Голоса, похоже, слышал только Джоэл, но завихрения из пепла заставляли всех замереть в первобытном ужасе, в ожидании чего-то неминуемого.

— Они обращаются! Охотники обращаются! — закричали с башен Академии, а во временном лагере и впрямь наметилось движение. Принявшие стимуляторы союзники, даже не погружаясь в недра кошмаров, вдруг начали изменяться.

— Как? Этого не может быть! — ужаснулся Уман Тенеб. — Уничтожить их! Уничтожить!

— Видите? Охотники убивают тех, кого превратили в чудовищ! — тут же разнесся голос со всех башен. Связью всего Вермело теперь командовала Энн.

«Это все игра Змея! Это он контролирует превращения, как хочет!» — ужаснулся Джоэл, когда пришлось всаживать меч в грудь ближайшего охотника. Еще не доводилось так близко видеть начало обращения, еще не случалось узреть, как человеческое лицо перетекает в бесформенное месиво омерзительного гигантского слизня с жвалами и щупальцами, покрытыми шипами.

— Убей! — успел взмолиться охотник, прежде чем его рот видоизменился, а глаза совсем пропали. Быстрый отточенный удар меча прекратил страдания, возвращая покойному изначальный облик. Хоть что-то оставалось неизменным в своей жестокой непоколебимости.

— Это все Змей! — крикнул в пустоту Джоэл, но в Академии его не слышали, не узнавали и как будто не ждали. Он уже принял решение, когда присоединился к борьбе. Или еще нет? Он сражался против Змея. А все остальные делили иллюзии вероломной твари, которая искала какого-то Белого Дракона, и Джоэл смутно догадывался, что речь о нем.

Змей тянулся к нему, ради него обрушивал на город все новые беды. Только почему именно он? С какой целью древний асур решил провести его по всем ступеням бездны отчаяния? Как будто он питался безысходностью и болью. Мучения Стража Вселенной он пил с явным наслаждением, вытягивая из древней сущности его немереную силу. Каменный Ворон, меняя форму с птичьей на человечью, терзался в недрах темной воронки. Сыпались каменные перья, доносился крик: «Джоэл! Кинь мне белые линии! Как канат! Представь, что я рыбак без весел посреди озера! Я смогу выбраться! Линии! Скорее! Умоляю! Ты можешь управлять ими! Давай же, как тогда! Как в ту ночь, когда ты ранил Вестника Змея!».

Джоэл прикончил еще одного обратившегося охотника. По счастью, знакомых лиц почти не попадалось, не среди обратившихся. Уман еще держался, хотя он как будто и не принимал стимуляторы. Боялся за себя, зная их силу? Не был до конца уверен, что кровь созданий Хаоса не влияет на превращения? Они все ни в чем не были уверены до конца. А Змей выбирал только тех, кто вколол себе препарат, он хотел показать восставшим, что они на верном пути, что правильно нашли виноватых. Он уводил в бездну ложных страхов, хотя на самом деле стоило бояться великой лжи.

«Ты ничем не поможешь Стражу, Белый Дракон. Признай, что ты мой союзник. И вместе мы завоюем миры. Да, я вижу, ты — Белый Дракон. Тот, кто услышал нас. Со мной ты получишь все, что пожелаешь. Вечную жизнь для себя? Пожалуйста! Вечную жизнь для Джолин и Ли? И это мне под силу! Только идем со мной», — почти дружелюбно звал Змей, непривычно, не доводя до исступленного ужаса, хотя после целого дня бесконечных сражений Джоэл не чувствовал ничего, кроме валящей с ног усталости.

«Джоэл! Не слушай его! Змей — это вечная тишина вне песен души, это великая жадность и сама смерть! Он погубит все миры, до которых дотянется, если его освободить!» — закричал Сумеречный Эльф, и Джоэл отвлекся от метаний, которые окутали лагерь лихорадочной суетой. Он ощупывал пространство в поисках белых линий, которые так отчаянно просил Страж, но вокруг то ли колыхалась копоть отравленного воздуха, то ли вились черные лианы незримых испорченных линий мира. Все умирало, рассудок людей туманился.

И единственная светлая линия тянулась от собственного сердца. Больше нигде не мерцало ни лучика. Выбора не оставалось. Джоэл увидел ее и, не раздумывая, кинул Стражу, оторвал от себя, как будто обрубил конец лодки. Но тощий проводник на другую строну не появился, не пришла тотчас костлявая смерть. Страж Вселенной схватился за спасительный сияющий канат, прорезая бесконечную тьму. Луну Красного Глаза отчетливо прорезала яркая белая вспышка, точно кто-то разорвал черноту веретенообразного зрачка.

«Джоэл! Вестник Змея еще не побежден! Вестник Змея это…» — донесся голос освободившегося Стража, но тут же оборвался.

«Нет!» — прорычал древний асур, и предупреждение Стража Вселенной снова потонуло в темноте, заглушенное давящей немотой.

— Где ты?! Вернись! Кто такой Вестник Змея?! Как мне его победить? Закончатся после этого превращения или нет? — закричал в бешенстве Джоэл. Он стоял, потрясая мечом, но вокруг только носились охотники — не осталось и следа черной воронки, пепел и искры новых пожаров закружились бессмысленной яростной пляской, венчая безобразную ночь превращений неспящих.

— Джо, ты с кем? Джо, очнись! — потряс за плечи Ли. — Джо, только не сходи с ума… как же без тебя, Джо…

Ли заметно дрожал, неподвижно уставившись глаза в глаза. Джоэл ответил, сам не соображая, о чем ведет речь:

— Я спасал Стража Вселенной. Но он не успел мне сказать, кто такой Легендарный Сомн. Ему не дает сам Змей!

— Но… но это же все видения? Правда? — прошептал Ли.

— Нет… Это все правда. Но ее никто не хочет слушать.

Джоэл долго сидел, обхватив голову руками, скрываясь за баррикадой. Его мутило, и он нервозно дотрагивался до сердца, как будто рассчитывая увидеть там что-то — кровь или каплющий из распоротой груди сияющий лунный сок сожженного древа. Потом он сдавленным голосом спросил:

— Ли, мы разрушаем Вермело? Это мы? Да?

— Нет. Джо, нет! — пытался убедить Ли. Он тоже привалился рядом, не в силах ни сражаться, ни убивать своих.

— А кто? — потерянно скрежетнул зубами Джоэл, вырвался вопрос, который пронзал его весь день, пока меч разрывал сердца мятежников.

— Есть вещи, о которых нельзя молчать, — ответил Ли.

— Но ты видишь, сколько жертв! — повел рукой Джоэл, указывая на багряный мрак, в котором кровь выглядела еще более алой, чем при свете дня.

— И будут еще. Но город устал от лжи, — с холодной обреченной уверенностью ответил Ли. Они совершили преступление и сами осудили себя, наказали этим бесконечным днем. Бесконечным… То утро, когда Батлер стучал в дверь вестником беды, все еще длилось, время на часовых башнях сбилось одновременно с грохотом бессмысленных призывов. И все поглотил Хаос.

— Похоже, прекратилось, — возвестил вскоре до крайности измотанный Уман Тенеб. Он бродил по временному ненадежному лагерю у края площади, устало глядя на горящие факелы окруживших Академию живым щитом бунтовщиков.

— Стимуляторы делают из вас чудовищ! Братья, теперь вы сами узрели! — повторяла чужим голосом из громкоговорителей с башен Энн, их Энн, которую они знали много лет. Что сказала бы Стелла, узри она все это? На чьей оказалась бы стороне? Джоэл боялся даже предположить и верил, что покойная возлюбленная сумела бы все понять и не впасть в иллюзии, которые насылал древний асур.

«Да ведь это Змей играет с нами! Змей! — немо кричал Джоэл, не в силах переломить эту слепую уверенность большинства. — Змей ведет по ложному пути. Он решил, что уничтожит город, поглотит все души, чтобы сокрушить Стража Вселенной! И для этого ему надо, чтобы мы видели кошмары, чтобы мы…»

— Долой Умана Тенеба! Долой стимуляторы! — грохнули единым порывом оружейники и рабочие. И снова толпа двинулась на охотников. Им вторил голос с башен.

— Долой правительство, которое хочет сделать из нас самоубийц! — закричали знакомые голоса с башен Академии.

— Мио! — ужаснулся Ли, увидев бывшего напарника с рупором на крыше пропускного пункта. — Джо… Джо, я не могу с ними воевать… там же Мио, Мартина, Энн… Там…

Ли сгорбился за баррикадой. Он плакал, беззвучно и без слез, но плакал, сложившись пополам, как от удара в живот. Джоэл просто не ощущал в себе никакой силы продолжать это сражение. Они шли посмотреть, так почему вдруг оказались на стороне тех, кто пытался поддержать мнимый порядок коварной знати? Армия самоубийц, которую ждал Змей, чтобы обескровить Вермело — все тот же хитрый план древнего асура. Джоэл подозревал, что тварь измышляла свои темные задумки, накидывала новые петли мрачного узора, даже если возобновилось сражение с Каменным Вороном. Тем временем, толпа сгущалась, напирая взлохмаченными рядами, вытекала из проулков и оплетала кольцом. В ответ в эту новую собравшуюся на площади толпу снова кидали дымовые шашки, заряжали уцелевшую пушку, но снарядов оставалось мало.

— Вы видели? Видели, люди? Кто обратился! — кричала из Академии безумной ведьмой Энн. — Вы видели своими глазами, какое зло стимуляторы! Охотники, братья мои, переходите на нашу сторону!

Пулемет временно затих, но подобраться к стенам не удавалось. Противник рассеялся на несколько флангов, захватывая в клещи остатки смешанной армии охотников и гарнизона. Внезапно со стороны Академии раздался оглушающий залп — в действие пустили большую пушку, похоже, им потребовалось время, чтобы ее подготовить.

Снова ударная волна опрокинула и пригвоздила к мостовой. И вот Джоэл узрел точную картину из своих снов: он лежал, не в силах пошевелиться, посреди горящего Вермело, а в небе чудовищ закручивалась темная воронка. Где-то за пределами людского восприятия снова Каменный Ворон сражался со Змеем, а на земле грызлись охотники и бунтовщики. И стоило еще вернуться к ним, раз на небо пока не звали.

Джоэл вскочил и вытянул из-под опрокинутых баррикад Ли, лежащего ничком. На мгновение пронзил страх, что любимый убит. Тогда уже ничто не имело смысла, но Ли быстро вскочил и с ужасом охнул:

— Верховный Охотник ранен!

Уман слепо шарил перед собой руками, запекшаяся кровь залила его единственный зрячий глаз. Он бессмысленно тыкался в развалины ближайшего здания, как тонущий щенок. Похоже, последний пушечный выстрел, разворотивший первый этаж, который был некогда лавкой, контузил Умана. Хотелось верить, что не очень сильно, но сражаться он явно не мог. Никто из них не мог, измотанный ночными боями и обращениями.

— Мы идем, Энн! Мы идем! — громко закричали двое или трое охотников и воздели над головами мечи, держа их за рукоять и лезвие в знак смирения. Так они отправились к стенам Академии, не замечая, что ступают по трупам, скользящим под ногами.

— Пропустить! — визгливо приказала Мартина.

— Мы всегда знали, что ты должна была стать Верховным Охотником! — закричали новые предатели Цитадели.

— Кто… где… — бормотал Уман, зачем-то приподнимая повязку на незрячем левом глазу, как будто надеялся так что-то рассмотреть. А со стен Академии начался обстрел из луков и арбалетов, но рядом с Верховным Охотником лишь лежали тела его приближенных, уничтоженных выстрелом. Сам он уцелел, похоже, только благодаря надежной броне.

Джоэл кинулся к Уману, вытягивая из осколков стекла и кирпича, потащил за шиворот, как дрянного пса, и видел в тот момент лишь своего друга юности. Он все еще не хотел смерти ему или Энн, он еще помнил времена, когда они все дорожили друг другом, когда распутывали сложные дела. Но все переломили чужие бесполезные тайны, вверенные Уману, как повешенная на шею гиря.

— Отступаем! В Цитадель! — скомандовали то ли охотники, то ли люди из гарнизона. В бастионе Эскуидон все это время творилось тоже что-то неладное, похоже, тоже начался раскол внутри организации, иначе военные быстро усмирили бы вышедших из подчинения ночных стражей. Джоэл не разбирался, пригибаясь к земле. Над головой свистели арбалетные болты, а рядом бесполезным мешком волочился, загребая ногами, Верховный Охотник. Повезло, что Ли рядом ловко прикрывал спину, отпихивая и уничтожая нападавших с яростью и стремительностью жалящей осы. Вскоре удалось покинуть зону обстрела, стрелы и болты не долетали, втыкаясь в раздробленную мостовую.

Умана подхватили другие охотники и повели под руки, неся за ним его массивный меч, который в этот день вспомнил былые времена доблести хозяина. Верховный Охотник честно сражался на передовой и едва не отдал жизнь. Вовсе не за свои грехи, а за то, что принял в наследство чужую вину как неизбежную ношу. И, получив знания, не смог их уже никому отдать.

Прав был Нейл Даст, во всем прав: порой правда уничтожает хуже лжи. И не оставалось сил нести эту искаженную правду, выбирая сторону в конфликте неправых с неправыми.

Джоэл схватил Ли за руку и резко дернул в сторону, вызвав замешательство и панику напарника:

— Джо, куда ты?

— Домой. И я уйду только с тобой. Мы идем домой, — твердо заявил Джоэл, глядя, как отступают его бывшие союзники и как ликуют… тоже бывшие союзники, засевшие в Академии.

— Все бегут в Цитадель, — не понимал Ли.

— Нам надо домой. К Джолин! К Вен Даррену! Домой, а не в осаду, — сорвавшимся голосом воскликнул Джоэл. — В Хаос все!

— А нас разве отпускают? — не понимал Ли, в дикой гримасе смятения вскидывая запорошенные сажей брови.

— Никто нас и не считал. Я тоже не хочу убивать своих. Как и ты. Не хочу… Мартина, Мио, Энн… Да пошло оно все, Ли!

— Значит, мы дезертируем? А что делать потом?

«Боюсь, что никакого потом не будет», — хотел сказать Джоэл, осознавая, что Цитадель попала в патовую ситуацию. Смещение Умана Тенеба ничего не поменяло бы, даже его публичная казнь. Да и правительства тоже, потому что завершение игры Змея ознаменовала бы только гибель всего города.

— Мы должны защитить Джолин и Вен Даррена, — ответил более оптимистично Джоэл. — Никто нас не заметит. Потом будет потом. Идем! Я здесь не останусь!

И они ушли, незаметно свернув не к Цитадели, а в проулки Квартала Охотников, озаренного пламенем пожаров. Никто их не остановил, не оставалось той силы, которая была способна поддерживать порядок. Старый Вермело погибал в огне, как и предупреждал освобожденный Страж Вселенной. И вскоре предстояла битва со Змеем, но не во имя Цитадели. Все смешалось, стерлось и истлело в этом непонятном сломанном времени.

Глава 37. Истина у пекарни

Вермело горел. Город опрокинулся, как переполненная чаша, и вместо сладкого вина потек обжигающий яд. Дымились подпаленные крыши, вилась паром кровь недавно убитых, разносился густой чад пороха. Из распотрошенных лавок первые мародеры жадно выносили товары, скрываясь незримыми тенями среди проулков, где белыми призраками колыхалось дурно пахнущее белье. Стирали мылом… мылом из трупов. В этот день убитых хватило бы, чтобы отмыть каждую улицу два раза. Только не отмывалась грязь пороков и безумия.

«Уман, как же ты довел до всего этого? — лицезрел картины крушения Джоэл. — Чем тебя шантажировали, когда возвели на должность Верховного Охотника? Уж не Сюзанной ли и детьми? Ведь мы так уязвимы ради тех, кем дорожим. И живы ли они теперь где-то там, в Квартале Богачей? И жив ли Батлер с семьей? Цела ли их бедная лавка?».

В голове страшной каруселью проносились лица всех, кого довелось знать, с кем приходилось общаться. За кого-то до крика болела душа, с кем-то лишний раз не хотелось пересекаться, но теперь все они встали единой картиной тревоги, разбросанные на полотне крушащего себя града жестокой рукой незримого художника. Кого в эту ночь пересек росчерк погибели? Кто оказалась на переднем плане? Картина… все лишь картина с обратной перспективой, глядящая в себя, как в колодец без дна.

— Все, не могу больше, — выдохнул Ли, прислоняясь к забору. Они пересекали Квартал Шахтеров, выбравшись из месива Квартала Охотников на уцелевшие улицы. Но шли все больше по крышам и проулкам, топтали овощи на чужих огородах. Прямых путей не оставалось, как и сил лезть через баррикады. Но даже во дворах, среди помоев и разоренных грядок, не оставалось иллюзии безопасности.

Над городом сиял Алый Глаз, несколько раз мимо проносились сомны. Джоэл выхватывал меч, хотя не был уверен, что способен сражаться. Он привалился спиной к забору, Ли сидел рядом, то обхватывая голову руками, то бессильно откидываясь назад, как от удара. По счастью, утро восстания не позволило снять уличные Ловцы Снов. Переполненные, наполовину порванные, наполовину сгоревшие, они кое-как удерживали чудовищ.

«Если появится Вестник Змея и позовет всю эту ораву за собой, нам точно настанет конец», — подумал Джоэл, когда над головой по крышам, повинуясь зову сплетения ловушек для кошмаров, промелькнул неразборчивый силуэт. Обращались не только те, кому вкалывали стимуляторы. На площади в рядах Охотников треклятый Змей устроил омерзительное представление, и освобожденный Страж Вселенной не остановил его. Не мог или не хотел? Наверное, не мог, раз едва не растворился в сплетениях черных линий.

— Я все понял, Ли. Все понял. Стена разрушается. Стимуляторы — это первый этап подготовки вакцины для выживания в Хаосе, — сиплым шепотом, глотая горький пепельный воздух, сказал Джоэл.

— Но зло ли такие эксперименты? — простонал Ли, загребая пальцами землю.

— Не знаю… — отозвался скрежетом ржавых петель Джоэл. — Зло ли замалчивание?

— Зло ли вся эта ложь? — продолжал Ли, нервно колотясь затылком о забор, но эта боль едва ли заглушала пожар в его душе. — А бывает ложь во благо?

— Я не знаю, Ли. Если от правды льется кровь…

— То от лжи она льется еще больше! Если бы правительство не молчало, возможно, все сложилось бы иначе. Нашлась бы группа добровольцев и вообще… Надо было объяснить, что иначе не выжить!

Голос Ли срывался и терялся в переплетениях копоти, которая змеилась завихрениями воронки. В нее несся весь город. Рассвет в свете Алого Глаза представлялся нереально далеким. И для чего рассвет, в не нащупавшей солнца эпохе, ползущей на брюхе до самого дна, чтобы там восстать огненным монстром? Свет для них закончился.

— Думаешь, послушали бы? Абстрактный риск через пятьдесят-сто лет или опасность обратиться здесь и сейчас? Может, маленькая группа и нашлась бы. Они испугались, что не нашлась бы. А стена все равно рушится и ветшает, — обреченно усмехнулся Джоэл краем пересохших губ. — Что нам остается? За стеной нашего тоталитаризма мы обречены превратиться в хаотичных бесформенных и бесполых созданий.

— Так где же правда? — потерянно протянул Ли, запрокидывая голову. Он уставился в высокое черное небо, расчерченное алыми прожилками. В такие ночи казалось, будто просматривается жесткая чешуя гигантского Змея. И теперь он словно навис над городом вплотную, древний асур, совершенно реальный и почти всемогущий. Он выпил город, выкачал досуха, как старую скважину, получил себе на угощение сотни пороков и страхов, утопив всех в невыразимой боли. Он победил.

— Нет ее… Никакой правды нет! — ответил Джоэл. — Прав Вен Даррен: у людей все слишком сложно. Может, от этой сложности и становимся сомнами. Ли, да ведь создания Хаоса не монстры… Монстры — это кошмары. Монстры в головах людей.

Ли же съежился, снова начиная беззвучно плакать. Хрипя и сплевывая капли вязкой слюны вместе с сажей, облепившей губы, он повторял:

— Мио… Мартина… Энн… Как же я… как же мы… как же мы допустили все это?

Джоэл понял, что им обоим жизненно необходимо выпить хотя бы кружку воды, чтобы встать и двигаться дальше, хотя бы до соседнего двора. За весь день им не довелось, весь день прошел как единый нескончаемый кошмар. Предупреждения из снов одно за другим сбывались, и предсказание таинственной гадалки о смерти в фарфоровой маске выглядело самым страшным из них.

— Сейчас, сейчас, потерпи, — пробормотал Джоэл, двинувшись почти на четвереньках к ближайшему дому. Он высадил мечом окно веранды, выходящей на задний двор, и проник на кухню, похоже, вломившись в чью-то лавку. Но хозяева либо пали жертвами народного гнева, либо затаились наверху. По крайней мере, в темноте чужого дома никто не помешал. Сразу же нашелся святящийся белым керамическим боком пузатый кувшин. Судя по тазу под ним — для умывания. Но это не имело никакого значения.

Джоэл схватил его и принес Ли, решительно сунув напарнику под нос. Тот немедленно приник к посудине, жадно, дико. А Джоэл ждал и смотрел, вероятно, так же жадно, но терпеливо ждал своей очереди. Наверное, где-то во дворе был и колодец, но они не видели поблизости каменного круга с воротом. Возможно, он остался с другой стороны дома, а та территория представлялась ныне далекой и запретной, точно мир за стеной: улицы все еще кипели, кто-то бежал прочь от революции, кто-то стремился присоединиться к восстанию Академии. Кажется, все еще шли бои. Кого с кем? Охотников с восставшими? Восставших с гарнизоном? Гарнизона с охотниками? Все перемешалось и обессмыслилось.

— Ли, иди домой, — сказал Джоэл, когда ему удалось тоже напиться. Ли оставил ровно половину кувшина, хотя наверняка мог бы выхлебать его целиком. А еще им обоим ужасно хотелось окунуться с головой, смыть сажу и кровь. Много крови, не монстров, а людей. Наставали времена, о которых с содроганием вспоминал Нейл Даст.

— А ты? Ты куда? — заерзал Ли, хватая за руку.

— Я должен проверить, что с Джолин, — твердо ответил Джоэл.

— Я с тобой, — запротестовал Ли.

— Нет. Иди к Вен Даррену, его нельзя оставлять одного! Возможно, он наша единственная надежда спасти Иду, помочь Батлеру. Посмотри, все ли в порядке. Если что, ищи меня в Квартале Ткачей. Я почувствую тебя, — заверил Джоэл, хотя он бы с удовольствием не отпускал Ли. Хотелось спрятать любимого ото всех, укрыть теплым пледом, чтобы его не бил крупный озноб, успокоить и успокоиться самому, забыться в хрустальной сфере над бездной средь яблонь и перестука спелой падалицы. Но приходилось отпускать, даже хуже — отправлять в опасное путешествие в Квартал Охотников. Конечно, напарник как-то справлялся сам все лето. Пусть сломленный, он еще оставался лучшим бегуном и выдающимся охотником. И Джоэл верил в него.

— Береги себя, Джо! — послушно сказал напарник, вставая на ноги. Держался вроде твердо, Джоэл осмотрел его, обнял и заодно осторожно прощупал, не ранен ли любимый. Но кроме мелких царапин и множества синяков ему посчастливилось не получить никаких травм. Их залила чужая кровь, на которую, как на влажную штукатурку для фресок, крепко села пыль развороченных зданий.

— Надо будет проверить, как там Батлер, — пробормотал Джоэл. — А еще, если уж все так закрутилось, надо будет сбиться нам вчетвером с Джолин и Вен Дарреном где-то в одном доме, либо в нашем, либо в пекарне. Я за пекарню, потому что Квартал Охотников восстал.

— Тоже верно. Но на чьей мы теперь стороне?

— Ни на чьей. Гражданские со своими интересами, — решительно отрезал Джоэл. — Пока до разбирательств далеко. Надо выжить.

— Хорошо. Значит, я приду к пекарне, — кивнул Ли.

— Буду ждать не позднее, чем через полтора часа. Потом пойду искать.

— Все будет хорошо, — заверил любимый и улыбнулся, но не осталось в этой вымученной гримасе и тени радости. Разве что слабая надежда. Да, они все еще на что-то надеялись. И с этим же болезненным тревожным чувством Джоэл пошел к пекарне, перелезая через заборы и скрываясь в тени домов. В Квартале Ткачей улицы практически опустели. Восставшие работники мануфактуры, похоже, укрылись в крепости Академии.

Королевская Улица встретила давящей тишиной, как будто плыла в отдельном мире вне потрясений и тревог, как будто ее оплели непроницаемым коконом черные линии. Джоэл отчетливо слышал скрип своего дыхания в заложенных ушах и глухой отзвук шагов по грязной мостовой. Вокруг витали перья выпотрошенных матрасов, у поворота высилась баррикада, но сам проулок застыл непоколебимостью пекарни, этой петли пространства и времени. В свете Красного или Желтого глаза — она оставалась неизменной, громоздкое здание с почерневшей после пожара на чердаке крышей. Теперь никто не решился на поджог, но это не означало, что с Джолин все в порядке. Свет не горел, хотя все двери, окна и ставни выглядели плотно затворенными и целыми.

Джоэл шел, а сердце заходилось от тревоги — за Джолин, за унесшегося в неизвестность Ли, за Батлера. За Умана и Энн тоже, но по-другому, с привкусом ненависти. И с ними уже ничего не удалось бы сделать, а вот Джолин в такую пору наверняка нуждалась в защите, как и любая женщина в разгар войны.

Словно в подтверждение мыслей, возле пекарни наметилось движение. Кто-то метнулся из двора, раздвигая кусты гортензии, кто-то поджидал.

Джоэл молниеносно вскинул меч. В своем пути через опасные районы они с Ли не убирали клинки в ножны, каждый миг ожидая атаки. Но никто не встретился, даже сомны обошли их стороной. Только издалека доносились крики и хруст костей: до кого-то они все же добрались. Или не сомны, а люди. В эту ночь не имело значения, терялись различия. Но показавшийся из двора субъект не был ни чудовищем, ни вооруженным революционером. Похоже, он сам до времени скрывался. Но Джоэл все равно подскочил к нему и припечатал спиной к стене, яростно прорычав в лицо, скрытое тенью мятого цилиндра:

— Что ты делаешь возле пекарни?

— Тихо-тихо! Я не мародер и не вор. В пекарне все тихо. Я просто проверяю нашего связного, — выставил перед собой руки пойманный.

— Вашего? — нахмурился Джоэл, тут же соображая, что речь о Джолин. Снова она во что-то ввязалась. Или ее раз за разом настигало прошлое.

— Ну, бывшего связного, который всех нас сдал, — протянул странный тип. — Здесь ошивались революционеры, но я сказал им, чтобы шли своей дорогой.

— Секта Дирижабля?

— Она самая. А, сказать, честно, я тебя ждал, очень рад, что ты уцелел. Мой удачный эксперимент.

Джоэл потряс головой, приводя мысли в относительный порядок. Да ведь он знал этого типа! И так хорошо знал, что давно ждал встречи, хотя уже не чаял, что она произойдет:

— Рыжеусый! Ты жив?

Не сказать, что удалось изобразить какую-то радость, скорее, прорвалось предельное изумление. Возникли сотни версий об этом чудесном воскрешении от искусного маскарада с заговором до чудодейственной крови Хаоса. Рыжеусый быстро их развеял, деловито отряхивая цилиндр:

— Нет. Тот Рыжеусый из Квартала Прокаженных мертв. А меня вы с Ли славно погоняли в тот день в Квартале Торговцев.

Джоэл поморщился от своей несообразительности, хотя после целого дня битвы он себе прощал нерасторопность в сопоставлении фактов. Но новый-старый знакомый подтверждал версию о целой организации агентов в цилиндрах. Похоже, принадлежали они к Секте Дирижабля, которая все больше напоминала тайное общество, а не настоящих революционеров.

— Значит, вы все носите маски? — спросил Джоэл.

— Грим, точнее говоря, — меланхолично протянул Рыжеусый, снимая накладные усы, которые обвисли и почернели от грязи и сажи. Похоже, по пути в пекарню он не раз падал или же его роняли. На скуле у него красовалась набрякшая чернотой гематома.

— И зачем ты пришел? — спросил Джоэл.

— Потому что видел, как ты в Цитадели с другом шастал в лаборатории. Вообще-то я там работаю, — ухмыльнулся Рыжеусый, хотя глаза его под тяжелыми веками оставались сонно-застывшими, как у снулой рыбы. Без усов и цилиндра он легко слился бы с рядом почти безликих лаборантов и ученых.

— Предатель Цитадели, двойной агент? Так ты из Секты Дирижабля? — не спрашивал, а требовал подтверждения Джоэл. Теперь-то ему становилось понятно, кто мог передать документы Энн. После дерзкого вторжения в лаборатории и кражу «ценного образца» в лице Вен Даррена пропажу нескольких папок с неопровержимыми доказательствами опытов никто уже не посчитал странным. Но, похоже, Секта Дирижабля отомстила Охотникам, укрепив в головах мысль о вреде стимуляторов и спровоцировав бунт. Или же Секта все еще действовала и беспорядки в городе требовались им для завершения своего «великого плана».

— Не совсем в Секте. Но да. Я им помогал. Я за науку и справедливость. За само выживание, — почти торжественно объявил Рыжеусый.

— Не боишься, что выдам?

— А ты? — криво усмехнулся собеседник, вмиг превращаясь из унылой лабораторной крысы в уличного плута. — Я все видел. Конечно, поверят охотнее герою Вермело. Но все знают, что в Цитадель в тот день вы входили вместе с революционеркой Энн. Так что… Лучше замнем, кто что видел.

— Ты хочешь что-то рассказать или просто шантажируешь? — оскалился Джоэл. Разговор противно затягивался, но раз уж Рыжеусый пришел к пекарне, значит, Джолин находилась внутри. Хотелось немедленно постучать в дверь, обнять ее, успокоить, а приходилось болтать с гадкими типами.

— Шантаж — не в моем стиле. Да и кому теперь выдавать? — помрачнел Рыжеусый, и глаза его снова потухли.

— И то верно. Тогда выкладывай и не томи, — недовольно приказал Джоэл, на что собеседник снова подобострастно, но с издевкой выставил руки:

— Тише-тише, грозный охотник, мы все на одной стороне. Как минимум, по одну сторону стены. Пока что.

— Так кто ты?

— Твой лечащий врач.

— Что?!

Признание сотрясло пространство вокруг, как разрыв снаряда. Четкие очертания улицы, вырисованные мертвенным алым светом ночи, поплыли, как в кривом зеркале. Рыжеусый спокойно, неторопливо продолжал, точно вокруг не творился беспредел восстания:

— Не больше и не меньше. Когда хирург тебя заштопал, я долго бился с переливаниями крови. Сшили-то… — он неопределенно повел рукой, — почти неживой кусок мяса, который не протянул бы и недели без крови создания Хаоса. Я старался. Даже успел запатентовать парочку новых методов лечения.

— А ты хвастлив даже без грима, — отчетливо узнал зазывалу-Рыжеусого с площади Джоэл. — То есть, ты тот, кто ставил надо мной эксперименты?

— Выбора не было. Приказ Цитадели. Да и жизнь твоя не слишком-то хотела задерживаться в искалеченном теле. Можно сказать, ты не выжил — тебя просто не успели доесть.

— Шутки у вас, ученых, одна другой паскуднее.

— Что поделать. У коронеров еще веселее, — без тени улыбки посмеивался Рыжеусый.

— Воздержись от пересказа, ближе к делу. Как кровь созданий Хаоса лечит людей? Насколько я знаю, кровь животных нельзя переливать людям.

Джоэл понял, что ему, возможно, представился единственный случай узнать всю правду об опытах в Цитадели. И, возможно, он встретил человека, который был способен излечить Иду. Или убить ее. Но если Рыжеусый мечтал их всех убить, то пришел бы не один и с оружием. Секта Дирижабля, похоже, не считала себя побежденной. Да и в расколовшемся гарнизоне наверняка могли открыть казематы, где содержались члены тайного общества. Но Рыжеусый с какой-то целью ждал именно измученного охотника, считая удачным экспериментом.

— Они и не животные. И не люди. И кровь у них тоже не совсем кровь… Можно считать, универсальная группа. Даже лучше: у них ускоренная регенерация за счет способности клеток стремительно менять свои свойства. Конечно, есть риск. Мы брали образцы, которые наиболее похожи на известные живые организмы. Не говорящие деревья и камни, как минимум. Я и тебе помог, и Энн, — Рыжеусый замялся. — С Энн эксперимент прошел не очень: мы рассчитывали, что у нее отрастет рука. Как хвост у ящериц. Тогда пришлось бы прятать ее, конечно. Пожалуй, даже закрывать в подземельях. Так что ей, пожалуй, повезло. И не повезло. Для науки это был бы огромный прорыв. Но нет… Похоже, мы переоценили наш возможный успех.

— А как же эпидемия превращений? — наседал Джоэл, все еще крепко сцепив пальцы на плече Рыжеусого. Но он больше не намеревался сбегать.

— Объяснению не поддается до сих пор. Но, на мой взгляд, не связана со стимуляторами. Статистика не подтверждает, — спокойно, почти напевно, поведал Рыжеусый.

— Не связана… я так и знал! С чем связана? — не унимался Джоэл.

— Неизвестно. Все говорили: с Вестником Змея. Но ты победил его.

— Не до конца, — охнул Джоэл, твердя больше самому себе: — Я так и знал, так и знал! Змей! Это Змей! И заговор… Кстати, первого Рыжеусого ты убил?

— Нет, Цитадель. Меня тоже могут убить таким же способом. Если, конечно, наведут порядок с Академией, в чем я сомневаюсь. Дротик в шею — не метод охотников, все сразу думают на революционеров. Смешно, ведь революционеры тоже не пользуются таким методом. Только мы, Секта Дирижабля.

— Сколько было группировок? Знаешь? — сжал кулаки Джоэл.

— Немало. Секта Дирижабля — одна из многих. Весной бунт в трущобах устроило правительство. Удачно — трущобы почти обезлюдели, как и обнищавший Квартал Птиц, — пожал плечами Рыжеусый. — На фабриках стачки устраивали те же, кто сейчас с Энн. А мы… Мы координаторы управляемого хаоса.

— Так что с экспериментами? И эпидемией? — торопливо спрашивал Джоэл. — Где доказательства? Стимуляторы помогают выжить в Хаосе или нет?

Он морщился от омерзения. Но открыто ссориться в сложившихся обстоятельствах опасался, иначе пришлось бы срочно бежать прочь из города, в горы, от гнева Секты Дирижабля или еще кого бы то ни было.

— Помедленнее, слишком много вопросов, — оскалил мелкие зубы «координатор». — Помнишь Грету? Она тоже была в секте Бифомета Ленца. Несчастная девушка… И Рыжеусый — тот, убитый — нашел ее, когда она превращалась в сомна каждую ночь. Ну, как мы думали, в сомна. На самом деле в создание Хаоса.

— Оборотня, если по-нашему, — вспомнил глупые сказки Джоэл, как выяснилось, не такие уж глупые. Они будто предсказывали нашествие Хаоса и видоизменение всего живого.

— Да. У нас в легендах такие существа упоминаются. Думали, что только в легендах, а они по-настоящему в Хаосе живут.

— Грета… Черная шаль… из имения Ленцев… — невольно сопоставил Джоэл. Черная шаль была и у Джолин, и у Греты. Значит, обе они пережили то же, что и Ида, что и вся секта Бифомета Ленца. А кровь созданий Хаоса позволила Грете сбежать в день бунта трущоб, она превратилась в кого-то, способного протиснуться под плотным завалом балок, а потом вернула себе человеческую форму, притом вполне успешно. Значит, и для Иды оставалась надежда, даже если бы ей пришлось скрывать впоследствии свои умения.

— Что? Какая шаль? — не понял Рыжеусый, слегка вскинув редкие светлые брови.

— Да нет, неважно. Что значит сомн? И что значит создание Хаоса? — выбивал решительным тоном ответ Джоэл.

— То и значит, что сомн — не равно создание Хаоса. Ты и сам понял, — несколько разочарованно объяснил Рыжеусый. — Создания Хаоса разумны, это у Вен Даррена можете спросить. А сомны — это монстры подсознания, твари, лишенные разума, безумцы в телах чудовищ.

— Ты знаешь о Вен Даррене? Его имя…

— И то, что он принц. Это был знак! Мы отправимся к нашему королю за стену, к законному правителю города. Конечно, знаю, — кивнул Рыжеусый. — А кто, по-твоему, подсказал Энн, где искать?

Похоже, у секты была своя парадоксальная идеология, которую поддерживала немалая часть научного сообщества и уцелевших монархистов. Встреча с Вен Дарреном не оставляла сомнений, что за стеной, возможно, и правда сохранились потомки законного правителя. Только они уже не помнили ни своих царственных корней, ни рухнувшего мира до Хаоса.

— Но из-за твоих подсказок все поглотила война! — вдруг осознал Джоэл, и его захлестнул гнев, пальцы еще плотнее сжались на плече Рыжеусого: — И они против стимуляторов!

— Нынешние стимуляторы, на мой взгляд, и правда несовершенны, — уклончиво заметил Рыжеусый, осторожно стряхивая руку охотника, как будто утекая из-под нее ядовитыми шариками ртути. — Они ускоряют процессы организма на время. А в итоге просто изнашивают его. В любом случае, это был путь в пустоту.

— Тогда что надо? — не понимал Джоэл замысла Секты Дирижабля. Похоже, гарнизону не удалось расколоть пленных. Или наоборот — удалось. И внутри организации военных из-за открывшейся правды тоже наметился разлад. Правда оказалась подобна расплескавшейся кислоте, болезненная, разъедающая, оставляющая ожоги и кровоточащие пустотой дыры на коже Вермело, этого агонизирующего больного организма.

— Надо, чтобы все стали такими, как ты, — задумчиво сузив глаза, объяснил Рыжеусый. — Серийные переливания большого количества крови, фактически полное изменение организма. Но для этого не хватит ресурсов. Поэтому я поддержал Энн. Так или иначе, стимуляторы убивали охотников. Мы замалчивали, но из-за этих искусственных ускорений у подопытных только обострялись хронические заболевания и активизировались предрасположенности к различным патологиям. Многих ссылали умирать в Квартал Прокаженных. Но они были вовсе не прокаженными. Поэтому мы и развернули там лабораторию, пытались лечить, проводя эксперименты с аурой Хаоса. Кому-то повезло. Кому-то нет.

Джоэл вспомнил, как много видел несчастных, у которых не просматривались признаки лепры. Значит, в квартал просто выселяли безнадежно больных охотников, которые тихо умирали, не понимая, что их искалечила Цитадель.

— Но на всех тварей Хаоса не найти. Есть еще вариант… Но он опаснее. Впитывать постепенно ауру Хаоса, сидя на стене или за стеной, вряд кто-то отважится, — неоднозначно протянул Рыжеусый.

— Если только… их работа не обязывает выходить за стену, — вдруг понял намек Джоэл. — У нас уже есть целый квартал «иных»!

— Это, конечно, громко сказано, но — да, есть. Многие по-прежнему слабы и немощны, многие после стимуляторов от этого облучения только быстрее погибают. Аура Хаоса лечит далеко не все. Но с проказой, как у Местрия Пратта, вполне справляется, — вздохнул Рыжеусый, хитро, но, пожалуй, искреннее.

— Так из-за стимуляторов мы обращались?

— Не уверен. Это что-то из области… мистики. Или, как я бы предпочел сказать, психологии. Так сказать, глубинные страхи подсознания, активизированные силой Хаоса, — с видом профессора на лекции высказал свои предположения Рыжеусый.

— Разум обращенных выпивает Змей. Так я и думал.

— Возможно, и верно думал. Хотя это, скорее, смелая теория.

— А как Грета стала оборотнем, научилась контролировать обращения?

— Мы завершили процесс, начатый Ленцем. Сделали ей еще три инъекции крови созданий Хаоса. Этого хватило. До этого в секте они переливаниями баловались чуть ли не каждый день, — Рыжеусый вдруг замолчал, ссутулился, вжимая голову в плечи, и, понизив голос, медленно и неохотно продолжил: — Поэтому так и ловил тех бедных людей. После падения секты они стали материалом для изготовления ваших стимуляторов. Поэтому твоя Джолин так и боялась Охотников. Она догадывалась. Тогда, семь лет назад, еще не ловили массово созданий Хаоса, но уже велись разработки… И вот нашли выход. Выкачали досуха из людей, боялись, что звериная кровь не подойдет, потом научились синтезировать из нее. Сначала мы считали это спасением. Оправдывали себя, свою бесчеловечность, старались не считать тварей Хаоса разумными. А до того вместо них держали жертв секты. И их неразумными считать не получалось. Тогда-то я и вступил в ряды революционеров, тайно. Не выдержал, если можно так выразиться.

— Проклятье Хаосу! — выругался Джоэл, но остальное вслух не высказал: «Среди них могла оказаться и Джолин. Так вот, чего она так боялась! И Ида… И все! Даже, кто не превращался. Еще бы не бояться».

Рыжеусый дрожал, вероятно, совершив самое честное признание в своей жизни. На него, похоже, накатили воспоминания обо всем, что довелось делать в стенах лаборатории Цитадели. И от открывшихся знаний Джоэл не представлял, как вообще мог переступать порог столь мерзкого места, этой психушки. Цитадель — слишком гордое слово. Дом умалишенных, которые последние семь лет возглавляли люди без чести и совести.

— И давно все это началось? — жадно вопрошал Джоэл. Расколотые частицы страшной мозаики складывались воедино.

— Как Бифомет Ленц начал. Давно. Где-то двенадцать лет назад, когда обнаружились первые признаки разрушения стены, — вздохнул Рыжеусый. — Тогда все посвященные были в отчаянии, тогда-то мы и начали создание дирижабля. А потом им завладели магнаты. И мы создали тайное общество, ученых, изобретателей. И теперь мы знаем, что делать, мы готовы.

Джоэл больше не желал слушать восторженное восхваление очередной секты. Думающая интеллигенция, как всегда, делала свою революцию параллельно с рабочими. И думала явно не в ту сторону, раз все их знания позволяли издеваться не только над разумными созданиями Хаоса, но и над людьми. Уже целых двенадцать лет! В ту пору Джоэл еще со Стеллой носился по крышам, наслаждаясь службой охотника и свободой после Академии. Тогда они еще ничего не подозревали, а уже начался этот страшный процесс распада. Но теперь оставался шанс спасти. Хотя бы Джолин, хотя бы Иду, поэтому Джоэл резко оборвал воспевание Секты Дирижабля вопросом:

— Значит, чтобы излечить искалеченных Бифометом людей, надо просто перелить им чуть больше крови созданий Хаоса? Они станут…

— Станут, как ты. Ты совершенно контролируешь свои силы, — энергично закивал Рыжеусый. — Конечно, и эксперимент шел под лучшим наблюдением. По моей задумке, твое тело должно само подсказывать, когда проявлять сущность Хаоса.

— Твоей задумке? И отчего я не в восторге, что стал чьей-то задумкой! — озлобленно протянул Джоэл. Он слишком устал, чтобы чем-то восторгаться и чему-то удивляться. Дрожь в руках и ногах все усиливалась, намекая на последнюю степень изнеможения, которую разогнал бы только долгий отдых, а не полкувшина воды. Но еще оставалось очень много дел, а разговор с Рыжеусым мог оказаться единственным шансом узнать всю правду.

— Очень удобно, согласись? — широко улыбнулся собеседник, что уж совсем не приличествовало случаю и всеобщей атмосфере кошмара наяву.

— Не уверен. Так зачем ты нашел меня? Ведь все это признание, как на исповеди, было не просто так. В чем твоя истинная цель? Выкладывай уже.

— Присоединяйся к нам. Мы готовим армию «иных».

— И с этой армией вы пойдете, конечно, на Змея? — устало выдохнул Джоэл. Он ожидал, что его посвящают в запретные секреты не без цели. О предательстве Цитадели Рыжеусый уже знал, даже подтолкнул к нему Энн, а она в свою очередь — доверчивых идиотов-друзей. Теперь, похоже, перешел к вербовке-шантажу.

— Сначала на магнатов, которые ждут, что Охотники станут их орудием. Но они не достойны ни этой силы, ни власти в новом мире. Это было изначальной директивой Секты Дирижабля, — воодушевленно продолжал Рыжеусый, но погрозил длинным костлявым пальцем: — Ты, конечно, сдал всех нас. Но я готов тебя простить во имя нового человечества. Мы поднимемся в небо на прекрасной парящей лодке, которая прячется возле Королевского Театра, ее успешно выдают за реквизит, если кто-то натыкается. А потом мы отправимся к лиловому солнцу нового мира. Минуем Змея или, быть может, победим его.

— Я подумаю. Хотя, если честно, хотел бы я тебя послать ко всем лиловым кошкосовам, о которых вы так мечтаете, — признался Джоэл, решив не давать однозначных ответов. — Может, оно того и стоит. Этот новый мир за стеной. Одно я знаю точно: людьми вы там не останетесь.

— Форма не так важна, как выживание вида. А наш вид, людской — это не форма тела, а дух, знания и культура. Если удастся сохранить ее, нашу цивилизацию, мудрость предков, я готов отказаться от привычной формы. Да и что плохого, если речь не идет о превращении в сомна? — еще более воодушевленно вещал Рыжеусый.

— Все это теория и идеология, — отмахнулся Джоэл, решив получить достоверные сведения немедленно: — Скажи четко: если перелить три пробирки крови создания Хаоса, есть шанс спасти недооформленного «оборотня»?

— Грете помогло. Значит, у тебя есть… подопытный? Можешь добыть мне образец ее крови? — вдруг загорелись тусклые глаза ученого.

— Крови вряд ли.

— Тканей?

— Может быть.

Джоэл вспомнил: он припрятал во внутреннем кармане платок, в котором хранилось нечто, способное заинтересовать Рыжеусого. В первую встречу удалось украдкой взять несколько волосков или шерстинок, которые прилипли к притолоке подвальной двери. Батлер ничего не заметил, а Джоэл планировал найти впоследствии надежного человека в Цитадели для изучения беды Иды и, возможно, разработки антидота. По уставу полагалось просто доложить по форме и сдать несчастную в подвалы, но в памяти еще возникала тенью вины пойманная весной женщина, у которой обратился больной муж. Ее слишком скоро довели до формы сомна.

Ида не заслуживала такой судьбы, особенно, после всего, что с ней творилось в секте Бифомета. И особенно потому что ею безмерно дорожил Батлер. Дело стояло за малым и одновременно оказывалось невыполнимым — отыскать надежного ученого. После визита в Цитадель и нахождения свидетельств бесчеловечности исследователей задача представлялась бесперспективной. А меньше чем через день все так завертелось, что о платке с волосками пришлось и вовсе забыть. Но теперь возник Рыжеусый, который сам предлагал воспользоваться его пытливым умом во благо.

— Ладно, держи, если это поможет. У тебя своя лаборатория где-то?

— В квартале прокаженных, так и осталась, но в другом месте, та, разоренная, была одной из трех. Две другие у нас надежно спрятаны. Видишь, я все тебе готов рассказать, — с благодарностью принял скромное «подношение» Рыжеусый. Вряд ли он мог оказаться провокатором Цитадели, да и три волоска ничего не доказывали, не выдавали имен. — Только подумай над нашим предложением. Мы ученые, нам нужен воин.

— Подумаю. Этой шерсти хватит?

— Хоть что-то.

— Так что с кровью созданий Хаоса? — наседал Джоэл. — Три инъекции?

— Да, полагаю, если образцу не помогут стабилизироваться три инъекции — шприц как от стимуляторов — с интервалом в два-три дня, то уже не поможет ничего. Грета пробыла в нестабильной форме не слишком долго. Мой покойный коллега нашел ее через два года после побега из секты. Что с теми, кто остался в таком виде на семь лет — не могу сказать. Возможно, если смогу изучить, дам ответ.

«Но Джолин не превращается ни в монстра, ни в оборотня. Тогда… что с ней не так? Кроме ее кошмаров. Но кошмары, выходит, по другой причине, — подумал Джоэл. — Да и почему с ней должно быть что-то не так?».

— Хорошо. Значит, три пробирки, — кивнул он.

— Попробуйте, пока есть такая возможность. Я еще вернусь, — многозначительно пообещал Рыжеусый, надвигая сплющенный цилиндр на глаза. — Хорошо, что ты прибыл к пекарне. Когда началась эта мясорубка, я думал, что ты не выживешь. Да еще оказался на стороне Цитадели.

— Это случайно вышло. Я теперь сам по себе.

— Это очень хорошо. Ты мог бы нам помочь, нам, новому человечеству. Возможно, именно тебе после удачного эксперимента удастся победить самого Змея.

— Я не настолько силен.

«Да что же вы все так в этом уверены? Я не уверен, что способен победить и Вестника Змея, — с горечью подумал Джоэл. — Я даже не знаю, где он и почему не появился в этот раз. Если только… если только тот, кем он является, бодрствовал. А в другие разы спал или был без сознания».

Рыжеусый отсалютовал и скрылся снова в кустах гортензии на заднем дворе пекарни. В эту ночь никто в своем уме не бродил открыто по улицам и бульварам. Только те, кто решил вступить в противостояние. Количество жертв и обратившихся не удавалось подсчитать, с башен больше не доносилось ни звука, только иногда трещали помехи.

Джоэл собирался подойти к двери, постучать и наконец убедиться лично, что с Джолин все в порядке, а не со слов непонятного полубезумного Рыжеусого. Между ставен первого этажа заблестел тонкий мерцающий лучик света. Возможно, любимая слышала голоса снаружи и узнала своего охотника. Но открывать не торопилась, вероятно, напуганная, как и все мирные жители. Джоэл уже ступил на крыльцо, намереваясь взяться за ручку двери, как вдруг увидел у поворота возле завала баррикады Ли.

Напарник шел, пошатываясь, как в лихорадке. За ним понуро трусил Вен Даррен в собачьем облике, хотя он только убрал рога-крылья, а свои медвежьи размеры и человеческие пальцы на передних лапах оставил без изменений. Похоже, ему тоже не хватало сил. Они двигались по улице, словно не вполне сознавая реальность происходящего, оба покрытые густым слоем сажи. Шерсть Вен Даррена и плащ Ли отдавали паленым. Джоэл с неразборчивым гортанным возгласом-стоном кинулся к ним.

— Как хорошо, что мы не разминулись… — прошептал Ли. — Наш дом… Он… Все было в огне. Все вещи… Вен Даррен выбрался сам, я пытался что-нибудь вытащить, но крыша…

— Я его не пустил, — серьезно заявил зверь. — Огонь — плохо. Везде был огонь. Огонь хорошо только фениксам.

Джоэл осматривал Ли, хлопал по рукам и спине, стирал шарфом сажу с лица. Любимый только устало привалился лицо к плечу Джоэла.

— Все хорошо, Ли, все хорошо. Главное, что вы целы. Какие там были вещи…

— Моя треуголка, — совершенно по-детски всхлипнул Ли, и Джоэл понял, что в эту ночь они лишились всего: звания охотников, привилегий Цитадели, обустроенного дома. Самого города. Но все равно успокаивал, как умел:

— Ли, сейчас негде в ней щеголять.

— И то верно, но это был твой дом. Наш дом!

Не сказать, что Джоэл дорожил сырой комнаткой в мансарде, но размещался в ней уже много лет, а после переселения Ли в ней сделалось очень уютно. Но теперь погорели и расписанные сундуки, и веселое солнце, намалеванное на двери. И карта точек Рыжеусого, впрочем, она уже сделалась ненужной. Он сам нашел и поделился планами, в которых Джоэлу участвовать не хотелось, особенно после известий о сгоревшей мансарде. Но главное, что остались целы друзья, поэтому Джоэл еще крепче обнял Ли и сказал:

— Мой дом там, где мы вместе. Ты, Джолин и я. Главное, что ты вытащил Вен Даррена и сам невредим.

Внезапно дверь со скрипом отворилась, на пороге показалась бледная как мел Джолин. Похоже, она узнала знакомые голоса, разобрала имена, и вот стояла, протягивая руки в темноту красной ночи.

— Джоэл! Ли! Вы живы! — воскликнула она. Ее серое платье выглядело опрятно, из пекарни доносилось живительное тепло протопленной печи, а не едкий дым пожарища. Как будто ничего вокруг и не происходило, как будто этот дом жил в своем измерении, порой страшном, а порой спасительном.

— Джолин! — воскликнул Джоэл и крепко обнял ее, но тут же отстранился: — С тобой все в порядке?

— Да, да… все. Кто-то ломился в дверь, но потом их что-то спугнуло. Или кто-то. Заходите скорее внутрь, — засуетилась Джолин, видя, как измучены ее нежданные гости, которые собирались стать постоянными жильцами. Она бы не прогнала, в этом не осталось сомнений после их простой клятвы в яблоневом саду.

— Ничего, ничего, больше точно никто не вломится. Не посмеют, — сурово пообещал Джоэл, вспоминая Рыжеусого. Хотя, похоже, именно он спугнул группу ломящихся в дверь.

— Ли, садись, ты еле стоишь… Джо! У тебя все ухо в крови. Сейчас-сейчас, у меня есть и вода, и марля, — торопливо говорила Джолин, усаживая их обоих на табуреты подле стола и закрывая на засов дверь. — Ой, а что это с вами за собачка?

— Я не собака! — неосторожно подал голос Вен Даррен, и Джолин остановилась, хлопая глазами, едва не выронив таз с кувшином.

— Ох, сейчас все расскажу. Вот надо же было тебе заговорить! Принимай уж свою истинную форму, не мучайся, — закатил глаза Ли. — Знакомься, Джолин, это создание Хаоса! Наследный принц династии королей Вермело Дальред Вен Даррен.

Джолин все еще не понимала, о чем речь, вернее, не улавливала в круговерти происходящего, но когда Вен Даррен, дернув плечами, выставил мшистые крылья-рога, она только вежливо кивнула:

— Очень приятно, принц.

Вкратце пришлось рассказать ей все, что они успели узнать о Вен Даррене и о Хаосе, одновременно умываясь, промывая раны и сбрасывая совершенно испорченную одежду. Повезло, что от Зерефа Мара остались кое-какие тряпки, правда, все висели мешками, но это не волновало. Джоэл и Ли просто мечтали избавиться от саднящего налета пыли и крови. Джолин без смущения обтирала их обоих губкой, помогая привести в относительный порядок, прикладывала к крупным гематомам холодные банки с заготовками, вытащенные из подпола. В пекарне обнаружился неплохой запас продуктов на случай локальной катастрофы, точно Джолин знала, что неизбежны скорые потрясения. Может, и знала. С ее-то знакомствами.

— Значит, вы вытащили его из лаборатории? Почему… почему я ничего не знала о вашем плане? — с нотками растерянности протянула Джолин.

— Извини, у нас не было времени рассказать. Все случилось спонтанно. Мы не думали, что проникновение в Цитадель будет иметь… такие последствия, — развел руками Джоэл и ощутил, как что-то хрустнуло. Шок после месива бойни на площади постепенно проходил, а на смену ему прикатывалась боль.

— Все началось раньше, — серьезно покачала головой Джолин, сдвигая брови. — Рабочие были недовольны, шахтеры здесь недалеко давно собирались в революционные кружки. А Секта Дирижабля… да, в их число входили по большей части интеллигенты — ученые, врачи, изобретатели. Но я больше не хочу иметь с ними дел.

— Я уже понял, что они хотят просто сбежать из Вермело, как и правительство. Только вот… им это не удастся. Из-за Змея и Разрушающих, я видел. Зеленый маяк, а вокруг него скелеты.

— Ужас какой, — выдохнула Джолин. — Если все это правда.

— Да нормально жилось бы и в городе! Если бы только кто Змея победил, — возмутился Ли. — Или сказал ему, что превращения в сомнов — это не весело. Может, кто-то смог бы сказать?

— Не послушает. Если бы все было так просто, — покачал головой Джоэл. — Так, Ли, нам надо отдохнуть. Завтра все решим. Сегодня уже ничего не изменить.

«Хотя я не представляю, что решим», — додумал он. От него снова ждали каких-то решений и объяснений, ждали планов, как жить дальше. Но не оставалось уверенности, чтобы руководить и брать на себя ответственность за те дерзкие шаги, которые он совершали в последнее время. Но без Джоэла импульсивный Ли, скорее всего, сидел бы в осаде в Академии вместе с Мио и Энн. К счастью, вскоре мысли заволокла пелена сна на грани небытия.

По городу все еще шли бои, ночью посменно следили за происходящем на улице Вен Даррен и Джолин. Джоэл и Ли слишком измучились, чтобы просыпаться по часам. Они развесили хранящиеся в пекарне Ловцы Снов, аккуратно, по всем правилам, и моментально уснули на тахте возле лестницы. Ли сначала дрожал, бормотал что-то о пожаре в мансарде, о доме, но вскоре Джоэл без стеснения обнял его, и любимый успокоился, уткнувшись лбом в широкую грудь. Джолин заботливо накрыла их одеялом. И наступил долгожданный отдых. Пусть даже на краю пропасти.

Утром Джолин и Вен Даррен, как примерные курсанты, доложили, что происшествий вокруг пекарни не замечено, а вот на соседних улицах слышали выстрелы и видели, как в пустующие дома влезали мародеры. Рыжеусый, похоже, тоже вертелся у пекарни, потому что Джолин описала, что кто-то сломал кусты гортензии, росшие во дворе и вытоптал клумбу с цветами. Ранним утром он постучал в окно со внутренней стороны двора и теперь помахивал цилиндром, не требуя впустить его. Хватило и приоткрытого окна.

— Не передумали еще? Не решили, на чьей вы стороне? — спросил он, когда к нему через подоконник недовольно высунулись хозяева.

— Сами по себе. Пекарня на Королевской Улице в Квартале Ткачей — вот наша сторона, — отозвался Джоэл, по непонятным причинам с трудом сдерживая победный смех. Свободен! Он освободился ото всех запретов ради своих любимых.

— Бесславные дезертиры, — скривился Рыжеусый, но скорее с театральной патетикой, нежели с настоящей злобой.

— Кто бы говорил, — фыркнул Джоэл.

— Ты бы мог победить Змея!

— Да не уверен. Его даже Страж Вселенной не может победить.

— Ну ладно, спасибо за материал для исследований. Я еще вернусь. Подумай, пока есть время.

Рыжеусый ушел, недовольно махнув цилиндром, а Джоэл, Ли, Джолин и Вен Даррен остались в пекарне на Королевской Улице в Квартале Ткачей. В их хрустальной сфере, подвешенной над пропастью. И не знали, что готовит им следующий день.

— Ничего, так даже лучше, теперь я могу защитить вас обоих. И у нас есть запас продуктов, — успокаивал друзей Джоэл, обнимая одновременно и Джолин, и Ли. Сердце заходилось от безмятежной радости — больше их не разделяли никакие запреты: ни следствие Цитадели, ни долг охотников. Но разум говорил, что это гибельная радость перед неизбежным потрясением.

— Но выходить все равно придется. Когда-нибудь, — заметил непривычно мрачно Ли.

— Я должен проверить, как там Батлер. Так что да, придется, — напомнил себе и друзьям Джоэл. — Пойду один, чтобы кто-то с оружием охранял пекарню.

— Придется, но подожди хотя бы день, наберись сил, — остановила Джолин. — В Квартале Торговцев, говорят, бои не идут. Все возле Академии и Квартала Богачей.

— Хорошо. Возможно, ты права.

— Ничего, мы переждем все это. И все успокоится. Пересидим вот так, в пекарне. Не взорвали бы стену. Если она и так рушится. Все должно закончиться. Должно, — устало бормотал Ли, как заклинание, как молитву.

«Даже если конец будет ужасен?» — немо закричал Джоэл, не веря, что над городом все-таки настал рассвет. Но блеск Желтого Глаза лишь ярче вырисовывал уродливое полотно разрушений.

Глава 38. Единение и раскол

— Как же все это закрутилось… — сокрушался Ли вскоре после ухода Рыжеусого.

— Ешь лучше, — посоветовала Джолин, пододвигая к нему плошку с горячей овсянкой, украшенной свежей земляникой, которая неизменно поспевала в горшочках на подоконниках. — Вы же вчера ничего не ели, наверное.

Они собрались за столом, как будто вокруг ничего не происходило. Вен Даррен, подобно человеку, занял табурет, довольно быстро разобравшись с приборами благодаря пальцам на передних лапах. Он внимательно слушал, поводя чуткими ушами, похоже, улавливая не только разговор внутри пекарни, но и все звуки с улицы. Джоэл тоже внимал обостренным чутьем. И пока никакой опасности вроде бы не приближалось. Только разбудил их не привычный сигнал с башен, а призыв Энн из всех систем оповещения:

— Доброе утро, Вермело! Теперь я буду голосом города. Последние сводки: Академия успешно держит оборону, Квартал Охотников занят повстанцами. Цитадель в осаде. Присоединяйтесь к нам, честные труженики! Идите к блокпостам в Квартале Охотников и Квартале Шахтеров.

Джоэл долго пытался осмыслить, что все это значит. Возможно, Энн лгала, но раз уж центральные каналы связи не перешли обратно в ведение Цитадели, значит, не осталось ответственных за это. Возможно, техники сбежали с бунтовщиками, а для Верховного Охотника захват точек связи означал потерю влияния. Телеграфные станции, вероятно, тоже не работали.

— Да… Вчера такое было… — рассеянно бормотал Ли, подпирая голову рукой и другой берясь за ложку. — Просто в толк взять не могу, откуда все это пошло? Что делал Бифомет Ленц? Может, и не нужны никакие эти исследования были? Так бы жили себе и жили.

— Бифомет Ленц был на верном пути. В Хаос можно выходить. И нужно! — твердо ответил Джоэл, слегка ударяя кулаками по столешнице. — Мы обречены однажды выйти в Хаос и стать частью нового мира за стеной. Стена-то рушится все равно. И ресурсы исчерпываются — почва оскудевает, уголь тоже не бесконечный.

— А как же обращения? — не понимала Джолин. — Почему последователи Бифомета Ленца становились сомнами? Ты знаешь что-нибудь об этом?

— В сомнов они превращались от непомерной жестокости. Стимуляторы ни при чем. Стимуляторы для превращение в оборотней, а сомны — дань Змею, обращения от боли, от мучений. Это из-за его ереси последователи секты стали чудовищами, сомнами. Их выпил Змей…

— Наука в сочетании с оголтелой верой в ересь становится страшной силой, — протяжно вздохнул Ли.

— Но, похоже, у нас появился шанс спасти Иду! Я отправляюсь к Батлеру. В любом случае, я должен проверить, как он.

— А как же то, что творится на улице? — забеспокоились Ли и Джолин, но Джоэл ответил:

— Прорвусь!

— Может, я с тобой? — предложил Вен Даррен.

— Оставайся здесь. Защищайте пекарню. Так будет лучше, — заявил Джоэл. Он не стал говорить, но оставил на клочке бумаги под подушкой на тахте подробные указания на случай собственной гибели. В частности, описал все, что узнал от Рыжеусого и что не касалось бреда о Секте Дирижабля.

Выход на улицу в бедной одежде рабочего, но с мечом означал немало рисков: любой патруль пока еще законного правительства Вермело принял бы за грабителя-налетчика. Хотя осталось ли это правительство? В утреннем «обращении к народу» Энн ничего не сказала про осаду Квартала Богачей. Кто теперь правил, не удавалось установить никаким образом.

Еще слышались отдаленные выстрелы, когда Джоэл вышел наружу, отчего он втянул голову в плечи. Из-за порога в спину с затаенным ужасом смотрели друзья, Джолин испуганно прижималась к Ли, Вен Даррен недовольно топорщил шерсть.

«Ничего, дойду, тут дойти-то совсем ничего до Квартала Торговцев, — успокаивал себя Джоэл, ныряя в ближайший двор в обход баррикады. — Проведать бы старика-Гарфа в его Айгреже, может, принести ему еды. Но, боюсь, через Квартал Оружейников вблизи бастиона я не доберусь. Возможно, позже получится».

После побега от Цитадели в сердце пробуждалось странное человеколюбие: до циничности равнодушное к чужим и трепетное к условно своим, знакомым, с которыми сводила судьба, которых довелось знать до этого развала. Но Гарф притаился в своем соборе слишком далеко. Теперь и короткий путь в почти соседний квартал представлялся весьма опасным.

«Долой правительство, мы сбежим на дирижабле. Змея нет, его придумало правительство», — разобрал Джоэл надпись на ближайшей выбеленной стене. Похоже, старался сам Рыжеусый, собирая единомышленников. Теперь-то все запрещенные недобитые секты подняли голову, зазывая в свои ряды потерявших ориентиры людей.

Джоэл поморщился, пошарил глазами вокруг и подобрал обугленную головешку, похоже, бывшую до возведения баррикад ножкой стола, затем замазал сажей лживые призывы. Он-то знал, что за стеной бездну тьмы бороздят кровожадные твари. Не создания Хаоса, как Вен Даррен, а воинство Змея, мертвецы, жаждущие превратить в себе подобных.

— Долой правительство! Долой Цитадель! — донеслись до ушей разрозненные выкрики, а за ними — свист стрел и болтов. Ноздри защекотал запах дыма от зажженных факелов.

Приходилось двигаться на восток через Квартал Ремесленников, где располагались цеха и мастерские, многие из которых полыхали. С одной из фабрик, выделяющейся ярким красным кирпичом и коптящими небо трубами, раздался гулкий взрыв. Джоэл вжал голову в плечи и подпрыгнул, невольно выставив меч.

Впервые ему было страшно идти куда-то одному, опасность чудилась за каждым углом, за любым кустом. В мансарде любого дома могли притаиться арбалетчики или мелкое ворье с пращами и булыжниками. Оставалось уповать на свои нечеловеческие силы, но Джоэл хорошо усвоил, что одновременно сражаться с тремя-четырьмя подготовленными противниками на мечах способны только герои из легенд. И он не знал, сколько еще таких же дезертиров Цитадели бродит по городу. Судя по тому, как быстро начались грабежи, в городе скопилось слишком много обездоленных, готовых рвать глотки просто за еду.

Джоэл и сам брел по чужим грядкам и при свете дня не топтал их, а собирал урожай: бессовестно крал кочаны капусты, выдергивал за кудрявую ботву морковь и складывал нежданный улов в прихваченный из пекарни матерчатый мешок. Если уж некогда верный послушный пес Цитадели больше не мог рассчитывать на гарантированные подачки от хозяев, приходилось кормиться самому. Вспоминались навыки, полученные еще до Академии в гадком приюте: с покойным другом, первой любовью, они несколько раз пробирались на кухню и умыкали еду для себя и младших ребят. В плохие годы сирот просто морили голодом, самых слабых, похоже, намеренно.

Теперь всплывало все плохое, незаконное, раз уж законов не осталось. Джоэл не знал, кому и зачем теперь служить. Он любил Джолин и Ли, волновался за Батлера и слабо надеялся, что Энн с Уманом придут к какому-то соглашению. Или что уцелеет хотя бы кто-то из них. Больше ориентиров не осталось.

«Проклятье Хаосу! Хоть бы кто-нибудь опустошил Ловцы Снов! Самих же сожрут!» — посетовал Джоэл, поражаясь, куда подевались все исконные страхи жителей города. Сети реяли на ветру изодранными лохмотьями. В них, как содержимое переполненной канализации, бурлили и пенились кошмары всех мастей — монстры, состояния, персонифицированные фобии. Среди них угадывались мелкие сомны, а, судя по дырам, более крупные успешно сбегали, разрывая ловушки когтями.

Словно в подтверждение опасений, в ближайшем дворе наметилось шевеление. Джоэл отпустил овощную добычу и выхватил меч. На него при свете дня из-под груды мусора пялился сетчатыми глазами мухи сомн размером с вола. Через миг он с диким криком вылетел вперед, обнажая жвала.

Джоэл откатился в сторону, монстр пропахал мордой землю, зарылся в нее и раздавил мешок. Потом отряхнулся и с недовольным клекотом нацелился на Джоэла. Капуста тварь не интересовала, сомны желали только одного — убивать. Такими их создавал Змей, отнимая все человеческие и даже звериные черты. Так он выстраивал свою армию. Армию монстров.

Джоэл выставил меч в защитной стойке, потом резко крутанулся на месте и нанес рубящий удар сверху. Сомн отскочил, заслонился паучьими лапами, возмущенно зашипел, но снова подался вперед. Джоэл не дал ему опомниться и нанес новый удар, уже слева, потом справа. Он наступал, стегая сомна мечом, как плеткой, с разных сторон. Тварь шипела и хотела атаковать, но быстро задумалась о побеге и полезла на стену дома. Тогда забытый долг охотника не позволил отпустить опасного монстра, который мог влезть и в пекарню.

Джоэл резко дернул паука за заднюю лапу, опрокидывая на землю, отмечая, что после эксперимента Рыжеусого, он по силе не уступает обращенным. Сомн не успел очухаться, когда ему в основание деформированного черепа вонзился клинок.

Брызнуло синеватое подобие крови, которое потом приобрело нормальный цвет. Гигантский мухо-паук оказался заурядным рабочим, которому просто не повезло, как и многим до него. Джоэл со вздохом оттащил тело к стене дома и накрыл ветками высохшего декоративного винограда, вьющегося по веранде с разбитыми окнами.

Потом, пользуясь случаем, удалось поживиться кое-чем на веранде — связкой сушеной рыбы и половиной головки старого сыра. Хозяин дома, похоже, теперь лежал под мертвыми лозами.

«До чего я дошел», — посетовал Джоэл, но способы выживания и само сознание стремительно поменялись за считанные дни во всем городе. Каждый квартал понял, что больше нет четкого разделения и распределения. По улицам шатались группы вооруженных молодчиков. На ком-то виднелась измазанная сажей форма гарнизона, другие держали ржавые балки толстыми рукавицами сталеваров. В третьих, размахивавших досками из заборов, по характерному кашлю угадывались ткачи. Все они требовали изменений, а кто-то просто наслаждался вседозволенностью.

«Вот же смелые стали!» — подумал Джоэл, когда заметил еще одного сомна на улице. Тварь была совсем небольшой, где-то с собаку, и над ней гоготала толпа сомнительных типов:

— Гля, он же совсем не страшный! И от таких нас защищала Цитадель?

— Пф, да мы таких на завтрак жрем!

Вскоре они завершили свое жестокое дело, истыкав сомна палками с гвоздями и забив ногами. Существо жалобно кричало, а потом превратилось посмертно в пожилого человека в переднике столяра. Тогда один из нападавших вдруг замер:

— Проклятье Хаосу! Этой ж мой старик… А я-то думал, он на баррикадах пропал.

— Ты бы ему ничем уже не помог, — смутились дружки убийцы-сына и поспешили разойтись, оставляя зачинщика наедине с постигшим его несчастьем. Хотя он, похоже, не очень-то сокрушался, скорее в исступлении констатировал факт, равнодушно, измученно. Джоэл пошел дальше, быстро пересекая улицу и не поднимая глаз на типов, которые ломали ближайший забор в поисках новых досок с гвоздями.

«Ну, еще чуть-чуть», — успокаивал и уговаривал себя скиталец Вермело, уже не называвшийся охотником. С Вен Дарреном, пожалуй, было бы спокойнее, но еще неизвестно, на чьей стороне оказался бы Батлер: сохранялась вероятность, что друг поддержал Цитадель, которая, возможно, пообещала ему как бывшему охотнику защиту. Уман при всех недостатках прекрасно понял, как может быть важна для человека семья.

Но нет. Похоже, Верховный Охотник бросил их всех: скобяная лавка с упавшей вывеской стояла на прежнем месте. Несколько мелких стекол в раме были выбиты, сама дверь будто изрезана чем-то вроде кирки. Внутри через незанавешенные окна мелькал силуэт человека, к счастью, знакомый долговязый силуэт. Джоэл ускорил шаг и вскоре постучал, Батлер недовольно подскочил к двери, выхватывая меч, но через окошко возле нее увидел нежданного гостя и тут же впустил.

— Как ты, друг? — обеспокоенно спросил Джоэл после коротких приветствий. Выглядел Батлер скверно, пожалуй, еще хуже, чем в последний визит, все больше напоминая окоченевший сизый труп.

— Держусь. Ночью было очень страшно. Ида в подвале, малышка кричит, я с мечом от нее не отхожу… Силы неземные, когда же все это закончится, — ответил Батлер, запрокидывая голову и сдавливая виски дрожащими ладонями. — Всю ночь ждал, что вломится кто-то, на кухне выбили окно. Одного я зарубил… и… закопал в саду. Остальные ушли. Не знаю, кто это был.

Джоэл порадовался, что в пекарне ночь прошла без лишних происшествий. Им с Ли не хватило бы сил отражать нападение грабителей.

— Если все так страшно, переходи к нам, — предложил Джоэл.

Батлер нервно вертел в руках семейную фотографию, которая, похоже, упала со стены. Рамка раскололась, стекло треснуло. Затем он отложил картинку на прилавок, оперся на него руками, отчего сквозь рубашку и черный жилет на спине проступили лопатки, как вывернутые костяные крылья. Друг очень похудел, он практически таял стремительно горящей свечой.

— Куда это «к вам»? — недоверчиво спросил он.

— Мы обосновались в пекарне на Королевской Улице с Джолин и Ли, а наша мансарда… сгорела.

— С кем ты теперь? — уловил подвох Батлер.

— Мы сами по себе после побоища у Академии. Там такое было… — отозвался Джоэл и вздрогнул. — Но я не для этого пришел. Где сейчас Ида?

— Наверху с ребенком. Днем я не боюсь за них. А что ты хотел? Ты нашел… лекарство?

Батлер развернулся, нервно теребя пуговицы ворота, точно ему не хватало воздуха. Он ждал ответов, но, конечно, не пустых оправданий, с ними бы Джоэл не посмел прийти. Он спокойно и четко сказал:

— Похоже, что есть шанс.

— Ты уверен?

— Еще нет. Надо спросить кое у кого разрешение. Но, обещаю, скоро принесу лекарство.

— Принеси, пожалуйста, скорее. Я не знаю, сколько у нас еще времени. Она возвращается в человеческую форму разве что к полудню. Такой резкий скачок, точно весь этот ужас вокруг спровоцировал ее обращение, — снова горько посетовал Батлер, гладя фотографию и кидая полные тоски взгляды на лестницу, ведущую наверх.

— Создания Хаоса — не сомны, не чудовища.

— Расскажи все, что знаешь об этом! — потребовал Батлер. — Только тихо, не будем тревожить Иду, я передам ей все, что потребуется.

Джоэл сбивчиво выложил все, что узнал от Рыжеусого, не забывая намекать, что не все поддается проверке. О передаче волос на изучение он умолчал, побоялся, что друг сочтет предателем. Батлер жадно слушал и кивал:

— Значит, не все потеряно!

И они оба, желающие надеяться, до последнего не верили в катастрофу. Так происходило со всем городом, и, похоже, двое бывших охотников испытывали на себе этот окрыляющий оптимизм. Опасный заблуждением? Пожалуй. Но кроме недостоверных сведений и странных опытов у них не оставалось ничего.

— В общем, мне нужно взять три пробирки крови. Про Иду ученым я ничего не передал, чтобы ее не забрали Цитадель. И теперь я сам предатель Цитадели.

— Значит, мы спасем Иду! — едва не плакал от радости Батлер. Глаза его впервые за долгое время превратились из темных колодцев отчаяния в мерцающие солнечными бликами озера надежды.

— Я не знаю, насколько действенен этот метод, повторяю. На мне сработало. Но… ничего не знаю. Я принесу три пробирки крови, как только Вен Даррен разрешит. Из него выкачали столько крови, что он был очень слаб.

— Погоди, у тебя их, наверное, не осталось, раз все сгорело. Сейчас-сейчас, я все принесу. Вот, шприцы, как ты и говорил. От стимуляторов, я хранил на всякий случай.

— И то верно, спасибо, друг, — спохватился Джоэл и вскоре покинул Батлера с твердым намерением вернуться после разговора с Вен Дарреном. Зверь согласился бы в обмен на освобождение.

Но стоило покинуть друга, как обстановка на штормящих улицах заставила усомниться в сроках исполнения любых планов: в Квартале Ремесленников собирался народ, по улице с восточной части города маршировали колонны солдат. Очень скоро зазвучали устойчивой канонадой выстрелы пушек разных калибров. Снаряды ударялись в дома, сносили трубы и мансарды, сверху на военных посыпался град стрел и камней. Со стороны фабрики прогремели выстрелы.

— Братья! Не сдавайтесь солдатам бастиона! Помните, мы все против чудовищ! Против стимуляторов и Цитадели! Мы не рабы! И не самоубийцы! — как глас равнодушного божества разнесся над городом эфир из Академии. Говорила то ли Энн, то ли Мартина, в искаженном помехами и ветром гуле едва различались слова.

Уши заложило от грохота, по брусчатке полилась свежая кровь. Баррикады разносили, отчего они взмывали во все стороны картечью острых щепок и металлического лома.

Джоэл, едва выйдя из лавки, испуганным котом метнулся в ближайший двор, залег среди сорняков, потом ползком перебрался на соседнюю улицу. Оставалось надеяться, что Батлер укроется с семьей в подвале или что до них не дойдут бои. За себя страх ощущался притупленно, скорее, как боязнь не выполнить обещание. Как обычно. Он все еще служил, как и всегда — не Цитадели, а людям. Тем, кто хотел принять его помощь, тем, кто еще мог услышать.

Но те, кто влился в квартал страшным потоком, уже не желали внимать, не поверили бы версии про сомнов и Стража Вселенной. Поэтому оставалось только укрываться во дворах, вслушиваясь в свист снарядов. Джоэл охнул и резко откатился в сторону, ударяясь спиной о забор — рядом с ним через миг образовалась воронка. Он лежал, накрыв голову руками, не представляя, как добраться до пекарни, лишь молясь, чтобы о Королевской Улице все забыли. Кому сдался этот проулок? Этот короткий тупик? Никому, наверняка никому.

Напружинившись, Джоэл кинулся через двор, не разбирая дороги, подальше от обстрелов. Он пролетел насквозь через чей-то дом, опустевший и уже объятый пожаром, потом нырнул снова во двор. Названия улиц не различались в дыму, он слышал рев толпы и лучше бы еще сто раз сразился с сомнами, чем попал в очередной водоворот безумных событий. Военные Вермело, некогда призванные защищать город, последние двести лет служили лишь для одного — для истребления восставших.

— Этот квартал оцеплен! Всем ни с места! — голосил через рупор командир военных, какой-то офицер.

— Долой Цитадель! Долой Бастион! — кричали бунтовщики и отвечали залпами из пушек, которые им, очевидно, предоставила Академия.

Джоэл старался обходить баррикады и группы сражающихся. Несколько раз он поднимал меч, не замечая, на кого именно: кто-то грозил ему арбалетом, кто-то кидал камни. Одного врага он рассадил пополам, другого не достал — только отрубил ухо, но и этого хватило, чтобы кинуться прочь, пока противник завопил недорезанной свиньей. Никто не гнался следом, только это позволило прорваться к Кварталу Ткачей. К тому времени Джоэл потерял в неразберихе мешок со съестной добычей и легкую куртку Зерефа Мара, только автоматические шприцы, выданные Батлером, прижимал к сердцу в нагрудном кармане, как великое сокровище.

«Неужели добрался! Неужели», — не верил Джоэл, когда постучал в окно заднего двора. Ему немедленно открыли, и он тяжело перевалился через подоконник.

— Джо! Джо! Ты как? Что там творится? — накинулся с расспросами Ли. Джолин тут же вручила стакан воды, принялась отирать лицо от копоти и грязи. Джоэл не знал, сколько на нем ран и ссадин. Но он уцелел. Пока уцелел и вот сидел в пекарне, тяжело дыша.

— Паршиво, похоже, теперь мы отрезаны от Батлера. Квартал Ремесленников заблокирован, из Квартала Ткачей тоже нельзя никуда выйти. Видел, как разбивают блок-посты. Пытаются навести порядок, но, сдается мне, ненадолго.

— Попробуем прорваться? — нахмурился Ли.

— Нет. Это чистое самоубийство, — пробормотал Джоэл, закрывая лицо руками. — Надеюсь, Ида продержится еще хотя бы десять дней. Да и если это обращения в созданий Хаоса, а не в сомна — не так страшно.

— Надеюсь, продержится, — кивнул Ли. И они приготовились ждать, долго и мучительно. Джоэл хотел бы, чтобы все друзья сбились в одном доме, но у Батлера был свой мир. Своя хрустальная сфера, подвешенная над бездной.

Так прошло семь дней. Длились уличные бои — в Квартале Ткачей и Квартале Шахтеров, частично в Торговом. По ночам мимо пекарни шныряли то сомны, то воры. Одного мародера, полезшего через чердак, беспощадно растерзал Вен Даррен в свою смену караула. Тогда-то все увидели, как опасны твари Хаоса в гневе.

Он гордо притащил добычу в зубах и предлагал еще съесть врага. Когда все с отвращением отказались, а Джоэл объяснил, что они превратятся в сомнов от поедания человечины, Вен Даррен невозмутимо пожал плечами и обглодал мародера на заднем дворе, где и зарыл кости. Про запас, как сказал. Никто не возражал.

Они принимали уже любые странности и только надеялись, что по ним не попадут случайные выстрелы. В тупик Королевской Улицы и правда никто не заглядывал, точно странный недобрый дом берег своих обитателей. А из громкоговорителей лился голос Энн, которая периодически выходила на связь, объясняя расстановку сил:

— Квартал Судей, Квартал Богачей и Бастион Эскуидон выставили оборону, сейчас они находятся в осаде. Цитадель предприняла новую попытку взять штурмом Академию, но мы выстояли. Братья, мы с вами! Не поддавайтесь провокациям! Если вы поддержите правящий режим, то станете самоубийцами в атаке на Змея, а, вероятнее всего, обратитесь в сомнов. Мы не самоубийцы! Присоединяйтесь к нам!

К концу седьмого дня оставалось все меньше понимания, кто с кем сражается, но все подступы к Кварталу Торговцев оказались перекрыты, и Джоэл не находил себе места — он же пообещал Батлеру, обещал вернуться как можно скорее. И снова рушились все намерения, не сдерживались клятвы.

— На какие лагеря поделился город? — спросил Ли утром восьмого дня.

— Хаос его разберет… — устало пробормотал Джоэл. Он выглядывал пару раз за пределы Королевской Улицы, но никаких изменений к лучшему в городе не происходило.

— Я слышала, правительство вводит карточки по законам военного времени, — неуверенно сказала Джолин.

— Только никто не следует правилам. Законы теперь у каждого квартала свои, — отмахнулся Ли, пересчитывая банки с заготовками.

— Пойду поищу что-нибудь в соседних домах, — предложил Джоэл, поглядывая на меч. За все семь дней ему больше не довелось сражаться, и не очень-то хотелось, пока чудовища не врывались в дом, пока враги в человеческом обличии не наведывались в пекарню. Но в соседние брошенные дома в Квартале Ткачей он ходил, особенно в комендантский час, введенный гарнизоном. Бунтовщики его не соблюдали, редкие непричастные мирные жители старались вообще не выходить, а Джоэл под привычным покровом темноты и без лишних свидетелей вламывался в дома и забирал припасы, какие мог — еду, одежду.

— Мы вчера поймали бесхозных куриц, когда ты уходил, — напомнил Ли. Три тощие птицы сидели на насестах, сооруженных в чуланчике у печи. Сарай во дворе стал слишком ненадежным местом, всё старались тащить в дом и желательно на первый этаж.

— Да, и еды вроде хватает. Ты как будто готовилась к такому, — заметил Джоэл.

— Не я, а Зереф, — ответила Джолин. — Это еще его жена огурцы закатывала в уксус.

— Одно я не могу понять… Как во все это ввязался Зереф Мар. Секта Дирижабля, шифровки. От кого он скрывался? — задумался Джоэл, постукивая молотком: он чинил сорванную ветром с петель ставню. Все окна и двери на ночь — да и в течение дня — плотно закрывались. Если слышали шум беспорядков поблизости, и вовсе баррикадировались изнутри, перетаскивая к двери шкаф. Одного боялись — мстительных поджогов. Джоэл опасался, что им отомстит Рыжеусый, не получивший немедленного ответа. Сам он больше не появлялся. Хотя сквозь огненное месиво уличных боев не пошел бы ни один человек в своем уме. Да даже и не совсем в своем.

— Как и я: от преследования тех, кто связан с сектой, — ответила Джолин, вымешивая тесто. У них еще оставалось немало муки и пока получалось неплохо ее экономить, например, выпекая галеты на огуречном рассоле.

— Расскажешь? Прости, если делаю больно, но, я чувствую, что сейчас самое время.

— Почему самое время? — не понимал Ли. Ему работы пока как-то не хватило, считалось, что он охраняет пекарню вместе с Вен Дарреном. Он слонялся по комнатам, иногда его просили помочь на кухне или подмести пол. И он жадно хватался за работу, они все изнывали от неопределенности, не зная, чем отвлечься.

Вчетвером они чувствовали себя в относительной безопасности. Пока не выглядывали за ставни, пока не видели окровавленные тела, разбросанные на баррикаде за поворотом. Накануне выстрелы гремели совсем рядом, кто-то рубился в рукопашной, потом все стихло и выстрелы отдалились. Всю ночь пришлось сидеть внизу, опасаясь, что верхний этаж просто снесет пушечным залпом.

Таиться друг от друга больше не имело смысла, потому что каждый день грозил оказаться последним. И в этой уютной ловушке пекарни между ее заложниками не оставалось тайн.

— Я должна признаться, — выпрямилась Джолин, открываясь им всем. — Пожар в имении… Это дело рук Зерефа Мара. Именно он вытащил меня. А я, дрянь, сдала его потом.

Джоэл отложил инструмент и мотнул головой, приближаясь к любимой:

— Ты не дрянь. Он издевался над тобой. К тому же, Секта Дирижабля совершенно безумна.

— Но он вытащил меня, — растерянно развела руками Джолин, раскидывая мучную пыль. — Ведь это он прервал эксперименты Ленца. И скрылся. Однажды он узнал, что творится в имении. До этого работал булочником в Квартале Богачей, личный пекарь Ленца. А потом… узнал правду. И спалил дом. А меня… меня вытащил, пожалел. Искренне!

— Может, тогда и искренне. А что потом? — недовольно пробормотал Ли, очевидно, вспоминая своего преступника-отчима.

— Только для того, чтобы потом шантажировать. Джолин, не вини себя. Лучше расскажи всю правду. Так, возможно, мы наконец поймем, в чем дело.

— Зереф Мар устроил пожар, потом бежал с женой. И со мной. Никто не узнал. Потом верхушка повесила все на Ленца, когда стало ясно, что в поместье творился беспредел. Магнаты думали, что он просто ученый, который поможет им, и долгое время закрывали глаза на очевидные ужасы. Уцелевших слуг отправили в Цитадель, где их свели с ума намеренно, по заказу.

Джолин не рассказала ничего нового, только Ли хмурил темные брови, а Вен Даррен, не участвуя в разговоре, плотоядно и выжидательно рассматривал неспокойных кур.

— Хуже: из них выкачали кровь, как из созданий Хаоса, — дополнил Джоэл. — А что Зереф? Он ведь не участвовал в экспериментах и оргиях?

— В том-то и дело, что нет. Когда узнал правду, решил действовать, — вздохнула Джолин. — И так оказался по другую сторону закона. Зереф скрывался под протекцией революционеров, сменив фамилию и адрес. Да… он меня спас тогда. А мы даже не смогли освободить его внука.

— Спрошу о нем, если снова встречу Рыжеусого. Сдается мне, часть представителей Секты сбежала или их выпустили взбунтовавшиеся военные. Может, что-то знает, — пообещал Джоэл, с сожалением подумав: «А ты был когда-то и правда не так плох, пекарь. Значит ли это, что и Джолин ты спасал от чистого сердца? Какая же тварь вселилась в тебя потом, если Джолин предала тебя за надругательства?».

— Значит, после этого-то и ушел прошлый Верховный. Разочаровался в профессии. И повесился, — подал голос Ли. — Когда пришлось своими руками убивать безвинных людей, сводя их с ума.

— Пожалуй. За это Нейл Даст возненавидел Цитадель и своего преемника, — кивнул Джоэл, продолжая работу. — А Уману… достались по наследству темные тайны.

Снова вдалеке грохнул выстрел, со стороны Цитадели или Академии. Они находились рядом. Возможно, следовало проверить Квартал Ремесленников или окрестные районы. Основные бои должны были со временем сконцентрироваться вокруг условных крепостей враждующих сторон. Хотя обнесенные каменными стенами заводы и фабрики тоже несли стратегическое значение.

— Хоть бы что-то узнать, — посетовал Ли. — Вот теперь бы нам не помешала сеть информаторов.

— Кстати, Джолин, Рыжеусый сказал, что ты была связным. Связным Секты Дирижабля? — поинтересовался Джоэл.

— Не только… Я… — Джолин поперхнулась воздухом и схватилась за лицо, делая себя мертвенно-белой от мучной пудры, только на щеках проступал горящий румянец волнения и стыда: — Я помогла Энн готовить восстание Академии. Все тем же способом…

— Запекали послания в пирожки, — усмехнувшись, закончил Ли, Джоэл же совсем не веселился:

— Как я и думал. Академия — единственный заказчик. Но как тебя уговорили снова в это ввязаться? Ты же была под следствием.

— Энн добрая. Самая добрая женщина, которую я встречала. Она напомнила мне маму… — оправдывалась Джолин, несмело обнимая Джоэла со спины. — И сражается она за людей, за своих учеников, а не ради побега из города.

— Должен был догадаться, что ты опять… — скрипнул собственный голос, но Джоэл остановил негодование: — Но я-то теперь не лучше. Джолин, почему ты мне ничего не сказала?

— Я не знала, примкнешь ли ты к Энн или доложишь Уману. Вы ведь… все друзья.

— Были. Но, Джолин… за что? За что ты доверяешь кому угодно, но не мне? — взяв ее руки в свои, спросил Джоэл. Джолин не отводила взгляд, она больше не боялась, просто говорила, не дичась и не выставляя острые шипы:

— Энн просила молчать, пока сомневалась в тебе. Я хотела рассказать, когда вы проникли в лабораторию Цитадели. Но все началось так быстро, что… что я просто не успела. И мне тоже не сказали, что делать дальше.

— Они захватили точку связи, часть телеграфных станций. Думаю, пирожки им больше не нужны, — недовольно фыркнул Ли.

— И что теперь? Хочешь примкнуть к Академии? — поинтересовался Джоэл.

— Нет. Я для них бесполезна. Буду, как и вы, ни на чьей стороне. С вами, вы мне оба очень дороги.

— Джолин, — с тайной радостью выдохнул Ли.

— Ладно, подождем, чем все закончится. Если закончится. А если нет… не знаю, что-нибудь придумаем. Уйдем в горы, подальше от города, — озвучил свою давнюю мечту Джоэл. В Вермело становилось все опаснее, бунт не прекращался, привычный строй не желал устанавливаться. Все благополучие, которые виделось незыблемым в конце лета, оказалось фарсом, косметикой для мертвого лица. Затея с побегом и сменой профессией на службу пастуха-стригаля уже не представлялась безумной выдумкой и плодом усталого воображения.

— Говорят, на восточной стороне Вермело, за хребтом, между стеной и горами, есть три озера, вокруг которых растет лес. Может, там и спрячемся, — обнадежил Ли. — Знайте одно: я с вами и никому вас не сдам. То, что ты, Джолин, молчала, конечно, обидно, но мы не обидчивые, правда же, Джо?

— Правда, — кивнул Джоэл, немного кривя душой. Но Ли, похоже, действительно простил, а Джолин глядела кротко и виновато, точно в ожидании удара. Так она, пожалуй, могла смотреть на разгневанного Зерефа Мара в минуты немилости.

Джоэл не желал, чтобы между ним и пекарем прослеживалось хотя бы призрачное сходство, поэтому он простил. Простил ее очередную тайну, ложь во имя высшей цели. В конце концов, о готовящемся проникновении в Цитадель они тоже не спешили докладывать.

Так прошел день, достаточно тихий и не несущий никаких потрясений, кроме очередного признания Джолин. Но Ли, похоже, был готов уже к любым открытиям, принимая ее такой, какая она есть. Джоэл же некоторое время боролся с собой, давил недоверие, смешанное с обидой, но потом убедился, что тоже виноват, потому что и не подумал рассказать Джолин о планах вторжения в Цитадель. В случае провала пострадали бы все.

Провала… Провалом ли оказалось спасение Вен Даррена и дерзкий план? Теперь мучился весь город. И этого себе Джоэл простить не мог, терзаясь от бессонницы, боясь, что в аккуратно развешанных Ловцах Снов застрянут его самые темные страхи, образы подсознания и ужасы бойни у Академии. На какое-то время он задремал, потом опять пробудился, когда Ли сменил в дозоре наверху Вен Даррен.

А посреди ночи на лестнице послышались шаги, легкие, почти невесомые, как поступь фантома. Вскоре показалась Джолин. Она спала наверху, когда они не кидались на первый этаж от обстрелов. Теперь она нерешительно застыла на лестнице, прекрасная, неуловимая, с распущенными волосами и в длинной белой рубашке. В мистическом свете Красного Глаза она напоминала загадочную виллису из легенд.

— Почему ты не спишь? Сейчас время наблюдения Вен Даррена. Дальше — мое, — удивился Джоэл.

— Наверху слишком много воспоминаний о Зерефе Маре, — словно виновато прошептала Джолин, сминая подол рубашки и откидывая назад взлохмаченную копну кудрей. — Я не говорила, но хотелось бы остаться здесь, на первом этаже. А там сделаем только наблюдательный пункт.

— И то верно, так и безопаснее в случае чего, — ответил Джоэл, ловя себя на мысли, что ему спальня наверху тоже не нравится. Он еще помнил, как смотрел в щель между штор за преступлением, которое совершал старый пекарь. И не вмешался… Комната представлялась оскверненной. Пожалуй, следовало переставить все в этом доме, перевернуть его вверх дном, чтобы изгнать злое незримое присутствие прежнего хозяина. Да только сам город ныне переворачивался.

— А где же ты будешь спать? — смутился Ли, слегка отодвигаясь на тахте и оттягивая ворот рубашки. Больше на нем ничего не было, одежды у них почти не осталось. Да и чаще всего любимый спал вообще голым. Но теперь, перед Джолин, казалось, немного смутился, особенно, когда она подошла вплотную. И одновременно Ли явно любовался.

— Здесь, если ты не против. У меня есть предложение. Чтобы совсем не выбирать, — сказала с легкой улыбкой Джолин и вдруг поцеловала его, осторожно потянувшись навстречу и обвив широкие плечи охотника руками.

Ли очень удивился, но охотно ответил, приоткрывая губы. Потом долгий влажный поцелуй плавно перешел к Джоэлу, лежащему у стены. И так слился воедино, один поцелуй на троих. Вскоре уже не различалось, чьи губы трепещут лаской в сладкой темноте. Намек Джолин не оставлял простора для кривотолков.

Она медленно потянулась к своей рубашке, непринужденно стягивая ее через голову и кидая в сторону на пол, потом расстегнула сорочку замершего в предвкушении Ли, оставляя и его в первозданной наготе.

Джоэл только тихонько усмехнулся, отбрасывая и свою одежду. Он не намеревался никого останавливать или в чем-то сомневаться. Зачем? Не в эту ночь, когда им всем хотелось забыться, хоть на короткое время отодвинуть подальше все тайны, невыполненные обещания и кипящий единым кошмаром Вермело.

Они делили на троих любовь. Только любовь — больше ничего не осталось в этой тревожной ночи. Любовь, которая связала одинокие души, и теперь, в этом городе смерти, это волнующее действо представлялось борьбой с неумолимым шествием погибели и разрушения. Они объявляли единение, а не разлад.

— Чтобы не выбирать, — отозвались в один голос Джоэл и Ли, и внезапно все сделалось простым, хоть и непонятным. Но они больше не задумывались, разбивая любые запреты.

Ли смеялся, когда зубы Джоэла игриво закусывали мочку его уха, одновременно их обоих щекотали пушистые волосы Джолин. Три тела сплетались воедино, и не приходилось спрашивать, как поступить дальше, все угадывалось на уровне инстинктов или чтения мыслей.

В один момент руки Джоэла жадно гладили груди Джолин с торчащими бусинами сосков, в следующий — скользили вдоль упругих бедер и ягодиц Ли. Джоэл тонул в новых неизведанных ощущениях, еще не приходилось предаваться страсти вот так, втроем, да еще столь упоенно. Перспектива комнаты переворачивалась, менялись местами пол и потолок, хотя вскоре обстановка вовсе растворилась мельканием ярких пятен перед глазами, когда любимые в четыре руки гладили и ласкали его избитое тело, забывшее обо всех травмах и шрамах.

Все трое в это странное время вседозволенности, свободы над пропастью, словно изобретали новый неведомый танец, вздрагивая от упоения, целуя и кусая друг друга. Догм и правил больше не существовало, осталось только дурманящее голову наслаждение, разливающееся пульсацией и пожаром от низа живота по всему телу.

Им не было тесно на узкой тахте возле лестницы. Они отдавались друг другу, все вместе, втроем, двигаясь в едином темпе, чувствуя друг друга. Джолин быстро поняла, что нравится Ли, что его волнует больше всего, а с Джоэлом они друг друга давно изучили и теперь бессловесно парили в неге.

Исчезли поводы для ревности и разногласий, больше не требовалось никого делить. Больше никто не ставил перед выбором, здесь не существовало враждующих сторон. Остались только они втроем в их мире под названием «пекарня на Королевской Улице», а мир за дверью отодвинулся упавшей кулисой и совсем испарился. Впервые за эти страшные бесконечные дни стоны срывались с губ не от боли, а от наслаждения. Впервые они обрели в изнеможении покой, прижимаясь друг к другу на крошечной тахте, ставшей в эту ночь королевским ложем.

Сон смежил веки не забытьем, а настоящим отдыхом. Когда настало время, Джоэл бодро встал и сменил Вен Даррена, глядящего с верхнего этажа. Вроде бы в эту ночь никто не пытался влезть через сад или с улицы.

— Хорошо вы там время проводили, — хмыкнул вместо приветствия сонный Вен Даррен.

— Иди отдохни, — пресек расспросы Джоэл. Создание Хаоса едва ли имело право осуждать.

— Вот у нас так не бывает. Судьба — одна на всю жизнь, — ответил зверь, почесывая острое ухо задней лапой. — Я свою еще не нашел, правда. А брат мой, Вен Аур, за «зовом судьбы» отправился. И, похоже, попал в один из миров людей. Прямо не знаю, не может же у него быть «судьбой» человеческая девушка?

— Кто знает… Ты найдешь его, когда мы тебя выпустим. А они… они моя судьба. На всю жизнь. Я уверен, — ответил Джоэл.

Вен Даррен встряхнул головой и отправился в бывшую комнату жены пекаря, устроившись на пустовавшей до того кровати. Ночь можно было считать почти тихой, не считая шнырявших по улицам мародеров. Боёв вроде поблизости не было. До чего же они дошли, если радовались уже такому?

Джоэл вздохнул, сжимая арбалет, который он подобрал в последнюю вылазку на улице: перед глазами стояли задремавшие Джолин и Ли, разгоряченные, прекрасные. Они заслуживали покоя и радости безмятежной жизни, а не короткого счастья в объятьях страсти. Джоэл любил бы их обоих не меньше, даже если бы никогда не получил сладость этой ночи, оберегал бы их с той же трепетностью. Но теперь… теперь он еще больше боялся, сомневался в себе, опасался не успеть защитить от того, что скалилось снаружи, пока незримое под Алым Глазом. Но реальное.

Надо было действовать. Еще ждали Батлер и Ида, они тоже хотели обрести счастье в крошечном мире их несостоявшейся скобяной лавки. Они все имели право на счастье и надежду.

— Вен, а правда что ваша кровь может прекратить превращения? — тихонько окликнул Вен Даррена Джоэл, входя в комнату. Зверь сонно поднял морду, зашевелив ушами, потом, видимо, осмыслив вопрос, ответил:

— Не знаю. Вашим палачам видней.

— Мы не палачи. Отдай нам три-четыре пробирки. Не больше! Больше мы не просим. Возможно, ты спасешь одну хорошую женщину. Возможно, даже больше жизней, — ответил с нотками раздражения Джоэл. Ему претило сравнение с Рыжеусым и им подобными, координатор Секты Дирижабля еще мог считаться совестливым. Он практически публично раскаялся в том, что творила Цитадель.

Такие опыты уж точно были большим нарушением любой морали и этики, чем то, что происходило на тахте под лестницей. Но «неправильные» формы любви всегда подвергались большей критике, чем закономерные и будто необходимые формы убийства. Так где же тогда оставалась правда? Джоэл знал теперь только одно: правда в спасении жизни. И если уж Джолин с Ли оказались в относительной безопасности хотя бы на время, следовало помочь доброму другу Батлеру.

Вен Даррен долго думал, хмурился, шевелил усами, морща нос, потом кивнул:

— Возьмите шесть. После того, что со мной делали, мне не страшно. Только отпустите потом!

— Мы не палачи. Возьмем не разом и обязательно отпустим, как и договаривались. Только теперь прорваться бы к стене.

— Хорошо, бери, — вздохнул Вен Даррен.

— У меня всего три шприца. Отправлюсь на рассвете.

— Все в тот же Квартал Торговцев?

— Да, я должен. Охраняй Джолин и Ли, хорошо? Одному мне будет спокойнее.

— А им без тебя — нет.

— Ничего, они есть друг у друга. Я справлюсь, — успокоил то ли Вен Даррена, то ли себя Джоэл, поднося три шприца-автомата. Зверь даже не почувствовал, лишь слегка повел ушами. Как только закончилась его условная смена, Джоэл подхватил меч и вылез в окно пекарни на задний двор — так он привык выходить в последнее время. Дверь все чаще держали закрытой. Вен Даррен умело захлопнул раму, не разбудив остальных обитателей пекарни. И Джоэл отправился в путь, поклявшись прорваться, даже если все еще шли бои.

Зеленоватый рассвет окрашивал черепичные крыши Вермело тусклым изумрудным сиянием. Свет лился, как через мутное бутылочное стекло: на небе собирались тучи начала осени. Мелкий дождь противно заливался за шиворот протертой клетчатой рубахи. Влага не смывала копоть сотни пожарищ и развороченных баррикад, лишь сочилась по бороздам между камнями черной жижей. Такая же, видимо, залила теперь сердца и думы людей.

На улицах дикие собаки лакали кровь из луж, на них охотились тоже уже полудикие бродяги, многие с подобием первобытных копий, сделанных из подручных материалов. О наведении порядка речи не шло, город проваливался только в более тягучую трясину, углубляясь в лабиринт безумия.

Девятый день от начала революции ознаменовался концом пальбы из пушек. Похоже, революционеры экономили заряды для атаки на Цитадель и Квартал Богачей, а представители недействующего закона — для обстрела Академии и, возможно, бастиона. Сводки передавали редко, казалось, сама Энн уже потеряла контроль над происходящим. Быть может, ее убили. Но об этом думать не хотелось.

«Ничего, Батлер, я уже иду! Главное, чтобы твоя лавка уцелела!» — твердил Джоэл. Он еще надеялся спасти хоть кого-то, хоть одну безвинно загубленную жертву Бифомета Ленца, не считая Джолин. Да, Джолин они с Ли уже точно никому не отдали бы даже под страхом смертной казни. Но ей не требовалось исцеление, а Иде — немедленно. И Джоэл наконец нес нужное средство, крепко убедив себя, что Рыжеусый просто не мог лгать. Одинокий охотник шел, исполненный ожидания. И даже вид разрушавшегося города не пугал и не мог сломить. От человека с мечом шарахались случайные прохожие, странные, сгорбленные, с горящими, как у сомнов, глазами. Они не атаковали, и ничто в этот день не могло отвратить от решения добраться до Батлера.

Смутное беспокойство возникло, когда Джоэл достиг заветной лавки. Дверь, хоть и висела на петлях, оказалась открыта настежь. Внутри царствовало запустение: слой пыли на полу и прилавке никто не пытался вытирать, грязным нагромождением виделись кастрюли на столе в кухне. Плафон под потолком раскололся, как от сильного удара. Снаружи стена была иссечена осколками, похоже, они залетели и внутрь, но крылось здесь что-то иное… Что-то более ужасное, чем случившиеся обстрелы.

— Батлер! Я принес лекарство для Иды! — громко позвал Джоэл, шаря встревоженным взглядом по затхлому сумраку помещения. — Оно должно помочь! Батлер?!

В сизом мареве пыли наметилось слабое движение, послышался набор нечленораздельных звуков. В лавке сидело сгорбленное существо, почти не человек, хотя еще и не сомн — испитый скелет с впалыми глазами и пустыми зрачками.

Батлер скорчился в дальнем углу под покосившимися книжными полками. К груди он прижимал семейную фотографию с разбитым стеклом. И его дрожащие пальцы оставляли кровавые следы, портя темный портрет, где, как заметил еще в прошлый раз Джоэл, фигура Иды была как будто оплетена черными полосами. Тогда значение этому никто не придавал. Теперь вдруг навалились случайные аналогии и новые теории: возможно, обреченных превратиться в сомнов можно было отслеживать по дагерротипам и фотографиям. Но все это уже не имело значения.

— Батлер? — глухо позвал Джоэл, с опаской входя в лавку. — Батлер, скажи что-нибудь!

— Вот и все, — тихо ответил Батлер. И расшифровки не требовалось, но Джоэл все равно зачем-то спросил:

— Что «все»?

— Все. Конец всего, — просипел из угла Батлер, еще крепче прижимая к сердцу фотографию. — Джо, я убил ее… Я ее убил!

— Как? Почему? — охнул Джоэл и едва не выронил три заветные пробирки, в которых плескалось спасение для Иды.

Поздно. Он не успел.

Уличные бои отрезали их, разделили, раскидали. И пока они втроем с Джолин предавались любви в пекарне, Батлер убивал свою жену. Свою судьбу, как говорил Вен Даррен. Все разрушилось. Погиб хрустальный мир, поглощенный темнотой.

— Ида больше не возвращалась в человеческий облик. Теперь она не Ида, а сомн… Была сомном.

— Ты сам, — Джоэл запнулся. — Облегчил ее страдания?

— Да. Я не выдержал, не мог допустить, чтобы ее увидела такой наша малышка. Эти крики из подвала… Целых семь дней крики-крики-крики! Голос безумия! Безумия, Джо!

Батлер вскочил с места и заметался по лавке, сам не лучше сомна. Он не видел перед собой ничего, хватая руками воздух, корча пугающие гримасы. Здесь уже не помогли бы ни стакан спирта, ни крепкая пощечина. Да и Джоэл сам остолбенел, лишь по привычке бормоча:

— Успокойся, Батлер, не смей сходить с ума. Помни о дочери. Теперь у нее остался только ты.

— Как не сходить? Если бы я передал Иду ученым, она бы… она…

Батлер потерял ответ, прилипший судорогой к скошенному рту. Руки тянулись в пустоту, точно перед собой несчастный друг видел все еще живую Иду. Джоэлу показалось, что он тоже ее видит, спокойную опрятную женщину с крупными чертами лица и доброй улыбкой. Призрак смотрел на него с немым вопросом и осуждением. Не успел. Или и впрямь ничего не мог сделать.

— Если ты не нашел способ, они бы тоже не нашли. У тебя знания наравне с ними, ты был умнее всех нас еще со времен обучения. Мы не нашли способ… И никто не знает, почему превращаются в сомнов, — пытался успокоить Джоэл, но сам себе не верил.

Возможно, теперь он просто искал оправдание себе, бессмысленно перекатывая в руке блестящие рубины пробирок. Для кого? Зачем? Все происходило не в свое время, а чудеса старательно обходили их стороной. Вместе со всеми обещаниями Стража Вселенной.

— Какой в этом толк? Какой, спрашивается? — шептал Батлер, баюкая бессмысленную фотокарточку. — Я думал, что обрел счастье всей жизни.

— Но у тебя осталась дочь! Батлер! Смотри на меня! Иди к ней! С кем сейчас ребенок? — решительно встряхнул за плечи друга Джоэл.

— С соседкой. Я не… Я не могу войти в подвал. Там Ида. Там же Ида! С моим клинком в сердце! — давясь и хрипя, запротестовал Батлер.

— Успокойся, Батлер. Забери дочь у соседки. Я помогу найти тебе новую квартиру в другом районе. Батлер, только не сходи с ума и не смей превращаться. Я все устрою! Обещаю тебе!

— Что устроишь? Я убил Иду, не дав ей помочь!

— Ей бы не помог никто, Батлер! Я уверен!

— Почему?

— Потому что я доложил о ней одному ученому спустя несколько дней после нашего разговора. И ни у него, ни у Цитадели не нашлось средства. Ученый все это время вел исследования, он изучал жертв секты, — Джоэл признался, рассказал про Рыжеусого. Глаза Батлера расширились. Он вдруг замолчал и выпрямился, сухо ответив:

— Даже не знаю, как это расценивать, друг. Как помощь или как предательство. И что он сказал?

— Я отдал ему материал. Клок шерсти, несколько волос. Он изучал жертв Бифомета Ленца и пришёл к выводу, что членам секты, очевидно, вливали кровь созданий Хаоса в неограниченном количестве. И это изменило их.

— Но Ида прожила тихо еще семь лет после пожара, — плохо понимал Батлер.

— Да, но ее тело изменилось. Это был вопрос времени. Возможно, с ней и раньше случались обращения. В сомна…

— Значит, средства для остановки превращений в сомна все еще нет? — спросил Батлер со странной смесью отчаяния и страха. Боялся услышать, что убил свою жену, хотя существовало противоядие. Но остановить обращения в сомнов, похоже, не удавалось даже Стражу Вселенной.

— Его вообще нет. Они только делают вид, что проводят исследования по части обращений в сомнов. Здесь всем владеет Змей. Стимуляторы превращают нас в созданий Хаоса, но не останавливают превращения в сомнов. Превращениями владеет только Змей и его Вестник, — как заклинание, повторил Джоэл, утешая больше себя, умаляя свое бездействие. Только кому были нужны такие утешения? Он ненавидел себя и весь город, ненавидел это бессилие.

— Змей владеет только превращениями. А предательствами ведают люди. Ладно, Джоэл. Ступай, — холодно ответил Батлер, резко изменяясь в лице. Похоже, весть о Рыжеусом заставила его утратить малейшее доверие к давнему другу. Или же он просто гнал от себя всех. Не желал видеть рядом с собой бывшего друга, который не сумел помочь, хотя столько раз обещал, убеждал, что близко счастье и скоро найдется противоядие. Но ведь он лгал, себе и Батлеру. Себе, похоже, даже больше, слишком хотел снова ощутить себя нужным, важным. Но иногда блеснувшая надежда хуже отчаяния неизбежности.

— Я помогу… — неуверенно запротестовал Джоэл.

— Ничего не надо. Больше ты ничем не поможешь. С остальным я справлюсь. Один. Ради моей дочери, — твердо и с достоинством ответил Батлер. Сходить с ума он не собирался, но в обычно добрых глазах теперь, вероятно, навек поселился непроницаемый лед недоверия.

Джоэл на негнущихся ногах вышел из лавки, неуклюже, скованно, как деревянный солдатик. Как… окоченевший труп. Он не видел мира вокруг, только черную копоть, в которую превратился истерзанный свет лживого солнца. Он не успел! Опоздал, пришел позднее на целых девять дней.

Возможно, стоило прислушаться к голосу Змея и подарить друзьям вечную жизнь, раз древний асур предлагал. Выдвинуть свои условия и пойти с ним завоевывать миры, зная, что самые близкие люди в безопасности на веки вечные. Но Джоэл смутно догадывался, что такие щедрые подарки обычно оборачиваются еще большей трагедией. Так предупреждали все легенды. Вероятно, не без оснований.

«Ида, секта, кровь созданий Хаоса. Как-то это все связано. Создания Хаоса по своей природе оборотни. Могут превращаться в то, что им нравится. Это объясняет возможность возврата. Кровь созданий Хаоса не связана с обращением в сомнов! Что, если Иде не хватало крови созданий Хаоса? Возможно, именно она была антидотом от обращения в сомна. Хотя вряд ли…» — думал Джоэл, неуверенно пробираясь обратно по чужим дворам, едва ли в состоянии отследить возможные опасности.

Какое-то время мысли текли рационально, стройно с вопросами и ответами. Мозг по привычке цеплялся за новую информацию, а потом вдруг окутало стальными цепями ощущение произошедшей катастрофы: «Ида… Батлер… Как же так? Как же… Как это могло случиться? Поглощенные темной воронкой уже не возвращаются. Или нет? Но мы уже не узнаем. Слишком поздно. Проклятье! Кто причина эпидемии превращений? Легендарный Сомн? Змей! Я не успел! Я… я опоздал, слишком долго медлил… Я виноват! Как же я виноват! Но Ида… оборотни… сомны… Она могла обратиться в сомна и с кровью Вен Даррена. Все это Змей… Повсюду только Змей, только его воля. Только Змей».

Глава 39. Охотник во тьме

Черный воздух, разорванный дымом, оседал на растрескавшихся губах каплями яда слов, которые утонули в молчании всех опоздавших. В сумраке несбывшихся надежд и глупых обещаний, под сенью меркнущих ветвей чахнущего сада, где под корой, в самом сердце деревьев, кишели прожорливые жуки. Деревья смирялись со своей смертью. А люди…

Люди куда-то бежали, гудела канонада со стороны Академии, снова взрывалось что-то на фабрике. Джоэл шел через сады, огороды и дворы — за время противостояния все смешалось единым образом разрушений. Хлопали на ветру створки шкафов, свешиваясь из провалов развороченных домов, сгоревших, распотрошенных. Утварь и мебель, покрошенная в щепки, валялась везде выпавшими внутренностями живого существа. И смешивалась с кровью людей. Трупы никто не выносил, никто не очищал улицы от признаков смерти. У Вермело не осталось сил старательно забывать, что они в ловушке.

Теперь это ощущение всецело окутало Джоэла, он хватался за грудь, где теснилось замирающее жмущее сердце. Воздуха не хватало, все хуже скручивал нервозный хрипящий кашель. Но приходилось идти, снова едва не на четвереньках прорываться к пекарне. Без Батлера, без друга, в котором не осталось доброты от всех ударов судьбы. Он принял себя как проклятого без проклятий и изгнал Джоэла, не оставив сомнений, что больше не желает никого видеть. Хотя теперь весь город возопил от своего вечного проклятья Хаосом.

«Дойти бы… дойти», — твердил себе Джоэл, переваливаясь через забор. Его валило с ног бессилие, дрожали руки. Батлер… не дождался, не дал взглянуть на Иду. Они ничего не могли сделать. Или все-таки могли? Ответ уволокла беспощадная погибель.

— Джо! Заходи скорее, — крикнула из окна второго этажа Джолин. В руках она держала арбалет, хотя едва умела стрелять.

— Опять ты один пошел! — с порога напустился на напарника Ли. — Почему ты никому вечно ничего не говоришь? Мы же договорились: без тайн.

Слова тонули и теряли смысл, Джоэл медленно вошел в пекарню, тяжело сел на табурет, привалившись к стене.

— Я был у Батлера. Был.

— И зачем же ты был? — хмурился Ли, размахивая выуженным из-под подушки в углу клочком бумаги с указаниями. — Ты все-таки предал Батлера. И как, стало легче? Рассказал про Иду… и кому! Рыжеусому! Я увидел твои записи.

Джоэл отвернулся: не следовало хранить эту бумагу так близко, но в каком-нибудь тайнике ее бы просто не нашли. И снова он ощутил себя предателем. Врал всегда именно он, скрывал информацию для общего блага, чтобы не тревожить любимых. И еще говорил, будто не умеет убедительно лгать. Врать — нет, скрывать — да. Во имя благой цели, а выходило, что дорогие ему люди все меньше верили ему. Так он потерял Батлера, так теперь мог потерять крайне возмущенного Ли.

— Я хотел помочь Иде, — прошептал Джоэл.

— Тогда лучше бы не признавался сразу.

— Сразу? Рыжеусого я встретил недавно, — недовольно, как рычащий волк, оскалился Джоэл.

— А до этого? — немного смирил пыл Ли, начиная присматриваться к Джоэлу, похоже, уже понимая, что его замешательство — это не просто усталость от похода по опасным улицам.

— Ученые действительно пытались изобрести средство. Но я не говорил им про Иду, только Рыжеусому, — бесцветным голосом объяснил Джоэл.

— Но собирался! Ты тайком забрал материалы для исследований. Хорошая же дружба, — сжал кулаки Ли. — А я тебе такой же друг? Когда и как ты мне лгал?

— Что случилось? — спустилась с верхнего этажа Джолин, откладывая арбалет.

— Я не лгал. Батлер сходил с ума от горя. Ли, тебе я никогда не лгал!

— Не лгал, но…

Ли резко осекся, отступив на шаг, его недовольство сменилось неверием и одновременно пониманием, что случилось:

— Ида?.. Она?

— Она стала сомном, Батлер… Он убил ее.

Ли и Джолин разом охнули и закрыли лица похожими жестами. Они прятали слезы, но еще могли плакать, плечи их сотрясались, и боль изливалась соленой водой. А Джоэл сидел истуканом, и у него не осталось сил даже на глухой звериный вой. Пустота — вот и все, что охватило его. Новость об обращении Иды пробила огромную дыру в груди.

— Я не успел, — шептал он, и слова кинжалами царапали гортань.

— Ты не мог ничего сделать, не мог, — прошептал Ли и обнял Джоэла. — Прости меня, я должен был догадаться.

— Ты ничего не мог сделать, — подтвердила Джолин, обнимая разом Джоэла и Ли. Так они и застывали нагромождением странного скульптора. Три дерева, сплетенные ветвями, в больном засыхающем лесу. Но их еще согревало тепло друг друга, они еще были живы, еще осталось что-то живое, кто-то живой.

— Мы… не успели? Все зря? — тоскливо проскулил Вен Даррен, виновато лизнув свесившуюся руку Джоэла, который погладил по бархатистой мшистой шерсти, успокаивая зверя:

— Не зря, не зря. У нас остались три пробирки с кровью. Они все равно могут пригодиться.

— Для Джолин? — задумался Ли.

— Пока не знаю, — выдохнул Джоэл. Больше всего он боялся, что придется запирать, как несчастную Иду, их любимую Джолин. Он поклялся защищать ее от самой себя, от ее кошмаров. Но они не прекратились: в Ловцах Снов продолжили возникать омерзительные твари.

Каждое утро Джоэл и Ли аккуратно по старой привычке снимали и вытрясали содержимое сетей, развешанных снаружи и внутри дома. Смерть Иды точно сломила в них что-то, разбередила все старые раны: угадывались и гадкие черты отчима Ли, и незнакомые лица искаженных жертв Бифомета Ленца.

— За что нам все это… — тихо вздыхал Джоэл, когда они лежали на узкой тахте втроем, придвинув к ней спущенную со второго этажа кровать Джолин. Теперь места хватало всем, но они больше не предавались страсти.

Их измотало тягучее невыносимое ожидание: спустя два или три дня после злосчастного визита к Батлеру с башен перестали лететь пламенные призывы Энн. Эфир затих мертвенной пустотой, только в отдалении, то приближаясь, то удаляясь, рокотали выстрелы пушек и взрывы гранат.

— Уман! Сдай Цитадель, вы окружены! У нас Сюзанна с твоими бастардами. Не сдашь крепость через два дня, мы убьем их! — донесся на заре четвертого дня от убийства Иды разъяренный голос Энн, чужой, невообразимо свирепый. Голос в этом новом раздробленном мире, где у каждого оказывалась своя фарфоровая маска смерти. С Батлера и Энн уже слетели личины благочестия и доброты, смылись, как надпись на прибрежном песке набежавшей волной. Кровавой, пенящейся, беспощадной.

— Она не способна на это! Она не убьет детей, — охнула Джолин, растирая мучным фартуком текущие из глаз слезы. В последние дни она плакала все чаще, Ли тоже, только украдкой, словно оставались способные осудить его слабость. Джоэл же… просто молчал. Два дня не говорил ни слова, сидя на табурете возле двери, потом его кое-как привели в чувства увещевания и забота любимых.

Он вспомнил, что безразличен еще не всему миру, еще остались те, кого хотелось защитить и сберечь. Пока об их маленьком мире на Королевской Улице будто забыли. «Может быть, Энн отпустила нас? И Рыжеусый… Он ведь не угрожал», — утешал себя Джоэл, но в великодушие неукротимой охотницы верилось слабо.

И на следующую ночь они все трое не могли уснуть, лежали растянувшимися бревнами, убеждая друг друга, как важен отдых, но радовались смене часов караула. Дежурство на втором этаже означало хоть какое-то действие, не страшную неподвижность, в которой застыл Вермело. В алой ночи стесывалось сознание, утопая в сумрачных видениях догоревшей эпохи. Они дожидались утра, исхода. Но измученно засыпали, и вместо покоя обретали лишь кошмары. Джоэл пробудился от влажных капель измороси на лице: пекарню заволок густой туман.

— Ли! Проснись, — ткнул он любимого вбок.

— Что? Ох, опять этот сон, — потряс головой Ли. — Будто ты уходишь, а я не могу догнать тебя в тумане. Будто ты… покидаешь меня.

— Я тебя никогда не оставлю, вас обоих, — успокоил Джоэл, поцеловав Ли, и отправился в дозор, попутно осматривая Ловцы Снов.

«Не обратиться бы нам всем! Только бы не обратиться! Не сейчас!» — заклинал он, вспарывая клинком слабо шипящий комок невообразимых тварей, несчастных притачанных друг к другу существ, отблесков выстраданной памяти.

Похоже, смутная тревога и гнетущее уныние после гибели Иды заставила вылезти все потаенные страхи, и чем больше Джолин боялась, тем омерзительнее делались ее химеры. Теперь они напоминали скорее не жертв секты, а сплетенную в едином порыве ярости разноцветно-темную толпу, по которой палили из пушек, которая резала без разбору врагов и мирных жителей, неудачно попавших на линию огня.

Несколько раз в своих вылазках Джоэл сам едва не попадал в такие водовороты. Необходимость покидать пекарню тоже сводила зубы бессмысленной тревогой каждый раз, когда кто-то переступал порог.

В эту ночь, когда Джоэл тревожил темноту пронзительным взглядом, а в мозолистых руках сжимал их общий заветный арбалет, на Королевской Улице наметилось движение. Тихое, едва уловимое. Снова кто-то скрипел кустами гортензии на заднем дворе, неуверенно огибая дом, точно не зная, как лучше подступиться к хлипкой крепости с закрытыми ставнями.

— Съесть? Я голоден! Можно я его съем? — ощерился Вен Даррен, пробудившись от чужого запаха возле дома, который он охранял лучше любой сторожевой собаки.

— Тихо, иди лучше спать. Я знаю, кто это, — махнул ему Джоэл, на что зверь недовольно потряс головой, но отправился в спальню. Он оставался наверху, утверждая, что так быстрее просечет, если кто-то влезет на чердак. Но на этот раз к ним пожаловали не мародеры, Джоэл прекрасно узнавал тощего типа, который отсалютовал измятым драным цилиндром, когда увидел силуэт в окне второго этажа.

— Ну, здравствуй, Рыжеусый, — вздохнул Джоэл, спустившись и приоткрыв окно, выходящее во двор.

— Ну, здравствуй. Удачный эксперимент.

Ночной гость двигался с грацией наполовину сломанного механизма: длинные руки и ноги дергались, как выпадающие из пазов детали и скрежещущие вылетающие шестерни. По виду, ему за прошедшее время крепко досталось, и не один раз. Революционеры раскололись на лагеря, и Секту Дирижабля, вероятно, поддержали далеко не все. Иначе Рыжеусый не озирался бы испуганной мышью.

— У вас осталась кровь создания Хаоса? — сказал он вместо приветствия.

— Да. Собственно, и само создание еще с нами, — ответил Джоэл, не понимая такой поспешности, но Рыжеусый снова обернулся и приник к фасаду, словно за ним гналось чудовище.

— Прекрасно. Перелейте кровь уцелевшей из секты, — сказал он, отрывисто и нервозно. Джоэл нахмурился, опасаясь снова ошибиться, довериться сумасшедшему, коим выглядел теперь Рыжеусый:

— Но она не обращается.

— Перелейте. Отложенное обращение, боюсь, хуже всего, — твердо заявил собеседник, отметая опасения о ясности своего рассудка. — Как бомба с часовым механизмом. К такому выводу я пришел, сравнивая все случаи из секты Ленца. Вы должны освободить ее силу.

— А если она вообще не обратится? — сомневался Джоэл. Пробирки с кровью он держал всегда при себе, как величайшие сокровища. Этот плохо изученный дар Хаоса, а вернее, друга из Хаоса.

— Все рано или поздно обращались, — как приговор палача, отчетливо произнес Рыжеусый. — Их держали под замком, ждали. Кто-то провел в подвалах Цитадели пять лет в образе человека. А потом все равно становился созданием Хаоса.

— И из него выкачивали кровь, — добавил Джоэл, сжимая зубы.

— Да.

— Проклятье, и все это творилось у нас под носом.

— Все видят ровно столько, сколько хотят видеть, — философски развел руками Рыжеусый. — Цитадель считала опасными превращенных Ленцем, истерзанных им, искалеченных. Ты — куда более совершенное творение. Все шло под контролем и по плану.

— Будь добр, оставь восторги по поводу своего блистательного успеха при себе, — поморщился Джоэл, не желая больше участвовать в сомнительных экспериментах. Иде они не помогли, не факт, что обещали помочь Джолин. Особенно не помогли бы избавиться от кошмаров. Хотя с Идой они ничего так и не испробовали. И Джоэл испугался снова не успеть из-за своей преступной нерешительности, пронизавшей некогда доблестное сердце отравленными корнями.

— Оставлю. Я ухожу, — с нотками ненормального восторга и гордости заявил Рыжеусый. — Жаль, что я не узнаю, был ли эксперимент удачен. Но, так скажем, делюсь информацией в память о Грете.

— Куда уходишь? — не понял Джоэл, с чего бы Рыжеусому похваляться намерением спрятаться в очередном темном углу, подобно таракану. Но нет, ученый говорил о другом:

— С Сектой Дирижабля. Мы улетаем за стену. Сначала захватить его надо, правда.

Джоэл поперхнулся воздухом: от них собирался убежать единственный человек, который хоть что-то понимал в цитологии и изменениях организмов под действием ауры Хаоса. Конечно, полубезумный плут и, возможно, мерзавец, но он единственный давал внятные ответы.

— Рыжеусый, не делай этого! Вы все умрете. Змей вас съест, как Грету, — с горячностью предупреждал, как старого друга, Джоэл, но собеседник выпрямился и поднял слегка подрагивающий длинный палец с видом умудренного жизнью знатока:

— Грета попала под мусорный завал. Я уверен.

— А я был там и видел! — прорычал Джоэл, но Рыжеусый не слушал, продолжая свою горе-лекцию без благодарной аудитории:

— Я долго размышлял и пришел к выводу, что Змея нет! Его просто выдумали, чтобы держать народ в узде и подготовить все для экспансии на территории созданий Хаоса. А Змей — это просто угроза, манипуляция общественным сознанием. Мы видели за стеной зеленый маяк. На него и полетим! Это еще одна колония выживших. Наверняка!

— Это ловушка Змея! Там маяк, а вокруг него Разрушающие, они убьют всех. Я видел… видел во снах, — запротестовал Джоэл и понял, что больше доказательств у него нет. Рыжеусый лишь снисходительно рассмеялся:

— Прости, мой ненадежный друг, во сны я не верю, а в эмпирические наблюдения — вполне. И они не доказывают существования Змея. Жаль, что ты не захотел лететь с нами, мой удачный эксперимент. И еще… Вы с Вен Дарреном попрощайтесь поскорее. Вроде бы скоро перемирие в боях обещают. Выпустите его скорее за стену! Цитадели не хватает стимуляторов, они ищут украденное создание Хаоса. И, боюсь, Уман знает, где вы можете укрываться. Он сам в осаде, но некоторые охотники еще могут выходить в город. Хотите спасти принца — надо действовать как можно скорее. Ему-то за стеной точно будет лучше, чем здесь.

— Спасибо тебе, Рыжеусый, — кивнул Джоэл. — И все-таки… не летите за стену, это ловушка! Там ничего нет, никаких других поселений.

Но он уже убеждал липкий осенний мрак сырой ночи, пахнувшей прелой землей и дымом, который за последние дни въелся в стены домов и покрыл души людей, не оставив ни единой белой прогалины. Рыжеусый стремительно нырнул за угол дома и испарился, с легким треском перевалившись через разрушенный забор и гору раскрошенного кирпича.

«Они самоубийцы. Если перелить человеку кровь созданий Хаоса, то, возможно, за стеной еще можно выжить. Но не так. Никто не может победить самого Змея. Никто, кроме Стража Вселенной. Но и он проигрывает», — думал Джоэл, глядя в фиолетовые переливы ненастной ночи.

— Что он сказал? Я не все слышал, — тревожно спросил разбуженный Ли. Любимые, кажется, вовсе и не спали, а тихо лежали, вслушиваясь в слова странного визитера. Но больше он обещал не появляться. Рыжеусый летел на верную смерть с тем же упрямством, с которым Энн теперь губила Цитадель и переворачивала до самого дна весь город.

— Многое, — отозвался Джоэл.

— Он говорил что-то о переливания крови и, похоже, обо мне, — вскочила на тахте Джолин, натягивая одеяло до глаз, подбирая колени к груди и обхватывая их истончившимся бледными руками. Она боялась, как и они все. Боялась, хотя и понимала, что три пробирки с кровью Вен Даррена оставили для нее. Теперь Рыжеусый развеял все сомнения — счастливых случайностей не оставалось. Надо было действовать и что-то решать.

— Джолин, тебе переливали кровь созданий Хаоса? — уточнил Джоэл, садясь рядом с любимой и привлекая ее к себе. Джолин потянулась и приникла к нему, как маленькая девочка или ласковая кошка. Она искала защиты, а в расширившихся синих глазах трепетала немая мольба избавить ее от всего ужаса, который творился вокруг и который она узнала о своей сущности.

— Да, — тихо ответила она, зарываясь лицом в грудь Джоэла, прячась в теплой темноте его пахнущей потом рубашки.

— И много раз? — снова уточнил он.

— Много. Но ничего не было. Другие изменялись, но не я… — говорила она, как ребенок, боящийся безвредного укола. Но в их случае инъекции могли оказаться отнюдь не безвредными, они вообще не знали, на что шли.

— Джолин, послушай меня, даже если не было ничего, тем не менее, ты все равно можешь превратиться в монстра. Рыжеусый не лгал про наблюдения из секты.

— Да, но их всех… убили! — сжала кулаки Джолин.

— Сейчас ты должна довериться нам. Тебя никто не запрет. Обещаю! Мы перельем тебе кровь. Всего три пробирки, — уговаривал Джоэл, и чем больше твердил о безопасности, тем больше крепло ощущение опасности. — Охотники получают куда больше, когда вкалывают стимуляторы. Если у тебя иммунитет к превращениям, то от крови создания Хаоса тоже ничего плохого не случится. Если нет, то станешь… такой, как я.

Джолин только сжала его руку, обреченным решительным жестом оголяя плечо, совсем не так, как в их ночь страсти. В этом движении не было ни капли соблазнения, лишь жестокая необходимость.

— Это ведь не страшно, правда? — засомневался Ли, завороженно рассматривая три небольшие колбочки, где плескалась свежая кровь Вен Даррена. Зверь предостерег еще накануне, что лучше вкалывать новую, если уж он пока застрял в пекарне.

— Правда, совсем не страшно. Рыжеусый ведь пробовал на мне.

— Давай, — кивнула Джолин, и Джоэл потянулся к первому автоматическому шприцу. Джолин даже не поморщилась, она за свою жизнь испытала столько боли, что не заметила, когда все закончилось.

— Все, теперь второй через дней семь попробуем. Только говори обо всем, что с тобой происходит, — предостерег Джоэл.

— Я чувствую! Что-то меняется, как будто… как будто я обретаю целостность, — через некоторое время радостно воскликнула Джолин, осматривая свои руки с разведенными пальцами, раскидывая их, как крылья.

— Точно все хорошо? — спросил Ли. — Ладно, ребята, вы спите, а в караул. Ты присмотришь за ней, Джо, я знаю, ты у нас хорошая нянька.

— Да не нужна мне нянька, все хорошо! Правда, — улыбнулась Джолин. — Мне так легко на душе, как будто что-то открылось во мне, сама моя сущность.

Джоэл обнял ее и убаюкал, целуя в макушку, гладя по спине. Он ласково приговаривал, напевно, как колыбельную:

— Все закончилось, Джолин, теперь никаких кошмаров, родная. Мы теперь оба по-настоящему «иные», Хаос нам не страшен.

«Страшны только люди и Змей. Ничего, Джолин, ты не станешь чудовищем. Ни за что не станешь. В память об Иде!» — подумал он, но вскоре и сам заснул, хотя был уверен, что не сомкнет глаз. Но тепло прижавшейся к нему Джолин успокоило, заставило забыть все земные тревоги и очнуться по ту сторону сна… в кромешном кошмаре.

Он увидела самого Змея, а рядом с ним Джолин. И видение было на двоих, но Джоэл ничего не мог сделать. Они оказались среди черно-белых улиц, где дома и заборы свивались из темных и светлых линий, а люди метались искаженными силуэтами.

Джолин сидела на мостовой, заслоняясь руками от полыхавших глаз Змея — Красного и Желтого, светивших в одновременность, уставившихся прямо на нее. Джоэл, отрывая себя от лиан черных линий, притачавших его к жестким камням, кинулся к любимой, заслонил собой, выставляя меч. В этом сне он оказался вооружен, а значит, еще имел право сражаться, противостоять самому злу. Но Змей проник в их разум не для уничтожения — он говорил, обращаясь к Джолин с сожалением и неразгаданным ожиданием:

— Я не получил твою несравненную мать, предназначенную мне, мать асуров, мать монстров. Но ты — моя! Прекрасная невеста Белого Змея.

— Нет, я никогда не буду твоей! Никогда! — истошно закричала Джолин. — Как не стала невестой Бифомета Ленца!

— Не моей. Ты — невеста Белого Змея. Вечная, прекрасная, — почти мягко оборвал ее восклицание Змей, резонируя инфразвуком в своем призрачном мире, на изнанке города. — Слышишь меня, Джоэл? Подари ей и себе вечную жизнь. А мне всего лишь нужна твоя сила, чтобы освободиться, чтобы победить Каменного Ворона. Он не поможет тебе, не спасет тех, кто тебе дорог. Не спасет во имя высшей цели. Высшими целями он оправдывает гибель миров. А я могу, я все смогу, если освобожусь.

— Ты не получишь ни меня, ни ее! — закричал Джоэл, притягивая к себе Джолин. И на этом страшный сон оборвался, рассыпался карточным домиком, померк старым дагерротипом.

Разбудил их, вырвав в бездну реальности, гулкий эфир с башен, ужас сна сливался с настоящим грубым голосом Энн, неумолимым, ожесточенным:

— Уман! Последнее предупреждение! Думаешь, после всего, что ты сделал с нами, я пощажу твою женщину? Покажите Сюзанну! Мы знаем, что вы казнили Грэма и Бима. Думаешь, после этого у меня не поднимется рука на какую-то певичку и ее отпрысков? Твоих отпрысков.

Джоэл и Джолин вскочили с тахты, за окнами брезжили первые лучи рассвета, с небес стекали последние блики ночи. Похоже, странный разговор со Змеем затянулся, не принеся никакого отдыха. Он проник в их безмятежный сон раной вечной тревоги, а сообщения с башни заставили и вовсе обмереть.

— Грэм и Бим! — простонал Ли, обхватывая себя руками и складываясь пополам на табурете, точно его крепко пинали ногами. Он только спустился с верхнего этажа и, наверное, рассчитывал подремать еще до полудня после смены караула. Распорядок дня и ночи для них теперь делился только часами несения вахты с арбалетом у окна в бывшей комнате Джолин. Но теперь разум пронзили иглы нового потрясения, отнимая шансы на мирный отдых. Усталость длилась по кругу, как поцарапанная пластинка в неисправном патефоне, проигрывающая одну и ту же мелодию.

— Не пощадили несчастных калек, — отозвался Джоэл. — Неужели… все из-за нас?

— Они были связными революционеров в Цитадели, как я в Академии. Не из-за вас! — решительно убедила Джолин, но сама едва сдерживала рыдания. — Но они… они не заслужили! Как же так! Да чтоб сдохли те, кто сделал это! Чтоб они все сдохли, твари паршивые!

Джолин с небывалой злостью ударила сжатым кулаком по перилам лестницы, к которой прислонялась их кровать, потом зашипела от боли, содрав до крови костяшки о неподатливую некрашеную древесину.

«Похоже, Цитадель оцеплена восставшими. Значит, скоро конец. Что-то переломится, установится новый порядок. Или нет… Какой порядок? Тех, кто не знает, что делать с разрушенной стеной? А, может, найдут способ восстановить ее. И заживем, славно заживем в пекарне», — убеждал себя Джоэл, пока Ли просто вздрагивал на табурете, не в силах справиться с ознобом. Трясло их всех, в последнее время почти постоянно, даже возле жаркой печи.

День тянулся тяжелым непониманием происходящего, весть о казни Грэма и Бима подкосила их, точно провозглашая, что у человеческой бессмысленной жестокости просто нет границ.

— Объявляется перемирие на двенадцать часов. Верховный Охотник думает, — разнесся ближе к вечеру стальной яростью неумолимый эфир с башен, на которых сбились стрелки часов. Город погружался в тягучее безвременье, сомны носились по улицам днем, как в самые страшные времена изъязвленного болью прошлого, и только смена Красного и Желтого глаза напоминала, что еще существует рассвет и закат.

— Это наш шанс! — воскликнул Вен Даррен, услышав о перемирии. Он спустился с верхнего этажа, хвост его взволнованно подрагивал, шерсть и мох топорщились.

— Да, отправляемся к стене. Немедленно, пока не вышел Красный Глаз, — сжал кулаки Джоэл, не представляя, что их ждет на пути в Квартал Прокаженных. — Ли, ты охраняешь Джолин.

— Так точно. Ни один мародер не переступит этот порог, — улыбнулся Ли, но Джоэл зажмурился на мгновение: показалось, будто над головой любимого вьется темное сплетение черных линий, похожих на полосы с фотографии Иды и Батлера. Но нет — почудилось, просто упал отблеск от печи, которую растапливала Джолин, вытаскивая ароматный свежий хлеб.

Недавно она сварила маленький кувшинчик земляничного варенья из своих ягод, которые красными маячками весело мигали с подоконников. Хоть что-то оставалось неизменным, домашним и уютным. Хлеб с вареньем — чудесное лакомство, которое пообещали на ужин после возвращения из Пристанища Изгоев. Джоэл радовался, что, несмотря на все беды и потери, он обрел настоящий дом с почти настоящей семьей.

— Я в тебя верю, — отсалютовал он Ли, шутливо отдав честь.

— У меня есть арбалет! — улыбнулась Джолин, в доказательство хватаясь за оружие, стоящее возле стола. Джоэл кивнул им. На прощанье его с двух сторон поцеловали Ли и Джолин, с заботой говоря:

— На удачу!

— Да, удача нам пригодится, — ответил Джоэл, за ними плотно затворили дверь, и они с Вен Дарреном, принявшим форму собаки, заскользили хищными тенями через разрушенные улицы.

К Цитадели не шли, отправились на запад по Кварталу Ткачей, огибая район Охотников и Врачей, прилепленный к осажденной крепости, по широкой дуге. И пусть пока пушки впервые замолчали за долгое время длящейся гулкой канонады, город все равно вплавлялся в глаза бесприютными картинами разрушений.

Иногда попадались люди, такие же чудом уцелевшие, выживающие на развалинах. Они с безразличной тоской и страхом взирали на человека с мечом, а на Вен Даррена в образе собаки поглядывали, пожалуй, уже плотоядно. Общие склады с провизией и свежим урожаем остались вблизи Квартала Богачей. И западная часть города кормилась все это время с личных огородов, если кому-то повезло иметь дом с небольшим клочком земли или садик на крыше. Другие же просто голодали и грабили более удачливых. О карточках и обещанной системе распределения речи не шло.

«Как там в пристанище изгоев, не умерли еще все с голоду с таким отношением?» — вспоминал похлебку Местрия Пратта натягивающий повыше воротник Джоэл. Когда они шли по краю западных трущоб, лежащих за Кварталом Ремесленников и возле Квартала Врачей, казалось, что все узнают поступь Цитадели и желают уничтожить странного человека, пробирающегося с собакой через завалы тлеющих баррикад и груд колотого кирпича.

На время перемирия город будто вымер. Или же в трущобах больше не осталось горьких бродяг, все они ринулись отвоевывать Цитадель. Джоэл не удивился бы, увидев в рядах своры Энн какого-нибудь пьянчугу Бифа. Но повезло не наткнуться ни на одно из сколько-нибудь знакомых лиц. Джоэл немного успокоился только возле забора, оградившего Квартал Прокаженных.

Что-то оставалось неизменным, тянулось постоянство тупика существования: все так же по ту сторону шатались замученные люди-тени, все так же некоторые падали посреди улиц, все так же копались в помойках в поисках еды и одежды. Они не поддержали революцию и все еще не кинулись наружу, в Хаос. Не верилось, что многие из них когда-то служили Цитадели. Бледные, исхудавшие, они совсем не напоминали жилистых мускулистых охотников, но и прокаженных — тоже. Видимо, стимуляторы и правда истощали организм, выкачивая из него жизненные силы раньше срока. Им с Ли еще повезло родиться достаточно здоровыми, чтобы не пасть жертвой чудовищного эксперимента, который ставили над всем городом, над последними остатками старого человечества.

— Так, ну и как ты откроешь калитку? — встряхнулся Вен Даррен. Джоэл нерешительно озирался. Пока все шло подозрительно гладко, ему с каждым мигом чудилось, что где-то нависает опасность, невидимая, но неотвратимая. А он стоял возле стены, взирая на запертый механизм заветной калитки, и никто им не препятствовал.

— Пойдем к хранителю ключей. Если будет упрямиться, разрешаю тебе его сожрать. Странный он тип, — фыркнул Джоэл, решительно постучав в перекошенную дверь обиталища Местрия Пратта. Открыли ему скоро, старейшина показался в дверях в своем неизменном зловонном бесформенном халате и с ключом на шее.

— Иду-иду! О, снова вы, господин охотник. Решили выбрать верную сторону? — сказал он. — Надеюсь, не Секту Дирижабля?

— Старик, нам нужно бежать из города, — твердо заявил Джоэл, а Местрий Пратт слегка косящими глазами уставился на Вен Даррена и снисходительно усмехнулся:

— Все-таки хочешь отпустить зверюшку. Ну, дело твое. Этому городу терять больше нечего. Странное время настало. Мы не думали, что за Энн пойдет столько народа. Я делал ставку на Секту Дирижабля.

— Так кто ты сам? — поинтересовался Джоэл.

— Хранитель ключей от Хаоса. Координатор. Мы повздорили с Сектой Дирижабля. Пусть эти безумцы летят в Хаос, мы же дальше ждем Стража Вселенной, как и старик Гарф. Ждем, когда победят Змея. И вот тогда мы выйдем за стену новым человечеством, — охотно рассказал Местрий Пратт. Похоже, его глобальный план приводился в действие руками Энн и Академии. И старейшина «иных» блаженствовал, он дирижировал хаосом Вермело.

Хотя Джоэла уже не занимали распри, он волновался только за свой мир в пекарне и отчего-то не мог отделаться от видения черных линий, окутавших Ли. Но у напарника был меч, он бы отразил любую атаку. И все же успокоить себя не удавалось, а чем ярче разгорался закатный горизонт, наползавший из-за черноты укутанной тенями стены, тем тоскливее ныло сердце.

К счастью, Местрий Пратт не выдвинул никаких условий. Размашистой пошатывающейся походкой он доплелся до стены и вытащил из-за ворота заветный ключ. Вен Даррен нервно заскулил, запрел ушами, вслушиваясь в пиликание старинного механизма в стене.

— Свобода! — воскликнул зверь, когда снаружи потянуло холодом и запахом свалки. Поддавшись радостному порыву, он принял истинную форму, высвобождая рога-крылья и увеличиваясь в размерах. Местрий Пратт открыл калитку и невозмутимо отошел. Джоэл дружески потрепал Вен Даррена по загривку, говоря на прощанье:

— Спасибо, друг! Мы найдем способ синтезировать вашу кровь для стимуляторов. Когда все успокоится. Обещаю, я больше не допущу, чтобы ваше племя мучили. Вы не монстры.

— Удачи, Джоэл! Я пойду дальше искать своего брата, — донесся голос Вен Даррена, молниеносно кинувшегося наружу. Джоэл постоял, провожая зверя взглядом, различая в кромешной тьме очертания развалин старого мира, их прежнего Вермело. А где-то вдалеке плескалось недостижимое чудесное море, и за его край садилось лиловое солнце. Джоэл поразился этой красоте, которую различил только благодаря измененному зрению. Но их всех пока сковывали когти Змея и собственные распри.

— Так правда ли, что можно жить в Хаосе? — спросил Джоэл, все еще всматриваясь в неведомые дали, среди которых вскоре затерялся Вен Даррен. Змей не настиг его, чудесный зверь наконец по-настоящему спасся.

— В Хаосе можно жить, — сказал Местрий Пратт. — Часть наших порой уходит туда. Но Змей почти всех пожирает. Если бы кто-то победил Змея, Вермело был бы спасен. Сам по себе Хаос не зло. Просто… иное пространство с иными созданиями.

— Так что же, прокаженные могут выжить в Хаосе?

— Нет. Проказа тут ни при чем, — загадочно усмехнулся Местрий Пратт, неторопливо закрывая калитку. — Предел изгоев прилеплен к стене, охранную башню у нас никто не чинил. Аура Хаоса просачивалась постепенно. Мы ее впитывали в малых количествах. И менялись. Кое-кто исцелился от проказы и сбежал из города. Но вот Змей… Голодный Змей. Сама смерть.

— Выходит, аура Хаоса помогла вам? И из-за нее вы не превращались в монстров?

— Выходит. А еще Змей не обращал на нас внимания. Из-за сломанной башни он нас как бы и не видел, считал частью своих владений свалку. Если только мусорщики не попадались прямо в когти. Поэтому от города далеко не уйти.

— И вы не попытались устроить революцию? — не понимал Джоэл. Теперь квартал изгоев выглядел, пожалуй, единственным спокойным местом во всем городе.

— Зачем? Это привлекло бы Змея. А многие из нас слабы, — вздохнул старик. — Но у нас есть то, чего нет у вас, — надежда. Мы верим, что люди смогут однажды покинуть город. Главное — сначала убить Змея.

— И кто его может убить?

— Страж Вселенной. Ты должен помочь ему. Так написано в пророчествах. Неужели святитель Гарф не говорил тебе? — с легким удивлением заметил Местрий Пратт, а потом изрек нараспев: — «Услышавший глас во сне и потерявший всех, но не сдавшийся на волю отчаяния, станет Белым Драконом. И поможет вечному Стражу Вселенной сразить Великого Змея».

— Глупая легенда, я никого не потеряю! — вздрогнул Джоэл. — Ничего нового, все тот же бред. Бред. Мне надо идти, старик.

Местрий Пратт провожал его задумчивым взглядом. Джоэл же спешно покинул пристанище изгоев. Он шел один по замершим улицам.

Один, но не в одиночестве: его согревала мысль, что в пекарне его ждут Джолин и Ли, тихий ужин, хлеб с земляничным вареньем, короткие теплые разговоры ни о чем. Все это помогало преодолеть любой ужас, справиться с любым горем, настигшим Вермело. Он возвращался к любимым, чтобы больше не покидать, не уходить дольше, чем на пару часов.

В городе обещал установиться новый порядок, возможно, начиналась новая жизнь. Побеждала явно Энн — и поделом Уману. Все складывалось вроде неплохо: значит, преследований опасаться не стоило. Или Джоэл просто успокаивал себя, еще не догадываясь, почему сердце ухает тревожным набатом. Наверное, из-за глупой легенды, в которую так истово верили безумные старики Гарф и Местрий. Пустое, все пустое. Его ждал дом.

Пекарня на Королевский Улице — их единственный мир, их сфера черного кварца над бушующей бездной толп и взглядов — встречала закрытой дверью и отрешенной темнотой. Сгущались сумерки, но сквозь ставни не пробивался свет масляной лампы, не доносился звук шагов. А на завалившемся заборе сидел знакомый, ныне бездомный облезлый кот, и, выгибая спину, шипел на дверь пекарни.

— Брысь! — крикнул ему Джоэл, как будто изгоняя вестника беды. Он остановился на первой ступени низкого крыльца, не веря, что ждет внутри, но чувствуя нечеловечьим нюхом — кровь, много горькой крови. Он постучал, коротко, всего лишь раз, а сердце замерло в груди одним мучительным ударом, давящим душу тревожной чернотой.

— Джолин? Ли? — донесся собственный голос. Как будто чужой, отделенный от слов.

Джоэл постучал еще раз, потом набросился на дверь, молотя руками и ногами. Лучше бы она оказалась снесенной с петель, тогда он бы точно знал, что в пекарне чужие, что их настигли революционеры или гнев Цитадели. Но никто не проникал в дом. Так почему же не пускали его внутрь, их городского скитальца? Почему заставляли мучиться невыносимой тревогой, вдыхая запах крови, тянущийся изнутри?

«Я ошибаюсь! Путаю! Не может быть! Они просто спят, спят! А кровь… кровь на улицах и вокруг слишком много крови. Нюх подводит», — твердил себе Джоэл, перелезая на задний двор через переломанные кусты гортензии. Он прильнул к окну, через которое часто вылезал наружу, последнее время чаще, чем через дверь. Затем посмотрел внутрь и различил смутный силуэт, распластанный подле перевернутого стола.

— Джо! Это ты? Джо! Где ты? Джо, пожалуйста! — вдруг донесся едва слышный измученный шепот.

Джоэл содрогнулся, кинулся к стеклу, высадил его одним движением меча, даже не пытаясь поднять раму. Осколки царапали лицо, резали руки, рвали одежду, но он не замечал, влетая внутрь. Он слишком хорошо знал этот голос, ныне искаженный нечеловеческой мукой.

— Ли! — крикнул Джоэл. — Я иду! Иду! Родной, держись!

— Джо…

Пекарню окутывала темнота, только чадила печь, источая удушливый дым, заглушавший повисший в комнате гнилостный запах. Тлели угли, выпавшие из приоткрытой дверцы топки, сгорел свежий хлеб. И в тревожном свете, подобном мерцанию костров в первобытных пещерах, лежал силуэт, распростертый посреди развороченной кухни. Джоэл замер на миг, а потом кинулся к нему, упал на колени:

— Я здесь, Ли, я с тобой.

Любимый лежал в луже крови, от которой его одежда сделалась темной, почти черной. Джоэл склонился над Ли, пытаясь понять, где рана, как помочь.

— Почему… так темно… и так… Больно! — прошептал Ли, выгибаясь и дрожа от прикосновения.

— Ли… Ли!

«Сомн, на пекарню напал сомн!» — подумал Джоэл, хотя не представлял, как одной из кошмарных тварей удалось миновать Ловцы Снов, которые они не снимали теперь даже днем. Да какое это имело значение?

Ли лежал на полу пекарни, весь в крови, и вместо привычной согревающей улыбки лицо его искажала гримаса боли. Да у него не было лица! Исполосованное когтями месиво кожи и мышц — стоило лишь присмотреться. Ужас произошедшего набросился оглушающей волной, к горлу подкатил ком раздирающего вопля, но из перехваченной спазмом гортани вырвался только сдавленный стон: Джоэл заметил, что у Ли выбиты глаза, от которых остались только водянистые отметины медленно запекавшейся крови.

— Ли!.. Как же так! — завыл Джоэл, гладя лицо любимого, а тот слабо потянулся в ответ, дотронулся до щеки. Живой, еще живой. Его ледяные дрожащие пальцы со знакомой предельной нежностью касались колючей щетины. Он еще пытался улыбнуться израненными губами. Джоэл подумал с ужасающим фаталистичным облегчением: «Ничего, Бим и Грэм так и жили. Ничего, Ли, я тебя не брошу ни за что».

Он дотронулся до любимого, слегка приподняв. Тогда пола плаща отогнулась и Джоэл ощутил под рукой скользкий комок выпавших внутренностей и глухо застонал. Гнилостный запах, замешанный на крови и желчи, ударил в лицо. Но слезы выступали вовсе не от него. Ли мучился долго, похоже, рана была нанесена еще днем, вскоре после ухода Джоэла с Вен Дарреном.

Ли умирал! Умирал, потому что такие рваные глубокие отметины от когтей неведомой твари не излечила бы даже кровь созданий Хаоса. Даже Страж Вселенной. Да он и не собирался возвращаться в их проклятый град. Он всех бросил, отдал на поругание Змею. Джоэл еще пытался сопротивляться этой истине, еще рвал свою рубашку, стремясь сделать жгуты, еще не желал принимать бесполезность суетливых усилий.

— Джо… остановись, — тихо простонал Ли, умоляя не причинять лишних страданий. Как будто он уже смирился.

— Нет, Ли, я спасу тебя, спасу, — твердил Джоэл, почти теряя рассудок. Слова представлялись заклинаниями, способными повернуть время вспять. Все исправить, изменить, исцелить одним решительным усилием воли. Залатать прорехи и язвы на распадавшемся полотне бытия. Бесполезно.

— Я дождался тебя… — улыбнулся Ли. И затих. Рука его безвольно упала, сведенное судорогами тело обмякло. Он весь превратился в иссушенный осенний лист, бессильно подхваченный жадным ветром, унесшим ныне его душу.

Он… умер. Джоэл замер, вслушиваясь в тишину, не улавливая ни вздоха, ни стона. Умер его любимый, его мальчик с лучистой улыбкой, его смеющееся солнце, сгоревшее вместе с мансардой. Его радость, его судьба. Нельзя было уходить, нельзя было оставлять Ли одного. Джоэл глухо застонал:

— Ли! Ли! Очнись! Ли! Ли… Как же так? Нет! Ли!

Он сто раз повторил имя возлюбленного, гладя его лицо, плечи, словно мечтая разбудить. И все повторял и повторял. До тех пор, пока имя не обессмыслилось, как и все, к чему прикасалась тленной рукою смерть. Смысл умер, осталась только огненная память, выжигающая сердце до черной золы. Мир осыпался старинным гербарием, замер древом без коры в сожженном саду.

— Силы неземные… Джолин! Где… Где Джолин? Джолин! — вскинулся Джоэл, хотя слезы бессилия душили его. Он не мог оторваться от Ли, все еще заслоняя мертвое тело любимого собой. От кого? От какой опасности? По привычке. Но он уже опоздал, не оказался рядом, когда кто-то нанес сокрушительный удар.

Он видел смерть сотни раз, убивал и сам, порой отправлял в подземелья Цитадели. Смерть всегда смотрела на него сквозь закрытые веки заснувших и обратившихся в сомнов. Но теперь… Теперь он сам умирал вместе с Ли, кожей и плотью ощущая всю боль любимого, отчего, казалось, разом выворачивались суставы и рвались артерии. Старые раны отзывались огнем. И встали единой толпой призраки всех, кого он не успел спасти. Стелла выступала первой среди них, новых гостей пекарни, но она глядела без осуждения, лишь с неземной тоской.

Внезапно Джоэл услышал движение на втором этаже и, с трудом оставив на полу тело Ли, кинулся наверх с мечом. Он рассчитывал встретиться с убийцей, с гадким монстром, все еще не представляя, что случилось с несчастной Джолин, кто их атаковал. Ли не ожидал нападения: его меч стоял в ножнах возле стены. И в пекарню никто не вламывался, разве что нечто пробралось через сгоревший чердак, разворотив крышу…

Мысли и попытки расследования метались острыми снежинками вьюги, ворвавшейся лютой зимой через разбитое окно и похитившей тепло уютного очага. Зима наставала в сердце, замораживая чувства и сознание. Джоэл только глухо охал и выл, а меч сжимал лишь по привычке. Тренированное тело среагировало бы в случае опасности, но на втором этаже никого не оказалось. Только… Джолин.

Она сидела в кресле-качалке, их любимом месте для чтения стихов, которое с недавних пор превратилось в место для караульного. И в свете раннего осеннего заката кожа ее казалась облитой кровью. Но нет — на бледном лице и взлохмаченных волосах и правда алели запекшиеся рубиновые капли.

— Джолин! Кто на вас напал? Джолин! Ты жива, — не понимал и не желал понимать произошедшее Джоэл, хотя все ответы лежали на поверхности. Они выстроились в ровный ряд цепочки совпадений, но не хватало сил, чтобы подвести отчетливый итог. Какой итог? Зачем? Цитадель уже предала его, он больше не проводил расследования.

И все же его главное расследование настигло его. Оно всегда следовало за ним смертью в фарфоровой маске. А теперь смотрела на него чистыми синими глазами в тревожном мерцании заката.

Смерть с прекрасным именем, любимая. Смерть. Джолин сидела к кресле-качалке, закутанная в черную шаль, эту метку проклятых, под которой прятала окровавленную мохнатую лапу монстра с длинными когтями. Их следы исчертили стены пекарни дымящимися пепельными отметинами, которые уже приходилось видеть на улицах во время сражения… с Легендарным Сомном.

— Это ты… — выдохнул Джоэл. И подвел черту невозвращения.

Джолин убила Ли!

Нет, не она, а тот монстр, в которого она превращалась. Не существовало никакого иммунитета от превращений, кровь оборотня просто помогала ей, как и Иде, возвращаться в человеческий облик, хотя все несчастные жертвы Бифомета уже давно стали сомнами. И все же… Джолин. Убила. Убила их Ли!

— Я. Помнится, когда-то ты спросил, есть ли у меня враги. Да, есть. Мой главный враг — это память. Каждое утро вы находили в Ловце Снов отголоски моей памяти. Стимуляторы, кровь создания Хаоса — да, ты был прав… они помогли все вспомнить. Вспомнить, кем я ходила почти каждую ночь, — слабо улыбнувшись, ответила Джолин, рассматривая, как нечто чужеродное и враждебное, свою руку, которая так и оставалась когтистой лапой страшного монстра.

Голос ее не дрожал, только слегка кривились губы. Она не рыдала и не стенала, плачут от горькой потери и невозможности оставаться с ней. А она потеряла саму себя. Больше уже ничего не могло остаться прежним, все разрушилось.

Джолин обреченно куталась в черную шаль, но ни она, ни застывший в дверях Джоэл не согрелись бы уже и через тысячу лет под самым жарким солнцем. Их поглотила страна вечной ночи, заморозила нескончаемой зимой и расколола на мелкие льдинки.

— Что с тобой… что с тобой случилось? — хрипло спросил он, с опаской приближаясь. Сознание не принимало реальность. Перед ним сидела Джолин, любимая, несчастная, хрупкая. Но она же скрывала под шалью когти Легендарного Змея, а на первом этаже застыло тело Ли.

Все ломалось, теряло очертания, зеркала душ разбивались от искаженных отражений. Картина поглощенного света впивалась мраком багряного заката, ложащегося полосами-плетьми на застывшие маски-лица.

— Случился мой отец. Бифомет Ленц, — ответила Джолин, порывисто, жестко. — Мое имя — Джолин Ленц, я наследница древней аристократической фамилии. Проклятой, безумной! Меня не показывали людям, никто обо мне не знал, кроме отца и матери, сектантов. Я должна была рассказать сразу, чтобы никто не связывался со мной. Чтобы… меня убили сразу. На месте. Как бешеную собаку.

— Отец… я догадывался! Догадывался! Отец, — повторял Джоэл. Он предполагал, нет, он знал уже давно. Но восприятие ставило заслон пред этой истиной, потому что иначе оставался единственный путь — убить Джолин своей рукой. Но он не мог, просто не мог. Даже теперь, даже после смерти Ли, она оставалась несчастной жертвой. Его любимой Джолин.

— Его считали ученым. Но он был фанатиком, верил, что через страдания можно избавиться от проклятья Змея. Говорил, что Хаос постиг человечество за его грехи, — начала рассказ Джолин.

— И все из-за него? Все это из-за него? — спросил Джоэл, опускаясь на колени возле качалки, гладя человеческую руку Джолин. Он умолял мироздание, чтобы все оказалось сном, чтобы он пробудился от дикого кошмара. Но ничего не рассеивалось.

Лишь сбывались самые страшные предсказания Стража Вселенной, который не смог предупредить: его раз за разом лишали голоса, душил сам Змей. А он, Каменный Ворон, пытался докричаться, предостеречь, спасти. Если бы Джоэл догадался, если бы не выстроил барьеров непонимания для самого себя, Ли остался бы жив. Но Джолин… Джолин была обречена уже семь лет. И только теперь приходилось с невыносимой болью принимать эту истину.

— С детства он бил меня, морил голодом, запирал в подвале. Моя мать… та, что звала меня Джо, ласково звала, защищала меня… она все терпела и даже не обращалась. Она верила в его идею! Верила, что мы очистимся от Хаоса, смирив нашу плоть. Но потом умерла. Просто умерла, без превращения, — говорила Джолин, губы ее все больше дрожали, но она держалась, медленно и четко продолжая: — Тогда я осталась одна во власти отца. Он говорил, что вся жестокость ради моего блага. А когда мне исполнилось восемнадцать, он сказал, что я стала идеальной, покорной и смиренной. И только от нашего с ним союза родится новое человечество, которое не будет бояться Хаоса.

— Мерзавец! — воскликнул Джоэл, давясь отвращением. Бифомет Ленц — вот, кто убил их всех, вот, кто обрек город на разрушение. Пусть он уже семь лет гнил на свалке за стеной, но он уничтожил их всех.

— Потом был пожар, потом меня приютил Зереф. Его жена из жалости избавила меня от плода «нового человечества», которым «наградил» меня отец. Потом, как я уже говорила, старуха сказал, что детей у меня больше не будет. И хорошо, хорошо, что род Ленцев прервется на мне, и никто не породит больше таких, как Бифомет. Х-хорошо…

— Твари… какие же все твари!

— Вот таким был Бифомет Ленц, вокруг которого собиралась знать в надежде однажды вырваться из Вермело. А ту знать не отправили в Цитадель. Но сейчас их, похоже, режут революционеры. Они заслужили, все они, весь Квартал Богачей, — ожесточенно и твердо ответила Джолин, а потом сжалась, втягивая голову в плечи. — Но не вы… не вы…

— Джолин! Ты не виновата! — твердил Джоэл, обнимая колени Джолин, словно моля у нее прощения. Нет, он молил само мироздание, чтобы повернулось время вспять, чтобы хоть кто-то подсказал, что в этот день не следовало покидать пекарню. Тогда он, возможно, нашел бы способ исцелить ее, остановить. Использовал бы хоть белые линии, пусть и не представляя, в чем их природа. Тогда Ли остался бы жив. Или они погибли бы все вместе.

— Виновата, — отозвалась Джолин, а потом пугающе оскалилась: — Виновата в том, что не прирезала отца раньше.

— Как ты убила его? — спросил Джоэл, вставая и немного отстраняясь.

— Кухонным ножом. Четыре месяца я терпела его днем… и ночью. Ночью было хуже всего. В конце концов, мое смирение подошло к концу, выплеснулась наружу вся злоба, которую он так старательно взращивал во мне эти годы. Кухонный нож воткнулся прямо в глаз. Это я помню, — Джолин рассказывала с совершенно остекленевшими глазами, лишь кивая в такт своим словам, как будто подтверждая для себя реальность этого чудовищного прошлого. — Потом отец упал… и больше не двигался. Я радовалась! Впервые по-настоящему радовалась. Только страшно сказать, чему. А потом я разрезала его труп на куски и выбросила со стены, прямо в пасть Змея! Да, Джоэл, я видела его глаза. Глаза Змея. Близко-близко от меня. Я выходила в Хаос. Я была в Хаосе, пока Зереф устраивал поджог в поместье. Скрывалась среди чудовищ. И стала одним из них вместе со всеми, кто погиб в поместье. Я впитала их боль. Мы стали чем-то единым, чем-то большим…

— Маски… Это все…

— Это все жертвы Бифомета Ленца. Осколки их памяти и боли. И… моя память. Я — твой злейший враг. Я — Вестник Змея.

Она призналась просто и без лишних объяснений. Оба уже сознавали, что кровь Вен Даррена не спасла бы, но они еще пытались бороться. Они еще надеялись. Теперь никакой надежды не осталось. Она погибла вместе с Ли.

— Нет… Нет! — застонал Джоэл. — Так вот откуда… такая сила. Ты создание Хаоса! С перелитой кровью, впитавшая еще и ауру Хаоса.

Он все еще невольно сопоставлял факты, его мозг работал, как огромный механизм на холостом ходу в брошенном цеху. Механизм, обреченный сгореть от бессмысленной работы, перемалывания призрачного ничто.

— Да. И при этом сомн. Сомн, который научился возвращаться, маскироваться под человека. Грета и Ида были такими же. Никто из нас не спасся. Все мы ходили единым созданием. Сшитые химеры. Кто-то выходил из тела фантомом сна, кто-то бродил по улицам в физической оболочке, — спокойно и уверенно объяснила Джолин, потом ее голос ее надломился всхлипом: — Я думала, что мне просто снятся все эти ужасы, все, что творил Легендарный Сомн. Но стоило мне заснуть с дурными мыслями, стоило пожелать кому-то смерти от причиненной боли — и он выходил, я обращалась. Не знаю, ходило ли по улицам мое тело. Но мой спящий разум… это он управлял Легендарным Сомном, это его чудовище. А Бифомет Ленц… Та маска, которую ты расколол, была лишь маской. Мой отец давно мертв. Чудовище Вермело — это я.

Джоэл схватился за стену, чтобы не упасть. Бесполезный меч царапал клинком доски пола, пальцы не слушались. Все тело сковывало бессилие, и никакие эксперименты не вернули бы в тот момент мощь и ловкость, а главное — волю хоть куда-то двигаться, что-то делать. Джоэл надеялся вернуться к Джолин и Ли, к их теплому дому, а вернулся к телу Ли и монстру-Джолин. Вернулся к пустоте, которая заполнила его и поглотила.

— Джолин… все равно ты не виновата, — повторял он так же, как твердил внизу имя любимого. И слова вновь обессмысливались, утопая в черных линиях неискупимого отчаяния. Последнюю светлую ниточку слабой надежды он отдал Стражу Вселенной на площади у Академии. Ему не осталось ничего, кроме боли, как пелось в легенде Местрия Пратта.

— Виновата. Виновата в том, что обманывала тебя, виновата в том, что убила Ли, — ответила Джолин и заплакала, закрывая лицо полой шали: — Я… я убила Ли! Нашего Ли… Я просто задремала, а потом… Потом он весь в крови, а я… Я стала Легендарным Сомном.

— Нет, это была не ты! Это был Бифомет! Это его вина! — убеждал Джоэл, снова кидаясь к Джолин, целуя ее бледные впалые щеки, по которым катились крупные слезы. Он не боялся когтей, не боялся уже ничего. Их расколотый хрустальный шар летел в бездну, погибал еще один крошечный мир, падал, как переспелое яблоко от порыва беспощадного урагана.

— Я убила Ли! Ли! Он не мой отец, он ни в чем не виноват! — кричала и стенала Джолин, как будто сознающийся преступник под пыткой, жертва и палач в одном лице. — Джоэл. Пожалуйста, убей меня. Скоро откроется Красный Глаз, ты скажешь для себя, что уничтожил Легендарного Сомна. Я не смогу жить… с этим!

— Джолин, нет! Так нельзя!

— Отомсти за Ли! Ведь ты любил его. Мы любили его! И я… я убила. Сила во мне услышала желание убить, но я говорила про Цитадель и палачей Умана, а погиб Ли! Ли… ты ведь так любил его!

— Джолин! Я и тебя любил и люблю! — убеждал Джоэл, но рука сжимала острый меч Нейла Даста, этот клинок вечной скорби.

— Я тоже, Джоэл. Я полюбила тебя почти сразу, — обняла его Джолин, нежно целуя в лоб, в щеки, в губы. — Так полюбила, как не каждому повезет. Хотя считала, что мое сердце мертво. Но слишком поздно…

— Нет! Еще ничего не поздно, еще не… — захлебывался Джоэл. Слова, отделенные от смыслов, опадали шелухой забытых времен, непрощенных, неискупленных. В этот вечер, самый темный из всех вечеров с начала времен, с пришествия Хаоса, они безвинно расплачивались за чужие грехи.

Джолин больше не плакала, она откинулась в качалке, по привычке складывая руки на коленях, точнее, руку и лапу страшного зверя, уже не пряча ее, а словно наоборот — показывая, выставляя как доказательство своей вины, как призыв ненавидеть.

— Слишком поздно. Я прошу тебя: освободи меня от этой муки! Раньше я видела кошмары, которые едва удерживали ваши Ловцы Снов. Теперь оказалось, что я сама — кошмар. Я — Вестник Змея, Легендарный Сомн Вермело, который появлялся на улицах семь лет. Я сама не ведала об этом, но все причиненное им зло — это моя вина!

— Нет, Джолин, я найду способ все исправить… Ты не виновата… ты…

Но вот над потемневшим горизонтом раскрылся Алый Глаз Змея, поползли длинные тени, как приказ обращаться, как зов для множества сомнов. По городу прокатился единый рев чудовищ, которых уже никто не уничтожал долгие дни распада старого Вермело.

В этот миг милый облик Джолин начал искажаться: лицо ее изуродовали удлинившиеся клыки, само оно начало удлиняться мордой зверя. И вскоре вокруг взвились пепельным пологом черные линии, свивающиеся в образы множества масок Легендарного Сомна.

— Джолин… нет! Джолин!

Джоэл оцепенел на миг, отпрянул, но когда монстр поднялся с места и напружинился, готовясь нападать, тело само подсказало верные движения: взмах, прямой выпад. Клинок Нейла Даста в тот миг обладал своей волей, точно его направляла рука предыдущего хозяина.

Лезвие вонзилось точно в грудь, распарывая сердце. Серую ткань простого платья Джолин расцветило разрастающееся темно-красное пятно. Кровь потекла из носа и рта, чудовище отпрянуло, падая обратно в качалку. Джолин… Джолин убила себя, сама кинулась на меч.

Джоэл поспешил к ней, отбросил постылый меч-убийцу, попытался надавить обеими ладонями на рану, стянуть края. Тщетно. Сущность охотника сработала отточенным приемом, и Джолин не просила иного. Только избавления.

— Спасибо, родной. Я… так тебя люблю, — прошептала она, превратившись снова в человека, в любимую прекрасную девушку. Она ласково обняла, оставляя на лице Джоэла прощальный истекающий кровью поцелуй.

И жизнь слетела последним вздохом с приоткрытых побледневших губ. А закатное небо за окном внезапно содрогнулось, подернулось пульсациями, как будто намереваясь обрушиться. Из Хаоса, из-за стены, донесся то ли рык, то ли… плач. Чудовищный, нечеловеческий — голос самого Змея.

Джоэл замер, все жесты и слова стерлись неподвижностью. Он застыл среди призраков, наказанный жизнью. Победитель Вестника Змея с заговоренным мечом Нейла Даста. Услышавший глас из старой легенды еретиков. Сбывались пророчества и предостережения — он всех потерял.

Он убил ее. Убил Джолин! Погиб Ли. Он остался в одиночестве, только смерть смотрела на него. Уже без масок и закрытых век — глаза в глаза. Джоэл жил в Квартале Ткачей, когда повстречал смерть. Смерть своей души, смерть надежды.

Глава 40. Секрет Стража Вселенной

В отрешенном пространстве длилась боль неземной муки. Разомкнутый круг потерянных слов стелился пылью на окровавленном полу. Шел второй день в доме сумасшедшего с Королевской Улицы. И он не представлял, как солнце смеет преломлять горизонт преступно-веселым светом, выхватывающим очертания конца. Картины страданий и разрухи, картины зла и неискупимой вины.

Джоэл сидел подле перевернутого стола, тела Джолин и Ли лежали на кровати, рядом, накрытые с головой одеялом. А ему, уцелевшему, отрезанному от них завесой смерти, уже два дня не хотелось ни спать, ни есть, ни мыслить. Все застыло. Одиночество влилось в него раскаленным металлом под сердце, въелось в душу горечью ненужности.

Он сидел, рассматривая свои ладони, с которых не смывалась кровь любимых. Ли и Джолин — его мир, его жизнь. Теперь по пекарне бродил бесприютный призрак, и никто не приходил, никто не смеялся.

Он только вздрагивал от ощущения присутствия, привычки обливали раны души едкой кислотой: вот где-то ветер ударил ставнями о стекло — почудилось, что это Ли переступил порог, пришел с дежурства, как обычно; вот донесся запах земляники — надо сказать Джолин, какое вкусное варенье.

Но… их исковерканные тела коченели на тахте возле лестницы. Любимые, потерянные! Джоэл одергивал себя: где-то подсознание не принимало смерть. Пока он не глядел на трупы, чудилось, словно в бреду, будто он просто ждет возвращения Джолин и Ли, будто они зачем-то ушли по делам в этот темный для города час. И сам город представал отпечатком меркнущей памяти об утраченном времени мира и мнимого процветанья.

Джоэл метался из угла в угол, не представляя, что делать дальше. Зачем? Для кого? Хотелось лечь между Джолин и Ли, обнять их, как обнимал обычно, и заснуть навек, отправиться на встречу с ними. В другой мир, лучший или худший — главное, чтобы вместе. И не достаться никому: ни Цитадели, ни Стражу Вселенной, ни Змею. От отчаяния и назло, раз никто не пришел к нему, когда он просил, раз никто не предостерег. Страж Вселенной…

— Айгрежа… Я пойду в Айгрежу! Он воскресит их, да, Страж Вселенной вернет их к жизни… Я… — говорил с пустотой Джоэл, и пепельный сумрак, увязший в чаду остывшей печи, научился отвечать ему.

Джоэл слышал голоса призраков, голоса всех, кого он не спас. Стеллы, Иды, Грэма и Бима. Только Джолин и Ли пока отчего-то молчали, то ли от осуждения, то ли потому что еще не обрели форму в мире фантомов, мире, в которой Джоэл никогда не верил. Но не теперь, когда его память сделалась клеткой.

«Почему я не обращаюсь? Я — монстр! Я не спас их! Так почему?» — спрашивал он Алый Глаз в первую ночь, которую провел в оцепенении, качая бездыханное тело Джолин. Он боялся спуститься на первый этаж к изуродованному телу Ли. Потом внутри что-то щелкнуло, хлопнуло перегоревшей лампочкой. Трупы, тела, оболочки… Любимые изошли из них, как выпархивают бабочки из коконов, и перестали быть похожими на себя при жизни. Поэтому Джоэл положил их у лестницы и накрыл тонким покровом белесой ткани.

И не понимал, почему он не с ними, ради чего он уцелел. Все чаще он косился на меч Нейла Даста — клинок выполнил свое предназначение. Так, может, стоило ему пронзить еще одно сердце? Сердце хранителя Вестника Змея, не сумевшего защитить Джолин от самой себя. Если бы она не испытывала боли и гнева, если бы жила в прекрасном тихом доме где-нибудь в горах, возможно, и не обратилась бы, ее сущность заснула бы на долгие годы. Но мечты оставались мечтами. Уже навсегда. Разум твердил сладкие сказки, уводя в сумрачную долину иллюзий безумия, пока сердце рвалось и стенало от боли.

На третий день Джоэл потерял сознание из-за голода и бессонницы, а очнулся на полу от гула пушечных выстрелов со смутным ощущение нереальности происходящего.

Ему снился чудный сон про яблоневый сад, где по губам Джолин тек сладкий сок спелых плодов, а не сочилась кровь последнего поцелуя. Сон длился за пределами яви, длиннее судьбы человека, которого ныне едва не засыпало обломками.

Истошно скрипели старые балки, трескалась ровная побелка на стенах. Пекарню подбросило оглушительной волной. Тела любимых слетели с ложа мертвых, а единственный уцелевший почти оглох от гула и ослеп от дыма.

Снаряд угодил в верхний этаж, начался пожар, охвативший чердак и спальню, где была убита Джолин. Пекарня сгорала, и Джоэл вдруг вспомнил, что он еще жив. Что-то велело бежать, спасаться, хотя расколотое сознание, поглощенное червями отчаяния, хотело остаться и сгинуть в пламени. Но вместо этого животный ужас велел спешно открыть дверь, подхватить меч и вылететь наружу. Потом Джоэл вспомнил, что внутри остались тела Джолин и Ли: он не мог отдать их огню, не хотел, чтобы обломки стали их последним пристанищем, поэтому ринулся внутрь, точно спасая живых… Привычки, все вбитые накрепко привычки, и от них теперь делалось еще больнее, чем от принятия потери.

— Айгрежа, святитель Гарф… Страж Вселенной… воскресит, он воскресит их. Я видел в книге, которую он принес святителю Гарфу, там бог другого мира воскрешал людей. А этот… Страж… Страж… Воскресит… — бессвязно бормотал Джоэл, вытаскивая сизые тела, от которых уже тянулся приторно-удушливый запах тлена. Он плохо сознавал, что делает, но зачем-то погрузил их на найденную в соседском дворе садовую тачку, накрыв почерневшим от сажи одеялом. Из-под нее с протяжным воплем выскочил облезший голодный кот и скрылся средь обломков дома, который некогда считал своим, в котором грелся у камина и ловил мышей. Теперь соседи с Королевской Улицы погибли, дом разворотили взрывы, а кот остался, ненужный и забытый. Как и один охотник, лишившийся всего.

Пекарня горела за спиной, а Джоэл — нет, сумасшедший из Квартала Ткачей отправился через развороченные баррикады к Айгреже, на другой конец проклятого города. Только там он теперь видел слабый проблеск умершей надежды. Или, возможно, только там еще оставался человек, несчастный старик, который, возможно, ждал его. Или он, совсем не несчастный, святитель древней секты, хранитель запретных знаний, держал в руках великую власть призыва Стража Вселенной.

А если бы этот загадочный Каменный Ворон отказался помогать, после всего, что случилось, что довелось узнать, Джоэл бы принял помощь даже от Змея, который предупреждал. Как будто знал исход. Знал, что Джолин, Ида и Грета — часть его армии мертвецов. Змей все знал, но и Страж Вселенной наверняка таил не меньше.

— Айгрежа… Айгр… — нараспев твердил Джоэл, бережно перекатывая тачку с мертвыми через камни и исступленно перетаскивая ее через завалы. Руки дрожали, ножны с мечом неудобно упирались в груды кирпича и хлама.

Вермело лежал в руинах. Кто с кем сражался? Открыл ли Уман ворота? Джоэл не знал, не думал. Он только слышал в своем нестройном пении панические возгласы отступающих военных в Квартале Торговцев:

— Чудовища! Из Пристанища Изгоев лезут чудовища!

Через баррикады прорывалась новая сила, Джоэл задержался в проулке, не слишком стремясь обезопасить себя. Он просто ждал, словно праздный наблюдатель, как мимо пронесутся отряды военных. Они боялись, содрогаясь тяжким ужасом неизведанного. Кто-то влился в город, отправив его по новому кругу смятения и страха.

— Братья! Присоединяйтесь к нам! Мы — «Иные»! Мы вам не враги! Мы вместе сражаемся против Цитадели! — кричал знакомый голос, и Джоэл увидел, как через баррикады неторопливо шагает сам Местрий Пратт с ключом на шее.

Его сальный халат вился по ветру, точно замызганный белый флаг, но символизировал вовсе не поражение и капитуляцию, а вступление в игру еще одной стороны. Третьей или четвертой — это уже не имело значения.

За Местрием шествовала не армия, а разрозненные группы странных существ. Вроде бы и людей, но не совсем: у некоторых над головами вились короны из ветвей и цветов, тела других покрывали перья пополам с чешуей, у третьих колыхались за спинами разноцветные крылья, под стрекот и шелест которых «Иные» шествовали по главной улице Квартала Торговцев прямо к Цитадели. Они сохраняли общие очертания людей, но лишь издалека. И тем пугали еще больше, чем сомны и твари Хаоса.

— Чудовища! Вы… чудовища! — кричали то ли солдаты, то ли новые воины восстания. Они не знали, стрелять или бежать прочь. Кто-то вскидывал луки и мечи, кто-то внимал призывам и даже тянулся навстречу.

— Мы пришли с миром! Мы поведем вас в новый мир! — размахивая новыми транспарантами, как ликами богов, кричали знаменосцы «Иных» во главе с самим Местрием Праттом. И изнуренные уличными боями восставшие пока не знали, внять призывам или обвинить во лжи.

— Чудовища! Остановитесь!

— Мы не причиним вам зла.

— Нет! Мы — «Иные», мы слышим Хаос, но мы не сомны. Мы изменились для жизни в новом мире. Когда Страж Вселенной победит Змея, мы пойдем греться под лучами лилового солнца. Присоединяйтесь к нам! Впитайте ауру Хаоса, вы исцелитесь и от обращений, и от своих немощей.

— Пушки! Тащите пушки! — кричали военные, скрипели колеса орудий, но выстрелы пока не звучали:

— Нет, сначала передайте Энн, ждем ее приказов!

— Братья! Узрите: луна и солнце встали в ряд, так написано в пророчестве. Белый Дракон и Страж Вселенной придут, когда на небе раскроются оба глаза Змея, — возвещал Местрий Пратт, возводя руки к прожженным мутным мерцанием небесам, через которых угадывался орнамент чешуи на шкуре древнего асура.

— Последние дни настали! — кричал кто-то в ответ, бросая оружие и устремляясь в лабиринт улиц. — Спасайтесь!

— Как? Куда? Спасаться…

— Спасутся те, кто примут новую природу человечества под лиловым солнцем, — запрокидывая голову, упоенно возвещал Местрий Пратт, вождь «Иных».

Все бывшие охотники, вышвырнутые Цитаделью на край города, вдруг подняли головы под его началом. Он шел, как пророк нового мира, возвещая о несбыточном. А когда в него целились из арбалетов, болты отскакивали от плотной брони, которой мгновенно покрывалось его тело. Он уже стал созданием Хаоса, но не сомном. Как и вся его армия, обученная, озлобленная, но вдохновленная.

Новое человечество вылилось на улицы бурным потоком, являя всем то, что скрывалось до срока за хлипким забором. Неконтролируемый успешный эксперимент, случившийся по незнанию и недосмотру. Армия Местрия Пратта ширилась и росла, похоже, частично бывшие мусорщики скрывались на свалке, делая вид, будто пропали в Хаосе, потому что не вместилось бы столько народу в один растянутый вдоль стены квартал. А может, к нему присоединились еще и трущобы, где тоже никто не осматривал состояние башен. С них-то и началось разрушение барьера, а когда дело затронуло кварталы побогаче, тогда, похоже, только и заметили.

Испуганным зрелищем восставшим еще хватало ума не проливать кровь. Они боялись спровоцировать шествующих к Цитадели монстров. Выстрелов не последовало, и этим воспользовался Джоэл, выкатывая свою ношу из проулка, старательно огибая выбоины в остатках разрушенной мостовой. Он толкал перед собой тачку, частично опираясь на нее, так как не чувствовал больше силы выпрямиться и идти с гордо поднятой головой.

«Скоро Местрий будет договариваться с Энн о разделе сфер влияния в городе. Или за его пределами… Но мне в этом мире уже нет места», — подумал Джоэл и продолжил свой путь к Айгреже.

Если бы святитель Гарф никого не сумел воскресить, бывший охотник мог бы остаться вторым отшельником, полусумасшедшим хранителем книг и истлевших знаний. Хотя он не хотел. Ничего, совершенно ничего. Если бы не нашлось способа вернуть к жизни Джолин и Ли, он бы просто лег между ними и перестал дышать, раздавленный тоской.

— Белый Дракон! — отвлекло восклицание. — Я вижу белые линии вокруг тебя! Ты — Белый Дракон! Джоэл, я всегда знал, что это ты!

Путь преградил один из «Иных» — человек-птица с покрытым рыжими перьями лицом. Еще один сумасшедший на этом карнавале уродов. Джоэл вокруг себя видел только тьму, разверзнутую пустотой сердца.

— Дай пройти, — глухо потребовал он, отодвигая с пути нелепое существо из Хаоса. И только присмотревшись узнал в пернатом создании одноглазого рыжего рикшу, который несколько раз здорово выручал, оказываясь в самый подходящий момент в нужном месте в нужное время.

Джоэл давно подозревал, что он тоже связан с революционерами, но не выяснил, с какой из сил. И вот неказистый парнишка превратился в крылатое создание, теперь-то ему не пристало таскать двухколесную телегу, когда он научился летать. Похоже, превращения затронули не только тех, кто ходил за стену. Местрий Пратт точно открыл что-то во всех этих людях, точно нашел новый неведомый стимулятор. Они и правда не обращались в сомнов, но изменялись.

— Присоединяйся к нам! Мы стали тем, что жило в наших сердцах. Мы обрели силу в своих истинных формах. Мы не монстры, — крикнул вслед то ли человек, то ли зверь.

— Я знаю. А я не Белый Дракон, — бросил на прощанье Джоэл. Его не занимало все, что творилось на улицах. Вермело менялся, сильно менялся, парад созданий Хаоса означал, что с Цитаделью наметился какой-то перелом, против Умана в ощерившейся пушками крепости они бы не выступили.

Уман, бой у Академии — все происходило как будто тысячу лет назад. Как будто не с ним. И Верховного Охотника он каким-то образом спас, без цели, отдав дань старой дружбе, а Джолин и Ли — не успел. В памяти навечно застыла картина их прощания: двойной поцелуй на удачу, запах свежего хлеба, витающий в пекарне, маленькие яркие фонарики земляники на окнах. А теперь… ничего не осталось. Даже самой пекарни.

«Если ты дочь Бифомета Ленца, почему тебя выбрал Змей? Почему по тебе плакал… Змей?» — не понимал Джоэл, обращаясь к призраку Джолин. Теперь он наверняка сошел с ума: сквозь улицы и кварталы его вели тени любимых, обнимали, поддерживали с двух сторон. Они же помогали пройти сквозь огонь, миновать по узким проулкам завалы и обрушения горящих перекрытий.

Иногда Джоэл поднимал глаза и видел, как небо расчерчивают силуэты крылатых созданий. Вермело ждал этого двести лет — они сливались с Хаосом, не в силах противостоять ему, но пока всех их сдавил в лапах Змей. Джоэл чувствовал, как не прекращается яростная пульсация, отзывающаяся удушьем в сдавленных легких. И желтоватый купол больше не возвращался к нормальному цвету: небо выгибалось и искажалось, словно кто-то скреб исполинскими когтями барьер с другой стороны. С изнанки мрака.

Змей стенал по-своему: его замысел не сбылся, Джоэл не поддался, не стал ни Белым Драконом из легенд, ни орудием жадной твари. Он объезжал замершие баррикады, не обращая внимания ни на взрывы гранат, ни на редкие арбалетные выстрелы. Его забыла смерть, его не забрал Легендарный Сомн.

— Джолин… Почему… Почему ты не убила Зерефа, не уничтожила Умана… Почему Ли? Почему Грэм и Бим? Змей… Змей несет к пределу отчаяния, — все бормотал и бормотал свихнувшийся охотник. Его, наверное, принимали за могильщика или чистильщика.

Ни один патруль не остановил его, хотя блокпостов тоже больше не осталось, Вермело пожирал себя, исходило понимание, кто с кем сражается. Во имя чего? Идеи Академии потерпели крах, когда восход Красного Глаза ознаменовал не раз и не два новые волны обращений. Похоже, и сама Энн поняла, что от стимуляторов не становятся сомнами, но уже не могла отступиться.

Зато призывы Местрия Пратта теперь обретали силу, подкрепленные живыми доказательствами. «Иные» заполняли улицы Вермело, некоторые взывали к готовым слушать перепуганным жителям, другие сжимали оружие, сражаясь не то с охотниками, не то с солдатами. Джоэл непонимающе рассматривал смазанные фотокарточки реальности, не внимая их искаженной странности.

Он миновал озеро Добрар, то самое место, где на Энн напал сомн, откуда началось искажение ее личности. Потом тяжелеющая с каждым шагом ноша на колесах вкатилась в развороченный Квартал Пекарей, за ним в небольшой сад, отделенный от фруктовых рощ Кварталом Оружейников. Еще недавно там собирали свежие плоды, теперь многие деревья выжгли, точно по ним прошелся огненный смерч. Не пели птицы, не веяло прохладой меж ветвей. Лишь висели кое-где обугленные яблоки. Голод заставил сорвать и проглотить два или три, но от пищи желудок перехватило, как стальной проволокой. Джоэл согнулся, прислоняясь к тачке, обхватывая себя руками. Он боялся, что больше не встанет, не завершит свой последний поход. Айгрежа уже маячила снесенной крышей, сгоревший храм забытой веры. Оставалось миновать еще два Квартала Оружейников, в которых царствовали ныне неизвестные силы.

— Братья! Нас обманывали! Нет никакого Змея. Его придумало правительство! Если хотите спастись, идите с нами, мы захватим дирижабль!

Голос доносился из дальнего конца сада. Джоэл с трудом приподнялся, вслушиваясь. На небольшом помосте из обломков зданий возвышался очередной Рыжеусый, не старый знакомый, а один из множества агентов, разносчиков опасных идей. Вокруг него собирались свои зеваки, кто-то кидал в него камни, кто-то кричал, что в Хаосе не выжить. А кто-то вслушивался, задумывался. Пожалуй, из такого города хотелось сбежать хотя бы и в Хаос.

И под жаркий призыв воодушевленного агитатора внезапно послышался оглушающий взрыв со стороны Квартала Богачей. Звук подкинул Джоэла, заставил вскочить и вновь схватиться за ручки его опоры, его колесницы мертвых. Он неуверенно стоял и вдыхал отравленный сажей воздух, уставившись на высящуюся в прогалине иссеченных обстрелами домов стену Квартала Богачей. В ней теперь зияла дыра — значит, революционеры добрались до верхушки города, не спасла крепость внутри крепости.

Только спустя несколько минут Джоэл осознал, что исчезло, что навечно разрушилось — Королевский Театр. Секта Дирижабля взорвала его, очевидно, заложив в Квартале Богачей несколько навороченных бомб. Показания Зерефа Мара изучить не удалось, но доползли слухи о том, что его союзники, этот клан Рыжеусых, собирались заложить взрывчатку. Значит, не все отыскали, или же они воспользовались неразберихой и подложили новые бомбы.

«Секта технологичных ученых идиотов», — подумал Джоэл, глядя, как поднимается дым над руинами некогда ослепительно прекрасного строения. Вермело уничтожал свою красоту, все фарфоровые маски обнажали уродство.

Над обломками театра, как зримая душа, отлетающая от тела, воспарило нечто — лодка с вытянутым воздушным шаром и пропеллерами. Устройство, средство побега, ради которого так долго ломались копья.

— Видите? Видите! Дирижабль! Они все хотели сбежать из города! Бросить нас! — в истошной радости завизжал и завертелся на месте агитатор. — Значит, нет никакого Змея! Его придумало правительство, чтобы держать нас в узде! Братья, медлить нельзя! Верные Секте Дирижабля, верные свободе — идите за мной! В новый мир!

— В новый мир! — закричало человек десять из собравшихся, по большей части, молодые и крепкие. За короткое время город сменил множество идей и идеологий, не зная, во что теперь верить, кому подчиняться. Они все привыкли к четким правилам, к распорядку дня, к жизни под неусыпным наблюдением, и теперь не знали, что делать с открывшейся свободой. И потому с радостью кидались в объятье новых рамок чужой страшной веры, как зачарованные, как сомнамбулы из сна-были, встающие на подоконники и падающие в черную воронку.

— Стойте, куда вы! Там же Змей! — кричали оставшиеся горожане вослед нескольким безумцам, устремившимся за Рыжеусым.

У Джоэла не оставалось воли ни на крик, ни на шепот, он уже не верил, что способен хоть кого-то спасти. Он не спас Ли, не предостерег его. Он должен был остаться в пекарне! Должен был! От этой мысли душили слезы, и останавливал только суровый вопрос самому себе: а что бы он сделал, если бы остался? Погиб бы вместе с любимыми, не более того.

Что он намеревался делать теперь? Он тоже не знал, просто катил тачку с трупами, накрытыми окровавленным прожженным одеялом. Уже целую вечность катил сквозь безнадежность губящего себя града.

Стрелки на башнях остановились, после плача самого Змея Хаоса прекратилась смена дня и ночи — в грязно-багряном небе зависло два раскрытых глаза, Желтый и Красный. Древний асур навис над Вермело, царапал когтями стены, сковывал ледяным дыханием разум. Джоэл чувствовал его, слышал, но не решался признаться самому себе: он слышал Змея, пульсацию его разума, его черных линий. Змей звал его. Все еще звал. Различались тихие слова: «Страж Вселенной не помог тебе, не спас Джолин. Видишь? Я предупреждал! Ты не принял мою помощь! Так примешь ли мою месть за нее?»

— Айгрежа… Айгрежа, — твердил Джоэл, продолжая свой бренный путь по Кварталу Оружейников, где тлели кузницы и группы революционеров еще пытались заполучить мечи и арбалеты. Большую часть растащили, сами же оружейники присоединились в первых рядах к восстанию Энн. Теперь подключились «Иные».

Несколько раз Джоэл становился свидетелем стычки измененных людей-из-Хаоса и обычных революционеров. Один раз у него попытались отнять меч, на что он со звериной яростью выкрутил противнику руку, выламывая ее из плечевого сустава, а потом отшвырнул от себя пинком вопящую тушу. Двое других бандитов поглядели с минуту и решили не связываться, скрывшись среди перепаханных развалин домов. Джоэл с трудом узнавал дорогу к собору. Тачку он больше волок, чем катил, перенося непомерный груз через завалы. Бои уже прекратились, переместились к Кварталу Богачей. Хотя над головой все еще свистели арбалетные болты и камни из пращей. Он не уклонялся и не пригибался, точно проверяя так, нужен ли он еще Змею и Стражу Вселенной. Если нет — его бы пришиб из пращи случайный громила. Но камни и стрелы летели мимо, и продолжалось шествие к собору.

— Змей Хаоса не существует! — орала Секта Дирижабля. — Мы улетим! Дирижабль ждет нас!

— Существует! Дождитесь пришествия Стража Вселенной! Он исцелит нас! Не смейте идти к дирижаблю, не смейте вести за собой народ, — кричали в ответ крылатые из секты «Иных». Или не секты, а движения, партии. Названия и определения не имели никакого смысла. Две группировки грызлись с привычной яростью, а между ними ступал в бессмысленном пути обезумевший охотник из сгоревшей пекарни в Квартале Ткачей. Где он повстречал смерть.

— Змея придумало правительство! — наступала секта, кидая гранаты и дымовые шашки.

— Ждите Стража Вселенной! — отвечали им «Иные» из-за баррикады.

Они убивали друг друга во имя спасения от Хаоса. Бой шел возле Айгрежи, преградив дорогу Джоэлу. Старинный собор ныне становился лакомым куском для выстраивания обороны.

И Джоэл осознал, что его паломничество проделано напрасно: вместо мертвенного покоя он снова угодил в котел бурлящей ненависти. Снова пришлось скрываться в подворотнях и чужих дворах, теперь еще не спуская глаз с тел Джолин и Ли, как будто он все еще считал их живыми. Он давил в себе стремление обратиться к ним, поговорить. По привычке, все привычка, от которой он теперь лишался рассудка.

— Мы уходим, братья! — радостно заорал отряд Секты Дирижабля, кидаясь через улицу из Айгрежи. Они заметили поднимавшийся над городом диковинный воздушный аппарат и кинулись на него, точно на зеленый маяк, к которому обещал привести Рыжеусый.

— Что вы творите? Вы видите! За городом нет жизни! Только Хаос!

— Мы уйдем в Хаос! Там есть жизнь! Змея нет! Его придумали!

— Стойте, еретики! — прорычали крылатые, обрушивая на врагов во имя спасения сотни ударов острых клинков.

По движениям и выучке угадывались бывшие охотники. Значит, им повезло, значит, стимуляторы имели смысл. Только… Ли верно опасался рогов и перьев. Но ему не случилось испытать ужас роковых изменений. Он всю жизнь боялся сделаться сомном, с жалобной мольбой просил не отдавать на мыло, заставлял поклясться, что напарник убьет его сразу после обращения. А сам пал жертвой Легендарного Сомна, чьи обращения никто не замечал целых семь лет.

— Нет, никто из нас уже не станет мылом, никто, любимые, никто. И не останется никого, — шептал Джоэл, выкатывая свою колесницу мертвых из заброшенного сада, проезжая мимо сожженной кузницы. Бой затихал вдали: Секта Дирижабля стремилась к Кварталу Богачей, как мотыльки на яркий свет, к своему заветному воздушному шару с пропеллерами. Сны давно подсказали, какой исход ждет всех отправившихся на зов зеленого маяка, этого огонька ложной надежды. И в последнее время приходилось верить снам. Но не легендам. Они не сбывались.

— Белым Драконом станет тот, кто всех потеряет, но не сдастся отчаянию… Я не Белый Дракон. Я в отчаянии, — говорил с тенями Джоэл, подходя, почти подползая, к ступеням Айгрежи, явившей картину оскверненной святыни. Ничто не пощадило пламя восстания.

Высокие арочные двери наполовину снесли с петель, искорежили, подожгли. На ступенях лежали убитые, приверженцы всех лагерей, уже без знаков различий. Разве что на более старых, уже посеревших телах угадывалась форма гарнизона. Здесь, у собора, они встретили революционеров. Военные сражались друг с другом и с Сектой Дирижабля, в разных частях расколотого города шла разная война, подведенная единой чертой конца эпохи доживания. Конца прошлого без начала будущего.

Джоэл неуверенно потянулся к знакомой калитке в воротах, точно пробуждаясь, терзаясь новым витком нескончаемой пытки чувством вины: он уже давно не навещал старика, а если навещал, так дерзил и насмехался. А теперь даже не попытался прорваться к святителю. Хотя Гарф не променял бы свою крепость веры на мнимую безопасность пекарни. Теперь же он не вышел навстречу, не предстал застывшим монументом возле каменного алтаря, где неизменно светилась золотистая мозаика с изображением Стража Вселенной.

Внутри Айгрежи царствовала привычная темнота, но из пробитой снарядами крыши стекал нестройный гнойно-желтый свет, выхватывающий очертания предметов. Джоэл неуверенно втащил тачку с телами внутрь. Он уже не понимал, для чего пришел, на что рассчитывал, и только потерянно озирался. А потом увидел распластанную подле алтаря фигуру, скрытую густыми тенями — не горело ни единой свечи.

— Гарф! Старик!

Кровь, снова запах крови. Он так густо пропитал улицы, что в соборе не сразу удалось различить присутствие еще живого святителя Гарфа. Он лежал на полу, обессилевший, истерзанный болью. Из спины его торчал обломок ржавого меча. Кто-то поднял руку на немощного старца, кто-то увидел в нем угрозу.

Похоже, фанатики из Секты Дирижабля, которые устремились в своих заблуждениях дальше, чем «Иные» и Цитадель, собрав вокруг себя самых ненормальных. Нормальный человек не посмел бы так поступить со стариком Гарфом. Джоэл наклонился над ним, перевернул, подхватывая, вслушиваясь в замирающее свистящее дыхание.

— Джоэл! Ты пришел… Я успею… Успею сказать…

— Тише, тише, Гарф, береги силы. Я приведу помощь! — твердил Джоэл, но уже не пытался рвать рубашку на жгуты. Все вокруг заливала кровь святителя, его темная кожа светилась в полумраке землистой серостью. Он таял, как догоревшая свеча, капля за каплей истекала жизнь, но Гарф все еще стремился что-то донести, оттиск своего смысла существования. Он прохрипел из последних сил:

— Дождись явления Стража Вселенной. Позови. Позови его в самый темный час. И вместе вы справитесь со Змеем…

— Нам бы здесь с людьми справиться. Гарф, я надеялся, что ты вызовешь Стража Вселенной, я надеялся… я поверил! Силы праведные, я верил! Гарф… — то шептал, то кричал Джоэл, все еще не принимая истину того, что все сложилось именно так. Но старик покинул его, замерев у алтаря разрушенной церкви. Покинул, как и все, кем он дорожил. Джоэл закрыл ему глаза, а потом собственные руки безвольно опустились.

Он застыл в немоте поверженной вечности, под мозаикой с изображением спасителя, который не пришел к ним. Молитвы не доходили до цели в граде разбитых надежд, а принцессы вместо балов получали лишь удары свинцовых плетей. Все поглощало отчаяние и бессмысленность любых движений.

Собор заполнялся едким дымом: горел архив в подвале, истлевали древние манускрипты, свитки, пергаменты. Целый пласт знаний о прежнем мире, история сект и рукописи запрещенных мыслителей. Исчезала их цивилизация, их история. Они сами жгли ее, забывали, вытравляли из сердец. Та самая Секта Дирижабля, которая твердила устами Рыжеусого, будто форма не важна, а важна культура. Так для чего они теперь ее уничтожали, а не брали с собой? Айгрежа на время превратилась в поле битвы, в удобную крепость, а не хранилище бесценных знаний. Теперь ее на прощанье просто подпалили, как паршивый сарай. Как и Королевский Театр.

«Какое это уже имеет значение? — подумал Джоэл, бережно перекладывая тела Ли и Джолин с тачки к замершему телу святителя Гарфа. — Я останусь рядом с ними. Посижу и подожду. Скоро все заполнит дым. Просто подожду. Мы не станем мылом, не достанемся и Змею. Мы останемся в яблоневом саду в самый светлый и радостный день. И так на веки вечные. Да, так и будет».

И он остался, но не в саду, а в удушливом полумраке Айгрежи, уставившись на неестественно светящуюся мозаику с изображением Стража Вселенной. Белые линии под растопыренными пальцами наворачивались петлями легкой паутины, колышущейся в углах. Но лицо Стража оставалось серьезным и скорбным. Лицо человека, который всех потерял — теперь Джоэл увидел истинный смысл картины, как отражения себя, окропленного взглядом со стены, с этой застывшей мозаики. Он сидел, как пчела в разоренном улье, где всех пожрали осы-убийцы. Сидел и ждал своего исчезновения.

— Скоро все закончится, и нам больше никогда не будет больно, — твердил Джоэл, глядя то на тела дорогих ему людей, то на изображение над алтарем. Снедала душащая горечь утраты и ненужности, дрожали руки, а дым все не спешил уносить из мира живых — мешали развороченные, распахнутые настежь двери, но не было сил даже чтобы подняться и затворить их. И от этого противоречия горло окольцовывал дурной тяжкий смех. Джоэл кашлял, погружаясь в полубред.

Он слышал, как над Айгрежей проплыла громадина дирижабля, заслоняя скупой свет отсутствия солнца. Окровавленное небо прочертила темная полоса корабля беглецов, мелькнувшего прощальным силуэтом в прорехах обрушенной крыши. Гудели, напоминая шумные насосы, гигантские пропеллеры. Ковчег безумцев поднимался все выше, медленно прорываясь через незримый барьер, рассыпая его золотистыми искрами, и в дырах блестел свет далекого лилового солнца.

В это время со стороны Квартала Богачей донесся новый взрыв. Там грабили и разоряли поместья, в этом даже не оставалось сомнений. Голодная измученная толпа влилась через провал в стене, оставленный Сектой Дирижабля, и накинулась на тех, кого больше всего ненавидела, тех, кто обещал защитить город, сберечь очаг порядка в Хаосе, а вместо этого уничтожил его. Но последователи Рыжеусого покидали бурлящее месиво, оставив за собой кровавый след, посеяв рознь и непонимание даже меж тех, кто не примкнул к их числу.

Джоэл невольно закрыл глаза, покачиваясь круговыми движениями, как в ритуальном танце неподвижного жреца новой секты сожженного собора. Он не заснул, но увидел — стену, зеленый маяк и дирижабль, рассекающий Хаос. Воздушный корабль стремились на сигнал ложной надежды, как и все они, мотыльки своей неверной свободы.

Отозванный от жизни, как лопнувшая струна — от звука, Джоэл грезил наяву, выходя чутким зрением из тела за грань барьера. Он парил следом за дирижаблем и слышал, как сначала ликует, а потом затихает сбежавшая Секта. Они освободились от проклятья вечного града, но скоро поняли, что маяк — сигнальная ловушка за стеной, как у сухопутных пиратов прошлых веков. Никакого поселения за ним не возникало, никакой второй стены. Только Змей распахнул им объятья погибели.

Сначала незримая когтистая лапа врезалась в хвостовой пропеллер, потом пропорола гондолу, откуда донеслись пронзительные крики. Воздушный корабль закрутился волчком, теряя управление. Полет превратился в стремительное снижение, но Вермело остался позади, похоронив в прошлом все шансы на спасенье.

Ими завладел Змей. Следующий удар, похожий на размах колоссального хвоста, сбил дирижабль и, словно легкий мячик, запустил прямо к зеленому маяку, к башне с потусторонним болотным огоньком, на вершине которой клубились туманом Разрушающие — эти призраки, эти останки выпитых Змеем людей и созданий Хаоса, его прислужники, его армия. Они терзались вечным голодом, лишенные души и разума, они хотели есть. И пищей им служила только свежая плоть.

Остатки дирижабля упали на вершину башни, разметав висящий в пустоте неживой огонь, поглощающий свет, зеленый, как хитрая отрава заговорщика, а не свежая листва.

— В город! Возвращаемся… Возра-а-а… — доносились слабые крики тех, кому посчастливилось выжить после крушения. Изломанные, окровавленные, они выползали из горящих обломков гондолы, не пытаясь вытащить «братьев», лишь спасая себя. И в глазах их застыла звериная тоска обреченности, как на бойне.

Разрушающие накинулись на них плотным облаком, как жадные крабы на свежую падаль. Костлявые руки-скелеты жадно рвали плоть, мертвецы мечтали унять свой бесконечный голод. Они обвивали черными линиями, впивались заостренными зубами, отгрызая руки и ноги, вырывая хребты. Кто-то из уцелевших кидался с края башни, понимая тщетность попыток спастись. Но даже в падении не находил покоя — Разрушающие подхватывали его, как волна прибоя, и возвращали, чтобы пожрать на своем долгожданном пиршестве.

— Спасите-е-е… — недорезанной свиньей кричал Рыжеусый, но и его поглотило скопище мертвецов. В своей жадной пляске голода они разорвали его пополам. Он еще кричал и размахивал руками, когда один из парящих скелетов принялся глодать его кишки, размотавшиеся старыми канатами.

Вскоре все крики затихли, доносилось только омерзительное шипение и влажное чавканье. И парили в пустоте обломки злополучного дирижабля, из-за которого все и началось. Из-за которого Вермело накрыла волна тяжкой смуты. Лучше бы уж сразу Местрий Пратт вступил в игру с его «Иными», которые жаждали только прекращения беззакония Цитадели. Но теперь уже ничего не оставалось прежним.

Город охватывала новая волна уличных боев. Под застывшим красно-желтым небом, иссеченным желчью незрячего света, уже почти не громыхали выстрелы пушек: боезапас заканчивался, новых снарядов восставшие оружейники не делали. И только камней, чтоб забивать ими беспомощных и малосильных, хватало на всех.

В Квартале Богачей правителей Вермело выгребали на улицы из их роскошных поместий и домов под гиканье и улюлюканье озверевших бедняков. Этим действом уже не руководила Энн, похоже, никто не руководил. Не вмешивалась охрана и остатки рассеянной армии. И толпа наслаждалась уничтожением тех, кого раньше считала разумом города, жесткой направляющей рукой. Но, пожалуй, никто даже не вспомнил бы их имен. Они закрылись в своем разлагающемся мирке былой роскоши и теперь жестоко расплачивались за равнодушие и преступную мечту сбежать.

Бунтовщики поступали не лучше Разрушающих, с той лишь разницей, что не пожирали трупы, но в остальном… Полыхали старинные особняки, на улицах лежала порубленная в щепки искусная мебель, черепки старинного фарфора, сгоревшие бархатные портьеры, дорогие костюмы. И трупы, конечно, в первую очередь трупы. Много. Разных.

Старые и молодые, люди нашли свой конец на ровной брусчатке Квартала Богачей. У ворот толпа глумилась над полумертвым сварливым привратником, набивая ему солому в распоротый живот. Крики боли сливались с гомоном дурного гибельного восторга.

Кое-где, не таясь, оголтелое ожесточившееся мужичье брало силой аристократок и их служанок, истошно вопящих, извалянных в грязи, испачканных в крови своих убитых мужей. Их не щадили, набрасывались целыми группами, насиловали быстро, похоже, и не получая никакого удовольствия, а потом, когда надоедало, убивали. И улица покрывалась новыми телами, в которых уже едва узнавались ослепительные магнаты в непомерно дорогой одежде с фамильными украшениями.

Сапфиры и изумруды хватали, как побрякушки, как разноцветные льдинки — порывисто, без понимания ценности. Рвались жемчужные колье, сорванные с перерезанных шей, выпадали бриллианты из орденов с порванных атласных лент. Чины и звания не имели больше смысла, все сметал копившийся десятилетиями гнев, усталость от необходимости «каждому быть на своем месте». И желание получить право выбора оборачивалось крушением последнего оплота человечества, которое губило себя под неусыпным взглядом обоих глаз Змея.

Джоэл парил над руинами Вермело, выйдя из тела средь черных линий отравленного мира. Он видел птичьим зрением Каменного Ворона или… Белого Дракона. Или просто длился сон, тянущийся дольше жизни.

Кашель, сдавивший грудь, заставил открыть глаза, с удивлением вспомнить, что он еще не мертв. Призраки колыхались вокруг него дымными грядами неведомых далей, как души книг, сожженных в подвале. Точно все рукописные образы, облеченные в слова, ожили в бесплотные картинки. И кружили вокруг него, над телами Джолин, Ли и святителя Гарфа. Они забирали в мир теней, на страницы сожженных книг. Только ярко светилась мозаика с изображением Стража Вселенной.

— Ответь, ты бог? Если бог, то как допустил все это? Если не бог, зачем тебе молились? Ну, Страж Вселенной, расскажи своему «рабу», что это за испытание? Какая во всем этом цель? Какая? — шептал Джоэл, но сквозь хрип сорванного голоса прорывались восклицания гнева: — Отвечай! Страж Вселенной!

Мозаика расплывалась, и из нее не выходил в сиянии белых линий бог забытой секты, только немного плавились золотистые фрагменты рисунка, прекрасной сказки о чудесах и величии справедливости.

Джоэл завороженно ждал несколько минут, его искренний призыв, казалось, разорвал небеса. Он поверил, впервые он чувствовал, что мир не исчерпывается только «эмпирическим опытом», опираясь на который Рыжеусый повел людей на верную смерть. Заблуждения рациональности сгубили и не одного его. Впрочем, как и заблуждения веры. Но на грани полного отчаяния Джоэл взывал не к научным фактам и не к религиозным догмам. Если уж существовал какой-то бог, то должен был услышать мольбу великой скорби. Но никто не слышал.

Только вдруг скрипнули двери. Джоэл порывисто обернулся, вспоминая, что не потерял заветный меч Нейла Даст, меч-убийцу, на котором запеклась ржавыми пятнами кровь Джолин.

Оружие не понадобилось: на пороге рушащегося собора стоял пьянчуга Биф, грязный, небритый, оборванный — неизменный в своем бродяжьем уродстве. В руках он бережно сжимал колесную лиру, видимо, единственное свое имущество. Он ничем не отличался от Бифа, который встречался на улицах во время дежурств. Революции и бунты не действовали на тех, кто достиг самого дна.

— Здесь пожар, вали отсюда, дурной. Чего тебе? — с презренной жалостью обратился к пришедшему Джоэл. Он звал бога, а к нему неведомо откуда прикатился старый алкаш — жестокая ирония реальности.

— Ты звал. И вот я пришел, — спокойно ответил Биф, даже без нетрезвой хрипотцы.

— Ты пьян, — брезгливо поморщился Джоэл, но опустил руки и вздохнул: — Хотя в этой круговерти лучше не быть трезвым.

— Ты звал Стража Вселенной. И вот я пришел, — повторил Биф и вдруг начал меняться.

Сперва Джоэл решил, что бродягу настигло проклятье обращений, которые теперь случались даже посреди ноче-дня, ведь Змей смотрел двумя глазами. Безумный охотник вскинул меч, готовясь принять новую битву или смерть. Любой исход больше не пугал и не приносил никаких сожалений, их чаша переполнилась в тот миг, когда он обращался к немому панно. Теперь же явление очередного уродливого монстра, вылепленного из тела безобидного старика, не удивило бы. Не после того, что довелось пережить. Но монстра не возникло.

Вместо него посреди укутанной дымом Айгрежи предстал… Страж Вселенной. Не Каменный Ворон, а израненный молодой мужчина. Впрочем, кровь лишь запеклась на его кольчуге, поверх которой была надета дополнительная защита из шкуры ящера. Или дракона. Колесная лира преобразилась в меч. Он предстал ныне не избитым бродягой, не старым пьяницей, а рыцарем из древних легенд. Он пришел на зов и на короткие мгновения подарил новый проблеск надежды.

— Ты? В реальности? — прошептал Джоэл, встряхивая головой.

— Я. И я уже появлялся среди вас, вы зашивали мои раны от когтей Змея, — ответил Страж Вселенной, медленно, печально. Он все еще стоял в дверях и не смел глядеть на тела Джолин, Ли и своего верного жреца, который так и не дождался явления божества. Только почему он не пришел раньше, если все это время слонялся по Вермело в образе пьянчуги Бифа? Джоэл не представлял, и от того робкое восхищение и всепоглощающая вера покинули его, подернулись сомнениями разума. Факты, всюду факты — они сопоставлялись и свивались стальными узлами.

— Значит, культ Стража не лгал? — не то с восхищением, не то с разочарованием спросил Джоэл. Страж Вселенной опустил голову, его крупные обветренные губы исказила гримаса боли и сожаления, но ему хватило смелости поднять глаза и посмотреть на вопрошающего, вопиющего, на уцелевшего с Королевской Улицы. Он ответил:

— Лгал. Я не бог.

— Значит, ты не сможешь воскресить Джолин и Ли? И Гарфа! Гарфа, который верил в тебя, как в бога, — спросил Джоэл, но предчувствовал беспощадный ответ:

— Нет. Я не могу менять ход времени и воскрешать мертвых — немногие ограничения моей силы. Но фатальные. Зато я могу победить Змея. Вместе с тобой.

И так опали нити робкой надежды. Джоэл обессиленно опустился на колени, застывая бессмысленным памятником, горгульей на рушащемся фасаде сгорающего собора. Огонь полз из подвала на крышу, уже капал свинец, стягивающий кровлю, трещали тлеющие балки перекрытий. Разговор не обещал затянуться. Время пустых слов отмеряла прочность измученного временем некогда прекрасного строения. Вместе с Айгрежей сгорала вера ложного культа. Явился сам их бог и объявил, что он просто обманщик, мастер иллюзий и перевоплощений, не способный на чудеса.

— Но ты… ты мог предотвратить их смерти! Неужели не мог?! — вдруг с ненавистью воскликнул Джоэл, вскочив с места и обнажив меч. Ноги напружинились новой силой, он больше не чувствовал голода или усталости — только горечь бессмысленной ярости, только ненависть к тому единственному, кто все знал наперед в этом проклятом граде, знал, в ком скрывался Вестник Змея, но не предупредил, не сказал. Ничего не сделал.

— Не мог. Есть события, которые нельзя менять. Я не мог, чтобы не разрушилось то, что еще можно спасти. Не только твой мир, но и другие миры. Это как узор. Из линий мира, — объяснил Страж Вселенной глухим ровным голосом, отражая удар, ловя его на плоскую часть прямого тонкого клинка, как на щит.

— Мне наплевать. Я лишился всего! Всего, Страж! Так где твоя высшая справедливость? — прорычал Джоэл, откатываясь в сторону и нанося новый удар.

Страж неторопливо отступил на шаг, как будто выводя за собой за пределы задымленного собора. На него обрушился град ударов уцелевшего безумца с Королевской Улицы. Но Страж, держа оружие в левой руке, отразил каждый их них, отвел, отбил прямые и диагональные. И даже не запыхался, потому что он… вообще не дышал. Но этого следовало ожидать: твари из снов и легенд не пристало во всем походить на живых. Твари, которая не сотворила чуда, твари, которая не предупредила.

Джоэл наступал, вкладывая всю свою ярость, рубил, вращаясь вокруг себя, меч вел его центробежной силой металлической тяжести. Он держал его двумя руками, направляя движение от крестовины, чтобы вернее попасть по существу, которое посмело явиться на зов. Он так ждал ответов, но получил их тогда, когда уже никакие знания не требовались.

Мощный косой удар ничего не дал, противник отклонился, исчезнув легкой черной дымкой. Джоэл пролетел несколько шагов вперед, неловко споткнувшись. Противник появился за спиной, заставляя немедленно развернуться всем телом в обратном направлении.

— Подлец! Я знал, что ты подлец! — рычал Джоэл, вновь кидаясь в атаку, на этот раз рубя снизу вверх.

— Я пытался предупредить! Змей каждый раз хватал меня за горло, душил, мешал, выкидывал из твоих снов, отрезал от Вермело. Я мог появиться только в маскировке в виде Бифа или других… Только так мог намекнуть без упоминания имен. Змей выбрасывал меня из своих миров, а я лез снова. Раз за разом, опять и опять повторял бессмысленные действия. Только когда Вестник Змея был повержен, я смог воплотиться в Вермело в своем истинном облике, — оправдывался Страж Вселенной, отскакивая, нанося в ответ засечный удар сверху вниз. Ему еще хватало воздуха спокойно говорить, вернее, он ведь вообще не дышал, а Джоэлу лишь оставалось рычать и хрипеть:

— Вестник Змея… Джолин! Ты ничего не сделал!

Мечи скрещивались, и Страж Вселенной не стремился только обороняться — он наступал, теснил в дым собора, потом отскакивал на порог снесенных с петель ворот, уходил на ступени.

— Я не мог! Те раны… это все правда! — жалко оправдывался он. Возможно, и правда не мог, если Легендарный Сомн связывал черные линии внутри города с теми, что таились в самом Хаосе вокруг Змея.

— Но ты не предупредил!

— И что бы ты сделал? Убил бы Джолин раньше?! — воскликнул Страж Вселенной с тайной обидой, и Джоэл замер, опуская меч. Он не убил бы. Ее следовало спасать еще в детстве, еще двенадцать лет назад, до начала издевательств Бифомета Ленца. Но тогда ни он, ни она не знали друг друга.

— Я ее простил… я не могу… не могу ее обвинять, — прошептал Джоэл самому себе. — Джолин… Ли…

И вновь разум его заволокла дымка горя, алый цвет ярости сменился на серый дым скорби. Сражение с ложным богом не имело смысла, как и шанса на победу. Собственное цепляние за край прежнего мира, нормальности и самой жизни — тоже. Смысл иссяк в пекарне, остался там, у сожженной качалки, укутанный черной шалью, как саваном всех проклятых.

— Если ты ничего не имел права менять, тогда убей и меня. Убей, — поднял глаза на Стража Вселенной Джоэл. Вкус соли невыплаканных слез застревал в горле, пальцы мозолистых рук дрожали. Раньше он заставил бы себя собраться, заставил бы победить даже ложное божество, даже Змея, если бы это стало условием счастья и покоя для них с Ли и Джолин. Но зачем он сражался теперь? Верный пес Цитадели потерял своих хозяев, бросил их, и все же не стал свободным волком. Свобода ото всех не давала никакой силы, только все глубже погружала в бездну отчаяния.

— Нет, для тебя уготована иная участь. И если бы я не знал, если бы видел только пробел, я бы мог что-то изменить. Но я знаю твою судьбу от начала до конца. Значит, я не могу в нее вмешиваться. И значит, у тебя есть сила, которой не потребуется моя помощь.

Страж Вселенной не собирался его убивать, еще не домучил, еще не все видения послал. Еще что-то требовал исполнить, похоже, ложный бог воспринимал его как своего верного раба, как орудие, обоюдоострый меч. Не более того.

— Почему? Что мешает? Равнодушие? Расчет? — оскалился Джоэл.

— Знание. Я знаю судьбы всех в прошлом и будущем, кроме своей собственной. Пробел в знании — это вкрапление частицы моей неведомой судьбы в чью-то другую. Тогда я радуюсь, потому что могу действовать, — ответил Страж Вселенной и все еще не осмеливался поднять темные печальные глаза. Он сознавал свою неправоту как человек, но как высшая сущность — нет.

— И в Вермело ты видел все от начала до конца? — поморщился Джоэл. Цинизм Стража Вселенной поражал, заставляя вновь хвататься за рукоять меча, безвольно скребущего ступени Айгрежи. Он уже вышли на улицу, напоенный кровью воздух очищал сдавленные дымом легкие, но не приносил успокоения.

— Практически все, — вздохнул Страж Вселенной.

— Неужели смерть Ли и Джолин что-то меняет? Неужели боль что-то может поменять в лучшую сторону? — обернулся на собор Джоэл.

— Не в лучшую. Все умирают в свой час. Меня не должно было существовать, поэтому любое мое вмешательство — это опасность. Я уже спасал людей в других мирах. И это приводило к небывалым разрушениям. Например, мир Эйлис окаменел.

— Мне наплевать на другие миры. Мой мир рухнул! Рухнул… и не говори, что это судьба и так нужно! Смерть никому не нужна! — крикнул Джоэл, оглашая замершую пустотой полыхающую улицу своим неискупимым гневом.

— Никому. Возможно, ты сам сможешь кое-что исправить. Ты должен победить Змея. И тогда, только тогда, возможно, ты сможешь что-то исправить.

— Что? Воскресить Джолин и Ли?!

— Еще не знаю. И незнание дает мне надежду. Это не пробел, а искажение знаний, знание распадается, как туннели лабиринта. И это — уникально, — задумчиво ответил Страж Вселенной. — Помоги мне победить Змея. Возможно, только так мы спасем остатки человечества в вашем мире. И еще несколько миров, поглощенных Хаосом.

Джоэл замер у порога Айгрежи. Он не верил уже никому, но Каменный Ворон сражался со Змеем еще с весны, он же просил помощи в ночь на площади у Академии. Тогда он едва не истлел в сплетениях черных линий, и до сих пор на руках и бледном лице существа алели корки свежих ран, напоминавших ожоги. Возможно, он и впрямь не мог вмешаться. А теперь… Теперь все что-то пророчили Джоэлу, последователи Местрия Пратта величали его Белым Драконом, на его зов явился Страж Вселенной. И если уж в этот день его собирались принести в жертву, то он не намеревался дешево продавать свою никчемную жизнь.

Он больше не надеялся, но и отчаяние не сбивало с ног. Он собирался убить Змея, раз так просил Каменный Ворон. Так хотела бы Джолин, еще оставался тот, кому стоило отомстить за нее. И за весь город. Ложным маяком замерцала последняя причина жить — месть, цель тех, у кого разбились все надежды.

— Поможешь? — спросил Страж Вселенной, и в глазах его мелькнуло сомнение, похожее на мольбу, сомнение человека, который не вполне уверен в грядущем успехе.

— Помогу, — ответил Джоэл, и ему не требовалась уверенность. Только последняя попытка, только возможность сразиться со Змеем мечом Нейла Даста. Этого хватило, чтобы устоять на краю безумия и бессилия. Вместо смысла осталась месть за сожженные надежды.

— Тогда следуй за мной, — кивнул Страж Вселенной, уже не ложный бог, а проводник.

Они медленно вышли на улицу, а за спиной ярким заревом полыхала Айгрежа с телами святителя, Джолин и Ли.

Глава 41. В небе чудовищ

Небо цвета прогорклого масла слабо мерцало не закатом и не рассветом — моргал и щурился Змей. Он заслонил своей тушей от лучей лилового солнца, взирая, как в кипящем котле Вермело «Иные» требуют выхода в лучший свободный мир после явления Стража Вселенной. Они что-то предчувствовали, что-то знали. Или просто удачно совпало.

Страж Вселенной шел рядом с Джоэлом, оба сжимали мечи, и, как ни странно, возвращалось трагически утраченное ощущение, что кто-то прикрывает спину. Хотя едва ли Каменного Ворона следовало считать надежным союзником. Но от случайной группы революционеров или мародеров — что в последнее время слабо различалось — они отбились слаженно. Джоэл без пощады снес несколько голов, Страж Вселенной раскидал троих крепких мужланов вращающими движениями меча.

В благодарность за усилия из ближайшего дома с выбитыми окнами послышался голос перепуганной покрытой сажей женщины с двумя детьми. По виду, он бежали из Квартала Богачей. И вряд ли заслужили той расправы, которую учиняли в поместьях поборники нового порядка.

— Спасибо, добрые господа, огромное вам спасибо! Они гнались за нами, — твердила она, заслоняя собой мальчика и девочку лет шести-семи. Дети беспрестанно растирали слезы по пухлым, но поцарапанным и грязным щекам.

— Мы даже не знали, что вы здесь прячетесь, — сказал неуверенно и грубо Джоэл. После гибели любимых он разуверился в своей способности хоть кого-то защитить. Стычка на улицах — случайность, не более.

— Но вы спасли нас, — развела руками женщина.

— Делать добро по незнанию всяко лучше, чем делать зло по той же причине, — слегка улыбнулся Страж Вселенной, кивая беглецам. — Спрячьтесь в Квартале Торговцев. Там сейчас стало почти тихо. Найдите в доме номер пять бывшего охотника Батлера, он сможет вас защитить.

Джоэл промолчал, он вдруг увидел, что его меч еще не тлеет бесполезной железякой. Еще кого-то спасает от опасности, а не только рубит плоть восставших безумцев. И весть о Батлере немного согрела изорванную душу: кто-то еще уцелел, кто-то выжил.

— Мы не можем просто перелететь через стену? С твоей-то силой, — не понимал Джоэл, когда им пришлось перелезать через баррикады.

— Не можем, — виновато потупился Страж Вселенной. — Чем меньше внимания привлекаем, тем выше шанс напасть на Змея неожиданно. Он сейчас пирует, поглощает отчаяние города. Вон как навис, даже двумя глазами смотрит. Если перенесемся, он заметит вспышку магии.

— Ты же вроде всесильный, — скептически протянул Джоэл. Ответ его не вполне устроил.

— Змей древнее меня. И сильнее. Вернее, его сила другой природы, — неуверенно подрагивали губы Стража Вселенной. Проскальзывали в нем черты плутовства и актерства, одновременно он напоминал и свой фальшивый образ пьянчуги-Бифа, и в некоторых движениях Ли. Случайное сходство с погибшим возлюбленным пугало и отвращало, не давая воспринимать слова Стража, уж точно не сказанные в полушутливой манере. Хотя одновременно в нем проступало предельное напряжение замершей струны, натянутой на незримых колках до предела.

— Ты скажешь, что делать? — требовал ответов Джоэл, пока они открывали двери чужих жилищ, чтобы обойти завалы на улицах. Где-то пробирались через окна и дворы, где-то перескакивали по крышам, словно два охотника, забывшие, что Цитадель пала.

— Бороться с собой. Ты должен почувствовать. Иного пути у этой силы нет, — отрывистым лающим голосом ответил Страж Вселенной.

— С собой… — недовольно фыркнул Джоэл. У него не осталось никаких способов и мотивов бороться с собой. Внутри себя, в груди, вместо сердца он ощущал только гнетущую пустоту. Бессмысленность творящегося вокруг погружала в сон наяву, будто усаживая на зрительское место в страшном театре реальности. Но нет, пришел какой-то тип из давних снов и требовал выходить на сцену с главной партией, не объясняя, какой спектакль вообще ставят.

— Значит, даже на перенос к калитке нет у тебя сил?

— Силы есть, но Змей опасен, — оправдывался Страж Вселенной, разгребая рухнувшие обгоревшие балки и чихая, когда пыль попадала в нос. Он все меньше напоминал великого воина. Во снах Джоэл видел все как-то более масштабно, грандиозно, как в легендах. Но там Каменный Ворон сражался со Змеем на незримой стороне Вермело, в мире линий, куда удалось прорваться только один раз. На время сражения с Легендарным Сомном.

И теперь холод полз вдоль позвоночника до кончиков пальцев — все это время он вступал в бой с Джолин. Возможно, еще с Идой и Гретой, поглощенными единой сущностью Вестника Змея. Хотя все уже обессмыслилось, оборвалось. Остался чернеющий шипящий уголь вместо сердца, и в своем затухании он требовал возмездия. Мести.

Мстил за себя и весь город, за ложь, за сокрытие заговоров. Страшно мстил, давя и виновных, и невиновных, снося лавки, сжигая деревья. Со стороны Цитадели к небу поднимался столп черного дыма, короткими и длинными хлопками разносились отзвуки взрывов. Серый куб психушки горел, как и Айгрежа, оставшаяся уже далеко позади, рушились две точки силы города, отражение двух его мировоззрений — веры в науку и веры в высшие силы.

Доносился гул толпы, он все приближался, и Джоэл предпочел бы обойти опасный район, раз уж они решили не привлекать внимания. Но тогда пришлось бы возвращаться на Королевскую Улицу, огибать по Кварталу Пекарей, охваченному боями не меньше, чем Квартал Охотников, в который пришли два скитальца Вермело, две тени, бредущие к калитке в стене. На последний бой. Для Джоэла уж точно последний, он чувствовал и не желал иного. Но гибнуть от бездарной стрелы полубезумного бунтовщика или когтя одного из «Иных» не хотелось, он бы вернулся горько смеющимся призраком, чтобы все равно отомстить Змею.

— На крышу! — скомандовал Страж Вселенной, когда из-за баррикады, перегородившей улицу, полезли люди с мечами. Охотники. Уничтожали друг друга верные Цитадели и люди Энн. Сама она, однорукая, но невероятно опасная, вращала мечом, отбивая атаки противников.

Ее прикрывали Мартина и Мио, с двух сторон, без устали, воодушевленно и яростно. Они держали деревянные щиты, похоже, снятые с учебных манекенов, заслоняя от града стрел, сыпавшегося с крыш домов и распахнутых окон.

Последние преданные Уману воины засели во главе с ним на другой стороне улицы, но вскоре раздался гулкий выстрел, отчего Джоэл съежился за печной трубой. Страж Вселенной не шелохнулся, похоже, вовсе не переживая за свою не-жизнь. Он боялся только того, что его, призрака веков, замершего в линиях мира, рассеет Змей Хаоса. Джоэл же пока чувствовал свою истрепанную оболочку, как и все, кто сражался внизу.

Умана и его людей выкурили из укрытия, не Цитадели, нет, ведь он открыл ворота — старого строения недалеко от сгоревшей мансарды. Дома Джоэла и Ли, сгинувшего в огне. Каждое исковерканное здание, каждый поворот в этом районе отзывались новой болью, точно втыкая иголки под кожу.

«На чью сторону встать? Как вмешаться?» — думал бывший охотник, рассматривая, как Уман яростно рубит противников широкими размашистыми движениями двуручного меча, который он держал одной рукой, в другой сжимая кинжал — груда мышц, скала, которой не следовало занимать пост Верховного Охотника. Он двигался уверенно, но, как и у всех, в движениях его сквозила измученность.

— Надо бы помочь ему… — пробормотал Джоэл. Он все-таки сделался свидетелем того, от чего закрылся в пекарне: его давние друзья сошлись в смертельном поединке. И он знал, что Страж Вселенной не сдвинется с места. В этом городе, в этом мире, он не имел права вмешиваться в судьбы людей. Каменный Ворон пришел сразить Змея Хаоса — не более. А люди уничтожали друг друга по собственной воле, и в этом заключалась их последняя и единственная свобода.

Энн нападала на Умана, налетая, как верткая оса, жалящая легкой острой саблей, наподобие той, которую так любил Ли. Теперь меч сгорал вместе с его телом в Айгреже, точно в захоронениях древних воинов. Единым курганом для многих сделались обломки зданий. Весь их город — могила, тюрьма, где заключенные подняли бунт, сбрасывая сторожей, которые тоже оказались прикованы цепями. Но не сдавались.

— Сучьи дети! К Хаосу проклятому! Кто будет защищать вас, если меня не станет? — ревел Верховный Охотник, но его «защита» летела срубленными головами противников, заливая свежей кровью побуревшие от запекшихся пятен камни разбитой мостовой.

— Ложь! Выпустите нас из города! — ревела толпа, состоящая из простого народа и вооруженных мечами охотников. Похоже, когда открылись ворота Цитадели, на сторону Энн встало еще больше людей, чем до начала штурма.

Только Уман не мог ни сдаться, ни изменить сторону, даже если эта верность пустым намерениям ныне уничтоженных магнатов губила его.

Он не собирался дешево продавать свою жизнь: размахнулся мечом и едва не снес голову Мио, отчего Джоэл выхватил клинок, готовый броситься в бой уже на стороне Энн. Или он наделся разнять их, как дерущихся щенков? Развести по разные стороны улицы, встав между ними стеной, объявив, что это они разрушили город? Или не они… Не имело больше значения, и вмешаться тоже не получилось: пока Уман заносил над головой меч, чтобы нанести удар стремительно несущейся на него Энн, ее верная свита вскинула арбалеты.

— За моих девочек! — громче толпы крикнула Энн, скрещивая с Уманом клинки, сдерживая его сокрушительный натиск.

— За Луизу! — одновременно прорычала Мартина, всаживая Уману в грудь арбалетный болт. Звук выстрела затерялся в гуле толпы, но последние защитники падшей Цитадели замерли.

— Кто вас будет защищать… — только прохрипел Уман, тяжело заваливаясь набок, утопая в груде скрюченных и распластанных тел, заваливших баррикады.

— Уман! — только охнул Джоэл, и его нечеловеческий измененный слух выхватил из общего гомона последние слова Верховного Охотника:

— Сюзанна, кто тебя защитит…

Потом он затих, замер, поглощенный толпой. Джоэл застыл на краю крыши, закусив ладонь, чтобы не закричать. Мигом пронеслись в памяти те времена, когда они с Уманом гоняли по крышам сомнов, когда выслеживали первого Легендарного, все вместе, когда Энн сражалась вместе с ними. Даже припомнился день, когда тащили сундук Джоэла в мансарду. Давно… Все случилось очень давно, тысячу лет назад, в другой жизни, в другом мире.

Теперь посреди улицы, с пробившим броню арбалетным болтом в груди, лежал Верховный Охотник, которому хватило цинизма казнить Грэма и Бима, который отправлял на смерть неугодных. И все же… Джоэл считал его другом. И новая потеря разбередила незаживающие раны, ударила ощущением бессмысленности любых действий. Возможно, в этот день он и спас кого-то, но только не тех, кого знал. Хотя Мио и Мартина наслаждались совершившейся местью во главе с Энн, с их пламенным вождем, пока тело Умана затаптывали отступающие охотники.

Потеряв лидера, остатки воинов Цитадели частично подняли вверх руки с мечами, сдаваясь на милость Энн, частично ринулись в проулки, подобно черным тараканам. Но вряд ли им хватило бы сил на новую слаженную атаку, они лишились всего, город больше не принимал ни их порядок, ни их силу. За Энн шли, хотя она начала революцию, основываясь на общих заблуждениях. Или почти заблуждениях. В конце концов, стимуляторы вредили и калечили, но не до конца: плоды спонтанного эксперимента замаячили на краю улицы. Снова показались люди с перьями и рогами, кто-то бил себя по бокам длинными хвостами с кисточками или чешуей, кто-то взмахивал крыльями. Временами они возвращали себе вид обычных людей, потом снова менялись, наверное, по воле настроения или необходимости — в форме созданий Хаоса они приобретали нечеловеческую ловкость и скорость.

— Не стрелять! — подала сигнал Энн, но меч не опустила. «Иные» приближались и вроде бы не собирались атаковать.

Джоэл с опаской сжал меч, уже не представляя, каких еще потрясений ожидать. В борьбе против последователей Местрия Пратта он бы принял сторону Энн, несмотря на убийство Умана. Все так смешалось, все так искорежилось, что хотелось только сесть и, обхватив голову руками, раскачиваться из стороны в сторону, как буйные психи, запертые в отдельных клетушках. На них-то, похоже, в первую очередь и тестировали новые стимуляторы, ведь они не могли ничего рассказать, замкнутые в тюрьмах собственного безумия. Вряд ли из них кто-то уцелел в круговерти пожаров и взрывов.

— Чудовища! — послышалось несколько голосов из толпы, выжидающе перегородившей улицу. Но «Иные» неслись в восторженном упоении, поглощенные своей странной идеей.

— Братья! Цитадель лгала нам! — по-прежнему возвещали они. — Мы должны выйти из этой ловушки! Мы должны стать Иными! Хаос примет нас! Мы услышим его песню! Пришел Страж Мира, Змей будет повержен!

И десятки воздетых рук вдруг указали на него, на Джоэла, сгорбленно стоящего на скате продырявленной крыши одного из немногих уцелевших домов в Квартале Охотников. На него и Стража Вселенной, но спутник отошел за печную трубу, как будто намеренно выдвигая вперед своего союзника.

— Почему они указывают на меня?! Почему? — обескураженно воскликнул Джоэл.

— Потому что кто-то обречен принять эту роль. Иначе мы не победим Змея. Только Страж Вселенной и Страж Змея, — отчеканил Каменный Ворон, резко дергая за руку.

В следующий миг они невероятным образом оказались далеко за Цитаделью, в Квартале Палачей, где разрушения прошлись таким же пламенным смерчем, какой охватил и район служителей Цитадели. Толпа осталась позади, исчезла, не удалось даже попрощаться с Энн и Мио, впрочем, не очень-то и хотелось. Верных слов все равно не удалось бы подобрать. Похоже, Страж Вселенной укрывал от излишнего внимания, все еще опасаясь пристального взгляда обоих глаз Змея.

— Страж кого? — не понимал Джоэл, озираясь по сторонам. Они стояли на выжженной улице, издалека доносились крики очередной стычки да еще одиночные взрывы.

— Скоро узнаешь, — пообещал Страж Вселенной и двинулся дальше на северо-запад, к стене, к опустевшему ныне кварталу прокаженных. Джоэл следовал за неверным проводником, за тем, кто не спас и не предупредил. И в Квартал Охотников привел только будто за тем, чтобы показать еще и гибель Умана Тенеба. Джоэл слышал легенду о том, что Белый Дракон обязан достигнуть дна отчаяния, чтобы обрести свою силу. Но у него не хватало великодушия не сломаться под всей этой болью и ненавистью, которая растворяла Вермело, как кислота, вплеснувшаяся в брюшную полость из пропоротого желудка.

— Уман… Погиб… Все погибли, — медленно начал Джоэл, замедляя шаг. — Раз ты знаешь все, скажи хотя бы, жив ли Батлер с дочерью?

Он уже слышал, как Страж Вселенной упоминал друга, засевшего в одном из домов в Квартале Богачей, но требовал подтверждений.

— Жив. Клянусь, его дочь увидит восход лилового солнца, — с неожиданным воодушевлением заявил Каменный Ворон, странно улыбаясь. Наверняка он знал и о неизбежном обращении Иды, и судьбу дочери Батлера видел до конца.

— А Сюзанна с детьми? — дрогнул голос Джоэла. — Их…

Гнетущий вопрос разрывал тишину короткого проулка малознакомого квартала. Не сказать, что Сюзанна волновала как восходящая звезда или любимая женщина Умана Тенеба. Но с ее захватом и объявлением по радио непроизвольно связывалось обращение Джолин, всплеск ее гнева и ярости за все, что творили Уман и Энн. Получалось, что отчасти и они невольно уничтожили один крошечный мир на Королевской Улице.

— Их не казнили. Уман открыл ворота, к тому же, в самой Цитадели уже начался бунт, — объяснил Каменный Ворон. — Сюзанну с детьми отпустили. Они выжили, они будут жить. Это я вижу.

Странное теплое чувство согрело заледеневшее сердце, то ли радость за то, что не совершилось преступление убийства детей, то ли за то, что в Энн осталось больше человечности, чем в Умане. Подбодрило жалкое подобие радости за то, что не все закончилось, не все умирали в Вермело. Кто-то и выживал, кому-то Страж Вселенной сулил узреть восход лилового солнца.

— А внук пекаря? — робко спросил Джоэл. Он чувствовал вину за то, что позволил беспощадным стражам Бастиона утащить в застенки ни в чем не виноватого мальчонку. Страж Вселенной опустил голову и отвел взгляд, сдавленно ответив:

— Он… был на дирижабле вместе с Сектой.

— Проклятье.

Джоэл сжал кулаки. Слабое подобие радости потухло чадящим факелом под дождем. От семьи Зерефа Мара не осталось ничего, ни единого следа в мире живых. Как, впрочем, и от семьи Бифомета Ленца. Джолин сдержала страшное обещание, данное себе, — стала последней. И Джоэл вздрагивал каждый раз, когда вспоминал ее имя. Какая-то часть сознания все еще упрямо не верила в реальность смерти.

— Посмотрим, стал ли ты Белым Драконом. Если нет, то мы оба обречены. И еще пятнадцать или больше затерянных миров, — с видом исследователя задумчиво протянул Страж Вселенной, и тон его слишком уж напоминал заинтересованный и циничный голос Рыжеусого, который еще издевался, вспоминая «особый» юмор коронеров.

— Неужели ради этого я должен был лишиться всего? — оскалился Джоэл, с трудом борясь с безотчетным желанием напасть со спины, вонзить клинок в позвоночник этой странной твари, по воле которой он бродил под мутным небом цвета сгоревшей надежды и сумасшествия.

— Нет. Но… так сложилось, — замер Каменный Ворон, до того будто погруженный в свои невеселые измышления. Все-таки Рыжеусого он не напоминал, но случайное сходство с кем-то из знакомых вызывало цепочку ассоциаций, которые неизбежно напоминали о постигшем горе.

— Ты бы мог предупредить! — воскликнул Джоэл. — Если бы я вернулся на час раньше, если бы вообще никуда не пошел… Ли остался бы жив, и мы спасли бы Джолин. Но… Но…

— Ничего не изменить. Джолин убила бы вас обоих, — строгим тоном оборвал Страж Вселенной. — И тогда Вермело был бы обречен. И еще пятнадцать миров, затерянных в Хаосе. Нет, ничего уже не изменить. Но можно спасти твой город от Змея, и еще несколько миров.

Джоэл хотел бы что-то возразить, продолжить бесполезный спор с неверным союзником из снов, пока они пробирались к калитке, чтобы вступить в бой. Разобщенные, ненавидящие все вокруг, они самонадеянно верили, что продержатся в противостоянии со Змеем хотя бы несколько минут, уж точно дольше Секты Дирижабля, которую не спасли ни припасенные на корабле гранаты, ни арбалеты.

Внезапно навстречу выкатилась беспорядочная толпа вооруженных людей. Они не принадлежали ни к «Иным», ни в Охотникам, определить их сторону Джоэл уже не решался. Только выставил по привычке меч, принимая первый вертикальный удар, выворачиваясь и насаживая на острие клинка оголтелых врагов.

— Бей их! Бей-убивай! — орали то ли мародеры, то ли толпа безумцев.

— Смерть Охотникам! Смерть Уману Тенебу!

«Уман уже убит», — подумал Джоэл, но вместо слов лишь раздавал ожесточенные удары. Значит, не повезло столкнуться с теми, кто поддерживал новый порядок, а, может, не порядок вовсе, а хаос. Змей достиг своего идеала, сбывалось в мире людей его предназначение, отражалось мировоззрение древнего асура. Он пировал, сжирая жадность, злость и боль из котла страстей.

Но Джоэл рубил направо и налево почти без чувств, доверяя инстинктам и выучке. Он встал спиной к спине со Стражем Вселенной, который коротко и точно взмахивал длинным мечом, стремительно выполняя сбивы и проводя контратаки, обманывая противников фальшивыми выпадами. Джоэл отводил от себя клинки, выставлял блоки, несколько раз неосознанно выпускал когти, резким звериным движением вспарывая кожу на перекошенных лицах.

— Чудовища! — кричали враги, откатываясь, как душная взвесь, как пыль, слетающая с разрушенных домов. Но они наползали черным дымом, озлобленные, бездумно жестокие.

Джоэл поймал на плоскость меча несколько ударов, левой рукой попутно расчищая дорогу, впиваясь длинными когтями, вспарывая орущие глотки. И вопли обрывались предсмертным воем. Но на смену одному врагу наступало еще трое. Толпа бесконтрольных, завязших в собственной жестокости существ, которая, упиваясь кровопролитием, уничтожала всех на своем пути: «Иных», бунтовщиков, мародеров.

— Их слишком много! — крикнул Джоэл ненадежному союзнику. Вокруг них все плотнее сжималось кольцо неверно закрученного коловорота.

— Да, многовато… силы только тратим. Проклятье, неужели придется светиться… — фыркал Страж Вселенной, отбивая все новые и новые атаки. Похоже, не все в этом мире подчинялось ему, особенно когда он представал в человеческом обличии.

Джоэл приготовился сражаться до конца, даже если бы встретил смерть на запыленной улице Квартала Палачей. Он уже умер на полу сожженной пекарни в проклятом Квартале Ткачей, где кто-то по недосмотру назвал роковой тупик Королевской Улицей. Он уже умер и шествовал сквозь город в марше обреченных, отвоевывая себе каждый шаг взмахом меча, кладя на алтарь ненасытной гибели новые и новые тела.

Меч отбивал удары клинков, нападали по двое, по трое, только нечеловеческие способности позволяли отражать атаки такого количества противников. Сосчитать их общее число никак не удавалось.

Внезапно раздался гулкий взрыв, выбивший уцелевшую раму ближайшей расколотой витрины. Брызнули стекла, дым исказил очертания, в нем потонули крики искалеченных и умирающих, потом сразу же раздался второй взрыв, отчего Джоэл кинулся к стене и накрыл голову руками, полагая, что их атаковала новая неведомая сила. Но потом его подхватил Страж Вселенной и перенес снова на крышу, где пришлось столкнуться лицом к лицу с долговязой фигурой, обвешанной гранатами и дымовыми шашками.

— Нейл Даст? — поразился Джоэл, узнавая в одиноком воине старого охотника.

— Джоэл? То был на улице, а то здесь! Хотя я уже ничему не удивляюсь, — скрипучим, но бравым голосом ответил Нейл Даст, успевая попыхивать зажатой в зубах трубкой. Сдаваться он не собирался и, похоже, вел свою войну, не поддерживая ни одну из сторон. На него нападали — он отвечал, закидывая врагов гранатами. С мечом или секирой его некогда сильные руки старца уже не справились бы, зато он занял выгодную позицию на крыше трехэтажного здания, частично скрытый пристройкой голубятни и печной трубой.

— Ты спас нас. Спасибо! — поблагодарил Джоэл.

— Рад, что ты уцелел в этой неразберихе. Такого на моей памяти еще не было ни разу, — криво ухмыльнулся Нейл Даст. — Похоже, конец этому гадкому городишке. А я говорил, что секреты Цитадели всех погубят. Проклятье!

Он кинул несколько гранат, рассеивая толпу с мечами внизу. Его пытались подстрелить из луков, но у старика с собой оказался многозарядный арбалет, один из рабочих экспериментальных прототипов, которые так и не приняли на вооружение. Джоэл видел это почти совершенное орудие убийства в арсенале, где оно покоилось в витрине под стеклом. Нейл Даст бережно охранял опасные сокровища охотников, но когда Цитадель загорелась воспользовался ими для обороны.

— Мы должны выйти в Хаос через калитку в квартале прокаженных, — сказал Страж Вселенной.

— Я провожу вас. Знаю короткий путь в квартал прокаженных. И у меня есть ключ от калитки.

«Откуда?» — только и подумал Джоэл. Он предполагал, что узкие врата в Хаос отворит сам Каменный Ворон, но от помощи Нейла Даста не стоило отказываться. Суровый старик без ненужной суеты спустился в чердачный люк, потом так же степенно, но стремительно выкинул еще пару гранат на улицу, заставляя противников в смятении отступить, скрыться среди переулков и домов. Они решили не тратить время на горстку сумасшедших маньяков во главе со столетним дедом. Годы не притупили его меткости, а ярости хватило бы еще на тысячу лет. Джоэл завороженно следил, как древний охотник, дух разрушенной Цитадели, выпускает арбалетные болты, а следом кидает гранаты и отрезает от преследователей дымовой завесой.

— Это с тобой Страж Вселенной? — спокойно и даже как-то небрежно кивнул на спутника Нейл Даст и, не дожидаясь ответа, добавил: — Идите-идите, валить Змея пора.

— Ты из секты «Иных»?

— Нет. Местрий — старый восторженный дурак. Но я слышал зов Стража Вселенной, он являлся ко мне во снах. А я ему ответил: «Иди к другому сильному воину, со мной ты опоздал, как минимум, на полвека», — беззлобно рассмеялся Нейл Даст, выводя на улицу.

Джоэл удивленно глянул на Каменного Ворона, который только пожимал плечами и украдкой улыбался. Зато теперь складывалась единая картина того, почему старый охотник столь охотно передал меч и почему в госпитале он требовал не умирать. Похоже, Вермело ждал этого дня, пусть и не предчувствовал падение, и не одному Джоэлу не посчастливилось вступить в ряды последних спасителей гибнущего мира. Но разве для этого он должен был всех потерять? Разве не существовало иного пути? Возможно, Каменный Ворон и впрямь просто не успел вмешаться, не исцелил. Он шел по улицам в образе обычного воина с мечом, не считая старинной кольчуги, точно он сбежал с рисунка на выцветшем пергаменте.

— Скоро ли стена? Не знаю этих районов, — встряхивал головой Джоэл, пока Нейл Даст вел их через подвалы и крыши, точно диких котов. Таким же способом Рыжеусому удавалось проскальзывать мимо патрулей.

— Скоро, путь знакомый. Я порой ходил к стене, выбираясь из арсенала. Виделся с одним… давним знакомым.

Джоэл встряхивал головой, не представляя, какие еще тайны о древнем духе Цитадели предстоит узнать. Но как только они выбрались к забору Квартала Прокаженных, их встретили крики и гиканье.

— Страж Вселенной явится и спасет нас от Змея! Страж Вселенной!

Их обступала толпа «Иных», уже не сдерживающих свою звериную форму. Хлопали и стрекотали крылья, ветвились причудливые рога, воздух рассекали длинные когти. Потом все смолкло, существа возвратились в образ людей по приказу своего вождя. Вперед выступил Местрий Пратт, направляясь к Джоэлу.

— Нам надо скорее попасть за стену. Их восторги демаскируют нас, — испугался Каменный Ворон, до того задумчиво молчавший.

— Бегите! Я их задержу! — крикнул Нейл Даст, передавая ключ. И они кинулись сквозь толпу, прорываясь в стене, а шествие восторженных тварей пугающе быстро двинулось за ними. Они пришли убить или просто проводить? Джоэл терялся в догадках, Каменный Ворон ничего не говорил, с болезненной тоской уставившись на маячившую невдалеке калитку.

— Вот мы и встретились, — оскалился Нейд Даст. — Ничего себе ты устроил, цирк уродцев!

— Встретились. Не думал, что я еще жив? — ответил ему Местрий Пратт, словно давнему знакомому. Старики выглядели противоположностью друг друга, полюсами магнита. Вера в чудо противостояла отрицанию избранности, одиночество — собравшейся вокруг бывшего прокаженного толпе.

— И я не думал. Все еще мутишь воду? Я же тебя предупреждал!

— Предупреждал, напарник.

— Мы ведь столько лет сражались на одной стороне. Так чего не бросил свою затею? Стал треклятым революционером, — осуждающе покачал головой Нейл Даст.

— Сражались, а теперь на разных. С тех пор, как ты отправил меня умирать от лепры в Пристанище Изгоев. Как видишь, я исцелился и стал Иным! — недовольно оскалился Местрий Пратт, наползая во главе толпы чудовищ.

«Напарники… напарники! Теперь враги. И теперь бывший охотник ведет свою армию иных», — не укладывалась в голове Джоэла простая истина.

— Значит, будем сражаться снова, — развел руками Местрий Пратт, хищно усмехаясь.

— Похоже, этот бой будет последним, — оскалился Нейл Даст, вскидывая арбалет и отгоняя предупредительным выстрелом нескольких особо ретивых «Иных». Они не нападали, выжидающе окольцовывая своей измененной армией.

— Для одного из нас наверняка, — угрожающе ответил Местрий Пратт.

— Для обоих, — мрачно пообещал Нейл Даст, вскидывая несколько гранат.

Джоэл с опаской выставил меч, готовый принять бой еще и с этой силой, но Каменный Ворон торопил. Он сжал пальцы на плече и потащил за собой к стене. Приближались окровавленным светом зубцы стены, где чернота тонула в багрянце, как отцветший край ночи в пределе рассвета. Все искажалось и изменялось нестройностью очертаний.

Только Нейл Даст оставался непоколебимой скалой, глыбой, которой и надлежало оставаться великому охотнику до самого конца. Если бы его не сместили с должности Верховного, Цитадель пережила бы все потрясения, он бы не допустил таких разрушений, скорее, пошел бы против магнатов, чем против своих же. Но что говорить… Вечность свивалась тугим механизмом в замочной скважине. Нейл Даст передал Стражу Вселенной заветный ключ, дубликат ключа Местрия Пратта. Механизм заскрипел, вздохнул холодом и выпустил наружу, буквально втягивая в черноту бесконечной ночи.

— Нейл… Местрий… Так вот, кто был главным. А еще говорил, что не заинтересован в революциях, — все еще не верил Джоэл, ступая на пустынную землю по ту сторону стены.

— Мусорщики оказались хитрее королей. Хотя он был не главным. А одним из нескольких группировок, — заметил Каменный Ворон.

Когда калитка закрылась, Джоэл услышал гул мощного взрыва и мог поклясться, что Нейл Даст уничтожил вместе с собой лидера революционеров.

— Нейл! — крикнул Джоэл, но его голос потонул в вязкой темноте, и тогда он ощутил, что переступил порог миров, преодолел барьер, как это сделала Секта Дирижабля. Но они слишком торопились, слишком явно заявили о себе в глупом неверии в существование Змея. Здесь же всем правила тишина.

В слезах тонул город, отчужденный от слова и знанья, чужим бытием и забытыми снами. Все минуло в пропасть отцветших минут, другая судьба — человека и бога — утекала в легенды, вливалась на фрески разбитых минут. Часы иссякали, и время застыло. На башнях уже не гнездились голоса, замолк эфир, погруженный в ожидание конца или нового начала.

Джоэл понял: ждут его, ждут исхода начал и концов, сведенных в единственном танце боли, отчаянья и слова. Но душил запах свалки, голос тонул, окольцованный горлом, сцепленным гулким молчаньем. Оглушающая тишина кладбища разверзлась за стеной.

— Так как все было… на самом деле? Кто ты? — замирающим шепотом спрашивал Джоэл. Напоследок хотелось узнать все ответы, чтобы свести для себя концы забытых расследований. Чтобы унести это знание в безымянную могилу.

— Ровно так, как рассказывал пьянчуга Биф. То есть я, — отозвался таким же шепотом Страж Вселенной.

— Женщина в черной шали — тоже ты?

— Тоже я. Я наблюдал за городом в разных образах. Тот человек, который пришел ко мне как к гадалке в ту ночь, когда ты увидел впервые этот мой образ… Он тоже был из секты Бифомета. И обратился при вас с Ли.

— Ли… Не говори его имя, прошу, иначе… я сдерживаюсь, чтобы не сбежать, не кинуться куда-нибудь в пропасть со скалы, — выдохнул Джоэл, давясь тяжкой болью, которая вновь накинула петлю скорби на шею.

Повторялся и длился бесконечный вечер в пекарне, с того момента время в Вермело застыло, зазвенели и треснули стрелки часов. Все прокручивалось исцарапанной пластинкой в патефоне раненого сердца. Пекарня длилась неискупимой виной, а ноги скользили на камнях прибрежных скал, под которыми плескалось незримое море. Средь рифов и водорослей замерли обломки древних пароходов, клепанных громад из металла, наследия китобоев.

— Молчу. Ступай осторожней, пока у тебя нет крыльев, — ответил Страж Вселенной.

— Почему ты пришел? — глухо вопрошал Джоэл, огибая горы костей и черепов, средь которых угадывались трупы сомнов. — Святитель говорил, что Страж не придет к тем, кто погряз в пороках. Я не представляю, что есть место более порочное, чем Вермело.

— Есть. Есть и такие же. В сущности, город как город. Больной город больной Вселенной, — ответил с великой печалью вечный Страж неузнанных миров. Отделенных и бессмысленных в своей холодной отдаленности.

— Где эта Вселенная-то? Мы дальше стен ничего не видели веками, — задумчиво поднял глаза Джоэл, но узрел лишь черный панцирь, накрывший их сверху плотной крышкой. Броня Змея, шкура гигантского дракона, заменяла ныне свод небес.

— В этом-то и беда. Вы в когтях Змея. Чудом уцелели. А потом стали его любимым развлечением. Больше поверженному Хаосу нечем заняться, — скорбно ответил Страж Вселенной.

— Ну так, кто такой Змей? — требовал знаний Джоэл, разум, рассеченный мистическими откровениями, никакой стратегии и тактики не подсказывал.

— Хаос. Смерть. Тишина. Святитель верно говорил: асуры соткались из пороков разумных существ. Но не сразу обрели человеческий облик. Хаос, по крайней мере, так и не обрел. Он сражался с другим верховным асуром. Они были равны, и потом однажды схватились в последнем поединке, который раскидал их по разным уголкам Вселенной. Их война сгубила сотни миров. Расколола, перемешала, исказила — это и есть миры Хаоса. Ваши миры, — торопливо, но мелодично, как балладу, поведал Страж Вселенной.

— Так есть еще что-то, кроме Вермело?

— Есть. Я пока насчитал около пятнадцати уцелевших.

— И не спас?

— В Мирах Хаоса моей силы недостаточно.

— Кто же тогда ты? — недоверчиво проворчал Джоэл, огибая очередную груду костей. — Кому я доверился?

Каменный Ворон остановился, глядя по сторонам, как в поисках других слушателей или врагов. Он ответил, медленно чеканя слова:

— Я — неудачный эксперимент. Творение жителей несчастного мира Бенаам, куда попал поверженный и обессиленный верховный асур Раат Шаатир. Но даже в своем бессилии его мощь превосходила силу любого из жителей Бенаамаа. А в этом мире таилась великая магия. Но не столь важно… Важно то, что ее хранители пытались отбиваться и после войны лишились человеческих тел, обретя другую силу. И решили, что смогут соединить силу, бессмертие и всезнание в телах избранных добровольцев. Идеальных солдат-хранителей из разных миров. Я был Тринадцатым. Последним. Меня не хотели брать, но я добился своей избранности. И остался один, потому что все остальные сошли с ума и умерли, не перенеся «вливаний» силы. Как не перенесли вливаний ауры Хаоса узники секты Ленца.

Холод прошил тело Джоэла при упоминании секты, весть о сражении великих асуров не повергла в шок, он не знал этих далеких миров, не спасал там людей, не испытывал их боли. Его мир разрушился, осталась лишь пустыня из костей.

— А где жители Бенаама? Почему не помогут нам? — с затаенной обидой спросил он, на что Страж опустил голову, отвечая:

— Скитаются межзвездным светом по Вселенной, верят, что однажды придет тот, кто убьет великих асуров. Придумывают оружие против них. Ах да, ты не знаешь, что такое звезды, ведь миры Хаоса лежат в черной дыре. Нора Змея, как мы ее называем. И вот он Змей. Путь в Миры Хаоса был закрыт для нас. Я-то с трудом прорвался. Из-за этого не смог помочь тебе…

— Так ты сможешь победить его?

— Я провальный эксперимент, но я же принял эту силу. Меня все отговаривали, когда я пошел в Миры Хаоса. Я попробую. Если ты мне поможешь, — улыбнулся Каменный Ворон, покрываясь новой броней.

— Но как? Это из-за Змея Джолин превратилась в монстра. И Ли погиб из-за него же!

— Он исказил магию разрушенных миров. Он и темный асур. Две сущности, две жадности. Сражались, соревнуясь, кто поглотит больше миров. Не знаю, кто даже больше исказил. Змей — и смерть, и хранитель. Он создал Хаос, он же им управляет, как умеет. Хаотично. Темный асур Раат Шаатир желает только смерти. И он тоже все еще заперт в мире Бенаам. Его время еще не пришло. А для вас должно настать избавление, — пообещал Страж Вселенной. Его облик стремительно менялся, больше он не напоминал человека. Вскоре на свалке миров предстала гигантская птица, чьи перья покрывали гранитные пластины. Он воочию явился таким, каким приходил во снах.

— Убей Змея. Я не верю, что он хоть чем-то управляет, — взмолился Джоэл, все еще не представляя, как сражаться с силой, что пронеслась через века и, похоже, зародилась раньше самого человечества.

— Пойдем. Только с тобой я смогу победить, я верю, — ответил ненадежный союзник, взмахнув крыльями. И тогда свалка вокруг начала постепенно изменяться, исчезали зловонные кучи мусора и пропитанные мертвечиной неопрятные курганы, сложенные из черепов и костей. Все представало другим, пусть и не менее страшным, — мир линий разверзся темной пропастью, искажая очертания предметов, делая их прозрачными, словно разложенными на составные части.

— Идем, — вновь позвал Каменный Ворон, увлекая за собой. И Джоэл ступил в пустоту. Теперь он парил, наступая на линии, черные, слегка вибрирующие. Каменный Ворон раздвигал их, но от каждого прикосновения к темному пространству небытия броня покрывалась черными полосами и шипела, как раскаленный меч в кузнице, который опускают в ледяную воду. Теперь приоткрывалась тайна происхождения глубоких ожогов, исполосовавших руки и лицо существа, которое считали всемогущим разные секты. Они верили, что придет кто-то и решит за них все проблемы. Но нет, вот он, простой охотник, шел за ним, чтобы помочь. А Каменный Ворон вздрагивал и вскрикивал, когда его броню прожигало насквозь.

— Если увидишь белые линии, наматывай на себя, как кокон, как щит, — негромко объяснял спутник, вскидывая крупную птичью голову. Джоэлу же черные линии не причиняли вреда, он родился и вырос в мире, сотканном из них, он привык видеть только такие, почерневшие, мертвые, как и свалка за стеной, как и катящийся в пустоту Вермело внутри стены. Поэтому он просто шел, усилием воли выстраивая ступени, как во сне.

Реальность происходящего достигалась только за счет неимоверной давящей тишины. Так тихо, наверное, могло быть только в объятьях самой смерти.

Внезапно что-то надломилось, треснуло, как оборванная струна. В небе змеином отражались плененные ноты разрушенной Вселенной и погасших звезд, они летели отблесками янтаря, обломками дворцов прежних эпох, всем тем, что навечно распалось на свалке мира.

— Страж Вселенной, кто бы сомневался, — раздался гулкий звук, в котором безошибочно угадывался резонирующий голос.

— Проклятье, он нас заметил, — вздрогнул Каменный Ворон, и голос его надломился страхом. Если все сущности его уровня отговаривали их собрата от рискованного путешествия в Нору Змея, значит, и впрямь здесь его сила не работала. Среди черных линий перевернутого мира он изнывал от зудящих ожогов, и в новых образах измененного пространства виделось, как вместе с каменным оперением отлетает светящаяся белая кровь. Стража оплетала защита белых линий, а его спутника — ничего. Не хватило для него их, не осталось светлых, но он привык сражаться без брони и в кромешной темноте.

К ним устремились темные линии, приведенные в движение волей Змея. Джоэл вскинул меч, занес над головой, на долю секунды выставив параллельно земле, потом резким движением нанес точный засечный удар, срубая несколько черных щупалец. Он уже проделывал такой прием с Легендарным Сомном в ночь, когда оказался на изнанке города, теперь его зашвырнуло на саму изнанку мира, но меч Нейла Даста еще оставался с ним, и он сражался.

Щупальца отодвинулись, отпрянули, но на смену им пришло сотни новых, черные линии ожили, их лес обрушился на Каменного Ворона и на Джоэла, на Стража, которого так воодушевленно ждали «Иные», и никто не подсказал, что делать, как противостоять этому древнему злу. Но правая рука все еще сжимала меч, а на левой появились пять когтей, твердых, материальных. Ими тоже удавалось крошить и разрывать черные линии, из которых, как из отрубленных конечностей, брызгала яркая нечеловеческая кровь.

«Да он и не так велик! А небо нам застилали черные линии. Ничего! Как мы и говорили: работа для изощренных самоубийц», — успокаивал себя Джоэл.

Змей оказался гигантским драконом, напоминая тех, что встречались на картинках к старинным легендам, словно его пришествие предсказывали, предчувствовали древние мудрецы. Дракон извивался длинным змееподобным телом, на голове его мерцали обсидианом четыре пары крупных острых наростов-рогов, по бокам вытянутого тела торчало четыре пары длинных когтистых лап, оканчивающихся пятью длинными пальцами, каждый из которых венчал коготь размером с двуручный меч. И все же фантастическое в своем пугающем образе создание, которое по высоте сравнимо было с Айгрежей в прежние времена, не так ужасало, как неизведанная темная сила, наполнявшая сердца оцепенением.

Пусть Змей и светил, как двумя прожекторами, желтым и красным глазами, он оказался вполне материальной тварью, хотя более жуткой, чем даже Легендарный Сомн. Но ведь с Легендарным Сомном уже приходилось сражаться.

Горло снова сдавила петля горькой скорби: Легендарным Сомном оказалась Джолин, любимая Джолин, с которой они делили горе и радость, пока смерть не разлучила их. Пока он не убил ее. Возможно, и со Змеем вышло бы как-то так же. Крылась и в нем какая-то тайна, уловка, уязвимость. Он уже не казался вездесущей тварью, покрывающей брюхом целый проклятый град. Он просто нарастил хорошую броню, выстроил вокруг себя крепость, вытканную из линий чужой боли и ненависти, чужого немого и безответного вопроса, как жить дальше. Великого отчаяния, которое выливалось кровью сквозь отрубленные щупальца, после чего Джоэл слышал сотни голосов — всех, кто обратился, всех, кого поглотил Змей.

Джоэл разрубал броню, вращая верный меч, то направляя его удары за крестовину, то размахиваясь наугад одной рукой, чтобы вторая царапала когтями, раз уж он сражался с монстрами. В небе чудовищ, сам один из них.

Он не боялся, на дне отчаяния не осталось содрогания. И он не спешил, потому что не знал, к кому возвращаться. Его вела только воля к победе и давняя жажда этой битвы. Он методично срубал щупальца-линии одно за одним.

— Страж! Берегись! — крикнул он, когда Змей вытянул длинную шею, смыкая гигантские зубы, ударяя когтями. Каменный Ворон устремился ввысь, уходя от щелкнувших рядом с ним зубов.

Джоэл откатился в сторону вдоль распростершегося в пустоте колоссального ничто. Его снова стеганули черные линии, как хлыстами прошлись по спине, но он только осклабился на них, рассмеялся, пригибаясь и переворачиваясь в акробатическом прыжке. Видел бы его Ли! Видел бы, с какой скоростью его напарник теперь способен двигаться без стимуляторов. Но Ли был мертв. И за одно это Змею не оставалось никакой пощады. Джоэл размахнулся мечом, с силой перехватывая когтями несколько черных линий, натягивая их и разрубая.

«У него должны быть слабые места, какие-то другие щупальца, более толстые. Ну, или я не знаю… Сердцевина-то у этой твари точно есть! Этот черный дракон», — подумал Джоэл, понимая, что борется с бессмысленными мелкими отростками, не нанося древнему асуру особых повреждений. Каменному Ворону тоже не везло: он размахивал крылами, посылая сияющие белые стрелы, но Змей тушил их все, как вода, поглощающая брошенные в нее снаряды.

«Надо было взять у Нейла Даста несколько гранат, вкатили бы ему в пасть, может, подавился бы», — понял, что не взял с собой практически никакого снаряжения, Джоэл. Его слишком торопил, буквально таща за собой, Страж Вселенной, которого ныне кидало и швыряло в разные стороны, как в воронке смерча. Освобождение из темницы великого асура ничего не дало ему, не научило осторожности.

— Джоэл! Ты должен помочь мне! Ты… — кричал союзник, взмахивая крыльями, но снова вокруг горла его свивались черные линии. Он задыхался, даже если не дышал в мире людей — истлевал в мире линий, ведь, как порой говорил святитель Гарф, духов тоже убивали, изгоняли, запечатывали специальными заговорами и заклинаниями. Но Джоэл не знал ни одного и не представлял, во что обязан обратиться, чтобы выиграть эту ожесточенную битву.

Он кидался вперед, разрубал лес черных линий, оглушенный голосами, выбитыми из мира, но по-прежнему не суетился, не метался помешанным в тесной клетушке больницы-тюрьмы. Никакая спешка не стоило глупого поражения. Приходилось повторять одни и те же действия, чтобы собраться с мыслями, понять, что не так со Змеем, где его слабое место, почему Каменному Ворону не удается прорваться. И что-то подсказывало: гранаты здесь не сильно бы помогли.

Джоэл проводил несколько простых атак — диагональный удар сверху справа сменялся отножным левым, потом переходил в горизонтальный правый четкой выученной связкой, как элемент представления. С той лишь разницей, что линии вились сумбурным месивом шевелящихся кореньев, стремившихся оплести руки и ноги, опрокинуть и задушить.

«Бесполезно! Я занимаюсь чем-то бесполезным и только трачу силы», — понял Джоэл, ловя себя на мысли, что Страж вернул ему лучшую форму перед тем, как они вышли за стену, снял усталость и головокружение от голода и бессонницы. Но уже скоро все вернулось от усилий, приложенных, чтоб прорубиться к Змею. Желудок закручивался тугим узлом, заледенев, как и ладони, лоб покрыла испарина. Все тело прошивал холодный жар предельной концентрации и ярости.

— Линии! Используй линии! — крикнул Каменный Ворон с высоты, нанося удар Змею, врезаясь в него в самоубийственном полете и отскакивая, как маленькая пичуга, влетевшая в стекло.

Джоэл дернул за несколько попавшихся черных веревок, оборвал их, но ничего не изменилось, никаких чудес не случалось, Змей не падал замертво, хотя вроде бы вздрогнул. Он заметил прикосновение и ущерб, когда удалось дотянуться до одной из насыщенно-алых линий, они тянулись к его хвосту, который размахивал над бездной великим маятником безвременья. И приходилось уклоняться от него, катиться кубарем то в одну, то в другую сторону.

Маятник пролетал, едва не касаясь лица, шевеля взмокшие волосы на затылке. Джоэл только считал вдохи и выдохи, чтобы не сбиться с ритма ударов, не потерять скрип своего испитого удушьем дыхания. Когда хвост Змея пронесся над ним, он резко упал на спину и взмахнул мечом, отсекая несколько чешуек, но Змей даже не заметил. Не хватало верного оружия Нейла Даста, чтобы сразить древнего асура. Требовалось овладеть иным искусством, неведомым, непонятным, но которое все пророчили ему как единственную судьбу. Он не верил в судьбу, только в выбор.

— Джоэл… — хрипел Страж Вселенной, истекая кровью.

— То, что ты бессмертный, не значит, что ты неуязвимый. Привык к другому в своих живых мирах? — рассмеялся Змей, размахивая цепкими лапами, как у богомола, кроша броню перевернувшегося в воздухе Каменного Ворона.

Змей торжествовал, дробя гранитные пластины крупными жвалами на брюхе. Он напоминал гибрид рептилии и насекомого, да еще грива по хребту у него вилась, как у вымерших лошадей. Морда оказалась и вовсе почти волчьей, широкая, с приподнятыми крупными ноздрями и огромной пастью, в центре которой вилась черная воронка вместо языка. Змей то распадался, то возникал, сотканный весь из множества слоев черных линий, он ими управлял, они определяли его суть, и в его Мирах Хаоса других не существовало.

— Я — ваш бог! Разве можно сражаться с богом? Без меня ваши миры пропали бы в черной дыре, я сохранил их как свои сокровища, — прорычал Змей, обрушивая на Джоэла удар когтей одной из лап.

Уклониться удалось лишь чудом, но и то не до конца — когти врезались в плечо, левая рука повисла безвольной тряпкой. Джоэл глухо завыл, но почти не почувствовал боли, а Змей выплюнул языки черного пламени, которые оказались не огнем, а новыми черными линиями, пережеванными остатками сущности и разума всех, кого он поглощал долгие годы. Их оболочки, Разрушающие, скитались голодными мертвецами за пределами мира линий. Хотя бы они не мешали. Но толку-то? Двое вторгшихся безрассудных героев все равно проигрывали.

— Нет! — донесся отчаянный крик Стража Вселенной, исковерканного, окровавленного. Птичий образ таял, обнажая человека в разорванной кольчуге. Он размахивал мечом, но черные линии растягивали его, как на дыбе, разрывали, заставляли исчезать черным дымом. И вновь он появлялся, уже в другом месте, но борьба не имела смысла, когда когти Змея впивались в тело, когда его клыки рвали плоть. Страж Вселенной, всех миров за пределами Норы Змея, проигрывал в чужеродном для него бытии, не понимал его законов, не работала его великая мощь. Вскоре он просто слабо вздрагивал, как раздавленный жук, едва держа меч.

— Что, не можешь умереть? Ведь в этом твое проклятье, — смеялся Змей, рыча утробным басом, как незримый орган. — Станешь еще одной моей забавой, моей игрушкой, которую я буду ломать и собирать заново. Пусть по тебе плачут те, кто послал тебя на эти муки.

— Ты никогда… — прохрипел Страж Вселенной, но его сжали когти одной из множества лап Змея. Он изменялся, отращивал конечности, выпрастывая их из черноты бронированного тела, где не различалось начала и конца, только отдельные сегменты, как у гусеницы.

— Смотри, Сумеречный Эльф, твой Страж Мира, Белый Дракон, не удался, он будет теперь моим. Моим, хочет он этого или нет, но он станет ключом к моей свободе, — гудел голос Змея, а Джоэл пытался рубить сотни жгущих линий, но они опоясывали его, обхватывали плотным коконом.

«Проиграли! Мы проиграли!» — с ужасом понял он, когда его захлестнула с головой бесконечная темнота. Он тонул в ней, как в омуте, как в день своей мнимой смерти на Королевской Улице, но теперь ему готовили участь хуже смерти, пусть он и не представлял, в чем она состоит.

Где-то вдалеке остался Каменный Ворон, Вермело, человечество. Внутри кокона Джоэл оказался один на один со своими призраками, притупилась даже боль, ушла неземная усталость. Замерло все пустыней остановленного времени, как обратное рождение, как исчезновение до разложения на клетки и частицы.

Линии перетирали плоть, съедали кислотой кожу, выгрызали мышцы, превращая в иное существо, лепя заново. А в меркнущем сознании представлялся бальный зал, где Джолин в красном платье и Ли в нарядном бархатном фраке кружились с ним в вальсе на троих, в их новом придуманном танце, символе их счастья и гармонии. И безликие зрители аплодировали, завороженные красотой и радостью. Но Джоэл чувствовал, что в зале что-то не так, что-то заставляло возвращаться, не утопать в сладких грезах несбыточного, пока из его тела лепили нечто иное, другое существо, ключ к свободе из Норы Змея, его тюрьмы. Джоэл же сгорал в плену черных линий.

— Здравствуй, Белый Дракон, — донесся голос Змея Хаоса. — Ты не хотел приходить, но тебя привел Каменный Ворон, Сумеречный Эльф… у него много имен в разных мирах, и ни одно из них не верно. Он — лжец.

— А ты? Великий любитель правды? — прорычал Джоэл, с усилием приоткрывая глаза. Еще никогда так не хотелось спать, дремота туманила рассудок, загоняя в недра бессилия. Все воспринималось отстраненным и бессмысленным, как под действием сильного наркотика.

— Я — суть и смысл ваших миров. Без меня вы все погибнете, — объяснил Змей, мягко, почти по-доброму. Он вовсе не собирался убивать своего нового Вестника, но он превращал его подобного себе монстра, но творил не союзника, а верного раба, слугу, лишенного воли.

— С тобой погибнет множество миров… Ты не можешь по-другому, — ответил Джоэл. — И то, что ты лишил меня Ли и Джолин, не поможет тебе подчинить меня, я только больше возненавидел!

Змей остановился, как и кружение черных линий вокруг, как и проникновение их в разум, под кожу, в мышцы. Джоэл чувствовал, как сквозь уши незримые черные ворсинки вползают ему прямо в мозг, раздвигают кости черепа, изменяют его форму. Мучения плоти отзывались притупленно, как под морфином, хуже скребла боль отчаяния проигравшего в душе.

— Джолин… мертва? — вдруг растерянно пророкотал голос Змея, точно он все еще не верил, поэтому глядел на Вермело двумя глазами, чтобы убедиться. И все еще не желал принять реальность этой утраты. Он потерял своего верного раба и теперь, похоже, создавал нового.

— Мертва, — отчетливо крикнул Джоэл, сжимая зубы, вздрагивая, силясь освободиться, хоть что-то сделать. Но черные линии сковали его по рукам и ногам, только голос остался, потому что властитель мира за стеной решил поговорить, обратиться напрямую, спросить последний раз. Он жаждал своих ответов.

— Мертва! Мертва! — зашипел в ярости Змей. — Мой Вестник, моя Джолин мертва.

— Что ты сделал с ней?

— Джолин — моя ловушка, мое творение. Бифомет Ленц был лишь марионеткой. Я свел его с ума, я дал ему власть. Но Джолин… Нет… Он вышел из-под контроля, и тогда я приказал Зерефу сжечь имение и вытащить Джолин. Она должна была встретиться с тобой, Белый Змей. Ты должен был выбрать ее! Но ты… Ты убил ее! — метался по другую сторону кокона Змей, изнывая от неразгаданной невыносимой муки, как будто лишился не просто послушного солдата и раба. Кого-то более важного.

— Она попросила, — ответил Джоэл, борясь с немотой и оглушающими воспоминаниями недавнего прошлого.

— Ты выбрал долг, а не любовь. Почему? Почему? Я ведь все рассчитал!

— Нас лишили выбора! Она не захотела быть твоей марионеткой! — прорычал Джоэл, внезапно освобождая правую руку, без изумления обнаруживая, что она превратилась в чешуйчатую лапу.

«Если я сдамся отчаянию и своей боли, он победит, он сделает меня еще одним Вестником Змея, марионеткой. И жертва Джолин будет напрасной. Нет! У меня еще есть Вермело, я служил городу и его жителям. И буду служить дальше! У меня есть надежда! Разбиты человеческие мечты, но долг охотника длиннее его жизни», — отчетливо донесся собственный голос в голове. Голос кого-то иного, более сильного, более совершенного.

Джоэл распрямился, разомкнул искусственную позу жалкого зародыша, человека, которого перековывали в монстра в яйце с черной скорлупой. Нет, теперь он управлял коконом, теперь только ему подчинялись линии, за которые он схватился обеими руками или же лапами, не почувствовав никакой боли. Взметнулось его новое тело гигантского существа, покрытое гладкой белой чешуей, вскинулась длинная грива вдоль хребта. Он превратился в Белого Дракона, подобного светлому близнецу Змея Хаоса, и враг еще не понял, что проиграл.

Джоэл вытянулся во весь рост, размыкая кокон черных линий. Он дотрагивался до них, и темнота распадалась, бледнела, как расходящаяся гематома. Он исцелял, превращая темные лини в светлые. Змей вздрогнул и вскричал:

— Что ты делаешь? Нет! Этого не может быть!

— Он победил свое отчаяние, — донесся голос Каменного Ворона. — Джоэл! Я помогу тебе!

— За моих друзей, за Ли, за Джолин! — пророкотал голос Джоэла. Джоэла? Нет! Белого Дракона, который взвился наравне со Змеем Хаоса, скорбный страж, познавший великие потери, но не утративший человечности даже в образе монстра.

— Ты не можешь! — зарычал Змей, взмахивая хвостом, но Белый Дракон свернулся кольцом и впился зубами. Джоэл отчетливо почувствовал, как горькая кровь древней рептилии стекает в его горло, как пьянит новый виток битвы, в которой он сражался со Змеем как равный, как тот, кого враг призвал своей волей, но сам себя обманул, сам себе подписал приговор.

Древний асур истошно взвыл, когда лишился трех четвертей хвоста, разбрызгивающего осколки чешуи и кровавые пятна. Белый Дракон лишь нанес новый удар, приняв атаку черных линий, взвившихся волной. Он не боялся, не сомневался в своей силе, только горела белым сияющим пламенем неискупимая боль тяжких потерь, боль за весь мир, сделавшая его несокрушимым защитником, оживившая черные линии.

— Могу и смею! — кричал Джоэл и по-простому крыл Змея последними словами, обрушивая удар за ударом. А потом душил его и душил, как драконоборец из старинных рыцарских легенд. Но не осталось принцессы, которую он мог бы спасти.

И все же отчаяние не поглотило его, он вспоминал всех, кто еще ждал его в городе, ухватился за образ Батлера с дочерью, как символ всех семей. Он не желал, чтобы борьба с сомнами и горестные превращения длились вечно, все они заслужили счастья, все семьи и все люди. Порочные, больные, но все же люди, порой прекрасные и милосердные. Никто из них не должен был страшиться обращения в монстра каждую ночь, только не в его мире. Он превращал черные линии в белые, ради людей, ради всего человечества, которое поклялся защищать, когда стал охотником.

— Убей меня… Убей, как ты убил Джолин! — прорычал Змей, когда Белый Дракон ударом белых линий распорол ему грудь и отгрыз несколько лап, иссекая, как хлыстом, светящимся лезвием линий, а Каменный Ворон, подобно настоящему ворону, выклевал Алый Глаз, потухший отныне навечно.

— Джолин! Джолин! Не смей произносить ее имя! — прохрипел Джоэл. Он чувствовал себя одновременно и человеком, и драконом, новое тело воспринималось легким, почти невесомым. Теперь он перешел на тот же уровень бытия, что и Страж Вселенной.

— Убей! — стенал и умолял Змей, когда белые линии окутали его. — Нет! Нет! Что ты делаешь?

— Проделываю с тобой обратный фокус. Ты со мной сотворил свой, я теперь с тобой — свой, — усмехнулся Джоэл, и отчего-то прозвучало знакомым тоном Ли, точно любимые жили теперь внутри его души, звучали в его сердце голосами, как и голоса всех, кого поглотил Змей. Они обретали свободу и покой, растворяясь белыми линиями, уходя в иные миры.

— Джоэл, что ты делаешь? — непонимающе воскликнул Каменный Ворон, когда огромная туша древнего асура вдруг начала уменьшаться, сваливаться и уплотняться, как спутанный колтун волос, в который ныне превратились остатки черных линий. Вокруг новый мир расцветал ярким светом лилового солнца, больше не осталось гадкой желчной раскраски небес. Они освобождались от гнета черной тучи по имени Змей.

— Даю ему то, что он заслужил, — объявил Джоэл, когтями Белого Дракона сворачивая клубок внутри тюрьмы черных линий. Из нее мерцаньем доносился мерзкий красный отблеск, будто кого-то расплющило заживо в тесном ящике. Но Змей Хаоса все еще оставался живым, он метался в своей новой тюрьме, а Джоэл лишь загадочно улыбался, его задумку не понял даже Страж Вселенной, застывший посреди пространства белых линий.

— Что? Что ты сделал? Человек? — поразился он.

— Человек? — воскликнул Змей Хаоса, постепенно освобождаясь от кокона.

Джоэл, все еще в облике Белого Дракона, мягко спустился на землю и уже там, повинуясь одной своей воле, легко и спокойно принял свою привычную форму. Старый коричневый плащ покрывал плечи, на голове появилась сгоревшая в мансарде треуголка, подарок Ли. Даже меч Нейла Даста висел в ножнах у бедра, зато нанесенные раны бесследно пропали.

Он преобразился, переродился в другой сущности и все же остался собой, одинокий Белый Дракон, мастер белых линий, потерявший всех, немо плачущий за мир. Или даже миры. А перед ним стоял плененный Змей Хаоса, его антипод, его темный близнец из кошмарных снов. Стоял со скованными руками, как обычный пленник Цитадели, арестованный за неподчинение законам Вермело. Таким его хотело видеть сознание Джоэла-человека, таким его воплотила сила Белого Дракона.

Змей превратился в сутулого человека лет пятидесяти, облаченного в черный сюртук, тощего, хромого, с нездорово серой кожей. И только узкие разноцветные глаза с веретенообразными зрачками напоминали о том, кем он был.

— Что ты… что ты собираешься делать? — прошептал Змей, когда Каменный Ворон торжествующе взмахнул крыльями. И в пространстве белых линий вдруг возник двухэтажный дом с гризайлью, изображавшей сражение рыцаря и дракона, как из древней легенды. Рыцарь на коне пронзал изрыгающего пламя дракона сияющим копьем. Поединок едва ли напоминал то, что случилось за стеной.

— Отныне ты будешь заперт здесь. Это антикварная лавка. А ты тот еще антиквариат, — усмехнулся Страж Вселенной, вталкивая слабо упиравшегося Змея в недра новой лавки. Похоже, она прилетела прямиком из Квартала Торговцев.

Джоэл вошел следом, осторожно, чтобы не задеть многочисленные товары — старинные книги, клетку со спящим попугаем, огромные напольные часы и все прочие роскошные атрибуты бессмысленной пыли.

— Ты превратил меня в человека?! — обескураженно озирался Змей, щелкая зубами на Джоэла. — Почему?

— Почему не убил? — поинтересовался Страж Вселенной. — Не ожидал от тебя такого милосердия.

— Потому что нет доли тяжелее, чем быть человеком, — оскалился Джоэл, и в тот миг в нем вновь пробудился Белый Дракон, взорвался новой вспышкой боли, новым ярким воспоминанием о Джолин и Ли, о тех, кого он не сумел вернуть, даже обретя неземную великую силу.

— Что ж… Это даже неплохо. Я сохраняю баланс, — недовольно подчеркнул свою значимость Змей.

— А он прав, без него осколки Миров Хаоса разрушатся. Ты поступил мудро, Джоэл, — кивнул Страж Вселенной. — Иначе пришлось бы искать другой способ вытащить и сохранить все пятнадцать миров.

— Белый Дракон… Белый Дракон, тебя обманули! Я бы подарил тебе все миры, я бы подарил тебе твою невесту, твою Джолин, — вертелся со связанными руками тщедушный человек, в котором едва ли угадывался древний асур.

— Ты бы сделал его своим рабом, не более того, — осадил Страж Вселенной. — Джоэл, ты знаешь, как звучит пророчество на самом деле? Белым Драконом становится тот, кто в борьбе со Змеем Хаоса теряет всех, кто ему дорог, но выходит победителем в личной битве против отчаяния.

— Так ты хотел, чтобы я все потерял? — с горечью стукнул кулаком по столу Джоэл, взметнув пыль с зеленого сукна. Он не мог понять, почему Страж Вселенной выбрал именно антикварную лавку, наверное, просто подшутил над давним врагом, решил упрятать его вместе с другими опасными реликвиями, которые загадочно мерцали на стенах — разноцветные камни, в которых пульсировали смутные силуэты, странные кольца, которые предлагалось носить только на цепочках. И от них исходил смутный зов, словно все они ожили, почуяв заточенный в человеческом теле оплот черных линий. Вероятно, Страж Вселенной давно подготовил эту темницу. Не хватало одного — победы. Но для Джоэла она досталась слишком дорогой ценой.

— Нет. Я не знал, что это будешь ты. Я взывал ко всем в Вермело, но услышал только ты. И Нейл Даст, но он уже был слишком стар, — объяснил Страж Вселенной. — Теперь ты Белый Дракон, Страж Миров Хаоса.

— Ну, здравствуй, Белый Змей, — усмехнулся древний асур, устало прислоняясь к оконной раме обширной витрины, в которой маячили клетки с чучелами птиц.

— Отвечай, как мне спасти Ли и Джолин? — угрожающе придвинулся к нему Джоэл, припечатывая к стене. Он все еще ждал подвоха, ждал, что древние сущности играют с ним. Но Змей-человек изменился в лице, теперь в его живой мимике угадывалась неподдельная печаль. Да он тоже скорбел, как человек, совершенно искреннее и неподдельно! Не верилось, и все же новое чутье стража белых линий не могло подвести.

— Никак! То, что умерло, не воскресает. Спроси у Стража Вселенной, если мне не веришь, — отводя взгляд разноцветных глаз, ответил он.

— Это ты убил их!

— Не я! — плаксиво простонал Змей, мотая головой. — Это был Бифомет Ленц. Я бы не посмел убить собственную дочь!

Джоэл замер, сглатывая ком в горле. Изумление пригвоздило его к рассохшимся доскам пола. Пульсирующая сила Белого Змея замерла, погасла на мгновение, чтобы обрушиться новой волной нестерпимой боли и неверия:

— Что? Она была дочерью Ленца.

— Нет… Невеста Хаоса, дочь Змея, асур… Но не дочь Ленца, — вздохнул Змей, бессильно опускаясь на ближайший стул с витыми ножками и закрывая лицо руками, совсем по-человечески. — Моя дочь. Моя Джолин, дочь великого асура. Да, я явился ее матери в образе Бифомета, я надеялся, что она вспомнит меня, вспомнит свою сущность.

— Ее мать тоже была Змеем? — вздрогнул Джоэл. Теперь он понимал, из-за чего несчастную Джолин так мучил Бифомет Ленц: он чувствовал, что воспитывает чужого ребенка, подменыша асуров. Но любимая все равно не была виновна в своем происхождении, о котором даже не узнала. Не успела.

— Не Змеем, но асуром. Прекрасной неукротимой сущностью, предназначенной мне самой судьбой… — мечтательно протянул Змей, вспоминая что-то прекрасное из далекого прошлого. — Но она… сбежала от нас обоих. И от меня, и от дочери. И от настоящего Ленца. А я остался за стеной. Один. И не мог ни помочь, ни помешать.

«По крайней мере, Джолин не брал силой собственный отец, — с горьким облегчением подумал Джоэл, а сердце сжалось от новой боли. — Но… что это уже меняет? Если даже Змей был не в силах остановить зло людей. Если даже для Змея оно ужасно, то кто же истинное зло? Древние монстры или то, что таится в темных сердцах?».

— Она погибла от побоев Ленца! — воскликнул он, все еще не веря.

— Я тоже так считал, пока… Впрочем, это лишь догадка. Может быть, и погибла. Как бы я не хотел этого! — отозвался Змей, устало проводя связанными запястьями по черным волосам торчащим, как его недавняя грива, которой он лишился навечно, как и своего облика. Белый Дракон постарался, Джоэл лишь освободил его и спроецировал то, что увидел в своем подсознании. Сработало. Только радости никакой не принесло, только новые потрясения.

— Может, и Джолин не погибла? — неуверенно предположил Джоэл, но Змей вздрогнул и опустил голову, глухо отвечая:

— Нет… То, что с ней сделал Ленц, а потом какой-то жалкий пекарь… То, что я не смог предотвратить… Это превратило ее в монстра. В сомна.

— Ты же сам создавал Вестника Змея!

— Невесту Змея… Для Белого Змея. Асура, — немедленно уточнил Змей. — Так я надеялся заполучить могущественного союзника. Оборотня, создание Хаоса, но не сомна. Все вместе мы захватили бы всю Вселенную, сразили бы Раата Шаатира, поработили бы оставшиеся миры, управляли бы ими согласно асурским законам. Это мог быть и не ты, а кто-то другой. А мог быть и ты, если бы помог мне, а не Стражу Вселенной.

— Но ты же знал, что Белым Драконом становится тот, кто всех потеряет!

— Я бы мог инсценировать ее смерть.

— А сейчас? Может, ты и сейчас… лжешь, прячешь ее!

Но Змей плакал. Змей, этот жуткий монстр, разрушитель миров. Он плакал, как не любящий отец, лишившийся единственной дочери. Выходило, что он вовсе не желал, чтобы изувеченная Джолин скиталась по ночным улицам в образе Вестника Змея, не помня причиненных разрушений. Ей отводилась куда более скромная и простая роль — соблазнить Джоэла, привязать его к древнему асуру, даже если она об этом не догадывалась. Так или иначе, они были связаны самой судьбой. И вот он лишился своей судьбы, получив взамен только необъяснимую великую силу.

— Нет. Смирились, Джоэл. Сверхлюди существуют, а вот чудеса — нет, — тихо простонал Змей, полностью признавая свое поражение. — И все же, за что ты превратил меня в человека? Зачем? Лучше бы убил…

Джоэл после победы и сам уже несколько раз пожелал тихой смерти, чтобы не испытывать целую вечность боль горькой утраты. Но никто не дал ему такой милости, значит, и Змей не заслужил.

— Чтобы ты понял, кого уничтожал. Чтобы ты чувствовал, как человек. Верни все, как было! — потребовал Джоэл, угрожающе царапая когтями стену.

— Не смогу. Уже никогда. Я раздавлен собственной жадностью. Я стар. Я слишком древний, чтобы что-то делать. Когда я появился… Не помню, — впадая в оцепенение, ответил Змей. — Меня сверг темный асур Раат Шаатир. Тогда я закрылся в черной дыре, тогда я создал ее. Или не тогда… я не помню. Я слишком стар и слишком устал.

— Тогда спи. Спи целую вечность. И охраняй всех. Как Змей Йормунганд, — повелел Страж Вселенной, проводя над головой Змея рукой и развязывая его руки. — Сохраняй баланс в твоих мирах, раз для них нет иного спасения.

И древний асур тихо заснул, сидя за столом возле клетки с дремлющим попугаем в окружении сотни опасных артефактов, заснул в антикварной лавке, которая затерялась в сплетениях черно-белых линий, когда Джоэл покинул ее вместе со Стражем Вселенной.

Они воспарили над городом, возвращаясь в обычный мир, становясь видимыми для людей. Белый Дракон и Каменный Ворон летели над застывшим Вермело, который впервые увидел настоящее солнце.

Далекий горизонт расцвечивался разноцветными картинами лесов и лугов, недалеко от города гулко катило пенные валы чистое зеленовато-синее море. Мир за стеной, которого они так боялись, дышал жизнью, в нем гуляли неведомые звери, разумные и непознанные, пели птицы, порхали насекомые. То, что изменил Хаос, не погибло, не умерло навечно, не рассыпалось прахом, а лишь обрело новую форму бытия. И вот Вермело прозрел, многие его жители взобрались на стены, чтобы посмотреть, куда пропал Змей, что теперь случилось с ними, чего ждать.

«Так вот, каков твой мир, Вен Даррен. Красивый… Очень красивый без Змея. Ли и Джолин понравилось бы… Ли, Джолин!» — думал Джоэл, рея над Вермело в образе Белого Дракона, сотканного из светящихся линий, извиваясь вытянутым телом. Он приветствовал свой город живым символом надежды, повелевая прекратить вражду и рознь. И люди слушались, утихало громыхание пушек, опускались луки и пращи, мечи возвращались в ножны.

Вермело оживал, но Джоэла терзала неискупимая боль тяжкой утраты, утраты, от которой рыдал даже древний асур. С такой силой он, новый страж, легендарный Белый Дракон, мог бы защитить весь город, весь мир. Но ему остались только остывшие угли — он не спас самых близких, самых родных, принеся в жертву миру свое короткое человеческое счастье.

— Братья! Они пришли! Белый Дракон и Страж Вселенной! Они спасли нас! — возвещали «Иные», и теперь им верили. — Узрите вестников мира!

Со стен за ними наблюдали, стоя рядом, Нейл Даст, Местрий Пратт и одноглазый рикша с облезлым котом на руках. Они восхищенно рассматривали новый мир, открывшийся на горизонте.

— Красота… Нейл, а ты зачем дымовухами-то кидался? — безмятежно смеясь, ткнул бывшего напарника в бок Местрий Пратт.

— Так чтобы вы Джоэлу не помешали, — небрежно отозвался Нейл, неизменно пыхтя трубкой и мечтательно следя за Белым Драконом, который махнул ему рукой-лапой.

— Старый дурак. Кто бы ему помешал? Мы спешили проводить его на бой со Змеем, — помахал в ответ Местрий Пратт. — Страж Вселенной пришел, и с ним явился Белый Дракон. Он теперь наш символ!

— Сам дурак малахольный, мог бы и не мешать ему, они под прикрытием шли.

— А мы-то не поняли. Так бы сразу и сказал.

Джоэл радовался, что Нейл Даст не убил себя и Местрия Пратта. Его город, его Вермело, уцелел, выжил, превратился в новое место обитание людей. И в нем еще оставалась надежда, пусть и не для него, пусть и для других людей.

— Что теперь? Охоты больше не будет? — спросил Джоэл парящего рядом с ним Каменного Ворона, который не торопился уходить в другие миры. И если уж его теперь назначили хранителем мира, стоило разузнать, как обстоят дела.

— Люди перестанут превращаться в монстров. Они впитают ауру Хаоса и расселятся по новому миру. Они останутся людьми, но станут иными, новыми. Выбора нет. Не цепляйтесь за внешность, жизнь важнее.

— Тогда… зачем Охотники? Зачем я? — вздрогнул Джоэл и резко превратился снова в человека.

Он падал, так долго и болезненно, что застывшее время сдвинулось на тысячу лет. Безмятежность победы и запертый в антикварной лавке Хаос не приносили долгого покоя. Падение продлилось всего миг, а очнулся он уже в болезненно знакомом доме — в сгоревшей пекарне на Королевской Улице. Но чувствовал, что это уже вовсе не пекарня, и существует она в мире линий, как и проклятая антикварная лавка.

— Ты многое потерял, Джоэл, — сказал Страж Вселенной, представ в человеческом образе.

— Я все потерял. Погиб мой друг, и я убил любимую женщину собственной рукой. Потому что ты пришел слишком поздно. А тебя ждал старый служитель Айгрежи. Но он тоже погиб, не дождавшись, — скорбно перечислил Джоэл. Знакомая обстановка вновь погружала его на дно отчаяния. Тяжкая боль сдавила сердце: он бы отказался от любой силы за возможность воскресить Джолин и Ли, но ни Страж Вселенной, ни древний асур не могли исполнить его просьбу.

— Я не так всесилен, как рассказывал служитель.

— Но ты разобрался с Хаосом, заточил его в антикварную лавку, — напомнил Джоэл, нервно меря шагами комнату. Он выглянул в окно и заметил, что упомянутая лавка теперь находится напротив. Королевская Улица изменила свой облик, превратилась в условный переулок без начала и конца, не осталось знакомого поворота, за которым обычно скрывалась Джолин с корзиной пирожков, не маячил облезлый кот на заборе. Улица плыла между миров, где-то вне человеческого понимания. Джоэл осознал, что и он теперь тоже вне всего, вне миров и людей, недостижимый страж, который лишь гостем может вернуться в обычное пространство города.

— Он позволил. Не более. И мне помогал ты. Змей просто устал. Он поглотил так много тех, кто обратился в сомнов, что отравил сам себя их болью. Отравил себя своей жадностью, — ответил Страж Вселенной.

— И все же ты никого не спас… — скрежетнул зубами Джоэл, снова превращаясь отчасти в Белого Дракона, готовый мстительно рубиться и с Каменным Вороном.

— Сила Стража в Мирах Хаоса почти не действует. И, что скрывать, я не имею права вмешиваться, если вижу судьбу человека от начала до конца. Это больно, Джоэл. Я как будто тоже теряю множество друзей. Каждый миг, — остановили слова Стража Вселенной, который с покорно склонил голову, готовый к любой каре за свое бессилие.

— Нет у тебя друзей! Ни друзей, ни привязанностей, раз ты так спокоен. А… да что б тебя! — Джоэл разжал кулак и махнул рукой. — Ты все равно не поймешь. Но что делать дальше? Что будет дальше?

Он требовал ответов, видя единственным своим долгом защищать и сохранять оставшиеся миры. Теперь он чувствовал их, все миры, поглощенные Хаосом, искалеченные, странные, непостижимые для тех, кто жил по другую сторону Норы Змея. Они все нуждались в защите, как хрупкие стеклянные сферы, парящие над бездной.

— Охотники, наверное, пойдут в армию. Больше никаких Ловцов Снов, больше никаких монстров. Если не прорубить ворота в большой мир, город сам себя уничтожит. Но я вижу: Вермело ждет новое будущее. Будущее в мире лилового солнца. Кто-то останется, кто-то уйдет и создаст новые поселения. Да, это будущее. Это я вижу, — возвестил Страж Вселенной с мечтательной улыбкой.

— Так в чем смысл моего существования теперь? — требовал наставлений Джоэл, потерянно ощупывая свое лицо. Собственное тело представало теперь чужим и излишним, он легко менял форму, но с каждым мигом его все больше подтачивала тоска: лучше бы он погиб в этой битве, взаимно уничтожился вместе со Змеем.

— У тебя остался долг, — напомнил Страж Вселенной. — Если тебе нужно чему-то служить, во имя чего-то бороться: стереги Хаос, запертый в антикварной лавке.

— Ты не убьешь его? Неужели все дело в балансе? Я действовал… по наитию, — объяснил Джоэл. — Теперь не знаю, может, следовало его убить.

— Он слишком силен. К тому же, без него миры Хаоса погибнут. Ты все сделал правильно.

— Он не вырвется из лавки? — засомневался Джоэл.

— Нет. Уже никогда. Но ты будешь следить за ним, — возвестил Страж Вселенной, торжественно вскидывая руки. — Отныне я нарекаю тебя Стражем Змея, Белый Дракон Града разбитых надежд.

Джоэл выпрямился и отчеканил заученную фразу, как в первый день после выпуска из Академии:

— Я принимаю эту службу и обещаю нести ее с честью, — потом он добавил, низко склоняя голову и обращаясь скорее к себе: — Вот и все. В этом городе отныне можно спать спокойно. Но я до конца вечности обречен видеть кошмары.

Эпилог. Легенда о времени

Прошло две тысячи лет, а, может, двести или двадцать. Или два часа. Время не имело значения — только колыхание белых линий.

С течением веков город опустел, разошелся новыми поселениями людей, озаренных лиловым солнцем, измененных, но живых. Они строили города, основывали государства, вспахивали обширные поля, сажали виноград и яблони в новых рощах. Они выжили, человечество уцелело, найдя понимание с созданиями Хаоса, став частью их мира.

Только Королевская Улица неизменно плыла на грани миров, короткий переулок в мире линий, где смотрели друг на друга окнами бывшая пекарня и заснувшая антикварная лавка.

Белый Дракон нес свою службу в безвременье, вечный, уже бессмертный, наказанный этим даром, как и все бессмертные. Змей пал, рассыпался обликом человека, иссякла черная завеса ядовитой мглы. Осталась лишь боль под разверстыми небесами. И человек без кожи.

Без кожи человек! С одной горящей плотью, сочащейся не кровью, а страданиями тех, кого он потерял. Последний человек их крошечного мира, который умер раньше, чем большой враждебный мир Вермело.

Все менялось, все иссякало. Лишь он оставался, рассеченный и выпотрошенный одиночеством. Вечный Белый Дракон, защитник людей, испитый до дна своей скорбью. Он следил за лавкой напротив, высматривая сквозь чучела птиц в витрине, как дремлет позабытый Хаос, сам Змей в облике тщедушного человека. Поверженный враг неподвижно сидел в кресле поде широкого стола, как будто ожидая посетителей. Рядом с ним, спрятав голову под крыло, спал пестрый попугай. И так проходили столетия за гранью остановившегося времени.

Лишь Белый Дракон иногда покидал свою пропитанную печалью обитель, чтобы проверить миры, затерянные в Хаосе, ступая незримой тенью, вестником иных времен. Но порой и он на долгое время погружался в оцепенение, как вторая сущность Змея, его отражение, его неизбежная противоположность — хаос и порядок, ночь и день.

— Ты пришел снова? — устало вздрогнул Джоэл, отрываясь от созерцания антикварной лавки. Из стены появился Страж Вселенной, нежеланный гость одинокой пекарни, где существовал последний уцелевший из расколотого мира клятвы, данной под яблонями.

— Пришел проверить, все ли в порядке, — кивнул Страж Вселенной, уже не Каменный Ворон, с появлением хранителя ему больше не требовались доспехи. Закончились ожесточенные сражения с древним асуром.

— Справляюсь. В Мирах Хаоса все спокойно, Змей в антикварной лавке. Только… что это меняет? — отчитался Джоэл и вздохнул. Он не видел смысла в этих визитах, не желал говорить или оправдываться. Он поступал, как обычно. Пусть теперь ему подчинялись линии мира и он сам состоял из них, в душе он оставался прежним одиноким охотником, потерявшим любимых. И скорбь со временем обещала вновь перерасти в отчаяние, он чувствовал. На Королевской Улице в мире линий застыл в длящейся скорби Белый Дракон, некогда называвшийся охотником Джоэлом. Боль утраты осталась с ним навечно.

— Благодаря тебе Вермело ожил, — слабо пытался подбодрить Страж Вселенной.

— А из-за тебя город чуть не погиб, — неприязненно ответил Джоэл, отходя к окну, вновь рассматривая антикварную лавку напротив. На заборе, размыкая круг времен, недовольно бил хвостом неизменный кот, уже не облезлый — он отъелся стараниями Джоэла и оброс темно-серым мехом. Он оказался одним из проводников, позволявших возвращаться в мир людей. Но с течением времени, со сменой эпох, Джоэл видел в этом все меньше смысла.

— Он не погиб, он возродился, как и все человечество, — ответил с легкой улыбкой Страж Вселенной, и его радость с каждым приходом все больше отвращала, проявлялась привычная сварливость характера, как плата за его твердость. И без Ли никто не мог подшутить над Джоэлом, обернув колкость в шутку. На Королевской Улице осталась только смерть, которая сидела напротив, запертая в антикварной лавке.

— Из-за твоего прихода началась эпидемия превращений. Змей требовал новую силу, — ответил Джоэл.

— Нет, — неуверенно протянул Страж Вселенной.

— Да, — твердо оборвал Джоэл.

— Порой кто-то должен вмешаться. Даже если вмешательство грозит разрушением, — склонив голову, признался Страж Вселенной.

— Но до тебя город жил.

— Да, поедал сам себя. Остатки ресурсов и былого расцвета. Ты же сам понимаешь.

— Но потом он лежал в руинах, — напомнил Джоэл, грея руки у печи. Огонь колыхался, но представал лишь иллюзией, как и весь дом, который перестраивался по воле единственного обитателя. Белый Дракон повелел пекарне застыть в том облике, который напоминал о самых счастливых днях, когда Джоэл приходил к Джолин, когда они беззаботно читали стихи, порекомендованные Ли. Когда все они были живы.

— Руины отстроили заново и поселились в других местах. Зато теперь нет Змея. В чем же ты меня обвиняешь?

— И погибли почти все, кого я знал. И все, кого я любил… Неужели ты не мог этого изменить? Не мог предупредить, посылая столько снов? — все больше сомневался Джоэл.

— Нет. Я нищий, молящий у вечности право вмешаться, — печально ответил Страж Вселенной.

— Белый Дракон — тот, кто теряет все. Ли погиб, чтобы я стал Белым Драконом? Ответь!

Страж безмолвствовал.

Джоэл порывисто отвернулся от него, глядя на свои замерзающие руки, которые забыли прикосновения к теплой коже любимых, которые не помнили, как обнимать, лишь белые линии свивались под ними, как нити полотна по велению ткача. Он и остался на веки вечные в бывшем Квартале Ткачей.

— Мне одиноко, Страж. Почему ни в одном из миров нет способа воскресить тех, кто был моей судьбой? — спросил Джоэл после затянувшейся паузы. — Неужели это была бы слишком великая награда за победу над Змеем?

— Нельзя. Возможно, способ и есть… И ты его знаешь, — прочел смутные намерениями Страж Вселенной. — Но этот способ мне недоступен. В моей силе три запрета, три ограничения: не воскрешать мертвых, не вмешиваться в ход времени, и еще я не знаю свою судьбу.

— Я свои ограничения не знаю. Если ты не можешь вернуть время и спасти Джолин и Ли, то ведь… я могу! В Хаосе нет времени в привычном для тебя понимании. Здесь в одном месте миг прошел, в другом сотня лет, — озвучил свои давние раздумья Джоэл.

Стрелки на башнях Вермело так и не сдвинулись с места после победы над Змеем. Несмотря на закаты и рассветы лилового светила, которое не называлось звездой или солнцем, время текло без ритма и периодичности, пусть люди этого и не замечали, найдя себе новые верные хронометры и следуя их приказам. Но Белый Дракон чувствовал — время не властно в Хаосе. А это означало, что прошлое и будущее, возможно, затерялись где-то между линий, сделались пластичными, податливыми.

— Это вызовет парадокс. Возможно, такой парадокс, который создаст два параллельных времени и расколет тебя пополам, — предостерег нежеланный гость.

— А что от меня осталось? — осклабился Джоэл. Ничего! От него не осталось ничего, только человек без кожи, не похожий на себя. Человек без имени, имя он выменял на правду, на победу в битве с великой ложью. И теперь звался Стражем, Белым Драконом, как угодно. Где-то в честь него в небе взрывались яркие всполохи салютов, ему поклонялись очередные сектанты, стараниями «Иных» день победы над Змеем увековечили в веках, но настоящее имя героя стерлось. Джоэл… Так его звали Ли и Джолин, каждый по-особенному, с неповторимыми интонациями, его судьба, разделенная между ними, утраченная.

— Но как же парадокс… — неуверенно напомнил Страж Вселенной.

— Парадокс в твоих мирах, может, и случился бы. Но Хаос — это миры парадоксов. И… Битва с отчаянием все еще идет. Если я не верну их, то рано или поздно проиграю ее, сам превращусь в Змея.

— Если ты уверен, не мне тебя учить. Это твои миры, Белый Дракон, — смиренно кивнул Страж Вселенной, отходя к порогу. А Джоэл все более пристально глядел в окно и вскоре вместо стекла узрел переплетения белых линий.

Его прошлое в человеческом обличии выстроилось отдельными кадрами, как альбом живых фотографий, короткими главами и долгими эпизодами. Он видел все, он тянулся к тому неправильному времени царства Змея, когда он еще не утратил имя.

Джоэл слышал, как его зовут из яблоневого сада Джолин и Ли, как человека, а не героя затерянных веков. И он протянул руку, бережно выхватывая один из кадров из общего альбома — так это видело его человеческое сознание, в привычных предметах, а сила Белого Дракона одновременно свивала новый мир, проступавший через другое окно пекарни.

— Да, теперь все правильно. В тот день мы собирали яблоки, — радостно выдохнул Джоэл, уверенно наматывая и сплетая светящиеся линии, отчего выцветшая фотография его памяти все яснее обретала объем и цвет.

— Проекция Белого Дракона! Как я мог забыть, — спохватился Страж Вселенной, но Джоэл только скрежетнул зубами, призывая замолчать.

Он вытаскивал из прошлого единственный счастливый день, фрагмент, который оживал с другой стороны пекарни, — чудесный яблоневый сад, еще более прекрасный, чем в то время, когда они втроем собирали урожай. Он, Ли и Джолин, все вместе.

Теперь они поселились в этом саду втроем, оставаясь навечно под сенью яблонь. Как он и мечтал. Вскоре Джоэл открыл дверь и вышел навстречу живым и радостным Джолин и Ли, крепко обнял их, привлекая к себе, ощутил тепло их рук. И время застыло, больше он ничего не желал. Но встретил их Джоэл-человек, другой, не Страж — его проекция, сотканная из линий. А Белый Дракон неизменно оставался на посту в пекарне, и то ли воплотился в реальности вечный сад, то ли длился сон.

Но он вышел в сад, где не текло все отнимающее время, и сотни лет в нем длился взмах ветвей. В нем повторялся по-разному один и тот же день. Единственный день, когда все они были счастливы. Джолин тянулась к ветвям, срывая первый плод, предлагая отведать остальным. И по губам ее сочился сладкий сок, не кровь.

Джоэл видел хрустальную сферу нового мира, созданного из ослепительного кадра прошлого, и другого себя, вписанного в эту картину покоя. Из одного окна он рассматривал пустую улицу и на ней антикварную лавку, где вне времени и пространства спал сам Хаос. А из другого — солнечным светом переливался благословенный сад. Там другой Джоэл был счастлив, и, как отражение во сне, долетала до Стража Змея его человеческая безмятежная радость. Безраздельная, согревающая. Та, которую он так и не испытал при жизни.

— Этот день будет повторяться сотни лет, — предостерег Страж Вселенной, растворяясь в воздухе. Джоэл непоколебимо ответил:

— Хорошо. Даже если это сон, то пусть продлится вечность.