Град разбитых надежд

Глава 24. Скитания

Сначала он падал, летел бесконечно долго в колодец непрожитых дней. После — как после всего — сквозь мутные воды, из зазеркалья видений, донесся чеканящим метрономом голос:

— Рана смертельная. Ты понимаешь? Такой разрыв селезенки у вас пока не умеют лечить.

Под ребрами черным зноем теснилась болезнь, сжигала душу, уводя в плетение снов. Он несся сквозь толщу воды, застенное море давило чужой темнотой. И тихо на дно уходило растерзанное тело. Он не умер, но чувствовал, что умирает. Голоса с другой стороны извивались криками, но он уже не различал имен и лиц. Ничто — единственный закон небытия.

— Понимаю.

Сосредоточенная покорность ответа, примерзшего к неразомкнутым губам. Общение умов не требует звуков. И они говорили, два бестелесных, два отринутых от мира живых, два духа в мире линий. Один предстал в броне древней птицы, другой, некогда звавшийся охотником, парил в окровавленном черном плаще.

— Ну что, Каменный Ворон, это и был конец моего пути? Больше никаких видений? Только — тишина?

— Нет. Еще не конец. Далеко не конец.

Он увязал в бессмысленном вращении сквозь немую синеву, и иссякали сны, и образы, и мысли. Он застывал, как горький монолит. Казалось, что уже воздвигли памятник. Но ледяной камень не протыкают иглами, и не бежит чужое тепло по скрученным канатам вен. И камню никогда не больно. А здесь, в колодце, боль служила ориентиром, последним безнадежным маяком. Он слышал вне времени зов, из глубин и запретных пространств. И шел на него, и уносился прочь, как дикий зверь, как человек, не прирученный к смыслу начала за концом.

— Я пережил еще не все грани ужаса и отвращения? Чего вы все добиваетесь?

Собственная привычная злость иссякала очевидностью ответов, которые еще не нашли надежных слов. Каменный Ворон скорбно склонил массивную птичью голову:

— Чего добиваюсь я. Не мы. Здесь я один, остальных барьер Хаоса не пропустил. Впрочем, я и так последний. Последний из тринадцати, лишний из дюжины. Против Змея и его Вестника. А ты помог мне с этой тварью. Но чтобы победить его, ты должен узнать, кто главный в этом улье.

— Значит, не до конца… — Досада жгла, как ядовитый перец, все в разодранной груди. — А ты не знаешь?

— Нет. В мире Змея я почти ничего не знаю. Он установил здесь свои правила. Здесь даже время течет иначе. Оно какое-то… ненадежное и мягкое, можно менять, как вздумается.

— И кто же ты?

— Тринадцатый Проклятый, Неудавшийся Страж Вселенной. Совсем не тот спаситель, которого ждал святитель Гарф, но все же выступаю против Змея.

— Почему?

— Потому что однажды асуры захватили мой мир Бенаам. Их жадность, рожденная из пороков людей, велит порабощать все новые и новые миры. Но оба великих асура заперты. Один в мире Бенаам, другой здесь, в Хаосе. Сам себе соткал ловушку. И с тех пор, как пал мой мир, мы ищем способ уничтожить их. Пока добрались до Змея.

— И не знаете, как его победить…

— Пока не знаем. Но узнаем, если ты поможешь.

Ответы Стража Вселенной не приносили облегчения. Толща воды давила все сильней. Страшно застыть в бессмысленном нигде. Каленым хрусталем расколотой люстры впивались иглы, резали ножи.

Он видел, как танцует с Джолин, обряженной в алое платье, посреди сожженного бального зала, но лица гостей скрывали бессчетные маски. И приглашенные на пиршество вонзали друг в друга острые клыки. Он давился словами в попытках дозваться хоть кого-то, хоть одного. Но уносились все, растворялись, и Джолин вместе с ними. Оставалась потухшая люстра, сорвавшаяся с потолка. И ложный свет скользил по псевдолицам, не различая дня и ночи. Запах разложения полз из углов, крапленых не водой, а протухавшей кровью вне отражений, света и огня. Жуткий пламень селился в легких в странствии сквозь бред.

В часах его иссяк песок, осталась зола, горчащая во рту. Скорее б завершенье… И лишь бы прекратился этот бег сквозь падение в толщу вод застенного моря. Он немо просил и ждал конца всех меркнущих начал.

Но Каменный Ворон смотрел угрюмо, с нескрываемой печалью, а потом крылья обернулись руками. Птичий образ сменился человечьим, и несколько черных перьев упали на рваные раны.

— Змей — это Хаос. А его Вестник — смерть. Ты сразился со смертью, как я сражался с Хаосом. Ты помог мне возле Айгрежи. Теперь я помогу тебе. Это мне под силу.

Каменный Ворон коснулся его. Его, охотника по имени Джоэл. Вернул бестелесному духу имя, примотал жесткой бечевкой к истерзанному телу, починил что-то внутри. Разваленные оболочки сцепились новыми клетками, выстроив мосты рубцов. Но боль не иссякла, и раны бугрились свежими швами.

Джоэл видел себя с высоты, из колодца грядущих свершений, что обрушивался с потолка больничной палаты, растекаясь рядами заполненных коек. В ночь нападения Вестника Змея досталось не только ему, но его предсмертное ложе отгородили глухими ширмами. У дверей госпиталя цитадели толпился народ, как мухи на мед у разоренного улья. Улей иссяк, но тяжко ужалил, так тяжко, что дух не желал возвращаться, скитаясь сквозняком коридоров. И все же… где-то слышался плач. Где-то голос знакомый.

— Джо, родной, не умирай! Не умирай! — заклинал, конечно, Ли, глухо, тяжко и исступленно. А плач… Неужели Джолин? Или все только видения? Говорили, что мозг в секунды перед смертью прокручивает разом вместе память и фантазии, и это принимается меркнущим сознанием за потусторонний сладкий мир. Но если так, то с кем он говорил? И с кем сражался среди линий? И как ходил вне тела?

Снова окружали линии, перекрывая светом мерцанье лампочек. От каждого слова дорогих друзей зажигалось по новой серебряной нити, они тянулись в палату, к распростертому телу.

«Надо вернуться. Я должен! — кричал он себе, беззвучно ступая по стенам. — Ждите меня, я иду! Уже иду… Я иду».

Он подходил к своему телу и откатывался назад, как на волнах, как плохой ныряльщик, который не научился плавать. А за ширмой сначала толпились врачи, потом подходили люди. Первым Джоэл узнал сухопарую фигуру высокого старика, реликта цитадели, который покинул заповедный арсенал.

— Если ты умрешь, мне придется забрать свой меч. Но я уже разбил витрину. Так что не умирай, — говорил старец, хмуря седые брови.

Усталый долговязый дед, легендарный Нейл Даст, ископаемый охотник, обреченный жить так долго, чтобы увидеть смерти всех, с кем сражался плечом к плечу, кого знал, кого любил. Джоэл же хотел вернуться к тем, кто его ждал.

Он кинулся вперед, борясь с волнами воздуха, которые отгоняли его обратно в вечный сквозняк коридоров. Но белые линии обещаний и надежд помогали найти ориентиры. И он возвращался, неохотно вплавляясь в искалеченную плоть. Иногда принять боль — единственный способ вернуться к жизни. И с усилием, как для самого мощного удара, Джоэл приоткрыл спекшиеся веки. Но ничего не увидел от застилавших горящие глаза слез и черно-белой рябящей мути. Зато, пока неуверенно моргал, отчетливо услышал ликующий голос:

— Он очнулся! Очнулся!

— Это хороший признак.

— Джо! Джо!

— Он еще не может говорить. Все, господин Ли, время посещения закончено.

— Я здесь всего пять минут! Но как же…

— Закончено…

Эхо чуждого запрета. И снова темнота. Не на час, не на десять часов, а на дни или, может, года. Он уже и не знал. К лицу привязали-прилепили какую-то маску, слышалось шипение кислородных баллонов — новейшее изобретение для тех, кому не хватало воздуха, не удавалось самостоятельно дышать.

Казалось, что удастся вдохнуть полной грудью только если сорвать проклятущую маску, но руки и ноги почти не двигались, трепыхались, как у рыбы на суше. Сам не верил, что только недавно с легкостью горной кошки носился по крышам, а потом рубил Легендарного Сомна. Теперь оставаться в сознании хотя бы на пару часов становилось чудом из чудес. Но зато канул лес черно-белых линий, он больше не видел его, не слышал голосов со всех концов мира. Странное сожаление ледяным осколком застряло под сердцем.

Или просто хирурги не вытащили обломки когтей всех чудовищ, что сдирали с него плоть в ту роковую ночь? Он слабо задумывался, все больше страдал, но отныне дух заперла клетка тела, поймала обратно, присвоила, не желая расстаться до срока. И в какие-то дни Джоэл радовался, в какие-то сокрушался. Дни? Недели? Года? Все еще не осознавал до конца.

Постепенно он понимал, что эти раны не идут в сравнение с полученными за все предыдущие годы, а это означало лишь одно — конец работы, службы и смысла, которым он оправдывал свое существование. Но нет, он радовался, радовался, когда видел Ли, живого и невредимого. Любимый мелькал где-то возле ширмы. Хотелось позвать его к себе, попросить оставить их вдвоем, но голос вырывался хриплым дыханием. И каждый вдох отвоевывался, как крошечные пяди мостовой под натиском чудовищ. А за окнами, забранными жалюзи, плавилось и набухало лето, проходящее мимо него, мимо его терзаний и бессилия.

Дни катились за днями, пролетали и одновременно тянулись бесконечно долго на грани забытья и мучительного удушья. Он немо просил: «Откройте окно, умоляю, откройте. Воздуха! Воздуха!». Страж Вселенной исцелил лишь одну — смертельную — рану. Другие не тронул, не позволил встать и сражаться дальше. Давила неизвестность, за пределами ширмы город перестал существовать.

— Джо, ты только очнись, — шептали голоса, много голосов-теней. Друзья? Среди них слабо узнавались лица и образы. Хотелось ответить им, но все еще не получалось. И ускользало время, унося ясность мыслей.

Полосатый свет Желтого Глаза сменялся красным заревом. Ничего не менялось: в госпитале всегда висели усиленные Ловцы Снов. Судя по рыку в одну из ночей, кто-то обратился и вместо лечения его немедленно убили. Раньше Джоэл не замечал, что раненых приковывают к кроватям, теперь почувствовал, что пристегнут кожаным ремнем, обвитым вокруг левой лодыжки. Пусть так. Он отчего-то знал, что не обратится. Он не видел снов, он носился сквозняком коридоров. Возвращали его голоса, отвлекали от мерцания лампочек, от странствия по спиралям накаливания, которые лопались и меркли от прикосновений призрака. Лампочки и голоса, мятежный наиболее громкий тревожный голос:

— Вы колете ему слишком много стимуляторов! Сердце не выдержит!

Любимый. Где-то рядом, всегда рядом, каждый день. Иногда доносился его размеренный голос прямо над ухом: он читал стихи. Наверное, садился на табурет возле изголовья, открывал потрепанную книжечку, память о его матери, и воспевал древние узоры слов. Или все сон? Воспоминания? Джоэл не знал, но ныне Ли бунтовал, требовал ответов. Все где-то за ширмой.

— Охотник Ли, не мешайте работе врачей, — отвечали холодной бесстрастностью. — Без стимуляторов с такой кровопотерей он не выживет. Вы сделали все, что могли, когда принесли его в цитадель.

— Пойдем, Ли, нам и правда лучше не мешать. Когда лечили Энн, мне сказали, что это новые специальные стимуляторы.

Батлер! Наверняка тихий голос принадлежал ему. Он всех уговаривал, призывал к умеренности и разумности. Но теперь Джоэл и сам соглашался с Ли. Стимуляторы… Для чего? Они не помогли, когда он сражался с Легендарным Сомном, иссякли за жалкие доли секунды, вся норма, выданная на ночь дежурства. Или тогда просто время свилось в тугой узел, закруженное подлым Змеем? Ответы терялись, а перемешанное бредом и снадобьями сознание не позволяло выстроить верные догадки.

— Да что ты о них знаешь? — негодовал Ли. — Хоть кто-нибудь знает, что нам колют? Я не позволю…

— Уведите его, Батлер, уведите. Охотник Ли, если вы не прекратите, то мы будем вынуждены…

— Когда он очнется? Когда? — перебивал Ли.

— Он уже очнулся. Но пока не может с нами говорить, — увещевал Батлер. Но все голоса доносились, как из-за стены.

Ширма, проклятая ширма, которая все еще отделяла от мира. Хотелось бы вытянуть руку и отдернуть эту занавесь, но пальцы едва шевелились. Сосуд для неукротимого духа пришел в полную негодность, налился ватной неловкостью и свинцовой тяжестью. Время, просто нужно время. Терпение. Джоэл умел терпеть, но тоска бессилия давила крышкой гроба.

Перепахавшие тело швы наливались красным, две или три глубокие раны от зубов монстров загноились, вызывая жжение в правой ноге. Похоже, откромсали от голени несколько пластов мышц. Порванное легкое и вспоротый левый бок отзывались неизменной тупой болью.

Но Джоэл знал, что Страж Вселенной повелел ему выжить. Вот он и выжил, выкарабкался, как упрямый сторожевой пес, который обязан возобновить службу. И однажды утром увидел мир вокруг яснее обычного. Просто проснулся, ощущая непривычную легкость на лице: убрали маску, он дышал обычным воздухом, а не смесью из баллонов. Он просто дышал и от того как будто парил в невесомости. Джоэл задумчиво лежал, уставившись в потолок, не выворачивая шею в попытках хоть что-то разглядеть.

— Я… есть… я… есть я, здесь — медленно просипел он. Язык ворочался с трудом, а еще хуже работала гортань. Но он говорил. Пока не двигался, но хоть что-то. Хоть что-то.

И так, в невесомости, прошло еще несколько дней. Он не знал, сколько именно, разучился считать в сменах сонливости и мелькания смутных образов. Лето давило жарой, где-то вращались лопасти вентиляторов — хорошее изобретение эпохи до Хаоса, которое они еще не позабыли. Доносилась прохлада, воздух снова учился верно циркулировать по легким, измученных рубцами. И голос вернулся, пока тихий и неверный. Но голос и возможность самостоятельно дышать. В сражениях со своим смертным телом и такие победы порой воспринимаются как чудо.

— Джолин, заходи, — донесся однажды утром из-за ширмы мирный голос Ли, почти радушный. И чьи-то легкие шаги, стук низких каблуков знакомых сапожек. Сколько раз он слышал их дробный тихий гул по брусчатке разбитой мостовой? Последний раз этот звук донесся на рассвете, когда он распластался в луже крови.

Джоэл замер, как перед броском, сердце зашлось невероятной надеждой. Ширма отодвинулась, и вот он увидел отчетливо и ясно Ли, а за ним нерешительно ссутулившуюся Джолин в сером платье, без корзины, лишь с небольшим свертком ненужных гостинцев. Главный подарок — ее визит.

— Джолин… это ты нашла меня, — почти без запинки проговорил Джоэл.

Она кивнула головой, чуть не плача, бледная, но радостная. На щеках ее пламенел лихорадочный румянец.

— Джоэл, вы могли погибнуть. Вы… Ты… Джо! — вырвалось у нее, как будто она тоже разучилась говорить.

Похоже, Ли предупредил ее сдерживать внезапные порывы неведомых чувств. Неужели ее и правда так трогала его судьба? Джоэл привык, что он переживает за друзей и любимых сильнее, чем они за него. Выходит, ошибался. И ощущал вину за то, что заставляет кого-то так терзаться. Но иного выбора в ту ночь не оставалось. Победить бы тварь до конца… Все верили, что гроза миновала, все, кроме Стража Вселенной. А если он вернул к жизни, значит, ждали потрясения, значит, сокрытое туманом будущее разверзалось новыми битвами. Пока же душу наполняла радость.

Они остались втроем во всем мире: он, Ли и Джолин. В их маленьком мире за ширмой. Хотелось обнять любимых, поцеловать обоих одновременно, но ему лишь удалось коснуться выбившегося из-под чепца светлого локона, когда Джолин склонилась над ним, упала на колени, словно перед алтарем. Нашла еще «святыню»! Она прижала его ладонь к своей щеке и покрыла поцелуями, но больше не посмела прикоснуться — явно запрещали доктора. Эти всезнающие светила уцелевшей науки.

— Джолин, как ты там оказалась? — прошептал едва слышно Джоэл. И куда только делся его низкий баритон… Наверное, уже навсегда. У Стража Вселенной голос тоже хрипел сиплым карканьем. Похоже, после заточения в темнице асуров, где бы она ни находилась, в мире Бенаам или в Хаосе.

— Вышла раньше обычного, чтобы разносить хлеб, — ответила Джолин, и снова между ними вырастала колючими зарослями стена недоверия. Слишком уклончивый ответ, слишком странный. В Квартале Ткачей в ту ночь царила смерть, а ей зачем-то понадобилось выносить никому не нужный хлеб. Или она не слышала, что творилось под взглядом Алого Глаза? Хотелось верить, что не слышала. А еще Джоэл надеялся, что Ли докопается до правды, пока не стало слишком поздно. Он не ведал, сколько прошло времени, но заметил, как приятно по-дружески обращался к Джолин напарник.

— Ты могла погибнуть. Джолин… — выдохнул Джоэл. — Ты видела того гигантского сомна?

— К счастью, нет. Мне ничего не угрожало, — заверила его Джолин. — Уже горел Желтый Глаз. Я вышла из пекарни… Как обычно. И там — все улицы в трупах, некоторые дома разрушены… Соседи тоже ничего не понимали. А потом… Потом… Я нашла вас… Прямо на Королевской Улице… всего в крови. Это было ужасно. — Джолин отвернулась, тщетно пряча слезы, губы ее дрожали. — Джоэл, пожалуйста, не надо так рисковать собой. Ты нужен не только Вермело, но и нам, всем, кто вас знает. И Ли… и мне.

Она снова прильнула к его руке, и Джоэл с исступленной лаской изголодавшегося по нежности мертвеца гладил ее мягкие теплые щеки, едва касаясь пальцами, медленно и неуверенно. Ли не мешал, стоя немного в стороне, хотя и его хотелось обнять. Но у напарников еще оставалось немало времени, охотников пускали свободно, а Джолин попросили уйти всего через несколько минут. Короткий разговор, мгновения неразборчивой близости, более неистовой, чем единение в порыве жаркой страсти — и прощание, ее лицо у края серой ширмы и обещание как-нибудь вернуться.

— Я вернусь к тебе, когда выйду отсюда, — пообещал он, как каторжник, прикованный цепями к стене в глубоком забое.

— Возвращайся скорее. И больше не рискуй собой. Пожалуйста, — тихо умоляла Джолин, но ее уносил вихрь мира за ширмой. Зато оставался Ли.

— Как ты… Как ты устроил нашу встречу? — пораженно спросил Джоэл.

— Как-то. Умею уговаривать, — нарочито беззаботно улыбнулся Ли. — Вообще-то она — ценный свидетель. Снова. Вот ее и пустили в цитадель.

Теперь Джоэл заметил, как друг тревожен и непривычно бледен. Но он держался, окутанный неестественной радостью.

— Ее не будут преследовать? — невпопад спрашивал Джоэл. Привычки охотника въелись в речь, как вши под кожу немытого бродяги. Он совсем не о том хотел говорить, совсем не то спрашивать. Жаждал рассказать, как качался на пламени электрических лампочек и гасил их мановением белых линий. Но это все бред. Главное — Ли и Джолин пережили ту ночь, даже без ран. И Батлер выжил, и цитадель устояла. Только теперь Джоэл в полной мере осознавал, как фатально Вермело приблизился к страшному краху. И он предотвратил падение в хаос посреди Хаоса. Неужели и правда он? Чтобы не гордиться, Джоэл убеждал себя, будто большую часть монстров уничтожили друзья.

— Успокойся, Джо. Твое расследование временно передали мне. Я все устрою. Если кто и будет допрашивать, то снова мы. Вообще пока не думай об этом, ладно? Не волнуйся, — затараторил суетливой белкой Ли.

— Джолин… — без цели вырвалось у Джоэла. Все существо мечтало, чтобы она вернулась, осталась в их мире внутри ширмы, согрела живым теплом.

— Она молодец. Нашла тебя, наложила жгуты, скрутила из своей юбки, умело так… потом как-то отыскала и меня. Мы успели донести тебя, — продолжал торопливо рассказывать Ли. — Ох, вспоминать-то страшно…

— Вдвоем? — поразился Джоэл.

— Да. Команду не дождались бы, там было… столько раненых, такая неразбериха. А я как чувствовал, что ты на Королевской Улице окажешься.

— Бифомет Ленц шел за ней, я уверен, — хрипя, ответил Джоэл. Он и не знал, что в то утро упал прямо на Королевской Улице. Значит, и Вестник Змея двигался в сторону пекарни. Вот только зачем? Поглотить кошмары ее обитателей? Жутких химер и разрубленных младенцев? Или же за чем-то еще. За кем-то.

— Давай потом об этом, ладно? — попросил Ли, и лицо его исказилось на миг, всего на миг, а потом снова расцвело натянутой улыбкой мима. — Вообще, скажу я тебе, Джолин крепкая девочка.

«Еще бы, таскать такую корзину каждый день», — подумал Джоэл.

— Потом нас все-таки встретил отряд, поднятый по тревоге. Помогли. Спасибо им огромное.

— Много же я проблем доставил.

— Проблем… Джо! Ты уничтожил Вестника Змея! Ты герой! — воскликнул Ли, и тогда уже он склонился над кроватью, покрывая поцелуями ладонь и лоб в испарине, наплевав на запреты и правила. Он лучше знал, что вернет к жизни. Джоэл ощущал прикосновения милых губ и впервые за долгое время вспомнил, что это тело создано не только для причинения боли изломанной душе. Душа… С каких-то пор поверил в ее существование. И она неизменно терзалась сомнениями.

«Уничтожил? Разве?» — все думал Джоэл, хотя усталость раненого просила поверить всеобщему ликованию. Может, и уничтожил. Маска раскололась, тени расползлись, рассыпались. Чтобы добраться до этой маски, он пожертвовал собой, открывшись удару пятерни когтей. Но последний вопль Легендарного напоминал злорадный смех, подсказывая: он не повержен, еще не все закончено. Они нанесли друг другу тяжелейшие травмы, но не убили до конца.

— Знаешь, Джо, я раньше паршиво думал про Умана… Но он, похоже, остался твоим другом. На самом деле. В общем, у вас одна группа крови. Ну, вот он первый свою отдал, хотя все ему говорили, что Верховный Охотник не обязан, — сбивчиво продолжал Ли, стремясь рассказать все, что пропустил раненый напарник, но забывая назвать хотя бы дату и сезон. — Он прибежал сразу, взвинченный такой, растрепанный. Бакенбарды топорщатся, глаза безумные. Сказал: «Плевать мне, что обязан Верховный!». И еще где-то сутки все спрашивал о тебе, приходил раз двадцать. Энн мы тогда не сказали. С Батлером сидели вдвоем все там же… Ждали-ждали… Это… Это было невыносимо, Джо! Не делай так больше, пожалуйста!

Ли вздрогнул всем телом, отшатнулся и заплакал, согнувшись пополам. Тревога выплеснулась из глаз, он провел невесть сколько дней в немом ожидании чуда или катастрофы. Джоэл хорошо помнил, как сам ждал выздоровления любимого несколько лет назад, когда они помирились после ссоры, как днями и ночами ожидал новостей от врачей, как каждая минута тянулась годами. И даже когда Ли пришел в себя, Джоэл боялся, что состояние любимого может резко ухудшиться. Наука, конечно, помогала спасать жизни, но некоторые порой внезапно умирали, хотя все обещали им скорое восстановление. Но ему повелел выжить сам Страж Вселенной.

— Тихо, Ли, все в порядке, — ласково сказал Джоэл, едва уловимым жестом призывая Ли подойти. Осунувшееся лицо возлюбленного разлиновали дорожки слез, глаза покраснели. Он виновато опустил плечи, шмыгая носом:

— Прости, я идиот. Обещал себе держаться. Это я должен успокаивать тебя и поддерживать. Просто… когда ты был без сознания и никто не говорил, очнешься ли ты, мы так… так боялись! Я боялся, что больше… Больше никогда… Джо, я просто хочу, чтобы мы поскорее вернулись домой. Вдвоем.

— Домой? — улыбнулся Джоэл. Поддерживать… Что же поделать, если ему на всю жизнь отвели такую роль. Он поддерживал Ли, как Энн своего друга детства, Батлера.

— Да, твоя мансарда стала для меня домом. Я это понял перед тем проклятым дежурством. Хотел сказать тебе. У меня есть дом. Там, где живешь ты, — это и есть мой дом. И… я все думал: неужели не скажу, не успею…

— Видишь, успел.

Ли успокоился, крупные капли еще висели на ресницах, но он привычно улыбался, уже по-настоящему:

— Да, успел. Но теперь надо скорее поднять тебя на ноги.

Джоэл едва заметно кивнул в ответ, в тот день он с удивлением понял, что у него есть друзья. Есть те, кто готовы помочь ему, а не только принять помощь и взвалить свои проблемы. И он не чувствовал себя обязанным этим людям. Он дорожил ими, ими всеми, и надеялся, что скоро сможет снова защищать их.

Но время продолжало тянуться, обретение голоса не делало пребывание в госпитале интереснее. Чем больше прояснялось сознание, чем меньше давали обезболивающих, туманящих разум, тем дольше длились дни бездействия и неизвестности.

Ли утверждал, что в городе все в порядке, вернее, настал порядок: после внезапной эпидемии превращений в Кварталах Ткачей и Шахтеров бунтовщики притихли, на заводах больше не устраивалось стачек. Простой люд понял, что никто, кроме охотников, не оградит их от того зла, с которым они все столкнулись под светом Красного Глаза. Многие узрели воочию Вестника Змея, поняли, что никто не держит его в цитадели, потому что тварь и впрямь собиралась из множества сомнов, пойманных в черный клубок щупалец.

— Вот такие дела и творятся, — рассказывал Ли. Потом приходил Батлер, и где-то в середине лета удалось повидаться с Энн. Она пришла уже сама, бледная, исхудавшая, но упрямая. Отсутствующую руку скрывала новая шинель наставника академии. Она, как и поклялась Стелле, вернулась к своей прежней работе. Похоже, достаточно успешно, потому что держалась прямо и уверенно.

— Ну что, Джо, обоим нам не повезло? Как будто злой рок какой-то, над всеми нами, — грубовато начала она, криво улыбаясь. — Но ты не унывай, я же… не унываю. У тебя вроде руки-ноги на месте. Если что, в академии встретимся. Главное, что жив.

Джоэл заметил, что ее лицо исполосовали новые шрамы. В то утро, когда ее искалечил сомн, они и не увидели, слишком потрясенные, чтобы засекать детали. Теперь в монотонной смене дня и ночи Джоэл сделался невероятно внимательным к любым мелочам. Он не привык к безделью, прояснившийся разум зацеплялся за движение пылинок и случайные пятнышки на серой гофрированной ткани ширмы. И заставлял нервно вздрагивать, когда неподвижность доводила до предела.

Хотя его переворачивали, заботливо протирали влажной губкой — иногда врачи, иногда друзья — помогали немного двигаться, берегли от пролежней. Он не сопротивлялся, стремился к движению. Но оставалось просто ждать, коротая зыбкое время, плавясь от нежеланного жара лета.

Джолин больше не приходила, зато Ли появлялся почти каждый день, бледный, с серыми кругами под глазами — совсем не высыпался. Но утверждал, что его больше не терзают кошмары. Значит, сам себя терзал переживаниями. Приходил, кормил, помогал переодеть, подвигать руками и ногами, сесть в кровати и тому подобное. Даже раздражало, что напарник сделался на время нянькой. Но выбора не оставалось. К тому же их не отгораживало друг от друга смущение каких бы то ни было приличий.

Иногда Ли читал стихи, красиво, медленно, как настоящий артист. Но их театром оставался кровоточащий град, исходящий солнечным зноем. Лето проходило мимо Джоэла, он застрял в невыносимой весне, в том времени, когда впервые увидел Джолин и Вестника Змея, когда кипели бунты. Не верилось, что город снова спокоен, что все миновало и можно умиротворенно вслушиваться в колыхание интонаций Ли, читающего рифмованные строчки.

— Ли, ты не обязан проводить со мной все свободное время, — оправдывался Джоэл. Голос окреп, напитался привычными низкими нотками. Собственный голос уже хотя бы узнавался, пусть все еще негромкий и скрипящий.

— А с кем еще, Джо? И чем мне занимать свободное время, по-твоему? — пожал плечами Ли. — Мне разрешают приходить не в часы приема, я этим пользуюсь. Ты теперь особенный, ты герой, победитель Вестника Змея. Ты заслужил, чтобы кто-то был рядом с тобой, не оставлял в одиночестве.

— Тебе надо отдыхать, а не возиться со мной.

— Я отдыхаю. Да и не вожусь особо, в самом деле, Джо! — обиженно воскликнул Ли, всплеснув руками и едва не уронив старый табурет, на котором сидел.

— Я доверил тебе расследование. Им надо заниматься, — слишком сухо оборвал Джоэл.

За время вынужденного «заточения» он обнаружил в себе небывалую сварливость. Особенно, когда пришлось практически заново учиться ходить, хватаясь за брусья, как младенцу: подранная укусами голень не позволяла снова бегать. Да какой там бегать… Упражнения длились меньше получаса, а он после них чувствовал себя, как после самых тяжелых дежурств. Сломался он, пожертвовал собой. И не знал, восстановит ли когда-нибудь прежнюю форму. Может, Грэм и Бим тоже пытались уничтожить тварь. Жаль, если он, как и искалеченные напарники, зря рискнул всем.

— Расследование идет. Пока новых улик нет. Но… — официально отчеканил Ли и негромко добавил: — Я кое-что нашел насчет Джолин.

— Рассказывай! — жадно схватился за крупицы свежей информации Джоэл. Он бы ни на миг не позавидовал удачливости и проницательности Ли, если бы напарник сумел докопаться до правды. Если бы спас Джолин от тирании Зерефа Мара.

— Пока ничего особенного. Я составил карту адресов, куда она носит пирожки. Это, конечно, юрисдикция бастиона. Но мне кажется, это приведет к разгадке, что с Джолин и пекарней не так. Пока проверяю, кто ее постоянные клиенты. Вот и толкусь в цитадели вблизи от архива. Ну, и к тебе захожу…

Любимый, естественно, лукавил. Вовсе не ради архивных дел он находился в цитадели, отказывая себе в радостях и проказах, без которых раньше жить не мог. Джоэл почувствовал себя виноватым. Чем плотнее едва не выхваченный на волю дух прибивался к искалеченной плоти, тем больше не нравилось ощущать себя кому-то обязанным. Выздоровление затягивалось, не помогали даже стимуляторы. Лето перевалило за половину, а он только-только смог вставать с постели без посторонней помощи. И то через раз.

Когда ему впервые позволили принять душ, наконец-то по-настоящему отмыть пот и грязь под горячими струями воды, Ли увязался за ним.

— Не надо, я могу и сам! — воспротивился Джоэл, но Ли настаивал. И оказался прав: едва узкое помещение наполнилось паром, перед глазами мир закружился. Джоэл больше ничего не запомнил, очнулся безвольно висящим на крепко держащим его Ли.

— Вот, ну я же говорил. Подожди, Джо. Набегаешься еще по крышам, — пообещал любимый. Но Джоэл уже не верил. По его мнению, времени прошло более чем достаточно. Дух бродячего пса рвался на волю.

— Да когда же!

— Джо, ну что ты… Ты уже почти сам ходишь.

— Почти! Все почти…

Больше всего Джоэл боялся, что Ли придется на всю жизнь остаться рядом с калекой. Да еще что он не сможет спасти Джолин. Она не заслужила прозябания в роли рабыни-служанки.

Но вот если бы его списали, отправили в запас, он бы мог и жениться на ней, не спрашивая разрешения начальства и уж тем более Зерефа Мара. И общество не осудило бы. Странная светлая мысль поддерживала и давала силы существовать дальше, карабкаться через духоту бесконечных дней. Он ведь мечтал сбежать в горы стригалем. Жениться на Джолин и уйти от службы под предлогом тяжелого ранения. Чем не шанс? Джоэл обнаружил в себе невероятную способность принимать удары судьбы. Если бы и правда все закончилось. Если бы Вестник Змея был сражен… Хватило бы с него всей этой войны асуров. Но Страж Вселенной вернул к жизни для новых битв. Каких? Какие битвы для хромого охотника? Но, может, еще не все завершилось.

Так длился долгий путь от одного до другого угла в тренировочном зале при госпитале, где проходили реабилитацию охотники. Кто-то разрабатывал сломанные руки, слабо шипя и морщась от боли, кто-то восстанавливался после разрыва связок. А он учился заново ходить и не задыхаться. Все ведь просто: вдох — шаг, шаг — вдох. Почему же раньше не ценил легкости, с которой дышало это тело? Потому что не заходилось сердце, не разрывала дрожь слабости. Но он упрямо шел, как последний человек в темной пустыне за стеной.

В тот день Ли рядом не случилось, он уже ушел собираться на дежурство, а Джоэл заставлял себя подниматься и идти. Грэм и Бим как-то научились жить, плести сети, управлять целым складом. Значит, и он научился бы снова ходить и дышать, у него-то ноги остались целы. Не совсем, судя по тому, как подгибалась правая, но хотя бы на своих местах. Странно, что он даже не заметил, кто из чудовищ нанес эту рану, которая теперь причиняла наибольшие неудобства, наводя на мысли о собственной гадкой немощи. Но тогда он позабыл вовсе о своем бренном саркофаге души. В тот миг остался только меч и линии. Теперь навалилась все новыми слоями привычная реальность.

Внезапно двери отворились, донесся зычный голос:

— Приветствую, Джоэл!

— Какие гости… Уман… — начал в известной небрежной манере Джоэл, но вспомнил, что рассказывал Ли, и прикусил язык, продолжая свой бесконечный путь от одного конца брусьев к другому. С приходом Верховного Охотника зал как-то незаметно опустел, значит, никто не хотел им мешать. Джоэл же старательно делал вид, будто ничего необычного не случилось.

— Рад, что ты уже достаточно здоров, чтобы острить. Узнаю Джоэла, м-да, — подбоченился Уман. — Извини уж, что не было возможности навестить тебя раньше.

— Мне Ли все рассказал. Сп… — Джоэл подавился словами и невольно сменил резкий тон на искренний: — Спасибо!

Уман молча улыбнулся, широко, радушно, но опустил голову, точно в нем пробудилась почти убитая совесть. Его единственный глаз с сожалением смотрел в сторону. Джоэл только теперь понимал, как тяжело навсегда лишиться какой-то части тела. И делалось даже смешно: всю их бравую команду постепенно «поедали» сомны, отрывали по кусочкам. У Энн руку, у Умана глаз, Джоэл едва не лишился селезенки да и вообще жизни. Везло только Ли и Батлеру, но Батлер постоянно терял напарников. Вермело проверял их всех на прочность. Уман в свое время, похоже, не выдержал. Джоэл надеялся, что ему не придется сделаться каким-нибудь секретарем Верховного Охотника.

— Если бы мы лучше знали наш город, этого не случилось бы, — неуверенно начал Уман, но его крупные кулаки сжались, он с озлобленным остервенением продолжил: — И если бы с нами делились всей информацией. Если бы… Ты бы, возможно, не получил эту рану!

Джоэл остановился, облокотившись на брусья, и озадаченно уставился на Умана. Он не ожидал от бывшего друга такого порыва. Бывшего ли? Теперь в Верховном узнавался тот крепкий парень из академии, с которым они вместе тащили в мансарду Джоэла тяжелый вещевой сундук, с которым впоследствии выходили на первые дежурства. И с которым убили первого Легендарного Сомна. Они ведь еще тогда узнали, что эти твари способны соединяться. Но из-за чего? Кто-то скрывал от них правду.

Джоэл рассматривал Умана, только теперь замечая, как тот располнел. Его силуэт в дорогом костюме выглядел чужеродно в окружении облупленных стен тренировочного зала при госпитале. Но раз уж он пришел, раз уж в критический момент отдал кровь, значит, устал терпеть глухое молчание тех, кто стоял над ним, тех, кто затыкал ему рот. Устал от тайн, переданных по наследству от прошлого малодушного Верховного. Тайн, которые не ведал и ненавидел отстраненный от высокого поста Нейл Даст. Наверное, не захотел принимать правила той грязной игры, в которой увязал Вермело.

— Уман, можешь ответить… как другу и как охотнику, который был готов умереть за цитадель, — начал неуверенно Джоэл.

— Спрашивай, Джо, — кивнул Уман.

— Кем был Бифомет Ленц? Ты ведь… знаешь?

Уман нахмурился и потер складку между бровей, поправив повязку на левом незрячем глазу.

— Одним сектантом, — после паузы ответил он.

— Почему о нем так мало информации в архивах? Зачем ее уничтожили?

— На самом деле… мне нечего сообщить, — раздраженно дернул плечами Уман. — Кое-что скрывают даже от меня. Он был опасным сектантом — это все, что известно охотникам.

— Сгоревшее поместье принадлежало ему? — в лоб задал вопрос Джоэл.

— Да, — без промедления кивнул Уман.

— Спасибо! — воскликнул Джоэл, но его прервал кашель, сорвал голос на хрип. — Это многое объясняет.

— Что именно? Ты считаешь, что Легендарный Сомн вышел оттуда? Карты «эпидемий превращений» это не подтверждают, — явно не понимал Уман. Значит, он не скрывал информацию, а действительно половину не знал, как и опасался Джоэл. Лучше бы Верховный все знал о Вестнике Змея. Но это так же означало, что он скрывает нечто иное, нечто, до чего пока не дошло собственное расследование Джоэла и Ли. И явно этот секрет имел отношение к гибели Рыжеусого.

— Пока ничего не утверждаю, — примирительно и буднично ответил Джоэл, но в нем снова пробудилась ноющая сварливость: — Если я вообще имею право еще что-то расследовать. Что будет теперь, Уман? Меня еще считают… боевой единицей?

— В сложные времена все становятся боевыми единицами, — твердо ответил Верховный Охотник. — Но сейчас затишье. Сосредоточься пока на умственном труде, которого в твоей службе хватает. Ты же хотел узнать, кем был Бифомет Ленц. Так попытайся.

— Каков статус по превращениям? — поинтересовался Джоэл, садясь на узкую скамейку вдоль стены и прислоняясь спиной к ободранной сизой штукатурке.

— После массовой эпидемии отмечен резкий спад обращений.

— Думаешь… — начал Джоэл, ощущая болезненную тяжесть у сердца, но не от раны. — Думаешь, я реально его победил?

— Думаю, что народ увидел, что цитадель не лгала и Вестник Змея существовал. Если он объявится вновь, мы не будем снова сеять панику.

— Мы знаем, как с ним сражаться? Знаем, почему сомны организовались в «улей»?

— Механизм до сих пор не изучен. Речи о полном прекращении обращений, к сожалению, не идет. Но больше «ульев» не отмечалось за все время твоего выздоровления, то есть, с начала лета, — ответил Уман и перерезал глотку робкой надежде, что все наконец-то завершилось. Если никто не видел трупа Вестника Змея, значит, он мог и укрыться в сплетениях черных линий. Но Джоэл четко помнил, как уничтожил Бифомета Ленца или кого-то, кого называл этим именем.

Уман вскоре покинул зал, озираясь, как вор. Джоэл остался один в нерешительности. Если Уман говорил об «умственном труде», значит, искалеченного охотника и правда готовились отправить копаться в документах. В такой ситуации он мог бы и уйти совсем из цитадели. Забрать Джолин, навечно избавить ее от кошмаров, не разбираясь, на кого и зачем ей приходилось работать. Да и с Ли ничего не мешало остаться. Ничего не мешало любить. С жильем бы они как-нибудь разобрались, съехал бы он из Квартала Охотников. И все же что-то навечно привязало к цитадели, как черные линии мелких монстров к Вестнику Змея.

— Пойдемте, Джоэл, пора вколоть дозу стимуляторов и отдохнуть, — отвлек мягкий голос медсестры. Он и не заметил, как едва не заснул, прислонившись к холодной обшарпанной стене.

«Отдохнуть… После стимуляторов. Кто бы мог подумать, что доживу до такого», — зло думал Джоэл и задыхался от липкой досады. Ответ Умана про поместье не принес умиротворения, не дал надежды, будто отныне Вермело ждет спокойная жизнь.

Глава 25. Осколки чужих тайн

Лето обрушивалось буйством красок и нестройностью ароматов. В садах наливались плоды: сочные яблоки, гроздья винограда, у кого-то даже апельсины. Глаза, привыкшие к полосатому свету сквозь больничные жалюзи, неуверенно щурились. Джоэл задумчиво рассматривал мир вокруг, тот мир, который и не чаял больше увидеть после той роковой ночи.

— Пойдем, Джо. Пойдем домой, — сказал Ли, который вел его под руку от самого госпиталя. Они забрали оттуда все немногочисленные вещи и с радостью распрощались с больничной палатой, подписав необходимые бумаги.

— Домой… — выдохнул умиротворенно Джоэл, все еще щурясь, и тут же поморщился: — Только не надо меня вести. Я и сам могу. Зря что ли тренировался.

Сам он шел, признаться, по-прежнему весьма неуклюже: врачи пообещали, что вырванные мышцы голени со временем восстановятся при должных упражнениях, но пока пристегнули вокруг ноги металлический подвижный каркас да выдали трость, как заправскому денди из Квартала Богачей.

Джоэл всегда презирал праздно шатающихся аристократов, которые во время променадов боялись покидать надежные стены своего района, последнего осколка былой роскоши. Дорогие трости он всегда иронично величал не иначе как костылями для немощных. Теперь же сам ковылял, нелепо подпрыгивая, опираясь на палку, как старуха на клюку. Та самая убитая старуха, которая жаловалась на развешанные Ловцы Снов. Почему-то ее образ не желал отставать, хотя прошло уже немало времени. Совсем немало. Только выйдя на яркий свет летнего солнца — Желтого Глаза — Джоэл в полной мере осознал, как много дней стерлось из его жизни, как изменился Вермело.

— Неужели не врали мне? В городе и правда тихо? — поражался Джоэл, шествуя по улицам Квартала Охотников.

— Да. Кордоны даже убрали недавно.

Вокруг спешили по делам спокойные опрятные люди: охотники, торговцы, шахтеры. Резво пробегали рикши, гремя колесами повозок по старой мостовой. Показалось, что мелькнул даже окосевший рыжий парень, уверенно тянущий за собой новый экипаж. Возможно, город постепенно исцелялся от той болезни, что темными корнями проросла сквозь него весной. Восстанавливался, как и Джоэл от ран. В сердце разливался чарующий покой выполненного долга. Даже если великая незримая война со Змеем все еще продолжалась. Не его война.

— Вермело жив, — невольно сорвалось с губ легким шепотом.

— Эй, Джо, может, рикшу кликнем, ты же все-таки… — начал Ли, поминутно косясь на правую ногу напарника. Или уже бывшего напарника. Уман так и не дал четких инструкций, выписал из госпиталя, отправив еще какое-то время восстанавливаться дома и работать с архивными записями.

— Не надо! — воспротивился Джоэл, хотя от первой полноценной прогулки выступил пот на висках, а в глазах плясали круги. Они медленно шли, просто плелись, а он чувствовал себя, как после неслабой пробежки. Паршиво, очень паршиво. Джоэл с каждым шагом понимал, что ему уже не показывать эффектных приемов в академии в поединках с Ли. Доломал его родной город, перемолола тяжелая служба. Но он все еще жил, мог вдыхать тепло и запахи лета, мог говорить с друзьями.

— Да, конечно, — тут же кивнул Ли. Он изо всех сил старался не превращать заботу в жалость, а Джоэл изо всех сил стремился не злиться и принимать искреннюю помощь. Когда он сам опекал Ли, почему-то не задумывался, как порой ранит чрезмерная забота. Но она же и поддерживает, непостижимо, но действенно.

— Видишь, иду! Да хоть сейчас сундук наверх втащу, — пробурчал Джоэл, когда они поднимались по лестнице. Внизу, как оказалось, поселили мальчишку Мио.

— Здравия желаю! — пискнул он из-за дверного косяка и тут же неуверенно скрылся.

Джоэл махнул ему и улыбнулся. Новый сосед обещал быть спокойным и неворчливым. Старость сменилась молодостью, как весенняя листва уносит в небытие труху осенней. Так все и вертелось, и Джоэл надеялся, что его осень еще впереди, а не наступает в эти дни тихой радости человека, который прошелся по острой грани между мирами. Да что там прошелся — хорошенько потанцевал на ней. Но ничего, его опасный номер чокнутого акробата остался в прошлом. Теперь уж никто не боялся, что он внезапно надумает умереть. Ждали новые расследования, новые факты, особняк Бифомета Ленца в первую очередь. Для осмотра развалин не требовалась особая прыть, голова-то соображала по-прежнему неплохо. Вроде бы.

— Ну, вот и дом! — воскликнул Ли, распахнув дверь.

Джоэл не узнал свою мансарду: Ли повесил светлые занавески, отмыл окна, купил или выменял вешалку для плащей и треуголок, обтянул колченогие табуретки зеленой тканью и покрыл лаком старый стол. Унылые вещевые сундуки то ли сам, то ли с чьей-то помощью и вовсе расписал яркими узорами цветов и растений. Щели в стенах, похоже, тоже заделали свежей паклей, изгнав из комнаты привычную сырость.

— Готовился к моему приходу?

— Можно и так считать. С возвращением, Джо! Теперь здесь так будет всегда, если ты не против, — расцвел Ли и поцеловал Джоэла, который с наслаждением ответил. Он соскучился по этим мягким вечно улыбающимся губам, и вообще по нормальной жизни.

— Нет, не против. Совсем не против. Но у меня же теперь не мансарда, а театральные декорации! — улыбнулся он и сначала обнял Ли, потом ловко перехватил в шутливый захват и взлохматил непослушные темные волосы любимого. Напарник вывернулся и тоже звонко рассмеялся.

— Хотелось, чтобы стало красиво, — запротестовал он. И они продолжали какое-то время просто смеяться и возиться, словно мальчишки. Джоэл позабыл и об усталости, и о вечно ноющей правой ноге. Он и впрямь точно очутился на театральных подмостках среди ярких нарисованных цветов. И все ему виделось чудесным и правильным.

— Ну как, Ли, как ты тут без меня? — спрашивал Джоэл, когда они вдвоем сидели за столом на обновленных табуретах и пили ягодный взвар после прекрасного обеда. Конец лета — время изобилия, когда поспевают первые фрукты и овощи. С мясом, впрочем, в Вермело год от года становилось все хуже. Разоренный Квартал Птиц нанес урон экономике. Похоже, добыть занавески оказывалось дешевле, чем купить тощую курицу. Рыбы пока хватало, благодаря озеру Добрар. Тому самому, возле которого пострадала Энн.

— Справляюсь, — не без тени смятения ответил честно Ли.

— С кем патрулируешь теперь? С Батлером? — поинтересовался Джоэл. Он изголодался по новостям и хотел узнать истинное положение вещей. В госпитале ему рассказывали о чем угодно, только не о работе.

Уман поделился секретом и больше не приходил. Все боялись, что ненасытный до расследований Джоэл вырвется раньше срока или причинит себе вред чрезмерным беспокойством. Но теперь-то его выписали.

— Нет, Батлер работает один… С упряжкой собак. Он вообще… странный такой стал, то радостный, прямо блаженный, а то вдруг лица на нем нет от тревоги. Ладно, он сам расскажет, наверное, — ответил Ли. — А я работаю с Мио, ну, младшим охотником. Вроде обучаю его. Забрали мы мальчишку от того идиота Найта. С ним работать-то никто не хочет.

— Хм, Мио… И Мио теперь наш сосед. Мне начать ревновать? — усмехнулся Джоэл.

— Нет. Этот малец оказался большим ценителем женских прелестей, в свободное от работы время, разумеется. К нему Лулу шастает из академии только так, — отшутился Ли.

— Да, разумеется. Я не всерьез. Ну, а ты? Небось, с Мартиной зажигал? — беззлобно подтрунивал Джоэл. Подобные разговоры порой лишь больше распаляли между ними страсть. Но на этот раз Ли задумчиво ссутулился и тихо ответил, обхватив обеими руками круглый глиняный стакан:

— Я ждал. Наводил порядок в мансарде, расписывал сундуки. Так-то и времени особо не было, но когда выдавалась минутка… В общем, ждал, что ты выйдешь из госпиталя, и мы снова будем… вдвоем. Здесь, под самой крышей.

— А как же «утешение» вдов и прочие радости?

— Никак, — энергично помотал головой Ли. — Пока ты лежал там, пока мучился, я не мог думать о каких-то там «радостях». Без тебя все потеряло смысл.

— Но вот я здесь.

— И я рад! — воспрянул духом Ли и широко улыбнулся. — Ладно, Джо, мне уже пора на дежурство.

— Так рано?

— Да, приходится показывать Мио, как правильно развешивать Ловцы Снов. Ты же знаешь, сколько у новичков тратится на это времени.

— Я бы мог помочь. Показать, — предложил Джоэл.

— Пока не стоит. Потом — да, возможно. Но пока отдыхай. Ты же первый день вне госпиталя.

Снова забота уколола тонкой занозой обиды. Джоэл покорно вздохнул:

— Ладно, я буду ждать вас.

— Мио! Мио! Эй ты, дуб зеленый, криворукий неумеха! Вперед, подъем! — донесся снизу решительный голос Ли, но его подколки не шли ни в какое сравнение с грубым обращением предыдущего наставника. Мио радостно вылетел из своей скромной комнатки.

— М-да, Ли, учитель ты еще тот, — усмехнулся Джоэл, как-то незаметно для себя вытягивая вперед правую ногу. Дурная привычка. Он обещал помочь, научить развешивать Ловцы. Но при этом чувствовал, что после недолгой прогулки голень налилась тяжестью и пульсировала. Плохо…

Он ощутил себя подранным во множестве свар старым псом, передающим неразумным щенкам необходимые для жизни знания. Первым «щенком» был Ли, который теперь сам шефствовал над «зеленым» выпускником академии. А Джоэл уже оставался в мансарде. Если еще не списанный, то близкий к этому.

Он задумчиво рассматривал свое отражение в мутной поверхности ягодного взвара. И хоть картинка представала красновато-бурой, она не скрывала новых морщин, тянущихся лапками в уголках глаз. Еще он знал, как поблекла их пронзительная синева, выгорела усталостью, точно холст на солнце. К счастью, самоуничижение продлилось недолго: в дверь постучали. Джоэл встал с места и открыл медленнее, чем хотел бы.

— Я… Я могу войти?

— Батлер! Как я тебе рад, старина!

Батлер еще не собирался на дежурство, даже одежда на нем оказалась не рабочая, а наоборот — праздничная. Бежевый костюм и белая рубашка не вязались с привычным образом друга. Джоэл задумался, с чего бы такое преображение. Последние несколько месяцев Батлер носил исключительно черное, словно траур по всем напарникам, которых не сумел уберечь. Он всегда безукоризненно следил за собой: подстригал темно-каштановую бороду, чистил ногти, но никогда не выглядел таким нарядным и… счастливым. Джоэл не понимал, в чем дело, и терялся в догадках. «На Энн ты что ли наконец женился?» — подумал он, но засомневался.

— Как дела? — спросил Джоэл и указал Батлеру на табурет, где недавно сидел Ли, затем налил ягодного взвара и предложил мелкую зажаренную рыбу или свежих яблок. Друг, впрочем, отказался, только торопливо сделал несколько глотков, как будто у него резко пересохло в горле.

— Хорошо, — выдохнул Батлер, и глаза его заблестели от потаенного восторга, но весь образ выражал тревогу. Он что-то скрывал. Нечто прекрасное, но, казалось, запретное. Джоэл перебирал в голове варианты, приходя к выводу, что для охотника существует не так уж много табу. Кроме нескольких… Возможно, самых важных. И одновременно с пронзившей сознание мыслью, воплотившейся в свинцово-тяжелую уверенность, Батлер сам признался:

— Джо, у меня родилась дочь, представляешь?

Голос его прозвучал тихой мелодией вечернего дождя, первой капели, опадавшей утренней росы — едва уловимый, спокойно-воодушевленный. Так же говорил святитель Гарф, узревший Стража Вселенной, постигший чудо. Чудо…

Именно ореол живого свидетеля чуда окутывал ныне и Батлера. Он, как в молитве, сложил длинные пальцы вокруг горячей чашки и пристально смотрел на Джоэла, улавливая малейшие изменения на лице друга: боялся осуждения, надеялся на понимание. И что там еще?

Джоэл окаменел на своем табурете, лицо его тоже наверняка перекосилось в неопределенной гримасе, как у горгулий с водостоков Айгрежи. Что ответить? Как реагировать? Пусть он и догадался о нарушении устава, но считал, что речь о тайной свадьбе, никак не о рождении ребенка. В сердце всколыхнулась обида: все самые важные факты проплывали мимо него, а он привык все знать. Друзья скрывались лучше врагов. И это одновременно пугало и раздражало. Вот, о чем Батлер говорил с раненой Энн, вот, почему она смеялась над Джоэлом. Как же глупо! Они не доверяли ему, боялись, что он выдаст Уману? Или кому еще выдаст… Или не хотели тревожить своей радостью. Конечно, ведь проблемами делиться легче. Джоэл обиженно сжал зубы.

— Ты нарушил запрет, — только и выдавил он из себя, как самый закостенелый формалист-бюрократ. Половина охотников запросто обходили правила устава и заводили неофициальные семьи, не докладывая начальству. И пока служитель цитадели исправно исполнял свои обязанности, никто и не смел жаловаться.

Но Джоэла охватывала небывалая тоска покинутого: пока он валялся в госпитале, жизнь шла мимо него. Возможно, пролежи он отупевшим бревном еще пару месяцев, от него отвернулся бы и Ли. Вот Батлер уже скрыл свою неведомую пассию. Или друзья все же боялись его? Боялись верного пса Верховного Охотника? Даже смешно, смешно и горько. Если бы Батлер, их тихий несчастный Батлер, рассказал обо всем раньше, Джоэл помог бы ему, поддержал во всем. Но теперь растерялся.

— Я знаю! Знаю, но мы с Идой не могли друг без друга, — оправдывался Батлер, нервно пожимая плечами.

«Ида. Вот, о ком говорила Энн. Ида! Отлично. Мы знаем ее имя», — подумал Джоэл и строго спросил:

— Ты на ней женился?

— Тайно. Святитель Айгрежи благословил. Незадолго до рождения нашей девочки.

— И… давно у тебя… дочь? — растягивая слова, как пьяница, спросил Джоэл. Батлер не заметил фатального замешательства собеседника. Он тараторил, как ополоумевший:

— Родилась пять дней назад. Сегодня представили святителю Гарфу. Да, Джоэл, я, возможно, сектант. Но я верю в Стража Вселенной. И Ида верит. А еще…

— Кто эта твоя Ида? — перебил Джоэл. Ребенок, без сомнения, стал всем для Батлера, но больше интересовала новоявленная жена, ее цели, ее прошлое. Энн-то наверняка все знала давным-давно, возможно, с ее подачи Батлер решился на рискованный брак. Законный брак, запрещенный уставом почти как настоящее преступление. Получалось, что самый послушный и спокойный из их компании первым по-настоящему нарушил кодекс охотников. И в эту самую минуту втягивал Джоэла как сообщника. Не терпелось услышать, ради кого же друг пошел на такой проступок.

— Была горничной в доме одного богатея, — заметно помрачнев, ответил Батлер, твердо продолжив: — Сейчас она моя жена. Это главное. И больше никто ее не обидит. Никто!

— Как познакомились?

— Я нашел ее по кошмарам в Ловцах Снов. Около года назад я патрулировал Квартал Богачей. И вот один пожаловался, что слуги мешают ему спать: их кошмары кричали и выли. — Батлер вздрогнул. — О, это были не монстры, а несчастные изломанные существа! Такие… хрупкие и слабые. Сами страдания во плоти! Я не мог оставить там Иду. Когда я забрал ее оттуда, она перестала видеть кошмары. Квартал Богачей — скверное место. В нем столько… боли!

Джоэл вздрогнул, потер переносицу. Его вдруг испугало необъяснимое сходство историй знакомства Батлера с некой Идой и его самого с Джолин. Кошмары в Ловцах Снов — какой-то абсурд, точно единственный способ охотника встретить девушку своей мечты.

— Ты понимаешь, что тебе придется уйти из Охотников? — понизив голос, невесело вернул он к реальности восторженного друга. Батлер потупился, пробормотав:

— Возможно, я смогу остаться. Служба приносит неплохие деньги.

— И большие риски, — напомнил Джоэл и резко выпрямился: — Лучше уходи. Я знаю, за годы службы ты кое-что скопил.

Полное осознание свалилось на него яркой и странно-чудесной картиной: их вечно печальный друг обрел свое счастье. Большего-то и не требовалось! И не следовало осуждать, хотя еще грызли сомнения.

Не сказал Батлер раньше по понятным причинам, должно быть, сам пережил немало терзаний. Зато он решительно вызволил свою Иду из несвободы жадного богатея. А с Джолин все не удавалось. Джолин… Разве мог Джоэл осуждать друга за любовь и желание создать семью, когда сам еще несколько дней назад почти всерьез обдумывал план побега в стригали? В конце концов, за официальный уход из цитадели ничего не лишали, не казнили и не преследовали. Случалось так, что люди сразу после выпуска из академии понимали, что не в силах выдержать такую службу. Некоторые просили перевода в бастион военных, а кто-то на заводы или в шахты. Некоторые, наиболее сметливые и успешные, даже открывали свои лавочки в Квартале Торговцев.

— Да, хватит на небольшое дело, — в продолжение новых светлых мыслей кивнул Батлер. Джоэл улыбнулся ему, доверительно положил руку на плечо:

— Да, правильно. Ты нужен семье. — Но его мучили сомнения, заставляя хмуриться. — Если тебя не лишат всех званий и чинов за самоуправство. Если ты сначала уйдешь, а потом сыграешь свадьбу — все в порядке. Если узнают сейчас — плохо дело.

— Но ты же меня не выдашь? — виновато спросил Батлер. Он пришел не для того, чтобы поделиться радостью. Только теперь Джоэл понял, что верный друг прибыл сдаться с повинной и выслушать «приговор».

— По уставу должен, — с приличествующей ситуации суровостью объявил Джоэл. Но он уже вовсе не злился, сердце расцветало весенним садом от радости за чужое счастье. Чудесное и легкое ощущение, почти забытое, но прекрасное.

— Джоэл, я тебя знаю, — ответил Батлер, неуверенно потирая костяшки мелко дрожащими пальцами. — Пойми же: мне уже сорок два. Я немолод и видел столько кошмаров на своем веку, что скоро совсем перестану спать, чтобы не видеть собственных. И вот появилась наша малышка. Такая крошечная и пока такая свободная от дурных снов. У нее над колыбелькой висит Ловец. И, знаешь, Джо, он чист! Пока чист! — Батлер воодушевленно вскочил с места, указывая на развешанную вдоль стены ловушку для кошмаров. — Когда я увидел это, то понял, что я охотник по призванию. Но должен теперь защищать не весь город, а покой своей семьи.

— Хорошо. Прибереги эти слова для объяснений перед начальством, — кивнул Джоэл. — И главное — не говори, что ты тайно женился на Иде. Устройте свадьбу потом, позовите соседей, свидетелей. Гарф вас не выдаст.

— Так мы и хотели поступить. Но я пришел сначала к тебе, потому что мы друзья: ты ведь меня осуждаешь?

Джоэл разрывался между спорным чувством. И поймал себя на мысли, что бросил бы все ради Джолин, если бы она попросила. Но она не просила. Если бы она осталась в мансарде в тот первый раз, когда на нее напал сомн, если бы не возвращалась в пекарню. И именно от этого противоречия возникала необъяснимая злость на поступок Батлера. Значит, Иду не связывала с богатеем-хозяином темная тайна. Или у нее самой хватило смелости наплевать на все опасения и запреты, доверившись охотнику. С выбором она, без сомнения, не прогадала. Надежнее и заботливее Батлера не нашлось бы мужа во всем Вермело.

«Проклятье, да я просто завидую! Это же просто зависть чужому счастью. Потому что свое не могу слепить. Пока не могу. И что мешает? Только нерешительность. Хаосов мрак! Решительности хватило Батлеру! А я-то что?» — думал Джоэл, глядя на дно глиняного стакана.

Ягодный взвар давно остыл, Батлер распрощался и ушел, а Джоэл все думал. Думал и решал, даже когда с башен разнеслась команда отбоя. Как охотник он не привык спать ночью, да еще у себя дома. В новом качестве он чувствовал себя чужеродным элементом общества, поломанной шестерней. Он сросся с жизнью стража цитадели.

Батлер, похоже, в скором времени обещал покинуть их, вернуться в мир дня, стать обычным добропорядочным гражданином, «нормальным». Сумел бы так он, Джоэл? И что для этого требовалось, кроме откушенной ноги и порванных легких? Какое-то изменение духа, мировоззрения.

Ночь тянулась исступленным ожиданием скитавшегося где-то по ночным улицам Ли. Юный напарник вырос, сам сделался наставником, сам оберегал неопытного Мио. Джоэл почувствовал себя ненужным.

К исходу ночи он пришел к выводу, что до сих пор не забрал Джолин из пекарни только из-за своего малодушного страха стать ненужным цитадели, опасений променять службу на личное счастье. Батлер вот не побоялся. Впрочем, он давно собирался уходить, его преследовал злой рок, медленно подталкивая к краю. Друг стремился к новой жизни. А Джоэл боялся, что, обретя Джолин, потеряет Ли, разрушится взаимопонимание напарников, если кто-то из них покинет цитадель. Боялся до своего ранения, а теперь… Ли доказал, что связывает их не только служба, не только плотское желание снять напряжение после безумных ночей, когда они преследовали монстров. Значит, со стороны Ли не возникало проблем. Значит, все сомнения, вся нерешительность, роились в нем самом, в невозмутимом на вид Джоэле.

Ночь все тянулась и тянулась. Возможно, он задремал на какое-то время прямо на столе, очнулся с затекшей шеей и продолжил думал в сумраке иллюзорных видений. Впрочем, думать о чем? Ближе к рассвету он рассмеялся, громко и легко.

Смеялся над собой, над всеми глупыми условностями, которыми оплел себя, как цепями. Даже Уман плевать хотел на правила. Город давно пронизала ложь. Так чего он боялся? Никто не осудил бы, что в мансарде охотника поселилась красивая девушка, никто бы их не сдал. Не посмели бы чинить преграды победителю Легендарного Сомна.

— Сегодня я заберу Джолин из пекарни! — выпалил Джоэл, как только с первыми лучами Желтого Глаза скрипнула дверь.

— Здрасте, ничего себе приветствие вместо «доброго утра», — проговорил Ли, застыв с открытым ртом на пороге.

— Как дежурство? — тут же спохватился Джоэл, понимая, как огорошил друга. Да он самого себя удивил не меньше.

— Все тихо. Ты лучше про Джолин расскажи, — подскочил к нему Ли.

Джоэл кратко и немного скомкано изложил все, что надумал за долгую ночь. Ли с какой-то отеческой заботой упрекнул в том, что ночью нормальные люди — раненые охотники — должны отдыхать. Но не это на самом деле интересовала друга, а странная перемена, случившаяся в помыслах и решениях Джоэла. Он и сам поражался той легкости, с которой теперь намеревался перевернуть свою жизнь и жизнь Ли. Еще раз… Привычный ход вещей уже нарушил Легендарный Сомн. Но они приспособились и по-прежнему понимали друг друга. Липкие сомнения постепенно откатывались в недра подсознания, как мутная волна.

— Ты знал про Батлера, а, Ли? — неуверенно поинтересовался Джоэл. Ли смутился, присел на табурет, почесал в затылке, виновато улыбаясь:

— Ну… он рассказал мне на пару дней раньше, чем тебе. Энн-то давно знала. Она, считай, ему старшая сестра. И всем нам. Вот он ей все и выкладывал всегда.

— Так я и думал, — выдохнул Джоэл. Конечно же, Батлер спрашивал у раненой Энн разрешения на нормальную жизнь. Он устал оплакивать и менять напарников. И она приняла его выбор, первая благословила, раньше святителя Гарфа, их добрая старшая сестра.

— Ну, и что ты скажешь? — задумался Джоэл, не совсем понимая реакцию Ли. Напарник сидел, опустив глаза и нервно сцепив пальцы, а потом точно стряхнул с себя некое мрачное наваждение и просиял:

— Скажу, что давно пора поступить так же с Джолин. Хватит с нее мучений в этой пекарне. Доказательства темных делишек Зерефа Мара мы и так найдем.

— Спасибо, Ли! — воскликнул Джоэл. Так же, как Батлер спрашивал разрешения Энн, он ожидал решения возлюбленного.

— И что ты… что ты собираешься делать? — встревожился Ли, когда Джоэл вскочил с места, звякнув скобой на правой голени, которая отозвалась тупой болью, как и все затекшее тело.

— Пойду прямо сейчас и заберу ее оттуда. Меч я еще держать могу, хватит, чтобы припугнуть Зерефа Мара, — ответил Джоэл, подходя к сундуку и вытаскивая из его недр ножны. Давно же он не держал их в руке, как и клинок. В самое ближайшее время следовало потренироваться, но пока он просто застегнул кожаный пояс и ощутил приятную тяжесть верного оружия, пусть изодранное тело и не разделяло восторгов души.

— Давай все-таки не сейчас, а вечером. Джолин уже ушла разносить пирожки. А я послал Мио следить за ее клиентами, — остановил Ли, мягко обнимая за плечо и подхватывая ножны, призывая снять их. Джоэл застыл, перебирая пальцами вдоль рукояти в кожаной оплетке. Хотелось уничтожить Зерефа Мара этим клинком, даже если Нейл Даст не для того завещал свое оружие. Но опять приходилось ждать, выгадывать верный момент, опасаясь, что однажды станет слишком поздно для изменений.

— Почему Мио? — удивился Джоэл, кладя меч на закрытый сундук. С расписанной крышки улыбалось узорное солнце. Ли в своих тревожных метаниях вложил в художественные образы невероятную радость, точно так призывал счастливый исход всех их мытарств. Но, похоже, за время болезни Джоэла неугомонному напарнику удалось продвинуться и в расследовании. Правда, имя нового в их рядах мальчишки несколько озадачило. Мио не выглядел достаточном опытным для таких опасных затей и вряд ли мог самостоятельно оценивать все риски, связанные с их авантюрой, идущей в обход указаний цитадели. Но приходилось действовать самим, потому что гарнизон военных не желал делиться информацией, это признал даже Уман. Кто-то очень не хотел, чтобы дело Рыжеусого и секрет Джолин всплыли на поверхность.

— Мио — незаметное лицо. Переодеть его в клетчатую кепку и старые штаны — обычный подмастерье или посыльный. Да еще выглядит младше своего возраста. На ночных улицах недавно, не примелькался. Короче говоря, никаких подозрений, — просто объяснил Ли. — Нам-то с тобой уже не пошпионить, весь город знает, видели воочию сто раз. А теперь и подавно. Как же, ведь ты убил Вестника Змея! Ух, тут нам еды нанесли в первые дни, когда ты в госпитале помирать вздумал. Испортилось уж все… Глупые люди, будто еда тебе была нужна. Ну, как на поминки, честное слово! Тьфу! В общем, меня и тебя все уже знают. А Мио-то кто? Никто.

— И ты втянул мальчишку? — еще больше насторожился Джоэл.

— Да. Он был не против. Честное слово, — оправдывался Ли, энергично размахивая руками. — Это ведь изначально его расследование!

— Какое? — не понимал Джоэл.

— Дело Рыжеусого.

— Так, а этот тип здесь при чем?

— А… Да, ты же не в курсе. Я взял адреса Рыжеусого и сопоставили с адресами Джолин. Частично совпали, — коротко и ясно доложил Ли. И Джоэл поразился, как это ему раньше не пришла в голову такая идея. Конечно же, бунтовщики пользовались одной сетью информаторов и точками сбыта товара! Или товар и был главной целью информаторов. Сначала они считали Рыжеусого обычным контрабандистом, а потом Джоэл просто не успел ничего обдумать.

— Так я и думал. Ли, ты гений! Но это же тем более значит, что Джолин незачем оставаться в пекарне.

Похоже, клиенты пекарни что-то делали с чудо-снадобьями, от которых покойная Грета скакала по крышам и намеревалась выйти в Хаос. Все упиралось в применение стимуляторов и возможный побег за стену. Рушащуюся стену.

— Да, это точно. Уже почти все раскрыто. Улику со списком мы… подбросим кому-нибудь из подозреваемых, когда выдвинем объявления преступной сети. И найдем ее официально. Думаю, у кого-то из «благовоспитанных» клиентов всплывет похожий экземпляр. Это вроде их путеводителя.

— Отличный план, Ли. Но сегодня я иду забирать Джолин. Как только она вернется с пирожками, — кивнул Джоэл.

— Я с тобой, — тут же вызвался Ли.

— Нет. Это мое дело, — упрямо оборвал его Джоэл. И вновь обнаружил в себе неприятную сварливость.

— Джо, но ведь ты… — Ли запнулся и бросил задумчивый взгляд на меч. Они оба понимали, что Джоэл пока не в состоянии по-настоящему сражаться, а славное оружие послужит разве что для запугивания пекаря.

— Ли, позволь мне снова почувствовать себя живым, — осклабился Джоэл, невольно сжимая кулаки.

— Хорошо, Джо. Только сначала отдохни. Ради меня, — взмолился Ли, больше не напоминая о временной немощи. Джоэл успел с содроганием представить, как ему придется засветить в челюсть любимому, если тот посмеет удерживать силой в мансарде. Но Ли всегда чутко понимал друга. Времена их жарких ссор и примирений, казалось, миновали навсегда.

«Заберу Джолин незадолго до отбоя, — думал Джоэл, задремывая под привычные лучи Желтого Глаза, пробивавшиеся через новые шторы. — Мне после отбоя шататься по улицам можно, табличка с удостоверением при мне. Ее проведу до мансарды якобы как свидетельницу. А Зереф Мар за нами не сможет увязаться, дойдет до первого патруля, а дальше — в темницу за нарушение порядка. И неплохо бы, если именно туда».

План на грани грезы и вымысла выглядел идеальным. Время во сне текло быстро, ускользало незаметной струйкой песка. Страж Вселенной говорил, будто Змей как-то ввернул его, перекрутил и сделал мягким, податливым. Если бы научиться управлять им, если бы подчинить и перемотать, склеить всё разбитое, перебинтовать все раны терзающихся душ, предотвратить само их появление. Но невозможно изменить без потерь, когда великий город давно превратился в обиталище грустных теней и сотен пороков, разделенных на множество строгих, но ложных вер.

Джоэл снова узрел Вермело в огне, а над ним в багряных небесах парил и парил Каменный Ворон, обреченный сражаться со Змеем и не побеждать. Он смотрел свысока на него, на Джоэла, бренным телом приколоченного к разбитой мостовой. Ворон звал на бой, но горести и радости друзей и любимых велели пробудиться в назначенный час. Призывали в мир живых, обратно в оковы изрубцованного тела.

— Джо, пора. Я собираюсь с Мио на дежурство, — осторожно потряс за плечо Ли. От него приятно пахло яблоками, он ласково наклонялся, терся носом о щеку. И вместо желания куда-то спешить в душе разливалось великое умиротворение. Но мысль о Джолин, страдающей в пекарне, кидала вперед, как на бой с Вестником Змея.

— Сколько я проспал? — спохватился Джоэл, удивляясь, почему не чувствует привкуса гари. В Ловце Снов снова оседали ее хлопья. И где-то осыпались обугленные строения рушащегося города, где-то, где каменные перья пробивали опаленные крыши и острые зубы Хаоса терзали гигантское птичье тело.

— Часов десять, — отвлек от смутных воспоминаний о сне Ли.

«Проклятый опиум… это из-за него я теперь так… — рассеянно отметил Джоэл. — Так всю жизнь недолго проспать».

Джоэл буквально скатился с кровати, неудачно оперся на правую ногу, глухо зарычал, потом торопливо умылся из кувшина, оделся и пристегнул к голени скобу.

— Тебе точно не нужна помощь? — с сомнением протянул Ли, сочно пожевывая свежее яблоко.

— Нет! Это мое дело! И не особо сложное, — горячо запротестовал Джоэл и потянулся к мечу на сундуке. — Ида у Батлера перестала видеть кошмары, как только он забрал ее от тирана-хозяина. С Джолин случится так же, я уверен.

Но он лгал, он совсем не был уверен. Необъяснимый темный страх прорезал мурашками под кожей. Не тревога и не предвкушение — именно страх. Он двигался, как в тумане, как ненормальный, не различающий реальности и снов. И все же собирался в пекарню, списывая все на побочные эффекты множества инъекций обезболивающих. К тому же сны и реальность давно потеряли четкую грань, примерно в тот день, когда он увидел воронку и Каменного Ворона, в тот день, когда неведомая сила выбрала его или он услышал ее печальный зов.

— Тебе не кажется, что твой романтический интерес всегда связан с защитой от кошмаров? — улыбнулся Ли. В его темных глазах медовыми искорками теплилась забота, смешанная с закономерной тревогой. Джоэл пообещал себе передать Ли, который выходил на дежурство, весточку о своем благополучном возвращении в мансарду. Вместе с Джолин, иначе никак.

— Возможно, Ли. Считай, это мой личный фетиш. Но ты же знаешь…

— Знаю. Джолин красотка. И смелая. Удачи тебе! Возвращайся как можно скорей.

Джоэл отсалютовал Ли взмахом руки от треуголки. Он надел дорогой подарок любимого, зная, что вряд ли ему случится по-настоящему сражаться в этот вечер. Зато головной убор добавлял представительности и бросал на лицо грозную тень. Впрочем, осунувшиеся щеки и впалые глаза в обводке сизых кругов и без того пугали, наводя на мысли о восставшем мертвеце.

На мгновение Джоэл замешкался у входной двери, когда неказисто и медленно спустился по лестнице. Он засомневался, а нужен ли он теперь такой Джолин, ей, прекрасной принцессе, заточенной в башню злым драконом. Но он тут же развеял собственное малодушие: она тащила его, истекающего кровью, умирающего, от Королевской Улицы до самой Цитадели. Без нее он бы погиб. За ней вел охоту Легендарный Сомн, значит, при любом раскладе за Джолин давно следовало приглядывать охотникам. Отговорки! Все отговорки и оправдания! Джоэл шел ради себя, ради своей любви, которая давала силы забыть и о ранах, и сомнениях, и о снах, где Каменный Ворон не мог победить Змея. Его ждал Вермело, его ждала Джолин. Хотя на опустевшей Королевской Улице первым встретил тощий изодранный кот.

Под ногами скрипела крошка сбитой брусчатки, в садах по-прежнему качались деревья, зеленые, налитые тяжестью спелых плодов. У кого-то на заднем дворе приглушенно квохтали куры, сохло белье, протянутое флагами на веревке поперек улицы. Ему компанию составляли уже развешанные Ловцы Снов — наверняка Ли и Мио постарались, ведь теперь они вдвоем патрулировали этот район.

Джоэл посетовал, что слишком долго шел, слишком поздно проснулся. Он тащил свое тело, как тяжелый груз, приволакивая правую ногу. И зря решил, будто от Квартала Охотников до Квартал Ткачей не нужно брать рикшу. Но теперь, в этот сумрачный час в преддверии восхода Алого Глаза, никто из обычных горожан не осмеливался высунуться на улицу. Все единым слаженным организмом готовились отойти ко сну.

В Вермело уже двести лет соблюдали такой распорядок, нарушал его разве что какой-нибудь пьянчуга Биф, но он не встречался со своими дурными песенками. Возможно, не пережил нападение вестника Змея. «Или он и был Вестником Змея, Бифометом Ленцем», — подумал Джоэл, озираясь по сторонам, точно опасаясь заметить смутную тень.

Руки предательски задрожали. Его предупреждали, что после пережитого может проявляться некий посттравматический синдром. Особенно при стрессе. Неужели проявился? Джоэл ненавидел бояться, и все же руки дрожали при одном воспоминании о том утре, когда весь его мир затопила невыносимая боль. Приходилось поминутно напоминать себе, что он не на дежурстве, а идет к пекарне, всего лишь разбираться с несносным Зерефом Маром.

Двухэтажное строение стояло на прежнем месте, никуда не делось, пережило все бунты и нападения, даже окошко подожженного чердака маячило все тем же закопченным темным пятном на фоне сереющей штукатурки. Дым из трубы не шел, на первом этаже в пекарне уже не горел свет, зато в мансарде Джолин сквозь плотные шторы пробивался слабый огонек.

Джоэл застыл в нерешительности. Он опоздал, Джолин давно вернулась после рабочего дня, выполнила все неведомые темные поручения Зерефа Мара и теперь сидела одна в своей мансарде. Так может, не стоило беспокоить мерзкого пекаря и его не менее мерзкую женушку? К ней-то клиентки являлись поздним вечером, но в этот раз их не случилось.

Джоэл застыл у порога, занеся кулак, чтобы гулко постучать в деревянную дверь. Сердце заходилось от ожидания, колотилось в горле и звучало маршем солдат в пульсирующих висках. Голова раскалялась, словно бурлящий котел. Джоэл облизнул пересохшие губы и опустил руку. У него созрел иной план, получше прежнего: «Заберу Джолин прямо из ее окна. Похищу! Ну, и пусть. Вещей у нее нет, она тихо вылезет. Если нет, мы условимся, что она завтра просто не будет возвращаться. Но нет, она обязательно сбежит сегодня со мной. Обязательно…»

Он не спросил, как Батлер забрал служанку Иду у жестокого богача, наверно, с этим возникли свои сложности. Но вот похитить рабыню пекарни не составляло труда, Зереф Мар хранил слишком много секретов, чтобы открыто жаловаться. Если бы Джолин незаметно пропала среди ночи, он бы счел, что ее растерзали сомны или умыкнули агенты правительства, может, охотники.

Пожалуй, следовало именно так и выставить ее побег, спрятать от шантажа, а потом совершить облаву по адресам, разведанным Ли и Мио. И после ареста всех бунтовщиков уже никто не помешал бы их счастью.

Если бы Джоэл открыто забрал Джолин, Зереф Мар лишился бы своего курьера, который относил сообщения заговорщикам, и, возможно, в отместку передал бы властям информацию о Джолин, которую она так боялась сообщать. А бесследное исчезновение хоть и наводило на подозрения, но не давало права жаловаться и угрожать.

«Знать бы, против кого заговор. И за что они призывают бороться. За что? По обе стороны стены хаос. Ничего, Джолин, ты больше не будешь в этом участвовать. Очень хорошо, что ты не спишь в эту ночь», — подумал Джоэл и бесшумно пробрался к переулок, где его уже ждала новая лестница, приставленная к стене дома.

Сперва она показалась непреодолимой преградой: нога в скобе почти не гнулась, не желала держаться на ступеньке. Чтобы достаточно ловко забраться, пришлось вколоть себе стимулятор, будто собирался на сложнейшее задание. Мир привычно предстал преувеличенно ярким, отчетливо различались звуки и запахи. Даже сильнее, чем прежде. Запахи… Слишком много посторонних запахов, которые он чувствовал даже через стены.

Они доносились из пекарни: хлеб, мука, дрожжи, остатки душного жара в печи, ароматы развешанных в кладовке трав и стоящих в банках приправ. Джоэл впервые так прислушивался ко всем этим переливам. Или же обрел какую-то новую способность, пока его лечили улучшенными снадобьями. Он словно бы получил обоняние дикого зверя и такой же слух.

А вот ловкость все равно подкачала: по лестнице он взбирался долго и, как ему казалось, шумно. Впрочем, если бы Джолин заблаговременно услышала его, он бы только обрадовался.

Вскоре он приник к освещенной щели между штор. Он уже собирался тихонько постучать в окно, когда его оглушил внезапный чужеродный запах. Дикий зверь в нем ощутил чье-то присутствие, встревоженный пес ощерился. Он без сомнения чувствовал Джолин, ее тонкий приятно волнующий аромат молодой женщины. Но также и кого-то еще.

Кислый запах немолодого и не слишком здорового тела. Пекарь! Кому же еще быть! Зереф Мар сочился вонью больного желудка и грибка стоп. Вероятно, ходил босиком, громко шлепал по старым доскам пола. Джоэл пожалел, что принял стимуляторы: он не желал так отчетливо улавливать исходящую от пекаря вонь.

Значит, Зереф Мар что-то забыл в комнате Джолин. Что-то… Здравый смысл четко подсказывал, что именно. Джоэл собирался спуститься и громко постучать во входную дверь, как и планировал изначально. Забрать Джолин, прочь от всех этих запахов, прочь от этого мерзкого типа.

Но себе на беду он прильнул глазом к освещенной щелочке между штор. Комната Джолин, узкая, как чуланчик, озарялась единственным огарком свечи. В углу мерцала серебристыми нитями порванная паутина, на подоконнике загораживал обзор куст земляники в глиняном горшочке. Той самой земляники, которой она угощала Джоэла перед их первым поцелуем. Но теперь аромат ягод перебивали другие запахи, другие звуки. Скрипели половицы, кто-то глухо топтался у двери, а потом двое вышли на свет.

Зереф Мар зашел в комнату, грубый, бесформенный, в сальной ночной сорочке, и взял колченогий стул. Сел на него, как на трон, развалился, расставив колени и выкатив между них тяжелое пузо.

Джоэл подавился отвращением, надеясь, что действие стимулятора скоро пройдет, но оно все тянулось, и приходилось слышать все с преувеличенной громкостью, как гул колоколов, как воющие сигналы тревоги.

Зереф Мар не замечал, что за ним наблюдают, не смотрел на окно, ведь все его внимание приковала Джолин…

Джоэл замер, руки похолодели, а во рту пересохло. Вот теперь он испугался, по-настоящему, казалось, хуже, чем перед Легендарным Сомном: Джолин стояла перед самодовольным Зерефом Маром, медленно расстегивая пуговки своего невзрачного серого платья. Пристойная одежда с тихим шелестом крыльев умирающих стрекоз сползала на пол. Светлые вьющиеся волосы бесстыдно разметались по обнаженным плечам, на которых проступали свежие синяки и старые шрамы.

Внезапно Джолин бросила короткий взгляд на окно, точно почувствовала что-то. Джоэл отшатнулся, но успел заметить, что в обреченных синих глазах Джолин застыло отвращение. Но он не мог раскрыть себя, тогда бы перед властями его выставили виновным в подсматривании вне служебных обязанностей. Вновь он оказался беспомощным, точно Вестник Змея откусил рук и ноги, оставив лишь глаза, которые все смотрели и смотрели в щель между штор, где совершалось ужасное. Где росла и множилась извечная чума Вермело.

— Да, давай, девочка моя. Сюда, иди к своему сладкому «папочке», — причмокивая и ерзая на стуле, облизывался Зереф Мар. И Джолин покорно шла, шаг за шагом вдоль крошечного чуланчика, перешагивала через сброшенное на пол платье. И совершалось истязание, длилась пытка.

Джоэлу хотелось ворваться в комнату и прекратить паскудную игру. Но Джолин, оставшись лишь в чулках и короткой нижней рубашке, покорно подошла к Зерефу, этому мерзкому вероломному пекарю, от которого несло хуже, чем от трупа.

— Давай, сделай, как я люблю, — шипя от предвкушения, приговаривал он, похлопывая по коленям. И Джолин наклонялась к нему, ожидая указаний, податливая и молчаливая, как тряпичная кукла.

Джоэл понимал, что это уже не первый раз. И сердце его разрывалось от отчаяния и ненависти. «Ее надо спасать!» — было его первой мыслью, и рука сама потянулась к мечу. Он уже готовился вынести окно вместе с рамой и изрубить на куски Зерефа. Но отчего-то остановился, замешкался. Если бы Джолин сопротивлялась, если бы пекарь притиснул ее в темном углу против воли, Джоэл бы не раздумывал ни секунды. Но она молчала, очевидно, опасаясь разбудить жену пекаря. Преступление совершалось с согласия жертвы.

«Чего я ждал от девчонки из трущоб?» — с омерзением подумал Джоэл, пока Джолин покорно отдавалась пекарю. Сквозь щель окна Джоэл видел все, видел слишком много, слишком неправильно, задыхаясь, глотая горечь. И не мог уйти, не мог прекратить эту пытку.

«Все! Хватит! Довольно! С меня довольно!» — беззвучно крикнул он себе и торопливо спустился по лестнице. Его уже не заботило, кто узнает о вторжении. Он бежал прочь с Королевской Улицы, шумно волоча искалеченную ногу, загребая ножнами бесполезного меча. Он уносился, как вор, как побитый пес.

«Джолин… Джолин… Просто шлюха Зерефа Мара и информатор бунтовщиков. Использовала меня, втиралась в доверие, вот даже в цитадель проникла как свидетель. Кто знает, не украла ли из госпиталя пару ампул новых стимуляторов, — озлобленно думал он, медленно тащась по пустынным ночным улицам, но тут же каялся в собственных мыслях: — Нет! Нет! Ли тоже не мог вырваться. Но Ли… Ли сбежал! А Джолин… Джолин так уже… сколько лет? Но Ли парень, он дрался. А Джолин… Джолин каждое утро выходит с пирожками. Ее никто не приковывает цепями. Она могла уйти, могла сбежать. Сбежать ко мне. Я ведь ждал, я так ждал!»

Подозревать и увидеть воочию — слишком разные вещи. Джоэл злился, на себя, на свою наивность, и на Джолин. Робкое и трогательное доверие между ними рухнуло в одночасье. Он не представлял, что заставляло ее оставаться в пекарне, какой злой рок велел отдаваться Зерефу Мару. Может, ему померещилось отвращение в ее глазах? Может, ему померещилось, будто она посмотрела не в темноту, а на него? Будто… просила помощи. Но он не угадал, не распознал.

Она солгала, опять солгала. Он же просил верить в него, просил доверять. Ради нее Ли разведывал о клиентах пекарни, привлек даже Мио к общему делу. Ради нее они сражались с Вестником Змея. С ее именем на устах Джоэл умирал на заваленной трупами мостовой. Все ради нее!

А она не захотела довериться и сбежать из пекарни еще в тот день, когда угощала земляникой. Воспоминания о сладком вкусе отзывалось горьким ядом на губах. Тех губах, которые в эту ночь терзал и кусал Зереф Мар.

Тянулась и мучилась долгая ночь, где под светом Алого Глаза спали далеко не все. Джоэл шатался по улицам, хватаясь за стены. Все тело немилосердно трясло, мысли путались, окатывая то гневом, то отчаянием.

Он ощущал себя преданным. Не столько из-за того, что увидел в окне, сколько из-за слишком долгого молчания Джолин. Она не доверяла. Так о каком сотрудничестве могла идти речь? Он ведь клялся избавить от кошмаров, вывести в новую жизнь. Только какую? Сам не ведал.

Видимо, клеймо охотника — это проклятье. Они ночные звери не лучше сомнов: утаскивают в темные норы цитадели, мучают на допросах и казнят на заднем дворе психушки. Так повелось двести лет назад, когда агонизирующий город установил новый порядок, чтобы выжить. Или уже не двести лет, ведь Змей перемолол ход времени и, видно, всю их хлипкую человечность. Остались только разврат и жестокость.

— Джо… Джо! Где Джолин?

Голос Ли пробивался сквозь липкий полусон, в который Джоэл снова погрузился возле стола в мансарде. До дома он добрался посреди ночи, кое-как, хромая и несколько раз едва не падая.

Новое потрясение точно сорвало рубцы на всех ранах, дрожь прошивала от темени до кончиков ног, спутывала реакции, меняла причины и следствия местами. Похоже, он уже сошел с ума от всевозможных стимуляторов и обезболивающих, с ним что-то сделали, как-то изменили.

Он все еще слишком остро ощущал запахи, слышал звуки. Вот где-то по улице в отдалении простучали колеса повозки окосевшего рикши, вот донесся аромат свежих яблок — все пустое, бессмысленное, покрытое грязью впечатлений прошлой ночи. На языке тлел тошнотный кислый привкус. Клеймо. Да, он чувствовал себя заклейменным.

Теперь-то он видел ясно: от ярма охотника никто не мог сбежать. Вот и доверчивого Батлера его Ида наверняка использовала. В городе зрела новая революция, даже если пока все скрывалось за восстановленными фасадами приличий и мнимого благополучия. Вермело горел — так говорили сны.

— Нет и не будет, ей и в пекарне нормально, — рявкнул Джоэл и вскочил с места. Меч он оставил, зашвырнул в сундук, как ненужный металлолом. Им он зачем-то защищал от Легендарного Сомна ту, что не пожелала довериться, не пожелала спастись. Значит, добровольно оставалась с Зерефом Маром. Джоэл не знал, куда деваться от этой бесконечной злобы.

В то утро он ненавидел всех: и себя, и Джолин, и цитадель, и Иду, которая точно так же обманула Батлера. Да, об Иде определенно следовало доложить Уману, сделать все по правилам. Если уж его все предали, оставались только приказы и устав. Значит, охотник должен жить по правилам охотника, если он не заслуживал доверия, если ему рассказывали все в последнюю очередь. Лицо Джоэла застыло в кривой гримасе. В тот миг он возненавидел даже Ли, который тоже участвовал во всем этом вранье, не отчитывался о ходе расследования, не рассказал, что работает вместе с Мио. Все решили, что побитого пса Джоэла надо исключить из жизни города.

— Джо, куда ты собрался? — растерянно спросил Ли.

— Доложить начальству, — выплюнул Джоэл.

— О чем?

— О нарушении устава.

— Ты… ты предаешь Батлера! Как ты можешь? Он же доверился тебе! — всплеснул руками Ли.

— Он нарушил клятву Охотников: никаких семей, никаких детей. Никак иначе, — прорычал Джоэл.

— Но он наш друг. И ты пообещал ему. Он уходит из Охотников, — опустив голову, бесцветно отчеканил Ли. И между ними тоже выросла стена непонимания, как в кошмарном сне. Джоэл не хотел никого слышать, ни о ком думать. Теперь он во всех видел предателей. Смещенное восприятие на грани бреда заставляло бежать прочь, и в тайне Джоэл надеялся, что Ли остановит его, врежет как следует, вырубит, а потом успокоит, вернет ясность помыслов и целей. Но Ли молчал, слишком пораженный, чтобы вмешиваться. А Джоэл продолжал нести околесицу:

— Да. И это опасно! Для всего нашего ордена. Сначала один, потом второй. Думаешь, одному Батлеру хочется уйти? Новые приходят все реже. Старые копят жалование, чтобы свалить. Кто будет защищать Вермело от сомнов?

— Джо, я не думал, что ты крыса. Да еще какая крыса! — озлобленно выругался Ли. — Ну давай, признайся, ты был у Джолин, и она тебе отказала? Давай! Дальше пестуй свой эгоизм! Как же! Обидели великого охотника!

— Не твое дело! — фыркнул Джоэл и выскочил из двери мансарды, пока Ли кричал ему вслед:

— Если не остановишься, можешь забыть, как меня зовут. Считай, мы не знакомы.

Глава 26. Тайна стража цитадели

Трактир взрывался шумом и неприятными запахами. Джоэл все еще чуял их слишком обостренно. Это раздражало. Да и не только это. Все доводило до холодного бешенства, поэтому он упрямо вливал в себя разбавленный непонятной дрянью самогон, называемый на Рыбной улице пивом. В меню по-прежнему маячила крысятина, которую новый хозяин — прежний обратился — выставлял как курицу или даже рыбу. Но от озера Добрар до Рыбной Улицы, как известно, ничего не доезжало. Джоэлу даже нравился этот низкопробный обман, он и сам попался в такую же ловушку.

Он сидел у грязной стойки на высоком табурете, как пропащий человек, окончательно утративший всякое уважение к себе. И задыхался от вони: потные тела усталых шахтеров, нестиранное тряпье безработных отбросов общества, крепкий перегар, несвежий дух сомнительной подливы, прогорклое масло — эта симфония впивалась в ноздри острыми ножами.

Действие стимулятора по идее давно прошло. Джоэл осознал, что вдобавок к его личным бедам за время лечения он стал подопытным зверьком цитадели. Под видом курса по восстановлению на безнадежном пациенте испробовали новые снадобья. Возможно, даже с позволения Умана. Уж точно не с согласия Ли. Но напарник теперь не желал знаться.

Джоэл ощущал себя бездомным и всеми покинутым. В мансарду он возвращаться не хотел и только надеялся, что вскоре отупеет достаточно, чтобы ни о чем не вспоминать. А если бы он отключился и выпустил в этом местечке на волю свои потаенные кошмары, так, наверное, половина пропащих душ во главе с ним самим обрадовалась бы прекращению земных страданий. Здесь никто не ценил свою жизнь, особенно из поздних завсегдатаев. Когда зазвенел колокольчик на двери, Джоэл обернулся и приветствовал вошедшего, почти как друга:

— Биф! Пьянчуга Биф! Какие люди!

— Господин Джоэл! А вы живы? Уди… Уди-ительно! — нетвердо, но тоже радостно отозвался Биф, плюхаясь на соседний табурет и опираясь на стойку локтями.

— И я удивлен, что ты еще жив!

— Проваливай отсюда, Биф, тебе все равно нечем платить, — прорычал новый трактирщик. — Иди! Ищи на помойке остатки пойла и смешивай, как вся ваша братия. Вот и будет тебе «коктейль», пьяная ты морда. А у нас здесь, видишь, приличные люди.

Трактирщик указал на Джоэла, тот поморщился, безрадостно рассмеялся. И вдруг осадил хозяина заведения:

— Не гони его! Налей за мой счет моему единственному другу!

— Другу! Вот это разговор! — просиял Биф, насколько позволяло просиять опухшее небритое лицо.

Джоэл смотрел на бродягу и видел в нем свое отражение, вернее, свой внутренний портрет. Душа его выгнивала и наливалась чернотой, как синяки под заплывшими глазами Бифа. Так двое пожизненных бродяг обменивались глупыми подобиями улыбки у стойки, с которой капала дешевая выпивка, вытекшая из опрокинутой бутылки.

Трактирщик поставил перед Бифом замызганную глиняную кружку и налил обоим посетителям все того же забористого пива. Джоэл неохотно проталкивал в себя эту дрянь, а Биф глушил с удовольствием, как парное молоко. И оба не знали, куда отправятся с наступлением ночи.

«Интересно, как ты дошел до такой жизни, Биф», — подумал Джоэл, но мысли уже плохо складывались в затуманенном разуме. Он ждал, когда упадет мордой на стойку, а потом либо очнется вместе с бродягами в каком-нибудь переулке за таверной, либо не очнется уже никогда. И то, и другое избавляло от лишних терзаний.

Почти смешно делалось от мысли, как же легко живется Бифу: не о чем тревожиться, не за что цепляться. Если у него в прошлом и случились какие-то трагедии, то они давно миновали, выкинув на обочину жизни, на край вечного сумрака, где нет разницы между существованием и небытием. Оттого и не мучили кошмары: не осталось ни сожалений, ни совести, ни разума.

— Выпьем еще, приятель, — хлопнул собутыльника по плечу Джоэл.

— Это точно, — воодушевился Биф, потянувшись к кружке.

Внезапно колокольчик на двери тревожно звякнул и упал на заплеванный пол, вывороченный из стены. Едва не снеся притолоки, в таверну ввалились трое или четверо мужланов в сальных кепках. Квадратные небритые подбородки, низко нависшие лбы, желтые зубы и огромные кулачища выдавали в них местных задир.

Джоэл не переставал анализировать даже в подпитии, а этим молодчикам не требовалось мыслить. Такие вечно встревают в драки, будь то случайная потасовка на улице, народный бунт или начало стачки на заводе. Таких же он когда-то изрубил мечом за совершение насилия над несчастной женщиной. А потом сам же утащил ее в цитадель, отдал на растерзание. Верный пес, следующий правилам.

К Хаосу все правила! На Батлера он и не подумал докладывать, вовсе не приближался к постылому глухому забору. Нетвердой походкой слонялся по улицам, искал, чем отвлечься. Но даже в трактире не нашел покоя. И только немного погодя осознал, в какую историю совершенно глупо вляпался теперь.

— Гля, кто тут! — хохотнул один из сомнительной компании, пожевывая измусоленную соломинку.

Грубые голоса окружали плотным кольцом, давили на виски. Здравый смысл кричал, что надо бежать. Трое на одного — слишком много. Раньше, когда был на пике формы, он бы с легкостью своротил челюсти всем вломившимся уродам, не разбираясь, с чего это они к нему цепляются. Раньше, в прошлой жизни.

— Гребанный победитель Легендарного Сомна. Дохрена герой!

В памяти смутно всплывала давняя история: как-то раз он возил мордой по стойке одного из этой шайки, пока Ли в углу пинал другого. Недоумки пытались ограбить ночных стражей перед дежурством. А теперь, значит, пришли взять реванш, подкараулили одинокого изодранного охотника. В Вермело, похоже, каждая собака была наслышана о ранении победителя Вестника Змея.

Но если с двумя головорезами дела обстояли понятно, то третий поначалу не вызывал никаких ассоциаций. Лишь поначалу, пока не показалась его неправильно сросшаяся рука, которую он опасливо прятал за спиной. Тогда Джоэл безошибочно узнал громилу из борделя в Квартале Птиц. Значит, как-то сбежал до появления стражи.

— Эй, охотник, ну, чем врежешь мне теперь, может, костылем? А? — пробасил он, подскакивая к стойке.

Джоэл и впрямь перехватил трость, как меч. Он позабыл, что оставил верное оружие в мансарде. В своем бывшем доме, где уже не ждал Ли. Или ждал? В такой сомнительной компании помощь напарника не помешала бы. Вторжение заядлых нарушителей порядка немного привело в чувства. Тревога расставляла по местам мысли и ощущения, разгоняя туман бесполезных сожалений. В конце концов, Ли-то он в чем обвинял? Любимый все ради него делал. Джоэл слегка протрезвел, мысленно обругав себя. Но было уже поздно.

— Отвали, идиот! Это Джоэл, тот самый, победитель Вестника Змея, — пытался урезонить хулиганов перепугавшийся владелец трактира.

— Да мне плевать, кого он победитель. Этот урод отделал меня в прошлом году! — выступил вперед один из банды.

Джоэл чувствовал себя в окружении. Прочие посетители трактира притихли, как мыши в присутствии кота, затаились мутными тенями и не показывались из-за столиков. Несколько особо робких малых спешно ретировались, но остальные замерли благодарными зрителями. Похоже, они едва удерживались от того, чтобы начать делать ставки и заключать пари. Как же! Как интересно: охотник против простого люда. Интереснее разве что притащить какого-нибудь монстра из Хаоса и травить его собаками в яме. Такие забавы практиковались сто лет назад, но потом их запретили, опасаясь гнева Змея. Может, тоже столкнулись с эпидемией превращений. Зато окружать охотника стаей дворняг никем не возбранялось. Стража на Рыбную улицу заглядывала редко. А дурака-Джоэла вечно тянуло посетить места своего детства.

В этот смутный день он тоже потоптался на заросшем пустыре с плитами фундамента, где раньше стоял унылой глыбой сиротский приют. Он посещал это печальное место каждый раз, когда доходил до края отчаяния. Пустырь его уже не ранил бы, не растревожил сожженную душу. Лучше уж пустырь. Только нелегкая занесла в этот трактир себе на беду.

«Трость — тот же меч. Набалдашник достаточно тяжелый. Давай, идиот, вспомни, чему тебя учили в академии. Никто не начинает с настоящим оружием. Зажрался ты, загордился. Вот сейчас они и проверят, чего ты стоишь», — подумал Джоэл и уклонился от первого удара. Он даже не вскочил с места, а только слегка накренил табурет, зависнув на одной ножке и выиграв себе время.

Бандит неудачно саданулся грудью о край барной стойки, подавился воздухом, озверел и попытался развернуться, но Джоэл огрел его краем трости по темечку. Противник взвыл и схватился за новоявленную шишку.

Но легче не стало. Нежданные враги нападали все вместе, разом. Джоэл пропустил хук слева и полетел на заплеванный пол. В ушах поднялся звон. Но вместо боли обожгла обида: он чувствовал колебания воздуха в момент удара, но тело потеряло сноровку, не позволив достаточно быстро выставить блок. При таком раскладе в поединке с сомном он бы уже лишился головы. У нарушителей порядка, по счастью, с собой не нашлось ничего, кроме скверных заточек. Джоэл перекатился за стойку, уклоняясь от тычка кривого лезвия.

— Прекратить беспорядки! — вопил трактирщик, рискуя оттоптать пальцы схоронившемуся за ненадежным укрытием охотнику. Со стороны драка выглядела наверняка грубо и неотесанно. Джоэл хоть и взмахивал тростью, как мечом, но забывал, что палка не умеет рубить. Впрочем, меткий удар промеж глаз быстро вырубил одного из нападавших. Какого именно — Джоэл не разобрал, только заметил тушу, которая лезла на него через стойку, да и откинул ее обратно, как мяч в игре. Бандит нелепо ойкнул и бухнулся на пол, ломая по ту сторону табуретки и разбивая посуду.

— Мое пиво! — обиженным ребенком воскликнул Биф, которому не хватило мозгов по-быстрому испариться. Судя по звукам, он сам ввязалась в драку, но не очень успешно.

Джоэл, хватаясь за стойку, поднялся. Скоба на голени цеплялась за одежду и мешала двигаться. Все проклятая скоба! Джоэл вдруг понял это, когда кинулся на помощь пьянчуге. Не сказать, чтобы он ценил Бифа или хоть немного уважал, но старый бродяга единственный заступился за него в этом трактире. Или же за свое пиво. Джоэла это мало интересовало, когда неловко упавшего Бифа лупили ногами, как набитый мешок. И как из прохудившегося мешка, из бродяги выплескивалось с рвотой все вылаканное пойло.

— Не лезь не в свое дело, урод! — пересыпая речь отборной бранью, твердили задиры. Удары трости не сбили с них спесь и не отправили в долгий сон с головной болью. Но они на пару мгновений отвлеклись от Джоэла, а он не мешкал и атаковал, выкрутив в захвате руку знакомому бандюге из борделя.

— Поздравляю, второй перелом на том же месте, — злобно хохотнул Джоэл, пока бандит корчился на полу рядом с Бифом, дергая ногами, как умирающий кузнечик.

Вкус паршивенькой победы продлился недолго: один из противников с ходу засветил Джоэлу в глаз. Мир потемнел с левой стороны, налился алыми красками, но вроде не померк совсем. Очнулся Джоэл через несколько секунд все там же — на полу, кляня себя сто раз, что ввязался в драку. Но на диалог никто из шайки не шел изначально. Они, похоже, выслеживали охотника по всему району, мечтая взять реванш, конечно же, нечестным путем.

Одновременно в Джоэле пробуждался азарт: а чего он стоил без меча, без стимуляторов и особых преимуществ. Если уж его действительно превратили в какое-то новое существо во время лечения, то эта сила здорово помогала в драке. Обостренные обоняние и слух буквально подкидывали вверх, заставляя уклоняться от новых ударов. Но проклятая правая нога мешала достаточно быстро вскочить, поэтому пришлось стерпеть еще несколько пинков под ребра, катаясь по полу, как будто на нем загорелась одежда. Джоэл охнул, когда тяжелый сапог врезался в живот, согнулся пополам, но понял, что следующим ударом ему готовятся размозжить череп.

— Стража! Стража! — кричал где-то на периферии сознания трактирщик, но боялся выползти из дальнего угла. Посетители тоже не шевелились. Теперь-то уж ставки их не интересовали. Обычные работяги любили драки, но боялись настоящих убийств. Джоэл же привык, что почти каждый поединок заканчивается убийством. Он видел в нападавших уже не людей, а сотни щупалец Легендарного Сомна. Трость еще оставалась у него в руке, требовалось только наплевать на ограничения немощного тела и совершить новый рывок, как в прежние времена.

Один из нападавших открылся для удара, занеся ногу, чтобы растоптать, смять в труху. Нет уж, никто бы ему не позволил! Не с такими справлялись. В крови вместо стимуляторов кипел адреналин. И теперь треклятый посттравматический синдром делал не беспомощным, а опасным. В мозгу что-то щелкнуло. Или не в мозгу? Треснула и распалась металлическая скоба, и Джоэл ощутил освобождение, как вырвавшийся из клетки зверь.

Он дернулся вперед и вскочил настолько стремительно, что противник, намеревавшийся со вкусом впечатать в пол, не устоял на ногах. Джоэл накинулся на него сверху и принялся наносить удар за ударом: слева-справа, справа-слева. И все по отвратительной грязной морде. Давно же он так не веселился, наверное, уже лет пятнадцать. Со времен выпуска из академии, когда они чудили с драчливым Уманом, ввязываясь едва не во все уличные склоки. Теперь это спрятанное за ширмы приличия начало вырвалось, выкатилось животным оскалом. Джоэл не наслаждался превосходством, не боялся причинить слишком много боли и случайно убить. Он просто защищался, как обычный житель Вермело.

— Получай, тварь! — гаркнул он в окровавленное лицо бандита и только потом обернулся, вспомнив, что его увлеченно избивали двое. Один-то катался возле стойки с торчащей из руки костью. А третий куда-то подевался, хотя должен был атаковать. Джоэл поднял голову и опасливо осмотрелся.

— Биф! Но?.. Но… Ты? — онемел он, увидев, как бесформенный и как будто малосильный старикан стоит над поверженным противником.

— Все для тебя! — радостно отсалютовал Биф. Бандит, безвольно запрокинув голову, перегнулся спиной через барную стойку.

— Два пива, хозяин. Мне и моему другу, — хрипло приказал Джоэл, поднимая свой табурет и невозмутимо садясь на прежнее место, словно ничего не случилось.

— Господин охотник, вам надо… Вы же… — икнул из угла трактирщик, который все это время прижимал к себе, похоже, особо ценную бутыль. Или просто схватил первую попавшуюся, опасаясь, что в ходе потасовки ему разгромят все заведение. На полу и правда валялось немало осколков. Несколько Джоэл задумчиво вытащил из своих окровавленных ладоней, но даже не придал этому значения. Боль не приходила, или он слишком привык к жизни в тени боли, в дурмане вечного мучения, которое будило только небывалую ярость. Теперь даже правая нога не ныла, зато все тело охватывал жар, не до конца растраченная удаль трактирной битвы.

— Что мне надо, я сам знаю, — осадил Джоэл. — Надеюсь, с этими парнями проблем не возникнет.

— Нет, — кивнул трактирщик и свистнул местному громиле, который считался вроде охранником. — Эй, выкинь их на улицу. И что ты стоял? Еще вышибала называется!

— Да я просто смотрел на драку, мы заключили пари с мужиками! — оправдывался тот.

— Гони мою долю, — фыркнул на него Джоэл, и вышибала откатился куда-то в тень, прибирать бесчувственные тела нарушителей. Потом он в прямом смысле вышвырнул их на улицу через заднюю дверь в помои на задворках дурного заведения.

— Здорово ты их, — восхищался Биф, отирая кровь с лица полой изодранной рубахи.

— Ты тоже, — ответил Джоэл и распластался на барной стойке, подложив сложенные руки под подбородок. Запал пропадал слишком быстро, и вместе с ним приходила невероятная усталость. В груди наливался огненный шар, раскалялся свинцовым ядром, поджаривая душу и скручивая сердце, сбивая его ритм. Возможно, наставал последний час. Славная смерть, нечего сказать, особенно, после победы над Легендарным Сомном.

«Ну и к Хаосу», — подумал Джоэл, и ему стало все равно. По крайней мере, напоследок он снова ощутил себя живым и бесшабашно юным. Даже улыбнулся, опрокидывая в пересохшее горло новую порцию пива. Он проникся той легкостью бессмысленной жизни, которую нес на сутулых плечах Биф. Пьянчуга, не замечая новых ссадин и синяков, радостно уплетал дармовую крысятину, подскребая с тарелки подливу и громко рыгая.

Джоэл же погрузился в подобие сна, по крайней мере, поднять голову с барной стойки сил не оставалось. Воздуха тоже не хватало, он разевал рот, как рыба на суше, и ждал, какой же из вдохов станет наконец последним. Лучше, чтобы его потом сразу выкинули в Хаос. Ли не следовало знать, насколько напарник успел оскотиниться за короткое время. И от этого тоже делалось почему-то смешно. Джоэл молча рассматривал, как уплетает нехитрое угощение пьянчуга Биф. А тому, похоже, не терпелось поделиться своими мыслями.

— Знаешь, приятель, — ни с того, ни с сего заговорил он. — Врет твой святитель Айгрежи.

— Насчет чего? Он не врет, он придумывает, — слегка заинтересовался Джоэл, все же поднимая голову и с удивлением обнаруживая, что еще не готов отдать концы. Отдышался немного, подремал — и вроде бы ничего. Не считая рассаженной брови, звона в ушах и новых гематом.

— Придумывает, потому что сам не знает, — мелькнуло подобие осмысленности и живости в заплывших глазах пьянчуги. — Не было там Стражей Вселенной. И не жертвовали они собой. Сначала асур Раат Шаатир сражался с Хаосом. Потом они взаимно уничтожились… не до конца. Хаос вон утащил за собой наши миры. А асура Раата закинуло в мирок Бенаам. Там он и нашел приспешников. И покромсал местных.

— Какой-то новый пересказ той сказочки.

— Но это еще не все! Местные от магии не умерли, зато превратились во что-то этакое. Вроде энергии солнца или Барьера. И создали Стражей Вселенной из таких же людей. Украли божественную мощь, хотели сами богов сделать, чтобы против асуров выставить. Но ничего не получилось, Стражи у них начали сходить с ума от непомерной силищи один за другим. Вот вроде и остался один, последний, которого служитель ждет. Только что этот один против целого Хаоса может?

— Биф, тебе-то откуда все это знать? Кто тебе такое рассказал? — слабо усмехнулся Джоэл. Его пугало, что так много знакомых так или иначе верили в секту некого Стража. Да еще не давало покоя то видение на грани жизни и смерти. После всех мытарств выздоровления он уже разуверился, что ему приказал выжить некий Страж. Вытащили его с того света, накололи новыми стимуляторами, закачали кровь Умана. Вот и хорошо. А сны оставались снами, реальность похуже самых жутких кошмаров.

— Сам все знаю, — довольно крякнул Биф, хлопая себя по набитому животу.

— Наверное, у секты Стража есть ответвления.

— Ну, а что, ему можно придумывать, а мне нельзя? — обиделся полоумный старик.

— Не придумывай. А то придумаешь сначала, потом напьешься, сам поверишь, увидишь кошмар. Еще превратишься в сомна, — хлопнул его по плечу Джоэл.

— Не, не превращусь… Кто тебе тогда рассказывать будет? — рассмеялся Биф и выпил залпом оставшееся пиво.

— Занятные сказки нынче в моде, — вздохнул Джоэл. — Как твое имя-то настоящее? Не Ленц?

— Не… Никаких Ленцов не знаю, — беззаботно пожал плечами собеседник. — Биф — это вообще кликуха, значится. Ты меня еще выпивкой угостишь или нет?

— С тебя, пожалуй, хватит.

— Ага, жадный какой. Все себе решил припрятать. Это я вас таких знаю! Знаю, ага, — запротестовал пьянчуга.

— Может, и себе. Тошно мне, Биф, — признался Джоэл и зябко поежился. Теперь его трясло. Липкий пот пропитал одежду, сочился холодными капельками вдоль позвоночника. Пробегавшие мурашки обостряли восприятие, и, казалось, именно из-за них начинали болеть новые ссадины и старые рубцы.

— А мне не тошно? Я тебе про Стражей Вселенной все выложил, а тебе лень на стойку пару монет выложить, — продолжал наседать бродяга. С ними всегда так: немного милосердия оборачивается неблагодарной наглостью. Оттого и не хочется беззаветно помогать опустившимся людям.

— Да если бы твои сказки кого-то спасли… — отмахивался от Бифа Джоэл. Конечно, они только недавно вместе славно отделали хулиганов. Но теперь разговор напоминал обмен впечатлениями между двумя безумцами.

— Кто его знает, может, помогут еще. Вон, Каменный Ворон летает, сражается все. Страж Вселенной, понимаете. А на деле такой же бродяга, как и я. Только по мирам бродит. Но чем у нас улицы не миры! Вот и я, получается, Страж Вселенной. Он бы, небось, не пожалел за такой рассказ угостить меня выпивкой.

Джоэл больше не слушал. Биф выглушил за счет охотника еще две кружки, а потом с привычной безмятежностью упал мордой прямо в подливу. Обрел свое «законное место» для дневного сна, наплевав на все запреты Вермело. Впрочем, ему-то не светило обратиться. Джоэл отчего-то знал это. И так же необъяснимо верил каждому слову из рассказа об асурах, даже больше, чем морализаторской сказке святителя Гарфа.

Сражение Змея и его противника, некого Раата Шаатира, представало в живых красках, соткавшись под полуприкрытыми веками. Горел не только Вермело, но целые миры, взрывались невероятные звезды, катились в небытие целые галактики, сталкивались планеты. А асуры, пойманные своей жадностью, продолжали поединок, сжирая все больше и больше миров. Или то не асуры? И гул взорванных звезд — это лишь гомон в трактире, преломленный шумом в ушах? Из липких пут странного сна вырвал новый скрип двери.

Джоэл вздрогнул и обернулся: на пороге стоял всклокоченный и запыхавшийся Ли. Он недолго шарил взглядом по темному трактиру, щурясь с яркого света, а потом немедленно кинулся к барной стойке.

— Джо, так и думал, что найду тебя здесь. Проклятье Хаосу! Ты пьян! Жить надоело? После лекарств выпивку!

Джоэл сгорбился и поднял порванный воротник смятой рубашки, точно надеясь так спрятаться, отгородиться. И если раньше он чувствовал себя виноватым, то теперь понял, каков на вкус настоящий стыд. Не вина за бессилие или проваленную миссию, а стыд за собственную глупость. В его случае стыд отдавал сивухой и кровью. Наверное, тоже полезный опыт. Джоэл не знал, что ответить, как реагировать. Любимый уставился на него с такой радостью, словно уже успел в страшных фантазиях похоронить, а вот обнаружил живым и относительно невредимым.

— Ты же сказал, что мы незнакомцы… Ты же… — пробормотал сбивчиво Джоэл, но Ли уже подставлял плечо, стаскивая с табурета.

— Не глупи! Вставай и пошли. Пошли, иначе пристукну по дурной башке и потащу.

— Да я… — начал неловко оправдываться Джоэл. На ногах он стоял теперь нетвердо, пошатывался, как пьянчуга Биф, шел вразвалку. И если бы не Ли, то нетрезвое избитое тело заносило бы то в одну, то в другую сторону.

— Джо, да ты весь в крови! Что было?! Кто на тебя напал?

В голосе любимого слышалась только неподдельная тревога — ни следа осуждения или обиды, хотя в последний раз они фактически прокляли друг друга. И в этом всепрощении некая темная часть души и разума Джоэла улавливала всю ту же противную унижающую жалость к немощному калеке. Но одновременно горечью слез нашкодившего мальчишки во рту отзывалось чувство все нараставшего стыда.

— Я дрался, — спокойно ответил Джоэл, надеясь не рассказывать подробностей.

— И?

— Победил.

Больше объяснений не требовалось, Ли только хмыкнул и покачал головой. Джоэл же покидал таверну с безотчетной тревогой за оставшегося спать у стойки Бифа. Хозяин наверняка выставил бы бродягу. И никакие небылицы про асуров не помогли бы.

— Ну что, рассказал начальству про Батлера? — строго спросил Ли, когда они достигли мансарды. Первым делом он усадил на табурет и осмотрел ссадины на лице Джоэла, промыл рану на рассеченной брови, вокруг которой уже налился тяжелый синяк, потом заставил умыться. Все в жутковатом напряженном молчании, от которого сделавшаяся уютной мансарда давила хуже склепа. И вот оно прорвалось вопросом и отразилось эхом ответа:

— Нет.

— Я так и думал, — облегченно вздохнул Ли и тут же ухмыльнулся: — Но все-таки ты крыса, раз намеревался.

— Если честно, я даже не был в цитадели, — развел руками Джоэл, прислоняясь к стене.

На душе делалось все легче. Но вместе с этой легкостью его покидали силы. Клонило в сон, сквозь марево отчетливо просвечивало только светлеющее лицо любимого.

— И то хорошо. Значит, сразу пошел накачиваться самогоном? И кто бы мог подумать, что ныне прославленный победитель Вестника Змея будет набираться дешевым пойлом из-за девушки. Из-за меня ты не напивался, между прочим.

— Напивался, еще как. Просто ты не видел, — опустил глаза Джоэл. — Я же напивался, когда мы ссорились. Потом завязал. Потому что… мы перестали ссориться.

Ли вздрогнул, смутившись от таких нежданных признаний. За прошедшие годы они и правда часто ругались, обычно из-за противоречивого характера Ли, но в последнее время между ними установилось полное взаимопонимание. Которое едва не рухнуло в эту ночь.

— Ладно, то, что ты напился — это полбеды. Хуже, что ты чуть не сдал друга.

— Да не сдал же, говорю. И в мыслях не было.

— Что ж, похоже, мордобой в трактире вправил тебе мозги. И правильно! Но нервов ты мне порядочно угробил, — признался Ли. — Батлер вон ко мне после дежурства сегодня подошел, расписывал, какой ты верный товарищ, как прекрасно понял его, какие дельные советы дал. А я-то стоял, не знал, куда глаза деть. Все ждал, что сейчас за ним придут караульные. Думал, ты там все выдал уже, а ты, оказывается, в трактирные драки ввязывался. И зачем?

— Хотел, чтобы мысли выветрились. Как ты и сказал, мозги на место встали.

Ли помолчал, лицо его вытянулось, сделавшись еще более худым и осунувшимся, чем прежде, на виске пульсировала жилка, губы подрагивали в попытке и нежелании донести очевидный факт. И все же Ли пересилил себя, жестко отрезав:

— Смерти ты искал, вот что.

— Уже не ищу.

— И хорошо.

Они многозначительно замолчали. Потом Ли решительно сдернул и свернул покрывало и помог Джоэлу снять плащ и сапоги.

— Ложись, ты еле стоишь. То есть, еле сидишь. Сегодня я буду охранять твой сон, — сказал Ли.

— Ты не справишься с монстрами из моих кошмаров.

Джоэл считал, что ему непременно явится вся та мерзость, которой он нагляделся в окне пекарни. В тот вечер ему сразу же стала понятна природа кошмаров Джолин, но знание не принесло здравых мыслей, как поступить дальше. Впрочем, затуманенный алкоголем, болью и усталостью рассудок тоже не подкидывал гениальных идей.

— Справлюсь. Они не страшнее моих, — хмыкнул Ли. — Хотя, признаться, я кошмаров больше и не вижу. Наверное, потому что о тебе, дураке, думаю сейчас куда больше, чем о своем прошлом.

— Тебе ведь на дежурство…

— Выходные, Джо, мы дожили до выходных, — заверил его Ли, едва ли не за руку доводя до кровати и коротко целуя в висок. Легко и нежно, словно прощая разом за все, снимая любую боль и унося сомнения. В бушующем мире единственным надежным местом оставалась их мансарда. Дальше Джоэл ничего не помнил. Он провалился в короткий, но глубокий сон без видений. Страж не приходил, никто не звал на бой.

— Ну как ты? — спросил Ли после пробуждения.

— Нормально, — выдохнул Джоэл, хотя его мутило и пошатывало, будто он не пиво в себя опрокинул, а не меньше бочки чистого спирта. Но что хуже всего — никуда не исчезло повышенное чутье, не отступил чрезмерно острый слух. Хотелось спросить, со всеми ли охотниками произошли похожие изменения, но все не находилось случая и верных слов. Или просто все существо отрицало очевидный факт, который разрушил бы всякое доверие к цитадели. Поэтому он молчал.

Выходной тянулся медленно. Джоэл понял, что они впервые по-настоящему живут в мансарде как пара: разбирают вещи, готовят еду, убираются. До этого не успели привыкнуть, осмыслить до конца. Теперь же ощущали неловкость. Джоэл задумчиво чистил картошку на общей кухне, Ли хлопотал наверху. Где-то пробегал Мио. Из его комнаты утром, воровато озираясь, выпорхнула совершенно безмятежная Лулу. Ли потом долго подтрунивал над новым подопечным, но Мио вскоре ушел по делам в город.

Так и прошел день за несложными заботами. В первые часы после пробуждения Джоэл надеялся, что кто-нибудь расколет его несчастную дурную голову, избавив заодно от внезапной тяги к саморазрушению. Но серость быта, которой охотники во время службы практически лишались, постепенно проясняла мысли, заставляя взглянуть на вещи под другим углом.

— Осторожно! Мало тебе всего, еще пальцы отрезать захотел? — временами говорил Ли, когда Джоэл забывал о том, что делает, и нож срезал кожу, а не кожуру.

— Да-да, конечно, — отстраненно отвечал он, но разговоры не клеились.

Между ними по-прежнем зависла незримая вуаль невысказанной тайны, и сквозь нее не проходили настоящие слова. Только короткие указания, бессмысленные шуточки и случайная болтовня о выстиранной одежде, вскипевшем чайнике или углях в утюге. Вроде так и длилась жизнь, а сердце все равно сдавливала тревога, безотчетная, безутешная.

Все существо стремилось на Королевскую Улицу, но Джоэл не покидал их дом, опасался снова бродить по городу, хотя выяснил, что без скобы правая нога почти не болит. Да и все его тело восстанавливалось как-то неестественно быстро, точно последняя инъекция стимуляторов вызвала цепную реакцию. Оставалось ждать либо выздоровления, либо «перегрузки механизма» и закономерной «поломки». Но никого не хотелось тревожить. Себя в первую очередь. И так предстоял неизбежный разговор о Джолин. Джоэл готовился к нему весь день, мысленно прокручивал ответы, перебирал версии поведения. К вечеру Ли все равно застал врасплох, когда за ужином кратко, но настойчиво спросил:

— Джо… Что все-таки случилось?

Джоэл стиснул кулаки, склоняясь над котелком с рыбной похлебкой. И несмотря на поднимавшийся над едой жаркий пар, в мансарде точно снова открылись все заделанные щели, как рубцы на старых ранах. Завыл в ушах несуществующий ураганный ветер. Путей для отступления не осталось. Ли молчал, но решительно подался вперед, уставился глаза в глаза, отчего потерялись все маски неудачливого лицедея. Изобразить притворную небрежность? Гнев? Разочарование? Презрение? Ничего не удавалось, все маски раскололись в ту ночь, когда был повержен Легендарный Сомн. Осталась только боль, как и теперь, в этот налитый свинцовой тяжестью момент. На этих подмостках театра-мансарды, где тянулась странная драма его новой жизни.

— Джолин… на самом деле не приемная дочь. А любовница пекаря, — срывающимся голосом сдавленно ответил Джоэл. — Вернее, мне кажется, он ее принуждает. Я подозревал еще давно. Подозревал… Но увидел случайно в окне, как они… Как пекарь… И…

Джоэл закрыл лицо руками. Он не плакал, но собственные слова воткнулись кинжалами горького понимания. Любовница. Как можно быть любовницей без любви? Пленница — вот верное название. Еще одна жертва чудовищ Вермело, которую не успел спасти бесполезный охотник Джоэл, не пришел на помощь раньше, не увел, когда мог бесстрашно размахивать мечом.

— Успокойся, Джо. Все в порядке, — прошептал Ли, незаметно вставая и обнимая за плечи, а потом сам вздрогнул и прорычал: — То есть нет. Не в порядке! Зереф Мар та еще тварь. Ну, ничего-ничего, мы прижмем его. Скоро. Уже скоро.

— В Ловцах Снов кошмары из-за него, я уверен.

— Тогда мы выведем его на чистую воду. И кошмары прекратятся, — жарко пообещал Ли. — Ничего, Джолин скоро перестанет мучиться.

— Она перестанет, но я не забуду того, что видел, — признался Джоэл. Если бы он не поднялся по той лестнице, если бы не заглянул за занавески, то принял бы неприятный факт намного легче. Но теперь его преследовала эта картина: хрупкая прекрасная Джолин и омерзительный пекарь, похожий больше на бесформенного сомна, чем на человека. Казалось, это монстр из кошмаров беззаконно надругался над белым девичьим телом, покрытым шрамами.

— И что теперь, когда ты узнал? Ты отречешься от нее? — тревожно нахмурился Ли.

— Нет. Теперь я понял, почему она каждый раз отрекается от меня.

— Ничего. Когда все закончится, она не отречется! Я уверен.

— А я не уверен…

— Джо, ну что ты? Послушай, Джо, но я-то… Я-то всегда с тобой? Правда?

Ли наклонился и дотронулся сначала до плеча, потом до запястья, странным долгим жестом прильнул губами к ладони, отчего Джоэл невольно провел по любимому лицу, очертил его контуры, как слепец, смотрящий на ощупь.

— Да… Но Ли… я думал, что полюбил Джолин. По-настоящему. А она… она как будто обманывала меня.

— Обманывала? И в чем? В том, что не говорила прямо, что с ней делает хозяин? Ты знал об этом! И я тебе говорил! Не так, а, Джо? — недоверчиво нахмурился Ли, осуждающе посматривая на Джоэла и отворачиваясь к окну. — Я тоже, получается, обманывал…

— Нет, Ли. Нет! — воскликнул Джоэл и поразился, что Ли теперь защищает Джолин, оправдывает ее и тем размыкает цепи сомнений. Но они не могли отправиться в пекарню, в тот вечер в мансарде они оставались вдвоем. И в этом заключалась своя великая тайна, свое очарование. Они оставались вдвоем, верные друг другу вопреки судьбе.

Джоэл живо вскочил с места, притянул к себе Ли и впился жарким поцелуем в полуоткрытые губы возлюбленного. Моментально несуществующий ветер стих, пробегавший по спине холод сменился приятным жаром. Ужасно не хватало этого окрыляющего чувства последние несколько месяцев проклятого лета, сотканного из одних страданий. Теперь ничто не мешало разделить радость и удовольствие. Ли удивился, когда Джоэл стянул с него рубашку:

— А ты уверен, что…

— Что достаточно здоров? Думаешь, для драки в таверне достаточно, а для этого нет? — ухмыльнулся Джоэл и опрокинул Ли на их общую кровать, оставляя на шее любимого сочный след от нового поцелуя, почти укуса.

Укуса… на мгновение Джоэл снова испугался, снова вернулся к мыслям о том, что его превратили в какое-то существо, накачали тем же снадобьем, что дало преступнице Грете шанс выйти за стену. А если… Если что? Слишком много загадок, слишком много противоречий.

В тот вечер Джоэл больше не думал. И странным образом простил всю ложь Джолин, пока предавался страсти с распаленным и жаждущим близости Ли. Похоже, любимый и правда хранил верность все это время. Потому они доходили до изнеможения, то погружаясь в дремоту, то вновь сплетаясь клубком алчущих змей. Они не боялись обратиться в эту ночь, Ловцы Снов оставались пустыми. Кошмары не посещали мансарду, и постепенно отступала вся душевная боль, глупая и ненужная, все обвинения, точно Ли без слов научил прощать.

Джолин… Джолин… Мысли о ее мучениях не покидали даже в минуты забытья и бесконечного упоения. Джоэл обнимал Ли и возвращался к изначальным намерениям спасти Джолин из пекарни. Теперь они существовали только втроем в его маленьком мире застывшего времени. Мире, где длился один счастливый миг. И ради этого мира стоило продолжать борьбу.

А пока только Ли умиротворенно дышал над ухом, и Джоэл привычно гладил спину возлюбленного. Больше они ничего не боялись и никому не завидовали. Эта ночь принадлежала лишь им. Рушились всякие преграды и условности, раскрывались все секреты. Кроме одного. Его собственного. И словно прочитав мысли, Ли вдруг начал тихий предрассветный разговор:

— Джо…

— Не спится? Что там?

— Нет, ничего, это я так… — слегка засомневался Ли. — Джо, а ты чаще встречался с парнями или с девушками?

— С девушками. С парнями обычно не встречался, а так… развлекался. Но вообще чаще всего с девушками, — признался Джоэл.

— А я наоборот… — рассмеялся Ли. Что ж, об этом Джоэл всегда подозревал. Но любимый подводил к чему-то другому.

— Да, а я вот развлекался… Потом появился ты.

Ли широко улыбнулся, как умел только он, открыто, но хитро:

— Так я… первый?

— Не совсем.

— Расскажешь? У тебя, кстати, должок. Насчет кошмаров и прочего.

Джоэл замер и испытал малодушное желание наспех одеться и снова сбежать в трактир на Рыбной Улице. Или на обугленный пустырь. Куда угодно — лишь бы не рассказывать. Он не стыдился своих воспоминаний, как Ли, но считал, что облечение их в слова принесет невероятную боль. Впрочем, после правды о Джолин, после того, как он признался себе в дурной зависти чужому счастью, дела далекого прошлого уже вряд ли ранили бы сильней. Поэтому Джоэл ответил:

— Да, пожалуй, самое время. В голове сейчас такой сумбур, что из нее можно выудить все, что захочешь. Тем более… это же ты.

— Так расскажешь? — Ли выжидательное повернулся лицом и подпер рукой голову, всматриваясь в лицо. Он готовился выслушать, что угодно. И Джоэл понял, что настало время поделиться, хотя он не причислял себя к хорошим рассказчикам.

— Расскажу… Расскажу о том, как я… Как я стал охотником… Вернее, не совсем… О том времени, когда я впервые полюбил.

— Так вот, в чем дело! Полюбил парня, ведь так?

— Да. И нет… В общем, только не перебивай.

— Хорошо, — кивнул Ли и умолк. Джоэл несколько раз вдохнул и выдохнул, наводя относительный порядок в голове, а потом речь полилась сама собой, как будто повествовал не о себе, о ком-то другом.

— В приюте имени Сестры Джоэлины было очень тесно. У нас стояли двухъярусные кровати, одноместные. Но из-за количества сирот на одноместной спали по двое. Получалось, что в комнату вмещалось вдвое больше тощих никому не нужных мальчишек. Мы почти не видели внешний мир. На улицу нас выводили редко, там сложнее следить за группой непослушных детей, поэтому и общались мы только между собой. Из женщин знали только воспитательниц. Но какие это женщины — надсмотрщицы. А уж про воспитателей-мужчин лучше вовсе не рассказывать, что они творили…

— У вас там было, как в тюряге, — все-таки перебил Ли. Джоэл только обрадовался: рассказ уходил явно не в ту сторону. Ему не хотелось пересказывать, как их били то розгами, то палками за малейшую провинность, как кормили пригоревшей овсянкой и тухлым мясом. Такие истории поведал бы, наверное, каждый сирота.

— Да, немного похоже. Иерархия, как в тюряге: старшие издевались над младшими, проверяли, кто может стать их подручными, кто будет объектом издевок. Я был крупным и сильным, не примыкал ни к одной банде. И бил первым. Так уж мне повезло. Никто не смел красть у меня полотенца или башмаки, — не без хвастовства заметил Джоэл, но голос предательски срывался, выдавал с головой: — Зато мой сосед по койке рос хилым. Ему доставалось, но он молчал. А я злился и мстил за него, как умел. За это меня частенько сажали в карцер.

Джоэл помнил стены без окон и темноту, глухую темноту вокруг. Он и не предполагал, что во взрослом возрасте добровольно пойдет в такие же клетушки, которые в цитадели выписывали охотникам. В приюте их хотя бы не пристегивали кожаными ремнями.

— Не представляю, что ты был хулиганом! — не верил пораженный Ли.

— Я и не был. Дрался-то я не за себя. Но бил я крепко, всегда до крови, так что в карцер сажали за дело. Но я терпел, потому что у меня был друг. Ну, так я и привык защищать его. А в пятнадцать лет понял, что влюблен. — Джоэл признался легко и буднично, но потом задумался: — Даже не понял… А ощутил! Никто не пытался говорить мне, что это как-то неправильно. Потрясающее чувство, когда мы вместе лежали на этой тесной одноместной койке. Он спал, а я слушал его дыхание. И каждый вечер обещал себе, что скоро расскажу ему обо всем. Что мы сбежим из приюта и будем неразлучны. Только… признаться я не успел.

— Его… — Ли осторожно сжал руку Джоэла, поддерживая и немо прося рассказать до конца.

— Да, его убили сомны, — шепотом охнул Джоэл и замолчал, крепко зажмурившись, но потом продолжил, снова тоном сказителя, будто случилось все не с ним: — Ловцы Снов давно не меняли. И один из ребят превратился. Как-то начался пожар, наверное, от лампы, была суматоха. Воспитатели не пытались никого спасти, боялись только за свои гнилые шкуры. А на окнах висели решетки. Все кинулись к дверям, случилась давка. Мы с другом выбирались, как могли, да еще вытаскивали младших. Его ведь всегда били, тут бы сломаться и озлобиться, а он продолжал защищать более слабых. Мы заходили в дым и выносили малышей, вытаскивали из-под кроватей, из шкафов. Они ведь… так боялись. А мы думали, что справимся. Вернее, я думал. А друг не отступил, пошел со мной, сказал, что никогда не бросит… Но потом… из дыма вышло чудовище. Я не успел, ничего не успел сделать. Сомн оказался быстрее.

Воцарилась давящая тишина, последний заслон раскололся фарфоровой плиткой. Все тайны иссякли, не уходило лишь тягучее чувство старой утраты, такой же невосполнимой, как и смерти всех близких людей. Все они оставляли выболевшие отметины на полотне души, и оно постепенно чернело от горя и разлук, которые устраивала жадная вечность. Но рядом еще оставался Ли, который рассеял неловкое молчанье короткой искренней фразой:

— Мне жаль.

— Это было больше двадцати лет назад, — оправдывался Джоэл. — После того случая приютом заинтересовались Охотники, и я вызвался добровольцем на обучение. Вот и все, вот и весь мой секрет.

— Почему ты скрывал это? — не понимал Ли, точно ждал дополнения. Но, как оказалось, больше-то ничего и не таилось за печатями безмолвия. Джоэл сам удивился, почему столько лет бережно оберегал свою расколотую память о друге из приюта, который остался навечно в том дне, объятом огнем. С тех пор и являлись кошмары о горящем Вермело. Теперь, быть может, они бы иссякли, как унеслись прочь химеры из снов Ли.

— Почему скрывал… Почему… Не знаю. Честно, не знаю… Боли уже нет. Это не боль, а что-то другое. Что-то глубже боли. Каждый раз, когда мы не успеваем спасти, каждый раз, когда когти сомна раздирают чью-то грудь, я вижу своего друга, — признался Джоэл, облизывая пересохшие губы. — Тот миг, когда его атаковали со спины, его остекленевшие глаза. И если иногда мне хочется уйти из Охотников, его образ напоминает мне, ради чего я служу.

— Тебе так противна жизнь Охотника?

— Я устал. И я не знаю среди Охотников тех, кто пошел добровольно ради служения каким-то идеям.

— Значит, ты остался в память о друге? — подытожил Ли.

— Отчасти. Когда меня только взяли на службу, привлекала свобода. Ну еще жалование. — Джоэл уже улыбался, мысленно переносясь в лихие первые годы работы. — Потом начали нравиться и продажные женщины. И парни тоже. Ты не поверишь, Ли, каким я был распутным после выпуска из академии… Кровь бурлила. Казалось, передо мой лежит весь мир. Потом я понял, что те два-три года были в Вермело самыми спокойными. Сомны появлялись редко.

— Серьезно? И ни следа Легендарного? — задумался Ли. Джоэл и сам отмечал эту странность:

— Ни следа. Впервые я встретил по-настоящему опасного сомна в двадцать один год. Я оказался один на один с трехметровым клыкастым чудовищем. И вот тогда стало страшно. Сомн распорол мне правое плечо. По сравнению с тем, что сейчас — это так, царапина. А тогда я думал, что умираю. Повезло, что поблизости оказалось двое опытных охотников. Монстра уничтожили, меня подобрали. Когда я пришел в себя после кровопотери, хотел уйти, сбежать куда угодно, лишь бы больше не попадались сомны. Наверное, такое случалось не у меня одного. Но я снова вспомнил пожар в приюте. И, как видишь, я остался.

— И бежать нам некуда. Да и зачем? — искреннее не понимал Ли. — Охотники хотя бы могут обороняться. А что у обычного человека в Вермело против сомна?

— Ничего. Разве только короткий нож или праща.

— Значит, Джо, тебя мучает чувство вины?

— Вероятно. Головой понимаю, что в пятнадцать лет ничего не мог сделать. Но все же… жжет что-то под сердцем. Вина, что не спас. Сожаление, что не признался. Вот так и бывает: ждешь чего-то, оттягиваешь, молчишь. А потом и сказать некому. И с Джолин так же. Ждал чего-то ждал… — Джоэл запнулся и съежился. — Ли, что мне теперь делать?

Этот вопрос мучил с того проклятого вечера у окна пекарни. Он ждал, что кто-то укажет ему верный путь, но сам же отбрасывал участливо протянутые руки. Он хотел злиться, хотел ненавидеть, чтобы причинять себе еще больше страданий. Ведь он привык, что чем глубже в сердце впиваются шипы, тем лучше он работает. Так он пошел в академию, когда не сумел уберечь друга; так продолжил службу, когда сомн убил Стеллу. Он мстил этим тварям, жаждал истребить их всех. Но на деле глушил свою неискупимую боль потерь. Теперь, после уничтожения Легендарного Сомна, его отделял всего один шаг от настоящего счастья. Ведь на самом деле «великий моралист и формалист» не смел осуждать ни Батлера, ни Джолин. Но он боялся довериться, боялся стать безраздельно счастливым. Точно абсолютное счастье — верный предвестник фатального краха всех надежд.

— А ты не знаешь? Иди к ней! — решительно скомандовал Ли, махнув в сторону двери. — Нет, ну не прямо сейчас. Но с рассветом пора. Перехватишь ее у поворота, а там разберетесь. Мы с Мио будет незаметно приглядывать и сбросим «хвост», если что.

— И что? Что дальше? — умолял дать четкое указание Джоэл, как брошенный пес, привыкший исполнять команды. А теперь все запуталось, приходилось полагаться не на свой разум, а на спутанный клубок неверных чувств.

— И… И сам решай. Нужна ли она тебе такая. С кошмарами и прошлым, — ответил Ли.

— У нас у всех прошлое, — мрачно пробормотал Джоэл.

— Да, вот именно! — воодушевленно закивал Ли. — Но мы становимся его рабами, если тянем его в настоящее.

— Красиво говоришь. Умеешь. Поэтому и спрашиваю у тебя.

— Тогда слушайся меня. Я тебе говорю: иди к Джолин и поговори с ней.

— Иду, Ли. Иду.

Глава 27. Обратный отсчет

«Все наладится, обязательно все наладится. Очень скоро. Совсем скоро», — мысли встревоженными птицами бились в клетке сознания. Дыхание сбивалось, как при беге, и Джоэл считал шаги, чтобы выровнять его.

Сапоги дробно стучали по камням старой брусчатки. Взгляд без цели впивался в малейшие трещинки и неровности, узоры мхов и лишайников. Лишь бы не видеть домов вокруг, лишь бы не понимать, что вышел на Королевскую Улицу — это застывшую точку пространства, этот узел обратного света, чернотой сравнимого с ночью.

Раньше Джоэл считал, что самое постылое для него место — подвалы цитадели, но теперь он провел бы в недрах крепости хоть остаток дней, если бы они избавили от необходимости идти к пекарне.

Но он пообещал Ли, он всегда исполнял просьбы своего напарника-пройдохи. Он умел убеждать не словами, а всем существом, каждым жестом вселяя уверенность в успехе любой авантюры.

И поэтому Джоэл шел, более всего на свете страшась, что единственный взгляд на Джолин, уже другую в его понимании, растопчет все очарование. Он не боялся пекаря и его козней, а вот себя боялся. Ли спрашивал: «Нужна ли она такая со всеми тайнами и болью?». Джоэл опасался, что внутренний гнилой человечишка, запрятавшийся в его сердце, ответит: «Нет, подайте мне сказочную принцессу, я же рыцарь, который борется со Змеем».

И так он шел, не чувствуя земли под болящими ногами, неровно, пошатываясь, мечтая каждый миг сбежать, чтобы не испытывать себя, чтобы застрять в этой горькой неопределенности. Горечь все же лучше отчаяния и неверия.

Но неуловимый взгляд с крыш и из переулков заставлял двигаться дальше: Мио незаметно следил за старшим товарищем по поручению Ли, который унесся снова проверять адреса Рыжеусого. Они все впряглись в распутывание этой истории, все делали ради него.

А он малодушно уговаривал себя, давя непрошенную брезгливость: «Не такая уж редкость, работница без семьи в чужом доме… Ли ведь предупреждал тебя, Ли все знал. Потому что… Потому что сам пережил подобное. Пасынок без матери в доме отчима, без надежды на поддержку со стороны общества. А кто поверил бы Джолин? Зереф Мар — уважаемый пекарь с тяжелым прошлым. И она. Официально он ее благодетель. Проклятье, да в каждом богатом доме хозяин может легко затащить к себе в постель прислугу, а потом в случае отказа обвинить, например, в краже столового серебра. И поверят ему, а не жертве! Все этот город с его ханжескими законами. Но неужели Джолин боялась меня? Неужели я для нее такой же условный богатей? Да я сам из низов, с задворок, которые прилеплены к стене».

Сомнения взвивались и оплетали клубком полосатых змей, ядовитых, с красными прожилками. Такие водились в горах, и повстречавшие их обычно не выживали. Малые Вестники Змея, сосуды мгновенной смерти. Джоэлу посреди сонных рассветных улиц чудилось, будто скоро его скрутит удушье яда и он застынет неподвижным чернильным пятном.

«Почему я снова в трауре? Будто не спасать, а убивать ее иду. Но жизнь ли все это для нее? После того, как она пережила… все это», — думал Джоэл, оттягивая ворот черной рубахи, вновь и вновь считая шаги и выдохи. До порога пекарни оставалось двадцать вдохов и выдохов. Двадцать — до конца равновесия, до завершения смертельного трюка безумного акробата. В ушах нарастал гул нестройной музыки, точно все горожане разом завели патефоны с разными пластинками. Громче и громче, мелодия без лада и слов, вой порванных струн, скрип изломанных душ. И где-то лопнула последняя струна, когда у поворота на Королевскую Улицу донесся тихий голос:

— Доброе утро.

Джоэл обернулся. Его смерть, его жизнь, его боль, его спасенье — Джолин стояла в тени ближайшего дома, точно снова пряталась от несуществующих бунтовщиков.

— Вы… Ты… — растерялся Джоэл. Он все еще витал в кошмарах своих опасений, но вот она стояла здесь, такая же, как обычно. В сером платье и аккуратном чепце, из-под которого выбивались светлые кудри. В ней почти не читалось сходства с той изломанной женщиной, что с отвращением в глазах раздевалась перед Зерефом Маром, а потом ублажала его, как он велел. При воспоминании об увиденном Джоэл вцепился левой рукой в дрожащие пальцы правой.

— Не приближайся к пекарне. Подойди ближе ко мне, — мягко приказала Джолин, грустно улыбаясь: — Здесь Зереф Мар не увидит. Да, прямо у него под носом. И не увидит. Он привык, что я скрываюсь за поворотом. И послушно иду по адресам. Вот я и ушла за поворот. И ждала тебя. Как и вчера… Но вчера ты не пришел. Я думала, если сегодня не придешь, то уже никогда. Нечего ждать. Но ты пришел.

Он стоял и не мог вымолвить и слова, все еще сопоставляя окатившее омерзением зрелище в окне и спокойствие этой статной отстраненной девушки. Девушки, очарование которой не тускнело и не рассыпалось. Но в нем же крылась великая печаль, а ныне вместо колючей отстраненности Джоэл уловил бесприютную горечь, будто с нее сорвали последнюю доступную защиту, незримую броню.

— Что теперь? Достойна ли я теперь хоть одного твоего слова? — вскинув голову, почти с вызовом спросила Джолин с видом человека, которому уже нечего терять. Все стерто, избито, растоптано. И если последняя надежда готова скрыться в мутном омуте, то можно и рассмеяться ей в лицо.

Джоэл осознал, что это он — последняя лживая надежда. Готовая предать за неверный шаг и неверный вздох, каждое резкое слово. Неужели о нем и впрямь так думали? Неужели он позволил усомниться в себе? Малодушно сбежал, не появился потом, едва не рассорился со всеми — такие поступки не оправдывались вливаниями новых стимуляторов. Джоэл сцепил зубы, тихо ненавидя себя. На этот раз вкус стыда отзывался запахом свежей выпечки, сочась из-под белого полотна на корзине.

— Джолин… я… я случайно кое-что узнал, — сдавленно признался Джоэл. Джолин продолжала грустно отрешенно улыбаться, но ее небесного оттенка глаза с каждым словом меркли, как у задыхающегося, идущего ко дну. Она бесстрастно ответила, хотя держалась из последних сил:

— Полагаю, насчет моего хозяина.

— Возможно, я неправильно понял, — нелепо оправдывался Джоэл. Джолин тихо вздохнула, прижав сжатый кулак к сердцу:

— Вряд ли в тот раз можно было что-то неправильно понять. Вы же все сами видели.

— Что? — вздрогнул Джоэл.

— Я заметила вас в окне.

Оправдывались его самые худшие предположения. Трус, беглец, ханжа — так о нем следовало подумать в ту ночь. Подсмотрел, увидел все, что хотел, а потом отрекся. Как самый последний лицемер, поборник морали и нравственности.

От опасений, что кто-то донесет, Джолин и боялась сблизиться. Боялась, что ее выставят продажной девкой. Так часто случалось с несчастными девушками, затравленными своими хозяевами: они отвергали достойных женихов, не выдерживая своего позора, и тем самым загоняя себя в еще большую ловушку. Будто они были виноваты, будто им нравились дряблые телеса сластолюбивых стариков.

— Извините, я не хотел подглядывать, — невпопад пробормотал Джоэл.

— Нет… я… я была зла на вас. За то, за то, что вы не вмешались тогда!

Она подняла глаза. Они снова ожили, но наполнились слезами почти детской обиды. Ее каменное лицо исказилось, маска невозмутимости раскалывалась, рассыпаясь фарфоровыми осколками.

Она неуверенно подалась вперед, точно желая хотя бы дружеских объятий, хотя бы слабого касания. Да хоть какой-нибудь поддержки! А он сперва стоял бесчувственным истуканом, слишком пораженный этой переменой, но потом воскликнул:

— Да, я должен был!

Он перехватил Джолин за руку, которую она прижимала к сердцу. Кулак разжался, и Джоэл прильнул к покрытой мозолями и ожогами ладони, покрывая ее бессмысленными поцелуями. И плевать, что эта нежная, но раздавленная непосильной работой рука еще недавно вынужденно ласкала Зерефа Мара. Сколько раз ласкала, столько раз заставляли.

От этого пронзала ярость, как острый шип, растущий из сердца и стремящийся нанести единственный меткий удар, обрывающий жизнь гадкого пекаря. Но пока эта рука, эти тонкие длинные пальцы доверчиво проводили по небритой щеке Джоэла, убирая пряди волос с его лба. Джолин мгновение разглядывала его с небывалой нежностью и неземной тоской, а потом привычным стыдливым движением отшатнулась и опустила глаза.

— Нет, не должен. Пока рано, — сказала она.

— Почему рано? Зереф держит тебя силой! — возмутился Джоэл. Он взял с собой меч и теперь при первом же слове Джолин пустил бы его в ход, готовый изрубить всех обитателей пекарни, засевших в ней кровожадными пауками. Разве что пощадил бы маленького внука вероломных Маров.

— Он пекарь, а не сутенер. В самом деле, — фыркнула Джолин, но намного тише добавила: — Но… Этот человек… он неприятен мне.

Джоэл сдавил ее руку. И она приблизилась, опустив корзину на мостовую; потянулась к нему всем телом, всей сутью, и запечатлела на его сухих приоткрытых губах короткий поцелуй. А потом еще один, более долгий, на которой он уже ответил. В тот миг рассеялись все опасения, он больше не боялся себя. Он любил Джолин, и она отвечала взаимностью. Но их по-прежнему разделяли ловко расставленные сети чужих тайн и расследований Цитадели.

— Неприятен… Как же он мне неприятен! — почти навзрыд шептала Джолин, отвечая уже на третий поцелуй, а потом отстранилась, едва слышно добавляя: — Но выбора у меня пока нет. Нужны доказательства моей непричастности к его делам.

— Его уже за одно принуждение можно посадить, — прорычал Джоэл, все еще не отпуская Джолин. Он собирался забрать ее в это утро, увести с собой. Хотелось унести ее прочь с Королевской Улицы, даже если она намеревалась остаться и снова принести себя в жертву, отдав на растерзание чудовища, что хуже сомнов.

— Все намного серьезнее. Подождите с Ли еще немного, — неуверенно оправдывалась Джолин, стирая новые слезы, бегущие по бледным щекам. — Я постараюсь добыть улики и…

— Добывать улики — это наше дело, — твердо оборвал Джоэл, он и так слишком долго ждал. — Мы этим займемся! Обещаю! Джолин, не смей больше уступать пекарю! Если ты действительно на нашей стороне, если веришь мне, моим друзьям. Улики почти найдены. Да, я передаю тебе эту информацию. Если ты на нашей стороне, то не передашь это Зерефу Мару и не предупредишь заговорщиков.

Джолин воззрилась на него широко раскрытыми глазами, которые от выступившей влаги мерцали двумя далекими искрами, точно свет маяка, но не зеленый, а ярко-синий.

— Я… Я на твоей стороне, Джо, — ответила она. Просто, без громких обещаний и посулов, но именно в простоте крылась искренность. Джоэл больше не сомневался ни в Джолин, ни в себе. Вместо внутренних терзаний на них наваливалась жестокая реальность, полная тех же ядовитых змей, что ползают в потаенных закоулках мятущихся душ. И с ними предстояло сразиться. Пусть не с великим Змеем Хаоса, но с теми, кто следовал его асурскому закону жадности и бесчестья.

— Тогда мы готовы действовать.

— У вас есть адреса? — переменилась Джолин. Тонкие каштановые брови сдвинулись к переносице, меж них залегла складочка тревожной решительности.

— Есть. И несколько косвенных улик, — тоже перешел на другой тон Джоэл, ведь теперь они плели заговор против заговорщиков. — Не хватает прямых доказательств: писем для сверки почерка, шифровок, посланий…

— Доказательства. Значит, доказательства. Джоэл, ты прав, терять мне все равно нечего, — кивнула Джолин. Сперва помедлила, но порывисто запустила руку в корзину и вытащила со дна несколько ровных пирожков, помеченных особым крестом, который выглядел как сдобные узоры на румяной корочке.

— Я не говорил, что терять нечего, — замялся Джоэл. Он понял: теперь перед ним раскрылась душа Джолин, распахнулась сорванной с петель дверью.

Безобидный с виду пирожок, лежащий на дрожащей ладони, выглядел опаснейшим оружием. Она подписывала себе приговор. Соучастница заговорщиков, пусть и раскаивавшаяся. Но помощь следствию лишь немного смягчала наказание, избавляло от смертной казни, но не заточения. По правилам Джоэлу следовало немедленно выкрутить эту нежную руку, проверить улику и доставить преступницу к ближайшему посту военных. Он же стоял неподвижно, рассматривая такую же неподвижную Джолин. Две дрожащие статуи в музее судеб.

— Нет-нет. Все в порядке, — мотнула головой Джолин. — Я… Я верю вам с Ли. Верю, что вы поймете меня правильно. Возьми.

— Джолин, — сорвалось с губ Джоэла, но он больше ничего не смог вымолвить. Все слова оседали ядом страшной правды. Похоже, Джолин настолько опротивело существование рабыни в пекарне, что она согласилась бы и на тюрьмы бастиона. Вот только Джоэл не смирился бы с такой ее судьбой: он слишком долго сражался за нее.

— Сделайте вид, что я просто вас угощаю, — торопливо прошептала Джолин, как будто обнимая собеседника за шею. — За мной следят, и про Мио они уже знают. И про других твоих друзей. Вас всех могут убить в любой момент.

Джоэл вздрогнул, уверенно отвечая:

— Со мной всегда меч. С ними тем более.

— Он не поможет против отравленных дротиков, — раздраженно мотнула головой Джолин. — Уходите! Скорее, умоляю. Я не знаю всю информацию, не знаю, где глава этой сети. Я просто защищала простых людей, думала, что они занимаются тем же. Но стачки и бунты нужны им как прикрытие для чего-то более опасного.

— Для побега за стену? — встрепенулся Джоэл. Мгновенно вспомнились слова бродяги-безумца о дирижабле.

— Не знаю. Ничего не знаю, — засуетилась Джолин, поминутно озираясь и рассматривая мостки на крышах. — Уходи, скорее. Умоляю!

— Джолин, я не оставлю тебя.

— Уходи… Они могут убить тебя прямо сейчас, — всхлипнула Джолин и от стыда закрыла глаза ладонью: — Последнее время Зереф шантажировал меня твоей жизнью. И я… я не могла… не могла иначе защитить тебя! Он ведь знает, где ты живешь! Он ведь… все обо мне знает. И о тебе.

Джоэл ощутил себя неблагодарным чудовищем. Значит, накануне, в ту проклятую ночь, Джолин защищала его. Жертвовала своим нежным телом, позволяла пекарю наслаждаться ее прелестями, лишь затем, чтобы спасти одного пропащего охотника, который еще посмел проклинать ее. Джоэл прокрутил в голове постылое воспоминание и вновь ужаснулся. Теперь своей черствости.

— Тише, Джо… Джолин… Я… я так виноват перед тобой!

Он приблизился и заключил ее в осторожные объятья, мысленно заклиная, чтобы она не оттолкнула его, не унеслась прочь испуганным зверьком. Мимо проходили ранние зеваки, но не интересовали ни они, ни их пересуды. И ядовитых дротиков Джоэл по-прежнему не боялся: обостренный слух подсказывал, что творится на крышах. На Королевской Улице не происходило ничего подозрительного. Как будто не случилось здесь настоящей бойни в начале лета, не лежали на брусчатке трупы. Не извивался в агонии один умирающий охотник.

Все кануло, вечный город старательно забывал свои потрясения. А охотник ныне нежно обнимал ту, что спасла его. Он помнил. Помнил все, что она сделала для него. Даже то, что он мечтал теперь забыть, было сделано для него. Ужас! О, ужас! Такая любовь — мучение. Но другой им не послала судьба.

Джолин прижалась к его груди, зарылась лицом в ворот рубашки. И то ли тихо всхлипывала, то ли вдыхала его запах, пока он наслаждался ароматом ее волос, выбившихся из-под сползшего чепца. Их обоих уже не заботило мнение «добропорядочных горожан», их обоих жизнь искалечила сильнее, чем способны любые слухи. И они наконец-то оказались вместе, рядом.

— Нет, — внезапно отшатнулась Джолин, отступила на шаг, и точно исчезла, унесенная вихрем: — Нет! Это все я, все из-за меня.

Она заслонилась руками и подхватила поставленную на мостовую корзину. Она снова уходила, стремилась сбежать. Но она уже дала улику. Значит, принимала и помощь, и возможную кару. Джоэл ни за что не допустил бы ее ареста.

— Ты ни в чем не виновата! — воскликнул он, перехватывая тонкое запястье. — В течение суток это прекратится, ты больше никогда не будешь наложницей Зерефа Мара. Клянусь тебе! Клянусь!

Джолин подняла затравленный взгляд, и в нем блеснула едва уловимая надежда. Теперь они оба надеялись и были готовы сражаться за свою надежду с волей жадного града, перемалывающего судьбы. Но в это тягостное и невыносимо прекрасное утро им приходилось расстаться, разойтись в противоположные стороны. Джоэл больше не смел прикасаться к ее рукам, целовать ее губы. Одно неверное движение — и он бы потерял контроль, сгреб ее в охапку и унес к себе, чтобы закрыть от всех, спрятать от мира. Он слишком боялся за нее. Тем более после новостей о шантаже.

Тварь, проклятая тварь, желчный охотник Джоэл! Не догадался раньше. Какая-то недобрая часть его души твердила, что Джолин все выдумала, чтобы обелить себя. Так бы поступила закоренелая рецидивистка. Но переданный пирог, отмеченный косым крестом, разгонял все сомнения, уничтожая мерзкую тень неверия. И Джоэл поспешил в Квартал Охотников.

— А пекарь-то ваш не так уж прост, — начал Джоэл с порога. Ли сидел за столом в мансарде и с непривычным усердием корпел над картой города. Графитовый карандаш проводил аккуратные полосы по линейке. Напарник старательно сверял некие адреса. На звук голоса он резко обернулся:

— И что ты откопал?

— Ты бы к корзинке Джолин получше присматривался, — ухмыльнулся Джоэл, демонстрируя напарнику засыхающие пироги. Они разломили пополам ароматную сдобу и обнаружили внутри вместо начинки туго скрученные полосы бумаги. Но буквы не складывались в осмысленные слова. К шифру явно не хватало кода.

— Неплохо! Еще одна улика, — кивнул Ли, с аппетитом сжевывая остатки одного злополучного пирога и берясь за следующий.

— Еще одна? — удивился Джоэл. — А ты что откопал?

— О, мой друг, я ради тебя на все готов, — широко улыбнулся Ли. — Лишь бы не видеть, как ты киснешь хуже болота.

— Так что?

— У Джолин есть сеть постоянных клиентов. В том числе информаторов революционеров. Один из них владел кодом к этому шифру, — охотно объяснил Ли и продемонстрировал лист с заветным ключом. — Пекарь — это у них, значит, вместо почтальона.

— Ты долго следил за Джолин? — немного смутился Джоэл. Он сел рядом с Ли и склонился над картой. Отмеченные точки сбыта Рыжеусого и его агентов частично совпадали со знакомым маршрутом, которого придерживалась Джолин.

— Да, все лето, пока ты отлеживался. Пришлось. Иначе мы бы не вычислили всех этих гнид. Это они были подстрекателями! — озлобленно ответил Ли, но взгляд его посветлел. — Вот. А ты говорил, что я разделяю взгляды революционеров и «паникеров».

— Да не говорил я такого. Значит, хочешь сказать, что Джолин революционерка?

Сердце Джоэла пропустило несколько ударов. Чем больше он рассматривал карты, тем лучше понимал, что несчастная работница пекарни слишком глубоко увязла в сплетениях преступной сети. Немалая часть ее адресов так или иначе взаимодействовала с Рыжеусым.

— Она-то вряд ли. А вот пекарь ее — сообщник революционеров. В хлебе запекал послания, — Ли смутился. — Джолин-то… вот она почтальон, да. Посылали ее по всему городу. Передавали друг другу через пекаря. Почту-то у нас всю досматривают. А в пирожки никто не заглянет. Ну и милая девушка почти не вызывает подозрений. Но Зереф гонял ее в такие разные концы Вермело, что я бы упал через пару недель на этакой работе…

— Поэтому она и оказалась в тот день в проулке. Ночью. Я подозревал. Не успела по дальнему адресу.

Джоэл со злостью ударил кулаком по столешнице, взметнув многочисленные бумаги — адреса Рыжеусого, адреса Джолин, код к посланиям и сами шифровки. Они разлетались хаосом осенней листвы, пожелтевшие, исписанные пометками, исчерченные карандашом Ли. И сквозь графитовые линии просматривалась гнусная сеть тех, кто подстрекал к бунтам население несчастного города.

— Да, поэтому и носила чудо-булочки «постоянным клиентам», — нахмурился и кивнул Ли. — Нам повезло, что она отдала тебе этот пирожок. Теперь у нас есть достаточно улик. Совпадение адресов — это первое. Но шифровка из рук «почтальона» — прямая улика. Можно начинать облаву, когда прочитаем, о чем здесь написано.

Он говорил серьезно и уверенно, как настоящий следователь. Джоэл тайно гордился напарником, которому пришлось взвалить на себя расследование. Пусть ранение Джоэла и потрясло всех его друзей и, разумеется, перевернуло его собственную жизнь. Но пришло и кое-что хорошее. Теперь Ли знал о творящемся в Вермело не меньше, а то и больше Джоэла, а еще они заполучили в верные союзники Мио. Как раз вместо Батлера, которого не стоило больше трогать, когда речь шла о тайнах, о которых до последнего опасались докладывать начальству. Но, очевидно, пришло время.

— Отдала. Но… Ли, что теперь делать? Она не сообщница, а жертва. Она не должна попасть в застенки! — встревожился Джоэл. Он представил, как пойдет к Уману и выложит все улики, а вместо благодарности получит Джолин в цепях. Нарушит обещание, предаст. Тяжело давать невыполнимые обещания. По кодексу охотников и военных даже невольная или раскаивавшаяся сообщница бунтовщиков подлежала преследованию и заключению под стражу. Джоэл нервно облизнул пересохшие губы: он обещал что-нибудь придумать. Нет, он клялся! И вот прошло уже не меньше двух часов, а он не выудил из памяти ни одной статьи из правовых кодексов Вермело, которые бы помогли Джолин полностью избежать наказания. Все зависело от воли переменчивого Умана Тенеба.

— Успокойся, Джо. Я всегда с тобой. Мы найдем способ спасти ее от заточения, — дотронулся до его руки Ли. — Но пока для мгновенного ареста всей сети не хватает всех ее адресов. А если арестовать часть, боюсь, они устроят новые беспорядки или еще что похуже… В одной из шифровок идет речь о взрывчатке. Но где она — неизвестно. Нужны все клиенты. Но мы не могли следить постоянно. Последнее время она сама как будто меняла маршрут. Шла не к тем.

— Потому что она пыталась спасти вас с Мио, — отрезал Джоэл. Значит, Ли не был настолько хорош, насколько хотел бы его видеть Джоэл. Значит, двое ретивых мальчишек не подозревали, что пока они следят за пекарем, на них ведется охота. Охота на охотников — забавно, ничего не скажешь.

— Что? Не может быть! — поразился Ли.

— Уводила от клиентов, чтобы вас не убили отравленным дротиком, как Рыжеусого, — пояснил Джоэл. Он вполне верил словам Джолин, потому что видел собственными глазами, как банды смутьянов расправляются с провалившими задание сообщниками. Значит, они делали что-то настолько секретное, что даже случайное признание на допросе могло расстроить их темные планы.

— Нам бы теперь добыть список ее постоянных клиентов. У нее наверняка есть список адресов. Тогда не придется следить и подвергать нас всех опасности, — задумался Ли.

— Я поговорю с ней. Но если они решат, что она предала их…

Джоэл подумал, что революционеры уже давно подозревают Джолин в сговоре с охотниками. И вряд ли несчастной девушке достаточно хорошо удается играть роль двойного агента.

— Мы успеем ее спасти до того, как они узнают. Я прикрою тебя.

— Не стоит, Ли. Знаешь, в последнее время у меня обостренное чутье без всяких стимуляторов. Всегда. Постоянно.

Джоэл одернул себя: зря признался. Они занимались другим важным делом. А странности, творящиеся с его организмом, пожалуй, только помогали в выздоровлении. По крайней мере, синяки и ссадины, полученные в недавней драке, заживали неестественно быстро. О долговременных последствиях он старался не задумываться. В городе что-то творилось, что-то гнусное. И достаточно давно. Теперь это нечто коснулось и его. Но пока не мешало, а помогало в разоблачении сети опасных бунтовщиков, он даже благодарил Цитадель.

— Ты пугаешь меня, Джо! — оторопел Ли. — Может, ты не в курсе, но Уман отменил обязательный прием стимуляторов после победы над Легендарным Сомном. Может, тебе только кажется?

Повезло же рядовым охотникам. А его все лето прокапывали смесью антибиотиков, обезболивающих и стимуляторов. Каких-то новых, как утверждали врачи и Энн.

Энн… Вот с ней следовало поговорить. Она наверняка что-то знала и, вполне вероятно, тоже «изменилась». Но после относительного выздоровления и потери руки их добрая общительная Энн как-то резко переменилась.

Она ушла в Академию, но неестественно часто появлялась в Цитадели, говоря, будто ей все еще нужны обезболивающие. Только шла она почему-то не в госпиталь, а в научный блок, судя по направлению. Джоэл случайно вспомнил, и в душу заползли скорпионы едких сомнений.

Но в этот день следовало сконцентрироваться на освобождении Джолин. Если она отдала улику, значит, больше не могла возвращаться в пекарню. Ведь несколько контактов преступной сети не получили бы предназначенное для них послание. И за предательство Зереф Мар мог бы запросто убить работницу. Или не он, а те, кто следили с крыш, эти безымянные незримые фантомы, которых только предстояло отлавливать, как затаившихся сомнов. Значит, времени оставалось ничтожно мало!

— Не время пугаться. С этим потом разберемся, — поторопил Джоэл.

— Сможешь перехватить Джолин сегодня на ее маршруте?

Ли ощутимо нервничал, но явно по другой причине. Он подскочил с места и принялся собирать бесценные бумаги в кожаную папку.

— Почему такая спешка? Ли? — навис над ним Джоэл.

— Ну, как сказать… Когда я получал код к шифру, пришлось кое-кого избить и оставить связанным, — обворожительно виновато улыбаясь, ответил Ли. — Боюсь, через пару дней его найдут товарищи революционеры. Можно предупредить гарнизон, но тогда расследование уйдет от охотников.

— Да что ж ты сразу не сказал, балбес! — снова хлопнул по столу Джоэл, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить оплеуху напарнику.

Они никогда не дрались с Ли за пределами тренировочной площадки, до мордобития не доходило, несмотря на ссоры. Джоэл несколько раз повреждал деревянную обшивку мансарды ударом тяжелого кулака, когда что-то разобщало их с Ли. Но никогда бы он не посмел ударить любимого по лицу.

Но вот теперь хотелось, может, не по лицу, может, и не ударить. А схватить за ухо, как нерадивого ученика, и потаскать по столу, тыкая в бумаги. Да, добыть-то он шифр добыл, и очень быстро. Но какой опасности подверг Джолин и все их расследование! Охотникам разрешалось действовать грубыми методами, но исключительно от лица Цитадели. Ли, похоже, ощутил вседозволенность и перестарался.

— Когда ты шел к Джолин утром, ключа у меня еще не было, — оправдывался он. — Я как раз за ним пошел. И все получилось как-то случайно! Меня засекли, когда я влез в дом. Нам в любом случае надо все закончить как можно быстрее. Судя по шифровкам, у них проект в финальной стадии. Их надо арестовывать сегодня. Вот получить бы только все наводки!

— Ладно, успею. Если у Джолин есть постоянные клиенты-революционеры, она должна знать все адреса, — проговорил сквозь зубы Джоэл и спешно выбежал на улицу. Правая нога отзывалась огнем, но он научился игнорировать боль.

Он четко выучил маршрут Джолин, неоднократно до того сверяясь с картой города. Ходила она по часам, возле каждого дома не задерживалась дольше пары минут. Общение с клиентами не длилось долго, поэтому она и не знала подробностей.

Со стороны все выглядело в высшей степени невинно: булочница получает монеты за проданные пирожки. Но так как в Вермело был развит бартерный обмен, некоторые постоянные клиенты передавали ей отдельные предметы обихода: футляры для очков, маленькие кошелечки и прочую мелочь. В которую легко помещались скрученные листы шифровок. Ни один стражник не заподозрил бы, что так происходит.

Ли и Мио, которые рассказали Джоэлу об этой особенности обмена информацией, тоже не обратили бы внимания, если бы не признания Джолин. Только это и могло спасти ее. Хуже всего, что она не знала до конца, в чем состоит цель этого заговора. Из-за чего ценность ее как свидетеля для бастиона резко падала. Но не для революционеров.

Джоэл боялся, что ее попытаются убить. Он торопился, но сохранявшаяся хромота мешала быстро двигаться. К счастью, на улице сразу же попался знакомый окосевший рикша. Парень резко затормозил, как будто тоже узнал. Похоже, он благополучно продолжал работу, пусть теперь и не видел движения с одной стороны. Но люди, запряженные в повозки, развивали не такую скорость, как лошади, вымершие много лет назад.

— Гони в Квартал Садов! — проревел Джоэл, торопливо садясь в экипаж и практически оттесняя локтем другого замешкавшегося пассажира, который послал вслед тираду забористых ругательств. Но Джоэл ничего не слышал.

— Господин, другой конец города, — засомневался рикша, хотя уже резво тронулся с места.

— Плачу двойную цену, — без раздумий ответил Джоэл. Деньги его не интересовали. Время. В этот день ценность представляло только время. Плохо, что они не могли с Ли телеграфировать друг другу или передать с кем-то послания. Их самих отделяло от трибунала только решение Умана: они не имели права вести расследование без согласования с Цитаделью. Но сеть революционеров и народные бунты были связаны с появлениями уничтоженного Легендарного Сомна. Только на это и оставалось уповать как на последнее оправдание для себя и друзей.

— Все для вас, господин, — согласился рикша, и они понеслись вперед.

— Гони! Дело срочное!

«Извини, парень, если бы не нога, я бы тебя так не мучил, сам добежал. Но сейчас мне тяжеловато даже на собаках», — подумал вскоре Джоэл, немного приходя в себя. Рикша несся на предельной скорости. Ноги у него, к счастью, остались целы, хотя ранение тоже чуть не лишило работы. Джоэл на своей шкуре убедился, как это паршиво и страшно. Но теперь он не замечал ничего. Все ощущения тела испарились, точно рухнул гигантский занавес, оставляя грот голой сцены.

Замелькали улицы города, неработающие фонари, которые раньше зажигали ворванью, обшарпанные фасады, исписанные полустертыми лозунгами. Джоэл помнил, как они с Ли находили кричащие надписи бунтовщиков, но за лето их стерли, кое-кто даже покрыл штукатурку свежим орнаментом гризайли.

Город то ли восстанавливался для новой жизни, то ли готовился к неведомым потрясениям, старательно отвлекая себя от неизбежности. Зная о революционерах, которые никуда не делись после подавления мятежей, Джоэл уже ни во что хорошее не верил. Хотя нет, в одно хорошее верил: в Джолин.

Снова ее образ обрел для него первозданную чистоту. Плевать он хотел на то, что видел в окне. Она боролась, с пекарем, с хаосом Вермело, боролась ради себя, но вместе с Джоэлом. А теперь он опасался разминуться. И погубить все.

Чтобы не слишком привлекать внимание, Джоэл расплатился с рикшей в Квартале Садов и двинулся вперед пешком. Торопливо, некрасиво и неловко, припадая на правую ногу, которая без скобы норовила увести в сторону. Ничего, сказали же, что мышцы восстановятся. Вот им ускоренная зарядка! Джоэл проникся каким-то лихорадочным злорадством к немощам своего искусанного тела. Сегодня он нашел бы Джолин, даже передвигаясь ползком.

В толпе горожан мелькали девушки в чепцах. В Квартале Садов как раз шла уборка урожая. Фруктовые сады распростерлись вдоль крепкой восточной стены, дальше за ними тянулись поля, примыкавшие к горам, где пасли овец. Только так Вермело выживал все эти годы, молясь, чтобы не случилось засухи или нашествия саранчи. Но двести лет — или больше, или меньше в этом искаженном времени — городу везло. Урожая хватало, чтобы не умереть от голода, собирали его быстро, отряжая по графику работников с фабрик на помощь фермерам.

— Проклятье, — выругался Джоэл, потонув в череде опрятных женщин с крупными корзинами. Он заглядывал в лица, под чепцы, и натыкался то на крючковатый нос старухи, то на конопатое лицо незнакомой девчонки. Лица и чепцы. Чепцы и лица. Они сновали шумным потоком и переговаривались, делясь новостями и сплетнями.

— Слышала, придумали новую штуку…

— Какую еще?

— Консервация называется.

— Мудрено.

— Не мудрено, а чтобы продукты хранить долго-долго. Вот заживем!

— Да то для богатых, небось. Как всегда.

Джоэла не интересовало, что там придумали ученые. «Консервация» и «кремация» для него сейчас имели примерно одинаковый смысл. Все слова казались излишними, дикими, ненужными. Если они не помогали найти Джолин.

Вокруг сновали призраками женщины в белых чепцах, и наваждением вставали воспоминания о черных линиях, которые также закрывали обзор, мешая найти главную цель.

— Джоэл! — донесся знакомый голос. Его окликнули по имени. К счастью, эта цель не сбегала и не скрывалась, как Легендарный Сомн. Его заветная цель и мечта.

— Джолин! — крикнул он и пошел на голос сквозь толпу. Белые чепцы и корзины миновали, Джолин стояла в тихом проулке, точно ждала его.

— Вы искали меня? — удивилась она. — Что-то не так с уликой? Я ошиблась?

Ей хватало выдержки спокойно разносить пирожки в этот день, хотя она знала, что сдала всю организацию. Джоэл в который раз поразился стойкости отважной девушки.

— Джолин, вы можете передать нам список «постоянных клиентов»? — торопливо начал Джоэл, озираясь. Но на крышах никто не скрывался, в этом он снова был уверен. И плевать, что там с ним сотворили в процессе лечения. Если уж это работало, значит, не такие плохие стимуляторы ему влили. Или это Каменный Ворон передал часть силы, когда дух скитался пламенем погасших свечей? Но в этот день было не до мистицизма.

— Если Зереф заметит пропажу, мне конец, — испугалась Джолин. — Он уже что-то подозревает.

— Ты и так не доставила несколько посланий. Все закончится сегодня. Иначе нельзя. Джолин! Тебе нельзя возвращаться в пекарню.

— Я могу передать список устно, — задумалась Джолин, нервно сцепив пальцы вокруг корзины. — Запомните?

— Разумеется.

— Если список будет на месте, я еще смогу придумать отговорку, почему пропали послания. Если вдруг все закончится не сегодня, — недоверчиво протянула Джолин. Похоже, она не верила во всесилие охотников. Джоэл сам сомневался в правдивости своих пламенных клятв, которые неосмотрительно бросил утром. Но глядя на бледную, осунувшуюся, но не сдающуюся собеседницу он понимал, что обязан распутать заговор. И спасти ее. Он обещал сделать все, что в его силах. Но ради любимых возможно совершать то, что выше сил. А пока он просто слушал и напрягал извилины мозга, чтобы в памяти четко отложились все сведения о клиентах.

В сети передачи информации через пекаря вырисовывалась четкая схема. Джолин не имела права отклоняться от маршрута, который и впрямь пролегал через весь город. Среди клиентов оказалось немало уважаемых людей: ученых, крупных торговцев, оружейников. Подстрекатели пустили свои отравленные корни во все районы Вермело, а список профессий только подтверждал предположения о строительстве какой-то сложной машины. Но Джоэл не представлял, где в трущобах можно спрятать целый дирижабль или хотя бы воздушный шар.

— И все-таки, какова твоя роль? — спросил он, когда Джолин закончила.

— Курьер. Доставляю послания, — ответила она. — Я же уже говорила.

— Я не совсем об этом. Джолин… Ответь мне честно, — засомневался Джоэл. — Так ты разделяешь их взгляды?

— Нет. Уже совершенно нет. Я не хочу, чтобы этот город сгорел в огне. Я просто хочу выжить. Да и… насколько я поняла, они замышляют что-то, — облизнув губы, отозвалась Джолин. — Послания зашифрованы. Но из разговоров я поняла, что в трущобах что-то строится. Не представляю, что именно.

— Дирижабль? — вырвалось у Джоэла. Предположения находили ненадежное подтверждение.

— Не знаю, — вздрогнула собеседница.

«Что это был за бродяга, который упал мне под ноги у Айгрежи? Ведь это он говорил, что в трущобах что-то строится», — судорожно думал Джоэл. Для него складывались воедино фрагменты странного орнамента снов, пророчеств и фактов, и все они представали теперь единой мозаикой, как изображение Стража Вселенной в соборе. Но как и то изображение, не называющее имени спасителя мира, они не давали конкретных ответов.

— А зачем Зереф помогает им? И каким образом? — не понимал мотивов пекаря Джоэл. То, что похотливый старик мучает Джолин, оставалось фактом. Но такие мерзкие типы редко соглашались рисковать ради всеобщего блага. Или же раньше он был иным. Джоэл сомневался.

— Он передает информацию. Через меня. Зачем… У него давний зуб на людей из Квартала Богачей, — крайне мрачно проговорила Джолин, понизив голос. — Он видел нечто, за что готов их сжечь.

— И ты знаешь, что именно? — забилось быстрее сердце Джоэла. Сжечь! Что-то, за что готов сжечь! Живо предстал образ сгоревшего поместья Бифомета Ленца в Квартале Богачей. Все происходило не просто так, все признания имели потаенный смысл, особенно, в этот день.

— Не совсем, — смутилась Джолин и как будто снова закрылась морской раковиной. — Джоэл, я рассказываю все это, а вы с Ли можете меня арестовать за одну только причастность к заговору.

— Но ты все же доверилась нам, — как можно более ласково напомнил Джоэл, поправляя выбившуюся из-под чепца светлую прядь. Мягкие волосы возлюбленной ласкали кончики мозолистых пальцев. Он хотел касаться и касаться их, жадно вдыхая аромат. От желанной мечты отделяла одна непреодолимая преграда, как башня из легенд. И он вступал поединок не менее опасный, чем сражение с драконом.

— Да. Доверилась. Потому что я больше не могу так существовать! — выпалила Джолин, размазывая по щекам нежданные слезы, и тут же успокоилась. — Да и… деваться мне больше некуда. Вы уже все узнали.

— Доверьтесь мне! Нам! Ты не попадешь в темницу. Обещаю! — снова клялся Джоэл, прокручивая в голове от начала до конца заветные имена.

— Тогда… Идите с Ли в Цитадель. Я приму любой исход, если так нужно. Я больше не отдамся пекарю. Ни за что.

— Ни за что, — повторил, как пещерное эхо, Джоэл.

— Ищите меня в пекарне, когда придете арестовывать Зерефа и остальных, — спокойно и непоколебимо проговорила Джолин. — Я буду вместе с ними.

— Но это опасно… Не лучше ли спрятаться?

— Нет, тогда меня точно убьют и кинут клич, чтобы остальные скрывались. Их надо брать незаметно в собственных домах. Слежка только за мной и за пекарней. Это из-за тех нападений Легендарного Сомна.

— Ох, Джолин, — Джоэл поразился холодной беспощадности, с которой она отчеканила слова об арестах. Они с Ли обсуждали ровно то же самое. Значит, не ошибались в своих предположениях.

— Иди же! Иди, пока не забыл! Не думай обо мне! — мучительно воскликнула Джолин.

И Джоэл исполнил приказ, отступая сначала на шаг, потом на два, на три… А когда он обернулся, чтобы попрощаться, его неуловимая мечта уже слилась с потоком белых чепцов и корзин. Вокруг царил приторный аромат свежих яблок, винограда и груш. И в нем терялся запах выпечки и муки.

Джоэл остался стоять в одиночестве, потерянный, в какой-то мере испуганный. Он не представлял, что доложит Уману Тенебу, и каждый миг опасался забыть имя одного из заговорщиков. Впрочем, хватило бы и частичного списка, если оригинал лежал в пекарне. Но он боялся ехать в Цитадель.

Какая-то часть его души отчаянно настаивала разыскать Джолин, покрепче схватить за запястье и рвануть в горы прямо через Квартал Садов и поля. А там недалеко оставалось до вольных пастбищ. Так и зажили бы отшельниками. Даром, что недалеко от стены — зато свободные. Но заговор касался всего города, всего их мира.

— Господин, подвести? — гласом судьбы возник гнусавый голосок окосевшего рикши. Он вынырнул из толпы, точно дожидался чрезмерно щедрого клиента.

— Ты меня караулишь что ли? — напустился на него Джоэл. — Подслушивал?

— Нет, господин. Не подслушивал. Ждал вон там, на углу. Да я знаю, что вам до Квартала Охотников. И платите вы двойную цену, — весело отозвался рикша. Джоэл покорно сел в повозку:

— Да. В Цитадель.

И снова они понеслись сквозь толпу, по широкому проспекту Квартала Торговцев, мимо каменного забора Квартала Богачей, где таилось нечто, за что Зереф Мар, этот бесформенный гадкий старик, мечтал сжечь местную знать. Или уже сжег, как подумалось Джоэлу. Сжег семь лет назад и пугливо скрывался, работая пекарем в Квартале Ткачей. Но он все еще не представлял, как в лапы пекаря попала бедняжка-Джолин. А она все еще не признавалась.

— Ли, запрыгивай! — скомандовал Джоэл, когда рикша подогнал к дому, откуда началось их путешествие.

— Уже лечу! — крикнул Ли, выбегая в жилете и рубашке без плаща и треуголки. — Мио, ты за старшего.

Рикша уже запыхался, но темпа не сбавлял до самой Цитадели. Расплатились с ним, как за доставку четверых. Деньги в этот день совершенно не имели значения ни для Джоэла, ни для Ли. Ставкой в этой игре были их жизни. И, возможно, благополучие всего города.

Джоэл легко соскочил с подножки экипажа, наступив на правую ногу. И даже не заметил этого. Вместо тела осталось только единое стремление освободить Джолин и прервать работу ужасающей преступной сети. Джоэл ни думал ни о славе, ни об идеалах охотников — он мечтал наконец-то распутать этот клубок змей. Сделать так, чтобы ни одна из них не дотянулась ядовитыми зубами до его друзей и любимых.

— Ух, сейчас Уман просто упадет! — предвкушал Ли, от нетерпения потирая руки. С собой он нес все важнейшие улики. Весь свет сошелся клином на кожаном портфельчике.

— Надеюсь, мы потом не упадем. В темницу, — пробормотал Джоэл.

Они ворвались в Цитадели, пронеслись сквозь ворота, показав удостоверения, что-то неразборчиво сказали секретарям, но получили официальное разрешение на срочную аудиенцию у Верховного Охотника. Все по форме, все по закону. Им и так предстояло каким-то образом нарушить его, чтобы оградить Джолин от преследования.

«Главный козырь для Умана — если Джолин будет проходить как свидетель явления Легендарного Сомна, все расследование о деятельности революционеров останется у нашего ведомства. И ему за это потекут прекрасные бонусы, — старательно успокаивал себя Джоэл, безмолвно репетируя сотни возможных реплик. — Военные получат только клиентов пекаря и его самого для дальнейшей расправы».

И вот тяжелая дверь растворилась. За ней преувеличенно ярким образом бросился в глаза герб. Поверженный волк скалился раскрытой пастью над рядами полок. А сам Верховный Охотник задумчиво перелистывал стопки бумаг.

— В чем дело? — недружелюбно спросил он. Похоже, его отвлекли от важного дела. Но вряд ли более важного, чем-то, что несли с собой два бедовых охотника.

— Разрешите обратиться. Срочное дело, — звонким голосом начал Ли, который не позволял себе фамильярностей в общении с Уманом. Все-таки он не таскал вместе с ним вещевые сундуки и не гонял кошек по подворотням во времена обучения в академии. Джоэлу в голову лезли самые нелепые воспоминания, связанные с Уманом. Хотелось верить, что в Верховном Охотнике еще осталось что-то от лихого парня, способного нарушить устав ради друзей.

— Разрешаю. И без лишних формальностей, раз срочное, — кивнул он, жадно сверкнув единственным глазом.

— Уман! Мы нашли имена и адреса преступной сети революционеров, — вторил напарнику Джоэл, задыхаясь словами.

— Так. Стоп! Обо всем по порядку, — выдохнул дым Уман, раскуривая сигару.

Джоэл выдержал паузу, чтобы начать рассказывать все без запинки. Он не успел отрепетировать речь, ведь они дорожили каждой минутой. Джолин и Ли сделали так, что промедление спугнуло бы революционеров. Пока враги не догадывались о раскрытии всех адресов и кодов. Но надолго ли?

Только Уман мог отдать приказ, связавшись с бастионом, о срочной облаве и немедленных арестах. И он отдал.

Ровно в тот миг, когда Джоэл закончил свой рассказ, Уман позвонил по внутреннему телефону и передал телеграфистам несколько срочных посланий, которые отправились прямиком в Бастион Эскуидон.

— Что теперь будет с Джолин? — вновь выдержав паузу, показавшуюся вечностью, спросил Джоэл. Он сидел ровно на гостевом кресле напротив стола Верховного Охотника, но внутри все смерзалось от предельной тревоги. Время между вопросом и ответом Умана растянулось на стылую вечность.

— Она революционерка, — пространно отозвался Верховный Охотник.

— Вынужденная, — тут же опроверг Джоэл. — Жертва.

— Зашифрованные послания из пекарни Зерефа Мара могут перевернуть все наши представления о кружке революционеров, — напомнил Ли.

— Так о чем в них все-таки речь? — уточнил еще раз Уман.

— Пока не совсем ясно. Но если собрать воедино… — задумался Ли.

— О строительстве дирижабля, — решительно продолжил Джоэл, хотя опирался только на собственные предположения.

— И каких-то исследованиях. Опытах на людях, — дополнил напарник. Об этом они точно прочитали в шифровках. Стимуляторы Рыжеусого бесконтрольно ходили по городу. Джоэл предполагал, что именно они вызвали эпидемию обращений. Или Легендарный Сомн. Но такая догадка снова уводила в область мистицизма и черных линий. Догадка не для этих бесконечно напряженных минут.

— Похоже, они хотят сбежать из города на дирижабле, став тварями Хаоса, — поразился Уман, ожесточенно гася сигару о дно хрустальной пепельницы. — Чудовищно! Возмутительно. Безумцы. Отдайте мне все улики.

— С одним условием, Уман, — сжал кулаки Джоэл. И устрашился собственной наглости. Но других путей не оставалось. Он клялся и обещал сделать что-то сверх его сил. Если бы не удалось — пропали бы в темницах все, и он, и Ли, и Джолин.

— Ты ставишь начальству условия? — прорычал недовольно Уман. Вся надежда оставалась на него. Разговор в тренажерном зале больничного крыла заставил их снова доверять друг другу. В конце концов, Верховный Охотник отдал свою кровь, а потом поделился тайной о Бифомете Ленце. Нет, Джоэл больше не опасался, что Уман окончательно сгнил. Старый друг просто оказался монстром на верном месте: его природная жестокость находила применение на допросах и в принятии тяжелых решений. Но теперь давний приятель этого «монстра», несколько раз спасший его жизнь, просил лишь о небольшом снисхождении.

— Единственное. Первое и последнее, — уточнил Джоэл.

И снова время замирало, но уже не так мучительно. Темный глаз Умана потеплел, подернулся сетью снисходительных, даже смешливых морщинок:

— Ладно. Уже догадываюсь.

— Джолин не должна попасть в застенки. Она свидетель и запуганная жертва. И без нее мы бы ничего не добились, — объяснил свое требование Джоэл. Но больше он не боялся. Он знал этот взгляд давнего друга, его настоящего друга. Он снова верил в Умана, как много лет назад.

Уман многозначительно кивнул и вновь позвонил по внутреннему телефону, передавая новые послания. Потом он вытащил бланк и написал на нем несколько коротких фраз, подкрепив их печатью Цитадели, и протянул Джоэлу со словами:

— Иди, Джоэл. Поторопись, пока гарнизон не ворвался в пекарню. Иначе ты уже ее не отобьешь. Военные если кого-то возьмут, то уже не отдадут. Пока улики у нас, расследование ведем мы, так как оно связано со стимуляторами и Хаосом. Но арестами занимаются они, как ты понимаешь, потому что они не связаны с сомнами. А твоя Джолин — связана. Успей показать солдатам эту бумагу, иначе мы лишимся главного свидетеля по делу Легендарного Сомна.

Джоэл вскочил с места, точно обретя навыки скорохода от Ли. Хромота совершенно пропала, словно навязанная извне. Он снова опрометью спустился вниз, не замечая ступеней. Ли пытался подхватить его под локоть, чтобы ретивый напарник не сломал шею, оступившись в спешке. Не стоило! Джоэл практически летел.

— Да где этот рикша, когда он нужен! — воскликнул он, и кинулся вниз по улице пешком. На юго-запад, в Квартал Ткачей.

Гарнизон подняли по тревоге. И хотя не звучали сирены, но Вермело всколыхнулся от внезапных арестов. Военные немедленно передали через телеграф дневной страже нужные адреса. Обычные солдаты, не понимая сути происходящего, оперативно выбивали двери обозначенных домов и связывали тех, на кого указала Джолин. Больше она не принадлежала к числу революционеров, которые сражались вовсе не за простой народ.

— Джолин! Джолин! — шептал, задыхаясь, Джоэл. Судя по времени, она должна была уже вернуться в пекарню, как и договаривались. Но и солдаты могли уже нагрянуть на Королевскую Улицу. Теперь опасный отсчет пошел на минуты.

Глава 28. Цена милосердия

Джоэл не помнил, как спустился по лестнице, покинув кабинет Умана Тенеба: шаги отзывались в сознании счетом секунд. Но возле ворот серого куба угрюмой Цитадели не к месту напомнила о себе хромота, намекая, что измочаленное клыками сомнов тело еще не до конца пришло в норму.

— Джо! — ойкнул рядом Ли, ловко подхватывая под локоть.

— Я в порядке. В порядке, — твердил свой извечный девиз Джоэл, мягко отвергая помощь. Обычно это немагическое заклинание означало, что он как раз совсем не в порядке. И Ли это прекрасно выучил за годы их знакомства.

— Мио! Лови рикшу! — крикнул он подбежавшему третьему напарнику. Мальчишка звонко окликнул рыжего возницу.

— Да он нас караулит, — удивился Джоэл, когда к пропускному пункту прикатил все тот же одноглазый тип.

— К вашим услугам, господа. Вдвоем поедете? — похоже, не вникая в суть дела, услужливо начал рикша, но его тут же перебил Ли:

— Один, все тот же господин. Только быстрее! Быстрее, милейший! Как насчет соревнования? Кто быстрее домчится до Квартала Ткачей, а?

— Деньги плати, какое соревнование, — обиделся рикша.

— Само собой.

— Ли, быстрее давай! — гаркнул Джоэл, неуклюже забираясь в нехитрый экипаж. — Гони, родной, гони!

«Если бы не нога, я бы бежал быстрее рикши, быстрее Ли…», — подумал он с сожалением. Впрочем, не следовало сокрушаться о своих немощах, пока он мог делать что-то для города и друзей. Грэм и Бим в куда более плачевном состоянии приносили Вермело огромную пользу. А он с помощью Джолин, похоже, предотвратил государственный переворот. Успеть бы только спасти ее… Успеть бы! Единственное сознательное желание билось раненой птицей в тесной клетке, как желтая канарейка, погибшая в пасти облезлого кота. Успеть бы отвратить такую же участь от невиновной Джолин!

Рикша живо вскинулся и побежал, громыхая крупными колесами по брусчатке, с двух сторон за ним следовали Ли и Мио. Джоэл с горечью отметил: «Безумный кортеж, будто я важная птица из Квартала Богачей». Вспомнился жирный судья, необъятную тушу которого еле волок несчастный возница. Джоэл, похоже, считался легкой «ношей» для их личного рикши. Парень явно наслаждался участием в большом непонятном для него деле. Он просто бежал. И вокруг мелькал проклятый любимый город.

Дома вились лианами, вцепляясь в разум преувеличенной реальностью грубых контуров. Серое небо нависало нелетней мрачностью, как будто все вокруг предвещало нечто ужасающее. Гибель мыслимых и немыслимых миров свилась в едином опасении не успеть, прибыть к выпотрошенной пекарне. Встретить оголенную пустоту стен и потухшей печи.

— Гони! Тройная плата, — кричал Джоэл, и ему вторили напарники, а рикша, задыхаясь, шипел:

— Быстрее никак!

«Извини, брат, за такую жестокость. Но если в этот день ты домчишь вовремя, то до конца твоей или моей жизни буду платить тебе вдвое больше при каждой встрече», — подумал Джоэл с легким чувством вины, но вслух не сказал. Губы словно смерзлись, спеклись от нервного ожидания.

Спицы жизни плавили время, закручивались колеса циферблатов. Утлый экипаж несся наискосок от Цитадели в Квартал Ткачей, в этот узел пространства, свитый жизнью и смертью. В эту обитель неизменной скорби, которую представился шанс разрушить. Или пасть в бездну вместе с возлюбленной. И Джоэл не боялся исхода, но страшился неумолимого времени, глядящего циферблатом с высокой башни на весь город, где бойко шли стремительные аресты.

— Ну, понеслось дело, — выдохнул Ли, глянув в сторону ближайшего беленого домика.

На их глазах конвой выволок наружу сухонького старика, в котором узнавался один из клиентов Джолин. Его крепко упаковали в экипаж, завязали рот черным кляпом и повезли на восток к гарнизону. Напоминанием о сытом покое осталась одинокая красная герань на подоконнике. Она мелькнула в общей круговерти пятном свежей крови, но Джоэл не испытывал сочувствия или вины.

Они делали все правильно, все верно. Если бы еще осталась вера в то, что Уман не скрывал улики в обмен на спасительный документ для рабыни пекарни. Если бы осталось доверие к власти, к тем, кому служили, положив всю жизнь на окровавленный алтарь. Но о такой роскоши охотники уже не мечтали. А для лихорадочной пьянящей надежды хватало и призрачного шанса спасти Джолин. И Джоэл задыхался от предчувствий, прокручивая в голове наспех сочиненные версии грозных тирад для представителей гарнизона, хотя понимал, что будет действовать по обстоятельствам.

«Они тебя не получат! Ни за что, Джолин!» — твердил он, пока колеса грохотали по мостовой. Каждый оборот чудился непростительно медленным, как утрата драгоценных самоцветов, в которые обратились вязкие секунды до встречи. Джоэл сжимал в похолодевшей руке приказ о защите свидетеля по делу Цитадели. В ноге предельной тревогой пульсировала боль, пронизывающая до сердца. И оно замирало смертной тоской, нависшей, как непроницаемые лиловые тучи, сгущавшиеся над Кварталом Ткачей.

«А если все потерпит крах? А если я опоздал?» — судорожно думал Джоэл.

Странным пятнами возникали причудливые образы себя со стороны: вот он взбирается на кинжалах по стене темницы гарнизона, вот подпиливает решетки и освобождает свою принцессу из заточения злых драконов. А потом убегает с ней в горы, чтобы обрести вечное счастье. Вероятно, Уман понимал, что его подчиненный способен ныне и на такой шаг, готов бросить все. Значит, Верховный не совсем еще очерствел и закостенел среди бесконечной волокиты и интриг. Хватило бы только красноречия… В этот день в борьбе правых с правыми сила ничего не решала.

Вскоре показалась пекарня, рикша остановился у начала короткой Королевской Улицы со словами:

— Дальше не поеду, господа. Там военные. А мое дело маленькое, мне неприятности не нужны.

— Вот, держи плату, — не считая потраченных денег, ответил Джоэл. — Сдачи не надо.

Слова срывались с пересохших губ измученным лаем. Джоэл спрыгнул с экипажа, едва не завыв, когда неудачно перенес нагрузку на правую ногу. Он и забыл! Забыл все на свете, когда увидел, как люди в форме вышибают дверь пекарни.

— Всем на пол! На пол! Лицом вниз! Руки за голову! — послышались грубые возгласы изнутри. Истошный женский визг подействовал, как зажженный фитиль пушки. Подобно разрывному ядру, Джоэл кинулся вперед. Да так, что за ним едва поспевали слегка уставшие от бега Ли и Мио. Мальчишка тяжело дышал, но, похоже, больше от нервов и непонимания происходящего. Он-то не присутствовал при разговоре с Уманом. Зато Джоэл с Ли четко знали, что успели вовремя.

Они ворвались в пекарню вскоре после грубого визита людей гарнизона. Свороченная с петель дверь тоскливо заскрипела от ветра, а внутри предстал в полумраке тлеющей печи настоящий хаос: сломанная мебель, рассыпанная мука на полу, смешанная с нанесенной грязью от сапог. Все говорило, что закончились мирные дни этого аккуратного болота.

Пекарь и его жена распластались на полу, как им и велели, но осыпали всех вокруг проклятьями. Двое солдат волокли с верхнего этажа отчаянно упиравшегося плачущего мальчишку — внука Зерефа Мара. И только одна Джолин молча выполняла все указания.

— Вы арестованы! — констатировал один из безликих солдат, намереваясь защелкнуть на белых запястьях Джолин наручники. Будто ей не хватало синяков еще и от этих металлических браслетов. Джоэл бешено взревел:

— Оставьте ее!

Солдаты замерли и резко обернулись на сумасшедший голос. Джоэл смутно догадывался, что исход этого дня означал для него сохранение рассудка или утрату всякой нормальности в случае неудачи. И вот настал тот миг, которого он так боялся и который так ждал. Но все наспех отрепетированные заготовленные речи разом исчезли из головы. Остался только измусоленный листок от Умана.

— Вы не имеете права! — возмутился арестовывавший Джолин страж. Рыжие усы на молодом лице недовольно встопорщились, придавая ему сходство с тем соседским котом, который растерзал несчастную певчую птицу. На нее теперь слишком походила пленница проклятой пекарни. Губы ее безмолвно пошевелились, будто произнося имя Джоэла, хотя он не был в этом уверен. Только исступленно смотрел в ее окаймленные слезами испуга синие глаза. Она робко приподнялась, нарушая приказ лежать лицом в пол.

— Имею! Предписание Верховного Охотника Умана Тенеба. Джолин Мар — важный свидетель Цитадели по делу Легендарного Сомна и «эпидемии превращений», — скороговоркой отчеканил Джоэл.

Заученные фразы вырывались сами собой, годы службы и чтение приговоров помогали в критический момент не думать над формулировками. Обычно он докладывал, в чем обвиняется несчастный гражданин Вермело, за что посажен в подвал цитадели: скрыл сомна, спал днем, распространял контрабандные стимуляторы. И вот теперь представился случай спасти кого-то, а не отдать на верную погибель. Бесценный случай, искупление.

Джоэл заслонил собой Джолин, вырывая из рук конвоиров, не позволяя нацепить на нее наручники.

— Она пособник революционеров, — возмутился последний.

— Она — жертва Зерефа Мара, — отрезал Джоэл. — У нас есть множество доказательств, что ее принуждали. Для начала, приглядитесь — Зереф бил ее, угрожал ей!

Серое платье Джолин и впрямь расстегнулось на шее почти до груди. Несколько мелких пуговиц при аресте оказались выдраны с клоками ткани, левый рукав и вовсе оторвали по шву, как будто солдаты нарочно превращали опрятных граждан в оборванцев-преступников, облаченных в грязные лохмотья.

В открывшихся прорехах белела светлая кожа Джолин, сплошь покрытая старыми шрамами и свежими синяками. Вероятно, Зереф Мар раскрыл ее и готовился учинить расправу над предательницей, когда гарнизон ворвался в пекарню. Все они успели вовремя. Вовремя! Джолин осталась жива и почти невредима.

Теперь она робко стояла за спиной Джоэла, прижимаясь к его плечу. И он ощущал себя предельно счастливым. Какой-то части сосредоточенного разума чудилось, будто они вдвоем застыли на краю пропасти. Каменный уступ отчаянно крошится, но они ждут, что вот-вот перекинется чудесный мост на ту сторону.

— Эта белобрысая сучка все врет! Я к ней не притрагивался! — возмутился Зереф Мар, которому уже сковали руки за спиной и заставили подняться. Его перекошенное раскрасневшееся лицо полыхало от гнева. Джоэл опасался, что именно теперь проклятый пекарь выдаст ту тайну Джолин, из-за которой она так долго скрывалась и отнекивалась, отвергая помощь. Но, возможно, не было никакой особой тайны, кроме пособничества революционерам. Джоэл только на это и надеялся: слишком хотелось верить, что напряженный день избавит от паутины всех неразгаданных секретов и неразрешимых противоречий.

— Лжец! — выкрикнула Джолин так громко и пронзительно, что гомонящая толпа в пекарне внезапно притихла, подозреваемая продолжила глухо и беспощадно, низко опустив голову: — Он долгие годы мучил меня. Семь лет. Держал как… как рабыню! Все его клиенты — опасные преступники. А я ничего не могла с ними сделать, потому что иначе они убили бы меня. И жена его лжет, все лжет! Она занималась подпольным избавлением женщин от нежеланных детей.

— Неблагодарная тварь! Да как ты смеешь обвинять меня в этом! — взвизгнула жена пекаря, едва держась на ногах. Белый чепец благостной старушки покрылся пылью и золой от горящей печи, словно обнажая истинную сущность хозяйки.

— Если бы не Джолин, вы не смогли бы арестовать и десятой доли всех революционеров, — продолжал Джоэл, замечая, что солдаты готовы слушать внезапные признания. Рыжеусый конвоир с наручниками перестал хищно коситься на Джолин, зато с ненавистью и презрением уставился на чету схваченных Маров.

— Вы не понимаете! Мы не те революционеры, которые устраивали бунт в трущобах. Я к этому не имею отношения, — заскулил Зереф, вероятно, понимая бессмысленность открытого сопротивления.

— Тогда кто вы? — удивился Джоэл.

— Секта Дирижабля! Дирижабль принадлежит народу! И только народу! — закатив глаза, благоговейно заголосил пекарь. И в его расширенных зрачках плясали отблески безумия. Впрочем, возможно, отразились искры в печи, где подгорала очередная партия булочек с секретами.

— Изымите свежие вещдоки, — кивнул на выпечку Ли. И солдаты с ним согласились.

— Стачки на заводах — ваших рук дело? — продолжил свой спонтанный допрос Джоэл. Он понимал, что это уже не дело охотников, и все же чувствовал, что расследование появлений Легендарного Сомна неуловимо связано с Зерефом. Но пекарь все равно не ответил. Джоэл силился понять, сколько групп революционеров орудует в Вермело. И не понимал.

«Как будто действует несколько враждующих лагерей. Если это Секта Дирижабля и они пытаются присвоить его, у кого же он тогда сейчас? И где? Где в трущобах можно спрятать дирижабль?» — оставалось только недоумевать Джоэлу.

— Люди должны услышать, люди должны прозреть! Послушайте вы, палачи, это вы губите Вермело! Вы, охотники! И ты, Джолин, неблагодарная тварь, спуталась с одним из них! — закричал Зереф Мар. Для сохранения секретности пришлось замотать его широкий рот черным кляпом.

«Дирижабль… Значит, тот тип возле Айгрежи был прав. Страж Вселенной был прав. Да какой Страж! — одернул себя Джоэл, когда факты разрушали мистические теории. — Наверняка их подельник, которого не взяли в долю и попытались от него избавиться. Надо было и его арестовать сразу. Значит, дирижабль. Они хотят улететь за стену? Но зачем? Там ведь только смерть и… Разрушающие».

— Увести этого безумца! — прорычал вслед новым арестантам тип с рыжими усами, затем пригладил их и благосклонно ухмыльнулся: — Так и быть, Джоэл, пока что ваша подопечная остается как свидетель. Но вы понесете ответственность по всей строгости как соучастник, если она продолжит свою революционную деятельность, подрывающую покой Вермело.

Джолин теснее прижалась к спине Джоэла. Доносилось ее прерывистое нервное дыхание, мнилось, что слышны частые удары сердца загнанного в угол маленького зверька. Хотя она оказалась не беспомощной, теперь ее судьба зависела только от милости охотников. Джоэл надеялся, что она не посчитает его новым Зерефом Маром, ее охранником и мучителем в одном лице.

— За пекарней будет вестись круглосуточное наблюдение со стороны Цитадели. Письменное подтверждение вам вскоре передадут. Джолин даст все требуемые показания, — заверил Джоэл.

— Вы поручаетесь за нее лично?

— Да, по приказу Верховного Охотника.

— Хорошо. Она ваша, — крайне двусмысленно хмыкнул конвоир, но добавил: — Ваша ответственность.

— Зереф Мар, вы обвиняетесь в пособничестве революционерам. А ваша жена — в оказании подпольных медицинских услуг без соответствующего разрешения, — кратко зачитывал предварительный приговор один из солдат. — Вы имеете право просить о замене смертной казни пожизненным заключением. Права хранить молчание у вас нет, как и права на адвоката.

Запрет на молчание разрешал побои и пытки до тех пор, пока подозреваемый не даст признательных показаний. Суровый закон Вермело не предполагал защиту тех, кто покушался на спокойствие и целостность города. У последних остатков человечества не хватало ресурсов и сил на ложное милосердие: любая ошибка в отлаженной системе выстроенного общества грозила уничтожением, исчезновением самого людского племени. Другое дело, что не всегда признательные показания означали безукоризненную правду, не всегда хватали тех, кто действительно совершал преступление. К счастью, в виновности Зерефа Мара не оставалось сомнений, и Джоэл без колебаний сам бы пересчитал гадкому пособнику революционеров все его гнилые зубы.

— Что? Каких медицинских услуг? Ничего не понимаю! — все еще верещала жена пекаря, прикидываясь доброй слабой старушкой, незаконно оклеветанной беспутной работницей.

— Вы и сами все знаете. Вы делали аборты проституткам, — рыкнул на нее Ли, выступая вперед. — Я сам видел разрезанного младенца в Ловце Снов!

Такое зрелище им обоим предстояло еще нескоро забыть. Но, как не догадывался Ли, тот воплотившийся кошмар не доказывал, кому именно принадлежит сон. Жене пекаря, а возможно, одной из впавших в беспамятство ее клиенток. А возможно, и Джолин… Об этом думать не хотелось. Ох, как не хотелось даже предполагать такой вариант.

— Вы ничего не знаете! — возмущалась старуха, осклабившись. Теперь она, растрепанная, в порванном платье, закономерно напоминала злобную ведьму из сказок.

— У нас есть два свидетеля и одна потерпевшая, — отрапортовал конвоир и обратился к Ли: — Благодарим, господин охотник, за ценные сведения.

«Интересно, откуда сведения? Мартина и Лулу помогли? Или кто-то из их знакомых? Все-то Ли разузнал! — довольно подумал Джоэл, но в который раз ужаснулся: — Подпольные аборты… Разрезанные младенцы в сетях… Не была ли одной из «потерпевших» Джолин? Надеюсь, что нет. Только бы нет! Это было бы слишком ужасно! Но она же, как обычно, не расскажет. Ничего, сейчас главное отмазать ее от обвинений. А я готов принять ее со всеми тайнами».

Джолин крепко вцепилась тонкими пальцами в рукав его плаща и испуганно спрятала лицо в его воротнике, когда солдаты провозгласили:

— Увести их!

Пекаря, его жену и их внука с кляпами и в наручниках утащили наружу, закидывая в закрытую повозку, запряженную двумя специальными рикшами. В тюремных экипажах едва ли хватало места для одного, а их как-то запихнули втроем. Наверняка, старые кости и суставы пекаря отозвались не меньшей болью, чем гудящая нога Джоэла. Но он ни на миг не устыдился, что не испытывает к арестованным и капли сочувствия. Он радовался, будто сумел отразить атаку еще одного Вестника Змея. Над черной пропастью неизвестности воздвигся спасительный мост.

— Джолин, ну, что ты? Не плачь! Теперь все будет хорошо, — успокаивал Джоэл, когда затворялась дверь. Джолин тихо плакала в его объятьях, а он гладил ее по голове, перебирал растрепанные светлые кудри, целовал дрожащие руки, согревая их своим дыханием.

— Да-да, я верю… Верю тебе, Джо, только тебе в этом городе и верю, — шептала она, растирая слезы по покрытому мукой и пылью лицу. Джоэл, не сдерживая чувств, еще крепче обнял ее.

— Ну, что, Джо, похоже, бумага от Умана — это твой пропуск в новую жизнь, — заметил Ли, неуверенно подходя. — Мио, ты, наверное, можешь идти. Проверь там, не шпионит ли кто.

— Их всех схватили? Всех? — вскинулась Джолин при словах о слежке. — Они могут быть с арбалетами!

— Джолин, все хорошо. Вокруг никого нет. Я тебя уверяю, — улыбнулся ей Джоэл и усадил на уцелевший табурет. Солдаты как будто намеренно ломали мебель в процессе недолгого стремительного обыска.

— Что теперь будет с их внуком? Зачем его увели? — встревожилась Джолин, какое-то время просидев безучастным изваянием. Джоэл встал перед ней на колено, будто делая предложение руки и сердца. Хотел бы он, если бы не запрет охотников. В какие сети цитадели они оба попались, предстояло еще осмыслить. Но пока их лица оказались на одном уровне — хватало и этого. Джолин умоляюще смотрела на Джоэла, точно верила, что в его власти избавить от любых бед, преодолеть любое проявление несправедливости. Но он не любил врать друзьям, потому с легким смущением ответил:

— Сначала проверят его причастность к революционерам. Потом определят в специальный приют при Цитадели.

Из-за несчастного мальчонки, который потерял родителей, что-то кольнуло в груди, будто провернули нож в старой ране: ведь внук пекаря стал сиротой почти так же, как он сам. С той лишь страшной разницей, что его мать в облике монстра убил обезумевший отец. И теперь мальчика самого утащили вместе с опальными дедом и бабкой в казематы гарнизона, будто он в свои годы что-то понимал в подрывной или пропагандистской деятельности революционеров, Сектах Дирижабля и прочей гадкой кутерьме жестокого мира взрослых.

— То есть, тоже в тюрьму? — обреченно отозвалась Джолин, сжав руки на коленях. Их долгожданную радость неслабо омрачал этот несвоевременный разговор. Перепуганная Джолин стиснула кулаки, не позволяя себе поверить, что все позади. Будто ее борьба только начиналась.

— Не совсем, но… к сожалению, здесь мы бессильны. Дети неблагонадежных граждан Вермело считаются такими же неблагонадежными, — подавленно ответил Джоэл. Ли отвернулся к окну, скрипнув зубами. Знал ли он об этом законе? Или теперь, как и Джолин, ужаснулся? Похоже, один Джоэл за свои тридцать восемь лет в достаточной мере осознал, насколько город не терпит полумер. И насколько перенаселенный улей ста народов не ценит случайно сломанные жизни.

— Но это же… несправедливо! — воскликнула Джолин. Все верно — еще утром она возмутилась бесчестности Секты Дирижабля, еще утром согласилась помочь, надеясь на мифическую справедливость. А он, потрепанный службой охотник, просто желал спасти любимую женщину. И, если повезет, раскрыть заговор. С последним пока не срасталось, наваливались все новые вопросы и противоречия, но с живой и невредимой Джолин решение их казалось не такой уж невыполнимой задачей. Без нее — пропасть сумрачного безумия и скорое обращение в подвалах психушки от чувства вины и бессилия. Но теперь-то все налаживалось. Разве что о справедливости речи совсем не шло.

— Джолин, только не говори это в присутствии следователей. Мы все сейчас висим на волоске, — призывая к трезвому взгляду на вещи, мягко напомнил Джоэл.

— Я не соглашалась на такую жестокость, когда делилась сведениями, — посетовала Джолин, закрыв лицо руками.

— Таков Вермело. Неужели тебе жаль Зерефа и его ведьму?

— Нет. Не совсем…

— Для их внука я попытаюсь что-нибудь сделать. Вроде как можно добиться усыновления в «благонадежную семью» для «перевоспитания». Но не сейчас, придется подождать, пока все уляжется.

Джоэл успокаивал Джолин, но на деле залеплял рот собственной совести: ни о каких программах усыновления он не слышал. Но пообещал себе, что после завершения всех народных волнений попытается разыскать несчастного мальчонку. Впрочем, гарнизон цепко держался за свою добычу, не позволяя охотникам даже приближаться к Бастиону и его тюрьмам. Два ведомства, точно два гигантских паука, разделили сферы влияния и таращились друг на друга с разных концов города. Цитадель — на западе, Бастион — на востоке.

— Джолин, только больше не плачь. Все, закончилось время твоих слез, — говорил Джоэл, лишь бы не молчать, лишь бы вязкая тишина разоренного дома не давила на Джолин.

Она доверчиво прижалась к колючей небритой щеке. Неловкие объятья на коленях окутали небывалой теплотой и безмятежностью, из которой не вырывала даже медленно исчезавшая боль в правой ноге. Временное успокоение лечило тело и душу, давая новую надежду, новый смысл жизни. Раненый и перемолотый службой, он был нужен здесь, в пекарне. Может, не как самый сильный защитник с мечом, но как тот, кто не позволит обвинить самое прекрасное и чистое существо в Вермело — его отважную Джолин.

— Спасибо, Джоэл. Вы с Ли избавили меня от чудовища. Спасибо! Спасибо вам! — шептала она.

— Теперь ты свободна, — упоенно отозвался Джоэл.

— Я никогда не буду свободна, — запнулась Джолин и потупилась, сцепляя пальцы на коленях. — Как и все в этом городе.

Джоэл недоуменно воззрился на нее, но незаметная тень покинула пригожее лицо. Покрасневшие от слез глаза лучились добротой и радостью. И Джоэл почувствовал, что вскоре они по-настоящему отпразднуют победу.

— Ну, золотые мои, оставлю-ка я вас наедине, — широко улыбнувшись, радостно проговорил Ли и подмигнул у двери: — Джо, не теряйся тут без меня. Самое время утешать и радовать.

Джолин покраснела от нескромных намеков. Похоже, весь Вермело знал, как именно Ли привык «утешать», а уж тем более «радовать». Джоэл молча скрежетнул зубами: «Нарочно ты, что ли? Или ревнуешь?».

Так или иначе, оба напарника — сначала Мио, потом Ли — покинули пекарню, оставив с Джолин наедине. Охрана из Цитадели не торопилась, лазутчиков неестественно обостренное чутье не отслеживало. Складывалось впечатление, что гарнизон сработал быстро и чисто. Оставалось только удивляться и радоваться, чем и занялся Джоэл, помимо этого помогая Джолин наводить порядок. Вот только связный разговор не получался, точно Ли утащил с собой весь талант к складыванию нежных признаний. Да и Джолин выглядела слишком напуганной и подавленной.

— В том, что случилось, нет никакой твоей вины, пойми, — неловко начинал Джоэл.

— Я понимаю. Понимаю, — кивала Джолин, старательно натирая тряпкой столешницу. — Все хорошо! Все очень хорошо! Спасибо вам!

Повсюду рассыпалась мука из мешков, перемешавшись с сажей. Если уж Джолин предстояло и дальше жить в пекарне — похоже, именно так условились с Верховным Охотником, — следовало помочь ей создать хотя бы видимость уюта. Эти стены наверняка давили на нее, и Джоэл хотел бы забрать страдалицу к себе в мансарду. Хватило бы места и на троих. Внизу комната Мио неплохо делилась пополам, но охотникам запрещалось селить рядом с собой тех, кто не принадлежал к их своеобразной закрытой касте — ни слуг, ни возлюбленных со стороны.

«Ничего, как нога заживет, путь от мансарды до пекарни будет казаться коротким. А уж дорогу я найду теперь и с закрытыми глазами», — успокаивал себя Джоэл, дивясь, почему его не покидает смутное беспокойство. На всякий случай он перечитал еще раз все, что значилось в постановлении Умана Тенеба, которое убедило охотников. Нет, все верно — Джолин оставалась в пекарне как важный свидетель. Без права переселения, но на свободе.

— Видишь, теперь это все твое. Будешь печь булочки, если захочешь. Без гадких записок, — утешающе говорил Джоэл, обнимая сидящую за столом Джолин за плечи. — А не захочешь, можешь заняться чем-то другим. Что тебе нравится? Ох, Джолин, порой мне кажется, я совсем тебя не знаю. Вот Ли, оказывается, рисует неплохо. А у тебя есть что-то… такое же?

— Нет, не знаю, — отрешенно отозвалась Джолин. — В детстве я знала только священные тексты.

— В трущобах читают священные тексты?

— Секты, наверное. Я плохо помню, — растягивая слова, ответила несколько отрешенно Джолин, дотрагиваясь до руки Джоэла, порывисто сжимая ее, а потом улыбнулась нарочито беззаботно: — Впрочем, это неважно. Если будет позволено, я хотела бы сохранить это дело. Печь пироги — чем не работа? Не хуже прочих.

— А ничего, что это будет напоминать, ну…

— Зерефа Мара? — обернулась Джолин.

— Да, — смутился Джоэл. Вопрос казался ему слишком личным. На выяснение причины кошмаров возлюбленного Ли ушли годы, а теперь он, дотошный старый охотник, будто наспех взламывал замок новой родной души. Снимал ненадежную корку со свежих ран.

— Ничего, — пожала плечами Джолин, совершенно не смущаясь. — Есть крыша над головой, есть дом, где не мучают — это хорошо. А что было в этом доме раньше, не так уж важно.

Простота ее ответов обескураживала, внушая недоверие. Но блестящие радостью глаза заставляли успокоиться. Взгляд прояснился, точно летнее небо, с которого долгожданный ветер согнал нежеланные тучи. Легкие порывы колыхали зеленеющие кусты хризантем под окном, в комнату сочилась умиротворяющая свежесть.

— Джолин, почему ты так долго терпела эту тварь? Этого пекаря! — недоуменно спросил Джоэл через какое-то время. Они успели расставить уцелевшую мебель и спешно потушили печь, открывая заслонки, чтобы не угореть. Привкус дыма неприятно напоминал о мрачном пространстве, где случился поединок с Вестником Змея. И не иначе сам Змей дернул теперь за язык. Джоэл предполагал, что задаст этот вопрос намного позднее, дав возможность Джолин прийти в себя, не касаясь ее болезненных воспоминаний.

— Сначала… он действительно удочерил меня, — на удивление спокойно начала она, отвлекаясь от подметания осколков. — Помог, когда мне некуда было идти. Жена его тоже мне очень и очень помогла. А потом она однажды заболела, где-то на месяц.

— Можешь не рассказывать, если это… — уже смутно догадывался Джоэл, не желая, чтобы Джолин снова погружалась в омут жуткого прошлого. Но она продолжала:

— После этого она перестала пускать к себе в кровать мужа. Зереф злился. И еще через месяц пришел однажды ночью ко мне. Я спала, а очнулась со связанными руками. Я ничего не могла сделать.

— Джо, не рассказывай, я все понимаю, — растерянно пробормотал Джоэл. Джолин нервно сглотнула, но осталась относительно спокойна. Ее глаза вновь ожесточенно стекленели, веник и совок выпали из рук. Закусив губы, она продолжала, точно каждым словом мучительно вытаскивая из ран кинжалы:

— Нет-нет, ты должен знать всю правду. Всю. Правду обо мне… После той ночи Зереф сказал, что я теперь продажная женщина. Шлюха! И никто уже не посмотрит на меня. Если бы кто-то посватался, он бы немедленно сказал, что у меня ужасная репутация. И что они, добропорядочные, только из жалости меня приютили, надеясь на то, что я исправлюсь.

— Но ведь все видели, что ты честно работаешь! — воскликнул Джоэл, подбегая к любимой, обнимая ее за плечи. Лишь бы согреть, лишь бы заставить забыть весь этот ужас унижения и неприятия себя.

— Зереф Мар был уважаемым человеком, он ведь раньше трудился в пекарне Квартала Богачей. Его словам верили больше, чем моим, — отозвалась Джолин, и по щекам ее снова покатились слезы, а бескровные губы задрожали. Но она оттаивала, теперь с нее спадала броня, показывая отринутую миром одинокую девочку.

— Джолин, но зачем ты оставалась, когда я мог бы помочь? Я же…

— Это ничего не меняло на тот момент, — смущенно отозвалась она. — Зереф предоставил бы пирожки с записками и сдал бы меня в гарнизон. А вам с Ли я не могла настолько доверять.

— Забудь обо всем, Джолин. Больше никто не причинит тебе вреда.

— Джоэл, любимый! Любимый Джоэл!

Она потянулась к нему, робкая и одновременно страстная. Она обняла его за шею и целовала лицо, не губы, а все сразу: глаза, скулы, нос. Покрывала жаркими короткими поцелуями, как в последний раз. Но Джоэл верил, что для них в этот миг все только начиналось.

И все же в тот день, тот тихий радостный вечер, он не мог остаться и утешить, как советовал Ли. Почти до сигнала «отбой» они вдвоем сидели на промятой тахте под лестницей, часто служившей кроватью для Джолин, которая допоздна трудилась возле печи.

Она, робкая, но податливая, млела в объятьях Джоэла, успокаиваясь и мирно задремывая. В тот вечер хотелось верить, что все проблемы и горести позади. И Вестник Змея, и постылые заговоры, и бесконечные дежурства, не позволявшие быть всегда рядом с любимыми. Время растворилось в ласковых дуновениях незаметного ветерка, слилось шепотом кустов хризантем и сирени. Но Джоэл не осмеливался предложить ничего, кроме безмолвной осторожной нежности. После всего, что он услышал и увидел, он понимал, что им предстоит еще долгий путь к новой ступени доверия.

«Бедная девочка моя, бедная искалеченная Джолин. Прав был Ли, во всем прав. Я готов ждать. Сколько скажешь, готов ждать. Главное, что теперь мы вместе. Ближе, чем телом», — без слов взывал Джоэл. Но долг велел уходить, когда к дому прибыли новые сторожа от охотников, своеобразная смена караула. Уман Тенеб держал свое слово: важного свидетеля цитадели обещали охранять круглосуточно.

— Я должен идти, Джолин, — обратился он к любимой, растерянно застывшей на тахте. Если бы она попросила, он бы остался, подарил бы ей незабываемую ночь, способную стереть все потрясения минувшего дня. Но она не просила, отчего Джоэл ощутил новую неловкость. Точно каждый из них не догадывался, кто должен сделать первый шаг.

— Только возвращайся, — улыбнулась ласково Джолин.

— Вернусь! Обязательно вернусь, — ответил он.

— Я буду ждать. Отныне я всегда буду здесь. Ждать тебя, — донесся сквозь сумрак мелодичный голос возлюбленной. Но от него по спине беспричинно прошел холод, точно она произнесла зловещее заклятье. Впрочем, он бы принял и вечность в темнице пекарни: с Джолин любое наказание превращалось в награду.

— Мы прибыли по поручению Верховного охотника, — отрапортовали стражи, когда Джоэл вышел на улицу.

— Удостоверения, — сурово приказал Джоэл новым охранникам, отдав им честь возле двери.

— Вот. Теперь покажите ваше. Хотя это чистая формальность. Все знают, кто вы, — с некоторым восхищением заявили пришедшие трое охотников с мечами и арбалетами.

— Попрошу без фамильярностей и лести, — беззлобно осадил Джоэл, слишком счастливый для недовольства, и тихо добавил: — Берегите ее, как королеву. Как величайшую ценность. Головой отвечаете за нее перед цитаделью и передо мной лично.

— Слушаемся. Охотник Джоэл, Уман Тенеб ждет вас завтра в полдень с рапортом об утренних арестах.

— Ну, что ж, пойду писать, — кивнул Джоэл, находя себе оправдание, почему не заночевал в пекарне, почему снова оставил Джолин одну. Нет, ничего еще не закончилось. Им всем предстояло нелегкое продолжение расследования.

Вечер и половина ночи прошли за мучительным подбором верных слов. И плевать Джоэл хотел на запреты и сигнал «отбой». По долгу охотника ему вообще следовало спать днем, раз уж его снова перевели на оперативную работу. Патрулирование улиц не в счет, бумажные дела тоже никогда не считались великим отдыхом.

Сидя в душноватой мансарде в то время, пока Ли с Мио бороздили опустевшие улицы, Джоэл корпел над обтекаемыми формулировками, опасаясь чем-либо вызвать немилость Умана Тенеба. Теперь вся их жизнь, все их общее благополучие зависело от решений и благосклонности этого «чудовища-на-своем-месте», вернее, вроде бы друга. Но Джоэл снова в этом сомневался, вспоминая, как Верховный Охотник засуетился, требуя передать все улики. Уман что-то скрывал от подчиненных, а гарнизон что-то таил от цитадели. И за всей этой фрагментарной правдой пряталось нечто жуткое. В ночной тиши тень этого незримого монстра подступала воспоминаниями о Легендарном Сомне, и Джоэл нервно поводил плечами и тер затекавшую шею, кляня затупившиеся перья и растекавшиеся чернила. Хотелось достать где-нибудь печатную машинку. Впрочем, вряд ли техническое новшество прошлых лет — редкость нынешнего Вермело — сильно помогло бы в поисках ответов.

Еще днем Джоэл радовался, ощущая покой человека, выполнившего свой священный долг. Но после дурманящего вкуса любой победы настает время тяжких раздумий, как жить дальше, что надо менять. Пока что Джоэл не видел катастрофических подвохов, пока что складывалось впечатление, что все они почти в безопасности. И все же наутро после нескольких часов беспокойного сна и чашки крепкого кофе Джоэл ощущал себя неуверенно, медленно приближаясь к кабинету Верховного Охотника.

В цитадель его вызвали к полудню, потому что утром Уман проводил закрытое совещание. А с кем и зачем — обычным охотникам не докладывали, даже если они числились когда-то друзьями Верховного и помогли в раскрытии крупного заговора.

«Как собака… Служит, на задних лапах скачет, приносит палку — ее гладят по голове, кормят. Собака не должна задумываться, для чего приносит проклятую палку, когда хозяин кидает ее раз за разом. А укусит раз-другой — так и прирезать можно непокорную животину», — думал с легкой досадой Джоэл, переминаясь с ноги на ногу, ожидая в коридоре возле двери. Он пришел раньше времени и бездумно рассматривал отшлифованную древесину с тяжелой ковкой. Еще в начале лета они с друзьями едва не снесли с петель эту дверь, открыли чуть не с ноги, врываясь в кабинет Умана. Да что там — еще накануне они с Ли довольно нагло излагали свои требования. А теперь Джоэл отчего-то боялся. Теперь ему представился шанс построить хрупкое и призрачное, но счастье. И Уман мог одной своей волей разрушить его, забрать свой документ, прекратить расследование, подписать новый указ о том, что Джолин не такой уж и важный свидетель. А из всего революционного кружка она, похоже, уцелела одна, всех прочих крепко повязали люди гарнизона.

«Ну, и что изменится, если я сейчас не войду? Не постучу? Убегу? Будет только хуже», — посмеялся над своим малодушием Джоэл, хотя признавал, что с поддержкой Ли вел бы себя более решительно.

В конце концов, часы и солнце отмерили полдень, значит, он имел полное право напомнить о себе. И он постучал, три раза, кратко, но громко.

— Джоэл? Заходи-заходи! — донесся из-за двери радушный гулкий бас Умана. Джоэл немного успокоился и заглянул внутрь, сбрасывая с себя путы робкого просителя. Он был таким же охотником, не пристало забывать об этом гордом звании. И пришел он почти с триумфом.

— Добрый день, Уман, — твердо начал он.

— Да, пожалуй, и правда — добрый, — кивнул Уман. — Для Цитадели точно.

— Для кого же нет? — спросил Джоэл, садясь на приветливо указанный скрипучий стул напротив стола Верховного Охотника и привычным жестом молча протягивая три листа рапорта.

— Плохие новости для расследования Бастиона, — криво ухмыльнулся Уман, сверкнув единственным глазом.

— Что там? — нахмурился Джоэл, пока собеседник бегло изучил доклад подчиненного. Обо всех арестах Верховного Охотника уже наверняка известили телеграммами. О благополучном исходе дела Джолин он тоже, похоже, все знал. Теперь его как будто интересовало изложение сути событий конкретным подчиненным.

— Зереф Мар не выдержал первого допроса — обратился этой же ночью, — не переставая криво ухмыляться, отозвался Уман. — Дежурные охотники его убили. Жена его, похоже, насчет революционеров ничего не знает. В общем, гарнизон от него сведений не получил.

«А не помогли ли ему обратиться?» — невольно подумал Джоэл, и от улыбки Умана в душу заползли змеи новых сомнений. Казалось, что пекарь располагал сведениями не только о заговоре Секты Дирижабля, отчего возникало все больше вопросов к Джолин. Расследование ее прошлого только начиналось.

При всей любви и неге, в которую они погружались наедине, опытный охотник не мог оставить темные тайны нераскрытыми, если они представляли угрозу для города. Но если их скрывала сама Цитадель, оставалось только полагаться на чутье и искать верный путь в одиночку. И все же скорая гибель пекаря отозвалась закономерной злорадной радостью. Если он и знал что-то, то ни под какой пыткой не раскрыл бы свою историю злейшим врагам, которыми стали для него назойливые охотники.

— Но у них ведь хватает других свидетелей, — осторожно уточнил Джоэл.

— Да. Поэтому к нам никаких вопросов. Чисто сработано, — гордо осклабился Уман и налил им обоим по стакану ароматного коньяка. — Твое здоровье, тебе оно точно пригодится.

Джоэл рассеянно согревал в руках пузатый бокал, запах алкоголя щекотал нос воспоминаниями о больничном спирте и о непотребном дебоше на Рыбной улице. Теперь все осталось в прошлом, а будущее рисовалось все менее определенным. Он еще не понимал, в чем причина, но вместо радостного успокоения на сердце крепла тревога.

— Что теперь будет с Джолин? Я за нее поручился, но… Частично блефовал, — с трудом начал Джоэл.

— Гарнизон ее не получит. Она наш свидетель. Это я гарантирую, — отрывисто, но тепло заявил Верховный Охотник, подавшись вперед, и чуть тише добавил: — Ты заслужил свое счастье.

— Спасибо, Уман, — обезоруженный такой искренностью, отозвался Джоэл.

— Пока не благодари, — откинулся на спинку кожаного кресла Уман, лукаво подмигивая: — Джо, надеюсь, ты не последуешь за Батлером?

— Нет, — уверенно мотнул головой Джоэл.

— Да брось, я знаю, что Джолин дорога тебе. По-моему, об этом вся цитадель знает.

— Проклятье, — виновато рассмеялся Джоэл. Ему не очень хотелось представлять, как сослуживцы, канцелярские работники и патологоанатомы увлеченно обсуждают детали его личной жизни. Оставалось надеяться, что Уман шутливо преувеличивает.

— Ты никогда не умел скрывать свои чувства. Про Ли тоже все знают, — продолжал безобидно поддевать собеседник.

— Пусть и так, — отозвался в тон ему Джоэл, но снова его подвело чувство юмора, вернее, его отсутствие: — Мне просто нечего скрывать, в отличие от вас, Верховный Охотник.

— Не дерзи мне, — резко помрачнел Уман, сдвигая черные брови. — Даже если мы были друзьями, помни о субординации.

— Прошу покорно меня простить, забылся.

— Прощаю, — махнул рукой Уман. — Так и быть, твою Джолин гарнизон не получит, даже если мы раскроем дело с Легендарным Сомном. Очевидно, что пекарь принуждал ее и чем-то запугивал. Возможно, шантажировал, заставляя обслуживать себя ночью и разносить послания революционеров днем.

— Да, она не делала бы все это по своей воле!

— Хорошо бы узнать, чем именно ее шантажировали, — наконец перешел к делу Уман, заканчивая спектакль радушия. — Это я поручаю тебе. Если сблизишься с ней и узнаешь, окажешь вам обоим великую услугу. Сдается мне, Джолин не та, за кого себя выдает.

Джоэл резко выпрямился и отставил стакан с коньяком, к которому даже не притронулся. Вот теперь Уман обозначил истинную цену своей доброты. В Вермело никто и ничего не делал просто так. Милосердие и одобрение продавались и обменивались, как самый ходовой товар.

— Есть версии? — сухо отозвался Джоэл.

— Нет. Поэтому и поручаю это дело тебе. На допросах мы ее точно не расколем. Она годами успешно скрывалась. Запугать ее тоже вряд ли выйдет после всего, что она вынесла. Да и… не так уж мне нравится бить в карцерах красивых девушек.

«Паршивый намек на то, что произойдет с Джолин, если я не докопаюсь до правды, — подумал Джоэл, облизнув пересохшие губы. — А если эта правда погубит ее? Ничего, я скорее предам Цитадель, чем Джолин. Надеюсь, мне не придется делать такого выбора».

— Будет исполнено, господин Верховный Охотник. Разрешите удалиться, — без тени дружеской симпатии отозвался Джоэл, вставая и кланяясь, как перед высокопоставленным лицом.

Пощечиной отзывалось великодушное разрешение Умана. Джоэл всей душой хотел сблизиться с Джолин, но не по приказу Цитадели. Похоже, ему не оставили выбора, кидая в новое расследование. Или же старое? Дело Легендарного Сомна считалось все еще открытым. Он и сам чувствовал, что ничего не закончилось.

Глава 29. Мгновения тишины

— В городе действует не меньше трех группировок, — оживленно рассуждал Джоэл, показывая Ли карту на столе. Голос срывался на таинственный шепот, как у заговорщика. Мио внизу гремел кухонной утварью и наверняка не мог уловить суть разговора. Джоэл не считал, что стоит посвящать парнишку в свои мрачные догадки, и все же опасался, что кто-то подслушает, незримые ли шпионы революционеров или агенты Цитадели — кто-то, возможно, сам Змей Хаоса.

— Ой, Джо, опять ты за свое! Только все улеглось, только дежурства стали похожи на обычную работу, а не гонки со смертью, и опять ты ворошишь, — посетовал Ли.

— Можешь мне верить, — недовольно выдохнул Джоэл. — Но когда это ты потерял интерес к нашим расследованиям?

— С тех самых пор, как чуть тебя не потерял. И ни один раз, — резко бросил Ли. — Поэтому… Ну, посиди ты спокойно! Хотя бы до начала осени.

— Посиди… — как зеркальное эхо, отозвался Джоэл.

Снова ему напоминали, что он не в строю: не он бороздит теперь с Ли ночные улицы, а Мио, и не он показывает на арене лучшие приемы. Ему еще только предстояло снова взяться за клинок Нейла Даста, чтобы практически заново учиться двигаться в смертельном танце фехтования. Но уже ничто не вернуло бы былой грации и легкости движений. Впрочем, грубая сила, столь необходимая в сражениях, все еще ощущалась в мозолистых руках. Пока что без цели. Город в нем как будто больше не нуждался. Не нуждался ли?

Дневной Вермело дышал покоем и одновременно питался суетой. В конце лета уже почти ничто не указывало на весенние погромы и эпидемию превращений. Только ныла раненая нога одного охотника, и, казалось, именно эта тянущая боль заставляла возвращаться душой и мыслями к неприятным воспоминаниям в поисках упущенных закономерностей. Джоэл упрекал себя, что, обретя столь долгожданное счастье, не спешит принимать его, все ищет подводные камни и хитрые ловушки. Даже сны о Каменном Вороне покинули на время. А он не давал себе покоя. Возможно, следовало просто жить, любить и принимать любовь.

Джолин больше ни в чем лгала, наверняка не лгала — так он убеждал себя, каждый раз приходя к ней. Уман велел следить за свидетельницей, и от такой работы Джоэл, конечно, не отказался.

Уже десять дней он почти каждое утро помогал Джолин в пекарне, а потом отправлялся на разбор документов, пока приставленный Цитаделью мальчишка уносился по городу с корзиной пирожков. Теперь Джолин, оставаясь практически привязанной к дому как ценный свидетель, выглядела настоящей хозяйкой небольшого дела, доставшегося от мучителя Зерефа Мара. Все налаживалось, отступали тени, кошмарные образы из Ловцов Снов тоже больше не посещали Королевскую Улицу.

Такая жизнь начинала постепенно нравиться Джоэлу. Возможно, роль списанного в запас вояки вполне подходила ему, пока город не накрыла новая волна потрясений. Уверенность в том, что они рано или поздно последуют, не давала Джоэлу заржаветь в бездействии.

Приятные встречи с милой Джолин, короткие поцелуи, разговоры ни о чем в мучной духоте пекарни — чудесно. Но как послание от всех невинных жертв незримым обручем голову схватывало воспоминание о том, что дело Легендарного Сомна не закрыто. И, похоже, никто не хотел, чтобы рядовой охотник докопался до истины.

— Говорю тебе, Ли, революционеров больше, чем смогла сдать Джолин, — разгоряченно твердил Джоэл, вскакивая с перекрашенной табуретки. За время обитания Ли в мансарде скромное жилище определенно стало опрятнее и светлее. Даже такие незначительные мелочи, как стулья или стол, обрели приятный ореол уюта. Но Джоэл неосознанно отвергал весь этот притягательный покой обыденных вещей.

Кто-то словно звал его. Кто? Каменный Ворон? Или, вероятнее, собственный посттравматический синдром. Но все же уверенность в существовании нескольких групп революционеров никуда не исчезала, а лишь крепла по мере изучения архивных данных.

— С чего ты решил, что в городе остались еще революционеры? — спросил Ли, рассматривая крестики и пометки на старой засаленной карте Вермело. Новых не печатали лет сто: бумаги и так не хватало. Свет полудня расчерчивал ее дополнительными линиями, проникая сквозь переплетения окошка мансарды.

— Показания Джолин, адреса Рыжеусого и то, что мы видели — кое-что не сходится, — задумчиво протянул Джоэл.

— Что по-твоему? Секта дирижабля в трущобах, возможно, строила дирижабль, — не понимал или не хотел понимать Ли. — Нечего расследовать.

«Да когда ж ты успел так облениться, родной?» — с упреком подумал Джоэл, но тут же одернул себя: Ли слишком измотался. После спасения Джолин в нем будто лопнула какая-то пружина, он просто больше не желал соображать.

В свободное время он находил себе занятия по душе: чинил и обновлял их нехитрую мебель, расписывал замысловатыми узорами оставшийся нетронутым бок старого сундука, читал стихи. Словом, делал все, как полагалось в Вермело после потрясений, то есть имитировал спокойную жизнь. И старательно забывал. Забывал, что их проклятый град лишился этой неуловимой роскоши покоя с приходом Хаоса.

— Но его так и не нашли! Это не парашют и не воздушный шар — просто так не спрячешь, — торопливо объяснил Джоэл.

— Значит, они не начинали строительства. Совещались, планировали. Передавали записки, а для отвлечения внимания устраивали стачки. Это же логично. Дело закрыто, — пожал плечами Ли.

— Не совсем… Как тогда объяснить обрушение стены? — поморщился Джоэл. Он слишком отчетливо помнил, как на него летели обломки, пока Легендарный Сомн царапал вековые камни когтями. Помнил звон шестерней, тонущих в кровавых лужах. Такое не забывают, сколько головой ни ударяйся.

— Ой, хватит, Джо, не было никакого обрушения стены, — отмахивался Ли, похоже, готовый уже считать верного напарника помешанным. — А квартал закрыт, потому что трущобы оцеплены до сих пор. Там погромы, пожары и обращения — обычное дело, никто и не следит, что происходит внутри лачуг, главное, чтобы в город не выбралось. Сейчас зачищают по мере сил. Это все, конечно, печально, но что поделать. Я туда не полезу, пока не пошлют.

— Да, трущобы закрыты. И поэтому Уман был категорически против огласки всех подробностей дела Джолин? — размышлял вслух Джоэл. Факты не сходились, линии пересекались лишь на уровне совпадений. Предчувствий.

— Возможно, они вообще не связаны. Брось, Джо! То, что Легендарный Сомн слегка порушил стену, убегая в Хаос в ту ночь, еще не значит, что вся стена пришла в негодность. Просто успокойся, хорошо? — мягко сказал Ли, заботливо дотрагиваясь до плеча Джоэла. Он знал, что после травм и потрясений люди начинают подсознательно видеть угрозу там, где ее нет, и испытывать беспричинную тревогу. Но Джоэла теперь почти злила эта ненужная забота. Травма осталась в прошлом, а вот город продолжал существовать в настоящем. И хотелось найти еще хоть кого-то, кто испытывал такую же тревогу. Всем остальным патокой залили в уши официальную версию, будто все прекратилось. И они поверили, даже Ли и Мио.

— М-да, в негодность… А ты знаешь, кто ее строил? О каких магах нам твердят праотцы, основатели нынешнего Вермело. Я что-то не видел никаких магов, — все быстрее и бессвязнее говорил Джоэл. Чем больше он погружался в изучение архивов и библиотек из-за временной невозможности носиться по крышам, тем меньше верил в то, чему его учили всю жизнь. Да и кто учил? Сначала горе-воспитатели в приюте, потом пропагандисты цитадели.

— Ну-у-у… не маги. Возможно, они были просто виртуозными инженерами. Я в одной книжке читал, что вроде были инженерами. Что с того? — недоумевал Ли. Его картина мира ничуть не пошатнулась от опасного замечания, за которое кое-какие секты заклеймили бы анафемой. Некоторые в Вермело верили, будто стену построили не маги и не инженеры, а жрецы неведомого божества одной его милостью.

— Что с того, что с того, — сварливо передразнил Джоэл. — То, что у всякого изобретения есть свой срок службы. И они, вероятно, надеялись, что мы сможем поддерживать и обновлять их машины.

— Но технология была утрачена, — впервые с начала разговора согласился Ли.

— Знаешь, архивы города лишь на первый взгляд упорядоченные: восстановить по ним историю самого Вермело, нашего Вермело после пришествия Хаоса, практически нереально. И сколько прошло лет — тоже, — невольно сжал кулаки Джоэл.

Ради интереса он выписывал для себя факты и сводки о правлении королей. Последняя династия носила фамилию Дальред. Дальше сведения обрывались и запутывались, писарям явно хватало другой работы. Похоже, в те времена всех бросили на возведение башен и стен для создания купола против ауры Хаоса, чтобы хоть кто-то уцелел из остатков человечества. Джоэл раньше не задумывался, в какие, собственно, «те времена».

— Ну, двести! Ты чего? — поразился Ли.

— Так все говорят. Условных двести лет. Но… четких дат нет. Мне кажется, больше. Или меньше. Время в Хаосе течет не так, как мы привыкли. Возможно, и все наши часовые башни — чистая уловка, — уверенно и четко ответил Джоэл, но худощавое длинное лицо Ли вытянулось еще больше. Похоже, он все больше переживал за сохранность рассудка напарника.

— Еще скажи, что Змея выдумал Совет Магнатов для запугивания народа. Кто теперь из нас революционер? — пренеприятно усмехнулся Ли.

— Не я. И не ты, думается мне. Змей есть. Разрушающие есть, Легендарный Сомн… — Джоэл запнулся, — был, надеюсь, что в прошлом. А вот с революционерами что-то не так.

— Джо-о! — закатил глаза Ли, но Джоэл буквально сгреб его в охапку:

— Смотри на карту, адреса Джолин не до конца совпадают с адресами Рыжеусого. Зереф Мар говорил, что дирижабль принадлежит народу. Маловероятно, что у них есть только чертежи. И где тогда дирижабль? В трущобах его нет. В квартале прокаженных… маловероятно. От нас что-то скрывают. Где его скрывать? Куда попадают лишь избранные? Остается либо Бастион Эскуидон, либо Квартал Богачей.

— Джо, но это точно мысли революционеров! И бредовые, — испуганно освободился из несильного захвата Ли, отпрянув от карты. — Зачем они вообще его строили? Если строили… куда лететь? Там же Хаос!

Он не хотел верить, никто в Вермело не хотел верить в самые ужасные версии, пока не становилось слишком поздно.

— Ты помнишь, как Грета кинулась к калитке? — заставлял вспомнить Джоэл.

— Ну, как забыть. Как я за ней гонялся-то… что за дикой кошкой! — фыркнул Ли.

— Средство Рыжеусого позволяет выжить в Хаосе. Возможно, недолго, но секта дирижабля, похоже, верила, что они там выживут. Перелетят через стену и унесутся в лиловые дали. Да, прямо к фиолетовым кошкам-совам.

Джоэл не задумывался, почему смешивает свои опасные версии с яркими образам из давних снов. Вместе с тревогой к нему приходила уверенность в собственной правоте, пусть для многих истина выглядела безумием. Уман велел искать в архивах сведения о появлении Легендарного Сомна, но, похоже, удалось докопаться до более интересных фактов. До того, что мучило еще с начала весны.

— Ладно, кошко-совы, значит, — как ни странно, почти поверил Ли, поразившись: — Вот безумцы. А со Змеем они как, кофе собирались пить по-дружески?

— Да, безумцы. И, похоже, в их число входили только избранные, секта дирижабля. Поэтому их и сдала Джолин.

— Ты хочешь сказать, что есть какие-то еще силы?

— О чем и твердил, пока ты не хотел услышать, — разочарованно присвистнул Джоэл. — Да, кто-то устроил бунт в юго-западных трущобах. А кто-то — стачки на заводах.

— Я помню, что ты предполагал, будто это правительство так уменьшает число населения, — полушепотом отозвался Ли, косясь на дверь, точно ее тотчас должна была выбить стража. Еще свежи оставались воспоминания о массовых арестах, о том, как Зерефа с семьей запихивали в тесный тюремный экипаж.

— Теперь не думаю. Больше похоже на то, что стачки — это как раз работа настоящих революционеров. А вот первый бунт… Эти сомны в ящиках. Непонятные главари, имен которых даже никто не сказал… Как будто кто-то провел неудачный эксперимент и выжег трущобы вместе с Кварталом Птиц. А заодно скрыл факт обрушения стены, — задумался Джоэл. Версии свивались и распадались танцем пламени над свечой.

— И пригнал Легендарного Сомна?

— Вот он не входил в их планы. Он рушит все планы. И поэтому так важно узнать, откуда он появляется. Они боятся не за народ, а за то, что кто-то узнает, откуда Легендарный Сомн. Он появляется в Вермело не просто так, — сурово заключил Джоэл, на что Ли шумно возразил:

— Появлялся! Джо, ты победил его. Все в прошлом. Джо, послушай меня, все закончилось. Мы победили. Если есть еще какие-то революционеры, пусть их ловит гарнизон.

И снова пропасть неверия разверзалась между ними. Джоэл и сам хотел бы забыть обо всем хотя бы на время, восстановить форму и просто отдохнуть. Но не мог. Он отчетливо помнил, что в переплетениях черных линий и осколках фарфоровых масок осталась еще одна. Возможно, главная. Легендарный Сомн и раньше умел затаиться на несколько лет. Ничего еще не закончилось. Ничего.

— Да, возможно, ты прав. Революционеры — дело гарнизона. Народные волнения будут, неизбежно будут. Хотя урожай в этом году вроде бы сносный, — выдохнул Джоэл, бессильно опускаясь на табурет и небрежно отодвигая карту. — Сейчас тихо. А нам осталось понять, связано ли снадобье Рыжеусого с эпидемией превращений, и узнать, как появился Легендарный Сомн.

— Или не узнать. Это вопросы, над которыми бьются лучшие умы Цитадели: что превращает людей в сомнов. Вот оттуда же и наш Легендарный. Вряд ли нам суждено докопаться до правды.

— Но Уман оставил Джолин в качестве важного свидетеля по делу Легендарного! — напомнил Джоэл.

— Ну, так она столько видела! Еще бы! Единственная, кто из гражданских видел его два или три раза. И при этом уцелела! Улики по делу Рыжеусого и Легендарного, понятное дело, Уман прибрал поскорее себе, это работа нашего ведомства. А революционеры так-то проблемы гарнизона. Вот и все дела. Пока тишина, Джо! Почему нельзя хотя бы один день насладиться победой?

Вопросительный печальный взгляд напарника резал без ножа, проникал в самую душу. Обвинять не получалось, даже казалось по-своему преступным. Ли слишком устал от загадок, сражений и тревог. Неудивительно: пока Джоэл лежал без сознания, а потом мучился в тюрьме собственного тела, верный напарник завершал расследование и поминутно тревожился о состоянии друга. Теперь он законно мечтал о долгожданном отдыхе, пока ненасытный Джоэл жаждал вновь влиться в привычный ритм жизни охотников. Пока он по-прежнему ощущал себя лишним, списанным.

— Ладно, и все-таки…

— Что? Да отложи ты эту карту, давай хотя бы сегодня посетим театр, как нормальные люди. Развеемся, повеселимся! Ты вообще знаешь такое слово: веселиться? Забыл или не знал?

Теперь Ли кривлялся, как маленькая обезьянка с веселых картинок из старых книг. Он скакал вокруг стола и уже демонстративно сдувал несуществующие пылинки со своей любимой треуголки.

— Повеселимся в компании с Уманом… Это даже звучит странно, — с сомнением протянул Джоэл и улыбнулся.

— Как есть. Пока начальство благосклонно, надо пользоваться.

Джоэл кивнул, но недоверчиво сощурился. Он не знал, что и думать: утром Уман пригласил в свой кабинет, ничего не объясняя, и, хитро улыбаясь, протянул Джоэлу два латунных жетона — билеты в лучший уцелевший театр Вермело.

— Что это? — удивился Джоэл, перекатывая в ладони поблескивающие кругляшки. Утром он не сразу поверил своему непрошенному счастью. После множества потрясений кабинет Верховного Охотника отзывался только неуютным холодом под сердцем. Но в этот день ярко сияли рассветные лучи, расцвечивая через зеленоватые стекла невеселое помещение. Под их теплыми прикосновениями даже поверженный волк с герба, казалось, не скалился, а улыбался.

— А ты не догадываешься? Приглашение и поощрение! Или ты не рад? — ответил Уман и весело осклабился, сверкнув единственным глазом. По-звериному, просто на вид, но за радушной прямотой скрывалась недюжинная хитрость, из-за чего Джоэл невольно искал подвох.

— Рад, наверное. Просто это неожиданно, — пробормотал он в замешательстве.

— Извини, Джо, ты же знаешь, что у нас не принято громко возвещать о сути успешно завершенных дел, — развел руками Уман. — С победой над Легендарным Сомном твоя слава разнеслась сама собой, это было неизбежно. Но мы не могли позволить себе рассказать также о деле Джолин, оно куда более… деликатное. Революционеры еще могут оставаться в Вермело.

— Да, без сомнения, — охотно согласился Джоэл, что и натолкнуло его немного позднее на мысли о множестве группировок. Да еще полученная от Умана наводка относительно Бифомета Ленца не давала покоя. Верховный Охотник что-то знал, Джоэл тоже желал узнать. Его расследования, его смертельная игра еще не закончилась, дело Легендарного Сомна не переходило в разряд бесперспективных «висяков», даже если всем хотелось задвинуть его в далекий ящик, похоронив под грудой новых документов и отчетов.

— Ну, ты же не в обиде? — засомневался с несколько растерянным лицом Уман, приглаживая черную бородку.

— Ничуть, — мотнул головой Джоэл. Для него лучшей наградой оказалось бы снятие всех обвинений с Джолин. Вроде бы к этому дело и двигалось стараниями Верховного Охотника, совместные слушания Цитадели и Бастиона по делу проходили в закрытом режиме. Пока что свидетелей допрашивали по одному, чтобы никто не знал показания других причастных и не мог подстроиться под некую общую легенду. Но ведь Джолин и так ни в чем не лгала. Джоэл отказался бы от любых материальных наград, чтобы по итогам слушаний его возлюбленную отпустили, прекратив все расследования в отношении ее причастности к секте дирижабля.

— А повышение по службе для тебя — это разве что должность моего телохранителя, — продолжал оправдываться Уман, вдруг с нескрываемой гордостью и непонятной злостью замечая: — Но я ее упразднил, потому что не трус, в отличие от предыдущего Верховного.

Джоэл краем уха зацепил мрачные слухи о недавнем самоубийстве прежнего Верховного Охотника. Поговаривали, что отошедший от дел предшественник Умана повесился у себя в особняке. Информацию замалчивали, предсмертную записку наверняка сожгли, как только нашли. И, возможно, вовсе не сам он свел счеты с жизнью, а сделался кому-то невыгоден. Что-то знал. Уман тоже знал, но пока справлялся с отведенной ролью относительно самостоятельной марионетки.

— Я рад награде, все хорошо. Ты знаешь, что для меня окажется главной наградой, — улыбнулся Джоэл, отвлекаясь от мыслей.

— Безусловно.

— Так это… билеты для меня и Джолин?

— Оу, к сожалению, нет. Для тебя и Ли, — сильнее прежнего смутился Уман, но рассмеялся: — Или не надо было брать места рядом? Может, с появлением Джолин вас с Ли надо расселить по разным мансардам?

— Все в порядке! Все хорошо.

Теперь Уман задел ту тему, которую Джоэл не был готов обсуждать — необходимость выбора. Похоже, все вокруг считали, будто с появлением Джолин и взаимности в отношениях с ней он непременно обязан расстаться с Ли.

Хуже всего, что с каждым днем в этом убеждался и сам Ли: все больше в его взгляде появлялось немого укора, все ярче мерцала медовыми искрами невыраженная робкая тоска. И даже страстные объятья его сделались иными, порывистыми, жадными, торопливыми, будто он опасался, что каждый поцелуй может оказаться для них последним. Но разве что-то изменилось? Ведь они всю жизнь танцевали на острой грани опасности. Да и весь город с эпидемиями обращений, революциями, забастовками и неурожаями. Каждое торопливо сказанное «спокойной ночи, добрых снов» могло оказаться прощанием навечно. А для охотников и того хуже. Неужели этого не понимал Ли? Боялся потерять Джоэла, снова боялся потерять, но уже не волей смерти — выбором жизни.

А Джоэл не хотел выбирать, мучительно размышляя, реально ли это. Он не боялся осуждения: по меркам города они и так нарушали все запреты, зато опасность работы охотников затыкала рты досужим злым языкам. Но вот Уману явно не хватало чувства такта. Впрочем, Джоэл к этому привык и не обижался.

— Точно все хорошо?

— Да, просто я надеялся, что мы пойдем втроем: я, Ли и Джолин, — широко улыбнувшись, отозвался Джоэл. Втроем. Вот же ответ! Неужели никто не видел? Они и так «неправильные». Посещение театра втроем не испортило бы и без того растоптанные репутации.

— К сожалению, здесь загвоздка: Джолин запрещено покидать Квартал Ткачей до завершения расследования, — замялся Уман. — По крайней мере, в свет точно выходить нельзя. Для ее же безопасности. Возможно, чуть позже, еще поговорим. Но не в этот раз.

Джоэл опустил голову, под сердцем кольнула холодная немая тоска: его избранница, его дорогая Джолин, все равно оставалась пленницей пекарни, в которой наверняка теснились ее самые мрачные воспоминания. В этом кособоком двухэтажном доме прочно поселились сумрачные тени долгих лет отчаяния и беспомощности.

Оставалось только убеждать себя, что после завершения расследования удастся переселить Джолин с Королевской Улицы. Хотя сама она ни на что не жаловалась. Но, вероятнее всего, просто не привыкла. Побои и унижения со стороны Зерефа она тоже мастерски скрывала. И покорное благодарное молчание теперь пугало Джоэла, поэтому билеты в театр он принял с нараставшим чувством вины: Джолин не призналась бы, даже если бы мечтала посетить спектакль. Впрочем, они оба не имели права нарушать хотя бы косвенно любой из запретов Цитадели. Особенно теперь.

— Понимаю. Это все меняет, — кивнул Джоэл, ощущая, как пропадает неловкость. — Сочту за честь прийти.

— Полагаю, Ли будет рад, он ведь разбирается в этом всем лучше нас с тобой.

Джоэл кивнул и, отсалютовав Уману, удалился. Если уж не получалось порадовать хоть чем-то Джолин, стоило отвлечь Ли от тяжких метаний и сомнений. В расследовании они оба принимали участие на равных.

— Так вот я и говорю, что театральное искусство — это не шутки. Там в операх сюжеты позакрученнее, чем в иных книгах. Ну да, сейчас программок и либретто не печатают, бумаги нет. Но на афишах-то по-прежнему пишут, ты бы почитал.

— По мне, так в операх нет содержания. Воют чего-то. Поют и поют, а о чем… Хаос их разберет, — ехидно заметил Джоэл.

— Неуч и бескультурщина! Воют! Вы его только послушайте! В такие моменты ты просто ужасен.

Ли улыбался. Из друзей и знакомых Джоэла только Ли умел так лучисто улыбаться, особенно, отдохнувший и умиротворенный Ли. Любимый веселый мальчик — так хотелось называть его в такие мгновения радости и покоя. Джоэл скучал по этой обезоруживающей широкой улыбке. Джолин при всей ее красоте и утонченности почти никогда не смеялась. Она притягивала чем-то иным, не теплом жаркого дня, а таинственной прохладой полуночи.

— Скажешь тоже, «неуч». Просто жанр не мой, — усмехнулся Джоэл, мягко дотрагиваясь до руки Ли.

— Уже почти прибыли. Скоренько!

Королевский Театр имени династии Дальредов находился за надежными стенами Квартала Богачей, обычных охотников туда не допускали без особого приглашения.

Спектакли устраивали только днем в выходные дни, хотя они редко совпадали с выходными охотников. В любом случае, никто в городе не позволял, чтобы граждане возвращались домой позже сигнала «отбой». А раньше, рассказывали, представления длились целый день до поздней ночи. В долгих антрактах, пока меняли свечи, блестящие кавалеры подходили к аристократским ложам и знакомились с жеманными барышнями в роскошных платьях. Некоторые разговаривали тет-а-тет в аванложах, делясь новостями и сплетнями. Другие заказывали для тесной мужской компании шампанское и веселились за пределами зала.

— А еще, знаешь, если монолог кому-то нравился, так артиста могли заставить его повторить! Да-да, вот так скажешь по роли что-то, все захлопают, закричат «бис-бис», артист и повторял монолог, — оживленно рассказывал Ли всю дорогу до театра. В этот раз знакомый одноглазый рикша вез их двоих неспешно и, пожалуй, даже с удовольствием.

— Красиво врете, господин, — хохотнул он, вслушиваясь в разговор.

— Да не вру, дурила ты этакий! Так оно и было! — шутливо обижался Ли.

После завершения спора над картой он заметно повеселел и воодушевился: оказывается, посещение Королевского Театра было его заветной мечтой с самого детства. Сам он в юности хотел пробиться на подмостки Народной Сцены возле Квартала Торговцев, места с нестандартными взглядами на искусство и нетривиальными постановками, но довольно-таки невысокими ценами на билеты и скромным жалованием артистов.

— Сейчас у нас все по часам, — отозвался Джоэл. — Будешь повторять монологи, так и концовку не узнаешь. Погонят всех домой до сигнала.

— Да-а-а… — протянул Ли. — А то еще артистов не досчитываются… кто-то как обратится — ставь замену срочно. Вон летом с Мио одного бедолагу зарубили. Из Народного Театра как раз.

— Давай не о работе, ты же сам хотел просто отдохнуть, — одернул Джоэл. Им и так предписывали не обсуждать подробности дежурств при посторонних. Даже малая толика рассказов об истинной сути работы охотников могла спровоцировать народные волнения, посеять панику и породить преувеличенные слухи. Воображение людей творило гадкие чудеса. Только правде и тому, что маячило у них перед носом, они верили почему-то в последнюю очередь.

— Да я не о работе, — спохватился Ли. — А о том, что сейчас и спектакли-то без антрактов. Более короткие. И освещение электрическое. Хотя вот это неплохо, ярко, красиво.

В этом Ли был совершенно прав: Королевский Театр по случаю каждого представления подсвечивался яркими огнями новомодных прожекторов. Джоэл сетовал, что такие бы следовало не для развлечений использовать, а поставлять охотникам и армии. Но на поддержание ровного свечения гигантских светильников уходило слишком много энергии, считалось, что сноровистые служители порядка справятся и с факелами, особенно при мерцании Красного Глаза.

— Зачем его подсвечивать днем-то? Вечерних представлений уже давно не дают, — в очередной раз заворчал Джоэл. Он бы предпочел, чтобы ресурсы, которые Квартал Богачей тратил на украшение помпезных особняков, поступали бы, например, для установки фонарей уличного освещения. Так бы в туманные или дождливые ночи не приходилось бродить с тусклой масляной лампой.

— Зато красиво! — отмахнулся Ли.

— Все у тебя так, — ткнул его в плечо Джоэл, вылезая из экипажа и расплачиваясь с рикшей. Ли и впрямь оправдывал свой девиз: по случаю нежданного торжества он вырядился в лучший костюм, который был слишком тесным и облегающим для дежурств. Джоэл даже не подозревал, что у Ли в сундуке бережно припрятан праздничный фрак темно-синего оттенка со светлыми брюками. Любимая треуголка к нему не очень-то подходила, но с ней Ли не расставался. И, как ни странно, на нем все смотрелось гармонично.

— Да, так! Потому что это я!

— Ну, ты б еще корсет надел, — посмеивался Джоэл. Сам он перебрал несколько потрепанных рубашек и взял из них самую новую, светло-синего оттенка. Вместо сюртука плечи его покрывал привычный бурый жилет. Разве что парадные часы с золотой цепочкой покоились бесполезным грузом в нагрудном кармане: время синхронно отсчитывали хронометры на башнях. Часы тикали и на портике театра над восемью витыми колоннами торца.

— Между прочим, раньше были мужские корсеты. Чтобы как раз такие костюмы лучше сидели, — совершенно серьезно ответил Ли. Все-таки друг знал очень много забавных фактов о культуре прошлого Вермело. Но при этом не задумывался, что случилось в тот роковой период, когда вся эта отлаженная красивая жизнь пошла прахом.

Удивляло, что театр устоял. В отличие от Айгрежи, ему повезло сохраниться в первозданной красоте и после пришествия Хаоса. Возможно, поэтому его так оберегали и не жалели денег на реставраторов — как цельный символ прошлого мира, который с каждым новым годом угасания Вермело казался все более прекрасным, точно древняя сказка, очищенная от грязи бытовых проблем и людской мелочности.

Театр плыл старинной диковинкой на фоне перестраиваемых разномастных особняков. От главных ворот Квартала Богачей к нему вела прямая дорога, мощенная ровной плиткой, а не грубыми булыжниками. Раньше центральным зданием квартала считался королевский дворец, но после исчезновения в Хаосе несчастных Дальредов он стал Ратушей, местом, где принимались все решения, но закрытым для посещений просителей и зевак.

«И все же лучше бы эти деньги пошли на уличное освещение», — думал со смешанными чувствами Джоэл, рассматривая расписной фриз и скульптуры на фасаде. Вытянутое здание высотой не меньше четырех этажей сходилось аккуратными скатами зеленой крыши у самой кромки барьера, но не задевало его, точно ради этого храма искусства мифические маги сумели поднять призрачную завесу.

— О, вы уже здесь? — донесся раскатистый бас, и с высоких гранитных ступеней театра сошел совершенно незнакомый человек. Вернее, таким он показался на первый взгляд: напомаженный, надушенный, с аккуратно подстриженной бородой, в черном фраке к ним подошел Уман Тенеб.

Джоэл привык видеть Верховного Охотника в недешевой одежде, малиновом сюртуке и с золотыми запонками, но обычно к элементам роскоши добавлялся недовольный тон, синяки под запавшими глазами, а то и вовсе запах перегара после очередных «переговоров» с собственной совестью. Тайны повесившегося предшественника явно давили на Умана, но, похоже, не в этот вечер. Ныне он предстал подтянутым и словно обновленным.

— День добрый, Уман. Кого мы еще ждем? — помахал ему Ли, а потом ответил на крепкое рукопожатие.

— Конечно, Батлера и Энн! Как в старые времена, — рассмеялся Уман. — О, да вот и они. Вместе, как обычно.

«Но не так вместе, как мы все думали», — усмехнулся Джоэл, когда к ним подошли друзья.

— Мы опоздали? — с привычной виноватой улыбкой спросил Батлер.

— Ничуть, еще полно времени, — успокаивающе помахал ему рукой Уман, а потом по-свойски хлопнул по плечу. С Энн ограничился сухим приветствием. Она сама не шла на контакт, словно облаченная в незримый кокон серой пряжи.

Джоэл обменялся с ней понимающим взглядом двух чудом уцелевших, точно они оба остались в мире живых лишь наполовину после того, как заглянули за грань. Энн! Вот, кто разделял его тревогу. Вот, кто не верил, что они вновь вступают в эру покоя и процветания. Вот, кто тоже считал, что посещение театров и праздная болтовня — лишь отвлечение внимания лучших умов от того, что готовилось в городе. Возможно, прямо в эти минуты за стенами Ратуши.

Но Джоэл огляделся и не заметил и следа дирижабля или хотя бы стройки. Разве что уродливым скелетом среди многообразия роскошных домов вырисовывался черный остов сгоревшего особняка Бифомета Ленца. Его не трогали, не разбирали, не пытались сделать ремонт. Либо именно там скрывался дирижабль, либо даже богачи суеверно боялись того, что оставалось внутри. Но Джоэлу случилось однажды попасть за ограду, и ничего подозрительного он не обнаружил. Хотя, вероятно, тогда еще не знал, на что смотреть. «Ладно, немного верну себе прежнюю форму и наведаюсь туда, — подумал он. — Если Ли совсем обленится, пусть слушает свои оперы и читает либретто, а вот Энн меня наверняка поддержит».

Но Энн как будто тоже хотела просто повеселиться и отдохнуть. Она сменила свой извечный серый костюм охотницы на воздушное бирюзовое платье чуть выше щиколоток. Наверное, истратила на него все, что ей выплатили за потерю руки, обрубок которой ныне аккуратно скрывала легкая шелковая шаль, вышитая бисером.

— Ух, и скучища в Академии, — бойко что-то рассказывала Энн Уману и Ли. Батлер же шел немного отрешенно, задумчиво теребя бакенбарды, в которых появилось несколько седых ниточек.

Сразу после тайной женитьбы друг выглядел неестественно счастливым, пьяным от немыслимой радости, а теперь как будто постарел на несколько лет, словно что-то его тяготило. Хотелось надеяться, что это Батлера просто немного вымотала новая мирная жизнь — заботы о маленькой дочке, смена быта, открытие своего дела. С момента ухода из Цитадели они почти не общались, и в театр его, похоже, вытащила только неугомонная Энн.

— Батлер! — окликнул его Уман, когда компания входила в распахнутые двери театра и предъявляла билеты. — А почему ты без Иды? Неужели не нашли, с кем младенца оставить?

— Но ведь это места для охотников, — растерянно поглядел на латунную табличку Батлер.

— И что? Ты ведь тоже теперь не охотник. Я пригласил вас как старых друзей, — хохотнул Уман.

— Мы польщены, — сдержанно отозвался Батлер и отчего-то втянул голову в плечи.

— Пойдемте! Уже скоро начнется! — окрыленно возвещал Ли, влетая в широкие двери. — О да! Как я мечтал подняться по этой лестнице!

— Как дитя малое, честное слово, — рассмеялась Энн. — Ты точно уже выпускник академии, мальчик?

— Вы что же, не видите, как здесь чудесно? А эта роспись? А эти зеркала?

Конечно, внутреннее убранство театра поражало красотой и богатством, но Джоэл не ощущал ничего необычного. Да, они и впрямь поднимались по шикарной мраморной лестнице, устланной бархатистой ковровой дорожкой рубинового оттенка, а по стенам мерцали начищенные зеркала, отражавшие свет электрических лампочек. Давно же не приходилось погружаться в такую роскошь, разве что во снах, где он танцевал с Джолин в жутковатом имении. Но в таких видения всякая красота оборачивалась уродством.

— Великолепно! — срываясь то на возгласы, то на шепот, восхищенно отзывался Ли. Его восторг вызывали и позолоченные канделябры, и пухлые фигуры крылатых малышей, и расписной плафон зала. Изображал он некий сюжет из мифологии, символично прославлявший искусство. Все фигуры — вычурно красивые женщины и мужчины — танцевали или играли на различных инструментах, вокруг них вились лепестки цветов, и вся картина дышала весельем и покоем. Настоящим весельем, которое умели испытывать люди до пришествия Хаоса, до тех времен, когда после любого праздника могли последовать поминки из-за очередного превращения, которое для охотников оставалось лишь унылой частью работы.

«Нет, я же пришел отдыхать. Зачем сейчас об этом?» — подумал Джоэл, боком продвигаясь к своему месту.

— В партере. Надо же, дамам можно в партер. А раньше-то все только в ложах сидели. Наконец-то прогресс ушел достаточно далеко, — мрачновато осклабилась Энн, занимая свое место в пятом ряду по центру, где они все и расположились. — Хотя… я и не дама, какие носят фамильные бриллианты.

— Но прогресс в любом случае хорошо, — оживленно закивал Ли, а Джоэл заметил, что их подруга словно ищет повод кого-то поддеть или спровоцировать.

— Что ж, Уман, эффектный жест, — продолжала она. — В карты с тобой уже не сыграем, по статусу не дотянули, так вот хоть в театр собрались.

— Можно подумать, тебе в карты понравилось бы больше, чем выбраться в одно из немногих красивых мест, уцелевших в Вермело, — обиженно отреагировал Ли, а Уман оставался неизменно благодушным:

— Отчего же, можно и в карты как-нибудь сыграть. Времени все только не найдем. Видишь, как нас жизнь всех по разным углам города раскидывает. Только Ли с Джоэлом по-старому рядом, плечом к плечу. Верные соратники Цитадели.

Похоже, в этот вечер он соглашался терпеть любые нападки и колкости. Возможно, он ощущал некоторую вину перед Энн. Как и они все. Джоэлу иногда казалось, что его прокушенная нога — это своего рода плата за то, что он уговорил Энн перейти из службы в академии на оперативную работу. Но подругу как будто терзало что-то иное, хотя она и утверждала, что больше всего ее мучает скука.

— Ну, все, тихо, уже! Начинается! — шикнул Ли, когда алый занавес перед обширной сценой подернулся глубокими складками и пополз в сторону. Чуть раньше оркестр залился громкой мелодичной увертюрой.

— Да-да, тихо. Первая ария будет Сюзанны, — со знанием дела заявил тихо Уман, словно наизусть знал спектакль. Джоэл мельком читал в афише, что обещается нечто веселенькое, вопреки классическому определению старинной оперы: по понятным причинам в Вермело запретили все формы искусства, призванные пугать или вызывать печаль. Надеялись так избавить людей от дурных снов и опасности превращений. Но, похоже, только убивали искусство.

Впрочем, и Ли, и Уман хорошо отзывались об известном спектакле, который рассказывал о дальних странствия, приключениях, чудесном воссоединении семьи и свадьбе в конце — словом, обо всем, чего был лишен Вермело. Град, где не случались чудеса.

«Слишком безмятежно. Так, что даже не веришь, что так могло когда-то быть. Здесь придворных интриганов легко вычисляют и комично наказывают, а любой намек на драму сглаживается кривляньями. Ли говорит, что в опере важно, как поют, а не о чем поют. Ему виднее», — размышлял Джоэл, глядя, как дородная дама в пудреном парике и пышном белом платье медленно шествует между декораций старинного интерьера.

— Эх, хороша Сюзанна сегодня, — тихонько шептал Уман, пристально наблюдая за примадонной. — Как и всегда. Хороша!

Пела некая Сюзанна и впрямь умело, технично. Невероятные кульбиты ее голоса напоминали показательные заковыристые приемы фехтования, которые никогда не применялись в процессе настоящей охоты, но смотрелись красиво. Джолин, конечно, не сумела бы вытянуть такие высокие ноты, зато в ее тихом пении отпечатывалась сама ее суть, душа. Сравнивать их не стоило.

— Ты увлечен примадонной? — заметил Джоэл, пытаясь подшутить, как в старые времена. Хотя он быстро прикусил язык, вспоминая, что не умеет, да и рядом сидит с ним Верховный Охотник.

— Увлечен? — Уман так громко рассмеялся, что на него вопросительно обернулись два следующих ряда, но продолжил он тихо: — У нас четверо детей, три дочери и сын, младший. Да… увлечен! Уже двенадцать лет. И только ей. Моей Сюзанной.

Ли согнулся пополам от беззвучного хохота, Энн скривилась, Батлер изумленно промолчал, непонимающе хлопая глазами. А Джоэл в очередной раз почувствовал себя идиотом, который ничего не видит и ничего не знает, хотя чуть ли не каждый день раскрывает преступления и предотвращает запутанные заговоры. Но при этом не замечает, что творится у него под носом. Или он просто слишком давно привык не слушать сплетни о друзьях.

«Четверо детей… в голове не укладывается! А всем остальным, значит, нельзя? — молча поразился Джоэл. — Интересно, как и когда эта Сюзанна стала примадонной? Не достаются ли ей главные роли только за то, что она с Верховным Охотником? Против него-то вряд ли пойдут люди искусства. Но двенадцать лет… Хорошо же они скрывались».

Спектакль тянулся, Ли завороженно слушал, Уман любовался своей Сюзанной, как влюбленный мальчишка. И это спустя двенадцать лет! Верховный Охотник удивлял все больше с каждым нежданным открытием. Пока что мнение о нем менялось не в худшую сторону и это, пожалуй, радовало.

— Эх, хорош Королевский Театр! Как бы сюда абонемент получить, — ворковал Ли после спектакля. Он встал, пошатываясь от счастья, не переставая громогласно аплодировать, вторя всему залу.

— Да никак, с нашей-то работой, — одернул его Джоэл. В целом, он тоже на какое-то время погрузился в вымышленный мир спектакля и даже по большей части разобрал, о чем пели. Но все же странная обида на Умана не давала покоя. Двенадцать лет назад они еще считались друзьями, но он уже тогда копил противоречивые тайны.

«А я не буду скрывать Джолин. И пусть хоть вся Цитадель меня проклянет. Женюсь на ней, если она примет предложение. Ну, что они мне сделают? В конце концов, я могу теперь пойти на шантаж. Уман сам выдал нам свой главный секрет, который, может, вовсе и не секрет!» — твердо решил Джоэл, когда они выходили из театра, пропуская суетливую толпу.

Уже вечерело, и все стремились добраться до дома. А ради возможности попасть в Королевский Театр некоторые счастливчики добирались с другого конца города. Хотя торопились зрители верхних ярусов, обитатели сумрачных лож выходили неспешно и чинно, лениво подходя к своим разодетым рикшам, которые доставляли их до ближайшего шикарного особняка. Внутри Квартала Богачей вырос свой отдельный мир, точно гриб-паразит на голове муравья, отличавшийся от всего остального Вермело.

— Я останусь пока здесь. Вы идите, — сказал Уман у дверей театра.

— Ждать Сюзанну? — криво усмехнулся Джоэл, но собеседник снова ничуть не обиделся.

— Да, именно ее, — кивнул Уман и обратился к ссутулившемуся притихшему Батлеру: — Как видишь, нельзя запретить человеку жить полноценной жизнью. Запрет Цитадели на деле просто рекомендация. Мы же не в какой-то секте.

— Вы предлагаете мне вернуться? — встрепенулся их печальный друг. Но в глазах его зажглось не пламя надежды, а искры оскорбленного самолюбия, точно его грозились понизить в звании.

— Уже нет, — с неудовольствием сощурился Уман, но заискивающе спросил: — А ты бы хотел?

— Нет, господин.

— Почему?

— После ранения Энн, я счел, что не приношу удачи своим напарникам, — признался вполголоса Батлер, на что Уман хлопнул его по плечу:

— Метафизика, брат, глупая метафизика. Но раз уж ты устал от такой жизни, налаживай новую. Я пресек все попытки очернить тебя после ухода, твоя репутация чиста. По старой дружбе. Ну, может, остался бы заниматься с собаками? Спокойная работа, ты же любил налаживать упряжки.

— Я надеюсь вскоре открыть скобяную лавку. Вы меня отпустили, за что я покорно благодарю. Теперь у меня новая жизнь.

— Вижу-вижу. Так живи, — напутствовал Уман и, попрощавшись со всеми, удалился к другому торцу здания, где находились двери, откуда обычно выходили артисты.

«Все мы тут ведем какую-то двойную жизнь. Интересно, что ты скрываешь, Энн?» — подумал Джоэл, провожая взглядом массивную фигуру Верховного Охотника. В сгущавшихся алых сумерках он смотрелся пятном кромешной ночи, черноволосый, в черной одежде. Но вроде бы не с черной душой. Теперь хотелось в это верить всем сердцем.

— Что это было? — неуверенно протянул Батлер, тоже глядя в спину Уману. — Жест великодушия?

— Возможно, он хотел показать, что простил тебя и Иду, — предположила Энн, и Джоэл с задором закивал:

— Да-да, именно! Простил всех нас, разрешил любить тех, кого мы любим… и вообще…

— А показал только, что для рядовых и начальников двойные стандарты, — с нескрываемой непривычной злобой бросил Батлер. Их добрый мягкий друг никогда не обижался открыто, но, видимо, копил разочарования и делал свои выводы о людях.

— Ой, да ладно вам, — беззаботно отмахнулся все еще окрыленный Ли. — У многих охотников есть тайные семьи. Не умеете вы врать, господа.

— Надеюсь, Ли, ты не скрываешь от меня десяток внебрачных детей, — заметил Джоэл.

— Да я б тебя в няньки первым позвал, — ответил Ли. — Ты же жить не можешь, чтобы о ком-то не заботиться.

— Мне и тебя хватает.

И все они дружно рассмеялись, даже Батлер. С его осунувшегося лица испарилась тень затаенной злобы, и Энн помолодела, позабыв о колкостях, а Ли заливался звонким колокольчиком.

Только Ли умел так смеяться… любимый веселый мальчик. И не хотелось, чтобы он снова метался ожесточенным безумцем, как в тот день, когда Джоэл покинул свое тело и носился безмолвным призраком по коридорам госпиталя. Не хотелось, чтобы Ли снова нес на себе груз ответственности за удачный или неудачный ход расследования по делу, способному погубить Вермело. Джоэлу нужен был кто-то, умеющий просто смеяться и дарить беззаветную радость.

— Удачи всем! Мы на следующем экипаже, — помахал друзьям Ли. — Нас наверняка ждет рыжий рикша. Будто хозяева его, честное слово.

— Может, запишем его в охотники, раз ему так неймется? — усмехнулась Энн. — Милости просим, ждем в академии.

— Лучше ко мне в лавку помощником, — робко попытался пошутить Батлер.

Друзья разошлись в благодушном настроении. Ли развеселил всех, и смешанные чувства насчет Умана постепенно рассеялись.

— Пойдем искать рыжего. Наверняка за воротами Квартала Богачей нас ждет, — сказал Ли, пока они медленно шли по ровной каменной плитке. Джоэл поражался, насколько гладкая здесь мостовая после грубой брусчатки темных улиц, к которой привыкли его ступни.

— Может, пройдемся пешком? Мне надо разрабатывать ногу, а то как тренироваться с мечом потом, — предложил Джоэл. — Да и дыхалка подводить стала после всех этих лежаний. А пыль архива не на пользу легким. Надо пройтись.

— Только если этот проныра не ждет персонально нас, — кивнул Ли, и они вышли за ворота.

— Всем посторонним на выход. Напоминаем, если вы не являетесь жителем Квартала Богачей, вы обязаны покинуть территорию за час до сигнала «отбой». Напоминаем, — механически возвестил местный громкоговоритель, а суровый привратник с ключами уже ожидал возле выхода, неодобрительно провожая чужаков косым презрительным взглядом.

Привычный Вермело обрушился иной реальностью, другим миром, где маячили стены с обветшалой гризайлью и в мостовой случались выбоины глубиной с колесо повозки. Ветхость города сдавила виски тяжелым ощущением неизбежной катастрофы: невозможно так долго скрывать за толстыми стенами, что внутри бедствующего города существует еще один, закрытый и почти запретный.

— Джоэл, Смерть смотрит на тебя сквозь закрытые веки, — раздался вдруг голос со стороны переулка, где вечерние тени уже соткали плотную завесу для взора, не позволяя разглядеть невысокий согбенный силуэт. — Смерть видит тебя через фарфоровую маску.

— Кто ты? Покажись! — вскинулся Джоэл, но заметил лишь сумрачного фантома в черной шали, метнувшегося за угол. В прежние времена, повинуясь долгу и любопытству охотника, он бы непременно попытался догнать. Но не теперь. Не теперь.

А где-то в подсознании мелькнул яркой вспышкой образ Каменного Ворона в огне, который вновь сражался со Змеем. И Джоэл не представлял, почему уверен, что это создание из кошмаров связано с загадочным призраком в черной шали.

— Ты с кем, Джо? — обеспокоенно спросил Ли.

— С ней… со старухой в черной шали!

— Джо, здесь никого нет. Знаешь, ты меня пугаешь. У тебя от бездействия мозг воспроизводит то, что травмировало твою психику в прошлом. Я вот читал об этом в библиотеке Цитадели как-то раз, и врачи предупреждали, что так может быть с тобой. И со всеми, кто пережил серьезное ранение, — Ли подошел вплотную и обеспокоенно нахмурился, его улыбка померкла на несколько мгновений, но тут же расцвела новыми красками: — Знаешь что? Забудь ты о старухах! Лучше объяснись с Джолин наконец. Вот скоро праздник Сбора Урожая. Ярмарка будет в Квартале Торговцев. Пригласи ее!

— Ей же нельзя покидать пекарню.

— А с тобой можно. Уман же велел тебе приглядывать за ней. Вытребуй разрешение у него, видишь, он вроде добрый. Велел приглядывать? Вот и приглядывай. Значит, пройтись с тобой можно будет. Давай, Джо, действуй!

Глава 30. Под сенью яблонь

День истекал соком спелого яблока. Солнце над крышами летело янтарной смолой, легко касаясь разноцветных флюгеров, едва уловимо вращаемых теплым ветром. Лето иссякало песком сквозь пальцы, и на полях полным ходом шли работы, к которым посменно привлекались труженики с фабрик и артели ремесленников из мастерских. Вермело не мог себе позволить, чтобы даже малая толика посеянных злаков и созревших плодов пропала, сгнила или стала добычей птиц и грызунов. Не разрешалось и людям без дела проникать в огражденные заборами сады.

— Ты уверен, Джо, что это хорошая идея? — спрашивал Ли в мансарде, завязывая перед зеркалом новое лиловое жабо.

— Ты же сказал вчера действовать. Вот я и действую. Разрешение от Умана получено, — лукаво поддел Джоэл.

— Да, но сады… Это ведь запретная территория.

— В честь праздника для меня станет разрешенной. Что я покажу Джолин на ярмарке такого, что она не видела?

— Ну, гадалок, например. Хотя дело-то твое, не мне указывать. Ладно, дружище, ты прав: действуй! — с душой сказал Ли, хлопая напарника по плечу. — А я и сам повеселюсь.

— Пойдем на ярмарку с тобой осенью, — пообещал Джоэл.

Праздник Сбора Урожая отмечался в Вермело два раза: перед началом работ и по завершению — в конце лета и в середине осени. По древним традициям считалось, что первые народные гуляния приносят извинения земле за то, что люди намерены притронуться к ее богатствам. Завершающие осенние торжества означали великую благодарность природе за то, что позволила собрать ее дары. И хотя в Вермело больше не верили в старинные обряды и сбор урожая начинали по мере созревания тех или иных плодов и злаков, но ярмарочные гуляния в Квартале Торговцев оставались одной из немногих радостей обычно угрюмых горожан.

Джоэл не участвовал в сборе урожая как охотник, хотя молодняк из академии отправляли наряду с рабочими. Зато опытным следователям полагались некоторые привилегии, которыми и хотелось воспользоваться.

«Вот и пекарня!» — думал Джоэл, когда неторопливо повернул на Королевскую Улицу. Он радовался, что теперь это строение не будит безотчетной ненависти и бессильной злобы, не нависает неразгаданной тайной. Теперь даже в Ловцах Снов не возникали омерзительные монстры. Хотелось верить, что половина из этих смутных образов принадлежала Зерефу Мару и его жене. Так взывала к отмщению и справедливости их нечистая совесть, о которой чета позабыла. Хотя часть кошмаров неизбежно относилась к беспокойным снам Джолин, но ныне образы химер померкли, истончились до смутных очертаний и едва ли могли кого-то устрашить.

Все возвращалось на свои места. Вещи, которые не должны пугать, больше не несли опасности: из пекарни доносился только чарующий аромат свежей выпечки. И Джоэл шел на него, как на верный ориентир, зеленой маяк светлой надежды.

— Джоэл!

Джолин встретила в дверях, и на губах ее играла улыбка. Она больше не напоминала осунувшуюся мумию, испитую усталостью непосильной работы и отчаянием заключенного. Теперь никто не дал бы ей больше ее реального возраста — двадцать пять лет, прекрасное время, расцвет молодости, по которому Джоэл порой скучал. Джолин же пришлось испытать в это благодатное время самые тяжелые испытания в своей жизни, и хотелось верить, что все они остались в прошлом. Теперь она улыбалась, почти как Ли — солнечно, ярко, совсем не таясь.

— Что же ты? Заходи! — беззаботно позвала она, и на щеках ее появились милые ямочки, к которым невольно потянулась рука Джоэла. Он дотронулся до ее лица мимолетно и привычно, хотя еще совсем недавно этот жест казался опасным, запретным. Теперь же в нем запечатлелась лишь их взаимная теплота.

— Привет, Джолин, здравствуй, дорогая моя, — прошептал Джоэл, целуя пахнущие мукой пальцы Джолин. Медленно, каждый поочередно, ведь никто не торопил.

Он и не догадывался, как приятно никуда не бежать, не стремиться ухватить хотя бы минуту покоя и безмятежной радости. Раньше даже нежность он позволял себе урывками, в коротких перерывах между бесконечными заданиями. Но верно сказал Ли: иногда следовало просто отдохнуть, не красть время у собственной безумной жизни, а наслаждаться его медленным течением, не опасаясь, что сигнал с башни в любой момент сметет малейшие спокойствие.

— Джо, почему ты так загадочно улыбаешься? — спросила Джолин, снимая белый фартук и вешая его на спинку стула. Теперь она сменила убогую серую робу на очаровательное бирюзовое платье, которое невероятно подходило к ее синим глазам. После освобождения от гнета Зерефа они наконец обрели искрящийся блеск, как сапфиры, очищенные от пыли.

— Да так, тобой любуюсь, — отозвался Джоэл, снимая сапоги, чтобы не натоптать на чисто вымытом полу. Став единоличной хозяйкой дома, Джолин поддерживала порядок лучше пекаря и его жены вместе взятых. Заговорщиков, похоже, ничуть не интересовало собственное дело, служившее лишь прикрытием. Джолин же всеми силами наводила красоту: расставляла цветы и горшочки с земляникой на подоконниках, вешала свежие занавески, просила как-нибудь помочь с побелкой фасада и ремонтом сгоревшего чердака.

— Будешь чай?

— Только пообедал. Точнее, позавтракал, — соврал Джоэл, не желая ничем обременять Джолин.

Она и так продолжала трудиться, пока ее едва ли не каждый день возили в Цитадель и задавали неприятные вопросы. Джоэла не пускали, не позволяли поддержать, успокоить, согреть. Только потом, когда все заканчивалось, Джолин тихонько плакала на его плече, доверчиво терлась лбом, как ребенок, словно молила спрятать от всего мира и больше никому не отдавать, не позволять делать больно. И Джоэл понимал, что еще не время чего-то просить. Они оба пережили слишком много боли. В такие дни он просто гладил ее по волосам и шептал бессмысленные слова успокоения, убеждая, что все закончилось.

— Лгун, — беззлобно рассмеялась Джолин. — Пообедал он. Вижу ведь, что нет. Взял бы хоть пирог с луком или рыбой.

— Да есть я что ли пришел? Давай лучше посидим, поговорим или помолчим, — ответил Джоэл, и они расположились на новой софе возле лестницы, украшенной пестрым покрывалом.

В пекарне после ареста Зерефа Мара почти не осталось целой мебели, но Джоэл и Ли быстро все починили да еще новой притащили. Теперь у Джолин в спальне появилась не только мягкая перина, но и чудесное кресло-качалка, полученное от каких-то знакомых неутомимого Мио.

Джоэл отказался ставить это чудо инженерной мысли в мансарде. Качалки означали для него нечто созвучное немощности и ветхости. Зато Джолин ничуть не смотрелась старухой, когда после рабочего дня сидела у окна и задумчиво покачивалась, листая томик стихов, которые ей щедро поставлял Ли из библиотеки и личной коллекции. Джоэл же открыл великую радость созерцательного покоя в те минуты, когда просто сидел напротив любимой, наблюдая, как она перелистывает страницы тонкими пальчиками. Ли никогда не читал стихи именно так, полушепотом, без театральности, но не менее искренне. Только Джоэл просил Ли не приносить грустные стихи, потому что Джолин могла незаметно для себя заплакать над слишком печальными строчками.

— Хочешь, я подарю тебе канарейку? Чтобы ты пела, как в тот день, когда мы встретились, — спросил Джоэл.

— Не очень-то я умею петь, — смутилась Джолин.

Яркое солнце сочилось сквозь чистые окна, отчего волосы возлюбленной золотились, переливаясь, и сама она напоминала маленькую пригожую птичку, которая избавилась от мучителя, но пока не от клетки. Хотя в этот особый день часть правил для них не действовала.

— А у меня для тебя сюрприз, — сказал Джоэл, на что Джолин вопросительно захлопала ресницами. Она не привыкла к приятным сюрпризам, не привыкла, что это слово произносят со смехом и предвкушением. Он, впрочем, тоже любую неожиданность связывал с потрясением. Но не теперь: Джоэл вынул из внутреннего кармана сизого жилета небольшую полоску бумаги с крупным росчерком Умана Тенеба.

— Что это? — удивилась Джолин, для нее все документы с этой подписью не несли ничего веселого.

— Твое разрешение выйти отсюда на целый день! — громко возвестил Джоэл, вскочив с места.

— Джо… Неужели? — ахнула Джолин и захлопала в ладоши. — Неужели это взаправду? Неужели не сон? Мне сейчас стали сниться такие сладкие сны, неужели это не один из них?

— Не сон, мы пойдем на ярмарку в Квартале Торговцев. Если ты, конечно, захочешь.

— Конечно, захочу! Я никогда не была на ярмарках! Да еще в честь Сбора Урожая, — жарко закивала Джолин. — Только… у меня ведь нет парадных платьев. Разве что шаль, но она черная. Как-то… мне неловко. Я совсем не знаю, как люди ходят на ярмарки.

Джолин застыла посреди кухни, растерянно разглаживая несуществующие складочки на подоле юбки.

— Ты и так прекрасна, — не покривил душой Джоэл. — Пойдем прямо сейчас, если у тебя нет срочных дел.

— Только печь погасить. Сегодня можно обойтись и без пирожков. Утренняя партия уже ушла.

— Я очень рад, что у пекарни есть клиенты.

— Ой, какие клиенты, Джо, — отмахнулась Джолин, небрежно заправляя непослушные кудряшки за уши. — Это вашей Энн надо сказать спасибо: я ведь теперь для Академии Охотников делаю хлеб, иногда выпечку. И немножко для старых клиентов, настоящих. Они очень хорошие, не побоялись после дела с революционерами остаться. Но я сейчас, получается, больше служу Цитадели.

«Вот как, а я даже не знал, что Энн тоже помогла Джолин», — подумал Джоэл. Выходило, он теперь был обязан всем друзьям за свое долгожданное счастье.

— Пойдем? — сказал он, когда они вышли из пекарни. Джолин проверила, заперта ли дверь, и с удовольствием подхватила спутника под руку. Она ребячливо щурилась, как игривый котенок, но смеялась беззвучно, даже если шутки и нежные слова ей очень нравились. Кто-то накрепко отучил ее проявлять свои чувства явно, громко заявлять о себе. Кто-то требовал от нее оставаться безмолвной тенью. И Джоэлу хотелось, чтобы Джолин наконец обрела уверенность в себе и научилась по-настоящему радоваться, просто, без оглядки.

— Пойдем, — ответила она. Дробно застучали каблучки изящных сапог, как капли фонтана, ударяющиеся о мостовую. Она плыла рядом, легкая, эфемерная, но одновременно теплая и земная. И улицы вокруг лучились радостью спокойного дня. Вермело не трубил надсадным воем бойни, и гомон голосов ныне означал лишь праздничное оживление.

— У кого взять лучшую ткань?

— Где сегодня подают лучший эль?

— Правда ли, что твой сосед залез на столб и взял первый приз?

Со всех сторон доносились обрывки разговоров, смех и стук колес. Город звучал, пел, изливался весельем, как будто не случалось потрясений, как будто кровь не текла по улицам каждую ночь. И Джоэлу хотелось верить, что и забастовки, и бунты, и эпидемия превращений прекратились навсегда. С ним рядом шла Джолин, а дома ждал Ли, их маленький мир застыл в безмятежности, точно повисший над бездной хрустальный шар с прекрасным садом.

— Какой чудный день! — воскликнула Джолин, щурясь на ярком свете, но подставляя лицо теплому ветру, вдыхая его полной грудью, как будто ее освободили от оков. Подарили бесценное право дышать без давящих цепей узника.

— Прекрасный, и ты прекрасна, — вторил ей Джоэл, пока они медленно рука об руку шли к Торговому Кварталу.

Отрадный зной шмелиным бархатом роился на ветвях деревьев и кустов. И два сердца, плывущие сквозь марево отогретой покоем природы, забились в сладостном единстве, как будто исчерпалось разделенье в горниле первозданного бытия. День был вечностью и оправданьем — всепрощающей силой любви.

— Это ярмарка? — спрашивала Джолин, видя коробейников, одетых в смешные маскарадные наряды.

— Нет, милая, это просто торговцы, — объяснял Джоэл, поражаясь, что Джолин никогда не отпускали на праздники. Вероятно, жестокий Зереф Мар запирал ее в пекарне, а сам шел развлекаться. К счастью или к сожалению, но свои темные тайны он унес с собой в могилу, точнее, на свалку за стеной.

— Это и есть ярмарка? — вновь удивлялась Джолин, оглядываясь по сторонам. Весь город в праздничный день преображался, прихорашивался, как старая модница. Даже облезлая штукатурка смотрелась приятнее, когда на подоконниках распахнутых окон алели яркие цветы. К тому же, Торговый Квартал всегда славился достатком и опрятностью.

— Нет, ярмарка возле озера Осентро, — улыбнулся Джоэл.

Водоем отделял торговый район от Квартала Богачей, вокруг него раскинулись сады, снабжавшие особняки свежими фруктами. А по зеркально гладкой поверхности скользили маленькие лодочки. В честь ярмарки не рыбацкие, а прогулочные. Наряженные пары и целые семьи разноцветными точками плавно двигались среди искрящейся ряби, которую сонно создавал теплый ветер. Не верилось, что, возможно, ночью кто-то из этих счастливых веселящихся людей обратится в ужасного монстра. Джоэл одергивал себя, заставлял забыть, как забывал обо всем Ли накануне. И душу наполняло блаженное спокойствие.

— Видишь шатры? — указал он на противоположный берег озера. — Вот там и есть ярмарка. А пока… покатаемся на лодке?

Джолин застыла у кромки воды, вдыхая пропитанную запахом тины и кувшинок свежесть. Маленькие волны набегали на разноцветную гальку, дотрагивались до подола бирюзовой юбки. Джолин неуверенно рассматривала свое отражение в мутном зеркале ила и водорослей. На мгновение лицо ее омрачила усталая тень невероятной потерянности, словно она забыла собственное имя или преобразилась в иного человека. Словно не узнавала себя.

— Да, конечно! Как скажешь, — встрепенулась и оживилась она после минутного замешательства. — Ой, там утки, утята! Смотри, какие хорошенькие!

Она дотронулась до плеча Джоэла и указала на прибрежные камыши, где сидели водоплавающие птицы.

— Да, вижу. Подросли уже.

— Да-да, в начале лета они совсем маленькие. Вот бы посмотреть на следующий год.

— Конечно, посмотрим.

Не хотелось напоминать, что, скорее всего, этих уток в скором времени поймают и подадут на стол в одном из имений. Впрочем, вопрос справедливости поедания животных никого не занимал, ведь сомны порой пожирали людей. Стоило ли считать это каннибализмом, если монстры раньше сами были людьми? Джоэл снова корил себя за непрошеные мысли и дилеммы. Но их с Джолин даже в самый радостный день неуловимо пронзали ужасом совершенно безобидные на вид вещи. Не стоило! Просто утята резвились в камышах, просто люди отмечали праздник. Не более того. Смутные образы искалеченных душ — пустое.

— Пойдем к причалу, — увлек возлюбленную за собой Джоэл. И они подошли к небольшому сараю с лодками, где их встретил добродушный старик.

— Господин охотник! — приветствовал тот.

— Вы знаете меня? — вздрогнул Джоэл.

— Как не знать, вы избавили нас от Легендарного Сомна, — кивнул старик. — Для вас и вашей очаровательной спутницы скидка пятьдесят процентов на лодки. Ничего не жалко.

— Спасибо.

Джоэл расплатился, старик спустил на воду одну из небольших деревянных лодочек, вдел весла в уключины и радушно пригласил:

— Прошу. Катайтесь полчаса, потом можете причалить к тому берегу, оставите моему напарнику лодку, а сами пойдете на ярмарку.

— Отлично, — кивнул Джоэл. — Так мы и хотели.

Он не помнил, когда по-настоящему отмечал праздник Сбора Урожая. Последние годы к нему наведывался Ли, они оставались вдвоем и, в целом, больше ничего не требовалось — немного выпить и расслабиться. Порой народные гулянья выпадали на день их дежурства и тогда праздник превращался в тяжелую работу, потому что не все горожане успевали вернуться домой до установленного сигнала, кто-то противозаконно напивался и засыпал на улицах. Приходилось то тащить кого-то под арест, то в обход устава милосердно доставлять до дома. А порой немедленно убивать обратившихся. Неизбежность, о которой вновь не хотелось думать. Не в этот день, не в компании возлюбленной.

— Джо, а тебе не тяжело будет грести? — забеспокоилась Джолин, когда они сели в лодку, но тут же осеклась, виновато прижав ладонь ко рту. Джоэл нервно сжал кулаки, но тут же успокоился. От Джолин и Ли такое беспокойство не звучало обидным напоминанием о слабости или утрате ловкости. Они, все трое, искренне беспокоились друг о друге.

— Нет, уже все отлично. Но, если хочешь, дам и тебе весла, — улыбнулся Джоэл, пока старик отвязывал веревку.

— Давай по очереди? Так веселее! Я хочу попробовать! У меня ведь сильные руки, сам понимаешь, — виновато рассмеялась Джолин, показывая ладони.

У них обоих и правда были сильные руки, покрытые мозолями и шрамами. И это то ли пугало, то ли восхищало. Джоэл не знал, он любовался Джолин целиком. Облаченная в бирюзовое платье, как в синеву неба, в свете солнца, а не в полумраке пекарни, она выглядела сказочной принцессой, спасенной из башни. Хотелось верить, что все драконы наконец-то повержены. А Змей за стеной… Оставался неизбежным злом. Прожили как-то двести лет под его неусыпным взглядом, значит, могли бы прожить и еще двести. А на век Джоэла, возможно, и хватило потрясений.

Впервые он задумался о том, что не обязан становиться героем всего Вермело второй или третий раз. Он освободил Джолин и фактически предотвратил революцию. Мирный праздничный город намекал всем видом, что не намерен в ближайшее время гибнуть.

— А это и правда весело! — задорно улыбалась Джолин, пробуя грести, когда они вышли на середину озера. — Ой, Джо, я так хочу все-все попробовать. Мне кажется, я ничего не знаю в этой жизни.

Весла хлопали по воде, поднимая множество радужных брызг. Лодка кружилась на месте, и Джоэлу пришлось объяснять, как управляться с ней.

— Попробуешь, я тебе обещаю, — отвечал он, ловя себя на мысли, что сам уже долгое время не предавался обычным человеческим развлечениям. Когда же они причалили к берегу, их встретил гулкий шум разноцветных шатров, раскинутых на небольшой площади.

— Это и есть акробаты? Ого! Неужели люди так умеют? — дивилась Джолин, легко выпорхнув из лодки, которую канат вновь притачал к деревянным столбикам причала. Замерли весла, и сама лодка будто исчезла, застыла неподвижностью молчания и бездействия, когда ее покинул и Джоэл, тяжело опираясь на правую ногу, которая слегка затекла в тесноте узких бортов и лавочек.

— Да, это и есть акробаты. Ты их никогда не видела?

— Никогда, — помотала головой Джолин, взметнув светлые кудри. Без чепца она смотрелась куда красивее, чем прежде. Да и без испуганной бледности, дополненной темными кругами под глазами. На ярком солнце спелыми яблоками выделялся румянец на ее округлившихся щеках. Легко ступали маленькие ноги по доскам причала.

— Пойдем поближе, — предложил Джоэл. На площади ловкие циркачи закручивались узлом, жонглировали кто шарами, кто булавами. Веселый клоун развлекал всех безмолвными гримасами.

Канатоходцев же в Вермело запрещали представители Цитадели, потому что бесстрашные артисты порой срывались, превращая праздник в потрясение, способное сказаться на снах. Все опасные развлечения строго пресекались. Но на этой ярмарке труппа нашла возможность обойти запрет: худенькая девочка в непристойно облегающем трико балансировала на тонкой проволоке, натянутой на уровне человеческого роста. Под канатом расстелили солому и при необходимости циркачку поймал бы дородный детина, который с гордым видом поднимал рядом тяжести на радость восторженной публике.

«Вот на что свою силу тратит? — посетовал Джоэл. — Зачем? Мог бы в Цитадели двуручным мечом одной рукой управляться с таким-то ростом. Хотя не каждому по душе убивать чудовищ. Людей…»

— Как интересно! Неужели кто-то так умеет? Глазам своим не верю! — поражалась Джолин, наблюдая за прыжками на канате. — Вот так я точно не научусь.

— На канате я тоже не научусь. Вот Ли, наверное, мог бы, — отозвался Джоэл, но задумался, насколько уместно на свидании с Джолин упоминать Ли. Но никакая тень не омрачила ее нежное радостное лицо. В этот день со всем ее изумлением и громкими возгласами она представала наивной маленькой девочкой, и Джоэл ощущал себя в ответе за ее благополучие. Впрочем, как и всегда. Практически с первой встречи он мечтал увидеть ее такой, оживленной и спокойной.

— Ой, смотри, это же мои булочки, — кинулась к ближайшему пестрому шатру с едой Джолин, рассматривая товар на прилавке. В плетеных корзинах и впрямь переливалась свежая выпечка, а продавец громко зазывал проголодавшихся горожан.

— Их перепродают, ничего тебе не отчисляя? — недовольно фыркнул Джоэл.

— Вроде бы отчисляют что-то. Все честно, — пожала плечами Джолин. — Но пойдем, не хочу, чтобы меня узнали. О, а там что за шатер?

Она указала на невысокое конусовидное сооружение у края ярмарочного городка. Лиловая ткань колыхалась на ветру, приподнимая полы входа.

— «Предсказание судьбы», — прочитал вывеску Джоэл. — Обычная забава народных гуляний. Странно, что еще не запретили.

— Почему? — спросила Джолин.

— Понимаешь ли… — замялся Джоэл. — Иногда людям предсказывают что-то плохое, а они верят и сами себя убеждают, что оно должно случиться. И оно случается.

— А если просто сбывается предсказание? — потупилась Джолин, невольно сцепив опущенные руки в замок.

— Никто не может видеть будущее. Это научный факт, — отмел все сомнения Джоэл.

— И все-таки я хочу посмотреть. Можно?

— Ох, ну как тебе отказать. Только пойдем вместе.

Безотчетные опасения зашевелились ядовитыми змеями в беспокойном подсознании, словно задели старую рану. Вместо уверенности в правоте собственных слов разом всколыхнулись все сны: Каменный Ворон, зеленый маяк, Разрушающие, Змей и темная воронка, выпивающая безвинные души. Узнавать свою судьбу от какого-то шарлатана не хотелось: Джоэл боялся, что вновь столкнется с мистическими совпадениями.

И не ошибся — стоило войти, как он оцепенел в исступленной ярости страшного узнавания. Перед ним за низким столиком в свете масляной лампы сидела старуха в черной шали. Бледная, с исхудавшим лицом, совершенно неподвижная.

«Попалась! Ну все, теперь ты точно никуда не уйдешь. Я либо узнаю правду о тебе, либо арестую без вопросов», — подумал Джоэл, заслоняя собой Джолин. Гадалка же, абсолютно безучастная с виду, будто восковая, внезапно оживилась, как разбуженная ворона. Взметнулись полы ее одеяния, зашевелились складки шали, как темные крылья.

— Проходите-проходите, — просипела она. — Расскажу вашу судьбу.

Джолин застыла на пороге, выглядывая из-за плеча Джоэла, но вдруг решительно подошла к старухе и, нахмурившись, спросила:

— Так что ты знаешь?

— Все-е-е! Судьбы всех живущих! Кроме своей собственной, — сипло рассмеялась гадалка.

— Ты предупреждаешь их об опасностях? — поинтересовалась Джолин, вздрагивая. Неподвижный пытливый взгляд старухи пугал и гипнотизировал, как взор змеи.

— Предупреждаю, но иносказательно. Нельзя вмешиваться в судьбу мира… — кивнула гадалка, и в бесцветном голосе проступила вполне искренняя скорбь. Будто ее бредни и правда могли кого-то спасти.

— Предскажи что-нибудь и мне, — решительно подошел вплотную к столу Джоэл.

— Джоэл… Джоэл… Я уже сотни раз говорила тебе, но послушай же еще раз. Джоэл, смерть смотрит на тебя сквозь закрытые веки.

— Это я и так знаю, — ожесточенно отозвался он.

— Ты не хочешь знать, кто носит фарфоровую маску! — крикнула ему прямо в лицо старуха, внезапно вскочив с места и опрокидывая стол. Она с небывалой прытью вылетела с противоположной стороны от входа, вспоров чем-то ткань. Ножом? Когтистой лапой монстра? Показалось, что именно под ее личной скрывался все это время Легендарный Сомн.

— Стой! — прорычал Джоэл, кидаясь следом и утягивая за собой Джолин, потому что крошечная палатка волей неведомых сил начала стремительно складываться. Треснули хлипкие опоры, смялись ткани, потухла масляная лампа. На счастье ярмарочного городка не случилось пожара. Вскоре от маленького шатра осталась только куча поблекшего тряпья.

Джоэл и Джолин потерянно моргали на ярком солнце, оглядываясь по сторонам. Пестрая толпа веселилась, солдаты гарнизона смотрели за порядком, неторопливо прохаживаясь между палаток. Никто из них не выглядел встревоженным или подозрительным, они никого не пытались ловить или задерживать. Старуха пропала бесследно. Снова! Джоэла разрывала бессильная ярость.

— Исчезла, — потерянно пробормотала Джолин.

— О, какая — ик — встреча — ик… господин охотник! Дру-у-ужбан! — донесся гнусавый хриплый голос.

К ним с распростертыми объятиями шел нетвердой походкой старый бродяга с колесной лирой. Пьянчуга Биф не только умудрился попасть на ярмарку, но и, похоже, что-то заработал своей нестройной игрой на диковинном инструменте. По крайней мере, на какие-то деньги он уже успел порядком набраться. Но на новую одежду и основательную помывку у него, разумеется, не хватало. И несло от бродяги не лучше, чем от помойной кучи.

— Какие у тебя друзья интересные, — поддела Джолин, поморщившись.

— Биф! Тебя не хватало… — едва сдерживался от тирады крепких ругательств Джоэл. — Ты не видел старуху?

— Какую? Старуху нет, а вот прекрасную даму видел, и прямо рядом с тобой, — сально улыбаясь, ухмыльнулся Биф, подходя ближе. Джоэл и Джолин инстинктивно отступили, уклоняясь от возможных объятий нежданного «друга».

— Старуху, пьяная твоя башка! В черной шали! Вылетела из шатра. Только что! Только что! — нервно гаркнул Джоэл. Покой безмятежного дня был порушен до основания.

— Мало ли старух вылетает… села в ступу и улетела, — понес полную околесицу Биф. К счастью, он понял, что ему не рады. Но чтобы отделаться от внимания «приятеля», пришлось кинуть ему пару мелких монет. Большего он и не просил, довольно крякнул и удалился к ближайшему шатру, где разливали медовуху. Правда, вскоре его погнали солдаты гарнизона, возмутившись, что какие-то бродяги нагло шатаются посреди бела дня в приличном квартале.

— Убирайся в трущобы, тварь! — отвешивая пинки пьянице, кричал молодой солдат. Джоэлу сделалось даже немного жаль Бифа, впрочем, все его мысли занимала пропавшая старуха в черной шали. И почему-то пугала именно шаль, в такую же была облачена и погибшая за стеной Грета, как будто эта деталь объединяла их. Но чем? Такая же шаль была и у Джолин. Возможно, она служила каким-то символом для революционеров, о котором никто не подозревал.

— Джолин, мы же оба видели старуху? — спросил Джоэл, уже не первый раз сомневаясь в собственной нормальности. Он чувствовал, что именно так и закончится их визит к гадалке и испортит приятное впечатление от ярмарки.

— Оба, — кивнула Джолин.

— Странно, очень странно.

— Может, все это трюк? На ярмарке много ловкачей. Может, у нее там люк был, — пыталась объяснить Джолин.

— И в чем веселье этого трюка? Что за развлечение? — недоумевал Джоэл. — Если это трюк, то у этой старухи он затянулся. Она как будто преследует меня.

— Может быть, она пытается предупредить тебя о чем-то? — забеспокоилась Джолин. Похоже, она верила в различные суеверия и полузапрещенные бредни.

— Старая шарлатанка? Скорее уж, свести с ума. По чьему-нибудь заказу, — искал логические доводы Джоэл. Разумеется, в бесследное исчезновение он не верил, а вот сопоставленные факты насчет шалей натолкнули на мысли, что так ему мстят уцелевшие революционеры. Значит, старуха наверняка представляла опасность. Или же просто стремилась пошатнуть и без того нестабильную с некоторых пор психику Джоэла. Так или иначе, она исчезла, сбежала, испарилась — кто ее разберет. Джоэл всегда носил с собой короткий нож и в случае опасности сумел бы защитить Джолин, поэтому они оба попытались забыть о происшествии.

— Хочешь яблоки? Первый урожай, только собрали, — предложил Джоэл через некоторое время, подходя к одному из шатров.

— Да, конечно, — куда тише, чем недавно, ответила Джолин. Она дрожала и хмурилась, словно безуспешно стремясь отогнать от себя мрачную тень. Но ведь гадалка ничего ей не сказала! И только это успокаивало Джоэла. Теперь он считал, что обязан приложить все усилия, чтобы любимая забыла странное происшествие.

Вскоре они уже спокойной наслаждались вкусом и ароматом яблок, запивая их свежим виноградным соком. Светлая мякоть окислялась и темнела на воздухе, освобожденная от защиты тугой кожуры.

— Джолин, может быть, пойдем в яблоневые сады? Подальше от этого балагана, — предложил Джоэл, когда они в неловком молчании стояли на берегу озера Осентро. Прозрачная гладь больше не поражала своей чистотой, а солнечные искры заставляли вспомнить, что вместо древнего светила Вермело озаряет лишь Желтый Глаз проклятого Змея.

— Мы пойдем в Квартал Садов? — спросила Джолин, глядя на мелких рыбок, которые носились у поверхности.

— А хочешь… дальше? В самые фруктовые рощи! — предложил Джоэл, как изначально и хотел. — Возьмем рикшу или упряжку. И понесемся быстрее ветра.

— Что ты задумал, Джо, — вновь заулыбалась Джолин. — Но я верю тебе. Пойдем. Я пойду с тобой, куда угодно.

Джоэл считал, что не заслужил такого доверия, ведь Джолин помогла Цитадели не меньше него, когда наконец-то решилась рассказать всю правду. И наградой ей стали вечные допросы, а вместо долгожданной свободы — один сладкий день новых впечатлений. И тот едва не испортила безумная гадалка.

Из-за нее ярмарка потеряла все цвета, поэтом они ушли, поймав охочего до выгоды рикшу. Джоэл даже удивился, что не их окосевшего рыжего знакомого. Но, похоже, парнишка в этот день возил других клиентов. Они же с Джолин понеслись по спокойным улицам в прекрасном черном лакированном экипаже на двоих, как настоящие господа.

— Никогда не каталась на таких повозках, — гладя округлый подлокотник, продолжала удивляться Джолин. И вновь потекли их умиротворяющие разговоры ни о чем. Если кто-то и намеревался испортить им этот день гадкими выходками, он бы ни за что не догадался, куда отправился Джоэл со своей избранницей.

— Ты правда привел меня в сады? — удивилась Джолин, когда они остановились у высокой витой решетки, за которой простирались чарующие кущи плодовых деревьев.

Мягко шелестела листва, и никто не тревожил ее покой в этот день. Стояли наполненные корзины, но работники в честь праздника покинули сады. Фруктовые рощи примыкали к стене, тянулись вдоль нее на юге Вермело, но при этом оставались величайшим сокровищем, которое уцелело от прошлого мира. Без горных пастбищ и садов город просто не выжил бы. Потому рощу оберегали, как драгоценность, не допуская посторонних без необходимости. За деревьями трепетно ухаживали садовники, но и они теперь веселились где-то на ярмарке. Меж яблонь прозрачной вуалью колыхалась тишина.

— Да, как и обещал, — кивнул Джоэл.

— Обычным людям сюда запрещено входить, — поежилась Джолин, глядя на будку сторожа у ворот. — Только для сбора урожая по распоряжению властей.

— Охотникам можно. Нас часто убивают, поэтому дают некоторые привилегии, — вполголоса отозвался Джоэл. И они вошли, приоткрывая скрипучую калитку и затворяя ее за собой. Сторож даже не спросил, кто идет, Джоэл предупредил его заранее.

Джолин медленно шествовала по мягкой траве, вскоре она сняла обувь и с блаженной улыбкой ступила на землю босыми ногами.

«И здесь шрамы! Неужели все это дело рук Зерефа?» — ужаснулся Джоэл, глядя на маленькие стопы и тонкие лодыжки Джолин. Их исполосовали отметины, словно от хлыста, и пятна старых ожогов, будто кто-то прикладывал к бледной тонкой коже раскаленную кочергу.

— Яблоки! Настоящие! На ветках! — подбежала к одному из деревьев Джолин.

— Что же тебя так удивляет? — вскинул брови Джоэл. — Вы разве в пирожки их не добавляли?

— Добавляли. Но я не ела никогда… мне не давали, — потупилась Джолин. — И я не видела, как они растут. Так много, рядом… Я пробовала несколько раз контрабандные. И вот сегодня на ярмарке. А еще… в детстве.

Она запнулась, ссутулилась, и в глазах ее блеснули слезы. Джоэл опешил, ощущая, как мягкая трава под подошвами сапог превращается в бездонную пропасть. Земля разверзалась, предупреждения и факты сливались черным смерчем новых сомнений. Джолин до сих пор слишком мало рассказала о себе.

— Ты выросла в богатых районах. Не в трущобах, — глухо констатировал Джоэл, застыв немного поодаль. Джолин же прильнула к яблоне и словно бы искала под сенью ветвей защиты от горькой правды.

— Все в прошлом. Я та, кто я есть, — прошептала она, отворачиваясь.

— Джолин… Знала бы ты, как пугаешь меня этими тайнами, — подошел к ней Джоэл и взял ее руку в свою, умоляя не прятаться, не скрываться снова, чтобы не посеять губительного непонимания.

— Я сама их боюсь. Но… пока не могу рассказать. Это слишком… больно!

«Хватит, Джо, ты не на задании, — заглушил профессиональное любопытство Джоэл. — Она и так пережила слишком много унижений и страданий. Со временем она все расскажет. Да, время еще есть. Все время вечности».

— Джо! Заставь меня забыть о боли! Пожалуйста! — воскликнула Джолин и потянулась к нему всем телом, трепетная, жаждущая успокоения и любви. А что изменила бы горькая правда? Заставила бы вскрыть старые раны души? Для чего? С какой целью? Все цели терялись под сенью яблонь в этот солнечный день, все плыло в неге сладкого аромата, и из звуков мира остались лишь глухие удары о землю переспелых плодов.

Джоэл ответил на жадный, но словно бы неуверенный поцелуй Джолин. Они и так слишком долго сдерживались, слишком долго он искал случай поговорить с ней, спросить, готова ли она принять его любовь. А все оказалось намного проще. Яблоневый сад стал их домом, а ложем — мягкая трава.

— Джолин, — выдохнул Джоэл, когда понял, что они лежат рядом, свиваясь в долгих страстных объятьях и поцелуях. Но все же что-то останавливало, мучило Джолин.

Она была не опытной, а измученной чужой грязной нелюбовью. От первого прикосновения к оголенными грудям, показавшимся в расстегнутом вырезе бирюзового платья, она вздрогнула и покраснела. Затем она покорно легла на спину и потянулась к юбке, зажмуриваясь, как от ожидания удара.

— Все в порядке. Что с тобой? — ласково прошептал Джоэл и осторожно поцеловал ее в шею, затем спустился чуть ниже, нежно провел ладонью вдоль талии, но она не шевелилась, не позволяла понять, нравятся ли ей эти прикосновения. Тело ее дрожало, как и нервно сжаты губы.

— Если ты не хочешь, ничего не будет. Мы… мы можем прекратить. Одно твое слово, — суетливо забормотал Джоэл, хотя опасался отказа. Не в этот миг! Возбуждение захлестывало жаркой волной, он слишком долго ждал этого мгновения, этого свидания. И едва сдерживался. Джолин же открыла глаза, посмотрела на его лицо и словно бы освободилась от призраков прошлого. Она потянулась навстречу, обвивая руками шею и жарко целуя.

— Продолжай! Я хочу, чтобы отныне это было только с тобой! Я твоя, Джо… Твоя! Только твоя! Хочу быть твоей!

Голос ее срывался на сбивчивый шепот, на щеках выступал яркий румянец, а Джоэл больше не сдерживал себя. Они оба слишком устали думать о приличиях и вести сложную игру недомолвок. Теперь все решилось, они хотели принадлежать друг другу под сенью яблонь, чьи ветви тяжелели спелыми плодами. Сладкий сок раздавленной падалицы пачкал расстегнутую смятую одежду. Но они уже ничего не замечали, перекатываясь по мягкой траве, сливаясь единым колышущимся существом, как первые люди.

— Джо… Как же с тобой хорошо! — сладостно вздохнула Джолин.

— И с тобой, Джолин…

— Мне никогда еще не было так хорошо.

Она уткнулась ему в шею и заплакала, сбивчиво шепча:

— Я думала, это бывает как благодарность, как… необходимость. Но это может быть так… прекрасно!

Он обнял ее, его любимую Джолин, мысленно проклиная всех, кто так искалечил ее. Всех, кто заставил поверить, что невозможно получать наслаждение от страстного соития в любви. Теперь эта страшная иллюзия, похоже, разрушилась.

Джолин не притворялась и не подделывала возглас непривычного упоения, когда они достигли пика. В тот миг она напоминала неведомую птицу в вольном полете, что, раскинув крылья, оглашает небосвод таинственным клекотом. И они оба на короткие мгновения точно оказались в невесомости.

— Джолин. Как думаешь, охотник имеет право любить? — спросил Джоэл, мягко поглаживая ее оголенное бедро, слегка прикрытое сбитой набок юбкой.

— Все имеют право любить, — ответила она. — Порой мне кажется, что от неумения любить людей и покарал Хаос.

— Говоришь, как проповедник из Айгрежи, — удивился Джоэл. Джолин на миг вздрогнула, но тепло улыбнулась и поцеловала Джоэла. Больше не хотелось ее ни о чем спрашивать. Слова теряли значение и смысл, сливаясь с шелестом яблонь.

Весь день Джоэл провел с Джолин. И лишь под вечер они отправились обратно в пекарню. Джоэл пообещал вернуться на следующее утро, но на ночь не остался, не имел права, хотя очень хотел. Но в мансарде его ждал не менее дорогой сердцу человек. И чем ближе он подходил к своему дому, тем сильнее становилась безотчетная тревога.

— Привет, Ли, как… прошел день? — начал он, видя, как напарник собирается.

— Думаю, менее весело, чем у тебя, — сдержанно ответил Ли. — Утром поспал, потом немножко повеселился на ярмарке, вас не встретил. А сейчас мне уже пора собираться на дежурство. Что, ты и забыл уже, что есть у нас такая работа?

Каждое слово жгло, как капля яда. Джоэл не понимал, что меж ними изменилось, если возлюбленный сам отправлял на свидание с Джолин.

— Нет, не забыл, — растерянно отозвался Джоэл.

— Ну, как она? — гадко ухмыльнувшись, спросил Ли.

— Ревнуешь?

— Ничуть.

Короткие фразы втыкались иголками под ногти, как будто прошивая насквозь мятущиеся души. Выбор нависал топором палача. Похоже, Ли не столько ревновал, сколько безотчетно стремился самоустраниться. От любви, от желания сделать Джоэла по-настоящему счастливым. Боялся ли он общественного осуждения, считал ли все это время, что они поступают как-то неверно? Джоэл не ведал, знал точно одно — он не намерен выбирать.

— Ты ревнуешь, Ли. Я же вижу.

— Джо… Просто… Просто мы уже далеко не друзья. И давно. Ты мне очень дорог, — порывисто отворачиваясь к окну, ответил Ли. Он шумно сглотнул и поправил ворот лиловой рубашки, точно некая тень душила его призрачной рукой.

— И ты мне дорог, — сказал Джоэл. Он подошел к Ли и слегка обнял за плечи.

— Я верю. Но… Теперь у тебя появилась Джолин. И я вижу, что у вас все серьезно, — потерянно выдохнул Ли, приникая спиной к Джоэлу, точно убаюканный нежными объятиями. Хотелось, чтобы он поверил: ничего не изменилось, только стало лучше, проще. И никакие общественные устои не могли помешать им, раз уж так сложилась судьба. Внезапно Ли встрепенулся и вывернулся, сбрасывая приятную дремоту, стремясь вырваться, сбежать, уйти. Покинуть! Но Джоэл поймал его за руку и привлек к себе, тихо, но твердо говоря:

— Знаешь, Ли, я долго об этом думал, и решил: почему у меня не может быть все серьезно с вами обоими?

— То есть… между нами ничего не поменяется? — непонимающе уставившись на напарника, спросил Ли. В его глазах вновь зажигались медовые искорки надежды, плясали огоньками озорства.

— Нет. Ни за что. Как все организовать, мы еще решим, — уверенно отозвался Джоэл.

— Любишь ты все организовывать, — засомневался Ли. — А что на этот счет думает сама Джолин?

— Пока не знаю. И это меня беспокоит, — осекся Джоэл, облизнув пересохшие губы.

— Вдруг она поставит тебя перед выбором?

— Она не так жестока. Я верю. Надо поговорить с ней.

— А если она разболтает? Зачем нам лишние слухи в Квартале Ткачей?

Ли вновь отошел к окну, нервно проводя по волосам, теребя переносицу, растирая уши, словно надеясь избавиться от непрошеной головной боли. Он не знал, куда себя деть, одежды собственного тела сделались малы для переполнявших его чувств.

— Она почти ни с кем не разговаривает. И точно не будет болтать. Не бойся, Ли. Ли! Ли! Решено! — воскликнул Джоэл. — Завтра же мы пойдем куда-нибудь в тихое место втроем. И обо всем поговорим без лишних свидетелей и любопытных глаз.

Перед уходом он крепко поцеловал любимого и пожелал ему удачи на дежурстве, а сам остался в мансарде. Сон не шел, в голове мелькали смутные образы. После долгого дня слегка дергало шрам на правой ноге, но больше пульсировало в висках от сомнений и тревог, которые то растворялись в воспоминаниях о неге и покое, то снова обжигали дурными предчувствиями. До безумия хотелось верить, что отныне все будет хорошо, все друг друга выслушают и поймут. И никакие старухи в черных шалях не испортят их неиссякаемую радость. Безусловно, им предстояло вместе преодолеть немало трудностей, но все они меркли при мысли, что и Джолин, и Ли будут рядом. Ради них Джоэл чувствовал себя способным повернуть вспять время и изменить сам ход вещей.

Но тянущаяся ночь беспощадно велела ждать, и Джоэл просто ждал, глядя, как тени ползут по углам. Возможно, он продремал несколько часов, но в отсутствие Ли сон оказывался неспокойным, не хотелось думать, что любимый подвергает себя опасности где-то на улицах Вермело вместе с неопытным Мио. Но Джоэл успокаивался мыслью о том, что Ли уже взрослый охотник, прекрасный фехтовальщик и лучший бегун.

А все чудовища давно повержены: Легендарный Сомн больше не появлялся на протяжении всего лета. Не означало ли это, что они все заслужили долгожданный благословенный покой размеренной жизни? Джоэл хотел бы верить, но что-то мешало, летело пернатой тенью Ловца Снов.

Под утро он вновь пил кофе и грыз жесткие зерна вместе со свежими яблоками из рощи. Зеленые и красные, они разноцветными пятнами катались по тарелке, глухо ударяясь друг о друга, когда покачивался колченогий стол от того, что Джоэл нервно барабанил по нему пальцами, ожидая возвращения напарника.

Вскоре тихо скрипнула дверь, беззвучно вошел Ли. Джоэл кинулся к нему, отчего-то опасаясь увидеть любимого израненным, в крови. Но выглядел он неплохо, не считая мрачной тревожной тени, залегшей у переносицы между бровей.

— Ты здесь? — тихо спросил он.

— А где же мне еще быть?

— Ну… у нее, — пробормотал Ли.

— Я еще раз повторю: между нами ничего не изменилось. Поспи, а потом… мы все расскажем Джолин. Если для нее это дико и немыслимо, она посчитает нас обоих неправильными. Понимаешь? Мы останемся вместе в любом случае, — отчетливо проговорил Джоэл, пристально глядя на Ли, который снял треуголку. Тень возле переносицы рассеялась, как и складочка между бровей. Он неуверенно улыбнулся, похоже, наконец по-настоящему услышав сказанное.

— Значит, все по-прежнему?

— Я всегда с тобой, Ли. Я буду с тобой везде и всегда, если ты меня не прогонишь. А теперь ложись и отдохни. Я буду стеречь твой сон, как и всегда.

— Джо… — просиял Ли. Он наконец понял, что существует возможность не выбирать. Джоэл смутно догадывался: в этот самый миг он попирает все законы морали и нравственности Вермело. Но какое они имели значение для израненных душ, которые нашли друг друга в этом хаосе улиц и толп?

— Джо, а куда мы пойдем? — спросил Ли, когда проснулся. В его Ловце Снов больше не запутывались гадкие кошмары, только иногда возникал туман, который Джоэл немедленно рассеивал, заставлял иссякнуть. Проклятое белое марево, где Ли боялся потерять Джоэла. Напрасно!

— Отправимся во фруктовую рощу. Как ты и предлагал.

— А, у вас с ней там все было, значит. Оригинально, — кивнул Ли, потягиваясь и умываясь.

Выглядел он все равно подавленным и неуверенным. Джоэл разделял его тревогу

и корил себя, что не поговорил с Джолин раньше. Возможно, они бы решили остаться друзьями. Впрочем, нежная страсть неизбежно влекла их друг к другу, и приятной теплотой заливалось тело при воспоминании о недавней близости.

— Ну, что, постучишь что ли… У нее на сегодня-то есть разрешение от Умана на выход? — неуверенно пробормотал Ли, когда они стояли возле пекарни. Королевская Улица вновь превратилась в пугающее место волнений и тревог.

— Джо, Ли! Добрый день, — кивнула с порога Джолин, а на губах ее играла безмятежная улыбка обретенного счастья. — Вы сегодня вдвоем? Чем обязана? Все в порядке?

Она говорила торопливо и непривычно много. Джоэл опасался, что их мрачность напугает ее, а хотелось почаще видеть ее именно такой, порхающей и окрыленной.

— Джолин, если есть сегодня время… Можем мы снова пойти в сады? — неуверенно начал Джоэл.

— Втроем? — удивилась она.

— Ну… да. Собирать урожай.

— Урожай, хм… Да, можем. Я доверяю вам обоим, почему нет, — недоуменно отозвалась Джолин. И они вновь поехали в сады, на этот раз взяв на телеграфной станции собачью упряжку.

Всю дорогу сердце бередило затянувшееся молчание. Разве что Ли что-то говорил крупны псам, увещевал их и подгонял. От волнения он всегда делался чрезмерно болтливым. Джолин же настороженно сцепила руки на груди, бросая вопросительные взгляды на Джоэла. Она понимала, что едут они вовсе не за корзиной яблок и не для помощи сборщикам урожая. И, наверное, надумала себе много нехорошего.

Джоэл же верил в лучшее. Впрочем, он считал, что любой исход приятнее затянувшегося молчания и недомолвок. Больше всего он не хотел врать самым близким людям и превращаться в центр бессмысленного конфликта, даже противостояния, как опасался Ли.

— По корзине каждому — и вперед, господа охотники, — приветствовал их на входе сварливый сторож. — Уговор есть уговор, господин Джоэл.

— Знаю, приятель. Как обещал, вот привел помощников.

И им вручили каждому по высоченной плетеной корзине. Джолин поручили собирать падалицу, Ли — как самому верткому и ловкому — доставать яблоки с помощью палки с верхних ветвей, а Джоэлу по мере сил срывать с нижних.

— Забыл сказать… нас вчера пропустили за то, что мы сегодня немного поможем. Вы же не против? — виновато улыбаясь, заявил Джоэл, когда немало удивленные друзья послушно принялись за работу. В саду на этот раз царило оживление, праздник закончился, и люди торопливо срывали спелые плоды. Но на выделенном небольшом участке разливалась тишина. Лучшего места для разговора никто бы не выбрал, точно сторож, этот проводник возле врат, знал, что охотники не просто так рвутся на необязательные для них работы.

— Ну, ты и пройдоха, приятель! Такие шуточки вообще-то в моем стиле, — пораженно рассмеялся Ли. — Могли бы еще Мио с собой притащить.

— Он прав, Джо! Ты настоящий пройдоха так использовать друзей, — звонко вторила ему Джолин. И тогда Джоэл застыл с корзиной в руках, неспокойно переводя дыхание. Настал подходящий момент, чтобы признаться, будто случайно пришлось к слову:

— Джолин, не знаю даже, как сказать, но мы с Ли… не совсем друзья, вернее… Вернее…

— Вы любовники, — бойко отозвалась она с обескураживающей легкостью, даже не переставая улыбаться. — Я знаю. И довольно давно.

— И… что думаешь? — затаив дыхание, хором спросили Джоэл и Ли. Они уставились на Джолин, а она только развела руками:

— Ничего. Вернее, изначально я не хотела вклиниваться между вами.

— Вот это номер. Такое чувство, что знает весь Вермело. Одни мы считаем, что скрываем этот факт, — выдохнул Джоэл.

— Весь Вермело не знает, — уточнила со смехом Джолин, подкидывая в корзину переспелую падалицу. — Зато в Квартале Ткачей и Шахтеров многие вас хорошо знают. Но я ни разу не слышала, чтобы злые языки трепали ваши имена.

— Да уж, охотников не принято обсуждать на улицах. Иначе можно и в подвал цитадели угодить, — едко заметил Ли.

— Ну, а ты, Джолин? — неуверенно уточнил Джоэл. — Что на этот счет думаешь ты?

— Я знала давно, поэтому долго пыталась понять, что ты чувствуешь ко мне, Джоэл, — призналась она. — Поэтому была порой резка. Когда мы познакомились, я долго думала, кто я для тебя. Возможно, очередная интрижка на стороне, ведь у тебя был Ли. И, насколько я могу судить, вы уже давно вместе. Но иногда встречались с кем-то еще.

— Да, ты права, все именно так. Изначально мы не клялись в верности друг другу. Поэтому порой я — хотя чаще Ли — находили себе кого-то на стороне.

— Вот не надо насчет чаще Ли! Вечно ты на меня все валишь, — усмехнулся Ли, безболезненно пихнув в бок. Тень неуверенности стремительно стиралась с его просиявшего лица.

— Что есть, то есть, — отозвался Джоэл.

— Я вас не осуждаю. Вы всегда прекрасно смотрелись вместе, — улыбнулась Джолин, но погрустнела. — Только один вопрос меня тревожит: так кто же теперь я?

— Джолин. Ли, — с официальной торжественностью начал Джоэл. — Мы собрались здесь, чтобы решить этот вопрос. Я понял, что для меня вы одинаково дороги. Я не хочу больше никаких интрижек на стороне. Но я хотел бы остаться с вами обоими. Просто остаться и не выбирать. Что ты скажешь на это, Джолин? Можно не выбирать между тобой и Ли, если я люблю вас одинаково?

В воздухе повисла пауза, доносилось лишь щебетание птиц, да порывы ветра расчесывали кудри листвы, подхватывая и невесомые локоны Джолин. И она улыбалась, а вскоре смущенно ответила:

— Да, можно. Конечно. Если Ли не против.

— Я не против, мы уже поговорили. Последнее слово оставалось за тобой! — оживленно закивал Ли.

— Но разве я могла разбить твое сердце? — шутливо погладила небритую щеку Джоэла Джолин. — Ты переоцениваешь мою жестокость.

Разговор прошел быстро и легко. Невероятно легко, Джоэл даже не ожидал, что эти муки выбора закончатся, едва начавшись. Хотя для Джолин они тянулись дольше, чем для них с Ли.

— Ну, и кто ты теперь тогда, Джо? — подкалывал Ли, лукаво щурясь и с наслаждением откусывая кусок от крупного красного яблока, честно добытого в неравной битве с непокорными ветвями.

— Двоеженец? — предположила Джолин.

— Двоемужец? Нет, что-то не то… Двое… А хотя какая разница! — отмахнулся Джоэл.

— Мы такие неправильные, — со смехом пожал плечами Ли.

— Тебя не тяготит это, Джолин? Что мы с Ли какие-то… неправильные, — на всякий случай вновь уточнил Джоэл.

— Я тогда тоже «неправильная», — вздохнула она. — Что есть «правильный»?

— Я тоже не знаю, кто и в чем правильный в этом городе.

И они рассмеялись, громко, искренне, словно не осталось никого больше в их крошечном мире для троих. Только этот яблоневый сад, околдованный ласковым ветром, только пение птиц и аромат созревших плодов. Их прекрасная застывшая над бездной хрустальная сфера, где всегда царило лето.

В тот день они смеялись больше, чем за всю жизнь, дурачились, целовались и срывали яблоки. Джолин собирала первые плоды жаркого лета. И громко смеялась. Ли вторил ей, а Джоэл радовался, что может больше ни о чем не беспокоиться.

Это был самый счастливый и беззаботный день на его памяти. Но с каждой минутой сердце опутывали кольца тревоги: казалось, что это последний день счастья, после которого оно иссякнет безвозвратно.