Искандер открыл глаза.
Он лежал на боку, в тёплом помещении, да ещё и на кровати. Кто-то, кто принёс его сюда, снял шубу и подложил ему под голову. Перед глазами была стена, масляная краска которой была покрыта паутинкой трещин.
— Вставай, — послышался сбивчивый голос Алёны, — я слышу, что ты проснулся. Дыхание изменилось.
Искандер сел, оглядываясь по сторонам. Он был в комнате без окон, с единственной железной дверью. Из мебели тут был стол и стулья, кровать и куча спортивного инвентаря. На истёртом коврике в свободной части он увидел Алёну — та стояла в планке, лицо покраснело от напряжения, а на коже блестел пот. Через пару минут она выдохнула сквозь зубы и плавно поднялась.
Девушка была одета в спортивный костюм, волосы забраны в кубышку. Алёна несколько раз подпрыгнула, размяла руки и села за стол.
— Садись, пожрем вместе, — дружелюбно сказала она, — а то меня местные бандюганы мало что с копья не кормят. Хоть будет с кем поговорить.
На столе были знакомые контейнеры с едой. Охранник встал с кровати, с шипением прикоснулся к затылку, ощупывая здоровенную шишку.
— Это я тебя, не бойся, сотрясения нет.
Искандер сел за столик, рассматривая девушку. Он впервые видел её без верхней одежды. Искандер себя хлюпком не считал, но при виде мускулатуры Алёны внезапно почувствовал укол неполноценности. В Сибае было мало накаченных людей — слишком скудное и однообразное питание. Такую мускулатуру как у неё он видел только у некоторых парней из Белорецка, у кого есть деньги на питание и время на тренировки.
Алёна с жадностью трескала рагу из контейнера. Из другого она достала нарезанный белый хлеб и сочные ломти сала, собирая исполинские бутерброды. Ясно, еда из ресторана Ели, подумал он. Значит, теперь Алёна работает на Армянина.
— Зачем ты притащила меня сюда? — спросил он.
— Поболтать, — сказала девушка, — чёт мало кто хочет со мной общаться.
Искандер рассматривал шрамы на её руках, они не выглядели, как раны от ножа или кулачного боя. Скорее их оставили острые зубы маленьких животных.
— Я вижу, ты в Сибае хорошо устроилась, — сказал он.
— Да, нормально. Только бойцы местного крёстного отца, — Алёна выругалась по-эвенкийски, — на перо в бок нарываются.
Искандер чувствовал, что от неё начала исходить угроза. Вроде ничего не поменялось, даже улыбка та же, но по коже побежали мурашки. Он непроизвольно напрягся, чтобы успеть защититься. Это было нерациональное действие, Искандер редко чувствовал такое. Он начал понимать Василя, почему тот то шутил в обнимку с Алёной, то сидел от неё в десяти шагах с рукой на оружии. Алёна хмыкнула, и подошла к двери, посмотрев в щель. Похоже, за дверью ещё кто-то был.
— У кого-то лишние уши есть, — сказала она. На дверью послышались торопливые шаги. Боятся её, подумал Искандер, и почему-то эта мысль развеселила его.
Девушка села на место, беря огромный бутерброд и угроза, исходящая от неё, внезапно исчезла. Искандер подумал, почему она тут? Если бы Василь боялся её, почему не попросил майора уфимских арестовать? Что за отношения были у неё с законником? Она была на десять лет младше Василя, в Квадрате они не встречались. Александера позвонил в Белорецк и там подтвердили, что последние четыре года Алёна провела в Белорецке и с законником не встречалась. Значит, Василь действительно встретил её на нартах по дороге в Сибай, но почему-то она сразу стала ему помогать. При этом и он начал доверять ей, ведь взял же потом Алёну в Белорецк.
— Василь сказал, что ты сказала какую-то фразу на санях, когда его встретила, — сказал Искандер, чтобы начать разговор.
— Nobiscum Deus, — кивнула она, и видя, кто для него это ничего не значит, пояснила, — «с нами Бог». Это латынь.
— А ты откуда знаешь? — спросил Искандер.
Она помолчала, размышляя, потом отложила вилку. Она открыла чашку с чаем и начала пить его небольшими глотками.
— Чай. Липовый. Видно не так уж меня и ценят, если настоящий пожалели. Ты же знаешь про Квадрат в Уфе? Это где законников готовят. Кроме всего прочего, там учат латыни и истории Рима. Некоторые курсанты даже считают, что они новые легионеры. Это поощряется — там любая воинственная дурь в почёте.
Квадрат. Конечно, Искандер знал о нём — не было в Уфимской республике никого, кто не слышал мрачные слухи про таинственное учебное заведение законников. Никто не знал подробно, чему же там учат, но каждый, кто хоть раз сталкивался с законником, понимал, что слухи, может, даже преуменьшают.
— А ты что там делала? — спросил Искандер.
— Ну как что? Тренировала. Они же молодые мальчики, с гормонами. Увидят красивую девочку и забудут всё, что им вбили в головы. Поэтому там есть отдельная зона женская, где учат управляться с такими, как я. Девчонки там не простые, все со статьями серьёзными. Мне, к примеру, расстрел заменили сроком в Квадрате.
— Расстрел? — спросил Искандер, — за что?
Алёна откинулась на стуле, погладив живот. «Сколько она съела за раз, в охране ели трое за день. Понятно, что у неё мышцы растут», — подумал Искандер с завистью.
— Когда война началась с Казанью, к нам на стойбище приехал батальон уфимских. Окружили и сказали, что мы все призваны в уфимскую армию. Тогда ногайский клан к Казани откочевал, так что видно переживали, что и мы переметнёмся. Слово за слово, но Зауральцы это не те, кто так просто сдаются. Не то, что мы хотели за казанских воевать — ни за кого не хотели. Вот только эти, в батальоне, отказ не принимали. Там из трупов, что с нашей стороны, что с уфимской, можно было хорошую такую горку выложить.
Она нахмурилась, вспоминая.
— Мы их засекли на подходе, уйти бы не смогли, а вот к бою приготовились. Ну, против пулемётов шансов у нас не было, несколько наших в плен взяли. Меня и ещё несколько девчонок отправили в Квадрат. Считай, та же вышка, но растянутая по времени. Я думаю, расстрел был бы в чём-то милосерднее. Меня привозят в зону, а там камер нет, ограждённая территория и молодые законники с дубинками бродят. Только познакомилась, устроилась, а в барак заносят Алиску, а на той места живого нет. Говорят, её увели в карцер, пришли три курсанта и начали избивать.
Алёна рассказывала тихо, но Искандер чувствовал, что спокойствие обманчиво — внутри девушки кипела ярость.
— Ох и лицо у тебя, — сказала она, грустно улыбнувшись, — можешь быть уверенным, тех курсантов тоже принесли в казарму. Алиска была из банды, пять лет в налётах, уж драться она умела.
— А зачем им это?
— Бой с девчонкой из клана в сотни раз лучше любой тренировки. Мы смертники, убить можем без разговоров. Такое тоже бывает. Ну и у законников к крови привычка появляется. Вообще, у них считается нормально, что законник убивает за время обучения от четырёх до шести гладиаторов. Или кукол.
— Кукол?
— Мужиков смертников там зовут гладиаторами, девчонок, типа меня, куклами.
— И тебя так же били?
— Нет, — улыбнулась она, — если курсантов было меньше четырёх, я била их.
Искандер против воли чувствовал, как каменеет лицо.
— Погано.
— Даже не представляешь как, — спокойно сказала она.
Искандер помолчал, чувствуя, что ногти врезались в ладонь. Они в Сибае тоже были не святые. Он и сам несколько раз избивал людей в походах до полусмерти, а отвесив свинца степняку, не переживал бы не капли. Но делать из девчонок тренажеры для законников, было ужасно.
— Значит, и Василь? — спросил он тихо.
— Эй, успокойся, — сказала девушка, — это не твои разборки. Я скажу, что в клане, примерно меня также учили. Свою пятёрку жмуров я завалила ещё до пятнадцати. К Василю у меня вообще вопросов нет. Он как раз ни одну из наших не убил, пока учился.
— Так зачем тебе вообще на него работать? — спросил Искандер.
Она помолчала.
— С чего ты взял, что я работаю. Так, прокатилась за компанию.
— А работаешь на Армянина?
— Ну, надо же мне как-то на жизнь зарабатывать, — сказала она, — он ещё не самый плохой вариант. На фоне тех, на кого я работала в Белорецке, так просто ангел.
— А ты не боишься? Для законника он будет одной из первых целей.
— Не совсем. Сейчас Василь сам по себе. У него был куратор, генерал Молчанов. Его убрали из совета обороны Уфы, там из-за войны законники в опале. Так что заступиться за него некому, и вряд ли он против Армянина в одиночку полезет.
Искандер замолчал, думая. Может ли быть, что она работает на Александеру? Уж слишком это походило на проверку. Метод у Александеры был один — провокации. Сколько их было — всё беспокоился, как Искандер реагировать будет. Сколько раз ему пытались дать взятку! Или, когда он стоял на посту, на складах, как будто случайно оставалась открытой дверь, а там внутри ящик с консервами. Было и такое, что он стоял на дальнем посту, и тут начинала клеиться девочка. Но только всегда делал всё правильно — не нарушал правил и сразу докладывал. Даже за городом, если встретил там патруль, которого не должно быть. Или встретился на выезде с лучшим другом — нужно доложить. Всегда проверки, и попробуй не пройди. Сколько сменилось капитанов, да только мы вдвоём с Артуром и остались.
Сомнения Искандера разрешились самым неожиданным образом. Дверь открылась и на пороге был Рафик, который точно работал на латыша. Вот только лицо его было в синяках, а рука на перевязи. Тогда, у Хохла, он был в охране борделя, один из шрамов на его лице был от Искандера. Рафик посмотрел на охранника и отвернулся. Помнил.
— Одевайся, — приказал он Алёне, — ещё нужно это шустряка взять. Армянин сказал везти на Северные Кресты. Сейчас туда же притащат законника.
Искандер поёжился.
Дул сильный ветер, выдувая тепло из-под одежды. Он ехал на нартах с Алёной, его руки были связаны. Перед ними ехали ещё одни сани с Рафиком и ещё другим бойцом, тоже с сине-жёлтым от синяков лицом. Последний раз он видел их в подвале Хохла. Они тоже узнали его. «Похоже, кончать со мной будут», — подумал Искандер. Он чувствовал злость, ярость, но страха не было.
Город остался за спиной. Слабое, утреннее солнце сквозь дымку освещало снежную равнину, где на проталинах сверкал лёд, и сквозь снег торчали остатки поваленных могильных крестов. Они приехали на старое христианское кладбище.
Василь был тут, он сидел связанный на нартах, с каким-то весельем посмотрев на Искандера. Тут же был Армянин, и ещё один боец, с разбитым лицом. Видно, Армянин притащил всех, кто тогда был в подвале. Рафик посадил Искандера на нарты рядом с Василем, а сам отошёл метра на три, держа в руках обрез. Алёна стояла за ним чуть в стороне.
— О, ну здравствуй, — сказал Василь Алёне. — А встреча становится всё любопытнее.
— Какого чёрта? Ты её знаешь? — спросил латыш. — А, вы же вместе приехали…
Освальд встал напротив Василя. Законник даже не поднял головы, глядя на троицу бандитов. Лицо у латыша было какое-то рано состарившееся. Волосы чёрные, а вокруг глаз морщины. Он был одет в дорогую, чёрную шубу, под ней тёплый комбинезон.
— Я же сказал вам, не лезьте, — сказал он Василю. — Мои люди разве не были намёком?
— Намёком? — законник рассмеялся и впервые посмотрел на Армянина. — Вот теперь понял.
Законник встал с нарт. Огляделся.
— Мне уже говорили про это кладбище, — сказал он. — Никого тут не хоронят лет десять, а всё время появляются свежие могилы. Похоже, твоими усилиями. Ты сюда нас привёз, чтобы тела далеко не тащить?
Армянин молча смотрел на законника. Он хотел казаться страшным, по почему-то происходящее выглядело так, что Василь всё контролирует.
— Вот какого ты ко мне прицепился? — заорал Армянин, шагнув вперед и сжав кулаки. — Плюха, зачем с ним ты так, он две недели слова сказать не может!
— Так он жив? — спросил Искандер удивлённо.
Армянин невидяще посмотрел на него.
— Жив. Но если бы его прибили, было бы милосерднее.
Искандер в который раз подумал, что не может Александера не знать про это кладбище. Во Внешнем городе очень часто пропадали люди, которые хоть в чём-то оспаривали власть латыша. Почему-то Искандер сейчас был уверен, что мало кто уехал дальше этого кладбища.
— Его зачем сюда притащил? — Василь кивнул на Искандера.
— Да тоже копает, где не следует. Что два раза ездить.
— Я документы нашёл, — сказал Искандер Василю, — из администрации отчёты. Они были на складе, на Станции. Меня ударили по башке и притащили сюда.
Василь повернулся к мафиози.
— Вот видишь, как оно получается. Все копают против тебя. Давай всё-таки с повинной напишем явку, это зачтётся.
Армянин поморщился, достал фляжку и жадно выпил половину.
— Ну если ты договариватся не хочешь, — устало сказал он, — Алёна… Нужно этих двух завалить.
— Не буду, — весело ответила девушка.
— Что значит, не будешь? — почти закричал Армянин. — Не даром же! Я тебе двести золотых заплачу!
Алёна рассмеялась.
— Да хоть две тысячи. Зарок дала, что его не буду. Так что давайте сами.
Армянин выругался, повернувшись к своим. Видимо, никаких рычагов воздействовать на Алёну у него не было.
— А, к лешему тебя. Ладно, сами справимся, — сказал он тройке бандитов. — Кто завалит? Условия вы знаете, до пенсии обеспечу.
Бойцы переглянулись, но дружно замотали головами. Их было сложно винить, законники смерть своих так не оставляли. Василь издевательски рассмеялся.
Армянин зарычал:
— Вы совсем тут все! Вот кто-то объяснит мне, что тут творится? Ну, может ты, Искандер? С вершины навернулся, обратно не хочешь? Счастливчик, ты не представляешь, как тебе тут завидовали. Третий, а может и второй человек после Александеры. Шлепни его, а, я Грека смогу убедить? Иванку разве не хочешь вернуть?! Да у меня парни руку бы дали, чтобы с тобой поменяться!
Алёна очень пошло улыбнулась, и Искандер почувствовал, что покраснел. Василь тоже усмехнулся.
— А что за история про Искандера? — сказала Алёна. — Все знают, а я нет.
Василий рассмеялся, развалившись на нартах.
— Не слышала? Сейчас расскажу. Ни для кого не секрет, что Грек имеет долю с заведений Внешнего города. Так получилось, что Хохол, кроме ресторана, содержит бордель. Искандер, с его любовью к степи и не догадывался, что там в подвале.
Искандера обожгло воспоминание. Не должен он был это увидеть. Драка в заведении у Хохла, куда бросились все парни из смены. Он бросился следом, хотя Грек запрещал заходить внутрь. Это была работа Артура. В подвале был коридор, комнаты закрыты занавесками. Из подвала вытаскивали огромного северянина. Но Искандер случайно заглянул за занавеску, там была заплаканная раздетая девушка и его ослепило яростью. Один из людей Хохла пытался его остановить, Искандер и сам не понял, как схватил руку в захват и опомнился, когда завершил движение, надавив коленом на плечо и сломав руку.
… - Ну и одному бойцу сломал плечо, второго порезал. Там навалились остальные, а Искандер людей стряхнул, опрокинул печку, отчего пожар начался, и ходу к Александере. Час, наверное, уговаривал его прийти и проверить. Как ты понимаешь, слова Искандера не подтвердились. Да и охранники, которые там были, девочек там не увидели. Так что понизил наш дорогой Грек Искандера до рядового, а это лучшее доказательство, что всё в его рассказе было правдой.
Искандер почувствовал, что зубы заскрипели.
— Любопытно, — спросил Василь. — А вот винтовочка у твоего бойца, это «Вал»?
Армянин зло посмотрел в ответ.
— Я не разбираюсь. Возможно.
Василь улыбнулся.
— Как раз из такого пристрелили моего неудавшегося убийцу на площади. Ну и коли мы тут, спрошу про караван: это ты ордынцев навёл?
— Да как же ты достал! — заорал Армянин, выхватив пистолет.
Его трясло от ярости. «Сейчас выстрелит», — подумал Искандер. Он поднялся, чтобы броситься на него, но на плечо легла рука Алёны. Чугун и тот легче. Охранник мог только смотреть, но Василь под прицелом мафиози не изменился в лице.
Армянина ударило в плечо, звук выстрела настиг Искандера. Тут же упал и ещё один боец Армянина. Его люди присели, поднимая оружие, но было поздно. Несколько секунд, и они повалились в снег, так и не успев понять, откуда их убили. Армянин вскочил и бросился в сторону города, за ним оставался след из капелек крови. Через несколько минут появился лыжник в белом маскхалате. Он снял маску. Искандер знал его, это был один из бойцов Фангата, Циклоп.
— Армянин мой, — сказал он.
Василь кивнул.
— Да, только я с ним не договорил. Не мочи его пока.
Висельник кивнул. Василь протянул руки Алёне, она без разговоров разрезала верёвки, потом освободила Искандера.
— Ты так и задумал? — спросил Искандер. — Специально дал себя похитить?
Василь пожал плечами.
— Ну не сказать, что именно так. Я надеялся, что он признаётся. Оказывается, я просто мешал его бизнесу. Значит есть какие-то документы по хищениям? Где они сейчас?
— В ресторане у Ели, в его кабинете, — ответила Алёна вместо Искандера.
— Хорошо, — кивнул Законник и повернулся к Искандеру, — Езжай туда, забери, потом отнеси коменданту. Искандер, мы ещё поговорим.
Василь вскочил на нарты и погнал следом за Висельником. Он не позвал Алёну, она и сама не продолжила помочь, деловито начав обыскивать трупы. Только она начала ему нравится… Убийца, мародер.
— Как у вас таких хоронят? — спросила она. — Или волкам оставите?
Искандер посмотрел на тела, потом на неё. Всё произошло слишком быстро, и он так и не знал, как вести себя с ней.
— Я сообщу в охрану, они похоронят. Ты почему Армянина опрокинула? — спросил Искандер. — Я уж подумал, что действительно всё. Грохнут они нас тут.
— Да, блин. Тебе не понять. Вот Василь со мной, как с равной. А эти… Раз девушка, значит второй сорт. Я это ещё с приюта не терпела — там пацаны тоже задвигали, что мы низший сорт. Что должны делать всю работу, делиться едой. И я велась на это. Лет до шести, — Алёна рассмеялась.
Она достала из сумки банку с жиром и начала натирать лоб и щёки. Лёгкий мороз разукрасил их в приятный красноватый цвет. Она была так мила, что Искандер забыл, как минуту назад ужасался лёгкости, с которой она рылась в одежде убитых.
— Поехали, по пути расскажу, — сказала она дружелюбно.
Они сели на нарты, на которых она привезла его.
— В девять я сбежала из приюта и начала искать, где бы хлеба добыть. Воровала, конечно, и попалась. Свинари, милые, чудесные люди. Знаешь, что у них на поверхности морозные склады с тушами и окороками? Человеку туда не пробраться, а вот крыс ничто не остановит. Наступает вечер, мне дают палку в руки и говорят — не хочешь замёрзнуть, двигайся. Кроме мороза, внутри крысы белорецкие, размером с кошку. Человека им загрызть полминуты нужно, а тут я, пигалица, на один укус.
Алёна говорила всё это, как будто о рядовом событии. Голос у девушки был спокойный, но у Искандера холодок пробежал по спине.
Среди всех городов, где бывал Искандер, Белорецк был самым неприятным. Это была наглядная иллюстрация, что будет, если город отдать под власть бандитов. Конечно, руководство города давно переросло примитивный гоп-стоп, рассудив, что на платежах с главного тракта Республики можно будет заработать стабильнее, чем на налетах. Вот только город так и остался городом бандитов, где могли зарезать за копейку, а у детей, кроме криминала, и не было другого пути.
— Я дотянула до утра. Бегала, отбивалась от крыс, хотя они с меня размером, и каждая считала, что я повкуснее замороженной туши. Утром склад открыли, вытащили меня, покусанную, с измочаленной палкой. Потом отвели в какую-то раздевалку. Еды притащили, накормили и засунули в железный шкаф для одежды. Я там внутри и заснула.
— А потом?
— Вечером разбудили, дают палку в руки и снова в бой, — продолжила Алёнка, — и так каждый вечер. Всё ставки делали, когда меня загрызут. Вот только я в приюте дралась, кое-что умела. Свинали стали меня на другие склады отправлять, с их охраной забиваться, что я переживу ночь с крысами. Стали мне и еду нормальную таскать, и вместо моего тряпья стёганку достали, которую крыса не прокусит. Мне то топор, то нож, то дубинку, то арматуру подкинут. Чтобы поинтереснее было.
— Долго ты так?
— Да три года почти, — сказала она, зло улыбнувшись. — Утром, обессилившую, под замок, а ночью вдесятером на склад выпихивают. Я дралась с ними, но там мужики здоровые. Навалятся и толпой вытолкнут, а потом сверху оружие скинут. Ну, ещё и учили драться, чтобы зрелищнее было. Под утро у меня и сил не оставалось прибить кого из них. Иногда крыс не было, они меня по пару недель не выпускали. Там и взвыть можно, сама уже хочешь в ночь.
Она замолчала, вспоминая, потом сплюнула и продолжила.
— Потом пришёл конец моей карьере. Сплю я в шкафу, посреди ночи дверь открывается. На меня старший смены вылупился, огромный как медведь. Вытаскивает меня, и говорит, пошли ко мне комнату, там тепло. Вытащил меня и понёс, я ногами воздуха не касалась. Да не смотри ты так, я ростом и фигурой на пятнадцать выглядела!
Она постучала себя по щёчкам.
— Опять отъела тут у вас по подвалам. Ну и притаскивает он меня к себе, и говорит, по-хорошему давай решим. Ну по-хорошему, так по-хорошему. Я влупила ему ребром стопы в колено, потом прыжок и ударила ногой по шее. Я так на крысах наловчилась — она тебе в ноги бросается, а ты подскакиваешь и тут же ей по позвоночнику. Ему двух раз хватило. Смотрю на труп и думаю, если не свалить сейчас, ночью крысам кинут, но уже без ножа. Мои шмотки у старшего в комнате были, я и свалила. Прихожу в приют, говорю теткам, возьмите обратно. Тетки побрили меня, отмыли, дали матрас в руки и загнали в девчачью спальню. На следующий день сижу на завтраке, молчу. Девки-то сразу поняли, что я уже не та дохлячка, что сбежала три года назад. Видят, что я вся в укусах и шрамах, даже не рискнули выяснять, кто я в ихней иерархии. Парни вот они тупые. Хмырь какой-то из старших подходит и хлеб забирает. Ну я ему влупила пустой тарелкой по роже, столовку кровью залило. Девки мне говорят, ты готовься, они за это вечером тебя всей колдой отмутузят. Типа учат, чтобы мы своё место знали. Ну отмутузят, так отмутузят, думаю. Ещё думаю, что-то они совсем берега попутали. И вот ночь, а я и не сплю, жду. Парни мне подушку мне на лицо сунули, в одеяла скрутили, схватили меня, тащат, пыхтят. Затащили на какой-то склад с железными кроватями до потолка. У двери стоит два десятка брутальных бандюганов, возрастом от восьми до четырнадцати, смотрят. Ещё на кроватях мелочь всякая висит. Я у стены встала, напротив хмырь этот с замотанной рожей, с палкой в руках. Сейчас, говорит, мочить тебя буду.
Они остановились у ресторана Ели и Алёна исчезла внутри, через несколько минут вернувшись с портфелем.
— И чем кончилось, там, в приюте?
— Ну как чем. Они, наверное, и не знали, про то, чем я на складе занималась. Не догадывались про мой чёрный пояс по крысо-до. Кто был поумнее, те спаслись на кроватях — мне было в лом гоняться. Что до остальных, да там бы всех врачей Белорецка бы не хватило, на всю эту толпу калек! Утром иду я завтрак, так девки ко мне ближе садятся, а вся поломанная пацаньва сидит на другой стороне и взгляд поднять не смеет. Вот так, в отдельно взятом приюте Белорецка и наступило равноправие.
Алёна помолчала.
— Вот с Армянином какой-то душок неприятный из детства ощутила. Василь, хоть и тварь ментовская, но ко мне относился, как равной. А эти, армянские… Со мной так уже лет восемь никто не пытался говорить! Даже покойный Рафик, я ему печень отбила, а он всё равно нос задирал.
Девушка протянула ему портфель.
— Ну что стоишь, иди. Тебе же Василь сказал коменданту отдать.
— А ты?
Она с хищной улыбкой посмотрела на ресторан.
— О, у меня ещё осталась дело.
Часы пропищали десять утра.
Лу выключила будильник, села и потёрла глаза. Она думала, что не уснёт от волнения, но стоило ей после всех приключений сесть в кресло, как она тут же заснула. Кто-то заботливо укрыл её. Лу сложила одеяло на кровать, включила свет и умылась в раковине в углу.
«Сегодня, наконец-то», — подумала она с волнением. Зажатый Рыжий отпирался недолго, он признался, что у Нижних есть план, как заставить Верхних уйти. Она сказала, что готова участвовать, и вчера Грей перед утренней сменой шепнул, что завтра её хочет видеть Михаил Петрович, директор Института. Чтобы не выдать приготовления, он сам придёт в госпиталь.
Лифт всё ещё не работал. Ремонтники лениво копались на дне шахты, где еще недавно была вода. Она посмотрела на камеры у дверей, те всё ещё были обесточены. Сейчас она понимала, что это была часть плана. Авария позволила отключить камеры Института, лифты и приводы дверей.
Наверх были и другие пути, самым удобным был грузовой тоннель, которым на Нижний уровень везли запасы до Зимы. Стены тут были без привычного бетона, укрепленные металлическими ребрами с сеткой над головой. Свет ламп переливался на мягких коралловых извивах сильвинитовой руды. Институт был построен внутри калийной шахты.
До Среднего уровня она шла пятнадцать минут. По пути были несколько гермодверей, обычно закрытых, но из-за аварии лифта распахнутых. Навстречу шли люди в костюмах ученых и техников. Из лица были серыми — без искусственного солнца Верхнего уровня люди заболевали.
Она вышла на Средний уровень. Тут было тепло, а ещё воздух был напитан влагой и вонью из теплиц. Она пошла в лабораторию к Ксю, где был душ. Потом она стояла под жесткими, горячими струями, скребя кожу от маслянистых разводов. Как ни пытаешься быть аккуратной, на Нижнем обязательно запачкаешься. Она надела чистый голубой комбинезон, подняла сумку с лекарствами. Не то, что её нужно было тащить наверх, но сумка с крестом защищала от нападок.
Со Среднего уровня вверх шёл ухоженный туннель для грузовиков, облицованный бетонными плитами. Она поежилась, во вспомогательных тоннелях без отопления были неизменные пять градусов тепла. Это ещё с подогревом от реактора, без него вентиляторы гнали с поверхности лютый минус. До Верхнего уровня нужно было идти ещё пятнадцать минут, в конце она продрогла. Ещё тут не было света, от чего в конце она вздрагивала от каждой тени.
С трудом она добралась до финальной гермодвери. Она поставила горный фонарь на пол и нажала на звонок. У охранника из Верхних было круглое, дружелюбное лицо. Он встал с трудом крутил ручку привода.
— Привет! Проходи, Лу, — сказал он, с трудом дыша. — Как там внизу?
— Ничего нового, — ответила Лу устало, проскальзывая в щель, — а что закрылся тут?
— Приказ Тагира, — проворчал, — я так похудею, всем дверь открывать.
— Тебе полезно, — съязвила Лу.
Она стояла в холле первого уровня, у неработающих лифтов. Вокруг поднимались балконы, залитые теплым светом мощных ламп на потолке Спицы. Ирен объяснял ей про физические спектры, но потом махнул рукой и сказал, что это искусственное солнце.
Балконы спиралью поднимались от лифтов, с них во все стороны отходили коридоры с комнатами. Полы на Верхнем уровне были сложены из плотных, серых шестиугольников, которые гасили шум шагов. Люди наверху отличались от привычного облика людей на нижних уровнях, все были одеты в гражданскую одежду. Обитатели Верхнего были загорелые, улыбчивые. Женщины сверкали украшениями, многие мужчины были в костюмах.
Лу они словно не замечали, ей пришлось отступить к стене, чтобы её не толкали. В толпе гражданских иногда мелькали серые робы технического персонала из Нижних, те на фоне Верхних были как бледные поганки. Как и она, они старались незаметно проскользнуть. Цветовая дифференциация штанов, вспомнила она злую фразу Павловского.
Она не понимала этого. Почему Верхние относились к ним с таким презрением? Ведь до начала Зимы они вряд ли позволяли себе унижать окружающих? Тут же, в странных обстоятельствах подземного мира, толпа злобных павианов забила умных мартышек.
На уровнях пахло свежим хлебом. Она прошла мимо столовой, видя как Верхние едят гренки и запивают апельсиновым соком. В двух фермах Среднего уровня выращивали цитрусовые, это был лучший источник витаминов, но никто из Нижних их теперь не видел.
Было бы куда лучше, если бы наверху было влажно и темно, как на Нижних уровнях. То, что тут было светло, вызывало ненависть у Лу. Она прошла мимо разрисованной граффити стены, и это задело её. Не Верхние создали Институт, но так легко уничтожали всё, что не понимали! Внезапно ей захотелось спуститься вниз, где нет этих напыщенных людей и вместе с Ксю искупаться в теплой воде теплообменника, слушая дурацкую музыку из прошлого.
После разговора с Рыжим, она мучилась, правильно ли они поступают. Может перетерпеть, ну пройдет несколько лет, пока кончится Зима. Выгнать пришлых на мороз было бы жестоко. Но сейчас, видя Верхний уровень, у неё не осталось сомнений.
Лу постучала в радиорубку.
В дверях стоял высокий парень с рыжими волосами. Рыжий. Чтобы посмотреть, кто снаружи, ему пришлось нагнуться. По слухам в Институт за рост его и взяли, чтобы мог менять светильники и кабели на потолках, не таская стремянку.
— Привет, Рыжий, — сказала она, ткнув его пальцем в бок.
— Привет, малая, — недовольно ответил тот, пропуская её.
Она зашла внутрь и фамильярно развалилась в его кресле. Это было небольшое помещение, все стены которого были в каких-то щитах с плакатами. У дальней стены стоял стол, заваленный деталями. У свободной стены располагались койка и ящики. Два человека тут не развернулись бы, и ему пришлось сесть на койку.
— Когда вы нам чай начнете выращивать? — спросил он.
— Не скоро, — ответила Лу, — месяца через четыре. Да и то не факт, под лекарство место нужно. Ну и под жратву.
Рыжий застонал. Он лег на койку, заложив руки под голову.
— Эх, а вот в столовке вчера чай был.
Луиза нахмурилась. Видно, опять сверху обменяли. Нередко к воротам подходили люди, Нижним об этом не сообщали, но Лу, работая в госпитале, видела, что со складов уходили лекарства, без отчетов и записей. Потом в столовых у Верхних появлялись консервы, мясо, алкоголь.
На столе тетрадка, она прочитала последнюю запись «Sting. Shape of my heart. 1993».
— Не всю ещё бумагу перевел?
Это было счастье, что у них оставались радио и музыка. Рыжий, когда отправился в Институт, притащил свой музыкальный архив, организовав через громкоговорители внутреннее радио. Интернета не было, с компьютерами была напряжёнка, так что он вёл расписание эфиров вручную. К счастью, с бумагой проблем не было — один из туннелей был забит тетрадями и канцелярией. В который раз она подумала, что те, кто проектировал Институт готовились, что им придется сидеть внизу куда дольше, чем официальные три года.
Она надела наушники, проверяя знакомые частоты. Сургут, Красноуфимск, Уфа, Казань. Всё, что было западнее, замолчало. Она давно не слышала Европу, а вот на азиатских частотах было тесно от разговоров. Она в который раз подумала о родителях и к горлу подступил ком.
Лу встряхнула головой и приказала себе не думать, от этого только больнее. Она со смятением смотрела на Рыжего. Может, сегодня сказать, что она чувствует, перед тем, как они начнут? Лу там и не смогла заставить себя признаться.
В госпитале было тихо, только из одной двери выглянула строгая женщина. «Дармоеды, — выругалась Лу про себя. — Зачем в медблоке пять бухгалтеров?»
На стене висели часы, Лу посмотрела, одиннадцать утра. Хотя, какая разница? Солнце в центральном зале входило два раза в сутки, Верхний Мир жил в две смены. Вот только у них внизу не было разницы, и они жили по обычным суткам по двадцать четыре часа. У них в госпитале находились несколько карантинных блоков.
Дверь одного из них открылась, показалась лысая голова Михаила Петровича, он посмотрел в обе стороны по коридору и жестом поманил её. Начальник указал на стул, она села, чувствуя себя неуютно.
— Для тебя будет очень важное задание, — сказал Михаил вполголоса.
Он замолчал, пару минут подбирая слова.
— Что за задание? — спросила она.
Он пожевал губами и медленно ответим.
— Витамины. У тебя есть доступ. Мы подменим их на слабый яд. Неопасный. Они не умрут, но животами помучаются. Ксения уже всё приготовила.
Лу ошарашено посмотрела на директора. Конечно, она ждала что-то такое, но сейчас слова директора её шокировали.
— После того, как Верхние слягут, мы все спустимся вниз и закроем двери на Верхний уровень, — сказал он, — у них не будет другого выхода, как уйти.
Михаил Павлович снова замер, подбирая слова. Был он не молод, всю жизнь провел в академических кругах, при этом на научных должностях, и всё что выходило за рамки растениеводства, вводило его в ступор. Если бы Институт остался хранилищем, вряд ли бы это было проблемой, но сейчас ему приходилось отвечать за массу людей.
— Нельзя, чтобы Верхние узнали об этом плане. Поэтому своим мы тоже не скажем.
Год назад она бы спросила, почему? Те времена давно миновали. Диктатура Верхних приучила, что лучше держать рот на замке. Да, она понимала, что это решение правильное. Они с Греем выдавали витамины Верхним каждый день, но только она могла принести их в госпиталь. Наверняка таинственная работа Ксении в лаборатории была связана с этим планом.
— Никто не планирует их убивать. Но ты понимаешь, что если они останутся, «Институт» погибнет. Мы не выполним наше призвание.
Она медленно кивнула. Как-то раз про то же сказал ей Ксения. Паразиты. Если не избавиться, всё погибнет. Тогда Лу ужаснулась, но сейчас понимала, что подруга была права.
— Кроме Рыжего и Ксю, в курсе будет только один человек. Я останусь тут, останется и Грей, чтобы не вызывать подозрений. Остальные наши будут внизу. Тех Верхних, которые будут там, мы повяжем.
— Понятно. Хорошо, я всё сделаю.
Михаил удовлетворённо кивнул и встал. Он подошёл к стене, глядя на картину. Она смотрела и не понимала, что же он там находил? Какая-то абстрактная мазня. Он же мог смотреть часами. Еще два года назад куча картин была на стенах, потом Верхние растащили их по комнатам. Уцелели только несколько картин в карантинных блоках, да и то, потому что Грей пустил слух, что они могут быть опасными.
Директор опять замер, и Лу поняла, что он не был в задумчивости. Ему не нравилось это решение, сильно не нравилось и он до сих пор колебался. «Врал, опять он врал, — подумала она. — Как тогда, у ворот госпиталя».
— Помнишь, год назад чиновники пришли к воротам? — сказал он с тоской в голосе.
Лу кивнула. Она невольно поежилась от тона старика.
— Тогда у Леши, царство ему небесное, не хватило духу сделать, что следовало.
Лу помнила тот день. Взвыли сирены, они выскочили из комнат. Громкоговорители орали: «Нарушение герметичности ворот четыре, нарушение герметичности…». Алексей, заместитель Михаила Петровича, стоял у пульта. Можно было обрушить туннель, это была последняя линия защиты. Алексей так и не сумел заставить себя нажать комнату, и через четыре месяца, когда стало ясно что Институт не сможет выполнить свою миссию, его нашли мертвым. Суицид.
— Нельзя было их пускать…
Лу чувствовала, что ноги не не держат. Она мало разбиралась в биологии, но даже того мизера, что она помнила с института, было достаточно, чтобы понять, Ксения последние дни работала с клещевиной, ядовитым растением. Поэтому она и была всё время в противогазе, да и Лу не пускала в лабораторию без него. Теперь она вспомнила, почему в лабораторном журнале были записи про рицин. Этот яд накапливается медленно, когда Верхние поймут, будет поздно. Она думала о Ксении, та ведь ни разу не выдала, что она делает. И старик Павловский тоже знал…
Чувствуя ужас, Лу вышла из кабинета.