Грааль

Глава 6

Я помню потерянную Атлантиду. Хотя я была всего лишь ребенком на руках матери, я вспоминаю Яблочный остров таким, каким он был тогда, до великой катастрофы. Большой дворец утратил былую славу; из-за долгой изнуряющей болезни Аваллаха все пришло в запустение. Тем не менее, в моих детских воспоминаниях все было неизменно зеленым, залитым золотым солнечным светом; бесконечные сады и таинственные комнаты, куда давно никто не заходил.

Мать использовала сады для своих нужд. Лиле была мудра и благодаря происхождению, и сама по себе; она знала толк в травах, и ее лекарства неизменно оказывались сильными и эффективными. Помнится, мы с ней целые дни проводили в садах, — она работала со своими травами, а я играла у ее ног. Хотя она считала, что я еще мала для понимания сложных вещей, но все же рассказывала мне многое о растениях. «Это «Три сердца», — говорила она. — Полезно для остановки кровотечения и для очистки кишечника».

Так от Лиле я узнала многое об исцеляющей силе растений… и о той силе, что способна прекратить жизнь. Но знала она гораздо больше. Маги Атлантиды обладали знаниями всех эпох и царств, и хотя на то, чтобы усвоить все эти знания, смертному потребовалась бы целая жизнь, я тоже знала кое-что. В густом Броселиандском лесу я нашла то, что искала. Там пустили корни остатки нашей расы — люди Киана, сына Аваллаха и брата Хариты. Там среди высоких деревьев и глубоких теней они построили город. Я нашла его и отыскала то, к чему стремилась.

Книга. Книга из библиотеки Брисеиды. Королева любила книги. Не уверена, что читала именно эту книгу, но книга сохранилась. А вот Аннуби, мудрец и советник королевской семьи, вполне мог ее читать. Когда в Лиле затеплилась тяга к тайным знаниями, то именно Аннуби смог раздуть этот огонек во всепожирающее пламя. Он с удовольствием учил ее; в конце концов, он был одинок. А потом у него уже не было выбора. Он служил мне и жил по моим приказам.

Аннуби был первым мужчиной, которого я подчинила своей воле, и я многое узнала о силе женского пола. Когда я выжала его досуха, я отпустила его. Да, это я ускорила его путь. Он был первым, но не последним. Совсем не последним! Потом их было много. Каждый чего-то хотел — богатства, власти, положения, крови — я хорошо изучила их и выбирала то, что они могли дать. Когда надо, я становилась королевой, женой, любовницей, шлюхой. Мне все равно.

Мирддин прав; ни на что, кроме боев, у нас действительно не оставалось времени. Много его уходило на оружие: надо было составить заказ, надо было чинить, точить, и опять точить. А когда выпадала свободная минута, мы занимались лошадьми, залечивали собственные раны, думая о следующей битве, о следующей войне.

С вандалами мы справились, но осторожность сохраняли, — да что там! — просто не верили, что на Острове Могущественных наконец воцарился мир. Слишком часто раньше приходилось разочаровываться.

И в другом оказался прав Мудрый Эмрис. Прошло несколько дней, и Артур сам начал рассказывать, как ему удалось исцелиться. Это была весьма интригующая история, тем более интересная, что, кроме Аваллаха, других свидетелей чуда не было. Артура можно не считать, он в это время лежал при смерти, ему явно было не до рассказов и наблюдений. И хотя он говорил с большим энтузиазмом и большим благоговением, подробностей его рассказам явно не хватало.

Я понял, что речь шла о некоей Чаше, о небесном посещении, о молитве Аваллаха, вознесенной на незнакомом языке. О святых мужах из аббатства не упоминалось, так что я предположил, что они не имеют отношения к произошедшему. Главным действующим лицом (или предметом?), по-видимому, была Чаша, которую Артур видел (или думал, что видел), в руках Аваллаха.

— То есть ты что-то пил из нее? — спросил Бедивер. Мы сидели за столом, Артур и королева вместе с Мирддином и некоторыми из драконьей стаи — военной элитой Пендрагона — в шатре, служившем нам походным залом. Было уже поздно, но все были радостно возбуждены возвращением короля и не спешили покидать шатер. — Так что это было? Зелье или какой-то отвар? Вроде эликсиров Паулюса?

Артур поджал губы.

— Может, и так, — согласился он. — Я не помню. Аваллах держал Чашу вот так. — Он сложил руки, словно удерживая небольшую чашу. — Нет, подождите, — остановил он сам себя, — это кто-то другой ее держал, Аваллах к ней не прикасался.

— Какой еще другой? — спросил Кай, с трудом сдерживая раздражение. — Там что, стало две чаши?

— Нет, не две чаши, — возразил Артур, — а два человека: Аваллах и еще кто-то.

— Ангел? — осторожно предположила Гвенвифар, и все вокруг стола повернули головы, чтобы посмотреть на нее. — Мы их видели, — смущенно добавила она, и обратилась к к Мирддину: — Скажи им, Мирддин; ты же тоже видел…

Но Мирддин, нахмурившись, покачал головой и ничего не сказал.

— Там были ангелы, — настаивала королева. — Мы же все видели.

Кай принялся за свое.

— Так это что, ангел говорил с тобой, Медведь? Как он выглядит?

— Если ты говоришь, что это был ангел, значит, так и было, — ровным голосом ответил Артур, повернувшись к жене. — Я-то подумал, что она одна из служанок Аваллаха.

Мирддина фыркнул, скрестил руки на груди и отвернулся.

— Ну, ну, — поторопил Бедивер, — и что они делали? Они тебя трогали? Ты сам прикасался к Чаше?

— Нет, — сказал Артур. Он не думает, что к нему прикасались или что он касался Чаши. Он даже не знает, пил ли из нее. Но кто-то точно говорил — это, как он понял, была молитва, судя по тому, как Аваллах распростерся ниц, — но языка такого Артур не знал. А еще был свет, да, как от свечи, но очень большой свечи. Комнату заливало мягкое мерцающее сияние, чудесное такое… И, кажется, звучала музыка. Артуру определенно казалось, что он слышит музыку, но ни пения, ни арфы, ни свирели, ничего такого, что он слышал прежде; но поскольку ни Аваллах, ни этот другой ни на чем не играли, он не может точно сказать, откуда она взялась. Зато он уверен, что ощущал восхитительный аромат; он возник вместе с явлением Чаши. По его словам, это было так, как будто все летние цветы пахли разом, каждый цветок пах по-своему, а вместе они сливались в божественный и неописуемый аромат.

Эти слова короля вызвали новые вопросы у Кая, Бедивера, Кадора и других. Кажется, несмотря на весьма смутные воспоминания Артура, они вознамерились разгадать тайну. Но те, кто там был, говорить не хотели или не могли. Гвенвифар изредка вставляла отдельные замечания, уточняя или исправляя детали, а Лленллеуг и Мирддин вообще молчали. Подозреваю, что они вовсе не желали вдаваться в подробности о Чуде, и довольствовались тем, что тайна остается тайной.

В конце концов, Мирддину надоели эти напрасные разговоры, эти стремления описать Чудо простыми словами. Он встал, подошел к столу и хлопнул по нему ладонью.

— Довольно! — прикрикнул он на собравшихся, и его команде повиновался бы даже глухой. Он тяжело обвел взглядом сидевших на лавках, и с досадой произнес: — Сил нет слушать дальше вашу бессмысленную болтовню! Перед вами святое чудо, а вы, как глупые дети, болтаете понапрасну, даже не хотите вникнуть в то, что случилось!

— Но мы же хотим понять, — попытался возразить Бедивер.

— Молчите! — взревел Мирддин. Его хмурое выражение напрочь отшибло у всех желание спорить и возражать. — Хотите знать, я скажу, — сухо продолжал он, — скажу то, что можно сказать. Постарайтесь понять. Речь идет о Чаше именем Грааль — это та самая Чаша, которой пользовался сам Господь наш Иисус Христос во время своей последней трапезы, когда он сидел и ужинал со своими друзьями-апостолами. В ту же ночь он был предан, а на следующий день подвергнут бичеванию и распятию. Один из многих последователей Христа, богатый купец, известный нам как Иосиф Аримафейский, тот, кто предоставил Христу и ученикам дом, стол, а потом и могилу, так вот он сохранил Чашу, которую благословил Господь, и когда верующих изгнали из Иерусалима, он привез святой сосуд в Британию. Иосиф и его друзья основали первую церковь на западе, именно здесь, на Инис Прайден, они воздвигли первый жертвенник Христу Воскресшему. Той первой церкви больше нет, она ушла из этого мирского царства, ибо люди еще не были готовы услышать и принять Истинное Слово.

Иосиф и те, кто был с ним, умерли в свое время и были похоронены на берегу озера под Тором, где теперь живут Аваллах и Харита, и где монахи воздвигли свое аббатство, но сам Грааль все еще здесь. Хранитель его — Аваллах. Грааль — самая святая вещь на земле. Его чудеса неописуемы. Я знаю, о чем говорю, он исцелил меня, когда я умирал, а теперь исцелил Артура. — Мирддин предостерегающе поднял руку. — Но я призываю вас перестать задаваться вопросами, как и почему это происходит: вам все равно не понять, почему одни исцеляются, а другие гибнут. Воистину, достаточно знать, что это особое знамение Божьего благоволения; примите это, почитайте это и позвольте этому быть. Вместо того чтобы беспокоить небеса и ангелов пустой болтовней, лучше пасть ниц перед Чудом Господним и покаяться в собственной глупости.

Мирддин резко повернулся и вышел. Компания некоторое время сидела в тишине, пытаясь осмыслить слова Мирддина. Постепенно разговор возобновился, на этот раз куда более осторожный, но собравшиеся все еще пребывали в возбуждении. Через некоторое время Артур, явно тронутый словами Эмриса, завершил споры:

— Мирддин прав; это слишком святая вещь для досужих рассуждений. Лучше помолчать о том, что непостижимо.

— А еще лучше, — высказался Кай, — отдать дань уважения Чаше за исцеление нашего короля.

К некоторому удивлению Кая, все искренне с ним согласились. Артур похвалил предложение Кая, предложив выделить особую группу монахов, дабы возносить молитвы и псалмы в благодарение за явление святыни и за процветание королевства. Это поможет Пендрагону в правлении и установлении Летнего Королевства.

В ту ночь мы отправились спать с радужными ожиданиями. Теперь, после войн с саксами и победы над вандалами, надо было привыкать к миру, которого так долго ждала Британия. Многие из нас мечтали вернуться к мирным занятиям, наслаждаться плодами, добытыми тяжким боевым трудом. Сны нам снились только добрые, и наутро мы приветствовали не просто восход, а восход новой великолепной эры, зарождение Летнего Королевства, о котором часто рассказывал Талиесин, мир, в котором любовь и честь будут править британскими островами.

Артур сожалел, что не может сразу поехать на юг.

— Не торопись, Медведь, — увещевал его уравновешенный Бедивер. — Вот закончится совет, еще пару дней, и мы свободны.

Как и следовало ожидать, Мирддин думал о другом.

— А вам не приходило в голову, — язвительно осведомился он, — что есть веская причина, по которой Грааль оставался сокрытым все эти годы? Я уверен, Аваллах лучше знает, что надо делать. Послушай меня, Артур: не суйся на юг, забудь об этом.

Но Артур его не слушал. Мельком поблагодарил за совет и поступил наоборот. Его план продолжал усложняться и расширяться. Теперь речь шла не просто о благодарственной службе, но о вечном хоре, а также о церкви, в которой такой хор мог бы разместиться.

— Это будет мощное сооружение, — говорил Артур, — куда любой утомленный и угнетенный может прийти и узреть Чашу, освященную самим Спасителем. — Он почему-то решил, что одно только созерцание священного сосуда сотворит чудо с теми, кто отважится на паломничество, чтобы ее увидеть.

Артур считал, что это будет первым из многих чудесных начинаний, с которых начнется его правление. А дальше… дальше будет все новые и новые еще более масштабные предприятия.

Между тем, Бедивер созвал от имени короля лордов и мелких королей со всего региона, и, как бы Артур ни хотел поспешить на юг, в Инис Аваллах, ему приходилось ждать, пока не закончится совет и проблема вандалов не найдет своего окончательного решения. Король разрывался между долгом и своими желаниями, но терпел, строя планы и предаваясь мечтам, которые в подробностях спешил изложить всем, кто оказывался поблизости. О, это было чудесное зрелище, (а я-то думал, что уже больше не увижу такого!) — Артур, пылающий энергией необузданной юности, воспламененный своим видением Святой Британии, прямо сейчас вступающей в эру гармонии и процветания Летнего Королевства.

Мирддин держался в стороне, скептически наблюдая за таким поворотом событий. Мне показалось, что он не спешил одобрять планы Артура, но и не хотел до времени тушить огонь, который сам же и разжег. Полагаю, что он, как и все остальные, просто радовался тому, что Артур здоров и счастлив, и не хотел покушаться даже на малую толику радости короля, хотя не представляю, что могло бы пригасить пыл Пендрагона.

Однажды я прямо спросил его, что он думает о планах Артура. Мудрый Эмрис лишь пожал плечами.

— Какая разница, что думаю я? — довольно угрюмо произнес он. — Лишь бы Верховный Король добился своего.

Мне его ответ показался странным, по крайней мере, необычным. Поведение Мирддина зачастую необъяснимо, но беды в том нет, просто он видит то, чего не видят другие. По-моему, кроме меня никто не обращал внимания на мрачную задумчивость Мирддина. Я начал размышлять над тем, что Мирддин сказал о Граале, сопоставил его слова с рвением Артура, но так и не пришел к твердым выводам.

Тем не менее, оглядевшись, я нашел по крайней мере еще одного человека, настроенного скептически. Поначалу Гвенвифар не уступала Артуру в пылкости планов, но теперь энтузиазма у нее явно поубавилось. Все прочие казались слишком увлеченными золотым сиянием предстоящих дел, я решил поговорить с королевой.

— Ты не понимаешь, — вздохнула она, — дело не в недостатке веры, а в недостатке сил. Он меня утомляет. С восходом солнца у него рождается десяток новых планов, и до заката они успевают породить еще столько же. Он почти не спит и мне не дает. Знаешь, Галахад, это как с вихрем спать. — Когда Гвенвифар поняла, что сказала, краска залила ее тонкое горло. — Только ему не говори.

— Ни в коем случае, миледи, — заверил я ее. — Но ты думаешь, из этого что-нибудь получится?

— Я хочу ему верить, — казалось, она уговаривает сама себя, — но он-то верит, это уж точно. Если Летнее Королевство когда-нибудь воплотится, то лишь рвением Артура. И если нам удастся осуществить хотя бы десятую часть того, что он запланировал, я не сомневаюсь, что наши дела будут жить вечно.

Эти слова прозвучали весьма благородно, только я не мог не заметить в ее голосе нотку не то сомнения, не то неуверенности. А возможно, просто сказывалась усталость, о которой она говорила. Но про себя я отметил, что два его ближайших сподвижника — Мирддин и Гвенвифар — не совсем разделяют его увлеченность.

На следующий день на совет начали прибывать первые лорды региона. Как я сейчас думаю, именно тогда и начались проблемы.