Ронар Аттвуд
Великий с интересом изучал место, в котором, он и сам не до конца понимал, как, оказался. Само помещение он счел весьма и весьма любопытным: нескончаемое, огромных размеров, темное помещение, чей потолок терялся в темной дымке, напоминающей сигаретный смог, густо усеянное ростовыми зеркалами в различных простых и причудливых рамах.
Оказавшись здесь, он не помнил, кто он, не помнил своего имени, не знал своей внешности, совсем ничего, абсолютная и тотальная пустота, до тех пор, пока не подошел к ближайшему зеркалу в старой тусклой черной раме, испещренной витиеватыми рунами. Зеркало отобразило рассеянного мужчину с белоснежными прямыми волосами. Мужчина был одет в черный кафтан, руки венчали плотные кожаные перчатки. Черные глаза зеркального глядели скептично, с растерянным любопытством.
Это я?
И осознание: да, это он. Настоящий он. Таков, каким появился на свет, в роду жестоких драконов – Драголитов, что уже многие столетия занимали драконий трон. Непризнанный бастард императорского рода, но признанный своим отцом, принцем крови и лишь поэтому по насмешке и стечению обстоятельств возмутительно заполучивший, а по мнению деда: укравший родовую фамилию – Гелиан Драголит.
Мужчина поморщился. Не нравилось ему это имя. Он не Гелиан. Давно уже нет.
Следующее зеркало с засохшими, некогда живыми цветами вместо рамы отобразило его рождение на кровавых простынях: бездыханное тело матери и он, перепачканный в её родовой крови. Злобные крики деда-короля, ворвавшегося в поместье любовницы сына. И равнодушный взгляд статного мужчины с короткими белоснежными волосами и россыпью чешуек на лице у постели мертвой и искренне любимой женщины. Сына на руки он так и не взял. Попросту не смог простить ему «убийство» дорогой женщины.
Очередное зеркало в раме цвета крови: король-старик, возжелавший убить греховное дитя. Сухие безразличные слова принца: больше детей иметь он не сможет, и дрогнула рука старика с занесенным мечом над крохотной головкой с белым пушком, ударился о плитку эфес.
Следующие зеркала отображали взросление и становление Гелиана Драголита, его жизнь, надежды, попытки завоевать отцовскую любовь и признание рода…
С губ Аттвуда сорвался смешок. Глупец. Каким же глупцом ему показался Гелиан Драголит, он не вызывал у Великого ничего, кроме жалости. В отличие от Гелиана, он понимал: у тех, для кого ты лишь пыль под ногами, хоть лоб расшиби, а ничего, кроме презрения, не завоюешь никакими благими делами и поступками. Родителям, что не любят, а в груди вместо сердца стылый камень, всегда всего будет мало, всегда ты будешь недостаточно хорош.
Но тот Гелиан не понимал и пытался расшибить о глухую стену отчуждения чешуйчатый лоб.
Великий ходил по зеркальным рядам, впитывал историю постепенно озлобившего дракона, так отчаянно пытавшегося выторговать хоть каплю тепла у самых близких, так отчаянно и слепо пытавшегося занять нишу в собственном роду, стать хоть кем-то, а заслужившего лишь перманентное презрение и ссылку наместником в Цветущий Передел.
Первое время он в самом деле поднимал с колен разоренную после последней войны с оборотнями провинцию, действительно сотворил из портового городка прекраснейшее место, но тем самым не добился ничего, кроме забвения от своего так сильно желанного его сердцу рода.
Бал в честь дня рождения его отца-принца, на котором Гелиан выступал в роли послушного дворового пса, которого не грех и пнуть, а придворные за спиной и в глаза поднимали бастарда на смех, для наместника стал последней каплей.
«Знай своё место, презренная полукровка», ― сказал ему напоследок его собственный дед.
Он наконец осознал – никогда ему не стать вровень с остальными драконами, никогда не получить больше того, что уже имеет. Не заслужить ему родного тепла.
В Передел Гелиан Драголит в тот поворотный день вернулся с почерневшим, покрытым толстой коркой льда сердцем и стойким кровожадным желанием обратить дом Драголитов в прах, убить всех и каждого, включая младенцев, и начать он пожелал с собственного деда и отца, никогда, кроме единственного раза, не вставшего на его защиту.
Вот только планам не суждено было сбыться. Узнав об измене, король ворвался в Цветущий, где нашел свою смерть. Как и его сын, отец предателя Гелиана Драголита. На последнем издыхании король проклял внука страшным проклятием, но по какой-то неизвестной причине оставил лазейку-скорее пророчество, что исправит их собственные кровавые ошибки.
И звучало оно так:
Однажды случится роковое стечение: из мертвого мира явится живая светлая душа, чья любовь станет спасением и согреет обледеневшее черное сердце, оживит, воскресит и заставит вновь биться, коль искренне любить её станешь в ответ, как только чувства не станут загадкой, разбей невинное сердце, обращая то в пыль, и возрождение цветов станет наградой.
Это было последнее зеркало у небольшой границы между рядами зеркал. Как только задумчивый маг ступил на территорию следующих, драконьи исчезли дымком. В других он видел снова себя, но себя как Ронара Аттвуда, видел светлые и темные поступки и полностью себя принимал, как и тот осколок себя, что некогда был Гелианом Драголитом.
На предпоследнем зеркале с живыми розовыми бутонами отобразилась улыбающаяся Селин Калхоун, так плотно запавшая магу в душу, что он не хотел уже без неё. Обрисовав кончиками пальцев лицо магианы, маг предстал перед самым последним зеркалом в белой оправе, покрытой черными чешуйками.
Оно отобразило его самого, чьё всё тело было прочно заковано в змеящиеся цепи-оковы, черные глаза с вертикальным зрачком метали молнии лютой ненависти, рот кривился в гневном презрении.
― Ты должен за нас отомстить! ― двояко кричало отражение. ― Обязан! Убей!!! Убей их всех, перережь глотки и захвати власть! Ты обязан!
Ронар Аттвуд, а это был именно он, что хранил в уголке своей души отпечаток того самого Гелиана Драголита, но больше им не являлся, насмешливо склонил голову к плечу.
― Нет, мой друг. Не обязан. В мести нет более смысла.
Гелиан онемел от наглости мага и заорал, уничтожая драконьим огнем оковы:
― Тогда я убью тебя, захвачу твоё тело и сам отомщу!
― Ну, попробуй.
Зеркало разбилось, исказив образ полукровки, на его месте возник он сам, сверкая ледяной яростью и удерживая магический меч за горящий пламенем эфес.
― Защищайся!
Ронар со смешком щелкнул пальцами. Исчезли зеркала, комната преобразовалась в белоснежное помещение с одним единственным дубовым столом и двумя стульями. Гелиан шокировано раскрыл рот.
― Что?..
― Присаживайся. Хочешь бой? Он будет. Но на моих условиях, друг. Сыграем в шахматы.
Спустя долгое время постоянного проигрыша, Гелиан Драголит дымился от снедающей его черной ярости, с очередным проигрышем он заорал, попытался кинуться на ухмыляющегося мага и вспыхнул огнем, распадаясь в воздухе на дымящиеся клочки белоснежной одежды.
А Ронар Аттвуд спокойно пожал плечами:
― Шахматы – убийственная игра, согласен, ― и принялся неторопливо складывать фигурки в сундучок.
Маг ожидал своего пробуждения, где в реальном мире ждала его драгоценная невеста. В мире, где больше не было никакого проклятия, ведь Ронар Аттвуд, некогда Гелиан Драголит, сам выбрал свой теперешний путь и от разрушительной мести категорично отказывался.
Ему ещё Цветущий Передел с любимой возрождать, правильней сказать: Долину Буранов, в которой его леди станет полноправной хозяйкой и госпожой.