Господин следователь 3

Глава двадцать вторая Негаданная встреча

В детективных фильмах или сериалах частенько показывают (то есть, еще станут показывать), как частный детектив или сыщик присутствует на похоронах босса мафии или невинной жертвы. На мой взгляд, смысла в этом нет. Все подручные главарей преступного мира и так известны, а убийца, если и явится на кладбище, полюбоваться на дело своих рук, все равно не признается в содеянном. Посмотреть, как члены семьи усопшего реагируют на смерть близкого человека? Так каждый по-своему реагирует.

Нет, детективу появляться на похоронах — только время зря тратить. Тем более, что в реальной жизни, расследуется не одно преступление, а несколько.

Подозреваю, что таким способом создатели фильма, при минимальных затратах, просто увеличивают количество экранного времени, а зритель, он же умный, все понимает и знает, что режиссер намекает на бренность бытия. Дескать — все смертны!

Будь моя воля, не пошел бы на похороны господина Сомова. Не настолько мы с ним близкие друзья, виделись всего несколько раз, но мне намекнули (не кто иной, как Лентовский), что некий Иван Александрович Чернавский, помимо должности судебного следователя по важным делам, исполняет и иные социальные роли. Например — член Благотворительного тюремного комитета (название длинное, забываю), который возглавлял покойный. Но самое главное, что он еще и сын вице-губернатора Новгородской губернии господина Чернавского. Из самого Новгорода на похороны Предводителя Череповецкого дворянства никто не прибыл (не то не успели, не то попросту не захотели), но если на панихиде и на кладбище наличествует член семьи губернского начальства, то, вроде бы, и Новгород выказал уважение нашему городу. А то, что вышеназванный член семьи живет и служит в Череповце — это неважно.

М-да… Не знаю, для чего все это нужно, но выпендриваться не стану, тем более, что я и на самом деле сын своего отца.

И панихиду отстоял, и на Покровское кладбище[1] прибыл вместе с траурной процессией. Хорошо, что сегодня не слишком холодно. Фуражка с наушниками, но на кладбище головные уборы положено снимать.

Погребальную речь заранее составлять не стал, решил, что скажу экспромтом. Разумеется, попялился и на вдову господина Сомова — Марию Ильиничну невысокую дамочку лет тридцати пяти — сорока, и на старшего сына — высокомерного поручика, от избытка благородства выпячивающего нижнюю губу. Судя по всему — отношения у мачехи с пасынком ровные, но далеко не дружеские. А у меня была некая версия…

В ожидании, пока дойдет очередь до «представителя» семьи вице-губернатора, изучал надгробные памятники. Лежат здесь не только дворяне, но и купцы, мещане. На одной плите взгляд зацепился.

'Демидовъ Николай Петровичъ, мѣщанинъ, † 13 декабря 1882.

Отъ друзей Романова и Мохова.

Стой могильщикъ! Брось лопату!

Дай сказать прощальный стихъ

Другу нашему и брату,

Чей правдивый голосъ стихъ.

Тотъ, чей трупъ въ могилѣ хладной

Передъ нами здѣсь лежитъ,

Въ жизни нашей тусклой, смрадной,

Яркой звѣздочкой горитъ.

Въ темномъ царствѣ Плутократа (sic)

Былъ отраднымъ онъ лучемъ:

Бѣдняка-меньшого брата

Не обидѣлъ онъ ни въ чемъ.

Былъ весь вѣкъ правдивъ и честенъ

И богатства не стяжалъ,

Не терпѣлъ онъ чванства, лести

И лакейства избѣгалъ.

За общественное дѣло

Храбро недруговъ разилъ

И предъ власть имущимъ смѣло

Правду-матку говорилъ.

Спи-же, другъ нашъ незабвенный,

Помнить будемъ образъ твой.

Миръ твоимъ останкамъ бреннымъ,

Миръ душѣ твоей святой[2]!'

Интересное стихотворение. Так зачитался, что чуть не прослушал, что объявляют мою фамилию. Спасибо, Никоалй Викентьевич подтолкнул.

Соблюдая должное почтение и скорбь на лице, сказал, что нелепая смерть вырвала из наших рядов замечательного человека, тратившего свои силы и душевную энергию на то, чтобы наша жизнь изменилась к лучшему. Подчеркнул, что невосполнимую утрату понес не только Череповец, но и вся Новгородская губерния, потому что Череповецкий тюремный благотворительный комитет, под чутким руководством господина Сомова, был образцом для подражания со стороны всех остальных комитетов не только губернии, но и России в целом. Вдовы и сироты, оставшиеся без пропитания, всегда могли рассчитывать на небольшую, но надежную помощь. Сказал, что покойный был хорошим семьянином, верным другом и достойным представителем русского дворянства. Жизнь Николая Сергеевича Сомова была похожа на ярко горящий факел, которым он освещал путь всем остальным.

Мое выступление было самым коротким, но судя по благожелательным кивкам мужчин, платочкам, что подносили дамы к глазам, сказал хорошо.

К счастью, на поминки мне можно не ходить. Более того — в силу своего служебного положения, идти нельзя. Пусть поминовение усопшего и не подразумевает пьянство (хотя, нередко такое бывает), но судебному следователю нельзя сидеть за одним столом с теми людьми, которых он станет допрашивать. А мне нужно взять показания и с безутешной вдовы, и с со старшего сына.

Зато, под это дело, можно в здание Окружного суда не ходить. Лучше зайти домой, попить чайку. Заодно посмотрю — как там моя хозяйка. Ей уже гораздо лучше, но болезнь пока не отступает.

От Покровского кладбища до Покровской улицы, где я квартирую, рукой подать. Только пройти на Загородную, свернуть на Крестовскую.

— Иван Александрович, здравствуйте, — услышал знакомый голосок.

Ба, Нюшка Сизнева!

— Анна Игнатьевна, мое почтение.

Девчонка нынче одета не по-праздничному — платок темный, на ногах валенки. В руках какой-то узелок.

— Опять вы надо мной смеетесь? — набычилась девчонка.

— И в мыслях не было, — честно ответил я. На самом деле и не смеюсь, просто, подшучиваю. — Корову купила?

— Какая уж там корова, — вздохнула девчонка. — У тети Гали дом сгорел — сажа в трубе занялась, огонь на крышу перекинулся. В чем была, в том и выскочила. Ладно, что Петьку вытащила. Петька, балда конечно, но все равно, жалко. Можно сказать — младший братишка, пусть неродной. Дома, конечно, тоже жалко, но главное, что все живы. А живы — так и деньги будут, и дом тоже.

Про пожар я знаю — читал в сводке, но не думал, что он имеет какое-то отношение к моим знакомым.

— И где тетя Галя с Петькой обитают?

— У нас, где же еще? Плохо, конечно, что до венчания с батькой жить стали, а что делать? К родне идти, так у тех места мало. Батюшка сказал — мол, глаза закрою, после поста повенчаю, потом отмолите.

— А дом не застрахован? — поинтересовался я. Помню, что Череповецкое земство занималось страхованием крестьянских домов.

— Так на взносы тоже деньги нужны, а у тети Гали одни долги были. Муж покойный задолжал, погиб в лесу, а отдуваться ей пришлось.

Точно, помню, у будущей мачехи корову свели за долги.

— А ты не одежду ли родственникам покупаешь? — кивнул я на узелок.

— Так не ходить же голыми? Для тети Гали кое-что из мамкиного подошло, а Петьке и штаны нужны, и рубаха. Валенки батькины пока поносит, а в весне ему сапоги справлю.

Нюшка наверняка пробежалась по лавкам, нашла, где подешевле. Или какой-нибудь «бартер» провернула. А вообще, молодец девчонка. Кстати, а ведь Наталья Никифоровна советовала нанять крестьянскую девчонку, лет четырнадцати. Или не стоит?

Но язык оказался быстрее мысли.

— Скажи-ка, Анна Игнатьевна, у тебя какие планы на будущее?

— Планы? — слегка удивилась Нюшка. Пожав плечами, сказала: — Вначале надо тетю Галю с Петькой обуть и одеть. Но это, почитай, уже сделано. С коровой, опять-таки, нужно думать. Деньги у батьки есть, но с покупкой лучше подождать. Маленький, если и будет, то не завтра, я с соседями договорюсь — молоко найдем, но корову лучше свою иметь. Но тетя Галя хочет — мол, коровы нет, так вроде, и не хозяйка.

Изложив мне программу-минимум, девчонка перешла к программе-максимум.

— Еще собираюсь Петьку грамоте обучить, хочу, чтобы он не в школу грамоты пошел, а в земскую школу. А там, если не совсем дурак, можно его в Александровское училище определить.

— Молодец-то какая! — похвалил я.

— Чего, молодец-то? Рано хвалить, — хмыкнула Нюшка. — Петька лентяй, учиться не хочет, а я ума не приложу — как дураку объяснить, что нынче грамотным надо быть? Даже если в деревне крестьянствовать, без грамоты тебя любой приказчик вокруг пальца обведет. Вон, недавно дед Савелий прибежал — мол, из города приехали, шкуры у него торгуют. Намерили эти выжиги, хотели старику три рубля дать. Ага, три рубля! У них аршин хитрый, трех вершков не хватает. Я своим перемерила — там шкур на семь рублей, не меньше!

— Сторговались?

— Шесть рублей заплатили, но дед доволен, — усмехнулась Нюшка. — Он от великой радости хотел мне полтинник дать, но это лишка. Двадцать копеек взяла.

Ай да девчонка! И деда не позволила обмануть, и комиссию за посредничество взяла божескую. Стоять на улице холодно, но я готов померзнуть ради того, чтобы послушать девчонку. Интересная барышня.

— А Петька учиться жаждет? — полюбопытствовал я.

— Лентяй он. Слов добрых не понимает, а подзатыльник дашь, так к мамке ябедничать бежит, а тетя Галя заступается — маленький, мол, рано. А какой же он маленький? Шесть лет уже! Но ничего, — многообещающе хмыкнула Нюшка, — научу я Петьку. Он и писать-читать станет, а еще складывать и делить, и в Александровское училище учиться пойдет. Но там по трое парней на одно место, стараться надо. А если тетя Галя станет ругаться — я ее саму учиться заставлю. Умной ей быть не обязательно, но читать и писать в жизни пригодится.

Мне стало жалко и Петьку, и тетю Галю. А ведь выучит!

— И на кого ты Петьку собираешься выучить?

Деревенская умница призадумалась, потом сказала:

— Конечно, лучше бы на мастера-машиниста. После училища этих сразу на пароходы берут — в учениках годика два походят, потом помощником судового механика лет пять. Но на реке даже ученик четыреста рублей за навигацию получает. Еще слышала, что паровозы появились — вроде парохода, только поменьше, вроде кареты с трубой, и не по воде плавают, а по железной дороге бегают, туда тоже машинисты нужны. Но можно и просто мастером — хоть токарного дела, хоть и слесарного, жалованье хорошее. У мастеров, что на нашем судостроительном заводе — по восемьсот рублей в год бывает.

— У мастеров жалованье восемьсот рублей в год? — слегка обалдел я. Это что, мастер на заводе Милютиных получает почти столько же, сколько я?

— Понятно, что сразу такое жалованье не дадут, — хмыкнула Нюшка. — И опыт нужен, и навыки. Я как-то справлялась — мастер, если понадобится, может любого токаря заменить. Но самое главное — он должен работу организовать.Конечно, будь я сама парнем, в училище бы на чертежника учиться пошла или на счетовода.

— На счетовода — оно понятно. А почему чертежник?

— Господин Милютин новую пристань собирается строить, значит, на судостроительном заводе новые баржи станут закладывать. Кто чертежи станет чертить? Или со старых новые перечерчивать? Работа всегда будет, и жалованье неплохое. А если в управление землемеров возьмут, так можно, со временем, классный чин выслужить. А коллежский регистратор — это, считай, будущее обеспечено. Думаю — как бы мне на счетовода выучиться? Но девок не берут… Ну, ничего, сама выучусь, лишь бы время найти.

— А ты, оказывается, занятой человек, — уважительно покачал я головой. — А я себе кухарку ищу, думал, ты согласишься? Но у тебя и так дел по горло.

— Кухарку? — заинтересовалась Нюшка. — А я бы и согласилась. Петька пусть до школы грамоты посидит, не помрет. А вы приставать не станете?

Хотел в сердцах сказать — дура ты, но не стал, но просто обошел девчонку и пошел дальше. Впрочем — почему дура? Вполне резонный вопрос. Только, кто же признается? Нет, надо кого постарше. Не старуху, из которой песок сыплется, а пожилую тетку — лет сорока пяти — пятидесяти. Но опять-таки — где взять?

— Иван Александрович, Иван Александрович, — затараторила девчонка, хватая меня за руку. — Не сердитесь, я знаю, что вы не такой. Просто спросить надо было.

Я остановился. Сошел с тропинки, чтобы идущий люд не натыкался. Поинтересовался:

— В смысле, о чем надо было спросить?

— О том, станете приставать или нет, — деловито пояснила девчонка. — Я уже и сама думала — а не пойти ли в прислуги? По дому теперь станет тетя Галя работать, а мне что делать? Летом хоть огород есть, а зимой? Скучно же. Но кто меня в кухарки возьмет? В няньки возьмут, так в няньки самой не хочется. По ночам зыбку качать, а днем хозяйка все остальное заставит делать. Я бы в горничные пошла, если в семью. А к одинокому барину наниматься опасно. Но к вам пойду. Чего бы не пойти? За скотиной ходить не надо, младенца у вас нет.

— Аня, здесь ты права, — заюлил я. — Я глупость сморозил, когда тебя в кухарки позвал. Что люди скажут?

Я уже сам пожалел, что позвал девчонку в прислуги. Дело-то не только в том — кто чего скажет или подумает. На хрена мне прислуга, у которой в голове компьютер? Будет у меня кухарка, с компьютером, да еще с замашками кардинала Ришелье. Язык мой — враг мой.

— О вас никто плохого слова не скажет, — твердо заявила девчонка. — А скажут — так и плевать, с большой колокольни. А про приставание сдуру спросила.

Как бы мне отмазаться? Но так, чтобы девчонка сама отказалась.

— Но мне не только стряпуха нужна. Надо еще и полы мыть, воду с дровами носить, в лавку бегать, баню топить. Дрова закупать придется, насчет пиления договариваться. Да, еще придется мой мундир гладить. Так, чтобы на штанах стрелки! И жалованье большое не дам.

— Так это понятно, — отмахнулась девчонка и деловито спросила. — А харч чей?

— В смысле? — не понял я, потом дошло. — Что для меня станешь варить, то и сама будешь есть. Хочешь себе наособицу готовить, если у тебя диета — на здоровье. Да, тебе же у отца разрешение спрашивать нужно. Вот, давай-ка вначале с отцом посоветуйся…

Я уже обрадовался, что Нюшка откажется, но та только махнула свободной рукой.

— Если с такими условиями, так и неплохо… Отец разрешение даст, куда он денется? Но меньше, чем за пять рублей в месяц не соглашусь.

Нет, не откажется. Но пять просит — уже хорошо. Я-то хотел сразу семь предлагать.

— Годится, — обреченно кивнул я.

— А жить где? У вас в доме или приходящей?

— Хочешь приходящей кухаркой быть — отлично. Утром придешь, вечером уйдешь.

Кажется, девчонка собирается задать еще кучу вопросов. Но ей хорошо — у нее уши платком укрыты, и валенки на ногах.

— Знаешь, где я живу? На Покровской…

— Да знаю где вы живете. В доме Натальи Никифоровны, которая раньше квартиру реалистам сдавала, а теперь замуж выходит.

Ну все-то она знает!

— Но она пока дома, — предупредил я. — И приболела малость, простудилась.

— У бабки Дуни — моей двоюродной, травки хорошие есть. Заварю — враз вашу хозяйку на ноги поставим. Я тогда одежду Петьке занесу, потом к вам приду, дом смотреть.

Нюшка кивнула, развернулась и побежала. А я, вместо того, чтобы пойти в тепло, с грустью посмотрел ей вслед и подумал, что я, похоже, свалял дурака! Ну, ничему-то меня жизнь не учит. Чует мое сердце, что Нюшка меня застроит!

[1] На этом кладбище будут похоронены городской голова И. А. Милютин (1907 г.) и его зять — Н. В. Лентовский (в 1909 г.), ставший к тому времени тайным советником и сенатором. В советское время кладбище окажется заброшенным, в 1950-е годы на его месте разобьют парк имени Ленинского Комсомола. В 1990-е годы, на месте предполагаемой могилы Милютина будет установлен бюст.

[2] Стихотворение подлинное, автор мне неизвестен.