Господарь Смоленский

Глава 4

Весна 1240 года выдалась ранней и дождливой. По всей западной границе державы Виктора Крида начались работы, подобных которым не видел средневековый мир. От балтийских берегов до карпатских предгорий тысячи людей принялись за грандиозное строительство.

Но это было строительство особого рода.

Виктор стоял на холме близ городка Ополе, что лежал на самой границе с императорскими землями. Перед ним расстилалась широкая долина, по которой текла небольшая речка. Обычное место, каких тысячи в Европе. Но через несколько часов здесь должно было вырасти нечто невиданное.

— Готовы, господарь, — доложил подошедший Мстислав Храбрый.

Рядом с князем собрались его лучшие воеводы: Витенис, Твердислав Псковский, Ратмир Храбрый. Чуть поодаль стояли местные старейшины — поляки, чехи, немцы из пограничных областей. Все они должны были стать свидетелями чуда.

— Тогда начинаем, — кивнул Виктор.

Он спустился в долину, остановился посреди поля и снял с пояса странный предмет — небольшой жезл из чёрного камня, покрытый древними рунами. Это был один из артефактов, добытых ещё в литовских землях, — Посох Земных Недр.

Виктор воткнул жезл в землю и положил на него обе руки. Затем закрыл глаза и начал тихо произносить заклинание на языке, которого не знал никто из присутствующих.

Сначала ничего не происходило. Потом земля под ногами князя слегка задрожала. Дрожь усилилась, превратилась в настоящее землетрясение. Кони заржали и стали биться, люди с трудом удерживались на ногах.

И тут произошло невероятное.

Земля начала подниматься. Прямо перед глазами изумлённых зрителей из долины вырастала гигантская стена. Не строилась — именно вырастала, словно исполинское растение. Камни сами собой складывались в ряды, глина превращалась в кирпич, песок спекался в твёрдую массу.

— Матерь Божья, — пробормотал один из польских старейшин, крестясь. — Что это?

— Будущее, — ответил стоявший рядом Витенис. — Наше будущее.

Стена росла с невероятной скоростью. За час она достигла высоты в десять саженей и протянулась почти на версту. Толщина её была такова, что по верху могли проехать рядом четыре телеги. А в основании появились ворота, защищённые массивными железными створками.

Но это было только начало.

Виктор поднял посох выше, и из земли начали подниматься башни. Сначала угловые — круглые, мощные, высотой в двадцать саженей. Потом надвратные — с бойницами для лучников и площадками для метательных орудий. Затем промежуточные башни через каждые полверсты.

К вечеру на месте пустой долины выросла настоящая крепость. Стена длиной в три версты, двенадцать башен, внутренние постройки — казармы, склады, конюшни. Всё это появилось за один день, словно по мановению волшебной палочки.

— Господи Иисусе, — шептал немецкий купец Генрих, приехавший сюда по торговым делам. — Как же с этим бороться?

А Виктор уже планировал следующий этап. Эта крепость была только звеном в грандиозной цепи укреплений, которая должна была протянуться по всей границе державы.

— Завтра переезжаем к Вроцлаву, — сказал он воеводам. — Там построим ещё одну крепость. Потом к Кракову, потом к Перемышлю. За месяц вся граница будет закрыта.

— А людей кто размещать будет? — спросил практичный Мстислав. — Крепости-то пустые.

— Люди сами придут, — уверенно ответил князь. — Ремесленники, торговцы, воины. Все, кто хочет жить под надёжной защитой.

Действительно, уже на следующее утро к новой крепости потянулись обозы. Слухи о чудесном строительстве разнеслись по всей округе, и люди спешили своими глазами увидеть невероятное.

Первыми прибыли местные крестьяне с семьями и скарбом. Они просили разрешения поселиться под защитой крепостных стен. За ними потянулись ремесленники — кузнецы, плотники, гончары. Потом купцы, которые сразу поняли выгоды торговли в таком защищённом месте.

— Видишь? — сказал Виктор Агафье, которая наблюдала за суетой переселенцев. — Не зря я эти крепости строю. Они станут центрами новой жизни.

Жена кивнула, но в её глазах читалась тревога:

— А если враги придут с такой силой, что и твои стены не помогут?

— Тогда у меня есть другие планы, — загадочно ответил князь.

Следующая крепость выросла под Вроцлавом. Здесь Виктор применил новую тактику — не просто поднял стену из земли, а создал целый укреплённый город. В центре возвышалась цитадель с высоченной башней, вокруг неё — три кольца стен, между ними — жилые кварталы, мастерские, склады.

— Как назовём? — спросил Витенис, оглядывая творение своего господина.

— Виктороград, — без колебаний ответил Виктор. — Пусть знают, кто здесь хозяин.

Третья крепость поднялась у Кракова, четвёртая — у Перемышля. Каждая была больше предыдущей, каждая включала новые элементы. Здесь появились подземные ходы, там — скрытые водоёмы, в другом месте — башни особой конструкции для установки больших метательных машин.

Но настоящим чудом стала крепость, построенная на месте разрушенного Киева.

Виктор прибыл туда в начале лета со свитой и отрядом строителей. Древняя столица Руси лежала в развалинах — монголы не пощадили ни храмов, ни дворцов, ни простых домов. Только обгоревшие стены да заросшие бурьяном пустыри напоминали о былом величии.

— Здесь будет Новый Киев, — объявил князь, стоя на Днепровских кручах. — Сердце восточных земель державы.

Строительство заняло целую неделю. Виктор не просто поднимал стены — он воссоздавал город. Из земли росли не только укрепления, но и дворцы, храмы, жилые дома. Камень сам собой укладывался в нужном порядке, дерево принимало необходимую форму, металл отливался в замысловатые украшения.

Когда работа была закончена, на месте руин стоял город, превосходящий красотой и величием старый Киев. Белокаменные стены поднимались на тридцать саженей, золотые купола блестели на солнце, а широкие улицы были вымощены гладким камнем.

— Как же ты это делаешь? — спросила изумлённая Агафья.

— Магия земли, — объяснил Виктор. — Я не создаю ничего нового, только придаю форму тому, что уже есть в недрах. Камень, глина, металл — всё это лежит под ногами. Нужно только уметь им распорядиться.

Но самым грандиозным проектом стало строительство Западного Бастиона — огромной крепости на границе с Чехией и Венгрией.

Место для неё Виктор выбрал особенно тщательно. Это была возвышенность посреди широкой равнины, откуда просматривались все дороги, ведущие с запада. Здесь сходились торговые пути из Германии, Чехии, Венгрии — идеальное место для контроля над всей границей.

— Здесь будет не просто крепость, — объявил князь своим воеводам. — Здесь будет город-крепость. Столица пограничья.

Строительство Западного Бастиона заняло целый месяц. Виктор работал ежедневно, по многу часов подряд, черпая силы из глубин земли. Постепенно на равнине вырастало чудо военной архитектуры.

В центре поднималась исполинская цитадель — квадратная башня высотой в сорок саженей, с толщиной стен в пять саженей. Вокруг неё расходились концентрические кольца укреплений: внутренняя стена, средняя стена, внешняя стена. Между ними размещались жилые кварталы, мастерские, склады, даже храмы разных конфессий.

Общая площадь крепости составляла более десяти квадратных вёрст. Здесь могли разместиться десять тысяч воинов со всем снаряжением, а во время осады — укрыться до пятидесяти тысяч беженцев.

— Город размером с крепость или крепость размером с город? — пошутил Витенис, оглядывая творение Виктора.

— И то, и другое, — серьёзно ответил князь. — Отсюда можно контролировать всю западную границу. А если понадобится — собрать армию для похода в Европу.

Особое внимание Виктор уделил подземным сооружениям. Под Западным Бастионом была создана целая сеть тоннелей, соединяющих все башни и стены. В глубоких подвалах располагались склады продовольствия, оружейные мастерские, даже подземные конюшни.

А в самой глубине, под цитаделью, Виктор создал нечто особенное — тайную палату, где хранились самые важные артефакты державы. Посох Земных Недр, Кольцо Перуна, захваченные у врагов магические предметы — всё это покоилось в надёжном укрытии.

— Зачем такие предосторожности? — спросил Мстислав.

— Потому что скоро начнётся настоящая война, — ответил Виктор. — Не набеги отдельных орденов, а нашествие всей Европы. И к этому нужно быть готовым.

Действительно, уже поступали тревожные вести с запада. Император Фридрих II собирал армию. Французский король Людовик IX готовил крестовый поход. Венгерский король Бела IV стягивал войска к границам. Папа римский рассылал буллы, призывая всех христиан к священной войне против «восточного антихриста».

Но Виктор был готов. Его держава теперь была защищена цепью неприступных крепостей. Двадцать больших укреплений и сотни малых острожков протянулись от Балтийского моря до Чёрного. Каждая крепость была связана с соседними подземными ходами и сигнальными башнями.

— Пусть приходят, — сказал он, стоя на высочайшей башне Западного Бастиона и глядя на запад, где собирались грозовые тучи войны. — Пусть приходят все разом. Мои стены выдержат любой натиск.

А в глубине крепости уже селились первые жители. Ремесленники из Кракова, купцы из Данцига, воины из разных концов державы. Все они понимали: здесь, под защитой магических стен, можно жить и работать без страха.

Западный Бастион становился символом новой эпохи — эпохи, когда защита народа была важнее амбиций правителей, когда наука и магия служили миру, а не войне.

Но старая Европа пока этого не понимала. Она готовилась к последней, решающей схватке с силами будущего. Схватке, которая должна была решить судьбу континента на века вперёд.

***

Смоленский тракт в октябре 1240 года утопал в золоте и багрянце. Старые дубы и клёны роняли листья на дорогу, устилая её пёстрым ковром. По этой дороге медленно двигался небольшой отряд всадников — человек тридцать, не больше. Никто из встречных не мог бы подумать, что среди них едет повелитель половины Европы.

Виктор Крид нарочно выбрал скромную свиту для возвращения домой. После месяцев грандиозных строек, военных походов и дипломатических переговоров ему хотелось тишины. Рядом с ним ехала Агафья в простом дорожном платье, за ними — несколько верных бояр, впереди и сзади — дюжина охранников.

— Соскучился? — спросила жена, заметив, как загорелись глаза мужа при виде знакомых мест.

— Очень, — честно признался Виктор. — Краков красив, Данциг богат, Западный Бастион неприступен. Но дом есть дом.

Они поднялись на последний холм, и перед ними открылся Смоленск. Город раскинулся по берегам Днепра, окружённый мощными стенами и башнями. Но в отличие от новых крепостей, выросших из земли по волшебству, здесь чувствовались время, история, человеческие руки.

— Как изменился, — заметила Агафья, оглядывая родной город.

Действительно, за годы правления Виктора Смоленск преобразился. Население выросло втрое, появились новые кварталы, расширились торговые ряды. Но главное — изменился дух города. Исчезли нищие, не стало бродячих собак, улицы были чисты и безопасны.

— Тихо едем, — попросил Виктор охрану. — Без фанфар и церемоний.

Они въехали в город через Никольские ворота. Стража узнала князя и хотела было трубить сбор, но Виктор знаком остановил их. Пусть сегодня он будет просто жителем Смоленска, а не грозным завоевателем.

По улицам неспешно двигались повозки с товарами, торговцы расхваливали свой товар, дети играли у домов. Обычная городская жизнь, которая так дорога была сердцу после месяцев военных лагерей.

— Господарь! — окликнул знакомый голос.

К ним подошёл старый кузнец Микула, в кожаном фартуке и с закопчёнными руками. Виктор помнил его ещё с первых дней своего правления.

— Здравствуй, Микула. Как дела?

— Хорошо, господарь! Заказов много, работы хватает. Говорят, ты там на западе целые города из земли поднимаешь?

— Поднимаю, — улыбнулся Виктор. — Но здешняя работа мне милее. Тут каждый камень руками положен, с душой.

Кузнец гордо выпрямился:

— То-то же! Мы, смоляне, на руках всё делаем. Прочно и красиво.

Они проехали дальше, мимо торговых рядов. Здесь торговали не только местными товарами, но и заморскими — шёлком из Византии, пряностями из Индии, янтарём с балтийского побережья. Смоленск стал перекрёстком торговых путей, связывающих север и юг, восток и запад.

— Помнишь, каким всё было, когда ты пришёл? — спросила Агафья.

Виктор кивнул. Тогда Смоленск был обычным княжеским городом — грязным, бедным, забитым междоусобными распрями. Теперь же он превратился в столицу великой державы.

Они свернули на Княжескую улицу, ведущую к терему. Здесь дома были побогаче — каменные палаты бояр, купеческие хоромы, храмы. Но и тут не было показной роскоши. Всё строилось добротно, на века, без излишеств.

— Хочешь осмотреть новые постройки? — предложила Агафья. — Много чего появилось, пока тебя не было.

— Конечно хочу. Только сначала переоденусь и отдохну.

Княжеский терем встретил их тишиной и покоем. Слуги, узнав о приезде господина, засуетились, но Виктор велел им не беспокоиться.

— Нужны только баня, чистая одежда и простая еда, — сказал он ключнику. — Никаких пиров и приёмов. Сегодня я просто дома.

Час спустя, омывшись в жаркой бане и переодевшись в простую льняную рубаху, Виктор почувствовал себя человеком. Месяцы в доспехах и походной одежде утомили не меньше, чем сражения.

— Идём гулять, — предложил он жене. — Пешком, как простые горожане.

Они вышли из терема без охраны, только вдвоём. Агафья накинула простой плащ, Виктор — шерстяной кафтан. Теперь их можно было принять за зажиточных ремесленников или небогатых купцов.

Первым делом они направились к Успенскому собору. Этот древний храм был душой Смоленска, местом, где короновались князья и где покоились их предки.

— Как красиво, — вздохнула Агафья, глядя на белокаменные стены собора.

Действительно, в лучах заходящего солнца храм казался золотым. Его пять куполов сияли, словно небесные светила, а резьба по камню играла тенями.

— Помню, когда я впервые сюда пришёл, — сказал Виктор. — Думал: неужели эти люди, жившие триста лет назад, умели строить лучше нас?

— А теперь?

— Теперь понимаю: они строили не лучше и не хуже. Они строили по-другому. С другими целями, другими мыслями.

Они обошли собор кругом, любуясь древней работой. Каждый камень был подогнан с ювелирной точностью, каждая деталь продумана до мелочей. Это была архитектура не показной роскоши, а глубокой веры.

От собора они пошли к новым кварталам. Здесь, за время отсутствия Виктора, выросли целые улицы. Дома строились по единому плану — двухэтажные, с каменным первым этажом и деревянным вторым. Крыши покрывали черепицей, окна застекляли настоящим стеклом.

— Откуда стекло? — поинтересовался Виктор.

— Мастер из Венеции приехал, — объяснила Агафья. — Говорит, нигде в мире не видел такого порядка и безопасности. Просился остаться навсегда.

— И правильно сделал.

Они заглянули в одну из мастерских. Здесь работал стеклодув — худощавый итальянец лет сорока. Увидев посетителей, он вежливо поклонился.

— Добро пожаловать, синьоры! Хотите посмотреть на наше искусство?

Мастер показал им, как из расплавленного стекла рождаются изящные кубки, тонкие пластины для окон, разноцветные украшения. Руки его двигались уверенно, словно дирижировали невидимым оркестром.

— Красиво, — признал Виктор. — А учеников набираете?

— Конечно! Уже трое смоленских парней учатся. Способные очень.

Дальше их путь лежал к ремесленным кварталам. Здесь, в отличие от центра города, дома были попроще, но не менее опрятны. У каждого мастера была своя мастерская, свой двор, свой сад.

— Смотри, — показала Агафья на кузницу, — это новая техника. Мехи приводятся в движение водяным колесом.

Действительно, от ближайшего ручья к кузнице тянулся деревянный жёлоб. Вода вращала колесо, колесо приводило в движение мехи, мехи раздували горн. Простое, но эффективное решение.

— Кто придумал? — спросил Виктор.

— Сын того самого Микулы, с которым ты сегодня говорил. Парень смышлёный, в Новгороде учился.

Они остановились у пекарни, откуда доносился аромат свежего хлеба. Пекарь, дородный мужик в белом фартуке, узнал князя и хотел было кланяться, но Виктор жестом остановил его.

— Работай, не отвлекайся. Можно посмотреть?

— Конечно, господарь!

В пекарне было чисто и светло. Большие печи, выложенные кирпичом, ряды деревянных столов для замешивания теста, полки с готовыми караваями. И никакой грязи, никаких мух — всё как в лучших европейских городах.

— Хорошо у тебя, — похвалил Виктор.

— Стараемся, господарь. Порядок ваш помогает. Раньше ведь как было — воры, пьяницы, всякая шваль. А теперь спокойно работать можно.

От ремесленных кварталов они направились к Днепру. Здесь была устроена набережная — широкая, мощённая камнем дорога вдоль берега. По ней прогуливались горожане, дети играли в мяч, старики сидели на скамейках.

— Вот что мне нравится больше всего, — сказал Виктор, глядя на мирную картину. — Не крепости, не армии, а это. Обычная жизнь обычных людей.

Солнце садилось, окрашивая Днепр в золотые и розовые тона. На противоположном берегу виднелись поля и леса, где мирно паслись стада. Никто не боялся набегов, никто не прятался за стенами.

— Помнишь, когда мы поженились, — сказала Агафья, — ты обещал мне мир и покой. Тогда казалось — невозможно. А теперь...

— А теперь мы его построили, — закончил Виктор. — Правда, цена была немалая.

Они постояли в молчании, думая каждый о своём. Позади остались годы войн, интриг, трудных решений. Впереди ждали новые испытания — крестовый поход всей Европы неизбежно должен был начаться.

— Ты жалеешь о чём-нибудь? — спросила жена.

Виктор подумал:

— О том, что приходилось убивать. О том, что не всех удалось спасти. Но... — он обнял её за плечи, — о главном не жалею. Лучше быть завоевателем ради мира, чем миротворцем ради войны.

Они пошли обратно к терему, неспешно, наслаждаясь тишиной. По дороге встречали знакомых — торговцев, ремесленников, просто горожан. Все кланялись с уважением, но без страха. Такого не было ни в одном другом городе Европы.

— Знаешь, — сказал Виктор, когда они поднимались по ступеням терема, — сколько бы крепостей я ни построил, сколько бы армий ни собрал — вот это и есть моя главная победа.

— Что именно?

— То, что дети могут играть на улицах. То, что женщины не боятся выходить из дома. То, что старики доживают свой век в покое. Ради этого стоило воевать.

В покоях терема их ждал простой ужин — щи, каша, пироги с капустой. Никаких заморских деликатесов, никакого золота и серебра. Просто хорошая еда за семейным столом.

— Завтра начнутся доклады, совещания, приёмы послов, — вздохнула Агафья. — Снова ты станешь великим князем, завоевателем, государем.

— Завтра, — согласился Виктор. — А сегодня я просто дома. И этого достаточно.

За окном опускалась ночь на мирный город. Где-то в далёкой Европе точились мечи и собирались армии. Но здесь, в сердце его державы, царили тишина и покой.

Виктор понимал: это лишь передышка. Скоро придётся снова надевать доспехи, садиться на боевого коня, принимать трудные решения. Но сейчас он был просто человеком в своём доме, в своём городе, рядом с любимой женой.

И этой ночи ему хватило, чтобы набраться сил для новых испытаний.

***

Штауфенский замок Кастель-дель-Монте в Апулии встретил зимнее утро метелью и ветром. По высоким сводам гулял холод, факелы трепетали на сквозняке, а за окнами завывала буря, принесённая с Адриатического моря.

Фридрих II Гогенштауфен, император Священной Римской империи, король Сицилии и Иерусалима, стоял у окна своего кабинета и смотрел на разбушевавшуюся стихию. Но мысли его были далеко от погоды. В руках он держал письмо, которое могло изменить судьбу всего христианского мира.

*«Его Священному Величеству Фридриху, милостью Божией императору римскому, от верного слуги Конрада фон Мандерна. Сообщаю с великой скорбью: Ливонский орден уничтожен полностью. Тевтонский орден разгромлен. Польша покорена. Пруссия захвачена. Русский князь Виктор создал державу от Днепра до Балтийского моря и готовится к дальнейшим завоеваниям...»*

Фридрих отложил письмо и тяжело опустился в кресло. В свои сорок шесть лет он видел многое — воевал с папами, крестоносцев водил в Святую землю, усмирял мятежных баронов. Но такого ещё не было.

— Входи, Петрус, — сказал он, не оборачиваясь.

В кабинет вошёл высокий человек в чёрном одеянии. Петрус де Винеа, канцлер империи, был одним из немногих, кому император доверял полностью. Учёный, дипломат, поэт — он служил Фридриху уже двадцать лет.

— Ваше величество изволили звать?

— Читал донесение из Прибалтики?

— Читал, государь. Потрясающие новости.

Фридрих встал и прошёлся по кабинету. Здесь, среди книг и карт, среди произведений искусства, собранных со всего мира, он чувствовал себя не просто императором, а наследником Цезаря и Августа.

— Потрясающие... — повторил он задумчиво. — Знаешь ли ты, Петрус, что меня больше всего поражает в этой истории?

— Что именно, государь?

— Скорость. За три года этот русский выскочка захватил половину Европы. Тевтонцы строили свою державу сорок лет — он разрушил её за месяц. Поляки создавали королевство триста лет — он покорил его за лето.

Канцлер кивнул:

— Донесения говорят, что он пользуется магией, государь. Поднимает города из земли, вызывает огонь с неба...

— Магия, — презрительно фыркнул Фридрих. — Я сам кое-что понимаю в науках. Никакая магия не может заменить хорошей организации, умелой дипломатии, правильной стратегии. А этот Виктор всем этим владеет в совершенстве.

Император подошёл к большой карте, висевшей на стене, и указал на восточные области:

— Смотри. Он не просто завоёвывает — он создаёт. Не разрушает старые порядки, а строит новые. Не угнетает покорённые народы, а делает их своими союзниками. Это гораздо опаснее любой магии.

— Что же нам делать, государь?

Фридрих долго молчал, изучая карту. Его империя была огромной — от Северного моря до Сицилии, от Роны до Одера. Но эта держава русского князя росла с каждым месяцем, словно живой организм.

— Помнишь ли ты, Петрус, что говорили древние о варварах?

— Что они сильны в нападении, но слабы в обороне?

— Именно. Но этот Виктор не варвар. Донесения говорят, что он строит крепости невиданной мощи, создаёт регулярную армию, налаживает торговлю. Он думает не как завоеватель, а как государь.

Канцлер заметил тревогу в голосе императора:

— Быть может, стоит попытаться договориться? Предложить союз, раздел сфер влияния...

— С еретиком? С врагом церкви? — Фридрих покачал головой. — Нет, Петрус. Папа уже объявил крестовый поход. Вся Европа ждёт, что я поведу христианское воинство против этого антихриста.

— Но ведь ваше величество не раз спорили с папой...

— Спорили о власти, не о вере, — жёстко оборвал император. — Иннокентий может быть моим политическим противником, но в главном мы единомышленники. Европа должна оставаться христианской.

Он вернулся к столу и взял другое письмо — от французского короля Людовика IX.

— Французы готовы дать тридцать тысяч воинов. Венгры — двадцать. Чехи — пятнадцать. Если прибавить мои легионы и ополчения германских князей, получится армия в сто тысяч мечей.

— Внушительная сила, — признал канцлер.

— Да. Но достаточная ли? — Фридрих снова подошёл к карте. — Посмотри на его позицию. Он контролирует все переправы через Вислу и Одер. Его крепости стоят на всех важных дорогах. У него есть время для подготовки, а у нас — необходимость торопиться.

Петрус нахмурился:

— Почему торопиться, государь?

— Потому что каждый месяц промедления играет против нас. Пока мы собираем армии, он укрепляет границы. Пока мы спорим о командовании, он привлекает новых союзников. Время работает на него, не на нас.

Император сел за стол и придвинул к себе чистый пергамент:

— Пиши указ. Собираем рейхстаг в Майнце. Все князья, все епископы, все города должны прислать представителей. Будем решать вопрос о крестовом походе.

— Какие аргументы использовать, государь?

Фридрих задумался:

— Первое — религиозные. Этот Виктор покровительствует еретикам, язычникам, иудеям. Он враг истинной веры.

— Второе — политические. Он угрожает границам империи. Сегодня Польша, завтра Чехия, послезавтра Бавария.

— Третье — экономические. Он контролирует балтийскую торговлю, перекрывает путь "из варяг в греки". Наши купцы теряют прибыли.

Канцлер быстро записывал:

— А кого назначить главнокомандующим, государь?

— Меня, — просто ответил Фридрих. — Это слишком важно, чтобы доверять другим.

— Но ведь у вас дела в Сицилии, проблемы с папой...

— Сицилия подождёт. А с папой... — император усмехнулся. — Совместный поход против общего врага может даже улучшить наши отношения.

Петрус отложил перо:

— Позволю себе вопрос, государь. А если этот Виктор действительно так силён, как говорят донесения? Если он и правда владеет сверхъестественными способностями?

Фридрих долго смотрел в огонь камина. Языки пламени плясали, отбрасывая причудливые тени на стены кабинета.

— Знаешь, Петрус, я много думал об этом. И пришёл к выводу: неважно, магия это или наука. Неважно, чародей он или просто гений. Важно одно — он угрожает тому миру, который мы знаем.

— В каком смысле, государь?

— В самом прямом. Веками Европа жила по определённым правилам. Император на западе, папа в Риме, короли в своих землях, народы на своих местах. А этот русский всё переворачивает. У него поляк может стать воеводой, а немец — простым воином. У него католик и православный равны перед законом. Это... это новый мир, Петрус.

Канцлер пытался понять мысль императора:

— И этот новый мир плох?

— Для нас — да, — честно ответил Фридрих. — Для нас, императоров и королей, он смертелен. Потому что в нём власть принадлежит не тому, кто родился на троне, а тому, кто способен править. И это самая страшная угроза из всех возможных.

В кабинете повисла тишина. За окном продолжала выть метель, но здесь, у камина, было тепло и тихо.

— Всё-таки, — сказал наконец Петрус, — может быть, стоит попробовать переговоры? Вдруг он согласится на компромисс?

Фридрих покачал головой:

— Нет, мой друг. С такими людьми не договариваются. Их либо побеждают, либо... — он не закончил фразу.

— Либо что, государь?

— Либо они побеждают тебя. И тогда твой мир исчезает навсегда.

Император встал и подошёл к окну. Метель утихала, сквозь тучи пробивались первые лучи солнца.

— Начинай подготовку, Петрус. Рассылай гонцов, собирай союзников, считай деньги. Будущей весной мы идём на восток. Либо я сломаю эту новую державу, либо она сломает всё, что мы знали и любили.

Канцлер поклонился и направился к двери. На пороге он обернулся:

— Государь, а если мы проиграем?

Фридрих долго смотрел на догорающие угли в камине:

— Тогда, Петрус, наступит другая эпоха. Эпоха, в которой для таких, как мы, не найдётся места.

Когда канцлер удалился, император остался один. Он снова взял донесение о русском князе и перечитал его внимательно. Между строк читалось восхищение разведчика перед противником.

*«...Его держава не похожа ни на что виденное прежде. Здесь нет угнетённых народов, нет голодающих крестьян, нет бунтующих городов. Все работают, все довольны, все готовы сражаться за своего правителя. Это не империя, построенная на страхе, а государство, основанное на справедливости...»*

— Справедливость, — пробормотал Фридрих. — Красивое слово. Но что оно значит для императора?

Он встал и прошёл к зеркалу. Отражение показывало ему немолодого человека с усталыми глазами и седыми висками. Человека, который правил полвека и устал от этого бремени.

— Может быть, Петрус прав, — сказал он своему отражению. — Может быть, стоит попробовать договориться. Два великих правителя, два мудрых человека — неужели не найдут общий язык?

Но тут же покачал головой. Нет, это невозможно. Слишком разные миры они представляют. Мир старый и мир новый не могут сосуществовать. Один из них должен победить.

А за окном наступал новый день, принося новые заботы и новые тревоги. Где-то на востоке русский князь тоже планировал будущее, тоже готовился к войне. И кто знает, чьи планы окажутся лучше?

Фридрих Гогенштауфен, последний великий император Средневековья, делал последнюю ставку в игре за будущее Европы.

***

Лувр в декабре 1240 года дышал роскошью и властью. В королевских покоях пылали огромные камины, на стенах висели фламандские гобелены, а византийские ковры устилали полы. Людовик IX, король Франции, сидел в своём кабинете и внимательно изучал донесения, поступившие с востока.

Молодому королю — ему недавно исполнилось двадцать шесть — не откажешь было в проницательности. За шесть лет правления он сумел укрепить королевскую власть, усмирить мятежных баронов и значительно пополнить казну. Теперь перед ним открывались новые возможности.

— Маттье, — позвал он своего канцлера.

Маттье де Мирепуа, опытный дипломат и финансист, вошёл в кабинет с папкой документов под мышкой. Этот человек знал цену каждого су в королевской казне и каждого рыцаря в королевской армии.

— Ваше величество?

— Прочитал донесения о делах в Польше и Прибалтике?

— Прочитал, государь. Поразительные события.

Людовик встал и подошёл к карте Европы, висевшей на стене. Его пальцы проследили путь от Смоленска до Балтийского моря — путь побед русского князя.

— Поразительные... да. Но что нам с этого? Вот главный вопрос.

Канцлер раскрыл свою папку:

— Если смотреть с точки зрения торговли, государь, то появление этой новой державы может быть даже выгодно нам. Балтийские порты, контроль над северными торговыми путями...

— Продолжай.

— Наши фландрские города уже отправили туда своих представителей. Сукно, вино, ремесленные изделия — всё это пользуется спросом в землях русского князя. А взамен он предлагает меха, янтарь, воск, мёд.

Людовик кивнул, но лицо его оставалось задумчивым:

— С одной стороны — выгода торговая. С другой — вызов императору. А что говорит папа?

— Его святейшество настаивает на крестовом походе. Уже разослал буллы, собирает десятину с церквей...

— И императору это на руку. Фридрих получает моральное оправдание для войны на востоке, отвлекается от дел итальянских, забывает про споры с курией.

Канцлер понимающе улыбнулся:

— Ваше величество видит глубже поверхности.

— Обязан видеть, — сухо ответил король. — Если Фридрих увязнет в войне с этим русским князем, то мне развязываются руки на западе и юге. Можно подумать об Аквитании, можно вернуть Нормандию...

Людовик прошёлся по кабинету, обдумывая возможности. Каждый ход в большой европейской игре должен был приносить Франции выгоду.

— А что известно об этом Викторе лично? Какой он человек?

Маттье перелистал несколько страниц:

— Донесения противоречивы, государь. Одни называют его чародеем и слугой дьявола. Другие — мудрым правителем и справедливым судьёй. Но все сходятся в одном: он не знает поражений.

— Интересно. А возраст?

— Около тридцати пяти лет. Жена — русская княжна из рода Ростиславичей. Детей пока нет, что, кстати, может создать проблемы с наследованием.

Король остановился у окна. Внизу, во дворе Лувра, тренировались рыцари его гвардии. Блеск доспехов, звон мечей, крики командиров — всё это было знакомо и привычно.

— Знаешь, Маттье, что меня больше всего интригует в этой истории?

— Что именно, государь?

— Скорость его побед. За три года создать такую державу... Это требует не только военного таланта, но и административного гения. А таких людей в Европе единицы.

Канцлер осторожно заметил:

— Быть может, стоило бы завязать с ним отношения? Пока другие готовятся к войне...

— Мысль разумная, — согласился Людовик. — Но рискованная. Если папа узнает, что я тайно переписываюсь с "антихристом"...

— А если не узнает? — хитро улыбнулся Маттье.

Король задумался. Действительно, тайная дипломатия была обычным делом в те времена. А выгоды от союза с новой державой могли быть огромными.

— Предположим, я направлю к нему посла. Неофициально, под видом купца. Что могу предложить?

— Торговое соглашение. Военный союз против императора. Признание его титулов в обмен на признание наших прав на спорные территории.

— А что он может предложить взамен?

Маттье развернул подробную карту:

— Смотрите, государь. Его армии сейчас стоят в нескольких переходах от Чехии и Венгрии. Если он нанесёт удар на юг, то отвлечёт значительные силы императора. А мы тем временем сможем действовать на западе.

Людовик кивнул:

— Логично. Но есть одна проблема. Если этот Виктор настолько силён, как говорят, то не станет ли он через несколько лет угрозой и для нас?

— Возможно, государь. Но это проблема будущего. А сейчас он может быть полезен.

Король вернулся к столу и взял перо:

— Хорошо. Готовь письмо к этому русскому князю. Неофициальное, но дружественное. Предлагаем торговое сотрудничество и... обмен информацией о общих врагах.

— Кого посылать?

— Этьена де Боомона. Он умён, осторожен и говорит на нескольких языках. К тому же формально это будет торговая миссия.

Пока канцлер записывал указания, Людовик продолжал размышлять вслух:

— А теперь о крестовом походе. Официально мы его поддерживаем, конечно. Но участвовать будем... символически.

— В каком смысле, государь?

— Дадим тысячу-другую рыцарей под командованием кого-нибудь из младших принцев. Достаточно, чтобы показать благочестие, но не настолько, чтобы ослабить собственные силы.

— Мудрое решение.

— А пока император воюет на востоке, мы укрепим позиции на западе. Английский король Генрих слаб, бароны недовольны. Самое время вернуть Нормандию.

Маттье поднял голову от документов:

— А если крестовый поход окажется успешным? Если Фридрих победит этого русского князя?

Людовик пожал плечами:

— Тогда мы будем среди победителей. Скажем, что наши рыцари внесли свой вклад в священную войну. А если император проиграет... тем лучше для нас.

— Беспроигрышная стратегия.

— Именно. В большой политике нужно быть готовым к любому исходу.

Король подошёл к сундуку, стоявшему в углу кабинета, и достал оттуда шкатулку с золотыми монетами.

— Кстати, о финансах. Сколько стоит содержание тысячи рыцарей в походе?

Канцлер быстро посчитал:

— Около десяти тысяч ливров в месяц, государь. Доспехи, кони, оружие, провиант...

— А доходы от торговли с новой державой могут составить?

— При удачном стечении обстоятельств — до пятидесяти тысяч ливров в год. Они богаты и нуждаются в наших товарах.

— Выходит, торговля выгоднее войны. Как всегда.

Людовик вернулся к карте и ещё раз внимательно изучил восточные земли:

— Знаешь, Маттье, что меня ещё интересует? Как этот Виктор управляет таким разношёрстным народом. Русские, поляки, литовцы, немцы... Как заставить их всех служить одному господину?

— Донесения говорят о какой-то новой системе управления. Равенство перед законом, религиозная терпимость, справедливое налогообложение...

— Опасные идеи, — нахмурился король. — Если они распространятся на запад...

— Именно поэтому папа так настаивает на крестовом походе, государь. Церковь видит в этом угрозу традиционному порядку.

— И правильно видит. Но пока этот порядок работает нам на пользу, не стоит его разрушать.

В кабинет вошёл пажь и доложил о прибытии английского посла. Людовик кивнул:

— Приму через час. А пока закончим с нашими планами.

Он сел за стол и взял чистый пергамент:

— Итак, наша стратегия. Первое — тайные переговоры с русским князем. Торговля, информация, возможный союз против императора.

— Второе — символическое участие в крестовом походе. Показываем благочестие, но силы бережём.

— Третье — пользуемся занятостью императора для решения собственных задач. Нормандия, Аквитания, усиление влияния в Германии.

Маттье записывал каждый пункт:

— А если император запросит большей помощи?

— Сошлёмся на угрозу со стороны Англии. Скажем, что не можем ослаблять оборону западных границ.

— А если папа будет настаивать?

— Папе пожертвуем дополнительную сумму на крестовый поход. Деньги его утешат.

Король откинулся в кресле, довольный проработанным планом:

— Главное правило большой политики, Маттье: никогда не ставь всё на одну карту. У нас будут связи и с императором, и с папой, и с русским князем. Кто бы ни победил — мы останемся в выигрыше.

— Мудрая политика, государь.

— Единственно возможная для короля Франции. Мы слишком сильны, чтобы нас игнорировали, но не настолько сильны, чтобы диктовать всем остальным. Приходится лавировать.

За окном начинало темнеть. Слуги зажигали свечи в канделябрах, а в камине потрескивали дубовые поленья.

— Ещё один вопрос, государь, — сказал канцлер. — А что, если этот русский князь окажется действительно непобедим? Что, если он не остановится на достигнутом?

Людовик долго смотрел на языки пламени в камине:

— Тогда, мой друг, нам придётся пересмотреть всю нашу политику. Возможно, Европе понадобится новый лидер. И почему бы им не стать королю Франции?

— В союзе с этим Виктором?

— Или вместо него. Время покажет.

Канцлер понимающе кивнул. В политике нет вечных союзников и вечных врагов — есть только вечные интересы.

— Начинай подготовку, Маттье. И помни: ни слова никому о наших планах. Пока Европа готовится к войне, мы готовимся к миру. К выгодному для нас миру.

Когда канцлер удалился, Людовик остался один со своими мыслями. Молодой король понимал: наступает переломное время. Старый порядок рушится, рождается что-то новое. И задача Франции — не просто выжить в этих переменах, но и извлечь из них максимальную пользу.

А где-то на востоке русский князь строил свою державу, не подозревая, что у него появился ещё один игрок в великой европейской партии. Игрок осторожный, расчётливый и очень, очень амбициозный.

Игра за будущее континента продолжалась.

***

Большой дворец в Константинополе встречал февральский рассвет отблесками золота на мозаичных стенах. Иоанн III Дука Ватац, император ромеев, стоял в своём кабинете и читал донесение, пришедшее с далёкого севера. В руках василевса дрожал пергамент — не от старости, ибо императору было всего сорок два года, а от волнения.

*«Августейшему василевсу ромеев от архиепископа Новгородского Спиридона. Благочестивейший государь, сообщаю с радостью великой: на севере воссияла новая звезда православия. Князь Виктор Смоленский, приняв благословение церкви, создал державу могучую и обширную. От Днепра до Балтийского моря простираются ныне земли, где звучит православная молитва и царит правда Христова...»*

Иоанн отложил письмо и подошёл к окну. Внизу, в Золотом Роге, покачивались мачты торговых судов — генуэзских, венецианских, русских. Константинополь по-прежнему оставался перекрёстком мировой торговли, но былое могущество Византии уходило в прошлое.

— Михаил, — позвал император.

В кабинет вошёл человек средних лет в богатых одеждах. Михаил Палеолог, великий логофет империи, был одним из самых влиятельных придворных и тонким дипломатом.

— Василевс изволил звать?

— Читал донесения с севера?

— Читал, государь. Поразительные события.

Иоанн вернулся к столу и взял ещё одно письмо — от константинопольского патриарха Мануила II:

— А что говорит патриарх?

— Его святейшество радуется усилению православия, но... — Михаил помедлил.

— Но?

— Но опасается, что новая держава может претендовать на роль защитника всех православных. А это традиционно — прерогатива Константинополя.

Иоанн кивнул. Именно этого он и боялся. В течение восьми веков Византия считалась центром православного мира, наследницей Римской империи, хранительницей истинной веры. А теперь на севере появилась сила, которая могла оспорить это первенство.

— Что известно об этом князе Викторе? — спросил император.

Михаил развернул свои записи:

— Человек загадочный, государь. Появился в Смоленске всего несколько лет назад, но сразу показал удивительные способности — и военные, и административные. Говорят, владеет магией.

— Магия... — задумчиво повторил Иоанн. — А что говорят о его происхождении?

— Тут мнения расходятся. Одни считают его потомком древних русских князей, другие — пришельцем из дальних земель. Сам он называет себя православным, но некоторые детали его правления...

— Какие детали?

— Религиозная терпимость, государь. В его землях равно почитаются православные, католики, даже язычники и иудеи. Это не совсем соответствует канонам.

Иоанн нахмурился. Действительно, православный правитель должен был покровительствовать истинной вере, а не потворствовать еретикам.

— С другой стороны, — продолжал Михаил, — его военные успехи поразительны. Он разгромил Ливонский орден, уничтожил тевтонцев, покорил Польшу. Католический мир в ужасе.

— И это хорошо для нас, — заметил император. — Чем слабее католики, тем сильнее православие.

— Совершенно верно, государь. Но есть одна проблема...

— Какая?

Михаил подошёл к карте, висевшей на стене:

— Смотрите. Если этот Виктор продолжит экспансию, то рано или поздно его интересы столкнутся с нашими. Дунайские княжества, Болгария, даже северные области самой империи...

Иоанн внимательно изучил карту. Действительно, между новой северной державой и Византией лежали обширные, но слабо контролируемые территории. Если русский князь решит двинуться на юг...

— Кроме того, — добавил логофет, — он может претендовать на роль освободителя Константинополя от латинян.

Это была самая болезненная тема для любого византийского императора. Уже сорок лет священный город находился в руках крестоносцев, а законные наследники римских кесарей правили из Никеи. Отвоевать Константинополь было главной мечтой и главной целью Иоанна.

— Думаешь, он может попытаться? — спросил император.

— А почему бы и нет? Для православного правителя это была бы священная война. К тому же, латинские императоры слабы, их армия невелика...

Иоанн прошёлся по кабинету, обдумывая ситуацию. С одной стороны, усиление православия на севере было безусловным благом. С другой — появление соперника в борьбе за лидерство в православном мире создавало новые проблемы.

— А что, если мы сами предложим ему союз? — внезапно сказал император.

— В каком смысле, государь?

— Совместные действия против католиков. Он ударяет с севера, мы — с юга. Он отвлекает силы папы и императора, мы отвоёвываем Константинополь.

Михаил задумался:

— Идея интересная. Но что нам предложить взамен?

— Признание его титулов. Торговые привилегии. Поддержку Константинопольского патриарха. А главное — невмешательство в его дела.

— А если он потребует большего? Скажем, признания себя равным василевсу?

Лицо Иоанна потемнело:

— Равным? Василевсу ромеев? Наследнику Константина и Юстиниана? Никогда!

— Но тогда как убедить его в нашей искренности?

Император вернулся к столу и взял третье письмо — от митрополита Киевского Петра, бежавшего в Константинополь после монгольского нашествия:

— Слушай, что пишет митрополит Петр: *«Сей князь Виктор воистину послан Богом для защиты православных. Он восстановил Киев из руин, построил новые храмы, призвал беженцев вернуться в родные места. Народ видит в нём не завоевателя, а освободителя»*.

— Значит, он действительно благочестив?

— Похоже на то. А значит, можно попробовать найти общий язык.

Михаил достал из-за пояса восковые дощечки:

— Какие инструкции дать послу, государь?

Иоанн задумался, формулируя свою позицию:

— Первое — поздравления с победами и пожелания дальнейших успехов в борьбе с врагами православия.

— Второе — предложение о торговом сотрудничестве. Наши купцы получают привилегии в его портах, его — в наших.

— Третье — обмен информацией о планах общих врагов. Папа готовит крестовый поход — пусть знает об этом заранее.

— А о Константинополе что говорить?

Император долго молчал, взвешивая слова:

— Скажи так: Константинополь — древняя столица православия, и освобождение её от латинян — священный долг всех православных правителей. Но действовать нужно согласованно, чтобы не мешать друг другу.

— Понятно. А если он прямо спросит о ваших планах?

— Тогда скажи: василевс готовится к освобождению столицы, но точные сроки зависят от международной обстановки.

Михаил записывал каждое слово:

— А кого послать с таким деликатным поручением?

— Никифора Григора. Он умён, образован, говорит по-славянски. К тому же не слишком известен при дворе — если что-то пойдёт не так, всегда можно отречься от его слов.

Логофет кивнул, но выражение его лица оставалось озабоченным:

— Государь, позволю себе заметить: мы играем с огнём. Этот Виктор может оказаться слишком сильным союзником.

— Что ты имеешь в виду?

— А что, если он действительно освободит Константинополь? И провозгласит себя императором ромеев? Тогда нам останется только Никея и воспоминания о былом величии.

Иоанн встал и подошёл к императорскому трону, стоявшему в углу кабинета. Это была копия древнего трона константинопольских василевсов — настоящий находился во дворце Буколеон, в руках латинских узурпаторов.

— Знаешь, Михаил, о чём я думаю каждый день? О том, что уже сорок лет Константинополь в чужих руках. Сорок лет! Целое поколение выросло, не видя настоящей столицы империи.

— Но ведь мы готовимся к возвращению, государь. Армия усиливается, флот строится...

— Готовимся, да. Но когда это случится? Через пять лет? Через десять? А этот русский князь может взять город уже завтра. И тогда что? Будем спорить с ним в судах?

Михаил понял мысль императора:

— Вы хотите сказать, что лучше православный Константинополь под властью русского князя, чем католический под властью латинян?

— Именно это и хочу сказать. Если мы не можем вернуть город сами, пусть это сделает кто-то другой. Главное — чтобы снова зазвучала православная литургия в Святой Софии.

— Но тогда наши претензии на императорский титул...

— Найдём компромисс, — твёрдо сказал Иоанн. — Два императора, две части империи. Он — на севере, я — на юге. Восток и запад, как при Феодосии.

Логофет записал и эту идею:

— Рискованно, государь. Но может быть, единственно возможно в нынешних обстоятельствах.

— Главное — действовать быстро. Пока католики готовят крестовый поход, у нас есть время для переговоров.

В кабинет вошёл евнух-секретарь и доложил о прибытии венецианского посла. Иоанн поморщился — венецианцы были союзниками латинских императоров Константинополя.

— Приму через час. А пока закончим с нашими планами.

Он сел за стол и взял перо:

— Итак, наша стратегия ясна. Союз с русским князем против общих врагов. Совместные действия по освобождению православных земель. И... готовность к компромиссу по вопросу о Константинополе.

— А если переговоры не удадутся?

— Тогда будем действовать самостоятельно. Но шансов на успех будет меньше.

Михаил собрал свои записи:

— Когда отправлять посольство, государь?

— Немедленно. С первым же кораблём, идущим в Херсон. Оттуда сухим путём до Киева, а из Киева — до Смоленска.

— А что, если по дороге послов перехватят латиняне?

— Поэтому и посылаю Никифора под видом купца. Пусть везёт товары — шёлк, пряности, книги. А дипломатические документы спрячет в тайниках.

Император встал, давая понять, что аудиенция окончена:

— Помни, Михаил: от этих переговоров может зависеть судьба империи. Либо мы найдём сильного союзника, либо... либо получим опасного соперника.

— Да поможет нам Бог, государь.

— Да поможет. И да просветит ум этого русского князя, чтобы он понял: два православных орла сильнее одного.

Когда логофет удалился, Иоанн остался один. Он подошёл к мозаичной иконе Христа Пантократора и долго молился — о мудрости в переговорах, о силе для грядущих испытаний, о возвращении святого города.

А где-то на севере, в далёком Смоленске, другой православный правитель тоже принимал важные решения. И от того, найдут ли общий язык эти две православные державы, зависело будущее всего восточного христианства.

Игра престолов продолжалась, но теперь в ней появились новые, неожиданные фигуры.

***

Март 1241 года принёс в пограничные земли державы Виктора Крида первых вестников большой войны. По дорогам, ведущим с запада, потянулись беженцы — чешские крестьяне, немецкие ремесленники, польские купцы. Все они несли одни и те же вести: собирается великая армия, идёт священная война против "русского антихриста".

В Западном Бастионе, главной крепости пограничья, воевода Мстислав Храбрый принимал последние донесения разведки. На столе перед ним лежала карта с отмеченными позициями противника.

— Что видели лазутчики? — спросил он у старшего разведчика, опытного воина по имени Добрыня.

— Авангард крестоносцев, господин воевода. Тысячи три конных рыцарей под командованием маркграфа Генриха Мейсенского. Идут по старой торговой дороге, прямо к нашим рубежам.

— Спешат?

— Не особенно. Видно, думают, что мы испугаемся и сами отступим. Грабят попутные сёла, хвастаются, что скоро дойдут до Кракова.

Мстислав усмехнулся. За годы службы под началом Виктора он хорошо изучил психологию западных рыцарей. Гордыня была их главной слабостью.

— А что с главными силами?

— Пока собираются. Император должен подойти к Регенсбургу только к Пасхе. Французы задерживаются. Венгры торгуются с папскими легатами.

— Значит, этот Генрих решил прославиться, опередив всех остальных?

— Похоже на то, господин воевода.

Мстислав подошёл к окну башни, откуда открывался вид на западные подступы к крепости. В ясном весеннем воздухе были видны дальние холмы, за которыми лежали земли империи. Где-то там, в двух-трёх переходах, двигалась первая волна крестоносцев.

— Сколько у нас сил? — спросил воевода у своих помощников.

— В самом Бастионе — полторы тысячи, — ответил боярин Ратибор. — В ближайших крепостях — ещё тысячи две. Можем собрать до пяти тысяч за сутки.

— А у противника?

— Три тысячи конных рыцарей, тысяча сержантов, полтысячи арбалетчиков. Хорошо вооружены, но... слишком самоуверенны.

Мстислав кивнул. Соотношение сил было почти равным, но у него было преимущество местности, подготовленных позиций и лучшего знания противника.

— Пошлите гонцов к князю, — приказал он. — Пусть знает: началось. А мы тем временем покажем этим псам-рыцарям, что такое русская оборона.

Маркграф Генрих Мейсенский был человеком лет сорока, с седеющей бородой и шрамом через всё лицо — памятником о войнах в Святой земле. За двадцать лет походов он привык к лёгким победам над язычниками и еретиками. Этот поход тоже казался ему простой прогулкой.

— Эдмунд, — обратился он к своему оруженосцу, молодому английскому рыцарю, — что говорят лазутчики о русских силах?

— Маркграф, они заперлись в своих крепостях и сидят тихо. Видимо, боятся выйти в открытое поле.

Генрих презрительно усмехнулся:

— Варвары есть варвары. Умеют только прятаться за стенами да колдовство наводить. Но против настоящих рыцарей их магия не поможет.

Армия крестоносцев двигалась по дороге широкой колонной. Впереди ехали тяжеловооружённые рыцари в сверкающих доспехах, за ними — легковооружённые сержанты, сзади тянулся обоз. Знамёна с крестами развевались на ветру, а рыцари пели псалмы и военные песни.

— Господин маркграф, — подъехал к Генриху один из младших командиров, — впереди показалась первая русская крепость. Что прикажете?

— Берём сходу! — решительно ответил маркграф. — Покажем этим схизматикам силу истинной веры!

Но первая крепость оказалась не такой лёгкой добычей, как ожидалось. Это был небольшой острожек на холме, окружённый частоколом и рвом. Казалось бы, ничего особенного. Но когда рыцари попытались штурмовать его с ходу, их встретил град стрел и болтов.

— Откуда столько лучников? — удивился Эдмунд, укрываясь за щитом.

— Должно быть, собрали со всей округи, — ответил Генрих, но в его голосе уже слышались сомнения.

Штурм продолжался три часа и закончился ничем. Потеряв полсотни человек, крестоносцы отступили. Маленький острожек по-прежнему держался.

— Обойдём, — решил маркграф. — Не стоит тратить время на каждую крысиную нору.

Но следующая крепость оказалась ещё более стойкой. А за ней — третья, четвёртая... Казалось, вся земля ощетинилась укреплениями. Каждый холм, каждая переправа, каждый перекрёсток были защищены.

— Что это такое? — раздражённо спрашивал Генрих у своих командиров. — Где они взяли столько крепостей?

— Говорят, их князь-чародей поднимает их из земли, — неуверенно ответил один из рыцарей. — Магией какой-то...

— Чушь! — отрезал маркграф. — Никакая магия не может... — Он осёкся, глядя на очередную крепость, появившуюся на пути.

Эта крепость была больше предыдущих. Высокие каменные стены, мощные башни, глубокий ров. И главное — она явно была построена недавно, камни ещё не успели потемнеть от времени.

— Как они так быстро строят? — пробормотал Эдмунд.

— Неважно как, — твёрдо сказал Генрих. — Важно то, что любые стены можно взять. Готовь штурм!

Но штурм этой крепости обернулся катастрофой. Едва крестоносцы приблизились к стенам, как на них обрушился шквал стрел. Русские лучники стреляли с какой-то невероятной скоростью и точностью. А когда рыцари попытались приставить лестницы, сверху полились котлы с кипящей смолой.

— Отступаем! — закричал Генрих, видя, как его люди падают один за другим.

К вечеру он подсчитал потери. Триста человек убитыми и ранеными — и это за один неудачный штурм! А впереди ещё лежал путь к главным русским силам.

— Может быть, стоит дождаться подкреплений? — осторожно предложил Эдмунд.

— Нет! — рявкнул маркграф. — Я не вернусь к императору с пустыми руками! Завтра обойдём эту крепость и пойдём прямо к их главному гнезду!

Но на следующий день их ждал новый сюрприз. Русские не сидели пассивно в своих крепостях. Внезапно со всех сторон появились конные лучники — небольшие отряды по пятьдесят-сто человек. Они налетали на колонну крестоносцев, осыпали её стрелами и тут же исчезали.

— Как комары! — ругался Генрих. — Нападают и убегают!

— Может быть, рассеять по ним тяжёлую конницу? — предложил один из командиров.

— На что? На воздух? Они исчезают быстрее, чем мы можем развернуться!

Тактика русских была простой и эффективной. Они не принимали открытого боя, но постоянно изматывали противника мелкими стычками. К концу дня крестоносцы потеряли ещё сотню человек, а их боевой дух заметно упал.

— Господин маркграф, — подъехал к Генриху гонец, — разведка доносит: впереди большая русская крепость. Западный Бастион называется.

Генрих поднял голову. Наконец-то! Главная цель была близко.

— Далеко?

— Один переход, господин маркграф. Но... — гонец замялся.

— Что ещё?

— Крепость очень большая. И войска там много. Тысячи две, не меньше.

Маркграф задумался. У него оставалось не больше двух тысяч боеспособных воинов. Штурмовать хорошо защищённую крепость такими силами было рискованно.

— А нет ли обходных путей?

— Есть, господин маркграф. Но они контролируются малыми крепостями. А те тоже неслабо держатся.

Генрих понял: он попал в ловушку. Русские создали систему взаимно поддерживающих укреплений. Нельзя было обойти главную крепость, не взяв мелкие. Но на взятие мелких уходили силы, необходимые для штурма главной.

— Что будем делать? — спросил Эдмунд.

Маркграф долго смотрел на дорогу, ведущую к Западному Бастиону. В глубине души он уже понимал: поход провалился. Но признать это означало потерять лицо перед всей крестоносной армией.

— Идём вперёд, — решил он. — Попробуем взять эту крепость. Если получится — путь к их столице открыт. Если нет... что ж, по крайней мере, узнаем силу противника.

Западный Бастион предстал перед крестоносцами во всём своём величии. Огромная крепость с тремя кольцами стен, высоченными башнями и глубокими рвами. На стенах развевались знамёна с двуглавыми орлами, а в амбразурах поблёскивали наконечники стрел.

— Матерь Божия, — пробормотал Эдмунд. — Как они такое построили?

— Неважно как, — буркнул Генрих, но сам был потрясён увиденным.

На стены вышел человек в богатых доспехах — видимо, русский командир. Он что-то крикнул, и его слова донеслись до крестоносцев:

— Немецкие псы! Убирайтесь, пока целы! Здесь вам не рады!

— Отвечать ему? — спросил один из рыцарей.

— Нет, — покачал головой Генрих. — Ответим делом.

Но "дело" оказалось печальным. Штурм Западного Бастиона превратился в побоище. Русские встретили нападавших шквалом стрел, болтов и камней. А когда несколько рыцарей всё-таки добрались до стен, сверху посыпались горшки с "греческим огнём".

— Отступаем! — снова закричал Генрих, видя, как его люди горят заживо.

К вечеру от его армии осталось меньше тысячи человек. Остальные были убиты, ранены или просто разбежались. А русская крепость по-прежнему стояла неприступной твердыней.

— Что теперь? — тихо спросил Эдмунд.

Генрих долго молчал, глядя на костры в русском лагере. Там пировали, праздновали победу. А здесь царили уныние и страх.

— Отступаем, — наконец сказал маркграф. — Но не к императору. К ближайшей дружественной крепости. Пусть считают, что мы разведку ведём.

— А если спросят о результатах разведки?

— Скажем правду. Что русские сильнее, чем мы думали. И что нужна гораздо большая армия для их разгрома.

Остатки крестоносного авангарда потянулись обратно на запад. За ними по пятам следовали русские конные разъезды, добивая отстающих и пленяя раненых.

А в Западном Бастионе Мстислав Храбрый диктовал донесение Виктору:

*"Государь князь, первые враги разбиты. Маркграф Генрих потерял две трети войска и бежит. Наши потери — тридцать человек. Крепости выдержали испытание. Ждём дальнейших указаний."*

Весть о разгроме авангарда быстро разнеслась по Европе. В лагере императора Фридриха воцарилась растерянность. Казалось бы, три тысячи отборных рыцарей должны были легко справиться с любыми варварами. А вместо этого — позорное поражение.

— Как такое возможно? — спрашивал император у вернувшегося Генриха.

— Они... они подготовились, ваше величество, — мямлил маркграф. — Везде крепости, везде засады. И магия у них... огонь какой-то дьявольский...

Фридрих махнул рукой. Магией теперь оправдывали любое поражение.

— Сколько у них войска?

— Не знаю точно, ваше величество. Но много. И все хорошо вооружены.

— А крепости?

— Неприступные. Словно из сказки какой-то.

Император понял: придётся пересматривать все планы. Лёгкой победы не будет. Впереди ждала долгая и кровопролитная война.

А в далёком Смоленске Виктор Крид читал донесение от Мстислава и улыбался. Первый раунд был выигран. Но это было только начало. Главное сражение ещё впереди.

— Ну что, — сказал он Агафье, — теперь они знают, с кем имеют дело. Посмотрим, что ответят.

***

Июльское солнце нещадно палило Моравскую равнину, когда самая большая армия в истории крестовых походов медленно двигалась на восток. Сто двадцать тысяч воинов из всех концов католической Европы — немцы, французы, итальянцы, венгры, чехи, поляки — шли под знамёнами императора Фридриха II и папских легатов освобождать христианский мир от "восточного антихриста".

Впереди ехал сам император в золочёных доспехах, рядом с ним — французский принц Альфонс де Пуатье, венгерский король Бела IV, чешский король Вацлав I. За ними тянулись бесконечные колонны рыцарей, сержантов, арбалетчиков, а следом — огромный обоз с припасами и осадными орудиями.

— Никогда ещё христианское воинство не было столь могучим, — сказал папский легат кардинал Оттавиано, ехавший рядом с императором. — Сам Господь ведёт нас к победе.

Фридрих молча кивнул, но на душе у него было неспокойно. Донесения разведки говорили о том, что русский князь не отступает, а наоборот — собирает силы где-то впереди, в долине между холмами. Это не походило на поведение варвара, которого должна была устрашить такая армада.

— Ваше величество, — подъехал к императору маршал Генрих фон Кальден, — впереди показались русские знамёна. Похоже, они приготовились к бою.

— Сколько их?

— Трудно сказать точно. Тысяч тридцать, не больше. Но позицию заняли сильную — между двух холмов, фланги прикрыты лесом.

Фридрих поднял руку, останавливая армию. Впереди, в километре от них, виднелся строй противника. Русские стояли тёмной массой на пологом склоне, их знамёна с двуглавыми орлами неподвижно свисали в безветренной тишине.

— Странно, — пробормотал император. — Зачем принимать бой в таком невыгодном соотношении сил?

— Может быть, рассчитывают на свою магию? — предположил кардинал Оттавиано.

— Тогда сегодня мы узнаем, сильнее ли дьявольские чары воли Божией.

А в русском лагере Виктор Крид стоял на небольшом возвышении и смотрел на приближающуюся крестоносную армию. Рядом с ним теснились его воеводы: Мстислав Храбрый, Витенис, Твердислав Псковский, Ратмир. Все они понимали — сегодня решается судьба державы.

— Впечатляет, — заметил Витенис, оглядывая море рыцарских знамён. — Такой силы я ещё не видывал.

— И не увидишь больше, — спокойно ответил Виктор. — После сегодняшнего дня.

Мстислав нахмурился:

— Господарь, они нас втрое превосходят числом. Может, стоило принять бой в другом месте?

— Нет, — покачал головой Виктор. — Именно здесь. Именно сегодня. Всё должно свершиться как задумано.

Он достал из-за пояса странный предмет — небольшой флакон из чёрного стекла, наполненный какой-то мутной жидкостью. Воеводы с опаской посмотрели на эту вещицу.

— Что это, господарь? — тихо спросил Ратмир.

— Моровое поветрие, — просто ответил Виктор. — Заготовил специально для сегодняшнего случая.

Витенис побледнел:

— Чума? Но ведь она может поразить и наших...

— Не поразит. Я позабочусь об этом.

Виктор поднял флакон к губам и выпил содержимое одним глотком. Воеводы в ужасе отшатнулись, но князь лишь усмехнулся:

— Не бойтесь. Для меня это безвредно. А вот для врагов...

Он поднял руки к небу и начал тихо произносить заклинание на древнем языке. Слова звучали зловеще, в них слышались отголоски старых проклятий и тёмных ритуалов.

Первым признаком начавшейся магии стал ветер. Лёгкий поначалу, он усиливался с каждой минутой, неся с собой странный, тошнотворный запах. Воздух как будто сгустился, стал тяжёлым и липким.

— Что происходит? — спросил французский принц Альфонс, заметив изменения в атмосфере.

— Не знаю, — ответил император, но рука его инстинктивно потянулась к мечу. — Приготовить войска к бою!

Трубы затрубили по всей крестоносной армии. Рыцари строились в боевые порядки, арбалетчики занимали позиции, пехота готовила копья и щиты. Но странный ветер всё усиливался, а с ним росло и чувство тревоги.

Первые заболели через полчаса. Сначала несколько рыцарей пожаловались на слабость и головную боль. Потом начались судороги, рвота, высокая температура. За час количество больных увеличилось в десятки раз.

— Это чума! — закричал один из походных лекарей. — Моровое поветрие!

Паника началась мгновенно. Воины шарахались друг от друга, пытаясь избежать заражения. Но болезнь распространялась с невероятной скоростью, словно имела собственную волю.

— Надо отступать! — кричал кардинал Оттавиано. — Господь карает нас за грехи!

— Нет! — возразил император. — Это колдовство русского! Не дадим ему нас запугать!

Но страх был сильнее приказов. Целые полки начали отступать, не дожидаясь команды. А болезнь косила людей всё быстрее. К концу дня на поле остались лежать тысячи тел.

Виктор наблюдал за происходящим с холма. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах плясали злые огоньки.

— Пора, — сказал он воеводам.

— Что пора, господарь? — не понял Мстислав.

— Пора показать им настоящий ужас.

Князь снова поднял руки, но на этот раз заклинание звучало по-другому. Не мольба о болезни, а призыв к мёртвым. Слова эти были древними, как сама смерть, и несли в себе силу, которая заставляла содрогаться землю.

И земля откликнулась.

Первым поднялся молодой немецкий рыцарь, умерший от чумы час назад. Его тело дёрнулось, глаза открылись — но теперь в них не было жизни, только холодный огонь нежити. Он встал, пошатываясь, поднял свой меч и огляделся мутным взором.

За ним поднялся второй. Третий. Десятый. Сотый.

По всему полю битвы мёртвые крестоносцы восставали из небытия. Они поднимались медленно, неуклюже, но в их движениях была страшная целеустремлённость. Каждый тянулся к оружию, каждый искал врага.

— Матерь Божия! — простонал кардинал Оттавиано. — Что это? Что это такое?

— Преисподняя, — мрачно ответил император. — Сам сатана воюет против нас.

Армия мёртвых росла с каждой минутой. Тысяча восставших. Две тысячи. Пять тысяч. Все они двигались в одном направлении — к лагерю ещё живых крестоносцев.

Живые рыцари пытались сопротивляться. Они рубили нежить мечами, стреляли из арбалетов, кололи копьями. Но мёртвым было всё равно. Отрубленная рука продолжала сжимать меч, пробитая грудь не кровоточила, отсечённая голова продолжала скалить зубы.

— Они не умирают! — кричал в ужасе французский рыцарь. — Как их убить?

— Никак! — отвечал ему товарищ, отбиваясь от восставшего германца. — Они уже мертвы!

Битва превратилась в кошмар. Живые сражались с мёртвыми, братья по оружию резали бывших товарищей. Но силы были неравны. Нежить не знала усталости, не чувствовала боли, не ведала страха.

Самое страшное началось, когда мёртвые стали убивать живых. Каждый павший крестоносец через несколько минут вставал и присоединялся к армии нежити. Число врагов росло, число защитников таяло.

Император Фридрих до последнего пытался держать строй. Он рубился в первых рядах, его золочёные доспехи были забрызганы чёрной кровью нежити. Но даже его мужество не могло остановить неизбежное.

— Ваше величество! — кричал маршал Генрих. — Надо отступать! Всё кончено!

— Нет! — отвечал Фридрих, снося голову очередному мертвецу. — Не отступлю!

Но когда пала его личная гвардия, когда мёртвые окружили императора со всех сторон, ему пришлось признать поражение. С горсткой уцелевших рыцарей он прорвался из окружения и ускакал на запад.

К закату на поле битвы не осталось ни одного живого крестоносца. Армия нежити бродила среди палаток и обозов, но врагов больше не было. Великий крестовый поход закончился, не начавшись.

Виктор спустился с холма и прошёл по полю битвы. Мёртвые рыцари расступались перед ним, узнавая в нём своего повелителя. Он остановился возле тела кардинала Оттавиано — папский легат не стал восставать, видимо, святость защитила его от некромантии.

— Передайте своему папе, — сказал Виктор мёртвому кардиналу, зная, что тот всё слышит. — Пусть больше не посылает армии на мою землю. В следующий раз я пошлю эту нежить к нему в Рим.

Затем он поднял руку, и армия мёртвых замерла. Ещё одно заклинание — и все восставшие рухнули на землю, окончательно мёртвые.

— Господарь, — тихо сказал подошедший Мстислав, — а нужно ли было... настолько?

Виктор обернулся. На его лице не было ни торжества, ни радости — только усталость.

— Нужно было, Мстислав. Иначе они пришли бы снова. И снова. И снова. А теперь... теперь Европа будет долго помнить этот день.

Действительно, весть о Моравской битве облетела весь христианский мир. О ней говорили шёпотом, передавая из уст в уста страшные подробности. Русский князь стал не просто врагом — он стал воплощением ночных кошмаров.

А в Смоленске Виктор Крид принимал поздравления с победой и думал о будущем. Большая война была выиграна, но впереди ждали новые вызовы. Ведь мир, завоёванный мечом и магией, нужно было ещё и удержать.

Но это уже была другая история.

***

Осень 1241 года окрасила смоленские леса в золотые и багряные тона, когда по дороге к городу двинулся необычный караван. Впереди ехали монгольские всадники в кожаных доспехах, за ними — повозки, груженные подарками, а в центре — богато украшенная кибитка под знаменем с изображением волка.

Весть о приближении Батыя разнеслась по городу мгновенно. Жители выходили на улицы, с любопытством и опаской глядя на степняков. Ещё четыре года назад эти люди были смертельными врагами, а теперь ехали как почётные гости.

Виктор Крид встречал хана у городских ворот. Рядом с ним стояли все высшие сановники державы: Агафья в парадном платье, Мстислав Храбрый в лучших доспехах, боярские воеводы, представители духовенства. Но главное — никто не выглядел испуганным или подавленным. Встречали равного.

Батый вышел из кибитки и медленно направился к русскому князю. Это был мужчина лет сорока пяти, с узким лицом и проницательными глазами. За годы правления он привык, что все склоняются перед ним в глубоких поклонах. Но Виктор лишь слегка наклонил голову — как равный равному.

— Приветствую тебя, Виктор, правитель земель северных, — сказал хан по-монгольски, и его переводчик тут же повторил слова по-русски.

— И я приветствую тебя, Батый, повелитель Золотой Орды, — ответил Виктор на том же языке, заставив монголов удивлённо переглянуться.

Хан усмехнулся:

— Я слышал, что ты знаешь многие языки. Но не ожидал услышать речь степняков из уст северного князя.

— Мудрый правитель изучает своих соседей, — ответил Виктор. — И друзей, и врагов.

— Правильные слова. Но сегодня мы не враги. Сегодня я пришёл воздать должное равному.

Они прошли через городские ворота под звуки труб и бубнов. Батый с интересом оглядывал Смоленск — широкие улицы, каменные дома, довольных горожан. Это разительно отличалось от покорённых им русских городов, где царили страх и разруха.

— Твой город процветает, — заметил хан. — Не похож на те, что видел я на Руси прежде.

— Порядок и справедливость — лучшие основы для процветания, — ответил Виктор. — Когда люди не боятся за свою жизнь и имущество, они готовы работать и созидать.

— Мудро. Но дорого обходится правителю. Легче управлять страхом.

— Страх — хрупкая основа власти. Исчезает угроза — исчезает и повиновение.

Батый кивнул, мысленно соглашаясь. За годы правления он убедился в справедливости этих слов.

В княжеском тереме для хана был устроен пир по всем правилам восточного гостеприимства. На столах красовались жареный кабан, медовуха, заморские вина. Монгольские нойоны сидели рядом с русскими боярами, а переводчики деловито работали, обеспечивая общение.

— Расскажи мне о битве с франками, — попросил Батый, когда первые тосты были произнесены. — Говорят, ты поднял мёртвых против живых.

Виктор отпил из кубка:

— Франки сами себя погубили. Их гордыня была сильнее разума. Пришли воевать с чужими богами на чужой земле.

— Но мёртвые... это правда?

— Правда. Но не магия решила исход битвы, а глупость противника. Они собрали огромную армию, но не подумали о снабжении, о разведке, о местности.

Хан внимательно слушал, анализируя каждое слово. Он сам был великим полководцем и понимал: за внешними эффектами скрывалась трезвая военная наука.

— А что с императором франков? — спросил Батый.

— Фридрих бежал. Но не в страхе, а в расчёте. Умный человек, поймёт урок.

— И больше не придёт?

Виктор пожал плечами:

— Кто знает? Но если придёт — встретит ту же участь.

После пира гости отправились осматривать город. Батый особенно интересовался укреплениями и военными мастерскими. Виктор охотно показывал всё, не скрывая секретов.

— Не боишься, что узнаю твои тайны? — поинтересовался хан.

— А зачем тебе мои тайны? — усмехнулся Виктор. — У тебя своих достаточно.

— Справедливо. Но многие правители скрывают даже от друзей.

— Потому что не уверены в своей силе. Слабый прячется, сильный открыт.

Они поднялись на стены города, откуда открывался вид на Днепр и дальние леса. Батый долго смотрел на просторы, которые ещё недавно считал своими.

— Хорошие земли, — сказал он наконец. — Богатые, плодородные. Понимаю, почему не хотел их отдавать.

— Не в землях дело, — возразил Виктор. — А в людях. Земля может быть плодородной, но если на ней живут рабы — она не даст урожая.

— Ты говоришь загадками.

— Вовсе нет. Посмотри на своих подданных и на моих. Где больше довольства?

Батый честно признал:

— У тебя. Но как добиться такого повиновения без кнута?

— Пряником. Дай человеку надежду на лучшую жизнь — и он горы свернёт.

Вечером, когда гости расположились в отведённых покоях, Батый попросил о частной беседе. Они остались вдвоём в княжеском кабинете, при свете свечей.

— Есть разговор, который нужно вести без свидетелей, — сказал хан.

— Слушаю.

Батый встал и прошёлся по комнате:

— Я приехал не только поздравить с победой. Есть предложение.

— Какое?

— Союз. Не тот формальный мир, что заключили мы четыре года назад. Настоящий союз двух великих держав.

Виктор поднял брови:

— И что даст нам такой союз?

— Тебе — спокойствие на восточных границах. Мне — надёжного союзника против врагов на западе и юге.

— Каких врагов?

Батый сел напротив:

— Хорезм поднимает голову. Халиф багдадский плетёт интриги. Китайцы не оставляют надежд вернуть потерянные земли. А тут ещё твоя победа над франками показала всем: есть сила, равная Орде.

— И ты хочешь эту силу использовать?

— Я хочу с ней сотрудничать. Разница большая.

Виктор задумался. Предложение было заманчивым, но и рискованным. Союз с Ордой мог обезопасить восток, но вызвать новые проблемы на западе.

— А что конкретно предлагаешь?

— Раздел сфер влияния. Ты — север и запад, я — восток и юг. Взаимная поддержка против внешних врагов. Торговое сотрудничество.

— И обмен опытом?

— И обмен опытом, — согласился Батый. — Твои мастера могли бы поучить моих строить такие города. А мои — научить твоих секретам степной войны.

Виктор встал и подошёл к окну. За стеклом виднелся мирный Смоленск, где спали его подданные. Решение, которое он примет сейчас, коснётся каждого из них.

— Есть одно условие, — сказал он наконец.

— Какое?

— Никакого вмешательства во внутренние дела. Ты не учишь меня, как управлять моими землями. Я не учу тебя, как управлять твоими.

— Согласен. Но и ты не проповедуешь среди моих подданных свои порядки.

— Договорились.

Они пожали руки — крепко, по-мужски. В этом рукопожатии рождался новый порядок в Евразии.

— Теперь о титулах, — сказал Батый. — Ты равен мне по силе и власти. Но в Орде нет понятия "князь". Есть понятие "хан".

— И что предлагаешь?

— Я — хан степняков и всадников. Ты — хан чародеев и северян. Равные правители равных народов.

Виктор усмехнулся:

— Хан чародеев? Звучит... необычно.

— Но справедливо. Твоя магия не уступает нашей силе. А может, и превосходит.

— Принимаю. Хан Виктор... да, можно привыкнуть.

Они ещё долго говорили о деталях союза, о торговых путях, о совместных походах. А под утро составили документ, который должен был изменить карту мира.

На следующий день состоялась торжественная церемония. В присутствии бояр и нойонов, духовенства и шаманов, Батый официально провозгласил Виктора ханом северных земель и назвал его своим братом по духу.

— Отныне, — сказал он, — есть два великих хана в мире. Хан Восточный и Хан Северный. Пусть враги дрожат, а друзья радуются!

Войска кричали "Ура!" и "Угурлук!", бубны гремели, трубы пели. А два правителя стояли рядом, символизируя новую эпоху в отношениях между Востоком и Западом.

Через неделю Батый отправился обратно в Сарай, увозя с собой дары и договор о союзе. А Виктор остался в Смоленске, обдумывая новые возможности, которые открывались перед его державой.

Хан чародеев... Да, это звучало правильно. И страшно для врагов, и почётно для друзей. Теперь у него были союзники на востоке, подданные на севере и западе, а впереди лежали новые земли для завоевания.

Мир менялся, и Виктор Крид был одним из главных творцов этих перемен.

***

Весна 1242 года пришла в Смоленск вместе с невиданными переменами. По улицам города ходили странные люди — мастера из дальних стран, учёные мужи, купцы с диковинными товарами. Все они спешили ко двору Виктора Крида, который после победы над крестоносцами решил заняться мирным строительством.

В княжеском тереме с утра до вечера шли совещания. Виктор сидел за большим дубовым столом, вокруг которого расположились самые разные люди — от седых бояр до молодых ремесленников, от православных священников до заезжих алхимиков.

— Слушаю доклад о состоянии земледелия, — сказал князь, обращаясь к Семёну Лазаревичу, который теперь заведовал сельским хозяйством всей державы.

— Господарь, — начал боярин, разворачивая свитки, — урожаи растут третий год подряд. Новые способы пахоты, что привезли немецкие мастера, дают прибавку в четверть. А семена, что прислал византийский кесарь, прижились и дают урожай вдвое больший.

— Хорошо. А что с голодными годами?

— Создаём запасы зерна в каждом городе. По вашему указу, господарь. Если год будет неурожайным — люди не умрут с голоду.

Виктор кивнул. Голод был проклятием средневековья, но разумное планирование могло его предотвратить.

— А что с новыми культурами?

За стол встал человек в заморском платье — Якопо де Фиренце, итальянский купец, который привёз семена из дальних стран.

— Синьор князь, — сказал он на ломаном русском, — картофель хорошо растёт на севере ваших земель. Кукуруза — на юге. А помидоры... — он развёл руками, — пока только в теплицах, но урожай отменный.

— Отлично. Пусть крестьяне изучают новые растения. А вы, Семён, следите, чтобы семена распространялись по всем областям.

Следующим был доклад о ремёслах. Мстислав Храбрый, теперь отвечавший за промышленность, встал и указал на карту:

— Господарь, у нас теперь работают мастерские во всех больших городах. В Смоленске — оружейные и ткацкие. В Новгороде — кожевенные и меховые. В Кракове — стеклодувные и ювелирные.

— А что нового?

— Водяные мельницы строим везде, где есть реки. Мука стала дешевле и лучше. А ещё... — он понизил голос, — тот греческий мастер, что прислал кесарь, научил наших делать порох.

Виктор поднял брови:

— Порох? Интересно. Где опытные работы?

— За городом, в секретной мастерской. Пока изучаем, как применить. Для горного дела хорошо подходит — камень взрывать.

— А для военных нужд?

— Тоже изучаем. Но осторожно — вещь опасная.

Князь задумался. Порох мог изменить характер войны, но его изготовление требовало особой осторожности.

— Продолжайте работы, но под строгим контролем. И никому ни слова — пока это наш секрет.

Дальше шли доклады о торговле. Данциг и Рига превратились в процветающие порты, куда приходили корабли из всех концов Европы. Товары из державы Виктора — меха, воск, мёд, льняные ткани — высоко ценились на западных рынках.

— А что с дорогами? — спросил князь.

— Строим новые и чиним старые, — ответил Твердислав Псковский. — От Смоленска до Данцига — прямая дорога, мощённая камнем. От Кракова до Киева — тоже. Товары ходят быстро и безопасно.

— А разбойники?

— Истребили почти всех. Кто не ушёл в наши дружины — пошёл на плаху. Теперь купец может ехать один с мешком золота — никто не тронет.

Это была одна из главных заслуг новой власти. При прежних порядках дороги кишели разбойниками, каждый переезд был риском. Теперь же железная дисциплина и справедливые законы сделали путешествия безопасными.

Особое внимание Виктор уделял образованию. В каждом городе его державы открывались школы, где учили не только грамоте, но и счёту, основам ремёсел, даже начаткам наук.

— Как дела в школах? — спросил он у Климента Смолятича, теперь возглавлявшего все учебные заведения.

— Хорошо, господарь. Дети учатся охотно. Особенно нравится им изучение языков — многие уже говорят по-немецки и по-латыни.

— А что с высшими науками?

— Создаём училище в Смоленске. Будем учить медицине, праву, инженерному делу. Уже набрали первых студентов.

— Отлично. А учителя?

— Приглашаем из Византии, Италии, даже из Парижа. Платим хорошо, условия создаём достойные.

Виктор понимал: образованный народ — основа сильного государства. Невежественными массами можно управлять только силой, а образованными людьми — убеждением и справедливостью.

Отдельный доклад был посвящён медицине. После эпидемии чумы, которую Виктор обратил против крестоносцев, он понял важность борьбы с болезнями.

— Что с больницами? — спросил он у главного лекаря Иоанна Дамаскина, приглашённого из Константинополя.

— Строим в каждом большом городе, — ответил грек. — По образцу византийских. Есть отделения для разных болезней, хирургическое отделение, даже родильное.

— А лекарства?

— Выращиваем лечебные травы в специальных садах. Изучаем рецепты арабских и индийских врачей. Некоторые болезни, что раньше считались неизлечимыми, теперь лечим успешно.

— Хорошо. А что с подготовкой местных лекарей?

— Учим русских юношей врачебному искусству. Способные есть, через несколько лет будут свои мастера.

Но больше всего времени занимали вопросы управления. Держава Виктора была огромной и разноплеменной — от балтийских эстов до карпатских валахов. Управлять таким множеством народов было непросто.

— Как дела с местными правителями? — спросил князь у Агафьи, которая теперь отвечала за внутреннюю политику.

— В основном спокойно, — ответила жена. — Польские воеводы привыкли к новым порядкам. Литовские князья довольны автономией. Немецкие бюргеры радуются торговым привилегиям.

— А недовольные есть?

— Есть, но мало. В основном — старая знать, что потеряла власть. Но они боятся открыто выступать.

— Правильно боятся. А что с налогами?

— Собираются исправно. Люди видят, на что тратятся деньги — дороги, мосты, школы, больницы. Понимают, что платят не зря.

Это была ещё одна важная перемена. При старых порядках налоги часто шли в карманы чиновников или на роскошь правителей. Теперь же каждая копейка тратилась на общее благо.

К вечеру совещание закончилось, и Виктор остался один в своём кабинете. На столе лежали донесения из всех концов державы — отчёты, просьбы, предложения. Каждый документ требовал внимания, каждая проблема — решения.

Но князь был доволен. За год мирного строительства удалось сделать больше, чем за годы войн. Жизнь людей становилась лучше, безопаснее, интереснее.

В дверь тихо постучались. Вошла Агафья с подносом — ужин для мужа.

— Устал? — спросила она, ставя поднос на стол.

— Не больше обычного, — улыбнулся Виктор. — А результаты радуют. Видишь, что получается, когда люди работают не из-под палки, а по собственному желанию?

— Вижу. Но долго ли это продлится? Враги не спят, новые войны неизбежны.

— Возможно. Но теперь у нас есть что защищать. И есть чем защищать.

Он подошёл к окну, откуда был виден ночной Смоленск. Город жил, дышал, работал. В мастерских горели огни — ремесленники трудились и в ночные часы. На реке покачивались мачты торговых судов. Где-то играли на свирелях, где-то пели песни.

— Знаешь, — сказал Виктор жене, — иногда думаю: может, стоило начать с этого? Не с войн, а с созидания?

— Ты сам говорил: сначала нужно было защитить право на созидание, — напомнила Агафья. — Без силы тебя просто растоптали бы.

— Правда. Но теперь, когда сила есть, можно заняться и мирными делами.

А за окном продолжала жить страна, которую он создал. Страна, где крестьянин не боялся поднять глаза на боярина, где ремесленник мог стать богатым человеком, где купец торговал честно, а судья судил по справедливости.

Это было его главной победой — не военной, а человеческой. Он создал мир, в котором хотелось жить. И это стоило всех трудов, всех жертв, всех бессонных ночей.

Держава Виктора Крида крепла не только мечом, но и плугом, не только магией, но и знанием. И в этом была её настоящая сила.

***

Сентябрь 1242 года принёс в Смоленск неожиданных гостей. По Днепру поднимались большие ладьи под пурпурными парусами с изображением двуглавого орла. Это было посольство, каких не видела Русь со времён Ярослава Мудрого — сам василевс ромеев ехал на переговоры.

Виктор Крид стоял на пристани, окружённый всем цветом своего двора. Рядом с ним теснились Агафья в парадном платье, бояре в золочёных кафтанах, представители духовенства. Вся набережная была украшена знамёнами и коврами — принимали равного.

Первой пришвартовалась головная ладья. С неё сошли византийские стрелки в чешуйчатых доспехах, за ними — придворные в шёлковых одеждах. И наконец — сам Иоанн III Дука Ватац, император ромеев, изгнанник с собственного престола.

Это был мужчина лет сорока пяти, среднего роста, с тёмными умными глазами и аккуратной бородкой. Одет он был просто для василевса — пурпурный плащ, золотая диадема, но без излишней роскоши. Человек, привыкший к изгнанию, ценивший суть больше формы.

— Приветствую тебя, Виктор, хан северных земель, — сказал Иоанн по-гречески, затем повторил по-русски с лёгким акцентом.

— И я приветствую тебя, Иоанн, василевс ромеев, — ответил Виктор на чистом греческом, удивив византийцев.

Император слегка улыбнулся:

— Я слышал, что ты владеешь многими языками. Приятно убедиться в этом лично.

Они прошли через город к княжескому терему. Иоанн с интересом оглядывал Смоленск — широкие мощённые улицы, каменные дома, довольных жителей. Это разительно отличалось от опустошённого Константинополя, который он помнил.

— Красивый город, — заметил василевс. — Чувствуется рука мудрого правителя.

— Город — это люди, — ответил Виктор. — Дай людям мир и справедливость — и они сами создадут красоту.

— Мудрые слова. Жаль, что не все правители это понимают.

В тереме для императора был устроен приём по византийскому протоколу. Золотая посуда, шёлковые ткани, изысканные блюда — всё было подготовлено так, чтобы гость почувствовал себя как дома.

— Признаюсь, — сказал Иоанн за ужином, — я ожидал увидеть варварского военачальника. А встретил культурного государя.

— А я ожидал увидеть бессильного изгнанника, — улыбнулся Виктор. — А встретил императора, который сохранил достоинство в изгнании.

— Лесть не в чести при дворе ромеев.

— Это не лесть, а констатация факта. Удержать власть в благополучии легко. Сохранить её в изгнании — признак истинного императора.

Иоанн оценил тонкость комплимента:

— Ты не только воин и чародей, но и дипломат.

— Когда нужно — дипломат. Когда нужно — воин. Правитель должен уметь всё.

После официальной части они остались наедине в кабинете Виктора. Здесь, при свете свечей, предстояло обсудить то, ради чего василевс проделал такой долгий путь.

— Буду говорить прямо, — начал Иоанн. — Константинополь должен вернуться в православные руки.

— Согласен, — кивнул Виктор. — Но у меня нет претензий на твой престол.

— А у меня нет сил его вернуть. Вот в чём проблема.

Император встал и прошёлся по кабинету:

— Сорок лет город находится под властью латинян. Сорок лет Святая София служит католической мессе. Это позор для всего православия.

— Что предлагаешь?

— Совместную военную операцию. Ты нападаешь с севера, отвлекаешь силы противника. Я высаживаюсь с моря, захватываю город.

Виктор задумался:

— А после захвата? Кто будет править?

— Я, разумеется. Но... — Иоанн помедлил. — Готов признать тебя соимператором. Восточная и Западная империи, как при Феодосии.

— Интересное предложение. Но зачем мне этот титул? У меня и так власть не меньше твоей.

— Престиж. Легитимность. Признание всем православным миром.

Виктор подошёл к карте, висевшей на стене:

— Смотри. Мои земли простираются от Балтики до Карпат. Населения больше, чем во всей твоей империи. Армия сильнее любой в Европе. Зачем мне византийские титулы?

— Потому что без них ты остаёшься региональным правителем. А с ними становишься главой всего православия.

— Заманчиво. Но что я получу конкретно?

Иоанн сел напротив:

— Торговые привилегии во всех византийских портах. Доступ к восточным товарам — шёлку, пряностям, драгоценностям. Поддержку константинопольского патриарха.

— А что отдам взамен?

— Военную помощь в освобождении Константинополя. Признание моего старшинства в православной иерархии. Невмешательство в дела южных областей.

Виктор внимательно изучал карту:

— А если я захвачу Константинополь сам? Без твоей помощи?

Лицо василевса потемнело:

— Тогда у нас будет война. И православие расколется надвое.

— Или объединится под одной властью.

— Под чьей? Твоей?

— А почему бы и нет? — спокойно ответил Виктор. — Я доказал свою способность управлять разными народами. У тебя этого опыта нет.

Иоанн встал, и в его голосе зазвучала имперская гордость:

— Я — наследник Константина Великого и Юстиниана! Моя династия правила, когда твоих предков ещё не было на свете!

— Династия правила, а где результат? — холодно возразил Виктор. — Империя сжалась до размеров княжества, столица в руках врагов, народ стонет от поборов.

— Это временные трудности!

— Уже сорок лет временные.

Повисла напряжённая тишина. Два правителя смотрели друг на друга, и каждый понимал: от исхода этого разговора зависит будущее всего православного мира.

Наконец Виктор сел за стол:

— Хорошо. Предлагаю компромисс.

— Какой?

— Совместная операция по освобождению Константинополя. Но после победы — не два императора, а один. И решать это будет не мы, а жители города.

Иоанн нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— Пусть константинопольцы сами выберут, кому служить. Тебе или мне. Народное волеизъявление.

— Это... это неслыханно! Император правит по божьей милости, а не по воле черни!

— Времена меняются, — пожал плечами Виктор. — Народ должен иметь право выбора.

Василевс долго ходил по кабинету, обдумывая предложение. С одной стороны, это противоречило всем традициям. С другой — альтернатива была ещё хуже.

— А если народ выберет тебя? — спросил он наконец.

— Тогда ты останешься правителем освобождённых территорий в Малой Азии. С титулом деспота и полной автономией.

— А если меня?

— Тогда я остаюсь ханом северных земель. И мы заключаем союз между равными державами.

Иоанн остановился у окна:

— Рискованное предложение.

— Но справедливое. И единственно возможное.

Император долго смотрел на ночной Смоленск. Где-то там, за тысячи вёрст, лежал Константинополь — город его мечты и печали.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Согласен на твои условия. Но с одним дополнением.

— Каким?

— Если народ выберет тебя, я хочу получить в управление Фракию и часть Македонии. Этого достаточно для сохранения династии.

— Договорились.

Они пожали руки, скрепляя соглашение. В этом рукопожатии рождался план, который мог изменить всю восточную Европу.

На следующий день состоялось торжественное подписание договора. В присутствии бояр и византийских вельмож, при звоне колоколов и пении хоров, два правителя поставили подписи под документом, который историки назовут Смоленским соглашением.

— Когда начинаем? — спросил Иоанн после церемонии.

— Весной, — ответил Виктор. — Зима — не время для морских экспедиций. А мне нужно подготовить армию.

— Сколько войска дашь?

— Двадцать тысяч. Лучшие полки, проверенные в боях.

— Достаточно. У латинян в Константинополе не больше пяти тысяч.

— А флот?

— Соберу в Трапезунде. Галеры, транспорты, всё необходимое.

Они ещё неделю обсуждали детали операции, изучали карты, согласовывали планы. И чем больше говорили, тем больше понимали: несмотря на соперничество, они нужны друг другу.

Иоанн привозил легитимность, связи с православными общинами Византии, знание местных условий. Виктор давал силу, ресурсы, военный опыт.

— Знаешь, — сказал василевс в последний вечер, — возможно, это лучший союз в моей жизни.

— Почему?

— Потому что мы равны. Не старший и младший, не сюзерен и вассал. Два императора, два друга.

Виктор поднял кубок:

— За дружбу императоров и освобождение Константинополя!

— За православие и справедливость!

А за окном шумел вечерний Смоленск, не подозревая, что в княжеских покоях вершится история. Готовится операция, которая вернёт православному миру его древнюю столицу.

Два орла готовились лететь на юг, чтобы вырвать святой город из когтей латинских львов.

***

Февральская стужа сковала Смоленск, но в княжеском тереме кипела лихорадочная работа. На большом столе в военном совете лежали карты Босфора, планы Константинополя, донесения лазутчиков. Виктор Крид склонился над документами, изучая каждую деталь предстоящей операции.

— Итак, господа, — сказал он, обращаясь к собравшимся воеводам, — через два месяца мы идём освобождать Царьград. Последний раз проверяем готовность.

Вокруг стола стояли лучшие военачальники державы: Мстислав Храбрый, Витенис, Твердислав Псковский, а также новые лица — молодые полководцы, выдвинувшиеся за годы войн.

— Мстислав, доклад о войсках, — приказал князь.

— Отобраны двадцать тысяч лучших воинов, господарь, — начал старший воевода. — Десять тысяч тяжёлой пехоты, пять тысяч конницы, три тысячи лучников, две тысячи сапёров и штурмовиков.

— Вооружение?

— Лучшее, что есть в державе. Новые мечи из дамасской стали, кольчуги двойного плетения, щиты с железными накладками. А ещё... — он понизил голос, — две сотни воинов вооружены новыми огневыми трубами.

Виктор кивнул. «Огневые трубы» — так называли первые образцы огнестрельного оружия, созданные в секретных мастерских Смоленска. Византийская кампания должна была стать их боевым крещением.

— А обучение?

— Всю зиму проводили учения. Штурм крепостей, бой в городских условиях, взаимодействие с флотом. Войска готовы.

— Хорошо. Витенис, что с конницей?

Литовский воевода встал:

— Три тысячи всадников разделены на лёгкую и тяжёлую конницу. Лёгкая — для разведки и рейдов. Тяжёлая — для прорыва обороны. Кони отборные, из венгерских табунов.

— А корабельная конница?

— Специально подготовлена. Кони привыкли к качке, всадники умеют драться на палубе. Пятьсот отборных эскадронцев.

Виктор был доволен. Морская операция требовала особой подготовки, и его воеводы справились с задачей.

— Твердислав, осадные орудия?

Псковский воевода развернул чертежи:

— Строим новые требушеты по византийским образцам. Дальность стрельбы — до трёхсот саженей. А ещё... — он указал на странную конструкцию, — вот это греческий огонь. Научились делать сами.

— Опасная штука. Обращение изучили?

— Мастера из Константинополя всю зиму обучали наших. Теперь умеем и применять, и тушить.

— Отлично. А что с флотом?

За слово взялся Добрыня Рязанич, молодой воевода, отвечавший за речной флот:

— Готовим сто ладей разного размера, господарь. Тридцать больших — для конницы и осадных орудий. Сорок средних — для пехоты. Тридцать малых — для разведки и связи.

— По Днепру дойдём до Чёрного моря?

— Дойдём. Дно изучили, перекаты знаем. В устье встретимся с византийским флотом.

Виктор подошёл к большой карте, на которой красными флажками были отмечены ключевые точки операции:

— Напоминаю план. Мы идём Днепром до Чёрного моря. Василевс Иоанн подходит морем с юга. Встречаемся у входа в Босфор. Дальше — совместный штурм Константинополя.

— А если византийцы не подойдут? — спросил Мстислав.

— Подойдут. Иоанн заинтересован в этом больше нашего. Но на всякий случай готовимся действовать самостоятельно.

— А что с обороной наших земель? — поинтересовался Витенис.

— Основные силы остаются. В каждой крепости — достаточный гарнизон. Если враги попробуют напасть в наше отсутствие — встретят отпор.

В совет вошёл боярин с донесением. Виктор взял документ и пробежал глазами:

— Лазутчики доносят из Константинополя. Латинский император Бодуэн готовится к осаде. Укрепляет стены, собирает припасы.

— Значит, знает о наших планах? — нахмурился Мстислав.

— Подозревает. Но точных сведений у него нет. А это даже к лучшему — противник, который готовится к осаде, хуже ведёт активную оборону.

Следующей частью совещания был разбор самого штурма. На столе лежал подробный план Константинополя с отмеченными воротами, башнями, слабыми местами.

— Город имеет три линии обороны, — объяснял Виктор. — Внешняя стена со стороны суши, средняя стена и внутренняя цитадель. Самое слабое место — морская сторона.

— Почему? — спросил молодой воевода Станислав Краковский.

— Потому что латиняне — сухопутные воины. Они укрепили сухопутные подступы, но морскую оборону недооценили.

— А что с цепью через Золотой Рог?

— Есть у меня идея, как её преодолеть, — загадочно улыбнулся князь. — Покажу в своё время.

Отдельное внимание уделили снабжению. Армия в двадцать тысяч человек требовала огромного количества продовольствия, фуража, оружия.

— Основные запасы везём с собой, — докладывал интендант Ярослав Суздальский. — Но рассчитываем и на местные ресурсы. Болгары обещали поддержку.

— А деньги?

— Золота хватит на полгода кампании. Если затянется — будем изыскивать на месте.

— Не затянется, — твёрдо сказал Виктор. — Либо возьмём город быстро, либо отступим. Долгая осада нам не выгодна.

Когда военные вопросы были исчерпаны, перешли к политическим. В кампании участвовали не только воины, но и дипломаты.

— Агафья, как дела с союзниками? — спросил князь жену.

— Болгарский царь Иван Асень обещает нейтралитет, — ответила княжна. — Сербский жупан Стефан склоняется к поддержке. Валашские бояре выжидают.

— А венгры?

— Король Бела прямо не отвечает. Но понятно, что против нас выступать не будет — слишком свежи воспоминания о нашей силе.

— Хорошо. А что с церковными делами?

За стол встал архиепископ Спиридон, представлявший духовенство:

— Патриарх Герман благословил поход. Константинопольские священники готовы нас поддержать. Народ ждёт освобождения от латинского ига.

— Отлично. Значит, будем не завоевателями, а освободителями.

К вечеру обсуждение закончилось. Все детали были проработаны, все вопросы — решены. Оставалось дождаться весны и начать поход.

Но Виктор понимал: настоящая подготовка — не только в планах и расчётах. Нужно было подготовить души воинов к великому делу.

— Завтра объявляю общий сбор войска, — сказал он воеводам. — Хочу лично поговорить с каждым полком.

На следующий день на поле под Смоленском собралась вся экспедиционная армия. Двадцать тысяч воинов выстроились по полкам, знамёна развевались на ветру, доспехи блестели под весенним солнцем.

Виктор проехал вдоль строя на белом коне, приветствуя воинов. Затем остановился на возвышении, откуда его было видно всем.

— Воины! — громко начал он. — Через месяц мы идём в поход, равного которому не знала история!

Армия загудела одобрением.

— Мы идём освобождать святой город Константинополь! Сорок лет он стонет под игом латинян! Сорок лет Святая София служит чужой вере!

Крики стали громче.

— Но мы не просто воины — мы освободители! Мы несём православным братьям свободу и справедливость!

— Ура! — закричали полки. — Ура! Ура!

— Путь будет долгим и опасным! Враги сильны и хитры! Но мы сильнее! Мы справедливее! Бог на нашей стороне!

Овации потрясли воздух. Двадцать тысяч глоток кричали, приветствуя своего вождя.

— А теперь — готовьтесь! Проверяйте оружие, берегите здоровье, молитесь о победе! Скоро мы покажем миру, что может русское воинство!

Армия ещё долго кричала, когда князь уехал. В этих криках звучала не только преданность командиру, но и искренняя вера в правоту дела.

Вечером в тереме Виктор сидел с Агафьей, обсуждая последние приготовления.

— Ты волнуешься? — спросила жена.

— Немного. Это самая рискованная операция в моей жизни.

— Почему?

— Потому что воюем далеко от дома, на чужой территории, с непредсказуемыми союзниками.

— А если что-то пойдёт не так?

Виктор пожал плечами:

— Тогда отступим. Армия дороже любого города.

— Даже Константинополя?

— Даже Константинополя. Город можно взять и потом. А хорошую армию создают десятилетиями.

Агафья кивнула, понимая мудрость мужа. Он был не только великим полководцем, но и осторожным правителем.

А за окном по улицам Смоленска маршировали полки, грузились обозы, кузнецы работали всю ночь напролёт. Держава готовилась к самому амбициозному предприятию в своей истории.

Константинополь ждал освободителей. Вопрос был только в том — кто из двух претендентов станет его новым хозяином.

***

Майское утро 1243 года озарило Босфор багровыми всполохами пожаров. Сто кораблей флотилии Виктора Крида стояли в боевом порядке у входа в Золотой Рог, готовясь к решающему штурму. А с юга, огибая Галатскую башню, подходили византийские галеры василевса Иоанна.

Константинополь предстал перед русскими воинами во всём своём величии и упадке одновременно. Мощные стены Феодосия поднимались над водой, увенчанные башнями и зубцами. Но многие участки были в трещинах, некоторые башни стояли полуразрушенными. Латинские императоры не заботились о поддержании укреплений.

Виктор стоял на палубе флагманской ладьи «Северный орёл», изучая город в подзорную трубу. Рядом с ним теснились Мстислав Храбрый, Витенис, Твердислав Псковский и другие воеводы.

— Что видишь, господарь? — спросил Мстислав.

— Слабость, — коротко ответил князь. — Стены крепки, но защитников мало. На башнях редкие часовые, на стенах не видно толп воинов.

— А что с цепью?

Виктор указал на блестящую полосу, перегораживавшую вход в Золотой Рог:

— Видите? Цепь натянута между Галатской башней и стеной города. Толщиной в руку, звенья железные. Но...

— Но что, господарь?

— Но крепления старые. А у меня есть кое-что новенькое.

Он подозвал к себе мастера Климента, отвечавшего за новые изобретения:

— Готов порох?

— Готов, господарь. Двадцать бочонков лучшего состава. Взрыв будет страшный.

— Отлично. Тогда начинаем.

К флагманской ладье подошла небольшая, но быстрая лодка. На ней находились самые опытные сапёры с бочонками пороха. Их задача была проста и смертельно опасна — подплыть к креплениям цепи и взорвать их.

— Успехов, братцы, — пожелал Виктор сапёрам. — От вас зависит успех всего дела.

Лодка скользнула по волнам к Галатской башне. На стенах забегали латинские стрелки, но расстояние было слишком велико для точной стрельбы.

А тем временем с юга подходил византийский флот. Пятьдесят галер под пурпурными знамёнами василевса приближались к морской стороне города. Иоанн выполнял свою часть договора.

— Сигнал к атаке! — приказал Виктор.

Трубы заревели по всему флоту. Русские ладьи двинулись к стенам города, ощетинившись копьями и мечами. На носах кораблей стояли лучники, на палубах — штурмовые отряды с лестницами и крючьями.

Первыми открыли огонь арбалетчики с городских стен. Болты засвистели над водой, но русские корабли были ещё далеко. А вот ответный залп оказался более точным — псковские лучники славились меткостью.

— Огневые трубы — к бою! — скомандовал Мстислав.

Двести воинов с новым оружием заняли позиции на носах ладей. Первый залп прогремел как гром, окутав корабли дымом. На стенах города поднялась паника — такого оружия латиняне ещё не видели.

И тут грянул взрыв у Галатской башни.

Двадцать бочонков пороха сработали одновременно, подняв к небу столб огня и дыма. Древние крепления цепи не выдержали, и она с грохотом рухнула в воду.

— Путь свободен! — закричал Витенис. — В Золотой Рог!

Русские ладьи хлынули в гавань, как волки в овчарню. Здесь, в узких водах, их преимущество в манёвренности стало решающим. Немногочисленные латинские корабли были быстро потоплены или захвачены.

— Высадка! — приказал Виктор.

Первыми на берег прыгнули штурмовики — отборные воины в лёгких доспехах, вооружённые мечами и топорами. За ними хлынула тяжёлая пехота, а следом — конница.

Латинские защитники попытались отбить высадку, но силы были слишком неравны. Император Бодуэн II собрал в городе не больше трёх тысяч воинов, а против него действовали двадцать тысяч русских ветеранов.

— К стенам! — крикнул Мстислав, ведя свой полк на штурм.

Лестницы приставлялись к стенам, крючья цеплялись за зубцы, воины карабкались наверх под градом стрел и камней. Но русская пехота была закалена в боях и знала своё дело.

Первым на стену ворвался молодой боярин Ратмир Смелый. За ним хлынули псковичи, а следом — смоляне. Участок стены был захвачен.

— Держать позицию! — кричал Ратмир. — Не дать врагу отбить!

А с морской стороны уже высаживались византийцы. Иоанн лично вёл свои войска на штурм Влахернского дворца. Василевс сражался как простой воин, стремясь доказать право на престол.

— За православие! — кричали византийские солдаты. — За василевса Иоанна!

Латинский император понял: город не удержать. Основные силы были скованы боями с русскими, а тут ещё византийцы ударили с тыла. Оставалось только одно — попытаться вырваться из ловушки.

— Отступаем к Святой Софии! — приказал Бодуэн. — Там продержимся до прихода помощи!

Но помощи не было. Венецианский флот, на который рассчитывал латинский император, стоял где-то в Адриатике. А здесь, у стен Константинополя, решалась судьба города.

К полудню сопротивление было сломлено. Русские войска контролировали северную часть города, византийцы — южную. Латиняне забаррикадировались в соборе Святой Софии и во дворце.

Виктор и Иоанн встретились на площади перед собором. Оба были в пыли и саже, доспехи их были помяты, но глаза горели торжеством.

— Город наш, — сказал василевс, снимая шлем.

— Почти наш, — поправил Виктор. — Остались дворец и собор.

— Штурмуем?

— Нет. Предложим сдаться. Незачем лить кровь понапрасну.

К собору подъехал герольд под белым флагом. Он громко объявил условия капитуляции: жизнь и свобода всем, кто сложит оружие. Конфискация имущества только у императора и высших сановников.

Условия были мягкими, и латиняне это понимали. Через час ворота собора открылись, и оттуда вышли остатки гарнизона. Последним появился сам Бодуэн II — молодой человек лет двадцати пяти, бледный и растерянный.

— Константинополь сдаётся, — сказал он, протягивая меч Иоанну.

Василевс принял оружие и тут же вернул его:

— Оставьте при себе. Вы храбро сражались.

— Что со мной будет?

— Свободный выезд в любую страну. С небольшой свитой и личными вещами.

Бодуэн не поверил своим ушам. Обычно побеждённых императоров казнили или ослепляли.

— Почему такая милость?

— Потому что мы христиане, — ответил Виктор. — И потому что вы больше не опасны.

К вечеру Константинополь был полностью очищен от латинян. Город ликовал — сорокалетнее иго закончилось. Из домов выходили греческие семьи, которые прятались во время штурма. На улицах зазвучала греческая речь, заработали православные храмы.

Но самый торжественный момент настал, когда открылись двери Святой Софии. Сорок лет великий собор служил католической мессе. Теперь он снова становился центром православия.

Иоанн и Виктор вошли в собор рядом. Под сводами древнего храма звенели их шаги, а солнечные лучи играли в мозаиках, изображавших Христа Пантократора.

— Здесь короновались мои предки, — тихо сказал василевс. — Константин, Юстиниан, Василий Болгаробойца...

— И здесь будут короноваться их потомки, — ответил Виктор.

Они остановились перед алтарём. Завтра здесь должна была состояться церемония, которая решит, кто станет новым императором Константинополя.

— Не передумал? — спросил Иоанн. — Можем разделить город пополам, без всяких выборов.

— Нет, — покачал головой Виктор. — Договор есть договор. Пусть народ решает.

На следующий день на ипподроме собрались все жители Константинополя. Тысячи людей заполнили древнюю арену, где когда-то проходили гонки колесниц и императорские торжества.

Двое претендентов стояли на императорской ложе. Иоанн — в пурпурных одеждах василевса, с короной на голове. Виктор — в простом кафтане, с мечом у пояса.

Патриарх Герман поднялся для объявления итогов:

— Жители Константинополя! Вы выбирали между двумя достойными правителями. Василевсом Иоанном, законным наследником престола, и ханом Виктором, освободителем города!

Толпа замерла в ожидании.

— Итоги подсчитаны! За василевса Иоанна подано... двенадцать тысяч голосов! За хана Виктора... восемь тысяч голосов!

Константинополь взорвался ликованием. Иоанн победил — не с большим преимуществом, но победил.

Виктор подошёл к василевсу и крепко пожал ему руку:

— Поздравляю, император. Город твой.

— Спасибо, — ответил Иоанн, и в его голосе звучала искренняя благодарность. — Без твоей помощи этого бы не случилось.

— Теперь главное — не разочаровать людей.

— Постараюсь.

Коронация состоялась в тот же день в Святой Софии. Патриарх Герман возложил корону на голову Иоанна III, и тот стал полноправным императором Восточной Римской империи.

Виктор присутствовал на церемонии как почётный гость. Ему была предложена корона соимператора, но он вежливо отказался.

— Мне достаточно быть ханом северных земель, — сказал он. — А ты правь здесь, брат.

Через неделю русские войска начали отход. Часть армии осталась в Константинополе — помочь новому императору укрепиться. Но основные силы возвращались домой.

На пристани Золотого Рога Иоанн провожал Виктора.

— Это не прощание, — сказал василевс. — Наш союз только начинается.

— Согласен. Константинополь в православных руках — это хорошо для всех нас.

— А ты не жалеешь, что отказался от короны?

Виктор посмотрел на просторы Босфора, где уже поднимали паруса русские ладьи:

— Нет. У каждого своя судьба. Твоя — здесь. Моя — там, на севере.

Флотилия снялась с якоря и двинулась к выходу из Босфора. На флагманской ладье развевался стяг с двуглавым орлом — символ державы, которая простиралась теперь от Балтийского моря до Чёрного.

А в Константинополе император Иоанн стоял на балконе Большого дворца и смотрел вслед удаляющимся кораблям. Город был его, престол отвоёван, мечта сбылась.

Но он понимал: главная работа только начинается. Нужно было превратить разрушенный Константинополь в процветающую столицу, объединить православный мир, защитить империю от новых врагов.

Однако теперь у него был могущественный союзник на севере. И это внушало уверенность в будущем.

Константинополь снова стал православным. Новая эпоха в истории Восточной Европы началась.

***

Июльское солнце безжалостно палило смоленские берега, когда на горизонте показались паруса возвращающегося флота. Сотни жителей ранним утром высыпали на пристани и набережную — весть о том, что князь возвращается из Константинополя, разнеслась по городу ещё вчера вечером.

Агафья стояла на башне княжеского терема, вглядываясь в даль. Рядом с ней теснились бояре, духовенство, представители ремесленных цехов. Все ждали новостей о походе, исход которого решал судьбу не только Византии, но и всей державы.

— Вон флагманская ладья! — закричал один из дозорных. — Стяг князя!

На мачте «Северного орла» действительно развевался личный штандарт Виктора — двуглавый орёл на алом поле. А это означало, что князь жив, здоров и возвращается с победой.

Первой к пристани причалила разведывательная лодка. С неё сошёл гонец и тут же поскакал к терему. Через несколько минут он уже стоял перед Агафьей, запыхавшийся от быстрой езды.

— Княжна! — воскликнул он, падая на одно колено. — Константинополь взят! Город освобождён! Князь здоров и невредим!

Агафья на мгновение закрыла глаза, благодаря Бога за благополучное окончание похода. Последние месяцы были для неё тяжёлым испытанием — управлять державой в отсутствие мужа, ждать вестей из далёкого похода, готовиться к любому исходу.

— А потери? — спросила она.

— Малые, княжна. Не больше трёхсот человек убитыми и ранеными.

— Хвала Господу. Передай всем воеводам: готовить встречу. И пусть в городе объявят — сегодня праздник!

Колокола Успенского собора начали звонить, возвещая о победе. К их голосам присоединились колокола других церквей, и вскоре весь Смоленск гудел от торжественного звона.

А между тем флот подходил к пристани. Сто ладей выстроились в правильном порядке — сначала военные корабли с войсками, потом транспорты с добычей и пленными, замыкали строй раненые и обозные суда.

Виктор стоял на носу флагманской ладьи в походном кафтане, поверх которого была накинута византийская мантия — подарок императора Иоанна. В руках он держал золочёный свиток с грамотой о союзе между двумя православными державами.

— Домой, — тихо сказал он Мстиславу, стоявшему рядом. — Как хорошо это звучит.

— И правда, господарь. Константинополь — город славный, но Смоленск роднее.

— А вон и Агафья ждёт, — улыбнулся князь, заметив фигуру жены на пристани.

Когда флагманская ладья причалила, первой на борт поднялась Агафья. Она бросилась в объятия мужа, не обращая внимания на толпы зрителей.

— Соскучилась? — шепнул Виктор, обнимая жену.

— Очень. Каждый день молилась о твоём благополучии.

— Молитвы дошли по назначению. Вот, смотри.

Он показал ей грамоту императора Иоанна:

— Союзный договор на веки вечные. Две православных державы — одна семья.

— А кто правит в Константинополе?

— Иоанн. Народ выбрал его, и я не стал спорить. Город в православных руках — этого достаточно.

Агафья кивнула, понимая мудрость решения мужа. Титулы были не так важны, как реальная власть и влияние.

— А теперь к народу, — сказал Виктор. — Люди ждут.

Они вышли на пристань, где собралась огромная толпа. Купцы, ремесленники, крестьяне из окрестных сёл — все хотели своими глазами увидеть триумфатора.

— Люди смоленские! — громко начал Виктор, и толпа мгновенно стихла. — Возвращаюсь к вам с великой победой! Константинополь освобождён! Святая София снова служит православию!

Гул одобрения прокатился по толпе.

— Наши воины показали всему миру, что значит русская доблесть! Наши корабли прошли от Днепра до Босфора! Наше оружие сокрушило врагов православия!

— Ура! — закричала толпа. — Ура князю Виктору!

— А теперь — празднуем! Три дня в городе будет народное гуляние! Бочки с мёдом и пивом — за мой счёт!

Ликование достигло небес. Люди бросали в воздух шапки, женщины махали платками, дети кричали от восторга.

А тем временем с кораблей выгружались сокровища Константинополя. Не награбленные — Виктор строго запретил грабежи. Это были дары благодарного императора Иоанна и доходы от торговых операций.

Золотые монеты, серебряная посуда, драгоценные ткани, редкие книги, произведения искусства — всё это богатство потекло в княжескую казну. Держава становилась не только сильнее, но и богаче.

— Сколько всего? — спросила Агафья у казначея Семёна Лазаревича.

— Не менее ста тысяч гривен золотом, княжна. Плюс товары, плюс книги. Богатство невиданное.

— И что князь планирует с этим делать?

— То же, что всегда. Часть — в казну, часть — на развитие городов, часть — наградить отличившихся воинов.

Действительно, Виктор никогда не копил богатства ради самого богатства. Деньги должны были работать на процветание державы.

К вечеру в княжеском тереме начался торжественный пир. В большой палате собрались все высшие сановники державы, прибывшие воеводы, представители духовенства, послы союзных стран.

Столы ломились от яств. Жареные лебеди и кабаны, осетры и стерляди, медовуха и заграничные вина — всё самое лучшее было выставлено для празднования победы.

— Друзья мои, — встал Виктор с кубком в руке, — сегодня великий день! Мы вернулись из похода, равного которому не знала история!

— За князя! — загремели голоса. — За победителя!

— Но главное не в том, что мы победили, — продолжил Виктор, — а в том, ради чего мы воевали. Православие торжествует! Справедливость восстановлена! Святыни возвращены!

— За православие! — поддержали пирующие. — За святую веру!

Когда первые тосты были произнесены, начались рассказы о походе. Мстислав Храбрый повествовал о штурме константинопольских стен, Витенис — о морских сражениях, Твердислав — о встрече с византийским императором.

— А помните, как цепь взрывали? — смеялся молодой боярин Ратмир. — Такой грохот, что чайки за версту попадали!

— А как латинский император сдавался! — добавил другой воин. — Весь бледный, руки трясутся!

— Ничего, теперь он в Италии сидит, вспоминает константинопольские денёчки, — хохотнул третий.

Но не только о военных подвигах говорили за столом. Виктор рассказывал о встречах с учёными мужами, о византийских мастерах, которые согласились переехать в русские земли, о новых торговых возможностях.

— Привёз я с собой не только золото, — сказал князь, — но и знания. Константинопольские мастера научат наших строить корабли нового типа. Греческие учителя будут преподавать в наших школах. А византийские купцы проложат торговые пути до самой Индии.

— А что с военным союзом? — поинтересовался архиепископ Спиридон.

— Заключён на вечные времена. Император Иоанн — наш брат в православии и друг в политике. Враги, подумавшие напасть на одного из нас, получат ответ от обоих.

— Мудро, — кивнул священник. — Два православных орла сильнее стаи католических волков.

Пир продолжался до глубокой ночи. Рассказывали истории, пели песни, вспоминали павших товарищей. А под утро, когда гости начали расходиться, Виктор остался наедине с ближайшими соратниками.

— Ну что, господа, — сказал он, откинувшись в кресле, — большая игра выиграна. Что дальше?

— Отдыхать надо бы, — предложил Мстислав. — Армия устала, казна пополнена, враги на время притихли.

— Правильно, — согласился Витенис. — Дать людям пожить спокойно, детей растить, хозяйство вести.

— А что с западными границами? — спросил Твердислав. — Император Фридрих не простит нам Константинополя.

— Фридрих сейчас воюет с папой, — ответил Виктор. — Ему не до нас. А когда закончит — мы будем готовы.

— А французы?

— Король Людовик умён. Понимает, что прямая война с нами ему не выгодна. Будет торговать и дипломатировать.

— А папа?

— Папа... — Виктор задумался. — Папа, конечно, проклянёт нас ещё раз. Объявит новый крестовый поход. Но охотников идти на нас поубавилось после Моравской битвы.

Действительно, разгром крестоносной армии и падение Константинополя произвели на Европу ошеломляющее впечатление. Держава Виктора Крида стала реальностью, с которой приходилось считаться всем.

— Значит, можем передохнуть? — уточнил Мстислав.

— Можем. И должны. Войны выигрывают не только мечом, но и мирным трудом. Пусть люди строят, торгуют, учатся. Это тоже сила.

Когда воеводы разошлись, Виктор остался с Агафьей. Они сидели в тишине княжеских покоев, наслаждаясь покоем после месяцев разлуки.

— Устал? — спросила жена.

— Очень. Но доволен. Сделали большое дело.

— А что думаешь о будущем?

Виктор подошёл к окну, откуда был виден ночной Смоленск. Город спал, но в некоторых домах ещё горели огни — праздновали возвращение князя.

— Будущее... Хочется верить, что оно будет мирным. Что наши дети вырастут не в лагерях, а в городах. Что они будут учиться, а не воевать.

— А если враги снова нападут?

— Тогда снова будем воевать. Но теперь у нас есть союзники, есть опыт, есть сила. Справимся.

Агафья кивнула, доверяя мудрости мужа. За окном догорали последние праздничные костры, а в княжеских покоях царили мир и тишина.

Константинопольский поход завершился. Держава Виктора Крида достигла зенита могущества. Впереди лежали годы мирного строительства, торговли, культурного расцвета.

Но это уже была другая история.

***

ТГ АВТОРА

https://t.me/GRAYSONINFERNO