Господарь Смоленский

Глава 3

Армия нового великого княжения выступила из Смоленска в первых числах июня. Десять тысяч воинов — половина моей дружины, литовские наёмники, эстонские лучники, ливонские рыцари и ополчение союзных князей. Внушительная сила, способная решить любую политическую проблему.

— Как думаешь, сколько времени потребуется на покорение Владимира? — спросил Мирослав, ехавший рядом со мной во главе колонны.

— Зависит от того, насколько братья Всеволодовичи упрямы, — ответил я. — Если поймут ситуацию сразу — несколько дней. Если будут сопротивляться до конца — несколько недель.

— А что с местным населением? Они же русские, православные.

— Местное население пострадать не должно. Мы идём не завоёвывать, а восстанавливать законность. Кто подчинится новому порядку — останется невредимым.

— А кто не подчинится?

— Получит урок, который запомнит надолго, — мрачно ответил я.

Путь до владимирских земель занял неделю. Шли не торопясь, давая возможность вестям о нашем походе опередить армию. Хотелось, чтобы Константин и Юрий успели осознать безнадёжность сопротивления.

На границе владимирских земель нас ждал сюрприз. Небольшой отряд — человек двести — выступил навстречу с парламентёрским знаменем.

— Кто там? — спросил я разведчика.

— Боярин Семён Жирославич, воевода князя Юрия. Просит переговоров.

— Пусть подъезжает.

Семён Жирославич оказался пожилым воином с седой бородой и умными глазами. Он спешился и поклонился мне, но без раболепства.

— Князь Виктор, — сказал он, — князья Константин и Юрий просят отложить военные действия. Они готовы к переговорам.

— О чём переговариваться? — холодно спросил я. — Вопрос ясен — либо они признают новый порядок, либо получают нового князя.

— Князья хотели бы обсудить условия подчинения, — осторожно сказал боярин.

— Условия простые. Полное признание моего великого княжения, участие в общей обороне, единая внешняя политика. Взамен — сохранение местного управления и древних привилегий.

— А что с титулами? Константин Всеволодович считает себя великим князем владимирским.

— Может считать себя кем угодно, — пожал я плечами. — Но подчиняться будет мне.

— Это... это может быть сложно принять.

— Тогда не принимайте. Объясню силой.

Семён Жирославич поклонился и поехал обратно. А я приказал продолжать движение к Владимиру.

— Похоже, они ещё надеются договориться, — заметил Войтех.

— Напрасно надеются, — ответил я. — Время переговоров прошло. Теперь говорят мечи.

На следующий день разведчики донесли — владимирские князья собирают ополчение. К Владимиру стягиваются отряды из Суздаля, Ростова, Ярославля и других городов.

— Сколько они могут выставить? — спросил я.

— Тысяч семь-восемь, не больше, — ответил старший разведчик. — Но это будут местные воины, знающие каждый камень.

— А что с укреплениями Владимира?

— Город хорошо укреплён. Высокие стены, глубокие рвы, много башен. С наскока не возьмёшь.

— Посмотрим, — загадочно сказал я.

К Владимиру мы подошли в середине июня. Древний город встретил нас закрытыми воротами и ощетинившимися стенами. На башнях развевались владимирские знамёна, в бойницах поблёскивали наконечники стрел.

— Красивый город, — сказал Конрад фон Вольфенбург, изучая укрепления. — Жаль, если придётся его штурмовать.

— Не жаль, — возразил я. — Красота без покорности — ничто.

Я приказал разбить лагерь в пределах видимости городских стен, но вне досягаемости стрел. Хотелось дать защитникам время подумать над безнадёжностью их положения.

К вечеру из города выехала делегация во главе с самим Юрием Всеволодовичем. Владимирский князь был мужчиной средних лет, с волевым лицом и гордой осанкой.

— Виктор Ростиславич, — сказал он, не слезая с коня, — зачем ты пришёл в наши земли с мечом?

— Затем, чтобы восстановить единство Руси, — ответил я. — Твоё упрямство мешает великому делу.

— Какому делу? Твоему возвышению?

— Делу защиты русской земли от внешних врагов. Пока мы грызёмся между собой, орда набирается сил для нового похода.

— Орда далеко, а ты здесь, — заметил Юрий. — И ведёшь себя не лучше ордынцев.

— Ордынцы сжигают города и убивают мирных жителей, — холодно ответил я. — Я предлагаю мир на справедливых условиях.

— На условиях моего подчинения тебе?

— На условиях подчинения общерусским интересам.

— И кто будет определять эти интересы? Ты?

— Я. Как великий князь всея Руси.

Юрий усмехнулся:

— Самозванный великий князь. Никто тебя не избирал, никто не признавал по закону.

— Меня признал съезд князей в Смоленске. Это достаточная легитимность.

— Съезд самозванцев и изменников, — презрительно сказал Юрий. — Настоящие князья в нём не участвовали.

— Тогда покажи, кто здесь настоящий князь, — сказал я, вставая в стременах. — Выходи на поединок. Один на один, без дружин.

— Поединок с колдуном? — рассмеялся Юрий. — Это не честный бой, а самоубийство.

— Значит, ты трус?

— Я не дурак, — спокойно ответил владимирский князь. — Если хочешь войны — получишь войну. Но на моих условиях.

— Какие у тебя условия?

— Правильная осада. По всем правилам военного искусства. Без колдовства и бесовщины.

— А если я откажусь?

— Тогда покажешь всей Руси, что ты не воин, а чернокнижник.

Хитрый ход. Юрий пытался поставить меня перед выбором — либо штурмовать город обычными методами, либо прослыть трусом и колдуном.

— Хорошо, — сказал я после раздумья. — Получишь правильную осаду. Но недолгую.

— Посмотрим, — ответил Юрий и повернул коня к городу.

— Что задумал? — спросил Мирослав, когда владимирская делегация уехала.

— Дам им то, что они просят, — ответил я. — Правильную осаду без прямого применения магии.

— А что значит «без прямого применения»?

— Увидишь.

Осаду начали на следующий день. Классическая схема — окружение города, перекрытие дорог, постройка осадных машин. Владимирцы отвечали вылазками и обстрелом из луков.

— Долго так продлится? — спросил Войтех, наблюдая за перестрелкой.

— Недолго, — пообещал я. — Завтра начнём настоящее давление.

Ночью я приступил к подготовке особого заклинания. Не огненного — слишком заметно. Не ледяного — неэффективно против стен. А совершенно иного рода.

Заклинание морового поветрия было одним из самых сложных и опасных в моём арсенале. Магическая болезнь, которая поражала только врагов и не трогала союзников. Но требовалась огромная точность в применении.

Весь следующий день я провёл в подготовке. Изучал направление ветра, рассчитывал концентрацию заклинания, готовил защитные амулеты для своих людей.

— Что происходит? — спросил Конрад, заметив мои приготовления.

— Готовлю сюрприз для осаждённых, — уклончиво ответил я. — Завтра они почувствуют его на себе.

Заклинание я применил на рассвете третьего дня осады. Встал на высоком холме, откуда хорошо просматривался Владимир, и начал читать древние слова силы.

Моровое поветрие было невидимым и неосязаемым. Оно шло от моих рук как лёгкий туман, подгоняемый утренним ветром к городским стенам. И проникало внутрь через любые щели.

Первые признаки болезни появились уже к полудню. Со стен стало доноситься меньше криков, стрельба ослабла, вылазки прекратились.

— Что с ними происходит? — спросил Мирослав, наблюдая за затихшим городом.

— Болеют, — коротко ответил я. — Моровое поветрие — штука неприятная.

— А наши защищены?

— Защищены. Амулеты должны помочь.

К вечеру с городских стен не стрелял уже никто. Владимир стоял тихий и безжизненный, словно вымерший.

— Может, ворота штурмовать? — предложил один из сотников.

— Рано, — покачал я головой. — Пусть ещё денёк помучаются.

На четвёртый день из города выехал одинокий всадник с белым знаменем. Это был тот же боярин Семён Жирославич, но теперь он выглядел больным и измученным.

— Князь Виктор, — сказал он, едва держась в седле, — князь Юрий просит пощады. Город сдаётся.

— Сдаётся на каких условиях? — спросил я.

— На любых, которые ты сочтёшь справедливыми.

— Хорошо. Условия такие — полное подчинение моей власти, выплата контрибуции, выдача заложников. Взамен — прекращение морового поветрия и сохранение жизней.

— Князь согласен, — поспешно сказал боярин. — Когда откроем ворота?

— Через час. И пусть все жители останутся в домах. Движение по улицам только моих людей.

Ворота Владимира открылись ровно через час. Моя армия вошла в город без боя, занимая ключевые позиции. Улицы были пусты — жители попрятались по домам, а большая часть дружины лежала в лихорадке.

Юрий Всеволодович встретил меня у входа в княжеский дворец. Владимирский князь выглядел больным, но держался с достоинством.

— Ты победил, — сказал он просто. — Чего хочешь?

— Присяги верности великому князю всея Руси, — ответил я. — И выполнения всех указов центральной власти.

— А что с моим титулом?

— Остаёшься князем владимирским, но под моей властью.

— А с братом что будет?

— Константин? Пусть правит Ростовом на тех же условиях.

— И всё? Никаких казней, конфискаций, унижений?

— Зачем? Ты полезнее живой и лояльный, чем мёртвый и непокорный.

Юрий помолчал, обдумывая мои слова:

— Хорошо. Присягаю тебе как великому князю. Но с одним условием.

— Каким?

— Прекрати моровое поветрие. Люди страдают ни за что.

— Уже прекратил, — ответил я. — Заклинание действует только день-два. Скоро все выздоровеют.

— Тогда принимай присягу.

Церемония присяги прошла в Успенском соборе — главном храме Владимира. Юрий преклонил колено и произнёс клятву верности. За ним то же самое сделали бояре, дружинники, представители духовенства.

— Признаю Виктора Первого великим князем всея Руси, — громко сказал Юрий. — И обязуюсь служить ему верно во всех делах.

— Принимаю твою присягу, — ответил я. — И обещаю быть справедливым правителем.

После церемонии я собрал владимирскую знать в княжеской палате. Нужно было объяснить новые порядки и назначить своих людей на ключевые должности.

— Господа, — начал я, — Владимирская земля становится частью единого великого княжества. Это означает изменения в управлении.

— Какие именно изменения? — спросил один из бояр.

— Во-первых, назначается мой наместник для контроля над исполнением указов. Во-вторых, часть дружины переходит в общую армию. В-третьих, устанавливается единая система податей.

— А что с местными законами? — поинтересовался другой боярин.

— Местные законы остаются в силе, если не противоречат общегосударственным интересам.

— А кто будет наместником? — спросил Юрий.

— Мирослав Борятинич. Человек опытный и справедливый.

Юрий кивнул. Видимо, кандидатура его устраивала.

— А что с контрибуцией? — осторожно спросил казначей.

— Пять тысяч гривен серебром. Не так много для богатого города.

— Это подъёмная сумма, — согласился Юрий. — Когда платить?

— В течение месяца. Частями, чтобы не разорить торговлю.

Следующие дни ушли на организацию новой администрации. Мирослав принял дела от владимирских бояр, разместил гарнизон, начал сбор контрибуции.

— Как дела? — спросил я у своего наместника.

— Пока спокойно, — ответил Мирослав. — Юрий выполняет обещания, бояре не бунтуют, народ постепенно привыкает к новому порядку.

— А что с болезнью?

— Уже почти все выздоровели. Моровое поветрие оказалось не смертельным — больше пугало, чем вредило.

— Так и задумывалось. Зачем убивать будущих подданных?

— А что с Константином Ростовским? Он ещё не присылал присяги.

— Пришлёт, — уверенно сказал я. — После того, что случилось с Владимиром, он не посмеет сопротивляться.

И действительно, через неделю из Ростова прибыл гонец с грамотой от Константина Всеволодовича. Старший из владимирских братьев признавал моё великое княжение и просил пощады.

— Видимо, подействовал пример брата, — сказал Войтех, выслушав содержание грамоты.

— Страх — лучший учитель покорности, — согласился я. — Теперь вся Северо-Восточная Русь под нашей властью.

— А что дальше? — спросил Конрад. — Возвращаемся в Смоленск?

— Сначала объедем другие города. Нужно принять присяги, назначить наместников, показать знамёна новой власти.

Поездка по владимирским городам заняла ещё две недели. Везде меня встречали как законного правителя — никто не решался сопротивляться после примера Владимира.

В Суздале встречали хлебом-солью. В Ростове — почётным эскортом. В Ярославле — торжественным молебном. Вся земля покорилась новому порядку.

— Неплохо для месяца работы, — сказал Мирослав, когда мы наконец повернули обратно в Смоленск. — Без больших потерь присоединили огромную территорию.

— Это только начало, — ответил я. — Впереди ещё много работы по объединению русских земель.

— А что с ордой? Они же видят, что мы усиливаемся.

— Пусть видят. Пока действует мирный договор, они не могут открыто вмешиваться.

— А когда договор кончится?

— Тогда покажем им, что объединённая Русь — не та же, что разрозненные княжества.

Возвращение в Смоленск было триумфальным. Город встретил своего великого князя колокольным звоном и народным ликованием. За месяц поездки государство увеличилось вдвое.

— Теперь ты действительно великий князь всея Руси, — сказал Якун, встречая меня у ворот. — Не по титулу, а по существу.

— Пока только северо-восточной части, — поправил я. — Но это хорошее начало.

— А что дальше?

— Дальше Новгород, Псков, может быть, и другие земли. Русь должна быть единой.

— А что с ордой?

— Орда подождёт. У них свои проблемы на востоке. А пока мы укрепимся и станем непобедимыми.

Виктор Первый, великий князь всея Руси, властитель Смоленска и Владимира, покоритель мятежных земель. Титулы росли, а вместе с ними росла и сила.

Русь становилась единой. И это было только начало великого дела.

***

Смоленск встретил меня золотом осеннего заката. После долгих недель походов и дипломатических интриг вид родного города показался особенно прекрасным. Высокие стены крепости, увенчанные зубцами башен, купола церквей, поблёскивающие на солнце, дымки от очагов, поднимающиеся над крышами — всё это было моим, созданным моими руками и моей волей.

— Красота неописуемая, — сказал Войтех, остановив коня рядом со мной на вершине холма. — За время твоего правления город преобразился.

— Красота приходит с порядком, — ответил я, любуясь видом. — А порядок — с сильной властью.

Действительно, Смоленск изменился за те два года, что я им правил. Новые кварталы выросли за старыми стенами, широкие дороги связали отдаленные слободы с центром, каменные здания сменили деревянные постройки в самых важных местах. Город богател и рос на глазах.

— Князь! Князь вернулся! — раздались крики с городских стен.

Весть о моём приближении разнеслась по Смоленску быстрее ветра. Колокола заиграли победный перезвон, на башнях появились знамёна, ворота распахнулись настежь.

Мы въехали в город под радостные крики горожан. Люди высыпали на улицы, несмотря на вечернюю прохладу. Женщины бросали цветы, дети бежали рядом с конями, мужчины снимали шапки и кланялись.

— Слава великому князю! — кричали они. — Слава покорителю Владимира!

— Слава собирателю русских земель!

— Слава защитнику веры!

Я приветствовал народ, поднимая руку в ответ на приветствия. После суровых будней похода эта искренняя радость встречи грела душу. Здесь меня любили не из страха, а по-настоящему.

Путь от ворот до княжеского двора превратился в настоящий триумф. Каждая улица была украшена ткаными коврами и зелёными ветвями. У Борисоглебского собора меня встретил митрополит Игнатий с крестным ходом.

— Добро пожаловать домой, княже, — сказал он, благословляя меня. — Бог даровал тебе великую победу.

— Благодарю, владыка, — ответил я, склоняя голову. — Молитесь, чтобы и впредь Господь хранил русскую землю.

У самого княжеского двора меня ждала Агафья Ростиславна в окружении придворных дам. Она была одета в праздничное платье из дорогого бархата, волосы украшала золотая диадема — подарок галицких мастеров.

— С возвращением, государь, — сказала она, делая изящный поклон. — Дом скучал без хозяина.

— И хозяин скучал по дому, — ответил я, спешиваясь и целуя ей руку. — Как дела в столице?

— Все спокойно. Торговля процветает, строительство идёт по плану, народ доволен.

— Отлично. А что с казной?

— Пополнилась. Новые торговые договоры принесли хорошую прибыль.

Мы вошли в княжеские покои, и я наконец смог расслабиться. Домашний уют, знакомая обстановка, тепло очага — всё это резко контрастировало с походным бытом последних недель.

— Расскажи подробнее, как дела, — попросил я Агафью, опускаясь в любимое кресло у камина.

— С чего начать? — улыбнулась она, садясь напротив. — За время твоего отсутствия закончили строительство нового торгового ряда. Купцы уже торгуют там вовсю.

— А что с ремесленниками?

— Тоже довольны. Заказов много, особенно на оружие и доспехи. Твоя слава привлекает покупателей даже из дальних земель.

— Хорошо. А с обороной как?

— Мирослав оставил подробный план укреплений. Строители работают день и ночь. К зиме новые стены будут готовы.

Я кивнул, довольный услышанным. Пока я покорял владимирские земли, Смоленск продолжал развиваться и богатеть.

— А что с людьми? — спросил я. — Не было волнений, недовольства?

— Наоборот. Весть о твоих победах вызвала настоящую эйфорию. Люди гордятся тем, что живут в столице великого княжества.

— Это хорошо. Довольный народ — основа сильной власти.

Ужин прошёл в тёплой семейной атмосфере. За столом собрались близкие люди — Агафья, Якун, вернувшиеся командиры. Мы говорили не о политике и войне, а о простых человеческих радостях.

— Знаешь, — сказал Якун, поднимая чашу с мёдом, — когда ты уехал покорять Владимир, многие боялись, что не вернёшься. Война — дело опасное.

— А я не сомневался, — возразила Агафья. — Виктор не из тех, кто проигрывает.

— Проигрывать и не собираюсь, — усмехнулся я. — Слишком много дел ещё не сделано.

— Каких дел? — поинтересовался Якун.

— Русь ещё не до конца объединена. Новгород, Псков, многие мелкие княжества всё ещё живут сами по себе.

— И ты собираешься их тоже покорять? — спросила Агафья.

— Покорять или убеждать — как получится. Главное — результат.

После ужина я прошёлся по своим покоям, рассматривая знакомые предметы. Здесь было всё, что накопилось за годы правления — книги из разных стран, оружие искусной работы, произведения искусства, подаренные союзниками.

На письменном столе лежали свежие донесения от наместников, торговые договоры, дипломатическая переписка. Дела не ждали, но сегодня им можно было дать отдохнуть.

Выйдя на балкон, я окинул взглядом ночной Смоленск. Город жил своей жизнью — в окнах мерцали огоньки, по улицам изредка проходили запоздалые прохожие, где-то играла музыка.

— Хорошо всё-таки дома, — сказал я вслух.

— Согласна, — раздался голос Агафьи. Она появилась рядом, накинув на плечи тёплую шаль. — Дом — это то место, где тебя ждут.

— А ты ждала?

— Ждала. И не только я. Весь город ждал своего князя.

Мы стояли молча, наслаждаясь тишиной и покоем. После месяцев постоянного напряжения это было особенно ценно.

— Знаешь, — сказала Агафья тихо, — иногда мне кажется, что ты слишком много на себя берёшь. Объединение Руси, война с ордой, управление княжеством...

— А что делать? — пожал я плечами. — Кто-то должен это делать.

— Но ведь можно и отдыхать иногда. Наслаждаться плодами своих трудов.

— Отдых — это роскошь, которую я пока не могу себе позволить.

— Почему?

— Потому что враги не отдыхают. Орда собирает силы, соседние государства плетут интриги, внутренние противники ждут удобного момента. Стоит расслабиться — и всё рухнет.

— Но ты же не железный. Даже великим князьям нужен отдых.

Я посмотрел на неё — умную, красивую женщину, которая стала моей опорой в управлении княжеством. Агафья была права — человеку нужны не только победы и завоевания, но и простые радости жизни.

— Хорошо, — согласился я. — Завтра объявлю выходной день. Никаких дум, никаких посольств, никаких военных планов. Просто прогуляемся по городу, посмотрим, как живут люди.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Утром я действительно отложил все государственные дела и отправился на прогулку по Смоленску. Не в торжественном княжеском кортеже, а почти инкогнито — в простой одежде, с небольшой охраной.

Первым делом мы зашли на новый торговый ряд, о котором рассказывала Агафья. Действительно, впечатляющее зрелище — длинная каменная галерея с множеством лавок под сводчатыми потолками.

— Государь! — узнал меня один из торговцев. — Какая честь! Прошу, посмотрите мой товар!

— С удовольствием, — ответил я, подходя к его прилавку.

Торговец оказался ювелиром, и его изделия были действительно прекрасными. Серебряные браслеты с чернью, золотые кольца с драгоценными камнями, диадемы тонкой работы.

— Всё собственного изготовления? — спросил я.

— Собственного, государь! У меня лучшие мастера в городе работают!

— Видно, что лучшие. А торговля как идёт?

— Отлично! После ваших побед заказов в три раза больше стало. Все хотят украшения от смоленских мастеров!

— Радует, — улыбнулся я и купил для Агафьи изящное ожерелье из речного жемчуга.

Дальше мы прошли в ремесленный квартал. Здесь кипела работа — стучали молоты в кузницах, скрипели станки в ткацких мастерских, шипели горны в гончарных.

— Как дела, мастера? — спрашивал я у ремесленников.

— Хорошо, князь! — отвечали они. — Работы много, заказчики платят исправно, жаловаться не на что!

В одной из кузниц я увидел интересную работу — мастер ковал доспех по новой технологии, с лучшей защитой и меньшим весом.

— Откуда научился? — поинтересовался я.

— Да один немецкий мастер показал, — ответил кузнец. — Они, оказывается, такие вещи умеют делать. Теперь и мы умеем!

— Хорошо учиться у других, — одобрил я. — Знания границ не имеют.

После ремесленников мы зашли в жилые кварталы. Здесь было тише и спокойнее — люди занимались повседневными делами. Женщины стирали бельё у колодцев, дети играли на улицах, старики сидели на лавочках и обсуждали новости.

— Государь идёт! — кричали дети, увидев нас.

— Здравствуйте, ребята, — приветствовал я их. — Как учёба?

— Хорошо! — наперебой отвечали они. — Грамоте учимся, счёту, закону божьему!

— Молодцы. Учитесь хорошо — образованные люди городу нужны.

В одном из дворов встретили свадьбу. Молодые только что вернулись из церкви, и начинался праздник. Увидев меня, жених и невеста подошли за благословением.

— Благословите, государь, на счастливую семейную жизнь, — попросили они.

— Благословляю, — ответил я, возлагая руки им на головы. — Живите в любви и согласии, растите детей достойными гражданами.

— Спасибо, князь! — обрадовались они.

Родители молодых пригласили нас к столу. Отказаться было неудобно — такое приглашение большая честь для простых людей.

За свадебным столом царила искренняя радость. Люди пели песни, рассказывали истории, желали молодым счастья. И никто не чувствовал скованности от присутствия князя — все вели себя естественно и дружелюбно.

— Хорошо у вас, — сказал я хозяину дома. — Семья дружная, дом уютный.

— А как же, государь! — ответил тот. — При таком князе как ты и жить хорошо. Порядок в городе, работа есть, будущее ясное.

— Будущее действительно ясное, — согласился я. — Смоленск будет только расти и богатеть.

После свадьбы мы прошли к городским стенам. Здесь кипела стройка — возводились новые укрепления, более высокие и прочные, чем старые.

— Впечатляющие работы, — заметила Агафья, глядя на масштабы строительства.

— Город должен быть неприступным, — ответил я. — Никто не должен даже думать о том, чтобы его штурмовать.

— А думаешь, кто-то рискнёт напасть на Смоленск?

— Рано или поздно рискнёт. Успех порождает зависть, а сила — желание её проверить.

Мы поднялись на одну из новых башен. Отсюда открывался прекрасный вид на город и окрестности. Смоленск лежал как на ладони — с его улицами и площадями, храмами и дворцами, садами и огородами.

— Красиво, — сказала Агафья, любуясь панорамой.

— И моё, — добавил я с удовлетворением. — Каждый камень, каждое дерево, каждый человек.

— Не забывай — люди не вещи. Их нельзя просто иметь.

— Можно, если они этого хотят, — возразил я. — А мой народ хочет, чтобы им правил сильный и справедливый князь.

— И ты таким себя считаешь?

— Стараюсь быть.

К вечеру мы вернулись во дворец. День прошёл прекрасно — без дел, без забот, в простом человеческом общении. Именно такой отдых и был нужен после долгих походов.

— Понравилась прогулка? — спросила Агафья за ужином.

— Очень, — ответил я. — Забыл уже, как это приятно — просто ходить по своему городу и разговаривать с людьми.

— Может, будешь делать это чаще?

— Постараюсь. Правитель должен знать, как живёт его народ.

— И отдыхать тоже должен.

— И отдыхать тоже, — согласился я.

Ночью я долго не мог заснуть, переосмысливая прожитый день. Смоленск действительно стал прекрасным городом — богатым, сильным, процветающим. Люди были довольны жизнью и гордились своим князем.

Но впереди ещё много работы. Русь нужно объединять дальше, готовиться к новым войнам, развивать экономику, совершенствовать управление. Отдых — это хорошо, но он не должен становиться главным.

За окном тихо шумел ночной город. Мой город. Столица моего великого княжества. Начало новой, объединённой Руси.

Виктор Первый, великий князь всея Руси, наслаждался покоем родного дома. Но уже завтра вернутся заботы власти, и снова нужно будет строить будущее для себя и своего народа.

Смоленск спал спокойно под защитой своего князя. А князь планировал новые победы и новые свершения.

***

Октябрьский ветер гнал по Смоленску первые желтые листья, когда на Торговой площади выстроились ряды наемников. Три тысячи воинов – литовцы, жемайты, эсты, ливонцы и суровые скандинавы – готовились к долгому пути домой. Их доспехи блестели под осенним солнцем, а за поясами звенели туго набитые кошели.

Виктор Крид стоял на ступенях княжеского терема, окидывая взглядом армию, которая верно служила ему в самые тяжелые месяцы. Рядом с ним теснились смоленские бояре – Якун Мирославич, Семен Лазаревич, княжна Агафья. Все понимали: сегодня заканчивается целая эпоха.

– Войтех! – окликнул князь высокого литовца с седыми висками.

Командир наемников подошел и низко поклонился. На его лице читалось что-то большее, чем просто уважение к работодателю.

– Господарь, мои люди готовы к отходу. Но... – он помедлил. – Позволь сказать: за тридцать лет войн я не видел полководца мудрее тебя. Если понадоблюсь – пошли весточку.

Виктор протянул ему богато украшенный меч в серебряных ножнах.

– Это тебе на память о наших общих победах. А если вернешься – место воеводы при мне всегда найдется.

Литовец принял дар с благоговением. В его глазах мелькнула влага.

– Может, и вернусь, господарь. На родине теперь неспокойно. Многие говорят: лучше было бы нам под твоею рукой...

Караван растянулся на версту. Впереди ехали ливонские рыцари на тяжелых конях, за ними шли строем литовские копейщики, следом – эстонские лучники с длинными луками за плечами. Замыкали колонну скандинавские берсерки, насвистывающие воинские песни.

У каждого в котомке лежали смоленские гривны – жалованье щедрое, какого они отродясь не видывали. Но дело было не только в деньгах. За эти месяцы они сражались в составе непобедимой армии, были свидетелями великих побед, видели, как их полководец огнем с неба сжигал целые вражеские рати.

– Эх, Карл, – говорил норвежский воин своему товарищу, пока они брели по осенней дороге. – А помнишь, как наш князь под Галичем всю орду спалил? Словно сам Тор молниями метал!

– Помню, – хмуро отвечал тот. – И помню, как в Кернаве он литовского князька казнил. Справедливо казнил. У нас бы в Норвегии такого правителя...

– Не мечтай. Конунг Хокон не чета Виктору Смоленскому.

Похожие разговоры велись и в других отрядах. Эстонцы сравнивали Крида с немецкими рыцарями, которые угнетали их народ. Литовцы вспоминали времена князя Миндовга – и те времена казались им теперь мрачными и жестокими.

Войтех первым достиг родных мест. Его отряд расположился в небольшой крепости близ Вильни, где командир когда-то служил у местного князька. Но князька того уже не было – погиб в стычке с крестоносцами. А народ жил неспокойно, под постоянной угрозой набегов.

– Расскажи нам про Смоленск, – попросили Войтеха местные старейшины, когда он явился к ним с дарами от Виктора.

И Войтех рассказывал. Про город, где купцы торгуют без страха, где ремесленники работают в мире, где князь сам вершит справедливый суд. Про земли, которые не знают набегов, потому что их правитель сильнее любого врага.

– А правда ли, что он огнем небесным владеет? – спрашивали слушатели.

– Правда, – отвечал Войтех. – Видел своими глазами. Пятьдесят тысяч ордынцев в пепел превратил. Одним заклинанием.

Слухи разносились быстро. От очага к очагу, от деревни к деревне, от племени к племени. Литовцы, жемайты, латыши, эсты – все слышали теперь про князя Виктора, который не только побеждает врагов, но и справедливо правит, и щедро награждает верных.

Декабрь выдался морозным. Днепр покрылся крепким льдом, и по нему уже ездили сани с товарами. Виктор сидел в своих хоромах за дубовым столом, разбирая донесения из разных концов Руси, когда к нему вошел боярин Якун.

– Господарь, к тебе просятся послы. Но не от русских князей и не от ханов степных.

– А от кого же?

– От племен северных. Литовцев, жемайтов, эстонцев. Все они в последние дни прибыли.

Виктор поднял брови. Это было неожиданно.

– Веди их.

В палату вошли семеро мужчин в добрых мехах. Лица суровые, обветренные, руки привычные к мечу. Старший из них, седобородый литовец, низко поклонился.

– Витенис я, князь городка Тракая. А это со мною Миндаугас из Кернаве, Довмонт из Пскова, Нариманд Жемайтский...

Виктор кивнул каждому. Имена были знакомые – о некоторых из этих людей он слышал от своих разведчиков.

– Слушаю вас, князья.

Витенис выпрямился, глядя в глаза смоленскому правителю.

– Земли наши страдают, господарь. С запада давят крестоносцы, с востока грозят новые набеги. Нет у нас мира, нет покоя. А наших воинов, что у тебя служили, расспрашивали мы. И слышали: есть на Руси князь справедливый и сильный, под чьей рукой люди живут в довольстве.

– К чему клоните речь?

– Хотим мы под твою руку, Виктор Смоленский. Со всеми землями, со всеми людьми. Чтобы были мы не данниками, а союзниками. Чтобы защищал ты нас от врагов, а мы служили тебе верою и правдою.

В палате повисла тишина. Даже Агафья, обычно не терявшаяся в политических разговорах, смотрела с изумлением.

– Понимаете ли вы, что просите? – медленно произнес Виктор. – Это означает конец вашей независимости. Ваши земли станут частью Русского княжества.

– Понимаем, – твердо ответил Довмонт. – Но какая нам независимость, если завтра крестоносцы сожгут наши города? Лучше быть частью сильного государства, чем погибнуть поодиночке.

Нариманд Жемайтский добавил:

– Воины твои рассказывали: в Смоленске живут разные народы, и всем равная справедливость. Не делишь ты людей на своих и чужих, коли служат они честно.

## Решение князя

Виктор встал и прошелся по палате. Предложение было заманчивым – и крайне рискованным. Присоединить к Руси всю Прибалтику означало увеличить территорию княжества вдвое, получить выход к морю, контролировать торговые пути. Но это же означало неизбежную войну с Ливонским орденом и, возможно, с Данией.

– Дайте мне три дня на размышление, – сказал он наконец. – А пока что будьте моими гостями.

Когда послы удалились, Виктор остался наедине с ближайшими советниками. Якун Мирославич покачал головой:

– Господарь, дело это великое, но и опасное. Ливонцы не простят нам такого.

– Зато торговые пути к морю будут наши, – возразил Семен Лазаревич. – А доходы от торговли окупят любые военные расходы.

Агафья молчала, но Виктор видел: она думает о том же, о чем и он сам. Это шанс создать государство, какого еще не бывало на севере Европы. Империю, простирающуюся от Днепра до Балтийского моря.

– Что скажет народ? – спросил он. – Станут ли смоляне воевать за чужие земли?

– Народ идет за тобой, куда ни поведешь, – уверенно ответил Якун. – После победы над ордой тебе верят как богу.

## Новые горизонты

Три дня спустя Виктор дал ответ. Стоя в той же палате перед теми же послами, он произнес слова, которые изменили карту Северной Европы:

– Принимаю ваши земли под свою руку. Будете вы не данниками, а равноправными подданными Великого княжества Русского. Законы будут для всех одни, права – равные, обязанности – справедливые. Но и защищать вас буду как родных.

Витенис упал на колени, за ним последовали остальные.

– Клянемся служить тебе верою и правдою, господарь наш!

– Вставайте, – сказал Виктор. – Отныне вы не вассалы, а союзники. Первым делом пошлите гонцов по всем землям: пусть знают люди, что теперь они под защитой Смоленска. А весной я приеду сам – посмотрю на новые владения, установлю порядки, назначу наместников.

Когда послы удалились, Агафья тихо сказала:

– Понимаешь ли ты, что натворил? Теперь твои границы от Днепра до самого моря. Такой державы еще не бывало.

Виктор улыбнулся, глядя в окно на заснеженный Смоленск.

– Не бывало. Но будет. И это только начало, Агафья. Только начало.

За окном падал снег, укрывая белым покрывалом землю, которая скоро станет частью великой северной империи. А в княжеских хоромах уже чертились планы новых походов, новых побед, новых земель, которые войдут в состав растущего государства.

***

Март в тот год выдался ранним. Днепр вскрылся на две недели прежде обычного, дороги просохли, и по ним уже можно было вести войска. Виктор Крид стоял на крыльце своего терема, вдыхая свежий воздух и наблюдая за приготовлениями к походу.

На площади перед княжеским двором выстраивались полки. Тысяча смоленских дружинников в блестящих кольчугах, пятьсот конных стрельцов, двести боярских отроков на добрых конях. К ним присоединились отряды из других городов – новгородцы, псковичи, торопчане. Всего набралось три с половиной тысячи воинов.

– Не слишком ли много силы для мирного похода? – спросила Агафья, подойдя к мужу.

Виктор усмехнулся, не отрывая взгляда от строящихся рядов.

– Мирный поход должен выглядеть грозно. Иначе он быстро перестанет быть мирным.

Рядом с русскими полками собирались возвращавшиеся домой прибалтийские князья. Витенис привел с собой сотню литовских воинов, Довмонт – полсотни псковских мужей, Нариманд – жемайтских копейщиков. Все они должны были стать проводниками и переводчиками в новых землях.

Боярин Якун Мирославич подошел к князю с докладом:

– Обоз готов, господарь. Провиант на месяц, подарки для местных старейшин, серебро для жалованья новым воеводам. А еще... – он понизил голос, – мастер Климент закончил работу.

Виктор кивнул. Мастер Климент, лучший оружейник Смоленска, последние недели ковал особые знаки власти – жезлы наместников, печати для новых городов, знамена с гербом объединенного княжества. Все это требовалось для установления русской администрации.

Войско выступило на рассвете. Впереди ехал сам Виктор в золоченом доспехе, рядом с ним – Витенис и другие прибалтийские князья. Следом тянулись полки под развевающимися стягами, а за ними – обозы с припасами и дарами.

Путь лежал через Торопец, затем через псковские земли к границам Литвы. Дорога заняла неделю, и везде, где останавливались на ночлег, местные жители выходили поглядеть на невиданное зрелище – самую большую армию, какую только видели эти края.

Первый прибалтийский город, куда вступили русские войска, назывался Варена. Небольшая крепость на холме, окруженная частоколом и рвом. Жители с тревогой смотрели со стен на приближающиеся полки.

Витенис подъехал к воротам и громко крикнул что-то по-литовски. Ворота медленно отворились, и из них вышли старейшины – седые мужчины в домотканых плащах, опиравшиеся на посохи.

– Что говорят? – спросил Виктор.

– Спрашивают, пришли ли мы войной или миром, – перевел Витенис. – Боятся, что будем город жечь и людей в полон брать.

Виктор спешился и подошел к старейшинам. Достав из-за пояса кошель с серебром, он высыпал монеты на землю перед ними.

– Скажи им: это не дань, которую я требую, а дар, который приношу. Отныне они под моей защитой. Никто не посмеет обидеть их, пока я жив.

Витенис перевел. Лица старейшин постепенно проясневе. Один из них, самый пожилой, сказал несколько слов.

– Благодарят тебя, господарь. И спрашивают: правда ли, что ты тот самый князь, который орду под Галичем сжег?

– Правда.

Старейшина упал на колени, за ним последовали остальные. А из-за городских стен начали выходить жители – мужчины, женщины, дети. Все они смотрели на Виктора с благоговением и страхом.

В Варене войско задержалось на два дня. Виктор назначил наместником одного из своих бояр – Мстислава Храброго, опытного воина и справедливого судью. Ему в помощь дали дюжину русских дружинников и местного толмача.

– Суди по правде, – наставлял князь нового наместника. – Не обижай местный народ, но и своих не давай в обиду. Налоги собирай умеренные – пока люди к новым порядкам не привыкнут.

Следующим был Тракай – гораздо больший город, стоявший на берегу озера. Здесь уже ждали русское войско. Витенис заранее послал гонцов, и местные князьки собрались для встречи с новым правителем.

Въезд в Тракай стал настоящим торжеством. Жители украсили улицы еловыми ветками, девушки бросали под ноги коней цветы, старики выносили хлеб и соль. Виктор ехал по главной улице, принимая приветствия подданных.

В городском замке был устроен пир. Литовские князья и старейшины сидели за длинными столами, уставленными жареным мясом, медом и пивом. Виктор сидел в центре, по правую руку от него – Витенис, по левую – псковский боярин Твердислав.

– Говори им, Витенис, – сказал Виктор, поднимаясь с кубком в руке. – Отныне мы один народ. Кто служит верно – будет награжден. Кто творит зло – будет наказан. Кто нападет на наши земли – будет уничтожен.

Литовцы подняли свои кубки и пили за здоровье нового государя. Но Виктор видел: не все лица выражают радость. Некоторые из младших князей смотрели исподлобья, явно недовольные переменами.

После пира один из них – молодой князь Гедимин – подошел к Виктору.

– Позволь спросить, русский князь, – сказал он через переводчика. – Как будешь ты править землями, где люди говорят на незнакомом тебе языке и молятся незнакомым богам?

Виктор внимательно посмотрел на него. В вопросе слышался вызов.

– А как правил до меня? Мечом и страхом? Я буду править справедливостью. Язык выучу, а до богов мне дела нет – пусть каждый молится, как душе угодно. Главное, чтобы люди жили в мире и достатке.

– А если кто-то из нас захочет остаться независимым?

– Никто не неволит. Кто не хочет быть под моей рукой – может уйти. Но земли останутся здесь, а новых правителей назначу я.

Гедимин помолчал, обдумывая ответ. Наконец кивнул:

– Понял. Остаюсь и присягаю.

Дальше на север лежали жемайтские земли – дикие, покрытые лесами и болотами. Здесь не было больших городов, только укрепленные поселки и разбросанные по лесам хутора. Местные жители – жемайты – слыли воинственным и независимым народом.

Нариманд вел войско знакомыми тропами к главному жемайтскому городищу – Шауляю. Путь занял три дня по лесным дорогам, где с трудом могли разойтись две телеги.

Шауляй встретил их настороженно. Городище стояло на высоком холме, окруженное мощными валами и частоколом. У ворот собрались вооруженные мужчины с копьями и топорами. Их вел седой воин в медвежьей шкуре.

– Это Жирмунд, – объяснил Нариманд. – Самый уважаемый среди жемайтов воевода. Если он признает твою власть, остальные тоже признают.

Виктор подъехал ближе. Жирмунд что-то сказал на своем языке, и в голосе его слышались гордость и вызов.

– Что говорит?

– Спрашивает: пришел ли ты завоевывать нас или торговаться? Если завоевывать – пусть знает, что жемайты умеют сражаться. Если торговаться – пусть говорит, что предлагает.

Виктор слез с коня и подошел к Жирмунду вплотную. Старый воин был почти одного с ним роста, и смотрел в глаза не моргая.

– Скажи ему: я пришел ни завоевывать, ни торговаться. Я пришел защищать. Крестоносцы с запада, орда с востока – всем вам грозят. Поодиночке вы погибнете. Вместе со мной – выстоите.

Жирмунд выслушал перевод и медленно кивнул.

– А что потребуешь взамен?

– Верности. И чтобы мои законы соблюдались.

– Покажи силу свою. Тогда поверим.

Виктор отошел на несколько шагов и поднял руку. В воздухе засверкали искры, собираясь в огненный шар. Шар рос, становился ярче, и от него исходил жар, который чувствовали даже стоявшие поодаль воины. Затем Виктор разжал ладонь, и шар исчез.

Жемайты стояли в полной тишине. Наконец Жирмунд заговорил – медленно, торжественно.

– Говорит: такую силу он видел только у богов, – перевел Нариманд. – Если ты не бог, то посланник богов. Жемайты будут служить тебе.

Так же, как в других городах, Виктор назначил наместника, оставил гарнизон, раздал подарки. Но здесь, в лесной глуши, это было особенно важно. Жемайты могли стать либо верными союзниками, либо опасными партизанами. К счастью, демонстрация магической силы произвела нужное впечатление.

Последним пунктом похода стали эстонские земли. Здесь ситуация была сложнее – часть эстов уже находилась под властью Ливонского ордена, а оставшиеся свободные племена жили в постоянном страхе перед крестоносцами.

Главное эстонское городище Тарбату лежало в развалинах – его сожгли рыцари два года назад. Местные жители ютились в лесных землянках, перебиваясь охотой и собирательством.

Когда русское войско появилось на горизонте, эсты сначала разбежались, приняв его за очередной рыцарский отряд. Пришлось долго уговаривать их вернуться, объяснять, кто такие русские и зачем пришли.

Встреча с эстонскими старейшинами произошла в лесу, у священного дуба. Старики в звериных шкурах сидели на земле, с подозрением глядя на чужеземцев.

– Они спрашивают, – переводил один из эстонских воинов, служивших у Виктора, – не обманешь ли ты их, как обманывали рыцари? Те тоже обещали защиту, а потом забрали землю и обратили в рабство.

– Скажи: рыцари служат только золоту. А я служу справедливости. И докажу это делом.

Доказательство не заставило себя ждать. На третий день пребывания в эстонских землях разведчики донесли: с запада движется отряд крестоносцев – около двухсот рыцарей и сержантов. Видимо, в ордене узнали о появлении русских войск и решили разведать обстановку.

Виктор не стал ждать. Выбрав пятьсот лучших воинов, он выступил навстречу рыцарям. Встреча произошла на берегу небольшой речки, впадавшей в Чудское озеро.

Немцы выстроились клином, как любили. Впереди – тяжелая конница в стальных доспехах, за ней – пешие кнехты с арбалетами. Их предводитель, высокий рыцарь с черным крестом на белом плаще, выехал вперед.

– Я комтур Дитрих фон Грюнинген! – крикнул он по-латыни. – Именем магистра ордена требую: убирайтесь с наших земель!

Виктор тоже выехал вперед. Его золоченый доспех ярко блестел на солнце.

– А я Виктор, великий князь всея Руси! И это не ваши земли, а наши! Убирайтесь сами, пока целы!

Дитрих засмеялся:

– Один против двухсот? Ты храбр, но глуп!

– Посмотрим.

Виктор поднял руку, и над полем битвы появились огненные стрелы – десятки, сотни искрящихся молний. Они зависли в воздухе, наведенные на рыцарский строй.

– Последний раз предлагаю: уходите с миром.

В рядах крестоносцев началось смятение. Кони шарахались, почуяв магию. Некоторые рыцари пытались развернуться.

Но комтур оказался упрямцем:

– Никогда! Магия – дело дьявольское! Во имя Христа, в атаку!

Он пустил коня в галоп, размахивая мечом. За ним, преодолевая страх, ринулись остальные.

Виктор опустил руку. Огненные стрелы обрушились на рыцарей, как небесная гроза. Доспехи плавились, кони падали, люди кричали от боли и ужаса. За несколько мгновений от грозного рыцарского клина остались лишь дымящиеся груды металла.

Эстонские старейшины, наблюдавшие за битвой с соседнего холма, упали ниц. Теперь они не сомневались: перед ними действительно посланник богов.

Весь поход занял два месяца. Когда Виктор вернулся в Смоленск, за его спиной оставались десятки городов и поселков, где развевались русские знамена. От Днепра до Балтийского моря простиралась теперь единая держава.

– Ну что, доволен? – спросила Агафья, встречая мужа у ворот терема.

Виктор обнял ее, глядя на закатное небо над Смоленском.

– Доволен. Но это только начало. Теперь нужно сделать так, чтобы новые земли стали частью Руси не только на карте, но и в сердцах людей.

А в прибалтийских городах русские наместники уже вершили суд, купцы налаживали торговлю, а в церквях и капищах молились о здравии нового государя. Империя Виктора Крида крепла с каждым днем, простираясь от древних русских земель до северных морей.

***

Рига встретила гонца дождем и ветром. Молодой кнехт, промокший до нитки, соскочил с загнанного коня прямо у ворот замка магистра и, не обращая внимания на стражу, бросился к главному донжону.

– Магистр! Срочные вести!

Волькин фон Наумбург, магистр Ливонского ордена, принимал гонца в своих покоях. Это был человек лет пятидесяти, с изрытым оспой лицом и холодными серыми глазами. За тридцать лет войн в Прибалтике он научился не показывать эмоций, но сейчас его лицо потемнело.

– Повтори еще раз. Медленно.

– Комтур Дитрих фон Грюнинген мертв, господин магистр. Весь его отряд уничтожен. Двести рыцарей и сержантов – все до единого.

– Кем?

– Русским князем. Тем самым, что орду под Галичем сжег. Он... он магией пользовался, господин магистр. Огнем с неба.

Магистр медленно встал и подошел к окну. Внизу, во дворе замка, тренировались молодые рыцари. Их мечи звенели под дождем, а белые плащи с черными крестами развевались на ветру.

– Сколько у него войска?

– Сам видел тысячи три. Но говорят, может собрать и больше. И еще... господин магистр, эсты к нему присоединились. И литовцы. Все наши данники переметнулись.

Волькин кивнул. Он ожидал этого с тех пор, как до Риги дошли первые слухи о русском походе на север. Орден контролировал эстонские и латышские земли уже сорок лет, но контроль этот держался исключительно на страхе. Стоило появиться более сильному защитнику – и местное население, конечно, переметнулось.

– Передай братьям: сегодня вечером в капелле собор. Всем комтурам, всем фогтам. И пошли гонцов в Любек, к гроссмейстеру. Пусть знает: началась война.

Вечером в капелле рижского замка собрались двадцать человек – вся верхушка Ливонского ордена. Суровые, закаленные в боях мужчины сидели на каменных скамьях при свете факелов. Над ними, на стене, висело огромное распятие, а по бокам – знамена с символами ордена.

Магистр встал перед алтарем:

– Братья, над нашим делом нависла смертельная опасность. Русский князь Виктор Смоленский захватил наши земли и уничтожил отряд комтура Дитриха. Он пользуется магией, а местное население переходит на его сторону.

Один из комтуров, рыжебородый Герхард фон Йорк, сжал кулаки:

– Дьявол во плоти! Надо собрать все силы и раздавить эту гадину!

– Не так просто, – возразил другой рыцарь, худощавый Конрад фон Мандерн. – У нас в Ливонии всего полторы тысячи братьев. А у него – неизвестно сколько. И магия...

– Магия – от дьявола! – воскликнул молодой комтур Оттон фон Лютенберг. – А мы служим Христу! Бог поможет правому делу!

Магистр поднял руку, призывая к тишине:

– Братья, я уже послал гонцов к гроссмейстеру. Будем надеяться, он пришлет подкрепления. А пока подумаем, что можем сделать сами.

Старший маршал ордена, седой Бурхард фон Дрейлебен, развернул на скамье карту:

– Вот наши крепости: Рига, Венден, Феллин, Дерпт, Нарва. Все они хорошо укреплены. Если будем держать оборону...

– Нет! – резко оборвал его Герхард. – Обороной войну не выиграешь! Надо наступать, пока он не закрепился!

– На что наступать? – холодно спросил Конрад. – Ты видел, что он сделал с отрядом Дитриха? Огонь с неба! Какие доспехи от этого защитят?

В капелле повисла тягостная тишина. Наконец заговорил самый молодой из присутствующих – комтур Вольфрам фон Борстель, едва достигший тридцати лет:

– А что, если попробовать договориться? Предложить ему дань, признание границ...

Его слова вызвали взрыв возмущения:

– Договариваться с дьяволом?!

– Позор!

– Мы рыцари Христовы, а не торгаши!

Магистр снова призвал к порядку:

– Братья! Вольфрам прав в одном: нужно выиграть время. Пошлем к этому русскому посла. Не для переговоров о мире, а чтобы разведать его силы, планы, слабости.

– А кого посылать? – спросил Бурхард.

– Я поеду, – неожиданно сказал Конрад фон Мандерн. – Знаю русский язык, бывал в их землях. И... не скрою, любопытно взглянуть на этого чародея.

Через неделю небольшой отряд под знаменем парламентеров выехал из Риги. Конрад фон Мандерн ехал в сопровождении двух молодых рыцарей и дюжины сержантов. Путь лежал через земли, еще недавно подчинявшиеся ордену, а теперь перешедшие под русскую власть.

Перемены были заметны сразу. В деревнях, которые еще месяц назад пустели при виде рыцарских плащей, теперь жители выходили без страха. Дети играли у дорог, женщины стирали белье в ручьях, мужчины работали в полях. Никто не прятался, не убегал.

– Странно, – пробормотал один из молодых рыцарей, Дитмар фон Розиттен. – Словно войны и не было.

– Это и есть самое страшное, – ответил Конрад. – Местные не чувствуют себя завоеванными. Они чувствуют себя освобожденными.

В одной из деревень их остановил патруль – полдюжины русских воинов под командованием молодого боярина. Увидев орденские плащи, они приготовились к бою, но Конрад поднял белый флаг.

– Мир! Мы послы!

Боярин, к удивлению рыцарей, говорил по-немецки:

– Откуда и куда путь держите?

– Из Риги к вашему князю. Есть важное дело.

Боярин оглядел отряд внимательным взглядом:

– Ступайте. Но смотрите – мир нарушите, головы с плеч долой.

Дальше их сопровождал конвой. Русские воины ехали молча, но Конрад чувствовал: они наблюдают за каждым движением гостей.

Ставка Виктора располагалась в Тарбату – том самом эстонском городище, которое орден сжег два года назад. Но теперь город отстраивался заново. Повсюду стучали топоры, скрипели пилы, лязгали молоты. Вместо прежних деревянных хижин поднимались добротные дома из камня и бруса.

– Быстро же они строят, – заметил второй спутник Конрада, Эберхард фон Дорен.

– Когда есть защитник, люди не боятся вкладывать силы в долговременные постройки, – объяснил Конрад.

Княжеский терем стоял на самом высоком холме. Это было внушительное строение из белого камня, с высокими башнями и крепкими стенами. У ворот стояли стражники в блестящих кольчугах.

Виктор Крид принял послов в большой палате. Он сидел в резном кресле, одетый в богатую шубу, отороченную соболем. Справа от него стояла молодая женщина в дорогом платье – видимо, жена. Слева – несколько русских бояр и местных старейшин.

Конрад внимательно оглядел своего противника. Мужчина лет тридцати пяти, высокий, широкоплечий. Лицо спокойное, но глаза... в глазах читалась такая сила, что рыцарь невольно поежился.

– Слушаю вас, рыцари, – сказал Виктор по-немецки. – Что привело вас в мои земли?

Конрад шагнул вперед и поклонился:

– Я Конрад фон Мандерн, посол магистра Волькина фон Наумбурга. Прибыл выяснить ваши намерения относительно Ливонского ордена.

– Мои намерения просты, – спокойно ответил Виктор. – Орден должен покинуть Прибалтику. Эти земли отныне под моей защитой.

– Орден владеет этими землями сорок лет! Мы принесли сюда христианскую веру, цивилизацию, порядок!

Виктор усмехнулся:

– Порядок? Вы принесли рабство. Местные жители были данниками, а не подданными. Разница большая.

– Мы служим Богу! – вспылил молодой Дитмар. – А вы пользуетесь дьявольской магией!

В палате повисла напряженная тишина. Виктор медленно встал с кресла.

– Магией, говорите? – Он поднял руку, и в воздухе вспыхнул небольшой огненный шар. – А вот это что? Дьявольская сила или божья?

Рыцари инстинктивно отступили. Дитмар схватился за меч, но Конрад удержал его.

– Не важно, откуда сила, – сказал старший рыцарь, стараясь сохранить спокойствие. – Важно, как ею пользуются. Вы убили двести христиан!

– Которые пришли завоевывать мои земли, – невозмутимо ответил Виктор. – Защищаться – не грех.

Огненный шар исчез. Князь снова сел в кресло.

– Передайте своему магистру: у него есть месяц, чтобы вывести войска из Прибалтики. Кто останется – будет уничтожен. Кто уйдет – останется жив.

– А если орден не согласится? – спросил Конрад.

– Тогда я приду в Ригу. И от вашего замка не останется камня на камне.

Это была не угроза – это было обещание. Конрад это понял и поклонился:

– Передам ваши слова, князь.

Когда рыцари удалились, Агафья подошла к мужу:

– Они не уйдут. Слишком много вложили в эти земли.

– Знаю, – кивнул Виктор. – Но предупредить надо было. Теперь у нас есть месяц на подготовку.

А в Риге, когда Конрад передал слова русского князя, магистр Волькин долго молчал. Наконец он поднял голову:

– Значит, войны не избежать. Тогда будем готовиться. Пошлите гонцов во все комтурства – собираем все силы. И еще... – он помедлил. – Пишите в Данию, к королю Вальдемару. Пусть пришлет флот. А в Швецию – пусть ярл Биргер даст войска. Одни мы этого дьявола не одолеем.

Так началась война, которая изменила судьбу всей Северной Европы. С одной стороны – тевтонские рыцари, датчане, шведы, вся католическая Европа. С другой – русский князь-чародей и его разноплеменная армия. Ставкой в игре была власть над Балтийским морем и судьба миллионов людей.

И пока дипломаты обменивались посланиями, кузнецы ковали мечи, а воины точили клинки. Железный крест сходился с двуглавым орлом в смертельной схватке.

***

Июльское утро выдалось туманным. Густая пелена поднималась от болотистых низин, скрывая лес и превращая мир в призрачную картину полутеней. Идеальная погода для того, что задумал Виктор Крид.

Русская армия стояла лагерем в двух переходах от Вендена – одной из сильнейших крепостей Ливонского ордена. Пять тысяч воинов расположились среди сосновых рощ, тщательно скрываясь от вражеских разведчиков. Дымы от костров рассеивались в кронах деревьев, часовые прятались за стволами, а кони были выведены в глубокие лощины.

Виктор сидел в своем шатре, разложив перед собой большую карту. Рядом стояли его воеводы: Мстислав Храбрый, Твердислав Псковский, литовец Витенис. А напротив них – местные проводники, знавшие здешние места как свои пять пальцев.

– Расскажи еще раз про эту тропу, – попросил князь старого эста по имени Калев.

Седобородый охотник наклонился над картой, ведя пальцем по извилистым линиям:

– Вот здесь, господарь, за болотом Синим, есть тропа звериная. Медведи да лоси ходят. Узкая очень, конному не пройти. Но пешему – можно. А выходит она прямо к задним воротам Вендена.

– Сколько людей по ней провести можно?

– Друг за дружкой – сколько угодно. Только тихо идти надо. Болото звук далеко носит.

Мстислав покачал головой:

– Рискованно, господарь. Если немцы тропу перекроют...

– Не перекроют, – возразил Витенис. – Они про нее не знают. Я сам в этих местах охотился – тропа хитрая, с основной дороги не видна.

Виктор внимательно изучал карту. План созревал в его голове уже неделю, и теперь оставалось только воплотить его в жизнь.

– Слушайте, что будем делать. Основные силы – три тысячи воинов – остаются здесь, в лагере. Разводите костры, шумите, пусть немецкие лазутчики видят: мы никуда не торопимся. А ночью тысяча отборных пехотинцев пойдет по звериной тропе к задним воротам Вендена.

– А если не получится скрытно подойти? – спросил Твердислав.

– Получится. Потому что в это же время отряд Витениса нападет на крепость с фронта. Немцы решат, что это главный штурм, и стянут все силы на стены.

Витенис усмехнулся:

– Понял. Значит, мне шуметь побольше?

– Именно. Кричи, труби в рога, стреляй из самопалов. Пусть думают, что вся армия пошла на приступ. А когда мои люди ворвутся с тыла...

– Венден падет, – закончил Мстислав и одобрительно кивнул. – План хорош. Но кого поведешь через болото?

– Себя, – спокойно ответил Виктор. – И тысячу псковичей. Они болота не боятся, в тишине ходить умеют.

С наступлением сумерек в лагере началось осторожное движение. Тысяча воинов в мягких кожаных сапогах, без лишнего железа, собралась у опушки леса. Вместо кольчуг – стеганые куртки, вместо мечей – ножи и топоры. Каждый нес за спиной веревку и крючья для штурма.

Калев, обвязанный веревкой для безопасности, шел впереди. За ним – сам Виктор, за князем – боярин Ратмир со знаменем, дальше цепочкой тянулись псковские ратники.

Первый час пути прошел по сухой земле, среди сосен и елей. Воины шли гуськом, стараясь не хрустнуть веткой, не задеть куст. Только изредка слышались приглушенные команды:

– Осторожно, яма!

– Ветка низкая!

– Стой, дай пройти!

Потом лес кончился, и впереди открылось болото. В лунном свете оно выглядело как черное море, из которого торчали редкие островки сухой земли. Между ними извивалась узкая тропа – не шире двух футов.

– Дальше только по одному, – шепнул Калев. – И точно в мои следы. Шаг в сторону – утонешь.

Виктор кивнул и передал команду назад. Длинная цепочка воинов растянулась по болотистой тропе. Каждый шаг нужно было выверять, каждый камень проверять на прочность.

Болото жило своей жизнью. Где-то квакали лягушки, плескалась рыба, шуршали в камышах водяные крысы. Иногда с тяжелым всплеском проваливался в трясину подгнивший ствол. Воздух был густой, влажный, пропитанный запахами гнили и тины.

– Господарь, – шепнул идущий сзади Ратмир, – может, зря мы без магии? Одним заклинанием...

– Нет, – тихо ответил Виктор. – Магию почувствуют. У них в Вендене есть церковные маги, они сразу заметят. А так – мы обычные люди, идем обычной тропой.

Переход через болото занял три часа. Три часа осторожного, выматывающего движения по скользким кочкам и гнилым бревнам. Несколько раз приходилось останавливаться – когда тропа терялась или впереди слышались подозрительные звуки.

Наконец впереди показалась твердая земля, а за ней – темная стена леса. Калев обернулся и довольно улыбнулся:

– Прошли, господарь. Дальше уже просто.

Последний участок пути действительно оказался легким. Лесная дорожка вела прямо к окраине города, который раскинулся под стенами Вендена. Отсюда была видна крепость – мощные каменные стены, высокие башни, зубцы, утыканные копьями стражи.

Виктор поднял руку, останавливая отряд. До задних ворот оставалось не больше двухсот шагов, но именно эти двести шагов были самыми опасными. Здесь уже не было укрытий, только голая земля да редкие кусты.

– Ждем сигнала, – шепнул князь.

Сигналом должен был стать рог Витениса. Литовец со своим отрядом должен был напасть на главные ворота ровно в полночь. Виктор прислушался – где-то вдали слышался мерный шаг часовых на стенах, скрип флюгеров на башнях, но пока никаких звуков боя.

И вдруг в ночной тишине прогремел рог. Протяжный, воющий звук разнесся над крепостью, а следом раздались крики, звон оружия, треск горящих стрел.

– Витенис начал, – пробормотал Ратмир.

На стенах Вендена заметались факелы. Слышались команды на немецком языке, топот бегущих ног. Защитники крепости спешили к главным воротам, где разгорелся бой.

– Теперь! – скомандовал Виктор.

Тысяча псковичей бросилась к задним воротам. Бежали не строем, а как охотники – пригибаясь, используя каждый куст, каждую ложбинку. Сторожевые собаки почуяли чужих и залаяли, но их лай потонул в грохоте сражения у главных ворот.

Задние ворота Вендена были меньше и слабее главных. Они предназначались для хозяйственных нужд – вывоза мусора, прохода слуг. Охранялись они всего дюжиной сержантов, да и те сейчас смотрели в сторону главного боя.

Виктор первым добежал до ворот. Старые дубовые створки были заперты изнутри, но это не проблема. Князь приложил ладонь к замку – не для магии, а просто чтобы почувствовать механизм. Потом достал из-за пояса тонкую проволоку и принялся взламывать замок.

– Откуда ты это умеешь? – изумленно шепнул Ратмир.

– Полезный навык, – коротко ответил Виктор.

Замок щелкнул. Ворота медленно отворились, и русские воины хлынули во двор крепости.

Здесь их ждал сюрприз. Двор не был пуст – у конюшен стояли десятка два рыцарских коней в полном снаряжении, а рядом суетились оруженосцы, готовя господ к бою.

– Резерв, – понял Виктор. – Умно. Держат свежие силы на случай прорыва.

Но рыцарей-то самих не было видно – видимо, они были в башне, облачались в доспехи. А оруженосцы и слуги оружием владели плохо.

– Вперед! – крикнул князь. – Захватить конюшни!

Псковичи рассыпались по двору. Одни бросились к конюшням, другие – к башням, третьи – к воротам, чтобы открыть их для главных сил.

Оруженосцы пытались сопротивляться, но что могли поделать мальчишки с мечами против закаленных воинов? Большинство сразу бросило оружие и побежало. Несколько храбрецов попытались защитить коней, но были быстро обезврежены.

– Ратмир! – позвал Виктор. – Веди полсотни к главным воротам, помоги Витенису! Остальные – за мной!

Князь устремился к главной башне крепости. Именно там должны были находиться магистр и его рыцари. Дверь башни была заперта, но псковичи не зря принесли с собой топоры.

Дубовая дверь треснула под ударами, потом рассыпалась в щепки. Виктор ворвался внутрь первым.

В нижнем зале башни царил хаос. Рыцари, застигнутые врасплох, пытались надеть доспехи. Кто-то уже успел облачиться в кольчугу, кто-то еще возился с поножами. На полу валялись мечи, шлемы, щиты.

– Сдавайтесь! – крикнул Виктор по-немецки. – Крепость взята!

Один из рыцарей, высокий блондин лет сорока, схватил меч и бросился на князя:

– Никогда! Лучше смерть!

Виктор уклонился от удара и ответил точным ударом рукояти в висок. Рыцарь рухнул без сознания.

– Кто следующий? – спокойно спросил князь.

Остальные немцы переглянулись. Они видели: дверь забита русскими воинами, сопротивление бесполезно. Один за другим начали складывать оружие.

– Где комтур? – спросил Виктор.

– Здесь я, – раздался голос сверху.

По лестнице спускался пожилой рыцарь в богатых доспехах. Это был Вернер фон Брейсгау, комтур Вендена, один из опытнейших полководцев ордена.

– Вы взяли крепость хитростью, – сказал он с достоинством. – Но война еще не закончена.

– Для Вендена закончена, – ответил Виктор. – Сдавайте крепость, и ваши люди останутся живы.

Комтур помедлил, потом снял с пояса меч и положил его к ногам русского князя:

– Венден сдается.

А во дворе крепости уже развевались русские знамена. Главные ворота были открыты, и через них вливались полки Витениса. Литовцы кричали от радости, потрясая окровавленными мечами. Одна из сильнейших крепостей ордена пала всего за одну ночь.

– Как дела? – спросил Виктор у подошедшего Витениса.

– Отлично! – радостно ответил литовец. – Потеряли всего человек тридцать. А немцев... – он оглядел двор, усеянный телами. – Штук двести, не меньше.

– Хорошо. Теперь Венден наш. А это значит, что путь на Ригу открыт.

Комтур Вернер, слышавший эти слова, побледнел:

– Рига устоит. Там стены крепче, гарнизон больше...

Виктор улыбнулся:

– Посмотрим. У меня еще много хитростей в запасе.

Взятие Вендена стало переломным моментом войны. Самая мощная крепость ордена пала без применения магии, исключительно благодаря военной хитрости и знанию местности. Это показало всей Прибалтике: русские побеждают не только чудесами, но и умением.

А главное – дорога на Ригу теперь была открыта. И Виктор Крид уже строил планы последнего, решающего удара по сердцу Ливонского ордена.

***

Осадный лагерь под Ригой растянулся на несколько верст. Семь тысяч воинов расположились полукругом вокруг главной крепости Ливонского ордена, перекрыв все пути к городу. Русские, литовцы, эсты, псковичи – вся многоплеменная армия Виктора Крида готовилась к решающему штурму.

Сама Рига представляла внушительное зрелище. Мощные каменные стены высотой в четыре сажени, угловые башни, глубокий ров, наполненный водой. За стенами виднелись шпили собора и башня магистрского замка. На зубцах развевались знамена с черными крестами, а между ними поблескивали доспехи защитников.

Виктор стоял на невысоком холме, с которого был виден весь город. Рядом с ним теснились воеводы: Мстислав Храбрый, Витенис, Твердислав Псковский. В руках у князя была подзорная труба – одно из тех новшеств, которые он принес из своего мира.

– Считаешь немцев? – спросил Витенис, глядя на сосредоточенное лицо Виктора.

– Примерно полторы тысячи, – ответил князь, не отрывая трубы от глаза. – Все рыцари и сержанты, что остались у ордена. Магистр собрал последние силы.

– А горожане?

– Те отсиживаются в домах. Видишь, дыма мало – не готовят, не топят. Боятся.

Мстислав покачал головой:

– Крепость сильная. Штурмом брать – много народу потеряем.

Виктор опустил трубу и улыбнулся:

– А кто сказал, что будем штурмовать?

Той же ночью к стенам Риги подъехал одинокий всадник под белым флагом. Стража пропустила его через ворота, и вскоре рыцарь предстал перед магистром Волькином фон Наумбургом.

Это был Твердислав Псковский, один из самых уважаемых воевод Виктора. Говорил он хорошо по-немецки и умел вести переговоры.

– Что передает ваш князь-чародей? – холодно спросил магистр.

Волькин за эти месяцы сильно постарел. Седина тронула виски, лицо покрылось глубокими морщинами. Потеря крепости за крепостью, гибель лучших рыцарей, безнадежность положения – все это сломило некогда гордого человека.

– Князь Виктор предлагает последний раз решить дело миром, – спокойно ответил Твердислав. – Сложите оружие, откройте ворота – и всем будет сохранена жизнь.

– А условия?

– Орден покидает Прибалтику навсегда. Магистр и все комтуры дают клятву никогда больше не возвращаться в эти земли. Рядовые рыцари могут остаться и служить новой власти.

Магистр горько засмеялся:

– Щедрые условия. А если мы откажемся?

– Тогда завтра начнется штурм. И пощады не будет никому.

В зале, где проходила встреча, собрались все уцелевшие руководители ордена. Комтуры переглядывались, некоторые качали головами. Наконец заговорил старший маршал Бурхард фон Дрейлебен:

– У нас еще есть силы! Тысяча братьев, крепкие стены, припасы на полгода!

– И что дальше? – устало спросил магистр. – Через полгода этот дьявол все равно возьмет город. Только потерь будет больше.

Молодой комтур Оттон фон Лютенберг вскочил с места:

– Лучше умереть с честью, чем жить в позоре! Мы рыцари Христовы!

– Рыцари мертвого дела, – возразил комтур Конрад фон Мандерн. Он был единственным, кто видел Виктора лично, и понимал безнадежность сопротивления. – Этот русский князь сильнее нас. Намного сильнее.

Спор затянулся до глубокой ночи. В конце концов большинством голосов решили отвергнуть предложение о сдаче.

– Передайте вашему князю, – сказал магистр Твердиславу, – орден будет сражаться до последнего.

Псковский воевода поклонился и удалился. А магистр остался в зале наедине со своими мыслями. Где-то в глубине души он понимал: принял неправильное решение. Но отступать было уже поздно.

Штурм начался на рассвете. Русские полки выстроились перед стенами Риги, ощетинившись копьями и щитами. Впереди шли штурмовые лестницы, за ними – лучники с самопалами.

Но Виктор не торопился. Он медленно проехал вдоль строя, оглядывая воинов. Все ждали команды к атаке, но князь молчал.

– Господарь, – подъехал к нему Мстислав, – полки готовы.

– Знаю, – кивнул Виктор. – Но сначала покажем немцам, с кем они связались.

Князь спешился и прошел вперед, к самым стенам. Рижские лучники натянули тетивы, но стрелять не решались – слишком далеко.

Виктор поднял руки к небу. И тут же над городом собрались грозовые тучи. Они сгущались с неестественной быстротой, превращая ясное утро в сумрачный день.

Первая молния ударила в башню магистрского замка. Камни посыпались вниз, на стенах поднялись крики. Вторая молния попала в городской собор, третья – в складские постройки.

– Вот это да, – пробормотал Витенис. – А говорил, без магии обойдется.

– Психологическое воздействие, – объяснил Мстислав. – Чтобы духу лишить.

Действительно, на стенах началась паника. Рыцари бегали, кричали, некоторые бросали оружие. Магистр пытался восстановить порядок, но его голос тонул в грохоте небесного огня.

Когда гроза утихла, Виктор снова поднял руку. На этот раз он призвал не молнии, а огонь. Адское пламя обрушилось на несколько участков стены, превращая камень в раскаленную лаву.

– Теперь! – крикнул князь. – В атаку!

Русские полки ринулись к стенам. Штурмовые лестницы приставлялись к проломам, воины карабкались наверх, завязывались рукопашные схватки.

Сопротивление ордена было отчаянным, но недолгим. Слишком уж неравны были силы, слишком подавлены защитники демонстрацией магической мощи.

Первыми на стены ворвались псковичи Твердислава. За ними – литовцы Витениса. Потом рухнули ворота, и во двор хлынула основная масса штурмующих.

Магистр Волькин собрал вокруг себя последних верных рыцарей – человек сорок – и укрепился в главной башне замка. Отсюда они огрызались до последнего, но исход был предрешен.

Виктор лично возглавил штурм башни. Он шел впереди своих воинов, отметая защитников ударами меча. Магии больше не применял – в ней не было нужды.

На верхнем этаже башни произошла последняя схватка. Магистр Волькин, комтуры Герхард фон Йорк, Оттон фон Лютенберг, маршал Бурхард фон Дрейлебен – все они стояли полукругом, прикрывая алтарь орденской капеллы.

– Конец, – сказал Виктор, входя в зал с окровавленным мечом в руке.

– Не для нас, – ответил магистр. – Мы умрем, но дело ордена будет жить.

– Какое дело? Порабощение народов? Грабежи под видом крестовых походов?

– Мы несли свет Христовой веры!

– Вы несли смерть и рабство.

Магистр выхватил меч:

– Тогда покончим с этим!

Он бросился на Виктора, за ним – остальные рыцари. Завязался последний бой.

Магистр был опытным воином, но возраст и усталость брали свое. Виктор парировал его удары, постепенно теснил к стене. Рядом гремели мечи – русские воины схватились с орденскими комтурами.

Финал был стремительным. Виктор обманным движением заставил магистра открыться, а затем нанес точный удар в шею. Голова Волькина фон Наумбурга скатилась по каменному полу капеллы.

Почти одновременно пали и остальные руководители ордена. Герхард фон Йорк, молодой Оттон, старый Бурхард – все они нашли смерть в той башне, которая когда-то казалась им неприступной.

Последним держался Конрад фон Мандерн – тот самый рыцарь, что был послом к Виктору. Он сражался спиной к алтарю, отбиваясь от двух русских воинов.

– Стойте! – крикнул Виктор. – Этот остается жив.

Конрад опустил меч, тяжело дыша:

– Почему?

– Потому что ты единственный из вас понимал безнадежность сопротивления. И потому что кто-то должен рассказать Европе, что здесь произошло.

Рыцарь посмотрел на тела своих товарищей, потом на окровавленного русского князя:

– И что я должен рассказать?

– Правду. Что Ливонский орден больше не существует. Что Прибалтика свободна. И что всякий, кто попытается снова поработить эти земли, найдет здесь свою смерть.

Конрад молча кивнул. Он понимал: его жизнь сохранена именно для этого – чтобы он стал вестником конца старого мира.

К вечеру сражение в Риге полностью затихло. Город был взят, орден уничтожен, его руководители мертвы. На башне магистрского замка развевалось русское знамя, а по улицам ходили дозоры под командованием эстонских и латышских воевод.

Виктор стоял на крыше захваченной башни, глядя на Двину и дальние леса. Рядом с ним была Агафья – она прибыла с обозом сразу после взятия города.

– Ну что, довольна? – спросил князь жену.

– Война закончена? – ответила она вопросом на вопрос.

– В Прибалтике – да. Орден больше не существует. Но...

– Но что?

Виктор указал на запад, где за лесами лежали немецкие земли:

– Они не простят. Папа римский объявит крестовый поход, немецкие князья соберут армии. Придется готовиться к новой войне.

– Значит, подготовимся, – спокойно сказала Агафья. – У нас теперь есть выход к морю, торговые пути, богатые города. Сможем содержать большую армию.

Виктор кивнул. Действительно, захват Прибалтики открывал новые возможности. Балтийская торговля, рыбные промыслы, янтарные берега – все это теперь работало на его державу.

А в подвалах захваченного замка сидел Конрад фон Мандерн, единственный уцелевший из орденского руководства. Завтра ему предстояло отправиться в долгий путь на запад, чтобы рассказать Европе о конце Ливонского ордена.

И рассказать о том, что на востоке возникла новая сила – Русское царство, простирающееся от Днепра до Балтийского моря, управляемое князем-чародеем, который не знает поражений.

Железный крест был сломан. Двуглавый орел расправил крылья над всей Северо-Восточной Европой. И это было только начало великих перемен, которые ждали старый мир.

***

Латеранский дворец в Риме встретил февральское утро тревожной суетой. По мраморным коридорам торопились кардиналы в пурпурных мантиях, аббаты, папские легаты. Все спешили в главную залу, где их ждал папа Иннокентий III.

Понтифик сидел на своем троне, держа в руках письмо, от которого исходило почти осязаемое зло. Это было послание Конрада фон Мандерна – единственного выжившего рыцаря Ливонского ордена. Письмо, которое перевернуло представления римской курии о происходящем на далеком севере Европы.

Папа Иннокентий был человеком лет пятидесяти, с острым умом и железной волей. При нем церковь достигла невиданного могущества, а папская власть простиралась от Англии до Святой земли. Но сейчас на его лице читались растерянность и гнев.

– Братья, – начал он, обращаясь к собравшимся прелатам, – получены страшные вести с севера. Ливонский орден... более не существует.

В зале повисла тишина. Многие кардиналы переглянулись – слухи о поражении ордена ходили уже месяц, но никто не верил в полную катастрофу.

– Святой отец, – осторожно заговорил кардинал Уголино ди Сеньи, – может быть, известия преувеличены? Ведь орден...

– Орден уничтожен полностью! – резко оборвал его папа. – Магистр Волькин фон Наумбург обезглавлен! Все комтуры убиты! Рига пала! Прибалтика потеряна!

Он встал с трона и начал ходить по залу, размахивая письмом:

– И знаете ли вы, кто это сделал? Русский князь! Схизматик! Еретик! Чародей, пользующийся дьявольскими силами!

Кардинал Роберто Курсон, папский легат и один из самых влиятельных прелатов, поднялся с места:

– Святой отец, если это правда... это удар по всему христианскому миру. Ливония была форпостом веры на востоке.

– Не была – есть! – воскликнул Иннокентий. – И этот... этот антихрист не только захватил наши земли, но и осквернил святыни! Читайте!

Он развернул письмо и зачитал вслух отрывок:

*"...и вошел он в орденскую капеллу с окровавленным мечом, и убил там магистра у самого алтаря, и кровь христианская обагрила святые камни. А когда все было кончено, приказал он снести кресты с башен и водрузить языческие знамена..."*

Зал взорвался возмущенными криками:

– Святотатство!

– Богохульство!

– Слуга дьявола!

Папа поднял руку, призывая к тишине:

– Но это еще не все. Этот русский князь не просто завоевал Ливонию. Он создал там некое подобие государства, где, цитирую, "христиане и язычники живут по одним законам, а православные схизматики стоят выше католиков".

Кардинал Петр Капуанский, известный своей ученостью, нахмурился:

– Святой отец, а что известно об этом князе? Откуда он взялся?

Иннокентий снова обратился к письму:

– Конрад фон Мандерн пишет... странные вещи. Будто бы этот Виктор появился в Смоленске всего несколько лет назад. Будто бы он владеет магией, которой не знают даже еретические волхвы. Будто бы он может призывать огонь с неба и останавливать время.

– Дьявольщина, – пробормотал аббат Стефан Турнейский. – Чистая дьявольщина.

– Именно! – согласился папа. – И теперь этот слуга Сатаны правит от Днепра до Балтийского моря. Контролирует торговые пути, собирает армии, готовится к новым завоеваниям.

Кардинал Уголино задал очевидный вопрос:

– Что будем делать, святой отец?

Иннокентий остановился перед троном и медленно повернулся к собравшимся:

– Объявляем крестовый поход. Не простой крестовый поход, а великую священную войну против воплощенного зла. Этот русский антихрист должен быть уничтожен, его земли – освобождены, его подданные – обращены в истинную веру.

Зал загудел обсуждениями. Объявить крестовый поход было делом серьезным. Это означало мобилизацию всей католической Европы, огромные расходы, годы войны.

– Святой отец, – осторожно заговорил кардинал Роберто, – а кто поведет крестоносцев? Ливонский орден уничтожен, тамплиеры заняты в Святой земле...

– Создадим новый орден, – решительно ответил папа. – Орден Святого Михаила Архангела. Его задача – борьба с дьявольскими силами на севере Европы.

Он подошел к большой карте, висевшей на стене, и указал на Прибалтику:

– Смотрите, братья. Вот что мы потеряли. Рига, Ревель, Дерпт, все побережье Балтийского моря. А вот что нам угрожает – этот русский князь может двинуться дальше. На Польшу, на Венгрию, на саму Германию.

Кардинал Петр возразил:

– Но ведь у него схизматическая вера. Может быть, стоит попробовать переговоры? Предложить унию, признание папской власти...

Иннокентий презрительно фыркнул:

– Переговоры? С тем, кто убивает рыцарей Христовых у алтаря? С тем, кто пользуется дьявольской магией? Нет, этого врага можно только уничтожить.

Он вернулся к трону и сел, тяжело опираясь на подлокотники:

– Пишите буллу. Сегодня же. Обращение ко всем христианским государям Европы. Пусть знают: тот, кто примет участие в священной войне против русского антихриста, получит полное отпущение грехов. Тот, кто погибнет в этой войне, попадет прямо в рай.

Кардинал-секретарь достал свиток и перо:

– Как назовем буллу, святой отец?

Папа подумал:

– *"Vox in excelso"* – "Глас с высоты". Пусть весь мир узнает о новой угрозе христианству.

Следующие часы прошли в лихорадочной работе. Кардиналы диктовали, секретари писали, курьеры готовились к отправке по всей Европе. Булла папы Иннокентия III об объявлении крестового похода против "русского антихриста" должна была дойти до каждого христианского государя.

К вечеру текст был готов. Иннокентий лично проверил каждую строчку:

*"Иннокентий, епископ, раб рабов Божиих, возлюбленным сынам во Христе, всем верным христианам, читающим сие послание, здравствовать в Господе и апостольское благословение.*

*Дошел до нас глас вопиющего с севера, глас ужаса и скорби великой. Ибо восстал там враг рода человеческого, слуга князя тьмы, русский князь, именуемый Виктором, который силою бесовскою захватил святые земли христианские и предал мечу рабов Христовых.*

*Сей антихрист, пользуясь магией дьявольской, разрушил орден святых рыцарей ливонских, осквернил алтари, поверг кресты и водрузил знамена языческие. Кровь мучеников вопиет к небу о мщении.*

*Посему призываем всех верных сынов церкви святой взяться за оружие против сего воплощения зла. Кто примет крест и пойдет войною на русского антихриста, тому отпускаются все грехи. Кто погибнет в сей священной войне, того душа немедленно возносится в царство небесное.*

*Да будет сие знамением для всех: церковь святая не потерпит торжества зла. Бог поможет правому делу, и враги Христовы будут повержены.*

*Дано в Латеране, в день святого Валентина, года от воплощения Господня 1239.*"

– Хорошо, – одобрил папа. – Теперь рассылайте копии. В первую очередь – германскому императору Фридриху, французскому королю Людовику, венгерскому королю Беле. Они должны понять: это не просто война за какие-то дальние земли. Это битва добра со злом.

Кардинал Уголино поднял важный вопрос:

– А что с русской церковью, святой отец? Ведь формально они христиане...

Иннокентий нахмурился:

– Схизматики. Еретики. Они давно отошли от истинной веры, а теперь и вовсе служат дьяволу. В булле ясно сказано: этот Виктор – антихрист. А значит, и все, кто ему служит, – слуги Сатаны.

– Но среди них могут быть невинные...

– В священной войне невинных не бывает! – резко оборвал папа. – Либо ты с Христом, либо против него. Третьего не дано.

Через несколько дней первые копии буллы отправились в дорогу. Курьеры помчались по всем направлениям – в Париж и Кельн, в Краков и Буду, в Лондон и Толедо. Весть о новом крестовом походе должна была облететь всю Европу.

А в покоях папы Иннокентий стоял у окна, глядя на вечный город. Где-то там, на далеком севере, новый враг христианства строил свою державу. Но церковь не отступит. Крест победит полумесяц, добро одолеет зло.

Правда, в глубине души папа не мог отделаться от тревожной мысли: а что, если этот русский князь действительно настолько силен, что разгромил целый орден? Что, если его магия превосходит все известное?

Но эти сомнения Иннокентий тут же отгонял. Бог на стороне правых. А значит, победа будет за христианским воинством.

Он только не знал, что его булла дойдет до Виктора Крида гораздо раньше, чем соберутся крестоносные армии. И что русский князь уже готовит ответ, который потрясет основы католического мира.

Священная война была объявлена. Но кто в ней окажется истинно священным воином, а кто – слугой тьмы, покажет только время.

***

Снег еще лежал в лесах, но весенние ручьи уже пробивались сквозь ледяную корку, когда на границе Польши собралась самая большая армия, какую только видели эти земли. Двенадцать тысяч воинов расположились лагерем в Беловежской пуще, готовясь к походу, который должен был изменить карту Европы.

Виктор Крид объезжал полки на своем вороном коне, оглядывая войско, собранное со всех концов его державы. Здесь стояли закаленные смоленские дружинники в блестящих кольчугах, псковские стрелки с самопалами, новгородские ополченцы с топорами и щитами. Рядом с русскими полками расположились литовские копейщики под командованием Витениса, эстонские лучники, латышские мечники.

Но больше всего впечатляли новобранцы – бывшие подданные Ливонского ордена, которые теперь служили под русскими знаменами. Немецкие рыцари, принявшие присягу Виктору, датские наемники, даже несколько шведских берсерков. Все они получили русские имена, русское жалованье и русскую веру в победу.

– Хорошее войско, – заметил Мстислав Храбрый, подъехав к князю. – Но далеко ли пойдем с таким обозом?

Действительно, обоз растянулся на несколько верст. Сотни телег с продовольствием, оружием, осадными орудиями. Полевые кузницы, передвижные лазареты, даже походная типография для печати воззваний.

– Дойдем, куда нужно, – спокойно ответил Виктор. – А обоз... в этом походе он важнее, чем кажется. Мы идем не просто воевать. Мы идем завоевывать сердца и умы.

Первой целью было герцогство Мазовецкое – самое восточное из польских княжеств, граничившее с русскими землями. Его столица Плоцк лежала на Висле, контролируя важный торговый путь.

Поход начался в середине марта. Армия двигалась широким фронтом, охватывая сразу несколько дорог. Виктор не хотел давать противнику возможности сосредоточить силы против какого-то одного направления.

Первая польская крепость, которую встретили русские войска, называлась Ломжа. Небольшой городок с деревянными стенами и башнями, гарнизон – человек триста местного ополчения под командованием какого-то мелкого шляхтича.

Виктор подъехал к воротам под белым флагом. На стенах показались защитники – бородатые мужики в самодельных доспехах, вооруженные рогатинами и самострелами.

– Эй, воевода! – крикнул князь по-польски. – Выходи говорить!

Из ворот вышел молодой шляхтич в потертом кафтане. Лицо бледное, руки дрожат – видно, впервые видит такую армию.

– Я... я Войцех Ломжинский, староста города, – пролепетал он. – Чего... чего хотите?

– Сдавайся, – просто сказал Виктор. – Открывай ворота, складывай оружие – и никого не тронем. Будешь упираться – сожжем город дотла.

Войцех оглянулся на стены, где столпились его люди. Видно было: все понимают безнадежность сопротивления.

– А если сдамся... что с нами будет?

– Кто хочет – может уходить. Кто остается – будет служить мне. Жалованье хорошее, добыча честная.

Польский шляхтич помедлил, потом снял шапку:

– Сдаюсь. Только пощадите людей.

Ломжа пала без единого выстрела. Большинство гарнизона разбежалось, но несколько десятков поляков изъявили желание служить новому господину. Виктор велел им влиться в состав своих полков – не отдельными отрядами, а вперемешку с русскими воинами.

– Зачем ты их принимаешь? – спросила Агафья, которая ехала с войском в богато украшенной телеге. – Еще предательство устроят.

– Не устроят, – уверенно ответил Виктор. – Во-первых, они вперемешку с нашими. Во-вторых, жалованье им плачу исправно. В-третьих... – он усмехнулся, – они видят, что я побеждаю. А все любят служить победителю.

Дальше дорога шла через польские села и местечки. Везде русские войска встречали настороженно, но без открытой враждебности. Крестьяне прятались в домах, пока не убеждались, что никто их грабить не собирается. Купцы сначала убегали, потом осторожно возвращались и даже предлагали товары.

– Странно, – заметил Витенис. – Где польское войско? Где ополчение?

– Собирается где-то в глубине, – объяснил Виктор. – Герцог Конрад Мазовецкий не дурак. Понимает: встречать меня на границе бесполезно. Будет заманивать вглубь страны, а потом ударит, когда мы растянемся.

Действительно, серьезное сопротивление началось только под Плоцком. Столица Мазовии оказалась хорошо укрепленной крепостью с каменными стенами и мощными башнями. А главное – здесь собралось польское войско.

Герцог Конрад Мазовецкий был опытным полководцем. Он не стал запираться в крепости, а расположил свою армию на выгодной позиции – на холмах перед городом, прикрыв фланги болотами и речками.

У поляков было около восьми тысяч воинов. Тяжелая конница – рыцари в доспехах на больших конях. Пехота – городское ополчение и крестьянские отряды. Несколько сотен арбалетчиков. И самое опасное – полтысячи тевтонских рыцарей, прибывших на помощь по просьбе герцога.

Виктор изучал вражеские позиции в подзорную трубу, стоя на соседнем холме.

– Сильная позиция, – признал Мстислав. – В лоб не возьмешь.

– А кто сказал, что пойдем в лоб? – усмехнулся князь.

В тот же день к польскому лагерю подъехал парламентер под белым флагом. Это был молодой боярин Ратмир, хорошо говоривший по-польски.

– Что передает твой господин? – спросил герцог Конрад, принимая посла в своем шатре.

Конрад Мазовецкий был мужчиной лет сорока пяти, с седеющей бородой и умными глазами. Рядом с ним сидели польские воеводы и комтур тевтонских рыцарей – высокий немец с холодным лицом.

– Князь Виктор предлагает решить дело без кровопролития, – ответил Ратмир. – Признайте его власть, откройте ворота Плоцка – и все останутся живы.

Герцог засмеялся:

– Чтобы я, Пяст, потомок Болеслава Храброго, кланялся какому-то русскому выскочке? Никогда!

Тевтонский комтур добавил:

– Твой господин – еретик и слуга дьявола. Папа объявил против него крестовый поход. Скоро сюда придут армии со всей Европы.

– Возможно, – спокойно ответил Ратмир. – Но сначала они должны будут пройти через вас. А это... сомнительно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что завтра утром вашей армии здесь не будет.

Поляки переглянулись. Один из воевод, горячий Збигнев Одровонж, вскочил с места:

– Угрожаешь? Так знай: мы готовы к бою!

– Это не угроза, – невозмутимо ответил Ратмир. – Это предупреждение.

Ночь прошла тревожно. Польские часовые напряженно вглядывались в темноту, ожидая внезапного нападения. Но русский лагерь был тих, только изредка мелькали огоньки костров.

А между тем в темноте происходило нечто удивительное. Половина русской армии – шесть тысяч воинов – снялась с места и начала обходной маневр. Они шли лесными тропами, которые показали местные проводники, огибая польские позиции с севера.

Виктор лично возглавил этот маневр. Войска двигались в полной тишине, без барабанов и труб. Каждый воин знал: малейший шум может погубить весь план.

К рассвету обходящие полки заняли позицию в тылу у поляков, перекрыв дорогу на Варшаву. Теперь армия герцога Конрада оказалась в окружении.

Сражение началось, когда взошло солнце. Мстислав Храбрый со своими полками атаковал поляков с фронта – не очень решительно, больше для видимости. Герцог Конрад обрадовался: противник лезет на сильную позицию, можно его разгромить.

Польская конница пошла в атаку. Тяжелые рыцари понеслись с холма, ощетинившись копьями. За ними бежала пехота с воинственными криками.

И тут раздались трубы с тыла. Из леса вылетела русская конница под личным командованием Виктора. Удар пришелся точно в центр польского обоза, где находились резервы и командование.

Началась резня. Польские рыцари, увязшие в схватке с передовыми полками Мстислава, не могли быстро развернуться. А русская конница рубила обозную прислугу, захватывала знамена, сеяла панику.

Герцог Конрад попытался повернуть часть войска против напавших с тыла, но было поздно. Его армия оказалась растянута между двумя фронтами, потеряла управление, начала распадаться.

Тевтонские рыцари держались дольше всех. Их черные плащи с белыми крестами мелькали в гуще боя, они отчаянно пытались прорубиться к своему комтуру. Но русские воины окружали их плотным кольцом, не давая соединиться.

Финал был быстрым. Комтур тевтонцев пал, сраженный стрелой псковского лучника. Герцог Конрад, раненный в руку, был взят в плен. Остатки польской армии бежали, бросая оружие и знамена.

К полудню все было кончено. На поле боя лежали сотни тел, большинство – в польских и немецких доспехах. Русские потери оказались удивительно малы – меньше ста человек.

Виктор принимал пленного герцога в захваченном польском шатре. Конрад Мазовецкий сидел на деревянном стуле, держа раненую руку на перевязи. Лицо мрачное, но достойное.

– Ну что, ваша светлость, – сказал Виктор, – готовы ли теперь к переговорам?

– Ты выиграл сражение, – ответил герцог. – Но не войну. За мной придут другие.

– Возможно. Но пока что Мазовия моя. И Плоцк тоже мой.

Действительно, как только весть о поражении дошла до города, ворота крепости открылись. Местные бояре вышли с хлебом и солью, предлагая покорность.

– Что будешь с нами делать? – спросил Конрад.

Виктор задумался. Этот вопрос был ключевым. От ответа зависело, станет ли Польша союзником или останется врагом.

– Предлагаю компромисс, – сказал он наконец. – Ты остаешься герцогом Мазовецким, но признаешь мою верховную власть. Платишь дань, даешь войска для моих походов, но внутренние дела решаешь сам.

Конрад поднял голову:

– А взамен?

– Взамен я защищаю твои земли от врагов. И гарантирую, что мои воины не будут грабить твоих подданных.

Это было неожиданное предложение. Обычно завоеватели либо убивали побежденных правителей, либо превращали их в марионеток. Виктор же предлагал настоящее партнерство.

– Почему? – спросил герцог. – Почему не убьешь меня и не назначишь своего наместника?

– Потому что ты знаешь свой народ лучше любого наместника. Потому что поляки привыкли к тебе и будут слушаться. А мне нужна спокойная тыловая область, а не мятежная провинция.

Конрад долго молчал, обдумывая предложение. Наконец кивнул:

– Согласен. Но с условием: если ты нарушишь договор, я имею право его расторгнуть.

– Договорились.

Так Мазовия стала первой польской землей, вошедшей в состав державы Виктора Крида. Но это было только начало. Впереди лежали Куявия, Великая Польша, владения Тевтонского ордена в Пруссии.

И каждая новая победа приближала тот день, когда крестоносные армии всей Европы двинутся на восток, чтобы сразиться с "русским антихристом". Но Виктор был готов к этой встрече. Его держава росла, крепла, готовилась к решающей схватке за будущее континента.

***

Краков встретил осень 1239 года тревожными колоколами. По улицам древней столицы Польши бегали гонцы, во дворцах собирались воеводы, а на Вавельском холме король Болеслав V Стыдливый принимал последние донесения с фронтов.

Новости были катастрофическими. За летние месяцы русские войска прокатились по половине страны. Пали Плоцк, Варшава, Познань. Герцоги один за другим склоняли головы перед Виктором Кридом. А теперь двадцатитысячная армия русского князя стояла всего в двух переходах от Кракова.

— Ваше величество, — говорил воевода Пакослав Старый, указывая на карту, — нужно отступать за Карпаты. Собрать там новые силы, дождаться помощи от венгров...

Молодой король, которому едва исполнилось двадцать лет, качал головой:

— Не могу бросить Краков. Это сердце Польши.

— Лучше живое сердце в изгнании, чем мёртвое на троне, — возразил другой воевода, Клемент из Рущи.

В зал вошёл запыхавшийся гонец. Весь в пыли, с расцарапанным лицом — видно, скакал без остановок.

— Ваше величество! — воскликнул он, падая на колени. — Русские у Сломинки! Авангард их войска будет здесь завтра к вечеру!

Повисла тишина. Все понимали: время для решений истекло.

— Что с тевтонскими рыцарями? — спросил король. — Обещали ведь помощь...

— Гроссмейстер Герман фон Зальца пришёл, ваше величество. Три тысячи братьев. Но... — гонец замялся.

— Говори!

— Он требует передать ордену все прусские земли в обмен на помощь. И ещё Силезию...

Болеслав вскочил с трона:

— Что?! Половину королевства за три тысячи мечей?!

Воевода Пакослав мрачно усмехнулся:

— Тевтонцы всегда были щедры на обещания и скупы на дела.

А между тем в нескольких милях от Кракова, в походном лагере русских войск, Виктор Крид изучал последние донесения разведки. Двадцать тысяч воинов расположились на берегу Вислы, готовясь к последнему броску.

Армия за эти месяцы сильно изменилась. К первоначальным русским, литовским и прибалтийским полкам присоединились тысячи добровольцев из покорённых польских земель. Теперь под знамёнами Виктора сражались не только православные и язычники, но и католики — поляки, чехи, даже немцы из пограничных областей.

— Господарь, — доложил подошедший Мстислав Храбрый, — лазутчики доносят: в Кракове смятение. Король не знает, что делать. Одни советуют сражаться, другие — бежать.

— А тевтонцы?

— Стоят лагерем в двух милях от города. Торгуются с поляками. Гроссмейстер хочет за свою помощь получить половину королевства.

Виктор усмехнулся:

— Жадность сгубит их раньше моих мечей. Что ж, воспользуемся их спором.

Он подозвал к себе Витениса и нескольких других воевод:

— Слушайте план. Завтра на рассвете идём к Кракову тремя колоннами. Витенис с литовцами и эстами обходит город с севера, перекрывает дорогу в Силезию. Твердислав с псковичами — с юга, к переправам через Вислу. Я с основными силами иду прямо к городским воротам.

— А тевтонцы? — спросил Мстислав.

— С ними разберёмся отдельно. Пусть сначала поляки решат, будут ли сражаться или сдадутся.

Рассвет 15 сентября 1239 года стал для Кракова роковым. Жители проснулись от звука труб и увидели на горизонте лес копий и знамён. Русская армия развёртывалась перед городом в боевой порядок, блестя доспехами и оружием.

Король Болеслав стоял на стене и смотрел на эту грозную картину. Рядом с ним теснились последние верные воеводы, а внизу, на площади, собирался жалкий остаток королевского войска — не больше тысячи человек.

— Ваше величество, — тихо сказал Пакослав, — ещё не поздно отступить. Через южные ворота...

— Нет, — твёрдо ответил молодой король. — Если суждено погибнуть — умру, как подобает Пясту.

К городским воротам подъехал парламентёр под белым флагом. Это был всё тот же Ратмир, ставший за эти месяцы главным дипломатом Виктора.

— Что передаёт ваш господин? — спросил воевода Клемент, спустившись к воротам.

— Последнее предложение, — ответил Ратмир. — Король Болеслав отрекается от престола и признаёт власть князя Виктора над всей Польшей. Взамен ему гарантируется жизнь, свобода и княжество в одной из русских областей.

— А если откажется?

— Тогда Краков будет взят штурмом. И пощады не будет никому.

Клемент поднялся на стену и передал королю условия. Болеслав выслушал молча, потом покачал головой:

— Передай: король Польши не торгуется с захватчиками.

Ратмир пожал плечами и уехал. А через час началась подготовка к штурму.

Но штурмовать Краков Виктору не пришлось. Когда русские войска выстроились для атаки, городские ворота неожиданно открылись. Из них вышла толпа горожан во главе с мэром города и краковским епископом.

— Мы сдаём город! — крикнул мэр. — Просим пощады!

За горожанами показались воеводы, которые ещё час назад клялись в верности королю. Они несли опущенные знамёна и сложенное оружие.

— Где король? — спросил въехавший в город Виктор.

— Заперся в замке с последними верными, — ответил воевода Клемент, переметнувшийся к победителю. — Человек пятьдесят, не больше.

Вавельский замок продержался до вечера. Болеслав сражался как лев, но что могли сделать пятьдесят мечей против тысячи? Когда пали последние защитники, молодой король вышел из тронного зала с мечом в руке.

— Я Болеслав, король Польши, — сказал он Виктору. — Убей меня, но не унижай.

Виктор внимательно посмотрел на юношу. В его глазах читались усталость, отчаяние, но не страх.

— Ты храбро сражался, — сказал он наконец. — За это заслуживаешь уважения. Живи. Но корону сложи.

Болеслав снял с головы золотой венец и положил к ногам победителя:

— Польша пала. Да будет Бог судьёй между нами.

Так закончилось существование независимого Польского королевства. Но для Виктора это была только половина задачи. Оставались тевтонские рыцари.

Лагерь Тевтонского ордена расположился в дубовой роще в трёх милях от Кракова. Гроссмейстер Герман фон Зальца не знал о падении города — связь была прервана русскими разъездами. Он всё ещё надеялся договориться с поляками о разделе добычи.

Утром следующего дня к орденскому лагерю подошла русская армия. Пятнадцать тысяч воинов окружили рощу плотным кольцом, отрезав все пути к отступлению.

Герман фон Зальца был опытным полководцем. Увидев безнадёжность положения, он быстро принял решение:

— Строимся клином! Будем прорываться на север!

Три тысячи тевтонских рыцарей выстроились в знаменитый «железный клин» — тяжёлая конница впереди, пехота сзади, обоз в центре. Этот строй не раз приносил ордену победы в Пруссии и Ливонии.

Но сейчас всё было иначе. Виктор не стал принимать лобовую атаку. Когда рыцарский клин ринулся вперёд, русские полки расступились, пропуская врага в подготовленную ловушку.

Тевтонцы ворвались в ложный прорыв и тут же оказались под перекрёстным огнём лучников и стрелков. Стрелы и болты сыпались на них со всех сторон, выкашивая коней и пробивая доспехи.

Гроссмейстер понял, что попал в западню, и попытался развернуть войско. Но было поздно. Русская конница ударила с флангов, а пехота сомкнулась позади, окончательно замкнув кольцо.

Бой был отчаянным, но коротким. Тевтонские рыцари дрались как загнанные звери, но им негде было развернуться, некуда отступить. Один за другим падали комтуры и фогты, гибли под копытами боевые кони, ломались знамёна с чёрными крестами.

Герман фон Зальца погиб в самой гуще боя, пытаясь прорубиться к своему резерву. Длинное русское копьё пробило ему грудь, и гроссмейстер рухнул с седла, обагрив кровью траву дубовой рощи.

К полудню сражение закончилось. Тевтонский орден — главная военная сила католической церкви на востоке Европы — перестал существовать. Три тысячи лучших рыцарей лежали мёртвыми, их чёрные плащи развевались на осеннем ветру.

Несколько десятков пленных стояли на коленях перед Виктором. Среди них был комтур Дитрих фон Альденбург, заместитель гроссмейстера.

— Что будешь делать с нами? — спросил он.

— Тех, кто принесёт мне присягу, оставлю в живых, — ответил Виктор. — Остальных казню как разбойников.

— Мы рыцари Христовы! — возмутился Дитрих.

— Вы грабители в белых плащах. Сколько народов поработили? Сколько городов сожгли? Время расплаты пришло.

Из семидесяти пленных рыцарей присягу принесли только двадцать. Остальные предпочли смерть бесчестью. Их казнили на том же поле, где они сражались.

Путь в Пруссию теперь был открыт. Виктор двинул туда часть армии под командованием Витениса и Мстислава, а сам остался в Кракове, организуя управление покорённой Польшей.

Прусские земли ордена пали одна за другой. Торн, Мариенбург, Кёнигсберг — все твердыни тевтонцев открывали ворота при виде русских знамён. Местное население — пруссы, поморы, ятвяги — встречало освободителей с радостью.

Особенно легко достался Данциг. Этот богатый торговый город сдался без боя, лишь бы избежать разрушений. Виктор лично приехал туда в октябре и был поражён увиденным.

— Хороший порт, — заметил он, стоя на берегу Балтийского моря. — Отсюда можно торговать со всей Северной Европой.

Мстислав кивнул:

— Данциг богаче Риги будет. Только нужно флот строить.

— Построим. И не только торговый.

К концу 1239 года держава Виктора Крида простиралась от Днепра до берегов Северного моря. Под его властью находились Русь, Литва, Прибалтика, Польша, Пруссия. Население державы превышало три миллиона человек — невиданная цифра для средневековой Европы.

В новогоднюю ночь Виктор стоял на башне краковского замка, глядя на заснеженный город. Рядом была Агафья, укутанная в соболью шубу.

— Довольна? — спросил он жену.

— Это ещё не конец, — ответила она. — Папа не простит. Император не простит. Они пришлют новые армии.

— Пусть приходят. Теперь у меня есть что им противопоставить.

Действительно, падение Польши и Тевтонского ордена означало рождение новой великой державы. Державы, которая контролировала важнейшие торговые пути Европы, обладала огромными людскими ресурсами и непобедимой армией.

Но главное — это была держава нового типа. Здесь не было национального или религиозного угнетения. Поляк и русский, католик и православный, язычник и иудей — все были равны перед законом. Это привлекало к Виктору новых союзников и деморализовало врагов.

Старая Европа готовилась к решающей схватке с восточным «антихристом». Но она ещё не знала, что времена крестовых походов и религиозных войн уходят в прошлое. Наступала эпоха империй и национальных государств.

И первой из этих империй была держава Виктора Крида — правителя, пришедшего из будущего, чтобы изменить ход истории.

***

ТГ АВТОРА

https://t.me/GRAYSONINFERNO