В одиннадцатом часу вечера мы втроем прогуливались по площадке парка аттракционов.
Парк и аллея уже опустели, было почти темно, редкие ртутные фонари слабо освещали площадку и колесо обозрения. Вчерашним вечером здесь было гораздо светлее, но Клочков распорядился отключить большую часть ламп и оцепить площадку сотрудниками своего горотдела, поскольку свидетели перемещения во времени были совсем нежелательны.
– В общих чертах я всё понял. – безостановочно говорил Клочков. – Мои сотрудники будут дежурить у колеса до тех пор, пока не вернутся из будущего младшие ребята. Что с ними делать – понятно. В этом мне поможет Стасик. Кстати, я успел переговорить с его отцом. Он, конечно, ничего толком не знает, но понял, что сын оказывает некую важную помощь Комитету госбезопасности, чем папа очень гордится. Так что при необходимости поднимем Кучеренко-младшего и ночью.
Клочков опять закурил, загрязняя чистейший ночной воздух Полесья, и продолжил:
– Я не особо полагаюсь на честное слово Станислава не болтать языком. Может и расскажет чего на ухо друзьям. Подписку брать с него невозможно, но взрослые люди и так ему не поверят. С этим вопросом ясно.
Клочков посмотрел на меня:
– С вашей информацией я ознакомлю кого надо. Но не здесь, а в Москве. Есть там у меня ниточки. Называйте это вмешательством в будущее. Кто бы говорил- вы сами вмешались в прошлое. По собственной инициативе. А мне, офицеру КГБ, знать о грядущем крахе моей страны и молчать – было бы преступно. Всё мужики пора!
Мы подошли к колесу обозрения. У билетной кабинки дежурили двое сотрудников Клочкова, одетые в робы коммунальных рабочих.
– Садитесь в кабинку, – сказал один из них, – мы поднимем вас в нужную точку.
– Вот видите, больше прыгать не придется, – рассмеялся Виктор Николаевич, – хотя не знаю, как там в будущем – тоже ночь или вы свалитесь средь бела дня, как снег на голову.
– Мы тоже не знаем, – мрачно сказал я.
Климчук промолчал. Я понимал его. Как ни крути, было приятно оказаться в нашем общем прошлом, посмотреть с высоты лет на то, что никогда не чаял увидеть. И, быть может, переоценить заново то, чем жили и что имели.
Мне пришла в голову неожиданная мысль. Настолько неожиданная, что я замер с открытым ртом и уставился на Клочкова.
– Виктор Николаевич, а давайте вновь встретимся с вами. Там, в будущем – 26 апреля 2016 года. Вот здесь, возле колеса обозрения.
Клочков понял. Задумался. Невесело хмыкнул:
– Ну, если жив буду – может, подойду…
– Будете! – мягко сказал Климчук. – Будете, уж мы-то знаем!
Клочков широко улыбнулся. Отвернулся в сторону и быстро смахнул из глаза слезу.
– Ну, в таком случае до свидания, мужики! Может, правда свидимся. Для вас пройдет мгновение, для меня 30 лет… Да, чуть не забыл!
Клочков сунул руки в карманы и протянул нам по пачке «Столичных»:
– Покурите там наш солидол! Небось, в будущем такого табачка нет!
Мы быстро обнялись. Климчук первым вскочил в кабинку. Я за ним.
– Вира! – тихо сказал сотруднику Клочков.
Колесо медленно завертелось и вскоре замерло в нужной точке.
– Первый пошел! – весело крикнул Климчук, поправил рюкзак, помянул японскую мать и сиганул за борт кабинки…
…Когда гости из будущего исчезли, сотрудник КГБ полез в билетную будку и, с заговорщицким видом протянул Клочкову запечатанный блок сигарет с надписью «Мальборо» на русском языке.
– Эти лучше! – негромко сказал сотрудник.
Виктор Николаевич всё сразу понял и погрозил оперу кулаком:
– Поговорю я с нашими учеными! Закрывать надо этот тоннель. А то хоть таможню ставь!
…Подошвы демисезонных ботинок больно ударились об асфальт. Я знал, что увижу. Догадывался. И всё-таки в удивлении замер, приземлившись на корточки.
Большой красивый вечерний город был ярко освещен оранжевыми натриевыми лампами.
Знакомое желтое колесо обозрения сверкало и переливалось всеми красками светодиодных гирлянд. По разросшемуся аккуратному парку прогуливались молодые мамы с колясками, на гироскутерах и сигвеях стайками носилась детвора. И мамы, и дети постоянно отвлекались от своих дел, поминутно заглядываясь на экраны смартфонов и водя пальцами по экранам.
Огромный красный транспарант «Мир! Труд! Май!» не оставлял сомнений в месте пребывания… Я ойкнул. Над газетным киоском и над билетной будкой колеса обозрения висели флаги – красный с серпом и молотом и такой же красный, но с синей полоской внизу…
Климчук, в своём нелепом спортивном костюме, сидел на краю скамейки и обалдело вертел головой. Я подошел к нему и устало сел рядом.
– Господи, милосердный, где мы? – прошептал Климчук.
– А ты не понимаешь, Володя? Надо полагать, мы находимся в 26-м апреля 2016 года, в Союзе Советских Социалистических Республик, в городе Припять Украинской ССР. Ну, и дел же мы с тобой натворили! Вероятно, не без помощи товарища Клочкова! Кстати, где он?
Климчук пожал плечами. Как робот, поднялся со скамейки и на негнущихся ногах направился в сторону киоска.
– Володя, – крикнул я ему вслед, – у тебя волосы черные. И усы тоже.
Он оглянулся. Растерянная улыбка застыла на его лице:
– На себя посмотри! Могу сказать тебе то же самое.
Климчук долго рассматривал прилавок киоска, звенел монетами.
– «Правдочку»? Будь ласка – п’ять копійочок, – донесся юный голос киоскёрши.
Назад Климчук бежал бегом. Он плюхнулся на скамейку, протянул мне пахнущую свежей типографской краской газету «Правда».
Так. Посмотрим. 26 апреля 2016 года. Вторник. Всё верно. Так. «Генеральный секретарь ЦК КПСС тов. М. С. Горбачев заявил о своём намерении подать в отставку в связи с выходом на пенсию.»
– Он что, правил все эти 30 лет? – пробормотал я.
– Судя по всему, правил неплохо, – деревянно произнес Климчук.
Так. Дальше. «Президент США Хиллари Клинтон выражает надежду на то, что и после возможной отставки Горбачева, политика Советского Союза будет такой же мирной, как прежде».
Интересно. «Сенаторы единогласно утвердили решение Конгресса США о масштабной закупке в СССР новых ракетных двигателей для нужд NASA». Балдёж! О, а вот это что? «Совместная советско-американская экспедиция на Марс намечена на 12 апреля 2017 года». Да уж, таки да! «По данным Госкомстата население СССР достигло 350-ти млн. человек»…
Удивленный возглас Климчука оторвал меня от увлекательного чтения. Володя оторопело вытаскивал из рюкзака несколько мятый, советский китель генерала армии.
– Что же такое происходит в самом деле? – простонал генерал Климчук.
– Я так думаю, товарищ генерал, что не потраченные на ликвидацию не состоявшейся Чернобыльской аварии миллиарды Михаил Сергеевич успешно использовал на нужды перестройки!
Климчук в замешательстве надел рюкзак и пошёл в сторону аллеи имени Ленинского Комсомола. Я устало потащился за ним, размахивая опустевшим кейсом.
На Центральной площади, возле колоннады, разместилась Доска почёта. Володя остановился, закурил, неспешно разглядывая цветные портреты. Вдруг оживился, усмехнулся, показал на одну из фотографий. Солидный светловолосый мужчина какими-то детскими, знакомыми, умными глазами смотрел на нас с портрета.
«Станислав Иванович Кучеренко. Герой Социалистического труда. Депутат Верховного Совета СССР. Главный инженер Чернобыльской АЭС им. Ленина.»
– Неужели он? – радостно воскликнул Климчук.
– Конечно, он! Кто же ещё?! – улыбаясь и качая головой, сказал я…
Через два часа мы вышли в легком подпитии из кафе «Полесье». Очень кстати к порогу подъехало желтое такси.
– Где находится ближайший аэропорт? – деловито спросил я.
– Недалеко. Садитесь, – уверенно сказал таксист.
– Сколько стоит пр-роезд? – слегка заплетающимся языком поинтересовался генерал
– Как обычно, 20 копеек километр. Садитесь! – настойчиво сказал водила…
Мы загрузились на заднее сиденье и замерли. Рядом с водителем сидел старый, седой как лунь, человек. Он быстро повернулся к нам. Улыбнулся.
– Клочков! – в один голос крикнули мы с Володей.
– Генерал-лейтенант в отставке Виктор Николаевич Клочков. – знакомым надтреснутым голосом представился он. – Председатель КГБ СССР. Правда, тоже в отставке. Потому как на пенсии.
Мы долго трясли друг другу руки. Водитель чему-то улыбался и качал головой.
– Так что, может, опять в кафе «Полесье»? – предложил я.
– Э, нет, други! – воскликнул Виктор Николаевич. – Таким персонам, как мы с вами, лишнего пить не надо. Не любит этого наш Генеральный секретарь.
Мы с Климчуком вздрогнули. Я почувствовал, как вспотели руки и струйка пота потекла по лбу.
– Вы не про того Генерального, который ушел в отставку? – осторожно спросил Климчук.
– Уйдет он, как же, ужя его знаю! – рассмеялся Клочков и скомандовал водителю: – В аэропорт! Жми на полную, Петрович! Не любит Генеральный, когда опаздывают…
26 апреля 2016 года два сержанта украинской милиции непрерывно курили сигареты в милицейском «Рафике». Машина была тщательно замаскирована в заросшем вкривь и вкось парке аттракционов. Почти стемнело. Исчезнувший асфальт и полуразвалившиеся, с пустыми глазницами окон дома исчезающей с лица земли Припяти настроения сержантам не добавляли.
– Ну, сколько мы тут будем торчать, – раздраженно сказал один из них, – может, эти чёртовы шпионы вообще никогда тут не появятся?! Может они загремели с этого «чёртового колеса» в тартарары?
Две мальчишеские головы сунулись в окна «РАФа». Милиционеры подпрыгнули.
– Они никогда сюда не придут! – в один голос заорали Богдан и Ромка. – Уезжайте отсюда! Буууу!
Белый, как мел, сержант повернул ключ зажигания. Зелёный микроавтобус стремительно сорвался с места. Он всегда заводился хорошо.
– Зазырь, какие у них рожи были! – радостно крикнул Богдан Ромке.
Мальчишки рассмеялись и бросились бежать в сторону колеса обозрения.
Настроение у обоих было прекрасное. Они уже поняли, почему так долго не возвращается Стасик. Почему не вернулись назад полковник и журналист…
Богдан и Ромка тоже не возвратятся в мёртвую Припять. Как только ребята пройдут сквозь заветную кабинку колеса обозрения, лесной город-призрак больше никогда не увидит их. А они никогда не увидят его. И это замечательно, правда?!