Глава семнадцатая, в которой героини справедливо сетуют на мужское непостоянство

Мы заняли круговую оборону, заслонив собой еще слабого царевича. Далила и Гиневра разили мечами налево и направо, Сенмурв гонялся за летающими тварями и на лету откусывал им головы. Ипполита натягивала свой верный лук и разила одним махом нескольких уродцев. Она зря не тратила волшебные стрелы — нечисть висела на них, как мясо на шампуре. Воздух заволокло невыносимой вонью от разодранных в клочья фрастров, а грифоны с львиными ногами так и норовили обгадить нас сверху.

Оказалось, что нунчаки — не такая уж и плохая штука. По крайней мере дюжину мелких дэвов мне удалось оглоушить на месте. От кусков бесовской плоти пол стал скользким, и нам стоило большого труда удержаться на месте.

Но силы были неравные, и тогда я, стукнув в очередной раз нунчаками по голове особенно приблизившейся твари, вытащила из рюкзака шкатулку с белыми шахматами и бросила их в гущу нечистой силы.

И поднялось белое войско. Пехота в касках и с короткими мечами стала нападать на остановившихся в замешательстве дэвов. Два рыцаря на белоснежных конях топтали разную ползучую гадость и разили зазевавшихся чертей. Им помогали два пеших латника. Король, накрутив мантию на локоть, отдал приказ и бросился в самую гущу. А белая королева вдруг оказалась на заднем фланге, прямо около трона, схватила Душматани за волосы и обе покатились вниз по ступенькам, визжа совершенно не по-королевски.

— Отходим! — крикнула Ипполита, и мы, пятясь, двинулись к выходу из зала, подхватив под локотки царевича Йому. Поминутно отпихиваясь от разной мелкой живности и стараясь не поскользнуться, мы вышли в темный коридор, ведущий неизвестно куда. Надо было срочно выбираться из этой башни.

И тут я почувствовала, как на нашу компанию набросили сеть. Мы забарахтались и упали. Падали долго. А когда мои ноги утонули в гнилой соломе, я поняла, что мы находимся в подземной темнице.

— Ну что, бойцовые курочки? Попались? — раздался сверху мерзкий хохот, и в отверстие, сквозь которое мы свалились в этот склеп, показались морды двух прислужников колдуньи. — Теперь вам крышка! — торжествующе крикнул Дужухет, и действительно, крышка люка захлопнулась, мы оказались в кромешной темноте.

— Доигрались… — сумрачно произнесла Далила. — С флангов надо было обходить мерзавцев!

— Ишь, стратег выискался, — остановила ее Ипполита. — Я вот все стрелы волшебные потратила, так жалко — мочи нет.

— Как там эти дерутся? Белые… — Гиневра вздохнула.

Ни звука не было слышно в этом каменном мешке. Не тратя лишних слов, я порылась в своем рюкзачке и вытащила фонарик. Тусклый свет озарил нашу темницу. Но и его было достаточно, чтобы понять, что положение наше аховое. В углу шуршали крысы, и Сенмурв принялся деловито за ними охотиться. По крайней мере ему скучно не было.

— Бедный папа! — я навела луч на царевича. Он сидел, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. — Как он там без меня?..

— Успокойся, — Гиневра подошла и обняла его за плечи, — все еще перевернется в нужную сторону. Мы выйдем из этой темницы и вернемся к твоему отцу. Все будет хорошо. Не плачь.

— Какой я болван! — продолжал Йома. — Так попасть впросак! Влюбиться в такую уродину, ведьму!..

— Ага, если бы она осталась красавицей, ты бы не проклинал себя, — мрачно заметила Ипполита. — Все мужики одинаковые.

— Да уж, — вздохнула Гиневра, — уж на что Артур меня любит, но и он…

— Что он? — лениво спросила я, только лишь для того, чтобы поддержать разговор и выключила фонарик.

— Что-что! — передразнила она. — Как у меня первые морщинки появились, вот такие, незаметные, — видимо, она в темноте машинально поднесла руку к глазам, — тут же нашел себе эту сенную девку — Сигизмунду. Она же дочка прачки, я ее сопливой помню — все за материн подол держалась, когда та за грязным бельем приходила, и вот поди ж ты — муженек мой на нее глаз положил.

— Потому и положил, что ты ее вот такой помнишь, — заметила из своего угла Далила. — Мужику ведь что надо? Чем девка моложе, тем у него гонору больше.

— Допингуется, — сказала я и вздохнула.

— Чего-чего?

— Да так… Вспомнила. У нас в институте преподаватель один был, старикашка вредный. Сопромат нам читал. А сопромат — это такая штука… — я задумалась и объяснила: — В общем, что-то вроде магии. Даже присказку такую студенты придумали: «Сдал сопромат — можешь жениться».

— Умная ты, Марина, слова мудреные знаешь. Так сразу тебя и не понять, вздохнула Гиневра. — А меня только азбуке и этикету обучали. И за Артура выдали, когда мне четырнадцать было. Что я тогда понимала… Девчонка… А ему двадцать восемь — настоящий взрослый мужчина. Вечно вокруг него куча рыцарей крутилась. Добро, хоть приличные все были, как, например, сэр Галахад, а то ведь и проходимцы попадались. А у Артура моего сердце доброе — всех привечал. За стол сажал, он даже нашему краснодеревщику стол заказал, такой круглый, ни у одного соседа такого стола не было — двенадцать рыцарей в полном облачении за ним помещались.

— Только мне за этим столом места не было, — вздохнула она. — Мне все больше пажи да менестрели бродячие песни пели. Хотя иди знай, правду он поет или так — на кусок хлеба зарабатывает.

— А тебе какая разница? — возразила Далила. — Поет себе и ладно. Другая бы обрадовалась…

— Порадуешься тут, когда при живом муже соломенной вдовой живешь. То он за Эскалибуром снарядит дружину, то за чашей святого Грааля ему невтерпеж, а ты, Гиневра, сиди, дожидайся, когда твой муженек ненаглядный вернется и со своими дружками за стол сядет судить да рядить, обсуждать подвиги ратные.

— Да уж, положение у тебя, Гиневра, незавидное было, даром, что королева, — вздохнула Ипполита, что-то чертя прутиком по земляному полу темницы.

— Но, как я слыхала, ты время не теряла? — задала Далила каверзный вопрос.

— Это ты на что намекаешь? — нахмурилась Артурова жена. — Все менестрели и трубадуры куртуазным манерам обучены, никто ко мне пальцем не прикасался. Разве что пели и вздыхали.

— А тебе этого было мало?

— Кто ж его знает? — простодушно ответила Гиневра. — До того, как Мордред ко мне не полез, я даже об этом и не думала.

Тут настала моя очередь удивляться:

— Гиневра, а это еще кто?

— Племянник мужа… Как-то Артура снова не было дома, Мордред приехал, он всегда на правах близкого родственника приезжал. Здоровый такой, морда красная… Он мне никогда не нравился. А тут прознал, что короля уже как две недели нет, зашел в мою опочивальню без стука и набросился на меня. Я стала кричать, отбиваться, слуги прибежали. В общем, вывели его, а потом, как Артур узнал об этом, то вызвал его на бой, не посмотрел, что собственный племянник.

— Ты хоть объяснила, что это он сам набросился? — спросила Далила.

— Да что толку? — Гиневра всплеснула руками. — Я нисколечко не виновата была, а что-то между нами поломалось. Артур так и не смог мне простить, уж не знаю чего, то ли измены моей невзаправдашней, то ли то, что руку на родственника из-за меня поднял. Не знаю.

— Удивляюсь я на тебя, Гиневра! — вскипела Ипполита. — Нет в тебе ни на каплю женской гордости! Оправдывалась зачем? Ты же ни в чем не виновата, а туда же — оправдываться побежала. Тьфу.

— А может, я и виновата… — Гиневра как будто говорила сама с собой. Хоть и кричала, но не в полную силу, и толкала его не так, как от смерти спасаются.

— Мне все ясно, — сказала я твердо, — комплекс вины. Сейчас самое время вспомнить дедушку Фрейда.

— Какого дедушку? — спросили разом мои собеседницы.

— Был один такой. Жил в местах неподалеку от тебя, Гиневра. И придумал науку, которая все напасти объясняет влечением мужчины к женщине и наоборот, я намеренно не употребляла заумные обороты речи, чтобы меня могли понять. — И поэтому, когда ты почувствовала сладость запретного плода, в твоей жизни появился Ланселот…

— Верно! Марина, ты колдунья, наверное, — Гиневра перекрестилась.

— Нет, я просто Фрейда читала. Если не Ланселот, то был бы кто-нибудь другой, какая разница…

— Ну, знаешь, — обиделась она, — ты конечно, образованная, знаешь много, но твой старик насчет меня очень даже ошибался. У нас с Ланселотом ангельская любовь была…

При этих словах Далила фыркнула. Гиневра, разозлившись не на шутку, швырнула в нее пучком соломы, а Ипполита спросила:

— Это тот самый старик, у которого ты учила то, после чего можно жениться? Ну и как, выучила?

— Он нашим студенткам ставил хорошие оценки, если они приходили на экзамен или в мини-юбках, вот таких, выше колен на две ладони, или с вырезом глубоким. Вот девушки и старались, сопромат — штука сложная…

— Как?! — ахнула Гиневра. — Выше колен? Да у меня исподние рубахи длиннее…

— И я решила тоже пойти. Но не так, как другие. Надела длинное платье, до пят — подшила вниз еще одну юбку, воротник завязала на шее шнурком и пошла. Мне стало жутко противно — почему это я должна зарабатывать себе стипендию не головой, а другими частями тела?

— Тем более, что и показывать-то особенно нечего… — беззлобно добавила Далила. — У тебя ж, бедной, одни мослы!

Но я, не обидевшись, продолжала:

— Когда преподаватель увидел меня, он оторопел и спросил, что такое консольная балка.

— Консольная балка… — мечтательно произнесла Гиневра, словно пробуя на вкус незнакомое словосочетание.

— Ну да, — кивнула я в темноте, — это один из самых простых вопросов.

— Он что, пожалел тебя?

— Да нет, просто растерялся. Чего ему меня держать? Никакого удовольствия от созерцания моего глухого воротника.

— И что ты ответила?

— Ну… что консольная балка испытывает на своем конце максимальный изгибающий и крутящий момент.

— Чтоб я поняла хоть бы одно слово! Словно не по-человечески говоришь! — в сердцах сказала Далила.

— Это же просто. Смотри, — я зажгла фонарик, раскидала солому и принялась твердым деревянным сучком рисовать на рыхлом земляном полу. — Вот стенка, вот штырь, вбитый концом в стену. А если надавить, или крутануть как следует, то он может и сломаться.

— И это все?.. — разочарованно протянула Далила. — Да эту твою магию каждая баба знает — нельзя при этом деле мужчине крутить-вертеть, так и до беды недалеко!

Увидев, к каким последствиям привело мое объяснение сопромата, я прыснула, Гиневра с Ипполитой захохотали тоже, и нам попросту осталось только упасть в солому, чтобы насмеяться от души. Далила присоединилась к нам. Даже хмурый Йома, который сидел в отдалении от нас, погруженный в невеселые думы, улыбнулся и поднял голову.

Сенмурв насторожился и зарычал. Стена темницы вдруг заколебалась, по ней прошли рябью волны, и прямо из стены появилась вытянутая рука. Мы уставились на нее, а Йома произнес:

— Консольная балка…

Этого было достаточно, чтобы раздался еще один взрыв хохота, и из стены появился собственной персоной дэв Друг.

— Надо же? — удивился он. — Они еще смеются! Не понимаю…

— А что тут понимать? — выдавила я сквозь слезы, выступившие на глаза от энергичного смеха. — Лучше тут сидеть, чем на вашу Душматани глядеть. Ведь заикой останешься.

— Ты лучше скажи, как там мой Артур? — бросилась к нему Гиневра. — Скучает по мне? Ты был у нас?

— А Самсончик что поделывает? — подхватила Далила.

— Стойте, не все сразу… — попятился Друг. — Давайте по порядку. Так, Артур скучает по тебе, Гиневра, ждет твоего возвращения.

— Ой, бедненький, — пригорюнилась она.

— Он тоже тоскует. Его утешают, но он в печали.

— Кто утешает?! — грозно повысила она голос.

— Какая-то Сигизмунда, по крайней мере он так ее назвал, когда я прятался за дверью спальни…

— Что?! Да я убью тебя! В моей спальне! С этой…

— Тише, тише… — Ипполита схватила разъяренную Гиневру за локти. — Кто знает, может быть, он и врет.

— Кто врет? Я? — на хитрой физиономии дэва появилось обиженное выражение. — Я же вам не бумажки принес, а устно излагаю. Как же я могу врать?

— Верно, — согласилась я с его доводами. — Ничего, Гиневра, вот выберемся отсюда, вернешься, наведешь там у себя порядок.

Я хочу выбраться отсюда! — закричала жена короля Артура. — Я тут в подземелье гнию, а он с девками развлекается! Не бывать этому! — И схватив дэва за узенькие плечи, стала его ожесточенно трясти. — Вытащи нас отсюда! Немедленно!

Но Друга перехватила Далила.

— А мне что расскажешь, любезный?

— Как тебе сказать… — протянул он. — Видел твоего благоверного, вот только сказать ему ничего не смог — занят он был.

— Чем же это он занят? — нахмурилась филистимлянка.

Дэв пожал плечами.

— Не знаю… Сидит вроде, пальмовое вино попивает. А ткачихи твои ему кудри длинные расчесывают. Чего ему сделается? Я бы и сам не прочь, да вот торопился — ее письмо отнести, — и он кивнул в сторону Ипполиты.

— Нет, ты уж до конца договаривай, я своего Самсончика знаю. У него чем волос длиннее, тем мужской силы все больше и больше становится. Иной раз и не выдерживала, ночью пряди укорачивала.

— Так я и говорю, — физиономия у вестника несчастий стала такая умильная, будто он проглотил килограмм топленого масла, — волосы у Самсона выросли, вроде по пояс будут.

— По пояс!.. — ахнула Далила и прижала руки ко рту.

— Ладно, не печалься, — неуклюже ободрила ее Ипполита, — вернешься домой, наведешь порядок. Что сейчас горевать? Не убудет от него. Ты у нас женщина ладная, куда твоим ткачихам.

Но Далила переживала так, что сердце разрывалось на нее смотреть.

— И у тебя был, царица, — обратился дэв к Ипполите. Видел Тесея.

— Правда? И как он? — быстро спросила амазонка, не в силах побороть любопытство.

— Доходным делом твой милый занят. Даже не было у него времени на твое письмо взглянуть. Корабли встречает.

— Какие корабли?

— Знатные, богатые. Со всех стран к Лабиринту бесплодные женщины тянутся. А среди них, знаешь, какие богачки имеются.

— Ничего не понимаю… Бесплодные женщины, корабли… Да объясни ты толком, в чем дело!

— Я же объясняю — доходное, — сказал Друг и шмыгнул носом. — По всему Средиземноморью слух пронесся, что если бесплодная войдет в Лабиринт и пробудет там немного, то спустя некоторое время обязательно понесет.

— И кто же такой слух распустил? — Ипполита сжала кулаки, но внешне оставалась спокойной.

— Уж не знаю, кто, но дело… Отбою от клиенток нет.

— Ну, и ладно, — перебила я Друга. — А Ипполите какая печаль? Бродят себе дамочки по Лабиринту, пусть себе и бродят. Дело тихое, Минотавра нет, а в казну денежки текут…

— Будто они сами бродят, — усмехнулся бесстыжий. — Он же их и водит.

— Кто?

— Тесей.

— Врешь, собака! — не выдержала Ипполита и кинулась на дэва. Гиневра с Далилой явно желали ей подсобить.

Она бегала за маленьким и юрким дэвом по темнице. Он ловко увертывался, а когда амазонке удалось все-таки его схватить и припечатать к стенке, Друг вдавился в стену, словно она была сделана из теплого пластилина.

Ипполита отдернула руки и с изумлением смотрела на стену, из которой, словно барельеф, торчали голова и острые коленки Друга.

Наконец, она поостыла и уселась на камень в углу нашей тюрьмы.

— Вылезай, — махнула она рукой. — Я тебя не трону.

Дэв осторожно выпростался из стены и подошел ко мне:

— А вот тебя, уважаемая, я ничем порадовать не могу… — и склонился в легком полупоклоне.

— Будто ты других порадовал, — сквозь зубы процедила Далила.

— Почему не можешь?

— Не застал я дома твоего мужа. Просто оставил на столе письмо и скорее назад, сюда. Времени ждать у меня не было.

— Да ладно, — махнула я рукой, — отсутствие новостей — хорошая новость. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь… Придет домой, прочитает. Ты лучше скажи, как нам выбраться отсюда?

— Сложное дело, — задумался он и притворно нахмурил брови. Почему притворно? Потому что так гримасничают только лицемеры, а по моему твердому убеждению, этот дэв был парень не промах и, по всей видимости, на то-то рассчитывал.

— Чего ты хочешь? — без обиняков спросила его царица амазонок.

— Мне нужен Светоч Мира.

— Что? — спросили мне одновременно.

— Так называется огромный алмаз, который был украден у Душматани и бесследно исчез. Подозреваемые в краже были заточены в эту темницу, но не открыли, где находится драгоценность. Так они здесь и умерли.

— Как? Прямо здесь?

— А вы что думали? — в голосе Друга послышалось самодовольство. — Эта темница стала могилой для многих узников Душматани. И, если вы мне не поможете, вполне вероятно, что такая же судьба ждет и вас…

— Давай поставим все точки над «i», — оборвала я его. — Не трать время, нечего нас запугивать. Ты хочешь сказать, что этот Светоч Мира находится здесь и его надо вернуть Душматани. А за это ты поможешь нам выбраться?

— Ну… примерно так.

— Тогда у меня возникают два вопроса. Первый: почему алмаз не искали в темнице? И второй: если мы его найдем, зачем нам ты? Мы его отдадим колдунье сами.

— Не обольщайся, Марина, — усмехнулся он. — Хоть вторая пара глаз и показывает твою мудрость, но Душматани вероломна и не отпустит вас, даже если вы принесете ей все золото мира.

— Это почему?

— Она не простит вам того, что вы увидели ее подлинный облик. Вы же всем расскажете, а она не может этого допустить. Уж больно колдунья гордится своей красотой.

— Послушай, Друг, — вступила в разговор Далила. — Нам на ее двуличную красоту наплевать с большого амбара. Нам ее прикончить надо, иначе к себе не вернемся. Так что не подходит нам твое предложение…

— Хорошо, согласен, — кивнул он, ничуть не смутясь. — Алмаз нужен мне, и я не собирался возвращать его Душматани. Но если вы его найдете, а я подозреваю, что у вас такие возможности имеются, то я помогу вам расправиться с колдуньей. Надоела она мне. Притесняет…

Мне стало не по себе. С одной стороны — положение у нас аховое. Сидим в каменном мешке. Как выйти отсюда, пока неизвестно. Да и если выберемся, нужно уничтожить колдунью, иначе не видать мне родного дома, как своих ушей.

А можем ли верить этому дэву? У него же на роже написано: купи-продай. И не верить нельзя: может быть, он — наш последний шанс. Хотя, благодаря подаркам Гурастуна со товарищи, мы были обеспечены водой и огнем, но основную проблему они не решали. И не найдя ничего лучше, я шепнула Гиневре:

— А ну, пошуруй лозой.

Гиневра кивнула и приказала нам отойти к стенкам темницы. Взмахнув волшебным прутиком, она произнесла:

— Открой нам глубины твои, земля! Достань сокровища, закопанные глубоко. Нет им хозяина и незачем скрывать их от нас…

Прижавшись к холодным стенам, мы с ужасом почувствовали, как сначала возникло низкое инфразвуковое колебание, потом широкая трещина побежала посередине земляного пола. Открылась яма, полная белеющих костей. Между костями выделялись своей округлостью черепа. Дамы ахнули.

— Стойте там, где стоите! — приказала Ипполита и прыгнула прямо в кучу костей. Она принялась ретиво разгребать кости. Ей на помощь бросился Сенмурв, и, наконец, что-то блеснуло из глубины братской могилы.

— Вот он! — закричал дэв и устремился было в яму, но Далила с Гиневрой схватили его и не отпускали до тех пор, пока Сенмурв не выкарабкался наверх, держа в зубах огромный сверкающий камень. Вслед за ним вылезла Ипполита.

— Вот он! Дайте мне его! — протягивая крючковатые руки, молил Друг.

Камень, действительно, был великолепен. Величиной с грецкий орех, он испускал такие радужные лучи, что они освещали, как днем, нашу темницу.

Осторожно вытащив из пасти Сенмурва камень, я зажала его в кулаке, и все вокруг вновь погрузилось в темноту. И хорошо сделала. Так как люк в потолке отворился и послышался голос одного из прислужников колдуньи:

— Ну что, вы там живы, или как?

— Спасибо, нам тут неплохо, — крикнула я, сложив руки рупором.

— Ты еще издеваешься! — прогремел Дужухет. — Ничего, посидите месяц без воды и хлеба, узнаете, как идти против нашей госпожи. Эй, Йома! Тебе тут не надоело? Иди к нам. Тебя ждут шелковые простыни и жареные куропатки. Не хочешь?

— Оставь меня! Я ни на шаг не приближусь к вашей мегере, да будет она проклята!

— Ну-ну, ты там поосторожнее, словами-то кидаться! — в голосе дэва послышался еле заметный страх. — Молод еще. Смотри, колечко не потеряй.

И он захлопнул крышку люка.

— Покажи кольцо, — попросила я Йому. Он снял с шеи шнурок и протянул мне.

Ничего особенного, кольцо как кольцо, тонкое и золотое. По внутренней поверхности змеилась надпись. Что было написано, я не разобрала.

— Слушай, Йома, — спросила его Далила. — Почему эта мымра не отобрала его у тебя?

— Тогда бы у нее ничего не вышло бы, — ответил он, бережно пряча кольцо за пазуху. — Я должен добровольно надеть его на палец своей невесте, иначе его волшебная сила пропадет. И великий Амаздахур перестанет покровительствовать Эламанду.

— И что тогда? — поинтересовалась Гиневра.

— Ох, и не спрашивай…, — вздохнул царевич. — Тогда наше царство просто перестанет существовать. Так написано в великой книге «Сады Венда».

— Теперь понятно, почему Душматани не забрала кольцо силой, — я размышляла вслух. — Зачем ей это нужно, чтобы царство провалилось в тартарары. Гораздо выгодней доить его время от времени.

Дэв Друг осторожно постучал мне по спине. Я обернулась. На его лице застыло просительное выражение.

— Чего тебе?

— Отдай мне камень, — он протянул лапу. — Зачем он тебе?

— Ну нет, — я отрицательно покачала головой. — Сначала вытащи нас отсюда, как и обещал. А то схватишь Светоч Мира и растворишься в стене. — По его смущенной физиономии было видно, что он именно этого и хотел. Но я сделала вид, что не поняла его намерений. — Скажи, Друг, когда тюремщики открывали люк, мне показалось или это на самом деле так, что я увидела звезды у них над головами?

— Верно, — согласился он. — крыша башни является потолком для тюрьмы, в которой вы сидите. Это сделано для того, чтобы ни один заключенный не смог выбраться наружу, а если и выберется, то дорога у него одна — вниз головой с башни.

— А как тюремщики залезают наверх?

— Они же дэвы. А дэвы, как тебе известно, умеют летать.

— Значит, нам тоже нужно научиться летать, — твердо сказала я, имея в виду теорию решения изобретательских задач.

Сенмурв подошел поближе.

— Я бы смог взять вас поодиночке, — сказал он, — но как?

— Не надо поодиночке, — остановила я его. — А если что-нибудь произойдет? И вообще… Далила с Гиневрой у нас женщины крупные.

— Вот если бы мы все вместе смогли бы отсюда вылететь… — мечтательно произнесла Гиневра.

— Ага, сейчас тебе крылья приделают, — съязвила Далила.

Тут мне в голову пришла идея.

— Воздушный шар! — радостно сообщила я. — Вот решение наших проблем.

— Что?! — воскликнули все разом.

— Нужны прорезиненные полотнища, крепкие веревки и корзина. Друг, ты сможешь обеспечить нас каким-нибудь клейким веществом, способным удержать воздух?

Поразмыслив, Друг начал действовать.

Свистнув так пронзительно, что у меня заложило в ушах, он призвал к себе фрастров. Черные огромные пауки вылезали изо всех щелей, и вскоре пол нашей темницы был усеян шелестящей массой. Мы испуганно прижались к стенкам, но дэв успокоил:

— Не бойтесь. Сейчас фрастры дадут столько клейкого сока, сколько пожелаете.

Сенмурв вырыл яму в земляном полу и огромные пауки стали подползать к ней и из брюшка каждого выливалась бесцветная тягучая масса.

— Скидывайте ваши юбки, — приказала я своим подругам.

Вооружившись иглами из моего многострадального рюкзачка (они лежали в коробочке под названием «туристский комплект»), мы стали сшивать тонкие, но прочные юбки в оболочку воздушного шара. Детали мы замачивали в паучьей жидкости, и Йома высушивал их волшебным веером. Работа спорилась.

Дэв Друг исполнял обязанности регулировщика. Как только очередной фрастр заканчивал изливать из себя клей, Йома указывал на него Сенмурву и тот перетаскивал паука в другой угол темницы, где гонял их по кругу. Испуганные фрастры выделяли прочную, как леска, паутину, причем совершенно не липкую. Оставалось только сплести из нее стропы для воздушного шара.

Из той же паутины и толстой соломы Далила сплела большую корзину, в которой мы все, кроме Сенмурва, смогли поместиться. Йома помогал Ипполите плести сеть, обхватившую воздушный шар.

Загрузка...