Гонщик

Глава 20

— Владимир Антонович, что это? — спросил меня Клейст поутру, когда я смог, наконец, не только подняться, но и проснуться.

— Как видите, Николай Генрихович, мобиль.

— Я вижу, что мобиль. Но откуда он взялся?

— Покататься дали, — хмыкнул я. — Примерно на недельку. Вы же знаете, что как раз в следующую субботу состоятся губернские гонки?

— Конечно. Но я не думал, что мы сможем принять в них участие.

— Мы? Не поймите меня превратно, я вовсе не против того, чтобы вы тоже испытали свои силы. Но мобиль-то один, и я собираюсь выступить как раз на нем.

Клейст глянул на меня укоризненно.

— Владимир Антонович, вы меня неверно поняли. Я уже говорил вам, что с карьерой гонщика покончил, и от своих слов отступаться не намерен. Но ведь вам в команде наверняка понадобится хороший знающий механик?

Мне стало неловко, пришлось извиняться.

— Простите, Николай Генрихович. Видимо, я еще не до конца проснулся и от того неверно истолковал ваши слова. Конечно, я буду рад, если вы станете механиком нашей команды. Старшим механиком. А теперь давайте закончим с фургоном. Гонки там или не гонки, а заказ надо выполнять.

Клейст довольно улыбнулся:

— А я уже все сделал, можете убедиться.

— Да вы просто золото! Честное слово, будь вы женщиной, я бы не сдержался и расцеловал. В таком случае, я поеду за следующим пациентом. А вы пока поглядите этот мобиль. Мало ли что: все-таки последние три года он стоял без движения.

По дороге к больнице я решил-таки заглянуть в полицию. Неделя прошла, так что суета и беготня по поводу давешнего убийства, скорее всего, уже завершились. Можно надеяться, что сегодня у господина Боголюбова найдется для меня несколько свободных минут.

Вид у полицейского начальника и впрямь был намного лучше, чем в прошлый мой визит, да и настроение вполне хорошее. Это я удачно зашел.

— Доброе утро, Платон Сергеевич!

— А, Владимир Антонович, наш герой-любовник! Ну здравствуйте, здравствуйте, — расцвел улыбкой Боголюбов. — Какими судьбами?

— И вы туда же! Неужели в нашем городе ничего нельзя сохранить в секрете?

— Ну почему, при желании все возможно. Главное — в газеты не попадать.

— В газете, между прочим, про меня не было ни слова.

— О том, что после бала вы отправились к Томилиной, полгорода знало. А газета лишь обнародовала, так сказать, результат вашего визита. Да что там! Ваш вчерашний подвиг на вечеринке у Сердобиной уже вовсю обсуждают наши кумушки.

— Но у баронессы я не оставался на ночь. Более того, там была целая куча людей, которые могут засвидетельствовать, что честь дамы никак не пострадала.

— В том-то все и дело, — подмигнул полицейский. — Кстати, что касается Томилиной, то вы невольно спасли ей жизнь.

— Это как же? Это чем же? — недоуменно спросил я.

— Тем, что сели к ней в мобиль. За ее гостем велась самая настоящая охота. Из-за него, собственно, мы и бегали в мыле всю прошлую неделю.

— Вы хотите сказать…

— Именно. Его и убили. И его, и кучера. Убийца, хоть и грешно так о нем говорить, был отменным профессионалом своего дела, и свидетелей не оставил. А коли ехал бы молодой человек вместе с Томилиной, то ее нынче тоже бы отпевали.

Я сразу вспомнил оброненное в тот вечер помещицей замечание о том, что племянник ее подруги фигурой сильно похож на меня.

— А откуда вы знаете, что убить хотели именно его?

— Так отыскали мы этого татя. Серьезный, знаете ли, уголовник попался. Два трупа, и у каждого одна пуля в сердце и вторая — в голове. Убил и проконтролировал, чтобы наверняка. Как мы на него вышли — этого я рассказывать не стану, служебная тайна. Но могу сказать, что прежде, чем его прихватили, он телеграмму отбил с вокзала. В ней было всего два слова: «Племянник уехал». А убитый как раз подруге помещицы Томилиной племянником приходился. Мы выяснили — за той дамой примерно пару месяцев один хлыщ начал увиваться и, судя по некоторым деталям, его цель — состояние этой дамы. Племянник же ему, как понимаете, мешал. Наверняка он и оплатил убийцу, вот только доказательств этому нет.

— А кому была адресована телеграмма?

— Думаете, мы это не проверили? На столичный главпочтамт, до востребования, на вымышленное имя. Да и забирать телеграмму пришел подставной человек.

Объяснение звучало логично, и я бы с чистым сердцем ему поверил, если бы не след револьверной пули на внутренней стороне латунного стаканчика моих гогглов. Но рассказывать об этом не хотелось: слишком много времени прошло с той гонки, да и улики таковы, что сам факт покушения неочевиден. Что ж, будем поддерживать официальную версию.

— Ну вы и мастер! — я постарался максимально достоверно отобразить не лице восхищение. — Такое дело за неделю раскрутить, да еще и убийцу поймать — это дорогого стоит.

— Да не поймали его, — дернул щекой инспектор, — убили при задержании. Отстреливался, сволочь, троих наших поранил, одного наповал уложил.

— Тем более. Матерого волчару вытропили да пристрелили.

Боголюбов, довольный похвалой, заулыбался.

— Владимир Антонович, — вдруг спохватился он. — вы же наверняка по делу пришли. Или нет?

— Скорее, за советом. Я не слишком силен в структуре вашего ведомства, и в какой кабинет мне сунуться, даже представить не могу.

— А в чем проблема?

— Понимаете, образовалось у меня трое сирот. Я хочу оформить над ними опеку, и для начала выправить все полагающиеся документы.

— Что ж, похвально, похвально. А просьбу вашу выполнить легко. Сейчас подойдет кто-нибудь из нижних чинов, он вас и проводит. А я записку набросаю, чтобы коллеги мои тягомотину не разводили.

Боголюбов подвинул к себе лист бумаги, взял перо и принялся писать.

— Вот, возьмите, — протянул он мне бумагу через пару минут.

— Филька! — тут же крикнул он зашедшему в комнату полицейскому. — Проводи господина Стриженова в отдел к Потапову, да бегом возвращайся.

С запиской от Боголюбова все документы были оформлены в рекордные сроки. Я дружески попрощался с инспектором Потаповым и направился в больницу отдавать фургон. Состояние было двойственное: с одной стороны, убийца уничтожен. И перед этим пресловутый убийца отчитался заказчику об успешном выполнении заказа. То есть, заказчик теперь успокоится, и какое-то время новых покушений не будет. С другой стороны, мучила совесть: в отличие от полиции, я был твердо уверен в том, что племянника убили, по ошибке приняв его за меня. Знать бы еще, кто этот заказчик…

Дома меня ждал дорогой гость — журналист Федор Иванович Игнатьев собственной персоной. И пришел он не просто так, пригнал свою новую игрушку: новейший мобиль немецкой фирмы «Даймлер».

— Вы опять отличились, Владимир Антонович, — смеясь, выдал он после взаимных приветствий.

— Федор Иванович, ну сколько можно!

— До тех пор, пока вы подкидываете обществу новые поводы для сплетен. Сегодня с утра некая госпожа Ольга Дорохина побывала в гостях у одной своей подруги. Помимо нее на утренний кофе собрались еще с полдюжины дам. Дорохина в красках поведала им о том, что происходило накануне у баронессы Сердобиной, умоляя сохранить это в тайне. Конечно же, сразу после чашечки кофе пресловутые дамы побежали каждая к своей лучшей подруге и под большим секретом поведали им тайну танцевального вечера. Сейчас, думаю, полгорода уже судачит о вашей тайной силе. А к вечеру ни о чем ином разговоров и не будет.

— О боже! — я закрыл глаза ладонью. — За что мне такое наказание?

— Наказание? Как сказать. Иные завсегдатаи салонов многое бы отдали за подобную репутацию, а вы все недовольны. Впрочем, пусть их, — переменил он тему. — Как вам этот красавец? Он похлопал рукой полированный борт «Даймлера».

Я не стал критиковать аппарат, щадя чувства Игнатьева.

— Оставьте мне его, скажем, до пятницы. Надеюсь, я смогу вас удивить.

— Охотно. Тогда вот что: в пятницу приезжайте прямо на нем к ужину к нам в особняк. Отец изъявил желание познакомиться с вами лично, а не только по моим рассказам. Никого постороннего не будет, только мы втроем и никаких танцев.

Видя, как я демонстративно хмурюсь, он махнул рукой:

— Все, все, Владимир Антонович, больше не буду.

И удалился.

— Что за история? — полюбопытствовал Клейст.

— А-а, — поморщился я, — баронесса Сердобина, танцуя танго в паре со мной, настолько прониклась духом танца, что не смогла далее принимать участие в вечеринке. Собственно, на этом все и закончилось. Ну а дальше — слухи, которые, как вы знаете, с каждым пересказом увеличивают масштабы произошедшего. Не удивлюсь, если к утру окажется, будто я мессмеритическим образом так воздействовал на присутствующих дам, что все они поголовно бились в экстазе, а горничные и кухарки домогались дворника и кучера с самыми развратными целями.

— Да, — сочувственно покивал механик. — Слухи — это зло, сколь безусловное, столь и неистребимое. Но давайте к делу: что мы будем делать с этим «Даймлером»?

— «Даймлеру» мы просто поменяем кузов, благо, сделать это не слишком сложно. Я подготовлю эскизы, отдам их в каретную мастерскую, там изготовят детали, а мы смонтируем их на этом шасси. А еще я хотел бы вместе с вами осмотреть конструкцию и «Даймлера», и вот этого безымянного красавца. Все удачные решения надо будет отметить и позже воплотить в нашем гоночном монстре.

— Непременно!

В Клейсте вдруг проснулся энтузиазм, он уже был готов кинуться в бой с гаечным ключом наперевес, но я его остановил.

— Николай Генрихович, скажите, вы знаете все эти бюрократические процедуры, которые требуется выполнить для того, чтобы заявить на гонку себя и свой мобиль?

— Конечно!

— А я вот, к стыду своему, не знаю. Поэтому хочу вас попросить об одолжении: возьмите на себя эти хлопоты. Для разъездов можете использовать мой мотоцикл. А я пока займусь этим несчастным фургоном.

Неделя выдалась та еще. Мы с Клейстом пахали, не разгибаясь. Мишка, малость окрепнув, помогал по мере сил и умений, и тут же на ходу учился. Парнишка оказался ловкий и сообразительный, и весьма полезный, когда нужно было залезть в какие-нибудь узкие и тесные места.

Я выбрал время и заглянул к помещице Томилиной, чтобы выразить соболезнования и заодно извиниться за неуместную записку. Она была дома и даже приняла меня в гостиной за чаем. В этот раз она ничуть не походила на ту жизнерадостную, пышущую энергией женщину, что я видел чуть больше недели назад. Темное платье, черный чепец — траур. Взгляд потерянный, движения чуть суетливые. Видно, что женщина переживает, и наверняка винит себя во всем произошедшем.

— Здравствуйте, Владимир Антонович, — приветствовала она меня. — Присаживайтесь к столу, наливайте себе чаю, угощайтесь.

Голос тихий, тусклый, словно выцветший. Это действительно та самая дама, которая полночи не давала спать всем соседям?

— Здравствуйте, Анастасия Михайловна. Позвольте прежде выразить вам свои искренние соболезнования в связи со столь безвременной гибелью вашего подопечного. Смерть человека — это всегда трагедия, но смерть молодого человека — трагична вдвойне. Поверьте, я это знаю.

Конечно, знаю. Сам помирал безвременно. И тридцать лет — вполне еще молодость. Жить да жить! Впрочем, не мне жаловаться на судьбу: живу вот, вдов смущаю одну за другой… М-да, не о том думаю. Надо бы поддержать женщину, пока она себя чувством вины не удавила. Ведь наверняка считает, что не устрой она той ночью наше бурное свидание, так и племянник остался бы жив. По моему личному и тайному мнению, она права. Но вслух, ради нее самой, я поддержу версию полиции.

— Простите меня бога ради за ту глупую записку. Поверьте, я ничего не знал о вашем горе. Только вчера зашел в полицию, там меня и ошарашили этой новостью, словно пыльным мешком из-за угла. Но сказали, что убийца найден и при задержании застрелен. Так что отомщен племянник вашей подруги.

— А за что его так, не говорили? — встрепенулась Томилина, обратив на меня взгляд, полный боли и надежды.

— Говорили. Доказательств этому нет, но у подруги вашей несколько месяцев назад объявился воздыхатель, очень рассчитывающий прибрать к рукам ее состояние. А племянник, как вы понимаете, у него на пути стоял, вот и…

— Это правда?

— Абсолютная. Мне господин Боголюбов сам обо всем поведал.

На лице женщины явственно проявилось облегчение. Я продолжил:

— Кстати, Боголюбов еще обмолвился, что тем вечером вы лишь чудом смерти избежали. У того убийцы правило было: свидетелей в живых не оставлять. И коли ехали бы вы вместе с племянником вашей подруги, так в один день вас обоих бы и похоронили.

— Это правда?

— Истинная правда. Богом клянусь!

Я широко перекрестился на иконы в красном углу, а внутренне хмыкнул: тоже мне, сам в бога не верю, в церковь не хожу, а туда же, клясться решил. Однако на Томилину это произвело буквально волшебное действие: помещица всхлипнула раз, другой и, внезапно для меня, разрыдалась.

У меня не слишком большой опыт в области утешения плачущих женщин. Собственно говоря, я знаю только один способ, его я и применил. Просто шагнул вперед, обнял Томилину за плечи и привлек к себе. Она же, машинально обхватив меня чуть повыше пояса и уткнувшись мне в бок, ревела белугой, а я гладил ее по голове и говорил всевозможные подходящие к случаю глупости. Позади скрипнула дверь: служанка сунулась с флаконом нюхательных солей. Я раздраженно отмахнулся: мол, убирайся, и она тут же скрылась.

Слезы, в том числе и женские, рано или поздно заканчиваются. Закончились и эти. Оторвавшись от моего изрядно подмоченного сюртука, Томилина сразу же застеснялась:

— Ах, Владимир Антонович, я сейчас ужасно некрасива, так что идите.

Я поднялся и уже почти повернулся к дверям.

— Нет, стойте! Наклонитесь ко мне.

Анастасия обхватила меня за шею и наградила полноценным поцелуем. В щеку. И зашептала:

— Спасибо тебе, Володенька, спасибо за все. Ты сейчас такой камень с моей души снял! Теперь все, ступай. Как траур выйдет, я сама тебе записку пришлю.

Наши с Клейстом каторжные труды увенчались успехом: к концу недели мы успели закончить заказ больницы, и уже в ближайший понедельник на мой счет в местном отделении Государственного банка должна была поступить приличная сумма. Кроме того, мы разобрали по винтику и собрали обратно гоночный мобиль в поисках возможных неисправностей. Ну а главное — заменили кузов Игнатьевскому «Даймлеру», и сейчас я отправлялся на нем в гости к заказчику.

Я ехал неспешно, поглядывая краем глаза на прохожих, улыбаясь симпатичным барышням, когда такие встречались на пути. А прохожие глядели во все глаза на проезжающее мимо чудо. Еще бы: этот мобиль сейчас единственный в своем роде, и не только в Тамбове. Помнится, в моем мире на создание подобного дизайна понадобилось лет сорок.

Прохор караулил меня у ограды, и едва только мобиль показался в конце улицы, распахнул ворота. Я не торопясь прокатился по широкой дорожке и плавно затормозил возле крыльца особняка. Мне навстречу, перепрыгивая через ступеньку выбежал Игнатьев-младший.

— Здравствуйте, Владимир Антонович! — выдохнул он, не отрывая взгляда от мобиля. — Вы уверены, что это мой «Даймлер»? Даже не верится! Вы сотворили чудо, я просто в восторге. Скажите, откуда вы берете эти идеи? Думаю, завтра половина членов гоночного клуба будет умолять меня продать им этот уникальный экземпляр. И денег предложат как бы не вдвое против той цены, за которую я купил мобиль у «Даймлера».

— Действительно, молодой человек, откуда такая фантазия? — раздался за спиной солидный баритон.

Я обернулся. Рядом с мобилем стоял господин на вид лет сорока в легком чесучовом костюме-тройке английского фасона и щегольских штиблетах. Пиджак был расстегнут, открывая вид на изрядной толщины золотую цепь, тянущуюся от жилетного кармана к поясу. На пальце правой руки был надет массивный перстень с крупным камнем. Лицо его, украшенное тщательно подстриженной бородкой, было живым и подвижным, точно таким же, как и у моего приятеля, разве что с поправкой на возраст.

— Игнатьев Иван Платонович, купец первой гильдии, — отрекомендовался он, протягивая мне широкую твердую ладонь.

— Стриженов Владимир Антонович, гонщик, — ответил я в том же духе, напрягая кисть и пытаясь не дать купцу продавить себя.

— Силен, — оценил мои старания хозяин, прекращая терзать мою руку. — Так откуда эти твои идеи?

Такая фамильярность меня покоробила, но я решил обстановку пока не нагнетать и посмотреть, что будет дальше.

— Из головы, Иван Платонович. Ну и еще из чисто практических соображений.

— Тогда пройдем к столу, поужинаем и побеседуем о практических соображениях.

Я человек непритязательный. Щей, каши и блинов, которыми потчевали меня сестрички с добавлением выпечки из ближайшей лавки, вполне хватало: достаточно вкусно, достаточно сытно, достаточно обильно. Но ужин у купца Игнатьева я был вполне в состоянии оценить. Пожалуй, здешний повар был даже поискусней Авдотьи в пансионе мадам Грижецкой, а уж та была редкой мастерицей. И ведь все это на дровяной плите, где точная регулировка температуры невозможна в принципе. Все это я и высказал Ивану Платоновичу в самых изысканных выражениях. Тот довольно улыбнулся в бороду:

— Еще бы, из самой Франции повара выписал. Впрочем, все это так, пустяки. А теперь, позвольте, я тебя порасспрашиваю. А то от сына только и слышу целыми днями: Стриженов то, Стриженов сё… Да и репутация у тебя сложилась довольно скандальная.

Я пожал плечами:

— Репутацию люди мне сами придумали. Накопали какие-то крохи, раздули их до небес, и теперь меня же ей попрекать пытаются. А мне на эту репутацию не то, чтобы совсем начхать, но мобили чинить да в гонках побеждать она не мешает.

— Это, конечно, так, — покивал Игнатьев-старший. — А что ты скажешь насчет…

На первый вопрос я ответил вполне подробно. На второй более сжато. А когда последовал третий, да еще на достаточно личную тему, я решил, что с меня хватит.

— Скажите, Иван Платонович, к чему все эти вопросы? Совместных дел у нас нет, в зятья к вам я не набиваюсь. Между тем, ваше любопытство начинает граничить с неуважением.

Купец сделал вид, что не заметил моего сухого тона и легко рассмеялся.

— Честно говоря, я бы от такого зятя не отказался, да только вот бог дочерей не дал. А что касается совместных дел… есть у меня один должник. И в счет долга он собирается отдать мне механическую мастерскую. Так вот, неплохо было бы нам составить товарищество. Мой пай — та самая мастерская со всем оборудованием и, если захочешь, с работниками. А твой — ты сам, твоя голова и твои идеи. С прибыли будешь получать, скажем, процентов пятнадцать.

Мне стало противно: меня собрались грубо поиметь. С видом благодетеля дать убитую мастерскую, поманить условно большими деньгами, а после, когда я впахивая, как вол, налажу процветающий бизнес, похлопать по плечу и отодвинуть в сторону. Пока был я никто и денег у меня не было ни гроша, я был никому не нужен. Разве что госпоже Неклюдовой, которая успешно вытягивала из моего предшественника все невеликое жалование за исключением платы за пансион. Теперь же… Я уверен, что прежде, чем позвать меня на ужин, Игнатьев собрал обо мне всю доступную информацию. А поскольку Володя Стриженов предыдущие почти тридцать лет своей жизни был слабаком и мямлей, то закономерно посчитал его лёгкой добычей. Тем более, что никакой «крыши» у него не наблюдалось. Ну считать же таковой шапочное знакомство с несколькими полицейскими и пару любовниц из числа светских дам.

И как же мне на это реагировать? Предыдущий Володя, на которого было рассчитано все это представление, сейчас бы уже с готовностью согласился на все условия, почитая Ивана Платоновича за благодетеля. Но я-то не он! И если не начать огрызаться, то меня схарчат. Не Игнатьев, так кто-нибудь другой.

— Что молчишь, язык от радости проглотил? — поторопил меня купец.

Я хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и поднялся.

— Прощайте, Иван Платонович, мне пора. Жаль, что поговорить с вами так и не получилось.

Хозяин нахмурился.

— Куда это ты собрался? Мы еще не договорили.

— А мы о чем-то говорили? Пока что вы бесцеремонно расспрашивали меня о моих личных делах, да пытались навязать какие-то сомнительные сделки. А у меня завтра гонка, мне выспаться надо, отдохнуть.

— Ишь ты, обидчивый какой! Садись, закончим разговор. Гонка начнется в полдень, успеешь отдохнуть.

— Увы, мне не о чем с вами разговаривать. Ваше так называемое предложение мне не выгодно. Я не собираюсь делиться прибылью ни с вами, ни с кем другим. И прекратите, в конце концов, мне тыкать. Я вам не мальчишка, и брудершафт мы с вами не пили. А потому — прощайте. Можете не провожать, выход я найду сам.

Помещица Анастасия Томилина. Арт прислал мне Юрий Рыжий (https://author.today/u/loto22)