Гонконг. Почти что пенсия

Глава 3

Слышу удары сквозь шум падающей воды. Судя по характеру звука, бьют тупым предметом по стеклу. Пытаюсь вспомнить, есть ли стекло на входной двери, потому что на звук разбитого окна не похоже. Мне в наследство достался ворох неприятностей. Пришли таки незваные гости?

Воду не выключаю. В голове всплывают строки старой детской китайской песенки. Понятия не имею, откуда ее знаю, но начинаю петь.

— Я одно большое яблоко. Кто из детей не любит меня?

Пусть думают, что я ничего не услышал. Враги должны убедиться, что имеют дело с пьяным идиотом. Тянусь к полотенцу, наспех вытираю ступни, чтобы не поскользнуться на плитке. Свободной рукой беру увесистый тюбик с пеной для бритья. Голову таким не проломить, но лучше, чем с пустыми руками.

— И душистое и сладкое и вкусное. Кожица сверху красная, красная, хороший цвет… — продолжая петь, проворачиваю замок на двери в душевую.

Приоткрываю дверь, прислонившись спиной к стене. Удары прекращаются, но раздается трель звонка стационарного телефона. Слышу топот ног, судя по звуку, они принадлежат не крупному человеку…

— А—а! — раздается отчаянный женский визг.

Выскакиваю из душевой, замахиваясь тюбиком пены для бритья, но рука с тюбиком так и застывает над головой.

Отбой.

Повышенный уровень опасности отменяется.

У столика со стационарным телефоном стоит жена, только вместо тюбика с пенной, у нее в руках молоток среднего размера. Схватив его обеими руками, она подняла молоток над головой и замахивается на стационарный телефон. Боковым зрением вижу на полу осколки мобильника.

Глаза у госпожи Юн выпучены, явно напугана, дышит тяжело, а волосы растрепанны. Выбрасываю тюбик, в два широких шага оказываюсь рядом с супругой и забираю молоток. Жена не отпускает, пытается пнуть телефон ногой. Не мое не жалко, но она на кой то черт разбила мобильник — вижу осколки стекла и пластика. Остаться совсем без связи — опрометчиво. Информацию нужно откуда-то брать. Нежно (если это применимо к подсечке) подсекаю опорную ногу госпожи Юн и усаживаю ее на диван. Прикладываю указательный палец к губам, глядя в ее широко раскрытые глаза, сам снимаю трубку с телефона.

— Слушаю!

— Ни хао, отец, — слышится дружелюбный голос из динамика.

Жена не сдается, пытается укусить мою руку и добраться до телефона, у нее явно истерика. Прикрываю динамик ладонью.

— Сын звонит. Дай поговорить.

Жена вздрагивает, губы искривлены и напоминают две тонкие полоски-нитки, на мокром месте глаза. В ответ коротко кивает и бежит в душевую. Пусть, заодно выключит воду.

— Ни хао, сын, — возвращаюсь к разговору.

О том, что у меня есть сын или любые другие дети, не знаю совсем ничего. Даже не могу припомнить имени отпрыска. Но судя по структуре голоса, резонансу, типу и слышимости, сын взрослый, около тридцати. Тембр и экспрессия подсказывают, что он уверен в себе, и идет по жизни уверенно.

— У вас с матерью все в порядке? — следует вопрос после паузы.

Слышу из динамика посторонние звуки — автомобильные гудки.

— Порядок, — бросаю взгляд на часы, начало десятого вечера.

Скорее всего, сын едет с работы. В машине, но не за рулем, и точно не автобусе — мгновение и шум дороги исчезает, поднялось стекло.

— Хотел поговорить по видеосвязи, но ни ты, ни мать не берете трубку. Абонент не абонент.

— Все в порядке. Были неотложные дела, — отвечаю общими фразами.

— Уверен, что все в порядке, отец? Мне звонили из банка.

— На тему?

— По твоей ипотеке не поступил платеж…

— Когда дата платежа?

— Сегодня, — отпрыск делает очередную внушительную паузу. — Хотел скинуть перевод, но в банке сообщили, что твой счет заблокирован… Ли вот здесь налево, к ресторану, останови напротив входа.

В купе с предыдущим анализом делаю вывод, что сын едет с водителем.

— Пап, я как и обещал, встречаюсь обсудить твой переезд в Китай с серьезными людьми. Мне выделили место по правительственной квоте! — с гордостью сообщает сын. — Как у тебя на работе? Тебя отпустят? Ты говорил, что решишь этот вопрос и оформишь командировку.

— Решил, — подтверждаю данное не мной обещание. — Меня сегодня уволили из корпорации.

Тишина по ту сторону линии едва не скрипит.

— Я ведь говорил отец, что будет так, — голос отпрыска меняется. Чувствую, что новость выбивает его из колеи. — Ты верил в то, во что верить нельзя!

Растерянность меняется злостью.

— Лупоглазым нельзя верить, отец, сначала нас предала Британия, потом Штаты!

О политической ситуации я еще не осведомлен. Но, судя по словам сына, у них с отцом случались споры на эту тему. Не выхожу из образа.

— Это разные вещи, сын.

— Нет ты думаешь, что они разные! Брат тоже говорит, что партия зажимает свободы. Я тебе тогда еще говорил, посмотри на Афганистан! Потому извини, отец, я лучше с партией, чем как и ты останусь у разбитого корыта! У меня зарплата миллион долларов и я как-нибудь потерплю зажимы! Благодаря партии я выучился и пошел в нишу контроля ценных бумаг финансового рынка…

— Имей совесть, — перебиваю, чтобы заставить его нервничать и выдать больше информации.

— Совесть? Да совесть у меня послушная собака, а не бешенная, — заводится сын. — Только из-за твоей упертости я не смогу забрать вас с матерь…

Кладу трубку. Ничего полезного из разговора больше не получить. Понятно, что сын хорошо устроен. И на лицо конфликт на политической почве, сын пытается убедить, что со мной сработало старое правило — что посеешь, то и пожнешь. Вводные более менее ясны. Я сделал по жизни ставку не на ту лошадь. И то, что происходит сейчас — последствия неправильной политической позиции. Любопытно, что для переезда из Гонконга требуется командировка… видимо по другому нельзя?

Отсюда напрашивается второй вывод. Политика касается человека только тогда, когда он имеет соответствующий социальный статус. Значит господин Юн отнюдь не маленькая сошка, отсюда и интерес к моей персоне. И сложности с возможным переездом.

Снова звонит телефон. Наверняка сын посчитал, что сорвалась связь. Беру трубку.

— Ни хао, отец… — вместо голоса сына слышится голос дочери. — Я на месте, наша встреча в силе?

Понимаю, что у меня как минимум трое взрослых детей, что также косвенно подтверждает мое финансовое благополучие.

— Мама дома? — спрашивает дочь

— Лиджуан, — имя дочери всплывает само по себе, видимо с ней у меня куда теплее отношения, чем с сыном. — Мама сейчас не может говорить.

— Ей снова плохо, да? А ты… ты приедешь? Я жду тебя. Это очень важно, отец! Мне удалось переговорить с господином Яном, как ты и просил. А еще я привезла тебе из Пекина гостинцы!

Лиджуан сообщает адрес. Запоминаю, кладу трубку и обещаю прийти на встречу. Из душевой все еще слышны всхлипы жены. Ей нужно дать время успокоится, сейчас из нее не выудишь ничего.

Поэтому — решено, отправляюсь по указанному адресу. Возможно, дочь расскажет больше информации, тем более зацепка есть. Пока же чувствую себя как рыба, выброшенная на берег. Информационный голод гложет.

В шкафу нахожу потрепанный костюм с вытянутыми коленями. Замечаю на тумбе несколько купюр, сгребаю, кладу в карман и иду на выход. Но прежде выключаю телефон, чтобы жена не разнесла его к чертовой бабушке. Перед дверьми смотрюсь в зеркало… в отражении медленно качает головой обрюзший и неопрятный старик. Конечно, с собственным внешним видом надо что-то делать.

— Представляешь, я столько лет не видела своего отца, — вздохнула Лиджуан, и трубочкой принялась толочь лед в коле без сахара.

— Боишься не узнать? — Бию тоже не оставалась без дела, энергично сосала через трубочку коктейль с таким усердием, что желваки ходили на скулах. — Ли, а фотки отца у тебя нет? У меня хорошая память на лица. Узнаю сразу, даже если раньше видела мельком.

От вопроса подруги Лиджуан едва заметно вздрогнула, так что лед в стакане звонко стукнулся о текло. И даже на всякий случай перевернула телефон экраном вниз.

— И что ты ему будешь говорить при встрече? — захлопала глазками Джу, — Я помню, как всего через полгода учебы вернулась домой и поняла, что разговаривать с родителями мне категорически не о чем! Словно я не их дочь, а они не мои папа с мамой.

Лиджуан, Бию и Джу учились на втором курсе одного из старейших вузов страны — в Пекинском университете, также известным под сокращенным названием «Бэйда». И факультетом, на котором все трое учились, он гордились по праву — факультет международных отношений. На факультете помимо прочего, активно излучались принципы деловых (и не только) переговоров.

На практических занятиях, которые были обязательны в дисциплине, Лиджуан всегда показывала высокие результаты. Она уверенно брала вверх в спорах, всегда подбирала необходимые аргументы и вообще в коммуникациях с людьми, чувствовала себя, как рыба в воде.

Вот только сейчас Лиджуан будто проглотила язык и чувствовала себя скорее как рыба, выброшенная на берег. Как никак, это была ее первая встреча с отцом за последние четыре года.

С тех пор, как юная Лиджуан уехала на материковый Китай, они не разу не виделись и даже не созванивались. Отец всегда был категорически против ее учебы в «логове коммунистов», как он называл «Бэйда». А еще папа категорически твердил, что его любимая дочь для него теперь умерла. И единственным напоминанием о нем, была скупая открытка без подписи. То, что открытка от отца, Лиджуан знала по изображению плюшевого мишки, раньше отец называл ее медвежонком. Лиджуан сильно обижалась на отца и следующие две открытки отказалась получать, приняв решение, что отца для нее отныне больше не существует.

С тех пор многое изменилось. Отец сильно сдал, сама Лиджуан повзрослела, а главное — для ее родного Гонконга настали не лучшие времена. Поэтому Лиджуан немало удивилась, когда отец позвонил ей сам…

— О чем задумалась? — будто сквозь толщу воды послышался голос Бию.

Она высосала половину молочного коктейля и решила дать передых своим скулам.

— Да так, — отмахнулась Лиджуан. — Кола в Гонконге какая-то невкусная.

Раскрывать истинную причину своего беспокойства она не собиралась даже лучшим подругам, которым, казалось бы, безгранично доверяла.

— Не зря говорят, что наши лупоглазые «союзники», — Джи быстро согнула и разогнула оттопыренные указательный и средний пальцы на обеих руках. — Водят нас за нос!

Один из посетителей кафе за соседним столиком услышал эти слова и взяв свою тарелку с лапшей демонстративно развернулся от подруг вполоборота. А еще и что-то неразборчиво фыркнул в добавок. Правда Лиджуан особо не прислушивалась. Такие вот «фи» за последнее время стало настолько же привычны, как утренняя чистка зубов.

— Джи, не забывай, что мы в Гонконге, ага, — Бэй сделала замечание подруге.

Та только закатила глаза. Спорить они продолжили, но Лиджуан снова отвлеклась. В кафе зашел мужчина под пятьдесят, с сединой в висках и небритостью на лице. Мужчина совсем недавно был избит, о чем свидетельствовали кровоподтеки на его лице.

Лиджуан было напрягалась, но обошлось — мужчину она не знала. Он с обреченным видом держал в одной руке табличку «помогите купить билет в Пекин». В другой — стакан для мелочи, в котором даже нашлось место нескольким смятым купюрам. Посетители всячески его сторонились, не скрывая брезгливости, а тот, который сидел вполоборота к столику студенток, сунул в стакан попрошайке купюру.

— Бывший директор «Гонконг Электроникс», — послышался шепот со стороны.

Заслышав эти слова, попрошайка осунулся. В его глазах застыли слезы, а за ними повисло полное разочарование в этой жизни. Он потупив взгляд направился к выходу, даже не успев подойти к столику студенток. Такое Лиджуан тоже видела не первый раз. С управленцами старой закваски в новом Гонконге теперь никто не церемонился.

— Господи, да что же все они здесь такие конченные! — пренебрежительно фыркнула Бэй.

И не заметила, как при этих словах Лиджуан втянула голову в плечи.

— Директор, да какой он директор, если на билет в Пекин не может заработать! Нищета! И вообще, неужели нельзя нормально одеться! Его же даже в поезд в таком виде не пустят… — Бэй брезгливо вытерла руки влажной салфеткой. — Правильно делают, что давят таких, словно клопов!

Лиджуан от слов старой подруги сделалась еще грустнее. Отец Бэй был важной шишкой в партийной номенклатуре, тогда как папа Лиджуан… она гнала подальше не самые приятные мысли.

А еще ее отец стал другим, жутко запустил себя, но Бэй и Джи хотели непременно познакомиться с господином Юном. Лиджуан всегда говорила, что ее отец крупная шишка, но кое о чем умалчивала. И теперь попросту не знала, что делать со всем этим. К тому же Лиджуан отчетливо понимала, что не она одна скрывает правду. Папа и мама ей также что-то не договаривали. Слишком разительными были перемены за последние несколько месяцев. На это же Лиджуан указал ее парень, сотрудник одного интересного направления в столице…

Дверцы автобуса открылись и народ буквально вынес меня на остановку.

Кафе называлось «Теарапи». Имело ли название смысл, я не знал, но мой взгляд тотчас зацепился за яркую вывеску.

Вместе с толпой подхожу ближе к панорамным стеклам общепита. Никогда не понимал интереса быть рыбкой в аквариуме. Когда на тебя глазеет куча народа, кусок не лезет в рот, но это наверное профессиональная деформация. В кафе много народа и никого ничего не смущает. Пока иду, подмечаю, что выше примерно на пол головы среднестатистического китайца. Не знаю, является ли это преимуществом или наоборот недостатком.

Останавливаюсь возле столба с кучей указателей. Прислонившись, осматриваю столики, не имея ни малейшего понятия, как выглядит собственный отпрыск. В кафе немало молодежи, поэтому узнать, кто из них моя дочь — проблематично. Расчет на то, что снова сыграет отцовский инстинкт и расчет оказывается правильным. Среди всех мой взгляд притягивает миниатюрная брюнетка и что-то начинает тянуть внизу живота. Что-то очень похожее на тоску по родному и близкому человеку. Странное чувство, когда головой ты понимаешь, что видишь человека впервые и совершенно точно не испытываешь к нему чувств, но родительский инстинкт говорит совсем обратное. Интересно, подобные ощущения испытывают дети и родители, встретившиеся через время?

Лиджуан хороша собой, никогда бы не подумал, что у моего нынешнего тела такие хорошие гены. Шикарные черные волосы, туго переплетенные в косу. Большие зелёные глаза и белоснежная кожа.

При этом Лиджуан явно обеспокоена и чем-то расстроена. Вижу тревогу на ее лице. За столом с дочерью две подруги, но сидят спиной ко мне, лиц не вижу. Дочь тяжело вздыхает и смотрит на какого-то оборванца-попрошайку, который выходит из кафе. Она медленно переводит взгляд на окно и я делаю приставной шаг, уходя из-под ее взгляда. А отшагивая едва не сталкиваюсь с пожилой женщиной в теле, та опирается на костыль и ведет на поводке хина. О него я и споткнулся, едва не раздавив.

— Развелось вас тут, — фыркает старушка и презрительно смеряет меня взглядом. — Ничего, партия быстро отучит от тунеядства!

Никак не реагирую. Вижу свое отражение в окне остановившегося на остановке автобуса. Выгляжу я действительно крайне скверно, хотя одежда чистая — мешковатые поношенные брюки, пиджак будто с чужого плеча, латанный перелатанный. На голове кукушка свила гнездо из седых волос. Осунувшиеся плечи… нет в таком виде я только опозорюсь, а также опозорю собственную дочь, которая к тому же не одна.

Сейчас выгляжу ничем не лучше того попрошайки, от вида которого Лиджуан пришла в ужас.

Решено.

Отлипаю от столба и, прихрамывая, иду к другой манящей вывеске местного магазина со шмотками. Туфли, которые носил прежний Юн, ужасно неудобные и жмут. Сумму нз, единственные деньги, которые остались в загашнике, следует потратить на собственный внешний вид.

Звенит колокольчик на дверях магазина одежды. Посетителей внутри нет, вдоль помещения стоят ряды, увешанные строгими костюмами, ряды с рубашками и обувью. Две продавщицы перестают щебетать, отставляют кружки с черным кофе.

Одна бежит за кассу на рабочее место. Вторая оборачивается на звук колокольчика, одновременно натягивая фальшивую улыбку. Но при виде меня, улыбка блекнет. Чего такой нищеброд забыл в бутике?

— Алкогольный магазин через дом, — воркует она хорошо поставленным голосом. — Вы, наверное, ошиблись дверью!

Ничего не отвечаю, подхожу к стойке с кассой, одновременно достаю пачку купюр из внутреннего кармана пиджака. Кладу на стол.

— Надеюсь, здесь хватит, чтобы переодеться.

Продавщица нехотя косится на столешницу, ее лицо становится более дружелюбным. В деньгах мне еще предстоит разобраться. Но, судя по всему, сумма неприкосновенного запаса достойная.

— Как могу к вам обращаться, господин? — меняет риторику продавщица.

Кассирша перевешивается через столик и что-то шепчет коллеге. Та удивленно кивает, косясь на меня.

— Простите, что не узнали, господин Юн, — она отвешивает полупоклон.

Не знаю, откуда кассирше известно мое имя, но та сама вскрывает карты:

— Мой отец работал в «Цяи групп», — смущено заявляет она. — И я наслышана о вас!

— Надеюсь, что только хорошее? — улыбаюсь в ответ.

— Только хорошее, господин Юн.

— А где твой отец сейчас?

— Занимается своим делом, вы в его бутике… Вам помочь с выбором, господин?

Киваю. Мало того, что не знаю здешних цен, так еще понятия не имею о моде. Если одеться на свой вкус, можно превратится в павлина и фрика. Такое внимание мне точно не понадобится.

Цокают каблуки, продавщица кивком зовёт меня следовать за ней. Иду следом, окидывая взглядом манекен, застывший как стражник между торговыми рядами. В принципе, что-то такое, как на манекене надето сейчас, можно примерить на себя. Приталенный пиджак, брюки сужаются к щиколотке…

Пока отвлекаюсь, продавщица делает свою работу — несколько костюмов тащит в раздевалку.

— Вот то, что вам наверняка подойдет, господин Юн. Обязательно примерьте все! Вы не будете разочарованы.

Ладно… женщины куда лучше мужчин знают толк в шмотках, решаю довериться.

Беру всю охапку, захожу в раздевалку. Девчонка, которой чуть больше двадцати, помогает развесить костюмы на крючки. Закончив, задергивает шторку.

Остаюсь один на один перед зеркалом с кучей новых вещей. Терпеть не могу примерки, но тут придется переступить через себя. Со вздохом снимаю замызганный пиджак, расстегиваю рубашку, глядя в зеркало.

Все не так плохо, как казалось на первый взгляд. Несмотря на возраст, у меня неплохо развитое тело, в определенном ракурсе даже видны кубики пресса. Значит, предшественник ходил в какой-то зал, уже радует.

Другой момент, ходил он туда явно не для того, чтобы потом пользоваться благами развитой мускулатуры. Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух, и господин Юн фитнессом скорее укреплял собственную работоспособность. Все же из тела, за которым следят, можно выжать куда больше соков…

— Господин Юн! — продавщица одергивает шторку примерочной.

Я оборачиваюсь в расстегнутой рубашке, она осекается.

В ее руках еще один костюм. Вижу, как глазки на секунду скользят по моему торсу, на лице вспыхивает румянец.

— Простите, не думала, что вы уже успели раздеться, — сбивчиво шепчет она, смотря себе под ноги.

— Все в порядке. Я только пуговицы расстегнул.

Забираю еще один костюм на примерку.

Времени на разговоры нет, задергиваю шторку примерочной. Раздеваюсь до конца, костюм и рубашку складываю в угол бесформенной кучей. Примеряю новые вещи.

Ничего общего с тем, что я видел на манекене, предложенное продавщицей не имеет. Фасон прежний, только вещи новые. Поэтому картинка, которую вижу в отражении, меняется незначительно. Остальные вещи в примерочной собраны по тому же принципу.

Все-таки насколько важно первое впечатление. Впечатление, произведенное мной, оставляет желать лучшего: продавщица изначально увидела во мне стремительно стареющего мужчину, зато с размером подгадала, видимо, наметанный взгляд.

Ладно, если хочешь сделать хорошо — сделай сам. Одергиваю шторку, забираю манекен в примерочную, и там нагло раздеваю. Девчонки переглядываются, но никак не комментируют. Видимо решили, что старик спятил. Вот и посмотрим.

Через минуту вижу в зеркале совсем иную картину и даже невольно расправляю опущенные плечи. В зеркале совсем другой человек. Я как будто помолодел на десять лет сразу и больше не напоминаю стареющего мужчину со скверным вкусом. Теперь я похож на статного мужчину в возрасте. Но есть одно но… все это так, если убрать голову с гнездом седых волос, щетиной и отросшими бровями.

Чтобы понять порядок цен, ищу ценник. За костюм просят семь тысяч гонконгских долларов. У меня в пачке без малого десять тысяч. Критично, останусь совсем бед денег, потому что к костюму еще нужна рубашка и туфли. Но другого варианта все равно нет.

Переодеваюсь в старье и иду на кассу. Пока девчонки возятся с бирками, подбираю туфли и рубашку. Выходит на девять с половиной тысяч гонконгских долларов. Но девчонка продавщица со все еще не со шедшим румянцем просит кассиршу провести какие-то манипуляции и пробивает скидку в сорок процентов — заверяет, что ее отец всегда делает скидки друзьям.

Ценник в итоге чувствительно снижается.

— Уверены в выборе господин Юн? — все же спрашивает кассир.

Продавщица лишь тупит взгляд, ярче вспыхивая румянцем.

— Оплата наличными, — подтверждаю выбор.

Вещи складывают в фирменный пакет.

— Носите на здоровье, господин Юн. И если решите снова обновить гардероб, у нас каждые три месяца новая коллекция.

— Спасибо большое, обязательно зайду.

С пакетом выхожу из бутика, далее иду в торговый центр, в котором располагается кафе, где сидит дочь с подругами. По старой привычке, приехал заранее, поэтому время есть.

Захожу в супермаркет, набираю в корзину пену для бритья, бритву, ножницы одеколон и шампунь. На кассе возле меня вырастает охранник. Говорить ничего не говорит, но выкруживает коршуном.

Пусть… кладу на кассе наличные, и, скользнув взглядом по указателям, отправляюсь в уборную.

Понимаю, что охранника заинтересовал пакет из фирменного бутика. Он подносит рацию к губам, что-то говорит коллегам. Я, не обращая внимания, захожу в уборную. Как ни в чем не бывало, достаю принадлежности, начинаю бриться.

Посетители косятся, но ничего не говорят.

В раковину осыпается щетина. Бреюсь аккуратно, в прошлой жизни я не доверял барберам. Парикмахерам тоже, в раковину падают локоны остриженных волос.

— Вот посмотри, как делает дядя, и никогда так не повторяй, — слышу сквозь звук падающей воды мужской голос.

Голову мою тоже тут, оборачиваюсь взмыленный и вижу, как напротив меня застыл мальчик лет пяти, держащий за руку своего дедушку.

— Не стыдно? — старик демонстративно сплевывает себе на ноги и тащит внука за руку прочь. — Позорник!

Я коротко пожимаю плечами, смываю шампунь и сушу голову под сушилкой для рук. Стоя возле зеркала, причесываюсь, потом переодеваюсь в новые вещи.

Старую одежду засовываю в мусорный контейнер — она больше не понадобится.

Выхожу из кабинки и направляюсь к выходу.

— Заросший, в обносках… — тот самый охранник что-то объясняет своим коллега, их собралось аж трое. — Уверяю, что он украл вещи, поэтому как выйдет — вяжем…

Я прохожу мимо них, охранники замолкают и кланяться в знак уважения.

— Хорошего отдыха, господин!

Коротко киваю в ответ.

Теперь я готов к встрече.

Муаень, консультант-продавец модного гонконгского бутика, настолько впечатлилась последним покупателем, что не находила себе места. Вот бывает же так — оболочка человека и его внутреннее содержание не совпадают; и на господине Юне это особенно видно. Отец столько рассказывал о феноменальном таланте господина Юна, что в какой-то момент Муаень показалось, что никакого Юна на самом деле нет. Но вот же, теперь Муаень увидела его своими глазами!

Чтобы отвлечься, Муаень решила пойти на обед. На обеде она всегда покупала капучино из автомата и круассан. Сегодня она не стала изменять своим привычкам. А заодно захотела позвонить отцу, и рассказать, что видела его бывшего начальника.

С этими мыслями, Муаень дождалась пока автомат приготовит кофе и принялась энергично размешивать сахар пластмассовой ложкой. Впереди послышались чьи-то шаги и Муаень на секунду подняла взгляд, нахмурилась удивленно, увидев уверенно шагающего по торговому центру мужчину. Уверенная походка, расправлены плечи, одет с иголочки и, как это нечасто бывает, но бывает — костюм идеально сидит по фигуре.

А потом, чуть всмотревшись, Муаень узнала этот взгляд и от испуга выронила бумажный стаканчик.

Муаень как в замедленной съемке видела, как мужчина коброй устремился вперёд и поймал его в нескольких сантиметрах от пола, ни одной капли кофе не пролилось:

— Осторожнее.

— Вас не узнать господин Юн…

— Спасибо за помощь. Я старался, но без вас бы не справился.

Господин Юн направился ко входу в кафе, а Муаень, сгорая от нетерпения, вытащила мобильник и набрала отца.