Голос империи

Глава 5

Триединая империя, Джалан

Район Аккелена, частный компаунд

Две альвы. Двое людей. Неудобный стол. Неудобные стулья. Но цель встречи не предполагала акцентов на комфорте размещения.

— У каждого есть свои слабости, — осклабился один из людей. Второй подвинул стопку толстых папок. — Достаточно просто вовремя узнать, какие именно. И до поры до времени не сообщать об этом. Просто, скажем, зафиксировать метод воздействия. На будущее.

— Чем больше люди уверены в своей безнаказанности, тем больше расслабляются, — подтвердил второй. — Совершают больше ошибок. Потом чудят, потом наглеют. Зато потом из них можно вить веревки… хотя нет, из этих — канаты.

— Нам нужно абсолютное большинство голосов, — сообщила альва.

Человек перебрал папки.

— Бетан, Морин, Фарадей, Страго, Уоллес, Кормак, Дункан, Райвен…

— Райвен — нет. Они с Коннором лучшие друзья. Друидов и де Зирта тоже вычеркиваем. Родственные связи. Я поясню еще раз. Нужно не просто большинство голосов за смертную казнь. Согласие каждого на наше ментальное воздействие. И ноль сомнений. Рука правосудия примет только то решение, которое сделано с полной уверенностью. Эти люди ни на секунду не должны сомневаться. И сопротивляться… нашей помощи.

— Тогда у нас семеро, — человек передвинул альве семь толстых папок.

— Семеро против пяти? Более чем достаточно.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, департамент налогов и сборов

Пятый этаж здания полностью занимало отделение таможенных сборов. Кабинет лорда Фарадея расположился в самом конце коридора. Высокое начальство предпочитало тишину.

Обязательный срок государственной службы для высшей знати составлял десять лет, а затем можно было уйти в коммерческую сферу или добровольно остаться, продолжая делать карьеру чиновника.

Фарадей относился ко второму типу. Нужной «хватки» для коммерции в нем не было. Зато он был хорошим системным служакой: в меру гибким, в меру способным закрыть глаза, когда это было необходимо. И теперь его «выборочная слепота» дала оригинальное осложнение — на сердце. Которое бешено колотилось от страха.

Гости, заглянувшие к нему в кабинет, положили на стол папку. В ней лорд обнаружил несколько листков, подписанных его собственной рукой.

— Вы… вы же сами, — Фарадей начал заикаться от ужаса. До него медленно доходил весь смысл происходящего. И вся смертельная опасность ситуации. — Вы сами предложили.

— Да, — пожал плечами один из двоих гостей кабинета. — А ты мог бы отказаться. Настучать на нас. Но нет же, не побежал в охранку?

— От того, кто тебе это предложил, — вступил в разговор второй. — Грязь не перестанет быть грязью. И сама по себе от твоего кителя не отмоется. Завтра это озвучат. И ты лишишься всего. Это ведь ты подписал бумаги на тот груз. Якобы с мукой. И это твои парни из береговой охраны якобы все проверили. Допустили на территорию империи. А затем случайно не увидели, что корабль направляется несколько не в тот порт. Может, они же случайно сболтнули, кому надо, куда и когда прибудет груз? А?

Фарадей менялся в лице. Покраснел. Побледнел. Пошел сизыми пятнами. Но выдержал.

— Чего вы хотите?

— Согласие.

— А куда вы торопитесь, Морин? Полюбуйтесь сами. Подтвержденные факты, замечу. Ваш единственный сын и наследник лихо торгует наркотиками. И свидетели тоже есть. Кстати, а кто его прикрывает? Ах, Бетан-младший. Отлично. Пойдут вдвоем, за компанию, так сказать. Кстати, чтобы вы знали. Он же его и подставил. У вашего… золотого мальчика хватило дурости купить лотос у агентов охранки. Только они его не взяли. Думаете, случайность? Халатность? Нет.

— Что вам нужно? — осведомился Морин.

— Ну не скандал же раздувать из того, что золотая молодежь развлекается. Кому это неизвестно?

— Почему бы и нет? Сейчас как раз скандал будет по делу. В контексте, так сказать. Один пойдет как соучастник группировки Коди. Второй — как представитель противоборствующего лагеря.

— Повторю вопрос, — закипал Морин. — Что. Вам. Нужно.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, департамент правоохраны и судейства

— Ну, что вы, лорд Бетан, — человек полистал бумаги в папке. — Например, вот. Дичайшее разбазаривание бюджета. И документики имеются… Полагаю, вы не очень хотите, чтобы завтра они оказались на столе у императора?

— Чего хотите вы? — мрачно поинтересовался Бетан.

— Ваше согласие.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, департамент ресурсов

— Дункан, сколько сейчас вашей дочке?

— У меня нет детей.

— В официальном браке нет. Я имею в виду вашу друидскую любовницу. Вы, конечно, ребенка официально не признали. Но, насколько мне известно, обеспечиваете. Оплачиваете учебу. Обожаете, можно сказать, до слюней. Поздний ребенок. Единственный. Если вас снимут с должности, что с ней будет? Способностей у нее нет, друиды в общину не примут. А в Военной академии, даже если каким-то чудом ее переведут на стипендию, в чем я сильно сомневаюсь… Что с ней сделают, когда узнают, что ее отец больше не лорд? Более того, благополучно отправился на каторгу за изнасилование?

— Чего вы от меня хотите? — лорд Дункан опустил голову на руки.

— Ваше согласие.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, резиденция семьи Морин

Эд Морин давно так не орал. Чтобы в доме звенели стекла, а прислуга трусливо жалась по стенкам. Великовозрастный отпрыск стоял посреди гостиной, вжав голову в тощие плечи. Для него отцовская выволочка стала большим сюрпризом.

— О чем ты думал, я спрашиваю? — Морин охрип, закашлялся и потянулся за графином с водой.

— Я не употреблял, — начал оправдываться младший.

— А причем тут ты? Почему вам, тупым мальчишкам, кажется, что мир вообще вращается вокруг одних вас? И ответственность начинается и заканчивается тоже на вас? Какая разница, употреблял ты лично или нет? Ты продавал! Как последний портовый торгаш! Не думая о том, что зона последствий — шире, чем ты способен это измерить. И предугадать все последствия ты не можешь. А проблемы теперь у меня. Из-за того, что ты! Ты мне их устроил! Ты и твой дружок Бетан!

— Я же не думал…

— Ты вообще думать не научен, смотрю! Физически. Тебе через задние ворота ума вкатить, пока не поздно? Ты понимаешь, что это механизм воздействия на всю нашу семью до конца жизни? Сегодня они захотят одного, завтра другого. И мы никуда не денемся с этого крючка. Ни я, ни ты. И все потому, что тебе, дегенерату, захотелось поиграться во взрослого раньше времени!

— Отец!

— Чего тебе не хватало?! Тебе денег было мало? Тебе в задницу дули с момента рождения!

— Мне не хватало власти, — младший Морин распрямился и сверкнул глазами. — Мне двадцать четыре, а я все еще… просто младший Морин при знаменитом отце. Ты хоть раз видел глаза тех, кто готов на все ради дозы?

— Когда у нормальных людей недостаток чувства власти, они ходят по клубам пороть баб. Или шарахаются по притонам Хеске, потому что там это разрешено. И отыгрываются на тех, кто хотя бы получает от этого удовольствие. Нормальные люди вытворяют такое, что у тебя волосы дыбом встанут, но делают это в рамках закона!

— Прости.

— Чтооо?!

— Прости.

— Я не ослышался? — Морин грохнул стулом об пол. — Ты решил, что можно натворить дел на пожизненную семейную каторгу, а потом просто извиниться? Когда ты поймешь, что есть вещи, которые необратимо меняют жизнь? Ты через два года должен вступить в совет лордов. А я даже не знаю, как тебя туда можно допускать, если ты думать не способен. Вообще!

— Отец…

— С глаз моих — долой!

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, здание городского суда

Судья удивленно воззрился на двух неприметных людей, стоявших в его кабинете.

— Как вы себе это представляете?

— Вам всего лишь требуется принять определенное решение. Точнее, согласиться с решением большинства. Ведь вы всегда так делаете.

— Мы всегда принимаем во внимание решение совета лордов. Но… Вы же понимаете, что я не контролирую этот процесс. Вы знаете протокол.

— Знаем. Но в этот раз он будет другим.

— Это невозможно.

— А что вам известно о наших возможностях?

Триединая империя, Альварские горы

Особняк семьи Коннор

Фанни Коннор сдула белую прядь с лица и обиженно уставилась в телевизор. На заседание суда ее не просто не пустили. Мать сообщила, что ей запрещено даже приближаться к Джалану.

С одной стороны, альва прекрасно понимала, почему. Чтобы своим появлением не провоцировать журналистов. Даже малейший скандал сейчас может сместить чаши весов правосудия. Но все равно было обидно.

— Вы говорите, что телевизор никто не смотрит? — орал с экрана Иммур-Кемаль Велес. — А я говорю: сейчас вы его включите, сядете и будете смотреть.

— Уже смотрю, — буркнула Фанни.

Чтобы хоть как-то скрасить паршивое состояние, она потянулась за бутылкой вишневого пива и отсалютовала появившемуся на экране лорду Райвену.

— Привет, приятель. Выпьешь со мной, когда все закончится? Ты такое тоже любишь.

Высшие лорды — представители совета двенадцати — рассаживались полукругом за судьей-друидом. Фанни сжала бутылочное горлышко так, что темное стекло захрустело. Этого еще не хватало. Судить Виктора будет друид? Они в своем уме? Теперь она, как никогда отлично понимала, почему мать наложила такой категорический запрет на ее появление в городе. Благо, никто, кроме прислуги в доме не слышал, как юная альварская леди выражается многоэтажным портовым матом.

Триединая империя, Джалан

Комплекс зданий департамента охраны и судейства, зал имперского суда

Ким был первым в ряду. Судебный прокурор поставил Руку правосудия на стол перед патриархом. Артефакт, выполненный в виде синей длани, слегка мерцал — он был активирован и ждал голосования.

Последнее решение высших лордов было тайным. Мощнейшая защита — и ментальная, и эмпатическая — закрывала сейчас их мысли и чувства. Никто не будет знать, кто проголосовал за, а кто против. Тем не менее, интуиция подсказывала друиду: шансов на решение в пользу Виктора попросту нет. Как бы ни хотелось верить в обратное.

Ким приложил ладонь к артефакту. На секунду почувствовал, как энергия кольнула кожу, обожгла морозом — и тут же отступила, считав все необходимое. Патриарх слегка встряхнул головой. Он не любил ментальное сканирование ни в каком виде.

Виктора привели в зал суда. Огромное казенное помещение словно сжалось — и сидящие в нем прилепились друг к другу. Перешептывались, переговаривались, смотрели на него.

Тридцать шагов на глазах у всех. У нацеленных на него глаз и камер. Под еле слышный шум толпы, собравшейся под окнами зала суда. Что они выкрикивали? Виктор не мог разобрать. А защита мешала почувствовать фоновые эманации. Зато он хорошо чувствовал каждого в этом зале. После вынужденного перерыва и длительного пребывания в одиночестве, в холоде и полумраке синестезия обострилась до предела. Целый оркестр чужих эмоций — он мог вычленить каждого по отдельности и с закрытыми глазами определить, кто где находится и что чувствует.

Еще пять шагов. И «загон», в котором ему предстоит стоять до конца заседания. Расположенный таким образом, что он мог видеть всех — и «зрителей», и лордов, сидевших полукругом за спиной судьи.

Не зная, чем еще заняться, он смотрел. На тех, кто взирал с нескрываемым злорадством. И на тех, кто сочувствовал. Нора держалась на удивление спокойно. Эдвард был похож на памятник суровой решительности. Гаральд побелел до синевы и, казалось, еще немного — оторвет от рукава пуговицу или воротник. Форменный китель ему сегодня мешал больше обычного.

Судья-друид — терпеливо ждет, когда все будет готово к началу.

Особенно долгий взгляд Виктор задержал на Тасите. Она села так, чтобы ее не заметили. Он бы и не разглядел, если бы не почувствовал. За общим гулом безнадежности, злорадства и скорби — ее сожаление о потерянном будущем. Оно сочилось еле уловимой струйкой. А глаза блестели от слез.

Виктор чувствовал себя скотом. Потому что, когда ему вынесут приговор, то окажется, что те пронзительно жестокие слова — последнее, что он ей сказал. И определенно, она этого не заслужила.

Протокол высшего суда был известен. Формальное мероприятие с двенадцатью сценаристами и театром одного актера. Но все тонкости необходимо было соблюсти. Решение уже принято советом лордов, и судья не посмеет открыто выступить против. Ни адвоката, ни обвинителя. Весь этот фарс — чтобы показать наивной черни: суд все еще вершат те, кому была доверена эта высокая часть.

Так что, для публики — в том числе, воющей под окнами — сейчас будет разыгран дивный спектакль, где лорду Коннору отводится роль главного злодея.

Виктор не стал сдерживать горькую улыбку. И напомнил себе, что в ту минуту, когда он взял в руку пистолет, то уже знал, чем все это кончится. Девять шансов из десяти, что сегодня ему объявят смертный приговор. А он все еще по привычке фиксирует происходящее и запоминает выражения лиц, чтобы потом… чтобы что?

— Лорд Виктор Коннор, — казенным голосом начал судья после дежурных приветствий. — Признаете ли вы, что нарушили закон о полномочиях сотрудников правоохраны?

— Да, признаю, — так же сухо сообщил Виктор.

— Признаете ли вы, что совершили убийство друида Коди из провинции Ирге?

— Да.

— Сожалеете ли вы о содеянном? — зачем-то спросил судья.

— Не думаю.

— Отвечайте прямо.

Виктор задумался над ответом. За время пребывания в тюрьме, точнее, после разговора с Норой он неоднократно размышлял об этом. Правильно ли он поступил, или это была какая-то шальная дурость, не имеющая оправданий? Сейчас он окончательно сформулировал свой ответ.

— Нет, ваша честь. Я не сожалею. Во-первых, это бессмысленно. Во-вторых, чувство вины не относится к числу смягчающих обстоятельств.

В зале зашептались.

— И свидетелей у этого преступления нет, — судья не спросил, он это утверждал.

Капитан Брайс сидел среди «зрителей» с абсолютно бескровным лицом. Его Виктор тоже почувствовал. Но не стал даже поворачиваться, чтобы не выдать. Свидетелей по особо важным делам допрашивали менталисты. И соврать было невозможно. Они вторгались в лимбическую систему мозга и могли увидеть любую ложь. Только процедура была крайне опасной. Каждый десятый, подвергшийся этому воздействию, оказывался в палате с мягкими стенами надолго. А некоторые — и вовсе навсегда. Но, когда дела были действительно громкими, свидетелей не жалели.

— Ознакомлены ли вы с протоколом обвинения государственного департамента правоохраны и судейства?

— Да, ваша честь.

— Вы обвиняетесь в преступлениях по статье 101 части 1 Уголовного кодекса Триединой империи, Умышленное лишение жизни при исполнении должностных обязанностей, и статье 345 части 2 Уголовного кодекса Триединой империи, нарушение протокола применения ментальных ограничителей. А также вам вменяется вовлечение одного и более лиц в правонарушение вследствие превышения должностных полномочий…

Пуля была одна, решение было одно, а список обвинений, казалось, судья будет зачитывать до обеда. На славу постарался кто-то из прокуратуры.

К концу чтения у Виктора звенело в ушах. И, чтобы отвлечься, он снова начал смотреть на Таситу.

Она молилась. Сложила руки в знаке обращения к пресветлым богам и беззвучно шевелила губами. Отказываясь верить, что совсем скоро все кончится. И Виктор чувствовал себя виноватым, как никогда. Он понимал, что один эмоциональный разговор не сможет внезапно стереть даже то немногое, что между ними было. И целой жизни, которая у них могла бы быть… Только не будет ни этой жизни, ни следующего разговора.

Он чувствовал, как витающая в воздухе надежда на чудо все больше истончается, тает, растворяется в отчаянии и безнадежности.

Чувствовал, как нарастает безумный гнев. Гаральд. Готовый сию секунду сорваться и устроить здесь разгром. Его друг не был эмпатом. Но он тоже чувствовал или, скорее, своим аналитическим умом понимал: здесь все неправильно. Все не так. Он смотрел на судью и сжимал кулаки.

Отвлекшись, Виктор не сразу понял, что судья обратился к нему с вопросом.

— Лорд Коннор, вы меня слышите?

— Да, ваша честь. Повторите вопрос.

— Читали ли вы материалы допроса друида Коди из провинции Ирге по делу о незаконном применении высокотоксичных медицинских препаратов?

— Нет, ваша честь.

Только сейчас, отвечая на бесконечные вопросы, не относящиеся к делу, Виктор начал понимать: судья ведет заседание не по протоколу. Он не спрашивает про наркотики. Не уточняет деталей. Все больше и больше уводит разговор к тому, что Коди был врачом. Что его вина и причастность к произошедшему в порту не была доказана. И что у Виктора Коннора были личные мотивы для умышленного убийства.

Все больше вместо вопросов звучали оценочные утверждения.

И настал момент, когда лорд Коннор всерьез задумался: как проходили другие суды, имевшие такое же значение для империи? Насколько они были беспристрастны? Ведь вся судебная система держится на том, что судьи перед заседанием проходят ментальную проверку. Они должны быть полностью чисты от мыслей и эмоций, способных повлиять на решение по делу.

Просто раньше его это не касалось. И за свою недолгую карьеру он не успел дойти до судов такого масштаба.

— Вы потребовали от инспектора Тристана Ре снять с вас ограничители.

— Да, ваша честь, — кивнул Виктор. Снова утверждение, а не вопрос.

— Это было сделано вами с целью ухода от ответственности за последующее убийства доктора Коди.

— Нет, ваша честь.

— Вы признали свою вину, лорд Коннор. Или сейчас вы отказываетесь от собственных показаний?

— Нет, ваша честь. Мои показания в силе. Но я не планировал убийства доктора Коди.

Ощущение неправильности происходящего стало критическим.

Нору выдавали глаза. Уже не просто терракотово-красные, как у всех альвов — кроваво-алые. Она словно постарела на несколько лет за прошедшие несколько часов.

Виктор внезапно осознал, что стал знаменитостью. Всю жизнь он старался не высовываться. Не лезть в громкие дела. Не попадаться на глаза журналистам. И вот такие перемены. Впору раздавать автографы. Пока еще есть такая возможность. Судя по тому, как шел процесс, осталось ему недолго.

Триединая империя, Джалан

Район Кора, квартира Арины Ярл

— Уже через десять минут будет оглашен приговор бывшему прокурору Виктору Коннору. А мы прерываемся на рекламу, оставайтесь на нашем канале, с вами специальный прямой эфир программы «Рупор империи!»

— Тварь, — Арина сплюнула на пол, чертыхнулась и пошла за тряпкой.

Девушки увязались следом. Когда у тебя денег особо нет, смотреть рекламу неинтересно. Зато появился хороший повод налить чаю, распотрошить пачку печенья и в очередной раз пристать с тысячей вопросов.

— Как вы те три форта взяли? — прицепилась Лейла. — Ты же так и не рассказала.

— Ты опять? — Арина скривилась, но быстро поняла, что от нее не отлепятся. В конце концов, не военная тайна, а в ближайшие несколько минут заняться было нечем. — Не мы даже, один альварский чудик.

— Почему чудик.

— Вечно сам с собой разговаривал. Нам уже плевать было, хоть бы и под себя ссал. Подкрепление брать неоткуда, приказ — взять форты любой ценой. Мы уже себя мысленно похоронили, война — не курорт. А он такое придумал, что ни в одном учебнике не расскажут. Пришел к нашим саперам и начал там колдовать.

— В смысле колдовать? Он маг?

— Кто? А, нет, — Арина засмеялась и плеснула в чай молока. — Просто головастый и не боялся ни хрена. То ли ученый, то ли бывший военный. В общем, как форты взяли. В первом была брешь в стене по занижению. Этот умник из какого-то говна и веток собрал взрывчатку… Вы, кстати, знали, что если смешать красный спирт и горное топливо, то шандарахнет — мало не покажется? Вот и мы не знали. Причем, я-то на химию в школе не забивала, но, когда он там все это нахимичил, тоже удивилась. Сказал, что взорвать можно что угодно, хоть муку.

— Да ладно!

— Клянусь пресветлыми богами! Этот старый хрен потом при мне элеватор взорвал! Так и сказал — весь вопрос в детонации. Я теперь сама на полигоне в Военке первокурсникам этот фокус показываю. Короче, про форт… не то, чтобы он его взял, он его снес.

— Как? — Лейла мельком глянула, не закончился ли еще рекламный блок. Телевизор продолжал рассказывать о вкусовых прелестях нового клубничного соуса.

— Там были кофры… — продолжала Арина.

— Кофры? — уточнила Сафира, для которой кофр означал чехол для контрабаса.

— Выдвижение, из которого можно простреливать из пулеметов. Чтобы спуститься под форт и не лечь живописным штабелем, надо этих паразитов выбить. В общем, подкатили бочку со взрывчаткой и сбросили. Пулеметчики в мелкий фарш. А дальше этот наш алхимик соорудил огнемет, рассчитал мертвую зону и выжег все к собачьей бабушке. Они пулеметчиков заменили, мы еще одну бочку. В общем, как потом в газетах написали — конвейер смерти. Я думала, этого нашего деда там и положат, а они его будто не видели вообще. Я глазам не верила, он перед ними маячит, как прыщ на лбу, а они в упор не видят! И вот так двое суток кряду. Он еще и не спал, похоже.

— А взяли как?

— Штурмом! Залезли на форт, оттуда пульнули инженерными зарядами, пробили дыру и залили спиртягу вперемешку с топливом. И гранатами шлифанули. В общем, сдаваться никто не вышел.

— Офигеть! — восхитилась Лейла.

Сафира вздрогнула. Она представила себе эту мясорубку.

— А второй как брали?

— Горной машиной.

— Это что?

— Для выработки шахт. Во втором стены были покрепче, но зато рядом рудники. Я не знаю, как, но этот наш умник с шахтерами договорился. В общем, мы просто подкопали под форт, затащили туда полтонны взрывчатки и взорвали нахрен, а потом уже прорвались. Вторая рейд-группа через крышу влезла. Видимо, после первого адреналина еще хватало. Но самое страшное было в третьем форту.

— А там что?

— Там даже мне жутко стало. Этот наш дед набодяжил какую-то дрянь, которая приманивает местных кровососов. В общем, туда мы залезли даже без стрельбы, боеприпасов почти не осталось. Зато и выживших там уже почти не было. Тех, что нашлись, мы добили — из жалости.

— Охренительный старик, хочу с ним познакомиться! — восхищенно вздохнула Лейла.

— Познакомлю, — пообещала Арина. — Он в Военке факультатив ведет по алхимии.

— Это все очень жестоко, — покачала головой Сафира. — Я не понимаю, чем тут можно восхищаться.

— Война — это тоже искусство, — Арина положила надкушенное печенье и очень мрачно посмотрела на Сафиру. Та надулась и расстроилась. — Мы, деточка, там не развлекаемся. Но кто-то должен обеспечивать вашу безопасность. В том числе, твою возможность выходить на сцену. Агрессия была и будет, это неизбежно. Это в крови. Не то, чтобы весь мир состоял из концепции «не ты, так тебя», но, по сути, так и есть. Или думаешь, почему в империи огнестрел запретили? Вот из-за этого всего. У нас и так народ неспокойный, а представь, если у каждого есть возможность купить себе ствол? Или накидаться какой-нибудь дряни? А тогда вся эта дрянь, считай, была у императора под боком… А, ты же не в курсе, что в Генде было? Там, девочка моя, спорная территория. Очень удачно расположенная. И тогда там прочно засели твари, которых и людьми-то нельзя назвать. Террористы, наркоторговцы и фанатики. И жалеть этих мразей не стоит. За спиной у каждого — тысячи трупов. В Генде десять лет были склады наркотиков и нелегального оружия. Можно сказать, мировой базар там устроили. Территория фактически ничья, никем не охраняется и не контролируется. Мы просто взяли на себя эту грязную работу. Слишком много в империю текло оттуда….

— Прости…

— Мне эта зачистка стоила всего подразделения. И моих людей не просто никто не благодарит. Никто их не помнит. И старика того тоже. Зато все помнят великого императора Тагира, который навел порядок в Генде. И трехфортового героя, чтоб ему в гробу не лежалось. Но все в итоге считают нас трупоедами. Жестокими тупыми вояками, которым лишь бы пошмалять и в крови искупаться. Зато ты сейчас живешь в мирной стране, потому что есть люди, которые ее защищают. Чаще всего — ценой собственной жизни.

Сафира рыдала, уронив голову на руки.

— Реклама закончилась! — оповестила уже из комнаты Лейла.

Департамент правоохраны и судейства

Джалан, здание городского суда

Зал замер. Судья встал, огладил мантию и обвел глазами всех присутствующих. После чего перевел взгляд на подсудимого.

— Лорд Виктор Коннор. Вы работали в одном департаменте со мной. Вы были молодым человеком с большими перспективами, я изучил ваше личное дело и был впечатлен вашим умом и работоспособностью. Лично я стою на страже закона, и я хотел бы, чтобы вы стояли рядом со мной в этой борьбе, — друид сделал паузу. — Но вы нарушили закон. Итого, вы признаетесь виновным по всем пунктам обвинения. А именно в деяниях, предусмотренных в статье 101 части 1 и статье 345 части 1. По совокупности наказаний, определенных Уголовным кодексом Триединой империи, вы приговариваетесь к смертной казни на Дворцовой площади.

Удар молотка. И звенящая тишина, в которую врывается бешено колотящийся в ушах пульс.

Потом что-то хрустнуло. Судья строго посмотрел на ряд сидящих сзади лордов. И пропустил то, как Виктор с горькой усмешкой смотрит на него самого.

Обострившееся чутье снова включилось на полную мощность, подсказывая все, что было не так. Над друидом витало почти прозрачное облако ментального воздействия. Настолько легкое, настолько невесомое, будто кто-то прикоснулся мягким крылом к его потаенным страхам, но даже этого касания хватило, чтобы задеть, разбудить, расшевелить настоящую панику. Подсознательную, незаметную обычным эмпатам. Но как он прошел проверку?

Интуиция лорда Коннора упорно подсказывала: это не простое вмешательство. Он внимательно осмотрел сидящих за судьей лордов. И увидел семь таких же отметок.

«Это еще что такое? Вот ведь… придется умереть, так и не успев раскрыть это дело».

В зале кто-то испытал явное облегчение. Ага, Брайс и Тристан. Один мог бы выступить свидетелем и забить последние гвозди в его гроб, но стопроцентно назначили бы лимбический контроль. Второго вполне могли просто выгнать с работы и заблокировать дар. И, если бы Виктору задали хотя бы несколько действительно важных вопросов, то обоих свидетелей призвали к ответу. Но вопросы не прозвучали. И это был бы еще один повод для размышлений. Если бы размышлять уже не было поздно.

Лорд Коннор не сразу догадался повернуться к родным — попрощаться, прежде чем двое конвоиров сопроводят его в камеру смертников. Больше свиданий не положено.

За те несколько секунд, что удалось задержаться взглядом на происходящем, он увидел все, что хотел. Как Гаральд отломал железный подлокотник у кресла, на котором сидел. Как заходилась рыданиями Тасита. Как в первом ряду стояла Нора, вцепившаяся в руку бледного от боли Эдварда. В следующий раз им придется увидеться уже на площади, где лорду Коннору предстоит взойти на эшафот.

Остальные… все остальные перестали для него существовать. Впрочем, он для них тоже.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, репетиционный зал имперского театра

Венсан в который раз переслушивал одну за другой композиции с мини-диска, оставленного Сафирой. Вокруг на паркете уже валялись изрисованные набросками листы: рождалась будущая театральная постановка. Оригинальная, оглушительная, невероятная! Маэстро набрасывал рисунок танца нервно, крупными линиями, спеша успеть за летящей творческой мыслью.

В таком состоянии его и застала труппа, пришедшая на репетицию — пятнадцать артистов, которым предстояло стать командой поддержки на финальном выступлении.

— Маэстро? — удивился один из танцоров, худощавый, невысокий друид. — Вы заняты?

— Не более, чем обычно, — рассеянно ответил Венсан, ползая по полу и собирая листы. Но уже через пару секунд встал и принял привычный строгий вид. — Эйдан, не стойте здесь столбом. Госпожа Севан здесь?

— Здесь. Доброе утро, маэстро.

Венсан собрал листки и строго посмотрел на девушку.

— Хорошо. Если ты солируешь, это не значит, халтуришь! На тебя, замечу, все внимание. Что за упаднические настроения? Хороним кого-то?

Хореограф придирчиво прошелся взглядом по каждому из труппы и взял с тумбы стопку тонких папок.

— Финальное выступление конкурсантов показывает умение танцевать с командой. Времени на подготовку, можно сказать, что вовсе нет. Зато у нас есть преимущество. Все вы уже работали под моим руководством, и прошлогоднюю постановку помните. Я ее немного переработал, переложил на новую музыку, добавил соло, которое у нас исполнит госпожа Севан. Ну и новые костюмы. Об этом мы поговорим отдельно. Большая часть рисунка останется прежней, но сюжет и смысл изменятся. Попрошу внимания! Ваше либретто, господа артисты.

По команде все подошли, чтобы получить свои папки.

— Вы это серьезно? — изумленно-недоверчиво вытаращилась на Венсана одна из девушек, пройдя глазами по сюжету. Остальные вчитывались в материал, переглядывались и ждали комментариев.

— Да, — кивнул Венсан. — Бояться нам уже, в принципе, нечего. В конце концов, каждый из нас пришел в искусство, чтобы оставить свой след в истории. И сейчас у нас есть возможность наследить так, что мало не покажется никому. Все знают, что происходит. Финальный концерт идет в прямой трансляции, в зале будет вся столичная элита. И сам император. Нас никто не посмеет остановить.

— Ваши личные политические амбиции не должны накладываться на нас, — фыркнул Эйдан. — Почему мы должны рисковать собой, принимая участие в каком-то фарсе?

— Фарс, — лицо Венсана приобрело угрожающее выражение. — Это вся твоя никчемная жизнь. Мы здесь создаем искусство. А искусство не существует отдельно от жизни.

— Мы не должны вмешиваться…

— Пока я тут главный, я определяю, что должна или не должна делать моя труппа.

— Это временно, — оскалился друид. — Вы здесь ненадолго. И вы прекрасно знаете, что скоро расстановка сил поменяется.

— А ты все ждешь, когда император скончается? Чтобы из танцора без особых талантов стать руководителем театра?

— А почему бы и нет? — вскинулся юноша. — Ваши постановки примитивны, они устарели…

— А ты опять показываешь свой богатый внутренний мир? Жаль, что им можно заинтересовать только глистов.

Труппа захихикала.

— Ваше неприкрытое хамство!..

— Могу интеллигентнее. Только что хотел назвать тебя ленивым идиотом, но не буду. Будешь у нас друидом, страдающим острой интеллектуальной недостаточностью. И отсутствием мотивации к работе. С тех пор, как ты стал фаворитом принца, я вижу тебя на репетициях хорошо, если раз в неделю.

— Я должен в сотый раз повторять одно и то же?

— Можешь не повторять, я тебя в театре не держу.

— И уволить не можете, — радостно напомнил Эйдан. — Поэтому, что бы вы там ни задумали, я в этом… сумасбродстве участвовать не буду!

— Мы особо на это не рассчитывали, — ухмыльнулся Венсан. — И, если бы ты хоть иногда вытаскивал свою рожу из-под юбки принца и видел чуть дальше его кружевных панталон, а еще лучше, если бы ты читал либретто не своей царственной жопой, а глазами, ты бы знал. Что тебя. Там. Нет. Свободен.

— Ты! — друид приблизился к маэстро вплотную. — Ты понимаешь, что мир уже не будет прежним?

— После того, что мы сделаем, — улыбка на жестком лице хореографа стала еще более зловещей. — Мир точно уже не будет прежним. Но сделаем мы это без тебя.

— Сурово, — прокомментировала Сафира, как только дверь с грохотом хлопнула.

— Давно искал повод избавиться от этого выродка. Для балетных это, конечно, нормально — трахаться с монаршими особами. И от этого наглеть до изумления. Но тебе это не грозит, птичка моя. Тагир уже старик, а Джеремиана женщины не интересуют. Так что, не прохлаждаемся, не на отдыхе. К станку, господа артисты!

Джалан, департамент правоохраны и судейства, городская тюрьма

В камере было все так же, как осталось перед заседанием суда. Только, пожалуй, теперь было еще холоднее. И Виктор кутался в одеяло, чтобы успокоить озноб.

— Ты похож на огромную клетчатую гусеницу, — внезапно раздался за спиной знакомый язвительный голос.

— Магистр? — Виктор обернулся так резко, что ударился ногой о металлический стол и по привычке выругался на альварском.

— Даже я таких выражений не знаю, — завистливо похвалил де Зирт, тут же перейдя на родной язык. — Дай-ка я запишу, — он вынул из-под мантии бумагу, ручку и сделал вид, чтобы собирается законспектировать витиеватый мат. — Тьфу, здесь нельзя. Это, кажется, твое.

— Что это? — удивился Виктор, принимая бумагу.

— Подписывай. Что ты там вчитываешься? Думаешь, что я тебе подсовываю договор на посмертное извлечение органов для нужд медицины?

— На такое я бы согласился, — лорд Коннор присел на стул и застыл с ручкой в руке. — Но с вас же станется придумать для моих останков более оригинальное применение.

— Ты меня за кого принимаешь? — тут же обиделся де Зирт.

— Простите, магистр, — повинился Виктор. — Действительно, получился какой-то гнусный намек. Я же не женщина… чтобы болтать лишнее бездумно. Прошу меня простить.

Виктор повернулся и посмотрел на альва таким проницательным и хищным взглядом, что тот впервые за долгие годы действительно испугался: этот мальчишка знал. Откуда — вопрос, как говорится, тридесятый, но знал. И он все понял. Де Зирт от этой мысли вздрогнул: неужели не преувеличивали, говоря о его легендарной интуиции и способности видеть то, что неочевидно другим? И все эти внезапные карьерные достижения — вовсе не результат незримой семейной протекции? Об этом стоило подумать… потом. Сейчас были вопросы важнее.

— Будешь выделываться, заберу тебя как препарат для прозекторской и буду тренировать тупых студентов, — яростно зашипел де Зирт. — Мне и так стоило огромных усилий попасть сюда вместо твоего тупого адвоката. Который даже не знает, что ты имеешь право на апелляцию. Судья же ничего не сказал?

— Может, он не хотел говорить? — в голосе Виктора появилась несвойственная ему ехидность. — Он и вопросы-то не особо задавал. Я как раз к числу тупых студентов никогда не относился. И протокол судебного заседания знаю, и эту поправку к закону хорошо помню.

— Тогда подписывай.

— Я не уверен, что заслуживаю помилования, — Виктор перестал язвить и отодвинул бумагу на другой край стола.

— Да что ты говоришь! Половина империи регулярно готова кого-то пристрелить, как только фон словит.

— Как действует фон, я знаю. Это другое. Тут как будто… черная пелена упала.

— Или ее уронили, — тихо добавил де Зирт.

Они обменялись долгим взглядом. Озвучивать подобные вещи в тюрьме было нельзя. В блоке никого больше не было, но это не означало, что их разговор никто не прослушивает.

— Чтобы это понять, — магистр поправил капюшон. — Нужно, чтобы ты хотя бы остался жив. На вскрытии пелену не найдешь.

— Я не хочу унижаться перед императором. Он этой бумажкой задницу вытрет и будет прав.

— Посмотрите-ка, у нас открылись способности предсказателя? Императору придется признать то, что созданные им законы ни хрена не работают! И начать упомянутой тобой задницей шевелить! Империя — это не Тагир и даже не ты со своей гордыней. Вся ситуация уже вышла далеко за пределы твоих личных интересов. Теперь ты общественно значимая фигура. Не разрушай все, ради чего решил себя похоронить. Покажи им, что ты просто так не сдашься. Дойди достойно до конца.

— Обещайте, что похороните меня с почестями, как полагается.

— Твоя принципиальность уже бесит. Но таки хорошо, обещаю!

Виктор еще раз пробежался глазами по бумаге и подписал.

— Развлекайтесь, магистр. Так уж и быть, побуду для вас общественно значимым экспонатом. Это лучше, чем быть студенческим препаратом.

— Хорошо помнишь, что мои студенты вытворяют с телами в прозекторской? — хихикнул де Зирт. И, судя по тому, как на этот раз дернулся Виктор, тот очень хорошо помнил. Подобного посмертия врагу не пожелаешь, а уж себе — тем более.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, компаунд «Зеленый жемчуг»

Огромная белая машина въехала в жилой комплекс, не встретив на пути никаких препятствий. Джа давно внесла номер лорда Райвена в список тех, кого можно пропускать без лишних вопросов. А еще у нее была странная привычка не закрывать входную дверь на ключ. Впрочем, в охраняемом компаунде это было простительно. Поэтому Гаральд спокойно зашел, даже не задумываясь, что его визит может быть… несвоевременным. Ему было наплевать, кто и что подумает об этой выходке.

В гостиной царил привычный полумрак, но сегодня еще пахло сладкими благовониями, тихо лилась медленная музыка, и Джа была не одна.

Закрыв глаза и опустив голову, она восседала в позе лотоса на высокой кушетке, установленной прямо посредине зала. Из одежды на ней были только короткие шорты и пара амулетов, которые она никогда не снимала. За спиной у нее стоял худощавый друид. Коротко стриженный, что было большой редкостью в империи, и покрытый рисунками на халахинский манер. Что было совсем уж удивительно. В одной руке мужчина держал странную полированную палочку, больше похожую на игрушку для взрослых, вторая его ладонь покоилась на затылке Джа, и длинные пальцы медленно скользили от шеи вниз по позвоночнику и обратно.

— Какого хрена происходит? — любезно поинтересовался Гаральд, разваливаясь на диване.

— Сеанс медитации и массажа, — так же спокойно пояснила Джа, открывая глаза. Друид за ее спиной продолжал заниматься своей работой, не особенно напрягаясь из-за того, что в комнате появился третий персонаж. Ему не мешало.

— Не ерничай, ты прекрасно знаешь, — Гаральд уже перешел от стадии импульсивного бешенства к этапу «хладнокровно готов убить кого-нибудь». Ментальные метки на его руках предупреждающе запульсировали. Уровень агрессии приближен к критическому. Еще немного, и можно обратить на себя внимание карателей. Совершенно ненужное внимание.

— Маркус, вынуждена тебя прервать, — Джа жестом убрала руки мастера со своих плеч и свесила ноги с кушетки. — Продолжим позже. Все равно энергетика в комнате уже не та.

Гаральд напряженно наблюдал за тем, как друид нарочито неспешно собирает свои инструменты, разложенные на складной подставке возле кушетки. Скребки, фигурные деревянные палочки, шарики, яйцеподобные «подвески» на шнурках, и масло, источающее аромат миндаля и ванили. Последним в сумку отправился агрегат, напоминавший мини-дрель с черным наконечником, которым тоже можно было заменить при желании игрушку для скучающих дам. Каким образом можно использовать подобную конструкцию в медитативной практике, Гаральд не желал даже догадываться.

Джа спрыгнула с кушетки и, не одеваясь, пересела на кресло напротив своего гостя. Дождалась, когда Маркус уйдет, и только после этого поинтересовалась:

— Ты опять здесь?

— Да, — Гаральд решил не утруждать себя объяснениями, зачем.

— Кофейку или джин?

— Мне. Ничего. Не надо.

— Ну и ладно, — похоже, что ведьма была удивлена этим неожиданным визитом. Не дождавшись ответа и не желая быть просверленной тяжелым взглядом, она поднялась и пошла к бару. — Уровень твоей экспрессии заставляет меня усомниться в твоих профессиональных качествах.

Гаральд закусил губу. Разговор получался совсем не таким, каким он его видел. Джа была спокойна, как сытая змея, хотя она стопроцентно знала, чем закончился суд. И ее это вообще никак не волновало!

Она достала стаканы, джин и вазу с конфетами. При этом словно специально красовалась, приподнявшись на цыпочках и потянувшись к самой верхней полке. Шелковый халат лежал рядом на диване, но она и не подумала его надеть. Предпочла разгуливать по дому в таком виде, от которого у импульсивного лорда Райвена окончательно срывало резьбу.

— И ты тут… медитируешь? — Гаральд отобрал у нее бутылку, налил себе полный стакан, залпом выпил и засунул в рот две шоколадные конфеты, не особо ощущая ни вкуса, ни крепости выпитого. Зато стало немного легче. — Ничего не хочешь мне сказать?

— Я тебя давно не проклинала, напомни? — глаза Джа угрожающе засветились бирюзовыми сполохами, и такие же голубоватые искры появились на кончиках пальцев.

Гаральд сжал кулаки. Воспоминания были не из приятных. Он тогда «легко отделался»: обиженная халахинская ведьма одарила его всего лишь небольшой сонливостью за рулем, и как результат — поцелуем со столбом, недельной рассеянностью на работе и еще какой-то мелкой неприятностью.

Джа тоже потянулась к джину, а вот конфеты не тронула.

— Мне стоило больших усилий добиться именно того, за что ты сейчас почти собрался меня убить.

— Поясни, — потребовал Гаральд. Он злился, нервничал и с большим трудом сдерживал себя, чтобы не устроить тотальный погром — в чужом доме. Просто потому что накипело!

— Неужели манипуляции общественным мнением — это слишком сложная многоходовка для тебя? — Джа покачала ногой. — Ты же у нас один из лучших специалистов империи. Похоже, тебя сильно переоценивают.

— Тебе не надоело язвить? Мой друг…

— С твоим другом все по плану. И этот план был не в том, чтобы его оправдал суд. Ты же не думал на это надеяться? За то, что он сделал, ему грозило или двадцать пять лет каторги в горах, или…

— Смертная казнь, — едва выдавил из себя Гаральд.

— Прекрасно. Вот на это я и рассчитывала. Что ты на меня так смотришь? Мне стоило больших усилий сделать так, чтобы изначально планируемый судья вовремя слег. И процесс вел именно тот, кто мне нужен. Избранная им высшая мера смотрелась бы, скажем, оправданно. Друиды только с виду прикидываются святошами и травоядными, но они те еще интриганы и манипуляторы. Ну тебе ли не знать, милый.

— Продолжай.

— Затем пришлось немного… воздействовать на нашего решателя. Но так, чтобы этого не заметили ни штатные менталисты, ни эмпаты.

— Это ты умеешь, — согласился Гаральд, вспоминая, сколько раз Джа демонстрировала это умение за годы их знакомства. Тонкая, можно сказать, ювелирная работа.

— Они и не заметили. Приговор должен был выглядеть максимально естественно на фоне общественных волнений, которые мы… не организовали, мы просто забросили в народ хорошую идею. Но судьям наплевать, что там происходит на улицах. Наплевать на волнения в стране, их интересуют только законы. И, пожалуй, самую малость — собственная семья и целостность шкуры.

— Куда ты клонишь? — Гаральд продолжал выуживать из вазы конфеты.

— Все туда же, сладкий. Единственный человек, который боится за свою задницу, это император. Наша задача была — получить любым способом высшую меру. И заставить судью несколько понервничать.

— Зачем все это?

— Высший лорд, осужденный на смертную казнь, имеет право подать апелляцию его величеству и получить помилование. Если бы лорду Коннору впаяли каторгу, его бы отправили в горы. И там бы он провел двадцать пять лет. В каменном мешке без права даже выйти на солнце. С этим мы уже ничего не смогли сделать. А сейчас он может подать прошение Тагиру о помиловании — и получить его. Если император соизволит поставить росчерк своего пера, через неделю твой друг будет на свободе. Помилование не отменяет приговор, не оправдывает преступление, но твой Виктор будет свободен и даже не лишится статуса лорда. Законы бы читал хоть иногда, прежде чем лезть в очередную авантюру. Тем более, втравливать меня.

Гаральд изобразил аплодисменты и презрительно ухмыльнулся.

— Ты не принимала во внимание такой вариант, что император это не подпишет? Что ты тогда будешь делать?

— Радоваться, что твой друг вовремя свалил из этой страны в лучший мир. Если император окажется настолько… недальновидным, что разрешит обезглавить народного героя, боюсь, дальше даже лучшие оракулы не смогут предречь империи светлого будущего.

Джа смотрела на него свысока. Что было невозможно по определению, учитывая колоссальную разницу в росте, но у нее все равно получалось.

— Видимо, эмоции мне мешают оценивать ситуацию правильно, — Гаральд взял со стола сигаретную пачку.

— Поэтому судебная система устроена так, как есть. Но, при должном умении и аккуратности любую систему можно взломать.

— В таком случае пугает количество людей, способных это сделать.

— Да… Их уже практически не осталось, — Джа теперь просто понимала, за что именно истребляли носителей темного дара.

Она, наконец, соизволила вспомнить, что где-то на диване грустит забытый халат, и оделась. Впрочем, это было достаточно условно: накинула легкую хламиду, даже не завязав пояс.

Гаральд хотел было поразмыслить насчет того, с каких пор она стала его стесняться, но не успел. Буквально через секунду в дверь постучались. Он прекрасно знал: если охрана дома пропустила, значит, свои. Но если стучатся — значит, не настолько, чтобы входить без разрешения.

— Ваши материалы, госпожа Маоджаджа, — на пороге обозначился редакционный курьер.

— Спасибо, — Джа забрала папку, закрыла дверь и вернулась на кресло. — Так, что тут у нас. Фарадей… ну точно, как я и говорила. С новенькой. Бетан. Уоллес… Ага.

Она одну за одной укладывала на стол репортажные фотографии, сделанные в зале суда.

— Мы закончили? — Гаральд ощущал легкую досаду из-за того, что его теперь просто игнорировали.

— Да. А вот это в печать не пойдет… Кстати. А вот тебе так лучше не делать, — Джа подняла на его глаза. — Не опускай голову и не смотри исподлобья, когда тебя фотографируют.

— Почему? Это же мой фирменный взгляд.

— Он был прекрасен. Пару лет назад. И, помнится, имел должный эффект. Когда у тебя еще были острые скулы. А второй подбородок… пойми, это никого не красит.

Гаральд посмотрел на свою фотографию. Джа продолжала раскладывать свой «пасьянс».

— Модный журнал собирается публиковать репортаж из зала суда? Кто в каком наряде явился казнить Виктора?

— Редактор модного журнала, — Джа ухмыльнулась. — Все еще может иногда решать, какие фотографии появятся… или не появятся в дружественных изданиях. Которые публикуют политические заметки. Не мешай мне работать.

Гаральд послушно замолк и пошел к зеркалу. Ему было наплевать, как он выглядит с точки зрения столичной моды. Но профессиональные советы принимал с пониманием: публичный имидж для высшего лорда — вещь не последняя. Поэтому, пользуясь случаем, «примерял лицо», запоминая, какой ракурс будет смотреться максимально выгодно. Вот этот, с чуть приподнятой головой.

— Не парься, ты все равно красавчик, — Джа появилась у него за спиной совершенно неожиданно.

— Я знаю, — лорд Райвен так же неожиданно развернулся и неуловимым движением прижал халахинку к стене.

Все случившееся за сегодняшний день было слишком… сложным, чтобы хоть как-то еще контролировать свои чувства. Он уже сам не понимал, на что больше злится, на Джа с ее неуместным ехидством, или на себя за то, что опять напился и теперь хочет эту женщину до безумия.

— Милый, меня возбуждает твоя сексуальность и страсть, но не сейчас. Я занята.

— Правда? — лорд Райвен хищнически улыбнулся и нахально отправил пальцы в путешествие под шелковые шорты. Похоже, не он один сегодня был под властью алкоголя и адреналина. — Ты никогда не задумывалась, что есть вещи, которые можно легко проверить?

Джа рефлекторно вцепилась ногтями в его шею, притягивая ближе к себе. Лорд Райвен хорошо знал такие опасные моменты: еще минута, и его одежда полетит на пол. Хорошо, если целая, а не разодранная в клочья. Он победно улыбнулся, наклонился к ее уху, украшенному вычурной сережкой, и самым сладким шепотом произнес:

— Прости, что прервал… твою медитацию. Вернусь, когда ты будешь свободна. Для меня.

После чего, не прощаясь, вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Джа закрыла глаза. Ментальные метки на ее руках предупредительно полыхнули, но быстро успокоились и снова стали невидимыми.

— И что это было? — спросила она уже у пустой комнаты. Затем вернулась к столу и взяла телефон. — Маркус? Возвращайся, продолжим сеанс.

Гаральд рухнул на заднее сиденье машины, и даже мощный внедорожник со скрипом просел, когда в его нутро обрушились почти полтора центнера злющего лорда. Водитель, услышав понятное задание «по городу», поднял тонированное стекло, отделяющее передние сиденья от задних, и машина плавно тронулась.

Гаральд откинулся на сиденье и уставился в затемненное окно машины. Адреналин зашкаливал, последний стакан джина явно был лишним. Наказать эту заносчивую суку требовалось, но некстати упомянутый темперамент… что б его! — не просто давал о себе знать, настойчиво требовал разрядки. Здесь и сейчас. Можно было бы доехать до ближайшего борделя, но какая продажная девка сможет заменить халахинскую ментальную ведьму? Песок — плохая замена овсу.

Джа, конечно, знатно проходилась своим острым языком по его постельным способностям, умениям и даже размерам, но делала это по одной причине: ни одна из этих шуток не имела отношения к действительности. И это была не типичная мужская самоуверенность, основанная на типичной женской лжи. Именно Джа впервые показала Гаральду, чем отличается настоящая страсть от той, которую женщины привычно отыгрывают в постели, чтобы не обрушить мужское эго и не лишиться источника подарков или полного обеспечения.

Поэтому он так и не нашел ей замену. Она была для него большим, чем «банальная физиология». Ни с одной другой женщиной он не испытывал таких чувств. Такого удовольствия. Ни с одной другой он не позволял себе полностью терять контроль, не заботясь о последствиях.

Его женщина выросла среди дикарей — и не боялась ничего. Ни боли, ни крови, ни первобытной животной страсти, ни самой смерти. Она сама была дикой, требовательной, нежной и смертельно опасной. И мужчину хотела под стать себе.

Гаральд со злорадной ухмылкой вспомнил их встречу после двух лет молчания. На сколько хватило ее выдержки и ехидства? На полчаса! А потом она изгибалась и стонала под ним, вцепляясь в волосы, жадно ловя его поцелуи — потому что, видимо, не нашелся тот, кто смог заменить в ее постели лорда Райвена. Она полосовала его спину до мяса, прижимая к себе единственного, кто был способен утолить ее необузданную страсть. Единственного, перед кем она никогда не могла устоять. И кому позволяла даже не многое — все, чего он от нее желал. И это между ними всегда было взаимно.

В полнейшем смятении от происходящего Гаральд, не задумываясь, расстегнул брюки и закрыл глаза. Хватит на сегодня попыток сдерживаться и быть хорошим мальчиком. Водитель будет медленно кружить по городу, пока не получит указание ехать домой, а без каких-либо серьезных причин дорожная охрана не посмеет остановить белую машину высшего лорда.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, летний императорский дворец

Тагир стоял спиной ко входу, вперившись взглядом в огромное окно. Он слышал, что к нему пришли посетители, но никак не отреагировал на их появление. Застыл, как каменная статуя — памятник самому себе в худшие годы жизни.

Патриарх не стал утруждать себя ожиданием отдельного приглашения и просто уселся в кресло. Де Зирт еще минуту ждал, когда его величество выйдет из прострации, но тоже последовал примеру коллеги, проворчав что-то про старые кости.

Наконец, Тагир соизволил оторваться от созерцания пейзажа, уселся напротив визитеров и забрал протянутую бумагу.

— Уже доложили? — зачем-то поинтересовался Ким. Хотя он прекрасно знал, что о решении суда император узнает первым.

Тагир кивнул. Пауза затянулась.

— Мы можем молча сидеть здесь хоть неделю, но решение все равно придется принять, — напомнил патриарх. — Ваше величество, нельзя игнорировать эту бумагу.

— Если бы они знали правду, решение было бы другим, — невпопад высказался де Зирт.

— Как много всего сложилось бы иначе, если бы тогда я не послушал вас, — император сложил документ вчетверо и положил во внутренний карман. — Теперь я должен принять одно из самых трудных решений в своей жизни. Либо пойти против законов империи, либо подписать смертный приговор собственному сыну.

— Приговор уже подписал судья, — напомнил Ким. — А вы император, имеете право помиловать.

— Да, — согласился Тагир. — Только если я это сделаю, я признаю, что закон в Империи…

— Не работает, — закончил мысль де Зирт. — Хватит притворяться. То, что мы создавали, гниет, как кусок мяса, оставленный на жаре. Виктор сделал единственное, что счел правильным. Чтобы обратить твое внимание на очевидное. Законы. Не работают.

— Ваше величество, вы же понимаете, что все несколько сложнее, чем эти категоричности? — патриарх постарался вернуть разговор в дипломатическое русло, пока эти двое все не испортили.

— Я слишком многое понимаю, — покачал головой император.

— Боишься создать прецедент для Джеремиана? — поинтересовался упрямый магистр. — Он поймет, что любое системное решение в стране можно отменить просто волей императора.

— Он это и сам сможет понять, — отмахнулся Ким.

— Вряд ли он отважится начать с этого свою карьеру, — грустно улыбнулся Тагир. — Только если это сделаю я. Тогда он сможет сказать — я следую примеру своего деда, основателя Триединой империи.

— Ты уже дал себе это право, — напомнил де Зирт.

— Но не пользовался им.

— Обстановка сейчас в стране не слишком стабильная. Из-за этих газетчиков Виктор стал внезапно популярным, можно сказать, народным героем.

— Я всегда в душе на это надеялся, — Тагир постучал пальцами по колену. — Что рано или поздно он станет… видным политическим деятелем. Что я доживу до этого момента. И смогу если не передать ему престол, то, в крайнем случае, поменять политическую систему Империи. Ну или, случись что с Джеремианом, обнародовать документы.

— Ты слишком затянул с этим решением. И слишком долго колебался, — снова заворчал де Зирт, вызвав уже неприкрытое раздражение Кима. — У вас это семейное.

— Я жалею, что поддался на ваши уговоры и позволил вам увезти его. Я похоронил одного сына, теперь потерял второго.

— Еще не все потеряно, — напомнил Ким. — Мы пришли именно за этим. Мы и тогда действовали из соображений безопасности. Пытались сохранить его жизнь, когда тебе было…

— Наплевать, — злорадно подсказал де Зирт. Ким скривился.

— Добивай, — разрешил Тагир, закрывая лицо руками.

— Все прекрасно понимают, что лишние императорские наследники — всегда помеха, — осторожно напомнил патриарх.

— Тагир, ты не удержишься. Общественное мнение слишком шумно.

— Общественное мнение всегда шумно. Людям вообще все равно, на какую тему громко кричать. Какая разница? Что изменится? Вчера они даже не знали, кто такой Виктор Коннор. Позавчера они требовали либерализации семейного права для…

— Однополых пар, — подсказал Ким.

— Я бы разрешил им все, если бы мой внук не напирал на эту тему в высшем обществе. Потому что со стороны будет выглядеть так, будто я угождаю лично ему, и подгоняю законы под интересы своей семьи.

— А чего ты боишься? — прищурился де Зирт. — Точнее, кого? Народ тебя поддержит. Высшие лорды — они как раз напуганы до мокрых штанов. Любой из них боится стать следующим. И лишиться источника доходов, к которому каждый первый приник так, что икает от жадности.

— Сам факт, за что был убит доктор Коди, уже стал прецедентом, — Ким потрепал длинную бороду. — Если дальше играть в императора-соблюдающего-законы, это будет смешно. То, что в империи цветет коррупция, и таможня легко пропускает тонны наркотиков, очевидно. Благодаря прессе об этом знают миллионы. Замять это дело не получится.

— Я бы не хотел применять сейчас крайние меры, — покачал головой Тагир. — У Джеремиана сложившийся круг политических союзников из числа молодежи. Это его управленческая элита. Новое поколение, которое выросло вместе с ним. Если сейчас я начну рубить головы главам семей, только потому что они заигрались, пользуясь моим… самоустранением от власти, Джер останется без поддержки крупных игроков на политической арене. А все эти игроки могут встать на его защиту, когда меня не станет.

— Ему нужна защита в лице продажных мразей?

— Мне иногда жаль, что та партия лотоса… не дошла до адресатов, — внезапно произнес Тагир и, увидев изумленные лица коллег, спросил. — А вы думали, эта мода среди золотой молодежи появилась сама по себе? Они подражают Джеру. Мне было бы гораздо проще вычистить ряды своих же… подчиненных, если бы они первыми осознали, как люди… их собственные дети гибнут из-за наркотиков. Из-за родительской жадности. Недальновидности. Продажности.

— А Виктор остался бы единственным наследником. И тебе бы не пришлось мучительно выбирать, — хмыкнул де Зирт. — Почему тебе, наконец, не обнародовать, что он твой сын? Если Джеремиан тебя не устраивает.

— Во-первых, устраивает. Он справится. Во-вторых, уже поздно переигрывать. Я слишком затянул со своим решением. Смерть Леи обезумила меня тогда. И, похоже, у нас это семейное — долго думать, чтобы потом совершать сумасбродные поступки. Если вы сейчас обнародуете документы, как это охарактеризует императорскую семью? Один претендент на трон способен на импульсивное убийство, а второй — на необоснованную жестокость. После моей смерти у народа прекрасный выбор между убийцей и садистом. Но Джеремиан хотя бы с детства дружит с большинством молодых лордов и леди. Он прекрасно ладит со своим кругом. Меня беспокоят только его неконтролируемые… приступы.

— Это не излечится. Ты знаешь, почему. Ты сам решил, что ему не стоит потакать… во всех желаниях.

— Да, решил! — рявкнул Тагир. — Он, в первую очередь, наследник империи. И это его долг перед государством. Я не собираюсь обсуждать свои решения. А ты не вздумай своевольничать, Люс! Если мы открыто сообщим, развяжем руки Джеремиану и его людям. Виктор просто не доживет до следующего рассвета. Какая разница, умрет он, считая себя приемным сыном четы Коннор, или зная, что он наследный принц, которого собственный отец просто отдал, даже не соизволив увидеть?

— Я уже говорил, принципиальность и жертвенность — у вас семейное качество. Но, если ты обвиняешь Виктора в импульсивности, можешь хоть ты принять взвешенное решение? Без лишней театральщины?

— Я почти лишился будущего, но не головы. У меня есть время, чтобы все обдумать. И взвесить. Свое решение.

Джалан, район Хеске, компаунд Зеленый Жемчуг

Драган был крайне зол. И расхаживал по комнате, пытаясь успокоиться.

— Почему ты звонила им сама? Меня попросить не могла?

— Некогда было. Счет шел на часы.

— Охотно верю. Ты подставилась. Звонил Андерс из «Хроники». И Мара из «Вечерних новостей». К тому, и к другому приходили очень вежливые люди. И просили пересмотреть свое отношение к Коннору. Очень подробно рассказали, почему не стоит его поддерживать.

— Ожидаемо, — пожала плечами Лори.

— Ты понимаешь, что если они два и полтора сложат, то следующий их визит будет к тебе? И вовсе не для разговора!

— Ну что ж, остается надеяться, что с математикой у них не очень. Потому что у нас не очень с вариантами.

— А если бы тебя об этом попросил кто-то другой? А не этот…

— Мы никогда не узнаем. Это мой последний проект. Сворачиваемся. Тебя ждут поклонницы. Меня — работа. Так что, не придавай столько значения рядовой проверке.

— Она не рядовая. Ты нервничаешь.

— Имею право.

— Он втянул тебя в неприятности?

— Ты так трогательно обо мне волнуешься, — Лори надела плащ.

— Все это очень плохо пахнет.

— Попрошу помощницу сменить полироль для мебели. Плохо пахнет от кресла.

— Не ерничай, — Драган остановил ее почти на выходе, преградив дорогу. — Я совершенно серьезно. Куда ты собралась?

— Тебе это точно не надо знать. Ты со мной не едешь.

— Это что за новости? — глаза Драгана гневно сверкнули.

— Там неопасно, — Джа прекрасно понимала, что это не так. — Но ты слишком приметная персона. Это не обсуждается. Дай пройти.

Драган помешкал пару секунд, но все же посторонился, грязно выругавшись на халахинском. Слишком хорошо знал, что любые споры бесполезны.

Триединая империя, Альварские горы

Частные лаборатории лорда де Зирта

Джа оценила, что к ее прибытию Люциус организовал в кабинете хороший кофе. В прошлый раз не предлагал. Времени у них было не особенно много, но по опыту оба прекрасно знали: нервы и лишняя суета эффективности не способствуют. Поэтому сейчас просто ужинали, если можно назвать ужином тарелку несладких крекеров с сыром.

— У меня к вам один вопрос, — Джа отставила пустую чашку. — Как вы догадались?

— Что вас, как минимум, двое? А парень — всего лишь ваш связной?

— Да.

— Слишком долго живу на этом свете, чтобы не научиться разбираться в людях, миледи. Тех, кто обладает определенными возможностями, всегда видно. Хотя, пожалуй, на парадную роль он идеальный исполнитель. Самое темное место — под фонарем.

— Рада, что вам понятна моя логика.

— Я вообще на удивление понятливый. С возрастом часто приобретается такое полезное качество.

Джа мысленно отметила, что де Зирт на самом деле выглядит гораздо моложе своих истинных лет. В силу образования и профессии она знала историю империи. И год рождения легендарного альва. Его можно было счесть вполне симпатичным моложавым стариком. Но опять же, в силу образования и профессии, Джа знала и другое — насколько он опасен.

Де Зирт улыбнулся. На ее лице было написано достаточно, чтобы понять, о чем она думает.

— Акция завтра?

— Да.

— Сколько?

— Полмиллиона.

— Мало.

— Я тронута вашим участием, но есть проблема. Три издания… обязали написать совсем другие материалы о Викторе Конноре.

— Не удивили, — де Зирт отмахнулся от сигаретного дыма, но замечаний делать не стал. Как все алхимики, он привык и не к таким запахам. — Я бы изумился, если бы никакой реакции не было.

— И…

Магистр посмотрел в окно. Затем — на свою гостью.

— Завтра, возможно, будет дождь. Типографская краска имеет свойство расплываться. Нужно добавить вот это… так сказать, для стойкости. Краски, — он достал с полки внушительный флакон темного стекла. — И, скажем, для нестойкости смысла.

Джа приподняла брови. Она слышала о существовании субстанций, способных менять или нейтрализовать смысл слов в текстах. Но ей никогда не приходилось иметь дело с подобными составами.

— То, о чем я думаю?

— Ага.

— Отлично. Разгуливать по городу с этим, — она показала на флакон. — Не просто опасно. Смертельно опасно.

Джа не решалась произнести это вслух. Она просто знала, что подобными возможностями обладают только определенные люди. Исчезнувшие. Уничтоженные на территории империи.

И теперь у нее появился еще один вопрос: кто такой этот Виктор Коннор, если ради него де Зирт решился фактически подписать себе смертный приговор. И ей заодно. Потому что теперь она знает о нем. О его истинных возможностях. За обладание которыми — и за недонесение о которых — кара всегда одна, без вариантов и права на помилование.

Обдумав все это, вслух она произнесла совсем другой вопрос:

— Ну, и как вы себе это представляете, магистр? Дом журналистики один. Пропуск в здание у меня есть. На наш этаж я пройду, а в цеха других изданий как? Притвориться невидимкой не получится даже у меня. Или все просто сделают вид, что меня нет, и это не я, а просто сквозняк?

— А это мысль! Вообще, действительно, прекрасная мысль. Да! — де Зирт потер руки. — У вас же есть накопитель.

— Есть. Но этого не хватит. Ни его, ни моих способностей. Он почти разряжен. Я уже несколько раз…

— Вопрос ваших способностей решается очень просто. Вы, полагаю, уже поняли, кто я. Можно больше не скрываться, — магистр снял с головы капюшон балахона, сдернул с мизинца перстень — и его красные глаза стали пурпурными.

Джа почувствовала, как у нее шевелятся волосы.

— Вы серьезно? В лучшем случае, за эту выходку я рассчитаюсь парой лет своей жизни и ранней сединой. В худшем…

— Я уверен, что смогу в полной мере компенсировать этот ущерб. А худшего не будет.

— Снова предложите жизнь за жизнь? Уже второй раз?

— Да.

— Не много ли жизней вы будете мне должны, магистр?

— Всего две. Учитывая… вашу многочисленную семью, совсем немного. Мало ли, кому понадобится такая же… своевременная помощь.

Джа подошла к Де Зирту практически вплотную, посмотрела внимательно ему в глаза и только после этого задала вопрос:

— Кто он, этот ваш Виктор Коннор? Слишком много чести для рядового служаки из охранки.

— Дорог мне как память, — коротко пояснил де Зирт, показывая, что подробностей не будет.

А затем сделал приглашающий жест и повел халахинку вглубь длинного коридора. И уже там, в полумраке горного туннеля, внезапно оглянулся, сверкнув малиновыми радужками и белоснежными зубами.

— Хочешь знать, во что ты вляпалась? Бесстрашной ведьме впервые стало по-настоящему жутко?

Ответить не получилось, голос просто пропал.

Де Зирт злобно рассмеялся и, сцапав застывшую девушку за руку, потащил за собой.

В арканном покое было ощутимо зябко. В особенности, если стоять на каменном полу босыми ногами. Полностью обнаженной. На Джа сейчас не было даже всех привычных побрякушек, с которыми она не расставалась ни на секунду. И от этого ощущение обнаженности, точнее, беззащитности, было особенно неприятным.

Альва, одетая в белую лаборантскую униформу, деловито настраивала аппаратуру, рассыпая попутно какие-то малопонятные термины. Из всего, что она объясняла магистру про сингулярный и, возможно, плюральный характер проективной модели, Джа поняла только одно: шансов на успешный исход больше, чем на тот, о котором думать совершенно не хотелось. Но отступать уже было некуда. После того, как де Зирт показал ей свою истинную суть, она уже не сможет сбежать отсюда. Живой.

— Магистр Шрайбер, — альв прервал поток научного чириканья. — У меня все готово.

Он тоже стоял босиком. Только, в отличие от Джа, сохранил на себе часть одежды. По крайней мере, был в брюках и жилете. Ему для работы требовались только руки и голые ступни.

На черном камне пола светились нарисованные кварцевым карандашом символы. Неведомые и нечитаемые.

— Инструктаж, — напомнила дама в белом, обращаясь преимущественно к Джа. — Вы меня хорошо слышите?

— Да, — еще бы не слышать, когда в полупустом зале звук резонировал, как в храме всех богов.

— Значит, так. Действие аркана похоже на обычную подзарядку накопителей. Темная материя — вполне управляема. Мы добавим к ней физические свойства Разлома, плюс небольшое ускорение частиц… — она прервалась, ее терминология была слишком сложной для непосвященных. — Если вкратце, вы менталист синей школы. Девять шансов из десяти, что темная энергия просто накопится, и в ближайшие двенадцать часов вы будете сама себе артефакт. И один шанс, что вступит с вами в конфликт. И тогда…

— Не будем об этом, — прервал де Зирт. — Ну не доводилось мне раньше с вашим синюшным народом работать. Самому любопытно, что получится.

— Не доводилось? — Лори затрясло от ужаса. — Вы сейчас на мне эксперимент ставить будете?

— Угу. Магистр Шрайбер!

— Начали.

Каменный пол вспыхнул.

Лори заботливо закутали в одеяло и всучили кружку с каким-то пахучим отваром. Пить неопознанное варево? Впрочем, после всего случившегося какая разница, что пить, если оно горячее и, в принципе, не противное на вкус?

Голова кружилась. Перед глазами летали белые мушки. Волнами накатывала привычная после ментальных трансов тошнота. Но с каждым глотком варева отвратительное ощущение все больше отступало. Надо будет спросить рецепт.

— И никакого, замечу, конфликта. Скушала, как большая, — магистр хлопотал возле нее, словно заботливый дедушка. А не как тот, кто еще час назад спокойно втащил ее в арканный зал, зная, что обратно могут вынести уже бездыханный труп.

Лори злилась. На себя — за то, что вообще влезла во всю эту историю. И зачем? Просто чтобы покрасоваться перед одним… Драган был тысячу раз прав. Именно за этим и влезла. Злилась на магистра — за то, что не предупредил обо всех обстоятельствах. А на Райвена злиться не получалось. Даже за то, что опять нарисовался в ее жизни и… Потому что это снова была жизнь, а не существование скучающей гламурной курицы!

Вот не хватало сейчас воспоминаний о том, что еще затейливо привнес в ее жизнь темпераментный лорд, отлично знавший ее вкусы и предпочтения. Зато, по крайней мере, перестало знобить.

— Сигарету, — Лори требовательно высунула руку из-под одеяла. — И мне нужно понимать, как это работает. Знаете ли, не доводилось бывать ходячим артефактом.

— А тут, милочка, не курят. У меня в кабинете можно. И времени не то, чтобы много осталось.

Лори пыталась унять дрожь, но получалось плохо. Теперь, когда первый шок прошел, она хорошо ощущала чужую силу — тяжелую, липкую, холодную. Как будто все тело было покрыто свинцовым гелем. Она шла к аэродрому в сопровождении бурчащего магистра, и каждый шаг давался с большим трудом.

— Основное действие — восемь-двенадцать часов, — объяснял Люциус. — Будем ориентироваться на минимум.

— В пять утра машины забирают тиражи, мне больше и не потребуется.

— Хорошо. Еще кое-что. Остаточное действие будет ощущаться еще месяца три-четыре. Постарайся не попадаться на глаза менталистам, не влезать в сомнительные мероприятия и не попадать на проверки.

— Вы сейчас серьезно? — Лори притормозила. — Спасибо, что вообще предупредили.

Она была в бешенстве. Он ее использовал! И самое паршивое, что с любым другим человеком она бы вполне могла справиться. Но даже в самых своих кошмарных снах она не могла представить, что судьба сведет ее не просто с живой легендой. С настоящим обладателем темного дара. Самого опасного вида Искусства, существовавшего в империи.

Терять было больше нечего. Лори, не задумываясь ни на секунду о том, что она делает, вцепилась пальцами в шею магистра.

От удара вышибло весь воздух из груди, Лори полетела спиной на асфальтированную дорогу и едва успела подумать, что через секунду ее голова на полной скорости столкнется с дорожным покрытием.

Не столкнулась. За полсекунды до неизбежности ее подхватили сильные жилистые руки. Магистр мистическим образом переместился на несколько метров. Впрочем, это было неудивительно — в Альварских горах подобные перемещения считались обычным умением любого взрослого.

— Во-первых, — назидательно сообщил Люциус, возвращая гостью в вертикальное положение. — Не стоит так больше делать. Приключений на твоей заднице и без того достаточно. Еще считывать она меня будет. Лезть в мою голову — это, как минимум, опасно. Ты уже не седыми прядями отделаешься, а станешь альбиносом. Во-вторых, эту силу ты контролировать не умеешь, твои халахинские наставницы тебя такому не учили. Поэтому вообще ни к кому сейчас не лезь. Сделай ровно то, что нужно, и забудь. Побереги свое спокойствие и крепкий сон.

Лори промолчала. Не говорить же ему, что ее халахинские наставницы были хорошими учительницами. Теперь еще зеркало где-нибудь раздобыть и посмотреть на себя. После всех… приключений.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, Дом журналистики

Два сообщения от Драгана. Отвечать она не стала. Не та это информация, которую ему стоит знать. Вопрос был даже не в опасности самого этого знания и не в том, что он кому-то может рассказать. Просто, если он будет знать и не доложит, и когда-нибудь, в любой момент времени это вскроется… Не будет ни суда, ни разбирательства.

Он был ей слишком близким и любимым человеком, чтобы подобное допустить. Поэтому пусть лучше злится и считает ее глупой, самонадеянной дурой, которая полезла в пекло, чтобы что-то доказать бывшему.

Печатные цеха располагались на нижних этажах, от второго до пятого. Ей нужны были третий и четвертый. За каждым станком — два оператора.

И еще — ни в коем случае не допустить прямого контакта препарата с кожей.

Первая вылазка прошла без происшествий. Ровно так, как объяснил Люциус. Первому быстро положить руки на голову и все, как при обычном воздействии. Второго отключить на полчаса. Проснется с небольшой мигренью и решит, что прикорнул на рабочем месте.

Благо, на такие должности не берут талантливых и одаренных. Таким просто нечего делать на грязной и унылой конвейерной работе. А низовые служащие легко поддаются ментальному внушению.

В следующем цеху пришлось повозиться. Ее встретил не оператор, а откуда-то взявшийся здесь охранник. Который долго не хотел открывать и разговаривал с ней через защищенную дверь. Видимо, там сидели куда более предусмотрительные и менее беспечные люди.

Свинцовая масса, облепившая кожу, начала таять. Лори напрягала мысль, что нет никакой шкалы, показывающей уровень «заряда». А ей приходится тратить драгоценную энергию на постороннего человека.

В итоге, в третью типографию она чуть не опоздала. Тираж уже собирались грузить. Шепотом выругавшись и помянув всех богов, ведьма активировала накопитель. Самое отвратительное, что собирать остаточный эфир для подобных артефактов приходилось годами. А расходовать — за несколько минут. Но отступать было уже некуда.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, бар «Хвоя»

Лори еле шла. Ее шатало от усталости и снова мутило. Зря не взяла рецепт волшебного отвара, который снимал эту отвратительную тошноту. Но начатое требовалось героически завершить. Ее состояние будет слишком подозрительным на работе, если не обеспечить должного «алиби». К сожалению, для этого придется еще сильнее усугубить неприятные ощущения. То есть попросту надраться.

С утра от нее должно нести алкоголем так, чтобы ни у кого не возникло ни малейших сомнений: гламурная кошечка гуляла всю ночь. Поэтому не выспалась, плохо себя чувствует, обнимается с унитазом и ненавидит весь мир.

Ее должны не просто увидеть, а запомнить в каком-нибудь заведении. «Хвоя» прекрасно подходила: здесь ее знали. И по ощущениям, силы еще оставались. Хватит, чтобы скорректировать воспоминания бармена о времени, когда Лория Алиссандра Маоджаджа начала злостно пьянствовать. В идеале — стоило найти себе дополнительного свидетеля в компанию, то бишь собутыльника. Но это опционально.

Предстоящий рабочий день виделся ей в самом черном свете. К превеликому сожалению, менталисты не могли позволить себе такой роскоши как стимуляторы. Им и пить-то было нельзя — чуть-чуть переберешь — и на сутки отшибало все способности.

Лори похвалила себя за предусмотрительность: материалы до конца недели были подготовлены и сданы. На всякий случай проинструктирована Лукреция, как действовать, если понадобится ее срочно заменить. Заместительница была понятливая, в подобных ситуациях не терялась. Поэтому можно было смело доводить себя хоть до коматозного состояния.

Тристан второй час методично пил. Ему было страшно. Он не просто нарушил закон. Он сделал это, не раздумывая. А теперь его мучила озвученная судьей мысль: Коннор специально заставил его снять метки. Якобы для возможности самозащиты во время рейда. На самом деле он уже планировал убийство Коди. Мало ли, по каким таким причинам.

Тристан снова гонял в мыслях события того вечера. Видел, как эти двое, Коннор и Брайс, отделились от группы, сели в машину и уехали, бросив рейд-бригаду посреди дежурства. Не сказав никому, куда направились. А затем он, словно в бреду, он подчинился приказу Брайса. Сообразив только через несколько минут, что влип по самые яйца.

Еще один стакан крепчайшей настойки провалился в луженый желудок менталиста. Тристан пошатнулся и завалился на что-то очень костлявое. Кажется, чье-то плечо.

— Я вам не помешаю? Простите, свободных мест нет, — смущенно проговорила незнакомка, усевшаяся рядом с ним за длинным общим столом.

— Дееевушка… — губы сами собой расплылись в глупейшей улыбке.

— Да уже давно не деееевушка, — очень тихо усмехнулась Лори и аккуратно придержала голову соседа по столу. Он разбрасывался мыслеобразами так, как будто хотел от них избавиться, в прямом смысле выбросить из головы. — Ну что такое, стихийное бедствие какое-то… Тише ты. Тише.

Лори смотрела и в очередной раз сделала себе мысленную пометку: никогда. Не пить. Вне защищенного дома. Тем более, в сомнительной компании. Ни один нормальный менталист в жизни не позволит себе такой глупости. Нормальные менталисты вообще не употребляют никаких веществ, способных бесконтрольно открыть сознание для посторонних. А этот… видимо, совсем допекло мужика, если настолько потерял разум. Во всех смыслах, стоит заметить.

Тем временем, пьяный незнакомец попытался самым посконным образом ее облапать.

— Дееевушка. Ну девушка…

Лори шепотом поблагодарила богов за удачу, что именно ей он слил ценнейшую информацию. С которой она пока и не знала, что делать. Убедившись, что других одаренных в баре нет, провела аккуратную, ювелирную зачистку. Полностью закрыв брешь в голове у коллеги.

Если эта информация хоть где-то всплывет, Виктора уже не спасти. Потому что это уже не спонтанное убийство наркоторговца. Это организованное преступление. Сговор. А вот записать на артефакт все увиденное — стоило. Пригодится.

— Любезный! — Лори воспользовалась случаем и обратила на себя внимание бармена. — Вызовите нам такси!