Гол престижа (Сборник научно-фантастических произведений)

ГЕРОЙ[13]

«Тритон» шел над Луной на высоте сто километров. Два астронавта смотрели на завораживающую красотой картину. Поверхность была серая, даже отдающая в темную зелень, но совсем немного, если хорошо присмотреться. На Земле подобный пейзаж, видимый с самолета, заставил бы через пять минут отвернуться и зевнуть, а здесь… Душа полна волнения, которого не бывает на тренажерах, мозг пытается осознать, что вот она, другая планета, мечта достигнуть которую стала старой девой, так и не дождавшейся своего принца-астронавта, она перегорела внутри себя, и теперь принц ей уже не нужен, и на Земле об этой мечте давно никто не вспоминает. Ну, слетали, ну, побывали. Давно уже. Интереса к новому полету было не больше, чем к очередному достижению экстремального спорта. Это правда, как бы там ни старались репортеры профессионально поставленными голосами выразить «всеобщий восторг».

Но это там, на Земле. Здесь же фальши не было.

Под «Тритоном» проплывали серые равнины, древние кратеры, застывшие темными «морями» необъятные разливы лавы. Командир корабля Джон Стерлинг имел уже опыт посадки на Луну. Он был почти вдвое старше своего напарника Дональда Корна и испытывал к молодому человеку почти отцовские чувства.

Внизу появилось море Кризисов. Голубой шар Земли медленно поднимался над лунным горизонтом. Внезапно Джону показалось, что на стекле иллюминатора мелькнул красный отблеск. Через секунду Дональд спросил:

— Ты ничего не заметил? Вроде сверкнуло. Красным.

— Заметил. Может, показалось?

— Сразу обоим? Не думаю. Посмотрим, для верности, на следующем витке. Уменьшим наклон орбиты на полградуса.

Восемьдесят минут ожидания были вознаграждены точечной красной вспышкой в центре маленького кратера, находящегося у северного края моря Кризисов. Свет был слабый, но вполне различимый.

— Хьюстон, мы его нашли! Мы его видели!

— «Тритон», поздравляем вас! Рекомендуем уменьшить наклон орбиты еще на тридцать восемь минут. По расчету вы будете точно над ним.

На следующем витке яркость вспышки заметно возросла. Экипаж стабилизировал орбиту.

— «Тритон», вы над целью. Готовьте маяк. Отстрел по нашей команде.

Автоматический радиомаяк, мелькнув рыжим хвостом тормозного пламени, ушел вниз. Он сядет около Феномена и будет служить приводом. Передавать сигналы для радиокомпаса «Ровера», лунной машины.

Лунный Световой Феномен был обнаружен четыре года назад, случайно, при картографировании поверхности. Спутник, выполнявший съемку, не был предназначен для работы в красном цвете, и светлое пятно на изображении было сначала принято за дефект. Тем более, что он проявлялся не на всех снимках. Позже заметили, что ЛСФ активируется при определенном положении Солнца над лунным горизонтом: от пяти до десяти градусов. С Земли же его не видно никогда, потому что свет, идущий в зенит из моря Кризисов, на нашу планету не попадает.

Какое-то время ушло на то, чтобы сам факт существования ЛСФ был признан научным миром. Ученые вообще большие скептики, тем более что с Луной связано столько всяких небылиц. Даже астронавтам, побывавшим там во времена первых экспедиций, ушлые журналисты приписывали разные сомнительные высказывания. Потом очередному луннику изучение ЛСФ включили в программу и поставили аппаратуру, которая установила, что световая точка не одна, а их три, очень близко расположенных правильным треугольником. Свет монохроматичен, как у лазеров. Угол раскрыва диаграммы направленности должен быть около одного градуса, при точечных размерах излучателя.

Учеными, свято соблюдавшими принцип Оккама, было предложено несколько не очень убедительных гипотез природного происхождения Феномена, ни одна из которых не объясняла всех наблюдаемых явлений. Поэтому все сводилось к тому самому вопросу, который волнует ученых сильнее, чем все другие вопросы, но вызывает больше всего скепсиса: вопрос об искусственном, но не человеческом происхождении некоторых вещей. Проще говоря, о существовании других разумных существ. ЛСФ вызвал яростные споры в научном, техническом и кухонном мирах. Были даже зафиксированы две потасовки с вызовом полиции.

Удивительно, но те, кто ведает бюджетами науки, совсем не разделяли энтузиазма ученых. Они скорее были озабочены этой, вдруг свалившейся на их головы, внеплановой проблемой. И пока ржавые колеса бюрократии повернулись, прошло три года; еще год ушел на подготовку экспедиции. И вот, наконец…

— Дональд, как настроение?

— Волнуюсь. Что там? Я уверен, что это не наше, не земное.

— Выше нос, парень! Может, природное что… типа вулкана.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Нет, конечно, — Джон рассмеялся, — но ты не дрейфь. Знаешь, как говорят русские? Бог не выдаст — свинья не съест. Что там по посадке?

— Первый тормозной импульс через двадцать одну минуту. У нас все готово.

— Тогда пристегиваемся, и с Богом… Хьюстон, «Тритон» к посадке готов.

— «Тритон», посадка в пяти километрах к югу от Феномена. Желаем вам сесть «на подушку».

— Спасибо, мы постараемся.

Тормозной импульс проявил себя двухсекундным появлением веса. Карандаш, плававший по кабине, упал с деревянным стуком. Поверхность Луны приближалась. Компьютер вел кабину безупречно, глядя вниз своими электронными глазами, выбирая ровную площадку. Наконец людей тряхнуло в креслах. Впрочем, не сильно.

— Хьюстон, штатная посадка. Мы на месте.

— Молодцы, парни! Теперь отдыхайте. У нас, на Земле, уже ночь.

Хоть вес здесь и небольшой, но ужинать было куда удобней, чем в невесомости. А спать — тем более.

Утром Джон, облачившись в скафандр, вышел на грунт. Он обошел вокруг корабля, осмотрелся, его организм вспомнил ту неуклюжую ходьбу прыжками, какую диктует слабая лунная гравитация. Через двадцать минут Дональд присоединился к командиру. Они освободили от креплений лунный автомобиль, и выкатили его по пандусу на поверхность. После проверки систем доложили Хьюстону о готовности к движению.

— Джон, — сказал руководитель полета, — пока у нас идет все штатно. Надеюсь, что и дальше будет так же. Разрешаю движение. Картинки с ваших видеокамер хорошего качества. Вперед, ребята, да поможет вам Бог!

«Ровер» тронулся с места. Они ехали, как будто по серо-черной песчаной пустыне. Все неровности местности имели плавные очертания, машина шла, переваливаясь, как морская шлюпка. Длинные черные тени поперек движения отбрасывал каждый камень, и астронавты чувствовали себя насекомыми, ползущими по шкуре исполинского тигра. Часто было трудно понять, едешь в гору или с горы. Человеческие органы чувств, такие надежные на Земле, здесь могли обмануть. Доверять можно было только бесстрастным приборам, и астронавты иногда поглядывали на указатель дифферента. Радиокомпас уверенно показывал направление на привод. Дональду, сидящему за рулем, оставалось только объезжать ямы и небольшие холмы, покрытые толстым слоем реголита. Об обратном пути можно не беспокоиться — следы колес «Ровера» останутся здесь на века. Ехали медленно. Два километра по лунному бездорожью утомили Дональда. Особенно устали руки. Крутить руль в толстом скафандре не так-то просто.

— Хьюстон, мы прошли два километра. Меняемся местами.

— Понятно. Разрешаем. Старайтесь объезжать подъемы круче пятнадцати градусов. У вас перерасход аккумулятора, на пять процентов.

— Хорошо, учтем. Дональд, пристегни меня. Поехали.

Солнце, светящее сбоку, давало отблеск на выпуклом светофильтре. Мелочь, но при ограниченном обзоре шлема она заметно мешала вести машину. Прошло пять часов, пока «Ровер» подошел к внешнему склону искомого кратера. Там они нашли свой, теперь уже ненужный, радиомаяк.

— Спасибо, парень, ты неплохо поработал, — сказал ему Дональд.

Астронавтам пришлось ехать вокруг кратера, пока они не нашли проход в горах, отмеченный на снимке с орбиты. И вот, наконец, они въехали внутрь.

— Да это же настоящий Стоунхендж! Только стеклянный! Хьюстон, вы видите?

— Дональд, мы будем видеть лучше, если ты перестанешь вертеться. Камера у тебя на шлеме, не забывай.

Астронавты остановили машину, и встали в лунную пыль. До феномена оставалось метров двести. Дальше, по плану, они пойдут пешком.

Открывшееся зрелище поражало воображение. Джон и Дональд стояли, и, как зачарованные, смотрели на открывшуюся картину.

В центре кратера, на небольшом плато, стояли десятки узких трехгранных пирамид разной высоты, образуя концентрические окружности. Они казались стеклянными и, освещенные косыми лучами Солнца, создавали феерическую световую картину на безнадежно серой Луне. Миллионы отраженных и преломленных лучей, калейдоскоп разноцветных бликов, цветные пятна на лунной пыли…

Астронавты медленно поворачивались, чтобы их камеры ничего не упустили.

— «Тритоны», все это красиво, но время уходит. И воздух тоже. Давайте работать.

Джон, сделав знак напарнику, пошел вперед. Он подошел к ближайшей метровой пирамиде, потрогал ее.

— Хьюстон, она очень гладкая, пыли нет совсем. На вид — стекло, но внутри что-то есть. Зеркала, или, скорее, стеклянные призмы. Видны грани.

Он достал совок, зачерпнул пыль под ногами, и высыпал ее на острую макушку пирамидки. Пыль съехала вниз, не оставив и следа.

— Хьюстон, мне кажется, это система пассивных оптических отражателей, направляющая солнечный свет куда-то в определенную сторону. При высоте Солнца пять-десять градусов, она светит в зенит. Причем только красным. А при других условиях освещения, может, посылает луч другого света куда-то еще. И наверняка полна других возможностей. Она слишком велика и грандиозна для того, чтобы мы сразу все узнали.

— Отлично, ребята! Джон, что думаешь по поводу образцов?

— Здешние строители были ребята аккуратные. Обломков не оставили. Или убрали за собой. Предлагаю проехать вдоль внешнего круга пирамид, и взять образцы грунта, через каждые сто метров. В нем наверняка что-то найдется. А, если повезет, то и обломочек найдем.

— Хороший план, Джон. Подождите минуту. Геологи просят пару камешков.

В шлемофоне раздался голос Дональда:

— Мартин, скажи им, они с нами не рассчитаются!

Руководитель полета Мартин Барн поддержал шутку:

— Ребята, они согласны платить золотом. По весу камней.

Астронавты рассмеялись.

— Контракт на поставку лунных камней подписан! Мы поехали.

«Ровер» медленно покатился вперед. Дональд управлял машиной, делая остановки через сто метров, по показаниям спидометра, Джон собирал образцы. Они проехали уже половину круга, когда раздался голос Мартина Барна:

— Джон, у вас что-то с машиной. Запас энергии падает очень быстро! Перерасход уже двадцать процентов! Уже двадцать один! Бросайте все, и назад, к кораблю! Быстрее!

— Дональд, разворачивайся, и полный ход! По нашим следам!

— Может, вперед ближе? Мы уже больше полкруга проехали.

— Выполняйте приказ, мистер Корн! А вдруг там завалы камней? Или ямы? Мало ты их объезжал по дороге!

Лунная машина медленно и неуклюже развернулась. Потом поехала назад, по своим следам, развив наибольшую возможную на этой местности скорость. Они спешили прочь, бежали вон, как бежали люди из чумных городов, когда-то в древности, как люди бежали от радиоактивности позже, в двадцатом веке. Невидимая опасность — самая страшная. Когда они выезжали за пределы кратера, скорость «Ровера» заметно снизилась. Джон ничего не спросил у Дональда. Он только неотрывно смотрел на индикатор заряда аккумулятора. Прибор показывал: осталось двадцать три процента полной энергии. И хотя падение стрелки здесь, за стеной кратера, прекратилось, это означало одно: до корабля им не добраться.

— Дональд, останови. Хьюстон, падение прекратилось. Феномен оказался не таким уж пассивным. Он высосал почти весь наш аккумулятор. Как — ума не приложу.

— Ребята, вы молодцы. Вы просто герои. Врачи требуют для вас пять минут отдыха. У обоих пульс — сто пятьдесят. Посидите.

Астронавты молчали. Потом заговорил Мартин:

— Ребята, положение сложное. Воздуха у вас пока достаточно, чтобы доехать, но не пешком… а вот с машиной… она вас не довезет. Если сбросить весь груз, образцы, все приборы, то… мы тут прикинули… до корабля пять километров…

— Мартин, — мягко сказал командир Джон Стерлинг, — не мучайся. Я понимаю тебя. Нелегко сказать, что спастись может только один. Я просчитал ситуацию быстрее тебя. И знаю, как использовать шанс.

— Джон…

— Помолчите, Хьюстон! — Джон говорил почти торжественно, — Здесь, на Луне, окончательное решение принимает командир. Потому что ему, на месте, виднее. А командир — это я.

Дональд с тревогой спросил:

— Ты что задумал, Джон?

— Сынок, ты же видишь сам: ресурса машины в обрез. Хватит только для одного. Им будешь ты. Не возражай.

— А как же…

— Астронавт Корн! Выполняйте приказ: сбросить с машины контейнер! Ну! Что стоишь?

Дональд принялся за работу. Он отстегивал крепления контейнера, повернувшись спиной к командиру, как будто тот мог увидеть его слезы сквозь зеркальный светофильтр шлема.

Джон положил руку ему на плечо, и тихо сказал:

— Сынок, глупо погибать вдвоем. Я хорошо пожил. А о такой смерти астронавт может только мечтать. Никто здесь не виноват. Сбрасывай с машины все. Приборы. Инструмент. Второе сидение. Передатчик. И антенну тоже. Поедешь без связи. Оставь только запасной воздух. Я думаю, что километра три ты проедешь. Двигайся по нашим следам. Не пытайся сократить дорогу, спрямляя объезды. Если машина застрянет, то… сам понимаешь…

Вдвоем они быстро освободили лунный автомобиль от лишнего груза.

— Джон…

— Потом, когда «Ровер» встанет, подключишь шлангом запасной баллон к скафандру, возьмешь его в руки, как ребенка, и пойдешь дальше пешком. Будет очень тяжело. Очень далеко и тяжело. Но ты дойдешь, я знаю. Не пытайся заправить скафандр воздухом и бросить баллон. Дыши прямо из баллона. Иначе тебе не хватит. Дойдешь до корабля, там тебе Хьюстон поможет. Все. Садись, и вперед. Время работает против тебя. Хьюстон, вы все слышали?

Голос Мартина сказал:

— Ты герой, Джон.

Дональд плакал, не скрывая, всхлипывал, и сквозь это отчаяние только и сумел сказать:

— Джон, я твоим именем сына назову. Мы с женой… родим и назовем… ты знай.

— Счастливо тебе, сынок. Прощай.

— Прощай, Джон. Я люблю тебя.

«Ровер» пошел вперед. Джон смотрел ему вслед, и видел фонтанчики пыли, выбрасываемой задними колесами. Потом повернулся и пошел назад, к Феномену. Воздуха у него осталось почти на два часа. Он сразу решил, что откроет наружный кран, когда его останется на пять минут. Он привык все делать сам, а такую важную вещь, как собственную смерть, не хотел доверять никому. Даже природе и обстоятельствам.

Передатчик его скафандра был слишком слаб для связи с Землей, они разговаривали через ретранслятор на «Ровере», бесполезным ящиком лежащий теперь в пыли. Ведь он питался от аккумулятора машины. А вот приемник работал исправно. Но Хьюстон молчал. Там знали, что ответа от одного астронавта не будет пять часов, а от другого — никогда. Джон выключил подавитель шумов. В наушниках зашипело. «Пусть шипит», — подумал он, — «все лучше, чем мертвая тишина».

…Через полчаса Джон оказался перед внешним кругом пирамид. Постоял минуту, потом медленно пошел к центру сооружения. Чем ближе он подходил, тем больше его поражала грандиозность чужой архитектуры, гармония, ритмичность, красота и функциональность этого чуда. Мысли о неизбежной смерти куда-то ушли. Душа наполнилась непонятным светом. Шум в наушниках, казалось, складывался в какой-то неразличимый ласковый шепот. Джон шел вперед. Вот уже он миновал второй круг пирамид. Шепот, казалось, стал явственнее. Будто стеклянные исполины пытаются что-то ему сказать, открыть величайшую тайну, а он не понимает их.

Астронавт добрался, наконец, до центра, хотел посмотреть вверх, но жесткость скафандра позволила ему увидеть главные пирамиды только до середины. Он прислонился к одной из них.

Он долго стоял так. Никто не узнает, о чем он думал в эти последние минуты жизни. В шлеме замигала красная надпись: «воздух — десять минут».

Он сорвал один из двух предохранителей наружного воздушного шлюза. Электронный голос в наушниках произнес:

«Первый предохранитель снят! Проверьте надежность подключения наружного шланга!»

Джон снял второй предохранитель. Голос стал громче:

«Второй предохранитель снят! Проверьте надежность подключения наружного шланга!»

Джон с досадой сказал:

— Да все нормально. Экий ты зануда…

Когда загорелась красная надпись: «воздух — пять минут», он решительно открыл кран.

Врач и инженер сняли наушники и долго молча сидели перед погасшим экраном. Потом инженер сказал:

— Вот и еще один умер, как герой.

— Ты сам все это создал, по его заказу? — спросил врач.

— Ну, не все… Кое-какие заготовки у меня были. Карта Луны. Трехмерные изображения поверхности. Я придумал сюжет, нарисовал Дональда, машину, корабль. Ну, и Феномен, конечно. Он хотел умереть геройски… чтобы подвиг… Слушай, Дик, а что с ним было на самом деле? Теперь-то мне можно узнать?

— Он был рабочий на химзаводе. Производственная авария. Ампутация ног, выше колена, правой руки, выше локтя, пальцев левой руки, обширные химические ожоги, в том числе лицо и глаза. Он ослеп. Он никого не спас. Двое спасателей пострадали, когда вытаскивали его. Он лежал у нас уже год. Пока разрешили, все оформили… Том, а что было бы, если бы он не открыл кран?

— Как что? У него же воздуха оставалось на пять минут. Он бы умер от удушья. Все равно героем. Ибо подвиг уже совершён… Дик, я часто думаю, а надо ли все вот это? Ведь он умер. Не все ли равно, что он чувствовал в последние несколько минут? Мы же не оставляем записей, сами связаны врачебной тайной, и его подвиг становится неизвестен никому. Может, тайна теряет смысл после смерти пациента?

— Нет, не теряет. Хотя бы потому, чтобы не было глумления над мертвым. Ведь он доверяет нам самое сокровенное, о чем никто не знал при жизни. И хочет, чтобы не узнали никогда. И чтобы его смерть не превратили в шоу: «Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там наш старикан придумал… не забыть бы только взять попкорн». Ты мне другое скажи: что, если бы он вдруг передумал умирать, и стал просить нас о помощи? Что тогда? Я всегда боюсь этого. Что бы ты стал делать? Спас бы его?

— Чудак человек! Как же я могу помочь, если он на Луне, а я здесь? А о нашем существовании он ничего не знает! Ему в любом случае пришлось бы умереть. Иначе наша работа была бы не сделана.

Они посмотрели сквозь толстое стекло на мертвый, накрытый простыней обрубок. Оголовье с проводами с него уже сняли. Даже сюда доносился запах медикаментов.

— Я иногда её ненавижу, свою работу, — сказал инженер.

— Ты спрашивал, надо ли все это? Знай, Томас, наша работа — высшая точка гуманизма. Это не громкие слова. Это правда, — отозвался врач.

Они вышли в коридор, плотно закрыв за собой дверь с табличкой: