Гол престижа (Сборник научно-фантастических произведений)

ПОСЛАННИК[2]

Лампы на потолке лифта были круглые. А в коридоре — квадратные. Его долго везли на каталке. Кровь редкими тугими толчками била в виски. Медсестра взяла его за руку и наклонилась. «Вам плохо?» — тихо спросила она. «Нет, нет, ничего», — прошептал человек. «Все будет хорошо», — сказала сестра. Потолок с лампами минуту медленно двигался. Раскрылись двустворчатые двери. «Операционная», — с дрожью подумал он. Двери закрылись. Двое мужчин в светло-зеленых халатах помогли ему перебраться с каталки на операционное кресло. «Почему кресло, а не стол?» — подумал человек.

— Как настроение, Джозеф? — произнес врач.

— Я… я… не знаю…

— Еще не поздно отказаться. Когда дадим наркоз, вы не сможете разговаривать. У вас есть пять минут. Решайте.

Человек помолчал. Потом хрипло произнес:

— Нет. Все решено. Действуйте.

— Хорошо. Ребята, начинаем. Джозеф, смотрите вот сюда, на шарик.

Пациент почувствовал укол на сгибе правой руки. На запястья и лодыжки прикрепили холодные металлические электроды. Поперек груди легла эластичная лента. От неё к невидимым приборам шел жгут проводов. Он почувствовал, как по его обритой голове вкруговую прошелся маркер. «Вот по этой линии мою черепушку и откроют. А кресло затем, чтобы мозг не вывалился» — подумал человек.

Молодой врач приладил пациенту жесткий пластмассовый воротник, поддерживающий голову. Неожиданно перед лицом появилась маска с прозрачным гофрированным шлангом.

— Дышите глубже, — сказал анестезиолог.

Никелированный шарик был последним, что видел пациент своими человеческими, полными червей глазами.

— Как он, Томас? — спросил хирург.

— В норме. К аппарату подключен. Можно. — Отозвался анестезиолог.

Луч лазерного скальпеля пошел по маркерной линии, испуская легкий дымок, оставляя за собой черный, запекшейся кровью разрез. Запахло горелым мясом. Скальпель дважды прошел вокруг головы пациента. Хирург снял узкую полоску кожи. Потом зажужжал трепан. Через некоторое время черепная крышка была удалена. Обнажился мозг. Хирург вопрошающе посмотрел на анестезиолога. Тот кивнул.

Откуда-то сверху бесшумно опустилась считывающая головка сканера, похожая на половину гротескного космического шлема. Хирург осторожно опустил ее так, чтобы промежуток между мозгом и сканером был минимален.

— Фрэнк, у нас готово.

— Ясно, Дэвид. — отозвался голос из динамика. Бригада инженеров находилась за стеклянной перегородкой. — Приступили. Фрэнк обернулся к своим и подал знак рукой. На сканирующей головке загорелась синяя точка.

Хирург снял маску, перчатки и бросил их в бикс. Его примеру последовали остальные. Теперь правила антисептики уже не имели никакого значения Врачи вышли в смежную с операционной комнату. Там они сели в кресла. В общем-то их работа закончена, но им предстоит пробыть здесь около четырех часов, полное время оцифровки мозга, на случай непредвиденных обстоятельств. Только анестезиолог остался на своем посту.

С пациентом долго ничего не происходило. Тихо попискивала аппаратура, отмечающая пульс. За десять минут до окончания сканирования хирург вошел в операционную.

— Остановка дыхания — доложил анестезиолог.

— Хорошо, отозвался хирург.

Прошло несколько минут.

— Остановка сердца.

— Хорошо. Фрэнк, теперь он ваш.

Синяя точка погасла.

Врачи переложили тело на каталку, подставив под его открытую голову большой никелированный поддон. Часть темной жидкости вытекла в него из черепа. В жидкости копошились несколько мелких червей. Сестра, накрыв тело простыней, молча покатила его к дверям.

Врачи и старший инженер прошли по коридору десяток метров, вошли в кабинет главного хирурга. Там их дожидался пожилой мужчина, нотариус. Он достал из кейса пачку документов:

— Господа, мы, здесь присутствующие, свидетельствуем смерть гражданина США Джозефа Рейнбота, а также рождение личностного модуля, гражданина США Майкла М. Рейнбота, как он пожелал называться в новом облике. Прошу поставить ваши подписи. Спасибо. Поздравляю вас, господа.

Нотариус, собрав документы, ушел.

— Господа, — подражая ему, сказал Фрэнк, — я приглашаю здесь присутствующих в бар, чтобы отметить вышеупомянутые события.

…Его сознание медленно всплывало из небытия, подобно пузырю воздуха в густом масле. Поднявшись наверх, пузырь лопнул. Пациент, еще не успев осознать, что он существует, опять погрузился в черную мертвую ночь. Таких попыток-пузырей было множество. Вначале редкие, потом все чаще и чаще, они слились в один непрерывный поток, шум которого, как-то незаметно превращаясь в слова и фразы, вдруг стал ему понятен. Он слышал голоса, искаженные, будто бы в пилотском шлемофоне, когда трудно разобрать по тембру голос даже знакомого человека, но можно понять смысл сказанного. Пациент стал слушать голоса. Один рассказывал какую-то свою историю, другой (или другие?) комментировали её и посмеивались. Он узнавал отдельные слова. Кто-то сказал:

— Он проснулся. Слышит.

Голоса смолкли.

И неожиданно близко, утвердительно прозвучало:

— Майкл, вы меня слышите. Стас, меньше уровень. Еще. Оглушили парня.

Внезапно он вспомнил. Его зовут Джозеф Рейнбот. Госпиталь. Операция. ОПЕРАЦИЯ! Голос что-то говорил, но Джозеф не слушал. Что-то не получилось? Или он уже… не человек, а модуль? В его черную ночь медленно вплыла белая точка.

— Майкл, вы меня слышите? — уже не так уверенно произнес голос. Секундное молчание. Кого-то зовут, подумал Джозеф. А он не слышит. И вдруг обожгло: это его, это он Майкл. Он хотел ответить, но язык не слушался.

— Он отвечает, Фрэнк. Есть реакция на шине «Д».

— Отлично. Майкл, давайте налаживать связь. У вас есть курсор. Попробуйте сдвинуть его влево. Просто захотите этого.

Курсор, подумал Джозеф. Если ничего нет, кроме белой точки, то она и есть курсор. Ну-ка влево… Точка пулей куда-то улетела. Он даже не заметил, влево или, может, вверх.

— Хорошо, Майкл. Но не так сильно. Покажите ей мысленно, куда надо встать.

Курсор медленно вернулся. Вокруг него появилось колечко.

— Майкл, кольцо — это центр поля зрения. Оно двигаться не будет. Погоняйте курсор по разным направлениям. Вам надо научить его повиноваться не только мыслям, но и подсознанию, он должен, как хорошая жена, угадывать ваши желания. Пробуйте.

Курсор двигался, как велосипед у начинающего. Вилял, уходил за пределы видимости. Но довольно быстро стал подчиняться. Совсем как мышкой, только без рук, подумал Джозеф. Через какое-то время голос сказал:

— Отлично, Майкл. Попробуйте написать курсором ваше имя.

Джозеф стал медленно выводить: Д… ж…

— Нет, нет, вы теперь Майкл. Вы так пожелали. Привыкайте. Вы молодец. Но на сегодня хватит.

И его опять не стало.

В следующий раз Фрэнк сказал:

— Сегодня будем учиться разговаривать. Перед вами шкала формантного синтезатора. Нажмите курсором звук «а».

Майкл повиновался. Где-то снаружи зазвучал голос. ЕГО голос. Нет, конечно, совсем не тот родной голос, который слышит человек через кости черепа, а чужой, незнакомый, но управляемый, будто протез.

— Ааааааааа….

— Принцип понятен? Давайте разговаривать.

Гласные звуки давались легко. А согласные надо было включать на очень короткое время, что особенно трудно, если их две или больше подряд. Вдруг он понял, что курсор больше мешает, чем помогает. И попробовал без него. Все получилось! Он убрал шкалу синтезатора, и сказал:

— П..л..о..х..о… с..л..ы..ш..н..о. С..в..и..с..т..и..т.

— Давайте настроим слух. Стас, дай частотную. Майкл, у вас появилась частотная шкала ваших «ушей». Вы можете регулировать по желанию. Уберите частоты выше восьми килогерц. Как теперь? Не свистит?

— Л..у..ч..ш..е.

— Стас, дай динамическую. Майкл, этой регулировкой вы задаёте принцип усиления. Выберите логарифмический. Это значит, что слабые звуки усиливаются, а сильные ослабляются. Так устроены уши человека. Но их, как систему механическую, сканер может только сфотографировать. Они не работают после сканирования, как не будет ездить машина на фотографии. Поэтому мы удалили «изображение» органов слуха из объема памяти, а на его месте сформировали электронные усилители. Два микрофона находятся снаружи, по бокам вашего модуля. То же относится и к вестибулярному аппарату. Но он пока он не установлен. Иначе вас будет тошнить. Понятно?

— Да. Г..л..а..за.

— Зрением займемся в следующий раз. А сейчас учитесь разговаривать. Расскажите анекдот.

— Здравствуйте, Майкл. Как дела?

— При. вет, Ф. рэнк. Г..лаза?

— Да, сегодня глаза. Зрение у вас будет в чем-то лучше, чем у людей.

— Я ч. еловек.

— Это само собой. Но надо же вас как-то… отличать от нас. Вы по счету уже двадцать третий ЛМ. Не обижайтесь. Начнем. Стас, включай.

— Вижу! Но не так. Вв. ерх ногами.

— Стас, инверсию по вертикали. Сейчас как?

— Перевернулось. Норма. льно. Фрэнк, это вы?

— Да. Привет, Майкл! — он помахал рукой — а там, за пультом, Стас. Видно?

— Привет, Стас!

— Майкл, как изображение?

— Пойдет. Цвета очень яркие. Подрегулируем?

— Нет. Вы должны сами. Не знаете, как? Пробуйте по-всякому. Это ваша новая голова. Вы должны научиться ею владеть. С глазами та же история, что и со слухом. Сканер не может передать свойства оптической системы. Ваши глаза — это видеокамеры. Научитесь просто видеть и регулировать зрение, как телевизор. Яркость, контрастность… Только старайтесь не пользоваться курсором. Он для начинающих. Все команды отдавайте мысленно. Постепенно это перейдет на уровень подсознания, оптимальный режим ваших «глаз» будет устанавливаться автоматически.

— Фрэнк, а что с моим… телом?

— После вскрытия кремировано. Паразиты во всех органах. Мы еле успели вас оттуда вытащить. Восемнадцать штук все же проникли в мозг и были отсканированы. Но мы предвидели это. Пока вы были без сознания, Стас уничтожил их антипаразитной программой. Так что с ними покончено.

— А вы не будете меня больше… отключать?

— Да что вы, Майкл! В тот раз вам надо было отдохнуть, и мы вам дали… как бы сказать… программу-снотворное. Как врачи дают таблетку. Отключить вас нельзя в принципе. Вы можете поспать, если захотите. И программу эту вы можете сами себе поставить. Только не увлекайтесь, а то привыкнете.

— Фрэнк, как я выгляжу…. снаружи?

— А вам не показывали модуль до операции?

— Показывали, но…

— Так поверните каме… то есть глаза на себя. Мы со Стасом уходим. Вам нужно много, очень много работать над собой. К вашему ЛМ подключен вспомогательный системный блок. Там вы найдете фильмы, книги, музыку. Все, что нужно для отдыха. Работайте и отдыхайте. Времени у вас достаточно. Ведь вы теперь бессмертны. До свидания.

Люди ушли. Майкл попытался повернуть глаза. Это удалось с нескольких попыток. Он осматривал помещение лаборатории, медленно вращая их вкруговую. Наконец его взор остановился на черном, с синей искрой, кубике с ребром около десяти дюймов. «Как брусок полированного гранита», — подумал Майкл. Уменьшенная модель могильного камня. И я нахожусь там? Бессмертный. Я бессмертный. Он впервые после операции повеселел. Я — бессмертный могильный камень. Все не так уж и плохо! Ну-ка, что там есть из музыки? Не успел он подумать, как перед глазами поплыли названия альбомов. Получается, обрадовался Майкл. Он покопался в старой классике и выбрал «Animals».

Обучение продолжалось долго. Фрэнк не торопил.

— Майкл, вам предстоит работа, в которой помощников нет и быть не может Вы будете один десятки лет Вам придется рассчитывать только на себя. Вам надо пройти курсы общей астрономии, астрометрии, астронавигации и еще кое-что. Из всех личностных модулей вы больше всех подходите для этой миссии. Вы будете первым человеком, посетившим планетную систему ближайшей звезды — Проксимы Центавра. Расстояние до нее — четыре целых двадцать семь сотых светового года. Это разработанный нами проект «Посланник». Что скажете?

— Это вы серьезно? Или шутите?

— Вы же специалист по лунной геологии. И собирались на лунную базу. Неужели не хочется увидеть совсем другие планеты? Ни один геолог даже мечтать не может об этом. Если вы боитесь или не желаете, мы подберем для вас другую работу. Мне не хотелось бы вам напоминать о контракте, который вы подписали перед операцией. Там есть пункт о вашем участии в «научном эксперименте, возможно, связанном с риском для жизни». Ваш модуль плюс оцифровка мозга стоила суммы, сравнимой со стоимостью современного самолета. Фирма надеется, что вы окажете ей некоторые услуги.

— Погодите, Фрэнк. Я же не отказываюсь. Но это так надолго, что…

— Майкл, это долго для людей. Для вас время не имеет значения. И еще. Поскольку ваши возможности людям недоступны, то и задание в любом случае будет совершенно необычным. Наша организация не занимается тем, что могут сделать люди. Наша цель — прорыв в науке и технологии.

— Хорошо. Расскажите подробнее.

— Вы, конечно, слышали о так называемом вакуумном двигателе?

— Что-то такое было, но, кажется, там ничего не получилось?

— Получилось. Полет в одну сторону, считая время на разгон и торможение, займет примерно пятьдесят лет. Учтите, Майкл, я вам даю закрытую информацию, не получив еще формального согласия.

— У меня ведь нет возможности ее разгласить, правда?

— Майкл, ну что вы…

— Хорошо. Я официально согласен. Где расписаться? Шучу.

— Достаточно ваших слов. Далее. Программа полета такова. Как я уже сказал, пятьдесят лет туда, там выполняете программу исследований. Это займет полгода. Потом назад. Еще пятьдесят. Всего около ста лет. Знайте, что главная ваша задача — вернуться живым. Можете в любой момент прервать миссию и возвращаться.

— А что я буду делать столько времени?

В основном спать. Для вас анабиоз вполне реален, к Весь полет разбит на десять промежутков по пять лет. Между ними будут ваши суточные вахты. Во время вахт вы проверяете оборудование, ведете астрономические наблюдения. Диктуете впечатления. Девять суток бодрствования «туда». Полгода работы там. Чуть больше шести месяцев жизни в реальном времени.

— Не так уж много.

— Мы надеемся на вас, Майкл.

— Фрэнк, а вы? Стас? Когда я вернусь…

— Нас уже не будет. Ну и что? Мы проживем свою, человеческую жизнь. Вас встретят другие люди.

Подготовка продолжалась. За четыре месяца Майкл усвоил столько информации, что человеку понадобилось бы все четыре года. Многое запоминать было не надо, ибо базы данных всегда «под рукой».

И вот настал день. ЛМ поместили в центр загруженного аппаратурой пятиметрового титанового цилиндра. Закрыли, а затем заварили круглую переднюю крышку. Накачали внутрь осушенный гелий. Трое суток продолжался контроль герметичности с помощью манометра и микрофона, ибо вытекающий через микрощель газ издает звук.

Доставку на орбиту Майкл, по совету Фрэнка, проспал.

Несколько витков, включение двигателя, и Земля стала медленно удаляться.

Луна показала свой щербатый серп. «Прощай, — подумал он. — Я отдал тебе полжизни, теперь ухожу к другой любви, Проксиме. Прости меня. Даст Бог, вернусь». Цилиндр медленно поворачивался, чтобы избежать тепловых деформаций. Датчики на корпусе корабля передавали сигналы Майклу: ему казалось, что он подставляет Солнцу по очереди живот, бок, спину, другой бок, живот…

Через восемь часов цилиндр вышел на гиперболу и, набирая скорость, помчался прочь от родного Солнца, прямо в разверстую черную пасть космоса. Майкл убедился, что звездный датчик намертво вцепился в крохотную точку Проксимы, вызвал курсор и нажал задачу «анабиоз пять лет».

На Земле, в лаборатории, Фрэнк достал из холодильника две банки пива и протянул одну Стасу.

— Теперь мы можем немного отдохнуть.

Вахта номер один.

Вот и все. Назад дороги нет. Хоть теоретически я и могу повернуть в «любой момент», но это значит, что надо год тормозить, а потом год разгоняться. На такой скорости экстренных поворотов не сделаешь. Ну да ладно. О чем мне беспокоиться? Мне не нужен ни кислород, ни пища, ни вода. К тому же я бессмертен.

Проклятые черви. И где я их мог подцепить? Командировки для геолога — дело обычное. Я провел несколько полевых сезонов в Южной Америке. Был в Гренландии. Вот где геологический рай! Если бы не увлекся Луной, работал бы в Гренландии. Обнажения самых древних пород на Земле. Копать не надо. Ходи с молоточком. А Луна… Она же девочка, её не трогали ни атмосфера, ни океаны, ни люди. Она чистая, там все как было с начала времен, так все и осталось. Её нельзя не любить.

Вахта номер четыре.

Что? Где я? Вспомнил! Я — Посланник. Звездный датчик, данные! Боже мой, прошло уже двадцать лет. Я подбираюсь к середине пути. Самочувствие не очень. Хотя что со мной будет — я ведь железный. И все же… Стоп! А Солнце? Та звезда в перекрестье датчика, точно Солнце? Спектр звезды… Образцовый спектр Солнца… Все вроде бы сходится. Да, идентификация полная. Слава Богу. А Проксима? Спектры, оба на экран. Так. Все нормально. Как будто лечу вдоль струны, натянутой между двумя звездами. Передний датчик смотрит на Проксиму, задний — на Солнце. Мысли путаются. Я как будто очень устал. Ну почему именно я?

Может, лучше бы тогда умереть. Верят же индусы в переселение душ. Им, наверное, легко. Вдруг родился бы опять…

Тьфу ты, что за бред! Распустил нюни. Ты, Джозеф, ученый и… Подожди. Джозеф? А Майкл? Тоже я? Ах, да, Майкл — это после оцифровки. Ну, неважно. Ты ученый и представитель Земли. Посланник! Тебе осталось всего-то половина пути, ну чуть больше. А там, на Проксиме, скучать будет некогда. Там ждет работа. Отстрелить внешние зонды. Пусть сядут на поверхность. Никаких образцов, боже упаси. Зонды не вернутся. Только информация по радиоканалу. А то еще затащишь на Землю какую-нибудь тамошнюю инфекцию. Вроде моих червей — брр….

Ну и ладно. Главное, как сказал этот… как же его… Фрэнк, вернуться живым. Главное!

Вахта номер шесть.

Тяжело просыпаться. Все тело затекло. Это фантомные ощущения, у меня нет тела. Что там по оборудованию? Запускаем программу контроля.

В прошлую вахту мне показалось, что схожу с ума. При диагностике корабля в одном из информационных «дальних уголков» я обнаружил вспомогательный контроллер, и подключенный к нему микрофон. Видимо, его поставили для контроля герметичности корпуса. Мои-то «уши» остались на Земле. Я подключил микрофон к своему звуковому каналу. Просто так, не думая. И услышал… Звуковые галлюцинации. Еле слышные разговоры людей, шаги, смех. Вроде бы даже голос Стаса. Я немедленно отключился. Вот так штука! Значит, модуль подвержен психическим расстройствам не хуже мозга. Это было неприятное открытие.

Я тоскую по людям и Земле. Уже сам с собой разговариваю.

Вахта номер восемь.

Да слышу я, слышу. Уже не сплю. Перестань звонить. Еще немножко. Где эта чертова пищалка отключается? Я её, наверное, заблокировал в тот раз. Где курсор? Курсор! А, вот она. Такой сон сломала, зараза! Настоящий, не с винчестера. Я и Она, море и солнце. Что-то приятное, даже нет, ожидание приятного. Солнце! Это слово можно катать во рту, как гладкий, но некруглый морской камешек. Как я соскучился по Солнцу! Я теперь знаю, отчего устал. От вечной тьмы и равнодушия звезд. Они не мигают и не двигаются. В тот раз они были точно такие же. НЕ двигаются! Может, я остановился? Ну-ка… Звездный датчик, карту! А теперь предыдущую. Совместить… Да нет, рисунок звезд изменился. Значит, двигаюсь. Лечу навстречу этой самой неизвестности, будь она неладна. Какая тоска!

Ты совершил непоправимую ошибку. Ты потерял тело, не оставив потомства. Не родив сына. То некогда, то наука важнее. Семья мешает. Слепец! Надо было бросать все и жениться. Дети важнее всех открытий. А теперь что? Летишь к звездам? Кому они нужны, твои звезды? Горстке престарелых пердунов-ученых, давно вырастивших детей и радующихся внукам! Они-то не забыли своего главного назначения. И живут людскими заботами.

Ну, вернешься героем. Есть, допустим, планеты. Для жизни непригодны. Да хоть и пригодны — разницы никакой. Что дальше? Поначалу пошумят, интервью, доклады и все такое… А потом что, бессмертный? Тебе даже медаль повесить некуда. Поставят тебя в аппаратный зал вместе с такими же бедолагами. Дадут бесплатное пожизненное электричество за научный подвиг. Один киловатт в сутки. Хочешь сам ешь, хочешь повесь лампочку. Техники будут показывать на тебя банкой пива и смеяться. Сначала потихоньку, потом открыто. А девушки-лаборантки будут стирать с тебя пыль замшевой тряпочкой. Но ты не почувствуешь прикосновения их теплых рук.

Выть хочется. Господи, если ты есть, пошли людям обратную оцифровку! Я согласен на любое, самое больное и дряхлое тело, согласен стать собакой, черепахой, кем угодно, только живым!

На записи — звуки, напоминающие сдавленные рыдания.

…Ну все, все. Успокойся. Осталось всего-то два перелета. Посмотри на Проксиму — яркая какая! Светофильтр… Держись, Посланник. А когда вернешься — сто лет пройдет на Земле — вдруг изобретут! Надейся! Тогда наградой будет живое тело. Способное иметь детей! Надейся! Твое тело! Надейся, Посланник!

Вахта номер девять.

Где я?… мама… почему темно?… болит голова… ничего не вижу… Мама, открой занавеску. Ничего не вижу. Это что? Размытые пятна. Как бы это сфокусировать? Это звезды. Мама, сейчас что, ночь? Почему звезды?

О боже, вспомнил. Я — Посланник. Это не сон, это кошмарная явь. Что это за цифры? У…да…ленность и время. Так. Сорок пять лет полета. До Проксимы ноль целых три десятых светового года. Проксима — это что? А! Ну конечно. Цель полета. Чужой мир. Господи, это же последнее дежурство. Еще один сон — и цель, работа. Непаханое поле. Рай для ученого. А я проснусь? Компьютер разбудит. Что он понимает в людях, железяка. Странно, радости нет никакой. Усталость. Да и никакого желания… Сейчас бы на речку… Но долг ученого… тьфу ты, какая чушь. А обратно как? Я выдержу? Еще пятьдесят лет? А сколько мне сейчас? Тридцать пять людских плюс сорок пять полета. Это будет… это будет… восемьдесят. Боже! Да я совсем старик. Не телесно, а душевно… духовно…

Торнадо — штука страшная, но для Штатов привычная.

Сила смерча неодолима, ему можно противопоставить только своевременное предупреждение и страховку имущества. Пожарные и спасатели оказались на высоте. Погиб всего один человек. Пятеро отделались легкими ранениями. На место прибыл репортер местной газеты, Джон Хелси.

Шериф Джим Питмен что-то писал на листке бумаги, положив его на капот машины. Хелси подошел к нему.

— Привет, Джим. Как дела?

— Привет, привет, буркнул шериф. — Сам видишь.

— Поляк погиб?

— Не знаю, не знаю. Увезли вроде живого.

— Я похожу тут, может, что интересное найду.

— Походи, походи, не приставай только к спасателям.

Джон Хелси ходил между разрушенных домов, вырванных с корнями деревьев, осколков стекла. Он подошел к тому, что осталось от дома одинокого поляка. Смерч перемешал все, что было в доме, в гротескный винегрет. Под ногами хрустело. Джон поднял лежащую среди обломков дискету, сунул в карман. Он сел в машину, бросил шляпу на заднее сидение. И поехал в больницу.

— Он был нашим пациентом, — сказала сестра.

— Он умер? — спросил Джон.

— Не приходя в сознание. Сильный удар по голове. Скорее всего, обширный инсульт. После вскрытия скажем точно.

— Разрешите взглянуть, — Джон взял историю болезни и прочитал: Станислав Яжембский. И дата рождения. Ему было тридцать шесть лет.

Написав материал по смерчу, Джон отнес его редактору. Тот поморщился, но подписал к печати.

Дома, надев тапочки и жуя бутерброд, Хелси смог наконец рассмотреть свою добычу. Она содержала текст. Джон читал:

«Все эти годы меня мучает совесть, но страх за жизнь сильнее. Хотя никто не угрожал, и гонорар был просто сказочным, но было ясно, что молчать надо всю жизнь. Однажды я уже было собрался рассказать, через пять лет после событий, но тут неожиданно и как-то странно погиб Фрэнк. Его укусила гремучая змея, забравшаяся в салон его машины. Все произошло на пустынном шоссе, утром. Меня смутили обстоятельства смерти: джип Фрэнка имел довольно большой клиренс, и гремучник должен был обладать какой-то необыкновенной прыгучестью, чтобы забраться в салон; Фрэнк должен был остановиться, уйти куда-то, оставив машину открытой. Не на ходу же змея впрыгнула. Далее, аккумулятор его телефона был совершенно разряжен, и он умер прежде, чем водители заметили, что человек в беде. Официальное заключение — несчастный случай. Но я-то знал Фрэнка, он был технарь до мозга костей и не мог довести телефон до такого состояния. И я испугался. Возможно, Фрэнк решил заработать, рассказав о „Посланнике“. Такие же мысли были и у меня. Но они разом улетучились.

Однако совесть не дает мне покоя. О деньгах я уже не думаю. И все-таки страх позволяет мне всего лишь доверить тайну дискете. Может быть, это первый шаг навстречу совести.

Я приехал в США молодым и, как говорили, подающим надежду программистом. Смелым и напористым. Мне казалось, легко сверну горы. Но помыкавшись несколько месяцев без работы и денег, я уже стал впадать в депрессию. И вот, однажды, в баре, где я пил на последние гроши и подумывал о веревке, подошел человек; он знал обо мне все. Он предложил мне контракт. Я с радостью согласился.

Нас, меня и Фрэнка, отвезли в закрытую лабораторию и дали задание. Заказчик эксперимента хотел узнать, насколько бессмертен личностный модуль. Бессмертие оцифрованных было вроде бы очевидно, ведь без тела нет и болезней. Но нашелся и сомневающийся. Богатый человек, глава одной финансово-промышленной группы. Его сын был болен лейкемией, и он хотел обеспечить сыну бегство от смерти, на крайний случай.

Нам с Фрэнком поставили задачу: узнать срок жизни элэма. Надо было придумать ситуацию, при которой тот прожил бы целую жизнь за короткое реальное время, не зная о сути эксперимента. Мы решили, что это возможно в системе имитатор-тренажер. Срок виртуальной жизни объекта был задан в сто лет. Тогда и родилась идея „полета“ к Проксиме. Во время пятилетних „снов“ мы ускоряли его время в сто двадцать восемь раз. То есть реально проходило чуть больше двух недель. А во время „вахт“ мы показывали ему картинки космоса и системы Проксимы. Для него полет был абсолютно реален.

ЛМ, которого нам предоставили, был лунным геологом. Тридцать пять лет. По дальнему космосу не специалист, но собирался на лунную базу. Лететь не откажется. Просто идеальный кандидат. Мы не знали тогда, что его нашли среди многих, а потом заразили каким-то тропическим паразитом, чтобы склонить к оцифровке.

Они начали его убивать. А мы с Фрэнком добили. Перед вами исповедь убийцы. Факт заражения доказать невозможно. Он подписал контракт об участии в опасном эксперименте. Что еще надо? Формально он доброволец. Да и мы не могли знать заранее, чем все кончится. Но совесть не дает покоя.

Эксперимент шел сначала гладко. Цилиндр стоял в специальном помещении на подставке. У Майкла (так его звали) не было ушей и вестибулярного аппарата, он не мог слышать и чувствовать вес. Мы показали ему виды Земли с орбиты, он был в восторге. Потом — первый сон, вахта, и так далее. Он старел. Уже на четвертой вахте он не сразу себя вспомнил. Дальше — хуже.

Только однажды мы перепугались, когда он добрался до контрольного микрофона. Чуть было все не сорвалось. К счастью, он решил, что наши реальные голоса и шумы — галлюцинация. И сам заблокировал микрофон.

Он страдал. На восьмой вахте мне стало страшно от содеянного нами зла. Слушать его было жутко. У него произошел психический срыв. Он плакал, хотел стать хоть животным, только бы живым. Мы, как изощренные палачи, медленно доводили человека до смерти, а он не знал, что реально происходит. Фрэнк сидел с каменным лицом. Профессионал без сердца.

На девятой вахте… Ни о какой работе не было и речи. Появились признаки маразма. Он звал маму. Было ясно, что на обратный путь его не хватит. Я предложил прервать эксперимент, на что получил категорический отказ. Фрэнк поддержал шефа.

Во время последнего сна наступил коллапс. Виртуальная смерть. Он не реагировал на внешние сигналы, даже самые сильные. Цилиндр разрезали, Майкла вытащили к оттуда, подключили к нашим компьютерам. Он так и не увидел планет Проксимы, над видами которых я корпел особенно тщательно. Ведь он был геологом и мог распознать подделку.

Потребление энергии его модулем упало почти до нуля. Несколько оставшихся миллиампер давали слабую надежду на то, что он жив. Мы не были готовы к такому повороту и не готовили заранее программ для „воскрешения“. На мое предложение составить их, шеф ответил, что эксперимент закончен. Мы можем отдыхать.

Майкл умер в восемьдесят три года. Вполне по-человечески. Люди, видимо, живут столько, сколько отпущено природой, или Богом, если хотите. Независимо от того, в своем ли теле хранят они душу или она помещается в железном ящике.

Его труп, то есть мертвый модуль, а так же все отчеты, материалы и винчестеры наших компьютеров были увезены заказчиком. Наверняка все уничтожено.

Несчастный Майкл! Он сыграл роль того молота, которым мы разбили хрустальную мечту о бессмертии. И сам погиб от этого удара.

Через некоторое время на мой счет поступила сумма, о которой я не мог и мечтать. Мне пришли приглашения на работу от трех весьма солидных фирм. Неожиданно легко сдал экзамены на получение гражданства США. Понятно, что такие вещи предполагают молчание. В одной из этих фирм я и работаю. Дослужился до шефа отдела. А те деньги истратил как первый взнос за дом. Он построен на гонорар палача.

Фрэнк умер. Так что эта дискета — единственное свидетельство о проекте „Посланник“ и моем соучастии в этом убийстве. Может, я и решусь отнести её куда-нибудь в СМИ. Пусть расскажут всем. Если решусь».

Джон Хелси думал долго. Что там медсестра сказала? Удар по голове. Обширный инсульт. Понятное дело, торнадо. Чего только не бывает во время торнадо. Кирпичи, и те летают.

А еще бывают гремучие змеи. Они иногда кусают людей. Неосторожных людей. Но он, Джон Хелси, человек осторожный.

Выйдя во двор, собрал сухие палочки. Зажег маленький костер. Когда огонь хорошо разгорелся, положил туда дискету.