Годы гроз

Северная Лотария

Графство Рейнвиль

Рейнвиль стоял впереди, желтеющий на фоне покрытого белыми росчерками неба. С стороны города дул резкий ветер, словно он был заодно с Возрождением и пытался прогнать Дэнтона прочь.

Моллард оглядел зубчатые стены, над которыми бились голубые знамена графа Черлинга. Вокруг города не было рва, стены были невысоки. Единственное преимущество — расположение на плато с довольно крутыми склонами, и к воротам восходит только одна извилистая дорога. Интересно, сколько внутри защитников?

Дэнтон отвернулся от порыва ветра, бросающего в лицо каменный песок. И вдруг понял, что уже прикидывает, сможет ли взять город. Не хотелось верить, что все, действительно все вокруг перестали служить америйской церкви и Святому Престолу. Что такого есть у этого Грейна, если он смог завоевать умы всего народа?

Тот крестьянин сказал, он отыскал нечто на руинах Лоттеринга. Этот город, давным-давно заброшенный, когда-то был столицей Лотарии. Именно там Карх Объединитель казнил последних лотарских королей, далеких предков Дэнтона. Город считался проклятым, туда ходили умирать суеверные старики и колдуны искали древние артефакты. А среди заросших землей фундаментов бродили дикие громадоры — далекие предки тех лотарских волкодавов, что есть сейчас.

Действительно ли Грейн отыскал на руинах Лоттеринга какое-то пророчество или просто сказал так? Кто он — мошенник, колдун или еретик, уверенный в своей правоте?

Дэну казалось, что верно последнее. И этот вариант был наихудшим.

Тот, кто искренне верит, будет сражаться до конца.

Вокруг Рейнвиля раскинулись широкие поля, засеянные рожью, сургой, тыквами и зеленой капустой. Крестьяне работали, убирая сорняки и удобряя посевы компостом. На еще одном плато к западу возвышались несколько небесных гробниц — узкие, не слишком высокие башни с площадками на вершине, где лежали саркофаги. Вокруг них большое стадо овец щипало траву, пастух дремал в седле, натянув на глаза шапку.

В такой же башне упокоился Алексис Моллард когда-то. Раньше Дэнтон думал, что хотел бы уйти в огне, но теперь, глядя на башни, где покойные были открыты чистому небу, впервые подумал иначе.

— Арик, горн.

Низкий гул разнесся над предместьями Рейнвиля.

— Рексен, вперед, — велел Дэнтон. — Подними знамя повыше!

Армия зашагала к воротам города, и Дэн чувствовал, что все глаза с полей и стен смотрят на них. Воздух будто стал тяжелее.

— Глядите! — крикнул Дэнтон солдатам. — Повсюду ересь! Собственный народ смотрит на нас, как на врагов!

— Их обманули, инквизитор, — то ли спросил, то ли просто сказал Рексен.

— Верно. Мы найдем того, кто это сделал, и предадим суду.

«Но сначала он расскажет нам все о Лоттеринге и своих находках», — подумал Дэн.

Когда они подъехали к воротам, навстречу выехал человек в длинном пурпурном плаще и золоченой дешевым красноватым золотом кольчуге. Губы изгибались в кривой ухмылке. Темно-рыжие с белыми прядями волосы зачесаны назад и щедро умаслены. Лотарец, но не чистый.

Дэнтон решил было, что перед ним граф Черлинг, но следом за всадником в воротах показалась дюжина пеших в кожаных нагрудниках и с алебардами в руках. Стража, понял Дэнтон.

Стражники загородили дорогу. Дэну следовало бы войти в город по их телам, но он поднял руку, останавливая армию. Рексен встал чуть позади него, гордо подняв подбородок. Моллард обернулся — Кассандра вылезла из повозки и встала впереди пехоты. Правая рука висела на перевязи, но левая сжимала Молнию. К ней вернулся привычный цвет лица, но глаза оставались темными. Они ни разу не светлели после того дня, когда они потеряли ребенка.

Стражники молчали. Дэнтон тоже. Он и всадник давили друг друга взглядами, будто мечами — чей соскользнет первым?

— Вас не ждали, инквизитор Моллард, — сказал, наконец, всадник. Голос его был чуточку шепелявым.

Дэнтон продолжил молчать. Мужчина хмыкнул и посмотрел ему за спину.

— Вы привели армию. Я слышал, вас разбили на юге.

Ответом ему снова было молчание.

— Надо сказать, вас мало. Вы собираетесь бороться с Возрождением…

— Ты не представился, — сказал Дэнтон. — И не склонился. Кто ты такой, чтобы позволять себе такую дерзость?

Всадник снова хмыкнул и пошевелил квадратной челюстью.

— Мое имя Гидеон. Я дун стражи Рейнвиля.

— С дороги, низкородный, — сморщился Моллард. — Мы будем говорить с графом Черлингом.

Дун — так в этих краях называли капитанов стражи — глубоко нахмурился при слове «низкородный».

— Граф, увы, болен, — с гаденькой усмешкой сказал он. Алебардщики за его спиной заулыбались. — Можете поговорить со мной.

— Мы не будем говорить с тобой. Прочь.

На потертом кожаном поясе — единственном, что не блестело на Гидеоне — висел широкий палаш, подобный тому, который носил Зверь. Дэн заметил, как пальцы дуна рыщут вокруг рукояти, но не решаются схватить ее.

Подвигав челюстями, Гидеон кивнул.

— Проходите, инквизитор, — сказал он. — Но я не скажу «добро пожаловать». Вам тут не рады.

Он отвел коня в сторону и приказал стражникам расходиться.

— На юге тебе уже отрезали бы язык за эти слова, — сказал Моллард, въезжая в ворота. Копыта Вихря зацокали по мостовой.

— Но мы же не на юге, — сказал ему вслед Гидеон. — А тут все изменилось.

* * *

Большая часть армии осталась за воротами под командованием Кассандры. Дэнтон взял с собой пятьдесят ветеранов и знаменосца — чтобы все видели, едет инквизитор.

Рейнвиль был, наверное, единственным городом, что сохранил в себе подлинную лотарскую архитектуру. Для америйского глаза строения были весьма необычными: четырех— и даже пятиэтажные здания из желтого кирпича с односкатными крышами, на карнизах которых скалились гранитные горгульи, тигры и грифоны. Грифоны были повсюду — стояли потертыми статуями в аккуратных дощатых дворах, выложены барельефами на стенах, вытиснены на камнях мостовой.

Дедушка рассказывал Дэнтону, что в древней Лотарии были воины, бившиеся верхом на грифонах. Они нападали на врага из облаков, сражали стрелами и копьями, а животные под ними рвали людей клювами и когтями.

Дэнтон думал, что все это легенды. Так сказал мудрец, учивший его истории, да и в книгах Дэн не нашел ничего о грифонах. Но когда он рассказал об этом дедушке, тот нахмурился и прогнал его.

Теперь, оказавшись на старых улицах Рейнвиля, Дэн не стал верить в грифонов больше. Но понял, что люди верят.

Замка в городе не было. На насыпи в конце главной улицы располагалось поместье графа, мирного вида двухэтажное здание, окруженное кустами шиповника и зарослями цветущей мяты. К дверям вела тропинка, уложенная вулканическим стеклом — в глубинах Костяного гребня была пара потухших вулканов, и отчаянные группы людей ходили добывать обсидиан. Узкие тропы и глубокие обрывы были опасны, туда иногда забредали дикари и даже паукары из Отцовых гор, но один такой поход мог обеспечить простую семью на несколько лет. Обсидиан ценился, особенно в южных землях Мириса.

Навстречу инквизитору по черной блестящей тропинке вышли четыре гвардейца в голубых плащах. На груди был вышит желтый жаворонок.

— Инквизитор Моллард, граф Черлинг приветствует вас. К сожалению, он болен и не может выйти. Но приглашает вас войти и отдохнуть после дороги.

— Накормите моих солдат, — велел Дэнтон, спешиваясь и снимая шлем. У одного из гвардейцев округлились глаза при виде его шрама. — Пятеро пойдут со мной. Рексен, ты здесь за старшего.

Знаменосец с достоинством кивнул.

— Да, инквизитор.

— Ведите, — сказал Дэнтон голубым плащам. — Кто ваш дун? — спросил он на ходу.

— Господин Гидеон, — сказал гвардеец с глазами разного цвета, голубым и карим. — Простолюдин, сын смольщика. Высоко взлетел.

— Это не пошло ему на пользу.

— Он плохой человек, инквизитор, — напрямую сказал гвардеец. — Он берет взятки и насилует женщин.

— Он связан с Возрождением?

Они остановились у дверей. Разноглазый гвардеец кивнул.

— Все связаны с ним, инквизитор. Боюсь, вы прибыли слишком поздно.

Граф Черлинг лежал в постели на четырех подушках, по уши укутанный в пуховое одеяло, несмотря на тепло. На столике рядом с кроватью сбились в кучу мешочки, свертки и пузырьки с лекарствами. Окно было плотно закрыто, в комнате стояли духота, запахи трав и чеснока. Черлинг и впрямь выглядел больным. Кожа его была зеленоватого оттенка, на висках блестел пот. Он был стрижен наголо, и лоб прорезали морщины глубокие, как раны. На старика он, впрочем, не походил.

— Инквизитор, — граф приподнялся на подушках. — Я граф Унна Черлинг. Счастлив видеть вас, но увы, не могу подняться.

— Не стоит, — Моллард снял перчатки и придвинул к кровати стул. — Больному нужен покой, мне ли не знать.

«Но как сказал один мой рыцарь, лежа в постели, сильнее не станешь. И он был прав».

— Здоровье мое хрупко, увы, — пожаловался граф и как будто для вида кашлянул в кулак. — С детства я страдаю от всяческих болезней… Вы никогда не болели чахоткой, инквизитор?

— Господь миловал, — Дэнтон сотворил святой жест.

Водянистые глаза графа прикрылись, и он повторил за ним. Хорошо. Хотя бы он избежал ереси — или хочет, чтобы инквизитор так думал.

Унна взял со стола какой-то бутылек и разбавил пару капель в стакане с водой. В какофонию запахов добавился еще один — резкий и удушающий.

— Не желаете? — спросил он, встряхивая пузырьком, будто бутылкой дорогого вина. — Моховой уксус улучшает пищеварение. После него не бывает запоров, и…

— Его ведь делают из гниломоха? Он растет у Шрама.

— Верно, — Черлинг опрокинул стакан и поморщился. — Запах омерзительный, но вправду помогает. Иначе я часами сижу над отхожим местом в позе орла, не могущего расправить крылья. А сам гниломох, кстати, отлично лечит нарывы и чирьи, если его нагреть и…

— Давайте поговорим о делах, граф Черлинг. Я вижу, что прибыл не в счастливый час.

— Что такое счастье, инквизитор? Мимолетное чувство… Мир так и стремится забрать его у нас. В Просвещении ведь сказано: «Боритесь, и счастливы будете», так ведь? Но когда же быть счастливым, если все время бороться?

— Возрождение, граф. Расскажите мне о них.

Унна тяжело вздохнул и положил руку на грудь. Второй потрогал лоб.

— Кажется, снова горячка. Только вчера я…

— Хватит! — вскричал Дэнтон. — Вы собираетесь говорить со мной?

— Но мы ведь говорим.

— О деле!

— У меня точно начинается жар, — снова вздохнул Унна. — Вы всегда так напористы, инквизитор Моллард?

— Мне некогда слушать о ваших болезнях, Черлинг, когда речь идет о ереси. Вы знакомы со статьей Железного кодекса о допросах?

— Увы, не имею счастья, — Черлинг сощурился. — Но я знаком с Хартией людских свобод. Там сказано, что знатный человек имеет право на уединение. И сейчас мне хочется этим правом воспользоваться.

— Эдиктом его величества Эсмунда Первого от июля девятьсот тридцать седьмого года, Железный кодекс считается выше Хартии во всех противоречиях.

— Да, и в том же году этот эдикт сыграл против короля, когда Ричард Хейс обвинил королеву в ереси… А вы подкованы в законах, инквизитор.

— Только в тех, что мне надлежит использовать, — Дэнтон не скрывал презрения к тщедушному человечку, лежащему в огромной постели и пахнущему, как набальзамированный труп.

— Хорошо, — граф вытащил из-под одеяла грелку из бычьего пузыря и отложил в сторону. — Что вы хотите знать?

— Кто такой Грейн?

— Их лидер, должно быть. Я постоянно слышу это имя.

— Как и я. Где его найти?

— Не имею представления, — граф поморщился и поерзал на кровати. — Будь проклят геморрой. Давайте я расскажу вам, что знаю.

— Я слушаю, — Моллард откинулся на стуле.

— Возрождение появилось лет пять назад. Похоже, что Грейн раньше был ученым, историком, — Унна, закрывшись, чихнул и вытер руку об одеяло. — Простите. Говорят, он отыскал в Лоттеринге древнее пророчество, а потом увидел знамения и решил, что пророчество сбывается. Не знаю, как, но у него очень быстро появилось много сторонников, и вот они уже ходят по деревням и обращают людей в свою веру.

— Как вы это допустили?

— Что я мог сделать, инквизитор? У меня нет гвардии. Пятнадцать человек для охраны поместья, вот и все. У городского дуна сотня стражников, но какая это армия? Мы не смогли бы пойти против народа.

Черлинг стал перебирать мешочки на столе, потом взял один, раскрыл и глубоко вдохнул. Моллард ожидал продолжения.

Унна отложил мешочек:

— Красные целебные соли из Стоунгарда. Прочищают легкие.

— К делу, граф.

— Грейн оказался умен, и начал с отдаленных мест, — продолжил Черлинг, будто не прерывался. — С шахтеров и камнетесов у Костяного гребня, с торфорезов на востоке… Когда я спохватился, половина моего графства оказалась под его властью.

— И он ни разу не показался вам? Не попытался выдвинуть требования или что-то еще?

— Однажды он прислал мне письмо. В нем он попросил соблюдать нейтралитет. Должен признаться, там не было ни одной угрозы, он был вежлив, как королевский посол. Он написал… как же там было? Память подводит, особенно когда начинается жар… — граф помассировал виски. — В общем, он сказал, что намерен свергнуть церковь и вернуть народу старую веру. Здесь ведь осталось больше всего коренных лотарцев, инквизитор. На юге много америйцев, вилонцев, даже миреданцев и юмов хватает. А здесь почти все — лотарцы.

— Однако вы — америец.

— Так уж вышло, — вздохнул Унна. — Я всегда ощущал себя тут чужим.

— Итак, вы послушались Грейна?

— Что я мог сделать? — повторил граф. — Пойти с сотней против народа? Возрождение стерло бы меня в порошок.

— И как обстоят дела теперь?

— А вот как, — Черлинг обвел рукой душные стены опочивальни. — В моем графстве не осталось ни одной церкви. Какие-то священники поверили Грейну, какие-то были изгнаны. В городе есть храм, но он почти пустует. Над теми, кто еще ходит туда, насмехаются все остальные.

— Большой храм?

— Да, вполне. Но службы некому проводить — наш епископ недавно ушел вместе со всем клиром. Люди молятся так, как учат их проповедники Грейна. Под открытым небом, без всяких книг, «чистой молитвой», как они говорят, — Унна посмотрел на плотно закрытое окно. — Кажется, сквозняк, вы чувствуете?

— Вам бы не помешало тут проветрить, — скривился Дэнтон. — Сколько людей у Грейна?

— Вы имеете в виду армию? Разное говорят. Судя по всему, не меньше пятнадцати тысяч.

— Пятнадцать тысяч человек? — изумился Моллард. — Откуда?

— Из народа, — печально ответил Черлинг. — Его посланцы собирали в деревнях молодых парней. Уж не знаю, насколько они обучены, но их много, и они хорошо вооружены. Вместо офици… истинной церкви люди платят ему, кузнецы куют для него оружие, крестьяне выращивают для него рожь. Грейн уже давно стал богаче меня.

Дэнтон молчал, переваривая услышанное. Некий человек смог за считанные годы подчинить себе графство, не пролив при этом ни капли крови. Народ служит ему и верит. Он собрал армию — пускай из крестьян и ремесленников, но немалую. Такое количество войск не всегда мог выставить даже, например, Дримгард.

И Дэнтон хочет сражаться с ним, имея четыре сотни солдат.

— Что вы собираетесь делать, инквизитор? — проговорил Черлинг.

— Ваш дун, Гидеон. Он заодно с Грейном?

— Думаю, тот платит ему. Гидеон всегда брал взятки, — буднично ответил Унна.

Дэнтон уже понял, что этот человек — не правитель, а слизняк, но как можно столь наплевательски относится к своему долгу сюзерена?

— Вы должны были поддерживать в своих землях мир и порядок, — сказал он. — Если бы король узнал, что здесь происходит, он бы лично снес вашу больную голову.

Черлинг побледнел, приподнялся и погрозил Дэну пальцем.

— Не угрожайте мне, инквизитор! Я знаю свои права!

— Но вы забыли об обязанностях! — Дэнтон поднялся и навис над Черлингом. — Вашу власть просто-напросто забрали, а вы просто лежите тут и нюхаете соли?

— Я больной человек, — проблеял Унна. — Что я мог…

— Вы можете кое-что сейчас.

— Что вам нужно?

— Это нужно вам, если хотите вернуть свою власть. Как вы вообще живете?! Когда в последний раз осматривали владения?! Издавали указы?! Вы хотя бы собираете свою долю жатвы или она тоже достается Возрождению?!

Граф потупился.

— Я доверил это дуну Гидеону. Доля стала меньше, но я думал, виновны Годы гроз…

— Довольно, — Дэн приложил руку ко лбу. В провонявшей болезнью и лекарствами комнате, в диалоге с никчемным человеком мигрень атаковала исподтишка. — Издайте несколько указов, а я прослежу, чтобы они выполнялись. У вас есть писарь?

— Да, конечно, — граф хлопнул в ладоши и слабым голосом приказал позвать писаря.

Дэнтон подошел и без спроса распахнул окно, полной грудью вдыхая свежий воздух.

— Пожалуйста, закройте, инквизитор! Я могу простудиться!

— Свежий воздух полезен, — буркнул Дэн.

Окно выходило на запущенный внутренний двор. Дорожки поросли травой, беседка покосилась. Кусты орешника и белая ива слишком разрослись. Зато из окна был прекрасный вид на голубые в дымке горы. Острые пики вонзались в облака, на вершине Седой свечи — высочайшей скалы в этой части гор — белел вечный снег.

Моллард не обращал внимания на стоны Черлинга и почти успокоился, когда дверь сзади распахнулась. Он обернулся, ожидая увидеть писаря, но вместо этого на пороге появился солдат с булавой наизготовку.

— Инквизитор, — сказал он. — На Рексена напали.

III

— Подите прочь!

— Собаки!

— Долой кальдийскую церковь!

Толпа горожан заполнила двор поместья. Десяток стражников стоял отдельно, не пытаясь навести порядок. Среди них возвышался дун Гидеон — он криво ухмылялся, сложив руки на груди.

Рексен стоял впереди, сжимая серебряное знамя. Меч в его руке был окровавлен, горожанин с разрубленным плечом, стеная, отходил к своим.

Вперед полетели камни и застучали по щитам солдат. Один камень врезался в шлем гвардейца Черлинга, он вскрикнул и обнажил короткий клинок.

— Назад! — прокричал он. — Это поместье графа!

— Граф предал нас! — крикнули из толпы.

— У него тут церковные псы!

Дэнтон достаточно насмотрелся. Он надел шлем и вышел вперед.

— Тихо! — велел он.

Но толпа закричала только громче.

— Они хотели забрать знамя, — сказал Рексен. — Я даже не подумал, инквизитор… Сразу выхватил меч. Мы послали за подмогой.

Дэнтон кивнул. Такой ответственный солдат не мог поступить по-другому. И он все сделал правильно.

— Дун Гидеон! — вскрикнул Моллард. — Почему вы допускаете бунт в своем городе?!

Судя по ухмылке дуна, он его и затеял.

— Немедля разгоните людей!

— Я не пойду против воли народа, инквизитор! — развел руками Гидеон.

— Противодействие Железной инквизиции карается казнью! — воскликнул Моллард и обнажил меч. — Если Низарет и светлейший король узнают, что здесь случилось, ваш город сравняют с землей!

Толпа не ответила, только заревела еще громче и двинулась вперед.

— К оружию! — раздался голос Кассандры.

Арик взлетел в небо и протрубил. Гидеон, скалясь, выхватил палаш.

Кэс во главе отряда появилась на улице перед поместьем. Солдаты загородили улицу стеной щитов.

— Строем вперед! — скомандовал Моллард.

Его солдаты двинулись на толпу. Горожане продолжали ругаться, но отступали. Они явно не были готовы к тому, что их зажмут в клещи.

— Люди Рейнвиля, послушайте меня! — раздался слабый голос из-за спины.

Дэнтон обернулся. На крыльцо вышел граф Черлинг в распахнутом халате. Он выглядел, как узник, впервые за долгие годы увидевший свет.

— Как ваш граф, я прошу вас разойтись! — с каждым словом голос Черлинга становился чуть сильнее. Он прошел вперед через ряды солдат. — Инквизитор Моллард не причинит вреда городу! Я убедил его решать любые вопросы миром!

Такого не было, но Моллард пока не видел смысла вмешиваться.

— Давайте сохраним покой Рейнвиля! Прошу вас! Или вы желаете увидеть кровь своих близких, текущую по нашим тихим улицам?!

Горожане переглядывались, утихая. Даже Гидеон, хмурясь, вложил палаш в ножны.

Унна простер к людям бледные руки.

— Все верно, друзья! Спасибо, что услышали меня! Пусть мир царит в нашем городе! Инквизитор обещал оставить своих людей за стенами, и…

— Вы неверно поняли меня, милорд, — сказал Моллард, вкладывая меч. — Я оставлю людей за стенами, но не за городскими.

— А какими же? — с выражением посмотрел на него Черлинг. — Я решил, что мы все обговорили. Указы, ваши люди…

Граф оказался не таким уж слизняком — но все же скользким.

— Солдаты инквизиции займут святые стены. Если ваш храм больше не нужен горожанам, воины истинной веры займут его.

На лице Унны появилось недовольство.

— Вы сказали, он достаточно большой, — напомнил Моллард.

Черлинг кивнул и снова повернулся к людям:

— Инквизитор не потревожит нас, я обещаю! Любые разногласия мы сможем с ним обговорить!

— Почему бы не прямо сейчас, милорд? — с нажимом произнес Дэнтон. — Кассандра! Заводи армию в город. Займите храм. И будьте вежливы с людьми!

Кэс неловко сунула Молнию в ножны и поклонилась.

— Возвращайтесь по домам и к работе! — сказал граф. — Утром я жду у себя представителей совета горожан, чтобы выслушать ваши пожелания!

Толпа не спеша начала расходиться. Солдаты инквизиции убрали оружие и пошли за Кассандрой. Гидеон, поглядев ей вслед, собрал своих людей и направился в противоположную сторону.

— Оставайтесь пока здесь, — сказал Дэнтон Рексену.

Унна вытер пот с лысой головы.

— Чуть было не случилось страшное, — сказал он. — Скорее, идемте в дом, от солнца мой жар только сильнее.

Как только они оказались в душной тени поместья, Моллард схватил Черлинга за грудки и впечатал в стену.

— Что вы делаете?! — взвизгнул граф.

— Вы с ними заодно, — прорычал Дэнтон. — Не пытайтесь дурить меня. Вы думали, я поддамся? Испугаюсь толпы и уйду из города?!

— Я лишь хотел предотвратить кровопролитие, — проблеял Унна.

— Вы трус, недостойный графского звания.

— Да, я не воин, и что с того?! — вскричал вдруг Черлинг. — Титул достался мне по праву!

— Вам дорого придется заплатить за свою дерзость.

— О чем вы, Просветитель помилуй?!

— Когда нас прервали, мы собирались написать несколько указов. Идемте, напишем их, — Дэн отпустил графа и подтолкнул его вперед.

IV

Америя, Кроунгард

Покои короля

«Не было предела Нашему возмущению, когда Мы узнали о подлом обмане, обращенном против народа, так или иначе вверенного вам Господом. Подлецов, посмевших напасть на паладинов Престола, вы помиловали и желали тайно увезти из города! Поистине, теперь Мы видим, сколь глубоко мрак проник в вашу душу. Вы заставили Нас принять заточение, вы начали богопротивную войну, вы причиняете страдания тысячам людей. Мы молимся о спасении вашей души, но, чувствуя волю Божью, можем сказать почти наверняка — вам уготована бездна.

Нам приходит множество писем от разных служителей Божьих, но за каждым Мы ясно видим ваш коварный замысел. Нет, Мы не согласны на проведение выборов. Традиции преемника несколько сотен лет, не вам ее менять. Известно, что Великий Наместник слышит волю Божью, и не может ошибиться в выборе.

Мы требуем немедленного освобождения и обеспечения безопасного проезда до Первого Града. Только там, у тела Господня, Мы сможем вознести молитву, которая, вероятно, подарит вам шанс на Небесный дом.

Люцио Третий, Наместник Господа в Мирисе».

Не может ошибиться в выборе?! А как же Алонимо Первый, который перед смертью впал в безумие и назвал преемником свою ручную козу?

Эсмунд порвал записку на мелкие части и отдал их ветру. Кусочки бумаги, кружась, полетели вниз. Эсмунд оперся на перила и глубоко вздохнул.

С балкона он видел город. Черные змеи вырастали из глубин кварталов, и даже здесь было слышно вопли бунтующих людей. Дым поднимался отовсюду. После рокового признания Лавеллета на Кольце Вальдара начался настоящий мятеж. Кровь полилась по улицам с неукротимостью рек.

Герцог Фрамм был прав. Дожди прошли, но Годы гроз еще не завершились. Быть может, они только начинаются.

— Что перьедать Великому Намьестнику?

Эсмунд повернулся и встретился глазами с Витторио эль Гарра. Проклятый паладин хмуро взирал на него через прорезь шлема.

— Ничего. Прочь отсюда.

— Великий Намьестник ждет ответа, — сказал Витторио. — Он требует освобожденья.

— Я сказал прочь! — возопил Эсмунд.

Паладин поклонился, без капли уважения в этом жесте, и направился прочь.

— Твой мартелло еще у меня! — воскликнул король ему вслед, сам не зная, зачем.

Гнев и разочарование сжирали его изнутри. Со дня казни прошло несколько недель, и Эсмунд почти не ел и не спал все это время. Беспорядки в городе оказались только началом. Простолюдины Длани и Ясных холмов услышали об обмане Эсмунда, и по всем столичным землям вспыхнули мятежи. Где-то крестьяне отказывались обрабатывать землю, тем более, что от засухи многие посевы погибли. Где-то они брали оружие и выплескивали гнев на дома своих лордов. Армия Длани разбежалась — графы и рыцари спешно возвращались в свои владения. Кровопролитие началось повсюду.

Эсмунду казалось, что все это — ночной кошмар. Он столько лет провел в попытках улучшить жизнь государства, но стоило допустить единственную ошибку, как народ возненавидел его. Он столько сделал для них — уменьшил налоги, позволил крестьянам выкупать себе свободу и землю, даровал им право охотиться и рыбачить, когда наступили голодные времена. Эсмунд знал наверняка, что жизнь простых людей стала гораздо лучше при его правлении. Но для них самих это как будто не имело значения.

Эсмунда посещало желание наплевать на все и устроить на Кольце Вальдара жестокую резню. Ввести остатки армии и уничтожить любого, кто посмеет сказать хоть слово против короля. Отрезать проповедникам их лживые языки и украсить головами Гвардейский мост.

Но в нем еще остались силы, чтобы усмирить этот гнев и понять — бойня ни к чему не приведет. Все станет только хуже.

Раздался грохот. Эсмунд повернулся и увидел, как в Третьем квартале рухнул маяк, поднимая тучу дыма и пыли. Следом в воздух взлетел торжествующий вопль. Люди радовались разрушению собственного города.

Несчастные глупцы. Как они могут так поступать? Ведь даже животные помнят добро и не кусают руку, которая их кормит. А кто, как не Эсмунд, спас горожан от голода, позволив сколько угодно рыбачить в Скованном море? Эта вода — королевские угодья, и за каждую рыбку, пойманную без разрешения, раньше взимался огромный штраф. Но когда людям стало нечего есть, Законник без раздумий принял верное решение, не говоря уже об отмене налогов на ввоз пропитания, что позволило купцам не слишком задирать цены.

Но людям было наплевать!

— Ваше величество, капитан Теодриг Вельд просит приема, — раздался за спиной голос Герды.

— Кто? — Эсмунд, задумавшись, не расслышал имени.

— Теодриг Вельд, — сжимая зубы, ответила Щит. — Капитан стражи Кольца.

— Впустите его.

Эсмунд вышел с балкона и направился к креслу. Йоэн поспешно поправил подушку, не поднимая при этом глаз. Он почему-то считал себя виноватым за то, что случилось тогда на площади.

Войдя, Теодриг низко поклонился королю. Это был невысокий, но крепко сложенный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой на вытянутом лице. Длинная кольчуга выглядела потасканной, сапоги были стоптаны. Широкий нос пересекала поджившая ссадина, под глазом красовался желтый синяк. Но несмотря на это, в чертах легко узнавался Защитник Государства — предок Теодрига.

— Добрый день, ваше величество.

— Давно я уже не видел добрых дней, капитан. Садись. Йоэн, принеси вина.

Теодриг уселся напротив короля и сцепил руки в замок. Хранитель принес два кубка. Капитан пробурчал «спасибо» и сделал большой глоток.

— Очень вкусно, ваше величество, благодарю. Давно я не пил вина.

— Расскажи, что происходит в городе, — велел Эсмунд.

— Думаю, что вам и так прекрасно видно, — сказал Теодриг, кивая на балкон.

— Я спрашиваю тебя, — поморщился Эсмунд.

— Простите. Что ж, — капитан вздохнул, — тогда я скажу прямо. Дело хреновое, ваше величество. Народ обезумел. Они убивают стражников и друг друга, грабят и жгут дома. Мне кажется, многие позабыли, из-за чего все началось, и просто упиваются разрушением.

— Это свойственно людям.

— Стража на последнем издыхании, ваше величество. Потому я и пришел. До мятежей у меня была почти тысяча мужчин, теперь осталось вдвое меньше.

— Их убили?

— Кого-то убили, а кто-то бежал из города или примкнул к мятежникам, — Теодриг отпил вина и продолжил. — Мы перестали контролировать южные кварталы, от Четвертого до Шестого. Народ уже дважды пытался штурмовать Черный мост.

— Об этом можешь не рассказывать, — Эсмунд отдал Йоэну так и непочатый бокал. — Скажи мне, Теодриг, что ты думаешь?

— О чем, ваше величество?

— О том, что я сделал. Будь честен. Лгать королю — преступление.

— Я бы не посмел, — капитан повертел в руках кубок. — Я думаю, вы поступили правильно. Те рыцари, они же хотели помочь вам, и отомстить за Эрига Раддерфорда. Мне понятно, почему вы хотели их спасти. Непонятно только, почему сир Лавеллет выбрал смерть.

— Он не имел на это права! — воскликнул вдруг Йоэн. — Проклятый безумец, он погубил их всех и честь короля заодно!

Эсмунд жестом попросил его замолчать. Еще что-то бурча под нос, хранитель опустил глаза.

— Я верен вам, государь, — косясь на Йоэна, сказал Теодриг. — Вы многое сделали для страны, люди просто не имеют права бунтовать. Клянусь памятью прадеда, что не сделаю ни шагу назад, покуда жив.

— Твоего прадеда не просто так назвали Защитником Государства, — сказал Эсмунд. — Он тоже не сделал ни шагу назад в тяжелый момент. От имени короны я благодарю тебя за верность, Теодриг. Как жаль, что подобных тебе осталось мало.

— Спасибо, ваше величество, — вдруг покраснев, сказал капитан.

— Что тебе нужно, чтобы исполнить свой долг?

— Люди прежде всего. А также пропитание и доспехи. Наши мечи сгодятся, а вот кольчуги никудышные.

— Хорошо. Когда вернешься в город, отправь отряд к Гвардейскому мосту. Им дадут припасы. Что касается людей… Я прикажу солдатам с Длани переправиться на Кольцо. Три-четыре сотни воинов поправят дело?

— Я надеюсь, государь.

— Я тоже, — сказал Эсмунд. — Они поступят под твое командование. Проследи, чтобы никто не умирал напрасно — ни солдаты, ни простые люди.

— Конечно, ваше величество. Я сделаю все, чтоб отстоять Кольцо Вальдара и Кроунгард.

— Я уверен, Защитник смотрит на тебя из Небесного дома, — сказал король. — И попросит Господа даровать тебе сил. Я горжусь твоей службой, мой верный страж.

— Благодарю, мой король.

— Иди. Сделай, что должно.

Теодриг встал, отдал Йоэну кубок и с поклоном вышел. Эсмунд откинулся в кресле и уставился в потолок.

— Почему же все вокруг не такие, как этот Вельд? Йоэн?

— Потому что хороших людей всегда меньше, государь.

— Ты прав. Это неизмеримо печально, но ты прав, — Эсмунд вдруг почувствовал невыносимую усталость. — Проводи меня до кровати. Я хочу немного вздремнуть.

Хранитель поставил кубки над камином и помог королю добраться до спальни.

— Задерни шторы. И пусть никто меня не беспокоит хотя бы пару часов.

— Хорошо, государь.

В комнате сделалось темно, и Йоэн вышел. Король закрыл глаза.

Он вспоминал Мариэль. Представил, как она стоит у кровати, прекрасная и молодая, как в день, когда они поженились.

Теплая рука коснулась его плеча, и Мари наклонилась к нему. Он ощутил ее запах, такой знакомый, до сих пор не забытый. Он чувствовал его, как наяву.

Мягкий поцелуй лег ему на лоб, и Эсмунд улыбнулся.

— Спи, муж мой, — раздался голос Мариэль, тихий, словно шепот.

И он уснул.

V

Северная Лотария

Рейнвиль

Храм был охвачен запустением. Двор за невысокой стеной был завален мусором — жженные тряпки, дырявые мешки, полусгнившая куча свиных потрохов. Дело рук горожан, не иначе. Они же сняли ворота и разобрали на камни часть стены.

Внутри все было не лучше. Сразу за дверями начинался притвор — довольно узкий коридор без окон. Стены покрывала копоть, в центре притвора чернело пепелище. Похоже, здесь сожгли иконы — на запыленных стенах виднелись пустые места.

За притвором начинался неф — главная зала храма, отделенная рядами колонн от боковых нефов, где валялись переломанные лавки и осколки разбитых окон. В апсиде — дальней части храма, представляющей из себя пятиугольный выступ — сложился разбитый надвое каменный алтарь. Прямо перед ним чернела куча засохшего дерьма. Один человек бы столько не оставил.

Люди вдоволь поглумились над храмом. Кассандра никогда не была слишком набожной, но от такого святотатства у нее перехватило дух.

Будь у Дэнтона побольше людей, им стоило бы запросить у Низарета Право железа — исключительный указ, который позволял предать мечу всех жителей города, захваченного ересью. Право железа по умолчанию давалось на языческие города, но внутри стран истинной веры его выдача была редкостью. Кассандра слышала только об одном случае за время после войны с Дар-Минором. Город Гринвид в землях Вилонии был уничтожен за то, что отвернулся от церкви Просветителя.

Возможно, Рейнвиль ждет такая же судьба.

— Неверные, — сказал Бастиан, перебирая обрубками пальцев. — Господь покарает их за то, что они сотворили с церковью.

— Мы здесь, чтобы нести его кару, — сказала Кассандра. — Приберите здесь все. Забейте окна. Проверьте подвалы — может, остались какие-то запасы.

— Это вряд ли, — буркнул Бастиан.

Храм действительно оказался большим — внутри не слишком тесно разместились все солдаты. Лошадей и телеги оставили снаружи, но припасы Кэс приказала перенести внутрь, а телеги накрыть. Дожди в последние недели были редкостью, и в Кассандру это почему-то вселяло беспокойство — на ее памяти не было такого, чтобы весна в Лотарии обходилась без ливней.

Кэс вышла на улицу. Прислуга сразу принялась за работу — грумы чистили и кормили лошадей, строители осматривали стены.

— Мы сможем укрепить их? — спросила Кассандра.

— Конечно, госпожа, — откликнулся сутулый старшина строителей. — Надо везде положить свежий раствор, и бреши заложить, а вот тут лучше поставить подпорки — кладка совсем хилая.

— А сделать выше?

— Это вряд ли, — строитель поковырял цемент ногтем. — Фундамент не выдержит. Но можно приказать кузнецам наковать шипов и приделать их сверху. А вы думаете, на нас тут нападут?

— Все может быть. Отдохните и начинайте работу.

— Да, госпожа, — поклонился мужчина.

Поправив перевязь, на которой лежала рука, Кэс вышла за стены и столкнулась с мальчиком лет шести, который с приоткрытым ртом наблюдал за происходящим во дворе храма. Увидев Кассандру, он сделал шаг назад, а потом заметил меч и широко улыбнулся.

— А он настоящий?

В горле Кэс встал комок. Она молча кивнула.

— А можно потрогать?

— Не стоит, — выдавила она.

— А вы рыцарь или просто воин?

— Я рыцарь, — Кассандра сглотнула, глядя на белые волосы и голубые глаза мальчишки.

Таким мог быть ее сын.

— А можно я посмотрю на солдат?

— Смотри, если хочешь. Как тебя зовут?

— Мама не велит говорить свое имя, — сказал мальчик. — Она говорит, колдуны его могут забрать.

— Но я ведь рыцарь инквизиции. Я не заберу твое имя, — что бы это суеверие не значило.

— А папа говорит, инквизиция плохая.

— Тайлен! Тайлен!

Женщина в переднике бежала через улицу. Мальчик обернулся.

— Простите, госпожа! — женщина сграбастала маленького Тайлена. — Он просто любопытный, простите, госпожа!

— Все хорошо, — ответила Кассандра.

— Мама, она рыцарь! Смотри, даже женщина может быть рыцарем!

— Простите, госпожа, — повторяла женщина, убирая прядки волос под косынку. Ее большие глаза были полны страха. — Мальчик не хотел вас оскорбить.

— Все в порядке, — слова еле пробрались через комок в горле.

— Мы пойдем, госпожа, если позволите, простите.

Кассандра кивнула.

Мать потащила Тайлена прочь, а он все оборачивался и улыбался Кассандре. Он успел помахать ей, прежде чем женщина увела его за угол.

Кассандра как в тумане прошла через двор и храм, и сама не поняла, как оказалась в кабинете епископа. Стол, сундук и стеллажи для книг стояли пустыми, но здесь был относительный порядок — даже посуда осталась на маленьком столике нетронутой.

Глиняный стакан будто сам оказался в руке. От тишины у Кассандры звенело в ушах, и она швырнула стакан. Он с треском разбился, и черепки попадали на пол.

Она думала, внутри нее пустота. Как же она ошибалась — все это время она была полна страдания, и мальчик, не зная об этом, прорубил трещину в дамбе. Пустота наполнилась болью, бесконечной, как море, испепеляющий, как огонь. Море огня, что сжигало ее изнутри.

Кассандра сорвала со стены драпировку и одной рукой обрушила стеллаж. В стену полетели остатки посуды, а следом и маленький столик.

Каждый разбитый стакан, каждая брошенная миска делали боль сильнее, выталкивали наружу, заставляя Кассандру слепнуть и глохнуть, теряться в этом бешеном вихре.

Почему?! За что, Боже?! Ты спас Дэнтона, но почему забрал наше дитя?! Ты решил что плоду греха не место в этом мире?!

Но почему?! В чем был виновен нерожденный младенец, что Ты решил убить его?!

Кассандра не знала, сколько времени прошло, прежде чем от мебели остались лишь щепки. Она обнаружила, что держит в руке Молнию. На волнистом клинке появилось несколько сколов.

Кэс разжала пальцы, и меч звякнул об пол. Она стояла и смотрела на хаос, который учинила. Такой же хаос был внутри нее. Лицо горело, сердце неистово колотилось, разгоняя боль по всему телу.

За спиной скрипнула дверь. Кассандра вздрогнула, но не повернулась.

Дэнтон замер, глядя на разруху. Кассандра стояла к нему спиной, тяжело дыша. Волосы, собранные в пучок, растрепались. Она стояла и молча глядела в одну точку.

Он осторожно подошел. Снял перчатки и бросил их на пол рядом с Молнией. Коснулся пальцами ее шеи и тонкого шрама, убирая волосы. Наклонился и прошептал:

— Я здесь.

Кассандра повернулась к нему. Дэнтон смотрел на нее так, как никогда раньше. Она не могла бы сказать, что означает этот взгляд, но в нем было что-то… что? Понимание? Сочувствие?

Он медленно стянул перчатку с ее руки и поцеловал, склонив голову. Ладонь Кассандры скользнула к щеке и ощутила влагу, текущую по лицу инквизитора.

Не в силах больше сдерживаться, она заключила его в объятия и заплакала. Он обнял ее в ответ, и так они стояли посреди утихшей бури, обретая покой в слезах друг друга.

Послышались чьи-то шаги.

— Вон! — рявкнул Дэнтон, а Кэс продолжала плакать.

Они стояли так вечность.

VI

В то самое утро, когда Дэнтон собрался отправить почтовых голубей, как назло, впервые за долгие дни пошел дождь.

Моллард стоял в дверях церкви, сложив руки за спиной и глядя на воду, заполняющую неровности двора. Письма лежали в кармане. Послания для короля и архиепископа, герцога Данвеля из Дримгарда, принцессы Алины и Эллиса. К Брону отправил Арика, чтоб показать старому рыцарю — он не забыл его и не бросил.

Дэнтону нужна была помощь. Под его началом немногим больше четырехсот людей. У Возрождения, по словам Черлинга, пятнадцать тысяч. С таким перевесом невозможно вести войну. Тем более, что армия есть только у Грейна. У Дэнтона — всего лишь маленький отряд по сравнению с его войском.

Откровенно говоря, он не надеялся на подмогу. Из Низарета еще могут прислать войска, но казармы инквизиции не бездонны. Быть может, Симон пришлет еще три сотни. Быть может, даже полтысячи. Но что это против Грейна, за которым стоит весь здешний народ? Нужно поднимать мирскую армию, а она занята мятежами на Длани и войной на западе.

Ответит ли герцог Данвель? Когда инквизитор просит помощи, мирские власти обязаны безоговорочно ее предоставить, «если нет на то неодолимых трудностей», как гласит Железный кодекс. А черную лихорадку вполне можно назвать такой трудностью.

Смогла ли принцесса излечить болезнь? Сможет ли она убедить герцога прислать хотя бы немного людей? Даже тысяча дисциплинированных воинов дала бы Дэнтону шанс.

Единственный, в ком Дэн не сомневался — это Брон. Пускай он разъярился на него перед отъездом, но спустя время наверняка понял, что Моллард и не думал его оскорблять. И он откликнется на безнадежный зов. Три-четыре недели — и старый рыцарь будет здесь. Даже в Эллисе Дэнтон не был так уверен. Лукавый Бальдер хоть и верный друг, но не оставит свои земли без защиты. От него скорее придет добрый совет — брось и уезжай. Вернешься, когда хватит сил.

Моллард вытянул руку ладонью вверх. Холодный дождь увлажнил его кожу и круглый шрам в центре ладони.

Лучший инквизитор. Не потому, что подарил инквизиции крепость и земли. А потому, что он всегда выполнял свой долг. Потому что использовал власть во благо, искореняя ересь и колдовство.

Настал, похоже, день, когда удача отвернулась от него. В этот раз еретики сильнее. Намного сильнее.

Дэнтон сунул руку в карман и нащупал двустороннюю монету. Ему показалось, что одна из сторон была холодной, а другая — теплой, но когда достал ее, ощущение пропало.

Так или иначе, сдаваться лучший инквизитор не собирается.

* * *

Днем дождь прекратился, но тучи и не думали уходить. Желтые улицы Рейнвиля посерели от хмурого света. В полдень Дэнтон приказал три раза ударить в колокол — призыв к молитве, на который никто не откликнулся. Только нищий, проходящий мимо, сотворил святой знак, боязливо глядя по сторонам. Моллард прочитал солдатам главу из Просвещения, и они хором вознесли молитву «Хранитель небесный».

Дэнтон отправил голубей — птицы разлетелись в разные стороны, на восток и на запад. Сколько они будут лететь и долетят ли? Быть может, ответ придет на пепелище.

Моллард и десяток гвардейцев садились на коней, когда прибежал строитель, посланный звонить в колокол.

— Простите, инквизитор, но я подумал, это важно.

— В чем дело? — спросил Моллард, поправляя узду.

— С колокольни я увидел… ох, не знаю… В общем, тучи висят только над городом. Нигде больше нет. Прямо фигура такая, — строитель очертил пальцем. — Форму стен повторяет. Это что же, инквизитор, колдовство?

— Да, — сказал Дэнтон и поднял взгляд к угрюмой черноте. — Будь спокоен, скоро мы расправимся с еретиками и их чернокнижниками.

Он махнул гвардейцам, и они отправились на площадь, где должны были скоро зачитать новые указы графа Черлинга — как признался Унна, первые его указы за последние три года.

Дэнтон соврал строителю. Если тучи и впрямь висят только над Рейнвилем, то это не колдовство. Ни один колдун на такое не способен. Это магия, могучая и древняя, какой владели миреданцы. Маги были и среди лотарцев, но все они были убиты во время Объединения Америи.

Что же Грейн отыскал в Лоттеринге? Неужели он добыл секреты настоящей магии?

Последний маг, которого видел Дэнтон, движениями пальцев заставлял сердца людей остановиться, и перемещался в воздухе, как ветер. Жутко было наблюдать за тем, как невидимые силы способны убивать, хоть Дэнтон знал, что они способны и исцелять.

Но несмотря на силы, в конце концов Ария все же схватили.

Дэнтон тронул в кармане двустороннюю монету. Вихрь всхрапнул и остановился. Моллард поднял глаза. На центральной площади города собралась толпа. На помосте у сухого фонтана глашатай готовился читать указы, рядом с ним стояли два голубых плаща. За его спиной поскрипывали пустые виселицы. Пьяница, сидящий в колодках, просил народ подвинуть задницы, чтобы ему тоже было видно. Пекарь в красном колпаке ходил, предлагая горячие пироги, «пышные, как титьки молочницы». Какая-то женщина в белом фартуке — судя по всему, молочница — обругала его последними словами, однако получила бесплатный пирог и успокоилась, а дело пекаря пошло бойчее.

Толпу окружала пара десятков стражников. Гидеона нигде не было видно.

Моллард не стал вклиниваться в толпу, и остался с гвардейцами в стороне. Глашатай прочистил горло и поднял руку:

— Слушайте, люди! — голос оказался на удивление громким и глубоким. — Граф Черлинг, правитель нашего города и всех его предместий, издал указы, которые мне велено зачитать!

— Как же, его это указы! — проорал мужчина со ртом, набитым пирогом.

— Инквизиция нашептала!

Глашатай, к его чести, не обращал на выкрики внимания. Он поднял свиток, загородившись им от толпы, и начал читать:

— Милостью Божьей и согласно королевским законам, я, граф Унна Черлинг…

Болтовня притихла, только пьяница в колодках громко ругался, прося подвинуться.

— …объявляю в городе особое положение. Отныне кузнецам запрещено изготовлять и продавать оружие, а также заготовки для него, кроме как для нужд графской гвардии. За первое нарушение виновного ждет штраф, за второе — заточение в колодки на десять дней, за третье — изгнание из города!

— А что я купцам скажу?!

— Горожанам запрещено носить оружие в стенах Рейнвиля, — продолжал глашатай. — Всякий, кто будет уличен с оружием на улице, подлежит заточению в колодки на десять дней за первую провинность и будет изгнан из города за вторую!

Народ недовольно загудел, только пьяница застучал ладонями по колодкам и что-то радостно завопил.

— Городской страже приказано сдать всякое оружие, кроме дубинок, в поместье графа, где оно будет в сохранности до окончания особого положения. Уменьшить городскую стражу вдвое, а охрану покоя и порядка при необходимости поручить солдатам Железной инквизиции.

Недовольство толпы стало еще громче.

— Гвардию графа Черлинга увеличить втрое, и поручить им охрану стен и ворот вместо городской стражи, а также досмотр всех ввозимых и вывозимых товаров на предмет контрабанды и…

— Вы ведь не против примерить голубые плащи? — спросил Дэнтон у гвардейцев. — Цвет неба.

— Как прикажете, — ответил один из них. — Лишь бы граф Бальдер не узнал.

— Почему?

— Высечет за то, что предали герб.

— Это не предательство, а хитрость. Твой граф ценит ее.

Горожане искоса подглядывали на Молларда, не скрывая недовольства, а то и ненависти. Он глядел поверх них на взмокшего глашатая.

— Также, отныне из города запрещено вывозить золото и серебро, съестные припасы, включая живой скот, оружие, любые металлы, древесину, смолу и масло…

Глашатай еще долго перечислял товары, многие из которых люди Рейнвиля раз в несколько недель отправляли Возрождению. В городе только одни ворота, на которых встанут новые голубые плащи и, быть может, Моллард хотя бы чуточку ослабит Грейна, прервав поставки. Деревни продолжат помогать ему, чем смогут, но Рейнвиль — большой город, сюда приезжают обозы со всей страны. Вчера Дэн узнал о скором прибытии купцов из Стоунгарда, везущих тысячу слитков стали. Он вынужден был отправить им навстречу пятьдесят конных с большей частью своего золота, чтобы сталь эта не досталась Возрождению.

И так невеликие силы приходилось распылять. Часть солдат Дэнтон отрядил в патрули, чтобы знать о том, что творится в округе. Гвардейцы Бальдера притворятся гвардейцами Черлинга и отправятся на охрану ворот и стен.

— Едем, — сказал Моллард, разворачивая Вихря. Глашатай заканчивал перечисление товаров. — Нечего мозолить людям глаза. Особенно вам. Отдохните сегодня. Когда стемнеет, отправитесь в поместье Черлинга. Вас будут ждать.

— И кому нам подчинятся?

— Дуну их гвардии.

— Вот незадача, — скорбно пробурчал гвардеец. — Я приносил клятву графу Бальдеру, потом оказался в инквизиции, а теперь буду служить графу Черлингу… И кто я теперь после этого?

VII

Лотария

Альдеринг

Два строя с громким воплем сошлись, и началась бойня. Солдаты лупили друг друга деревянными булавами, и эта битва уже вполне походила на настоящую. Мальчики почти научились драться, как мужчины.

— Хорошо! — воскликнул Брон. — Левые, у вас строй прогнулся! Правые, наподдайте!

Одетые в полную амуницию — двуслойные стеганки, кольчуги, шлемы, панцири и поножи — молодые латники истекали потом. Один даже упал в обморок, не успев как следует подраться.

Схватка продолжалась недолго. Левый строй прогнулся окончательно, правый пробился им в фланг и задавил с двух сторон.

— Хватит, хватит! — воскликнул Брон. — Правые победили и получат пива в обед! Отдыхайте. Левые сегодня чистят конюшни.

Солдаты поплелись в казарму, горячо обсуждая тренировку. Двое поссорились, один толкнул другого и началась драка. Бронвер не стал останавливать — молодые, пускай побесятся. От сломанного носа или даже ребра жизнь только ярче.

Он прошел через переднюю залу замка, где слуги драили полы щетками, через пустующий зал для пиров, преодолел задрапированный серебряной и синей тканью коридор, и поднялся по винтовой лестнице в свои покои. Каждый раз поворачивая за угол, он надеялся увидеть задорное веснушчатое личико. Но Загадка с той ночи не появлялась.

Близилось очередное новолуние, и Брон признался себе, что без девочки чувствует себя уже не так уверенно.

Загадка непростая, на то она и Загадка. Она знает и умеет делать необычные вещи. И несмотря на это, Бронвер был уверен, что Икелия, как она себя назвала, не колдунья. Он чувствовал это и не верил, что ведьма смогла бы обмануть его и всех вокруг. В глазах девчонки светилось добро, и этим она была похожа на принцессу Алину. Может, поэтому Брон так быстро доверился ей.

Интересно, как там принцесса и Лавеллет? Уже должны быть в Дримгарде — почти два месяца прошло с их с Моллардом отъезда.

Проклятый Моллард.

За прошедшее время Брон поуспокоился. Возможно, Дэнтон и правда не хотел его оскорбить. Обида никуда не ушла, но быть может, как инквизитор он поступил верно — оставил надежного человека в крепости, тренировать резерв, держать центральную Лотарию.

— Интересно, что там на севере, — буркнул Брон, заходя в покои.

Когда он ступил внутрь, раздался громкий щелчок, и Брон схватился за кинжал. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Клювогорн, сидя на спинке кровати, щелкнул снова и потешно вывернул шею.

— Арик, проклятая птица! На рагу пойти захотелось?

— Брон, — ответил клювогорн голосом Дэнтона. — Мне нужна твоя помощь в Рейнвиле. Ересь намного сильнее, чем мы думали. Они собрали армию в пятнадцать тысяч человек. Выезжай немедленно.

Арик закрыл желтый клюв, и тут же раскрыл снова:

— Стоило сразу поехать вместе.

Да уж, стоило, подумал Бронвер, хмурясь.

— Ты полетишь к хозяину или поедешь со мной, дурная курица?

— Курица! — словно эхо, повторил Арик.

— Смотри — договоришься.

— Дурная курица! — расправляя крылья, пробасил клювогорн.

Брон махнул рукой и раскрыл сундук с вещами.

* * *

За неделю пути дождь прошел только однажды — и то какой-то вялый, не лотарский. Если весна выдалась такой сухой и жаркой, каким будет лето?

Брон покинул земли Альдеринга и шел по владениям графа Линеда. Молодые солдаты стойко переносили путь, хотя из-за жары он был изнуряющим. Ну ничего, крестьяне, к солнцу привыкшие. Вьючным мулам, уныло бредшим в хвосте, приходилось куда хуже.

Старый рыцарь ехал с тяжелым сердцем. Загадка осталась где-то там, а может, пропала навсегда. Сначала ему не дали попрощаться с принцессой и бросили здесь, а теперь единственная отрада пропала. Алкоголь не в счет — с ним он почти перестал проводить время после того запоя.

К тому же, приближалось новолуние.

Суеверные солдаты попросили сойти с миреданского тракта — в новолуние он не светился, как при полной луне, но зато напротив, как будто источал темноту. Камни впитывали звездный свет, а если бы кто-то положил на дорогу факел, то не увидел бы его уже и с десяти шагов.

Они шли сейчас по золотому тракту, который неподалеку от Шрама соединялся с белым, ведущим в Лоттеринг. Брон и сам не любил заколдованную дорогу, хотя знал, что байки о ней — всего лишь байки. Но в новолуние они все же встали на лугу, в кои-то веки разбив палатки. Новый конь Брона, которого тот назвал Камнем, и вьючные мулы наслаждались высокой травой. Солдаты — заслуженным отдыхом.

Новолуние продлится два-три дня. Брон готов был дать новобранцам эти дни. К тому же, у него у самого болела поясница и тянуло мышцы между лопаток. Надо дать спине отдых.

Ночь была душной, так что он оставил полог палатки открытым. Заодно часовые будут аккуратнее с дремой.

Положив под голову попону и рядом — зеленую флягу, Брон закрыл глаза и провалился в сон.

Ночь вокруг была еще чернее, чем прежде, болото — еще тише. Несколько шагов по привычному броду — но привычный огонек не загорелся среди темноты.

— Ты здесь, ублюдок?! — воскликнул Брон. — Или ты наконец-то сдох?

Он прошел вперед еще несколько шагов и увидел пожарище, оставшееся от дома колдуна. Засыпающий огонь переливался искрами на углях, и Брон ощутил тепло, стоящее над пеплом. Скорее от тревоги, но на лбу даже выступил пот.

Эти сны всегда были слишком реальны.

Ветер скользнул над водой, не потревожив бездонную топь. Пахнуло гнилой древесиной.

— Оно здесь.

— Сука, — Брон сорвал с пояса секиру.

— Оно подчинится или будет страдать.

— Выучи еще хоть пару фраз, недоносок! — прокричал Раддерфорд в темноту.

— Не может, ведь он мертв.

Девочка появилась, облаченная в зеленое платье, словно сплетенное из молодых ветвей. Рыжие волосы пылали, будто огонь — пламя и зелень соединились, чтобы создать Загадку.

— Загадка! Где ты была?

— Меня зовут Икелия, и я не здесь, — девочка улыбнулась. — Хотя если думать, что ты здесь, то я тоже.

— Что?

— Времени нет, — Загадка-Икелия тронула его за плечо. — Чего он хочет от тебя? Он говорит — подчинись или страдай. Что ему нужно?

— Ни разу не пробовал спросить.

— Значит, теперь пора.

Вал густого тумана, высокий, как крепостная стена, надвигался на них со всех сторон. Мерзкий, надреснутый голос колдуна звучал то с одной, то с другой стороны.

— Оно подчинится или будет страдать!

— Ладно! — воскликнул Брон, заслоняя собой Икелию. Туман подбирался все ближе. — Чего ты хочешь?

— Оно подчинится?

— Я хочу знать, что тебе нужно!

— Значит, оно будет страдать.

— Клятый выродок!

— Подчинись ему, — сказала Загадка.

— Ты с ума сошла? Он убьет меня!

— Он старается убить тебя, когда ты отказываешь, — сказала Икелия. — Хонцару хитры, но это существо не имеет разума.

— Откуда ты знаешь про хонцару?

Икелия не ответила и бросила взгляд на туман. Он подобрался вплотную — всего десять или двенадцать шагов разделяло их.

— Я знаю, потому что ты знаешь. Юмские колдуны умеют создавать сущности, которые называют икцао — отражение. Они живут в твоем разуме и не уйдут, пока их не изгонишь!

Туман тянул свои дрожащие щупальца к ним. От его резкого запаха першило в глотке и слезились глаза.

— И что, я изгоню его, если подчинюсь? Это бред!

— Тогда мы оба будем страдать, — Загадка прижалась к его спине. Брон закашлялся и почувствовал, что близость тумана обжигает, будто кислота. В легких нарастала резь, глаза перестали видеть из-за слез. Икелия кашляла ему в спину, вцепившись в одежду.

Брон выпустил секиру и воскликнул:

— Хорошо! Выходи сюда! Я подчинюсь!

Туман исчез, как будто его стерли тряпкой. Брон вздохнул полной грудью, а Загадка едва не повалилась с ног, но он удержал ее.

Хонцару вышел на брод из воды, словно по лестнице. Гримасы на лице сменяли друг друга, как маски, но все это были лики боли. Только сейчас Бронвер заметил, что он и сам страдает.

Девочка сказала, что это не сам колдун, а лишь его отражение. Но это ведь его часть, не так ли, осколок души — разве он не может испытывать боль?

— Оно подчинится? — раздался клекот.

— Говори, чего хочешь, — поддерживая Икелию, ответил рыцарь.

— Пускай оно отпустит меня.

Брон едва не выронил девчонку.

— Что?

— Оно подчинится или будет страдать!

Колдун сжал кулаки и вскинул худые руки. Болото зашевелилось, ожило — из черной топи поднялись десятки рук и голов. Мириады отражений отражения.

— Эй ты, перестань! Хватит! Я же сказал, что подчинюсь!

Хонцару склонил голову. Звякнули сережки в переносице, и руки застыли, став болотными корягами.

— Оно отпускает меня?

— Да. Уходи.

— Оно должно увести меня.

— Идем, — Загадка освободилась от объятий Брона.

— Куда? Здесь ни хрена нет.

— Возьми его и идем.

— Взять?

Колдун несмело подошел к нему и встал, заглядывая снизу вверх. Каждое мгновение искажало его лицо новой гримасой — боль, гнев и ужас. Безумие.

«Вы измываетесь надо мной», — подумал Брон и взял колдуна на руки. Он был легче ребенка, совсем невесомый.

Бронвер старался глядеть перед собой, а колдун неотрывно смотрел на него. Чем дальше они шли через болота, в противную от сгоревшего дома сторону, тем реже менялось его лицо, и менее мученическими становились гримасы.

— Столько лет, — сказал Брон. — Столько лет ты не мог сказать, что тебя надо лишь отпустить?

— Оно хотело страдать.

— Оно хотело избавиться от тебя!

— Неужели? — обернулась Загадка. — Тебе нравилось бороться, разве нет? Это было тяжело, но ты чувствовал себя сильным и снова молодым каждый раз, когда сражал его. Ведь правда?

Брон ничего не ответил. Может быть. Может быть, он даже ждал каждого новолуния. И страх был вовсе не страхом, а волнением, что щекочет сердце перед каждым боем. Может быть, ему нравилось это — снова и снова побеждать могучего колдуна, мстить за погибшего друга.

Икелия словно прочитала его мысли и улыбнулась. Вслед за ее улыбкой впереди как будто занялся рассвет.

— Мы уже близко.

Они шли, и вокруг светлело. Звуки становились тише, пока совсем не исчезли. Черную воду сменила земля, покрытая свежей травой, на светлом небе засияло солнце. Впереди появилось широкое озеро и замок возле него. Три реки, переплетаясь, впадали в озеро, но выходила только одна. Все вокруг подернулось дымкой, детали исчезли — словно в обычном сне.

— Я знаю это место, — сказал Брон, и собственный голос прозвучал отдаленно. — Земли Ривергарда. Мы жили здесь с семьей после Грошовой войны. В то лето я стал рыцарем инквизиции.

— Похорони его, — сказала Загадка и остановилась.

Бронвер опустил взгляд и вздрогнул. Колдун исчез. Брон нес деревянное чучело, почти непохожее на человека — тонкие палки, обвитые тиной, вместо рук и ног, прогнившее бревно вместо головы и тела.

— Сюда.

Икелия указала на плоский камень, вросший в землю.

— Положить на камень?

— Посади. Юмы хоронят своих мертвых сидя.

Бронвер посадил нелепую куклу на камень. Загадка взяла булыжник и поставила рядом с ним, потом еще один. Не дожидаясь объяснений, Бронвер стал ей помогать.

Они выложили курган за одно мгновение — ведь во сне все происходит очень быстро.

— Тот, кого мы не прощаем, страдает порой больше чем тот, кого ранили, — произнесла Икелия. — Чтобы освободиться, мы должны научиться прощать.

— Что толку прощать мертвых? — буркнул Брон.

— Чтобы освободиться, — девочка улыбнулась и тут же исчезла.

— Эй! Загадка! Где ты? — Бронвер завертелся по сторонам.

— Какую загадку ты ищешь, сорванец?

Брон оглянулся и увидел отца. Еще совсем молодого, статного, с черной шевелюрой, а себя обнаружил ребенком — мальчиком лет восьми. Замок и озеро исчезли. Они стояли на опушке дубравы, и небо покрывали серые облака.

— Папа?

— Идем. Матушка сварила кролика, которого ты подбил, — отец улыбнулся.

Они направились к стоянке, где лошадь и пони щипали траву, а мать хлопотала над котлом. Они сели обедать, и сон продлился еще долго, но стоило открыть глаза, как он исчез, не оставив следа.

В кои-то веки голова была ясной. Брон выспался и чувствовал себя полным сил.

Неужели теперь, спустя столько лет, все закончилось?

— Загадка! — позвал Раддерфорд, поднимаясь. Что-то, лежащее на его груди, упало на колени. — Загадка?

Травяная кукла с волосами из оранжевых лепестков ничего ему не ответила. Брон осторожно сжал куклу и вдруг улыбнулся. Этим утром он чувствовал себя легко. Тело так же ныло после скачки, но на сердце было спокойно.

VIII

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от инквизитора Лотарии и земель Дримгарда, Дэнтона Молларда.

Ваше величество! Я слышал о тяжелых временах, наступивших в столице. Хотел бы я как-то ободрить вас, но увы, не менее тяжкие времена наступили и в Лотарии. Сейчас я нахожусь в графстве Рейнвиль к северу от Шрама. Ересь, что называет себя церковью Возрождения, полностью подчинила эти земли. Я располагаю сведениями о том, что еретики собрали армию в пятнадцать тысяч человек. Под моим началом — четыреста и два десятка солдат. Согласно Железному кодексу, я прошу немедленно предоставить помощь, ибо если мы не победим эту ересь, она продолжит свое шествие, и подчинит всю Лотарию.

Я знаю, что вы ведете войну, государь, но война началась и здесь. Ваши битвы за Святой престол не менее важны, чем мои — за души лотарцев. Нельзя закрыть на это глаза.

С превеликим уважением, Дэнтон Моллард, инквизитор Лотарии и земель Дримгарда».

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Ривергарда и всех его земель, Робина Гидельбурга.

Великий государь! Вести, которые я посылаю вам, не слишком радостны. Мы не дали кальдийцам зайти далеко. Однако мятежные настроения добрались до моих земель скорее врага. Нас не так, как прочие регионы, терзает засуха, и у крестьян хватает работы, чтоб не думать о бунте. Вместо них мятежом прониклись более достойные люди. Графы Волант и Хаврен предали нас и принесли присягу королю Илларио.

Так, мы потеряли северо-запад герцогства, а враги перешли в решительное наступление. Их замысел ясен — через земли предателей армия сира Чаваццо двинется прямиком к Вестгарду. Мы с моими командующими денно и нощно строим планы о том, как этому помешать. Пока что мы движемся на северо-запад ускоренным маршем.

Я получил клювогорна от дочери — как вы и говорили, с ней обращаются более чем достойно. И все же, государь, я был вынужден собрать выкуп. Отцовское сердце не узнает покоя, покуда дитя не будет рядом. Уж вы, как никто, меня поймете. Если б вы могли заплатить черной лихорадке, чтобы принцесса вернулась домой, неужто не заплатили бы?

Положение неприятное, государь, но будьте уверены — мы одержим победу. Еще ни разу не было такого, чтобы кальдийцы победили нас на нашей земле!

Робин Гидельбург, герцог Ривергарда и всех его земель. Писано лично 23 июня 949 года от Вознесения, приложена личная печать».

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Вестгарда и всех его земель Вигтора Фрамма.

Государь мой! Надеюсь, что невзгоды не подкосили вас, и вы по-прежнему готовы бороться со всякой напастью, бросающей вызов Америи. Я слышал, что происходит в столице. Уверен, что скоро вы обуздаете ситуацию.

Мои земли опустошены. Весь урожай, который крестьяне успели посадить, сожжен кальдийцами или солнцем. Такое чувство, будто солнце решило отдать нам все тепло, которого не хватало в Годы гроз. Увы, засуха ничем не лучше. Люди бегут из герцогства на юг или, что хуже, на запад. Я слышал, будто король Илларио милостиво принимает беженцев и даже дает им дома и землю для работы. Мерзкое двуличие — его солдаты убивают всех, кто работает на америйской земле, но тех же крестьян рады видеть у себя. Увы, приходится признать, что эта тактика дала свои плоды — я почти лишен рабочей силы.

Вероятно, вы слышали о предательстве графов Ривергарда. К сожалению, это правда, поскольку через их владения на нас двинулась армия сира Чаваццо. Одновременно и маршал Адричи покинул Созвездие. Сомнений больше нет, государь — обе армии идут на Вестгард. Мы собрали все припасы с округи, какие могли, выставили из крепости всех, кто не может держать оружие, и усиленно готовимся к обороне. Господь, безусловно, на нашей стороне, но на стороне врага — огромная армия, которой Девятиглавая еще не видела.

Надеемся на вашу поддержку, государь, ибо нам неоткуда больше ждать помощи!

Герцог Вигтор Фрамм, подписано 4 июля 949 года, приложена личная печать и печать герцогства».

«Его величеству королю Энариона и всех его земель и морей, Феолиппу Десятому, от его величества короля всей Америи, Эсмунда Первого из рода Теаргонов.

Любезный друг мой! Вам стоит узнать, что в моих владениях творится сущий беспорядок. Предатели, одни предатели вокруг! Собственный народ поднимает мятеж против меня, восток страны по-прежнему бездействует, в то время как запад все больше опустошается врагом. Благодаря предателям из знати на Вестгард идут две мощные армии, и я не в силах им помешать!

Порой мне кажется, что вы единственный друг, который у меня остался. Ведь только вы, без лишних уговоров, сами предложили помощь.

Никоим образом не желаю давить на вас, но готовы ли корабли? Быть может, нам стоит отказаться от первоначального плана и переправить доблестных энарийских солдат в земли Ривергарда, откуда они могли бы отправиться на помощь Девятиглавой? Так или иначе, я надеюсь на вашу подмогу, любезный Феолипп!

Моя дочь, принцесса Алина, успешно добралась до Дримгарда. Уверен, что она справится с хворью и вернется домой до конца года. Несмотря на вашу задержку, я все еще намерен уговорить ее выбрать супруга из ваших сыновей.

Храни вас Бог, дорогой мой. Надеюсь на скорейший ответ.

Его величество король всей Америи Эсмунд Первый из рода Теаргонов. Записано со слов короля 4 июля 949 года от Вознесения, приложена королевская печать, подписано лично».

«Единственному королю Америи Эсмунду Теаргону, первому в своей династии.

Дорогой мой друг! Ваше последнее письмо ввергло меня в уныние. Неужто и правда все так печально? Это ужасно, мой любезный Эсмунд, поистине ужасно. Я посылаю вам свои молитвы в поддержку, и не только их.

Сорок моих кораблей, полные доблестных воинов, покинули берег Энариона две недели назад. Я решил, что не буду менять первоначального плана. Мы нападем на Средний Кальдириум. Вонзим клинок в подбрюшье твари, как метко выразился Князь войны.

Как того требует честь, я направил королю Илларио письмо с объявлением войны. Конечно же, я никоим образом не промолвился о том, когда и откуда мы нападем.

Мужайтесь, друг мой, ведь что вам еще остается? Я убежден, что легендарная Девятиглавая крепость выстоит, ведь она еще ни разу не сломилась под натиском врага! Так будет и на сей раз, можете не сомневаться.

К сожалению, отныне мы не в силах поддерживать связь с моими войсками. Я отдал приказ не задерживаться на взятие городов и крепостей и как можно скорее отправляться к Вестгарду, по возможности сжигая все на своем пути. Как только они приблизятся к вашим землям, вы получите письмо от Князя войны. Ждите и надейтесь, мой друг.

Мы победим! Никаких сомнений!

Его величество Феолипп Гаспар Жатье де Роберин, именуемый Феоллипом Десятым, единственный король Энариона и всех его земель и морей.

18 июля 949 года от Вознесения Господня».

IX

Северная Лотария

Рейнвиль

«Дэнтон! Тебе не стоит сражаться. Подумай сам — сколько сил у тебя и сколько у этого Грейна? Умоляю, возвращайся в Альдеринг. Рейнвиль потерян, ты должен смириться. Не губи себя и своих людей, не губи Кассандру! Если ты вернешься, Старый утес окажет инквизиции помощь. Но я не могу отправить людей на север, как ни проси. Свинары продолжают бесчинства, беженцы из Дримгарда грозят перенести болезнь в Лотарию. Тут слишком много проблем, чтобы я мог распылять свои силы и дальше. Надеюсь, мои сорок гвардейцев помогли тебе хоть немного.

Эллис».

«Пятнадцать тысяч?! Инквизитор Моллард, вы уверены?! Надеюсь, что это обман. В противном случае нам предстоит схватиться с самой сильной ересью в истории Америи.

В какой неподходящий момент все это происходит! В столице гремят мятежи, а его величество совсем одряхлел за последний год. Запад воюет, и неизвестно, когда закончится война и кто победит.

Я сделал, что мог. Семьсот конных скачут к вам из Низарета. Приказываю вам найти и уничтожить лидеров ереси — тогда все это войско, если оно и есть, разбежится по домам!

Благословляю и молю Просветителя помочь вам в праведной борьбе.

Архиепископ всей Америи, Симон Четвертый»

Моллард отложил письмо. Архиепископ ответил даже раньше, чем Брон. Значит, ждать ответа от Эсмунда вряд ли стоит — в столице продолжаются беспорядки, а на западе с началом весны опять вспыхнула война.

Но главное, что семьсот всадников спешат из Низарета — это гораздо больше, чем Дэн рассчитывал получить.

Надеюсь, обман, написал Симон. Я тоже надеюсь, ваше святейшество, но вряд ли. Каждая собака в графстве за Грейна. Он может собрать и больше. Или уже собрал.

Минуло несколько недель с тех пор, как Дэнтон приехал в Рейнвиль. Наступил июль. На город опустилась невыносимая жара. Многие посевы, несмотря на старания крестьян, погибли — только сурге все было нипочем. Большая часть ржи тоже выстояла, но ценой немалых усилий. Лошади, возящие на поля воду, погибали от переутомления, и нескольких людей постигла та же участь. Дожди стали редкостью — в последний раз ливень прошелся неделю назад.

Годы гроз закончились, это точно. Наступили другие. Годы огня.

Дэнтон вышел из кабинета, прошел через храм, кивая изнуренным жарой солдатам. Кассандра во дворе тренировалась с мечом. Повязку сняли несколько дней назад, и плечо нужно было разрабатывать. Моллард направился было к ней, но увидел, как в ворота заходит человек, одетый в простую одежду. По воинской походке Дэн догадался, что это переодетый гвардеец. Когда он подошел, то поклонился, показав сожженную солнцем плешь.

— Инквизитор. В городе все спокойно.

— Люди перестали роптать?

— Слишком жарко, чтобы роптать. И вообще, они уже к нам привыкли. Дун Гидеон продолжает свои речи в тавернах, но народ не очень-то хочет восставать против вас. Им стало даже лучше, когда стражи поуменьшилось, — гвардеец утер лоб. — Мы-то с торговцев мзду не берем, разве что напиться просим. А порядок охраняем.

— Стычек больше не было?

— Мелкие, милорд.

— Вести с запада?

— Тоже нет.

Пятьдесят человек, которых Дэнтон отправил за сталью, так и не вернулись. Груз тоже пропал. Надежды не осталось — должно быть, еретики перехватили их.

Полсотни людей и лошадей потеряны, не говоря уже о золоте инквизиции. Что же, это была рискованная затея. Но теперь Дэнтон думал, что лучше б Возрождению досталась сталь, чем жизни его солдат.

Хорошо хоть, он не отправил туда ветеранов Баргезара. Эти воины были для Дэнтона гораздо дороже золота. Сейчас их оставалось восемьдесят шесть, считая Рексена.

— Что-то еще? — спросил Дэн.

— Да. Мы узнали, что горожане собрали повозку для Грейна.

— Долго же они ждали, — сказала Кассандра, подходя.

— Госпожа, — кивнул гвардеец.

— Где они собрали ее? — спросил Дэнтон.

— На складе возле ткацкой улицы. Спрятали оружие среди мешков с шерстью. Один из людей Черлинга разузнал.

— Шерсть… — сказал Дэнтон. — Это ведь склад карлика?

— Все верно, милорд.

Торговец тканью и шерстью, карлик по имени Дейрик, был благосклонен к инквизиции. Как и многие после того, как людей Гидеона стало меньше и они перестали так отчаянно обирать купцов. Но теперь Дейрик показал другую свою сторону.

— Пойдем и ворвемся на склад? — спросила Кассандра.

Она полностью пришла в себя и рвалась в бой. Моллард все еще видел боль, как грязное дно, в глубине ее глаз. Но эта боль, наверное, теперь никогда не исчезнет.

— Нет, — сказал он. — Сделаем по-другому.

* * *

Перегруженная телега оглушительно скрипела. Рован шел рядом, чтобы хоть как-то облегчить ее, и все равно ему казалось, что оси вот-вот полопаются.

Все равно пешком приятнее. Ночь была прохладной и после дневной духоты дышалось легко, так что идти было в радость.

— Дракон! — завопил Чад, сидящий на козлах.

В его голосе было столько удивления, что Рован вскинул голову, ожидая и впрямь увидеть парящего дракона. Но нет — слабоумный племянник показывал всего лишь на созвездие.

Бедняга Чад. Здоровенный, что твоя гора, но и в голове у него тоже камни.

— Не кричи, — сказал ему Рован. — Мало ли что.

Возрождение прогнало из округи всех разбойников, да их тут никогда и не было много. Но вот инквизиция… Ров поверить не мог, что они так просто вышли из ворот на закате. Люди говорили, что новые гвардейцы графа — люди инквизитора. Но когда Рован по совету маленького торговца вручил привратнику взятку, тот молча взял и выпустил их из города.

Может, он был не из инквизиторских. Рован большую часть жизни проводил в поле и плохо знал городских.

— Крест моряка! — воскликнул Чад, снова тыча огромным пальцем в небо.

— Не шуми, — умолял его Рован. — А то нас убьют, понял? Ты видел, как дядя Ольд резал три дня назад свинью?

Вообще-то, он потрошил подохшую от жары свинью — какой крестьянин забьет скотину в начале лета? Но наивное лицо здоровяка все равно искривилось.

— Голубка, — прошептал он, указывая на небо, и следом заорал: — Грязежук!

Он подскочил на козлах, едва не упал и стать топтать невидимого Ровану жука.

— Перестань, Чад, слышишь?! Хватит!

Но слабоумный дрожал, как лист на ветру, выглядывая насекомое под ножищами.

— Все, он убежал! — Ров осмотрел козлы и впрямь никого не нашел.

Вообще-то, Рован и сам побаивался грязежуков — иные вырастали до размеров ладони, и кусались, как собаки. А еще они любили ковыряться в грязи и навозе, так что укусы часто раздувались и приносили горячку.

В некоторых деревнях, по слухам, их называли жуками-дерьмоедами или кусачим говном. Формой они и впрямь напоминали какашку с лапками.

Чад успокоился и плюхнулся на козлы, разглядывая пальцы. Рован оглянулся. Рейнвиля уже не было видно. На телеге был подвешен фонарь, но небо сегодня покрыли облака, и темно было — как ведром накрыли. За двадцать шагов ничего не разглядишь.

Где-то послышался кашель. Ров оглянулся по сторонам и, конечно, никого не увидел. Да ну, показалось. Или птица какая — они порой странные звуки издают.

Рован уже не в первый раз отвозил дары для церкви Возрождения. Но обычно они ходили большой компанией, и тогда не было инквизиции. Вот из-за них-то Рова отправили одного.

Он только однажды увидел инквизитора, и тот показался страшным в своем рогатом шлеме. Такой, наверное, убьет и глазом не моргнет. Не хотелось бы с ним повстречаться, особенно ночью на дороге.

Интересно, сколько осталось? Уезжая от города, Рован начинал теряться. Он знал, что нужно ехать прямо, пока не увидишь по правую руку низину, заросшую железнотерном, а за ней — небесную гробницу. Вот под ней-то и будут ждать воины Возрождения.

Мул совсем запыхался. Ров отыскал среди шерсти себугу — похожий на репу корнеплод, только горький, с коричневой шкурой. Он потрепал мула между ушей и сунул ему угощение. Тягач захрустел себугой, но легче ему, конечно, не стало.

— Давай, немного осталось.

— Немного, — повторил со вздохом Чад, выпутывая пальцы из вожжей.

Рован вдруг оглянулся. Никого, но ощущение было таким, что на него смотрят. Может, инквизиция преследует их? Да ну, не может быть. Из города они уезжали на закате, и ворота закрыли за их спинами. Гвардеец получил свою взятку. Да и груз не выглядит подозрительно — шерсть да шерсть. Мало ли, что внутри этой шерсти кинжалы да серебро.

А вот и низина.

— Смотри, Чад, приехали.

Племянник посмотрел и хлопнул в ладоши.

— Приехали!

Рован взял мула под уздцы, Чад тоже слез с телеги, и они сошли с дороги. Пройдя по краю низины, в которой жесткие кусты оскалились кривыми шипами, они увидели небесную гробницу. Точно гвоздь с квадратной шляпкой, не забитый до конца.

У подножия башенки горел свет, стояли люди. Некоторые были на лошадях, и все — при оружии. Поверх кольчуг на них были черные одежды навроде безрукавок, с символом Возрождения на груди. Один из людей поднял факел. Чад в ответ замахал руками.

— Приехали! — крикнул он.

Приблизившись, Рован поклонился и заставил Чада сделать то же самое.

— Вот, — сказал он, обводя рукой телегу. — Люди Рейнвиля передают… э… Почтение и эти дары, вот.

— Это не дары, парень, — сказал всадник с густыми усами. — Мы ведь делаем одно дело.

— Знаете, какого страху я натерпелся? Инквизиция в городе!

— Не трусь. Мы ждем знамений. Грейн говорит, уже скоро…

— Что это?! — воскликнул один из воинов, вскидывая двуручный меч.

В темноте стали вспыхивать огоньки. Они появлялись в темноте один за другим, образуя круг, обхвативший место встречи. Раздалась неясная команда, и огоньки двинулись вперед, сжимая круг.

— Светлячки, — сказал Чад.

— Вы привели их сюда, — спокойно сказал усатый всадник.

— Мы не знали господин простите… — залепетал Рован, хватая Чада за руку. Племянник несмело улыбался, мотая головой по сторонам.

Усатый надел шлем и обнажил меч.

— Ничего, парень. Мы попадем на Небеса или возродимся. Чего бояться? Дайте ему оружие. Драться умеешь?

— Не очень, — ответил Рован, принимая длинный кинжал.

— Бейся, как можешь. И не сдавайся! Умри достойно — Бог любит смелых.

«Я не хочу умирать», — подумал Ров и почувствовал, как влага потекла по ногам.

Откуда-то с неба раздался протяжный низкий гул, и следом — властный голос.

— Именем инквизиции и Святого Престола, бросьте оружие! — приказал Моллард. — Сдайтесь, и я обещаю вам жизнь.

— Неужели?! — воскликнул еретик на коне, поднимая меч. — Я думал, ты скажешь — легкую смерть!

— Получи ее, если желаешь, — Дэнтон поднял руку, и солдаты остановились.

— Смерть в бою — самая лучшая! — прокричал всадник, бросаясь вперед.

Болты пронзили грудь коня и человека, и оба рухнули вперед через голову. Остальные еретики попадали следом, не успев кинуться в безнадежную атаку. На ногах остались только двое из них. Крестьян не задело — они успели упасть на землю.

— Сдавайтесь, — велел Дэнтон.

Еретики переглянулись и кивнули друг друга. Внезапно один из них бросился и перерезал горло другому, а следом вонзил кинжал себе в живот и яростно крутнул, расширяя рану. Оба возрожденца повалились на землю.

Моллард не сразу отдал следующий приказ.

— Посмотрите, кто остался в живых. Не дайте им сделать то же. Крестьян ко мне.

Когда селян бросили на колени перед Дэнтоном, один из них улыбнулся во весь рот, а второй с ходу начал умолять:

— Не убивайте, милорд, нас заставили! Я не хотел идти, я честно…

— Но ты ведь молишься их Богу? Ты один из них.

— Так ведь все, милорд! Пожалуйста! Мы простые люди! Чад вообще слабоумный!

Дэнтон вздохнул.

— Садитесь обратно на телегу. Обратно поедете с нами.

— Живых не осталось, инквизитор, — подошел пехотинец.

— Проклятье.

Дэнтон надеялся, что повозка приведет их к логову Возрождения. Он не собирался нападать, но хотел узнать, где оно находится. Увы — еретики оказались осторожны и самоотвержены. Можно было бы попытаться проследить, но скоро настанет рассвет. Они бы заметили.

— Возвращаемся.

* * *

Было еще темно, когда они вернулись в город, но для инквизитора ворота открыли. Когда их с Чадом отпустили восвояси, Рован не поверил своему счастью. Инквизитор скрылся за углом с диковинной птицей на плече, солдаты последовали за ним, телега с полудохлым мулом завершала шествие. У Рована затряслись руки.

Он уже представлял себе пытки и смерть. Он думал, что его похоронят в земле — и кто знает, может, он упадет в Небытие. Возрождение говорит, его нет. Но откуда им знать?

— Иди домой, Чад, — сказал Рован. — Я зайду в таверну и тоже приду. Передай матушке, что все хорошо, ладно?

— Ладно, — зевая, ответил племянник и потопал в сторону деревни.

Ров отыскал в подкладке пояса пару мятых медяков. Должно хватить на кружку пива. А может, и на две кислого. Хотелось напиться вдрызг, как никогда раньше. Не каждый день удается пернуть смерти под нос.

Рован шел по переулку, когда путь ему преградил городской стражник. Нестриженый здоровяк с плоским носом закрыл весь переулок своими плечами. Ров обернулся. За спиной было еще два стражника, а с ними — городской дун.

— Господин, — поклонился Рован, и руки снова затряслись, а ладони вспотели. — Я что-то сделал?

Дун Гидеон молча подошел и хлопнул его по плечу.

— Ты ведь веришь в Возрождение, сынок?

— Д-да, господин, — Ров повел плечом, но дун сжал только крепче.

— И я тоже. Инквизитор отпустил тебя?

— Да.

— Странно. Мне сдается, что они казнили тебя и твоего друга.

Раздалось протестующее мычание, и в переулок затащили Чада. Под носом у него была кровь, на щеке распух синяк.

— Господин?! — вскрикнул Рован и снова попытался вырваться. — На помощь!

Но в переулке не было окон, и город еще спал. Да и кто придет на крик? Стража? Вот она, здесь.

— Пожалуйста, господин, — на сей раз Ров расплакался. — Даже инквизитор отпустил меня, зачем…

Гидеон взял его за второе плечо и ударил головой в лицо. Хрустнул нос, перед глазами вспыхнуло, и Рован упал. Стражники нависли над ним.

— Инквизитора надо изгнать, — сказал дун. — Знаешь, как вознегодуют люди, увидев ваши истерзанные тела?

Рован закричал.

— Привяжите к столбам неподалеку от церкви, — сказал Гидеон, вытирая палаш. — Отрубите слабоумному руки и ноги. И поскорее! Скоро светает.

— А руки-то зачем рубить? — спросил плосконосый страж.

— Чтобы люди видели, какие звери служат инквизиции.

Гидеон вложил меч и отправился завтракать. С ужина осталась ветчина, запеченная с медом и юмским перцем. У него потекли слюнки.

— Быстрее! — рявкнул он на ходу и вышел из переулка.

Оказавшись на улице, он глубоко вздохнул и криво улыбнулся розовеющему небу.

X

В этих местах рассветало мгновенно. Латник инквизиции Кнурд никак не мог к этому привыкнуть. Сначала небо становится розовым, а потом раз — и светло.

Сегодня он опять отправился за козьим молоком. Вдова, с которой он познакомился, держала козочку на заднем дворе и не прочь была угощать его каждое утро. Конечно, и Кнурд был рад визитам. Солдаты не давали рыцарских обетов воздержания, а леди Правая рука давно ему наскучила.

Из ночного похода вернулись практически ни с чем — если не считать добра, запрятанного в шерсти. Кнурд улизнул, когда инквизитор направился в кабинет епископа, где жила рыцарь Кассандра.

Воины шептались, что они спят вместе. Солдат не видел в этом ничего плохого. Пускай себе. Подумаешь, обеты — они же оба из инквизиции. Гром небесный их не поразил, значит, все не так страшно.

Кнурд не взял с собой оружия и доспехов. В простой одежде он казался себе похожим на какого-то столяра. Но к вдове надо ходить без панциря с молнией. Она говорит, соседи и так начали болтать.

Женщина была красивой и горячей, и вовсе не еретичкой. Она молилась вместе с возрожденцами, но что еще ей оставалось? Она говорила, что с радостью ходила бы в церковь, и что покойный муж ее всегда помогал храму чем мог — когда монетой, а когда работой. Но Кнурд все равно никому не рассказывал — инквизитор точно не обрадуется. Про вдову знали только Бастиан и еще пара ветеранов.

Солдат завернул за угол и оказался на перекрестке с колодцем, где стражники привязывали к столбам два трупа. Один уже висел — без рук и ног, с написанным кровью ругательством на рубахе. Кнурд узнал оба тела — мальчишки, что везли телегу еретикам.

Стражники повернулись к нему, и настало молчание, которое показалось Кнурду очень-очень долгим.

Потом они кинулись на него, а он — от них.

— Инквизитор! — завопил он во всю глотку. — Инквизитор!

Стражники нагнали его и повалили. Сапоги и дубинки застучали по ребрам, спине, голове — и вскоре Кнурд затерялся в этом вихре ударов, и пропал.

— Поднимите его, — плосконосый страж огляделся по сторонам. Вроде никого. Вокруг много окон, но все вроде пусты. Да и вообще — наплевать. Месяц назад они могли отделать кого угодно хоть на рыночном ряду.

— Тащите его в казармы. А мы пойдем, закончим с батраками. Резвее, скоро народ проснется!

* * *

Кассандра тихо посапывала во сне. Черные волосы разметались по подушке. Моллард постоял в дверях, глядя на ее спокойное лицо. Интересно, снится ли ей что-нибудь?

Когда он снял доспехи, она проснулась.

— Как прошло? — приподнимаясь, спросила она.

— Не очень. Мы не отыскали их логово.

— Жаль.

— Ложись со мной, отдохни.

— Я не хочу, — Дэнтон сел за стол.

— Тебе так интересна эта книга?

— Она о моих предках, — Дэн раскрыл «Историю Лотарии» и усмехнулся. — Я пытаюсь найти что-нибудь о грифонах.

— И как, нашел? — улыбнулась Кэс.

— Увы.

— Тебя не смущает, что книга написана Грейном?

— Нисколько. Он был историком, пока не стал еретиком.

Дэнтон провел пальцем по подписи за предисловием. «Д.Грейн».

— Любопытное сочинение. И здесь много вставок на длоринге.

— Что это? — спросила Кассандра.

— Древний лотарский язык.

— Ты его знаешь?

— Нет, — Моллард покачал головой. — Для меня это только квадраты и галочки. И мне даже немного стыдно.

— Почему же? — Кассандра подошла и встала рядом с ним. Положила теплые руки на плечи и стала осторожно массировать.

— Это язык моего народа. А я о нем едва слышал.

— Это забытый язык. Америйцы тоже раньше говорили на другом.

Дэнтон раскрыл страницу, на которой остановился.

— Я узнал, что Лотария была очень близка с Миреданским королевством.

— Это все знают, — негромко сказала Кассандра. — Здесь до сих считают года по-миредански. А то, что Карх Объединитель казнил королей, вызвало Гнев Миредана.

— Здесь написано, они мстили не столько за лотарских королей, сколько за архонтов. Магов, что были учениками миреданских магистров.

— Среди лотарцев были маги?

— Да. Правда, неясно, какими силами владели, — Дэнтон поднял руку и коснулся пальцев Кассандры. — Эту книгу интересно читать, но она навевает тоску.

— Почему?

— Лотария была великой в древности. У нас была культура, письменность, могучая армия. В стране был порядок. Была своя вера.

Руки Кэс на миг остановились. Дэнтон продолжил:

— Но с тех пор, как пришли америйские захватчики, все изменилось. Лотария исчезла.

— Как и Миредан, — сказала, помолчав, Кассандра. — И Дар-Минор, его наследие. Скарлендур, где жили мои далекие предки… Америя завоевала многих.

— Уничтожила. Америя оставляет после себя мертвые королевства.

— Тебе горестно от этого? — Кэс обошла его и присела на стол.

Ее бедро выглядывали из разреза ночной рубашки. Дэнтон ощутил желание и мягко провел пальцами по бледной коже.

— Пожалуй, — ответил он наконец. — Печально, что моя родина мертва.

— Она здесь, твоя родина, — улыбнулась Кэс и перехватила руку, залезшую ей под рубашку. — Куда ни глянь — всюду смуглые лица и белые волосы.

— Я пришел сюда, как инквизитор, чтобы покарать их, — Дэнтон убрал руку. — Мне здесь не рады. А я бы хотел… — он долго молчал, не решаясь сказать. — Я бы хотел быть здесь своим.

— Мы пришли вернуть им истиннуб церковь, — негромко сказала Кэс и встала, увлекая Дэна за собой на кровать.

— Для них она чужая. То, что я прочитал здесь, и то, что говорят люди Грейна… Он и впрямь вернул им древнюю веру в Просветителя, отыскал что-то на руинах Лоттеринга.

Они легли, обнявшись. Постель еще хранила тепло.

— Так может… — Кассандра запнулась.

Дэн уставился на нее, а она — на него. Они молчали, глядя друг на друга, и оба понимали, на какую зыбкую почву ступили.

— Что ты хотела сказать?

— Неважно.

— Я слушаю, — мягко сказал он.

Она молчала, как будто смущаясь. Но Дэнтон понимал, что на самом деле ей страшно.

— Я хотела сказать, может… оставить им их веру, — прошептала Кэс.

— Я думал о том же.

Она вздрогнула, как будто от порыва ледяного ветра.

— Дэнтон, мы…

— Мы впали в ересь, любовь моя.

Она зарделась от этих слов, а он удивился, с какой легкостью произнес обе части фразы.

— И что же теперь?

— Я хочу увидеть Грейна. Узнать, что он нашел.

— Хочешь… принять их веру? — еле слышно произнесла Кассандра.

— Нет. Хочу узнать, — Дэнтон облизнул пересохшие губы. — Лотарцы верили, что судьба пытается вести человека по избранному небом пути. Это называлось Дорогой звезд, и не всегда она вела к лучшему. Человек сам выбирал, идти ли по ней.

— И что выберем мы с тобой?

— Будем делать что должно и верить, что Господь не оставит нас.

— Но что, если мы ошибемся?

— Если мы выберем путь, противный Господу, то понесем наказание. Быть может, мы уже понесли его.

Она посмотрела на его лоб, а он легко дотронулся ладонью до ее живота.

— Но разве это означает, что мы выбираем неверно? — прошептал Дэнтон.

* * *

— Полудурки, — рычал Гидеон. — Вы что, не могли никого поставить на стрёме?

— Простите, дун.

— Что тебе мое прощенье, недоносок?! — крикнул Гидеон и дважды бахнул ладонью по столу.

Стражники сказали, что поймали какого-то бродягу, увидевшего их за делом. Когда Гид пришел в казарму, то сразу узнал этого человека — никакой не бродяга, один из солдат инквизитора.

— Эй ты, псина.

Солдат поднял разбитое лицо. Из ссадины на брови еще сочилась кровь. В рот ему затолкали тряпку, которой обычно вытирали пролитое пиво.

— Если я отпущу тебя, ты не расскажешь, что был здесь?

Глаза солдата полыхали гневом. Но он кивнул. Не сразу, но кивнул.

Гидеон расхохотался.

— Не видать тебе свободы, сукин сын. Эй ты, дай-ка мне свою дубинку.

Стражник протянул Гиду дубинку. Дун взвесил ее в руке. На вид оружие казалось легким, но у него была свинцовая сердцевина. Одним ударом такого можно проломить висок или раздробить пальцы.

— Что встали, недоумки? Покончим с ним.

Гидеон, а вслед за ним и стражники двинулись на солдата, злобно смотрящего им навстречу.

Удары и проклятия звучали еще долго после того, как он замолк навеки.

* * *

Поцелуи были нежными, прикосновения — медленными, теплыми. Они лежали на боку, соединившись, отдаваясь друг другу без остатки.

Дэнтон не мог вынырнуть из ее глаз. Будто небо, окаймленное серебром. Он был готов смотреть в них бесконечно. Он прижимал Кассандру к себе, будто боялся отпустить, будто она могла в любой момент исчезнуть. Ее пальцы скользили по спине, и старые шрамы, к которым они прикасались, словно исчезали.

Ее любовь, которую Дэнтон сейчас ощущал в каждом движении и каждом вздохе, исцеляла его лучше, чем мастерство всех лекарей мира.

Она издала тихий стон и обвила его плечи руками. Глаза закрылись, и Кассандра выгнула спину, сильнее прижимаясь к нему бедрами.

Дэн опустил голову и приник к ее шее. Кассандра издала вздох и запустила руку в его волосы. Пальцы коснулись грубого шрама на затылке, но Дэнтон этого даже не заметил.

Он не знал, сколько времени прошло, ему показалось — часы. Когда все завершилось, они стиснули друг друга в объятиях и лежали так, пока она не уснула. Дэнтон выбрался из постели и накрыл Кассандру одеялом.

Голову туманило после бессонной ночи, под шрамом пульсировала слабая боль, но он заставил себя одеться и выйти из кабинета, ставшего спальней для Кэс.

Как только он оказался в нефе, сразу понял — что-то случилось. С улицы доносился шум. Сквозь витражи лился яркий свет — значит, новый день давно наступил. Часть солдат отдыхали после ночного похода, кто-то завтракал или штопал штаны, но никто не развлекался, не кидал кости и не травил байки. Воины напряженно смотрели на запертые двери храма.

— Что стряслось?

Увидев инквизитора, солдаты встали и поклонились. Один подошел к нему.

— Инквизитор, — по правой руке без трех пальцев и голосу Дэн узнал Бастиана. — Горожане снова недовольны. Говорят, мы убили каких-то крестьян.

Моллард вспомнил казни, учиненные им на пути от Шрама в Рейнвиль. Вряд ли горожане заступаются за тех несчастных.

— Я выйду к ним. Где Рексен?

— Он там, снаружи.

— Хорошо, — Дэн зашагал вперед.

— Есть еще кое-что, инквизитор, — догнал его Бастиан.

— Что?

— Кнурд пропал.

Дэн покрутил имя в голове, и вспомнил сурового немолодого воина с квадратной бородой, любящего пошлые истории.

— Что значит пропал?

— Ну… — Бастиан замялся, пряча покалеченную руку. — Он ходил по утрам к одной вдове.

Моллард хмыкнул.

— Вот как. Солдаты за моей спиной ходят утешать еретичек.

— Он говорил, она не такая… Простите, инквизитор.

— Ты не при чем. Когда Кнурд вернется, он получит свое наказание. Ты переживаешь за друга, Бастиан? — Дэн хлопнул его по плечу. — Не бойся. Он, должно быть, заблудился в простынях вдовы.

— Я подумал, вдруг толпа его настигла. Потому и рассказал.

— Если это так, мой верный солдат, мы отомстим за него.

Моллард повернулся и направился на улицу.

— Позвоните в колокол! — крикнул он на ходу.

Рексен стоял прямой, как древко знамени, которое сжимал. Солдаты с оружием наизготовку окружали его. Людская толпа шумела за стенами, как бурное море. Кони под навесом волновались, грумы рядом с ними тоже.

— Что им нужно? — спросил Дэнтон, надевая шлем.

— Возмездия, — ответил знаменосец. — Говорят, мы убили крестьян, которые везли припасы.

— Я отпустил их.

— Я-то видел, инквизитор. Но они нашли тела привязанными к столбу неподалеку. Дураку отрубили конечности и бросили бездомным громадорам.

Дэнтон скрипнул зубами. Ясно, зачем это нужно — поднять народ против инквизиции. Но кто именно совершил злодеяние?

— Разбуди Кассандру, — велел Дэн одному из солдат. — Пускай возьмет воинов и найдет дуна. Я хочу с ним поговорить. Седлайте коней! Тридцать ветеранов — со мной!

Грумы бросились исполнять поручение. Кони в нетерпении забили копытами.

Когда Дэнтон забрался в седло, в небе он заметил голубя, влетающего на башню храма.

Кто-то еще ответил на его призыв о помощи. Бронвер.

Дэнтону стало не по себе. После утреннего разговора с Кассандрой уже не был уверен, что ему нужна подмога. Особенного от рыцаря инквизиции, такого, как Брон.

— Откройте ворота!

Солдаты распахнули створки навстречу толпе, которая возбужденно загудела, увидев Молларда во главе тридцати всадников.

— Вот он! Убийца!

— Мясник!

— Послушайте меня, люди! — выкрикнул Дэнтон, подводя Вихря к толпе. — Вот мое слово — это не инквизиция убила мальчиков! Я был с ними и отпустил восвояси, когда мы вошли в город! Это сделал тот, кто хочет поссорить нас с вами!

— Мы с тобой и так не друзья! — завопил толстяк в распахнутой рубахе.

— Уходи из города!

— Убийца! Лжец!

Вихрь недовольно похрапывал, видя так близко множество злобных лиц. Дэнтон почувствовал, как он напрягся, готовый к битве. Но Моллард не хотел крови этих людей.

— Дайте мне несколько дней! Я отыщу истинного убийцу и отдам его на ваш суд!

Толпа загудела, но уже не столь злобно.

— Поверьте, я хочу лишь покоя для этих земель! Я обещаю — мы осудим того, кто предал вас и попытался очернить меня, кто бы это ни был!

Кто-то продолжал кричать оскорбления, но большая часть людей притихла и переглядывалась. Кто-то махнул рукой и пошел восвояси.

— Разойдитесь! — велел Дэнтон.

Толпа раздвинулась, и Моллард с места пустил коня галопом. Ветераны ринулись за ним.

* * *

Дом Дейрика стоял недалеко от поместья Черлинга, в чистом желтом квартале. Два голубых плаща, проходя мимо, кивнули Дэнтону. Он не узнал их, но похоже, это были люди Бальдера.

Двухэтажный особняк карлика охраняли свирепого вида наемники ростом с четырех Дейриков каждый.

— Куда? — рыкнул один, будто рыгнул.

— Может, выколоть тебе глаза, раз не видишь, кто перед тобой? — спросил Бастиан.

Наемник распахнул рот с пеньками вместо зубов, а другой толкнул его в волосатое плечо:

— Это инквизитор, осел! Заходите, милорд, хозяин обедает.

— Пятеро со мной, — сказал Дэнтон, спешиваясь.

Обеденная комната была задрапирована роскошным бархатом. Стол покрывала шелковая скатерть, на стульях и скамьях лежали мягкие подушки. Сразу видно — здесь живет торговец тканью.

Дейрик сидел с таким видом, будто жрал помои, а не цыплячью грудку. Дэнтон видел его только раз, но похоже, карлик всегда был недоволен.

Заметив Дэна, Дейрик потемнел еще больше.

— Здравствуйте, инквизитор Моллард, — по тону скорее звучало как «пошел отсюда, сволочь».

— Нам надо поговорить, — сказал Дэн, подходя и хлопая перчатками о стол.

— С удовольствием, — скривился карлик. — Эй, принесите обед для инквизитора!

— Я не голоден, — соврал Дэнтон.

— Не волнуйтесь, инквизитор, поешьте, — бурчал карлик. — Все за мой счет. Шерсть, обед, что угодно!

Он швырнул двузубую вилку в тарелку.

— И вправду, шерсть, — кивнул Дэнтон. — Груз для церкви Возрождения, который я перехватил ночью, повезли на твоей телеге, спрятанным в твоей шерсти.

— Я ничего не знал, — с нажимом сказал торговец. — Это все работники.

— Они отправили повозку без твоем ведома?

— Повозку отправил я, но понятия не имел, что в ней.

— Ты хорошо умеешь врать, — Дэнтон взглядом остановил слугу, вошедшего с подносом. — Оставь нас.

Слуга бросил напуганный взгляд на карлика, поклонился и ушел.

— Торговец должен уметь хорошо врать, — стискивая брови, произнес Дейрик. — Но сейчас я честен, как святой.

— Ты так или иначе связан с ересью, — Моллард навис над карликом. Тот бросил неприязненный взгляд на рукоять его меча.

— Нет.

— Ты убил крестьян.

— Это не я, — Дейрик буквально выдавливал из себя слова. — Говорят, что это вы!

— Зачем мне это?

— А зачем это мне?

— Наказать их и разом отомстить инквизиции.

Карлик хмыкнул и даже как будто стал менее недовольным.

— Да, мотив хороший. Я почти жалею, что все-таки не я это сделал.

Дэнтон навис над торговцем еще больше, но тот не пошевелился. Несмотря на рост, смелости в нем хватало.

— Можете сколько угодно злобно смотреть на меня, инквизитор, — пробурчал он. — Можете даже зарычать — это не я убил крестьян.

— Я буду искать доказательства, маленький торговец. И я найду их.

— Против меня не найдете.

— Я могу найти все, что захочу.

Карлик какое-то время смотрел на него, а потом в его маленьких глазах появилось глубокое понимание, как будто он открыл совершенную истину.

— Я понял. Вы сделаете доказательства, если захотите, — карлик пожевал губами. — Я думал, что благодаря вам поборов стало меньше. Помните, я говорил «спасибо»?

— Не очень, — Моллард распрямился, позволяя Дейрику вздохнуть свободно.

— Ну да, ну да, — торговец постучал пальцами по столу. — Сколько?

Дэнтон промолчал, глядя на него. Карлик хрипло вздохнул.

— Двадцать золотых будет довольно? Больше у меня нет — все деньги в обороте.

Дэн продолжал молчать.

— Ладно, двадцать пять! И лучшее белье для вашей постели. Энарийский шелк — нежный, как облачко.

— Нет.

— Вы жадны для церковника, инквизитор, — пробурчал Дейрик.

— Мне не нужны деньги, — сказал Дэнтон. — Скажи мне, где найти Грейна.

Карлик рассмеялся, будто расквакался.

— Может, вам еще лестницу до дома Небесного?

— Ты отправил для него повозку и не в первый раз. Мальчишки мне все рассказали.

Дейрик поджал пухлые губы.

— И что вы сделаете? Казните его у всех на глазах? Народ не позволит.

— Скажи, где Грейн, и где его армия, и я заставлю графа Черлинга избавить тебя от налогов на всю жизнь.

— Надо же! Если бы я знал, то уже рассказал бы. А может, потеря повозки дурно повлияла на разум.

— Говори, и я прикажу вернуть тебе все, кроме оружия еретиков.

— Вы даете слово?

Вместо ответа Дэн протянул руку. Карлик встал на стуле и удивительно крепко пожал ее.

— Я не знаю, где Грейн именно сейчас. Но он покинул графство незадолго до того, как приехали вы. Я слышал, что в центральной Лотарии у него есть союзник из знати. Похоже, что Грейн еще не вернулся… Но когда вернется, я ручаюсь, он направится именно к вам, и вряд ли один.

— И это все? — Дэн отряхнул руки. — Ты не приблизил меня к его поимке.

— Я рассказал, что знаю!

— И этого мало, — Дэнтон взял со стола перчатки. — Будь осторожен с нами, маленький торговец. Если мы узнаем, что ты что-то задумал, наемники тебя не спасут.

— Интересно, кто меня спасет, если что-то задумаешь ты, — пробурчал Дейрик после того, как инквизитор вышел. — Эй, Пат! Унеси это, аппетит пропал. И принеси мне бумагу и чернила. Надо написать пророку… Пора ему вернуться и принять решительные меры.

Карлик залпом допил вино и вручил пустой кубок слуге.

— Быстрее, дубина!

XI

«Инквизитор Моллард, друг мой!

Мы получили ваше письмо. Я переполнен тревогой и негодованием — неужто ересь так сильна, что смогла заразить целое графство, подобно болезни, с которой боремся мы? Чья злая воля стоит за этим?

Увы, вам не стоит рассчитывать ни на помощь, ни даже на ответ от герцога Данвеля. Он полностью раздавлен гибелью семьи и теми ужасами, которые до сих пор правят в Дримгарде. Целые дни он проводит, бесцельно глядя в окно.

Принцесса Алина отыскала способ защиты от болезни, теперь она усиленно трудится над лекарством. Я убежден, что скоро она его найдет.

Клянусь своей честью, инквизитор, я хотел бы прискакать на помощь, даже в одиночку, но увы, мои клятвы не позволяют этого сделать. Я попрошу ее высочество молиться за вас, и буду молиться сам.

В тайге Дримгарда мне пришлось сразиться с оборотнем и чудовищами, которых местные зовут волкарами. Передайте сиру Раддерфорду, что серебряный меч сражает их наповал.

Ваш друг, сир Эльтон Лавеллет».

XII

Америя, Кроунгард

Покои короля

Эсмунд видел себя мертвым. Кожа его посерела и покрылась пятнами, глаза побелели, пустая челюсть безвольно висела. Он ходил по Тайному тронному залу, по запутанному лесу колонн, где покоились тела героев. Он пытался отыскать пустую колонну для себя, но все они были заняты.

Почему его не сожгли, а прах не оставили в склепе? Почему он бродит здесь, неприкаянный мертвец? Почему так тихо вокруг?

Он проснулся посреди ночи, не в силах вдохнуть. Холодный пот покрывал лицо, прядь волос прилипла к щеке. Эсмунд попытался закричать, но не смог. Тело не слушалось, как будто ни капли силы не осталось в нем. Король с трудом свесил ноги с кровати — сначала одну, потом другую. Попытавшись встать, он рухнул набок, словно мешок с костями, и хруст раздался по всему телу.

— Йоэн, — почти беззвучно произнес король. — Йоэн!..

Он с трудом перевернулся на спину и пытался вдохнуть, но легкие будто заполнились чем-то, и не пускали в себя воздух.

«Я умираю, — подумал Эсмунд. — Отправлюсь на суд Господень. Застывшее тело отыщут утром. Я не закончу свои дела. Святой престол… Мой престол!..»

Эсмунд упрямо пытался вдохнуть. Он чувствовал себя готовым умереть, но не видел на это права. Столь великие дела остались незавершенными!

Перед затуманенным взором возникло лицо Алины. Дочь моя, прекрасная дочь! Почему ты не рядом?! Как бы я хотел обнять тебя напоследок, ощутить твое целительное тепло!

Вместо нее пришла Мариэль. Она протянула к Эсмунду руку и поманила за собой. В распущенных волосах запутались лучики света, и слепящее сияние вздымалось за ее спиной. Мариэль коснулась ладони Эсмунда и потянула. Законник ощутил, как поднимается. Тело, вместе с всякой болью и тревогой, осталось на полу. Он сжал невесомую ладонь любимой, но рядом вдруг возникла мрачная тень. Она приблизилась, и в первый миг король подумал, будто это другая Мариэль, ее темная ипостась.

Но это был всего лишь Дагоберт.

Он плакал, глядя на Эсмунда. Слезы стекали по серому лицу. Шарф на тонкой шее сбился, и ужасные шрамы сияли во всю мочь. Дагоберт покачал головой и отвернулся, и медленно ушел.

Мариэль осталась. Она вновь потянула Эсмунда к свету, но он разжал бесплотные пальцы и рухнул обратно — на холодный каменный пол, в свое разбитое старое тело.

Он смог вдохнуть, но сил подняться так и не нашел. Эсмунд перевернулся и пополз вперед, будто жуткий младенец.

— Йоэн, — прохрипел он, прокашлялся и воскликнул громче. — Йоэн!

Несколько долгих мгновений спустя, дверь приоткрылась, а потом распахнулась с неистовой силой. Растрепанный хранитель влетел в покои и бросился к Эсмунду:

— Государь мой! Лекаря, скорее!

— Не надо. Подними меня.

— Я отнесу вас на кровать. Вы позволите, государь?

— Да… Пока никто не видит.

Йоэн поднял его и бережно перенес на ложе. Эсмунд снова ощутил себя младенцем. Видно, это людская судьба — рождаться и умирать одинаково беспомощными.

— Вам холодно, мой король? Вы весь ледяной.

— Нет… Позови Дагоберта.

— Зачем он сейчас? Лучше лекаря!

— Я сказал — позови Дагоберта!..

— Хорошо, — подчинился Йоэн. — Я только…

— Быстрей! — каркнул Эсмунд.

Хранитель убежал, постоянно оглядываясь, будто опасаясь, что король скончается в любую секунду. Но Эсмунд чувствовал себя лучше. Смерть еще вернется, и быть может, очень скоро. Но не сегодня.

Дагоберт вошел в покои один — обеспокоенный Йоэн и Щиты остались за дверью. Принц держал в руках тонкую свечу. Он был одет в одну ночную рубашку, но не забыл повязать шарф. А может, и спал в нем.

— Как ты, отец? — он несмело приблизился, глядя мимо Эсмунда. — Йоэн сказал, ты при смерти.

— Я был, сын мой… Но нашел в себе силы вернуться. И знаешь, кто помог мне?

— Кто? — Дагоберт присел на край кровати.

— Ты.

Принц отвернулся и замешкался, прежде чем спросить:

— Что ты имеешь в виду?

— Я видел твою мать, Дагоберт… Она хотела забрать меня на небо. А потом появился ты, весь темный от горя.

— А Алина? Неужели ты не видел ее?..

— Увы, — Эсмунд и сам не понимал, почему явился нелюбимый сын, а не обожаемая дочь. — Но мне и не понадобилось. Я понял, что не желаю оставлять этот мир, покуда мои главные дела остались незавершенными. И ты одно из этих дел. Пускай Алина будет королевой. Но ты — мой единственный сын! Скоро ты останешься единственным мужчиной из Теаргонов. Я должен научить тебя, как быть им.

Дагоберт вздохнул и потер веко. Вздохнул еще раз, глубже, и спросил:

— А почему сейчас?

— Потому что вскоре я оставлю этот мир.

— То есть раньше тебе было все равно?

Стало мучительно стыдно от этих слов. Эсмунд вдруг увидел в Дагоберте простого мальчика, который пережил ужасные вещи, и нуждался в отце, но потерял его так же, как мать.

— Да. Раньше мне было все равно, — ответил Эсмунд. — Я считал тебе ничтожеством, посланным мне в наказание, или в испытание, я не знаю!.. Но я увидел, что ты умен и прозорлив. Ты почти без моей помощи спланировал осеннюю кампанию. Ты тоже смог бы стать королем.

— Сомневаюсь, — тихо сказал Дагоберт.

— Не стоит. Я хочу, чтобы отныне ты помогал мне во всех делах государства. Если я скончаюсь до того, как вернется Алина, ты станешь регентом. Ты должен знать, что делать.

— Хорошо, отец, — поправляя шарф, ответил Дагоберт.

В дверь постучали. Эсмунд устало вздохнул. Хоть этой ночью он больше не собирался умирать, но надеялся хотя бы немного отдохнуть до рассвета.

— Кто там?

— Ваше величество! — раздался голос Йоэна. — Гонец из Вестгарда! Он говорит, что принес хорошие новости!

— Только мы договорились, как пришли хорошие вести, — улыбнулся Эсмунд. — Это знак, Дагоберт. Пригласи его войти.

* * *

С ног до головы гонца покрывала пыль, от него разило конским потом, но потрескавшиеся от жары губы были растянуты в улыбке.

— Мы победили, ваше величество, — сказал он, преклонив колено.

— Что это значит? — опешил Эсмунд.

— Кальдийцы разбиты и снова отступили к Созвездию.

— Но как это случилось? — спросил Дагоберт.

— Маршал Адричи был уже на подходах к Вестгарду, — начал рассказывать гонец. — Когда мы получили письмо от Князя войны островитян. Оказалось, что он догоняет Адричи и готов напасть. Мы вышли из крепости и сделали так, чтобы кальдийцы нас увидели. Затем мы несколько дней маневрировали по окраинам, покуда они не заперли нас в клещи. Мы заняли пару холмов недалеко от озера Златоводное и укрепились. Битва была смертельной, и много людей погибло, ваше величество, но в полдень подоспели энарийцы, а к вечеру, вы не поверите, конница Ривергарда. Герцог Гидельбург тоже узнал о подходе островитян, и сумел обогнать сира Чаваццо, — посланник перевел дыхание и заулыбался. — Он с ходу врезался в их ряды, кальдийцы дрогнули и отступили. Всадники еще долго преследовали бегущих, а мы захватили множество баллист и катапульт. Когда спустя пару дней подошло второе войско, мы на ходу обстреляли его из орудий и добили конницей. Сир Чаваццо и другие командующие взяты в плен.

— А маршал Адричи? — спросил Дагоберт.

— Ему удалось уйти.

— И все же это великая победа! — воскликнул Эсмунд. — Я поздравляю тебя, мой верный солдат! Иди же, отдохни как следует! Йоэн! Пускай его накормят лучшим мясом и напоят лучшим вином!

— Благодарю, мой король.

Гонец ушел, а вдохновленный нежданной победой Эсмунд повернулся к Дагоберту:

— Вот видишь, сын мой. Никогда нельзя сдаваться. Даже имея численный перевес, кальдийцы потерпели поражение.

— Я запомню этот урок, отец.

— Прикажи разбудить писарей. Я хочу немедленно написать моему другу Феолиппу и поделиться с ним добрыми вестями! И еще я собираюсь отправить записку Великому Наместнику — пусть узнает, на чьей стороне Просветитель!

Дагоберт кивнул и вышел, а Эсмунд улыбнулся и сотворил святой знак. Смерть казалась ему теперь невыразимо далекой.

XIII

Северная Лотария

Рейнвиль

Поиски дуна ничего не дали. Гидеон будто с ветром улетел, как говорили в этих землях. Кассандра выломала дверь его в доме, но кроме похабных гравюр на стенах и перепачканной чьей-то девственностью простыни не нашла ничего интересного.

Стражи в казармах как один клялись, что не видели командира со вчерашнего дня.

— Уехал по какому-то делу, госпожа, нам не сказал.

Толпа у церкви стала пореже, но когда Кассандра с людьми возвращалась, пара подростков бросили в них гнилыми сибугами. Не попали и сразу поспешили исчезнуть.

Во дворе Кассандра спешилась и огляделась. Строители сколачивали возле стены помост для стрелков. На ворота навесили скобы для засова, неподалеку поставили десяток горшков с кальдийским маслом — Дэнтон где-то раздобыл его на крайний случай. Он всерьез опасался, что люди могут напасть.

Напряжение висело в воздухе, как перед грозой. Людям нужен был только повод, чтобы восстать против засевшей в храме инквизиции. Нет сомнений, кто дал им этот повод. Дун Гидеон натравил на них толпу через час после приезда в город, и сделал это снова, но гораздо изощреннее.

Задумавшись, Кэс едва не столкнулась с латником, идущим навстречу.

— Госпожа рыцарь, письмо.

Кассандра молча протянула руку. Послание было коротким, почерк — крупным и неровным.

«Встретил людей на юге от Шрама. Едем. Брон».

Встретил людей? Должно быть, всадников Низарета. Значит, Бронвер скоро прибудет сюда почти с тысячей свежих воинов.

Кассандре почему-то стало неуютно. Она огляделась и сунула письмо в карман, как будто украла его.

Дэнтон явился к вечеру, злой как дикий громадор. После разговора с карликом он отправился к Черлингу, но поместье графа тоже оккупировала толпа. Они требовали прогнать инквизицию, но Черлинг побоялся даже выглянуть в окно. Когда бунтовщики увидели Дэнтона и его отряд, то закидали их камнями.

Когда инквизитор узнал, что Гидеона не нашли, то помрачнел еще больше. Письмо от Брона жгло карман Кассандры. Весть о скорой подмоге, быть может, обрадует Дэнтона. А может, и наоборот.

Но его точно не обрадует то, что она собиралась сказать после.

Во время ужина пришел один из гвардейцев Бальдера.

— Город волнуется, — сказал он. — Человек с полтысячи ушагали вечером с добром на спине — боятся беспорядков. Толпа еще стоит у дома Черлинга. Да и здесь, как я погляжу, тоже.

— От дозорных никаких вестей?

— Нет, милорд. Северных не видно, должны были днем вернутся. Восточные видели большой отряд еретиков. Они как раз шли на север.

Дэн кивнул и поднял руку, чтобы отправить гвардейцы восвояси, но тот снова открыл рот:

— И мы нашли Кнурда, милорд.

Кассандра подняла голову:

— Где он был?

— В канаве за городской стеной, госпожа. Его забили до смерти, — нахмурился гвардеец. — Живого места нет.

Дэнтон ударил кулаками по столу так, что посуда подскочила, и стакан покатился к краю, разливая пиво, пока не упал, разбившись. Гвардеец покосился на осколки и продолжил:

— Мы оставили тело в караулке у ворот. Нам предать его огню?

— Я пришлю к вам лекаря по имени Томаз, — сказал Дэнтон. — Он отправит его в последний путь. Ты свободен.

Гвардеец ушел.

Дэнтон и Кэс ели за отдельным столом, ближе к аспиде храма. Кассандра собиралась с духом. Затем, вдруг разом решившись, достала из кармана письмо и положила на стол.

— Что это? — Дэнтон поднял взгляд от похлебки.

— От Брона.

Дэн взял бумагу и пробежал глазами по единственной строчке.

— Хорошо, — сказал он.

— Ты так думаешь?

Дэнтон поднял бровь:

— Что-то не так?

Кассандра не знала, как сказать то, что хочет. И потому сказала напрямую:

— Ты помнишь, о чем мы говорили утром?

В церкви стучали молотки — строители укрепляли двери. Но Дэнтон все равно провел пальцем по губам и огляделся.

— Помню. И?

— Думаешь, Брон поддержит нас? — понизив голос, спросила Кэс.

— Нет, — Дэн мешал похлебку. — Но мы ведь ничего ему не скажем. А в деле Брону можно доверять.

— Ты уверен?

Дэнтон посмотрел на нее. Взляд показался Кассандре тяжелым и даже неприязненным.

— Ты что-то хочешь мне рассказать?

— Хочу.

И она рассказала о том, как Брон подходил к ней в Баргезаре наутро после битвы, и что он хотел тогда сделать.

Дэнтон выслушал ее молча. Его лицо окаменело. Он сжал зубы и прикоснулся к шраму на лбу.

— Нам нужна помощь, — процедил он. — А теперь Брон ведет и низаретских всадников.

— Но… — начала Кэс.

— Что?! — воскликнул Дэн. — Отправить его восвояси, потому что мы с тобой думаем сама-знаешь-о-чем?

— Потому что он хотел убить тебя, — насупилась Кассандра.

— Плевать. Он подчиняется мне, это главное.

— Я не стала говорить тебе сразу… Вы сблизились в Альдеринге.

— Да, это так.

Дэн поднялся. Кассандре показалось, что ему тяжело дышать. Что он чувствует сейчас? Злость? Обиду? Разочарование?

— Давай уедем, Дэнтон, — прошептала Кассандра.

Он сделал шаг и остановился. Алый плащ колыхнулся и замер.

— Куда? — спросил он, не поворачиваясь.

— Куда-нибудь. Вдвоем. Навсегда.

Дэнтон молчал, не поворачиваясь и глядя сквозь солдат, доедающих свою похлебку за столом неподалеку.

— Мы не можем, — сказал он, наконец.

— Я знаю, — тихо сказала Кэс. — Это просто желание.

— Держи такие желания при себе.

— Я думала, что обо всем могу с тобой поговорить.

— Можешь. Но у нас есть долг.

— У нас? — язвительно произнесла Кассандра.

Он повернулся и окатил ее суровым взглядом.

«Ты не произносил клятвы, Дэнтон! — хотелось выкрикнуть ей. — И то, что мы спим вместе, ложится преступленьем на меня одну! То, что я счастлива, то, что мы впали в ересь, не значит, что я не виню себя за предательство!»

— Зачем ты вообще делаешь работу инквизитора? Ты не должен.

— Я должен своему народу, Кэсси.

Это имя, прозвучавшее из его губ, ударило, будто пощечина. Он знал, что она ненавидит, когда ее так называют. На то были причины, о которых он не ведал, причины, сокрытые в темных глубинах ее души… Но Дэнтон знал. Он нарочно сказал так, чтобы сделать ей больно.

— Своему народу? Который тебя презирает? — спросила Кэс и поднялась.

Несколько солдат оглянулись на них. Моллард заметил это и побагровел.

— Сядь на место, рыцарь! — выкрикнул он.

Она почти что подчинилась ему, но осталась стоять. Наклонилась к Дэнтону через стол и прошептала:

— Раз ты не настоящий инквизитор, я могу тебе не подчиняться. Я не твой рыцарь. Я сяду только затем, чтобы видели солдаты.

Она коротко поклонилась, упала на стул и стала молча есть. Горло сжималось от обиды, еда была противна, но Кэс насильно запихивала в себя ложку за ложкой.

— Быть может, мне не Брона следует опасаться? — едва слышно произнес Дэн.

Затем он повернулся и зашагал прочь.

Все, чего хотел сейчас Моллард — побыть в одиночестве. Голову разрывала боль, сердце будто стянули обручем. Брон хотел убить его. Кассандра не рассказала ему об этом. А теперь она шантажирует его тайной, которую он доверил, будучи ослеплен любовью.

Наивный Дэнтон Моллард.

А вдобавок ко всему дело Грейна, с которым он должен был бороться, находило внезапный и столь искренний отклик в душе, что кожа покрывалась мурашками. Все переплелось внутри — полузабытые рассказы и наставления дедушки, чувство принадлежности к этим землям… Неизвестное пророчество, найденное там, где казнили далеких предков Дэнтона.

Интересно, как их род продолжился? Ведь америйцы должны были казнить всю королевскую семью без остатка.

— Инквизитор!

Видения, что чудились ему после Баргезара, были как-то связаны с этим. Дэн почти не помнил, что он видел — только обрывки. Невнятные голоса в темноте, лицо Ария… Перед глазами мелькали жуткие, размытые картины, смысла которых Моллард не мог понять, но чувствовал, что нечто важное кроется в этих образах.

Должна быть какая-то разгадка для всего этого. Вещь, которая распутает все нити и приведет их к чему-то одному.

— Инквизитор?

Дэнтон поднял глаза. Перед ним стоял Рексен. В руках у него был свиток.

— Что это?

— Послание от Грейна, инквизитор.

Моллард вырвал письмо у него из рук.

— Кто передал его?

— Какой-то ребенок бросил бутылку через стену. Она разбилась, и внутри было это.

Дэнтон вертел в руках послание, скрепленное зеленым воском. Зеленый — цвет мира, таким запечатывают письма послы. На ленте, впечатанной в воск, было написано имя: Грейн.

— Как обстановка на улице? — убирая письмо, спросил Дэн.

— Людей то больше, то меньше, — сказал Рексен. — Но они не расходятся. Помосты для стрелков готовы. Нам поставить туда людей?

— Сорок арбалетов и запас стрел. Ты должен был сделать это без спроса.

— Я не могу отдавать приказы, инквизитор, — Рексен склонил голову. — Я простой солдат, хоть и ношу дорогие латы.

— Ты доказал свою смелость и ответственность. Продолжай, и я сделаю тебя рыцарем.

Лицо знаменосца осветилось изнутри, он тщетно пытался сдержать улыбку, а потом бухнулся на колено.

— Благодарю, инквизитор. Великая честь…

— Ты пока не заслужил титула, так что встань. Отдай приказы от моего имени и возвращайся во двор.

— Да, мой инквизитор, — Рекс поднялся и направился к солдатам. — Эй! Приказ инквизитора: сорок арбалетов к стене!

В кабинете епископа Дэнтон запер дверь изнутри. Повертев письмо в руках, разломил печать и развернул бумагу. Изящный, но твердый почерк гласил:

«Я приветствую вас, инквизитор Моллард. Как чувствует себя Кассандра? Я слышал, она была ранена в схватке у Шрама. Надеюсь, все обошлось».

Откуда он знает? Неужели среди людей Дэнтона есть шпион? Нет, невозможно. Но откуда?

«Я разочарован, что вы не вняли нашим предупреждениям. Мы не желаем войны, инквизитор, та акция возле Шрама была лишь предупреждением, не более. И возможно, мои люди сделали чуть больше, чем требовалось. Я прошу прощения и молюсь о погибших.

Но в очередной раз, от себя лично и от имени истинно верующих, коими являются все и каждый в землях Лоттеринга, я призываю вас покинуть наш край».

Грейн называет графство Рейнвиль землями Лоттеринга несмотря на то, что древний город лежит в руинах. Моллард хмыкнул.

«Мы следуем пророчеству, инквизитор, которое сбывается у нас на глазах. Знамения происходят одно за другим, и даже ваше прибытие было предсказано. Но там нет ни слова о вашей победе. Поверьте, мне дорога ваша жизнь, как и всякого человека, а особенно лотарца. Я знаю, от кого вы ведете свой род. Безумно жаль, что вы ступили на путь палача. Ваш дед Алексис был бы разочарован».

Дэнтон нахмурился и глубоко вздохнул. Кто ты такой, Грейн? Откуда знаешь вещи, которые не знает почти никто?

«Поверьте, у вас нет шансов. В пророчестве были следующие слова:

Свинья растопчет железный кулак, и древние кости окропятся свежей кровью».

Какое угодно пророчество можно сочинить о событиях прошлого, подумал Дэнтон. Но Грейн угадал, что его мысли будут именно такими:

«И если вы не верите, то вот слова о том, что еще не сбылось: «Небо осветится кровью в последнюю ночь. Неистовый враг падет». Нет сомнений, что этот враг — вы.

Слова «неистовый», что означает «буйный, безудержный», в длоринге нет. Дословный перевод той фразы из пророчества прозвучал бы как «Погибнет враг, что хочет мира, но стремится к войне». Не подходит ли вам это описание?»

По спине Молларда пробежал холодок.

«Я даю вам самую последнюю возможность уйти, инквизитор. Оставьте нас под рукой Господней, и если найдете в себе силы еще раз выйти из инквизиции — присоединяйтесь к нам. Мы будем рады видеть вас.

Храни вас Бог.

С уважением и надеждой, Дэлуин Грейн».

Значит, вот каково его имя. Дэлуин. Оно показалось Дэнтону смутно знакомым, но он не мог вспомнить, где его слышал и тем более человека, которому оно могло принадлежать.

Враг, что хочет мира, но стремится к войне. Это ли не Дэнтон? Именно так он себя чувствует. Как инквизитор он должен убивать еретиков. Как лотарец и внук Алексиса Молларда, он не желает поднимать оружие против своих сородичей. Напротив, он хочет больше узнать о вере и пророчестве, что ведут их.

Дэнтон уже не пытался увиливать от себя. Да, он хотел познать их веру, и не считал ее ересью. Она манила его к себе несмотря на то, что оскорбляла ту веру, которую он исповедовал годами. Возрождение не признавало храмов и икон, их церковью было открытое небо, а единственной иконой — звезда Небесного дома.

«И разве в этом нет первозданной чистоты и любви к Всевышнему?» — осторожно подумал Дэнтон.