Годы гроз

I

Земли Дримгарда

Тихий дом

Ведь молния — меч Его

В ночь, когда освободился, произошла гроза. Первая весенняя буря. В краю, куда привезли три года назад, часто бывали бури.

Оглан слышал, что говорили черные монахи. «Годы гроз еще не прошли, грядет последняя гроза». Так и случилось. Оглан — эта гроза.

Обитателей Тихого дома всегда выводили на прогулку в дождь. Вывели и в этот раз. Монахи кутались в рясы. Воины с черными молниями на груди — в длинные плащи. Кривоплечий брат Илиат снова говорил о боге. А пленники дрожали под ливнем. Безропотное стадо овец. Оглану было противно среди них. Волк не может быть овцой.

Сверкнула молния. От грома задрожало небо. Пленники задрожали. Илиат вопил, пытаясь перекричать шум бури:

— Узрите силу Господню и покайтесь в своих прегрешениях! Именно вам Просветитель показывает мощь своего гнева!

Монах всегда говорил такое. Он умел говорить только про бога. «Узрите силу господню, поклонитесь ему!» И бойтесь, кайтесь, унижайтесь. Оглан плевал на такую веру. Она приводила в ярость, потому что Оглан не был рабом. Просто оказался в клетке.

— …ведь молния — меч Его! — воскликнул Илиат и один из мечей расколол ворота Тихого дома.

Щепки брызнули во все стороны. В середине ворот появилась огромная пылающая дыра. Остатки засова выпали из скоб. Илиат замолчал, и говорил только дождь. Солдаты вырвали из-под плащей булавы. Воин в сером заорал команды.

Стадо зашевелилось. Оглан по запаху чуял — увидев свободу, некоторые овцы прозрели. Илиат поднял руки:

— Стойте, дети мои. Знак Господен нужно распознать…

Лицо покрывал кожаный намордник, но Оглан и руками разорвал горло Илиата. Началась бойня. Стадо заплакало и упало на колени. Немногие прозревшие кинулись в бой. Оглана не было среди них. Побежал к воротам, распахнувшимся от ветра.

Дорогу преградил черный монах. Его взгляд остановил Оглана, будто капкан.

— Не надо, сын, — поднимая пальцы, сложенные в тез, проговорил монах.

Оглан знал жесты подчинения. Не умел делать их руками, но знал. Литеру тез выжгли на нёбе. Не мог противиться жесту и застыл, как мышь перед змеей. Волна онемения прошла по телу. Мерзкое чувство.

— Идем обратно, — велел монах.

Рыча от бессилия, Оглан начал поворачиваться.

Сверкнула молния. Во вспышке увидел летящего Гора. Раздался гром, лохматый пес повалил монаха и вцепился в шею.

Магические путы спали. Оглан бросился вперед и помог прикончить монаха.

— Гр! — прорычал сквозь намордник.

Гор залаял и замахал коротким хвостом. Оглан потрепал его безухую голову и встал.

Солдаты бежали на них. Рявкнул Гору и сорвался с места. Несся, запрокинув голову и подставившись ветру и ливню. Прочь из клетки!

Впереди, за пустырями и рекой, увидел чернеющий лес. Туда!

Река оказалась быстрой, так что едва не захлебнулся, пока переплывал ее. Дышать через проклятый намордник было тяжело. На том берегу Оглан впервые оглянулся. Преследователей не было видно. Куда им, в своем железе.

Первым делом сорвал с себя робу, в которую одели в день приезда в Тихий дом и с тех пор ни разу не меняли. Обнаженный, стоя в лесу, впервые за три года ощутил себя живым. Ощутил себя волком.

Черные монахи говорили — твой разум болен. Ты человек, а не оборотень. Ты все выдумал.

Тупые боголюбцы. Они ничего не знают о проклятии Эры чудовищ и фьет минор, дарах востока, которые подчиняют его.

Оглан встал на четвереньки и подозвал Гора. Пес полез лизаться. Оттолкнул его и стал, рыча, пытаться сорвать намордник. Сзади была какая-то штука. Солдаты легко открывали ее. Но пальцы плохо двигались, сколько себя помнил. Оглан не смог бы писать пером, даже если б умел.

Вместе с Гором порвали ремень на затылке. Оглан содрал намордник и бросил в воду. Течение понесло его прочь.

— Свобода! — вскричал хрипло. — Волк на свободе!

И завыл, раскинув руки, и Гор подхватил за ним. Далеко из чащи им ответили.

— Здесь братья. Идем.

Перед уходом жадно напился из реки. Посмотрел на свое отражение. Исхудал — щеки запали, и горбатый нос кажется огромным. Вместо бороды — порезы от бритвы. Черные мешки под глазами. Но главное на месте.

Оглан улыбнулся, и отраженье показало ровные ряды стальных клыков. Таких же острых, как раньше. Черные монахи пытались вырвать их. Не вышло. Эти зубы создал колдун из речных земель, тот, что научил его дарам востока. Их можно будет вырвать, только если Оглан умрет.

А Оглан не собирался умирать.

Оглан начинал жить.

Этой стае нужен новый вожак

Волки сами нашли их. Загоняли, как добычу. Они не знали, что Оглан и Гор — не добыча.

Матерый вожак вышел навстречу. Шерсть на загривке поднята, желтые клыки оскалены, один сколот. Старый зверь. Этой стае нужен новый вожак.

Оглан ждал, пока выйдет остальная стая. Их оказалось восемь — три самца и пять самок. Распахнув стальную пасть, оборотень издал оглушающий рев. Поднял ветку, которую нашел и обломал так, что получилось похоже на знак соф.

Напряжением воли отыскал внутри проклятие. Это было словно шарить руками в пустоте, пока не наткнешься на жаркую опухоль. Собравшись, вытянул из проклятия немного силы и направил извне.

Волки замешкались. Молодые отступили — только вожак зарычал громче. Все верно. Чем сильнее лидер, тем меньше на него действуют знаки подчинения. Особенно, если сделаны из корявой палки.

Могучий мрак слабеет в мире вещей. Чтобы он проявил свою силу, нужен достойный предмет. Феррис, речной колдун, не смог научить его делать такие. Пальцы Оглана не были способны работать — только рвать.

Оглан взревел еще громче, и направил больше силы через соф. Гор зарычал и вышел вперед. Молодые волки поджали хвосты и один за другим спрятались за спиной Оглана. Вожак остался один. Он прижал уши и молча скалился, пятясь.

Оборотень кинулся на него и в недолгой схватке сломал волку шею. Тот успел поцарапать когтями и немного подрать плечо. Оглан встал, поднял тело и бросил к ногам своей новой стаи. Хищники осторожно обнюхали мертвого вожака. Один из волков, самый массивный, оскалился, вперившись в Оглана.

Ясно. Преемник вожака, его сын или брат. Пробует показать свое право на лидерство.

Оглан опустился на четвереньки и заворчал. Волки прижали уши и шерсть, а потом приникли к траве и поползли вперед. Преемник старого вожака сделал это последним.

Они выразили Оглану почтение, слизав кровь и потершись широкими лбами о лицо и шею. Гор подошел и сел рядом. Массивный волк зарычал на него, но Гор издал хриплый лай, и Оглан поддержал его коротким рыком. Этот пес уже много лет с ним. Он будет его главным помощником в стае. Волк понял это и, поджав хвост, отступил.

Оглан поднялся и сосредоточился на проклятии. Вытянув немного мрака, помочился на дерево, заставив мочу издать сильный, понятный животным запах. Пусть в этом лесу каждый хищник знает, кто лидер.

От использования мрака начинала кружиться голова и затылок наливался тяжестью. Оглан выпустил еще кроху силы, кое-как сложив негнущиеся пальцы в подобие соф, и одновременно мысленно отдавая приказ. Волчицы поняли и главная повела вперед — к лежбищу.

Оглан поднял тело вожака на плечи и пошел за ней. Сейчас немного отдохнет и снимет с побежденного шкуру, а после — отправится на охоту. Рот наполнялся слюной при мыслях о теплом, живом мясе. Сегодня они поймают оленя. Но потом…

Оглан видел много деревень, пока бежал из Тихого дома.

II

Земли Дримгарда

Май 949 года от Вознесения

Эльтон ехал, мечтая о солнце. Оно светило здесь, на востоке, но совсем по-другому, тускло и будто бы нехотя освещая здешний край.

Дорога подходила к концу. Они преодолели холмистые земли, заросшие темными пихтами и кривыми елями, земли еще более мрачные, чем Лотария. В тенистых долинах распускались черные цветы, с пучками обжигающих щупалец вместо соцветий. Ветви кустов покрывала паутина, будто призрачная шаль, а сами пауки были размером с ладонь.

Вдоль красного миреданского тракта всюду были следы войны. Деревни, брошенные много лет назад, разрушенные форты и крепости, могильные курганы и пожелтевшие от времени кости, опутанные бледной травой. Не только человеческие — встречались останки свинаров и чудовищ, имен которым никто не давал. Создания анимантов, убитые во время войны с Дар-Минором.

— Один монах рассказывал мне об этих местах, — говорил Эльтон. — Раньше тут всегда шла война. На заре нашей эры миреданцы воевали с народом туклов — людей, которых они полностью истребили. Затем сюда пришел Карх Объединитель, потом был Гнев Миредана и много войн после того… И вот, наконец, война с Дар-Минором даровала этим землям покой.

— Они похожи на старого, покрытого шрамами солдата, который никогда не обретет покой, — сказала Алина. — Он живет при свете дня, но ночью его снедают кошмары о том, что он видел.

— У меня похожее ощущение, — сказал Лавеллет, трогая отросшую в пути бороду. — Только представляю почему-то не старика, а старуху — женщину, которая ждала своего солдата, но так и не дождалась. Ее шрамов не видно, но они не менее глубоки.

— Тебе идет борода, — улыбнулась Алина.

— Сбрею ее, как только приедем в город.

— Зачем? С ней ты выглядишь мужественнее.

— Чешется, — соврал Эльтон.

На самом деле, ему понравилось носить короткие волосы и бороду. Он сам не понял, почему сказал, что собирается ее сбрить. Может, хотел хоть что-то сделать наперекор Алине.

Первые тела погибших от мора встретились им за десяток лиг от Дримгарда. Семья из четырех человек лежала у обочины, возле перевернутой телеги — мать напоследок обнимала дочь, сын и отец как будто пытались ползти. Кожа их выглядела твердой, словно камень, иссиня-черная, покрытая большими лунно-бледными пятнами. От них под кожей расходились волнистые линии, как щупальца неведомой твари.

— Это так выглядит миреданская хворь? — спросил гвардеец, творя святой знак.

— Да, — ответила Алина. — Не подходите близко.

Сама она спешилась и направилась к мертвым. Эльтон последовал было за ней, но она остановила его.

— Не надо. Ты можешь заразиться.

— А ты разве нет?

— Нет. Просветитель защитит меня.

Принцесса осмотрела трупы и помолилась над ними.

— Стоило бы их похоронить, — сказала она. — Но не будем рисковать… Их души и так у Господа.

Она забралась на Розу и они продолжили путь. Эльтон молчал. Скорбные земли, несмотря на ясную погоду, заставляли душу мрачнеть. А уж теперь, когда черная лихорадка воочию предстала перед ними…

— Ты не передумала? — напрямую спросил Эльтон.

Принцесса ответила не сразу. Гвардейцы Бальдера ехали рядом, болтая о своем, и вроде бы не слушали их.

— Нет. Мы сделаем, как собирались.

— Хорошо.

— А ты, сир Лавеллет? Ты не передумал?

— Я там, где ты. Мои мысли не имеют значения.

— Для меня они важны.

Эльтон хмыкнул.

— Что ж, тем хуже.

— Что случилось, мой рыцарь? — недовольно спросила Алина.

— Мне кажется, что мы допускаем ошибку. Люди здесь страдают, им нужна твоя помощь, да. Но в столице, — Эльтон понизил голос, — твоя помощь нужна еще больше. Там твой отец, твой брат. Что будет, если умрет один и на трон сядет другой?

— Меня это не волнует, — прошептала принцесса.

— Возле Альдеринга ты плакала и хотела вернуться к отцу. Теперь тебя это не волнует?

Алина поджала губы.

— Ты думаешь, я поступаю неверно?

— Конечно. Мы оба.

— Это подло с твоей стороны, — прошипела Алина, и ее голос дрогнул. — Ты исполняешь свой долг, следуя за мной. Получается, одна я всё делаю неверно.

— Не всё, — Лавеллет чувствовал, что должен смолчать, а еще лучше — попросить прощения, но не мог остановиться. — Только то, что собираешься предать свой народ.

— Предать? — вспыхнула принцесса.

Один из гвардейцев обернулся на их шепот, но встретил взгляд Эльтона и поспешил отвернуться.

— А как еще это назвать?

— Я иду сюда, чтобы спасти народ, а ты говоришь — предать!

— Да, но что ты собираешься сделать потом?

— Ты поддержал меня! — шепотом воскликнула Алина.

— Тогда все было по-другому. Твой отец не развязал безумную войну за Святой Престол. В Кроунгарде не проливалась кровь. А теперь запад горит, в столице орудуют мятежники, а единственная надежда Америи — на другом конце страны.

— Единственная надежда Америи, — Алина выплюнула эти слова. — Почему я должна думать о том, кто и какие надежды возложил на меня? Я хочу свою жизнь, Эльтон, свою! Не ту, что завещал мне отец, когда стал королем.

— Я служу тебе и не волен выбирать, куда идти, — сказал Лавеллет. — А ты служишь народу. С чего ты взяла, что вольна сама решать судьбу?

— Потому что я свободный человек, и я принцесса!

Никогда раньше Эльтон не слышал от нее подобных слов.

— Принцесса и свободный человек — это разные понятия, любимая, — сказал он.

— Потому я и хочу перестать ею быть, — Алина выпрямилась в седле и подстегнула Розу, обгоняя Лавеллета.

Въехав на вершину холма, она остановилась и сбросила капюшон. Ветер развевал ее волосы и длинную гриву Розы. Эльтон чувствовал боль оттого, что обидел ее, но может, это ей сейчас и нужно. Быть может, она одумается. Америя здесь, вот она, и на ее людей обрушилось столько несчастий одновременно, и кто знает, что еще впереди. А Леонария, названная в честь хвастливого принца, так далеко, и неизвестно, нужны ли этой земле люди. Может, там есть другие народы, которые не будут рады пришельцам, как в свое время не были рады америйцам предки инквизитора Молларда.

Алина обернулась.

— Дримгард, — сказала она.

Эльтон и гвардейцы поднялись на вершину. Страж-город раскинулся на пологом холме и в прилегающей долине, протянувшись с севера на юг. Его окружала высокая стена с квадратными зубцами, из черного, как будто закопченного дымом камня. Невысокие дома облепили стену с двух сторон, а на вершине холма темнела остробашенная крепость. Окруженная еще одной стеной, она нависала над городом, как тюремщик над заключенным, грозная и неприступная.

В стороне от города стояло здание, похожее на монастырь, но гораздо более укрепленное. За Дримгардом свинцово блестел Тиир, прямая будто стрела река, отделяющая Америю от заброшенного Дар-Минора. На противоположном берегу высились заросли пихт — словно молчаливая армия, готовая к последнему бою.

Между холмом, на котором они стояли, и Дримгардом пролегла широкая долина. Большая часть полей стояла незасеянной, и только одно невеликое стадо коров паслось на пастбище. Сливовые сады, которыми так славился восток, выглядели заброшенными. Тут и там деревья стояли мертвые, и на пустых ветвях чернели птичьи гнезда. С реки обрывками шел низкий туман.

— Здесь прошла Грозовая битва сорок лет назад, — сказал один из гвардейцев. — А на холме, где стоит Дримгард…

— Все это знают, — сказал Лавеллет и первым поехал вперед.

Чем ближе они подходили к городу, тем более покинутым он казался. Из-за стены не доносился дневной шум, дым от печей был редким, высокие ворота — закрыты наглухо. Над башней развевался черный треугольный флаг — знак эпидемии. Ров давно не чистили, застоявшаяся вода зацвела и воняла.

У самого рва, сидя на земле, плакала одетая в лохмотья девочка. Кожа ее была покрыта черными бляшками. Когда девочка посмотрела на них, Эльтон вздрогнул, а гвардеец рядом сотворил святой знак и забормотал молитву.

Глаза ребенка тоже были черными, а слезы — густыми и желтыми, словно гной.

— Боже всемогущий, ваше высочество, — сказал гвардеец. — И вы хотите это излечить?

— Кажется, больше никто не может, — ответила Алина.

— Раз не могут, значит — Господь наслал на них этот мор, — пробасил другой гвардеец.

Алина стрельнула в него взглядом.

— Кто вы такой, чтоб говорить подобное?

— Простите, госпожа. Многие так говорят.

Алина спешилась и сделала шаг по направлению к девочке. Малышка заплакала еще громче и попятилась. Алина протянула к ней руки.

— Тише, дорогая, — с улыбкой сказала она. — Я не причиню тебя зла. Я приехала, чтобы помочь.

Эльтон поднял голову. На стенах не было ни одного стражника. Неужели некому охранять город?

— Господи, сир, что она делает?!

Лавеллет повернулся и увидел, как Алина прижимает к себе девочку и утешает, гладя по волосам, а та обвивает ее шею ручками. Пальцы малышки совсем почернели, как обмороженные.

— Она заразится и умрет здесь, — буркнул гвардеец.

— Держи язык за зубами, — сказал Эльтон, не глядя на него. — Протрубите в рог, почему нам никто не открывает?

На звук, наконец, появились два стража с алебардами и тканевыми масками на лице. На лиловых дублетах переплелись четыре цветка — алый тюльпан, черный георгин, белая алойская лилия и желтый подсолнух. Герб герцога Данвеля, известного пристрастием к нелепой одежде.

— Кто вы такие? — пробубнил страж, щелкая по краю шапели¹³. — Флаг не видно, что ли?

— Меня зовут сир Эльтон Лавеллет, а это — гвардейцы графа Бальдера из Лотарии. А теперь посмотри туда, и увидишь принцессу Алину Америйскую!

Стражник в шлеме фыркнул. Второй, высокий, недоверчиво посмотрел на Алину, покрытую пылью и прижимающую к себе больную девочку.

— Ага, — сказал он. — В городе этот, керентин, ясно? Возвращайтесь в Лотарию, коль угодно, а внутрь нельзя.

— Как твое имя, гвардеец? — неожиданно прозвучал искристый голос Алины.

Она отпустила девочку и встала. Высокий стражник поправил маску и ответил:

— Ну, Ингрим.

— Больше полугода я добиралась сюда, Ингрим, чтобы помочь вам исцелить болезнь. Если ты не впустишь меня, то будешь виновен в гибели города. Или я похожа на крестьянку, что желает спрятаться за стенами?

Стражник замялся и поглядел на приятеля.

— Пусть заходят, — сказал тот, снова щелкая по шлему. — Хотят помереть — их воля.

— Герцог узнает, насколько вы вежливы с гостями, — пообещал Эльтон.

— Извините нас, сир, — сказал высокий. — Но надоело уж смотреть, как люди умирают. Эй там, опускай!

Алина взяла девочку за руку и повела ее к лошади.

— Как тебя зовут, милая?

— Лиута, — тихо ответила та.

Алина посадила девочку перед седлом и села сама. Обитый железом мост, скрипя, опустился на ров.

Принцесса первой направилась вперед. Лавеллет повернулся к гвардейцам и отыскал в сумке приготовленный кошель с деньгами.

— Возьмите, — сказал он. — Мы с принцессой благодарны вам за помощь. Нет нужды входить в город. Возвращайтесь домой.

— Спасибо, сир. Удачи вам.

Гвардейцы кивнули ему напоследок и поехали восвояси. Недолго поглядев им вслед, Эльтон повернулся к городу. Глядя на безлюдные, покрытые пылью улицы, он вдруг ясно понял, что остался единственным защитником Алины.

Многие дома стояли пустыми, окна были забиты. Худая бездомная собака, лежащая на дороге, еле нашла силы, чтобы убраться с их пути. Редкие люди, завидев Алину, изумленно глядели вслед. На дорогах всюду валялся мусор, и царила гнетущая тишина.

— Где твои родители, дорогая Лиута? — спросила Алина. — Они умерли от хвори?

— Да, — ответила девочка.

— Прости, что не приехала раньше, — принцесса погладила Лиуту по голове и поцеловала в макушку. — Надеюсь, что смогу помочь тебе, милая.

Из переулка показалась несколько человек с мешками и в тканевых масках, с ножами на поясах. Увидев у Эльтона доспехи и оружие, они поспешили скрыться.

«Мародеры», — догадался Эльтон и положил руку на меч.

В отличии от городских стен, на стенах перед крепостью дежурила стража, и явно более сообразительная. Ворота сразу открылись, и навстречу вышел человек в кольчуге и открытом шлеме, с платком у бородатого лица. Глаза его глядели сурово из-под густых бровей. Он поклонился Алине и Лавеллету.

— Здравствуйте, ваше высочество, — сказал он. — Можете оставить лошадей на конюшне. Герцог Данвель ждет вас и сира рыцаря.

— Мое имя Эльтон Лавеллет.

— Приятно, сир, — по глазам мужчины не было заметно, что ему приятно. — Я Фредегер, телохранитель герцога. Я подожду вас у входа в донжон¹⁴.

Герцог Стефон Данвель сидел у грязного окна, седой и бледный, сложив костлявые руки с длинными ногтями на коленях. Он был одет в синие плундры¹⁵ поверх черных чулок и алый бархатный дублет. Роскошная одежда выглядела неопрятно, как и сам герцог. Услышав шаги, он медленно, как во сне, повернулся.

— Моя принцесса, — сказал Стефон. — Как жаль, что вы прибыли столь поздно.

Алина ничего не ответила и села в предложенное Фредегером кресло. Войдя в донжон, тот убрал платок и открыл мясистый нос, перечеркнутый шрамом, и такие же мясистые губы.

Эльтон отказался от кресла и встал рядом с принцессой. Фред, в свою очередь, занял место у герцога.

— Что происходит в городе, милорд?

— Все умерли, ваше высочество, — ответил Данвель. — Все умерли.

Алина наклонилась к нему и осторожно коснулась пальцами белой, как у мертвеца, руки. Стефон вздрогнул.

— Я слышала о вашем горе, милорд. Мне так жаль ваших жену и сыновей.

— Любовь всей моей жизни умерла, а я даже не посмел зайти к ней в комнату, чтобы попрощаться, — сказал герцог. — И Конред, и Бреннан… Мой род прервался.

Голос его был бесцветен, глаза — сухими, как песок. Как будто горе опустошило его до дна, так что не осталось даже слез.

— И все мои поданные… Солдаты, ремесленники, земледельцы… Все кузнецы в городе умерли. Все. У нас нет гвоздя, чтобы забить, и иголки, чтоб зашить одежду.

— Вам пришлось тяжело, — сказал Эльтон. — И я скорблю по всем ушедшим. Но принцесса здесь, и вам надо бороться! У вас остались лекари?

— Наверное, — сказал Данвель.

— Кто-нибудь может привести их к принцессе? — глядя на Фредегера, спросил Лавеллет.

Фред кивнул и выпятил мясистые губы:

— Я прикажу их найти.

— Мужайтесь, герцог, — принцесса убрала руку и встала. — С Божьей помощью мы победим болезнь.

— Бог оставил нас, — ответил Данвель и повернулся к Алине. — Вы знаете, откуда появилась болезнь? Ее ведь никогда раньше не было.

— Говорят, она пришла из Дар-Минора.

— И да, и нет. Ведьмы наслали ее на нас! — глаза герцога коротко полыхнули. — Нечестивые ведьмы, дар-минорские животные!.. Они мстят нам за Великое искупление.

— Меньше месяца назад мы расстались с инквизитором Моллардом, — сказал Эльтон. — Я могу написать ему. Если ведьмы наслали на вас это горе, они будут казнены.

— Пускай они умрут самой медленной смертью. Что с того? Они уже убили мой город.

Наступило молчание. Фредегер кашлянул и сказал:

— Я велю подготовить вам ванные и постели. Отдохните, прежде чем браться за дело.

— Благодарю вас, — сказала Алина. — И вас, милорд. Вот увидите, мы одолеем хворь.

Данвель ничего не ответил. Когда они выходили из комнаты, он что-то зашептал невидимому собеседнику.

После купания Эльтон попросил бритву и зеркало. Намылив бороду, он поднял овальное зеркальце и в отражении не сразу узнал себя. Взгляд изменился, стал строже и глубже. Да и борода действительно делала его мужественнее.

И все же бритва взялась за дело.

Закончив, Эльтон умыл лицо, промокнул его полотенцем и снова погляделся в зеркало. Он все же не побрился начисто, оставив аккуратную полоску на челюсти. Но не ради принцессы, а потому что хотел казаться взрослее самому себе.

День клонился к закату, и можно было бы прямо сейчас лечь спать, но дела не ждут. Одевшись, Лавеллет зашел в приготовленные покои, где стены из вишневого дерева источали приятный запах. Все-таки замок, построенный недавно, даже пахнет хорошо.

Эльтон взял свой пояс, отыскал в подкладке голубиное письмо и развернул его.

«В.Н.М.П.»

Время Настало, Моя Принцесса. Это все, что написал Леонар прошлой весной. Больше года прошло. Дожидается ли он их в Янтарной гавани или давно отплыл и может, сгинул в океане?

Так было бы лучше всего.

— Потому что она не твоя, Леонар, она Моя Принцесса, — сказал Лавеллет и спрятал письмо.

В то же мгновение в дверь постучали.

— Кто там?

— Простите, сир. Это Фредегер.

— Входи.

— Я не разбудил вас, сир? — телохранитель герцога приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

— Нет, я же сказал — входи.

— Давай, заноси, — сказал Фред, и молоденькая служанка внесла поднос с пивом и небогатой снедью.

Оставив все на столе, она бросила на Эльтона короткий взгляд, покраснела до ушей и поспешила прочь. Когда она проходила мимо Фреда, тот схватил ее огромной ладонью за зад и сжал так, что девчонка со слезами вскрикнула.

— Маленькая сучка, — хохотнул ей вслед Фредегер. — Странно, что я не видел ее раньше. Не так-то много людей осталось вокруг. Пива, сир рыцарь? Я пришел немного подружиться.

— Прошу, — Эльтон указал на стул и сел сам. — Вы всегда так грубы с прислугой?

— Да, — упав на стул, Фредегер взял кувшин и наполнил стаканы. — Вы же поняли, что я простолюдин? Они тоже. Но я выше их, вот и измываюсь, как хочу.

— Вы откровенны.

— Да.

— У короля Эсмунда есть хранитель покоев, его зовут Йоэн. Он тоже откровенен до безобразия, и даже Законник порой едва его терпит.

— Но слушает? — Фред вручил Эльтону похолодевший стакан и чокнулся. — Пиво у нас теперь редкость, так что пейте.

И осушил свой стакан за пару глотков. Взял с тарелки сушеного карпа и оторвал кусок зубами.

— Мы тут помираем, сир рыцарь. Приезжали всякие целители и травники, никто ничего не смог сделать, — чавкая рыбой, говорил Фредегер. — Я буду честен — даже колдуны пытались нам помочь. За деньги, разумеется. Бесполезно. Больной живет месяц или два, а потом умирает.

— И не было тех, кто выздоровел?

— Да, есть и такие. Пара лучников выжили, смотритель сада тоже. Редкость.

— Принцесса Алина справится.

— Она и правда владеет целительной магией?

— Магией? Вряд ли, — Эльтон пригубил пива. — Ее целительный дар — в знаниях и умении. Она с детства занимается врачеванием.

— Но ходят слухи, что она лечит лишь наложением рук, — нахмурился Фред.

— На то они и слухи.

— Ясно, — здоровяк опять наполнил свой стакан. — Так зачем вы приехали в Дримгард, сир?

— Я охраняю принцессу.

— Ну да, — Фредегер почесал шрам на мясистом носу. — А еще?

Прежде чем Лавеллет успел ответить, он продолжил:

— Дело вот в чем, сир рыцарь. Про вас много спрашивали зимой. Нездешние люди, странно как-то одетые.

«Энарийцы. Люди принца Леонара».

— И чего они хотели? — беззаботно осведомился Эльтон.

— Хотели кое-чего. Всё рассказали под пыткой.

Лавеллет похолодел, но надеялся, что не подал вида.

— И что же они рассказали?

— Вы и сами знаете, — нахмурив широкие брови, буркнул Фредегер. — Не будем играть в угадайку. Меня всегда бесила эта игра.

Эльтон не знал, что ответить. Он думал о том, что сделают с Алиной, и что сделают с ним, если Законник узнает.

— Вы не подумайте, что я негодяй, — Фред отставил стакан. — Напротив, я честный человек. Но когда в уши влетают такие тайны, язык за зубами становится тяжело держать.

До Эльтона не сразу дошло, что он просит за молчание денег.

— И золотой засов сомкнул бы ваши зубы?

— Пожалуй.

Лавеллет поднялся, достал кошель и бросил на стол два золотых. Фред ткнул их пальцем.

— И это все? Я думал, ваши тайны стоят больше.

— Думаешь, мы привезли с собой королевскую казну?

— Нет, но еще пару раз по столько же у вас точно найдется.

— Ты омерзителен, — Эльтон выбросил на стол еще пять золотых.

Фредегер пожал плечами и сгреб монеты.

— Простите, что не оправдал надежд, но всякий бы так сделал на моем месте, — утирая влажный рот, здоровяк поднялся. — Отдыхайте как дома или что там говорят по этикету. Всего хорошего, одним словом. Еще увидимся.

Лениво поклонившись напоследок, он вышел и захлопнул дверь.

Эльтон упал на кровать. Если Фредегер знает, может знать и кто-то еще. А если слухи разойдутся — им с Алиной несдобровать. По крайней мере, тихо исчезнуть не получится. Америйский народ не отпустит свою «единственную надежду» просто так.

Лавеллет лежал и думал, когда в дверь опять постучали — на сей раз тихонько, словно поскреблись.

— Войдите.

В комнату протиснулась та самая юная служанка.

— Можно забрать поднос, милорд?

— Я рыцарь, не лорд. Оставь пиво и можешь забрать остальное.

Когда служанка забирала поднос, из ее рукава выпал сложенный лист бумаги.

— Ой, — сказала девочка и юркнула за дверь.

Эльтон встал и подобрал бумагу. Послание — написано на энарийском. Лавеллет, несмотря на свои корни, плохо знал этот язык, но достаточно, чтобы понять — написанное отзеркалено.

Он подошел к окну, за которым окончательно стемнело, и в призрачном отражении прочитал:

«Маршрут через Дар-Минор проложен. Я жду южнее руин Истгарда, у покосившейся башни. Идите вдоль Острозубой, приток Тиира ниже по течению. Коней не берите».

Эльтон сжег письмо над свечой. Силы вдруг покинули его, он упал на кровать и уснул, как только голова коснулась подушки.

III

Северная Лотария

Недалеко от Шрама

Путь оказался легче, чем рассчитывал Дэнтон. Первую неделю они шли под дождем, но когда холмы стали сменяться каменистыми равнинами, небо расчистилось. Березы и рябины исчезли — на продуваемом ветрами краю совсем не росли деревья. Здесь было много кустов — от дикой смородины до сухих, как будто мертвых железнотернов. По земле тянулись шершавый ведьмин корень и ползучий клык, и лишь изредка попадались карликовые тополя.

Эти земли в старину называли Лотергост. С языка древних это переводилось как «родина ветров». Многие солдаты, бывавшие здесь впервые, скоро узнали, почему.

Лотергост обрушил на них несколько ураганов таких сильных, что ветер уносил палатки и грозился оторвать людей от земли. Укрыться было негде, идти — невозможно. В такие дни им приходилось строить укрепления из телег и камней, и за ними пережидать неистовую бурю.

В пути Дэнтон ни с кем не говорил. Он отправил Рексена и Кассандру ехать впереди, а сам плелся в арьергарде, предаваясь печали. Потеря Кослоу оглушила его и ранила так глубоко, как он не мог представить. Только когда Теор ушел, Дэн понял, что тот заменял ему никогда не виденного отца. Жаль, он не сказал ему этого.

«Увидимся весной, мальчик мой», сказал Кослоу перед отъездом из Альдеринга.

Он не дождался всего один день. Один проклятый день. Если б Дэнтон выехал раньше или ехал быстрее, или монахи лучше бы ухаживали за Теором…

В душе царила пустота. Мрачная, бездонная, полная боли. Дэнтон упивался этой болью, как вином, зная, что будет только хуже, но не мог остановиться.

— Инквизитор.

— Что?! — огрызнулся Моллард, поднимая голову.

Перед ним был Бастиан, один из ветеранов Баргезара. Дэнтон запомнил имя и отсутствие трех пальцев на руке. Этот же солдат был в разведке, когда погиб одноухий Маррек.

— Шрам.

Моллард посмотрел на восток. Гигантская пропасть с отвесными краями зияла по правую руку. Издалека она и впрямь напоминала шрам, или скорее рваную рану в теле земли. Вокруг каньона не росла трава, обнаженная земля отдавала красным.

— Хорошо, — буркнул Дэнтон. — Возвращайся в строй.

* * *

На следующий день небо покрыли облака. Дэнтон ехал впереди вместе с Кассандрой. Шрам оставался справа, но теперь был намного ближе. Можно было разглядеть трещины и провалы пещер на его отвесных склонах. В дымке впереди виднелись острые пики Костяного гребня — лотарской части Окраинных гор, за которыми кончался мир. Но взгляды так или иначе отвлекал на себя Шрам — в его ужасной, бездонной глубине как будто бы терялось солнце, а изнутри поднимался сам страх.

— Пахнет, как на скотобойне, — поморщилась Кэс.

— Это блохолов. Видишь те цветы, похожие на чаши с клыками?

Дэн указал рукой. Блохоловы росли в основном у края каньона, но отдельные попадались и дальше. Мясистые лепестки, приоткрытые, будто пасти, источали запах мяса.

— Зачем они так воняют?

— Они едят куниц и диких кошек. Приманивают.

— Плотоядные цветы? — Кассандра сотворила святой знак. — Что же творится в глубине Шрама, если вокруг него даже растения хищные?

— Разве ты не слышала ни одного рассказа?

— Только глупые слухи о ящерах размером с лошадь.

— Похоже, что это не слухи. В Дримгарде я читал книгу о Шраме, написанную тем, кто был там. По дну там течет лиловая река, а пещеры населяют древние ящеры и насекомые. Пауки размером со льва и стрекозы больше, чем орлы на Длани.

— Не хотела бы я туда спуститься, — поежилась Кэс.

— Во время войны с Дар-Минором аниманты очень интересовались Шрамом, — сказал Дэн. — Они надеялись создать новых, невиданных чудовищ с помощью его обитателей. Кажется, у них так и не вышло.

— В Небытие это место, — отвернулась Кассандра. — Давай поговорим о другом.

— Говорят, где-то там есть дыра в Небытие.

Кэс пропустила его слова мимо ушей:

— Где находится долина Алари-Тан?

— Западнее. Ближе к Стоунгарду.

— Когда мы покончим с Возрождением, то сможем отправиться в Вечный сад?

— Возможно, — уклонился от ответа Дэнтон. — Ты хотела бы там побывать?

— Я мечтаю с детства, — улыбнулась Кэс, и глаза ее блеснули серебром. — Моя названная мать много рассказывала о нем. Это правда, что за день там проходит целый год?

— Правда. Цветы и деревья расцветают на восходе солнце, словно весной, пышут зеленью днем и плодоносят вечером. А на закате облетают и вянут, и ночь там — будто зима.

— Ты был там?

— Однажды. Мне было шестнадцать.

— Расскажи мне.

— Не сейчас.

Дэнтон остановил коня. Кассандра и Рексен встали следом.

На дороге впереди стоял одинокий человек. Он был одет в белую монашью рясу, широкий капюшон покрывал его голову, а в руках он сжимал длинный посох.

— Рексен, вперед, — сказал Дэн. — Поговорим. Кассандра, оставайся здесь.

— Я буду с пехотой, — сказала она.

Враг был только один, но грудь Дэнтона распирало волнение, как перед решающей битвой. Он надел шлем и пустил Вихря галопом, не забывая осматриваться.

Куда ни посмотри, вокруг был все тот же каменистый пустырь. Спрятать засаду просто негде. Впереди дорога взбегала на маленький холм. Человек с посохом стоял на ее вершине. Когда Моллард и Рексен подъехали, он сбросил капюшон. Тонкая шея была покрыта пятнами, кадык выпирал вперед, как камень. Недобрые глаза оглядели сначала знаменосца, а затем инквизитора.

Моллард подвел Вихря вплотную и смерил человека взглядом. Его кожа была темно-смуглой, а остатки волос — белыми, как луна. Навершие посоха представляло из себя молнию, заключенную в неоконченный круг.

Дэнтон цокнул языком.

— Значит, вот как вы извратили символ истинной веры.

— Тебе нет пути на север, инквизитор Моллард! — торжественно произнес мужчина и стукнул посохом о землю. — Именем церкви Возрождения, что познала истинный замысел Божий, я говорю тебе — изыди!

— Еретик приказывает мне? — Дэнтон ухмыльнулся. — Что еще ты скажешь, несчастный?

— Ты предал свой род, Дэнтон Моллард! — вскричал мужчина и ткнул узловатым пальцем. — Грейн поведал нам всё о тебе! Ты отринул свои родные земли! Ты — цепной пес америйской церкви и кусаешь только тех, кто слабее тебя! Господь наказал тебя на юге, но ты не внял Его воле! Сними рогатый шлем и покажи мне шрам, который оставило тебе чудовище!

— Быть может, мне вовсе раздеться перед тобой, еретик? — сказал Дэн, и Рексен коротко рассмеялся. Но Дэнтону стало не по себе от того, что сектанты и впрямь много знают, в то время как он о них — почти ничего.

— Тебе не справиться с нами! Возрождение готово дать отпор погрязшей в разврате и роскоши церкви! Мы несем истинный свет своему народу! А вы — поклоняетесь человеку, что сидит на останках Господа, как ворон, пирующий на теле льва! Просветитель отвернулся от вас!

Оскорбление Великого Наместника не тронуло Дэнтона.

— Продолжай.

— Ты падешь здесь, инквизитор Моллард! Возвращайся, пока можешь! Ни один святой, ни один монах не спасет тебя здесь!

Дэнтон бросил Вихря вперед, и конь грудью сшиб еретика на землю. Пока он приходил в себя, Моллард спешился, подобрал его посох и сломал о колено. Держась за бок, мужчина приподнялся.

— Смерть! — прокричал он. — Смерть ждет тебя здесь!

Впереди в небеса поднялся дым, и раздался далекий, тягучий звон колокола.

— Грейн передает тебе привет! — сказал еретик и злорадно улыбнулся. — Разворачивайся, пока не поздно!

— Что горит? — обнажая меч, спросил Дэн. Рексен тоже достал клинок.

— Последний оплот ложной веры в этих землях!

— Значит, отныне я — последний оплот.

Дэнтон вонзил меч в грудь еретика и надавил. Клинок скрипнул о ребра и добрался до сердца. Мужчина вздрогнул, и свет его недобрых глаз потух.

Дэн забрался в седло. Воздел окровавленный меч в воздух.

— Рексен! Труби всадникам!

Знаменосец вытащил рог и протрубил. Конница, огибая пехоту, поскакала вперед. Кассандра обнажила Молнию и закричала приказы пехоте.

— Скачи! Пускай Возрождение увидит наше знамя и задрожит от страха!

Рекс кивнул и послал белого жеребца вперед, вздымая серебряное знамя.

Дэн дождался всадников. Шрам пульсировал под шлемом. Сердце забилось быстрее.

— Вперед! Покараем еретиков! Во славу Божью!

IV

Из двора монастыря исходил густой, черный как ненависть дым. Когда всадники во главе с Рексеном приблизились в туче пыли, воздух вдруг ощерился стрелами. Коня под Рексом убили, и знаменосец тяжело рухнул, но каким-то образом удержал знамя, не дав ему коснуться земли.

— К стене! — прокричал Дэнтон.

Еще несколько упавших всадников преградили путь остальным. Строй рассыпался, огибая убитых. Дэн оглянулся: Рексен, хромая, побежал за ними.

Оказавшись у монастыря, солдаты без команды спешились — под низкой стеной нельзя было укрыться в седле. Гвардейцы Утеса остались при топорах, остальные побросали копья и сняли с седел щиты и шестоперы.

— Вперед! Прочь! — закричали они лошадям.

Моллард хлопнул Вихря по крупу, и конь побежал, уводя остальных. Новые стрелы догнали нескольких из них. Рексена каким-то чудом не задела ни одна. Подоспевший знаменосец ударился о стену рядом с Моллардом.

— Что будем делать, инквизитор?! — прокричал он.

— Сражаться. Ты в порядке?

— Я могу драться.

По помятым доспехам и свистящему дыханию этого было не сказать.

— Где это видно, чтобы еретики устраивали засады?! — воскликнул бальдерец.

— Это уже не просто еретики. Народ восстал, обманутый ересью, — сказал Дэн.

Пехота виднелась вдалеке. Кассандра пустила их ускоренным маршем. Но Моллард не собирался ждать — он хотел ворваться и покончить с врагами.

— На штурм! — решил он. — Сломайте ворота!

Десяток солдат бросились на них, остальные, подняв щиты, встали за ними. Стрелы застучали по щитам, шестоперы забили по воротам. Дэнтон встал в первых рядах, и его окружили гвардейцы Бальдера.

Чтобы ворваться за стены, не понадобилось много времени. Во дворе пылали деревянные постройки, перепуганные куры носились туда-сюда. Враги не вышли навстречу, и стрельба прекратилась.

Двери монастыря ломать не пришлось — они были распахнуты настежь. Внутри царил хаос — перевернутые лавки, сорванные со стен иконы, разбитые стекло и мощи, что хранились под ним.

— Череп святого Бэндрина, — буркнул солдат-лотарец, глядя на осколки старой кости. — Я молился тут в детстве.

Откуда-то послышался шум и топот. Моллард огляделся. Слева открытый спуск в погреба, справа лестница на второй этаж. Впереди — молельная зала, окна которой были забиты снаружи. Неприятное предчувствие шевельнулось в груди, но Дэнтон отбросил его.

— Оставайтесь тут. Заприте двери. Гвардия, за мной.

Во главе сорока зеленых плащей он побежал по лестнице наверх. Сердце колотилось все быстрее, в ушах зашумело, и в голове нарастала боль.

Стало тихо — еретики затаились. Планировка монастыря была знакома Молларду. Все их строили одинаково со Времен расколов, когда Исиор Огнеглазый создал монашество. Он молча направился вперед, ведя за собой гвардейцев.

За поворотом оказалась галерея с узкими окнами, откуда и стреляли еретики. Там никого не осталось — только пара брошенных луков. Коридор слева тоже был пуст, кельи впереди — распахнуты.

В задней части монастыря должна была быть библиотека. Дымок и запах жженной бумаги, потекший по коридору, подтвердил это.

— Они жгут святые книги, — сказал Дэнтон. Буря в голове нарастала.

— Но где они?

Моллард пытался думать. Впереди библиотека и читальная зала. Больше комнат быть не должно — если только пара кабинетов для письма. Еретикам негде спрятаться…

Окна. В читальной зале должны быть широкие окна, чтобы можно было читать, не тратя свеч.

— Назад! — крикнул он. — Вниз!

Гвардейцы бросились обратно по коридору.

— Ломайте двери! — прокричал на ходу Дэнтон.

Солдаты, занявшие круговую оборону в центре главного зала, недоуменно поглядели на него.

— Двери! Нас заперли снаружи!

Сектанты бежали через окна, подожгли на ходу библиотеку, а теперь, должно быть, закрыли их здесь, чтобы уморить в дыму.

Солдаты кинулись к дверям и попытались открыть их — тщетно. С улицы раздались восторженные крики. Латники давили на двери и лупили их шестоперами, но те не поддавались.

Несколько солдат бросилась к окнам в молельне. Доски разлетелись в два счета, но еретики этого ждали. На латников плеснули кальдийским маслом, а следом швырнули факелы. Густое белое масло мигом вспыхнуло. Оно славилось тем, что его легко поджечь и почти невозможно погасить.

Заживо горящие люди завопили, а сектанты снова наложили доски на окна и застучали молотками.

— Потушите их! — вскричал Моллард.

Пылающие солдаты разносили огонь по молельне. Их повалили и набросили сверху сорванную со стен драпировку. Но кальдийское масло не сдавалось — ткань тоже затлела, а пламя продолжало гореть.

— Убейте их, небо вас порази!

Кто-то сразу, кто-то поколебавшись, но латники обрушили булавы на своих же товарищей и оставили догорать тела на полу. Один из солдат закричал и упал на колени, отбросив оружие.

— Встань! — велел ему Моллард.

— Мой брат! — нечеловечески вопил мужчина. — Я убил своего брата!

— Так встань и отомсти за него!

Со второго этажа дым валил уже клубами, сверкали отблески пламени. Стены монастыря были каменными, но мебель, двери и перегородки, не говоря уже о тростнике, которым устилали пол, горели прекрасно. Дым заволок воздух и начинал резать легкие.

Когда солдаты сломали дерево на дверях, то увидели за ним железо. Еретики заранее все приготовили и специально оставили створки раскрытыми настежь. Дэнтон сам вошел в ловушку.

— Давите! — Дэн бросил меч в ножны и кинулся на помощь.

Но сектанты, похоже, поставили подпорки. Двери не поддавались.

Моллард снова посмотрел на второй этаж. Дым там стоял уже до потолка. До окон читальни не добраться.

Сквозь треск огня донесся шум оружия и новые крики. Кассандра привела пехоту.

Дэну вспомнился Баргезар. Тогда он тоже был окружен, хоть не дымом и стенами, а чудовищами, и Кэс пришла ему на помощь. Все идет по проклятому кругу.

Это означает — Дэнтон что-то делает не так.

— Назад, к окнам!

Гвардейцы Бальдера первыми вонзили свои топоры в доски и вырубили их на сей раз вместе с рамами. Внутрь тут же полетели стрелы — один из гвардейцев упал, второй спрятался за угол, зажимая пронзенный живот.

Ветераны кинулись к двум окнам. Тот, кому пришлось убить брата, вылетел на улицу первым и поднял щит. Сразу четыре стрелы вонзились в него.

— За мной! — крикнул Дэнтон и бросился к окну.

От первого глотка свежего воздуха перед глазами закружилось, Дэн покачнулся и едва не упал. Рексен, вонзив знамя в землю, поддержал его. Моллард выровнялся, стискивая зубы. Перед ним был истоптанный монастырский огород а на нем — десятки сектантов, вооруженные луками, в разномастных доспехах.

— Убейте их всех!

Дэнтон бросился в атаку, поднимая щит. Стрела пролетела мимо шлема, едва не задев его. Еще один залп еретики не успели сделать — Моллард и гвардейцы ворвались в их ряды.

Меч опустился, раскроив лицо ближайшего врага. Другой напал на Дэна сбоку. Длинный кинжал оцарапал наплечник и чуть не вонзился в шею. Моллард нанес ответный удар, но не смог пробить кольчугу. Еретик набросился на него, нанося короткие и быстрые удары, оставляя одну за другой отметины на панцире. Шрам Дэнтона горел так сильно, что будто сиял, мешая видеть. Дыхания не хватало. Дэн оступился и чуть не упал.

Зеленый плащ закрыл его собой и двумя ударами расправился с врагом. Бросив быстрый взгляд на Молларда, он вернулся к бою.

Топоры гвардейцев срубали еретиков, как деревья. Солдаты окружили их, давя щитами и сражая шестоперами. Дэнтону осталось только смотреть, чувствуя себя бессильным и бесполезным. После Баргезара он уже не мог сражаться, как раньше.

Скоро все закончилось. Дэн огляделся. Еретики лежали на земле. Среди них была только пара солдат инквизиции.

— Собраться! — приказал он. — Вы — с этой стороны, вы — с этой! На главный двор!

Два отряда обогнули монастырь и кинулись в атаку. Дэнтон оказался среди тех, кто зашел слева. Противник поднял им навстречу щиты с молнией.

— Стоять! — рявкнул Моллард, но солдаты уже и сами все поняли.

Бой завершился. Во дворе лежали тела еретиков и пехотинцев, дотлевали остатки построек. Из окон монастыря шел дым. Дэн посмотрел на двери — их удерживали две подпорки и тяжелый камень. Створки и впрямь были обиты железом, а на них белой краской был нарисован символ Возрождения — молния в неоконченном круге.

— Сотрите это, — велел Дэн. — Где Кассандра?

Запыхавшиеся солдаты переглянулись. Один из них вышел вперед.

— Когда мы подходили, на нас напала конница, — сказал он. — Немного их было, десятка четыре. Но они не пожалели ни себя, ни коней — ворвались в ряды, как…

— Она жива? — перебил Моллард.

— Вроде да, — буркнул тот. — Ее сбили с коня. Жива была.

Дэнтон резко повернулся, и перед глазами помутнело. Он покачнулся и двинулся вперед.

— Срубить еретикам головы! — велел он. — Сложите их перед воротами, а тела оставьте под небом — они недостойны священного огня!

V

Земли Дримгарда

Гор верен мне

— Это называется дграт.

— То проклятие, о котором ты говорил?

— Оглан слышал, что его называли так.

— Поведай мне о нем.

— Зачем?

— Я хочу знать, — мягко сказал монах, но воля его была тверже камня.

Оглан чувствовал, как чужая сила копошится в разуме, словно черви в сыре. Но монах не мог ничего узнать сам. Он заставлял рассказывать.

Оглан стоял посреди темницы, прикованный к полу цепями и тез. В каждом углу темницы молчал солдат с черной молнией на груди. Монах, держа толстую свечу, ходил вокруг.

— Говори же.

— Оно никогда не дает покоя. Кричит в голове. И чем дольше не убивал — тем сильнее.

— Потому ты недавно бросался на стены и рвал на себе кожу?

— Да. Дграт кричит без остановки.

— Даже сейчас?

— Сейчас не сильно. Оглан сломал себе палец и убил крысу. Оно притихло.

— Значит, оно перестает кричать, когда ты убиваешь или просто причиняешь боль? Даже себе?

— Да. Ненадолго.

— Это похоже на голод?

— Да.

Монах кротко улыбнулся и кивнул. Поддернул разум Оглана, как за поводок:

— Продолжай.

— Оглан устал. Пускай монах отпустит его.

Тот покачал головой.

— Оглан устал! Проклятье мучает его! Монахи мучают его! Солдаты мучают его! Только Гор…

— Кто такой Гор? — резко прервал монах.

Клеймо на нёбе загорелось, как будто только что выжженное. Воля монаха стиснула разум, как кулак — мочалку.

— Кто такой Гор?

Оглан молчал и пытался спрятать их с псом дейярт как можно дальше. Чтоб монах не отыскал его.

Закричал от боли. Словно раскаленные спицы входили в уши. Заплакал, как дитя, и упал бы, если б не тез.

— Отпусти Оглана! — взвизгнул, как щенок.

— Расскажи мне, кто такой Гор и как он помогает тебе.

Стиснул стальные зубы, чтоб ни одно слово не вырвалось. Однажды так чуть не откусил себе язык. Хотя может, и стоило.

— Не упрямься, сын мой. Пожалуйста.

Что-то щелкало за висками, как будто ломалось. Цвета потускнели. Из носа потекла кровь. Даже не мог слизать. Стоял недвижимый и терпел. Волосатое тело покрылось потом. От натуги обмочился. Солдат в углу хохотнул.

— Прошу тебя, — монах подошел в упор. — Расскажи мне.

— Гор… верен мне…

Больше не сказал ничего, хотя пытка продолжалась долго. Ведь если Гор верен Оглану, то и Оглан должен быть верен Гору.

Веревка, которую нельзя порвать

Просыпался не спеша. Нежился на мягкой траве, прижимая к себе Гора. В ногах сопели и поскуливали во сне волчата.

Давно не спал так хорошо. С тех самых пор, как зеленоглазый инквизитор схватил его в речных землях. Тогда у Оглана отняли все. Прежде всего — стаю. Только Гору удалось бежать. Всех прочих волков и собак, даже щенков, казнили. Думал, что его тоже казнят. Не хотел признаваться себе, но думал тогда — ну и пусть. Вместе с жизнью кончится дграт.

Но нет. Его посадили в железную клетку и увезли далеко-далеко. Почти весь путь провел с завязанными глазами. Запахов было много, и все незнакомые. Часто шли дожди. Было страшно и одиноко.

Путь закончился в монастыре. Не обычном монастыре, где только молятся и лобызают иконы. В жутком монастыре, полном солдат. Монахи там ходили в черных рясах, а не белых, как все. И у солдат на груди были черные молнии, а не серебряные, как у тех, что поймали Оглана. Инквизиция, но не простая. Слышал, как их называли отверженными.

Какое-то отребье инквизиции на краю света. Скоро Оглан понял, где оказался. На востоке, возле самого Дар-Минора. Речной колдун Феррис говорил, что на руинах той страны много интересного. Особенно для тех, кто владеет мраком. Хотя бы и немного, как Оглан.

Но Оглана заперли в Тихом доме — так назывался монастырь. Тогда не знал, что впереди еще три года заключения.

Солдаты били его, монахи задавали вопросы без числа. Странные монахи — они владели колдовством. Разве инквизиция не убивает за колдовство?

Впрочем, Оглану было плевать.

Но сильнее дубинок и чужой воли в голове мучил дграт. В Тихом доме не мог никого убивать. Так что иногда, когда желание становилось невыносимым, Оглан впадал в буйство. В такие дни не мог есть, пить и спать. Бился о стены и дверь темницы, кричал, вырывал у себя волосы, кусал и царапал сам себя. Много раз кидался на солдат, а они избивали Оглана. После такого однажды лежал в лазарете, связанный ремнями. Ухитрился перегрызть их и убил троих больных, лежащих рядом. После этого на Оглана надели намордник. Солдаты хотели казнить, но монахи сказали — не стоит. Им нравилось копаться в голове у Оглана. И у других заключенных тоже.

Чего они пытались добиться, так и не понял. Потому что не подчинился. И все благодаря Гору.

Пес отыскал его, неизвестно как. Но однажды, во сне, Оглан ощутил, как воскресла дейярт, их связь во мраке. Она была подобна веревке, которую нельзя порвать. Чем дальше друг от друга, тем тоньше. Чем ближе, тем толще и крепче. Гор пришел и спас Оглана. Благодаря дейярт мог хотя бы иногда, хотя бы мысленно покидать темницу. Если хватало сил.

Гор не уходил. Он жил у стен Тихого дома, охотился на зайцев и сурков, подкармливался в деревнях. Какие-то люди хотели его приютить, но пес не остался. У Гора уже был хозяин, которого он ждал и дождался.

Оглан потянулся и потрепал собаку по голове, меж бугорков на месте ушей. Бедняга отморозил их в последнюю суровую зиму. Хорошо, не потерял слух. И все же постарел. Шерсть поредела. Клыки и десны покрылись черным налетом.

Выбрал из шерсти колючки, вычесал пальцами. Пес приподнял заднюю лапу и заглянул в глаза. Оглан ухмыльнулся и стал двумя руками чесать ему живот. Гор вывалил язык и задергал лапой от удовольствия. Когда Оглан перестал чесать, пес повалил его и стал вылизывать лицо. Оглан зафыркал, рассмеялся и они вместе покатились по траве.

Наигравшись, почувствовал аппетит. Мясо! В Тихом доме кормили только кашей и хлебом, иногда бобами. Сытная, но мерзкая еда. Мяса не дали ни единого раза за все время. А в последний год и хлеба не стало. Страшная болезнь поразила округу — хорошо, что не смогла забраться в монастырь.

Вчера стая задрала кабана, и вдоволь насытилась. Остатки туши Оглан принес в лежбище. Любил завтракать чуть полежавшим мясом. Подойдя, прогнал мух и оторвал добрый кусок, ворчаньем приглашая остальных. Гор подошел и стал есть первым — волки признали его главенство над собой. Тем более, что пес был не меньше их.

Логово стаи располагалось неподалеку от холодного ручья. Под корнями упавшей ели волчицы вырыли нору для волчат. Двухмесячные щенки веселились, тявкая, у входа в нору. Волчицы, наевшись сами, отрыгнули мяса для них. Волчата были еще малы, чтобы есть жесткую кабанятину. Им впору охотиться на лягушек.

Доев мясо, Оглан напился из ручья и умыл лицо. Взглянул на отражение. Наконец-то отросла борода. Сколько времени прошло после побега? Не имел привычки считать дни, но, кажется, уже немало. Силы вернулись, дграт почти молчало — заглушал его убийством дичи. Но чувствовал, что скоро так не сможет. Проклятию всегда мало. Оно желает не просто крови. Ему нужно больше.

Оглан не умел врать себе. Он получал удовольствие, насыщая дграт. Охотиться на дичь приятно. Но стократ приятнее лишать жизни людей. В этом есть особое удовольствие, и особая польза.

Феррис научил, как использовать проклятие и мрак, которого оно полно. И только когда людские жизни наполняли его, Оглан мог делать сложные ритуалы.

Такие, как дейярлорис. Установить узы между всей стаей. Им больше не придется выть, чтобы общаться. Они будут видеть глазами друг друга, нюхать носами друг друга, слышать ушами друг друга. Они обретут дейярт, как Оглан и Гор.

С помощью ритуала стая станет намного сильнее. Они отправятся во владения других стай и подчинят их. Один могучий волк станет над всеми.

Ведь с помощью дейярт Оглан сможет сам стать волком. Впитав через мрак их звериную природу, он заставит свое тело измениться. Сможет менять свой облик, когда пожелает — и когда достанет сил. Для превращений придется насыщать проклятие снова и снова.

Плеснул в лицо еще холодной воды из ручья и встал. Стая смотрела на него. Оглан почувствовал дейярт Гора, и представил, что к нему тянутся еще восемь. От этого внизу живота поселился приятный холодок, и на лице появилась улыбка.

— Идем. Пора поохотиться.

Бойся молча

Чик топал впереди, уткнувшись носом в землю. Неподалеку снова завыли волки, и черный пес, у которого была только одна белая лапа, поднял голову и пошевелил острыми ушами.

— Давай, Чик, веди. Чик!

Светрик тихо присвистнул, и пес опять припал к земле.

В тенистой тайге было прохладно, не то что под открытым небом. Весна принесла такую жару, что все посевы погибли. Надежда на то, что голод кончится, усохла вместе с только взошедшим хлебом. Не ливень, так солнце не дают людям жить, не говоря уж о болезни. Почему это Господь насылает такое на них? Неужто люди в Дримгарде так грешны?

Многие говорят, в земле дело. На месте крепости убили императора Дар-Минора, а в долине вокруг случилась великая битва. Многие деревни зовутся по названиям армий, погибших здесь — Десятый полк, Жемчужная гвардия. На шпилях общинных домов висят знамена этих войск, а распахивая землю, крестьяне до сих пор находят кости людей и чудовищ.

Чик вынюхивал какую-то дичь уже, наверное, целую вечность. Светрик подстрелил по дороге пару белок и думал о том, что ему-то уже хватит. Но он обещал добыть еды для остальных. Клятая болезнь — в этом году он остался единственным мужчиной в Золотых копьях, не считая младенца Бриана.

На поляне, устланной кедровником, охотник встретил замшелый колодец. Дюжина цепей свисали с края внутрь. Светрик сотворил святой знак и обошел колодец по широкому кругу. Говорили, что на этих цепях инквизиция повесила анимантов, а их скелеты до сих пор висят, опущенные в холодную воду.

Чик, дурак, угораздило тебя выйти сюда! Плохой знак. Плохой.

Колдовской колодец остался позади, и Светрику показалось, что кто-то его зовет. Он забормотал под нос молитву, подобрал сухую шишку и бросил через правое плечо. Церковь хоть и запрещает народные отговоры делать, но деды говорят — от зла помогает.

Не успел Светрик закончить молитву, как Чик застыл и прижался к земле. Охотник наложил стрелу.

Между пихт впереди он увидел стадо оленей. Три или четыре самки, несколько детенышей и два статных самца. Рога у них были короткими, почти без ветвей, и росли вперед, оканчиваясь остриями. По темно-коричневой шкуре тянулись черные полосы.

Светрик натянул тетиву и прицелился.

Вдруг загремели кусты, зашуршала трава, и волчья стая набросилась на оленей. Чик оглушительно залаял. Дурак!

Обернувшись, охотник понял, что превратился в добычу.

Гор кинулся на черную шавку и мигом придавил к земле. Незадачливый селянин поднял лук и встретился с Огланом глазами. Краски мигом покинули его лицо.

— Кто это здесь? — пророкотал Оглан.

Глаза охотника расширились, как будто он увидел саму смерть. Что же, так оно и было.

Бросился вперед, сбивая охотника с ног. Ударил в лицо раз и другой, схватил за волосы и шибанул о землю. Вцепился ногтями в кожу и рванул, обнажая мясо. Крик человека слился с воем его собаки. Вопли задираемых оленей стихли.

Через дейярт приказал Гору не убивать. Сомкнул руки на горле человека и давил, пока тот не потерял сознание. Грудь наполняло горячее чувство. Только утром думал, что пора поохотиться на лучшую дичь, и вот она — пришла сама.

Оглан кровью начертил соф на лбу черного пса. Знак почти не было видно, но это и неважно. Отыскал внутри проклятие и выпустил мрак через соф прямо в разум собаки. Ощутил ее недолгое сопротивление, и приказал Гору отпустить.

Черный пес подполз к Оглану и лизнул в лицо. Оглан почесал его за ухом и встал.

Волки стояли над телами двух оленей. Один самец лежал с порванным горлом. Самка, выгнув шею, еще дергала ногами.

Подошел и вцепился клыками, разорвал, напился кровью. Огляделся. Показалось, что кто-то смотрит. Непонятное чувство пищало в груди, как одинокая мышка в амбаре.

Бред. Никто не смотрит, все хорошо. Просто мрак, повсюду витающий тут, играет злые шутки.

Прижав голову оленя ногой, Оглан сломал ему рог и посмотрел на безвольного охотника.

Очнувшись, Светрик не сразу вспомнил, где находится. Лицо горело от боли, вывернутые плечи как будто кричали. Он висел над землей, и связанные чем-то руки были задраны вверх.

Ресницы слепила засохшая кровь. Светрик с трудом открыл их и увидел Чика, сидящего внизу перед ним.

— Чик, — прохрипел Светрик.

В ответ раздался низкий рык. Он ни разу не слышал, чтобы Чик так рычал. А рядом с ним сидели волки и глядели на Светрика, как будто ждали, что еще он скажет.

Жуткий человек с темными волосами и неопрятной бородой, одетый в шкуры, появился перед ним. В первый миг показалось, что это волк, стоящий прямо — но нет, всего лишь капюшон из волчьей головы.

В жилистой руке человек держал обломанный олений рог. Колчан и лук Светрика висели у него за спиной. Человек зло улыбнулся, и охотника прошиб холодный пот — рот дикаря был полон стали.

— Что тебе нужно?! — закричал он визгливо, как женщина.

— Оглану нужен ты.

— Господи всемогущий! — взмолился Светрик. — Не оставь меня, пожалуйста, Госп…

Жесткая рука зажала ему рот. Оглан, как назвал себя человек, прижал рог к губам.

— Ш-ш-ш. Бойся молча.

Светрик заплакал, а человек опять улыбнулся и провел острием рога ему по горлу.

Оглан дышал глубоко, как будто не мог надышаться. Сердце колотилось быстро, голову наполнило приятное кружение. Уже почти забыл, как сладок запах людского ужаса. Кожа человека взмокла, источая аромат, который Оглан мог бы вдыхать бесконечно. Наполняться им, как бездонный сосуд.

— Оглан убьет тебя медленно, — хрипло шептал человеку прямо в лицо. — Ты будешь мучиться. Ты хочешь жить?

Убрал руку от его рта. Селянин закивал так, что капельки крови из ран на лице полетели в разные стороны.

— Ты не выживешь. Оглан убьет тебя.

От нового всплеска запаха кожа покрылась мурашками. Порвал одежду на человеке, обнажив худую грудь, покрытую курчавыми волосками. Прижал острие к грудине, надавил и повел вниз, рисуя красную полосу. Селянин заорал, как будто его прижгли каленым железом.

Этот крик, полный первобытного страха, стал для Оглана музыкой. Ощущал, как тело полнит энергия, как раздувается, наполняется силой проклятие.

— Да! — воскликнул, заканчивая дей-таш на груди человека. — Кричи! Кричи! Кричи!

И человек кричал до тех пор, пока все тело его не покрыли знаки власти. Кровь мелким дождем устилала траву под ним. Волки, Гор и новый член стаи наблюдали за всем.

Больше нельзя было сдерживать. Легкое шевеление воли — и Оглан уткнулся в распухшее, пульсирующее проклятие. Выпустил мрак наружу тугой струей, заставил его проникнуть в каждый знак, вырезанный на теле человека.

Кровь закипела в них и дым повалил из ран селянина. Неистовый предсмертный вопль пронесся по тайге. Оглан отбросил рог и сорвал веревки, что удерживали человека. Тело рухнуло на землю.

— Ешьте! — завопил стае. — Ешьте, и пусть дейярт соединит нас!

Черный пес первым вцепился в дымящуюся плоть.

VI

Северная Лотария

Неподалеку от Шрама

Моллард выставил дозорных и поставил армию отдыхать неподалеку от оскверненного монастыря. Лекари Бальдера занимались ранеными. Четырех еретиков захватили в плен — один скончался через час, другие сидели под охраной, связанные по рукам и ногам. Сейчас Дэнтон не хотел с ними говорить.

Кассандру не просто сбили с коня — ударом булавы ей раздробили правое плечо. Повезло, что по ней не прошлись вражеские лошади.

— Она выживет, — уверенно сказал худой, высокий лекарь. Он был одним из тех, кто лечил Дэна после Баргезара. — Кровотечения нет, кости я вправлю. Навестите меня утром, инквизитор.

Ночью скончался гвардеец Бальдера, получивший стрелу в живот, и два пехотинца с тяжелыми ранами. Жизни остальных раненых ничего не угрожало. Рано утром Моллард пришел в палатку, где лежала Кассандра. Тело стонало после вчерашней битвы, голова была как в тумане.

Лекарь дремал, сидя на земле, но вскочил, как только Дэн вошел.

— Инквизитор, — он протер лицо сухими руками. — Вы один?

Рядом с Кэс лежали полотенца, перепачканные кровью, таким же был накрыт оловянный таз. Смердело мертвой плотью. Кассандра лежала, редко дыша, в сотню раз бледнее, чем обычно. Ее покрывало тонкое одеяло, из-под которого виднелись плечи — одно туго замотанное бинтом.

— Как твое имя?

— Томаз, инквизитор.

— Ты сказал, крови нет.

— Поначалу не было, — лекарь выглянул за полог. — Все оказалось плохо.

— Что с ней? Она выживет?

— Да. Но выздоравливать будет тяжко. Это не мое дело, — заглядывая Дэнтону в глаза, Томаз пожевал губами. — И я сохраню все в секрете.

— Я никогда не любил загадок, лекарь. Говори, в чем дело.

— Инквизитор Моллард, она носила дитя.

Мир содрогнулся. Молларда прошибла холодная дрожь, так что волосы поднялись дыбом.

— От удара начались роды. Я пытался спасти ребенка. Но такие крошечные редко выживают…

Дэнтон не мог вымолвить ни слова. Он перевел взгляд на Кассандру и она показалась ему беззащитной, как никогда ранее.

Затем взгляд его остановился на оловянному тазу, укрытом полотенцем.

— Невозможно, — выдавил он.

— Это правда.

— Но у нее не было живота!

Томаз приложил палец к губам и снова посмотрел за полог.

— Так бывает. Он бы скоро и резко вырос.

— Какой был месяц?

— Думаю, шестой.

Полгода. Та ночь в Баргезаре. Ночь, когда он едва не умер.

Жалящий рой мыслей носился в голове у Молларда. Его ребенок мог бы повторить его судьбу. Он бы родился при мертвом отце.

Все случилось по-другому. Дэнтон остался жить. А дитя погибло, будто заплатив своей жизнью за жизнь отца.

— Она не сказала мне, — проговорил Дэн.

— Быть может, держала в тайне, — прошептал Томаз. — А может, и сама не знала.

— Как это возможно?

— Живот не рос, плод мог быть вялым и мало двигаться. А его движения, если не знаешь о беременности, можно принять за простое недомогание. А она ведь рыцарь, живущая в дороге, и должно быть, не обращает внимания на такие вещи.

— А лунная кровь? — привел Дэнтон последний аргумент.

— У женщин-воинов цикл часто непостоянный. Она могла решить, что все в порядке.

В глотке пересохло. Дэн сглотнул, и ему стало больно. В горле вырос острый камень, мешающий дышать.

— Кто это был?

Томаз ответил не сразу.

— Мальчик.

— Я хочу взглянуть.

Лекарь без слов подошел к тазу, поднял его и начал снимать полотенце.

Моллард увидел только крошечную ножку, перепачканную кровью, и отвернулся.

— Нет, — сказал он и, помедлив, добавил. — Нужно предать его огню.

— Как прикажете.

— Стой, — смахнув жгучие слезы, сказал Дэн.

Томаз обернулся. Моллард старался не смотреть на таз в его руках.

— Скоро будут сжигать умерших ночью воинов. Скажи, что я приказал тебе заняться этим. Сожги его вместе с солдатами.

— Воля ваша.

— Ты знаешь заупокойные молитвы?

Томаз грустно усмехнулся.

— Каждый лекарь знает их лучше, чем хотелось бы.

— Тогда помолись и за него.

— Но у него нет имени.

— Назови его Теор. Ступай.

Когда Томаз вышел, Дэнтон сел рядом с Кассандрой, взял безвольную ладонь и заплакал. Лекарь так и не вернулся, хотя прошло, наверное, несколько часов. По свету, заполнившему палатку, Моллард решил, что настал полдень.

Кассандра очнулась и посмотрела на него.

— Дэнтон, — едва слышно прошептала она. — Я жива или мы оба погибли?

— Ты жива.

— Тогда понятно, почему так больно, — она попыталась подняться, но упала обратно на лежак. — Боже всемогущий. Мне что, ударили копытом в живот?

— Я не знаю, — прохрипел Дэн.

— Мы победили?

— Да.

— Тогда почему у тебя в глазах слезы? Дэнтон, — она слабо улыбнулась, глаза ее посветлели, и она провела рукой по щеке Молларда. — Все в порядке. Я жива.

— Ты жива.

— Что произошло?

Дэнтон долго смотрел ей в глаза и не решался рассказать. А когда рассказал, она отвернулась и закрыла глаза. Ее ладони безвольно легли на живот.

— Оставь меня.

Моллард вышел. Жестом подозвал гвардейца.

— Возьми еще одного человека. Охраняйте палатку. Я хочу, чтобы никто не входил туда, кроме лекаря по имени Томаз. Не пускайте туда даже меня, ты понял?! — прокричал он.

От неожиданности гвардеец вздрогнул.

— Да, милорд.

У меня мог быть сын, повторял про себя Дэнтон. У меня мог быть сын.

Никогда раньше он не задумывался о детях. И лишь теперь, когда потерял то, что так и не приобрел, он понял, как хотел бы взять на руки новорожденного потомка.

Клятвы инквизиции остались очень далеко, их выбил из него Зверь во дворе Альдеринга. Даже по закону он мог иметь детей. И оттого еще более сильная, невиданная ранее боль теснила сердце Дэнтона.

«У меня мог быть сын».

VII

Америя, Кроунгард

Где-то в подземельях

После попытки бегства Коррин ни разу не видел Ромашку. Отныне к нему приходил только горбун, и это было плохо — никаких новостей из большого мира, никаких передачек от Ритты. В конце концов, Коррин даже потерял возможность извиниться перед Ромашкой. Но видимо, прощенья он не заслужил.

В очередной раз горбун явился сияющий. Его единственный глаз блестел, уродливый рот расходился в улыбке. Вместо сурговой каши он принес густую тыквенную похлебку и хлеб, не слишком похожий на камень, и даже большое красное яблоко. Как только Коррин это увидел, он все понял.

— Когда? — спросил он.

— Скоро, — ответил тюремщик.

Корр кивнул и больше ничего не спрашивал. Он с удовольствием съел последний обед и поблагодарил горбуна:

— Спасибо. Передай Ромашке, что я прошу у него прощения.

— Нет его больше.

— Как нет? — изумился Коррин. Он ненароком подумал, что добрый тюремщик скончался.

— Вот так. Уехал из дворца, к матери куда-то. Надоело ему тут, — сказал горбун и захлопнул дверь.

Корр вздохнул. Бедный Ромашка — он верил в добро, и был единственным, кто помогал заключенным. Своим поступком Коррин лишил его веры в людей. Подвел его, себя и всех остальных.

Придурок. Неужели ты правда надеялся бежать?

Солома в подстилке так и осталась не меняной. Коррин сел на нее, обхватив колени руками. От грусти и стыда в горле стоял комок, в животе, несмотря на сытную еду, поселился холод. Осознание собственного ничтожества смыкалось вокруг теснее, чем стены темницы. Коррин вцепился руками в грязные волосы, опустил лицо на колени и заплакал.

Когда слезы кончились, стало немного легче. Коррин вытер опухшие глаза и повертел головой, в кромешной темноте пытаясь понять, в какой стороне находится запад, чтоб помолиться лицом к Небесному дому. Впрочем, какая разница. Господь и так услышит.

Он встал на колени, сотворил святой знак и вознес молитву, самую искреннюю в своей жизни. Он не просил спасения, ибо знал, что недостоин его. Коррин умолял только о прощении.

«Ведь ты же видишь, Просветитель! Я раскаялся, я осознал, насколько был грешен. Я обманывал людей, использовал их, предавал. Но теперь я понимаю, Господи, понимаю, какую боль они испытывали, ибо она вернулась ко мне стократно. Почему же, почему это случилось только здесь? Почему никто не указал мне на верный путь раньше?

Или я просто не видел?»

Когда слов не осталось, Коррин продолжил молиться беззвучно. Он решил, что проведет в молитве каждый час, пока не наступит тот самый день.

Он исполнил свое обещание, но день все равно наступил слишком быстро.

* * *

— Ваше величество?

Король Эсмунд был одет в простую рясу с капюшоном, но Коррин сразу узнал его дряхлое лицо, где лишь в глазах еще осталась сила.

— Оставь нас, — велел король.

Королевский Щит запер безжалостно скрипящую дверь. Законник вставил факел в кольцо, и, держась за стену, присел на солому рядом с Коррином.

— Я слышал о твоем побеге, — сказал он.

— Да, государь, — Корр склонил голову.

— Я не виню тебя. Стремление к свободе в крови у человека. Знаешь, сколько раз пытался бежать Грошовый король? Я уже сбился со счета.

Коррин кивнул.

— Я видел страшное существо в подземельях… Одного из серокожих.

— Как он выглядел? — повернулся Законник.

— Как ночной кошмар, государь… Это трудно описать.

— Значит, хорошо, что ты остался жив. Не всякий, кто спускался глубоко под Кроунгард, может этим похвастаться.

— Все равно меня скоро казнят.

Эсмунд вздохнул, будто собираясь что-то сказать, но Корр сказал первым:

— Я не жалею, ваше величество. Не жалею о смерти. Я ее заслужил. Мне больно лишь оттого, как много зла я причинил другим людям, — голос дрогнул, но лишь потому, что звучала правда. — Когда меня отправят на казнь?

Законник не отвечал и смотрел ему в глаза. Коррин не мог понять, что за чувства кроются в очах короля, и ему стало неловко.

— Я не хочу вашей смерти, — сказал, наконец, король. — Поверь мне, Коррин, будь моя воля, я объявил бы вас героями. Но все законы против нас, людские и Божьи. Несмотря на то, что вы подняли оружие за меня и за страну, я был вынужден назвать вас преступниками.

Коррин кивнул, не став уточнять мотивы, по которым он пошел к башне. Он и сам уже не слишком их осознавал. Зачем он все это устроил? Чего он хотел добиться?

— Я мучаюсь из-за этого, — Эсмунд повернулся к нему. — Ты не представляешь, как я страдаю из-за того, что предал вас.

— Вы не предавали, ваше величество.

— Как еще это назвать?! — воскликнул король. — Вы поступили как настоящие рыцари, верные мне всем сердцем. А я в ответ лишил вас титулов и бросил в темницу.

— Вы должны были, — сказал Корр.

— Вот именно. Долг заставил меня это сделать, как он заставил вас направиться к башне. Мы все пострадали из-за него. Но я не желаю, мрак побери, чтоб вы погибли за него так скоро!

— Я смирился, — прошептал Коррин.

— А я нет! — Законник схватил его за плечи и встряхнул. — Я спасу вас. Ты слышал? Я не дам вам умереть.

Коррин услышал слова, но не мог их понять, как будто Эсмунд вдруг заговорил на другом языке. Разум оказался парализован. До сего момента Коррин чувствовал себя так, будто падает в пропасть — а теперь он вдруг полетел, и поверить этому было едва возможно.

— Помоги мне встать, — велел король, и Корр помог ему подняться, не чувствуя собственных ног.

— Другие люди, настоящие преступники, отправятся на казнь вместо вас, — сказал Эсмунд. — Убийцы и насильники — туда им и дорога. Но для вас, мои герои, я уготовил иной путь.

— Какой? — одними губами спросил Корр.

— Вы получите лошадей, свое оружие и доспехи. Отправляйтесь на запад, и покажите всем, кто вы на самом деле — герои или подонки.

Биение сердца участилось, последние капли страха исчезли.

— Когда мы победим, вы вернетесь в Кроунгард и назовете свои имена. Если я еще буду жив к тому времени, я верну вам рыцарство и фамилии, и мне будет плевать, кто что скажет на это.

— Ваше величество, — Коррин опустился на колени, — я клянусь вам, здесь и сейчас, что я буду доблестно сражаться за вас на западе, и не вернусь, покуда не стану тем настоящим рыцарем, которого вы разглядели во мне. Я клянусь вам бессмертием своей души, и пускай Небытие сожрет меня в то же миг, в который я решу поступиться этой клятвой, — Коррин перевел дыхание.

— Да будет так, — сказал Законник и возложил сухую руку ему на лоб. — Я принимаю твою клятву с радостью, ибо вижу — она дана от чистого сердца. Возвращайся. Я буду ждать.

Эсмунд вышел, а Коррин заплакал от избытка света, бьющего фонтаном в груди. Его охватили чувство благодарности и прощения, сильнее которых он не знал прежде. Слезы лились рекой, и Коррину было легко.

Его уста и раньше произносили клятвы, в церквях и при высоких дворах. Но только эта, произнесенная в мрачной темнице, поднялась в душе сияющим знаменем, и Коррин осознал — он скорее умрет, чем предаст ее.

Подонок сгинул в этой темнице. Наружу выйдет герой.

VIII

Северная Лотария

У меня мог быть сын.

Кассандра тряслась в повозке, где для нее освободили место между мешков с мукой и сушеной говядиной. Лекарь Томаз запретил ездить верхом по крайней мере еще неделю. Она безропотно подчинилась — когда армия снялась, она еще чувствовала себя, будто в тумане.

Теперь туман разошелся, и за ним открылась бесконечная пустота.

Ей хотелось то кричать, то плакать, то делать все сразу. Но чувств на это просто не осталось.

Кассандра всегда любила детей — еще в приюте на севере ей нравилось нянчиться с малышами. И до тех пор, пока приют не исчез в огне, она думала, что когда вырастет, найдет себе мужа и у нее будут свои дети.

Те мечты погибли, но с появлением в ее жизни Дэнтона воскресли. Она не признавалась в этом даже себе, и гнала мечты, загоняя в самые потаенные дебри разума. Только глубокими ночами, когда была одна, она позволяла себе достать их и полюбоваться, как украденным сокровищем.

Это были не те мечты, которые хочется осуществить. Не те, что можно сделать целью. Одни из тех мечт, которые годятся лишь потешить себя, ибо кажется, что осуществить их невозможно.

Оказалось, что возможно все. Дэнтон может признаться тебе в любви и доверить самый страшный секрет, который убьет его, стоит заикнуться. Ты можешь почувствовать себя счастливой — может быть, впервые в жизни. И ты можешь получить дитя.

И потерять его.

Кассандра не боялась врагов. Она встречала людей и чудовищ с мечом в руке. Но сейчас сражаться было не с кем — на нее напала сама пустота, и ни один меч мира, даже легендарный Гнев штормов, испускающий молнии, не спас бы ее. Даже Опустошитель, меч императора Кинона, не смог бы сразиться с ничем.

До того момента Кэс иногда ощущала внутри себя тяжесть, иногда — внезапную боль или тошноту. Но она не чувствовала ребенка. Почему же, когда он исчез, под сердцем стало так пусто?

Если Господь подарил ей дитя, то почему не сказал об этом и зачем забрал так жестоко и резко?

Зачатый накануне битвы, он мог бы стать великим воином. Они с Дэнтоном нашли бы способ спрятать его. Кэс покинула бы инквизицию, и наплевать, что пришлось бы пройти через пытки. Они нашли бы себе дом, и Дэнтон навещал бы их и рассказывал сыну о том, какие подвиги совершил. А потом, возможно, взял бы его рыцарем или отправил учиться в Низарет…

Неосуществимые мечты. На сей раз — уж точно.

Пустота внутри стала шире, холодные черные щупальца тронули сердце. Кассандру пробрала дрожь, и захотелось плакать. Она набросила капюшон, чтобы никто не увидел, и позволила себя немного слез.

Может, ей стоит по-настоящему поплакать? Мама Арета говорила, что боль нельзя держать в себе — она отравляет, как мертвая крыса в колодце.

Но что толку реветь в пустоту?

Дэнтон по-своему переживал эту боль. Кассандра видела, что он страдает. Все думали — он разъярен на Возрождение за внезапную атаку. Думали, он поэтому устроил казни в придорожных деревнях. Но Кассандра понимала, что так Дэн пытается заполнить свою пустоту — и она, быть может, лишь немногим меньше. Пустота не физическая, ведь он не носил ребенка. Но за короткое время он потерял и Кослоу, что был ему как отец, и сына, о котором не ведал. Такое непросто пережить, и Моллард расправлялся с болью как мужчина — причиняя боль другим.

Они еще ни разу не говорили об этом, и даже не пытались. Кэс почему-то боялась. Казалось проще пережить всё по отдельности, чем пытаться поделиться.

Ведь что можно получить, если сойдутся две пустоты? Только бо'льшую пустоту.

Кассандра почему-то не верила в то, что они с Дэнтоном смогут снова наполнить друг друга.

Раздался приказ остановиться. Телега дернулась и встала. Кассандра скинула капюшон и огляделась, как будто бы очнулась ото сна. Старшина грумов, шедший рядом, улыбнулся ей, но Кэс не ответила.

По небу плыли пухлые облака, и тени тащились вслед за ними по земле. Пейзаж был прежним — серые равнины, перерытые оврагами, полными кустов и камней. Только горы стали ближе. Деревни были все еще редки, хотя до Рейнвиля — единственного крупного города в этих землях — оставалось несколько дней пути.

— Что случилось? — спросила Кассандра.

— Деревня, — сказал старшина грумов, трогая жидкую бороду.

Кассандра посмотрела на запад. Два десятка зеленых плащей во главе с алым скакали на запад. Там, на самом горизонте, виднелась дома.

* * *

Крестьяне увидели их издалека. Женщины и дети сгрудились позади, у глинобитных домов, покрытых старым, подгнившим тростником. Мужчины вышли вперед. Они были безоружны, но глядели недобро. Как и все, кто встречал Дэнтона в этих землях.

— На колени перед инквизитором!

Крестьяне не спеша опустились и коснулись пальцами земли — древний лотарский обычай приветствовать знатных.

— Мы, Дэнтон Моллард, милостью Божьей инквизитор Лотарии и земель Дримгарда, прибыли сюда, дабы избавить мир от мерзкой ереси. Кто из вас слышал о церкви Возрождения?

— В этих землях все о ней слышали, — ответил один из крестьян, поднимаясь. Кожа его была темной, как земля, а белые волосы отливали желтизной. Чистокровный северный лотарец, более смуглый, чем южане.

— На колени! — рявкнул гвардеец рядом с Дэном. — Кто позволял тебе встать?

— Не буду я стоять на коленях, — селянин сплюнул под ноги Вихрю. — Я верю в Бога как предки завещали. Я не верю в Небытие и не кланяюсь кальдийским собакам! — он снова плюнул.

Дэнтон сдержал гнев, но не был против того, что гвардейцы достали топоры.

— Кто староста этой деревни? — спросил он.

— Грейн, — ответил мужчина.

Снова он. Куда бы Моллард не пошел, всюду слышал это имя.

— Ты видел его, несчастный?

Тот промолчал, исподлобья глядя на Дэна. Моллард вздохнул и обнажил меч. Вихрь сделал шаг вперед.

— Ты видел Грейна, крестьянин?

— Нет, — сказал, будто еще раз плюнул.

— Ты знаешь, где его найти?

— Нет.

Твердость мужчины вызывала уважение и раздражение одновременно.

— Каешься ли в ереси и хочешь ли оставить лживую церковь? — властно произнес Дэнтон.

— Нет! — воскликнул мужчина.

— Подозреваю, что и следующий ответ будет таким же. Знаком ли ты с Железным кодексом?

Селянин угрюмо промолчал.

— Там написано: «Немедленной казни подлежит лишь еретик упорствующий, прилюдно оскорбляющий церковь и ее служителей». Ты понимаешь?

Крестьянин сжал челюсти и кивнул.

— Возьмите.

Он не сопротивлялся, когда гвардейцы Бальдера вытащили его вперед и бросили на колени перед инквизитором.

— Найдите колоду, — велел Дэнтон.

Колоды не нашлось — в этих краях почти не рубили дрова, а топили углем и торфом, но гвардейцы притащили скамью.

— Именем Божьим и согласно королевским законам, мы, инквизитор Моллард, приговариваем тебя к казни. Но прежде, дабы дать тебе шанс на прощение Господне, я задам несколько вопросов.

— Да пошел ты! — зарычал крестьянин. — Я не буду говорить!

— Отрубите ему пальцы.

Руку силой уложили на скамью, и одним взмахом топора гвардеец отсек четыре пальца. Женщины вздохнули, прижимая детей, мужчины зароптали, а сам крестьянин молча терпел боль, только хрипя сквозь зубы.

— Кто такой Грейн?

— Ничего не скажу тебе, собака! — проорал мужчина так, что среди низких домов раздалось эхо.

— Что там у него, еще один палец? Отнимите.

Гвардеец достал кинжал и вопросительно взглянул на Дэна. Внутри у Молларда все горело, он чувствовал себя так, словно по собственной воле погружался в чан с дерьмом. Но все же он кивнул гвардейцу, и тот не самым спешным образом отрезал мужчине большой палец.

Тот глубоко задышал, лицо его побагровело и покрылось потом, но крик не вырвался. Зато кричали женщины, кто-то из детей побежал прочь. Один из мужчин попытался вскочить, но лезвие топора перед носом заставило его встать обратно на колени.

— Кто такой Грейн и где его найти?

Мужчина забормотал молитву. Дэнтон наклонился и прислушался — крестьянин читал на длоринге, забытом языке, которого не знал даже сам Дэн.

— Где ты научился этой молитве?

Крестьянин прервался и снизу вверх посмотрел на Молларда. Глаза его были налиты кровью, но полны слез.

— Меня научил Грейн, — процедил он, прижимая к груди покалеченную руку.

— Тогда ты знаешь, кто он такой. Скажи мне, и умрешь без мучений.

Мужчина молча отвернулся и продолжил молиться. Дэнтон почувствовал себя слабым и униженным — легко издеваться над человеком, когда у тебя есть власть. Но если человек просто отказывается подчиняться, что тогда ты сделаешь? Отнимешь жизнь? За смелость, с которой этот простолюдин принимает свою смерть, Господь примет его как сына.

— Вторую руку.

Гвардейцы заставили его положить на скамью вторую руку. Окровавленный топор сверкнул в воздухе. На сей раз мужчина издал протяжный стон.

— Папа, расскажи им! — закричала беременная крестьянка. На вид ей было лет пятнадцать.

— Молчи! — велел ей отец.

— Послушай свою дочь, несчастный. Помоги благому делу.

— Твое дело — проклятое! — побледневший крестьянин с трудом сплюнул.

— Тогда твоя дочь расскажет, — Дэн перевел взгляд на беременную. От собственных слов его пробрала дрожь. В груди стало холодно, как в пещере. — Кого ты ждешь? Мальчика?

— Я думаю, что девочку, мил-лорд, — ответила она.

— Не тронь ее! — взревел крестьянин и даже попытался встать, но гвардейцы швырнули его обратно на землю.

— Жаль, что эта девочка не увидит деда, — руки Дэнтона вспотели под перчатками. — Но ей стоит увидеть белый свет. Я даю тебе последний шанс, несчастный — кто такой Грейн и где его найти?

— Он главный в Возрождении! — выкрикнул кто-то из мужчин

— Тихо! — отрезал Дэнтон. — Говорить должен он! Остальные получат свой шанс.

— Он наш пророк, — чуть слышно прохрипел мужчина. — На руинах Лоттеринга он нашел какие-то вещи, и узнал, что нас ждет впереди. И вот теперь он собирает людей, чтобы все пошли вместе с ним.

— Куда?

— Не знаю, — мужчина покачнулся и оперся культями о скамью. Последний палец напрягся, цепляясь за дерево. — Мое дело — сургу сажать. Пойдут все равно другие.

— Тогда зачем?! — вскричал Дэнтон. — Зачем ты поверил ему?!

— Потому что он вернул нам древнюю веру! — ответил кто-то из толпы. — Веру предков!

— Вы ведь тоже лотарец, инквизитор!

— Молчать! — Дэнтон взмахнул мечом. — Есть одна истинная вера и одна церковь! Грейн — никчемный мошенник! Он захватил ваши души и заставил жертвовать ему вместо истинной церкви! Он преступник и я лично отправлю его в Небытие! Говорите, где его найти!

— Мы не знаем, — прохрипел мужчина у скамьи.

Остальные замотали головами, плачущие женщины стали умолять о пощаде.

Моллард спешился. Дрожь внутри не унималась, но рука оставалась твердой.

— Ты мог бы остаться жив, — сказал он и занес меч.

— Я буду жить, — мужчина поднял лицо. — На небе или снова на земле.

Клинок вошел ему между плечом и шеей и пронзил сердце. Крестьянин вздрогнул, глаза его опустели. Дэн вытащил меч, и мужчина и упал грудью на скамью.

Отчаянно завыла беременная девочка.

— Господь любит смелых, — Моллард вложил окровавленный меч в ножны. — Я позволяю вам сжечь его, — он залез в седло. — Или похоронить, как пожелаете.

— Мы оставим его на холме под небом, — буркнул кто-то.

Дэнтон кивнул и поскакал прочь, не оглядываясь.

IX

Вон та собака — из них

— Пожалуйста, господин! Видит Бог, не вру!

— Пошел на хрен, сказано! Нету оборотней никаких! Волки расплодились, вот и все!

— Да послушайте! Волков-то много, но в стае той и собаки, и люди! Кто ж это, как не оборотни?!

— Последний раз тебе, шлюхин сын, говорю: пошел на хрен отсюда!

— Да вы… Господи! Смотрите, смотрите! Вон та собака — из них!

Откуда ты?

Чик бросился наутек, а Оглан рассмеялся. Сидел за несколько лиг от Дримгарда, глубоко в лесу, на новом лежбище. Чик был возле города, а Оглан слышал все, что слышит он. Глухо, как будто через толстую дверь — но все же слышал благодаря дейярт.

Много дней прошло с побега. Солдаты Тихого дома не пытались искать. Или пытались, но уже перестали. Одним словом, ворота монастыря починили и закрыли, как раньше. Слышал, как селяне поминали инквизитора Молларда — мол, придет и зароет всех оборотней.

Пусть попробует. В стае Оглана сейчас — больше сорока волков и два десятка собак. Три десятка быстро растущих волчат и пять собачат. Почти все они связаны дейярт. Волки постоянно разведывают лес, собаки ходят по округе. Оглан знает все, что происходит.

А происходит то, что страшная болезнь не отступает. Люди мрут, как мухи. Город заперт, деревенские выживают как могут. Такое мрачное место, где царят голод и беззаконие, было в самый раз для Оглана.

Поднялся с лежака, устланного оленьими шкурами. Брякнуло ожерелье на шее. Оглан сделал его из клыков и когтей побежденных волчьих вожаков. Расправил плечи, потянулся и громко завыл. Стая подхватила, даже те ее члены, что были далеко от логова — и тайга наполнилась единым воем могучего братства.

Оглан ощущал себя сильным, как никогда. За прошедшее время трижды становился волком на охоте. Всякий раз это было сложно и больно, но стоило того. Превращаясь в волка, испытывал такой душевный подъем, что казался себе выше деревьев. Звериное тело пылало силой, а когда Оглан снова становился человеком, отдых казался как никогда приятным, а сон — сладким.

Чужой, незнакомый запах пришел по одному из дейярт. Принюхался — но не носом, а волей, через обоняние волка далеко отсюда. Человек. Необычный запах. В этих землях люди пахли по другому. Этот пришел издалека.

— Гор!

Безухий пес подскочил и залаял, поднимая остальных. Оглан набросил одеянье из шкур, перекинул через плечо колчан и лук. Спасибо тому охотнику. Он подарил оружие и Чика. Жаль только, стрел мало. Своими грубыми пальцами Оглан не мог сделать новых.

Мысленно выделил десяток волков, которые пойдут с ним. Всей огромной стае нечего там делать. Человек всего один.

Предвкушал очередное убийство. Запах ужаса. Сегодня не нужен дейярлорис или другой ритуал. Сегодня просто убьет. Может, сделает это быстро, стремительно, чтоб человек едва успел понять. Выброс ужаса — осознание — смерть.

Хотя вряд ли. Оглану нравилось, когда они мучаются.

Идя, чувствовал волнение, но еще и страх. Нет, не страх. Тревогу. Ему снова казалось, будто кто-то смотрит. Вцепился взглядом и держит, не отпускает.

Зарычал и взмахнул руками, прогоняя тревогу, как насекомое. Все это шутки мрака. Его много вокруг, стелется повсюду, как невидимый туман. Тут началась резня, которую боголюбцы звали каким-то там искуплением. Разбитые войска дарминорцев отступали, америйцы и кальдийцы преследовали их. Тут всюду кости, всюду предсмертный ужас и тени погибших. И чем дальше в тайгу, тем больше зла. Оглан пробовал зайти глубже. Набрел на руины замка. В разбитых воротах лежал скелет огромной невиданной птицы. Когда подошел ближе, вокруг замелькали туманные силуэты. Стало холодно, и вдруг раздался шум неистового боя.

Крики на разных языках, вопли ярости и боли, грохот стали. Эти люди давно погибли, их оружие истлело, но тени до сих пор сражались.

Оглан бежал оттуда еще быстрее, чем из Тихого дома. Нет уж. Тревоги, которую испытывал на опушке, вполне хватало. Ужасы глубокой тайги пускай достанутся кому другому.

Воспоминания о страшном замке не помогли беспокойству уйти. Напротив. Оглан снова зарычал и сплюнул.

Снова почуял запах человека, на этот раз своим носом. Велел волкам идти осторожней и тише. Достал и наложил стрелу.

Человек был одет в серо-зеленый плащ и, хотя носил сапоги, шагал почти бесшумно. За спиной у него висел мешок, на поясе — топорик и кинжал. Он что-то жевал и одновременно бормотал себе под нос. Пальцы его постоянно двигались. Оглан даже подумал, не колдун ли этот человек, не творит ли какое заклятье, но нет. Он просто говорил сам с собой.

Вышел и встал у него на пути. Человек не сразу увидел его, а заметив, остановился. Оглан оскалился, показывая стальные клыки. Человек потянул из ножен кинжал. Волки, рыча, окружали его.

— Имя Жаен де Лодье, — сказал человек. — Что вам угодно, друг?

Говорил он тихо и как будто бы грустно. Смотрел отрешенно, словно его мысли были где-то далеко. Оглан чуял страх, но слабый, притупленный. Казалось, что Жаен насмотрелся такого, что волки для него теперь не страшнее зайчат.

— Говоришь, как чужеземец. Откуда ты? — спросил Оглан.

— Энарион. Вы слышать о нас? Остров-страна на юге.

— Остров? Среди моря?

— Да. Хотите, дарю камень со дна моря? Принесет удачу.

— Нет, Оглан не хочет. Заберет сам.

Жаен печально усмехнулся:

— Позвольте мне.

Оглан приказал напасть. Одновременно Жаен что-то бросил на землю и кинулся бежать. Раздался хлопок, и пламенеющий запах ударил в нос каждого волка. А Оглану, благодаря дейярт, досталось вдесятеро больше. Глаза наполнили слезы. Сильный, едкий запах не давал вдохнуть, заткнул обоняние, словно нос и глотку забили тлеющими тряпками. Гор, бывший ближе всех к Жаену, упал и заскулил, царапая морду когтями. Оглан чувствовал его боль, жгучую, как огонь.

Проклятый чужеземец! Тварь!

Послал приказ остальным, всей стае: поймать человека!

Поймать, разорвать на части!

Пусть соберется вся стая

Не смогли его догнать. Упустили! Этот Жаен как-то замаскировал свой запах, и никто не мог его учуять. Спрятался так, что его было не видно и не слышно. Хитрый человек. Несмотря на ярость, Оглан восхищался им. За всю жизнь он оказался вторым, кто смог уйти. Первым был Феррис.

Но хоть стая не смогла найти Жаена, она нашла кое-что другое.

Оглан шел, утирая до сих пор бегущие слезы. Гор топал рядом, постоянно кашляя. Верный Гор, бедняга. Его дважды стошнило, и пасть до сих пор была полна жгучего вкуса — а правый глаз почти перестал видеть. Что за средство, что за жуткий яд бросил иноземец?

Стоянка энарийца, найденная псами, располагалась возле покосившейся башни, покрытой лишаем. Чуть в стороне текла мелкая речушка. Простой человек вряд ли бы заметил логово Жаена. Он умело укрыл его, так что казалось — просто куча валежника.

Оглан с рыком распинал всю маскировку, схватил найденный мешок и вытряхнул на землю. Немного вещей. Во фляге — пойло с резким запахом. Вылил и выбросил флягу в кусты. Несколько пятиугольных монет — отшвырнул их прочь. Локон чьих-то волос втоптал в землю.

Заметил книжицу в кожаной обложке. Взял и открыл. Ничего не понятно. Неудивительно, ведь Оглан знал только две буквы: «а» и «о».

Собрался разорвать книжку на мелкие части, как вдруг застыл. Книга выпала из рук. Ощутил во рту медный вкус. Клеймо на нёбе.

Не мог пошевелить ни шеей, ни даже глазами. Попытался увидеть глазами волков вокруг — но дейярт вылетел из хватки воли, как скользкая рыба из рук.

Слышал шаги за спиной. Они приближались.

— Убейте его! — заревел Оглан. — Убейте!

Волки и даже Гор нерешительно отступали, спрятав хвосты между лап. Оглан почувствовал запах. Это был не Жаен. Раздавался терпкий аромат старости и неизвестных трав.

Закричал:

— Кто ты?!

На миг представилось, что черные монахи нашли его. Сейчас закуют в цепи и отведут обратно в Тихий дом. Снова будут задавать тысячи вопросов, снова будут ковыряться в голове, как ложкой в супе.

Нет уж. Лучше умрет, чем вернется туда.

Но это оказались не монахи.

Древняя, как сам дграт, перед Огланом появилась старуха. Выцветший, сплошь покрытый заплатками балахон покрывал ее маленькое, детское тело. Смуглое, стянутое морщинами лицо, белесые, невидящие глаза. Один зрачок как будто упал и смотрел только вниз. С макушки и висков свисало несколько жалких прядок белых, но не седых волос. При этом осанка старухи была твердой, и шагала она уверенно, без всякой клюки или костыля. Пальцы с толстыми ногтями были сложены в тез.

Гор утробно зарычал. Оглан ощутил мощное движение мрака, и пес затих, прижимая бугорки.

Старуха открыла беззубый рот:

— Как твое имя, сумасшедший?

Зарычал и ответил:

— Отпусти меня, вонючая сука!

— Я и вполовину не так вонюча, как ты, а ведь я старше на много лет.

Хотелось орать, что убьет ее, сломает об колено, как палку, разорвет надвое. Но под воздействием тез предпочел прикусить язык.

— Кого ты ищешь? — спросила она. — Чего ты хочешь здесь?

— Оглан ищет человека. Он твой друг? Пришла защитить его?!

— Значит, тебя зовут Оглан, — беззубо улыбнулась старуха. — Тот, кого ты ищешь здесь, вернется. Дай слово, что не тронешь меня, и я отпущу.

— Слово?

— Да. Пообещай.

— Оглан не будет обещать.

Старуха рассмеялась. Она пошевелила пальцами, меняя тез на подобный, но незнакомый Оглану жест. Упал на спину плашмя, ударился затылком и стал задыхаться. Словно гигантский камень придавил к земле. Почувствовал, как заскрипели кости.

Давление ослабло. Шумно, с болью вдохнул. Обожженная зельем Жаена глотка вспыхнула вновь. Сквозь звон в ушах услышал, как скулят волки и Гор.

— Ладно! Ладно! Оглан не убьет тебя!

Тут же ощутил, как вернулась свобода, ощутил дейярт. Закашлялся и поднялся. Слепые глаза старухи смотрели мимо. Всего три шага между ними. Пожалуй, мог бы броситься и оторвать ее крохотную башку.

— Даже не пробуй шевелиться, — сказала она. — Мои глаза давно уж бесполезны, Оглан, но я вижу больше, чем ты. Мое сердце отказало много лет назад, легкие покрыты дырами, но я живу. Сила, которую ты зовешь мраком, заменила мне глаза, внутренности и саму жизнь.

— Ты ведьма?

Старуха рассмеялась, и вслед за смехом зашевелились кроны пихт. Волки были за ее спиной. Мог бы приказать напасть — но через дейярт ощущал невидимую стену, сквозь которую не пробиться.

— Меня зовут Амарентария. Но ты можешь звать меня просто Амой, или ведьмой, если желаешь. Я чувствую в тебе бурленье мрака, Оглан. Ты владеешь колдовством?

— Друг научил Оглана.

— Что же это был за друг?

— Ведьма много говорит, — оскалился, но стальные зубы не пугали старуху. Если она и впрямь видела. — Чего она хочет от Оглана?

— Мне нужна твоя ярость и твоя стая. Мне нужен один человек, которого ты поможешь схватить.

— Оглан не хватает. Он убивает людей!

— Идем. Я все объясню тебе, — старуха повернулась и пошла вперед.

— Не хочу. Говори здесь.

— Только что ты сказал, что я говорю слишком много, — ведьма нахмурилась. — Но будь по-твоему. Ты сумасшедший, Оглан. Ты знал об этом? В тебе с рождения живет проклятье ярости, ты силен, будто зверь, где-то достал стальные клыки и научился колдовству… Но ты — не оборотень. Их не бывает.

Рассмеялся, хотя внутри стало холодно, будто в темнице.

— Чушь! Чепуха!

— Я наблюдала за тобой, — улыбнулась ведьма. Ее пустой рот чернел, как яма. Упавший глаз сбивал с толку. — Ты чувствовал, правда?

— Нет, ничего Оглан не чувствовал! — зарычал сквозь клыки. — Он не пойдет с ведьмой!

— Ты что, не веришь мне? — она рассмеялась звонко, словно девочка. — Я могу показать. Хочешь?

— Ты покажешь ложь!

— Как же мне тогда тебя убедить? — крохотное, как засохшая ранетка, лицо сморщилось еще больше. — Впрочем, ладно. Думай, как хочешь. Идем — я предложу тебе кое-что, от чего ты не откажешься.

— Что это? — спросил до того, как подумал. По опыту знал, что колдуны приносят пользу.

— Увидишь. Пойдем.

И она скрылась между деревьев. Ее спина в заплатанном балахоне быстро исчезла в лабиринте стволов и теней.

Оглан хрипло вздохнул. Рыкнул и мотнул головой, призывая братьев за собой. Дотянулся дейярт до всех остальных. Кто знает, чего хочет ведьма — лучше быть готовым. Пусть соберется вся стая.

Может, ты и прав

Долго не мог догнать ведьму. Ее запах витал впереди, иногда казалось, что видел ее спину. Она то появлялась, то исчезала, словно лишь показывая направление. Как старуха может двигаться так быстро?

Пихты становились выше и пышнее, потом возникли можжевельники и кедры. Где-то закричала незнакомая птица. Запахи необычно резко сменяли друг друга. За деревьями мелькали руины замков, деревень и целых городов.

Показалось, что заблудился. Никогда не чувствовал такого раньше, и долго злился, пока не понял в чем дело.

Оглан остановился. Вся стая тоже. Звери тянули носами и подозрительно оглядывались.

Спина старухи мелькнула впереди. Сплюнул и решил залезть на кедр, чтоб оглядеться. Когда добрался до вершины, обомлел — вокруг, куда ни глянь, был лес. Далеко-далеко справа блестели железные изгибы Тиира. Дримгард укрылся за холмами.

А впереди на небе темнело пятно, как будто там застыло огромное черное солнце. Оглан слышал о крае, где всегда царил мрак — и обычный, и тот, что был колдовством. Миреданские болота, проклятое место. Еще более проклятое, чем Дар-Минор.

Неужели ведьма завела его так далеко?!

Медленно слезал с дерева, проклиная старуху. Хотя любопытство шевелилось в душе. Феррис часто говорил об этих местах. Он проклинал Миредан и восхищался Дар-Минором, его наследием. Оглан понял одно — раньше это была одна страна, потом столица Миредана ушла под землю вместе со всей окраиной. Та страна, которая осталась, взяла другое имя, чтоб не повторить злую судьбу.

Не вышло.

Спустился на землю и выругался. Ама сидела среди волков и чесала одному живот. Чик положил морду ей на колени.

— Куда ты меня завела, старая ведьма?!

— По лицу вижу, что и так догадался. Впрочем, какая разница? Обратно вернешься столь же быстро.

— Друг рассказывал Оглану об этих местах.

— Тот же, что научил тебя колдовать? — ведьма встала и отряхнула руки.

— Да.

— Так как же его звали?

— Феррис. Речной колдун.

Слепые глаза старухи расширились.

— Феррис? Его звали только так? Он не говорил тебе другого имени?

— Нет, — нахмурился Оглан. — Ведьма что, знала его?

— Может быть, — Ама приблизилась. — Какого цвета была его кожа, скажи мне?

— Темная, как древесная кора.

— Великий Прародитель, — выдохнула Ама. — А он не выглядел… мертвым?

— Ведьма рехнулась. Мертвые не ходят и не говорят.

Она рассмеялась, запрокинув голову. Так долго хохотала, что почувствовал себя глупо. Захотелось наорать на нее.

— Может, ты и прав, Оглан. А может, и нет. А может… Ладно, идем. Почти пришли. Еще лиг двадцать!

Продолжая смеяться, она стремительно зашагала в чащу. Оглан кинулся за ней, пытаясь не отстать. Но стоило старухе повернуть за дерево, как она исчезла.

Нам суждено изменить мир

Так и думал, что Ама ведет его к своему дому. Но представлял его совсем по-другому. Думал увидеть косую халупу со сгнившей крышей.

Трехэтажный каменный особняк не был похож на халупу. Хоть окна зияли пустотой и дом просел на один бок, а по стене взбегала глубокая трещина, он смотрелся величественно. Рядом зеленел затянутый тиной пруд, над которым летали стрекозы. Кваканье жаб заглушало привычные звуки леса.

Ведьма застыла у заросшей мощеной дорожки. Оглан подошел к ней:

— Ты живешь здесь?

Впалый рот дрогнул, и она ответила:

— Нет, Оглан. Здесь я умерла.

И ведьма, будто растеряв все свои силы, медленно побрела к заброшенному дому. Оглан фыркнул и подозвал к себе Гора. Тот пришел в себя после зелья чужеземца, только глаз еще слезился и плохо видел.

— Оставайся тут, — сказал, гладя пса. — Оглан пойдет внутрь. Гор будет охранять снаружи.

Оставил половину стаи с Гором, остальных забрал с собой. Ведьма была уже возле массивных дверей особняка. На этот раз догнать ее оказалось просто.

— Входи, — сказала Ама и шевельнула пальцем, как будто дернула невидимую ниточку.

Двери из красного дерева, покрытые следами от топоров, бесшумно распахнулись сами по себе.

Просторный зал с высокими окнами оказался даже больше, чем думал Оглан. Когда-то он, наверное, блестел и приятно пах, теперь же стены покрывала копоть, и вокруг царила пустота.

— Это был дом ведьмы?

— Когда-то, — Ама зашла внутрь, оставляя следы на пыльном полу. — Мои предки жили здесь, еще когда стоял Кель-Туат, и Дар-Минор был частью Миредана. Потом все рухнуло. Сначала Кель-Туат. Потом Дар-Минор. А затем и мой дом.

Оглан хмыкнул и зашел внутрь. Стая последовала за ним.

— Туда.

Ведьма показала на проем по правую руку. От дверей там остались только головешки на петлях. Ама вновь заговорила:

— У меня было четверо братьев. Все они погибли на войне или во время Великого искупления. Я даже не знаю, как и где они умерли.

Не знал, что ответить, потому продолжал слушать тягучую речь старухи.

— Затем америйцы пришли и сюда. Мой отец и дядя защищали дом, сколько могли. К счастью, отца убили сразу. Дядю же приколотили к стене вон там, — ведьма указала пальцем, — и заставили смотреть, как расправляются с женщинами. Они насиловали их целую ночь, а может, и больше. Олиарнии, моей сестре, было всего двенадцать.

— А тебе? — зачем-то спросил Оглан.

— Семнадцать.

— М-м.

Было наплевать на то, что случилось со старухой и как поубивали ее родных. Но зачем-то же она это рассказывает? Хотя, как знать. У стариков каша в голове.

— Я избежала страшной участи. Один достойный человек из Лотарии спас меня. Я не видела, как америйцы уничтожают мою семью. Но я все слышала. Каждый крик Олиарнии, каждую мольбу матери и тети. И смех, жестокий смех чужеземцев, пришедших осквернить и разрушить мой дом.

Ама замолчала. Оглан тоже ничего не говорил. На несколько мгновений повисла тяжелая тишина, только шаги волков, исследующих зал, нарушали ее.

— Потом они забрали все, что хотели, и разрушили остальное. Дядю истыкали стрелами, а женщин просто оставили на полу. Вон там.

— Угу.

— Тебе все равно, — Ама остановилась.

— А ты думала, Оглану будет интересно?

Ее белые глаза ничего не выражали, но рот поджался в гневе. Ощутил, как вырастают вокруг нее толстые щупальца мрака, и стало жутковато.

— Ведьма говорит — америйцы плохие. Но Дар-Минор начал первым! Оглан слышал. Ваши воины пришли и убивали всех. Аниманты делали людей свинарами и другими тварями. Дарминорцы сожгли Лотарию, сожгли Вилонию, сожгли ту страну на острове. Даже отравили Скованное море! Там до сих пор рождается рыба, похожая на кучу соплей, — чуть не сплюнул прямо на пол, но сдержался. — Сколько девочек изнасиловали дарминорцы и сколько домов разрушили? Ама лжет.

— Ты хотел сказать — лицемерит.

— Не знаю. Оглан не силен в словах.

— Твои достоинства в другом, — улыбнулась ведьма. — Но ты прав. Наш император начал ту войну. Если бы Кинона не убили в Грозовой, я бы хотела отомстить и ему. Но его дух достаточно мучается.

— Мучается? Где?

— Ты веришь в Небытие, Оглан?

— Оглан не верит ни в бога, ни во все остальное, что говорят люди в рясах.

— Тогда не будем учить тебя теологии, — сказала Ама. — Император и все, кто был причастен к злодеяниям в Америи, получили по заслугам. Но моя семья была ни в чем не виновна.

— Ты сказала — твои братья воевали.

— А моя сестра? Или мать, добрейшая женщина, которая ни разу в жизни не ударила раба? Или тетя, больная сердцем? Ни одна из них не заслужила того, чтобы ей воспользовались десятки солдат и бросили умирать в огне и дыму.

Ама замолчала, глядя на тени в углу.

— Я привела тебя сюда, надеясь, что ты разделишь со мной давнее горе.

— Зачем?

— Не знаю, — бросила старуха.

— И кому же ведьма желает отомстить? Те воины давно умерли.

— Я желаю присоединить свою месть к другой, гораздо большей, — сказала она на ходу. — Разве для тебя, душегуба, есть разница?

Оглан фыркнул и двинулся за ней. Чем ближе подходили к проему, тем чернее делалась темнота за ним. Волки за спиной первыми ощутили запах — похожий на их, и в то же время совершенно чужой.

Остановился и зарычал.

— Кто прячется там?

— Послушай меня, Оглан, — сказала Ама. — Мне нужна одна девушка. Ее зовут Алина, и она — принцесса Америи.

Рассмеялся, одновременно приказывая волкам растянуться по залу. Казалось, что из темноты впереди кто-то смотрит. Звериный запах там точно был.

— Ты не просто так встретил Ферриса, Оглан. Ты не просто так встретил меня. Нам с тобой суждено изменить мир. Принцесса едет в Дримгард, а может, уже приехала. Я не могу перейти Тиир, иначе сразу рассыплюсь прахом, — Ама грустно усмехнулась. — Но ты можешь. Твои собаки могут. Приведи ко мне принцессу живой, и ты не пожалеешь, дорогой Оглан.

— Что ведьма даст в награду?

— Новую стаю. Зверей, которых ты еще не видел.

Из темноты, горбясь, вышло четыре огромных существа — люди с волчьими головами, покрытые черной шерстью, с длинными, почти до колен, когтистыми лапами. Волки Оглана тут же подняли шерсть на загривках и оскалились.

— Волкары. Творения анимантов, — сказала ведьма, обводя чудовищ рукой. — Обычно они служат лишь создателю. Но я умею проводить дейярлорис, и ты тоже, не так ли?

— Для этого Оглану нужен человек, — ответил отрешенно.

Не мог оторвать глаз от волкаров. Высокие, широкоплечие, мощные. В голове зазвучали слова ведьмы: «Ты не оборотень. Их не бывает».

Не верил этому. И все же…

— Ама сможет сделать Оглана таким же?

— Нет. Да и зачем? Ты потеряешь разум. Станешь животным.

— Оглан и есть животное.

— Нет, ты человек с повадками животного. И так ты добьешься гораздо большего, поверь мне. Эти четверо — только подарок. В награду я дам тебе куда больше таких. Дам золото, оружие, если хочешь.

— Оглан хочет хороший лук, много стрел и сотню таких зверей.

— Сотню? Столько их не сыщешь во всем Дар-Миноре, — улыбнулась ведьма. — Даже там, где кончается лес… Я сделаю, что смогу. Обещаю тебе не меньше двадцати волкаров.

— Мало.

— Зачем тебе много?

— Оглан хочет вернуться в речные земли. Ривергард. Он должен там кое-кому.

— Феррису?

— Нет. Другому человеку. Инквизитору с зелеными глазами.

— Так ты тоже желаешь отомстить? — засмеялась Ама. — Хорошо. Помоги мне, и я помогу тебе.

Подошел к волкарам. Восемь желтых глаз вперились в него. Протянул руку и коснулся шерсти одного из них. Жесткая, как проволока.

— Ладно, — сказал, не сводя с чудовища глаз. Его янтарный взгляд завораживал.

— Ты хочешь еще чего-то?

— Оглан хочет новый лук и много стрел.

Ама кивнула:

— Тот человек, которого ты упустил — он ждал принцессу. Я слышала, как он бормотал ее имя.

— Ведьма думает, он вернется в лагерь?

— Быть может. Оставь неподалеку пару волков, а к городу отправь собак. Мы должны узнать, когда прибудет Алина.

— Почему старуха вообще решила, что принцесса приедет сюда?

— Она славится своим целительным даром. Кому же, как не ей, приехать излечить неведомую хворь? — криво улыбнулась Ама.

Хмыкнул и собрался уходить, как вдруг остановился.

— Ведьма наслала эту болезнь? Это она убила Дримгард?

— Что ты, — посерьезнев, ответила Ама. — Это Господь наказывает их.

Недоверчиво смотрел на смуглое лицо, пытаясь понять, что она на самом деле имеет в виду. Не понял и махнул рукой:

— Как Оглан узнает Алину?

— Ты поймешь, дорогой, — сказала ведьма. — Другой такой нет во всем мире.

X

Воздух застрял у Эльтона в горле. Улыбка расцвела сама собой.

— Вы прекрасны, госпожа.

— Полно, мой рыцарь, — скромно отозвалась Алина.

Впервые за долгие месяцы она стала такой, какой Эльтон помнил ее по столице. Надела голубое платье с белыми вставками, цвета неба и облаков. Уложила волосы и закрепила сеткой с энарийским жемчугом. Больше никаких украшений — принцессе они были не нужны. Она была стократ прекрасней любых бриллиантов.

— Ты хорошо отдохнула?

— Вполне, — ответила Алина, хотя лицо говорило об обратном.

— Быть может, стоит позволить себе еще хоть день? Город и так долго страдал, подождет еще немного. А тебе нужны силы.

— Город долго страдал и потому не может ждать, — отрезала Алина. — Идем.

Принцесса первой пошла по коридору, Эльтон последовал за ней.

— Я говорила с лекарями.

— Когда?

— Вечером. Вернее, ночью.

— Ты спала хоть немного?

— Да, — резко ответила Алина. — Хотя долго не могла уснуть.

— Отчего?

— Они ничего не делали, Эльтон, — повернувшись, ответила принцесса. — Никак не пытались помочь горожанам! Будь я своим отцом, они бы уже болтались в петлях!

— Да они всерьез тебя разозлили, — сказал Лавеллет, открывая перед ней дверь. — Раньше ты никогда не говорила о казнях.

— Я никогда не видела такого безразличия! Как можно ничего не делать, когда люди умирают десятками каждый день? Ты знаешь, сколько людей было в Дримгарде, когда пришла болезнь?

— Сколько?

— Почти пятьдесят тысяч. Как думаешь, сколько осталось теперь?

— Не знаю. В два раза меньше?

— В десять раз меньше, Эльтон!

— Ужасно, — сказал Лавеллет, и его впрямь передернуло. Он попытался представить сорок пять тысяч мертвецов. — Они хотя бы сожгли тела?

— Многие еще в домах, — отозвалась Алина. — Но души их наверняка у Господа.

Она сотворила святой знак, и он тоже.

Люди в тканевых масках ждали во дворе крепости. Среди них было несколько мужчин и женщин в зеленых колпаках, и они поклонились принцессе ниже всех. Лекари, судя по виноватому виду.

— Сегодня мы начнем исцелять Дримгард! — объявила Алина. — Довольно люди страдали без помощи Божьей. Ведь Господь, как сказано в Просвещении, действует руками верующих.

Мы отправляемся на улицы. Первым делом надо найти всех, кто смог пережить болезнь, и привести сюда. Тех, кто болен, вы должны научить, как облегчить страдания: пусть натираются уксусом и пьют много воды — это собьет жар. Отвар чернокорня…

Советы Алины казались Эльтону совсем простыми. Даже он, далекий от врачевания человек, слышал об этих средствах. Лекари, похоже, хотели сию минуту провалиться в Небытие.

— Приведите также тех, кто жил в одном доме с больными и не заразился. Арестуйте мародеров. Возможно, исцеление находится у нас под носом. Начиная с этой минуты мы будем бороться, пока не отыщем его!

Люди без энтузиазма поддержали принцессу и отправились за ворота.

— Кажется, они не очень довольны, любовь моя, — сказал Эльтон.

— Само собой. Им страшно и они думают, что болезнь уйдет сама собой, если отсидеться в замке. Но это не так. Вспомнить хотя бы герцогиню, — Алина подняла глаза к окну, из которого Данвель смотрел на опустевшие владения.

— Ты тоже отправишься в город?

— Да.

— Пожалуйста, будь осторожнее. Господь охраняет тебя, но если и ты заразишься…

— Это невозможно, Эльтон. Божья помощь и искусство врачевания вместе никогда не дадут мне заболеть. А вот тебе маска не помешает, — Алина улыбнулась и вдруг обняла Эльтона, положив голову ему на грудь. — Прости, мой рыцарь. Мне показалось, что в пути я тебя чем-то обидела.

— Нет, что ты, — ответил Лавеллет. — Просто сомнения слишком глубоко вгрызлись в мое сердце.

— И только они? — Алина подняла лицо, и Эльтону захотелось покрыть его поцелуями без остатка.

— Нет, — сказал он. — Не только. Ты знаешь.

— Что бы там ни было, сир Лавеллет, — прошептала Алина, — за кого бы я ни вышла замуж, ты навсегда останешься…

Эльтон прервал ее поцелуем. Вкус ее губ ударил в голову, как крепкое вино, и тело наполнилось жаром. Он прижал принцессу к себе, не обращая внимания на попытки вырваться, пока она, наконец, не укусила его за губу.

Эльтон разжал объятия. Вкус поцелуя сменил медный вкус крови.

— Мы не должны, сир Лавеллет, — дрожащим голосом сказала Алина. Ее прекрасное лицо заливала краска. — Мы не должны.

— Почему? — утирая губу, спросил Эльтон. — Разве мы не любим друг друга?

— Я люблю тебя, — сказала принцесса. — Но мы не должны. Мы не любовники, мы возлюбленные. Эльтон, ты… держи себя в руках, мой рыцарь.

— Чем ближе мы к цели, тем это труднее. И знаешь почему?

Лавеллет сделал шаг в ее сторону, и Алина отступила, словно испугалась его. Эльтон встал как вкопанный — этот шаг назад оказался для него в тысячу раз больнее, чем укус.

— Мы приехали сюда, чтобы ты не стала королевой, так ведь? Чтобы ты стала свободной. Тогда почему ты хочешь выйти замуж за того, кто выгоден, а не того, кого любишь? Ведь королевы поступают именно так.

Алина мигом побледнела, словно краску стерли с ее лица. Эльтон видел, что ранил ее глубоко, глубже чем когда бы то ни было — но именно этого он добивался.

— Я отправляюсь за Тиир, любовь моя, — поклонился он. — Я встречу там проводника, и уже скоро мы сможем отправиться к Леонару.

— Мы не уедем, пока я не исцелю болезнь, — обескураженно сказала Алина. Ее глаза наполнялись слезами, и Эльтон отвернулся.

— Как будет угодно… ваше высочество.

* * *

Когда он второй раз, на свежую голову проехал через город, то увидел, как все ужасно. Несколько улиц он преодолел, не встретив ни души. Пара собак, завидев его, вылезли из кучи мусора и какое-то время тащились следом, принюхиваясь. Потом они, как по команде, сорвались с места и побежали прочь.

Шаги лошади отдавались коротким эхом в городской пустоте. Опустевшие, разграбленные, сожженные дома — наверное, даже последствия войны не выглядят столь уныло и жутко. Повсюду на улицах валялась одежда и какие-то вещи, у порогов гнили отбросы.

Весь город был построен из мрачного серого камня, от дорог до кончиков часовен. Став пустым, он как будто исполнил свое предназначение. Эльтон не мог представить эти темные улицы живыми.

Лавеллет поправил маску. Два слоя ткани, завязанные за ушами, содержали внутри пахучие травы, давленый чеснок и горную соль. Верили, что это спасает от болезни. Алина ничего не сказала против, но и хвалить этот метод не стала.

Когда Эльтон оказался у городских ворот, знакомый зычный голос окликнул его. Лавеллет обернулся и увидел Фредегера. Он был пешком, с широким мечом у пояса и маской на лице.

— Ты следил за мной?

— Нет, сир, не совсем. Я тут помогал горожанам по приказу принцессы и увидел вас.

— Ты так быстро добрался сюда?

— Да, я специально шел быстро. Здесь рядом я вырос.

Здоровяк говорил так не наигранно, что Эльтону верилось. И все-таки он уже понял, что Фред не так прост, как пытается выглядеть.

Телохранитель герцога вздохнул:

— Понимаете, сир рыцарь, я вспоминал наш вчерашний разговор.

— Решил, что получил недостаточно?

— Нет, дело в том, что я вспомнил — признания тех людей слышали еще палач и пара гвардейцев. Палач-то умер, а гвардейцы живы.

— Ты грязный вымогатель, Фредегер.

— Что вы, сир. Я просто беспокоюсь, чтобы никто не узнал вашу тайну. Будь на моем месте вымогатель, он бы сразу забрал у вас все деньги.

— А ты, выходит, собираешься забрать их по частям?

— Простите, сир рыцарь. Мне правда стыдно, что приходится просить, ведь я свое получил. Но те гвардейцы помнят о тайне, так что надо заплатить.

— Как их имена?

— Они сказали, что если я расскажу, они выдадут вашу тайну.

Эльтон молча вытащил из пояса два золотых и швырнул их Фредегеру. Тот ловко поймал их.

— Простите, что так вышло, сир, я больше вас не побеспокою. Кстати, куда вы?

— Принцесса попросила меня навестить ближайшие деревни.

— Там мало кто остался. Не подъезжайте близко к реке — в тайге появились оборотни.

— Оборотни? — недоверчиво переспросил Эльтон.

— Да, крестьяне говорят, их там целая стая. А может, врут, чтобы пустили в город. Хотя в Тихом доме, кажется, сидел один оборотень.

— Что за Тихий дом?

— Видели укрепленный монастырь возле города? Там держат больных рассудком, одержимых и колдунов. Уж не знаю, зачем монахи это делают. Слухи жуткие ходят, но все равно это ведь дело богоугодное? Ладно, сир, удачи, — резко закончив разговор, Фред скрылся в переулке.

Чувствуя себя глупо обманутым, Эльтон повернулся к воротам и крикнул:

— Эй там! Открывайте по приказу принцессы!

* * *

Уже только подъехав к Тииру, Эльтон ощутил тревогу. Тайга на том берегу была словно другой мир, темный и тихий. Лавеллету показалось, что кто-то смотрит на него из чащи.

Брод был отмечен столбом, обвязанным мешковиной. Рядом стоял пенек, а на нем лежало несколько зерен пшеницы и сморщенная четвертинка лука. Похоже, здесь суеверные крестьяне оставляли подношения лесу.

Лошадь легко пересекла брод, но оказавшись на другом берегу, тут же зафыркала и заупрямилась. Эльтон ощутил, как волна неведомой энергии прошла через тело, оставив мурашки на коже и сосущее чувство тревоги в груди. Непоколебимая тишина давила на него, как крышка саркофага.

Лавеллет сотворил святой знак и поехал по опушке вдоль течения. Острозубая впадала в Тиир чуть дальше. Лошадь упрямилась и шла, беспокойно косясь на утопленный в тени лес. Тайга казалась тихой, но не спящей — скорее похожей на зверя, сидящего в засаде. Эльтон не мог отделаться от ощущения, что кто-то неотрывно глядит на него, и не спускал ладони с рукояти меча.

Дойдя до притока, он едва заставил лошадь войти под густые хвойные кроны и привязал ее к ели. Бедняга постоянно фыркала и тянула узду.

— Я скоро вернусь, — снимая с седла копье, сказал он.

Лошадь заржала и замотала гривой. Глубокие глаза были полны беспокойства. Эльтон никогда не испытывал большой любви к животным, но сейчас почувствовал приязнь — кобыла как будто переживала за него и отговаривала идти.

Всего лишь игра воображения, усиленная страхом перед тайгой. Эта лошадь даже не груфер. Она просто сама боится остаться.

Лавеллет потрепал скакуна по прижатым ушам и отправился вдоль Острозубой.

Мелкая и быстрая речка не зря получила свое название. По берегам ее всюду валялись острые камни, глыбы гранита вздымались из течения. Вода была прозрачной, и Эльтон видел стаи мальков, кружащие на мелководье. Где-то стучал дятел, ухали и щелкали другие птицы — Лавеллет узнал рябчика и тетерева, на которых несколько раз охотился на Длани. Чертоги небесные, хорошо бы сейчас было оказаться в спокойных дубравах столичных земель, на веселой охоте, рядом с дядей Аллерсом и другими рыцарями Кроунгарда.

Но увы, Длань осталась далеко, а столица, если верить письмам, превратилась в бурлящий котел. К тому же дядя лишен рыцарства и фамилии — тяжелейшее наказание, позор для всего рода. А так как из рода остался один Эльтон, позор этот ложился на него одного.

Так что неизвестно, где пришлось бы труднее — здесь или на Длани.

Стоял жаркий полдень, но в тайге царил полумрак. Здесь было прохладно и одновременно душно, так что Эльтон вспотел под доспехами. Он не стал надевать латы — ограничился кольчугой, шлемом и наплечниками. Вместо поножей надел крепкие, выше колен ботфорты. Из оружия взял меч, кинжал и копье — его можно было использовать против зверей и как посох на болотистых местах. И хищников, и болот впереди должно быть много.

Под ногами лежали мшистые камни и толстый слой желто-оранжевой хвои. Травы и кустов было мало — кроны пихт и елей загораживали солнце, не давая маленьким растениям света для жизни. На опушке встречались кусты дикой смородины и хмарь-ягоды, но теперь пропали и они.

Когда-то на этом берегу жили люди, но после Великого искупления тайга захватила землю за считанные годы. Колдовство, говорили в народе, и теперь Эльтон верил. Лес выглядел так, будто стоял тут десятки, а то сотни лет. И все же чем дальше заходил Лавеллет, тем больше человеческих следов ему попадалось.

Утопленный в хвое миреданский топор с квадратным лезвием.

Каменный курган, увенчанный пятеркой ржавых кальдийских шлемов.

Муравейник, построенный в человеческом черепе.

Возле покрытой тиной заводи чернели остовы бревенчатых домов. Когда Эльтон проходил мимо них, ему послышались невнятные голоса. Он долго смотрел на руины, а когда отвернулся, то на самом краю зрения увидел прозрачные тени. Силуэты бились о невидимые стены внутри домов, и корчились в муках.

Похолодев, он ускорил шаг.

Острозубая взбиралась на холм — а вернее, стекала с него, ведь Эльтон шел против течения. Вода журчала на камнях, русло огибало деревья. Сквозь них рыцарь увидел впереди высокое каменное строение.

Покосившаяся башня. Почти дошел.

Раздался громкий волчий вой. Птицы как будто замолкли на миг, и Лавеллет скорее услышал, чем почувствовал, как сильно забилось сердце. Слова Фредегера об оборотнях всплыли в памяти.

Опираясь на копье, Эльтон взбирался на холм, на вершине которого уже ясно видел косую башню с разрушенной вершиной. Башню окружали заросли железнотерна. Посланника Леонара пока не было видно.

Вой раздался снова. Ближе или нет, было непонятно, но точно стало страшнее. Звук повторился, как эхо, и уже с другой стороны.

Где-то слева будто бы раздался мягкий треск хвойного ковра. Эльтон поднимался, запыхавшись, и вдруг увидел серый силуэт. Длинноногий волк остановился, увидев Эльтона, и следом появилось еще двое. Они молча ощерили клыки.

Тяжело дыша, Лавеллет опустил копье. Он огляделся — слева показался еще один волк и с ним лохматый безухий пес.

А следом из чащи показался человек.

Высокий и поджарый, он прижимался к земле, как готовый к атаке зверь, хоть и шел на двух ногах. Лицо заросло черной бородой до самых глаз, волосы колтунами валялись на плечах. Оборотень был одет в балахон из криво связанных шкур, с капюшоном из головы матерого волка. Ожерелье клыков и когтей свисало с худой шеи, за плечом торчал охотничий лук.

Оборотень улыбнулся, и Эльтон увидел полный рот острых стальных зубов.

Стая из волков, собак и человека окружила его. Все они утробно рычали, сжимаясь вокруг Лавеллета, а он кружился, глядя в голодные глаза и не зная, что делать.

Подойдя ближе, человек принюхался и вдруг коротко рявкнул. Животные замолчали, и он позвал:

— Чик!

Одна из собак, черная с белой лапой, подошла к нему. Человек понюхал ее, кивнул и повернулся к Эльтону:

— Ты знаешь девушку.

Его речь рокотала, как далекий обвал. Эльтона потрясло, что он вообще умеет говорить.

— Какую девушку?

— Оглану нужна девушка. Принцесса.

Это слово будто обрушило цепи, сковавшие Эльтона. Страх переродился, став гневом. Руки наполнились силой, и даже зрение как будто стало острее. Оборотень, назвавший себя Оглан, нахмурился и оскалил стальные зубы.

— Приведи принцессу, и будешь жить. Иначе стая сожрет твое мясо, а кости оставит ведьме!

— Зачем она тебе?

— Не задавай вопросов! Обещай, что приведешь девушку!

— Привести? Я ведь могу просто спрятаться в городе.

— Нет. Ты идешь туда, — оборотень ткнул на вершину холма. — Ищешь человека.

Лавеллет ничего не ответил и сделал шаг в сторону, оборотень — следом за ним. Волки вокруг неотрывно наблюдали.

— Там никого нет, — проурчал Оглан. — Приведи принцессу, и я отдам вещи.

«Ясно. Проводник мертв. Но вещи? Среди них может быть маршрут — карта или записка!»

— Что у тебя есть? — спросил Эльтон.

— Там книга, и меч, и гусиные перья, и всякая дрянь! — оборотень сделал шаг к нему. — Ты приведешь принцессу?

Будто понимая его слова, стая зарычала и тоже придвинулась ближе.

«Книга и перья? Вряд ли он взял с собой что-то почитать».

— Хорошо, — заставляя себя поднять копье, сказал Эльтон. — Я приведу ее.

Оглан кивнул и сделал три шага назад, ворча под нос. Стая, облизываясь, рысью побежала обратно в чащу.

— Если ты обманешь нас, Оглан сожрет твое сердце, пока оно еще будет биться.

Ничего не сказав, Лавеллет пошел прочь. Он спиной чувствовал взгляд оборотня, но когда обернулся — его уже не было.

XI

Америя, Кроунгард

Коррин ослеп — так ему показалось в первые несколько мгновений. Он столь давно не видел солнца, что свет буквально обжигал глаза. Корр моргал и утирал текущие слезы. За последние несколько дней он плакал, наверное, чаще, чем за целую жизнь.

Горбун провел заключенных запутанными коридорами и выпустил на улицу через крохотный лаз — чтобы пробраться, пришлось согнуться в три погибели. Горбатый за ними не полез.

И правильно — этому уроду стоило остаться в своем темном подземелье. Снаружи были простор, и солнце, и соленый запах воды, окружающей Кроунгард. Коррин дышал так глубоко, что у него закружилась голова, и жмурился на лазурное небо, и губы сами собой расплывались в улыбке.

Они стояли на каменистом берегу Слезы, и впереди, за озером, темнело Кольцо Вальдара. Солнце согревало их измученные лица, и небо было чистым, без единого белого перышка.

— Небесный дом, — прохрипел Гиральд Двухголовый и встал перед серебряной звездой на колени. — Спасибо тебе, Господи. Спасибо, что сохранил наши жизни.

— Благодари не Господа, а короля, — пробурчал один из бывших рыцарей, но все же сотворил святой знак.

— И что теперь? — спросил другой. — Мы свободны?

— Король сказал, что даст нам коней и вернет оружие, — сказал Коррин.

Бывший сир Лавеллет, чьи волосы из золотых стали грязно-желтыми, оглядел освобожденных узников.

— Я не вижу Пьеррига.

— Умер, должно быть, — сказал Двухголовый, поднимаясь с колен. — Ты видел, как он по башке получил?

— Конечно, видел, — не удержался Коррин.

«Он стоял в стороне и мог прекрасно насладиться этим зрелищем!» — хотел продолжить он, но не стал.

— Мы все видели, — буркнул вместо этого.

«Только выйдя из темницы, ты уже едва не начал пустую ссору! — ругал себя Корр. — Похоже, что дать клятву и исполнить ее — вещи, которые разделяет тысяча лиг. Солнце и чистый воздух опьянили меня, и забыл свой обет. Нельзя этого делать».

Аллерс смерил его подозрительным взглядом и кивнул.

— Итак, нас шестеро, — сказал он. — Шесть других людей, пускай они преступники, сегодня отдадут за нас свои жизни. Не знаю, попадут ли они в Небесный дом, но мы обязаны вернуть долг их памяти.

— Король сказал — туда им и дорога. Ты правда думаешь, что мы должны им, Аллерс? — спросил Коррин.

— Их казнят вместо нас, — ответил тот. Даже изможденный и в тюремной робе, он старался сохранять гордый вид.

— Так решил король. Нам стоит думать не об этих бандитах, а о том, чем мы обязаны государю.

— Правильно, — поддержал его Гиральд.

— Я знаю, что ты думаешь, Аллерс. Что Коррин, который носил фамилию Гвин — человек без чести. Он никогда не был рыцарем, а лишь носил это звание, как ворованный плащ. Что ж, отчасти это правда, — Корр улыбнулся. — Я был дерьмовым рыцарем. Но теперь, когда король даровал мне шанс, я сделаю все, чтобы изменится. Не знаю, как вы, а я произнес в темнице клятву, которая связала меня высшим долгом. И я переродился.

Аллерс негромко фыркнул, и Коррин ощутил укол раздражения, но продолжил, потому что все остальные внимали ему:

— Только выйдя сюда, я почувствовал, как свежий ветер выдувает эту клятву из моей головы. Я ощутил, как снова становлюсь тем дерьмовеньким Коррином, которым был. Так что это не будет просто. Но я клянусь всем вам, как поклялся королю — я буду сражаться с самим собой до последнего вздоха, пока не стану тем, кем обещал.

Аллерс положил ладонь на плечо Коррина.

— Я счастлив слышать такое, — сказал он. — Я буду рядом с тобой, бывший сир Гвин, чтобы проследить за выполнением твоей клятвы.

— В этом нет необходимости, — нахмурился Корр. — Следи лучше за собой.

Бывший Лавеллет хмыкнул и убрал руку.

— Мы все проследим друг за другом, — сказал он. — Ибо я считаю, что отныне мы связаны. Я предлагаю назвать себя Братством башни, и с этого момента не разлучаться, как истинные братья.

— Я слышу высокие речи, — раздался голос из-за их спин. — Уж не Аллерс ли Лавеллет это говорит?

Коррин обернулся и увидел знакомое лицо: грубоватое, как будто вытесанное из камня. Дорогая одежда и посеребренный топор у пояса. Никто иной, как Йоэн, хранитель королевских покоев.

— Я больше не Лавеллет, господин хранитель, — поклонился Аллерс. — Но высокий слог и воспитание остались при мне.

— Неудивительно. Ходят слухи, что когда ты пердишь, раздается музыка, — сказал Йоэн.

Коррин и остальные рассмеялись, Аллерс обиженно вскинул двойной подбородок.

— Вы пришли, чтобы помочь нам переправиться на большую землю? — спросил он.

— Да, — ответил хранитель. — Идемте, лодка спрятана неподалеку.

* * *

В лодке оказалась одежда — простые штаны и рубашки, сапоги и плащи с широкими капюшонами. Когда они переправились через Слезу, Йоэн велел надеть капюшоны.

— Никто ваших лиц не знает, тем более что вы заросли, как разбойники, — сказал он. — Но лучше не рисковать.

Они высадились во Втором квартале, где было полно лавок и таверн. Здесь торговали тканями, одеждой, богатой утварью и хорошей едой вроде свежей дичи, энарийских сушеных фруктов и пряностей.

Раньше.

Проходя по широким улицам, Коррин заметил, что многие лавки закрыты, а харчевни пустуют. Заезжие, сюда по виду, купцы продавали с телеги сурговую муку по цене пшеничной — серебряная марка за бушель. И люди с удовольствием покупали. Два булочника даже переругались за то, кому достанется последний мешок, и пустили в дело кулаки. Городские стражники в шлемах с бронзовыми бляхами прекратили драку, и мешок достался резвому трактирщику.

— Стираю белье! — выкрикивала рябая женщина с платком на голове. — Стираю белье, чисто, недорого! Ай!

Из переулка выбежала тощая собака и чуть было не сбила женщину с ног. Следом за ней пронеслась пара мальчишек с палками в руках.

— Зачем они гонятся за ней? — спросил Коррин.

— Съесть хотят, — пожал плечами Йоэн.

— А дела-то в городе не очень, — буркнул Гиральд.

— Годы гроз, — сказал хранитель. — Покуда новый урожай не вырастет, голод не кончится.

Колокола пробили полдень. Люди на улицах вдруг всполошились и, как по команде, двинулись в одном направлении.

— Куда все идут? — спросил Коррин.

— На казнь! — ответили ему. — Рыцарей-подонков сегодня казнят!

— Вот незадача, — пробурчал Двухголовый.

— Нам предстоит на это посмотреть, — произнес Аллерс. — Чтобы мы поняли, какая цена будет уплачена за нашу свободу.

— Помолиться за несчастных, — тихо сказал Гиральд.

— Нечего там делать, — сказал Йоэн, придерживая топор. — Кони ждут у Синих врат, и паром скоро придет.

— Где их казнят, на площади Защитника? — спросил Коррин.

Хранитель покоев кивнул.

— Тогда идем, — оглядывая товарищей, сказал Корр. — Я думаю, Аллерс прав. Мы обязаны посмотреть.

Остальные согласились, а Йоэн покачал головой:

— Дурью маетесь.

Площадь Защитника располагалась в Первом квартале — самом богатом районе Кольца Вальдара. На улицах здесь не было попрошаек, патрульные встречались на каждом углу, а вдоль широких дорог проходили каналы для дождевой воды, а в переулках стояли даже специальные ящики для мусора. Высокие дома были украшены лепниной и фресками с изображениями разных пейзажей, святых или героев легенд. Ближе к центру квартала попадались настоящие дворцы, или плаццо, как иногда их называли по-кальдийски. В их просторных дворах журчали фонтаны, слуги подстригали кусты и подметали лужайки, а гвардейцы охраняли вход, неприязненно глядя на идущих мимо горожан.

Многие особняки были знакомы Коррину. Вот этот, из бежевого кирпича, принадлежит знатному торговцу лошадьми. В его табунах — лучшие груферы страны. А этот, с высоким громоотводом в виде молнии, принадлежит, как нетрудно догадаться, епископу Кольца.

Роскошные особняки вдруг показались Коррину какими-то ненастоящими. Идя среди толпы, он ощутил себя очень далеко от поместий и их владельцев. Хотя еще совсем недавно был вхож во многие из них, и когда-нибудь мечтал построить себе шикарное плаццо с тремя десятками комнат. Теперь эта мечта казалась ему глупой и бессмысленной.

Площадь Защитника представляла из себя огромный овал, вроде озера, куда вместо рек впадало несколько улиц. Ее окружали высокие дома с лавками на первом этаже — здесь располагались ювелирные мастерские, торговали лучшими тканью и оружием. В центре площади располагался помост, окруженный стражей. Пока не началось основное действо, на помосте выступали жонглеры, а их помощники в шапках с бубенцами бегали внизу и клянчили плату за зрелище.

Но чтобы ни происходило, главное внимание всегда приковывал Защитник — огромная статуя в северной части овала, посвященная Лодригу Вельду, человеку, который отстоял Кольцо Вальдара во время восстания лордов, прозванного Красным. Лодриг был простолюдином, и заслужил фамилию и прозвище Защитник Государства как раз за этот подвиг.

Статуя была высечена из гранита, чтобы символизировать несокрушимость Лодрига, однако щит, повернутый в сторону Синих врат — главной пристани Кольца — а также глаза и меч, наполовину вытащенный из ножен, блистали серебром. Коррин часто видел эту статую раньше, из окон Кроунгарда и даже стоя вплотную, но только сейчас у него захватило дух. Перед ним был человек из низов, который не побоялся встать на защиту столицы против озверевших феодалов. Коррин и все остальные из новоявленного Братства башни должны повторить его путь — из черни возвыситься до героев, известных всей Америи. Корр так вдохновился этими мыслями, что ему показалось, будто за спиной распахнулись крылья.

Стоило прийти сюда хотя бы ради этого.

Они не стали подходить близко к помосту, тем более, что это оказалось невозможно — толпа запрудила площадь от края до края. Коррин ощутил себя весьма неуютно. От гула толпы закладывало уши, кто-то постоянно норовил оттоптать ногу или двинуть локтем в бок. Корр повернулся к Защитнику, чтобы представить, как он возвращается в столицу победителем. Он въедет сюда на коне, и в серебряном щите появится его отражение. Он улыбнется и поедет к Солнечному мосту, чтобы войти во дворец, где…

— Вон они!

— Везут!

На площадь выехали две большие телеги, запряженные волами. На них стояли семь деревянных клеток, внутри которых сидели заключенные. Они покорно молчали. Интересно, что пообещал им король, если преступники согласились молча пойти на казнь? Только один из них плакал, спрятав лицо в руках.

— Их семь, — прошептал Аллерс. — Почему их семь?

Плачущий заключенный поднял лицо, и всем стало понятно.

— Это Пьерриг, — сказал Корр и повернулся к Йоэну. — Почему он там?

— Вы не знали? — буркнул хранитель. — После той ночи он стал слабоумным. Пускает слюни и мямлит, точно младенец. Незачем сохранять ему жизнь.

Гиральд покачал головой и сотворил святой знак. Ошеломленный Коррин посмотрел в сторону помоста, где осыпаемых ругательствами и плевками приговоренных доставали из клеток.

Он помнил, каким был Дюг Пьерриг. Суровым, грубым, с жутковатым из-за бельма взглядом. Помнится, Корр был даже не рад, что пришлось взять Дюга в компанию. Но теперь все представало в ином свете.

Пьерриг сражался за свою семью, за сестру, чью честь запятнало поражение Эрига. В отличии от Коррина, он пошел туда не ради богатства и славы. И теперь будет за это казнен.

Сестра. Сестрица!

Коррин вспомнил скулеж, который слышал из-за двери в тот день, когда пытался бежать. Это был Дюг. Даже сойдя с ума, он думал о своей сестре.

— Мрак побери, — буркнул Корр и опустил глаза.

Он и не думал, что зрелище окажется приятным. Но увидев Пьеррига, пожелал провалиться сквозь землю — да хоть бы обратно в темницу на несколько дней, лишь бы не видеть.

На помосте поставили плаху. Палач взял огромный топор и проверил остроту лезвия пальцем. Приговоренных поставили на колени, и вперед вышел глашатай:

— Граждане Кольца Вальдара! — раздался голос. — Мы собрались сегодня, чтобы по приказу нашего правителя Эсмунда Первого из рода Теаргонов, короля всей Америи, судить этих людей!

Толпа возликовала, а Коррин почувствовал себя еще хуже. Да и все остальные из Братства башни выглядели так, словно на помосте стояли они, а не кто-то другой.

— Знаете ли вы, что они сделали? — спросил глашатай.

— Напали на святого отца! — выкрикнула какая-то женщина.

Следом раздались проклятия и гневные вопли:

— Мясники! Безбожники! Отрубите им головы!

Гиральд тихо молился, глядя на Небесный дом. Аллерс не отрывал взгляда от помоста, но Коррин видел, как подрагивают его губы, будто он что-то хочет сказать. Йоэн вычищал грязь из-под ногтей.

— Именем Божьим и согласно королевским законам, его величество Эсмунд Первый за измену, нарушение приказа, устроение заговора и смертоубийства в стенах королевского дворца, приговорил этих людей к казни. Довольны ли вы таким решением?

— Не король, но Просветитель наказал их своей рукой! — раздался из толпы тягучий голос, и Корр увидел монаха в серой рясе. Один из проклятых проповедников. — Они напали на ставленника Божьего и вот — они перед нами! Смерть им!

— Сме-е-ерть! — истошно завопил кто-то.

— Смерть! Смерть! Смерть! Смерть!

Коррин ощутил себя диким зверем, со всех сторон окруженным гончими. Он невольно представил, что мог бы сейчас стоять на коленях и слушать яростные голоса, призывающие убить его.

Первого бросили к плахе. Палач поднял топор, толпа задержала дыхание, и в миг между тем, как лезвие поднялось и опустилось, царила полная тишина. Затем раздался характерный звук, и голова казненного отделилась от тела.

Мальчишка, помощник палача, подхватил ее и подкинул в воздух. Брызги крови полетели в разные стороны и попали ему на лицо, а люди на площади восторженно завопили.

Корр отвернулся. Это над его головой могли сейчас так потешаться.

— Не насмотрелись? — буркнул Йоэн. — Пора идти.

— Идем, — сказал Коррин. — Не хочу смотреть, как умирает Пьерриг.

Они повернулись и зашагали прочь, когда к плахе подвели второго заключенного. Они сделали несколько шагов, как Аллерс вдруг остановился.

— Нет, так неправильно, — сказал он. — Неправильно! Послушайте, люди!

— Что ты творишь?!

Корр схватил его за руку, но Аллерс вырвался и закричал:

— Послушайте меня! Те люди невиновны в названном преступлении! Мы — те самые рыцари, что напали на башню Наместника! Простите, друзья, но я не в силах этого вынести! Быть может, те люди достойны смерти, но настоящие рыцари-подонки — это мы!

Коррин бросился бежать, но далеко не ушел. Ему поставили подножку и он рухнул в недружелюбные объятия толпы.

— Нет! — кричал Корр. — Не верьте ему!

Аллерса тащили впереди всех, но даже так он умудрялся сохранять величественный и трагичный вид.

— Король-нечестивец помиловал своих приближенных! — возвещал серый монах. — Подлецов, что подняли мечи на ставленника Божьего! Он хотел спасти их, но воля Господня разверзла им уста и открыла правду! Глядите! Вот они!

Братство башни передали в руки стражников, а те втащили их на помост. Подставные преступники переглядывались, и Коррин ясно видел в их глазах надежду, ни следа которой не осталось внутри него.

Дюг Пьерриг осмотрел их непонимающим взглядом и вновь заплакал.

— Сестра, — промямлил он. — Сестрица!

— Не может быть, — твердил Двухголовый. — Не может этого быть.

Коррина первым подтащили к окровавленной плахе и заставили опустить на нее голову. Вопли толпы, оскорбляющей его, звучали как ураган. Корр не видел палача, но ясно почувствовал, когда топор занесся над шеей.

«Я ведь поклялся, — думал он. — Я поклялся, я хотел стать лучше!.. Король надеется на нас! Что ты натворил, Аллерс?!»

— Будь ты проклят! — воскликнул Коррин.

Топор опустился.

XII

Где-то в тайге за Тииром

Всего лишь человек

«Ты не оборотень. Их не бывает».

Зарычал от злости и пнул волчицу, вставшую на пути. Та обиженно взвизгнула и уступила дорогу. Бухнулся на землю возле спальника. Подозвал волчицу и обнял.

— Прости. Оглан злится на старуху. Не на тебя.

Ведьма все лгала.

Или не лгала.

Оглан волк!

Или всего лишь человек.

Так крепко прижал к себе волчицу, что у нее захрустели суставы. Понял, что снова делает ей больно, и отпустил.

— Иди. Оглан хочет побыть один.

Лег и закрыл глаза. Уже немало дней прошло после встречи с Амой. Ни разу не пытался стать волком за это время. Было страшно. Думал — что, если попробует, и не получится? Тогда Оглан точно сойдет с ума. По собственной воле вернется в Тихий дом.

Ничего. Когда приведет принцессу, докопается до правды. Какой бы она ни была. Сможет принять ее. Оглан сильный. Если он чего и боится, то только огня и черных монахов с их вопросами.

Себя-то он не боится уж точно.

Сильнее, чем страх

Сидел и делил с Гором обед — жирную крольчиху — когда явилась ведьма.

— Как твои успехи, Оглан?

— Хорошая охота, — ответил, поднимая кусок крольчатины. — Оглан сыт сегодня.

— Я так стара, дорогой, что терпения во мне совсем не осталось, — нахмурила Ама свое крошечное лицо.

— Чего? — спросил, закидывая хрящик в рот.

— Что с принцессой, Оглан?

— Все хорошо. Мальчишка приведет ее.

— Что за мальчишка? — присаживаясь рядом, спросила ведьма.

Гор приподнялся, и она потрепала его по лохматой голове. Пес принял ласку и вернулся к еде.

— Так что за мальчишка?

— Не знаю. Он ее друг. Приехал с ней. Пахнет ей. Шел встречаться с тем Жаеном у башни, как ты и говорила.

— Я так и не смогла его найти, — задумчиво произнесла Ама, потирая косой глаз. — Я думаю, что он ушел из тайги. Иначе от меня бы он не скрылся.

— Как и от меня.

Гор встал, облизываясь. Почесал его за ухом, а пес в ответ потерся лбом о щеку и отправился пить к ручью.

— Верный Гор.

— Ты расскажешь мне о мальчике или нет?

— Он сказал, что приведет принцессу. Оглан обещал ему кое-что. Вещи Жаена.

— Что за вещи?

— Когда Оглан вернулся из дома ведьмы, то подобрал их. Книгу, и меч, и все остальное.

— Книгу?

Почему-то не хотел давать ее ведьме, но достал из-под оленьих шкур, на которых спал, и протянул. Ама раскрыла и стала читать.

— Что там написано?

— Подожди.

Прочитав несколько страниц из разных мест, ведьма рассмеялась и потрясла книжкой перед лицом Оглана. Захотелось вцепиться в ее тоненькую руку клыками.

— Что смешного?

— Тот юноша не приведет принцессу. Отдай ему книгу.

— Нет, — выхватил книжицу и спрятал за пазухой. — Он приведет.

— Почему ты так решил?

— Оглан чувствовал страх. Когда люди боятся, они делают все, что говорит Оглан. Люди любят жить.

— Ах, дорогой. Разве ты не знаешь, что есть вещи сильнее, чем страх?

Задумался и не смог таких вспомнить. Мотнул головой и убрал с лица волосы.

— Он попытается убить тебя и придет не один. Отдай ему книгу, и принцесса Алина сама придет к нам в руки.

Понял вдруг, чего хочет ведьма. Может, она говорит правду. Но если так, помощь Оглана ей не понадобится. А Оглану нужна награда, которую обещала старуха. Волкары, хоть и плохо подчинялись дейярт, были невероятно сильны и быстры.

И Оглану нужна правда. Чему научил Феррис? Обращаться в волка или в полудурка, который думает, что он волк?

— Нет. Если мальчишка обманет, Оглан убьет его и достанет принцессу по-другому.

Ама вздохнула.

— Ты называешь себя волком, но упрям, как осел.

— Оглан не осел!

— Конечно, нет, — ведьма поднялась. — Раз так, я помогу тебе. Немного колдовства — чтобы ты смог победить.

— Ладно.

Вернулся к остаткам крольчатины, а ведьма отправилась восвояси, напоследок повернув белые глаза в сторону волкаров. Когда она почти уже скрылась за деревьями, окликнул ее:

— Ведьма говорила о своей семье. Что ее спас человек из Лотарии. Что было потом?

— Потом, — сказала Ама, не поворачиваясь, — он забрал меня с собой. Я шла с америйской армией и наблюдала, как они разрушают мою страну.

— А потом?

— Зачем ты спрашиваешь, Оглан? Тебе же было все равно.

Пожал плечами:

— Стало интересно, как Ама выжила в пустом Дар-Миноре.

— Это было непросто, дорогой. Тот лотарец в конце концов бросил меня и вернулся домой. А я вернулась к себе домой. И наблюдала, как моя родина превращается в проклятый лес. Хорошо, что я была не одна.

— А с кем?

— Я навещу тебя, когда ты встретишься с юношей, — сказала ведьма и растворилась в тени.

XIII

Дримгард

Прошло несколько дней с тех пор, как Эльтон встретил оборотня. Честно признаться, он не хотел возвращаться в тайгу — там было жутко и без Оглана с его стаей. Придя в себя после встречи, Эльтон понял, что оборотень был только один, остальные — обычные звери.

Герцог Данвель отказался помочь. Сначала он просто отнекивался, а потом начал кричать, что никто из его людей не войдет обратно в замок, если выйдет.

— Вам, как другу и телохранителю принцессы, позволено ходить туда-сюда! А что, если вы принесете болезнь? Хотите, чтобы мы все тут умерли?!

— Мы не умрем, пока принцесса здесь.

— Мы все еще умираем, где бы она ни была, — сказал, отворачиваясь, герцог.

И он был прав. Алина, сколько ни пыталась, не могла сделать ничего более, чем облегчить симптомы больных. Допросив мародеров, она пришла к выводу, что пропитанные уксусом маски, с луковой кашицей и травами внутри, хорошо защищают от болезни. Это оказалось так — те, кто помогали ей в городе, ни разу не заразились после внедрения новых масок и правил — трогать больных только через перчатки, сжигать одежду перед возвращением из города и мыться с мылом каждый день.

Людям раздавали травы, мыло и уксус из кладовых герцога Данвеля, а тому было плевать. Любой другой феодал начал бы брюзжать, что его добро раздают задаром, но Стефон продолжал целыми днями сидеть и смотреть в окно. Его ничего не волновало, кроме того, что болезнь может снова войти в крепость. На все остальное он вяло махал рукой.

Так что у Эльтона было не так много вариантов, к кому обратиться за помощью.

— Не знаю даже, сир рыцарь. Герцог-то запретил людям ходить.

— Я не собираюсь тебя уговаривать, Фредегер, — Эльтон сунул ему подготовленный мешочек серебра. — Найди надежных людей до завтра. Утром отправимся на охоту.

Фред взвесил мешочек в руке, достал одну монету и попробовал на зуб.

— Это людям, — сказал он. — Но я-то тоже пойду.

— Ты свое получишь, — обещал Лавеллет. — Когда вернемся.

— Не сомневаюсь в вашей честности, сир. Но понимаете, какое дело…

Не желая слушать очередные выдумки, Эльтон вручил ему золотую марку.

— Возьмите кого-то, кто посмотрит за лошадьми — в тайгу они не пойдут. Нам пригодятся лучники и хорошие копья.

— Все сделаем, сир. Волчья охота для меня не в новинку.

— То не простые волки, так что не хвались раньше времени, — напоследок сказал Эльтон.

У покоев Алины дежурили два гвардейца в масках. Подойдя, Эльтон расслышал из комнаты плач.

— Что случилось?

— Не знаю, сир, — ответил страж. — Ее высочество запретила входить.

— Не впускайте никого.

Он зашел внутрь. Алина стояла на коленях у кровати, где лежала Лиута, девочка, подобранная ей у городских ворот. Кожа малышки стала еще чернее, белые пятна — больше. Лиута лежала и будто бы спокойно спала, а принцесса заходилась в рыданиях, словно мать у погребального костра ребенка.

Эльтон медленно подошел. Алина подняла на него покрасневшие глаза и в них было столько горя, что он сразу кинулся и заключил ее в объятия. Горячее и мокрое лицо уткнулось ему в шею. Эльтон зарылся пальцами в волосы Алины и поцеловал в висок.

— Ничего, любимая. Лиута теперь с Просветителем.

— Не смей так говорить! — она вырвалась из его рук. — Она не умерла и не умрет!

— Прости, Алина, я подумал… — оправдывался Эльтон, глядя на больную. Грудь ее и вправду поднималась. Слабо и редко, но Лиута дышала. — Что же тогда случилось?

Алина дотронулась до его маски.

— Там на столе есть уксус. Смочи ткань, ты слишком близко к больной.

Лавеллет покорно взял винного уксуса и обильно смочил маску. Резкий запах ударил в нос и обжег горло, но лучше уж перестать чувствовать запахи, чем умереть.

— Она ослепла, — сказала принцесса. — Болезнь вошла в последнюю стадию.

— И сколько ей осталось? — снова садясь рядом с ней, спросил Эльтон.

— Может, неделя или две. Не больше.

— Ты так и не придумала, как их лечить?

— «Придумала»? — фыркнула Алина. — Тут нужно не придумывать, а пробовать снова и снова.

— И ты пробуешь?

— А ты сомневаешься?

Что-то в ее фразе зацепило Эльтона, но он не подал виду.

— Оборотень упоминал ведьму. Люди подтвердили, что в округе много колдуний. Быть может, одна из них наслала болезнь?

— Может, тогда тебе стоит поймать волка и расспросить его как следует?

Тон ее был столь саркастичным, что Лавеллет не выдержал и вскрикнул:

— Что с тобой, Алина?! Я же пытаюсь помочь!

— Чем? Своими домыслами?! — вскипела следом Алина и резко умолкла. Она вязла руки Эльтона в свои и прижала к груди.

На синем платье, что она носила, был вырез, и пальцы Лавеллета коснулись ее теплой кожи. Сердце на мгновение замерло и ускорило бег.

— Прости меня, — сказала принцесса. — Я забываю, что ты делаешь для меня. Забываю, как ты любишь меня, — голос ее дрогнул, — и как я люблю тебя.

Эльтон тяжело сглотнул.

— Я тоже, — сказал он. — Тоже иногда забываю.

— Давай помолимся вместе, мой рыцарь. За эту девочку и всех больных, и за твою удачу на завтрашней охоте.

Он молча склонил голову, закрыл глаза и начал молиться про себя. О бедной маленькой Лиуте, о каждом горожанине… и о том, чтобы Он вразумил Алину. Чтобы донес до нее — надо возвращаться в столицу. Целый мир нуждается в ней. Эльтон чувствовал — грядет что-то страшное. С неотвратимостью заката на Америю опускалась тень, и лишь новая Белая королева способна стать светом в наступающем мраке.

Новая Белая королева. От этих слов Алину, кажется, тошнило еще больше, чем от «единственной надежды Америи».

Он закончил молиться и подождал, пока закончит принцесса. Когда она подняла глаза, он улыбнулся, и она погладила его по щеке.

— Я так соскучилась по твоей улыбке.

— Как и я по твоей. Но мы прибыли в Скорбные земли — здесь мало улыбаются.

— Ты перестал гораздо раньше.

— После Баргезара трудно оставаться прежним, — признался Эльтон. — Я никогда не видел столько чудовищ и столько мертвецов. Не видел, как людям выпускают внутренности и разбивают черепа, как их сжигают в общей куче. А потом я приехал сюда, Алина — и здесь трупов и чудовищ в тысячу раз больше.

— В столице мы о таком не думали, правда? Кажется, это было целую вечность назад…

Эльтон увидел, как блеснули глаза принцессы при упоминании дома. Она тоже скучает по Кроунгарду. Она хочет вернуться — надо лишь убедить ее в том, насколько это необходимо!

— Но мы были детьми, — сказала Алина. — Мы думаем, что Кроунгард полон света, потому что там осталось много воспоминаний. На самом деле он всегда был гнилым, проклятым местом.

— Думаю, что это зависит от людей, которые в нем живут, — сказал Эльтон и осторожно добавил: — Или правят.

— Быть может, ты прав. Но я не желаю сидеть в золотой клетке.

— У нас есть желания и есть долг, — говорил он. — Мы сами выбираем, что ставить выше, но мы же не одни в этом мире! Мы должны…

— Мы должны быть счастливы, Эльтон! Господь завещал нам это.

— Ты права. Исполнять свой долг не значит быть счастливым.

— Потому я и хочу отринуть его, стать свободной в новом мире.

Все тепло от близости к Алине, от совместной молитвы прокисло в душе у Эльтона и стало ядом.

«Она даже не понимает, что говорит обо мне! Пока она отвергает свой долг, я следую своему! Мы пытаемся освободить ее, а меня заковываем в тысячу цепей!»

— Простите, принцесса, — Лавеллет поднялся. От гнева и обиды он едва мог вдохнуть. — Я должен выспаться. Завтра тяжелый день.

— Ты снова будешь рисковать жизнью ради меня, — поднимаясь следом, сказала Алина.

— Да, моя госпожа.

— Спасибо тебе, — она взяла его за плечи и мягко поцеловала в лоб. — Ты мой герой, сир Лавеллет.

— Это честь, — кивнул Эльтон и вышел из комнаты.

«Честь, и долг, и тысяча цепей, что душат меня. Неужели ты не видишь, Алина? Или тебе наплевать?

Я полюбил тебя за твою доброту, как ты можешь быть такой жестокой?!»

Лавеллет ворвался в свою комнату и упал на кровать, не раздеваясь. Он молча страдал от теснящей грудь боли, пока сон не успокоил его.

* * *

Утром небо затянули тучи, и стал накрапывать мелкий дождь. Так что, когда Эльтон, Фредегер и десяток гвардейцев зашли в тайгу, вокруг словно настала ночь.

— Хоть факел зажигай, — пробурчал пузатый гвардеец по прозвищу Бочка Меда. — Далеко хоть идти?

— Лиги полторы, — ответил Эльтон. — Если он не встретит нас раньше.

Фредегер сплюнул в сторону Острозубой.

— Думаете, сир, оборотни сами нападут на нас? — спросил он.

— Оборотень там только один, Фред.

— У него правда стальные зубы? — утирая влажную от пота шею, спросил Бочка.

— Я видел своими глазами.

— У страха глаза велики, — буркнул Бык, лысый привратник с тупым лицом.

Лавеллет предпочел не отвечать. Они шагали вдоль речки. Уже знакомые места — Эльтон даже увидел собственные следы в грязи у заболоченной поляны.

— И давно ты в слугах у принцессы, паренек? — спросил седовласый охотник, которого Фред тоже позвал с собой.

Старик держал в руках тисовый лук, но Эльтон не был уверен, что он сможет его натянуть — охотник выглядел совсем дряхлым.

— Я не слуга, а ее телохранитель, и я рыцарь. Так что обращайся ко мне «сир».

— Простите, сир, — сказал старик.

— Если ты ее телохранитель, сир, — буркнул Бык, — чего ж тут по лесу шляешься?

— По ее приказу.

— Что за приказы такие: в проклятом лесу оборотней убивать. От этого что, хворь исчезнет? — раздался голос Бочки. — Инквизиции это дело, не наше.

— Во-во. Крутят там чего-то знатные опять, — хмурился Бык, распинывая мох под ногами. — А мы только головами рискуем.

— В отличии от меня, ты пошел сюда ради денег! — отрезал Лавеллет. — Так что не жалуйся на жизнь!

— Каких денег? — Бык, и не он один, повернулся к Фредегеру.

Фред рассмеялся:

— Ах, сир рыцарь, все-таки выдали вы меня! Про деньги я им не сказал, чтобы, ну, не потратили раньше времени. Одна таверна в городе еще работает, пропили бы, — игнорируя насупленные взгляды гвардейцев, говорил Фред. — Да и не все вернутся… после поделим.

— Я дал ему сорок серебряных марок, — сказал Лавеллет. — И обещал заплатить отдельно сверху. Так что проследите, чтобы…

— Ты предал Оглана! — разнеслось по лесу, и все остановились, как вкопанные.

— Что это? Что это? — вертелся Бочка Меда.

— Мальчишка предал Оглана! — гулял меж деревьев рокочущий крик. — Моя стая уничтожит твою!

— Иди сюда, шавка! — вскрикнул Бык, потрясая копьем. — Покажи свою сучью стаю!

Отвечая ему, отовсюду раздался вой. В черной чаще замелькали быстрые тени, и земля вдруг стала источать туман — он поднимался все выше, делая тьму непроглядной.

— Держитесь вместе! — проревел Фредегер, обнажая меч.

Люди встали спина к спине, выставив оружие. Старый охотник наложил стрелу.

Из тумана, раздвигая низкие ветви, вышло чудовище. Человек с волчьей головой, покрытый черной шерстью, с янтарными глазами. Длинные когтистые лапы почти касались земли. Глубоко вдохнув, оборотень оскалился и зарычал.

Старый охотник в мгновение ока натянул тетиву и выстрелил. Стрела пробила горло чудовища, и оно рухнуло, будто поваленный ствол.

— Волкар! — сказал старик, выхватывая следующую стрелу. — Тварь анимантов. Это не оборотни, братцы, это дарминорские гниды!

В следующий миг из тумана вылетела другая стрела и воткнулась в грудь охотника. Он поднял лук, но силы покинули его, и оружие выпало из обмякших рук. Его последние слова заглушил яростный рык, и стая Оглана со всех сторон набросилась на людей.

Эльтон ударил копьем и пронзил волчью грудь. Рычание сменил скулеж. Еще один волк тут же бросился на него. Челюсти сомкнулись на руке, и даже сквозь кольчугу Эльтон почувствовал их силу. Он пытался сбросить волка, когда еще один кинулся на спину и уронил его наземь. Оба волка, рыча, заскрежетали зубами по латному воротнику, пытаясь добраться до шеи.

«Не выйдет! — выхватывая кинжал, подумал Лавеллет. — Сегодня я защитился лучше, чем в прошлый раз!»

Отбиваясь, он перевернулся на спину и, схватив волка за загривок, погрузил кинжал ему в глаз. Хищник дернулся и обмяк. Язык вывалился из открытой пасти.

Второй волк закричал, когда копье Бочки Меда пронзило ему бок. Гвардеец повалил зверя и надавил. Эльтон поднялся. Вокруг творился хаос. В густом, как пивная пена, тумане силуэты людей и хищников убивали друг друга, рычание и крики смешались в один отупляющий звук.

— Спасибо, — выдохнул он. — Где…

Волкар вылетел из темноты и одним взмахом лапы разодрал лицо Бочки. Гвардеец не успел даже крикнуть, а чудовище вторым ударом разорвало ему шею до кости.

Эльтон выхватил меч и ударил. Ловкий, как тень, волкар ушел в сторону и выбросил лапу. Лавеллет не успел защититься — когти полоснули по левому плечу, разодранные кольца кольчуги полетели в разные стороны. Кровь хлынула по руке.

Стрела возникла из ниоткуда и пронзила то же плечо. Эльтон выронил кинжал и отступил, скрипя зубами от боли. Он поднял меч, выставив клинок на уровне груди.

— Оглан сожрет твое сердце! — донеслось из темноты.

Чудовище атаковало, размахивая длинными лапами. Лавеллет вертелся, уходя от черных когтей, и колол мечом в ответ. Волкар сделал шаг назад и присел. Эльтон понял, что он собирается прыгнуть, и первым бросился вперед.

Чудовище прыгнуло, сшибая его на землю, и рухнуло сверху. От удара воздух выбило из груди. Рукоять меча уперлась в ключицу, кровь твари заливала грудь. Багровый клинок вырывался из спины волкара — он налетел на него в прыжке и своей же силой помог Эльтону пронзить себя насквозь.

Лавеллет с трудом скинул чудище и вырвал меч. Стрела при падении сломалась, но наконечник ее вошел в плечо еще глубже.

Волк пронесся мимо Эльтона, едва не коснувшись. Еще один бросился сбоку, но меч разрубил лишь воздух.

Рыцарь повернулся: вокруг метались десятки таких силуэтов, и теперь он видел — это иллюзия. Оглан сотворил такое или нет — но это лишь колдовство.

— Мы побеждаем! — воскликнул Эльтон. — Рубите тварей!

Он увидел, как Бык и другой гвардеец подняли последнего волкара на копья. Стрела воткнулась одному между лопаток, а следом из тумана вылетел Оглан — одежда из шкур и спутанные волосы развевались, стальные челюсти были распахнуты.

Бык успел только повернуться — и ужасные зубы вонзились в его лицо. Гвардеец завопил, пытаясь оттолкнуть Оглана, а тот схватил его за шею и вдавил пальцы в горло. С утробным рыком он выплюнул кровь и кусок плоти. Бык хрипел, кровь хлестала из раны на месте откушенного носа.

— Эй, я здесь! — крикнул Эльтон, бросаясь в атаку.

Он услышал, как хрустнула под пальцами оборотня гортань Быка. Оглан отпустил безвольное тело и повернулся к Лавеллету.

Меч сверкнул перед врагом, лишь на волосок не дотянувшись до тела. Оглан выхватил из-под одежды зазубренный серп. Лезвие блестело зеленым.

«Отравлено. Если он хоть поцарапает меня…»

Оглан бросился вперед резко, как змея — серп чуть не полоснул по лицу Лавеллета. Рыцарь опустил меч к земле — из низкой стойки удары будут неожиданней.

Но похоже, что не для оборотня. Оглан уклонялся даже от самых внезапных атак, а отравленный серп летал слишком близко и быстро.

— Обманщик! Оглан убьет тебя!

Эльтону не хватало дыхания, чтобы ответить. Он нападал, но пока что не смог даже ранить оборотня. Наконечник в плече доставлял острую боль при каждом движении, от потери крови закружилась голова.

Эльтон ударил сбоку, пытаясь вонзить клинок под ребра врагу. Оглан вновь ушел от удара, и серп, сверкнув, ударил в живот.

В первый миг Лавеллет чуть не упал, хотя боли не было. Он отступил, и Оглан, сжимая серп, шагнул за ним. Эльтон опустил глаза и понял, что зазубренное лезвие невероятным образом лишь зацепилось за пряжку его ремня. Они с оборотнем одновременно это поняли — но на сей раз человек оказался быстрее.

Серебряный меч опустился. Оглан закричал, сжимая культю, и рухнул назад. Отрубленная кисть упала, все еще сжимая серп.

— Отдай мне книгу, — сказал Эльтон, выставляя клинок.

— На куски! Оглан порвет тебя на куски!

Рыцарь наступал на уползающего Оглана, занося меч.

— Я могу убить тебя прямо сейчас. Дай сюда книгу!

Рыча и брызжа слюной, оборотень оставшейся рукой залез под шкуры и бросил ему под ноги тонкую книжицу.

— Мальчишка ответит! Оглан и ведьма сварят его живьем!

— Где найти твою ведьму?

Безухий пес вылетел из ниоткуда, встав между Эльтоном и лежащим Огланом. Оборотень попятился и подскочил. Оглянувшись по сторонам, он громко рыкнул и следом закричал собаке:

— Гор!

Пес залаял на Лавеллета и увернулся от меча. Эльтон увидел, как бегут уцелевшие волки — только лживые тени продолжали кружить в редеющем тумане. Не обращая внимания на пса, он бросился к Оглану:

— Стой!

Но оборотень — если он вообще им был — бежал прочь. Безухий пес набросился на Эльтона сбоку. Меч сверкнул и срубил его в полете.

— ГОР! — остановившись, отчаянно вскрикнул Оглан.

Лавеллет опустил клинок. Схватив отрубленную голову пса, он швырнул ее вперед.

Оборотень издал надрывный вой, перешедший в вопль. Он распахнул стальную пасть и громко выдохнул.

— Ты умрешь! За Гора — ты умрешь!

И Оглан скрылся в чаще, и звуки его шагов скоро затихли. Эльтон упал на колени и вонзил окровавленный меч в землю. Взяв брошенную оборотнем книгу, сунул ее за пояс. Он стоял так, тяжело дыша, пока не подошел один из выживших гвардейцев.

— Упустили ублюдка, стало быть, — сказал он.

— Плевать. Стаю его мы порубили.

Лавеллет огляделся по сторонам. Туман развеялся, и шум дождя утих. В лесу посветлело. Всюду лежали тела волков и собак, застыли в жутких позах трупы волкаров. Из людей, считая Эльтона, в живых осталось трое.

— Где Фредегер?

— Бежал, — сплюнул гвардеец.

— Куда? — поднялся Эльтон.

— Туда, вроде. Искать пойдете? Да на кой он сдался? Паршивый человек.

— И все же надо найти. Возвращайтесь в Дримгард. Вы смело сражались и получите свою награду.

— А вы-то как, сир? Плечо кровоточит.

— Дойду, — сказал Лавеллет и пошел туда, куда убежал Фред.

Он встретил телохранителя герцога совсем скоро. Фредегер сидел, прислонившись к стволу пихты, прижимая красные руки к низу живота. Рядом раскинулся мертвый волкар. На ветке сидели две вороны и наблюдали за Фредом.

— Сир рыцарь, — тихо сказал он. — Какое счастье. Вы поможете мне?

Мясистое лицо здоровяка побледнело. Эльтон подошел ближе и поглядел на его рану: широкая, и крови вытекло много, но внутренности, кажется, не задеты. Быть может, Алина смогла бы его спасти.

— Я бы хотел, Фредегер, — поднимая меч, сказал Лавеллет. — Но ты знаешь то, что не должен.

— Что? — вжимаясь в дерево, прошептал он.

— Ты знаешь тайну, мою и принцессы. Я заплатил, но ты просишь все больше и больше… Я не могу тебе доверять.

— Сир, добрый сир! — воскликнул Фредегер. — Всё это вранье! Я ничего не знаю, клянусь! У знатных всегда есть, что скрывать, а у принцесс тем более! Я увидел, как вы молоды, и решил обмануть! Кто виноват, что у меня получилось!

— Хм, — Эльтон подошел вплотную. — Ты прав. Я сам виноват. Больше я не буду так наивен.

Когда Лавеллет уходил, вороны спустились на землю и осторожно запрыгали в сторону Фредегера.