Год багульника. Летняя луна

Глава 3. Много шума из-за пирожных

В один из дней, во время короткого привала, Моав, как обычно, решила спеть. В это утро она была особенно в голосе — Сигарт аж заслушался! Да и песня была красивая — та самая, о неугомонной принцессе, судьба которой некогда так озадачила хэура. Правда, на этот раз Моав пела ее совсем по-другому — не с беспечным задором, а с тихой прозрачной грустью. Она будто жалела бедную девушку, бросившую отчий дом ради тяги к приключениям. Даже Сигарт, и тот почти загрустил — надо ли говорить, какое впечатление произвело ее пение на Ифли. Еще на середине песни он начал шмыгать носом, а к концу, не стыдясь, уже утирал блестящие глаза. Сигарт удивился такой сентиментальности — надо же, какой этот зеленый, оказывается, чувствительный… Когда эльфа допела, Ифли еще некоторое сидел, всхлипывая, потом вдруг вскочил, точно осененный какой-то мыслью.

— Ифли скоро вернется, — только и заявил он и тут же исчез в воздухе.

Моав и Сигарт переглянулись и пожали плечами — может, решил поплакать вволю вдали от чужих глаз? Они двинулись дальше вдвоем — Ифли ведь все равно их найдет…

Пользуясь временной тишиной, наступившей в связи с отсутствием сильфа, Сигарт решил подробнее узнать о том, что представляют из себя их будущие попутчики: в конце концов, нужно ведь реально оценивать силы тех, с кем идешь на опасное мероприятие. К его удивлению, Моав с явной неохотой поддавалась на расспросы, а на ее лице снова появлялось уже виденное им выражение замешательства. Все, что ему удалось выяснить, так это что их будут ждать эльф и человек, и что оба они весьма сильны; других подробностей ему выведать не удалось, оставалось только ждать встречи и наслаждаться тишиной…

Ифли не было довольно долго. Наконец, часов через пять, к обеду, он появился. Правда, на этот раз он вел себя не совсем обычно. Вместо того чтобы по обыкновению эффектно возникнуть из воздуха прямо под носом у удивленных товарищей, он материализовался шагах в двадцати от них и остался стоять там. Сигарт заметил, что в руках у него зажата какая-то коробка.

— Эй, зеленый, чего встал? Иди сюда! — крикнул он, но сильф не сдвинулся с места.

Дальше стало интереснее. Поймав взгляд Моав, Ифли стал активно жестикулировать, подзывая ее к себе. Удивленная эльфа подошла к нему — сильф молча протянул ей коробку. Сигарт краем глаза следил за обоими. Каково же было его изумление, когда лицо Моав расплылось в такой счастливой улыбке, какой он не видел с тех самых пор, как ей открылась сила Эллар.

— Ифли! Где ты это достал?! — воскликнула она так громко, что Сигарт даже вздрогнул от неожиданности.

Терзаемый любопытством, он подошел к Моав и заглянул ей за плечо. В руках эльфы была небольшая коробка из голубого картона; на крышке, среди витиеватых узоров, красовалась буква «А». Моав бережно сжимала коробку в руках, скуластое лицо светилось почти детской радостью.

— И что это нам зеленый принес?.. — поинтересовался хэур.

Эльфа потупилась, но отступать было поздно — он уже увидел подарок.

— Это пирожные, — тихо ответила она.

— Что?!

— Пирожные…

— Из самого Рас-Сильвана! Вот! — с гордостью заявил Ифли. — Добыл специально для Белой госпожи!

Сигарт удивленно переводил взгляд то на коробку, то на сильфа, то на Моав — носиться за сладостями за тридевять земель!

— Я как-то сказала Ифли, что люблю пирожные, и он решил меня побаловать, — не поднимая глаз, быстро объяснила эльфа. — Эти, от «Арамзи» — мои любимые…

Ничего не ответив, хэур отвернулся и пошел к костру. Безобидный подарок сильфа взволновал его — он понял, насколько сильно отличалась прежняя жизнь Моав от того, как они существуют сейчас. Это были два абсолютно разных мира. Один — полный красоты, изящества и прекрасных песен, другой — грубый, состоящий из ежедневной борьбы за выживание. Мир, принадлежащий ему, Сигарту Окуню, и ему подобным…

Ему стало невероятно грустно от этих мыслей. Забытое на время чувство вины вновь охватило хэура. Неужели по его вине маленькая эльфа вынуждена будет скитаться вдали от дома?! А может быть, она сама, по своей воле, покинула родных, как та принцесса из ее песни?.. Тем временем Моав подошла к нему и протянула коробку.

— Хочешь пирожное? — весело спросила она. — Оно очень вкусное, с малиной. А еще есть с клубникой…

Сигарт поднял на нее тяжелый взгляд — ему так не хотелось портить малышке праздник. Стараясь выглядеть равнодушным, он пробормотал:

— Рыси такое не едят.

К счастью, поглощенная своей радостью, Моав не заметила его смятения. Пожав плечами, она вприпрыжку направилась к костру и торжественно уселась на камень, поставив картонку себе на колени. Рядом с ней тут же оказался сильф — похоже, он тоже питал большое уважение к сладкому. Сидя в стороне, хэур наблюдал, как эльфа ложечкой ест пирожное. Такой беззаботной он не видел ее уже давно. Совсем еще ребенок — жестоко вырванная из детства девочка с синими, как васильки, глазами… Взволнованный, Сигарт быстро поднялся и широкими шагами пошел по направлению к протекавшей рядом речушке.

Он долго лежал в ледяной воде, пока руки и ноги не начало сводить от холода. Тогда он вылез и сел на берегу. Он надеялся, что ледяная вода изгонит из его головы печальные мысли, однако щемящее чувство вины не проходило. Вскоре к нему присоединилась Моав — она выглядела совершенно счастливой.

— Зря ты отказался от вкусненького! — еще не доходя до него, проговорила она.

Сигарт повернул мокрую голову и заставил себя улыбнуться.

— У каждого свое представление о вкусненьком: вот если бы ты предложила мне жареного поросенка, это было бы другое дело!

— Жареного поросенка ты можешь добыть где угодно, а пирожные от «Арамзи» — только в одном месте во всем Риане!

Хэур отвернулся.

— О, ты уже искупался? — продолжала щебетать Моав. — И я так хочу!

Она быстро сбросила одежду и с визгом плюхнулась в холодную воду, потом, смеясь и дрожа всем телом, выпрыгнула на берег и подсела к Сигарту.

— А где Ифли? — спросил тот.

— Сидит у костра — доедает свою порцию сладкого.

— Ясно…

Некоторое время они сидели молча. Хэур — сцепив кисти в замок и уперев локти в согнутые колени, Моав — в своей любимой позе — за ним, крепко прижавшись к его голой спине. Запрокинув голову, Сигарт наблюдал, как по небу бегут пушистые облачка. Вокруг было тихо-тихо, слышно было только, как ветер играет в верхушках деревьев, да веселую перепалку щеглов. Но звуки лесного покоя не радовали хэура: весь мир вмиг перевернулся для него, и то, что казалось незыблемым, пошатнулось, подобно старому дому. Жизнь рыси — жизнь без выбора — так говорили в горах севера. Но Моав — у нее ведь был выбор, и каким же странным он оказался!.. Сигарт задумался. Смог бы он бросить на чашу весов свое сердце и свою жизнь? Он не знал ответа, а эта маленькая эльфа, похоже, знала…

— Скажи, ты очень скучаешь по дому? — не поворачивая головы, спросил он. — Там ведь остались те, кто тебе дороги…

Отвлекшись от облака, он быстро посмотрел через плечо на Моав: она молчала, глядя прямо перед собой. Счастливое выражение стерлось с ее лица: казалось, в ее душе идет какая-то борьба.

— Тот, кто мне дорог, всегда рядом со мной, — каким-то бесцветным голосом ответила она, — а больше мне ничего не надо.

Хэур скривился.

— Ну почему ты все время лжешь?! Я же видел, как ты обрадовалась этим сладостям! Я устал от твоего вранья. До смерти устал.

Моав отвернулась — казалось, она сейчас заплачет.

— Прости… — прошептала она. — Умоляю, не спрашивай меня больше ни о чем!..

Сигарт снова поднял голову к небу — он так и знал, что она, как обычно, не скажет ничего конкретного. Он только снова расстроил ее, и снова зря…

— Иногда мне кажется, что с той ночи, когда я лежал в лунном колодце, прошла целая вечность, — устало сказал он.

Моав подалась вперед и, обвившись вокруг него, крепко прижалась к его плечу. Сигарт провел ладонью по ее мокрым волосам.

— Ну, чего же ты плачешь?..

— Потому что я уже не понимаю, где правда, а где ложь, — с испугом прошептала она, поднимая на него огромные синие глаза. — И от этого мне становится страшно!

Хэур ласково погладил ее пальцем по щеке.

— Не бойся, Кузнечик — я вот уже давно этого не понимаю, и как-то живу с этим…

Он легко поднял ее с земли, усадил подле себя и с довольным рычанием зарылся лицом в тонкие белые волосы.

— Ты так вкусно пахнешь! Я и не знал, что так бывает. Это все эльфы пахнут цветами?

Моав рассмеялась — испуганное выражение мигом сбежало с ее скуластого личика, грусти — как не бывало.

— Нет, запах у каждого свой, особенный. Один пахнет цветами, другой — речной водой, а кто-то — морем или дымом. Запах — он под стать характеру. Это как звук голоса — один раз услышишь, и уже никогда не спутаешь ни с чьим другим.

Сигарт высвободился из душистого плена.

— А я думал, что только звери другу друга по запаху узнают, — удивился он.

— Нет, не только. Ведь свой запах есть у всех.

— Ну и чем же, по-твоему, пахну я?

— Ты — зверем, большим и сильным, — не раздумывая, заявила она.

— Действительно! — с иронией воскликнул хэур. — Чем же еще пахнуть рыси? Я уж было и забыл, кто я такой…

Моав подняла голову и улыбнулась особо ласковой, любящей улыбкой.

— Мне нравится, как ты пахнешь, — смутившись, сказала она.

Хэур зыркнул на нее исподлобья. Она обняла его за плечо, обхватив его обеими ладошками.

— Мне так спокойно рядом с тобой…

Сигарт пригладил ставшие русыми мокрые прядки ее волос.

— Ну, вот и хорошо. Мне тоже спокойно, когда ты рядом со мной — по крайней мере, я знаю, где ты и что с тобой.

Приободрившись от его тона, Моав подняла голову и, отпустив плечо хэура, стала игриво трогать пальчиком рысью кисточку на его ухе.

Сигарт страдальчески закатил глаза.

— Слушай, может быть, ты мне сможешь, наконец, открыть страшную тайну — ну почему ВСЕ женщины неравнодушны к моим ушам?!!

Обнявшись, эльфа и хэур неспешно возвращались в лагерь. Солнце жарило немилосердно, хотелось лечь в тени и не шевелиться до самого вечера; волнение, охватившее Сигарта после истории с пирожными, и то расплавилось под этим ленивым жаром. Настроение хэура стало настолько добродушным, что даже мысль о перспективе выслушивать истории сильфа не могла расстроить его. Дойдя до костра, он с видом сытого хищника оглянулся вокруг.

— Эй, зеленый, ты где? Вылезай, я тебя не съем.

Он поискал глазами еще раз, но сильфа на поляне не было. Он равнодушно махнул рукой.

— Небось, спрятался где-то и жрет свои пирожные…

Однако эльфе такая версия показалась неубедительной. Она ходила по поляне с озабоченным видом, переживая, что с их попутчиком что-то случилось.

— Да брось ты, — промурчал Сигарт, укладываясь под деревом, — он, наверное, уже далеко отсюда.

Он поднял глаза и осекся — прямо над ним виднелась зеленая фигура Ифли. Сильф сидел на ветке, обернув кнут вокруг шеи, словно шарф.

— Э, ты чего туда залез? — крикнул хэур. — Слезай!

Но тот лишь помотал головой и поплотнее уселся на ветке. Моав подошла к дереву.

— Ифли, что случилось?!

Сильф закатил глаза.

— Все плохо, мы все скоро умрем… — трагически заверил он.

— Ифли, пожалуйста, слезь с дерева! — терпеливо взывала эльфа, задрав голову. — Мы скоро выходим!

Он снова помотал головой и забросил конец кнута за спину.

— Ифли никуда не пойдет! Ифли не хочет, чтобы его растоптали эти мерзкие гарвы!

Сигарт издал страдальческий стон и поднялся с земли.

— Какие еще гарвы?! Что ты мелешь, зеленая образина? Здесь на сотни лиронгов нет никаких…

Он вдруг запнулся, не договорив. Моав с удивлением и опаской наблюдала, как он достает из перевязи нож и втыкает его острием в землю. Еще больше она удивилась, когда он упал на землю рядом с ножом и вцепился зубами в металлическую рукоятку. Стало быть, теперь у нее уже не один сумасшедший попутчик, а целых два… В следующий миг хэур вскочил, выдернул нож. Серые брови были гневно сдвинуты, глаза сверкали.

— Всадники! Не меньше двадцати! Едут верхом и скоро будут здесь.

Лицо Моав вытянулось.

— Откуда ты знаешь?!

Сигарт поспешно вложил нож в перевязь.

— Дрожь от копыт доходит по земле раньше, чем звук по воздуху.

— Тогда что же мы стоим! — вскричала она. — Надо бежать!

— Бесполезно — они слишком близко и их слишком много, — ответил хэур, готовясь к бою.

И правда, в этот момент до путешественников донесся глухой топот копыт. Ифли с шумом свалился с дерева, Моав подобрала вещи и подскочила к Сигарту.

— Ну, так что нам теперь, стоять и ждать, пока нас окружат?! Бежим! — крикнула она и, схватив его за руку, увлекла его за собой в чащу.

Они бежали со всех ног, пока не добрались до берега небольшой реки. Сигарт бросился в воду первым, Моав — за ним, крепко держась за его руку. Ифли несколько мгновений метался по берегу, то заходя в воду, то выскакивая обратно, затем решил не рисковать и в мгновение ока перенесся на противоположную сторону. Мокрые и запыхавшиеся, эльфа и хэур подбежали к нему. В этот миг из лесу показались всадники. Их, действительно, было около двух десятков — все в черном, с лицами, скрытыми темными платками. Заметив беглецов, один из них издал радостный крик — похоже, охотились именно за ними — и направил коня к воде. Эльфа инстинктивно прижалась к хэуру, тот выхватил из перевязи нож, взял его поудобнее, второй рукой вытащил из сумки меч.

— Не думаю, что нам светит что-то хорошее, но отказать себе в удовольствии уложить пару-тройку гарвов я не могу… — произнес он, загораживая собой эльфу.

Первые кони уже вошли в воду, когда к кромке воды вдруг выступил Ифли.

— Эй, малявка, ты куда?! — закричал ему Сигарт. — Давай щелкай и сваливай отсюда, пока цел!

Но сильф, видимо, был настроен иначе. Он гордо выпрямился во весь свой скромный рост и развернулся к гарвам.

— Давайте покружимся! — мечтательно произнес он. — Кружиться, кружиться!..

И, выхватив из-за пояса кнут, он стал размахивать им, словно дирижируя невидимым оркестром. На глазах у изумленных Моав и Сигарта гарвийские всадники остановились и, загадочным образом поднявшись над землей вместе с лошадьми, закрутились, словно подхваченные вихрем. «Вот тебе и кнутик!» — подумал Сигарт — он и сам бы не отказался от такого. Тем временем Ифли прыгал по берегу с радостным гиканьем, пока конец его кнута выписывал в воздухе немыслимые кренделя, а вместе с ним вертелись и черные кони. Наконец, особенно широко взмахнув рукой, он остановился и отвесил театральный поклон. Когда же он поднял глаза, то неожиданно скривился.

— Ой, фу!.. — брезгливо вскрикнул он, глядя на противоположный берег — там, где только что стояли грозные всадники, теперь было лишь месиво из коней, оружия и закутанных в темные плащи тел. — Надо ж было получше держаться!..

Оторвав взгляд от поверженных врагов, Сигарт с уважением посмотрел на сильфа.

— Хорошая работа… — только и смог произнести он.