Часть 70
5 января 1976 года, 11:05, Москва, Кремль, Большой Кремлевский дворец, третий этаж, зал для заседаний Политбюро по соседству в кабинетом Л.И. Брежнева
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
К этому моменту мы готовились со всем тщанием. Во дворце Браницких мира сорок первого года у просмотрового окна, помимо меня и Кобры, ожидали товарищ Сталин и... товарищ Берия. «Лучший менеджер всех времен и народов» после того, как Вождь глянул на него Истинным Взглядом, некоторое время провисел на волоске, но все же вернулся в строй, как говорят компьютерщики, «с урезанным функционалом». Все про него Хозяин теперь знает, но признает полезным, а потому продолжает держать при себе. Адекватной замены этому человеку нет - ни в качестве куратора проектов научно-технического прорыва, ни в качество руководителя ржавой и неповоротливой госбезопасной машины. И в ближайшее время это положение, пожалуй, не изменится. Даже те очевидные вещи, которые товарищ Сталин вычитал в подаренной мною литературе или почерпнул из общения с «просто Лёней» (опыт того мира бесценен) способны загрузить лучшего советского менеджера работой как минимум на пару-тройку месяцев. И дальше будет только больше.
Но главным элементом моей команды является товарищ Ленин из мира четырнадцатого года. Вождь мировой революции изучил историю будущего коммунистического движения, и теперь ему есть что сказать людям, обгадившим в силу врожденного слабоумия все его гениальные замыслы и великие идеалы. Пообщавшись в кулуарах с Сусловым, Ильич в два счета разбил того в пух и прах за неумение и нежелание идеологически маневрировать в быстроменяющейся политической обстановке, после чего главный идеолог КПСС совершенно добровольно написал заявление об отставке по собственному желанию со всех постов, что означало выход на заслуженную пенсию. Нашлись люди, которые донесли до сознания этого человека, что тот, кто идет навстречу моим пожеланиям, живет долго и счастливо, чего бы ни творил прежде.
«Просто Лёня» тоже успел уже свести личное знакомство с главным пророком большевистской религии, и, надо сказать, эти двое составили друг о друге благоприятное впечатление. Пришлось напомнить товарищу Ульянову что базовый прототип этого человека был бы гораздо менее полезен в наших общих делах, так как окончательно обтачивался по месту не в обществе высокоранговых попаданцев из будущего, а в компании партократов хрущевской расфасовки. А тут уж, как говорится - скажи мне, кто твои друзья, а я скажу, кто ты: диктат среды в его самом откровенном виде, ибо «Дорогой Леонид Ильич» - отнюдь не из тех людей, что идут против потока. Просто потоки бывают разные: встречные и попутные.
Правда, сам гражданин Хрущев, главный виновник краха и советской страны, и коммунистической идеи, оказался недоступен для разговора ни в сорок первом, ни в семьдесят шестом году. В мире товарища Брежнева он уже помер, так сказать, по естественным причинам, а вот в мире товарища Сталина вдруг оказалось, что это злобное существо при попытке вызвать его в Москву на разговор всем назло взяло и застрелилось прямо у себя в кабинете. Сейчас в Киеве сидит Мехлис и отгребает за покойным дерьмо лопатой, только успевая отплевываться. А навозная куча все не кончается и не кончается. Недаром же идеолог украинского национализма профессор Грушевский при полной благосклонности местных советских властей жил и творил под эгидой академии наук Украинской ССР.
По этой же причине генерала Кирпоноса вместе с генералом Музыченко уже везут в вагон-заке в Москву на Лубянку. Хаос, учиненный двумя этими деятелями на главном, Киевском, направлении, воняет так отвратительно, что это требует разбора полетов экстраординарными средствами в условиях хорошо оборудованной лаборатории имени товарища Кобулова. Что поделать: других специалистов в этом вопросе нет. Мехлис - он не специалист, а бульдозер, его дело - разрыть кучи навоза, откопав всех причастных к безобразиям, а разбираться с ними должны уже совсем другие люди. В итоге всем, кто хоть как-то был связан с покойником, теперь грозит кара вплоть до летального исхода. И поделом.
При этом Виссарионыч твердо заявил, что участие в расследовании Бригитты Бергман нежелательно. Мол, сами по себе эти два болвана с большими звездами неинтересны, а у Никитки уже ничего не спросишь. Товарищ Сталин сам посмотрит вокруг Истинным Взглядом и решит, кого из своих тухлых соратников прицепить к этому «паровозу», кого к следующему, а кого просто загнать куда-нибудь подальше и забыть о нем, как будто этот человек уже умер. Если расчищать поляну от пережитков прошлой эпохи - так по-настоящему. И никакие помощники ему в этом не нужны. Сам справится. А вот мое имя никак не должно быть связано с запланированными репрессиями и идейными разгромными чистками в ЦК и наркоматах.
В то время, когда клоун Никитка интриговал и местничал, перераспределял полномочия в пользу «своих» людей (что едва не привело к тяжелейшим последствиям), я обрушивал на зарвавшихся белокурых бестий удары своего огненного бича и организовывал им прочие «египетские казни» - потому я останусь белым и пушистым, а грязную работу политических репрессий возьмут на себя другие.
Вот и все о внутренних делах Советского Союза сорок первого года, которые теперь сами по себе идут в правильном направлении.
В Советском Союзе семьдесят шестого года, несмотря на внешнее благолепие, все гораздо хуже. Статические данные сканирующей орбитальной сети, которую я вывешиваю по мере готовности сателлитов, однозначно об этом свидетельствуют. Партноменклатура от райкомов и выше, а также примыкающий к ней хозяйственный актив обогащаются как могут, американская джинса уже поделалась символом успеха и достатка, творческая интеллигенция изо всех сил злословит по кухням, советские евреи (куда ж без них) правдами и неправдами рвутся на свою Обетованную Землю, на непривилегированных территориях РСФСР правит бал его величество Дефицит, в то время как национальные республики закормлены так, что жадным хохлам и возгордившимся прибалтам уже в глотку не лезет, а русский народ - тот самый, который сеет, пашет, жнет, спускается в шахты и стоит у мартеновских печей - безмолвствует, пораженный начальной стадией болезни апатии, неверия, безразличия к будущему. Кому верить, если с экранов телевизоров, страниц газет и, самое главное, с высоких трибун говорят одно, а вокруг себя люди видят совсем другое.
От такой концентрированной советской действительности во мне просыпается Бич Божий: хочется, засучив рукава, устроить зажравшейся и обуревшей верхушке такие репрессии, чтобы потом Иосиф Сталин, Иван Грозный и заодно Петр Великий считались бы чуть ли не за святых. Но мы это пока погодим. Попробуем сперва выборочное прореживание с уговорами всех прочих добром вернуться к праведной жизни, и только если не получится, перейдем к тотальной кровавой зачистке красного боярства. А ведь на первых порах мне казалось, что все вышеперечисленные явления на поверхность бытия вылезли гораздо позже, а потому в середине семидесятых годов понадобится произвести только косметические изменения... Увы, сие оказалось совсем не так.
Итак, все у нас готово. Просмотровое окно раскрыто, группа силовой поддержки (на всякий случай) из двух десятков бойцовых остроухих-ветеранш, наготове. Массивный, словно танк, чле-новоз Брежнева солидно подъезжает к парадному входу. Какие-то мелкие, как тараканы, местные холуи кидаются к «дорогому Леониду Ильичу», чтобы помочь выбраться из машины, а потом подняться по лестнице. Но тот брезгливо освобождается из их объятий и сам вполне уверенно переставляет ноги. Зрелище это, наверное, для местных обитателей такое же шокирующее, как и Христос, ходящий по воде. «Сам идет, сам!» - раздались ошарашенные шепотки вслед удаляющемуся генсеку.
И вот, наконец, зал для заседаний Политбюро. Вдоль длинного стола сидят действительные члены: Гречко, Гришин, Громыко, Кириленко, Косыгин, Кулаков, Кунаев, Мазуров, Подгорный, Полянский, Щербицкий, а также кандидаты: Демичев, Машеров, Пономарев, Рашидов, Романов, Соломенцев, Устинов. Все в состоянии напряженного ожидания. Брежнев входит, окидывает эту компанию Истинным Взглядом, и криво усмехается. Среди действительных членов Политбюро семеро6, скорее всего, встанут на его сторону, пятеро7 непременно будут против. Перевес минимальный, всего в три голоса, включая и его собственный. А потому, пока никто не опомнился, необходимо резко изменять расклады в правильную сторону. Против восстановления честного имени Сталина из кандидатов будет только Петр Демичев, параллельно занимающий должность министра культуры, а заколебаться может лишь Борис Пономарев. Так что замена двух фактически выбывших членов Политбюро на любого из правильных кандидатов достаточно изменит соотношение голосов, тем более что от товарища Суслова уже имеется соответствующее заявление. Но сначала другое...
- Первым делом, товарищи, - сказал Брежнев, оставшись стоять во главе стола, - предлагаю встать и почтить минутой молчания память погибших пассажиров и членов экипажа рейса Москва-Минск, разбившегося в субботу при вылете из аэропорта Внуково. Следствие разберется, что это было: трагическая случайность, чье-то разгильдяйство или злой умысел. Могу сказать, что в двух последних случаях виновным точно не поздоровится.
Нехотя, но товарищи небожители начали вставать, чтобы выразить дань скорби по отношению к гибели простых смертных, коих эти деятели, достигнув высокого положения, старались попросту не замечать. Не они первые на этой стезе, ведущей в ад, не они и последние. В окружении царя Николая до семнадцатого года тоже имелись подобные настроения. Особо недоволен был первый секретарь Московского горкома товарищ Гришин, но Ильичу Второму на мнение этого зажравшегося партбонзы было глубоко фиолетово. В его родном мире подобный персонаж в силу узости интеллекта не поднялся бы выше второго-третьего секретаря райкома, после чего улетел бы на хозяйственную работу директором конторы по заготовке вторсырья или банально сел бы, как перерожденец, во время очередной чистки партийных рядов. И вообще, эта минута молчания, будто лакмус, влитый в неоднозначную среду, окончательно выявила и тех, с кем еще можно попытаться поработать и тех, с кем следует немедленно расстаться.
Вот минута молчания истекла, и все, включая самого Брежнева, сели на свои места. И тут же с ходу «дорогой Леонид Ильич» выложил перед Политбюро первый вопрос.
- Значит, так, товарищи: тут у нас имеется заявление товарища Суслова с просьбой отпустить его на давно заслуженный отдых, - сказал он, передавая соответствующую бумагу Громыко. - Вот, прочтите, Андрей Андреевич. Пообщался, значит, Михаил Андреевич сами знаете с кем, и понял, что стар он уже для таких собачьих боев.
Впрочем, на лице главного советского дипломата не дрогнул ни один мускул. Прочитав бумагу, он передал ее маршалу Гречко, и уже тот спросил:
- А где сейчас товарищ Суслов?
- Товарищ Суслов сейчас на водах, поправляет пошатнувшееся здоровье и заодно повышает квалификацию, - ответил Брежнев. - Но к прежней идеологической работе он не вернется. Неподходящий у Михаила Андреевича для нее оказался темперамент. Жестоко ошибаются те, что думают, будто мы уже достигли всего, что возможно, и впереди у нас тихое и спокойное время. Оправившись после поражения во Вьетнаме и зализав раны на уязвленной гордости, Мировой Империализм в лице Соединенных Штатов Америки снова пойдет на нас войной, теперь с других направлений, и в первую очередь ожидается наступление на наши идеологические позиции. А там у нас все плохо. Это у нас принята идеология мирного сосуществования двух систем, а у империалистов в ходу антикоммунизм и антисоветизм. Закончиться такое одностороннее противостояние, когда мы перешли к обороне на собственной территории, а враг непрерывно атакует, может только нашим поражением и капитуляцией, чего допустить ни в коем случае нельзя. Вертеться придется, огрызаясь на все четыре стороны, как товарищ Ленин в восемнадцатом году, а товарищ Суслов способен только на глухую оборону, даже не понимая, что он защищает: завоевания Великого Октября или пережитки эпохи волюнтаризма, изрядно подкосившей все сферы нашей жизни. Да и никакая это не защита идеалов, а банальная попытка выдать желаемое за действительное...
- Интересно, - иронично хмыкнул Дмитрий Полянский, в миру министр сельского хозяйства, - а что на нашем месте предпринял бы товарищ Ленин и что он бы защищать стал, а что нет?
- Вы, товарищ Полянский, и в самом деле хотите знать ответ на этот вопрос или брякнули просто так, для сотрясения воздуха? - спросил Ильич Второй.
- Да, - подтвердил тот, - хочу. Товарищ Ленин, он когда жил, а сейчас условия у нас совершенно другие...
- Товарищ Ленин, не в пример всем нам, был мастером политического маневра, при сохранении твердой убежденности в необходимости построения справедливого социалистического общества, - парировал Брежнев. - Откинув нежизнеспособные догмы и сделав шаг назад на второстепенном направлении, он тут же стремительно продвигался вперед там, где это было нужно и важно для текущего момента. Впрочем, к этому вопросу мы сегодня еще вернемся, и для этого нам даже не потребуется доставать из шкафа полное собрание сочинений основоположника марксизма-ленинизма и основателя партии большевиков. Но сначала нужно решить кадровый вопрос. Кто за то, чтобы удовлетворить просьбу товарища Суслова о выходе на давно заслуженную пенсию? Кто против? Кто воздержался? Принято одиннадцатью голосами против двух. Кто за то, чтобы избрать членом Политбюро секретаря ЦК по промышленности товарища Устинова? Кто против? Кто воздержался? Принято десятью голосами против двух при одном воздержавшемся.
- Спасибо за доверие, товарищи, - сказал Устинов, - будьте уверены, я вас не подведу.
- Конечно, не подведешь, куда ты денешься, - хмыкнул Брежнев, и присутствующим показалось, что его глаза при этом сверкнули бело-голубым огнем. - А теперь, товарищи... я и в самом деле не хотел этого делать, но вы ж меня сами вынудили... Я вас предупредил о том, что в перспективе от трех до пятнадцати лет грозит нашей коммунистической партии и самому Советскому Союзу, а вы начали думать, под каким бы предлогом спровадить старого деда на пенсию, потому что он совсем сошел с ума. Эдак можно очнуться только на краю пропасти, когда почва уже сыпется под ногами, и предпринимать что-то будет поздно, да и некому. Короткая судорога государственного комитета по чрезвычайному положению - и здравствуй, реставрация капитализма как он есть. Как такое бывает, вам мог бы рассказать бывший царь Николай Романов, который кое-что понял только тогда, когда его же генералы наставили на него револьверы. Но я вам не слизень Николашка! Товарищ Серегин, товарищ Кобра, товарищ Ленин, товарищ Сталин и товарищ Берия, прошу вас быть гостями на заседании нашего Политбюро.
Присутствующие, за исключением Устинова и Громыко, попытались было вскочить с мест, но тут за спиной у Брежнева прямо в воздухе раскрылся широкий проем, и из него выбежали вооруженные до зубов первопризывные амазонки с синими гэбэшными петлицами на псевдосовет-ском обмундировании, чьи лица были размалеваны боевым гримом. А уже за ними появились и прочие лица, перечисленные «просто Лёней». И тут случилось непредвиденное - от неожиданности, страха и ненависти шумно обгадился под себя товарищ Демичев.
- Фу! - помахал рукой перед носом Виссарионыч. - Чем это тут так плохо пахнет?
- Это, дорогой Коба, - ответил ему Ленин, - запах настоящего оппортунизма. Ты же чувствуешь, как этот человек ненавидит и тебя, и даже меня. Меня он ненавидит живого, ибо место товарища Ленина - под стеклом в Мавзолее, как у музейного экспоната, а тебя он ненавидит всегда, ибо чувствует свое полное ничтожество перед масштабом твоих свершений.
- Товарищ Демичев, как и некоторые другие присутствующие тут товарищи, - сказал я, - является прямым следствием вашей попытки построить вашу партию нового типа не только из борцов и мыслителей, вроде товарища Кобы, но и из дерьма и палок, случайно попавшихся под руку на человеческой свалке. Это явление никуда не девалось даже во времена великих испытаний и регулярных партийных чисток, ибо потенциальные троцкисты и правые оппортунисты в руководстве большевистской партии были неистребимы как тараканы. Тут мы видим промежуточный этап негативной эволюции созданной вами организационной структуры; лет через десять нам бы осталось только открыть сюда окно и попросить товарища Кобру швырнуть внутрь свой плазменный шар - Мол, не было таких никогда, и точка - и после этого начать все с чистого листа.
- Вы, как всегда, правы, товарищ Серегин, - потер руки вождь мировой революции. - Почти половина сидящих тут людей представляют собой просто восхитительную мерзость зиновьев-ско-троцкистского пошиба, даже несмотря на то, что никто из них не относится к гонимому народу. Наверное, это заразно и, как говорит товарищ Максимова, «передается воздушно-капельным путем». А если серьезно, то концепция так называемого мирного сосуществования, в силу их буржуазного перерождения принятая этими людьми за основу своей деятельности, не имеет никакой силы, потому что господа империалисты придерживаются прямо противоположного подхода, уповая на антисоветизм и антикоммунизм. Не будет им покоя до тех пор, пока первое в мире государство рабочих и крестьян не будет уничтожено, а восставшие рабы не окажутся возвращены к своим цепям.
- В западных столицах, - пояснил я, - пошли на это «мирное сосуществование» просто потому, что решили потянуть время. По их мнению, Советский Союз, под влиянием одновременно и левацких и правооппортунистических идей совершивший множество политических и экономических ошибок, в том числе отказавшийся от концепции ускоренного развития, через некоторое время эволюционирует от социализма к госмонополистической формации и полностью потеряет силы, пав к ногам победителей в Холодной войне. Если у вас тут ничего не трогать руками, то такой момент настанет ровно через пятнадцать лет, в августе девяносто первого года...
- Товарищ Серегин на самом деле является выходцем из мира, опережающего ваш на сорок лет, - пояснил Ленин. - Последствия той застойной мерзости, что вы тут заварили, полной ложкой расхлебывало как раз его поколение, пережившее гибель великой страны и реставрацию капитализма. А потому больше вас он ненавидит, пожалуй, только господ Горбачева и Ельцина, непосредственно разрушивших Советский Союз, а также тех ушлых деятелей, что растащили по своим карманам все, что было нажито непосильным трудом великого советского народа. Вот уж кому я не завидую...
- Ну почему же я должен обязательно ненавидеть этих людей? - пожал я плечами. - В этом Политбюро есть такие товарищи (и их больше половины), которые при соблюдении некоторых условий могут рассчитывать на мою полную и безоговорочную поддержку. А это, сами понимаете, стоит дорогого.
- Товарищ Серегин - это не только настоящий большевик и истинный советский человек, -прервал молчание Сталин, - но и младший архангел, специальный исполнительный агент Творца Всего Сущего, уполномоченный по вопросам, решаемым путем меча, Бич Божий и защитник Земли Русской, а также сам себе держава, самовластный монарх и предводитель только ему одному подчиняющейся армии в полмиллиона бойцов при средствах усиления. Его возможностей хватило на то, чтобы в июле сорок первого года всего за две недели остановить германское вторжение, переломав ноги всем трем их ударным группировкам. При этом от первой танковой группы не осталось ничего, кроме облака вонючего дыма.
- Вы нас запугиваете? - храбрясь, вскинул голову Арвид Пельше.
- Нет, - ответил я, - пугать не в моих правилах. Я вас просто предупреждаю, что могу договориться с вами по-хорошему, но буду беспощаден в случае оказания сопротивления, потому что мне тут никого не жалко, кроме страны, поставленной вами на грань катастрофы, и ее народа. Кто-то после повышения квалификации нужен будет мне на прежней должности, кого-то я попрошу тихо уйти на пенсию, при условии восстановления здоровья и долгих лет жизни, а кого-то сотру в порошок... но таких людей, за исключением бывшего товарища Демичева, среди присутствующих нет.
- Свидетельствую, - вдруг сказал Дмитрий Устинов, - я лично побывал на галактическом линкоре «Неумолимый», являющемся главной ударной единицей товарища Серегина. Могу сказать, что это не только сокрушительная мощь, под защитой которой Советскому Союзу не будет страшен никакой враг, но и неисчерпаемый кладезь научных и технических знаний для того самого опережающего развития.
- Но это же фантастика! - воскликнул товарищ Кириленко.
- Нет, товарищ Кириленко, «Неумолимый» - это реальность! - вдруг рявкнул Брежнев. - Мы с товарищем Сталиным тоже были на борту этого убийцы планет из очень отдаленного будущего, и, можно сказать, потрогали там все собственными руками. С нами или без нас, эта мощь в любом случае станет залогом безопасности и процветания Советского Союза. Раз уж товарищ Серегин попал в наш мир, то дела в нем уже не пойдут прежним образом: одни люди, рожденные, чтоб сказку сделать былью, невиданно вознесутся, а другие, погрязшие в алчности и гордыне, рухнут в прах, чтобы никогда уже не подняться.
- Все это случится далеко не сразу, ибо спешка хороша только при ловле блох, - сказал я, -но в главном Леонид Ильич прав. Так и будет, с вами или без вас.
- Ну хорошо, товарищ Серегин, - вскинул руки маршал Гречко. - Мы вам верим. А теперь скажите, чего вы хотите добиться и что по этому плану должны делать мы?
- В общих чертах план такой, - сказал я. - Во-первых, за ближайшие несколько лет Советский Союз под мудрым руководством товарища Брежнева должен внутренне консолидироваться, радикально улучшив качество жизни на внутренних территориях. Жить в Советском Союзе должно быть легко и приятно не только на национальных окраинах, в курортных краях, столице и городах центрального подчинения, но и во всех других местах, включая проклятое всеми Нечерноземье. Во-вторых, за то же время в советской экономике должны появиться новые отрасли промышленности, а сама она - перейти от экстенсивного к интенсивному росту. Что и как там нужно делать конкретно, мои специалисты немного позже обговорят с товарищем Устиновым. В-тре-тьих, необходимо в корне изменить отношение к сельским территориям. На самом деле это не обуза, а источник для создания продовольственной безопасности. Колхозникам необходимо вернуть их подсобные хозяйства и прекратить практику переселения жителей так называемых «неперспективных деревень» в поселки городского типа и мини-города. Если вы этого не сделаете, то так и будете покупать пшеницу в Канаде ровно до того момента, когда не кончатся деньги или идеологический противник не введет против вас какого-нибудь продовольственного эмбарго...
На этом моменте опять случилось неожиданное. Министр сельского хозяйства товарищ Полянский, с крайним неприятием относившийся даже к обычным садово-дачным кооперативам, вскочил со своего места и уже раскрыл рот для вопля протеста, что, мол, это отступление от принципов социализма, но Кобра щелкнула пальцами - и апологет хрущевщины окаменел под заклинанием стасиса.
- Когда говорит Батя, - веско сказала наша гроза драконов, - перебивать его нельзя, ибо чревато. Еще раз - и летальный исход. Поняли, клоуны?
Присутствующие (за исключением Брежнева, Громыко и Устинова, уже считавших себя членами нашей команды) закивали будто китайские болванчики, после чего Кобра сказала:
- Продолжай, Батя, порядок восстановлен.
- На самом деле, - сказал я, - некоторые товарищи совершенно неправильно воспринимают истинную сущность социалистической экономики, которая заключается не в тотальном огосударствлении средств производства, а в правильном сочетании государственной, общественной и частно-кооперативной собственности. Так, во время Великой Отечественной Войны производственные кооперативы давали от четверти до трети всей военной продукции, а в послевоенное время, до их ликвидации Хрущевым, обеспечивали до половины всего производства товаров народного потребления. Главная проблема нынешней советской системы заключается в том, что оторвавшаяся от народа советская партноменклатура, вроде товарища Гришина, подсевшая на потребление элитных импортных товаров, совершенно не интересуется, как живет и чем дышит простой народ. Но об этом позже, главное, чтобы при всех изменениях внутри на поверхности продолжалось полное спокойствие - поэтому репрессий, расстрелов и процессов века не предвидится. Все присутствующие, даже жидко обгадившийся товарищ Демичев, в случае неоказания сопротивления грядущим переменам помрут в крайне преклонном возрасте и в полном комфорте. Что касается разных внешних дел, то в том случае, когда для пользы дела понадобится грубая работа, мои люди возьмут это дело на себя.
- Товарищ Серегин, что вы имеете в виду под грубой работой? - спросил маршал Гречко.
- Я имею в виду Чили, где наши товарищи томятся в застенках, а господин Пиночет и его прихвостни откровенно зажились на свете, - ответил я. - Кроме Чили, имеются еще Никарагуа, Сальвадор, Колумбия и прочие страны, где правят любимые американские «сукины дети», а у меня почти сто тысяч интернационалистов-легионеров Велизария застоялись без дела. В сорок первом и восемнадцатом годах, за исключением отдельных случаев, я эти части использовать не могу, а в этом мире им будет самое место. Ведь я с полным правом могу использовать при операциях не только советскую и российскую символику (что в данных случаях будет совершенно излишне), но и опознавательные знаки Русской Галактической Империи, а также бело-зо-лотую расцветку экипировки воинов-паладинов самого Всемогущего Творца. И пусть в Вашингтоне ломают голову над тем, кто вдруг решил пустить им кровь. Если янки устроить переполох на заднем дворе, то у них меньше будет охоты лезть на вашу территорию.
- Ну что же, - сказал маршал Гречко, - это весьма позитивная программа. Я - за!
- У вас, Андрей Антонович, - сказал я, - впереди еще работа над ошибками в программе перевооружения, ибо некоторые косяки по этой части икаются и сорок лет спустя. Но об этом поговорим позже, на троих, вместе с товарищем Устиновым. А сейчас о главном. Товарищи Гришин, Кириленко, Подгорный, Полянский и Демичев должны быть выведены из состава Политбюро и сняты со всех государственных постов, с выходом на пенсию или переводом на другой род деятельности. С товарищем Косыгиным мы еще попробуем поработать, ибо ум у него побольше, чем у других. И все это не обсуждается. Вместо отставленных из кандидатов в действительные члены должны быть произведены товарищи Машеров, Рашидов, Романов и Соломенцев. Кто за такую позитивную программу? Кто против? Кто воздержался? Принято единогласно. Ну что же, товарищ Брежнев, поздравляю! Свершилось...
- Спасибо, товарищ Серегин, - ответил Ильич Второй. - Следующий вопрос, который нам сегодня следует обсудить, это заключение между Советским Союзом тысяча девятьсот семьдесят шестого года и Советским Союзом тысяча девятьсот сорок первого года договора о дружбе, союзе и взаимной помощи. Иначе нельзя, товарищи, ведь там, по другую сторону границы между мирами, бьются с врагом и умирают наши, советские люди, и все мы, кто больше, кто меньше, тоже прошли через эту войну. Товарищ Громыко, вам слово...
17 июля 1941 года, полдень, Белосток, дворец Браницких Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Посовещавшись в кулуарах заседания Политбюро с Леонидом Ильичом (и Устинов, и Гречко, как лица подчиненные, при том разговоре были побоку) мы пришли к выводу, что если кому и поручать в семьдесят шестом году формирование славного экспедиционного корпуса, так это командующему воздушно-десантными войсками генералу армии Маргелову. Одновременно было решено, что на КГБ необходимо вернуть товарища Семичастного, а руководить московской парторганизацией должен снова товарищ Егорычев. Сначала товарищ Брежнев распорядился, чтобы Громыко отозвал Егорычева из Копенгагена, где тот совершенно зря протирал штаны в должности советского посла, потом, предложив Щербицкому отойти в сторону, сказал, что забирает у него Семичастного с должности зампредсовмина УССР. И только в самом конце он поставил товарища Гречко в известность, что завтра утром генерал Маргелов должен быть готов отбыть в краткосрочную ознакомительную командировку. При себе иметь тревожный чемоданчик или вообще ничего - что всем необходимым командированного на месте обеспечит принимающая сторона. И самое главное - ничему не удивляться.
И вот на следующий день, во вторник шестого января, из единственного подъезда двенадцатиэтажного дома по адресу Сивцев Вражек 9А, в сопровождении майора-адъютанта (по совместительству сына Александра1) выходит генерал армии Василий Маргелов и оглядывается по сторонам. Обычно в таких случаях на стоянке перед домом его ожидала персональная машина, но на этот раз подобного не наблюдалось. Но не успел отец-основатель советских ВДВ выругаться по поводу неуместной шутки впавшего в маразм министра обороны, как прямо перед ним на стоянку откуда-то с небес с тихим свистом опустился и завис в полуметре над землей пузатый короткокрылый аппарат белого цвета с опознавательными знаками «красная пятиконечная звезда» на борту. В целом эта конструкция выглядела похожей на урезанный вертолет Ми-24, без винтов и хвостового оперения.
Люк в борту не сдвинулся в сторону, как на Ми-8, и не раскрылся вверх и вниз, как на Ми-24, а целиком откинулся вниз, образовав удобный трап. Сбежавший по нему вниз молодцеватый командир в экипировке незнакомого образца и петличными знаками различия, характерными для РККА 1939-42 годов, откозырял Маргелову и доложил:
- Здравия желаю! Товарищ генерал армии, капитан Коломийцев. Мы за вами!
В подобном случае, хоть приказывай «не удивляться», хоть не приказывай, удивление придет само в силу порядка вещей. Впрочем, и у командующего ВДВ, и у его сына-адъютанта это чувство длилось недолго. Рапортовал капитан Коломийцев на чистейшем русском языке, да и красная звезда на борту аппарата внушала определенное доверие. А еще, как офицер с фронтовым прошлым, Василий Маргелов почувствовал в этом совсем еще молодом человеке в возрасте едва за тридцать, такого же, как он, командира с настоящим боевым опытом, еще недавно видевшего, как под ударами его бойцов умирают враги. А это было невозможно в середине семидесятых: генерал Маргелов прекрасно знал, что сухопутные войска, спецназ и десантуру воевать с американцами во Вьетнаме не направляли. Но, так или иначе, следуя приказу «не удивляться», отец-основатель советских ВДВ, не задумываясь, поставил ногу на первую ступеньку
Александр Маргелов (в 1973 году старший лейтенант. в 1976 году майор) принимал прямое участие в испытании параш-отно-реактивных систем «Кентавр» и «Резктавр». предназначенных для десантирования боевой техники вместе с экипажами, то есть непосредственно находился в десантируемой БМД. трапа.
- А ну-ка, девочки, - скомандовал капитан Коломийцев, - помогите Василию Филипповичу подняться на борт. Раз-два.
На этот зов в проеме люка появились две мускулистые девицы двухметрового роста, в такой же экипировке, как у капитана, подхватили генерала под руки и, будто репку из грядки, в одно движение вдернули внутрь. На мгновение генералу Маргелову показалось, что его тянет как минимум танковой лебедкой. Раз - и уже там.
В десантном отсеке летательного аппарата было тепло, даже жарко, а откуда-то сверху лился яркий желтоватый свет, позволяющий разглядеть находящихся там... гм, воительниц. Чтобы посмотреть этим девушкам в лицо, генералу приходилось задирать голову, а ведь он сам был ростом несколько выше среднего. Но больше всего удивляли их вооружение и экипировка. В первую очередь поражало обилие как холодного, так и огнестрельного оружия: из-за левого плеча у каждой такой воинствующей девицы выглядывала рукоять двуручного меча, справа висела самозарядная винтовка неизвестной модели, из плечевых кобур торчали самозарядные пистолеты, на поясном ремне были закреплены два тесака устрашающего вида и длинный штык-нож от винтовки. В следующий миг генералу стало очевидно, что поверх формы на девицах самые настоящие доспехи, не сразу заметные потому, что они имеют в тот же матовый буро-оливковый цвет, что и сама форма. В комплект входили шлем с назатыльником, кираса, поверх которой был надет жилет, усеянный множеством карманов (явно с боекомплектом), наплечники, наручи, налокотники, набедренники и наколенники. И ведь явно всю эту тяжесть двухметровые воительницы таскают на себе легко, как ни в чем не бывало, да и цена одного такого комплекта может равняться стоимости экипировки и вооружения для отделения или даже для взвода советских десантников. И еще тысячи вопросов в голове: где, что, откуда, зачем, почему...
На самом деле все эти размышления заняли не больше нескольких секунд, так как почти сразу же после генерала по трапу поднялся его сын-адъютант, а за ним и капитан Коломийцев, который сразу скомандовал:
-Лана, все на борту. Взлетаем!
- Есть взлетать, товарищ капитан! - откликнулась пилот голосом, принадлежащим совсем юной девчонке, и заснеженные московские улицы и на обзорном экране в кабине управления и в проеме быстро закрывающегося люка стали стремительно проваливаться куда-то вниз, хотя никакой перегрузки, обычно присущей такому форсированному старту, пассажиры не ощутили.
- Капитан, куда мы летим? - встревоженно спросил Маргелов-старший.
В ответ капитан Коломийцев извлек из своей командирской сумки несколько сколотых листов бумаги и передал их командующему советскими ВДВ.
- Вот, товарищ генерал армии, - сказал он, - приказано передать вам сразу после взлета.
Генерал принялся перебирать бумаги: собственноручная записка маршала Гречко, Постановление Политбюро (машинописная копия, так как даже до матричных принтеров в СССР двадцать лет пердячим паром), копия договора о советско-советской дружбе, приказ о назначении его, генерала армии Маргелова, главкомом Экспедиционного сил советской армии в 1941 году...
- Так, значит, капитан, мы летим в сорок первый год? - ошарашенно спросил генерал.
- Мы уже там, - ответил тот. - За бортом семнадцатое июля сорок первого года. Под нами -Супрасельская пуща. Впереди - Белосток, центр освобожденной зафронтовой зоны, где правит бал мой командир Великий князь Артанский Сергей Сергеевич Серегин, он же Защитник Земли Русской, он же Бич Божий, он же дважды член ЦК партии большевиков, он же младший архангел и бог-полководец, он же Верховный главнокомандующий всеми артанскими вооруженными силами...
Генерал обернулся и увидел, что за лобовым стеклом пилотской кабины (на самом деле обзорным экраном) зимняя Москва куда-то исчезла, и теперь прямо под брюхом летательного аппарата стремительно проносятся вершины одетых в летнюю листву деревьев.
- Это, Василий Филиппович, видите ли, не совсем обычный мир сорок первого года, - пояснил капитан Коломийцев. - Мы появились в нем две недели назад, и за это время в своей непревзойденной манере «против лома нет приема» успели освободить остатки гарнизона Брестской крепости, украсть штаб группы армий «Центр» и переломать ноги всем трем германским ударным группировкам. При этом первую танковую группу Сергей Сергеевич на страх врагам и вовсе испепелил в прах, развеяв его по ветру. Мы, таким образом, это дело начали, а вам его, стало быть, заканчивать, чтобы Адольфу пришлось жрать цианистый калий не весной сорок пятого, а года на три раньше.
Генерал Маргелов хотел было спросить, велика ли артанская армия, но тут впереди показался город Белосток с ближними окрестностями, настолько плотно набитыми войсками, насколько это вообще возможно. Танки, грузовики (по большей части трофейные), артиллерия, большое количество пехоты и кавалерии, а в воздухе над городом, оберегая его от «юнкерсов» и «хейнкелей», бесшумно патрулируют два звена «Шершней» в полном боевом обвесе. Если не существует транспортных проблем со снабжением плацдармов в глубоком тылу врага и окруженных войсковых группировок (что, собственно, одно и то же, то эти самые группировки могут быть любой численности и конфигурации. И эту теорию войны фактически без тыла и флангов предстоит развивать как раз генералу Маргелову.
А дальше, как пел Высоцкий: «только прилетели, сразу сели» - то есть генерала Маргелова и его сына-адъютанта освободили от зимнего обмундирования, в котором они откровенно парились, и препроводили в мой временный кабинет (бывший кабинет командующего десятой армией). А там уже прославленного советского боевого генерала, помимо меня самого, ожидали товарищ Сталин, товарищ Брежнев и полковник Глазков. Прославленную 211-ю воздушно-десантную бригаду я у товарища Сталина отмолил. Сначала в нескольких локальных операциях я доведу этих парней с задатками до практического уровня своих головорезов, а потом случится Поиск, в результате чего эта бригада будет развернута в полнокровный лейб-гвардейский десантноштурмовой корпус, на девяносто процентов укомплектованный остроухим контингентом. Представляю шок и трепет дипломатических представителей разных недружественных держав, когда на параде в честь Победы по Красной площади, чеканя шаг, прошагают бойцовые остроухие двухметрового роста, до зубов вооруженные чем-то таким эдаким, футуристическим...
Таким образом, как говорится, попал генерал Маргелов - если не как кур в ощип, то с корабля на бал точно.
Но старый десантник меня не подвел.
- Здравствуйте, товарищи! - не моргнув глазом, сказал он.
- Здравствуйте, товарищ Маргелов, - ответил Виссарионыч. - Мы рады вас видеть, ведь нам о вас рассказывали очень много хорошего. Нэ подведите этих людей. Но это так, преамбула. На самом деле разговаривать вы будете с товарищем Серегиным, как один специалист с другим специалистом, и еще немного с товарищем Глазковым, а мы с товарищем Брежневым посмотрим на этот разговор со стороны, обмениваясь мнениями. И не смотрите на небольшой чин товарища Серегина. По мощи той армии, которой он командует, и совокупности заслуг мы готовы присвоить ему хоть маршала Советского Союза, но он от такой чести отказывается - мол, кошку перьями не украсишь. Такой уж это не тщеславный человек, для которого важнее всего хорошо сделанное дело и благополучие доверившихся ему людей. Родом из начала двадцать первого века, этот офицер сил специального назначения в ходе выполнения одного боевого задания запропастился в такие тартарары Мироздания, что их даже на карте исторических времен сыскать невозможно. Но он не растерялся, а принялся вырываться из ловушки, щедро раздавая удары огнем и мечом разным злобным тварям, помогая при этом всем слабым и сирым и обрастая верными сподвижниками. Начиналось все с восьми бойцов его личной спецгруппы, а сейчас в составе артанской армии не менее полумиллиона штыков и сабель, танковый полк из примерно ваших времен, а также частично восстановленный до боеготового состояния линкор планетарного подавления из такого отдаленного будущего параллельной исторической ветви, что даже страшно и представить. И нет для товарища Серегина ни эллина, ни иудея, в его соратниках ходят люди самого разного происхождения и зачастую крайне непривычного вида. А у некоторых из его Верных никакого вида и вовсе нет, а только видимость...
Вот ведь Виссарионыч - представил так представил. Теперь придется соответствовать столь высокой планке. Хотя, пожалуй, так даже лучше - общаться теперь со мной Маргелов будет не как генерал армии со штрафиркой-капитаном, а, по крайней мере, как равный с равным.
- Здравствуйте, товарищ Маргелов, - приветствовал я этого живого патриарха мобильной войны. - Вы меня еще не знаете, но я вас знаю очень хорошо, как и ваши идеи, которые предопределили развитие советских воздушно-десантных войск на десятилетия вперед. Об этом мы с вами тоже сегодня поговорим, ибо не все там было так гладко. В войнах начала двадцать первого века, как и на Великой Отечественной Войне, воздушно-десантные войска использовались в качестве элитной пехоты, для чего у них недостаточно огневой и пробивной мощи, и лишь совсем изредка - для выброски тактических вертолетных десантов в ближний тыл врага. А это неправильно.
- Хорошо, товарищ Серегин, об этом мы тоже поговорим, - сказал Маргелов, усаживаясь напротив. - А сейчас я хотел бы узнать у товарища Брежнева, какие силы и средства будут подчинены мне как главкому экспедиционных сил, о создании которых, по причине чрезвычайной секретности этого дела, я узнал только по пути сюда.
- Костяком экспедиционных сил станут ваши воздушно-десантные войска, - сказал Брежнев своим характерным шамкающим голосом, - но не все подряд, а только добровольцы. А если кто и откажется от чести сражаться с фашистами в сорок первом году, так какой же тогда он десантник? Дополнительно мы намерены организовать набор добровольцев - как действующих военнослужащих из состава других родов войск, так и из бойцов и командиров, пребывающих сейчас в запасе. Однако ВДВ удостоены чести первыми получить настоящий боевой опыт. Если этот вопрос понятен, то о том, сколько предстоит вешать в граммах, вам следует разговаривать с товарищем Серегиным. Опыт у него очень большой. Он хана Бояна в землю вбил, Батыя на кол посадил, Лжедмитрия Первого разоблачил, короля Сигизмунда до нервного срыва довел, Наполеона Бонапарта в плен брал, королеву Викторию таскал за патлы, а императора Муцухито за бороду. Ну а совсем недавно по своему счету он довел до инфаркта императора Франца-Иосифа и вправил мозги Вильгельму Гогенцоллерну, причем дважды. Его лучшие друзья в прошлых мирах - это товарищ Ленин и товарищ Сталин, а его враги живут очень недолго, но очень интересно.
- Все верно, Леонид Ильич, - сказал я, - но есть одна поправка. Ни королеву Викторию за волосы, ни императора Муцухито за бороду я не таскал, ибо издеваться над женщинами и стариками невместно для любого настоящего мужчины, а не только для бога-полководца и младшего архангела. Мозги я им вправил - что было, то было, но без рукоприкладства. А теперь, товарищи генеральные секретари, позвольте нам с Василием Филипповичем наконец перейти к тому самому разговору - «сколько вешать в граммах».
Пять минут спустя, там же Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Перед тем, как начинать предметный разговор, я показал своим гостям три учебных менто-фильма о десантных операциях. Первый, из запасов «Неумолимого», о «восстановлении конституционного порядка» на одной из планет, правители которой вздумали взбунтоваться против тамошнего императора. Второй, предоставленный искином Бенедиктом, назывался «Битва за Тар-дан». Третий - о нашей собственной операции в Брест-Литовске в восемнадцатом году - может, и не столь эпичной, как два первых случая, но отыгранной по тем же стандартам. Все остальные десанты в своей богатой боевой практике я производил прямо внутрь тех объектов, которые требовалось захватить.
Генерал Маргелов был поражен: такой скорости захвата плацдарма и развертывания на нем войск средствами классического парашютного десантирования достигнуть было невозможно. При этом обе галактических империи - и неоримская, и русская - заботились о сохранности местного населения, ибо без него планета ничего не стоит, а вот советская военная доктрина предусматривала нанесение по густонаселенной Европе множества ядерных ударов, после которых вообще было сомнительно, останется ли на той территории хоть что-нибудь, за что стоит воевать. И ведь никто не подумал, что потери Советской Армии в такой войне все равно будут стопроцентными, потому что десантники, выжившие в боях и, предположим, даже дошедшие до Ла-манша, через несколько недель все равно умрут от острой лучевой болезни.
Впрочем, и противная сторона была не лучше. Генералы в Пентагоне планировали так называемую «ограниченную ядерную войну», в ходе которой намеревались «разменять» Западную Европу (не свое не жалко) на европейскую часть Советского Союза вплоть до Урала. На Тихом океане те же умники предполагали «размен» Японии и Южной Кореи на прибрежные самые густонаселенные районы Китая и советский Дальний Восток. Легко и приятно меняться тем, что тебе не принадлежит... После таких комбинаций с разменом в стиле Остапа Бендера схватку противостоящих сверхдержав можно было бы считать выигранной Соединенными Штатами, в силу утраты советским блоком примерно семидесяти-восьмидесяти процентов всего военного и промышленного потенциала.
Потом советологи и кремленологи в Вашингтоне заметили на светлом лике советской действительности следы тления и упадка, и политики решили временно отложить грубые методы и для вида пойти на предложенное Москвой «мирное сосуществование». Мол, если ничего не трогать руками и побольше улыбаться, то красный монстр издохнет сам ровно в тот момент когда ветеранов Великой Войны у штурвала власти сменят бесцветные политические слизни, то есть оппортунисты, чрезвычайно размножившиеся во времена хрущевской «оттепели». В Основном Потоке так и вышло, а вот в этом мире мы с этой напастью еще поборемся.
Об этом несоответствии тактической схемы выброски стратегических десантов и возможностей имеющейся техники я с генералом Маргеловым и разговаривал. Мол, что толку разрабатывать и производить системы для десантирования боевой техники вместе с экипажами «Кентавр» и «Реактавр», если две трети самолетов-носителей (если не больше) будут сбиты еще до того, как достигнут районов выброски десанта. Ведь хоть Ан-12, хоть Ан-22, хоть новейший Ил-7б -для американских зенитных ракет «Хок» и истребителей типа F-16 не более чем жирные малоподвижные мишени, а потому расстреливать в воздухе вместе с десантом их будут в свое удовольствие. К тому же советская военная доктрина не предусматривает нанесение первого превентивного удара и предписывает действовать только в ответ на уже свершившуюся агрессию. А о том, как это бывает, мы знаем по двадцать второму июня сорок первого года. К моменту начала операции противник уже покинет пункты постоянной дислокации и развернется в боевые порядки, конфигурация которых советским штабам неизвестна, а это значит, что большая часть ракетных и авиационных ударов придется в пустоту. Полное подавление систем ПВО и уничтожение истребительной авиации в таких условиях является ненаучной фантастикой, даже если Советская армия направо и налево примется размахивать ракетно-ядерной дубиной в тактическом и оперативно-тактическом исполнении.
Другое дело - тяжелые десантные челноки с «Неумолимого». Зону ПВО они протыкают почти вертикально, на гиперзвуковых скоростях, в компании большого количества ложных целей и самонаводящихся высокоточных плазменных бомб, тормозят у самой поверхности, выбрасывают десант вместе с техникой посадочным способом и тут же стартуют обратно, чтобы во второй волне доставить десанту подкрепление и материально-техническое снабжение. А выброшенные в первой волне десантно-штурмовые батальоны тем временем объединяют свои очаговые плацдармы в единую зону контроля, окончательно разрушая инфраструктуру сопротивления. И самое главное - десантная операция начинается абсолютно внезапно для обороняющейся стороны, и к тому моменту, когда вражеские генералы приходят в себя, десантный корпус в полном составе уже находится на поверхности атакованной планеты, создав плацдарм, на который имперской командование может начать переброску армейских линейных частей. Сопротивление в таком случае может характеризоваться только словами «бессмысленное» и «безнадежное».
- Так что же, все, что мы делали, было зря? - спросил расстроившийся Маргелов, как-то сразу постарев.
- Да нет, совсем не зря, - ответил я. - Нежизнеспособна только концепция стратегических парашютных десантов, ибо осуществлять их возможно только на территории какой-нибудь страны третьего мира, не имеющей значимых военно-воздушных сил и средств ПВО. Вблизи от советских границ подобных недружественных государств попросту нет. Зато сами воздушно-десантные войска на данный момент вполне дееспособны и боеспособны, а потому являются элитой вооруженных сил. Необходимо только найти способ правильно их использовать. Тактические десанты в ближних тылах удобнее всего выбрасывать посадочным или беспарашютным способом с вертолетов типа Ми-8...
При этих словах полковник Глазков явственно навострил уши, а генерал Маргелов удивленно спросил:
- Это как это беспарашютным, товарищ Серегин?
- Просто, - ответил я, - по-альпинистски, при помощи десантных фалов. Такое применяется, когда имеются препятствия для снижения «вертушки» до уровня земли - например, при высадке на местность, изобилующую деревьями, прямо в лес или на крышу здания, уставленную трубами и прочими архитектурными излишествами.
- И вы лично десантировались таким способом? - спросил создатель советских ВДВ.
- Неоднократно, - кивнул я. - И в крайний раз, с которого нас затянуло в этот поход по мирам, тоже. С парашютом приходилось прыгать только в качестве тренировки, а о планерном способе десантирования в наши времена давно позабыли, хотя в некоторых случаях тут есть о чем подумать, так сказать, на новом техническом уровне. Также можно вспомнить и о такой экзотике, как парапланы и дельтапланы, хотя такой способ больше подходит для заброса во вражеский тыл разведчиков-одиночек и малых диверсионных групп.
- Постойте, товарищ Серегин, а что такое парапланы? - прервал меня генерал Маргелов. -А то про дельтапланы я слышал, а об этих штуках нет.
- Параплан - это дальнейшее развитие спортивных парашютов типа «крыло», - сказал я. -Только парашют предназначен для управляемого спуска с небес на землю, а параплан - для совершения горизонтальных полетов на несколько десятков, а то и две-три сотни километров, в том числе и с набором высоты. На радаре парапланерист не виден, звукоулавливающей аппаратурой не обнаруживается, заметить его можно только визуально, а ночью, при окраске купола в черный цвет, и вообще никак.
- Понятно, - кивнул Василий Филиппович, - таким образом через фронт или границу можно забрасывать разведчиков-одиночек или небольшие диверсионные подразделения. Но основное средство десантирования, по вашему мнению, это все же вертолеты?
- Это не мое мнение, - ответил я, - а практический опыт грядущих десятилетий. Но задействованные в такой деятельности подразделения и части не могут быть особенно многочисленными. Разведывательно-диверсионную деятельность во вражеском тылу лучше всего вести в составе рот или даже взводов, захватывать мосты, туннели и перевалы следует отрядами численностью до батальона, и лишь стратегические объекты, вроде крупных аэродромов, следует брать в составе полка. Большую же часть воздушно-десантных войск придется переквалифицировать в элитную штурмовую пехоту, радикально усилив ее боевые возможности, но о том, что следует делать в таком случае, вам лучше поговорить с товарищем старшим тактиком Итеной Клэн...
- А, простите, кто такая эта Итена Клэн и почему я с ней должен разговаривать? - с легким раздражением спросил генерал Маргелов.
- Итена Клэн - это высококвалифицированный военный специалист, происходящий из дружественной нам цивилизации космического уровня, похожей на Советский Союз как отражение в текущей реке времени, - отпарировал я. - А еще у нее большой жизненный и боевой опыт как раз по части десантных операций, ибо в Галактике только так и воюют. К тому же ей недавно исполнилось сто двадцать лет: для человека это невозможно глубокая старость, а для темной эйджел это конец молодости и лишь самое начало зрелости, которая может длиться несколько сотен лет. Общение с таким кладезем военной мудрости не будет лишним ни для одного перспективного советского генерала, хоть в сорок первом, хоть в семьдесят шестом году.
Генерал Маргелов хотел было еще что-то сказать, но его неожиданно прервал Сталин, которому из рапортов майора Здорного было хорошо известно обо всех моих друзьях и союзниках, а также о том, что творилось в Тридесятом царстве и других моих эксклавах. Полного доверия вождь советского народа не испытывает даже в отношении самого себя, но я чувствую, что если это будет необходимо, он встанет со мной спина к спине в борьбе против всего окружающего буржуазного мира.
- Вы, товарищ Маргелов, совершенно неправильно воспринимаете смысл этой беседы, -недовольным тоном произнес Верховный. - Вас позвали сюда для повышения квалификации перед назначением на должность командующего экспедиционными силами вашего Советского Союза на нашей Великой Отечественной Войне, а вы воспринимаете все, что вам говорят, буквально в штыки. А так не должно быть. Все, что говорит вам товарищ Серегин, следует понимать как истину в последней инстанции и учиться у него всему тому, чему вас не научит больше никто.
- Я думаю, что мы, товарищи, немного забежали вперед, - сказал Леонид Брежнев. - Снача-
ла Василия Филипповича нужно было хотя бы на одну ночь замочить в живой воде, чтобы мозг заработал как следует, и только потом начинать вводить его в суть дела - поэтапно, так сказать, снизу вверх, от простого к сложному.
- Нет у нас времени на постепенное движение, - возразил я. - Шок от моих ударов ломом у германского командования может закончиться в любой момент, так что экспедиционный корпус следует сформировать в самые кратчайшие сроки, а оздоровительные процедуры генерала Маргелова необходимо перемежать с бурной организационной деятельностью по подготовке и оснащению сводных частей. Альтернативой Василию Филипповичу может быть только маршал Василевский, но его на ноги надо будет ставить не меньше месяца. В настоящий момент Адольф напоминает кота, которому под хвост плеснули стакан скипидара. Он одновременно напуган и разъярен, а значит, совершенно непредсказуем. Едва просохнут дороги на Московском направлении, вермахт снова может попереть на восток, невзирая на все трудности со снабжением. И вот тогда снова настанет время рубить наотмашь, не глядя по сторонам. Генерал Жуков, конечно, лучше маршала Тимошенко, у которого все буквально валилось из рук, но и ему во всей той мешанине соединений, образовавших Западный фронт второго формирования, еще разбираться и разбираться, ибо бардака там предостаточно. К тому же опыта лучшего из советских командующих фронтами у будущего маршала Победы еще нет, а потому некоторые критично важные вещи он может делать не как надо, а по отжившему шаблону. Если мы не хотим подобия Смоленского сражения в русле Основного Потока, то к этому вопросу надо относиться тщательнее. А у меня сейчас нет возможности стоять у товарища Жукова над душой и ждать у моря погоды, потому что требуется возвращаться в восемнадцатый год и закрывать там хвосты, начиная с белогвардейского мятежа в Финляндии и примкнувшего к нему генерала Маннергейма. Шкуру с этого человека должно содрать, как с изменника Родины и мятежника, после чего она должна быть прибита на стену. К тому же совершенно внезапно могут открыться и другие фронты, где их никто не ждал, а потому мне следует иметь значительные резервы, никак не связанные текущими операциями, для чего большую часть ответственности за боевые действия в сорок первом году необходимо передать советскому экспедиционному корпусу из семьдесят шестого года. За собой я в таком случае оставлю только повышение квалификации ключевых действующих лиц, их медицинское оздоровление, а также экстренную ликвидацию неожиданно возникших форс-мажорных состояний, хотя надеюсь, что обойдется без этого. А все остальное вы тут сами, сами, сами...
- Так значит, - хмыкнул Виссарионыч, - прикомандированную бригаду товарища Глазкова вы намерены задействовать для ликвидации белофинского мятежа в восемнадцатом году?
- Вы, товарищ Сталин, совершенно правы, - ответил я. - Ну не отнесутся мои бородинские чудо-богатыри к такой операции с абсолютной серьезностью, и точка. Иноземный враг, топчущий русскую землю, вызывает в них чувство благородной ярости, а вот на разных контрреволюционеров им глубоко фиолетово, из-за чего приказ о ликвидации белого правительства они будут выполнять спустя рукава. Зато советские бойцы белофиннам спуску не дадут и уничтожат их всех, до последнего человека, без дополнительных понуканий. Непосредственно подготовку бойцов к операции осуществляют уже известный товарищу Маргелову капитан Коломийцев и его тевтонский коллега гауптман Вернер фон Бах, являющийся у меня специалистом по разным острым и одновременно тонким делам. И только после завершения охоты на Маннергейма можно будет проводить операцию поиска для подключения к вам большого количества Верных из числа бойцовых остроухих. Без организационного костяка такие дела не делаются, ибо остроухие с первой же минуты должны почувствовать, что находятся в дружеском и плотно слаженном коллективе. Иначе ваше Единство очень быстро начнет рассыпаться розно.
- В таком случае, - сказал товарищ Сталин, - подключите к этой подготовке войны с белофиннами товарища Маргелова хотя бы в качестве наблюдателя, и увидите, как его скепсис быстро улетучится. Как мне доложили, на первый взгляд все то, что тут у вас происходит, выглядит невероятно и попросту невозможно, но как только человек погружается в ваши дела с головой, то начинает верить во все и сразу. Ибо, как учили нас классики, только практика является критерием истины.
- Вот тут вы совершенно правы: практика - это единственный критерий истины, - сказал я, -а потому именно на этой войне генерал Маргелов должен создать и отточить до бритвенной остроты те инструменты, которыми он потом в случае необходимости станет кромсать врагов на куски в своем родном мире. И вертолетно-десантные полки, и тяжелые десантно-штурмовые бригады должны родиться на фронте войны с фашизмом, а потом вернуться к себе в уже готовом к использованию виде, чтобы американским «партнерам» было интереснее жить.
- Да, - сказал Ильич Второй, - все это именно так, как сказал товарищ Серегин, а потому вы, товарищ Маргелов, должны изменить свое отношение к порученному делу. Все, что вам рассказывает товарищ Серегин, это не сказки и не занимательные враки, а истина как она есть в последней инстанции. Если он говорит прыгать, значит, следует прыгать, если говорит ползти, надо ползти. Вы можете не беспокоиться, плохому вас тут не научат. И помните - это задание партии и правительства, так что отнеситесь к нему со всей возможной серьезностью.
- И вы, товарищ Брежнев, имейте в виду, что Василий Филиппович тут тоже не просто погулять вышел, - заявил я. - Раньше я просто подозревал, а сейчас вижу, что он является сильнейшим харизматиком неимператорского типа. Лермонтов про таких людей писал: «слуга царю, отец солдатам». Власти они не ищут, а служат своей стране истово и до упора. Именно поэтому я с ним вожусь как с малым дитем, сильнее него был только Рокоссовский, но он в вашем мире, увы, уже умер. Вот подтянем немного товарища Маргелова по медицинской части, чтобы внешний вид соответствовал внутренней сущности, и можно будет выводить его на Поиск. Взрослые бойцовые остроухие - это тот контингент, лучше которого для штурмовой пехоты не придумаешь. И соединять их надо будет с добровольцами из ВДВ, что сами вызвались идти воевать с германским фашизмом.
- Хорошо, товарищ Серегин, - кивнул «просто Лёня», - мы будем иметь это в виду. Товарищ Маргелов честный человек и настоящий коммунист, так что пусть будет. Не помешает. А сейчас нам стоило бы передать генерала и майора Маргеловых в руки вашего товарища Коломийцева для продолжения повышения практической квалификации, с показом и рассказом на местности, после чего втроем обсудить некоторые политические вопросы, которые меня сейчас беспокоят.
Пять минут спустя, там же и те же, только без генерала Маргелова
- Речь пойдет о Китае, - сказал Ильич Второй. - Это же полное безобразие, когда две крупнейших социалистических страны находятся во враждебных отношениях, и несколько лет назад, даже умудрились между собой повоевать. В нашем мире такого безобразия не допустили, и когда Советский Союз проводил Маньчжурскую операцию, главным человеком у китайских коммунистов был уже товарищ Чжу Дэ, а этот придурок Мао загремел под фанфары за бонапартизм и жажду личной власти.
- Китай только выглядит как социалистическая страна, - сказал я, - а на самом деле это древнейшая империя из ныне сущих на планете Земля. Если в европейской традиции крестьянские восстания непременно приводили к махновщине и анархии, то в Китае неоднократно предводитель восставших народных масс сам садился на трон и становился основателем династии. И это тоже надо иметь в виду. Нынешний вождь - в местной терминологии «великий кормчий» -по причине конфликта с прежним руководством КПСС настроен остро антисоветски, и чтобы навредить северному соседу, то есть Советскому Союзу, готов на любые мерзости и жестокости. Культурная Революция, отбросившая Китай на годы назад и поднявшая на поверхность мутную пену ненависти и клеветы, была придумана только для того, чтобы избавиться от людей, получивших образование в Советском Союзе. Потом на вытоптанную почву попытаются прийти американцы, но у них ничего не получится. К ним у китайских властей будет только материальный интерес, а вот народ будет больше тянуться ко всему русскому и советскому...
- Серегин, - вдруг сказала мне энергооболочка, - мы тут заглянули на Скрижали Судьбы и увидели, что через два дня в пекинском госпитале для высокопоставленных партийных работников от рака мочевого пузыря умрет товарищ Чжоу Эньлай. А потом в апреле, в день поминовения усопших близких, на площади Тяньаньмынь случится стихийный и очень многолюдный поминальный митинг в его честь, который вызовет у Мао и его клики истерику. Митинг разогнали при помощи армейских частей и полиции, а многих из числа собравшихся арестовали...
- Ну что же, - подумал я в ответ, - если даже поминальный митинг в честь этого человека вызвал у старого людоеда истерику, значит, он был не так уж и плох, да и с Мао следует кончать без оттяжки, каким-нибудь вполне естественным с виду способом. Интересно, Лилия сможет вылечить этого Чжоу Эньлая дистанционно или понадобится похищать его в наш госпиталь?
- Никаких дистанционных и экспресс-методов в этом деле быть не может, - ответила мне мелкая божественность по дистанционной мысленной связи. - Такую болезнь как рак, да еще в терминальной стадии, можно вылечить только в стационарных условиях нашего госпиталя с подключением всей мощи Фонтана, диагностики Галины Петровны и всего моего врачеватель-ского искусства. Иначе никак, тем более что до смерти от этого заболевания осталось всего два дня. Вы похитите этого человека в наш госпиталь, а мы будем лечить его со всем возможным тщанием.
- Ну хорошо, - мысленно согласился я, - так и сделаем. Вопрос только в том, как мы будем возвращать этого товарища на место. Тихо такого не проделаешь, тем более что на лечение тебе понадобится не один день.
- Никак не меньше двух месяцев, - мысленно отрезала Лилия, - спешка в таких делах недопустима. А насчет того, как вернуть, думай сам, я тебе в этом не помощник. Сила, побольше, чем у иных богов, тебе на что дана? Зато за два месяца пребывания в нашем Тридесятом царстве этот товарищ пропитается твоими идеями по самую маковку. Так что решай - пан или пропал...
- Спасибо, Лилия, я уже решил, - подумал я и добавил вслух: - Итак, товарищи, я тут кое с кем посовещался и составил план...
Виссарионыч выслушал меня, одобрительно кивнул и сказал:
- Хороший у вас план, товарищ Серегин, правильный. Чжоу Эньлай был тут у нас в Москве представителем китайской компартии при Коминтерне и оставил о себе впечатление надежного, выдержанного товарища, настоящего борца за дело марксизма-ленинизма. А Мао - он как редиска: снаружи красный, а внутри насквозь белый. Недоглядели мы с ним, так что надо будет эту недоработку исправить хотя бы в нашем мире...
- Ну хорошо, - согласился я, - быть по сему!
Восемьсот двадцатый день в мире Содома. Раннее утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, подвалы Башни Терпения
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Свершилось. В ночь с шестого на седьмое января 1976 года в Пекине, в так называемом Запретном Городе, скоропостижно (и на семь месяцев раньше, чем в Основном Потоке) от обширного инфаркта отбросил коньки, то есть скончался, Председатель Мао. Правда, и инфаркт у этого деятеля случился не сам по себе. Сначала я хотел попросить Колдуна наложить на него «Муки Совести», но у старого вампира этой субстанции не оказалось даже в самых минимальных количествах. Тогда Колдун по просьбе Бригитты Бергман модифицировал формулу этого заклинания в «Страх Возмездия», сместив некоторые акценты и поставив в центр конструкции фигуру того единственного человека, перед которым старый бандит трепетал и преклонялся. Генералиссимус Сталин во всем блеске своего грозного величия получился у него как живой, поэтому после наложения заклинания главный китайский коммунист, извративший это звание до неузнаваемости, прожил не более нескольких минут. Гримасу ужаса и отчаяния, исказившую лицо пациента в последние секунды его жизни, не удастся разгладить даже при подготовке к бальзамированию. Мимические мышцы просто закаменели, свидетельствуя о том, что покойный перед смертью увидел самый большой ужас в своей жизни.
Впрочем, товарищ Бергман, предварительно глянув на этого персонажа через просмотровое окно, сказала, что в настоящий момент это не больше чем кукла, разбитая болезнью Паркинсона, за ниточки которой дергает так называемая «банда четырех». Но своего решения я менять не стал: потому что если у этой банды не будет под рукой куклы «Мао», то и сама она очень быстро превратится в ничто. При этом пришлось позаботиться и о «наследнике» Великого Кормчего, чистокровно-кристальном маоисте, министре общественной безопасности Хуа Гофэне. Если этого человека оставить при делах, то никакого преодоления разрыва между СССР и КНР не получится, и Китай пойдет в американские объятия натоптанной в Основном Потоке тропой имени Генри Киссинджера. А этого допускать никак нельзя. Пусть мир семьдесят шестого года и свалился на нас, так сказать, факультативно, к его судьбе нужно отнестись так же серьезно, как и к судьбам всех прочих миров.
Впрочем, торопиться мы не стали: пусть этот деятель сначала расчистит поляну от самого одиозного кадрового наследия Мао, а потом - хоть авиакатастрофа, хоть в монастырь замаливать грехи. Чжоу Эньлай, если выживет всяко будет поавторитетнее этого Хуа Гофэна, который первым из больших начальников прискакал к уже остывшему телу Председателя, что позволило товарищу Бергман снять слепок с его ауры. А это уже не лечится, потому что отныне мы могли найти его хоть в небе на высоте десяти тысяч метров, хоть глубоко под землей в бункере. А если что-то пойдет не так, то заклинание внезапной смерти, брошенное Коброй через портал, еще никто не отменял. И хоть вообще-то магия смерти у нас не поощряется, но в данном случае у нас имеется высочайшее разрешение на ее применение, ибо иногда одна смерть способна спасти тысячи, если не миллионы жизней.
Чжоу Эньлая мы украли в ту же ночь. И найти его удалось по одному простому признаку: у его ВИП-палаты дежурил не только медперсонал, но и пара полицейских. Энергооболочка уточнила, что рак мочевого пузыря при регулярном медобследовании у Чжоу Эньлая был обнаружен еще в 1972 году, но пациенту врачи ничего говорить не стали, а доложили ситуацию лично Мао, и уже тот распорядился никакого лечения не предпринимать, пациенту и его жене ничего не сообщать. Через два года, когда ситуация стала очевидной (начались регулярные кровотечения) ветерану китайского революционного движения все же была сделана операция по удалению опухоли, но через несколько месяцев кровотечения возобновились. Последний раз на людях он показывался тринадцатого января семьдесят пятого года, когда выступил с отчетом о работе правительства на первом заседании Всекитайского собрания народных представителей четвертого созыва, после чего целый год провел, исполняя свои обязанности прямо на больничной койке, при все ухудшающемся здоровье.
Фактически обязанности премьера в это время исполнял Дэн Сяопин - еще один кандидат на ликвидацию, если что-то пойдет не так. Это именно он, разделавшись с маоизмом, повел Китай чисто прозападным курсом, установив дружеские отношения с властями США и Великобритании и продолжая сохранять враждебность с Советским Союзом и Вьетнамом. Китайско-вьетнамская война 1978 года только на его совести, как и разрешение для ЦРУ вести подрывную работу против СССР с территории западной части Китая. Впрочем, обо всем этом в первую очередь следовало разговаривать именно с Чжоу Эньлаем уже после его экстракции в Тридесятое Царство.
Сама экстракция прошла просто и незатейливо. Со стороны медицины присутствовали Лилия, Галина Петровна, доктор Пирогов и профессор Чазов, политику и магию представляли я сам, Бригитта Бергман и... товарищ Сталин.
Итак... К удивлению дежурившей в палате медсестры, ножки кровати, на которой почивал премьер Государственного Совета КНР, оторвались от пола, и она плавно, как воздушный шарик, стала всплывать к потолку, где уже раскрылся сияющий ярким светом портал. С грохотом рухнула на пол подставка для капельницы, медсестра заорала истошным голосом, на крики вбежали дежурившие в коридоре полицейские, но успели увидеть только, как портал экстренно закрылся, «откусив» нижние части кроватных ножек с колесиками, которые со стуком попадали на пол. Это я поспешил, потому что один из бабуинов уже начал расстегивать кобуру пистолета. Кто его знает, какие у него были инструкции от Председателя Мао на случай попытки полупленника-полупа-циента несанкционированно покинуть госпиталь... Всего один выстрел - и все наши расчеты пошли бы псу под хвост.
Так, кстати, и случилось. Инициативный полицай при полном непонимании коллеги одну за другой выпустил в потолок четыре пули, но не добился ничего, кроме града отбитой штукатурки и облака известковой пыли. Одностороннее просмотровое окно, какое-то время продолжавшее существовать на месте закрывшегося портала, позволяло нам видеть и слышать развернувшуюся внизу картину во всем ее многообразии. На полицейских мне было плевать с высокой колокольни, никто их силой на такую опасную работу не тащил, а вот слепок ауры медсестры я передал Кобре с просьбой проследить за судьбой девушки. Если ее арестуют по подозрению в соучастии или, того хуже, соберутся подвергнуть пыткам, наша неукротимая мстительница за слабый пол вступится за нее.
Кстати, от всего этого шума товарищ Чжоу Эньлай проснулся и, возносясь к небесам, пребывал в полном сознании. И первыми, кого он там увидел, были Бригитта Бергман и Виссарионыч. На нашу Снежную Королеву китайский визитер не обратил ровно никакого внимания: его взгляд был прикован к товарищу Сталину.
А советский вождь был в ударе. Указав на больного чубуком трубки, он сказал:
- А вы, товарищ Чжоу Эньлай, за тридцать пять лет почти не изменились...
- Кто вы такой и где я нахожусь? - растерянно спросил недобровольный гость Тридесятого Царства, оглядываясь по сторонам.
- Я - тот, кого вы видите перед собой, собственной персоной, - ответил Виссарионыч. -А вот в том, в кого превратились вы сами, нам еще предстоит разобраться. Впрочем, как говорит хозяин этого места товарищ Серегин, для всех потенциально хороших людей визит в его владения начинается с медицинского обследования. Товарищ Максимова, этот пациент ваш, делайте с ним, что положено в таких случаях.
И тут же невидимые слуги откинули в сторону одеяло, подняли ошарашенного больного на свои невидимые руки и плавно повлекли в палату диагностики на обследование, а уже следом направились наши врачи. А злосчастную кровать (слегка подпорченное китайское казенное имущество) я, приоткрыв на мгновение портал, с грохотом сбросил обратно. Чужого нам тут не надо.
- Не нравится он мне, - авторитетно заявил Сталин, - раскис, сдался.
- Не сдался, - поправил я, - а ушел в глухую оборону. А это не одно и то же. Такого вождя, как Мао, не пожелаешь и врагу. От его заскоков за последние двадцать лет по большей части страдали как раз китайцы, и не было силы, способной усмирить и образумить взбесившегося маньяка. У нас, кстати, то же самое, просто не столь очевидно. Стоит небожителям из Политбюро, решившим, что они и есть Партия, своим решением назначить Генеральным Секретарем интригана, придурка или прямого предателя, как тот же партийный аппарат, который вам помогал строить и защищать страну, тут же, не рассуждая, примется делать прямо противоположное. И не факт, что курс удастся изменить в последний момент, когда «соратники» ужаснутся разверзнувшимся перспективам. Хрущева смогли отстранить, если я не ошибаюсь, с третьей попытки, а вот Горбачев довел дело разрушения Советского Союза до логического конца. Китайцы в будущем смогли сделать выводы и из собственного маоизма, и из наших плясок на барабане, и смогли создать структуру, развивающуюся без истерических рывков и сиюминутных кампаний.
- Ваша любимая монархическая система тоже допускала до управления государством разных законченных придурков, - парировал Виссарионыч. - Наглядный пример тому - царь Нико-лашка, который в ваших владениях, как мне известно, имеется аж в трех экземплярах...
- Николашка, а если официально, Николай Александрович, является совместным продуктом случайных процессов в момент зачатия и чрезвычайно дурной английской системы воспитания наследников престола, - возразил я. - И воспитание тут надо ставить во главу угла. Германский кайзер Вильгельм, которого родители в детстве отдали в обычную общеобразовательную школу, на фоне всех прочих коронованных особ выглядит вполне человечно и гуманно, а потому симпатично. И вообще, без воспитания нет цивилизации, и тех, кто утверждает обратное, следует преследовать и истреблять как бешеных животных. Тому, как настоящим образом следует воспитывать самый разнообразный человеческий материал для получения из него правильных сограждан, необходимо учиться у Народной республики Аквилония. А будущий руководящий состав следует воспитывать с двойным и тройным тщанием, сортировать и снова воспитывать.
- А у вас, товарищ Серегин, как поставлено дело с воспитанием народных масс? - спросил Сталин.
- А у меня случай особый, - ответил я. - Во-первых, в Единство вступают только добровольцы, что создает первоначальный контингент качеством значительно выше среднего. Во-вторых, -я - это мои Верные, а мои Верные - это я. А это - воспитание личным примером, поставленное на недосягаемую высоту. Каждый боец и командир моей армии остается самим собой, но при этом получает ориентир, к которому следует стремиться в своем самосовершенствовании. А я стараюсь их не подводить и показывать только правильные примеры, когда со злыми и агрессивными надо поступать по-плохому, чтобы не было их нигде и никак, а со слабыми и сирыми - по-доброму.
Виссарионыч хотел что-то сказать, но как раз в этот момент из палаты диагностики вышла капитан Максимова, на ходу снимая с лица марлевую маску.
- Значит так, товарищи, - сказала она. - Пациент жить будет, причем долго и, возможно, даже счастливо, это мы с Лилией вам гарантируем. За помощью в Аквилонию обращаться тоже не придется. И вообще, мы не понимаем, с чего бы это пациенту вздумалось помереть всего-то через сутки, ведь его нынешнее состояние еще весьма неплохое. При этом надо сказать, что предыдущие операции по удалению опухоли были сделаны достаточно неряшливо, что и привело к последующим осложнениям.
И тут мы с Бригиттой Бергман и товарищем Сталиным переглянулись все втроем.
- Так вы, Галина Петровна, считаете, что смерть товарища Чжоу Эньлая носила не совсем естественный характер? - с сильным немецким акцентом спросила начальник моей службы безопасности. Вид у нее был как у ищейки, взявшей свежий след.
- Такие подозрения имеются, - кивнула та. - Неряшливость при операции была на грани злого умысла, а скоропостижно умереть пациент мог только по какой-то внешней причине. Дальнейшее расследование - это, простите, уже ваша работа, а не наша. Мы ставим этого человека на ноги, а вы делаете остальное.
- Все верно, товарищ Максимова, - сказал Сталин, - каждый должен заниматься своим делом. Вы - лечить людей, товарищ Бергман - разоблачать врагов и их подручных, а мы с товарищем Серегиным должны заниматься политическими и военными вопросами, так сказать, в глобальном масштабе. Есть мнение, что так будет лучше всего.
18 июля 1941 года, полдень, Белосток, дворец Браницких Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
После того, как удалось порешать все дела со скоропостижной смертью Мао и чудесным спасением Чжоу Эньлая, китайский вопрос в семьдесят шестом году даже теоретически был поставлен на паузу примерно на неделю. Раньше Галина Петровна и Лилия своего пациента для разговора из ванны не выпустят, а без него дальше никуда. Если мы хотим вернуть этого человека к работе на длительный срок, а не просто добиться временных улучшений на год-два, то спешка в этом деле недопустима. Лечить, лечить, лечить, и только потом браться за дела, ибо, как следует из справки, составленной энергооболочкой, примерно в течение месяца дела в Китае будут самотеком двигаться в правильном направлении, и лучше этот процесс не поторапливать.
В то же время до перебазирования «Неумолимого» в Пуцкий залив осталось еще пять дней, а подготовка операции против белофиннов тоже займет не меньше трех-пяти суток. Экипировку производства «Неумолимого» и трофейные германские пулеметы «МГ-34» бойцы полковника Глазкова получили, и теперь им требуется время на освоение и привыкание. Экипировка на бойце должна сидеть как вторая кожа, а не как седло на корове, а пулемет у пулеметчика должен быть продолжением рук, а значит, как пелось в известной, но еще не написанной к сорок первому году песне: «во всем нужна сноровка, закалка, тренировка», и далее по тексту. И там же задействованы прибывшая в качестве консультанта старший тактик Итена Клен, капитан Коломийцев, гауптман фон Бах и генерал Маргелов, а также лично отобранные отцом советских ВДВ два десятка офицеров-десантников в звании от старшего лейтенанта до майора. Именно эта команда потом начнет отбирать добровольцев для экспедиционных сил, но сперва эти молодые люди, лично не знавшие войны, должны пропитаться братскими чувствами в отношении поколения своих отцов. Жизнь у товарищей десантников насыщена до предела: марш-броски в полной выкладке для привыкания к снаряжению, погрузка на челноки и учебное десантирование, чтобы все действия были отработаны до автоматизма, а не как было в Полонном, чисто «на ура».
Реакция на темную эйджел у воинского контингента, что из сорок первого, что из семьдесят шестого года, оказалась вполне нормальная: уже через пару часов бойцы и командиры перестали дичиться и обращать внимание на женский пол, кожу грифельного цвета, заостренные уши и хвост. Самое главное, что говорит она вполне понятным любому русскому командно-матерным языком и только по делу. Ну что же, хороший инструктор - это уже половина успеха. Потом я выскажу и ей и товарищу Лазареву свою личную благодарность в приказе. Также у нас уже есть договоренность, что как только в столице Аквилонии славном городе Асгарде наступит весна и распустятся цветы, то есть где-то через три месяца, я возьму Сергея Петрова (он же Сергей-млад-ший) и устрою ему Поиск, с запечатлением такого количества остроухих, какое потянет его энергооболочка. Раньше этого сделать нельзя, ибо сейчас в Асгарде зима, положение с жилищным фондом напряженное, при этом размещать свежезапечатленных остроухих в каком-нибудь удаленном тропическом форпосте категорически нежелательно, потому что с самого первого дня они должны находиться в самой сердцевине нового для них общества.
И что больше всего удивительно: со стороны германского командования тоже отсутствуют хоть какие-то агрессивные телодвижения. Можно сказать, что это командование, включая контуженного и травленного газами ефрейтора, находится в полном ступоре, шокированное последними событиями. Возможно, что и германцев тоже приложило откатом от заклинания Мобилизации, в результате чего все их прежние идеи стали казаться пустыми и никчемными, а борьба против мирового большевизма теперь выглядит отчаянно-безнадежной. А может, из равновесия немецких генералов выбила гибель почти в полном составе первой танковой группы, уничтоженной в результате применения неизвестного оружия. «Каракурт» в плазменном обвесе тоже на первый взгляд напоминает Гнев Господень, наповал сразивший Содом и Гоморру, но градиент Хаос-Порядок по плотности концентрации энергии на пару порядков превосходит даже плазменное оружие. А это страшно, и заставляет задуматься о конечном итоге противостояния с силой такой неодолимой мощи.
И лишь 2-я армия Максимиллиана фон Вейхса, прежде в пешем порядке продвигавшаяся на восток для дальнейшего развертывания по плану Барбаросса в районе Бобруйска, не дойдя авангардами даже до Слуцка, получила приказ нового командующего ГА «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге развернуться кругом на сто восемьдесят градусов и двинуться обратно на запад. И все это для того, чтобы взять в осаду нашу освобожденную зону в окрестностях Белостока. Решение вполне предсказуемое и даже запоздалое, потому что ничем другим дыру в своих тылах немцам заткнуть нечем. Контингенты из Франции когда еще прибудут, а у меня тут копится грозовая туча из бойцов и командиров, уже изведавших горечь немецкого плена, а также мелких групп окруженцев, которые, как рыба на нерест, устремились на зов мобилизующего заклинания. Мы уже подобрали почти две трети того контингента, что тут разбросал Павлов, а также половину потерянного вооружения, и торопимся доделать эту работу, пока в окрестных германских тылах относительно пусто, пехотинцы-топтуны фон Вейхса меряют нашу землю шагами в обратном направлении, на что у них уйдет от трех дней до недели. А как иначе: железные дороги нашими трудами не функционируют, а весь имеющийся автотранспорт судорожно старается восполнить самые насущные потребности подвижных соединений, сгоряча успевших добежать до самого Днепра.
Генерал Карбышев сбивается с ног, на ходу формируя новые части и соединения, и этот же неумолимо раскручивающийся вихрь событий затягивает в себя все новых и новых командиров и генералов. Нашим поисковым группам, действующим по наводке орбитальной сканирующей сети, удалось перехватить и направить на путь истинный генерал-лейтенантов Болдина и Кузнецова, генерал-майоров Борзилова, Степанова, Алавердова, Ахлюстина, Мостовенко, полковника Зашибалова. Правда, почти половину из этих товарищей перед использованием в деле пришлось предварительно пропустить через госпиталь в Тридесятом Царстве, но зато у меня теперь имеется крепкий организационный костяк из двух потенциальных командующих армиями, а также достаточно большое количество командиров уровня корпус-дивизия. Или ну их, эти корпуса, как лишнее промежуточное звено, и дивизии напрямую должны подчиняться командованию формируемых зафронтовых армий? Наверное, на первом этапе в силу дефицита кадрового состава так и будет, а далее поглядим. В любом случае после образования Врат в семьдесят шестой год мы прикованы к этому месту будто цепями, ибо допустить возвращение сюда вермахта просто немыслимо.
Кстати, генерал Карбышев просит перевести его на тихую и спокойную должность начальника инженерной службы, но я его не отпускаю. Ни Болдин, ни Кузнецов не являются военными гениями вроде Жукова и Рокоссовского, а потому за ними нужен глаз да глаз. На роль командующего Белостокской освобожденной зоной я намечаю маршала Василевского из семьдесят шестого года после его оздоровления и омоложения, но там, как говорится, еще и конь не валялся. И его, и Покрышкина еще предстоит вытащить в наш госпиталь в Тридесятом Царстве, и товарищ Брежнев обещал заняться этим вопросом лично. Вот как соберется, так сразу, ибо никого другого эти монстры военного дела в запасе слушать не будут.
Правда, некоторых генералов и командиров, освобожденных из плена или собранных поисковыми группами на местности, приходилось, пожав плечами, передавать в надежные руки майора Здорного для оформления по первой категории. Не все йогурты, то есть полковники и генералы, одинаково полезны для нашего дела. Есть среди них и законченные тупицы, и трусы, и даже ренегаты, и судьба у них в военное время может быть только одна. И опять же мне в этом деле не жалко никого, кроме подчиненных им бойцов и командиров, которых эти деятели подставили под плен и убой. Майор Здорный оформлял свои дела и приводил приговоры в исполнение без особой огласки, но с белоэмигрантами, решившими вернуться в Россию в обозе победоносного вермахта, все было совсем не так. Их смертные приговоры приводились в исполнение публично, как было принято в прежние времена, с предварительным оглашением вины казнимых преступников. Другого сущность Защитника Земли Русской и Бича Божьего мне не позволяет.
Эти люди оказались изменниками даже для таких, как полковник Дроздовский, ибо примириться со Сталиным, отгрохавшим на руинах империи Романовых Великую Державу из красного кирпича, он может, а вот к тем, кто вместе с иностранным завоевателем пошел на русский народ, относится с глубочайшим омерзением. И такие же эмоции испытывают мои офицеры-бородин-цы, из которых я и составил военно-полевые суды. Ты можешь иметь любые политические убеждения, но никогда не должен воевать против своей страны, иначе будешь повинен смерти и посмертному проклятию как иуда. И опять для приведения этих приговоров в исполнение я использовал творение германских военных инженеров, первым делом отгрохавших в центре города добротную виселицу. Первоначально это сооружение предназначалось для евреев и коммунистов, а повисли на нем изменники Родины и пособники нацистов...
Но это все так, текучка, на которую я обречен в силу того, что данные орбитальной сканирующей сети и в мире сорок первого, и в мире семьдесят шестого года пока способна воспринимать только моя энергооболочка. Первый планшет будет восстановлен практически одновременно с передислокацией «Неумолимого», поэтому орбитальную сканирующую сеть сорок первого года я подключу на командный центр линкора, как и должно быть при планетарных десантных операциях. При этом планшет, установленный в Белостоке, будет получать данные с сателлитов из семьдесят шестого года в те моменты, когда они будут показываться в створе межмировых Врат. Если на это способна моя энергооболочка, то и планшет справится. Непосредственно в мире товарища Брежнева размещать хоть что-то на постоянной основе преждевременно. Необратимая стабилизация там свершится только решениями двадцать пятого съезда КПСС, не раньше, но и не позже. Тут, в сорок первом году, в тот момент будет уже середина сентября, процесс мобилизации завершится, и пора будет задуматься о первом локальном контрнаступлении с решающим результатом, с которым надо успеть до начала распутицы...
Едва я успел об этом подумать, как вдруг за окнами раздалось «гау-гау-гау-гау» - звук форсируемых авиационных моторов низколетящего самолета, и тут же в моем сознании прозвучал голос: «Обожаемый командующий, докладывает старшая воздушного патруля, остроухая Ула Тан, в воздухе над охраняемым объектом на малой высоте присутствует одиночный двухмоторный германский истребитель, несущий за хвостом белый вымпел капитуляции. Что нам делать -разрешить посадку на аэродром или сбить?».
«Сажайте, - ответил я, - и сообщите наземной команде, чтобы этого перебежчика или парламентера сразу же доставили ко мне. Поговорим!».
18 июля 1941 года, час пополудни, Белосток, дворец Браницких Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Особь, экстренно примчавшуюся в Белосток на сто десятом мессершмитте, звали Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, наци номер четыре. Ну точно он - Истинный Взгляд подтверждает. Гитлер, видишь ли, не поверил своим бесам-медиумам и прислал этого персонажа для очных переговоров - ни больше, ни меньше - о разделе мира.
От такой новости я ощутил привычную щекотку в районе темечка - там, где начал резаться нимб: это архангел внутри меня решил выглянуть наружу, желая собственными глазами посмотреть на столь именитого и наглого мерзавца. Но это так себе преображение, удовольствие от которого ниже среднего. Только что тут находился добрый Артанский князь Серегин, обычный человек с некоторыми дополнительными способностями, размышляющий о текущих делах - и вот его место занял суровый донельзя Защитник Земли Русской, Бич Божий и Адепт Порядка. Надо повесить большое зеркало на противоположной стене, чтобы всегда иметь возможность проконтролировать свое текущее состояние. А то с чего бы это такой самоуверенный и налитый спесью Гейдрих, которого две бойцовых остроухих ввели в кабинет под конвоем, едва увидев меня, побледнел, переменился в лице и сделал шаг назад? Тоже мне герой СС древности в тевтонской интерпретации: только увидел того, к кому так стремился - и сразу затряслись поджилки...
Я скосил взгляд на правое плечо, увидел призрачное княжеское корзно и край светящегося крыла, вздохнул и сказал на тевтонской версии немецкого языка:
- Ну что же, Рейнхард, раз уж вы все же примчались сюда с такой помпой, садитесь, и будем разговаривать. Мир я с такими отродьями Сатаны, как вы, делить не собираюсь, еще чего не хватало, но некоторого взаимопонимания достигнуть необходимо.
Гейдрих осторожно присел на краешек стула и, когда остроухие, отдали мне честь и вышли, хрипло спросил:
- В первую очередь, скажите, кто вы такой, черт возьми?!
- Не упоминайте имени Нечистого всуе! - громовым голосом рявкнул младший архангел из самой глубины моей сущности. - Тут - одно из немногих мест во всех подлунных мирах, куда он не рискнет сунуть свой длинный нос, ибо собственные шкура и рога для него важнее всех прочих интересов. Тот, кто сидит сейчас перед тобой - в одной ипостаси смертный человек, Серегин Сергей Сергеевич, он же Сергий из рода Сергиев, капитан сил специального назначения России из первой четверти двадцать первого века, и он же самовластный князь Великой Артании, расположенной в конце шестого века от Рождества Христова. В одном лице - он монарх, полководец и упорный боец. В другой ипостаси он же, то есть я - Специальный Исполнительный Агент Творца Всего Сущего, Адепт Порядка, Бич Божий, Защитник Земли Русской, бог-полководец, Патрон Воинского Единства в полмиллиона активных бойцов. В небесной табели о рангах он, как имеющий смертное тело, носит звание младшего архангела, и выше него лишь архангелы с полным статусом. И появился он в вашем мире вместе со своим войском не случайно и не по собственному желанию, хотя его тоже было хоть отбавляй, а по высочайшему повелению самого Творца. В его задачу входит вбить в прах не только ваш сатанинский Третий Рейх, но и много понимающие о себе Японскую и Британскую Империи, а Североамериканские Соединенные Штаты он должен поставить в такие условия, чтобы они никогда не смогли стать мировым гегемоном.
Очевидно, в этот момент нимб над моей головой засиял так ярко, что Гейдрих был вынужден зажмуриться, как при виде электросварки, и втянуть голову в плечи. А вот нечего было будоражить моего архангела-симбионта разными дурацкими риторическими восклицаниями. Тут такого не понимают!
Некоторое время посланец фюрера Третьего Рейха сидел неподвижно, видимо, собираясь с мыслями, а потом подавленно изрек:
- Я не понимаю, о чем мы будем говорить, герр Серегин, ведь вы же сами сказали, что намереваетесь вбить Германию в прах...
- Не Германию, - назидательно произнес я, вернувшись к образу Артанского князя, - а Третий Рейх, что совсем не одно и то же. Германия и немцы сохранятся, а вот помешавшееся на ненависти ко всем соседям нацистское государство должно сгинуть в никуда. Это одновременно и мое личное желание как русского офицера из двадцать первого века, который не может забыть и простить вашей бешеной своре похода на восток за поместьями и рабами, и целевая установка моего Патрона. Такое совпадение в жизненных целях и задачах между человеком и Всевышним Творцом и является праведностью, а все остальное от Лукавого.
Гейдрих вскинул голову как ужаленный и каркнул:
- Германской нации не пристало быть рабами славян-унтерменшей! Убейте нас лучше сразу!
И тут я непроизвольно расхохотался: настолько смешно и нелепо выглядел в этот момент посланец Гитлера.
- Я сказал что-то глупое, герр Серегин, или вы смеетесь надо мной, чтобы насладиться унижением поверженного врага? - обиженно спросил он.
- Вы действительно сказали глупость, Рейнхард, причем два раза, - ответил я. - Во-первых, у нас не бывает рабов и господ, а есть только бойцы и командиры, подчиненные и начальники. Если победителями в мировой войне станет один из европейских народов, то хорошо жить потом будут только его представители, и то далеко не все, а остальные окунутся в кромешный ад. Но если победим мы, русские, то жить потом будут все одинаково - и победители, и побежденные. Так уж мы устроены. Во-вторых, мои предки, построившие самую большую в историю человечества многонациональную империю, были кем угодно, но только не унтерменшами...
- Но ваша Россия в начале века начисто проиграла две войны с Японией и Германией! -в азарте выкрикнул Гейдрих. - Потом вы три года воевали между собой, выясняя, каким будет ваше государственное устройство, а начало нынешней кампании до вашего вмешательства, герр Серегин, иначе, как катастрофой большевистского режима, и не назовешь.
- Проблемы Российской империи, - сказал я, - были вызваны действиями императора Николая Второго, в котором русской крови было около полутора процентов, а остальная наследственность у него была, выражаясь вашим языком, чисто арийской. И именно фатально провальная политика этого человека привела к двум поражениям в войнах, трем революциям и затяжной гражданской войне. В других известных мне вариантах истории, где этого человека устраняли или отстраняли достаточно рано, ничего подобного не происходило. Что касается начала этой кампании, то гордиться вам тут нечем. Вероломное вторжение с внезапным разрывом Пакта о Ненападении, неоспоримое предательство части старшего командного состава Красной Армии, а также опыт двух лет войны в Европе дали вермахту значительную фору в развертывании и боевой готовности. Но, несмотря на этот фактор и тяжелейшие потери начала войны, позволившие германской армии дойти до ближних подступов к Ленинграду, Москве, Воронежу, Сталинграду и предгорьям Кавказа, Красная Армия смогла оправиться от первоначальных поражений, переломить ход войны в нескольких тяжелейших сражениях и за четыре года ожесточенной войны дойти до Берлина. Окончательная точка в вашем походе на восток за рабами и поместьями была поставлена на раздолбанных вдребезги руинах Рейхстага, уже после того, как Адольф Гитлер покончил с собой, сожрав порцию яда. Но только цена этой победы для Советского Союза оказалась слишком высока: двенадцать миллионов погибших военных, из них четыре миллиона военнопленных, замученных в ваших концлагерях, а также пятнадцать миллионов гражданских, целенаправленно убитых при исполнении плана «ОСТ». Мое вмешательство аннулировало первоначальное преимущество вермахта, достигнутое бесчестным путем, и теперь ему придется драться с Красной Армией при равных возможностях и при условии взаимного непричинения вреда гражданскому населению и военнопленным. В противном случае пеняйте на себя, ибо у меня очень хорошо получаются небольшие точечные акции возмездия по уничтожению особо избранных мерзавцев, и прятаться от меня тоже бесполезно - найду хоть в небе, хоть под землей; и только тот, кто добежит до самого Ада, может считать себя в относительной безопасности...
Некоторое время Гейдрих молчал, размышляя над раскрывшимися перспективами, потом спросил:
- Но, герр Серегин, зачем столько возни? Не проще ли было бы уничтожить нас, немцев, как нацию, и забыть о том, что такие существовали на свете?
- Господь желает не смерти грешника, а его исправления, - сказал я. - К тому же истребление целых народов - это не наш метод. Все нации и этнические группы, которые прежде проживали на территории, которая стала Россией, либо без остатка влились в состав русского народа, либо сохранились в полной целости и сохранности. Но и это далеко не все. В моей собственной армии контингент германского происхождения составляет не менее одной десятой части. Как следует из встречной клятвы, которую бойцы и командиры дают при вступлении в Единство, я - это они, а они - это я, по отдельности мы ничто, а вместе мы неодолимая сила. Мои солдаты - это продолжение моей воли, а мои желания - это продолжение их желаний. Мои германоязычные кригскамрады хотят родине своих предков покоя и процветания, и я вместе с ними хочу того же самого.
- Ну и чего же в итоге хотите от Германии вы, герр Серегин, раз уж мы имели несчастье стать вашими врагами? - спросил посланец Гитлера. - Ведь вы сами сказали, что немецкого контингента в вашем войске не более десяти процентов, а все остальные ваши люди должны ненавидеть все немецкое, как и вы сами, ведь мы причинили вам слишком много зла. Оружие, которое вы применили в Вилен-штадте и Лемберге, просто ужасает своей мощью, а то, что сожгло дивизии первой панцергруппы, и вовсе выходит за рамки человеческого понимания. Что потом останется от Германии, - обугленные руины заваленные трупами, среди которых будут копошиться только отдельные выжившие?
- Вы, Рейнхард, вместе со своим фюрером просто помешались на убийствах, и других подозреваете в том же, - ответил я. - Германия нам с товарищем Сталиным нужна целой, с неповрежденной промышленностью и транспортной инфраструктурой, при живом и здоровом гражданском населении. Когда придет время, все закончится быстро и по возможности бескровно, а немцы, как равные среди равных, станут частью великого советского народа. Умрут только непосредственные виновники устроенных вами безобразий, а также самые упорные апологеты людоедских расовых теорий...
- Это значит, - с тяжелым вздохом произнес Гейдрих, - что алчное мировое еврейство снова сядет на шею трудолюбивой, но многострадальной германской нации...
- Запомните, Рейнхард, - рявкнул я, попутно снова обзаведясь нимбом, - у человечества нет высших и низших рас, в части, обуславливающей поведение, наследственность у всех людей на планете полностью одинаковая. Различаются только этнокультурные доминанты, передающиеся путем воспитания: вертикально от родителей к детям и горизонтально со стороны общественных институтов к гражданам. Безобразия начинаются в том случае, если в какой-то группе населения вертикально от родителей передаются установки, противоположные тем, что государство транслирует своим гражданам через школы и средства массовой информации. Кровь, то есть наследственность, не значит почти ничего и может быть любой, зато дух и идеи для нас являются основой основ. В правильно устроенном обществе никто не может считаться лучше или хуже других только на основании появления на свет у каких-то совершенно особенных родителей, формы носа, цвета кожи, разреза глаз, наличия или отсутствия рогов и хвоста - все должно определяться личным статусом, полученным в результате личных достижений, успехов и проступков. Как человек себя ведет, так к нему и должно относиться общество. Если это патологический обманщик и алчный мерзавец, обуянный манией ложного величия, то отправлять в газовую камеру его следует именно на этом основании, а не за его национальную принадлежность или какие-то внешние признаки.
- Ну, хорошо, герр Серегин, - мрачно произнес Гейдрих, - предположим, что когда-нибудь потом так оно и будет, и вам в самом деле удастся построить нечто подобное царству Божию на Земле. Но мне совершенно непонятно, о чем мы сможем договориться прямо сейчас, ведь та программа, которую вы мне изложили, будет безусловно реализована без всякого нашего желания и содействия, в котором вы просто не нуждаетесь.
- Как о чем? - деланно удивился я. - О том, по каким правилам Красная Армия будет вас побеждать и что вам будет, если вы их нарушите. Ваш Третий Рейх - далеко не последний смертельный враг для Советского Союза, но со всеми проблемами, которые могут возникнуть после завершения этой войны, местным советским властям предстоит справляться самостоятельно, потому что у меня не будет возможности вечно кормить их манной кашей и вытирать слюнявчиком испачканный рот. Стать чемпионом можно, лишь победив предыдущего чемпиона - в данном случае вермахт. Уйдет на это что-то около года, и все это время надо будет заботиться о том, чтобы потери с обеих сторон оставались умеренными, а янки и лаймиз держались подальше от советско-германской песочницы. Но самое главное, что вы должны внушить своему фюреру: никогда и ни при каких обстоятельствах не объявлять войну Североамериканским Соединенным Штатам, потому что иначе он сам пустит козлов-янки в европейский огород. Самостоятельно объявить войну Германии Рузвельт не сможет, потому что американский Конгресс переполнен изоляционистами, которые никогда и ни за что не пропустят ни одну агрессивную инициативу со стороны своего президента. Главный американский плутократ сейчас желает любой ценой втянуть свою страну в войну, ибо только так можно вывести ее на глобальный уровень, но ни вы, ни японцы не должны на это поддаваться, поскольку последствия будут тяжелейшими -в первую очередь как раз для вас самих.
- Так значит, герр Серегин, вы не намерены убивать меня или держать в плену, а собираетесь отпустить обратно к фюреру и Германии? - удивленно спросил Гейдрих.
- Ну, разумеется, Рейнхард, я намерен отпустить вас как обычного парламентера, - ответил я. - А как иначе можно достигнуть необходимых мне соглашений? Конечно, на слово я вам не поверю, ибо все ваши клятвы не стоят даже выпущенных на свободу кишечных газов, а потому, как уже говорил ранее, установлю за вашей верхушкой плотный непрерывный контроль. Есть у меня средства, позволяющие контролировать любое ваше телодвижение, а тот, кто вздумает мне перечить, узнает, каков Бич Божий в гневе. А сейчас разговоры на эту тему стоит заканчивать. Сначала я повышу вашу квалификацию, чтобы вы вообще понимали пределы моего могущества, то есть их отсутствие, а уже потом мы встретимся с вами в несколько расширенном составе для более подробного разговора. А сейчас я передаю вас в руки вашей коллеги, моего начальника службы безопасности полковника Бригитты Бергман... Ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь, а сейчас прошу...
С этими словами я открыл портал из кабинета прямо в Тридесятое Царство в «пыточные застенки» моей службы безопасности. Вот тут-то Гейдрих и прибалдел. А там товарищ Бергман этого кадра уже ждет, и сумеет внушить в него такой страх и почтение, чтобы я потом смог развернуть этот контакт в любую необходимую мне сторону. Но самая очевидная польза от этого человека заключается в том, что когда как я его отпущу, он начнет встречаться с другими бонзами Третьего Рейха: Гитлером, Гиммлером, Канарисом, Шелленбергом, Кальтенбруннером и прочими, что позволит нам лично идентифицировать этих людей и снять слепки их аур, чтобы потом брать их сразу, как только это понадобится. Обыкновенная военная хитрость, в стиле «с волками жить - по-волчьи выть».
Восемьсот двадцать первый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения, первый этаж, Служба Безопасности Артании
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции, президент Интерпола, Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих
Я еще не успел до конца осознать услышанное, как на меня обрушился новый шок. Один шаг - и вот я уже в кабинете со светло-серыми матовыми стенами, который, впрочем, не производит мрачного впечатления, а кажется даже довольно уютным. Может быть, это потому, что в нем царит теплое освещение, беспрепятственно льющегося прямо с потолка, и воздух довольно свеж, точно это не помещение, а терраса... Обычно в кабинетах подобного рода все совсем по-другому: они полны запахами бумаг, кожи и сигаретного дыма, запахами подозрений, страха и боли... Тут же - как будто уже заранее знают, кто и в чем виновен, а потому не тратят время на лишние вопросы и ненужные физические воздействия. Прямо передо мной - массивный канцелярский стол, со всеми присущими ему аксессуарами, а прямо над - ним небольшой портрет человека в фуражке защитного цвета с острой бородкой и проницательными глазами. Насколько я помню большевистский пантеон, это основатель их тайной полиции герр Дзержински.
Все случившееся так меня ошарашило, что я даже не сразу сообразил, что передо мной сидит... женщина. Только лишь одна женщина, и больше никого. Только тут до меня дошло, что это именно о ней говорил герр Серегин - она и есть «полковник Бригитта Бергман». Когда он это говорил, я подумал было, что ослышался. Но оказалось, что нет...
И теперь я просто не знал, какое выражение лица мне следует принять. Женщина-полковник! И сейчас она будет беседовать со мной. То есть допрашивать... это ведь служба безопасности, а она - ее начальник. Немыслимо. Невероятно... И она к тому же... немка, арийка настолько чистокровная, что удовлетворяет самым жестким стандартам германских расовых законов!
Я смотрел на нее во все глаза, и, наверное, вид у меня был довольно глупый. Но не смотреть я не мог. Таких женщин я еще не видел, и даже не мог себе представить, что такие бывают. Она была худощава, среднего роста, и форма сидела на ней как влитая, точно она родилась в ней. Ее выправка, жесты - все говорило о том, что она отличный специалист своего дела. Она внушала непостижимый ужас и... почтение. Взгляд ее стальных глаз, казалось, обладал физической силой и проницательностью рентгена. От нее веяло ледяным холодом, как с заснеженной горной вершины. Но это был не холод презрения или ненависти, а та безэмоциональность, которая в той или иной мере свойственна человеку подобного рода занятий. Но женщина?! Как может женщина быть такой - будто изваянной из цельной глыбы самого лучшего льда? Волосы ее, собранные в косу, были абсолютно белыми. Просто белыми - не пергидрольными, не блондинистыми, а такими, словно они... полностью седые. Но она не походила на старуху... Лицо ее говорило о том, что этой женщине не больше тридцати пяти лет. Однако я никак не мог отделаться от ощущения, что она намного, намного старше. Опытная, матерая специалистка - страшно представить, сколько подобных мне прошло через ее руки... И фанатично преданная своей большевистской идее и своему шефу - герру Серегину.
Лишь пары секунд хватило ей, чтобы оглядеть меня с ног до головы.
- Присаживайтесь, герр Гейдрих, - сказала она на хорошем хох-дойч и указала взглядом на стул с блестящими ножками, стоящий за моей спиной. - Будем с вами беседовать.
Голос ее соответствовал ее облику - такой же холодный и бесстрастный. Я был перед ней словно препарируемая лягушка, не более...
Я сел, чувствуя себя крайне некомфортно, хотя стул был довольно удобен и мягок. Я сам много раз допрашивал разных врагов Рейха, но вот по другую сторону этого барьера мне бывать еще не доводилось... Мог ли я когда-либо представить, чтобы со мной ВОТ ТАК, при таких обстоятельствах, разговаривала женщина? Будь это мужчина, я бы не испытывал такой растерянности. А главное, что даже мысленно относиться к этой даме свысока у меня не получалось. Под ее взглядом я еле сдерживался, чтобы не ерзать. Мне было, мягко говоря, не по себе. И это при том, что наш разговор еще и не начинался...
Дурацкая мысль мелькнула у меня в голове: «А человек ли она вообще? Может быть, просто говорящий механизм...». Но, конечно же, она была человеком - из плоти и крови. Кроме того, она являла собой идеальный образец и чистокровной арийки, и сотрудника спецслужб. Я был бы счастлив, если бы у меня в СД имелись подобные специалисты. Но это многое говорило и о герре Серегине. Не знаю, архангел он там или демон, но первый же его подчиненный, с которым я сталкиваюсь вплотную, приводит меня в состояние, близкое к шоку. И, пожалуй, именно этот факт подавлял меня больше всего. Осознавая ту ситуацию, в которой я находился, я чувствовал чудовищную насмешку судьбы.
- Итак, герр Гейдрих, - сказала она, продолжая держать меня взглядом, точно на прицеле, -вы, очевидно, уже поняли, что с господином Серегиным лучше жить мирно. Он вам все доступно объяснил?
- Да! - кивнул я и нервно сглотнул.
Я продолжал неотрывно смотреть на госпожу Бергман. И мне казалось, что все мысли, возникающие у меня в голове, тут же становятся ей известны. Она просто выворачивала меня наизнанку этим своим пронизывающим взглядом. Казалось, она читает меня, будто какой-то пошлый бульварный роман в мягкой обложке - вроде тех, что люди берут с собой в поезд, чтобы скоротать время, а по прибытии на станцию назначения без сожаления выбрасывают в мусорную урну...
Я сидел на стуле напряженно, выпрямившись. Чтобы придать себе уверенности, я старался расправить плечи и держать подбородок вздернутым. Но маленький человечек внутри меня съежился и в отчаянии схватился за голову руками: это был крах. Крах всех идей, что вели меня по жизни, крах того пути, по которому я шел, гордый своей принадлежностью к великой арийской расе, топча всех тех, кто мог помешать нам достичь предназначенного величия. Все рушилось. Непоправимо, невозвратно. Сами Небеса вмешались в те дела, что происходят на земле, и они не на нашей стороне... Спорить с этим бессмысленно. Я видел такие чудеса, после которых сомнений не остается. Что можно поделать с силой неодолимой мощи - с необъяснимой, таинственной, мистической силой? Только покориться ей. Другого выбора нет.
Собственно, я все еще пребывал в состоянии потрясения. Мне требовалось остаться наедине с самим собой и как следует поразмышлять, обдумать все то, что произошло со мной за последнее время. А произошедшее было столь невероятным, что порой казалось сном. Оно выходило за грани нормальности... Я знал, что и наш фюрер, и многие из его приближенных -приверженцы разных мистических теорий, но сам я всегда являлся скептиком. И вот - именно мне выпала возможность убедиться, что чудеса случаются, и совсем не в нашу пользу...
Тем временем фрау Бергман, после небольшой паузы, произнесла:
- Ну что же, герр Гейдрих, ничего нового в этом плане я вам не скажу. Могу лишь подтвердить слова господина Серегина, что лучшая судьба для Германии - это стать еще одной советской республикой...
Тут на моем лице появилась жалкая попытка усмехнуться. Что еще мне оставалось? Расхохотаться? Вскочить и разразиться сарказмом? Увы, ничего этого я не мог сделать. Что-то мне подсказывало, что подобное поведение будет выглядеть крайне нелепо и неуместно в этом сияющем кабинете, в неведомом государстве таинственного и могущественного герра Серегина, перед этой удивительной полковником Бергман.
А она, совершенно точно прочитав мои мысли, продолжила:
- В этом случае немцы станут предметом забот капитана Серегина. Ведь он защищает не только русских, но и всех, кто живет с ними в одном государстве... Не правда ли, это большое преимущество, герр Гейдрих? Или же вы еще не до конца убедились в могуществе этого человека и в том, стоит ли быть его врагом?
- Просто у меня в голове никак не укладывается словосочетание «Советская Германия», -ответил я.
- Это ничего, - сказала она. - Пока вы будете здесь находиться, у вас будет возможность уложить в голове не только это, но и многое другое. А теперь, когда мы с вами, так сказать, лично познакомились, можете быть свободны. Вас проводят в ваши апартаменты. Никаких особых инструкций по пребыванию здесь я вам не дам - их просто не существует. Ходите, смотрите, чувствуйте себя относительно свободно. Думаю, только посредством созерцания вы многое для себя поймете...
Наверное, она нажала какую-то потайную кнопку, потому что в этот момент дверь отворилась, и в кабинет вошли две остроухие девицы в тропической форме - вроде тех, что встречали меня в Белостоке. Рослые и мускулистые, грациозные словно тигрицы, они невольно приковывали к себе взгляд. Эти особи принадлежали какой-то неизвестной мне расе, но, следует признать, они были весьма привлекательны и выглядели довольно опасными противниками. Ни в беге, ни в кулачном бою я бы с ними состязаться не стал.
Пока я в их ненавязчивом сопровождении шел в свои «апартаменты», расположенные в этом же здании двумя этажами выше, мне удалось немного прийти в себя. Я решил для начала отдохнуть, а потом идти исследовать этот мир, раз уж мне позволили быть «относительно свободным».
И вот мы на месте. Массивная дубовая дверь сама открылась перед нами, и я вошел внутрь. Остроухие девицы остались за порогом, и дверь беззвучно закрылась.
Оглядевшись, я сделал неожиданное для себя заключение, что мне здесь нравится. В этих «апартаментах» упор был сделан не на роскошь, а на удобство и компактность. Ничего лишнего, но в то же время имеется все необходимое: мягкая койка, умывальник с зеркалом и ватерклозет. Воистину - камера хранения для человека, путешествующего из известного ему прошлого в неизвестное будущее третьим классом.
В комнате имелось небольшое окно. Я подошел и раскрыл его - и сразу на меня дохнуло такой жарой, вперемешку с густым запахом мирры и ладана, что я поспешил его закрыть. Не то чтобы эта жара была совсем невыносима (похоже, климат тут почти как Индии), но все же я предпочитал прохладу. Через стекло я немного понаблюдал за раскинувшимся внизу городом, застроенным в испанском или латиноамериканском стиле. Небольшие, одно- или двухэтажные дома, обширные дворы, утопающие в зелени деревьев - и повсюду эти высокие остроухие женщины, лишь в незначительной степени прослоенные мужчинами обыкновенного вида.
Затем я прилег на кровать и закрыл глаза. Мне мечталось о том, чтобы, когда я их открою, все стало так, как раньше, и странное приключение оказалось лишь причудливым сном...
Не знаю, сколько я провел в этом состоянии - может, десять минут, может, полчаса. Но когда я открыл глаза, реальность обрушилась на меня, убеждая, что все это происходит на самом деле. Тем не менее я почувствовал некоторую бодрость и решил приступить к исследованию этого мира - то есть сделать то, что и советовал мне герр Серегин. Что он там говорил о пределах своего могущества? Что их не существует? Вспомнив эти его слова, я вздрогнул. Как бы я ни желал убедиться в обратном, все подсказывало мне, что он сказал чистую правду. Человек, которому подвластно пространство и время - воистину всемогущ. Человек, владеющий непостижимой магией и плюс к тому имеющий мощную армию воинов, которые ведомы идейными соображениями, непобедим. Да и не совсем он человек - ведь я удостоверился в этом в первые же секунды общения с ним...
Впрочем, я решил, что о личности герра Серегина у меня еще будет время поразмышлять. А сейчас мне предстояла прогулка... Неужели они позволят мне действительно свободно ходить по их городу, без всякого конвоя? В это верилось слабо. Я предполагал, что хотя бы тайная слежка за моими передвижениями быть должна. Хотя... с их возможностями они, пожалуй, могут обойтись и без этого.
Я одернул перед зеркалом свой китель, надел фуражку. Впервые за всю жизнь я смотрел на свое отражение без всякого удовольствия. Как мне выйти в этой форме на улицы города, жители которого - подданные и почетные гости герра Серегина?
И тут в дверь вежливо постучали.
- Войдите! - сказал я, насторожившись.
Вошла остроухая в кокетливом синем передничке, с белым цветком в волосах. Лицо ее было приветливым, но не угодливым, как это бывает у рассчитывающих на чаевые горничных в отелях. В руках она держала стопку сложенных вещей.
- Наденьте это, - на вполне понятном немецком языке сказала девица и положила стопку на комод. - Хорошей прогулки! - Она мило улыбнулась и вышла, после чего дверь сама закрылась.
Через некоторое время я вновь рассматривал свое отражение, и на этот раз оно мне нравилось. Легкий светло-серый штатский костюм, удивительным образом не измявшийся, пока был сложен, сидел на мне ладно, даже с некоторым шиком. На моей голове красовалась довольно щегольская шляпа, а ноги были обуты в светлые парусиновые туфли. Весь комплект, совершенно новый и отличного качества, пришелся мне впору, даже удивительно... впрочем, нет.
И вот я спускаюсь по лестнице вниз. Это здание напоминает лабиринт: здесь много всяких коридоров, закутков. Кажется, это что-то вроде большой старинной башни. Причем таинственное очарование старины здесь сохранено: каменные своды имеют свой первоначальный вид, а винтовая лестница в центре здания окутана полумраком (впрочем, света вполне достаточно для того, чтобы не споткнуться). Здесь довольно безлюдно, и стоит тишина, в которой мои шаги отдаются гулким эхом. Интересно, кто еще обитает здесь, на верхних этажах?
И тут, словно в ответ на мой вопрос, снизу раздались шаги. Я остановился и прислушался. Без сомнения, это была поступь женщины. Причем молодой. В ритме этих шагом звучала легкая грация вкупе с уверенностью довольной собой особы. Мужчины ходят по-другому. Их шаги тяжелы и размеренны...
Заинтригованный, я ждал, когда мы поравняемся с таинственной незнакомкой. Я не мог видеть ее сверху, и меня все больше разбирало любопытство. Может быть, мне даже удастся перекинуться с ней парой слов... Общение с женщинами всегда успокаивало меня в те моменты, когда приходилось нервничать. Незнакомка ведь наверняка не знает, кто я такой...
И вот я уже вижу внизу перед собой буйство фиолетовой ткани, шляпку с каким-то странным украшением, руку в алой перчатке... Но позвольте... Какие перчатки в такую жару? Да и чудная какая-то перчатка - на кончиках пальцев словно бы серебряные когти... или это тут мода такая?
Я в замешательстве остановился. И тут ОНА подняла на меня взгляд... Клянусь, меня едва не хватил удар. Из полумрака, с расстояния в пару метров, на меня глядела настоящая дьяволица... Глаза ее светились белым фосфорическим огнем, темные губы искривились в иронической усмешке, а то, что я принял за шляпку, было начесом из черных волос, из которого выступали... рога! Вся кожа ее была алой, и при этом мерцала, становясь то светлее, то темнее, и от этого я не мог уловить черты ее лица. На все остальное я уже не обращал внимания, и лишь держался за бронзовые перила, чтобы не упасть от потрясения. В глазах все плыло, и живот сводили спазмы. Это было даже страшнее того момента, когда в Белостоке герр Серегин, разозлившись на мою бестолковость, принялся демонстрировать атрибуты своей истиной сущности. С обреченностью я подумал, что теперь, пожалуй, мой новый костюм будет безнадежно испорчен...
А эта женщина-дьяволица медленно поднялась еще на несколько ступеней и встала почти плотную ко мне - так, что наши глаза оказались на одном уровне. Но - вот удивительно - пахло от нее совсем не серой. Она благоухала фиалковыми духами... очень тонкими, приятными - вероятно, французскими...
Она оглядела меня с ног до головы, и лицо ее исказила ироничная усмешка.
- Ну, чего уставился? - сказала она. - Живую деммку никогда не видел?
Мне с перепугу показалось, что она сказала «демона». Но при этом голос ее был совсем не устрашающ, как это свойственно демонам - в нем не был ни зловещих завываний, ни скрежета, ни рыка, ни сиплости. Наоборот, в нем слышалась та грудная бархатная хрипотца, что так нравится мужчинам... Это было очень странно и неожиданно, и в этот момент я с облегчением обнаружил, что спазмы немного отпустили меня. Костюм был спасен...
- Чего смотришь, говорю? - вновь подала она голос, строго глядя на меня. - Ты что, немой? Это неприлично - так долго разглядывать даму! У вас плохое воспитание, молодой человек!
Я ощущал всю абсурдность происходящего, но вместе с тем мой страх отступал. Она разговаривала со мной хоть и немного несмешливо, но как... как женщина, а не исчадие ада. Я понял, что от нее не исходит никакой угрозы, и это так меня обрадовало, что я глупо улыбнулся и внутренне расслабился.
- Ты что, дурачок? - спросила меня «дьяволица».
- Да! - ляпнул я, решив, что лучше будет во всем с ней соглашаться.
Она некоторое время смотрела на меня как-то оценивающе, что ли. Ну и я на нее смотрел. Она уже не казалась мне бесконечно ужасной. В ее лице я даже нашел признаки экзотической миловидности. Да что же это за существо такое? Я не мог не обратить внимание и на ее декольте, оценив ее достоинства в полной мере. Но что это? Никак крестик?! Точно - прямо в ложбинке меж ее грудей лежал маленький серебристый крестик, какой обычно носят приверженцы ортодоксальной религии. И настолько этот атрибут не вязался с ее демонической внешностью, что я просто застыл в изумлении, приклеившись глазами к этому крестику.
И тут она с нарочитым, как мне показалось, возмущением, воскликнула:
- Фу, молодой человек, как не стыдно так открыто пялиться на мою грудь! Отвратительное воспитание - даже для самца бесхвостых-безрогих!
И при этих словах она... взмахнула хвостом! Да-да, хвостом - я сразу и не заметил его, ведь он был сзади. Хвост был точно такой, с каким изображают бесов - длинный, как плеть, и с кисточкой на конце. Возмущенное движение этой части ее тела словно вывело меня из ступора.
- Простите, фрау, то есть фройляйн... Я смотрел совсем не на вашу грудь, а на крестик... -пробормотал я.
- Чтооо?! - снова воскликнула она. - Значит, ты не находишь мою грудь красивой? Она тебе не нравится? Отвечай!
Я совершенно растерялся и не знал, что ответить. А она приблизилась ко мне, поднявшись еще на ступеньку, так, что ее упругие полушария оказались прямо перед моими глазами, и нарочито грозно сказала:
- Отвечай правду, гадкий мальчишка! Нравится или нет? Или ты из этих... Ну!
- Н-нравится... - начал я лепетать, непроизвольно отстраняясь от нее, потому что почувствовал, как в левую штанину уперлась какая-то толстая и горячая палка. - Конечно, нравится...
Со стороны я, наверное, выглядел смешно. Смешно и глупо. Но что мне оставалось делать? В такую ситуацию, когда рослая краснокожая демоница с рогами и хвостом тычет мне в нос свою грудь и требует оценить ее, я еще не попадал... Мало мне было потрясений сегодняшнего дня. Нужно было еще столкнуться на лестнице с этим немыслимым существом женского пола, которое наверняка теперь не отпустит меня так просто... Еще и изнасилует, пожалуй... Нет, только не при таких обстоятельствах...
Но она вдруг отступила на шаг, улыбнулась и сказала:
- Ну, так-то лучше. А то я этих самых... ну ты понимаешь... ненавижу! - Она красноречиво потрясла перед собой когтистыми ладонями. - А вот настоящих мужчин люблю! - Она игриво подмигнула мне, отчего я явственно вздрогнул. - Ты вообще кто такой? Новенький, наверное? То-то шарахаешься, словно перед тобой черт выскочил, а не прекрасная женщина! - И она весело засмеялась своей шутке, очевидно, находя ее очень остроумной.
Однако я сразу вспомнил о том, что я все же джентльмен. Приподняв свою шляпу, я представился:
- Рейнхард Гейдрих, к вашим услугам!
Она склонила голову к плечу и сказала, саркастически приподняв одну бровь:
- А, вон оно что! Теперь я поняла. Ты и есть тот самый проклятый всеми богами нацистский главарь, которого наш Серегин так удачно поймал в свои сети! Не могу сказать, что мне очень приятно... но все же отмечу, что ты не из робкого десятка... Обычно люди, увидев меня, а тем более столкнувшись на темной лестнице, сразу падают в обморок, а ты, кажется, всего лишь испортил свой костюм... Или нет?
- Нет... - обескураженно пробормотал я.
- Ну тогда вообще замечательно! - Она обнажила в улыбке белоснежные острые зубы; впрочем, улыбка эта была довольно издевательская. - Ладно, мне недосуг тут с тобой разговаривать, у меня дела. Ты, я вижу, на прогулку собрался? Ну что ж, удачно тебе прогуляться, Рейнхард Гейдрих! Вот настанет ночь, и тогда мы снова встретимся с тобой... Да ты не бойся - я ведь не Кибела, которая выписывает своим одноразовым любовникам билет в один конец... Пока-пока, птенчик, до новой встречи!
И она устремилась мимо меня вверх по лестнице, шурша своими фиолетовыми юбками. Я лишь успел заметить, что никаких копыт у нее нет - обычные женские ноги, примерно тридцать девятого размера...
Когда ее шаги затихли, я вытер пот со лба и продолжил свой спуск. Потрясение еще долго не отпускало меня, и я подозревал, что эта встреча и в самом деле будет далеко не последней...
20 февраля 1918 года, Раннее утро, Бывшее великое княжество Финляндское, воздушное пространство в окрестностях города Вааса, высота 1000 метров, рубка штурмоносца «Богатырь»
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Мы упали белофиннам на голову внезапно, как летний снег. Никаких наземных порталов -все было до предела натуралистично и футуристично. В ранний утренний час километрах в десяти южнее Ваасы в воздухе на высоте около тысячи метров появились четыре «Святогора» с десантниками полковника Глазкова, штурмоносец «Богатырь», с элитной первопризывной амазонской ротой и кучей наблюдателей на борту, и два эскадрона «Шершней» в ударном обвесе. В этой Ваасе без нашего разрешения никто не должен был даже бзднуть, а кто рискнет оказывать сопротивление или хотя бы возражать, пусть пеняет на себя.
Как доложила энергооболочка, местное население истово поддержало белофиннов: по основному роду занятий местные мужчины являлись контрабандистами, а потому находились в контрах с русской властью. По морю летом и льду Ботнического залива зимой до шведского порта Умео всего каких-то сто километров. Именно за эту безоговорочную поддержку и близость к Швеции Маннергейм и сделал Ваасу своей временной столицей. В прежние времена зимой через Ботнический залив можно было сообщаться только по санному пути, который устанавливается на весьма короткое время с последних чисел января по первые числа марта, при толщине льда не больше тридцати сантиметров. Морская навигация по открытой воде существует с начала мая по конец ноября, но лет за двадцать до описываемых событий для финляндского пароходства один за другим построили три ледокола.
Первенец ледокольного флота Великого Княжества Финляндского «Муртая»1 и самый современный и мощный ледокол «Тармо» на данный момент находились под контролем красного правительства в Гельсингфорсе, однако второй по возрасту ледокол «Сампо» белофиннам еще до начала мятежа удалось угнать в Швецию. Возможно, это и предопределило как месторасположения временного правительства Маннергейма-Свинхвуда, так и сроки начала вооруженного противостояния. Без ледокола белофиннам пришлось бы уйти в глубокое подполье до весны. Из Швеции (а на самом деле еще из Дании, Норвегии, Германии и даже Британии) в Ваасу везут все, что необходимо для войны с большевизмом: в первую очередь, шведских и прочих «добровольцев», оружие с боеприпасами, продовольствие и... уголь, ибо без него в начале двадцатого века никуда. Именно недостаточная мощность железной дороги, когда в зимнее время приходилось выбирать между поставками хлеба и угля, и составила предпосылку к революционной ситуации февраля семнадцатого года, и в два раза больше это справедливо для Финляндии, которая в первой половине двадцатого века не обеспечивала себя ни углем, ни хлебом.
Кстати, при мысли о разных «добровольцах», отправившихся воевать с большевизмом, во мне сразу просыпается средневековый феодал, привыкший жарить ослушников живьем в железной бочке и травить дикими медведями. Предупреждал же я всех и каждого через доброго кайзера Вилли, что лучше так не делать, ибо чревато. Теперь придется свирепствовать так, чтобы поняли даже тугодумные потомки скандинавских викингов. Так же и с местным населением. Социальную базу финских националистов необходимо выкорчевывать с корнем, а иначе для Со-
«Муртая» с финского переводится как «Ледокол». Такой был обычай в Европе конца XIX века - называть первый ледокол в стране словом, обозначающим его назначение. А дальше как придется.
ветской России неизбежны затяжные неприятности, тем более что этим тут по большей части страдают граждане и гражданки шведской национальности. И генерал Маннергейм, цирроз ему в печенку - тоже шведская морда.
И еще одна местная особенность: прямо в центре города в деревянных казармах возле Никольской церкви расположен самый настоящий концлагерь, где содержатся до девятисот политических противников местного белого режима и две с половиной тысячи разоруженных солдат русской пограничной стражи. Именно что только солдат, потому что контр-адмирал Подгурский и подчиненные ему господа офицеры, приказавшие своим подчиненным разоружиться, сохранили и свободу передвижения, и право на ношение оружия. Время от времени к арестованным наведываются местные контрабандисты, в прошлые времена ущемленные действиями погранцов, выискивают среди них своих личных обидчиков и уводят тех с собой при полном непротивлении охраны. И никто еще обратно не возвращался, потому что убитых без суда тут принято спускать в прорубь под морской лед, где их никто не найдет.
Правда, занимались контрабандным промыслом в основном не жители самой Ваасы, а обитатели расположенных западнее островов, расстояние от которых до шведского берега в два раза короче, и лед в той самой узкой части пролива зимой держится гораздо дольше, чем на трассе паромов Вааса - Умео. И вообще есть подозрение, что контрабанда в тех местах - это единственное «хлебное» занятие, а вся остальная деятельность - просто для отвода глаз. До 1901 года, когда границу охраняли солдаты, набранные из самих финнов, никаких препятствий для подобной деятельности не было, так как всегда можно было «договориться», но потом финские батальоны распустили по домам и вместо них прислали русских солдат, которые тут же стали рушить налаженный бизнес и множить обиды. И вот, значит, горячие финские парни доигрались...
Получив эту информацию от энергооболочки, я встал на боевой взвод: спускать с рук такое поведение для Защитника Земли Русской недопустимо. Город Вааса с окружающими селениями следует сжечь дотла, а его население выслать в такие дали, откуда, иди хоть тысячу лет, все равно никуда не придешь. Собственно, двух мнений в данном случае быть не могло: единственным местом, где депортированные не передохнут от бескормицы и неприспособленности к суровым условиям, могла быть только Аквилония. Ссылать двенадцать тысяч разновозрастного народа на какой-нибудь тропический необитаемый остров было немыслимо, ведь в условиях анархии выжить смогут не только лишь все, и первыми жертвами разгула насилия и произвола станут как раз самые слабые и беззащитные, на что я категорически не согласен.
Поэтому среди наблюдателей в рубке штурмоносца присутствует специальный представитель Правящего Сената Аквилонии и кандидат в императоры первого ранга младший прогрессор Сергей Васильевич Петров. После завершения операции в Ваасе ее бывшие жители станут уже его заботой. Помимо него, тут товарищи Сталины из восемнадцатого и сорок первого года (встретились впервые), Леонид наш Ильич, генерал Маргелов, полковник Глазков и... Рейнхард Гейдрих в штатском костюме серого цвета, похожем на генеральский мундир.
Товарищ Сталин из восемнадцатого года - это чрезвычайно занятой человек, без опыта практической государственной работы, но с большим талантом. Задача выйти вперед и взять в руки государственный штурвал возникла для него абсолютно внезапно, как и понимание того вопроса, что с этой задачей, кроме него, не справится больше никто. Через небольшой портал, способный пропустить одного человека, товарищ Сталин-младший регулярно бывает у нас в Тридесятом царстве - в основном, чтобы приобщиться к знаниям из нашей библиотеки, а иногда для того, чтобы побеседовать с полковником Половцевым или кем-то из его людей. Конечно, подсматривать готовые ответы в конце задачника нехорошо, но другой возможности избежать действительно серьезных неприятностей у исполняющего обязанности товарища Ленина в горячем восемнадцатом году просто нет. Я все это время тоже был очень занят сначала в мире сорок первого, а потом и семьдесят шестого года, так что с третьей по возрасту инкарнацией товарища Сталина мы существовали в разных плоскостях. И только закончив подготовку к операции в Ваасе, я пригласил этого человека лично наблюдать за вскрытием белофинского нарыва и заодно получить представление о том, какими должны быть бойцы регулярной Красной Армии. Я понимаю, что бойцы полковника Глазкова - далеко не средние представители личного состава РККА из сорок первого года, но и у товарища Сталина в восемнадцатом году имеется возможность заняться военным строительством без суеты, истерики и надрыва, что имели место в Основном Потоке.
Товарищ Сталин из сорок первого года на своего «младшего брата» смотрит даже с какой-то завистью, ведь я не только зажег тому свет в темной комнате, но и вынес из нее всю ненужную «мебель» - вроде Свердлова, Троцкого и Бухарина. И в то же время он не может не признать, что и для него самого тоже было сделано не меньше, если не больше. Германские панцердиви-зии больше не бегают по советской территории подобно бронированным ядовитым сороконожкам, да и весьма непрезентабельные перспективы грядущей советской действительности я тоже высветил. Но товарища Сталина-старшего эти завалы из карьеристов, троцкистов и оппортунистов уже не пугают. В тридцать седьмом году подобную кучу еще более одиозных особей он разобрал впотьмах почти на ощупь - и на этот раз будет то же самое, никто из заинтересованных лиц даже пикнуть не успеет. Нужные вещи будут опять же делаться без истерики и надрыва, а ненужные - не делаться вовсе. Здесь Верховный главнокомандующий присутствует, чтобы собственными глазами наблюдать действия своей будущей лейб-гвардии, и только потом принять окончательное решение. Двести одиннадцатая воздушно-десантная бригада - действительно одна из лучших частей довоенной РККА, и в Основном Потоке подчиненные полковника Глазкова погибли почти в полном составе, ничем не запятнав своей солдатской чести. Идея подвижных соединений особого назначения, родившаяся в мире, из которого происходит Ильич Второй, уже овладела сознанием советского вождя, тем более что элитно вооруженный и подготовленный ОСНАЗ и не должен быть особенно многочисленным, составляя не более десяти процентов от общего личного состава Действующей Армии.
Леонид наш Ильич и генерал Маргелов находятся здесь в качестве лиц, повышающих свою квалификацию. Облик Советской Армии в семьдесят шестом году тоже неизбежно будет меняться, а научно-техническое развитие получит резкое ускорение. Если в физику и смежные дисциплины вложить достаточно большие, но не астрономические деньги, то уже через пятнадцать лет, к девяносто первому году, Советский Союз, в числе прочего, получит возможность серийно строить аналоги штурмоносца типа «Богатырь». Осознание этого факта действует и на генерального секретаря, и на отца советских ВДВ как стакан валерьянки на котов, даже при том, что параллельно придется решать множество других социальных и экономических задач. Не может быть сверхдержавой та страна, которая не обеспечивает себя ни продовольствием, ни товарами народного потребления, а потому ее граждане вынуждены выстраиваться в длиннющие очереди, чтобы купить себе самое необходимое. И эти задачи будут поважнее военного строительства, а чтобы их решить, Леониду нашему Ильичу понадобится выкорчевать самые негативные явления советской действительности: неподсудность партийной номенклатуры, ее оторванность от жизни народа, заскорузлый догматизм в идеологии и государственный монополизм в экономике.
Полковник Глазков тут самый уместный человек: из рубки штурмоносца он будет руководить действиями своих десантных батальонов, командиры которых снабжены переносными комплектами связи. Операция в Ваасе - это, в первую очередь, экзамен для его людей на скорость и слаженность боевой работы. И, наконец, стоящий несколько на отшибе Рейнхард Гейдрих должен знать, что может случиться с бонзами Третьего Рейха, если те не согласятся на предложенную мною управляемую войну. Перед началом операции я имел с этим человеком небольшой разговор.
- Понимаете, Рейнхард, - сказал я, - пытаясь вырваться из липкой паутины Версальской системы, вы пошли по привычному для себя пути железа, крови и безудержной ненависти, так что теперь стоите на пороге новой национальной катастрофы, стократ более ужасной, чем прежняя. Ваш любимый фюрер одержим дурацкой идеей германской национальной исключительности, а потому готов утащить за собой в ад все население Германии. Если вы будете верны его идеям до конца, это один вариант, на мой взгляд, наихудший для Германии, а если ваша преданность принадлежит только немецкому народу, то события могут пойти по гораздо более благоприятному пути. Ни я, ни советский вождь Сталин не одержимы убийствами ради самих убийств, и не намереваемся подвернуть немцев каким-то искусственным унижениям. Лучше им быть живыми и равными среди равных в огромной многонациональной империи, чем мертвецами, проклятыми всеми другими народами.
- Но я далеко не самый главный человек в Рейхе... - с дрожью в голосе произнес Гейдрих, уже внутренне согласный на любое предложение.
- Сейчас это так, но через некоторое время может быть иначе, - ответил я. - В любом случае, прежде чем Германия окажется на самом краю катастрофы и дальнейшее сопротивление станет очевидно бессмысленным, пройдет еще около года. К тому моменту все прочие «наследники» вашего фюрера могут выйти из фавора или попросту умереть, а вы останетесь единственным и естественным преемником своего вождя и учителя. Организовать подобную комбинацию для меня несложно. Главное, чтобы Германия в результате этой войны не была превращена в руины, как желают некоторые политиканы по ту сторону океана. И имейте в виду: люди, которые идут навстречу моим скромным пожеланиям, и на том, и на этом свете могут рассчитывать на полное прощение грехов, долгую и спокойную жизнь и идеальное здоровье. Главное, чтобы в результате их деятельности резко уменьшилось количество смертей, горя и страданий.
- Хорошо, герр Серегин, - ответил посланец Гитлера, - мне уже известно, что вы не бросаете слов на ветер, а потому я хорошенько подумаю над вашими словами...
Пять минут спустя, там же
Как и было запланировано, атака оказалась для местных обитателей совершенно внезапной. Вот только что в Ваасе все было прекрасно - то есть как обычно... С низкого, едва начавшего сереть неба в свете электрических фонарей сыпался мелкий снежок. Люди брели по улицам по своим утренним делам. На железнодорожной станции гугукающими голосами перекликались паровозы. В государственных мужской и женской гимназиях, а также в реальном училище, где обучение велось на шведском языке, учителя готовились начать первый урок. И то же происходило в частном лицее с обучением на финском языке и четырехклассной начальной школе. На острове с матерным названием Хувипуйкусто в порту разгружались два больших парохода, прибывших, как доложила энергооболочка, из Стокгольма и... Копенгагена. В Основном Потоке большая часть помощи отморозкам Маннергейма поступала из Германии и только слегка из Швеции, а тут отметились еще и датчане. С одной стороны, Дания в военном отношении - это даже не смешно, а с другой, она может быть транзитным пунктом в условиях, когда германские власти хотят и на елку влезть, и в смоле не испачкаться... Впрочем, там, внизу, уже началось: десантная формация разделилась и пошла на снижение. Первый большой десантный челнок с одним батальоном на борту нацелен на казармы у Никольской церкви, где содержатся арестованные «красные финны» и интернированные русские солдаты. Второй «Святогор» отвалил влево, в сторону порта с разгружающимися там пароходами. Третий - закладывает крутой разворот, чтобы высадить десантные роты, которые возьмут под контроль центральную улицу Ваасанпуйн-тико, ведущую от железнодорожной станции к порту на острове Хувипуйкусто (именно на ней расположены гимназии, лицей, реальное училище и прочие учреждения, вроде банка и суда). А четвертый «Святогор», как и штурмоносец, готовится опуститься на землю у губернаторского дома на улице Коулукату, где на временной основе разместилось белогвардейское правительство Маннергейма-Свинхвуда.
Пилоты шаттлов и прикрывающих их «Шершней» молодцы - отрабатывают все маневры четко, как в балете. Вот только что в воздухе на километровой высоте имела место компактная десантная формация, надежно прикрытая ударными аппаратами - а вот уже челноки, на мгновение зависнув над землей, выбрасывают из своих трюмов свирепых бойцов в футуристичной для этого мира экипировке. Еще до начала операции я отдал головорезам полковника Глазкова команду брать в плен вооруженных людей только в том случае, если те сразу бросят оружие и не будут оказывать сопротивления. В противном случае убивать врагов следует, невзирая на штатскую одежду, возраст и пол... Хотя последние - отставить. У консервативных до предела шведских аристократов и интеллигентов гендерные роли в стиле «трех К»8 соблюдались неукоснительно. Женские молодежные отряды, куда вступали девочки с пятнадцати лет, воевали на стороне финской Красной Гвардии.
В Основном Потоке Советская Финляндия проиграла не из-за отсутствия народной поддержки, а потому, что с одной стороны на стороне ее врагов выступили Германия и немного Швеция. И в то же время, признав независимость Финляндии, советские власти в Петрограде поддерживали товарищей в Гельсингфорсе ни шатко, ни валко, по остаточному принципу... а иногда и вовсе доходило до дурного. Поезд с сибирской пшеницей, о котором сумел договориться народный уполномоченный по вопросам продовольствия Оскари Токой, ехал через всю Россию пять недель, но доехал до Хельсинки не в полном составе, поскольку часть вагонов пришлось отцепить на границе и оставить в Советской России.
Но тут все будет совсем не так, ведь Советская Финляндия и Советская Россия уже заключили договор о создании Союза Советских Социалистических Республик, подписанный председателем Совета Народных комиссаров Советской Российской Республики товарищем Иосифом Сталиным и председателем Совета народных уполномоченных Советской Финляндии товарищем Кулерво Маннером. После отмены продразверстки и восстановления закупок продовольствия непосредственно у населения за золотые монеты «николаевской» чеканки, с хлебом в Советской России стало значительно легче и появилась возможность делиться продовольствием с финскими товарищами.
Тем временем десант уже на земле и ведет бой: можно слышать частый перестук токарев-ских самозарядок, стрекочущий треск трофейных германских единых пулеметов, дружные крики «ура» и растерянный гомон белофиннов, не готовых к такому развитию событий. Упорное сопротивление бойцы полковника Глазкова встретили только в районе губернаторского дома и в порту (где, как выяснилось, с прибывших два дня назад пароходов разгружались прибывшая из Швеции добровольческая артиллерийская бригада и усиленный пехотный батальон). Грузовые стрелы пароходов извлекали из трюмов пушки и зарядные ящики, после чего расчеты и добровольные помощники своими силами вкатывали их на железнодорожные платформы и грузили в вагоны ящики со снарядами. Разгрузку планировалось закончить через несколько дней, когда в Ваасу вернется ледокол «Сампо» со следующей парой пароходов снабжения и произведет замену судов, находящихся под погрузкой.
Дело в том, что на момент начала гражданской войны в Финляндии подавляющая часть тяжелого вооружения русской императорской армии оказалась в руках красных. Также, за исключением нескольких ренегатов шведского происхождения, вроде Маннергейма, среди белофинского охранного корпуса отсутствовали кадровые офицеры и унтера, а посему на роль командно-инструкторского состава предполагались германские егеря финского происхождения, отвоевавшие первую мировую войну на русско-германском фронте, а также шведские кадровые военные, вызвавшиеся добровольцами на войну с русским большевизмом. Без них Маннергейм просто не решался переходить в наступление на Тампере и далее на Гельсингфорс.
С егерями, за исключением двух десятков дезертиров, я Маннергейму всю малину обломал, а вот шведы оказались тут как тут и умудрились угодить под раздачу. Дело в порту решили «Шершни», начисто выкосив высыпавших на пирсы шведских добровольцев из магнитоимпульсных пушек, и уж потом для острастки прочесав надстройки пароходов. Оказавшись под атакой хорошо обученных и вооруженных регулярных формирований, к тому же поддержанных футуристическими летательными аппаратами, шведы, что называется, «поплыли». Они были готовы воевать с полупартизанскими отрядами Красной Гвардии, не имеющими не только боевого опыта, но даже формального обучения, но не с такими вот монстрами, которые, кажется, разят наповал каждым выстрелом. Впрочем, их попытки капитулировать никакого значения не имели, ибо во время этой операции действовало суворовское правило драки насмерть после первого же выстрела. Впрочем, при поддержке «Шершней» убить всех врагов до последнего не представляло особой сложности.
В Губернаторском доме все было гораздо серьезней, потому что финско-германские егеря-дезертиры нашлись именно здесь. Народу тут оказалось гораздо меньше, чем в порту, но это были волчары с боевым опытом трех лет кровавых сражений на истощение, при большом количестве пулеметов, а массивное каменное здание давало противнику значительное преимущество в обороне. И как бы мне ни хотелось высказать Маннергейму и контр-адмиралу Подгурскому все, что накипело на душе, ради этого удовольствия я не собирался потратить ни одной лишней человеческой жизни.
Точку в истории главарей белофинского мятежа тремя залпами главного калибра своего штурмоносца поставила моя Елизавета Дмитриевна, после чего понятие правительство Свин-хвуда-Маннергейма можно было трактовать только в прошедшем времени. Даже если прямо сейчас начать разбирать руины, ничего, кроме фарша, из-под них извлечь не удастся. Такое это уж это суровое оружие - магнитоимпульсные пушки крупного калибра. Впечатлены, надо сказать, были все, даже Виссарионыч из сорок первого года, которого трудно чем-то удивить, но больше всего впечатлений получил генерал Маргелов. А моя женушка как ни в чем не бывало повернулась ко мне и сказала:
- Цель уничтожена, дорогой, расход боеприпасов - шесть единиц. Окрестные строения не пострадали, разве что совсем немножко...
Собственно, на этом активная фаза наземной операции закончилась, и началась зачистка. Жителей поголовно выгоняли из домов и через раскрывшиеся порталы гнали в лагерь для интернированных в мире Славян, беспощадно подавляя всяческое сопротивление. И туда же отправились освобожденные из импровизированного лагеря военнопленных русские пограничники и противники белофинского режима. Там их уже ждали товарищи из Гельсингфорса и Петрограда, чтобы организовать этих людей и превратить их в полезный советской власти актив. А потом - хорошие люди отдельно, а двуногое зверье, взбесившееся на фоне своей национальной исключительности, отдельно. Кого-то потом, когда все закончится, вернут в родной мир, кого-то переведут в Тридесятое Царство, кого-то отправят на перевоспитание в Аквилонию, а кого-то загонят в такую дремучую глушь, откуда даже Каменный век будет казаться вершиной цивилизации.
В конце концов, у меня нет лишнего личного состава, чтобы охранять взбесившееся от злобы шведское и белофинское кулачье. Если русских солдат без суда за время заключения было убито около сотни человек, то со своими «красными» шюцкоровцы не церемонились. Разведывательная аппаратура штурмоносца, показала, что подо льдом залива, на берегу которого стоит город, покоятся сотни тел. Впрочем, эксгумация и идентификация жертв белофинского режима -это занятие для властей Советской Финляндии, после того, как нарыв мятежа будет вскрыт и залечен. Вот тогда придет время назвать все жертвы поименно и поставить им соответствующий памятник для будущих поколений.
Когда сопротивление было окончательно подавлено и толпы испуганных и растерянных людей хлынули в степи Великой Артании, но процесс был еще далек от завершения, пришло время купировать возможные рецидивы мятежа. Освободившись от прочих дел, штурмоносец сначала обнаружил в Балтийском море, а потом и уничтожил главным калибром ледокол и два торговых судна, которые везли уже покойному Маннергейму следующую партию военной помощи и добровольцев. И никого мне при этом не было жалко, ибо жесточайший террор, которому своих противников подвергали белофинские власти, требовал самого сурового отмщения.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ