Гнев Земли

Глава семнадцатая

Дедушке я подробно написала, что произошло. Я даже не сомневалась, что он поймет. Тогда как в Лео сомневалась. Особенно сильно сомнения стали грызть после нашей с ним ссоры. Даже когда помирились внутри меня нет-нет, да и принимался ворочаться червячок сомнения. Я никогда не думала, что Лео может стать похожим на моего отца... или на своего. Которые считали, что жена должна следить за домом, воспитывать детей, а свой дар употреблять исключительно в интересах семьи.

Дедушка ответил буквально через несколько минут.

«Дорогая Лиз, признаться, я очень опечален тем, что с тобой произошло. Рад, что напавшая на тебя ученица понесет наказание. А с рукой я тебе помогу. Напиши, как выпустят из медицинского крыла. Я пришлю за тобой экипаж. Но помни, что наши встречи – тайна».

– Вот! – Я показала сообщение Эсси. – Вот, смотри. Мы знакомы с ним всего ничего, но дедушка пока что проявил больше тепла, чем родители и Лео вместе взятые. Как это называется? За... за что они так со мной?!

Даже то, что Лео ничего не знает об инциденте, а мама приезжала и хотела встретиться со мной, не умалили жалости к себе. Видимо не все у нас так хорошо с Лео, если я не могу быть с ним откровенной, а мама приехала без папы и еще неизвестно, сообщила ли ему о визите ко мне. Отец так зол на меня, что мог и запретить любые контакты между нами. Он вычеркнул меня из своей жизни.

Тут я, наконец, разревелась. Но негромко, чтобы никого не привлечь своими слезами. Не хочу! Не хочу, чтобы меня такой видели! Обняла Эсси, зарылась лицом в ее шерстку. И тихо плакала еще несколько минут. Эсси притихла, только иногда лизала мне руку.

Все, хватит. Я вытерла слезы. Впереди точно не будет простых дней. Я уже представляю эти шепотки в спину. Лавина была популярной в Аркано. Боюсь представить какие слухи сейчас бродят по школе. Обо мне точно не отзываются хорошо.

Я извелась, дожидаясь возвращения медсестры или врача. Эсси ощущала мое состояние и старалась успокоить. В итоге залезла на подушку и хвост свесила так, что пришлось отодвигать его от моего лица.

– Эсси, да убери ты его! – Я отвела хвост и чихнула на всю палату.

– Так, так, так, юная леди, хотите сказать, что еще и простыть ухитрились?

В палату ворвался... ураган. Да, именно такое у меня сложилось первое впечатление. Женщина оказалась невысокой, худенькой, с короткими светлыми волосами, которые торчали непослушными пружинками. Чуть раскосые глаза зеленовато-янтарного цвета так и сверкали. Меня осмотрели, послушали, поводили руками над головой, запихнули пару микстур и прочитали парочку рун, после которых боль в руке стала гораздо тише.

– Так, простуды нет, – доктор, которую, как я поняла, зовут Аманда, уперлась рукой в бок. – Это радует, нам тут только вирусов не хватает. Помнится, как-то был всплеск ежиной лихорадки, бр-р-р-р-р! Ладно, не об это речь. Дорогая моя, с рукой все сложнее. Нам предстоит много работы. Я постараюсь, если что, вызову пластика из города. Но ожоги… неприятные.

– Если останутся шрамы, то не страшно, – пробормотала я.

– Элизабет, шрамы могут украшать мужчин, но не юную девушку, у которой вся жизнь впереди. Но главная проблема возможное частичное потеря чувствительности ладони. О, нет, не смей плакать! Не смей! Это всего лишь вероятность!

Слезы у меня полились сами собой. Я старалась не всхлипывать, сжимала зубы, тогда как в груди все похолодело. Для мага руки это все! Потеря чувствительности это значит неправильно построенные заклинания, это ошибки в рунах это… это судьба домохозяйки! То, чего от меня ждет семья и Леонар!

Очень захотелось обнять саму себя за плечи, сжаться в комок и просто спрятаться от всех и всего.

– Доктор Аманда! – Тихо окликнула ее, когда она закончила.

– Что, дорогая?

– Я должна находиться здесь все время? Ну во время лечения. Или могу навестить... родных?

– Хм-м-м... – Аманда постучала пальцем по подбородку. – Хм, хм, хм… Думаю, ты можешь это сделать. Но! Завтра с утра ты должна приехать на перевязку. Твои родные могут прислать экипаж?

– Да!

– Не прыгай. Я обезболила руку, но это на время, пусть и действие подольше лекарств. Кто-то должен проводить тебя до экипажа. Родные тебя встретят?

– Конечно!

Проводить себя я попросила Алисию. Она, конечно, вредная и ворчать любит, но зато не задает лишних вопросов. Что мне сейчас и надо. К тому же я пока не хотела видеть Адриана с глазу на глаз, а у Ричарда по расписанию дополнительные занятия по древним рунам.

– Ты же вроде с родителями поругалась, – ворчала Алисия, помогая мне добраться до экипажа.

– У меня есть тети и дяди, – ответила расплывчато, стараясь не смотреть по сторонам.

Они и правда у меня есть. Просто живут в других городах.

На нас смотрели. В основном – старшие классы. Я спиной ощущала их взгляды: любопытные, злые, одобрительные. Но сама смотрела прямо перед собой. Буду игнорировать, буду игнорировать. Над собой смеяться не позволю. Я просто защищалась. А Лавина истеричка.

Ладно, она красивая популярная истеричка.

Всю дорогу я баюкала руку, следя за тем, чтобы возбужденная поездкой и скачущая по экипажу Эсси не задела ее. После лекарств тянуло в сон, и голова была словно чугунная. Но пока доехала, успела уже сто раз пожалеть, что встала с постели. Меня растрясло и каждая выбоина в дороге отзывалась острой болью в руке.

– Да ты совсем зеленая, моя девочка! Укачало? Давай в дом! – Встретила меня на пороге молочная сестра дедушки Медалин, как только мы подъехали.

Она появилась, только экипаж остановился, словно все это время ждала меня у окна. Расплатившись с возницей, заботливо поддержала, помогая выйти и сопровождая в дом. Там уже она передала меня в руки дедушке и поспешила на кухню, сказав, что принесет нам чай.

– Как ты, дорогая?

– Все хорошо, – соврала я. Тронутая заботой в его голосе, не хотела расстраивать.

Дедушка провел меня в гостиную, усадил на диван и подложил под больную руку подушки, чтобы мне было удобнее.

– Осторожнее, егоза! – Прикрикнул на Эсси, крутившуюся у нас в ногах и прыгнувшую мне на колени, как только я села.

Моя девочка нервничала, подергивая хвостом и принюхиваясь. Она топталась на коленях, но стоило в дверях появиться Джессу, зану дедушки, как прыгнула мне на плечо, а потом и вовсе попыталась забраться на голову.

– Эсси, ты что творишь?! – Возмущенно воскликнула я, хватая ее и стаскивая с себя.

Машинально действовала двумя руками и больную от резкого движения словно молнией прострелило, больно до слез, да еще Эсси коготками зацепилась за волосы, путаясь и тяня их.

– Давай помогу.

Дедушка перехватил ее у меня за шкирку и осторожно выпутал из ее лап пряди волос.

– Впервые вижу, чтобы она так реагировала, – дрожащим голосом призналась я, едва сдерживаясь от слез. Мне и так нехорошо, да еще она своим поведением добавила.

– Ты ее разбаловала, надо воспитывать. Они маленькие шебутные, поэтому должны чувствовать твердую руку. А она тебе уже в прямом смысле этого слова на голову садится. Так не должно быть!

Дедушка так и держал ее на весу, а Эсси в его руке болталась беспомощно колбаской, дергая лапами.

– Сейчас возьму и отдам тебя на перевоспитание Джессу, – пригрозил он ее, поднося к морде подошедшего волшана. А тот еще и пасть раскрыл.

– Дедушка, не надо! – Испугалась я не меньше Эсси, подаваясь всем корпусом к ним.

Эсси так извивалась, что заехала Джессу по носу лапой и тот громко чихнул. А потом и вовсе лег у ног хозяина, всем видом давая понять, что такие букашки его в гастрономическом плане не интересуют.

– Сейчас ты успокоишься и будешь сидеть как мышка, не высовывая носа, – развернув Эсси к себе, строго сказал дедушка ей, а потом опустил ее ко мне на колени и приоткрыл сумку на моем поясе, куда она поспешно нырнула.

Я бедром почувствовала, как она испуганно дрожит всем телом.

– Зачем ты так с ней?

– У тебя больная рука, а она скачет. Это недопустимо!

– Она волнуется, – в защитном жесте я опустила здоровую руку на сумку, придерживая завозившуюся внутри Эсси.

– Она чувствует твою боль, поэтому нервничает. Но должна тебя поддерживать, а не создавать проблем и мешать. Твердая рука, Элизабет, запомни это!

Эсси выглянула из сумки и оскалилась, давая понять, как относится к этим словам. Но хоть выбраться не пыталась и больше не скакала по мне. Ох, мне ее и жалко было, но и в словах дедушки резон был.

Напряженную атмосферу разбавила появившаяся с подносом Медалин. Помимо чая она и пирог нарезанный принесла, и вазочку с вареньем. В комнате приятно запахло сдобой и у меня заурчало в животе. От нервов проснулся аппетит.

Женщина захлопотала вокруг меня, а я пригладила растрепавшиеся волосы и заправила за ухо выбившиеся пряди, пряча смущение. Она так душевно относилась ко мне, словно я ее любимая внучка.

– Элизабет, тебя на сколько отпустили? – Спросила она у меня. – Ты останешься на ужин? Хочу знать, что тебе приготовить.

– От занятий меня пока освободили. Нужно только завтра с утра на перевязку.

Я вопросительно посмотрела на дедушку, не зная, как долго могу здесь задержаться.

– Спасибо, Медалин! Подготовь комнату для Элизабет, она останется на ужин и на ночь... Ты не против, дорогая? – Спросил он у меня.

– Нет. – Сглотнула ком в горле, почувствовав себя в кругу семьи, и еще раз подтвердила: – Конечно же, нет!

Медалин расплылась в довольной улыбке и поспешила уйти, а дедушка разлил нам по чашкам чай. Откинувшись на спинку кресла, внимательно посмотрел на меня.

– Рассказывай! Как ты? Разбирательства уже были? Тебе нужна защита?

Ох! От последнего вопроса все сжалось от благодарности в груди.

– Нет, меня ни в чем не обвиняют.

– А что с девочкой, ранившей тебя?

– Ее переведут на домашнее обучение.

– Хорошо, – расслабился дедушка. – А то я хотел вмешаться, чтобы тебя оградили от ее общества.

– Как бы ты это сделал? Тебе же нельзя афишировать, что ты здесь.

– У меня много друзей, Элизабет. И в Аркано они есть, поверь. Но я рад, что все само разрешилось. Тогда давай мы выпьем чай и посмотрим твою руку. Надеюсь, я смогу помочь. Знаешь, у меня еще с войны осталось одно особое средство, которое незаменимо при тяжелых ранениях.

– Что за средство?

Я краем уха слышала о том, что у тех, кто воевал, порой оказывались весьма необычные целебные штуки. Вроде как созданные по специальному заказу.

– Мазь, но! – Тут дедушка поднял вверх палец. – Приготовленная по особой технологии, с вплетением рун в саму ее основу.

– Так не бывает! – Ахнула я.

– Бывает. Но метод очень медленный и сложный, потому пока что от него отказались. Думают, как его облегчить и поставить на поток. Однако пройдут годы, а лечение тебе надо сейчас.

Я отставила чашку в сторону, с любопытством уставилась на небольшую баночку. Дедушка достал ее из ящика столика, который стоял сбоку от его кресла. И правда, совсем маленькая, размером в половину моего пальца. Мазь внутри оказалась очень плотной, как глина. И даже на вид как глина: молочно-серая, без запаха. Я такой прежде не встречала.

– Главное – качество, а внешний вид уже дело второе, – сообщил дедушка, следя за мной. – Давай руку.

Я осторожно протянула ему обожженную конечность. Ту сразу прострелило той неприятной болью, которой «славятся» глубокие ожоги. Мне и раньше приходилось обжигаться, но не так!

Дедушка очень осторожно размотал повязку. Я стиснула зубы, стараясь чтобы даже не пикнуть. Эсси тревожно пискнула, ткнулась носом мне куда-то в район талии, так замерла. Да и я замерла. Очень старалась не смотреть на то, что скрывалось под повязкой. Но все равно посмотрела.

– Ну да, – проговорил дедушка, помолчав пару секунд, – смотрится... неприятно.

Неприятно? Неприятно?! Да я бы сказала «отвратительно» – самое мягкое слово, которое приходило на ум. Даже слегка замутило от одного лишь понимания, что вот это вот теперь моя рука. На глаза навернулись слезы. Нет, такое мазью не вылечить.

– Не быть мне в числе лучших учеников, – шутка вышла так себе, как и попытка улыбнуться.

– Помню один из моих друзей как-то получил сильные ожоги, – протянул дедушка. – Очень сильные. Думаю, у него было обожжено процентов шестьдесят тела. И то, что он выжил, было чудом. Но вот настоящим чудом медицины и магии стало то, что у него остался лишь один-единственный шрам на... мочке уха.

– Да? – Покосилась недоверчиво.

– Да, – передразнил меня дедушка. – Правда на него ушло очень много мази… очень. Он был раза в два тебя больше и выше на голову.

Мазь легла на ожоги и в первый момент обожгло болью. Но затем она сразу же исчезла, просто растворилась. Я даже не сразу поняла это. А затем недоверчиво хмыкнула и осторожно пошевелила рукой. Заранее съежившись в ожидании вспышки боли.

Но ее не было!!!

– Не хулигань! – Дедушка прикрикнул, но беззлобно. – Ну молодежь всегда так! Ни секунды не может спокойно посидеть.

Продолжая так ворчать, он перевязал мне ладонь, после чего нарисовал на бинте руны заживления и обезболивания. Ничего особенного, их мы учили в самом начале года. Правда, у меня они получались довольно корявыми и иногда не срабатывали или срабатывали слабенько. А дедушкины выглядели просто идеальными, без искр и лишних вспышек. Просто огненные линии, на миг проявившиеся и тут же исчезнувшие. Только вот зачем они, если рука уже совсем не болит?!

Дедушка точно мои мысли прочитал. Вскинул взгляд и подмигнул.

– Это чтобы твои медсестры потом не приставали к тебе и не пытались узнать, где достать такую мазь. Все равно ничем не смогу помочь. Осталась лишь эта коробочка, да и та заканчивается. Вот и трачу лишь на членов семьи.

Я рассмеялась.

– Ну наши медсестры скорее только порадуются, если у меня заживет рука и можно со мной не возиться. А вот доктор может заинтересоваться. Но я скажу, что меня свозили к очень хорошему целителю.

– Да, я знаю парочку, которые могут сотворить нечто подобное. За большие деньги... очень большие. Учитывая твою фамилию, тебе поверят. Хотя. кстати, – вскинулся дедушка, – почему родители не озаботились об этом?

Я отвела взгляд. Но отмолчаться не смогла. Рядом с ним я не хотела упрямиться или спорить. И врать тоже.

– Ну... мама приходила, но я не захотела ее видеть. Но у меня есть причины обижаться!

– Конечно, есть, – спокойно кивнул дедушка. – Ты – живой человек со своими желаниями и страхами. А они – твои родители, которые несут за тебя ответственность.

– Ну да, и вроде как надо их слушать.

– Надо, – снова кивнул дедушка. – Еще пирога?

Я покачала головой. Что-то от таких тем аппетит пропал начисто. Даже ароматный чай не привлекал.

– Если тебе нужна помощь, только скажи! Сделаю все, что в моих силах!

– Спасибо, – поблагодарила, понимая, что не попрошу его о помощи с моими родителями. Как он это сделает? Ему нельзя раскрываться. Поэтому просто покивала и попыталась перевести разговор на другую тему. А потом еще на одну. И еще.

– Кстати, – во время обсуждения школ вспомнил дедушка. – Ты говорила о подружке Хелен. Случайно не Хелен Тейт?

– Э-э-э… д-д-да… А ты…

– Ее бабушка и я… мы оба были на стороне Зарекка, дорогая. Только думаю, об этом теперь говорить не принято. Верно?

– Да уж! Она мне не говорила.

Дедушка с улыбкой развел руками, как бы говоря: «Ну так и не сомневаюсь».

– Великая была женщина. Это она открыла один из первых приютов для одаренных детей. Там они могли получить основы магического образования. Чтобы затем суметь найти работу и, в дальнейшем, развивать дар.

– Так это вроде была семья Грэхэмов, – пробормотала я. – В Мимамо говорили.

– Да, конечно, и не такое скажут. Грэхэмы забрали себе все права, когда, кхм, та война была окончена. Историю пишут победители. В любом случае, я рад, что ты знаешь внучку такой милой женщины. Да, кстати! Хочешь посмотреть портреты? Их не так много уцелело, но там есть интересные.

Он сходил к себе в комнату и вернулся со свертком.

– Вот, это твой отец, когда ему было пять лет, – достал он первую миниатюру.

В милом мальчике с кудряшками на голове я едва ли узнала отца.

– А эту мы сделали, когда он закончил академию, – протянул вторую.

С нее на меня смотрел красивый, стройный парень с беззаботным взглядом. Сейчас папа шире в два раза, да и волос на голове куда меньше, а еще хмурая складка между бровей, от чего взгляд стал тяжелым.

– А это твоя бабушка. – С любовью погладил миниатюру красивой, рыжеволосой девушки.

– Красавица!

– В жизни еще краше была.

– Она маг огня? – Предположила я по рыжим волосам.

– Да.

Потом он вытащил медальон на цепочке и открыл его.

– А это мой отец с мамой, твои прадедушка и прабабушка.

С любопытством рассматривала миниатюру импозантного мужчины с пышными усами и темноволосой женщины с аристократическими чертами лица.

– Я их никогда не видела.

На фамильном древе их имена есть, а вот ни одного изображения не сохранилось. Было так удивительно воочию увидеть своих предков.

– Не удивлен. Это единственное, что у меня осталось от них, остальные портреты сгорели в пожаре во время войны.

В руках дедушки появился кулон на цепочке с красным кристаллом, заключенным в ажурное кружево из золота. На гранях алыми всполохами заиграл свет, привлекая мое внимание. Словно живое пламя билось внутри.

– Он принадлежал твоей бабушке. Возьми. Теперь он по праву твой. Мне будет приятно, если ты будешь его носить.

– Конечно! Спасибо!

Я приняла подарок и хотела открыть цепочку, но вспомнила о больной руке.

– Давай помогу, – дедушка забрал ее у меня и зашел за спину, помогая надеть.

Эсси завозилась и вылезла из сумочки, следя глазами за кулоном. Еле успела прикрыть его рукой, когда она прыгнула за ним. Мало того, она еще носом толкалась мне между пальцами, стараясь добраться до него, порыкивая. Пришлось даже отодвигать ее больной рукой.

Дедушка ухватил ее за шкирку, отдирая от меня.

– Вот паршивка! Так она не даст твоей руке зажить. Я отнесу ее в твою комнату, пусть там посидит и подумает о своем поведении.

– Не надо!

– Это не обсуждается, – отрезал дедушка. – И я тебе платок принесу руку подвязать, чтобы ты не забывалась и лишний раз ею не шевелила. Для скорейшего заживления ей нужен покой.

От жалобного взгляда Эсси разрывалось сердце, но дедушка ее быстро унес, не слушая моих протестов. Даже обидеться на него не могла, понимая, что он заботится о моем здоровье.

В расстроенных чувствах отпила из чашки, но от волнения рука так дрожала, что немного пролила на платье. Да что ж такое! Полезла в сумку, где у меня был носовой платок, чтобы промокнуть пятна, и увидела мигающий сообщениям блокнот. Лео!

«Лиз, ты почему ничего мне не сказала о своей травме? Что с тобой? Как ты?»

«Почему ты молчишь? Все действительно так серьезно?!»

«Лиз, я с ума схожу от беспокойства!!!»

Вот как он узнал?! Я же не хотела ему ничего говорить.

«Со мной все в порядке. Откуда ты узнал? Я не хотела тебя этим беспокоить».

Ответ пришел практически сразу, словно Лео все это время держал блокнот рядом с собой: «Твоя мама приезжала ко мне в школу и потребовала, чтобы я на правах жениха навестил тебя. Ты почему отказалась с ней встретиться? Она на грани истерики. Ее напугал разговор с лечащим врачом. Рана действительно настолько серьезная, что ты можешь лишиться руки?»

И вот что ему на это ответить?! С чего они вообще это взяли? Мне такого никто не говорил. Но одно то, что мама поехала требовать что-то от Лео уже указывало на то, что он не преувеличивает об ее состоянии.

В душе стало совестно за то, как поступила с ней. Похоже, она искренне волновалась и переживала, раз поехала к нему. Такого поступка папа точно бы не одобрил.

«Со мной все будет хорошо!» – постаралась успокоить его. Если бы не дедушка, я бы накрутила уже себя от таких новостей, но ему и его чудодейственной мази я доверяла.

«Извини, но я тебе не верю. Меня крайне расстроило то, что ты умалчивала о таком важном факте! Ты подорвала мое доверие и разочаровала. Вижу, учеба в Аркано плохо влияет на тебя, открывая для меня неприглядные стороны твоего характера. Подумай о том, что если бы ты в свое время прислушалась ко мне и бросила Аркано, ничего этого не случилось бы! Разве можно было ожидать чего хорошего, находясь в обществе отбросов? Конечно, меня сейчас к тебе никто не пустит, но я уже написал отцу. У него есть связи, он пообещал мне все узнать о твоем состоянии и при надобности прислать нашего семейного лекаря. Надеюсь, будет чем успокоить твою мать, раз у тебя нет сердца».

Даже не нашлась, что ответить. Перечитывая холодные, колючие слова, полные гнева, и сама испытывала стыд вперемешку с гневом. Да, я виновата, что промолчала, но как он может причислять всех в Аркано к отбросам?! Значит, вот какое его истинное отношение? Неужели он не понимает, что этим оскорбляет меня?!

А еще в груди жгло от мысли, что кроме уязвленного самолюбия, я больше ничего не вижу от него. Он не спрашивает ни как это произошло, сильно ли болит, не рвется меня проведать. Нет никакого сочувствия, лишь упреки. Разве так себя ведут любящие люди?

«Что ты молчишь? Надеюсь, тебе стыдно. Мне сейчас сложно общаться с тобой. Поговорим завтра», – пришло от него. И за этим еще одно: «Выздоравливай!»

Словно выдавил из себя ради приличия, через силу. Неужели так зол, что даже пожелать хорошего трудно?!