Glorious Land

Глава 1

Обычный мир заканчивался за границей аэропорта. Когда я шагнул за терминал, волоча сумку с вещами, все уже было другим. Я оказался на территории другого государства, далекого и непонятного, с совершенно другими правилами и менталитетом, и мне предстояло во всем этом разобраться.

Рядом мягко спружинила машина, едва касаясь земли воздушными подушками.

— Власов? — с трудом перекрывая гул новых самолетов, поднимающихся в аэропорту, жужжание прилетевших и скорбные голоса отбывающих, прокричал водитель. Его звали Александром, и он работал на моего отца еще тогда, когда меня и в проекте не было, но потом был вынужден уехать в Москву на заработки, чтобы прокормить семью. А вообще, они с отцом были друзьями.

— Станислав Владимирович, — с некоторой гордостью уточнил я, залезая в мягкий салон, в котором можно было не только передвигаться по стране, но и просто жить, припарковавшись где-нибудь на въезде в Подольск. Но я буду работать в самом центре гигантского государства, там, где сходятся дороги из Ступино, Коломны, Шатуры, Дубны, Клина… Да, только узнав, что отец добился моего назначения за границу, я тут же купил карту Москвы и зависал над ней неделями. Она была огромна, больше любой другой страны на нашем континенте, а ведь Омск, откуда я родом, тоже не такое уж маленькое государство.

Под мягкое покачивание аэромобиля я не заметил, как задремал, положив руки на свою сумку и уткнувшись в локоть носом. Проснулся я лишь из-за неприятного ощущения затекшей спины, да и то когда мы уже скользили под МКАДом. МКАД — выяснил я из справочника на своем КПК — это линия древних укреплений, оставшихся еще со времен войны. Там, наверху, над тоннелем, судя по фотографиям, по-прежнему стояла разруха, и никто не собирался ничего чинить или восстанавливать. Так называемый памятник жертвам войны от противного — чтобы не восхищало, а ужасало. Но вот длинный как прямая кишка тоннель закончился, и мы въехали в благополучные предместья Москвы, в которых синие от безоблачного неба высотки ловили лучи восходящего солнца. В столице одноименного государства начинался новый день, и билборды призывно моргали, убеждая всех и каждого поспешить на работу. Если не на работу, то на учебу, или на фитнес, или на почту, в общем, не сидеть без дела. Я во все глаза смотрел на бескрайний простор переплетенных дорог, когда мы с небольшого возвышения съезжали вниз, в пробку. На работу мне нужно было выходить лишь через два дня, а передо мной раскинулась неизведанная прекрасная Москва.

Из наполеоновских мыслей меня выдернул Александр.

— Куда тебя отвезти, Стас?

Я ответил тут же, без запинки.

— В отель «Аквамарин», я там поживу, пока отец не уладит все вопросы с квартирой.

— Понял, — и машина заскользила вверх по магистрали, приветствуя встречную полосу движения. Оказалось, что пробка только в одном направлении.

Мы проехали мимо скопления высоток на юго-востоке, нырнули под ажурный арочный мост — памятник прошлого столетия — и наконец оказались на Валовой улице, не такой широкой, как дорога, по которой мы въехали в город, но все же великолепной, пестрящей вывесками заведений, хорошо одетыми людьми, закусочными, ресторанами. Свернули в небольшой переулок, и КПК послушно отозвался на запрос — «улица Военных корреспондентов, ранее улица Татарская, переименована в 2073 году». Мне это ровным счетом ничего не говорило, поэтому я во все глаза смотрел на старые серые дома культурного центра, очень странно выглядящие на фоне монументальных сине-стеклянных небоскребов. Поток людей на тротуарах, спешащих на работу, не ослабевал, аэромобиль ехал совсем медленно, а я все изнывал от желания ступить на легендарный московский асфальт, во всех остальных странах давно замененный на типовые прорезиненные блоки, по которым машинам было удобнее скользить. Не удивительно, что здесь всегда столько пробок.

Александр высадил меня на площади перед «Аквамарином». Здание этого отеля несколько раз рушили и восстанавливали, реставрировали, перестраивали, передвигали с места на место, так что теперь он представлял собой образец современного конструктивизма: ничего лишнего. Только необходимое нагромождение этажей, внешние лифты, стеклянные окна. Я попробовал представить, как выглядела первоначальная версия здания — но не смог. У меня с новой архитектурой вообще было не очень, если уж я и новейшую-то не жаловал. Мне, в конце концов, было все равно, как называются и какую функцию несут в себе вон те карнизы между третьим и четвертым этажом, мне было важно, чтобы потолок на голову не упал, вот, пожалуй, и все.

Я зашел под искрящийся навес, прошел мимо хмурых охранников и с карточкой-чипом наизготовку направился к стойке, где уже успел заметить улыбчивую девушку в серо-стальной рубашке. Пока я изучал бейджик на ее груди, администратор успела несколько раз задать мне один и тот же вопрос.

— А? — я отвлекся и поднял взгляд. Хорошенькая! А еще Катей зовут.

— Вы бронировали номер? Свободных комнат, к сожалению, нет, — терпеливо повторила Екатерина, белозубо улыбаясь.

— Бронировали, — согласно кивнул я и протянул карточку. — Власов, Эс Вэ. Планшет над стойкой согласно пискнул, подтверждая, что это именно я, а не кто-то другой, и затрещал, записывая на чип какую-то информацию.

— Прошу вас, Станислав Владимирович, тринадцатый этаж, номер 305-А. Вас проводить?

— Да нет, сам уж, — отозвался я, забрал карточку, перехватил сумку другой рукой и поплелся к лифтам. Что ни говори, а за ночь перелета я успел устать и сейчас просто безумно хотел спать. Но нет, на этот день у меня был свой план, и я не собирался терять ни минуты драгоценного времени.

В номер я попал с трудом. Карточка никак не хотела проходить в прорезь детектора, мимо меня пару раз проскользнул портье, периодически предлагая свою помощь, но я и сам уже догадаться, что просто пытаюсь провести не той стороной. Дома-то все было проще — как приложишь, так и реагирует. Тоже мне, нежные какие.

Номер был однокомнатный, но очень хороший — отец, видимо, не пожалел денег, чтобы на эту пару дней разместить меня со всеми удобствами. Здесь очень светло, монохромно-бежево, и только подушки выделялись светло-синими пятнами. Я подошел к окну, полностью занимавшему одну стену, и обомлел — в двенадцати этажах внизу извивалась гранитная набережная, а вместе с ней река. Самая настоящая река, зелено поблескивающая под пластиковым перекрытием. Везде — и у нас в Омске, конечно — все каналы в целях санитарной безопасности давно уже пустили под землю.

По набережной сновали люди — маленькие человечки, почти одинаковые в своих серых костюмах разных броских фасонов. Я среди них обязательно буду походить на инородное тело — дома все носили белое, и я, конечно, приехал тоже в белом. Нужно будет для работы купить что-то соответствующее местному колориту.

Оставив вещи, я спустился вниз, решив пройтись по набережной. «Озерковская набережная, пятнадцать лет назад переименованная в набережную Путей сообщения, в общественном сознании так и сохранила свое прежнее название», — подсказал мне КПК, который я устроил на перилах, чтобы опереться на них и глянуть на речку. Привычно-зеленоватая, как и везде, вода, влекомая течением, переносила под пластиковым прозрачным настилом мелкий мусор, и я, не думая долго, решил следовать за полюбившейся мне упаковкой от сока. Я сделал себе зарубочку в памяти — завтра пойти вверх по течению, потому как если в реку попадает мусор, значит, она где-то открыта. А посмотреть на это мне очень хотелось.

Навстречу мне бесконечным потоком двигались люди: мужчины в серых куртках с броскими широкими плечами, капюшонами, женщины в платьях с длинными струящимися с длинным струящимися подолами или прозрачной юбкой. Мне показалось, что никто, кроме меня, не шел вниз по набережной, и, приглядевшись, я понял, почему: здесь было раздельное движение. Но к счастью, прежде чем меня успел остановить патруль, я увидел мост. «Зверев мост», — гласила неоновая надпись над крытым переходом, неглубоко уходящим ступеньками вниз. Я спустился и попал в стеклянный тоннель, который с трех сторон сжимала река — вода проходила над головой сильным бурным потоком и дальше, вновь разливаясь во всю мощь, текла вольно и неторопливо. Я прошел половину пути, прежде чем решительно повернулся и коснулся ладонью стеклянной стены, ощущая давление воды, зеленой, наверняка неприятно пахнущей — запаха никто и не чувствовал благодаря перегородкам, но вот едкий цвет не могли вытравить никакие фильтры. В стену над моей головой ударилось и тут же проскользнуло вверх, над потолком, приковав к себе мой удивленный взгляд, что-то большое, склизкое, похожее очертаниями на человека. Я испуганно дернул ворот куртки, огляделся по сторонам и, убедившись, что никто больше этого не заметил, быстрым шагом направился дальше.

Это Москва. И мне предстоит к этому привыкнуть. К новым правилам.

Выйдя из перехода, я поднял взгляд. На высоком белом здании горела вывеска «InTime». Кафе, подумал я и, виляя между быстро шагающими людьми, направился к подъезду с лукавым швейцаром, который окинул меня задумчивым взглядом и открыл дверь. Я благодарно кивнул и проскользнул внутрь — тяжелая дверь (одна из немногих нераздвижных в округе!) захлопнулась за мной.

В кафе в основном сидели студенты — все, как на подбор, в серых пиджаках одного покроя — и только иногда, рассеявшись на почтительном расстоянии друг от друга, попадались богемные ребята в длинных шарфах и беретах. Может, художники. Или писатели. Но все посетители обернулись ко мне в едином жесте и почти так же слитно утратили интерес. Я осторожно, чувствуя, что за мной исподтишка наблюдают, прошел к окну и сел там.

В этом странном кафе платили только за время, проведенное здесь, каждая минута была драгоценной и ее нельзя было упускать просто так, хотя сюда приходили если не пообщаться, то отдохнуть. Зато чай, кофе и кислородные коктейли были бесплатными, как и легкие, крошащиеся в пальцах крекеры с привкусом сыра. Собственно, только по привкусу мы этот «сыр» и знали, он так и шел в словосочетании, по отдельности представляя собой сущую тарабарщину, как если бы кто-то вздумал разделить «подмышку» на логические составляющие.

Я взял коктейль, мне нравилось ощущение лопающихся на губах пузырьков, и несколько крекеров на тарелке, после чего вернулся на свое место, где оставил сумку. Окно выходило на двор нескольких домов, между которыми там, где у нас в Омске были детские площадки, находился прозрачный настил и медленно-медленно несла свои воды река, не такая зеленая, как та, по набережной которой я шел, а более голубоватая. У меня даже закралось подозрение, что это искусственный водоем со специально подкрашенной водой либо дном. В этой стране можно было ожидать чего угодно — это я понял, когда прямо посреди «водоема» приземлился авиамобиль, скользнувший в небольшую арку, ведущую с набережной, которую я сразу и не заметил.

Интересно, у них здесь у всех такие дворы? А в отеле? Мне живо представился зал для конференций со стеклянным полом, под которым медленно проплывает кашалот. Один, другой — я таких видел только в справочниках и в музее, куда нас водили во время учебы. Там был лишь скелет, но и он впечатлял. Подумать только, и ведь когда-то такие твари жили совсем рядом с людьми. К счастью, это время давно прошло.

Я поспешно присосался к трубочке, потому что пена уже начала оседать, и заел безвкусие крекером, тут же раскрошившимся мне на колени. Смахнув крошки на пол, я взял со стола планшет. Такие здесь лежали перед каждым — я невольно улыбнулся. У нас бы давно уже украли.

Я рассеянно водил по экрану пальцем. Все попадались какие-то новости, не очень для меня интересные, потому что я практически ничего не понимал. Мошенники с Никольской, покушение на убийство на Каширке, сгоревший дом на Забелина — все эти названия для меня оставались только названиями, поэтому и новости, за каждой из которой стояло с десяток жизней, не производили должного впечатления. Чисто интуитивно промотал до «пропавших без вести», вглядываясь в фотографии улыбающихся людей, которых никто уже и никогда, наверное, не увидит. Я угадывал, какое же лицо было у моего знакомца со Зверева моста. Примеривал для него то одно лицо, то другое, делал то студенткой Светой Калининой, то хозяином турфирмы Алексеем Дверовым, то школьником Степаном Яшиным. Но все эти образы как-то не шли к той склизкой субстанции, что постучалась ко мне в стеклянную стену, когда я проходил под Москва-рекой.

Совершенно случайно мой взгляд упал на бирку на руке, на которой отсчитывалось мое время, проведенное здесь. Шел второй час. Я поднялся, отложил планшет, подхватил сумку и направился к стойке. Снял браслет с руки и протянул его вместе с карточкой, которая была не только подтверждением моей личности, но и имела доступ к банковскому счету. В общем, в ней содержалась вся моя жизнь.

Расплатившись, я направился в сторону отеля, в этот раз стараясь не нарушать правила и ни в коем случае не приглядываться к воде реки. Больше мне ничего не хотелось там увидеть.