Глаз павлина

Глава шестая

Конан открыл глаза и потянулся. Чувствовал он себя превосходно. Несколько ударов сердца киммериец лежал, бездумно наслаждаясь пением птиц и шелестом листвы за распахнутыми окнами. Но вдруг на него обрушился шквал воспоминаний. Кровь! Крики! Боль! Хруст черепа ненавистного Зебуба под руками! Боль! Боль!!Боль!!! Темнота…

Киммериец рывком сел на кровати и огляделся по сторонам. Он находился в уже знакомых ему покоях во дворце Фараха. Но нынешнее пробуждение Конана совершенно не напоминало то, когда он мучительно приходил в себя после яда Юсифа бен Кемаля.

Северянин совершенно не представлял, как долго он был без сознания. Чутье подсказывало, что этот срок не мог быть большим. С другой стороны, ратный опыт киммерийца подсказывал, что человек, получивший такие раны и увечья, как он, настолько хорошо чувствовать себя вообще не может. Великие небеса, что тут все-таки происходит?

Увидав стоявший чуть поодаль накрытый стол, Конан решил отложить праздные философские изыски на потом. Какая, в конце концов, разница, почему у него ничего не болит? Хвала Крому, он жив и здоров, а что может быть важнее для воина?!

Даже не потрудившись облачиться в уложенную рядом с кроватью новую одежду, варвар нагишом плюхнулся в бархатное кресло. Желудок Конана сводило от голода, и он жадно набросился на еду, не замечая ее вкуса.

Едва он утолил первый голод, как резные двери распахнулись и в комнату вошли трое мужчин. К своей огромной радости, Конан узнал верных друзей: Рамазана, Ишмаэля и Джилзана.

— А вы еще боялись за него! — радостно завопил Ишмаэль, обращаясь к своим спутникам. — Его дубленую горскую шкуру ничем не пронять! Вы посмотрите только, как он жрет!

— Приветствую тебя, воин, — степенно поклонился Рамазан.

— Друг мой, да ниспошлет тебе Птеор еще дюжину дюжин лет жизни! Ты даже не представляешь, как я рад, что вижу тебя живым и здоровым! — со свойственной ему велеречивостью приветствовал киммерийца караванщик. — А я, грешным делом, испугался, что мне придется пьянствовать в одиночку! — Джилзан толкнул в бок Ишмаэля. — Куда этому малому до тебя, горец. Он не может выпить даже трех кувшинов!

Конан порывисто вскочил, отбросив полуобглоданную кость.

— Клянусь Вещим Вороном, разве я когда-нибудь мог предположить, что ваши наглые рожи так обрадуют меня! — Вытерев руки прямо о скатерть, он в восторге бросился к друзьям.

Пока Конан одевался, пришедшие как раз смогли восстановить дыхание после его медвежьих объятий.

Едва натянув кожаные штаны, киммериец набросился на них с расспросами:

— Чем все закончилось? Что с Руфией? Сколько я валялся без сознания? Откуда взялся волшебник? Удалось ли разыскать Афризию?

— Подожди, подожди, не все сразу, — улыбнулся Рамазан. — Давай по порядку…

Все уселись за стол, и начальник стражи на правах старшего наполнил стоявшие на столе серебряные кубки.

— Мы выиграли, Конан. После того как ты добил ублюдка Зебуба, жрецам надеяться уже было не на что. Пленных мы не брали… — На скулах старого воина заиграли желваки. — Ни один из проклятых еретиков не избежал справедливой расплаты. Но и цена, которую нам пришлось уплатить за уничтожение кровавого культа Золотого Павлина, поистине ужасает. От рук Зебуба, да будут вечно раздирать его черную душу сотни демонов, погибла едва ли не треть моих Барсов… Сотни и сотни солдат армии Кироса сложили голову в этом бою… Ты сам видел, что произошло с твоим другом… Да будет всем павшим уготовлено место по правую сторону Небесного Трона. — Рамазан плеснул немного вина себе под ноги.

Все последовали его примеру. Молча выпили, отдавая дань уважения погибшим.

— Хвала Птеору, что ты не видел того, чему я оказался свидетелем, когда мы прочесывали это змеиное гнездо. Страшные орудия пыток, тошнотворные собрания человеческих органов, жуткие кельи, где к скользким стенам были прикованы изуродованные люди, многие из которых еще дышали… — Рамазан помотал головой, отгоняя страшные воспоминания. — Ты не представляешь мое счастье, когда в одном из подвалов мы наткнулись на два десятка женщин, ожидавших мучительной смерти в руках этих тварей. Эти несчастные отделались лишь испугом. Их не успела еще коснуться рука палачей Золотого Павлина. Хвала Птеору, мы подоспели вовремя! Конан спросил:

— Почтенный Рамазан, но вы нашли Афризию? Со слов Зебуба я понял, что принцесса все еще жива и невредима. Рамазан улыбнулся:

— С принцессой все в порядке, но об этом чуть позже. Наполним кубки, друзья!

Мужчины вновь помянули погибших. В суровую хайборийскую эру для мужчины смерть в бою была совершенно естественна, а те, кто выжил, не предавались долго грусти, поэтому вновь зазвучал смех и послышались шутки.

— С твоей женщиной тоже все в порядке, горец. Кстати, своей жизнью ты в первую очередь обязан ей. Если бы твоя рыжая волчица не оказала тебе первую помощь, то нам бы достался свежий покойник.

— За здоровье прекрасной офирской розы, чья красота и храбрость поистине совершенны! — поддержал Рамазана караванщик. — Иштар Щедрая, откуда в этой обольстительной женщине столько мужества и силы? Ах, Конан, Конан, будь я помоложе… — Почтенный Джилзан умудрился скроить такую хитрую физиономию, что никто не смог удержаться от смеха.

— Что касается Андурана, — Рамазан покачал головой, — то потерпи немного и сам все от него услышишь. Скоро он нас примет…

— Андуран парень что надо, — кивнул слегка захмелевший Ишмаэль. — Если бы не он, нам с Джилзаном оттяпали бы головы за здорово живешь! Ты только послушай, что с нами произошло. Ну вот, вы с Тумеларом отправились внутрь, а я помчался к ограде. — Юный шемит выскочил из-за стола и разыграл целую пантомиму, изображая все, что с ним было. — Но только я добежал до забора, а ты уж поверь, Конан, что бежал я, будто мне в задницу стручок перца вставили, как прямо из кустов на меня бросаются два во-о-от таких зингарских волкодава!

Приверженец Бела, в ужасе схватившись за голову, замолчал, а потом так мастерски изобразил страшных собак, что Конан чуть от смеха со стула не свалился. Да, в этом парнишке пропадал великий лицедей!

— Ага, мне сейчас тоже смешно. — Ишмаэль почесал живот. — А тогда, поверь, было не до смеха. Ты когда-нибудь сталкивался, Конан, с этими людоедами?

Киммериец стал серьезным.

— Доводилось, — кивнул он. — Несколько раз…

— Ну так ты знаешь, что эти милые песики предпочитают охотиться парами. А еще они очень любят лакомиться потрохами своих жертв… Так вот, только я собирался влезть на ограду, как с двух сторон на меня набрасываются эти чудовища. Первый пес сбил меня с ног, а его товарищ сел рядом, дожидаясь своей очереди. Реши они сразу взяться за меня всерьез, то разорвали бы на части раньше, чем я успел бы сказать «ай-яй-яй». Бел Милосердный, на мое счастье, они сперва задумали поиграть со мной, как с мышкой. Да только вот мышка оказалась с острым хвостиком… — Ишмаэль перевел дух. — Проклятый зингарский кабысдох хватил меня за бок и отпрыгнул. Знал бы глупый зверь, с кем связался! Когда он решил повторить свой номер, его уже ждал подарочек. Когда зингарец прыгнул, я встретил его ударами обеих ног прямо в пузо. — Ишмаэль повалился на мягкий ковер и показал, как он это проделал. Вот так… Р-раз!

Конан одобрительно кивнул:

— Правильно, живот — это их слабое место.

— Эта злобная бестия откатилась в сторону, собирать с травы свои собственные потроха, потому что между ступнями я зажал свой верный кинжал! — продолжил Ишмаэль. — Увы, удар такой силы сам по себе чуть не выбил из меня дух, поэтому я не смог удержать клинок… Но делать было нечего, я перекатился в сторону. — Ишмаэль, ловко перекувырнувшись на ковре, оказался на ногах. — Вот так! Да ниспошлет Бел Щедрый богатую добычу моему старику, потому что он крепко вбил мне в голову свою науку. «Сынок, будь готов к тому, что непросвещенные миряне не разумеют высшей мудрости Бела. Но на то и трудности, чтобы наша вера была крепче. Замки, запоры, ловушки, стража и, наконец, собаки. Собаки, сынок, это уже испытание для праведников! И чтобы быть к нему готовым, Шмоли, надобно укрепить свой дух и свои руки следующим образом…»- говорил мне отец. — А уж рука у него, поверьте моему опыту, была укреплена что надо! — Ишмаэль поежился, вспоминая, видно, отцовское учение. — Второй пес разинул пасть, что твой камин (мне показалось, что я даже увидел землю под ним), и прыгнул прямо на меня. А норовят эти поганцы добраться до горла…

Юный шемит с такой скоростью запрыгал вокруг стола, что могло показаться, будто в комнате не один паренек, а целая их ватага.

— Я, значит, разворачиваюсь и со всего маху всаживаю в слюнявую зубатую пасть левый локоть. Тут, главное, выгадать правильный миг и засадить локоть поглубже в глотку. Если поспешить, можно остаться без руки, а если опоздать, то без головы. Дальше все пошло куда проще. Стоит, значит, пес на задних лапах, пыхтит, стараясь выплюнуть мою руку и рвет мне грудь когтями передних лап. А вот тут уж главное — устоять на ногах и чем-нибудь на несколько мгновений отвлечь внимание собаки. Так вот, делаю я правой рукой «козу» и изо всех сил втыкаю средний и указательный пальцы волкодаву в глаза. Ослепший пес от жуткой боли завизжал и еще больше пасть разинул. Я, значит, давай заталкивать полуобглоданный локоть левой ему в глотку и изо всех сил хватаю его за мошонку. Не иначе как сам Бел придал мне сил, хотите верьте, хотите нет, но она так и осталась у меня в руках. А серый убийца захрипел и издох. Я перемахнул через ограду и огляделся. Хвала Небесам, я правильно выбрал направление, потому что оказался не более чем в полусотне локтей от отряда Джилзана. Ну а что было потом, это пускай караванщик рассказывает. — Ишмаэль отер пот со лба и, схватив со стола полный кубок, припал к нему. — Видел бы ты этого мальчишку! — начал Джилзан. — Стоим мы под стенами. Ночь, звезды, луна светит, цикады стрекочут. И вдруг слышим, какая-то возня за стенами, рычание, скулеж, вой. Только мы решили лезть туда, как появляется наш юный герой. — Джилзан похлопал по плечу Ишмаэля. — Видел бы ты, Конан, в каком виде он появился. — Караванщик покачал головой. — Весь в окровавленных лохмотьях, в боку здоровенная дырища, из руки кровь хлещет. Я бросился ему навстречу, а он хрипит: «Во дворец! Во дворец!» Хватаю я мальца в охапку, прыгаю в повозку и кричу возничему: «Ходу!» Лошадьми же правил мой племянник Рафаил, вот уже три года бессменный чемпион Кироса в гонках на колесницах. Уж он ходу дал так дал. Я едва успел наложить Ишмаэлю повязки, чтобы парень не истек кровью.

Со слов Ишмаэля я уже более-менее представлял, что происходит, и понимал: сейчас каждое мгновение на вес золота. Подлетаем мы к посту стражи, лошади в мыле, повозка в крови. Стражники, ясное дело, а копья. Ну, вы сами понимаете, что купец без соответствующих связей и не купец вовсе. — Джилзан, посмотрев на Рамазана, прижал руки к сердцу. — Почтенный Рамазан, такая жизнь настала, каждый изо рта старого человека кусок вырвать норовит…

— Да уж, у тебя вырвешь, — хмыкнул начальник стражи. — Сам без рук останешься… Ладно, можешь не говорить, кто у тебя в дворцовой охране подкуплен.

— Почтенный Рамазан! — искренне возмутился Джилзан. — Что значит подкуплен? Как истинный патриот Кироса я возмущен твоими подозрениями… За золото верность не купишь… — Караванщик помолчал и, осклабившись до ушей, добавил: — Ну должен же я получить от Птеора какое-то возмещение за то, что небеса одарили меня лишь дочерями!

Конан громогласно рассмеялся, к нему присоединились Рамазан и Ишмаэль.

— Слушай, Джилзан, — в восторге хлопнул по бедру киммериец. — Ты что, умудрился выдать своих дочек за всех чиновников Кироса? Сколько же их у тебя?

Караванщик смущенно потупился:

— Двадцать три…

Ишмаэль сполз под стол:

— Ну, старик, ты даешь!

— Это не я даю, а мои жены, — степенно огладил седую бороду купец.

— Может, и мне сторгуешь какую посимпатичнее? — поинтересовался юный шемит.

— Только подойди к моему дому, поганец, — погрозил ему пальцем Джилзан. — Нечего мне девок сбивать с пути истинного.

— Небось они у тебя все на пять лет вперед расписаны, — не удержался от шутки Рамазан. — Ох, чувствую, придется мне выяснять родословные жен подчиненных.

— Ну, — Джилзан стал серьезным, — если бы не мои родственнички, попали бы мы к тебе среди ночи, а, почтенный Рамазан?

Начальник стражи развел руками:

— Твоя правда, Джилзан.

— Так вот, — продолжил Джилзан, обращаясь к Конану. — Как бы там ни было, а совсем скоро мне удалось поднять начальника стражи с постели.

Киммериец сказал:

— Мы с Тумеларом, — на лицо Конана набежала тень, — уже плутали по коридорам под зданием…

— Еще время потребовалось, чтобы рассказать Рамазану все, что тебе удалось выяснить.

— И будь я проклят, горец, — соглашаясь с Джилзаном, кивнул Рамазан, — если я ему сразу не поверил. Ты знаешь, я всегда чувствовал в Зебубе какую-то гниль. Но кому могло прийти в голову, что под личиной светского хлыща скрывается глава кровавого культа! Все-таки его сила была действительно велика! Знал бы ты, Конан, что я почувствовал, когда купец сказал мне, что Фарах околдован. — Рамазан скривился. — Я думал, король так сдал из-за исчезновения принцессы… Мне и в голову не пришло, что душу Фараха, да ниспошлет ему Птеор исцеление, поработил нечестивый жрец Золотого Павлина!

— Но едва мы покинули покои почтенного начальника стражи, — продолжил Джилзан свою историю, — как случилось вот что…

Кто знает, что привело Фараха с отрядом личных телохранителей к дверям начальника стражи? Страх одиночества тому виной, заклинание Зебуба или простая случайность? Но произошло так, что правитель Кироса стоял, на пороге покоев Рамазана, когда Джилзан, открывая дверь, обронил:

— Я не знаю, сколько там этих тварей, но гхазец собрал вместе всех поклонников Огненной Птицы. Главное — вовремя остановить Зебуба!

Наверное, рассудок короля Кироса совсем помутился. Услышав слова Джилзана, он завопил:

— Измена! Рамазан, проклятый заговорщик, ты предал меня! Ты предал Кирос! Так вот почему ты так ненавидишь моего драгоценнейшего Зебуба! Ты всегда хотел занять мой трон! Не бывать этому, мерзкий злодей! — в бешенстве затопал ногами Фарах. Глаза правителя Кироса налились кровью, изо рта летела слюна: — Отрубить изменникам головы! Немедленно! — отдал он приказ своим телохранителям.

Надо сказать, угрюмые гиганты-запорожцы повиновались лишь Фараху. Эти дикари признавали только одного-единственного хозяина, отказываясь подчиняться даже начальнику стражи.

— Ты знаешь, я не трус, — прижимая руку к сердцу сказал Конану Джилзан. — Но я подумал: «Джилзан, ну вот тебе и крышка!» Что могли противопоставить два старых безоружных человека, пускай и бывших воина, и полумертвый парень, полудюжине стражников, этих непревзойденных рубак?

Рамазан кивнул, признавая справедливость слов Джилзана:

— Я тоже растерялся. Погибнуть по приказу обезумевшего друга? Нет, не так я представлял свою смерть!

— А я этого ничего вообще не помню, — пожал плечами Ишмаэль. — Мне к тому времени уже было все равно…

— На меня надвигается огромный вислоусый стражник, я глаз не могу оторвать от его блестящей сабли, которая вот-вот обрушится на мою бедную голову, и вдруг… Бабах! Прямо из гигантского зеркала, стоявшего в коридоре, появляется, глазам своим не верю… — Голос Джилзана звенел от возбуждения. — Афризия!

— Как Афризия? — подскочил на стуле Конан, — Ее же украли!

— Ну! И я так подумал. — Джилзан быстро-быстро закивал. — Я, грешным делом, решил, что мне уже отрубили голову и то, что я вижу — предсмертные видения. Но ничего подобного! А за принцессой какой-то парень в черном…

— Андуран! — догадался Конан.

— Точно! — Джилзан подмигнул киммерийцу.

На мгновение он замолк, жадно приникнув к кубку. — Слушай, что дальше было. «Отец!» — это, значит, кричит Афризия. «Стоять!» — кричит мужчина в черном и щелкает пальцами. Я уже вообще перестаю что-либо понимать, потому что прямо на моих глазах казаки превращаются в статуи. Фарах — так тот вообще обезумел. Он побледнел, побагровел, попытался что-то сказать, но лишь прохрипел: «Афхр-рри…» — и рухнул замертво.

— Между тем во дворце поднялась страшная кутерьма. — Теперь говорил Рамазан. — Коридор наполнился людьми, разбуженными шумом и грохотом, все кричат, вопят, со всего дворца сбегается стража… Те, кто постарше, решили, что на дворец опять напали зуагиры… Афризия стоит на коленях рядом с отцом и зовет врача… В общем, лечебница для полоумных. Но тут незнакомец начинает отдавать распоряжения и мгновенно наводит полный порядок. Одно слово, волшебник. — Рамазан развел руками. — Значит, мужчина в черном подхватывает на руки Фараха, как будто тот ничего не весит, и решительно направляется в мои покои. «Мальчика — сюда же, — говорит он Джилзану. — Навести порядок, — это мне. — Все будет хорошо», — это Афризии. Я выставляю у дверей караул и строго-настрого велю им никого ко мне не пускать. Кроме того, я послал гонца в храмовые казармы поднимать по тревоге своих Барсов. Когда я вернулся в комнату, Фарах уже был нормального цвета и ровно дышал, а незнакомец стоял над Ишмаэлем, что-то бормоча под нос. Прежде чем я успел что-то сказать, прямо на моих глазах раны мальчишки начали затягиваться. «Познакомься, Рамазан, это Андуран, — сказала мне Афризия. — Тот самый знаменитый волшебник… Ц мой будущий муж», — добавила она. Андуран мне кивнул и сказал: «С этим мы разберемся попозже, а теперь у нас есть проблемы и посерьезнее. Можете мне поверить, но судьба мира сейчас зависит от того, поспеем ли мы на помощь одному безумному храбрецу».

— Это он тебя имел в виду, Конан! — подмигнул киммерийцу Ишмаэль.

— Андуран каким-то образом знал о происходящем, поэтому мы насколько могли быстро составили план атаки и, не теряя ни мгновения, с отрядом Барсов помчались к посольству Гхазы. Ну а что было дальше, ты и сам видел, — закончил свой рассказ Рамазан.

— Ничего не понимаю, — помотал головой Конан. — Андуран, конечно, и воин, и маг великий, спору нет. Я сам видел, как он демона куда подальше спровадил. Но Афризия-то как к нему от Зебуба попала?

— Так в том-то все и дело! — вскричал Джилзан. — Зебуб не имел ни малейшего отношения к исчезновению Афризии!

Конан в полном недоумении посмотрел на Рамазана. Тот кивнул киммерийцу:

— Так и есть. Но подожди немного, ты все сам узнаешь. Одевайся, нам уже пора.

Трудолюбивые и мужественные граждане Кироса уже справились с последствиями той страшной ночи, когда судьба и их города, и всего мира висела на волоске. Более того, весть о том, что зловещее божество окончательно повержено Андураном, наполнила сердца этих людей радостью, несмотря на то что многие семьи все еще носили траур.

Когда же в Кирос прибыл король Арамаз и узнал, что представлял собой принц Зебуб на самом деле, он отрекся от сына и публично принес извинения дружественному народу Кироса. Афризия с Ниенной старались помочь правителю Гхазы чем могли. Хвала Птеору, что у Арамаза были еще дети и заносчивый принц не был из них самым любимым. Второго по старшинству сына Арамаза, принца Хубата, гхазцы любили несравнимо больше, чем его брата.

Фарах еще окончательно не выздоровел, хотя быстро шел на поправку. Раны духовные поддаются лечению куда тяжелее, нежели раны телесные. Поэтому выступивший от его имени Рамазан, пользующийся всеобщим уважением, объявил, что помолвка Андурана и Афризии состоится через две седмицы. И то, что мужем их любимой принцессы станет знаменитый волшебник, а не отвратительное чудовище, вызвало у киросцев неподдельный восторг.

Андуран принял Конана, Руфию, Джилзана, Ишмаэля и Рамазана в семейной гостиной Фараха, а не в тронном зале. Поскольку свадьба волшебника и Афризии еще не состоялась, бразды правления официально принадлежали Фараху, хотя ни для кого не было секретом, кто правит Киросом на самом деле.

Андуран и Афризия сидели рядом в инкрустированных костью и золотом резных деревянных креслах с высокими спинками. Конан с удовольствием оглядел будущих правителей Кироса. За свои двадцать пять лет он успел пообщаться со многими королями и королевами десятков стран. Но в этой бесконечной череде владык киммерийцу нечасто попадались люди, которые заслуживали бы своего положения больше, чем эта пара.

Вряд ли кто мог бы назвать резкие черты лица Андурана красивыми, но глаза древнего волшебника светились невероятными умом, волей и внутренней силой. Этот человек отверг все искусы зла, и, несмотря на свою нелюбовь ко всякой власти, Конан готов был признать, что вряд ли где-либо еще сыщется король более мудрый, чем Андуран.

Под стать ему была и Афризия. Волей богов принцесса совмещала в себе редкостный даже для мужчины ум, унаследованный от отца, и красоту, доставшуюся ей от матери. А горячие взгляды, которыми они обменивались, были красноречивее любых слов.

— Приветствую вас, друзья мои! — поднялся с кресла Андуран. На этот раз он сменил черные доспехи на богатые пурпурные одеяния. На шее волшебника висел драгоценный кристалл в виде звезды. — То, что мы все совершили, можно назвать великим деянием. И я хочу отблагодарить вас по заслугам.

Вошедшие поклонились.

— Рамазан, что я тебе могу дать еще, кроме искренней своей признательности и расположения?

— Это самая большая награда, на которую может рассчитывать царедворец, — взволнованно ответил Рамазан.

— Мы решили, — улыбнулась старому воину Афризия, — что назовем нашего первенца в твою честь и поручим его твоему воспитанию.

— Ваше Высочество! — Рамазан даже потерял дар речи.

— Джилзан, тебе и твоим наследникам дается право беспошлинной торговли в Киросе.

— Благодарю, Ваше Высочество, — степенно поклонился караванщик. — Теперь я наконец с более вескими основаниями смогу надеяться на обеспеченную старость…

— А кроме того, — улыбнулся Андуран, — тебе дается право свободного доступа к подвалам королевской винокурни. Впрочем, я сам с удовольствием буду составлять тебе компанию.

— О-о-о… — Караванщик открывал и закрывал рот, не в силах выдавить из себя ни слова.

Конан впервые за время знакомства с Джилзаном увидел купца растерянным.

— Ишмаэль, тебе как ревностному почитателю бога воров я не могу вручить никакого дара…

Юный шемит скроил печальную физиономию и пожал плечами.

— Такова нелегкая стезя подвижника. Ваше Высочество!

— …За исключением той небольшой шкатулки, которую ты так ловко спрятал за пазуху пару мгновений назад, — рассмеялся Андуран. — Но можешь быть уверен, в ней всегда найдется вещица, которая сумеет тебе помочь. И пускай пребудет с тобой мое благословение, а это отнюдь не пустое слово!

Ишмаэль растерянно прижимал руки к сердцу;

— Я попрошу Бела, Ваше Высочество, чтобы он обходил стороной королевский дворец. — Голос юного шемита звучал торжественно. — И знай, стоит тебе только позвать, как я примчусь в мгновение ока!

— Ага, как будто тебе в задницу стручок перца вставили, — еле слышно прошептал за спиной Ишмаэля не удержавшийся от шутки Конан.

— Руфия, можешь быть уверена, что твои мечты сбудутся. Да-да, и эти тоже. — Андуран и Руфия обменялись улыбками. — Ты любишь власть, и твоя любовь будет взаимна. И помни, что бы тебе ни пришлось пережить, твоя красота не потеряет блеска, а ты — силы духа. А на память о нашей встрече прими вот это. — Андуран встал с кресла и, подойдя к девушке, повесил ей на шею свой амулет. — Пускай он скрасит все пережитые тобой ужасы.

Огромная бриллиантовая звезда светилась, точно живая. У Руфии вырвался возглас восхищения:

— Я не могу принять такой бесценный дар, Ваше Высочество. Кроме того, у меня ее вместе с головой снимут!

Андуран покачал головой:

— Чары, наложенные мной на эту безделушку, никому не позволят поднять на нее руку. А кроме того, у тебя надежная охрана! — Волшебник кивнул в сторону киммерийца.

Рыжеволосая офирка прильнула к плечу Конана и потупилась.

— Истинно так, Ваше Высочество!

— А теперь, Конан, — обратился к северянину Андуран. — Нужно решить, чем я действительно могу отблагодарить тебя по достоинству.

— А мне ничего не надо, — пожал плечами варвар. — Лучше позаботься о девушках Тумелара, который пожертвовал своей жизнью, чтобы все остальные смогли уцелеть.

— Об этом, горец, можешь не волноваться, — кивнул Андуран. — Кешанкам с их редким талантом нашлось соответствующее место в свите Афризии. Теперь они никогда ни в чем не будут нуждаться. И все же, Конан, один дар от меня ты уже получил, — после небольшой паузы продолжил волшебник. — Посмотри в зеркало, воин.

Киммериец, недоумевая про себя, подошел к зеркалу и всмотрелся в полированную поверхность. Сперва варвар не мог понять, что изменилось в его лице, а потом…

— Шрамы! У меня нет ни одного шрама! — Он кинул взгляд на радостно ухмылявшихся друзей, потом обернулся к Андурану.

— Да, я не только вылечил раны, нанесенные Зебубом, но и полностью обновил твое тело. — Волшебник кивнул Конану. — Я — постарался хоть в малой степени вознаградить тебя за пережитые зло и боль, горец. Твои кости и внутренние органы стали намного прочнее. Теперь тебя очень тяжело убить или вообще серьезно ранить. Ты сам удивишься, когда увидишь, как быстро будешь оправляться после ранений. Ибо немало ждет их тебя впереди. Я смог лишь краем глаза заглянуть в твое будущее, Конан. И будет одна битва сменять другую, ибо таково твое предназначение — бороться со злом и помогать людям. И какой бы грозный вызов тебе ни бросала судьба, знай, если ты отступишь, то принять его будет некому…

— А я, волшебник, никогда не отступаю, — пожал плечами Конан. — И никогда не перекладываю на плечи других людей то, что должен сделать сам.

— Знаю, — кивнул Андуран. — Поэтому и вмешался в твою судьбу. Но в твоих глазах, горец, я читаю вопрос. О чем ты хотел спросить?

— Я вижу, что с принцессой Афризией, — Конан вежливо склонил голову, — хвала Вещему Ворону, все в полном порядке. Но мне хотелось бы знать, что произошло на самом деле, раз уж выяснилось, что Зебуб к ее похищению не причастен.

Кто же ее украл?

— Я, — просто сказал Андуран.

Глядя на замершего от удивления Конана, Афризия тихонько рассмеялась:

— Я все объясню тебе, северянин. Дело было так…

…Две сотни лет назад Андурану, не уступавшему мудростью небожителям, смертельно надоели люди с их жадностью, глупостью и мелочностью. Устав от их бесконечных просьб и нытья, он воздвигнул себе небольшой замок на облаке. Волшебник покинул землю, решив отдохнуть от соплеменников.

Мудреца манили бескрайние просторы неба, холодные ветра, заснеженные вершины гор, чью девственную белизну не оскверняла нога человека. Андурану интереснее были тайны мироздания, нежели тайны политики. Его привлекали поиски истины, а не власти.

Волшебное облако среди тысяч и тысяч ему подобных плыло в небесах.

Многие годы лишь золотые драконы были собеседниками Андурана. Росли сила и мудрость мага.

В один прекрасный миг само время потеряло власть над этим воистину могучим чародеем. Десятилетия сменялись десятилетиями, и в конце концов Андурану захотелось узнать, как идут дела на грешной земле.

Издревле он практиковал магию зеркал, и любая полированная поверхность служила для Андурана дверью в мир. На первый взгляд, ничего внизу не изменилось. Те же три силы определяли ход человеческой истории: деньги, власть и личное могущество. Все так же люди плакали, смеялись, воевали и любили. Как же это все было скучно и однообразно!

Но лишь до той поры, пока случайно в одном из своих путешествий по зеркалам Андуран не увидел плачущую красавицу. Ее слезы, упавшие на поверхность волшебного зеркала, сработанного лично Андураном, связали их судьбы навеки.

Маг, чей возраст исчислялся веками, словно мальчишка, влюбился в юную принцессу, которой было девятнадцать лет от роду. Андуран, привыкший считать, что он навеки отринул земные страсти и привязанности, совершенно потерял голову Не желая медлить ни единого мига, волшебник погрузил руки в зеркало и перенес Афризию из дворца Фараха к себе на облако…

— Разве могла я когда-нибудь подумать, что свершится заветная мечта любой девчонки попасть в замок Бенкизер? — сказала Афризия. — Конечно, сперва я испугалась и совершенно не понимала, что происходит на самом деле. Я решила, что угодила в руки палачей Золотого Павлина…

— …И чуть не убила меня своим костяным гребнем! — рассмеялся Андуран. — Знали бы вы, чего мне стоило справиться с этой дикой кошкой. Я с ног до головы был покрыт синяками!

— Я хорошо усвоила твои уроки, дядя Рамазан, — кивнула, соглашаясь с волшебником, принцесса.

…Удивлению принцессы, уяснившей, кто ее похитил на самом деле, не было предела. А через несколько дней огромный интерес и уважение к кумиру ее детства сменила неподдельная страсть.

— Это действительно была любовь с первого взгляда! — воскликнула Афризия, беря в свои узкие ладошки мощную руку Андурана.

Влюбленные обменялись взглядами. У Конана даже екнуло в груди: он знал этот взгляд, именно так смотрела на него его прекрасная Белит…

Волна чувств, обрушившаяся на Андурана и Афризию, закружила их в вечном, как мир, водовороте, заставив забыть обо всем на свете. Свитки, содержавшие ответы на сокровенные вопросы человечества, пылились на столе; удивленные драконы улетали, не дождавшись хозяина; судьба далекого Кироса — все было забыто и принесено в жертву на алтаре Любви. Бенкизер бесцельно плыл по бескрайнему океану воздушных просторов, послушный воле ветров. Подлинная страсть сжигала время и расстояние.

Так, один за другим текли дни, открывая влюбленным сокровенные тайники души друг друга. И лишь накануне дня, на который была назначена свадьба с Зебубом (казалось, это было вечность назад!), Афризия стряхнула с себя сладкое наваждение. По просьбе принцессы Андуран показал ей Кирос и ее отца Фараха. Кто может описать ужас девушки, увидевшей, во что превратился могучий и крепкий мужчина за время ее отсутствия?

— Я решила, что всему виной мое исчезновение. — Голос Афризии дрогнул. — Я проклинала себя за то, что совершенно забыла про отца! Но Андуран, умевший видеть истинную суть вещей, сразу заметил, что с Фарахом было что-то не так.

— По облику человека всегда можно определить, что у него похищена душа, — кивнул волшебник.

Для столь опытного и мудрого чародея не составило труда докопаться до истины. Истина же оказалась страшна. Андуран прекрасно сознавал, какая опасность нависла над миром. Ему была ведома настоящая мощь Огненной Птицы. Но он до сих пор был уверен, что Золотой Павлин надежно заперт. Ни один маг на земле не имел понятия, что продавшийся силам Зла некромант Улхаш с помощью страшных чар сумел призвать Глаз Павлина на землю.

Удивительна воля Случая, этого настоящего господина всего сущего. Глаз Павлина питал силой Зебуба. Пока же кровавое око висело у гхазского колдуна на шее, оно было надежно укрыто сильнейшими чарами от взора любого мага. Но не от взгляда простого смертного! И надо же такому случиться, что Андуран начал свои поиски именно в тот миг, когда глаз демона оказался в руках Ишмаэля.

— На весы была брошена судьба рода людского. А благодаря Афризии я снова чувствовал себя одним из его представителей. Хвала Силам Света, мне вовремя удалось разгадать, с кем придется иметь дело, — проговорил Андуран, — и я сумел подготовиться к магическому поединку. Но до последнего мгновения я не был уверен, что моих сил хватит, чтобы справиться со страшным демоном. Чем все закончилось, вам самим ведомо, поскольку все вы в той или иной мере участвовали в этих событиях.

Но главный герой этого поединка — это ты, северянин, — обратился Андуран к Конану. — Если бы не твое вмешательство, не твои сила воли и беспримерное мужество, нам всем было суждено стать горстью праха под пятой Зебуба. Именно ты, Конан, окончательно избавил наш мир от Посланца Тьмы, когда уничтожил Глаз Павлина. Ибо до тех пор, пока кровавый камень оставался цел и невредим, в распоряжении Зебуба была вся страшная сила Огненной Птицы.

— Так что же это получается? — удивился Конан. — Если бы ты не украл Афризию, она вышла бы замуж за Зебуба. Тогда бы ничто ему не помешало стать королем Кироса, накопить сил и обрушить свою ересь на мир!

— Точно, — согласился Андуран. — Более того, зло само себя перехитрило! Если бы Юсиф не отдал Руфию в руки палачей Золотого Павлина или просто промолчал об этом, у тебя не было бы никаких причин лезть в их логово! И стало быть, ты не оказался бы в нужное время в нужном месте, не уничтожил бы Глаз Павлина и не избавил мир от Зебуба!

— Чудны дела ваши, боги! — покачал головой окончательно запутавшийся Конан.

— Не стоит над этим ломать голову, горец, — посочувствовал киммерийцу Андуран. — Добро всегда найдет тот или иной способ противостоять злу. А тебе, северянин, не впервой воздавать злодею по заслугам.

— Дело говоришь, — согласился Конан с Андураном.

— Ну вот и пришло время прощаться, друзья мои. Надо ли говорить, что все вы мои дорогие гости на нашей свадьбе? Перед тем же, как отправиться по своим делам, подумайте, нет ли у вас ко мне каких-нибудь просьб, — обратился к присутствующим волшебник.

Все были вознаграждены по заслугам, и никто не хотел искушать судьбу. Лишь Конан о чем-то глубоко задумался. Наконец совсем мальчишеская улыбка озарила лицо киммерийца.

— Знаешь, волшебник, я всегда завидовал птицам, которые смотрят на наш мир из поднебесья. Но как бы высоко я ни поднимался в горы, все равно мне не удавалось охватить взглядом весь мир. Сейчас же ни ты, ни Афризия, — рассудил Конан, — не можете покинуть Кирос. А сразу же после твоей свадьбы, волшебник, мы с Руфией, — Конан обнял девушку за плечи и крепко прижал ее к себе, — отправляемся в Кот. — Так вот, не одолжишь ли ты на эти две седмицы нам свой летающий замок?

Даже Ишмаэль присвистнул от такой наглости. Но, к удивлению друзей, Андуран не счел просьбу киммерийца чрезмерной.

— Да будет так. Я прекрасно тебя понимаю и сам с удовольствием составил бы тебе компанию, но увы… — Волшебник вздохнул и развел руками. — Ты совершенно прав. В ближайшее время вряд ли мне представится возможность покинуть землю. Как я ни старался убежать от дел людских, судьба распорядилась по-другому. Теперь, — Андуран с нежностью посмотрел на Афризию, — я в ответе не только за себя, но и за народ своих будущих детей. — Он посмотрел долгим взглядом на Конана: — И знаешь, мне это по душе, хотя не думаю, что ты сейчас со мной согласишься. Вспомни, горец, мои слова через тридцать лет.

Послушный воле киммерийца сказочный замок летел на восток. Далеко внизу проплывали каменные отроги Гамалейских хребтов.

Горы уходили во все стороны, насколько хватало глаз, и лишь на севере сменялись лесистыми равнинами.

На далеком-предалеком горизонте только начало всходить солнце, и первые лучи дневного светила окрасили вечные снега в розовый цвет. Ледяной воздух был удивительно прозрачен. Торжественную тишину вечных гор нарушала лишь бесконечная, как время, песня ветров.

Конан во весь рост выпрямился на невысоком каменном парапете. Подставив грудь холодному свежему ветру, киммериец не сводил прищуренных глаз с солнечного диска. Счастье переполняло его душу.

Он был молод, здоров и полон сил. Вот он, весь мир, — как на ладони лежит под его ногами! Что можно было желать еще? Золото? Тлен! Власть? Ловушка для сильных! Смысл имела лишь вечная борьба.

Может быть, дальновидный Андуран и знал, как сложится жизнь киммерийца, но сейчас Конану было наплевать на все откровения волшебника. Он сам без чьих-либо советов разберется, где зло, а где добро!

От распирающих его чувств киммериец запрокинул лицо к бело-голубому небу и во весь дух закричал:

— Эа-а-а!!!

Далеко внизу дрогнули потревоженные впервые с начала времен горные склоны, но вскоре последнее эхо крика киммерийца затерялось среди каменных пиков.

— Ты прямо как маленький. — Закутавшись в пушистую мягкую меховую накидку, Руфия стояла в дверях. — Иди лучше ко мне, мой герой!

— Иду, радость моя, иду! — отозвался Конан.

Киммериец довольно рассмеялся и направился к девушке.