Глаз павлина

Глава четвертая

Конан шел по погруженному в предрассветные сумерки городу. Солнце еще не встало, лишь на востоке редкие облака чуть заалели. Стены красивых белокаменных зданий были подернуты розовым флером. Легкий ветерок шелестел, играя сочной листвой деревьев и султанами пальм, нежно пробегал по головкам цветов. Приветствуя наступление нового дня, пели птицы, щебетанию которых мелодичным журчанием отвечали многочисленные фонтаны. Но теперь киммериец знал истинную цену внешней красоты и обманчивого покоя. Древнее зло черной язвой разъедало сердце Кироса. Так до поры до времени скрывается отвратительное насекомое под нарядной оболочкой кокона, чтобы в один миг осквернить мир своим появлением.

Всем своим сердцем Конан ощущал приближение грозных событий. Безошибочное чутье варвара уже уловило дыхание грядущих бедствий. И как ни странно, теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее, чем накануне. Какой бы сильный и хитрый враг ему ни противостоял, Конан не сомневался в своей победе. Каждая клеточка его тела была переполнена силой, льдистые глаза грозно сверкали. Что же, он сделал свой выбор!

Первым делом Конан направился в «Золотую Лозу», чтобы на месте выяснить, как исчезла Руфия. Кто знает, может быть, какая-нибудь мелочь и наведет его на след сабатейских колдунов.

У дверей таверны дремал на табурете пожилой кряжистый шемит в пестрой галабе. Услышав шаги, он открыл глаза, но, узнав постояльца, расслабился. Конан кивнул охраннику и вошел в пустую таверну. В это раннее время посетители еще спали. Хозяина тоже не было видно — должно быть, он разливал вино в погребе, готовясь к новому суматошному дню.

Конан, бормоча под нос проклятия Юсифу в отдельности и всем колдунам, вместе взятым, поднялся по скрипучей лестнице. Он сам толком не знал, с чего начать поиски. Эх, если бы враг оказался перед ним прямо сейчас! Северянин был не мастак разгадывать головоломки, но зато прекрасно знал, что делать, очутившись с врагом лицом к лицу. Крепкий кулак и острая сталь — вот оружие настоящего мужчины! Конан всегда считал, что все эти хилые колдуны, набравшиеся черных слов из проклятых книжек, мстят всему миру за свою неполноценность.

При мысли о беззащитных девушках, Афризии и Руфии, над которыми нависла смертельная опасность, Конан заскрипел зубами и так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.

Киммериец подошел к дверям своей комнаты и замер как вкопанный. Из-за тяжелых дверных створок отчетливо доносились голоса. И хотя Конан не смог различить слов, было ясно, что говорили мужчины.

Двигаясь совершенно бесшумно, словно крадущийся горный лев, Конан приблизился к дверям, извлек из-за спины обоюдоострый двуручный меч кхитайской работы, выбранный им в оружейной палате дворца (Рамазан наотрез отказался выпускать горца безоружным), и перехватил клинок поудобнее. Отлично, на ловца и зверь бежит!

«Пожалуй, убивать сразу всех нет смысла, — подумал Конан. — Мертвого не допросишь. А вот уж разговорить живого особых трудностей для меня не составит!»

Киммериец сильным пинком распахнул дубовые створки и с громогласным криком, несомненно поднявшим на ноги сладко спавших обитателей других комнат, выпрыгнул на середину комнату, готовый к любым неожиданностям. По крайней мере, так ему казалось…

Конан замер в боевой стойке: меч занесен над головой, локти разведены в стороны, полусогнутые мускулистые ноги широко расставлены. В следующий миг северянин оглушительно расхохотался.

За туалетным столиком Руфии, с которого прямо на кровать были свалены всякие женские украшения, баночки с румянами и прочие тюбики и коробочки, содержимое которых для Конана всегда оставалось загадкой, сидели двое мужчин: черный и белый. Это были Тумелар и Ишмаэль.

И если кешанец успел привстать на стуле и протянуть руку к лежавшей рядом с ним сабле, то юный адепт Бела, выпучив глаза, просто замер с поднятым кубком. На его безукоризненно белую куртку текла струйка лучшего красного вина из запасов Конана.

— Конан! — выкрикнул пришедший в себя Ишмаэль, вскакивая на ноги. — Конан! — повторил он и бросился обнимать киммерийца.

— С возвращением тебя, — поклонился, по кешанским традициям прижимая руку к сердцу, более выдержанный Тумелар.

Конан даже сам удивился, какое облегчение и радость он испытал, увидев в своей комнате этих людей.

— Но почему вы здесь? И как получилось, что вы знакомы? — не стал скрывать он своего изумления. — Хотя, клянусь Вещим Вороном, вы-то мне и нужны!

— Когда я увидел, что творится в таверне, то тут же побежал за стражей, — начал рассказывать Ишмаэль. — Знаешь, я кое-что смыслю в таких вещах и сразу понял, что без колдовства тут не обошлось. А потом я шел за твоими носилками до самого дворца и из разговора дворцового лекаря с сотником стражников понял, что, по крайней мере, ты жив. Мне удалось пробраться в королевские сады, но в сам дворец я попасть не смог.

Повертевшись там до наступления темноты, я решил вернуться в «Золотую Лозу», чтобы рассказать твоей женщине, что случилось. Но, увы, я ее не застал. — Паренек развел руками. — Зато наткнулся на какого-то кешанца, который искал «такая большой-большой северянина, который зовет Конан». — Ишмаэль озорно подмигнул Тумелару, который лишь скалил белые зубы, слушая, как шемит передразнивает его. — Я разговорился с Тумеларом, и мы решили скоротать ночь за кувшинчиком вина, чтобы с утра отправляться тебя выручать.

— Один хороший человек позвал другого хорошего человека, — кивнул, соглашаясь с Ишмаэлем, кешанец. — Разве можно не прийти? Я узнаю, что этот хороший человек в беде. Разве можно не помочь? Но я вижу в твоих глазах тревогу, брат, что произошло? Это как-то связано с тем, что твоя женщина так и не появилась?

Конан кратко изложил друзьям события последней ночи.

— Слава Вещему Ворону, я спровадил колдуна на тот свет, — сплюнул под ноги киммериец, — но к тому времени он уже успел продать Руфию сабатейцам. А теперь еще выяснилось, что в грязных лапах колдунов Золотого Павлина находится и принцесса Афризия. Я поклялся спасти обеих девушек и извести колдовскую падаль, — закончил он.

— Я с тобой, Конан, — опять поклонился Тумелар. — Это обещает быть интересным приключением… Кроме того, — кешанец хитро улыбнулся, — король щедро отблагодарит спасителей Афризии!

— Можешь полностью рассчитывать на меня. — В противоположность чернокожему жонглеру Ишмаэль оставался совершенно серьезным. — Бросить все и отправиться на помощь принцессе Афризии — священный долг любого гражданина Кироса!

— Отлично сказано, юноша! — раздалось из все еще распахнутых настежь дверей.

Мужчины, как один, повернулись на голос. На пороге комнаты стоял дородный шемит в роскошной одежде.

— Джилзан! — воскликнул Конан.

— Истинно так, мой неукротимый друг. Позволь мне принести тебе свои искренние соболезнования в связи с исчезновением прекрасной Руфии… Да позволено мне будет называть офирское сокровище ее настоящим именем…

— Откуда тебе все это известно? — пораженный Конан схватился было за рукоятку меча. — Я готов был поклясться, что почтенный Рамазан будет хранить мою тайну.

На загорелом обветренном лице караванщика промелькнула улыбка.

— Ты ошибаешься, северянин! Что-либо выведать у начальника стражи Рамазана не смогла бы сама Иштар. Как я тебе уже говорил, настоящий торговец должен везде иметь свои источники сведений. — Хвала Птеору, случилось так, — купец скромно потупил глаза, — что мужем моей младшей дочери оказался дворцовый колдун…

— Ну, дед, ты даешь! — присвистнул Ишмаэль. — Если бы Бел Хитроумный не призывал избегать торговли, я бы точно подался в купцы!

— Кроме того, я знаю, что ты намерен спасти Афризию. Я тоже патриот Кироса, — Джилзан кивнул Ишмаэлю, — и поэтому пришел предложить тебе любую помощь, какую в силах оказать скромный караванщик.

— Спасибо, Джилзан! — От могучего хлопка по плечу старый шемит даже присел. — Но дело в том, что я пока не знаю, где проклятые сабатейцы прячут девушек. Если бы я смог выяснить, где находится их логово… — Киммериец по-волчьи оскалился.

Выражение его ледяных, бездонных, как озера Асгарда, глаз заставило поежиться всех присутствующих в комнате. На мгновение этим видавшим многое мужчинам показалось, что под личиной грубого варвара скрывается сама смерть.

— Увы! — Джилзан погрустнел. — Никому неведомо, в какой гнусной дыре скрываются кровожадные твари. С помощью своих заклятий колдуны надежно укрылись от посторонних глаз. Золото — самый благородный металл, но и оно бессильно против низменного колдовства… Но, быть может, ты все же в чем-то нуждаешься? Говори, не стесняйся, мой мужественный друг. Все мое — твое! — С этими словами Джилзан кинул на стол тяжелый кожаный мешок с золотом.

— Я беден, и мне нечего предложить тебе, кроме своих клинков, — гордо вскинул голову Тумелар. — Но знай, Конан, что они в твоем распоряжении!

— Я, конечно, не такой опытный воин, как Тумелар, и не так богат, как караванщик, — присоединился к остальным Ишмаэль, — но и я могу тебе кое-что предложить!

С этими словами Ишмаэль бережно извлек из-за пазухи шелковый сверток. Размотав тонкую ткань, паренек положил на стол огромный кроваво-красный самоцвет. Этот удивительно круглый камень был вделан в странную костяную оправу, украшенную непонятными резными символами, к которой крепилась тяжелая золотая цепь. Удивителен был и странный оттенок самого золота — болезненно алый, как будто его покрывала свежая кровь.

— Спасибо, друзья! — Конан был тронут до глубины души. — Это мой вызов, но я с благодарностью принимаю вашу помощь. И даже если нам всем суждено погибнуть в борьбе с проклятыми сабатейцами, я уверен, мы встретимся в туманных чертогах на Бен Морге. Кром знает, что такое настоящая храбрость!

Несколько смущенный проявлением своих чувств, киммериец перевел разговор на другую тему.

— Что это такое? — спросил он у Ишмаэля, ткнув пальцем в сторону лежавшего на столе самоцвета.

— Я говорил, что мне удалось пробраться в дворцовые сады, — сказал Ишмаэль, — но не в сам дворец. Когда я уже решился уходить, на главной аллее, ведущей к Западным воротам, показалась пышная процессия. Это был принц Зебуб со своей свитой. На правах жениха Афризии он каждый вечер наносит визит будущему тестю. Я решил, что грех не воспользоваться таким случаем, чтобы незаметно покинуть сады Фараха. Скорчив надменную морду, я присоединился к свите Зебуба.

Гхазцы решили, что я какой-то мелкий служащий Фараха, направляющийся по делам в город. Так мы и прошествовали к выходу. Ты же знаешь, — Ишмаэль заговорщицки подмигнул Конану, — какая передо мной стояла задача? Но, думаю, ты догадался, что она уже решена. — Взяв самоцвет со стола, он подкинул его на ладони. — А решить ее, хвала небесам, помог случай. Не иначе как сам Бел Изобретательный дернул ветер за хвост, потому что шквал налетел совершенно внезапно. Зебуб как раз в этот миг зачем-то наклонился, и порыв ветра распахнул его куртку. Ты представляешь, Конан, что я подумал, когда мне удалось разглядеть мерцание драгоценного камня во внутреннем кармане Зебуба?

— Я подозреваю, что ты решил немедленно облегчить карман от такой тяжелой ноши, — хмыкнул киммериец.

— Точно! — признал правоту Конана паренек. — Ну, дальше все было просто, — хвастливо заявил он. — Когда Зебуб подошел к воротам, я подпихнул очень вовремя проходившего мимо павлина прямо ему под ноги. Гхазец споткнулся о глупую птицу, и, если бы не моя помощь, — Ишмаэль рассмеялся, — Его высочество растянулся бы во весь рост. Я, можно сказать, подхватил его на лету. Ну а пока принц отряхивался и ругал стражников на чем свет стоит, я как ни в чем не бывало вышел на площадь. Свернув в ближайший переулок, я помчался во весь дух в «Золотую Лозу». Жалко только, что мне не довелось увидеть выражение лица гхазского хлыща, когда он обнаружил пропажу, — тяжело вздохнул Ишмаэль. — Но нельзя же сразу получить все!.. Э-э-э… Ты чего? — Приверженец бога воров обернулся к Тумелару.

Конан и Джилзан, с неподдельным интересом слушавшие рассказ Ишмаэля, тоже посмотрели на кешанца.

Тумелар сидел на стуле, уставившись, как загипнотизированный, на добычу Ишмаэля. Лицо его посерело, как будто он увидел оживший труп (кстати сказать, когда Конану довелось побывать в Кешане, он видел и не такое), и жонглер, не в силах вымолвить ни слова, лишь хрипел, тыча пальцем в сторону самоцвета.

— Да не расстраивайся ты так, — ободряюще заметил юный шемит. — Знаешь, сколько у него таких? Не обеднеет! Или ты хочешь сказать, это был свадебный подарок? — Ишмаэль задумался.

— Г… Г… — между тем хрипел Тумелар. Схватив со стола большой кувшин с вином, он жадно к нему приник, смачивая пересохшее горло.

— Дурак! — рявкнул он наконец, вскакивая. — Ты просто не понимаешь, что попало тебе в руки!

Конан и Джилзан смотрели на Тумелара в полном недоумении, не понимая, что могло заставить так разволноваться бесшабашного и веселого кешанца.

— Вы, необразованные задницы, это же Кровавый Глаз!!!

— Вышло так, — начал Тумелар свой рассказ, когда немного успокоился, — что много-много лет назад, когда я еще ходил в услужении у знаменитого воина-мага Ат-Хуана, мне довелось участвовать в одной необычной поездке в глубь Зембабве.

Ат-Хуан всю свою жизнь наращивал и тренировал личную Силу. Можете мне поверить, что если бы он решил следовать путем Меча или Скипетра, то мир с готовностью лег бы ему под ноги. Но он выбрал путь Силы. Так вот, — Тумелар прикрыл глаза, вспоминая дела давно минувших дней, — я тогда был наглым юнцом, усвоившим лишь пару заговоров и простых трюков с мечами, но мнил уже себя великим воином. При каждом удобном случае я старался показать учителю свои силу и ловкость.

Мы пробирались сквозь джунгли уже третью седмицу, идя к цели, известной лишь Ат-Хуану да Черным Богам, когда вышли к древним развалинам. Ни разу в жизни я до этого не видел ничего подобного. Джунгли внезапно закончились, и мы оказались на краю огромной каменной чаши. Не могу сказать вам, что это был за камень — черный и блестящий, чем-то похожий на обсидиан, но куда более прочный.

Необычные здания из этого же камня ровными рядами спускались по стенам чаши. А точно в ее середине возвышалась исполинская черная пирамида. Что за раса возвела эти строения в сердце джунглей? К мрачному городу не вело ни одной дороги, казалось, даже лесные звери и птицы старались избегать этого места.

Когда я увидел, как вспыхнули глаза Ат-Хуана, сразу понял, что именно сюда он и стремился. Я накинулся на учителя с расспросами, но он только сказал, что этот город был возведен на заре вечности народом хенаритов, не имеющим ничего общего с людьми. Помолчав, он добавил, что учителя учителей его учителей учились у последнего ученика учеников мудрецов хенаритов и что он, Ат-Хуан, потратил жизнь на то, чтобы выяснить, где находится их город.

Он наотрез отказался говорить дальше со мной на эту тему, но я так понял, что он надеялся отыскать здесь некий магический талисман, дающий возможность путешествовать между пластами бытия.

Солнце уже заходило, и Ат-Хуан велел мне разбивать лагерь на опушке джунглей. Пока я разводил костер и пытался подстрелить какую-нибудь живность на ужин, мой учитель занимался своими делами. Он приготовил отвар, который позволял его духу путешествовать вне тела. Перед тем как его выпить, Ат-Хуан строго-настрого велел мне не подходить к каменной чаше и дожидаться восхода солнца, когда его дух вернется в тело.

Я поужинал в одиночестве. Между тем солнце зашло, но я с удивлением обнаружил, что темнее не стало: все вокруг залило голубое сияние, исходящее от странного черного камня. От возбуждения я никак не мог уснуть, и вот, когда уже до рассвета оставалось совсем немного, я решился. Повторяю, что тогда я был молод и самонадеян. Убедившись, что учитель все еще пребывает в трансе, я задумал отправиться к пирамиде и попытаться самому отыскать нужный Ат-Хуану талисман. Не теряя времени, я подпоясался верными мечами и, насвистывая, пустился в путь, без малейших препятствий достиг пирамиды и прямиком направился к каменному порталу.

Но стоило мне переступить порог, как прозрачное голубоватое облачко обрушилось точно мне на голову. Я успел взмахнуть саблей, но железо прошло сквозь мерцающий туман, не причинив неведомому стражу ни малейшего вреда. В следующий миг мир в моей голове взорвался, и я потерял сознание.

Пришел я в себя на месте стоянки. Меня мучила жуткая головная боль, и я практически ничего не видел, однако ехидный смех Ат-Хуана быстро привел меня в чувство.

«Дуракам счастье, — весело сказал он. — Неужели ты думал, что это место никто не охраняет? Как ты думаешь, что происходит с незваными гостями, которые ищут здесь личную выгоду, силу или богатство? И кроме того, Страж признал мое право войти в пирамиду хенаритов. Что же, мой мальчик, поскольку ты остался жив, это для тебя будет полезным уроком».

«Учитель, — спросил я, — а ты нашел то, что искал?»

«Тумелар, — ответил Ат-Хуан, — любые поиски рано или поздно заканчиваются, хоть и не всегда так, как хотелось бы. Но да, я нашел».

Через пару дней я был уже в полном порядке. На последней ночевке, перед тем как отправиться обратно, Ат-Хуан показал мне Книгу Знаний хенаритов. Собственно, это была не совсем книга, а невероятно могучий магический талисман, принимающий вид книги. Причем то, что там было написано, мог прочитать любой человек на известном ему языке.

«Так получилось, что последний из моих учителей погиб, прежде чем смог забрать Книгу Знаний, — сказал Ат-Хуан. — И все эти годы она дожидалась меня. Множество магов, волшебников, колдунов, чернокнижников и волхвов продали бы души Сету за обладание ею. Но теперь я собираюсь покинуть этот мир вместе с книгой, где содержатся ответы на все вопросы, которые были, будут и могут быть заданы, ибо Книга Знаний может стать источником и невероятных благ, и вечного проклятия для людей».

Я листал эту книгу до тех пор, пока не взошло солнце и Ат-Хуан у меня ее не отобрал. Большую часть времени я потратил на то, чтобы усвоить уроки забытого воинского искусства хенаритов. Это, кстати, Конан, ответ на твой вопрос, где я научился фехтовать. А потом я развлекался тем, что задавал вопросы о предметах, которые могут представлять для меня опасность. И особо мне запомнилось описание некоего зловещего самоцвета, который называется Кровавым Глазом. Он, хочу вам сказать, и есть настоящий глаз. В незапамятные времена жестокий демон, Огненная Птица, отдал один из трех своих глаз древнему черному магу, сумевшему заключить с ним союз. Чтобы угодить своему божеству, адепты Огненной Птицы приносят человеческие жертвы. И чем больше мучений претерпевает жертва, тем больше силы получают Огненная Птица и ее жрецы. Хвала Черным Богам, она не может являться в наш мир по своему желанию, и именно для того, чтобы ее вызвать, служит Глаз. Эта вещь — главная святыня и главный талисман кровавых маньяков. В этой книге было сказано, что Кровавый Глаз сулит для меня величайшую опасность, — закончил Тумелар.

— Птеор великий! — воскликнул Джилзан, — Да он же говорит о Золотом Павлине!

— Точно! — согласился Ишмаэль.

— Но какое отношение к проклятому камню имеет Зебуб? — удивился Конан.

— Я думаю, самое непосредственное, — решил Джилзан. — Как же иначе у него мог оказаться Глаз Павлина? Кроме того, это прекрасно объясняет и его многочисленные странности, и то, что гхазское посольство так тщательно охраняют, и то, что Рамазан до сих пор не смог найти логова сабатейцев. Никому даже в голову не могло прийти искать колдунов Золотого Павлина там, где расположилось посольство Гхазы.

— Да, но зачем он похитил Афризию накануне свадьбы? — почесал голову Конан.

— Вероятно, для него не секрет, что он не пользуется любовью горожан, — высказал предположение Джилзан. — И наоборот, жители Кироса обожают Афризию. Более того, Афризия, по слухам, даже видеть не может Зебуба. Скорее всего, он задумал околдовать принцессу. А потом он ее якобы спасет и тем самым добьется уважения в Киросе. Кроме того, — продолжил хорошо разбирающийся в политике купец, — Зебуб намеревается принять от стареющего Фараха власть и потихоньку назначить на все посты своих единоверцев. Если адептам Золотого Павлина удастся без шума захватить власть в таком мощном государстве, как Кирос, то они на пиках нашей армии понесут свою кошмарную веру всем народам Шема, насаждая ее огнем и мечом…

— Этому не бывать! — рявкнул Конан. — Я этого урода разорву на мелкие части, и мне плевать на его замыслы!.. Отлично, теперь я знаю, где находятся девушки, — Киммериец уже обдумывал, как напасть на посольство Гхазы. — Джилзан, мне понадобится твоя помощь. Ты сможешь раздобыть нам торговые пропуска в посольство?

— Даже лучше, Конан! Как раз сегодня вечером я привожу груз зерна и редких вин на посольский склад. Так вот, среди прочих товаров будут три огромные емкости с оливковым маслом. Думаю, что даже ты, Конан, поместишься в такой бочке.

— Хорошо, Джилзан, с этим решено. Ты говорил, что готов помочь мне людьми?

— Да. Отряд моих личных воинов к твоим услугам, киммериец.

— Подведи их скрытно к стене сада, что окружает посольство, и пусть они ждут моего сигнала. Мы постараемся спасти девушек без шума, но может статься и так, что нам потребуется помощь. Дальше. Насколько надежно охраняется обитель колдунов? — обратился Конан к купцу.

— Я могу ответить на этот вопрос, — вмешался Тумелар. — Вполне надежно. Я как-то пытался туда пробраться, но меня чуть не разорвали на части зингарские псы-убийцы, которых после заката выпускают в сад. Кроме того, день и ночь и у наружных ворот, и у внутренних дверей здания несут стражу караулы зуагирских и кушитских наемников. Несмотря на все мои старания, мне не удалось миновать даже наружную стражу…

Конан вопросительно посмотрел на Джилзана, но купец только развел руками:

— Я не знаю тех, кому довелось побывать внутри. Зебуб объясняет такую скрытность особенностями национальных гхазских обычаев, которые запрещают пускать посторонних в жилые помещения. Даже посольские приемы Зебуб проводит в специально снятых залах в самом Киросе. А все торговые сделки заключают в здании торгового представительства, что стоит в сотне локтей от здания посольства. Кстати, там же находятся и склады.

— Что же, решено, — подвел итоги Конан. — Мы с Ишмаэлем и Тумеларом в бочках дожидаемся на складе ночи, а потом пробираемся в посольство и спасаем девушек. Джилзан в это время со своим отрядом стоит под стенами. Мы постараемся действовать по возможности тихо, но если будет нужда, то заодно перебьем и колдунов. Если ты, — киммериец повернулся к купцу, — услышишь крики и шум битвы, вели своим людям лезть через стены и пробиваться нам на помощь.

Конан вылез из бочки, когда, по его мнению, стояла уже глубокая ночь. Чуть позже к нему присоединились Ишмаэль с Тумеларом. В узкие зарешеченные оконца светила полная луна, бросая яркие белые полосы на мощенный керамической плиткой пол. Стараясь двигаться как можно тише, троица обследовала помещение склада.

— Здесь только одна дверь, и она заперта на замок снаружи, — доложил Конану Тумелар.

— Что же, придется ее ломать, — скривился киммериец. — Кром беспощадный, сюда сбежится вся стража! Ну, коли так, будем пробиваться с боем…

— Подожди, — остановил киммерийца Ишмаэль. — А ну, подсадите меня, — велел он спутникам.

Те, слегка озадаченные, выполнили просьбу парнишки. Он высоко подпрыгнул на могучих плечах киммерийца и, уцепившись за край вентиляционного отверстия, подтянулся. В эту дыру, казалось, могла пролезть лишь кошка, но Ишмаэль, извернувшись совершенно невероятным образом, на глазах у изумленных приятелей ввинтился в узкий лаз.

Из темноты над головой мужчин послышались сдавленные проклятия, сопение и шуршание, и вот уже они услышали, как Ишмаэль мягко приземлился на ноги снаружи. Потом послышались возня и позвякивание металла, и вскоре дверь приоткрылась.

— Фф-фу! — выдохнул Тумелар. — Я уж боялся, что нас здесь обложат, словно крыс в норе.

— Пустяки, — нахально заявил Ишмаэль. — С таким замком справился бы даже мой дед-паралитик.

__ За мной, — шепнул Конан. — Теперь нам нужно проникнуть в само здание.

Троица бесшумно, словно облачка тумана, побежала к входу в посольство. На их счастье, зингарских волкодавов не было видно: должно быть, собаки охраняли сад лишь возле ограды.

Рядом с масляными светильниками стояли два стражника. Великаны-зуагиры, вооруженные двусторонними секирами на длинных ручках, о чем-то негромко переговаривались, не забывая тем не менее внимательно смотреть по сторонам. Оба воина были одеты в алые накидки, сколотые на груди костяными фибулами в виде павлиньих перьев. Над их головами нависала раскидистая крона большого дерева.

Тумелар сделал знак друзьям остановиться и в одно мгновение взлетел по, казалось бы, совершенно гладкому стволу. Черный кешанец растворился в темноте. Сверху не раздавалось ни звука. Ишмаэль вопросительно посмотрел на киммерийца, но тот приложил палец к губам и, улыбнувшись, чиркнул ребром ладони по горлу.

Не прошло и сотни ударов сердца, как из густой листвы над головами охранников показалось лицо Тумелара. Кешанец внимательно огляделся. То, что произошло дальше, напоминало, скорее, фокус, чем реальные события. Даже Конан, которому довелось уже составить представление о смертельном искусстве черного воина, не был подготовлен к тому, что увидел своими глазами.

Кешанец неподвижно замер на длинной и не очень толстой ветке, держа в обеих руках по сабле.

Внезапно он повалился лицом вниз. Словно гигантская летучая мышь, Тумелар широко раскинул руки в стороны, зацепившись на лету за ветку носками кожаных сапог. Два неуловимых поворота кисти — так, что сабли превратились в прозрачный круг, и оба стража, не издав ни звука, начали оседать с перерезанными от уха до уха горлами. Но прежде чем их тела коснулись земли, Тумелар перекувырнулся в воздухе и, мягко приземлившись на ноги, подхватил мертвых зуагиров.

Конан и Ишмаэль, восхищенно глядевшие на приятеля, немедля присоединились к Тумелару. Конан прислушался, но ничто не нарушало тишину. Велев Ишмаэлю снять с убитых накидки, он сам с помощью Тумелара втащил трупы охранников на дерево, где их надежно скрыла листва. Вскоре, кроме двух лужиц крови, ничто уже не напоминало о том, что здесь произошло.

— Отлично, — заколов на груди накидку, бросил Конан кешанцу. — Теперь мы можем пробраться в дом, не поднимая тревоги. — Если что — мы стражники, поймавшие воришку. — Киммериец кивнул на Ишмаэля. — Вперед!

Бесшумно приоткрыв двери, друзья проскользнули внутрь и, перешагнув порог, оказались в просторном зале. Каменные стены были обиты толстыми деревянными панелями и украшены тяжелыми плюшевыми портьерами с кистями. Вдоль них шли ряды вешалок для одежды и удобные скамьи, тоже обитые плюшем. Прямо напротив входа, скрытая занавесью, находилась еще одна дверь.

Конан прижался к золотистому дереву ухом и прислушался. Ни малейшего звука. Он осторожно потянул дверь на себя, просунул в образовавшуюся щель голову и быстро огляделся.

Направо и налево от него тянулся длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались двери. Коридор был ярко освещен масляными светильниками — настенными бронзовыми чашами в виде человеческих черепов, расположенными не далее полудюжины локтей друг от друга.

Убедившись, что коридор пуст, Конан махнул рукой Ишмаэлю и Тумелару.

— И куда теперь? — поинтересовался Тумелар.

Но не успел киммериец открыть рот, как за одной из дверей послышались шаги и звук голосов.

Не раздумывая ни мгновения, Конан вытолкнул шемита обратно, шепнув: «Прячься!», — а сам замер у входа. Тумелар, с полуслова понявший киммерийца, занял место с другой стороны двери.

Едва Ишмаэль успел юркнуть за ближайшую портьеру, как тяжелые створки одной из дверей распахнулись и коридор наполнился людьми.

Процессия примерно из двух дюжин адептов Золотого Павлина неспешно двинулась в сторону Конана и Тумелара. Здесь были люди чуть ли не всех рас Хайбории: и желтоликие стигийцы, и черные кушиты, и горбоносые шемиты, и раскосые кхитайцы, и узкоглазые зуагиры, и белокурые гиперборейцы. Но все они были облачены в такие же алые накидки, что и Конан с Тумеларом, правда с золотой оторочкой. Кроме костяных павлиньих перьев их украшали ожерелья из фаланг человеческих пальцев. А к поясам, судя по всему изготовленным из человеческой кожи, были подвешены различные мумифицированные человеческие органы. Равнодушно скользнув взглядом по лицам «стражников», возглавлявшие процессию два колдуна продолжили свою беседу.

— …Грядет время последнего жертвоприношения, — что-то настойчиво втолковывал один сабатеец другому. — Еще немного, и души избранных жертв проложат путь Повелителю Пламени! Никто тогда не сможет остановить нашу победную поступь! О, близок миг нашей мести! Трижды прав был мудрый Зебуб, собравший сотни уцелевших братьев со всех концов мира!

— Истинно так, Боршат. Сразу же после свадьбы Зебуба мы проведем должную подготовку армии Кироса. Никто не устоит перед силой Золотого Павлина. Все эти жалкие ничтожества, поклоняющиеся своему Птеору, десятилетиями притеснявшие наш орден, сполна испытают ярость гнева Огненной Птицы!

— Ненавистный Фарах, недолго тебе радоваться! — зашипел Боршат. — Наслаждайся своей никчемной жизнью, пока можешь. Скоро и ты, и твои проклятые девки укрепите своей плотью и душа ми мощь Золотого Павлина!

— Не шибко-то он может и радоваться, — злобно скривился его собеседник. — Душа пустоголового Фараха сейчас томится в глазе Огненной Птицы. Старый дурак даже не заметил, как его околдовали. Этот пес теперь — просто безмозглая марионетка в руках Зебуба, которого он боготворит!

— Торгон, я слышал, что принцесса Афризия — не такая легкая добыча, как ее отец.

— Ничего, и не таких обламывали. Погоди, пока не явится наш господин! Ты еще увидишь, насколько ему по вкусу придется это совершенное тело!

— Если от девки что-нибудь останется после того, как Зебуб возьмется за нее по-настоящему! — сладострастно облизнулся Боршат.

— Тут ты прав. — Торгон уважительно склонил голову. — Недаром он возглавляет нас уже пятнадцать лет! Мне остается лишь мечтать хоть когда-нибудь приблизиться к его мастерству Владыки Боли!

— Отменно сказано, брат! — всплеснул руками Боршат. — Но поспешим же, ибо сам принц будет проводить ритуал вызова Золотого Павлина. И кто знает, может быть, именно сегодня Огненная Птица соблаговолит отозваться на наш зов? Эта новая рыжая сучка — лакомый кусочек!

— Это точно! — Торгон подмигнул своему собеседнику и пихнул его в бок. — Не забудь, что Зебуб дает всем показать свое умение. Я ради такого случая разработал пару новых приемчиков! — Глазки колдуна маслянисто заблестели. — Не понимаю, как принцу удалось этого добиться, но агонию прошлой жертвы он растянул на целый день и половину ночи!

— Эта рыжая — тоже тварь здоровая. Могу поспорить, что из нее удастся вытянуть не менее дюжины локтей кишок!

В это время колдуны как раз поравнялись с Конаном. Кром всемогущий, что это?! На поясе у того, которого называли Боршатом, киммериец с ужасом разглядел сморщенное мумифицированное тельце ребенка. У Конана от ярости перехватило дыхание. Его глаза застилала кровавая пелена гнева. Никто даже представить себе не мог, какие душевные муки сейчас испытывал варвар, заставляя себя оставаться неподвижным. Больше всего ему хотелось обрушиться на это колдовское отребье и разорвать их зубами на мелкие части!

Ему помогла удержать себя в руках лишь мысль о том, что жизни даже пары дюжин колдунов вовсе не стоят жизни одной Руфии!

«Кром, прими мою клятву! — произнес про себя киммериец. — Я не допущу, чтобы хоть одна из этих бестий оскверняла своим дыханием чистые небеса! Это не люди, а демоны в человеческом обличье. Они даже хуже оборотней Ванахейма! Я не покину этот несчастный город до тех пор, пока в нем остается хотя бы один почитатель Огненной Птицы!»

Тем временем процессия удалялась. Слегка успокоившийся Конан с каменным лицом слушал описания пыток и мучений, которыми делились между собой жрецы. Эти твари не представляли для киммерийца ни малейшего интереса. Все они уже были мертвецами. Конан уже вынес им приговор и был полон решимости привести его в исполнение, чего бы это ему ни стоило.

Когда Боршат и Торгон поравнялись с седьмым от Конана светильником, они остановились. Боршат особым образом нажал на бронзовую челюсть черепа-чаши, и часть пола бесшумно ушла вниз, открывая широкую лестницу. Жрецы один за другим спустились вниз. Конан с Тумеларом опять остались одни.

— Ишмаэль! — позвал киммериец.

— Я здесь, Конан. — Паренек легко спрыгнул с какого-то выступа под потолком, где под защитой тяжелых штор нашел себе надежное убежище.

— Значит, так, ты должен выбраться наружу и найти людей Джилзана. Отправляйтесь с караванщиком во дворец и расскажите Рамазану, что мы нашли логово сабатейцев. Скажите ему, что этой ночью все почитатели Павлина собрались в одном месте. Я не знаю точно, сколько здесь этих мерзавцев, но уж явно не менее нескольких сотен. Объясните почтенному начальнику стражи, что именно Зебуб возглавляет орден Золотого Павлина и что проклятый гхазец готовится захватить власть в Киросе. Кроме того, ему нужно принять во внимание, что принц околдовал Фараха, поэтому королю ни в коем случае нельзя знать, что происходит на самом деле.

— И как я заставлю Рамазана поверить в эту историю? — Ишмаэль вопросительно посмотрел на Конана.

— Пусть это сделает Джилзан, — пожал плечами киммериец. — Думаю, он сумеет. Как бы там ни было, пускай Рамазан как можно быстрее стягивает своих Барсов вокруг посольства. Если потребуется, пусть возьмет на себя и управление войсками… — Конан кровожадно ухмыльнулся: — Нельзя допустить, чтобы хоть один из этих палачей дожил до утра. А мы с Тумеларом отправляемся спасать Руфию и Афризию. Кроме нас, им сейчас помочь некому. Мы постараемся продержаться до вашего прибытия, но, прошу тебя, поторопись!

— Я буду быстр, как Бел Легконогий! — ответил Ишмаэль и, пожав на прощание руки друзьям, выскочил из посольства.

Убедившись, что Ишмаэль растворился в темноте, киммериец и его чернокожий спутник, проверив вооружение, направились к нужному светильнику. Конан положил руку на бронзовую челюсть и повторил движение Боршата. Пол под ногами едва заметно задрожал, и часть его опустилась, превратившись в своеобразный лестничный пролет.

Едва Конан и Тумелар его миновали, за их спинами послышался легкий рокот и каменный блок беззвучно встал на место. Мужчины кивнули друг другу и начали спускаться в неизвестность.