Глаз Охотника

Глава 15 МОНАСТЫРЬ НАЧАЛО ВЕСНЫ, 5Э988 (настоящее время)

— Осторожно, Риата! — раздался тревожный возглас Аравана, который вслед за Гвилли и Фэрил карабкался наверх, к самому источнику золотистого свечения. — Это ведь может быть Стоук!

Но Риата не остановилась ни на секунду. Она стремительно взбиралась по огромной ледяной глыбе, не обращая внимания на осколки, сыпавшиеся сверху. Добравшись до источника света, она все-таки ответила эльфу:

— Да нет же, Араван, как ты не понимаешь: у Стоука пальцы костлявые и длинные, как у паука. Это рука Уруса! — И нетерпеливо прибавила: — Ну помогите же мне!

Пальцы снова слегка дрогнули, как от судороги, и Гвилли, покачав головой, недоверчиво произнес:

— Не может быть, чтобы он был жив. Это просто земля дрожит и льдина вместе с ней.

Но Араван уже был захвачен энтузиазмом Риаты.

— Фэрил, Гвилли, будьте начеку и посматривайте по сторонам, — скомандовал он, поднимаясь к эльфийке и поспешно отвязывая свое копье. — Если что, сразу предупредите нас! Хотя мой камень снова потеплел, враг может появиться в любую минуту!

Оглядевшись в поисках подходящего места для наблюдения, варорцы увидели еще большую глыбу льда, отколовшуюся от Глетчера и полностью загородившую вид на долину. Гвилли, однако, не растерялся и предложил забраться на эту глыбу. Не медля ни минуты, варорцы со всех ног припустились бежать к облюбованной громадине. Забраться на нее не составило им большого труда: помогли месяцы упорной тренировки и опыт недавнего подъема. Вдруг Гвилли закричал:

— Фэрил, глянь-ка сюда!

Дамна, которая немного отстала, заторопилась вслед за ним. Увидев то, на что не отрываясь смотрел Гвилли, она невольно вздрогнула. В толще льда было углубление, очертания которого явно говорили о том, что оно незадолго до этого служило оковами валгу. Стоука уже и след простыл, но в образовавшейся яме что-то блестело при свете луны.

— Гвилли, это же нож!

Не помня себя от волнения, дамна наклонилась и несколько мгновений спустя уже держала в руке драгоценный серебряный кинжал.

— Это же нож Пэталь! Тот самый, которым она поразила Стоука… Но это значит… это значит, что Риата была права: он был здесь и это именно его вой мы слышали. Теперь он, должно быть, уже далеко: рюкки и хлоки помогли ему скрыться.

Фэрил выглядела крайне озабоченной. Как будто в подтверждение ее самых дурных предчувствий, Глаз Охотника пылал над головами варорцев, еще более кровавый и яркий, чем обычно, а земля, казалось, сейчас уйдет из-под ног — так ее трясло.

Но делать было нечего — Фэрил заботливо вложила кинжал в ножны, пустовавшие столько веков, и осторожно стала подниматься наверх. Она подоспела как раз вовремя, чтобы увидеть, как усилия эльфов наконец увенчались успехом: после очередного подземного толчка от глыбы откололось еще несколько кусков и из-под ее обломков Риата и Араван вытащили огромного — просто гигантского — мужчину.

Сомнений не оставалось: это был Урус.

Риата зарыдала и, не переставая плакать, потянула его вниз, в относительную безопасность. И все увидели, что источником необъяснимого свечения был маленький сосуд из серебра и слоновой кости, используемый священнослужителями во время богослужения для окропления прихожан святой водой. Араван, поддавшись приступу любопытства, хотел было рассмотреть занятный предмет поближе, но он тотчас потух, лишь только эльф дотронулся до него. Теперь это была лишь обычная, хоть и дорогая вещь, не представлявшая собой особого интереса.

Риата не отходила от своего вновь обретенного возлюбленного. Она то припадала ухом к его груди, тщетно пытаясь уловить хоть малейшие признаки жизни в его бездыханном теле, то в отчаянии заламывала руки, содрогаясь от рыданий, которые сдерживала на протяжении долгих веков. Араван пытался успокоить ее, но она была безутешна.

Снова затряслась земля, и издалека, со стороны монастыря, донесся звон колоколов. В этот момент произошло невозможное: Урус глубоко вздохнул и снова затих.

Риата кинулась к нему, жадно прильнув к его груди. Она долго прислушивалась и наконец, не поднимая головы, произнесла:

— Он жив, но сердце еле бьется. Его нужно немедленно доставить в безопасное место.

Гвилли и Фэрил переглянулись, и баккан, как будто отвечая на призывный зов колоколов, сказал:

— Монастырь!

После некоторого размышления друзья решили, что это единственно правильный выбор, хотя, по словам Риаты, путь к монастырю был нелегким — семь миль снежных заносов и буераков, — но ничего более подходящего в округе не было.

Пока Риата и Фэрил охраняли покой Медведя, который еще раз тяжело вздохнул и опять затих, Араван при помощи Гвилли соорудил из веревок, ремней и тонких веток найденного бакканом чахлого деревца нечто наподобие волокуши, на которую не без труда удалось поместить Уруса. Эльф впрягся в волокушу и потащил неподвижного человека на юг, куда указала Риата. Остальные помогали ему, чем могли.

В серебристом свете луны варорцы смогли наконец рассмотреть Уруса, о котором так много слышали. Он в точности соответствовал описанию из дневника Пэталь: длинные, спускавшиеся ниже пояса каштановые с рыжинкой волосы, на висках тронутые сединой, такого же цвета седеющая борода. Одет Урус был в темно-коричневый жилет и длинный плащ, подбитый мехом, штаны были заправлены в высокие сапоги с меховой оторочкой. С пояса Медведя свисало грозное оружие — боевой цеп с шипами.

Глаза его были закрыты, но варорцы знали, что они светло-карие, напоминающие янтарь.

Сомнений быть не могло: это был Урус, хоть и едва живой.

Некоторое время путники шли молча, но наконец Гвилли, то и дело пристально вглядывавшийся в снег, озабоченно произнес:

— А ведь Стоука тоже тащили этой дорогой. Так что нам нужно быть настороже.

Риата, шедшая впереди, резко обернулась к ваэрлингу и встревоженно спросила:

— Откуда ты знаешь, Гвилли?

Баккан рассказал эльфийке об их с Фэрил находке и связанных с ней догадках и добавил:

— Там, где мы с Араваном рубили ветки для волокуши, я заметил следы рюкков, хлоков и валгов, ведущие на юг. Странно только, что среди этой нечисти, судя по следам, не было ни раненого валга, ни человека. Возможно, они и правда тащили его на себе.

Риата задумалась и неуверенно проговорила:

— Если Стоук действительно обессилен так же, как Урус, тогда сейчас самое время положить конец злодействам этого чудовища. Иначе, если он восстановит силы…

Гвилли поспешил возразить ей:

— Но его охраняют валги, хлоки и рюкки!

Риата уже хотела было что-то ответить, но в этот момент раздался голос Аравана, которому от тяжести волокуши каждое слово давалось с трудом:

— Перед нами две задачи, одна важнее другой: спасти жизнь Урусу и разделаться со Стоуком. Выход я вижу только один: нужно разделиться. Риата с Фэрил отправятся по следам рюптов и Стоука, а мы с Гвилли доставим Уруса в монастырь и останемся там до его полного выздоровления.

Не успел он произнести эти мудрые слова, как Гвилли и Риата наперебой закричали:

— Разделиться — значит пойти на верную гибель. К тому же никто лучше меня не поставит Уруса на ноги!

— Я не оставлю свою дамми!

Араван, не обращая внимания на возражения, продолжал:

— Выслушайте меня сначала, а потом решайте сами. Во-первых, неизвестно, какие сюрпризы готовит нам погода. Весной она особенно переменчива, и, если разразится буря, следы рюптов будут для нас окончательно потеряны. Во-вторых, Гвилли еще не оправился после удара камнем и не сможет в случае надобности сразиться с ночным отродьем. Мне же он будет незаменимым помощником: он станет разведывать путь. В-третьих, только я в состоянии дотащить Уруса до монастыря. Наконец, наши запасы пищи лежат, растерзанные валгами, на дне каньона, и нам ничего не остается, как охотиться и таким образом добывать себе пропитание. Пока я буду охотиться, Гвилли станет заботиться о Медведе, и наоборот. Мы можем не разделяясь добраться до монастыря и оставаться там до выздоровления Уруса, а потом все вместе отправиться на поиски Стоука. Но, упустив его сейчас, мы неизвестно когда сможем выследить чудовище опять. В далеком прошлом на это ушло около двадцати лет. Поэтому я предлагаю разделиться и не рисковать.

Трудно было что-либо противопоставить неоспоримым доводам Аравана, и друзьям ничего не оставалось, как согласиться с ним. Риата подробнейшим образом описала, как добраться до монастыря, и снабдила Аравана мешочком с лекарственными травами, который извлекла из кармана куртки. Баккан показал дамне и эльфийке след, оставленный ночным народом, а затем нежно обнял и поцеловал Фэрил.

— Береги себя, моя дорогая, и скорее возвращайся ко мне!

Дамна ничего не ответила, только покрепче прижалась к своему баккарану, а затем решительно отошла, готовая двинуться в путь.

Риата в последний раз взглянула на дорогое ей лицо Уруса и прошептала:

— Я буду молиться, чтобы ты скорее поправился!

Наконец она кивнула Фэрил, и они растворились в серебристой ночи. Гвилли долго смотрел им вслед, в глазах его застыла тревога. Когда звуки их шагов замерли вдали, баккан встрепенулся и побежал догонять Аравана.

Некоторое время фигуры эльфийки и дамны еще можно было различить в темноте, но постепенно их дорога отклонилась сильнее на юг, тогда как Гвилли и Араван шли в юго-западном направлении.

Баккан на некоторое время сменил эльфа, упорно и добросовестно таща волокушу. Затем, когда он окончательно выбился из сил, Араван поручил ему разведывать дорогу, которая местами была практически непроходима. Вообще положение друзей было достаточно отчаянным: пустынные заснеженные земли кишели врагами, а Гвилли не смог бы воспользоваться пращой даже в случае крайней нужды. На руках у них был недвижимый товарищ, а впереди — почти непреодолимый путь к монастырю.

Но друзья старались не думать о плохом. Во время одной из остановок Урус снова глубоко вздохнул, и это был хороший знак.

Гвилли с любопытством взглянул на огромного человека и спросил эльфа:

— Как ты думаешь, Араван, волосы и борода у него продолжали расти и подо льдом? Вон они какие длинные!

— Если это так, Гвилли, они росли не очень быстро — примерно так, как он дышит. В общем-то, оно и понятно: всякая жизнь замерзает на морозе. Сам подумай: деревья, кустарники, трава — все живое замирает с наступлением зимы. Даже звери прячутся в норы и берлоги.

Когда они снова остановились передохнуть, взгляд Гвилли упал на сосуд для святой воды, все так же висевший на поясе Уруса. Это была очень красивая вещь цилиндрической формы, из слоновой кости и серебра. Ручка, к которой крепился сосуд, была инкрустирована серебром. К ней была пристегнута серебряная цепочка для того, чтобы носить сосуд на руке. Верхняя часть цилиндра была исписана рунами, на которые Гвилли обратил внимание Аравана.

Эльф с удивлением уставился на эти древние письмена.

— Это же язык волшебников с острова Рвн! — воскликнул он.

У Гвилли захватило дух от осознания, что перед ним — волшебная вещь.

Араван задумался, мучительно стараясь вспомнить давно забытый им язык, и наконец перевел: «Адон, помоги — меня для высшей цели сбереги».

Гвилли как прорвало:

— Пока Урус был погребен подо льдом, сосуд светился. Как только мы его освободили, он потух, и совершенно понятно почему: эта вещь — волшебная, так же как твой синий камень и мечи, предупреждающие об опасности, как кольца, которые делают тебя невидимым, непобедимым или быстрым, словно ветер…

Араван нетерпеливо прервал баккана:

— Во-первых, сосуд погас, когда я до него дотронулся, а не сразу после того, как Уруса достали из-подо льда. Во-вторых, я никогда не слышал о волшебных кольцах — это что-то из области сказок. Но в одном я с тобой согласен: эта вещь — особенная. — Подумав, Араван прибавил: — Хотел бы я знать, где он ее достал!

— Ну, это-то яснее ясного, — отозвался Гвилли. — Пэталь писала, что Урус нашел этот сосуд в монастыре. Я не понимаю другого: почему сердце Уруса еле бьется, а Стоук между тем смог громким воем позвать на помощь?

Араван только головой покачал:

— Я тоже могу только гадать о причинах этих недоступных моему пониманию загадок. Возможно, дело в том, что Стоук, в отличие от Уруса, является животным, причем животным опасным и хищным, а животные, как известно, обладают большим запасом сил и жизнеспособностью, нежели существа разумные. Возможно также, что Урус просто спит, а когда пробудится, я, так же как и ты, не знаю. А может, он слишком сильно пострадал от многовекового ледяного плена — хотя никаких особенных признаков этого я не вижу.

И словно в подтверждение слов эльфа, Урус в очередной раз тяжело вздохнул.

Дорога теперь поднималась вверх, теряясь где-то на самой вершине Глетчера. Взгляды и помыслы друзей были устремлены вперед и только вперед; наконец Гвилли молча показал на скалистую площадку, где темными громадами возвышались какие-то постройки и колокольня: они достигли стен монастыря.

Однако Гвилли вдруг помрачнел и произнес:

— Слушай, Араван, мне сейчас вот что в голову пришло: а если рюкки, хлоки и валги понесли Стоука сюда? Что если они уже здесь?

Эльф вздрогнул, затем с надеждой посмотрел на восток:

— Скоро взойдет солнце. Но нам все равно надо быть начеку. Ты побудь с Урусом, а я пойду на разведку.

— Нет, Араван, — уверенно и без всякого страха возразил Гвилли. — Пойду я. Если что случится, от меня Урусу не будет никакой пользы, а ты сможешь позаботиться о нем. К тому же я маленький и верткий, мне лете оставаться незамеченным.

— Но ты даже не сможешь защитить себя, ведь твоя рука… — попытался урезонить его эльф, но, взглянув на решительное лицо ваэрлинга, смолк, согласившись с его доводами, снял с шеи амулет и передал его Гвилли. — Возьми его с собой. Удачи тебе. Не рискуй понапрасну и помни: камень не всегда предупреждает об опасности.

Сердце Гвилли отчаянно колотилось, но он изо всех сил старался не выдать своего волнения. Через несколько мгновений он уже исчез из виду, затерявшись между скал.

Поначалу все шло гладко, но неожиданно баккан оказался на площадке из голого камня, на которой не могло остаться никаких следов. Гвилли постоял несколько минут в растерянности, а потом принялся осматривать снег вокруг площадки. Обойдя ее по периметру, он, однако, ничего не обнаружил: снег был девственно чист. Возможно, сильный ветер, дувший с вершины ледника, был тому причиной, ведь он мог замести следы.

Пригибаясь пониже, Гвилли короткими перебежками подобрался вплотную к стене, которой был обнесен монастырь и примыкавшие к нему постройки. Снег здесь тоже казался нетронутым, однако отсутствие следов могло быть вызвано сильным ветром. Гвилли припал к холодным доскам ворот. Через щель в старом дереве Гвилли увидел темный пустынный двор, церковь и чуть дальше — колокольню. Казалось, все спокойно, — да и камень Аравана вроде нисколько не потеплел. Интересно, каким он будет, когда нагреется? Может быть, Гвилли просто не заметил… Внезапно баккана охватил ужас: ворота были заперты изнутри. Эта поперечная балка могла означать только одно: в монастыре кто-то был. Опрометью Гвилли кинулся назад. Через несколько минут он уже стоял рядом с Араваном и, захлебываясь от волнения, рассказывал ему о случившемся.

Эльф внимательно выслушал ваэрлинга.

— Успокойся, Гвилли, ведь возможно и другое объяснение: ворота закрыла Риата.

Гвилли отчаянно замотал головой:

— Нет-нет, в дневнике говорится, что, когда Пэталь и ее друзья покинули монастырь, двери оставались распахнутыми настежь. Риата не стала бы запирать ворота изнутри, ведь потом ей пришлось бы перелезать через стену, а это не так-то просто!

Араван на некоторое время погрузился в раздумья. В наступившей тишине особенно явственно прозвучал вздох Уруса.

Наконец Араван встрепенулся и взглянул на восток. Горизонт посветлел: приближался рассвет.

— Вперед, мой друг! — решительно произнес эльф. — Скоро взойдет солнце, и рюпты не смогут причинить нам никакого вреда. Медлить нельзя: Уруса нужно как можно скорее согреть.

Араван накинул на плечи ремень и из последних сил потянул волокушу в гору. Гвилли последовал за ним.

Последний отрезок пути был легче, ведь он пролегал по относительно пологой площадке, однако, несмотря на это, Араван и Гвилли были вконец измучены тяжелой дорогой. Теперь перед ними темной громадой возвышался монастырь, и неизвестно было, что ожидает друзей за его суровыми стенами.

Гвилли только успел закрепить крюком на деревянных воротах веревку, при помощи которой Араван должен был проникнуть во двор, как послышался скрежет металла и над крепостной стеной силуэтом обозначился арбалет, наведенный прямо на них, и строгай мужской голос произнес:

— Кто здесь?

Араван немедленно откликнулся:

— Друзья!

— Друзья, говорите? — недоверчиво отозвался голос. — Что же вы тогда прячетесь в тени, как рутха, и зачем здесь этот ребенок?

— Я варорец! — возмутился Гвилли.

— Мы не рутха, — поспешил добавить Араван, — И наш друг при смерти: ему срочно необходимо оказать помощь.

— А это мы увидим, когда взойдет солнце. Ждать недолго! — произнес голос мрачно. Арбалет так и остался на своем месте.

Не успел он проговорить эти слова, как солнце вышло из-за горизонта и озарило друзей своим спасительным светом. Арбалет исчез, по ту сторону ворот послышались шаги, ворота распахнулись, и перед ними возник старик с седой бородой, одетый в рясу из грубой коричневой ткани. Он жестом пригласил путников войти и, будто оправдываясь, сказал:

— Теперь я вижу, что передо мной и правда валдан и дильван. Но я должен был проверить. Они убили всех, кроме Гавана и меня.

Внимательно окинув взглядом бескрайнюю пустынную равнину и облегченно вздохнув, старик снова запер ворота. Гвилли забрал не пригодившуюся веревку с крюком и поспешил за Араваном и человеком в рясе. Пока они шли к церкви, которая представляла собой прямоугольное трехэтажное здание с высокими каменными стенами, у баккана было достаточно времени, чтобы осмотреться вокруг. Во дворе кроме церкви было еще несколько хозяйственных построек и жилых домов из серого камня. Прямо перед путниками у противоположной стены возвышалась монастырская колокольня. Стекла в окнах здесь, так же как и в церкви, были выбиты. Судя по расположению окон, внутри колокольни имелась винтовая лестница.

Они подошли к церкви, и старик, поднявшись по каменным ступеням, открыл дверь. Пропуская гостей вперед, он еще раз окинул их изучающим взглядом, который, скользнув по лицам друзей, остановился на неподвижно лежащем Урусе.

— О Адон, вид у него совсем дикий. Давайте скорее сюда, его нужно побыстрее согреть и осмотреть!

Они прошли по мрачному залу, освещаемому только дневным светом, который сочился через узкие окошки. Шаги их и звук от волокуши гулко отдавались под сводами церкви. Отворив двери в соседнее помещение, их провожатый сделал Аравану и Гвилли знак подождать и, быстро пройдя через зал, поклонился алтарю с изображением Адона. Затем он пригласил путников внутрь.

Помещение, в которое они вошли, оказалось длинным сумрачным залом, ставшим еще темнее, когда двери сами собой захлопнулись за спинами друзей. По обе стороны зала тянулись колонны, а наверх, к хорам, вели узкие лестницы.

Пол под их ногами заходил ходуном от подземных толчков.

Старик обернулся к путникам и проговорил:

— Меня зовут Доран, я настоятель монастыря. Вместе с другими монахами-адонитами я пришел в эту святую обитель в прошлом году, чтобы снова открыть ее для служения Адону. Все это время нам удавалось отбивать атаки рутха, но силы наши иссякли: из всех монахов в живых остались только я и раненый Гаван.

Баккан и эльф в свою очередь представились, назвав свои имена и не забыв про Уруса.

Доран открыл маленькую дверцу за алтарем и вывел их через тесную комнатку, полную ряс и какой-то другой одежды, в коридор, по обе стороны которого тянулись двери.

Доран открыл первую дверь справа и со словами: «Это лазарет» — вошел в комнату, где стояли шесть кроватей, а в дальнем углу имелся камин. На одной из кроватей спал молодой, чисто выбритый человек с перевязанной рукой, остальные пустовали. Сделав последнее усилие, друзья с помощью настоятеля осторожно перенесли Уруса на постель.

Араван достал из кармана пакетик с травами и извлек из него засушенные листья золотистой мяты.

— Это гвинтим, — живо откликнулся монах, сразу же узнавший лечебное растение. — Чай из его листьев бодрит и заряжает энергией, а если их приложить к ране, они вытянут из организма любой яд.

Араван с любопытством посмотрел на старика:

— Ты учился медицине?

— Немного, — ответил Доран, с состраданием взглянув на Гавана. — Конечно, я не врачеватель, но кое-что в травах понимаю.

Урус еще раз вздохнул и снова затих.

— В таком случае, Доран, могу я попросить тебя осмотреть этого человека, пока я буду готовить отвар из этих листьев? — произнес Араван и, получив согласие настоятеля, немедленно приступил к делу.

Гвилли взял чайник, стоявший у камина, и стал наполнять его водой из ведра.

Доран разбудил Гвилли и Аравана около полудня. В воздухе разливался аромат тушеного мяса. Баккан чувствовал себя так, будто на нем кирпичи возили, — усталость предыдущей ночи и трудный переход давали себя знать. Но делать было нечего — варорец покряхтел и встал с постели.

Араван опередил его: он уже сидел на краешке кровати Уруса и щупал его пульс. Медведь дышал теперь нормально и регулярно, и когда Гвилли дотронулся до его руки, то почувствовал, что она теплая.

— Я думаю, его жизнь теперь вне опасности, — с облегчением произнес Араван, поднимаясь на ноги.

Баккан не мог удержаться от вполне законного вопроса:

— Когда же он придет в себя?

Эльф пожал плечами:

— Этого мне знать не дано. Может быть, сегодня, а может, и завтра.

— А может, и никогда, — раздался мрачный голос Дорана, который на секунду отвлекся от раскладывания еды по тарелкам. — Я слышал раньше о подобных случаях, когда люди погружались в летаргический сон и больше никогда не просыпались. Такие больные много пьют и иногда принимают пищу, но им не дано вернуться к полноценной жизни. Возможно, для вашего друга было бы лучше умереть сразу.

— Что вы такое говорите! — возмутился Гвилли. — Я не сомневаюсь, что Урус очнется.

В этот момент с кровати Гавана, который до сих пор хранил молчание, донесся слабый, но проникновенный голос:

— Я буду молить Адона о его исцелении.

После того как друзья поели, Араван снова заварил чай из листьев гвинтима и принялся поить им больного.

Гвилли же так наелся, что еле добрался до кровати и уже не смог сдвинуться с места.

Баккан проснулся только поздно ночью. В лазарете стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь спокойным дыханием спящих. Приподнявшись и осмотревшись по сторонам, Гвилли заметил, что кровать Аравана пуста.

Тихонько, чтобы не разбудить монахов, варорец встал с постели, выскользнул в коридор, прошел по гулким церковным залам, пересек монастырский двор и подошел к крепостной стене, на которой маячила одинокая фигура Аравана. Баккан поднялся по шаткой лесенке наверх. Эльф сказал:

— Возвращайся в лазарет, Гвилли. Сегодня я буду караулить, а завтра ты.

Гвилли вяло запротестовал:

— Но ведь ты тоже устал и тоже хочешь спать. К тому же ночь холодная. Давай я покараулю немного.

Но Араван решительно стоял на своем, уверяя, что он хорошо выспался днем. Кроме того, эльфы отдыхают в своих воспоминаниях, и им не обязательно для этого ложиться в постель.

Гвилли не заставил себя долго упрашивать и поскорее вернулся в теплый лазарет.

Варорец проснулся на следующее утро посвежевшим и отдохнувшим. За окном бушевал ветер, и, судя по всему, к вечеру должна была разразиться буря. При мысли о Риате и Фэрил у баккана все холодело внутри. Что будет с ними, если они не найдут надежного укрытия?

Урус на этот раз сам проглотил целебный чай, хотя по-прежнему был без сознания.

Скрипнула дверь, и в комнату шаркающей походкой вошел Гаван, который еле приплелся в лазарет после долгой молитвы перед алтарем. Рана его была не опасна, но стрела, попавшая юноше в руку, была пропитана ядом, и, хотя листья гвинтима сделали свое дело, Гаван был еще очень слаб.

Гвилли принялся активно разрабатывать поврежденную руку. Доран, заметив его мучения, наложил на бальное место теплый компресс, и боль в посиневшей, припухшей руке стала утихать. Настоятель, увидев, что мешочек Аравана с лекарственным травами постепенно пустеет, порылся в небольшом стенном шкафчике и извлек из него еще один пакетик с гвинтимом.

— У нас этого добра хватает, как, впрочем, и запасов продовольствия. Ведь нас было шестнадцать, а осталось только двое, — пояснил добрый монах.

Буря разыгралась ближе к полудню. Слушая завывания ветра, Гвилли места себе не мог найти от беспокойства за свою дамми, которая сейчас скиталась по бескрайней ледяной равнине, холодная и голодная.

К вечеру буря улеглась, однако это спокойствие в природе не предвещало ничего хорошего. Ночной народ знал о том, что в монастыре остались люди, и в любой момент можно было ждать непрошеных гостей.

Была очередь Гвилли нести караул. Араван пообещал сменить его через четыре часа, а Доран, с благодарностью посмотрев на баккана, попросил его в случае опасности бить в набат, висевший у ворот, и ни в коем случае не зажигать фонарь, чтобы не привлекать внимания неприятеля.

Четыре часа пролетели незаметно. Ветер почти прекратился, хотя по небу все еще летели рваные тучи, время от времени открывая луну и звезды. Иногда земля сотрясалась от толчков, но они были не очень сильны, и колокола хранили молчание.

Когда Араван поднялся на крепостную стену, луна озарила своим призрачным светом заснеженную долину.

— Знаешь, Гвилли, я решил оставить тебя и Уруса здесь, а сам отправлюсь на поиски Риаты и Фэрил. Когда я найду их, то пришлю сюда дару, — сказал Араван.

Гвилли уже раскрыл было рот, чтобы выразить свое несогласие, но эльф так выразительно посмотрел на него, что тот не решился возразить. Араван хотел сказать что-то еще, но в этот момент раздался протяжный вой валгов, и друзья увидели вдалеке темные силуэты чудовищ.

У Гвилли все внутри похолодело, когда он увидел, что кто-то, спотыкаясь и увязая в снегу, бежит перед валгами. Баккан закричал что было силы: «Беги! Беги!» — хотя ясно было, что жертву может спасти только чудо. И как в страшном сне, донесся до него голос Аравана:

— Это Фэрил.

Не успел эльф произнести эти слова, как дамна упала.