Глава 21

Академия высится прямо в центре Аббатства. Даже если выйти из города и отойти на десять километров от стен, то шпили этого величественного сооружения ещё будут виднеться на горизонте.

Кажется, что академия появилась здесь первой. Да что уж, будто весь мир начал рождаться вокруг неё.

Сосчитать все шпили нереально. Их так много, что для этого потребуется потратить день-два и обойти замок. А может, и не замок, хрен его поймешь. Уж больно он странный.

Сегодня первый день набора, и Аббатство изменилось. Народу и без того было много, а теперь ещё больше. Повсюду разгуливают самые разные существа, и Одарённые Зверем далеко не самые странные их них. По дороге я чуть не натолкнулся на слизняка в кимоно. Вроде бы формы человеческие, но выглядит… Не хотелось бы такого встретить в тёмной подворотне. Как я понял, это обитатель Гурум-Хупа, считающийся минимально разумным.

Самое интересное, что поступающих в академию не так уж и много. Не у каждого есть три тысячи золотых. Большинство тут — сопровождение элитных особ. Стража, слуги, помощники… гарем… Гаремы тут почему-то любят в основном эльфы и люди. Хотя у эльфов красивые дамы выполняют ещё и функции охраны.

— Как же неудобно… — бухтит Иона. — Это отвратительно… Гадство…

На ней розовое платье, купленное вчера за баснословные четыреста золотых. Притом, что магазинчик был из средненьких. До сих пор я в полном шоке с этого Аббатства! Цены тут конские. Не удивляюсь, что сюда текут караваны со всего света и соглашаются на все условия и законы. Продать яблоко за медяк в своей деревне или за пять серебряков в Аббатстве — очевидный выбор.

— Хм… — Торн поправляет щегольской воротничок. Его теперь не узнать. Настоящий гладковыбритый аристократ с широкими скулами.

Они настояли, что должны пойти со мной. Пришлось оставить залог стражам у ворот в размере трехсот золотых за человека, и если я не зарегистрирую их при поступлении в академию как слуг, то залог не вернут, а их выгонят из Аббатства без права вернуться раньше чем через три года.

Минут двадцать мы идём по территории академии, петляя между диковинными статуями и клумбами. Повсюду разномастный народ, но не все идут пешком. На главной дороге образовалась пробка из карет. Проехать могут только аристократы и прочая элита. Остальные — ножками.

Наконец добираемся до самого замка и проходим через массивные двери, охраняемые десятком стражей, каждый из которых размером с Торна. Перед нами огромный зал, переливающийся всеми цветами радуги от роскоши интерьера.

Дальше двигаться нам не даёт мужчина в строгом костюме и с усиками. Кланяется, указывает рукой:

— Вам туда. Прошу за мной.

Интересно… Почему вот нам туда, а этому павлину с со свитой не туда? У них тут что, сортировка по внешности? Но мы вроде бы тоже приоделись и выглядим не как холопы…

Ладно, чёрт с ним. Видимо, в академии как-то отфильтровывают знатных особ, которых нужно встречать с почестями. Остальные же отправляются в «боковые двери». Дискриминацией воняет сильнее, чем я ожидал.

Минут пять мы петляем по роскошным коридорам. Вместе с нами идут и другие группы, и я совершенно прав по поводу фильтрации. Они примерно такие же, как и мы. По два-пять человек, золотом не обвешаны, морды больше взволнованные, чем надменные. Явно не благородные и не сильно влиятельные, а просто те, у кого нашлось три тысячи золотых на обучение. Вон барышня какая удивленная. По-любому думала, что её вместе с принцами в ряд поставят, а тут на тебе… А что делать, девочка! Твои три тысячи золотых для Аббатства — копейки. Только у себя в ауле с этими деньгами ты королева.

— Римус, — шепчет Иона. — С вон той бабой что-то не так… Ты глянь, у неё какой зад…

— Это платье такое.

— Точно? Не опухло?..

— Нет…

Сопровождающий нашей группы останавливается у одной из неприметных дверей.

— Прибыли. Кто из вас поступает — входите. Остальные, пожалуйста, подождите здесь.

Я пожимаю плечами и захожу в просторное помещение. Уютно. Пахнет благовониями и бергамотом, у стен стеллажи и шкафы, повсюду пуфики и диванчики. На одном из них, у небольшого столика, сидит очкастый мужичок средних лет, с книжкой и чашечкой чая. Замечает меня, встаёт, отряхивает руки, будто испачканные в чём-то липком.

— Кто тут у нас?.. А, понятно…— Он корчит недовольную гримасу. — Не годен. Свободны.

И садится обратно, тут же погружаясь в чаек и книжку. А я в некотором недоумении смотрю на своего сопровождающего. Но он и усом не ведёт, стоит рядом и чего-то ждёт. Наверное, так тут положено — повыпендриваться.

Очкарик вздыхает и откладывает книгу.

— Я просил никого мне не водить, Густаф. Я уже десять лет этим не занимаюсь. Ладно, ладно… Присаживайтесь, молодой человек.

Густаф отступает к двери и застывает там как изваяние.

— Куда садиться-то? — Я осматриваю помещение, в котором всё, на что можно сесть, — слишком мягкое и воздушное.

Очкарик небрежно машет на пуфик рядом с собой. Ну оке-е-ей. Опускаю свои чресла и проваливаюсь. Ох, как хорошо! Неудивительно, что он вставать не хочет.

Хм, честно говоря, не так я себе представлял вступительные экзамены. Точнее, уверен был, что их нет. Вроде бы для поступления достаточно быть одаренным и иметь три тысячи золотых…

— Называйте меня профессор Дерек. Деньги есть?

— А что, сюда часто приходят без них?..

— Часто. Наскребут на проходной взнос в Аббатство и считают, что всё — они уже великие маги. Дар-то я в вас вижу, но если нет денег… Знаете, чем закончится наш разговор?

Так вот, значит, как тут всё работает. Если есть дар, но нет денег — отсюда уже не отпустят. Прямая дорога в местные питомники для бракованных…

— Я инициированный. Угрозы обществу не несу.

— Тем хуже для вас, — заявляет профессор. — Кто вас инициировал? К знатному роду не принадлежите. Вывод: вы либо воспользовались нелегальными услугами, либо… либо что-то ещё хуже.

— С чего вы взяли, что я не из знатного рода?

— Перестаньте. Будь вы аристократом, то мы бы об этом знали. В общем, лучше бы вам сейчас быть при деньгах и соответствовать минимальным требованиям академии.

Достал меня, засранец. Отстёгиваю от пояса увесистый мешок килограммов на пять и встряхиваю его.

— Деньги есть. Пересчитаете?

— Как звенит золото, я знаю, не напрягайтесь. Первый отборочный этап вы прошли, если пройдёте второй — расплатитесь в академической канцелярии.

— И сколько я должен заплатить? — уточняю на всякий случай.

— Сумма зависит от ваших талантов. Бездарей учить тяжелее, а значит, цена может доходить до десяти тысяч золотых.

Моя щека дёргается.

— А мне говорили — три тысячи.

— Сочувствую.

Профессор встаёт. Неторопливо подходит к стеллажу со всякой всячиной на полках, что-то долго разглядывает и наконец достаёт из шкатулки голубой кристалл. Возвращается ко мне.

— Встаньте. И дайте руку.

Протягиваю ладонь, как дама для поцелуя. Вот теперь самое неприятное. Что и сколько увидит во мне профессор?

Кристалл, прижатый к моему запястью, вспыхивает ярким синим цветом. А на лице профессора возникает лёгкая заинтересованность.

— Ну… неплохо. Большой сосуд. Не огромный, но… приличный. Это уже хорошо… Посмотрим, повезло ли вам с каналом. Высвободите эфир из указательного пальца, я проверю закупоренность.

Так и поступаю. Не знаю, о какой закупоренности речь, но «брошь дурака», подаренная когда-то Гримзом, работает. Этим артефактом никто не пользуется уже лет сто, просто нет смысла. Что и спасает меня сейчас.

Брошь изменяет цвет эфира, когда создаёшь плетение. Если хочешь пустить огненный шар, то эфир будет красным и враг поймёт, что ты используешь пирокинетику. А вот если просто высвободить эфир, то он всегда будет голубым.

И да — маленькая голубая «пипиндрючка» выделяется из моего тонкого канала по указательному пальцу. Получается как огонёк от свечи.

— А вы опасный, — иронизирует профессор. — Ясно всё. Ну, хоть закупоренности нет. Ладно, правила требуют проверить толщину канала, хотя я уже догадываюсь, что увижу…

Он обматывает вокруг моего запястья голубую ленточку, которая мгновенно стягивает мне кожу и мышцы.

Заинтересованность с лица профессора пропадает.

— Природа вас всё же обделила. Для элементалиста канал слишком мелкий, а для артефактора слишком большой.

Пожимаю плечами и отвечаю:

— Знаю-знаю, я псионик.

— Псионик? Насмешили. Для того чтобы выучить плетения хотя бы уровня «ученик», нужен талант и дисциплина ума. Причём талантливый псионик воспитывается с детства под строгим контролем нашей академии. А вам сколько лет? Двадцать — двадцать пять, не меньше. Хотя… я вижу, что вы феномен…

Напрягаюсь. Чего это он там видит?

— Пробудились совсем недавно, — продолжает профессор. — Только радоваться тут нечему. Свою специализацию в области псионики вы переросли лет пятнадцать назад. Будь вы хоть первым гением страны, в голове у вас уже слишком много мусора для обучения псионике. Но…

Он неприятно хмыкает.

— Я напишу свой отзыв, и вы можете попробовать убедить канцелярию принять вас на факультет псионики. Будете учиться с детишками лет десяти. Но сразу предупреждаю: чем бессмысленнее окажется ваше обучение, тем дороже оно обойдётся, ведь нам придётся сильно постараться, чтобы сделать из вас хотя бы мага первой ступени. Надеюсь, вы сын очень богатого человека, иначе по регламенту нам придётся провести расследование и выяснить, кто вас инициировал. И, боюсь, так просто вы из академии не уйдёте.

Ага, значит если я заплачу ОЧЕНЬ большую сумму, то на мою неофициальную инициацию закроют глаза. А если нет — отработают по закону. Везде правят деньги. Особенно когда дело касается каких-то нарушений. Понятно, что кто-нибудь да инициируется незаконно, но если маг при этом богатый или сильный — списывать его или наказывать академии невыгодно.

Снисходительный тон профессора начинает надоедать. Но я этого не показываю.

— И что может псионик первой ступени?

— Что может… — Уголок его губ приподнимается. — Многое. Например, стадо овец последует за вами и никогда не разбежится. А свинья расслабится перед тем, как мясник проведёт ей лезвием по горлу, и не будет визжать. Можно усмирить бродячую собаку или, наоборот, разозлить её силой мысли… Обычно псионики под строгим контролем, но только начиная с третьей ступени, так что вы не переживайте.

В глазах профессора появляется скука, он небрежно что-то черкает на пергаменте и протягивает его моему сопровождающему.

— Густаф, я помню, что задолжал тебе сто золотых. Сегодня же отдам, но только перестань мне их водить…

Густаф слегка улыбается и не спешит принимать пергамент.

— Я привел его тебе не из-за долга, Дерек. Я понимаю, что ты обленился, но чтобы настолько… Твой отзыв не принимаю. Возьми себя в руки и приглядись к кандидату внимательнее.

Загрузка...