Глава 7. Морской конвой Б-раз (баронский первый).

Срочный вызов…

День летнего солнцестояния ознаменовался для Сидора не столько буйными гуляньями молодёжи всю ночь, устроившими в бывшем замковом парке настоящую вакханалию с вином, плясками и прыжками через костёр, сколько нежданным сюрпризом. Наконец-то в Солёный Плёс прибыл долгожданный караван из Берегового Союза с купленным там добром: станками и прочим дорогим и необходимым имуществом.

И ещё то утро запомнилось ему другим ярким событием — необычно ранней побудкой, несмотря на то что он особо предупредил слишком ретивых дежурных не будить его не смотря ни на что. Вчера он лёг поздно, где-то глубоко под утро, задержавшись на гулянках у молодёжи, чему предавался с удовольствием, несмотря на то, что прыгать через костёр пришлось в одиночку, и ему хотелось наконец-то просто спокойно выспаться, в кои то веки.

На следующее утро его разбудили рано, на заре.

Так что спал он, дай Бог если полчаса, час. Потому и был с тяжёлой, гудящей от недосыпу тупой головой, и в препоганейшем настроении. Просто потому что подняли его намного раньше, чем следовало бы. Хоть он и особо предупреждал — не будить. Пока сам не встанет — не будить.

Срочно вызванный дежурным на чердак Главного дома к смотровому окну, Сидор торопливо поднимался по крутым, истёртым временем забежным ступеням винтовой чугунной лестницы. От души матерясь про себя, он лбом собирал все неучтённые выступы этого ни разу до того не посещаемого уголка дома. Слава Богу что хоть паутины не было, тщательно собранной до того лохматыми головами дежурных наблюдателей.

И зачем, спрашивается, надо было тащиться на чердак, когда и из окон второго этажа на залив открывался великолепный вид. Всё и оттуда можно было прекрасно рассмотреть.

Рассмотреть то можно было, а вот поговорить о серьёзных вещах или обменяться мнением, уже нет. Потому как значительно увеличившееся за последние дни население дома не дало бы ему спокойно поговорить с наблюдателем. Слишком уж оно было шебутное и неконтролируемое.

Сидор с трудом терпел детский плачь, а молодые мамаши, дабы удовлетворить своё непомерное любопытство, не утерпели бы и обязательно припёрлись бы к смотрящим на залив окнам, не позабыв прихватить с собой своих голосистых чад.

Особой нужды в спешке не было, но Сидор всё равно невольно торопился. Весть, принесённая вестовым, стоила того чтобы живее передвигать ноги.

По словам наблюдателей в залив медленно и осторожно пытались пробраться пять больших морских купеческих лодий. Точнее, четыре жирных морских купца и какой-то непонятный ушкуй, больше походя на злую собаку, гнавшую перед собой стадо овец, чем на торговца.

По внешнему виду — чисто боевой морской ушкуй среднего класса. И в то же время весь какой-то странный, обводами ни на что не похожий, непонятно чьей принадлежности, и странно знакомого чёрного цвета корпуса.

По крайней мере, ни на мачтах, ни на корме ушкуя какого-либо флага или вымпела, определившего хотя бы его собственника, точно не было, что не могло не настораживать.

Судя же по той осторожности, с которой торговцы пытались прощупать фарватер, в этих местах они были впервые. Чего не скажешь о гнавшем их перед собой ушкуе.

Именно этим он и привлёк пристальное внимание наблюдателя, своей ни на что непохожестью. И ещё открыто торчащими спереди и с кормы лодьи тонкими длинными стволами сорока пяти миллиметровых орудий, так хорошо знакомых дежурному по последним событиям дома.

В общем, было слишком много странного в этом небольшом караване и в происходящем, чтоб оставить всё это без внимания.

Похоже, это был тот, кого давно ждали, и кого дежурным приказано было тщательно высматривать на море. Но то, что он будет не один, а в качестве загонщика будет гнать перед собой четыре глубоко сидящие в воде крутобокие купеческих лодьи, такого никто не ожидал. Хотя, Сидор то мог бы нечто подобное предположить, что грузовых лодий будет как минимум несколько.

Тем более зная объёмы закупленного груза, уж точно можно было догадаться, что весь закупленный в западных баронствах груз не вместится в одну единственную лодью. Тем более для того не предназначенную.

Осторожно облокотившись на низкий, полуразрушенный кирпичный проём мансардного окна, Сидор внимательно смотрел на залив.

— "Кажись оно. Две мачты и небольшой чёрный корпус. Судя по виду, тот самый ушкуй, что наша капитанша прикупила по надобности, а потом усилила нашей фанерной бронёй с пушками. Блин, тратишь, тратишь деньги на всякие прибамбасы, а самому лично полюбопытствовать, как оно выглядит в натуре, чтоб не ошибиться при встрече, всё времени не хватает. Так, глядишь, и проблем можно огрести по случаю. Вот кто мне подскажет точно, тот это ушкуй иль не тот? Наш или не наш? Придётся тащиться в порт и лично проверять.

Как же мне надоело отсутствие нормальной связи. Была бы рация, сделал бы запрос и всё ясно. Только вот проще какой-нибудь гелиограф завести, чем прикупить обычный "Северок" или телефункен времён Второй Мировой, хоть они и есть. Денег потянет, мама не горюй, а как до эксплуатации, то одного нет, то другого — тоже нет, да и дотягивается всего лишь до четырёхсот км, а нам надо две тысячи. Вот и пылятся эти "Северки" с телефункенами бесполезным хламом по сараям, да кладовкам, где им самое и место. Купить легко, а что с ними делать потом, когда ни специалистов нет, ни запчастей нет, непонятно. Хотя, вот как счас, "Северок" здорово бы помог".

— Лепота! Натуральный овчар овец в овин гонит, — с усмешкой прокомментировал часовой открывшуюся во всей красе картину на море. — Счас стричь будет. Интересно, всех пригнал, или кого-то потерял по дороге?

— Сидор Матвеич, это наш? — даже не спросил, а как о чём-то само собой разумеющемся констатировал часовой. — Тот, кого ждём?

— Тот, да не тот, не знаю. Но похож, — рассеянно отозвался Сидр, опуская бинокль. — По крайней мере, под имеющееся у меня описание точно подпадает.

Вопрос поставим по-другому. Или у меня что-то со зрением, или твоего овчара до нас кто-то активно пожевал. Точнее сказать, попробовал пожевать, да выплюнул, — задумчиво пробормотал Сидор.

— Судя по бодрому и боевому виду, подавился, — жизнерадостно отозвался часовой, опуская руки с тяжёлым биноклем. — Хоть и жёванный, а живой.

— Похоже, — бросил на него косой взгляд Сидор. — Судя по внешнему виду, очень похоже на то, что кому-то наш овчар сильно не понравился. Не в ту глотку видать пошло.

Большой, неудобный, в тяжёлом медном корпусе, большой двадцатикратный бинокль ощутимо оттягивал руку вниз, и Сидор искренне посочувствовал наблюдателю, вынужденному целыми днями держать его в руках.

— Блин, как вы такую тяжесть целыми днями в руках держите? — рассеянно выругался он. — Три минуты подержал, и уже руки отсыхают. Подставку какую придумали б, что ли.

— А я и не держу, — донеслось до слуха Сидора. — Это только сейчас. А подставка, вон она.

— Что? — думая о своём, рассеянно повернулся Сидор к часовому.

— Вон, подставку отрядные кузнецы сделали, — кивнул наблюдатель на непонятную ажурную конструкцию у Сидора за спиной. — Рим татарин посмотрел, как мы тут с тяжестью такой мучаемся, и придумал хитрую приблуду. Аль подсмотрел где. Очень удобно, кстати. Поставил, закрепил треногу, отрегулировал по высоте и пользуйся. Не понимаю, чего ты эту тяжесть в руках держишь, мучаешься, на подставке ж удобнее.

Несколько мгновений Сидор непонимающе глядел на стоящую открыто, прямо у него за спиной раздвижную треногу, с небольшой регулируемой вертикальными винтами треугольной площадкой сверху под какой-то инструмент, и с каким-то непонятным крепежом снизу. Переведя взгляд на довольную ухмыляющуюся физиономию часового, тяжело вздохнул.

— Нет на вас Корнея, — покачал он головой. — А я вас разбаловал, — пожаловался он куда-то в пространство перед собой. — Никакого уважения к родному начальству. Нет, — мотнул он головой. — Пора наказывать, чтоб впредь неповадно было шутки шутковать.

Передашь начальнику караула, что я тебе наряд влепил. На кухню. Не на чистку сортира, как следовало бы по уму, а так уж и быть на кухню, к пирожкам и блинчикам поближе. И к поварихам. Милость, мол, моя такая. За треногу и за повышенное невнимание к родному начальству.

Подойдя к треноге, Сидор с любопытством осмотрел хитроумную конструкцию.

— Узнаю друга Рима, — недовольно проворчал он. — Только он может так замысловато всё сделать, что при первом взгляде ни хрена непонятно. А при втором удивляешься, как сам до такой простоты не додумался. И при том ни слова ведь мне не сказать, что сделал такую клёвую штукенцию, конспиратор фигов.

Убойная штука! Ей же цены нет для понимающего человека.

Беззлобно что-то ещё поворчав себе под нос, Сидор после нескольких минут возни с прибором всё же закрепил тяжёлый бинокль на станине. Для чего у того в середине корпуса неожиданно оказалась специально приделанная снизу странная приблуда, на которую он поначалу просто не обратил внимания.

Хмыкнув оценивающе, Сидор быстро отрегулировал треногу по высоте, и, бросив хитрый взгляд на приунывшего часового, решил всё же подсластить пилюлю.

— Не унывай, — ухмыльнулся он. — Начальнику караула передашь, чтобы по одному наряду получили абсолютно все причастные. Включая, кстати, и его самого. Пусть потом мне доложится, как было исполнено. И пусть объяснит, почему сразу не доложил.

Я проверю, — тут же охладил он энтузиазм повеселевшего парня.

Жаль только главного смутьяна-изобретателя прижать нельзя, — посетовал Сидор. — Формально он мне не подчиняется и не обязан докладывать обо всех своих изобретениях. Ну да не беда. Найду и на задницу этого хитроумного татарина управу. Я ему попомню, как у меня за спиной что-то мудрёное изобретать, и молчком. Такая вещь клёвая, а они все как воды в рот понабирали.

Не понимают своего же блага. Да если наладить производство таких приблуд, да продать, это же, сколько денег заработать можно. А вы премию за новинку уже проср…ли, — ухмыльнулся он, глядя на совсем закручинившегося парня. — То-то! Впредь будешь умнее.

Оторвавшись от наблюдений за прибывшим караваном, Сидор задумчиво наморщил лоб.

А с Римом-партизаном я потом что-нибудь придумаю, — вернулся он к прерванному наблюдению за заливом, сходу так ничего и не сообразив. — Чё-нить такое, заковыристое придумаю, чтоб Риму точно понравилось. Не всё ж ему одному надо мной изгаляться. Чай, и на моей улице будет праздник.

Только мне одно непонятно, — задумчиво повернулся Сидор к наблюдателю. — А когда это он тут появился? Почему я ничего не знаю?

— Откуда мне знать, — пожал плечами парень. — Но пара недель, когда я его последний раз видел, уж точно прошла. А тренога эта у нас появилась с неделю уж как.

— Хм, появился, значит, и не представился, — задумчиво пробормотал Сидор. — Видать, времени не нашёл, занят был очень. Интересно чем? Ну-ну, на первый раз поверим, на второй — проверим, на третий — башку оторвём. И самому главному виновнику и всем, кто должен был доложить о новичках, появившихся в замке.

И запомним на будущее, чтоб кого-нибудь потом не забыть при распределении плюшек.

Если Сидор думал отыграться на татарине за неуважуху, то вся его решительность вдребезги разбилась о горящие лихорадочным блеском глаза больного. Рим болел. Болел давно и серьёзно. И уже две недели как беспомощной куклой валялся на койке в госпитале, где за ним заботливо ухаживали периодически навещавшие его товарищи.

— Вишь, — слабым голосом поздоровался с Сидором Рим на приветствие того. — Заболел. Говорят, простуда. Или малярию подхватил от этого вашего малярийного болота по соседству. Держался-держался, а за неделю до вашего возвращения свалился. Извини, дружище, что не встретил тебя со всеми. Вишь, болею я.

Сидору было стыдно. Так плохо думать о человек, который просто оказался больным и чисто физически не мог его навестить и представиться. А он, чего только не напридумывал себе, идиот.

— Ладно, — смущённо махнул Сидор рукой. — Что хоть врачи говорят, долго тебе ещё здесь валяться?

— Неделю ещё, минимум, — тяжело вздохнул Рим. — Подозревали малярию, да потом разобрались что вроде простуда, обычная простуда.

Я там по дороге сюда в речку холодную свалился, когда сматывался от слишком близких почитателей моего творчества, пуль я имею в виду. А там ключей холоднющих полно было. А просохнуть не случилось. Тогда видимо простыл и не заметил. Вот и свалился с ног сразу по прибытию.

— Всего и сделать то успел, что парням одну приблуду хитрую. Видал уже?

— Видал.

— Правда, здорово?

— Не то слово, — ухмыльнулся Сидор. — Мне понравилось. Если уступишь нам права на производство, на премию и процент с продаж можешь твёрдо рассчитывать. Над дизайнчиком бы ещё немного поработать, чтоб совсем уж стильно было, но тут уж как получится, кого нет, того нет. Как уж выйдет. А жаль, такая клёвая штука.

У тебя часом нет знакомого промышленного дизайнера, чтоб привлечь можно было.

— Это что такой за зверь, дизайнер?

— Человек такой, что думает над красотой предмета.

— А-а-а, так бы и сказал, мастер. Нет, такого нет. Кроме меня — никого, — улыбнулся Рим. — А я, как ты знаешь, делиться гонораром ни с кем не люблю. Так что придётся тебе удовлетвориться тем, как у меня получилось.

— Придётся, — улыбнулся Сидор. — Всё равно это на свойствах самого предмета не сказывается.

— Ну, — поднялся он со стула. — Навестил тебя и от души отлегло. Рад был тебя видеть. Если у тебя всё, то я пойду встречать дорогих морских гостей, что только что вошли в бухту. Вроде бы как наши издалёка, аж с самого Западного берега из Берегового Союза вернулись. Надо бы посмотреть что привезли. И где остальное? А то что-то я сомневаюсь, что за те деньги, что потратил на Западе Советник, можно было загрузить всего лишь пяток лодий, пусть даже и морских. Может, штормом раскидало?

— Привет ей передавай.

— Кому?

— Не делай вид, что не понял, — слабо улыбнулся Рим. — Ты понял кому, капитанше своей.

— Передам, — улыбнулся в ответ и Сидор. — Видя твою симпатию к МОЕЙ капитанше, обязательно ЕЙ передам, — ехидно кивнул он на прощанье густо покрасневшему мужику.

Понятно теперь, чего ты сюда так шустро прибежал, да ещё без приглашения, — негромко рассмеялся он, осторожно закрывая за собой дверь.

Вот же народ, — хмыкнул Сидор, задумчиво обернувшись на закрытую за спиной дверь. — И когда успели познакомиться, спрашивается?

Мистика!

Однако же у нас и слухи распространяются, — покачал он головой. — Я ещё не проснулся, а уже даже больные в госпитале знают, что у нас гости. Даже когда я ещё этого не знаю, они все уже всё знают, — хмыкнул он. — Мистика!

Порт.

Ничто этим обычным летним утром не предвещало перемен в погружённом в предутреннюю сонную дрёму пустынного морского порта небольшого, умиравшего ещё совсем недавно приморского городка Солёный Плёс. Городка настолько небольшого и настолько незначительного, что подавляющее большинство довольно многочисленных жителей просторной приморской равнины до недавнего времени даже не подозревало о его существовании.

Даже когда из-за стрелки Тонкого мыса, прикрывавшего с юго-запада внутреннюю гавань от свирепых зимних ветров, показался жирный купец — средняя морская лодья, под всеми парусами стремительно убегавшая от надвигавшегося следом шторма, казалось, ничего в этой, давно устоявшейся жизни не должно было поменяться.

Не самая большая морская лодья из всех возможных, как раз из числа тех, что давненько уже не заглядывали в этот порт, отпугиваемых отсутствием в достаточной мере количества грузов для своих глубоких и объёмистых трюмов.

Никому в порту из числа досужих наблюдателей в тот момент и в голову не могло прийти, что с этого момента жизнь их радикально изменилась. Как оказалось потом, к сожалению, для слишком многих.

Всё было как обычно, как всегда за многие и многие прошедшие годы. Солнце, море, белый парус заходящего в залив судна — вполне рядовое явление для этих мест, прибытие в торговый порт средней морской лодьи, обычно занимавшихся в этих местах торговлей и каботажным плаванием. Середина лета — самое удачное время для таких вот бойких морских судёнышек, да ещё в этих опасных подводными сюрпризами водах.

Появившийся следом за лодьёй из-за Тонкого мыса ещё один крутобокий морской купец, резко полоснувший белоснежными парусами по глазам портовых наблюдателей, лишь добавил вялого ленивого интереса к нежданным гостям. Но, когда следом за первыми двумя показался целый караван аналогичных судов, торопливо стремившихся укрыться в бухте от гонящегося за ними буквально по пятам грозного летнего шторма, количество прибывших в гавань нежданных торговых гостей натурально ввергло в шок изрядно обленившиеся за последние месяцы портовые службы.

Наверное, поэтому, когда к блаженствовавшему за поздним завтраком у себя дома с супругой и обширным семейством начальнику морского порта города, знатному поморскому дворянину Сигизмунду Иерониму фон Вышецкому, в гостиную торопливой спешащей походкой ввалился запыхавшийся посыльный от дежурного по таможне, тот поначалу даже ничего не понял. А просьба дежурного по таможне немедленно прибыть в порт для разбора возникшего конфликта, ввергла начальника порта в натуральный начальственный гнев.

— Конфликт? — изумился Сигизмунд Иероним фон Вышецкий, недослушав посыльного до конца. — С кем? Ты в своём уме, милейший? — повысил он голос на бледного с перепуга посыльного. — Да как ты смеешь тревожить меня так рано утром? Что там такого, что не могло бы два часа подождать?! — раздражённо бросил он на стол белоснежную накрахмаленную салфетку.

Ответ дрожащего от страха посыльного вверг начальника порта буквально в шок. Барон Сидор де Вехтор, как хозяин города Солёный Плёс и гавани, и вся, вся, вся здесь, ставил его в известность, что заявляет свои права на вошедшие в порт торговые лодьи. И просит временно исполняющего обязанности начальника порта уважаемого господина Сигизмунда Иеронима фон Вышецкого не мешаться под ногами, и не чинить препятствий в получении груза. А заодно и оказать максимальное содействие в разгрузке каравана, коль он желает немного заработать.

Даже бароном не назвал, скотина такая, хоть должен был бы.

Это был крах. Крах всего, всей жизни города и самого Начальника Порта.

Более пятидесяти лет, целых три поколения спокойной безмятежной вольной жизни без всяких владетельных баронов и иных прочих, в одночасье кончились.

— Чтоб ты сдох, тварь, — немеющими от бессильной злости губами прошептал бледный от бешенства шляхтич, бросая на стол письменное предписание барона.

Все страхи, последний год подспудно терзавшие его, воплотились в одном этом коротком послании. Появившийся совсем недавно в Приморье, словно возродившаяся из пепла птица Феникс, неизвестный никому прежде барон Сидор де Вехтор, как только что стало окончательно ясно, вернулся бесповоротно.

Год назад, появившийся словно бы из ниоткуда и снова было пропавший, оказывается, никуда он не исчезал, как все в городе втайне надеялись. Год прошёл и барон снова здесь. Было, снова пропал ненадолго, на неполные три месяца, оставив вместо себя распоряжаться делами в своём разрушенном замке какого-то непонятного ящера. И теперь опять появился в городе.

И судя по многочисленным судам, появившимся сегодня в порту, по количеству заявленного в грузовой декларации и требующего разгрузки груза, о чём бледными от ужаса губами лопотал что-то несчастный посыльный, на этот раз барон вернулся в город всерьёз и надолго, если не навсегда.

Это был крах. Крах всей их прежней вольной жизни.

Одно время, сразу после появления барона в этих местах, отцы города всерьёз рассматривали вопрос физического устранения новоявленного хозяина на старое наследие, да побоялись. Пустили дело на самотёк, решив подождать, понадеявшись, что кривая вывезет, что барон сам уйдёт, убедившись в тщетности своих потуг по возрождению города. Или по своей неугомонности характера словит стрелу из-под куста, где-нибудь на торговом маршруте. Не свезло.

А своих сил у отцов города оказалось недостаточно, чтоб надёжно, с гарантией свернуть шею новоявленному хозяину, пока тот окончательно не окреп и не утвердился в своих правах. Да и стрёмное это дело было, честно говоря. Слишком много людей оказалось посвящено в те тайные разговоры об устранении нового хозяина, а значит, что-то из той болтовни когда-нибудь да вылезет из-под спуда. Что неизбежно привело бы к тому, что прочие поморские владетельные бароны могли бы тогда и не понять такого поведения городского магистрата, пусть даже и не имеющего к ним непосредственного отношения. И тут же приняли бы соответствующие меры, не разбирая, кто тут прав, а кто и нет.

Пусть барон для этих мест и чужой человек, был, да что с того. Классовая солидарность, будь она неладна, а что хуже того, тесные семейные и родовые связи владетельных баронов оттого ведь никуда не делись. Их было мало в этих местах, поморских владетельных баронов, но именно оттого они всегда старались держаться друг друга. И хоть по слухам, меж собой местные владетели кривили нос в сторону молодого выскочки, презрительно считая того недостойным, против внешней угрозы они выступят единым сплочённым фронтом. И что потом останется от города, можно было даже не думать. Ничего! И даже меньше чем ничего. Хорошо если руины и пепел останутся, а то и того не будет. Наймут рабов и сроют даже остатки фундаментов бывшего города Зареченска. Сроют и покидают в море, чтоб и камня не было. А всю территорию города засыпят слоем соли, по обычаям предков, чтоб ничего тут никогда не выросло. Благо уж с чем-чем, а с солью в этих краях проблем не было. Уж соли то на морском побережье всегда было полно.

Бывали, знаете ли, и такие прецеденты в этих краях.

Классовая или, иначе, кастовая солидарность, так это у них называется, кажется….

Встряхнувшись, отгоняя не вовремя всплывшие опасные мысли, начальник порта быстро пробежался глазами по представленной гонцом грузовой декларации. На первый взгляд всё как обычно, если не считать того, что всё непонятно. Указаны только наименование груза — какие-то ящики, количество, их габариты и вес. Всё.

— "И как прикажете это разгружать? — начальник порта, как серьёзный профессионал почувствовал лёгкое раздражение. — Ох уж эти сухопутные крысы, да к тому же владетельные бароны. Ничего-то правильно заполнить не могут. А какие использовать портовые краны? Или барон что, всё сделает сам? Собственным пердячим паром будет разгружать прибывший караван? Он чем думал?"

Большей наглости невозможно было представить. Мало того что этот барон, судя по всему не собирался платить за стоянку в порту прибывших судов, так ещё и не собирается ставить городские власти в известность о характере груза. На что, впрочем, как владелец города, а соответственно и порта, как части принадлежавшего ему морского залива, имел полное и несомненное право.

"Хотя, почему только части, — горько подумал Иероним Сигизмунд фон Вышецкий. — Не части! Всего! Всего залива".

Тут его было не уесть. Тут барон был в своём праве.

— "Что б ты сдох, тварь", — уже привычно равнодушно, мысленно выругался старый шляхтич.

Теперь у них оставалась последняя надежда, крайне слабая правда, попробовать разойтись с бароном полюбовно. Отделиться всей Заречной частью от старого города и объявить себя вольным поселением. Тем более что на то они, как бы имели полное право. Здесь жили люди вольные, а то, что когда-то формально этот залив весь, целиком принадлежал баронам де Вехтор, так это была ошибка первых поселенцев, пришедших на руины погибшего города. И даже не самого города, а одной лишь его заречной части, где на тот момент располагалась небольшая рыбачья деревушка. К слову, также погибшая, как и сам город.

Старый город когда-то давно погиб, весь, полностью, со всеми его старыми жителями и ни за что прошлое, нынешнее население Солёного Плёса не отвечало, не будучи никак связано с тем прошлым наследием. Только вот то, что они, не подумав взяли старое название и построились на месте бывшего здесь ранее поселения — вот где была их ошибка. Серьёзная ошибка первых поселенцев. Теперь их наследникам придётся отвечать по чужим долгам.

И никакой больше свободы, никакой самостоятельности. Потому как даже земля, на которой стоит ныне их город, принадлежит баронам де Вехтор. Вся земля вокруг залива на сорок вёрст протяжённостью, считая от уреза береговой кромки, как сказано в старых разрядных книгах. Которые, кстати, никто не отменял, и отменять не собирался. И которые, будь они трижды прокляты, найти можно у любого бургомистра любого здешнего приморского города, с планами, схемами, промерами глубин залива и подробным описанием. Не говоря уж про владетельных приморских баронов, у которых подобные записи дублируются в обязательном порядке и не по одному разу. И хранятся в таких местах, что и захочешь, не найдёшь.

Даже старые межевые знаки — каменные тумбы, не догадались вовремя свернуть и побросать в море. До сих пор стоят по урезу воды в заливе немым укором его личной бесхозяйственности. Всё было б тогда больше шансов на переговорах с бароном. Правда, в переговорах непонятно о чём…

Теперь у горожан оставался один лишь выход. Собирать вещички и валить в соседнюю бухту. Благо таких, никому не принадлежащих свободных глубоководных бухт по всему ближнему и дальнему побережью в этих краях было не сосчитать. Правда, не так хорошо обустроенных и без наличия в достатке пресной воды, но… хватало.

Но тогда придётся бросить здесь и дом свой, и всю свою недвижимость, и налаженное хозяйство. И бросить лично им любовно выпестованный великолепно оснащённый любимый морской порт. Его будущее, его личный пенсионный фонд, то, что он персонально и трепетно пестовал и взращивал многие и многие годы, буквально по медной монетке отрывая от себя, от своей семьи, недополучая положенное жалованье и вкладывая эти деньги в развитие любимого дела.

— "Чтоб ты провалился куда поглубже, проклятый барон, — с тоской, обречённо подумал немолодой уже шляхтич".

На душе Иеронима фон Вышецкого, чуть ли не всю жизнь отдавшего любимому морскому делу было муторно. Как же не хотелось идти сейчас на службу, что-то там делать и видеть рядом этого новоявленного хозяина, который и пальцем не пошевелил, а ему всё свалилось буквально прямо в рот. Как он ненавидел таких ублюдков.

Ведь он ничего не жалел для своего выпестованного за долгие годы любимого дела. Ни денег, ни труда, ни здоровья, ничего!

Даже на собственные деньги купил в Устьинском княжестве и за прошлую зиму перегнал сюда дноуглубительный земснаряд, надеясь за счёт её мелководной восточной части расширить глубоководную часть этой бухты и тем увеличить проходимость порта.

— "Дурак! Ну, какой же он всё-таки дурак", — с горечью думал теперь уже явно бывший начальник порта.

Теперь придётся всё здесь бросить. И что делать с безумно дорогим земснарядом, который кроме него никому здесь не нужен, совершенно непонятно. И от одной лишь мысли об этом сводило скулы от ненависти. Снова придётся начинать на пустом месте и снова всё с нуля? Но уже без денег, которые необдуманно вложил в этот чуть ли не драгоценный агрегат.

Удавил бы тварь эту залётную, владетельного барона этого, не вовремя вспомнившего о том, что все давно и прочно забыли.

Собственно, выход был. Пусть эфемерный и полностью зависимый от доброй воли нынешнего барона и откровенно бредовый, но был. По крайней мере, надо было попытаться хоть что-то сделать.

Надо было уговорить барона отказаться от Западной бухты. Надо подобрать и привести ему такие доводы, чтобы он сам, добровольно от неё отказался. Денег дать, наконец-то, чтоб отстал от них. Много! Чтоб точно отстал. И тогда всё будет хорошо, всё будет как прежде.

Только вот где взять столько золота, чтоб это было интересно барону? Негде!

— "Бред, конечно, — вяло подумал барон. — Полный бред. Ну, кто же сам, по собственной воле, без принуждения откажется от такого богатства, которое будет не только тебя самого кормить, но и твоих потомков долгие и долгие годы? Да никто".

Сигизмунд Иероним фон Вышецкий, сам, будучи потомственным дворянином, прекрасно понимал пришлого барона и осознавал, насколько подобное предложение прозвучит эфемерно, глупо и откровенно говоря, бредово. А нынешний барон при всей его экстравагантности не производил впечатления слабоумного.

Вялые обречённые мысли равнодушно скользили в голове шляхтича, не цепляя сознание. Ни идти в порт, ни делать что-либо не хотелось. И всё равно, как настоящий профессионал, Иероним фон Вышецкий не мог пустить дело на самотёк. Прибывшие лодьи надо было принять. И самому лично проконтролировать, чтоб всё было, как положено.

Тем более что прибывший немалый караван уже составил портовым службам серьёзную проблему. Стоять стольким лодьям в Западной бухте было просто негде, если только они не боялись повредить такелаж друг друга.

Впрочем, о чём тут рассуждать. Собственно у городского магистрата и у него лично не было выбора. Скоро придётся расстаться с давно обжитым местечком. Выгонит их новый хозяин города из своих домов, не выгонит — неизвестно. А пока следовало честно выполнять взятые на себя обязательства.

Хотя, был ещё один, "традиционный" так сказать способ решения подобных дел — подложить в постель барона ночную кукушку. По слухам барон был один, хотя вроде бы как, и женат. Но здесь его жены точно не было, так что можно было и попробовать.

Сигизмунд Иероним на миг замер, мысленно перебирая дочек всех значимых людей города, из числа которых можно было бы выбрать достойную кандидатку, и мысленно же поморщился. Выбор был небогат. Убогий был, честно говоря, выбор. Не было в их городе в достатке дворян и дочек у них, кого можно было бы, потревожить на сей счёт. Если только…, — внутри фон Вышецкого на миг всё похолодело. — Если только не подложить под барона дочку самого бургомистра?"

На миг, представив, ЧТО ему выдаст на подобное предложение сам бургомистр, в прошлом вольный торговец, сиречь — пират, и всякие сомнения в возможности подобной сделки растаяли бесследно. Жить всё ж хотелось, пусть даже уже и без любимого порта. А стоило заикнуться о чём-то подобном, не сносить ему головы. Убьёт, как есть убьёт".

— Захвати печати, мы в порт, — уныло бросил фон Вышецкий суетящемуся в кабинете секретарю. — Впрочем, печати можешь не брать, — обречённо махнул он рукой. — У нас сегодня, кажется, дежурный по порту сотник Дубов?

Дождавшись молчаливого согласного кивка, ещё более обречённо махнул рукой секретарю.

— Всё, печати можешь точно не брать. Если этот сказал, что баронский груз, значит, баронский. И значит, про мыто можем забыть.

— А аренда портовых кранов? — пискнул откуда-то из-за спины секретарь. — Он же будет разгружаться. Не вручную же тяжести таскать. Да и некому у нас. Грузчики то давно уже тю-тю. Разбежались от бескормицы.

Последнее время с заходом торговых кораблей в их порт была большая напряжёнка, и люди в портовых службах уже с прошлой осени сидели на половинном жалованье. Тот, кто его получал. Часть из них уже разбежалась, и их уже можно было и не искать. И когда такая тенденция переменится, не знал никто. Точнее, знали, что не раньше середины лета хоть как-то оживится каботажное плавание, но пока что доходы порта были на нуле. Так что понять их можно было.

— "Впрочем, понять можно любого, — раздражённо подумал чиновник. — Только это не добавит звона монет у тебя в кармане. А понять можно кого угодно".

Начальник порта в очередной раз обречённо, с внезапно прорвавшимся лёгким раздражением тяжело вздохнул. Возни с разгрузкой прибывшего каравана впереди было много, а вот возможной прибыли как-то не наблюдалось. Вступать в конфликт с бароном и требовать с того денег за разгрузку в его, формально как будто бы порту, он бы не рискнул.

А жаль. По слухам, барон занялся активным восстановлением своего разрушенного замка…. А это, какие ж деньги, какие грузы, — на миг захолонула тоска в груди прожжённого портового дельца.

— "Впрочем, — тут же опамятовался он, — не зверь же он заставлять людей задарма работать. Если на жалованье портовым служкам чего барон подкинет, а он, надеюсь, должен понимать, что людям надо чем-то питаться, уже хорошо".

"Так что надеяться на то, что старый новый хозяин не стребует с города оброк за все прошедшие годы, как думали некоторые глупцы из магистрата, будет верхом глупости, — пришёл он к очевидному выводу. — Никто в здравом уме от своих денег не отказывается. Тем более от таких и за такой срок — за целых пятьдесят лет. А уж тот, кому они нужны на дело, на восстановление стен и разрушенных временем и людьми левобережных районов города, так и нечего думать.

И не платить нельзя.

По слухам, крут был барон. И методы, какими он разбирался с непонравившимися ему людьми, и как выколачивал из неплательщиков долги, независимо от социального статуса должника, не могли не настораживать понимающих людей. Потому как даже невероятная история с казнью им собственных проворовавшихся управляющих докатилась до этих мест.

А смутные слухи, как этот самый барон жестоко расправился со своими обидчиками в каком-то Бабьем Доле или Дольнем Поле? И эта история докатились сюда. И выяснять с самим бароном, есть ли правда в этих мутных слухах, у местных властей не было ни малейшего желания.

Что уж тут говорить о каких-то птичьих правах птичьего города.

На душе Иеронима Станислава фон Вышецкого стало совсем тоскливо. Следовало прямо признать. Славный город Зареченск надо бы переименовать в Птичий. Внезапно, буквально с неба свалившийся жирный кусок большого торгового каравана просвистел мимо рта. И это надо было спокойно принять. В их весьма шатком положении, нельзя было злить барона требованиями ни оплаты работ, ни платы за стоянку.

— "День не задался. Ну что за жизнь? С самого утра день не задался", — пришёл портовый чиновник к очевидно неприятному выводу.

Встреча.

Ранний визит в порт на встречу долгожданного судна, не доставил Сидору радости. Да и с чего бы? У далеко выдвинутого вглубь залива пирса ? 3, куда обычно швартовались изредка появлявшиеся в этом порту суда каботажники, сейчас одиноко стоял привычно хищного вида самый обычный, только обшитый чёрной броневой фанерой ушкуй.

Единственное, что выделяло его из привычного ряда точь в точь таких же морских ушкуев разбойников — торчащие на носу артиллерийское орудие, да тонкий прутик пулемётного ствола в башне на корме, чего не было ни у кого в этих многое повидавших водах. Потому видать и сиротливо державшаяся на отшибе пригнанная им пятёрка крутобоких купеческих лодий, не спешила проявлять какую-либо инициативу терпеливо ожидая своей участи.

Где-нибудь в другом месте одним своим богатым ухоженным видом внушивших бы к себе симпатию и уважение. Здесь и сейчас они производили впечатление потерянных, растерявшихся щенков, словно не знавших что делать: то ли швартоваться под разгрузку, по примеру пригнавшего их сюда ушкуя, то ли так и дальше стоять посреди бухты, не решаясь на что-либо. К тому ж, ни единой живой души из числа портовых служащих, обычно тут же словно рой жирных мух начинавших крутиться возле прибывших в порт кораблей, в этот раз почему-то не было. Что, похоже, добавляло нерешительности капитанам прибывших судёнышек, и наводило их на самые пессимистические мысли.

А может нерешительности им придавало и то действо, что разворачивалось в это время на пирсе. Немногочисленная команда ушкуя шустро выносила с судна тела неподвижно лежащих на носилках людей. И лишь слабое шевеление уже уложенных на пирс тел явственно указывало, что тут, слава Богу, лежат пока живые.

Хотя о том, что лежащие на носилках люди если не все, то большинство вполне себе живы, легко можно было догадаться и по явственно слышимым с той стороны проклятьям и вполне разборчивому матросскому мату, весьма характерные особенности которого отчётливо доносились до обострённого слуха барона.

Мрачный Сидор угрюмо смотрел на своего прежнего морского красавца, бывшего когда-то мощным красивым кораблём, от мощи и красоты которого теперь практически ничего не осталось, и тихо зверел. Столько труда, столько денег, сколько сил было в него вложено, и куда всё делось. Аж скулы сводило от злости.

Такое издали красивое, изящное морское судно — средний морской ушкуй, вблизи, страшно было смотреть. Вдрызг разбитое, низко сидящее в воде корыто, из которого во все стороны торчали куски разорванной в клочья обшивки и везде виднелись следы поспешного неаккуратного ремонта. Как оно ещё держалось на воде, уму было непостижимо.

Сильно побитый, лишь кое-где кусками целый фальшборт, словно гнилыми, ломаными зубами возвышавшийся над невысоким причалом, создавал странное впечатление неправильности и какой-то нереальности и совершенной нездешности. Словно в этом мире такого просто не могло быть.

И завершали картину куцые, кое-как срощенные у основания, словно обрубленные снизу две мачты, невысоко возвышающиеся над палубой. И неровные строчки тщательно заделанных деревянными чопиками небольших отверстий, пересекавших вдоль и поперёк весь правый борт судна, довершали картину жестокой трёпки. Даже сброшенный на причал верёвочный трап с побитого борта и тот оказался весь состоящим из множества кое-как срощенных кусков каких-то размочаленных канатов. На него и ногой то стать боязно было, а не то что, подыматься по нему на борт столь жестоко пострадавшего в неизвестном бою ушкуя. А то, что корабль явно выдержал серьёзный бой, видно было и невооружённым глазом.

Пробитый насквозь нос судна, кое-как заделанный совершенно неподходящим подручным материалом, совершенно определённо указывал, что под конец поспешного ремонта на судне кончился даже строительный материал для заделки пробоин. И для того, чтобы через пробитые чем-то невероятно мощным в борту дыры судно не заливало водой, капитану с командой пришлось серьёзно потрудиться, используя всё, что было под рукой.

Сломанная ножка стула и рядом торчащий из плохо заделанной пробоины кусок спинки когда-то дорогого резного кресла, едва державшийся на обрывках измочаленных канатов, яснее ясного показывали, насколько тяжело пришлось команде.

Как это судно дошло сюда в порт — вообще было непонятно.

— "Ничего не понимаю, — с серьёзно озадаченным видом, Сидор внимательно рассматривал сильно потрёпанный в неизвестном бою корабль. — Это же знаменитая наша чёрная фанера! Кто ж тебя, родной ты мой, так покоцал то? Боже мой! Вдрызг, в хлам всё разнесло".

Основания для подобных вопросов у Сидора были более чем веские. Никогда прежде ни с чем подобным в этом мире он не сталкивался. И хоть не большой он был знаток историй про местные морские нравы и сражения, но что подобные повреждения при современном развитии местного оружия в принципе были невозможны, он знал точно. Такого просто не могло быть! Но было.

А чтоб после подобного ещё кто-то и выжил, в это вообще верилось с трудом. Впрочем, по этой части, как оказалось, он вообще был небольшой знаток.

Снующие по трапу несколько человек с носилками произвели на Сидора особенно гнетущее впечатление.

Где люди? Где весь экипаж?

Команда сюда подбиралась и им, и лично капитаншей чуть ли не со всего речного флота республики Амазонии, чуть ли не по каждому отдельному человечку. Где деньгами, где шантажом, а где и прямым угрозами другим капитанам, лишь бы отпустили нужного им человечка. И что в итоге?

Из четырёх десятков матросов экипажа, список которых Сидор сам лично утверждал, личные дела которых читал не по одному разу, вчитываясь в скупые выверенные строчки, пытаясь за сухими казёнными словами понять необходимость стольких усилий по привлечению именно данного матроса, перед ним теперь сновало по трапу не более двадцати человек. И судя по внешнему состоянию корабля, и по длинному ряду лежавших на пирсе людей о судьбе остальных членов экипажа можно было не спрашивать. По всему выходило, что попала капитан в очень серьёзную передрягу и, слава Богу, что хоть сама-то выбралась оттуда живой.

— "Вон, как бодренько покрикивает на своих матросов. Ага, заметила. Что ж, стоим, ждём".

Сидор мрачно покосился на неторопливо, усталой походкой спускавшуюся к нему по трапу капитаншу. Как говорят в таких случаях: "Краще в гроб кладут". Видок у той был под стать корпусу её корабля.

Но корпус то хрен бы с ним, починим, тем более что достаточно солидный запас фанеры и клеёного бруса у них с собой был. Была у Сидора тайная мыслишка, когда они собирались сюда, раз уж никак у них не получается в Старом Ключе, то здесь в Солёном Плёсе поискать местных корабельных мастеров и заложить здесь в заливе себе морской кораблик. Один или два, как получится.

Вот и запасся на всякий такой случай изрядным количеством потребного для такого дела строительного материала. Только не сразу взял всё с собой, а тихим ходом пустил следом за своим караваном, ещё зимой.

Так что, как раз к середине лета они и добрались до берега моря и давно уже аккуратно складированные в одном из сохранившихся пакгаузов на берегу залива, дожидаются своего часа.

Так что с материалом для восстановления ушкуя было из чего выбрать. Даже на парочку, а при жёсткой экономии так и на тройку небольших морских судёнышек, по типу ушкуя Васы, должно было хватить. А нет, так и ещё подвезти можно было. Пусть не спехом, но со временем сюда всё доберётся.

А вот где взять новых людей, да не абы кого, а подготовленный проверенный экипаж, взамен погибших или вот этих пораненных, вот где был серьёзный затык. Как она теперь с таким вот усечённым экипажем доставит в Плёс весь остальной груз, было непонятно. Ведь наверняка эти пять лоханок не всё, что должно было быть, судя по представленным Советником длинным спискам закупок. Там одного только станочного оборудования должно было быть минимум ещё на десяток, таких как вот этот караванов.

Действительность жестоко расставила всё по своим местам.

— Капитан! — негромко поприветствовал он подошедшего хмурого капитана. — Товарищ Васа! Слава Богу, ты жива. А то глядя на твоё побитое судно и куцый экипаж, невольно возникают всякие нехорошие мысли. Хто ж тя так покоцал то, золотко моё?

— И это что, все, кто из экипажа остались?

— Ну да, а ты что хотел?

— Двадцать человек? Не густо.

— А-а-а, ты об этом, — усталым голосом понятливо кивнула капитан. — Вместо приветствия сразу интересуешься экипажем, — скупо улыбнулась капитан. — Я им передам. Девочкам будет приятно. Не боись, барон, почти все живы. Но много пораненных, больше половины экипажа. А вот невозвратных потерь всего лишь трое. В этом отношении мне повезло больше всех, спасибо твоей фанере, — совсем уж мрачным тоном уточнила она, покосившись на пирс. — Это не наши, — хмуро пояснила она. — Тут те, кого успели подобрать с разбитых судов.

— А наши тогда где? — повернулся к ней мрачный Сидор, с трудом отведя взгляд от длинного рада неподвижных тел.

— Кто может стоять на ногах, все здесь на палубе, выносят раненых. Остальных пришлось по паре человек перевезти на купцов, для контроля.

— Всучила каждому по пневматическому пистолету, по гранате, и приставила к капитанам. Чтоб тишком не сдёрнули в темноте, да и вообще, чтоб были послушнее. Я сейчас не в том положении чтоб шутки шутить и гоняться за каждым по всему побережью.

С девяти миллиметровой пулей у виска не больно-то подёргаешься, — мрачно ухмыльнулась капитан.

— Были попытки?

— Чтобы не было, — отвела взгляд мрачная капитанша.

— Уже лучше, — постарался незаметно с облегчением перевезти дух Сидор. — И как добрались?

— А ты не видишь? — помрачнела ещё больше капитан. — Из всего каравана это все кто выжил.

— Не понял, — насторожился Сидор. — Что значит, из всего? Разве был конвой? Мы же договаривались об обратном. Ты же должна была доставлять груз небольшими партиями, для удобства. Сразу же обговаривали, что порт здесь маленький, сразу большой караван не принять. Поэтому должна была возить частями. В принципе, вот как счас — четыре-пять лодий за раз. Да и нам тут удобней вывозить малыми частями.

— Так вышло, — поморщилась капитан. — За что можешь Советника своего поблагодарить, козла такого. Его полностью заслуга в том, что все закупки пришлось сводить в один караван и всем вместе разом сдёргивать из Берегового Союза. Иначе бы всё там и осталось в подарок портовым властям.

Ох, попадётся он мне под руку, гнида такая, все волосёнки на его плешивой головёнке повыдергаю. Курва!

— Потом расскажешь, — поморщившись оборвал её Сидор. — Вон, начальник порта идёт, сейчас орать будет, что без разрешения пирс заняли. Придётся ставить на место. Так что, давай пока вкратце, детали потом. Что было, сколько и где всё оставили?

— Было — один караван в шестьдесят пять больших морских лодий, водоизмещением до двух тысяч тонн каждая и я у них — один средний морской ушкуй, нечто вроде пастуха и охраны, шестьдесят шестая.

— Что было? — усталым и каким-то обречённо мёртвым голосом повторила она вопрос. — Нападение мониторов пограничной береговой стражи князей Устьинских на идущий мимо их таможни торговый конвой было, с целью его пограбить.

Вчистую весь караван вынесли, твари.

Что осталось?

Осталось пять купцов, те, что пришли со мной, и ещё где-то в море болтаются три купеческие лодьи, что точно не пошли на дно возле Устьинской банки: "Малышка Дизи", "Красотка Мара" и "Морская Касатка". Где они, сказать точно не могу. Думаю в течение месяца ситуация прояснится.

К восьми спасшимся, пожалуй, можно приплюсовать ещё одну лодью — "Быстрая Марта". Видела, как её серьёзно зацепило в самом начале, две из трёх мачт сбило. Но потом отвлеклась и вспомнила о ней лишь, когда сама удирала. Но среди тонувших я её точно не видела, да и к островам она была ближе всех. И быстрой "Марту" не за просто так назвали — самое быстрое судно в караване, было.

Так что вполне могла скрыться в камышах даже с одной мачтой из трёх. Фарватер она знала, карта у неё была, устьинской таможне на тот момент было совсем не до неё, она со мной воевала. Так что может и сбежала, и сейчас где-нибудь спешно чинится.

Может в суматохе той собачьей свалки и ещё кто скрылся, точно не скажу, не знаю. Как-то не до того мне было, чтобы за всеми следить. Может и ещё кто спасся, вполне возможно. Есть у меня подозрения ещё на пятнадцать судов, что вполне могли спастись, потому как тонущими я их не видела, но это под большим вопросом.

Могу ответить лишь за эти четыре судна.

Но это не вопрос. Если кто ещё спасся, то месяца через два, как миленькие сюда подтянутся. Все как одна. Здесь мирок тесный, все друг друга знают. Никто не станет рисковать заработать дурную репутацию, кинув клиента.

Где груз? На дне морском: меньшей частью возле Устьинской банки, большей — в протоках Змеиных островов. Там все. Все сорок одна лодья. Это если спаслись и те пятнадцать. Нет, так там на дне лежат пятьдесят шесть лодий.

Васа на миг задумалась, а потом вяло, с трудом повторила.

— В самом худшем случае, те, что со мной пять — всё что осталось от вышедшего из Сияжска три месяца назад большого конвоя в шестьдесят пять лодий, — как-то устало и обречённо ткнула она в сторону залива рукой.

Если интересно, что в трюмах этих пяти, я тебе сразу и без бумаг скажу. Сущая ерунда: три лодьи — это хлопок, на остальных двух — ткацкие станки для текстильной и швейной фабрички. В одном из них двухсот сильная паровая машина, идущая в комплекте к прядильным станкам. Вторая, стосильная машина, что шла в комплекте к ткацким станкам, покоится на дне морском.

Хлопок, правда, не простой, а какой-то тонкорунный высшего качества. Чуть ли не из самой Империи Ящеров, если верить тому, что было написано в сопроводительных документах.

— Хотелось бы получить список всего. Что было и что осталось, — мрачно буркнул Сидор.

— Будет тебе список, — вяло помотала капитан головой. — Позже. Разгружусь и всё предоставлю. Что было, что могло быть, но погибло, и что осталось, — устало и обречённо проговорила капитан. — И можешь теперь делать со мной всё что хочешь. Виновата, не уберегла. Вину свою осознаю и готова понести наказание. Только девочек моих не тронь, они здесь ни при чём. Они то, как раз сделали всё что могли. И даже больше, — совсем уже тихо проговорила капитан.

— С наказанием потом решим, — мрачно буркнул Сидор. — После того как ты подробно всё расскажешь. И не здесь на глазах у всех, а дома, в замке, без лишних ушей. Пока же давай разгружайся.

Какие склады занять под груз, решишь с портовыми службами. Сама. А то боюсь, что если сунусь, сорвусь и всё испорчу. Не сложились у меня с ними отношения. Будут денег требовать — посылай и занимай любой лабаз что понравится, бесплатно. Тут всё моё, даже если пока и не моё. Пора уже сволочам местным показать, кто в доме хозяин.

Не будут наглеть, договаривайся полюбовно, за денежку малую, нам ссоры не нужны.

Так что пара броневиков и полторы сотни егерей с ящерами тебе в помощь чуть попозже подошлю, думаю, не помешают. Принимай под своё начало и нагибай местных. Удобный случай показать кто здесь главный. Пока ты здесь, парни будут подчиняться тебе.

А вон и начальник порта появился, наконец-то, — оживился Сидор, заметив шевеление в начале пирса. — Сейчас я вас познакомлю, а дальше вы уж сами. Тебе видней, где и что размещать и сколько платить, если что. Самое главное я тебе сказал. Весь порт наш, со всеми службами и строениями. Если местные об этом ещё не знают — это их проблемы.

А я в эти ваши морские дела лезть не буду, иначе сразу всё испорчу. У меня и так не сложились отношения с местной публикой. Как бы их ещё больше не испортить. Так что, действуй Васа.

— Доброе утро, господин барон.

— И вам того же, господин Вышецкий. Вот, познакомьтесь, госпожа Васа Лытко, капитан "Серого краба", моего боевого ушкуя. Привела в мой порт караван судов, надо бы принять и разместить груз. Understand?

— Понятно.

Надеюсь, проблем не будет?

— Не будет.

— Хм, вот и хорошо. Тогда я вас оставляю вдвоём, на время. Думаю, в своих морских делах вы и без меня разберётесь.

Если буду нужен, зови, — кивнул он капитанше. — Будут проблемы, сразу ставь в известность. У меня там ещё пара броневиков свободных есть, если вдруг понадобится.

— Сразу проблема, — невозмутимо остановил Сидора начальник порта. — У нас нет биндюжников.

— Кого? — изумился Сидор.

— Грузчиков, по-вашему, — поморщился фон Вышецкий от безграмотности пришлого барона. — Нужны портовые грузчики, а их нет. Разбежались из-за отсутствия работы.

— Краны есть, а разгрузить вас мы не сможем. Некому работать. И хорошо бы было получить на время ваши биндюги, а не какие-то броневики, непонятно зачем сюда пригнанные.

— Чего? — изумлённо уставился на него Сидор. — Какие биндюги? Это что такое?

— Это такие ваши большие телеги, те, что могут перевозить до двух тонн груза, я их видел на вашей стороне. Я понимаю, что их ещё надо переправить через Мутную и это займёт какое-то время, но без них мы будем возиться здесь неделю, не меньше. С ними управимся до завтрашнего вечера.

И ещё раз напоминаю — нет портовых рабочих, нужны грузчики. А у вас, как я знаю, много рабов. Было бы неплохо прислать сюда сразу сотню ящеров или две сотни людей. Тогда мы дня за два разгрузим весь ваш караван.

— Не рабов, — мрачно уточнил Сидор, мгновенно раздражаясь, — а вольных ссыльнопоселенцев.

— Как вам будет угодно, — равнодушно кивнул шляхтич. — Мне же нужно сто крепких ящеров или две сотни сильных мужских особей из числа людей. Как вы их назовёте мне без разницы. Иначе ваши суда так и будут стоять посреди бухты неизвестно, сколько времени, занимая чужое место. Разгружать мне вас некем, а на ваших матросов, — небрежно кивнул он на длинный ряд лежащих на пирсе тел, — надежды никакой.

Как я понимаю, вы столкнулись в море с проблемами? — повернулся он к капитанше.

— Пограничная береговая стража устьинских князей, с интересом глядя на сурового шляхтича, уточнила капитан.

Потрепали немного, когда отказались платить за проход в их водах. Да они, честно говоря, и не спрашивали, сразу стали стрелять.

— Понятно, — кивнул фон Вышецкий. — Знакомо. Хотели срезать Устьинский выступ и проскочить протоками меж Змеиных островов по примеру всех прочих. Пошли коротким путём. Ну-ну.

— Не совсем коротким, но где-то так.

— Ошибка. Этот год Змеиные острова — их самое логово. Многие уже на том погорели.

Небось, первый раз сопровождали караван?

— Первый.

— Насчёт островов посоветовал кто, или сама так решила?

— Посоветовал знающий человек.

— А самого советчика, небось, после устья так ни разу и не видела?

— Вроде того. Там много людей пропало.

— Поздравляю. Извините за грубость, но Вас сударыня банально подставили. Хорошо, что хоть сами живы, и хоть что-то из груза осталось. Последний год, те, кто забредает в их воды, живыми оттуда уже не выбираются. Так что можно считать вам крупно повезло.

— Или…, — взгляд фон Вышецкого зацепился взглядом о торчащий над разбитым носом ушкуя короткий ствол артиллерийского орудия. — Хм, да вы и сами, как я посмотрю, можете указать князьям их место.

Семьдесят шесть?

— Типа того.

— Снаряды трофейщиков…, или?

— Или, Мариинская оружейная фабрика.

— Достойно. Весьма достойно.

— Иначе бы меня здесь не было, — мрачно согласилась капитан.

Всё, барон, — повернулась она к Сидору. — Спасибо что представили, далее я сама. Думаю, мы с господином начальником порта найдём общий язык, — оценивающе оглядела она пожилого шляхтича. — Как разгружусь, я подойду.

— Good, — согласно кивнул Сидор.

Оставаться здесь и дальше не было никакой необходимости. Дел и других хватало, а мешаться у профессионалов под ногами он не привык. Пусть каждый делает своё дело. Главное он уже понял. Посредник слов на ветер не бросал и его "подарок" Сидор оценил по достоинству.

— Вечером жду Вас с докладом, — сухо кивнул он капитанше на прощанье. — Там и договорим. Где меня найти, вам укажет любой егерь в замке.

— А вольных ссыльнопоселенцев, — повернулся он к шляхтичу, — я вам пришлю. Нужно две сотни — будут две. И будет лучше, если вы сразу отберёте средь них себе бригаду постоянных грузчиков, столько, сколько вам необходимо, чтоб впредь таких вопросов не возникало. Надо, а никого нет. И, вам видней кого выбрать, и мне меньше беспокойства.

Грузов в перспективе ко мне приходить будет много, так что лучше заранее обо всём побеспокоиться.

Последнее. Вопрос оплаты моих людей вас не касается. Оплата ваших работ, как и аренда портовых кранов, решите с ней. Она в этом вопросе лучше разбирается, — кивнул он на Вассу. — И учтите, я не такой зверь, чтоб заставлять ваших людей работать задарма. Так что по этой части, не беспокойтесь, без зарплаты не останетесь.

Всего хорошего, — кивнул он одновременно обоим, прощаясь.

Вечер того же дня.

— Ну вот, пожалуй, здесь будет удобнее поговорить. Чужих ушей нет, да и не пялится на нас никто.

Залитая светом заходящего солнца просторная светлая комната на втором этаже Главного дома замка, открывшаяся взору капитана Васы за невзрачной, оббитой с двух сторон толстой воловьей кожей дверью, поражала своими размерами и пятиметровыми потолками. И ещё непривычно длинным рядом высоких застеклённых окон по фасаду.

И скудостью обстановки, а точнее практически полным её отсутствием, за небольшим исключением — широким и невероятно длинным во всю длину комнаты столом посередине, небрежно укрытым куском серой грубой парусины вместо скатерти.

И тремя неказистыми, явно самодельными табуретами, возле стола.

Видать, тот, кто их делал, поленился табуретки покрасить, а перед тем ещё и острогать доски, из которых они были сбиты. Поэтому сейчас, при заходящем вечернем солнце табуретки смотрелись особенно неказисто. Хотя даже внешне на вид они были крепкие и…, какие-то основательные, что ли.

В углу, диким диссонансом обшарпанным стенам и убогому столу смотрелся изящный плетёный посудный шкаф из местной красной лозы, выпадая из единого образа нищеты в комнате. Ещё на стенах, на серых льняных верёвочках висели свёрнутые в большие рулоны куски толстой кипельно белой бумаги.

Больше в помещении не было ничего.

— Это что, твой рабочий кабинет?

— Тебя что-то удивляет? — ухмыльнулся понимающе Сидор, быстро окинув беглым взглядом обшарпанные старые доски некрашеного пола и ещё не оштукатуренные до конца стены, на которые у него постоянно не хватало ни людей, ни времени.

На потрескавшийся, местами с осыпавшейся штукатуркой потолок, где отчётливо проглядывала старая, потемневшая от времени дранка, он старался даже не смотреть, чтоб самому не расстраиваться.

— Нет, меня здесь уже ничего не удивляет, — ухмыльнулась Васа. — Достаточно один раз поглядеть на эти руины вокруг и всё ясно. Просто констатирую сам факт. Ну и дыру же ты себе выбрал для жилья барон. Про город ничего не говорю, руины и есть руины. Да и наследство жёнино как-никак, тут уж, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят. Но хоть особнячок то получше мог бы себе подобрать? Благо есть из чего.

Пока добиралась сюда, в мёртвой части города видела кучу нежилых домов, зияющих пустыми провалами окон. Вполне приятных на вид. Даже внешне они лучше выглядят, чем эти развалины, где ты поселился.

— Ты сюда пешком добиралась по берегу, или лодкой по заливу?

— По заливу, на лодке. А что?

— Жаль, много потеряла, — ухмыльнулся Сидор. — Добиралась бы по суше, не было бы такого глупого вопроса. Ты этот мёртвый город со стороны, с воды видела, а оттуда он чудо как хорош. Стоит выбраться на берег, и от одного запаха плесени и какого-то еле уловимого дерьма, пополам с сероводородом со стороны залива, тебя бы живо вывернуло наизнанку. Сколько всякого гнилья отсюда уже вывезли, а запашок чувствуется. Что неудивительно. Там в старом городе куча глухих замкнутых бессточных дворов. И после каждого ливня вода там стоит неделями, а кое-где даже и месяцами, являясь рассадником комарья и болотных миазмов. Тебе охота на таком болоте жить, вонь, нюхая, мне — нет. Пока не вычистим эти Авгиевы конюшни до зеркальной чистоты, соваться туда Боже упаси.

Так что это жильё — лучшее из возможного. К тому же вид из окна на залив, чудо.

— Ну-ну, — хмыкнула капитан.

— Тебя что-то удивляет?

— Нет-нет, ничего, — ухмыльнулась капитан. — Глядя на это безобразие вокруг, сразу другое на ум приходит, — ещё шире расплылась она в откровенно насмешливой ухмылке, глядя на недовольного её замечанием Сидора. — Не нравится жить в мёртвом городе, мог бы и в Заречной части домик себе подобрать, где чистый воздух и морем пахнет, а не плесенью и дерьмом всяким. Чай, не разорился бы. Ты ж хозяин здесь всего.

Там-то уж есть из чего выбрать. И к порту ближе, что в настоящий момент немаловажно, и запаха такого тяжёлого, болотного со стороны залива нет.

Не знала бы, как ты легко расстаёшься с большими деньгами, когда надо что-то стоящее купить, точно решила бы что ты или жуткий скупердяй, трясущийся над каждой монеткой, или скряга, думающий, что можно всю жизнь прожить, экономя на самом насущном.

Слыхала я, что ты неприхотлив, но чтоб до такой степени….

— Ну-ну, — улыбнулся Сидор. — Поиздевайся, поиздевайся, развлекись немного.

— Да какое там развлечение, — поморщилась капитан. — Это я так развлекалась бы ещё пару месяцев назад, а теперь я прекрасно тебя понимаю. Это я скорее сама на себя ворчу, что раньше ни о чём таком не думала и по сторонам не смотрела. Следовало один раз крепко получить по морде, чтобы раз и навсегда понять — высокие крепкие стены поважней будут роскошного мягкого кресла, оббитого бархатом, и обеденного стола из дорогих пород дерева. Или резного буфета из драгоценного орехового дерева с дорогой стеклянной посудой. И лучше за золото в Береговом Союзе купить дорогие фугасные снаряды с Мариинской оружейной фабрики, чем за медь по дешёвке перехватить у трофейщиков большую партию гнилых снарядов.

Так что теперь меня устроят и эти сбитые в щит кривые доски на козлах, вместо нормального рабочего стола из мастерской краснодерёвщика, и эти кособокие табуретки, лишь бы седалище было ровное, гладкое и без заноз, и лишь бы у тебя было то золото, на которое я куплю себе много хороших снарядов.

Когда твой резной ореховый буфет, купленный тобой за баснословные деньги, в щепки разлетается от попадания в твою каюту одного единственного, но не разорвавшегося снаряда из пушки твоего врага, который ты потом лично выбрасываешь за борт, почему-то резко меняешь жизненные приоритеты. И что раньше казалось столь важным, теперь таковым не является. Странно, но факт.

Сам делал?

— Что?

— Стол с табуретками, что-что?! — рассердилась капитан на тугодума Сидора.

— Сам, — улыбнулся Сидор.

— Оно и видно, — ухмыльнулась капитанша.

— Ну-ну, поиздевайся ещё. Чего стоишь в дверях, как просватанная, проходи, присаживайся, — махнул он рукой в сторону стола.

На густо в тот же миг покрасневшие щёки капитана он по рассеянности внимания не обратил.

— Нет, право слово, может, я тебе где-нибудь прикуплю подходящий стол? — зачастила неожиданно капитан, быстро проходя к столу и присаживаясь на табурет спиной к нему. — Побольше и помассивнее, как ты любишь.

— Потом, — отмахнулся Сидор, проходя следом. — Меня вполне устраивает и эта кракозябра. А хорошие столы будем покупать, когда стены вокруг всего замка вместе с башнями хотя бы на четыре метра от земли поднимем, и когда окончательно закрепимся в этом городе. А то ты и сама бы могла заметить, что живём мы не просто в натуральных развалинах, а ещё и на семи ветрах. Приходи, кто хочет, делай что хочешь, бери что хочешь, никто и не заметит. Нас с надёжной охраной даже на весь периметр стен старого города не хватает, чтоб выставить везде, где надо своих часовых. До сих пор приходится пользоваться услугами городской стражи по охране внешних стен, что не есть хорошо. А с отношением местных к нам, думаю, ты уже сталкивалась.

Сама видела, как через губу разговаривал со мной этот само назначенный начальник порта, будь он неладен. Но ничего, не сегодня, так завтра я до него доберусь. Человечка только своего надо сперва на его место подобрать, а потом турну самозванца.

— Брось, — отмахнулась капитан. — Нормальный мужик и хороший крепкий профессионал. И честно тебе скажу, сегодня ты его купил с потрохами. Так что можешь больше никого на его место не искать.

— Я!? Купил?! Его?! Когда это я успел? — неподдельно изумился Сидор.

— Когда сказал что пришлёшь грузчиков, телеги, да ещё и оплатишь его краны. Вот последнего он больше всего боялся, что заставишь работать на халяву.

— На халяву?! А что, мог? — ещё больше изумился Сидор.

— А то, — ухмыльнулась капитан. — Ты ж барон. Да не простой, а владетельный.

— И что? Это основание не платить людям за работу?

— Учить тебя ещё и учить. Из какого болота ты вылез землянин? Похоже, из того, где не видели местных владетелей, — тяжело вздохнула капитан. — Тогда скажу для тебя новость, по секрету. Вот где паноптикум. Так что ты на общем фоне очень даже ничего смотришься. И, поверь мне, фон Вышецкий сегодня это заценил. Так что теперь у тебя проблем с его стороны не будет.

А постоянными бригадами из своих людей ты его просто убил. Чтоб владетельный барон давал своих людей? Да без оплаты!? Пусть даже и на разгрузку собственных судов?! Так что, какой-никакой порт и начальник порта у нас уже считай что есть.

Худой, убогий, с совершенно никакой механизацией, на которую без слёз не взглянешь, но что-то у нас уже есть.

Кстати, ты знаешь, что у него есть драга?

— Эк у тебя мысль замысловато вихляет, — поморщился Сидор. — Знаю. Даже собирался на днях поговорить с ним о её найме. Да всё никак не мог выбрать подходящего момента, то понос, то золотуха.

— Вот! — подняла вверх указательный палец капитан. — Пока ты только собирался, я уже обо всём за тебя договорилась. Пара намёков на взаимный интерес и всё договорено, — ухмыльнулась она. — И первым делом сразу сказала, что надо пробить судоходный канал сквозь камыши восточной части залива напрямую к замку, на бывшие пирсы, чтоб не светить своими грузами перед всей портовой шелупонью. А потом уже всё остальное.

За цену ничего не сказала, это уж дело твоё. Но для нас главное, что драга у фон Вышецкого есть. Причём своя. И он согласен за небольшие деньги сдать нам её в аренду.

— Ладно, с дворянчиком решили, — довольно потёр руки Сидор. — Вот, уже и польза от тебя есть, — усмехнулся он. — Не успела прибыть, а одну проблему уже решила. Отлично.

— Если даёшь добро, уже завтра он готов приступить, — улыбнулась в ответ капитан. — Даже без аванса, под честное слово. А будет аванс — так вообще хорошо. Он твой навеки.

И ещё я знаю, где здесь на побережье за относительно небольшие деньги можно ещё одну драгу нанять. Если есть свободные деньги, черед неделю она будет здесь.

И я знаю, где взять хороший кирпич.

— Упс. Не понял? В огороде бузина, во Киеве дядька. С драгами всё понятно, сразу по обеим даю добро, действуй, деньги будут. С Вышецким завтра же можем и переговорить, пусть работает, раз тебе он понравился. Но при чём здесь какой-то кирпич? Вот чего-чего, а этого добра тут полно. Только свисни, навезут горы кирпича. Любого, на выбор. Хош красного, хош жёлтого, хош крепкого, хош не очень, зато дешёвого. Хош полнотелого, хош щелястого, малого и большого, квадратного и фигурного. Любого, на какой угодно вкус, цвет и запах, только плати. Так что, кирпич не проблема, — небрежно отмахнулся он.

— Ты не прав. Хороший кирпич — всегда проблема, — упёрлась неожиданно капитан. — Не веришь, посмотри на бывшие стены своего же замка. Растащили всё чуть ли не до основания. А почему? А потому, что хороший кирпич, действительно хороший, который идёт на крепостные стены и выдерживает давление огромной массы десяти метровой стены без трещин, просадок и разрушения — редкость. Дорогая редкость, — ухмыльнувшись, всё же уточнила капитан. — Здесь на побережье такая редкость изготавливается в одном единственном месте — Куашаны. Далеко, но альтернативы ему нет.

Чтоб ты знал, Куашаны — это маленький такой городок здесь на побережье, чуть дальше к востоку. Там тот кирпич производят и там же им и торгуют.

На все остальные постройки в замке любым местным обойдёшься, а вот на крепостные стены лучше куашанского нет, поверь мне.

— Не забивай ты себе голову ерундой всякой, — улыбнулся Сидор, глядя на разрумянившуюся от возбуждения капитана. — У тебя, солнце моё, другая будет задача — порт и море, и всё с ними связанное. Это у тебя хорошо получается, вот и действуй в том же ключе. Не успела прибыть, как уже помирила меня с половиной местных.

— Это не ерунда, — помрачнела капитан, пристально глядя на него. — Только куашанский керамический кирпич выдерживает прямое попадание ста миллиметрового фугасного снаряда и при том не разлетается в пыль. Пока добиралась сюда, я это точно выяснила.

А то пришла я в порт и стою у всех на виду, как шлюха на панели, голову прислонить некуда. А целая голова на плечах — это не ерунда. Тем более своя.

— Вот же заладила, — поморщился Сидор. — Но может быть ты и права. Слышал я про тот куашанский керамический кирпич, что крепости он какой-то необычайной. Как и про то, что цены он столь же неслыханной, чуть ли не вшестеро от любой местной. Да и не каждому его продадут, а только своим, которые ещё и свой процент накручивают. Так что кирпичик тот больно кусается. А учитывая сколько его на крепостные стены нам понадобится, то никаких денег не хватит.

— Хорошее дешёвым не бывает, сам знаешь. Придётся потратиться, — сердито буркнула капитан. — А чтоб лишнего не переплачивать, надо услугу какую хозяевам того кирпича предложить, от которой те не откажутся. Так что мой тебе совет, не скупись, съезди, договорись с хозяевами, живём то один раз. Причём слово живём в данном случае для нас определяющее.

А насчёт лишнего процента, я тебе так скажу. Лично тебе нечего беспокоиться. Ты сам владетельный барон, такой же, как и они, владельцы тех кирпичных заводов и иже с ними. Встретишься, предложишь помощь в случае нападения, вот ты и свой. И никаких лишних накруток. Ещё и скидку дадут, как для своего, потому как, брать ты будешь не просто много, а очень много. Стена крепостная у тебя тут длины просто какой-то невероятной, кирпича потребуется много.

Только организуй свою доставку, чтоб и на этом не переплачивать, вот и всё.

— Свой свояка видит издалека, — тихо буркнул Сидор. — Мог бы и сам догадаться.

— Верно, — кивнула Васа. — Только особо много не обещай, а то втянут в свои дела, которые нам ни с какого боку не упёрлись. Ты на чём кирпич доставлять сюда будешь?

— Эк ты неугомонная, — покачал головой Сидор. — Ещё не решил ничего, а ты уже доставкой интересуешься, — хмуро буркнул он. — Ну-у-у, если так уж надо и прям срочно, то естественно на наших биндюгах. Раз есть, то чего бы не использовать?

— Во-о-о-т! — подняла вверх указательный палец капитан. — Значит, по суше. А сие не есть good, как ты сам любишь постоянно выражаться. Чтоб ты знал, по суше и дорого, и долго, и опасно. Халявщиков на такой груз много. Морем и быстрей, и дешевле, и безопасней. Но нужен свой разгрузочный причал, которого пока нет. Причём в пределах лёгкого доступа, чтоб не делать дурную работу десять раз и не таскать тысячи пудов кирпича с одного берега залива на другой, на этих твоих биндюгах.

У тебя хоть и есть рабы, но и они стоят денег, как и потраченное на них время. Всё в этой жизни стоит денег, — тяжело вздохнула капитан. — И лучше их понапрасну не тратить. Особенно, когда их нет.

— Сколько можно всем говорить, что это не рабы, — недовольно поморщился Сидор. — Это вольные спецпоселенцы. Причём вольные — определяющее слово в их названии. Постарайся так больше их не называть, мне не нравится.

— Как скажешь, — равнодушно согласилась капитан. — Ну, так как, я тебя убедила, что морем лучше, чем на твоих биндюгах?

— Никогда не знал, что такие большие телеги в этих краях так называются, биндюгами, — слабо улыбнулся Сидор. — Век живи, век учись. Одно время даже думал что это моё личное изобретение, такая большая телега на две тонны груза и очень этим гордился. Правда, недолго, пока меня носом не ткнули в местные аналоги. Пришлось резко изобретательскую губу закатать.

Но, возвращаясь к нашим баранам должен сказать, что ты меня не убедила. Каботажников ещё искать и искать, и не больно то они тут попадаются, свободные и готовые к дешёвому найму, чтоб ты знала. А телеги вот они, во дворе стоят. Есть пить не просят и готовы хоть завтра выдвигаться в этот твой Куашан. Сниму половину рабов, тьфу ты, спецпоселенцев с земляных работ, куплю на их место новых и вот тебе готовый караван. Надо только для охраны дождаться Димона, что мотается где-то по побережью, и можно смело отправляться за кирпичом.

Да, пожалуй, — кивнул Сидор своим мыслям, — так и сделаем. Пошлю весточку Димону, чтоб срочно возвращался, а пока его нет, будем готовить биндюги под кирпич, чтоб время не терять.

— Куашаны, а не Куашан, — поморщилась капитан, — не путай. И всё равно, не связывайся ты с телегами. Поверь мне, морем и дешевле и быстрей. Подожди немного, доступный каботажник скоро появятся. Не сегодня, так завтра одна, две свободные лодьи будут здесь непременно. Как только слух о твоей стройке разнесётся по побережью, мигом здесь будет не протолкнуться.

— Угу, — хмыкнул Сидор. — Мы здесь уже несколько месяцев занимаемся разбором завалов мусора, расчищаем фундаменты, готовим место под стройку, а ни одной подобной сволочи я до сих пор в округе что-то не видел. Видать, туговаты на ухо, оказались.

— Ну, — пожала плечами капитан, — надо ещё чуть-чуть подождать. Скоро разнесётся весть о твоей стычке с Устьинскими князьями и от охотников на тебе немного подзаработать будет не протолкнуться. Надо только подождать.

Согласись, любая местная лодья за один присест доставит тебе не менее двухсот тонн кирпича, а биндюга твоя — только две. Чувствуешь разницу? Одна лодья — минимум пятьдесят тысяч штук кирпича. Одни биндюга — пятьсот. На замену одной лодьи тебе потребуется сотня твоих биндюг, запряжённых парой тяжеловозов, которые в дороге надо кормить, поить, да ещё и охранять.

И это я молчу про большие морские лодьи, хотя бы те, что пришли со мной. Думаю, если предложишь их капитанам подработку, с радостью ухватятся за возможность ещё содрать с тебя денежку. А это — две тысячи тонн каждая. Только представь, сколько времени тебе придётся возить столько кирпича своими телегами и вопрос сразу отпадёт.

Тебе сколько того кирпича надо? Молчишь? То-то же. Нет под рукой большой лодьи, найми малую. Их тут полно работы ищет, надо только немного подсуетиться и подождать. Это всё равно дешевле выйдет.

— Но перед тем как доставлять кирпич, надо ещё и судоходный канал непосредственно к замку прокопать, которого нет и который даже не начинали, — начал понемногу закипать Сидор. — Всё, разговор окончен. Если я и согласен с тобой, что нужен именно куашанский кирпич, то, по крайней мере, первое время придётся доставлять его берегом и биндюгами, пока нормальный судоходный канал к погребённым под наносами замковым пирсам не пробьём. А это не скоро.

— Глаза боятся, а руки делают, — сухо отозвалась капитан.

— Наши руки не для скуки, — довольно двусмысленно скаламбурил Сидор. — А ты чего так озаботилась каким-то кирпичом?

— Не каким-то кирпичом я озаботилась, а собственной безопасностью, — отрезала капитан. — Соседи твои мне здесь не нравятся, что справа, что слева. Мало нам дальних врагов, так ещё и ближние под боком присутствуют.

Я ведь не просто так прокатилась по заливу на лодочке. Я ещё и по сторонам головой вертела. И то, что я видела, мне очень не понравилось. Пираты, казаки, какая-то ещё шелупонь мутная. Кого только нет по соседству. И все как один мне не нравятся.

Да и порт этот в западной части залива — одно большое недоразумение. Захочет кто меня там прижать — проблем ему это не составит. Одна, в окружении врагов — не есть хорошо.

С одной стороны вроде, как и немного чужого народа, и можно было бы не обращать на них внимания, да и броневики ты для охраны подогнал, но лучше бы никого из таких соседей рядом совсем не было. От таких соседей надо избавляться сразу и решительно.

— Широко шагаешь — штаны порвёшь, — отрезал Сидор. — Силёнок поднакопим, избавимся от подобного соседства. А пока нас мало, приходится молчать, делать морду ящиком и улыбаться-улыбаться-улыбаться всем подряд.

— Тебе решать, — слабо улыбнулась капитан. — Действительно, чего это я. Пока силёнок мало, пиратов действительно лучше не трогать, а то проблем потом не оберёшься.

Но опять вернёмся к нашим баранам. Кроме ближних соседей есть ещё и соседи дальние, устьинские князья, которые нас теперь точно в покое не оставят.

Повадился хорёк в курятник, пока всех кур не вынесет, не угомонится, — с горечью в голосе проговорила она. — Так что без куашанского кирпича нам не обойтись.

— Эк тебя колбасит то, — поморщился Сидор. — Согласен, Устьинские князья теперь точно в покое нас не оставят. Можно даже не сомневаться. Хотя бы потому, что и я их теперь в покое точно не оставлю. По крайней мере, пока не верну обратно весь утопленный груз или, что вернее всего, не спляшу гопака на их костях. Или они на моих. Одно из двух, — мрачно буркнул он. — Но пока что это дело уж очень далёкого будущего. Так что, давай ка ближе к теме нашей сегодняшней встречи, а то что-то мы опять уклонились куда-то не туда. Кирпич, драга, это всё, конечно, очень интересно, важно и нужно, но давай вернёмся к нашим баранам, к погибшему каравану.

Может тебе и милей болтовня о безопасности и о собственной шкуре, а вот мне хотелось бы разобраться, куда это делись мои миллионы, и как, каким таким хитрым образом так получилось, что после стольких трудов я остался у разбитого корыта.

Год! Год я положил на то чтобы всё это организовать. И что в итоге?

Ни Димон, ни Машка, ни Корней, ни кто-либо другой этим вопросом не занимался, только я. Я и в ответе за всё.

И очень хотелось бы мне разобраться, что в этой ситуации делать дальше? Как выбираться из той кучи дерьма, куда нас столкнули наши столь "добрые" соседи. Или мои недоработки, — помрачнев, угрюмо добавил он.

И пока досконально я в этом не разберусь, пока не найду приемлемых для меня путей выхода, я не успокоюсь. Потому как достало уже. Только-только подымимся, только начнёт хоть что-то получаться — бац, вторая смена. И так раз за разом. Всё, хватит. Какие бы причины ни толкнули князей Устьинских на этот разбой, мне они заплатят. Заплатят не золотом, кровью.

Не сдержавшись, Сидор витиевато выругался, заработав изумлённый взгляд широко распахнувшихся голубых глаз капитана.

— Прекрасно, — покачала та головой, — значит, крепим оборону и вооружаемся. Тогда ещё учти, что там же в Куашанах можно разжиться и хорошим цементом. Там крупный цементный завод и можно всё, что нужно для стройки взять в одном месте, — слабо улыбнулась она, как бы подчёркивая, что окончательное решение за Сидором, а её дело лишь прокукарекать. — Так что, думай, барон, думай.

— Думай башка шапку куплю, — хмыкнул Сидор. — Ты где научилась так хорошо разбираться в строительстве? Вон, не только про кирпич, но даже про цемент что-то знаешь.

— Помотаешься с моё по свету, всякому дерьму научишься. Особенно когда кушать хочется и желательно каждый день, — помрачнела капитанша. — Ладно, забудь, стройка — дело не моё. Моё — тебе отчитаться и договориться о планах на будущее.

Ну, так как, готов слушать?

— Не прошло и полугода, как мы наконец-то добрались до цели нашей сегодняшней затянувшейся встречи, — мрачно пошутил Сидор. — Уже солнце за окном село, лампу пришлось зажечь, камин разжечь для антуражу, а ты только-только подобралась к тому, зачем мы тут собрались. Вот что значит один раз хорошенько девочку напугать. Только и разговоров теперь что о крепкой стенке.

Но, хватит, — решительно оборвал Сидор лирическое отступление. — Все разговоры не по делу — на потом. Сейчас мне надо точно понять, что происходит.

Рассказывай всё с самого начала. С того момента, когда ты встретилась с Колькой, и он передал тебе оружие и подъёмные.

— С Колькой? — удивлённо подняла бровь капитан. — А, с тем тощеньким молодым парнишкой, — улыбнулась она. — В двух словах, — мгновенно перешла капитан на сухой деловой тон, заметив сердито сузившиеся глаза Сидора. — Как только была получена денежная передача, а позже и оружие, сразу рассчитались с долгами, загрузились всем необходимым для дальнего перехода, погрузили ящики с оружием на борт и тем же вечером покинули порт.

После чего быстро нашла тихую уютную бухточку на одном из пустынных островов, там же рядом на побережье, где никто не смог бы помешать, и занялась переоборудованием судна. Тихий пустынный заливчик на безлюдном островке, которых здесь вдоль всего побережья полно.

За неделю управились. На носу установили орудие, пулемёт на корме. После чего обшили фанерной бронёй, устроив орудийную и пулемётную башни, и замаскировали всё под палубными надстройками. После чего двинулись в Сияжск к оговорённому месту встречи с твоим Советником.

Сияжск — небольшой портовый городок на побережье Берегового Союза. Ничего особого собой не представляет, но бухта просторная, глубоководная, удобная во всех отношениях и как следствие, большой выбор свободных судов для найма под фрахт. Наших судов, поморских.

Учитывая, что придётся доставлять большие объёмы грузов, как я поняла со слов Кольки, место для организации караванов домой просто идеальное.

До порта назначения добрались нормально без проблем.

И вот в самом Сияжске начались проблемы. Причём сразу, — помрачнела капитан. — В Сияжске мы встретились с твоим Советником, и это стало нашей самой большой проблемой.

Тебе никто не говорил, что твой Советник редкостный козёл? — мрачно глянула на Сидора капитан. Не дождавшись отклика, сердито продолжила, нервно барабаня пальчиками по столу. — За всё, за что можно было дважды переплатить — он дважды переплатил. В лучшем случае вдвое, а чаще всего втрое, вчетверо. Денег он не считал, швырялся золотом направо и налево, словно у него не кошелёк, а бездонная бочка с золотом. Только что со шлюхами местными за твой счёт не гулял, старый, наверное.

А под конец и вовсе отличился. Козёл! Этот старый дурак всем растрепал, что, куда и кому надо доставить. Не как обычно такие дела делают, когда желают скрыть место доставки. Сначала до первоначально оговорённого пункта назначения, нейтрального, никому ничего не говорящего. А уж там окончательное определение с дальнейшим маршрутом, когда власти страны закупки уже не могут ни на кого и ни на что повлиять, да и внимания пиратов так легко избежать.

Вместо этого, хоть ему и говорили держать язык за зубами, этот козёл сразу открытым текстом всем в лоб: "Бароны де Вехтор покупают то-то и то-то, доставить надо срочно в Солёный Плёс! Срочно! Подходи — я плачу".

Не сдержавшись, Васа замысловато, с тройным матерным морским загибом от души выругалась.

— Нет, это же надо! — со злостью хлопнула она ладонью по столу. — В порту, наверное, только дохлые крысы не знали кто, куда и какой груз собирается доставить. Никакого понимания, что в таких делах, когда собираешься переправлять морем столь дорогие товары, язык надо ВСЕГДА держать за зубами.

Правду говорят, простота хуже воровства. Советник же твой простой — как дудка. Всем всё растрепал. Результат ожидаемый. Сразу после выхода каравана из гавани пришлось с боем прорываться сквозь густой строй соискателей до чужого добра.

Благо, что ребята у нас подобрались лихие, явно не первый раз с подобным сталкивавшиеся, живо показали местным, что с поморскими капитанами шутки плохи.

Вторая стычка произошла — не успели мы удалиться от порта и на пару суток. А дальше так и пошло. Не было дня, чтобы кто-то не попытался нас чуток пощипать. По мелочи, но постоянно.

И не говори мне, что портовые власти Сияжска тут ни при чём. Формально, конечно, это так, но и козе понятно, что всё здесь взаимосвязано. С одной стороны местные власти как бы борются с пиратами, устраивая показательные пышные акции устрашения и казни пойманных пиратов. А с другой, те же пираты, видимо те, кто не ссорится с местными властями и делится награбленным, будем точнее в формулировках, прекрасно себя чувствуют в том же самом порту. И власть как бы не видит, кто и на какие шиши пьянствует в их портовых кабаках.

Дальше несколько недель спокойного плавания с регулярными вялыми демонстрациями якобы готовящегося нападения пиратов, и захлопнувшаяся ловушка в устье Лонгары.

После слов Вышецкого, пока разгружались, у меня было время хорошенько подумать, и теперь я полностью разделяю его мнение. Меня провели как маленькую соплюшку и гибель всего конвоя исключительно на моей совести. Сорок точно потопленных лодий, несколько тысяч погибших ватажников, груз, стоимостью в несколько миллионов. И всё это на дне моря, и всё это по моей личной вине. Всё что хочешь теперь, то со мной и делай, — с неприкрытой горечью в голосе проговорила Васа.

— Всё что хочу — пожалуй, не буду, — еле заметно изобразил на губах холодную, злую улыбку Сидор. — Потому как Белла меня точно не поймёт. Да и в госпитале здесь, по соседству, лежит один наш общий хороший знакомый, которому подобное "всё что хочешь" очень сильно не понравится. Так что впредь, будь любезна выбирать формулировки. Не хотелось бы ссориться из-за пустяков, — кольнул он капитана холодным злым взглядом.

Состояние его в этот момент было странное: холодное и в голове лёгкий звон, как при высоком давлении, и абсолютная чёткость и ясность всего восприятия. И медленно поднимавшаяся в душе бешеная злость, на себя дурака, что не предусмотрел, не подготовился, что допустил подобное, и на судьбу, что в очередной раз сунула его носом в грязь.

— А вот выслушать подробный доклад главного ответственного лица, со всеми его соображениями и выводами, и особенно по открывающимся в связи с этим ближним и дальним перспективам, я, пожалуй, не откажусь, — холодным, ничего не выражающим голосом проговорил он.

Первое, что непонятно. Князья Устьинские теперь что, записались в пираты? Чего это на них нашло?

— Не понимаю, о какой записи ты говоришь, — сердито огрызнулась капитан, которой явно не понравился тон Сидора, — но князья Устьинские испокон веку были пиратами. Урождённые ублюдки. По крайней мере, за последние двести лет в их роду основное средство заработка не поменялось, — угрюмо буркнула она.

Ещё предки князей это удобное для разбоя место выбрали. Оттого и зваться стали с тех пор — Устьинские. А потом и князьями сами обозвались. С тех пор так и пошло.

Одно широкое и глубокое русло. Легко и просто контролировать всю морскую и речную торговлю. И многочисленные заросшие камышом неширокие и неглубокие протоки во множестве по бокам основного русла, — мрачно ухмыльнулась она, — на которые князья по устоявшейся за века привычке почти не обращают внимания. Потому как большая морская или речная лодья по ним никак не пройдёт, считаются мелководными, а на неглубоко сидящую плоскодонку, можно и не обращать внимания, чего с неё возьмёшь, кроме проблем.

Но это внешняя сторона дела, в котором есть одно замечательное "но". За последние сто лет многое в русле поменялось, и если хорошо знаешь все протоки в устье, особенно глубины тех проток, то обленившаяся, зажиревшая от безделья береговая стража Устьинских князей для тебя не проблема.

Вот и я подумала, что огибать по широкой дуге устье Лонгары и удаляться далеко в открытое море, где есть риск опять наткнуться на пиратов — слишком далеко и долго. И так пришлось слишком подзадержались с доставкой. Да ещё и эти постоянные комариные укусы так и сопровождавших нас с самого Западного Берега непонятных каких-то судов. Пираты, не пираты, а не пойми кто.

Тем более, имея подробную карту безлюдных проток и знакомого местного контрабандиста, готового за хорошие деньги поработать лоцманом, даже с моим большим караваном можно будет незаметно просочиться заросшими камышом протоками среди огромной массы безымянных Змеиных островов. И избежать тем слишком уж пристального внимания от постоянно преследовавших нас судов со стороны моря, а заодно и таможни.

Вот и сунулась я к Змеиным островам в надежде оторваться от преследования, при том ещё и изрядно сократив путь. Да видать в тот момент кто-то мозги мои замутил. Надо было мне не к Устьинской банке прижиматься, а рвануть ещё дальше в открытое море. Пусть даже и на встречу с теми нашими преследователями.

Вот и попалась! Словно ждали именно нас, именно тогда и именно в том месте. В пользу чего говорит и то, что зажали нас в единственной опасной точке на маршруте, которую я хотела быстро проскочить — на Снетковой Плеши. Это такой большой треугольник открытого водного пространства меж Устьинской банкой, с запада, островами Большой и Малый Змеиные, с севера и востока, и массой мелких безымянных и безлюдных островков по всей дуге с юга.

Безлюдное место далеко в стороне от основных торговых маршрутов. Проскакиваешь, и ищи потом ветра в чистом море. Не получилось.

Тяжело поднявшись с табуретки, Васа неспешно разложила на столе принесённый с собой небольшой кусок сложенной в несколько раз морской карты со схематически нанесённым на нём устьем Лонгары, где красным карандашом было отмечено место, о котором велась речь.

— Вот он тот гадский пятачок, где нас зажали, вот она Снетковая Плешь. Вот банка, вот острова, тут — я, — мрачно ткнула она пальцем в центр листа. — Сзади загонщики, что преследовали нас ещё с Западного берега. Сразу нарисовались за спиной, как только мы сунулись к островам — три больших боевых ушкуя, подкреплённые к этому времени ещё и двумя колёсными мониторами. Впереди, в проходе меж Малым и Большим змеиными островами — три больших колёсных артиллерийских монитора и три парусных речных ушкуя со стреломётами. Слева — та самая Устьинская банка с глубинами в метр. Туда вообще нечего соваться. А справа — перекрывает так нужные нам протоки меж малых островов огромный москитный флот малых вёсельных ушкуев, галерами их иногда ещё называют. Призовые команды, я так поняла, чтоб спокойно взять на абордаж наших купцов.

Классическая ловушка.

Тогда я об этом не задумалась, а теперь абсолютно уверена, что всё это не случайность.

Ничего не выражающая нейтральная улыбка медленно сползла с лица Сидора.

— "Оп-па-па, — насторожился он. — А кто здесь говорит о случайности? И не тот ли это подарочек моей Белле от наших друзей из Империи, о котором распинался наш милый посредник? Очень уж, всё сходится. Из всего огромного каравана сохранились лишь хлопок и ткацкие станки. Ровно пять кораблей, как и было, обещано. Выходит, тот, кто подготовил эту "горячую" встречу, знал не только чьи это суда, но и кто, что и кому персонально везёт. Если подумать, такая избирательная точность о многом говорит. Правда, есть ещё то ли трое, то ли четверо, то ли ещё, сколько то там спасшихся судов, но это уже можно спокойно списать на фактор неожиданности, на нашу чёрную фанерную броню и на пушку с пулемётом".

А лоцман твой много знающий что сказал по этому поводу?

— Пропал неведомым образом, как только загрохотали пушки. Спросить не успела, — холодно блеснула глазами капитан.

— Угу. А что, пушки вот так сразу и загрохотали?

— Не сразу. Поначалу всей кучей попытались нас прижать к банке и, как я понимаю, взять там на хапок. И вот тут-то я и вылезла со своим орудием и пулемётом.

Много нехороших слухов ходило последнее время, о том, что в районе Устьинской банки пропадают суда. Вот и не стала я ждать, чтобы и обо мне со временем сказали нечто подобное. Маскировочные надстройки с пулемёта и орудия скинула и врезала одной длинной очередью по ближайшему пирату. Потом по второму, по третьему. И из орудия добавила, снарядов не жалея.

Никогда раньше не видела, как пулями перерезается лодья пополам и все кто в ней находится, — тихо проговорила Васа. — Не видела и видеть больше не хочу. Да с такими хищными соседями, не раз ещё видимо доведётся.

Ну а как наши-то увидали прорезанный мною в москитной стае свободный проход к протокам, тут-то всей толпой туда и рванули.

Вот тогда по нам и врезали все мониторы сразу из всех своих орудий. Как увидали, что их москитная стая тает, словно снег под дождём, даже близко к нам не подойдя, что "гости" могут уйти протоками, вот и сами не стали больше церемониться. Видать сильно впечатлились результатами моего усердного труда.

Как не видала я раньше, как огромная купеческая лодья взлетает высоко вверх кучей ломаной древесины: люди, груз, столб воды, ил со дна, так и век бы того не видеть.

Вот тут уже я по мониторам врезала. Вспомнила всё, чему меня учили про эти мониторы, и врезала из орудия по колёсам — единственное слабое место у монитора, как я ещё помню из курса в училище. Попала сразу, тут же двоих из них обездвижив. Хорошо выучил ты своих артиллеристов, слов нет. Но куда мне тягаться с моим одним семидесяти шести миллиметровым орудием и одним пулемётом, против их пяти ста пяти миллиметровых орудий и десяти тридцати семи миллиметровых. С моим-то одним орудием, против их пятнадцати. Конечный результат ты видел в порту.

И если б не гнилые снаряды таможни, все бы мы там и остались. И я в том числе.

— Ты так уверенно говоришь о пяти ста пяти и десяти тридцати семи, что поневоле задумываешься, откуда ты можешь так точно всё знать?

— Каждого капитана у нас в республике до посинения гоняют, чтобы они знали силуэты и названия всех боевых судов Устьинской таможни. И в первую очередь — броневых колёсных мониторов. Не будет от зубов отскакивать — не видать тебе диплома капитана, не стоять на мостике. Гальюн чистить не доверят.

Вот и я тебе так скажу. У князей Устьинских на сегодняшний день есть пять колёсных мониторов. Все они приписаны к Устьинской таможне. База у них на одном из островов устья. Название сейчас не скажу, не помню. Подчёркиваю — это положение на сегодняшний день, потому как вскоре, если ничего не поменяется, таких судов у князей будет ещё семь. Развиваются князья, не стоят на месте.

Итак, артиллерийские броненосные колёсные мониторы: "Утренняя роса", "Малиновый Пион", "Фиалка", "Ландыш" и "Жёлтый Болотный Ирис". Вооружение у всех однотипное: одна носовая ста пяти миллиметровая гаубица, снятая с немецкого артиллерийского штурмового орудия, по бортам две германские тридцати семи миллиметровые пушки, снятые с немецкого среднего танка, и два стационарных танковых 7,92-мм пулемёта на кормовых тумбах.

Ни орудийных, ни пулемётных башен, в отличие от меня у них нет. А теперь, когда я хорошенько прошлась по их открытым палубам шрапнелью и добавила из пулемёта, и с экипажами, и с комендорами к орудиям у них появились о-очень большие проблемы. Если нет готовых запасных орудийных расчётов, надолго я всю их хвалёную артиллерию вывела из строя.

Всё оружие Устьинской таможни из поставок Подгорных князей и трофейщиков. Это, похоже, нас и спасло. Снаряды у трофейщиков как водится гнилые, а князья экономят на всём, это давно известно всем. Вот тем и спаслись, чужой экономией.

Будь у них те же снаряды что у меня, Мариинской оружейной фабрики, не встретились бы мы с тобой сейчас, все бы лежали на дне.

— Хватит плакаться, проехали, — поморщился Сидор, старательно задавив возникшее чувство сильного раздражения. — С этим всё ясно. Одной данной тебе пушки, для подобного противника мало, уже ясно, — тяжело вздохнул он. — Значит, конвой изначально не должен был дойти, вот и не дошёл.

И не вини себя. Не будь у тебя персональной пушки и пулемётной пневматической системы, не таись ты так с их установкой, не прячь всю дорогу в надстройках, не был бы твой отпор столь неприятным сюрпризом для нападавших. Вообще бы никто не спасся. Ни ты сама, ни твои пять приведённых с тобой судёнышек, ни пропавшие неизвестно где ещё три или четыре судна, или пятнадцать судов, которых надо ещё найти и попытаться вернуть. А так, хоть часть, но цела. Хоть что-то. А не всего пять, как мне тут некоторые товарищи намедни обещали, — зло прищурил глаза Сидор, словно в ответ каким-то своим злым мыслям.

Будем считать, что превентивные вложения в огнестрельную артиллерию уже окупились, — медленно проговорил он. — Что ж, значит, будем и дальше работать в этом направлении.

— Не поняла, — насторожилась капитан. — Может, пояснишь, что тут у вас происходит? Я смотрю, за то время пока меня в этих краях не было, тут многое поменялось.

— Много чего происходит, ты права, — нехотя буркнул Сидор, не спеша делиться информацией. — Для тебя же сейчас главный вывод в том, что для спокойной жизни в этих водах у нас оказалось слишком мало пушек, чтоб избежать всех ловушек, — построжал он лицом. — Вот и всё пока что по данному вопросу. Большего тебе пока сказать не могу.

Переходим ко второму акту Марлезонского балета. Что у нас по грузу? Сколько потеряно, что сохранено?

— Что было, что есть, что будет, — задумчиво пробормотала капитан, доставая какие-то бумаги из принесённой с собой большой холщёвой сумки и неторопясь, аккуратно, стопочками раскладывая их в ряд на столе.

— Что было? Перечислять всё, смысла нет. Интересно будет, так по бумагам сам ознакомишься позже. Там много чего интересного было, всё не упомнишь. Предлагаю работать в конструктивном ключе и остановиться на том, что осталось. Потом уж, если ещё будет интересно, поговорим о пропавшем грузе.

— Первое, — ткнула она пальцем в первую стопку бумаг. — То, что я привела в порт: три лодьи тонкорунного имперского хлопка, самого дорогого из всех что существует — три лодьи. Общий вес — триста пять тысяч пудов, или около пяти тысяч тонн. Жалкий остаток того, что было. Зачем столько много было закуплено — отдельный вопрос к твоему Советнику. Говорила ему столько не брать, потому как, точно такой хлопок можно спокойно перехватить у купцов здесь на побережье, и за много меньшую цену. Нет, упёрся и ни в какую. Брать всё что можно. Деньги ему руки жгли, как он сам как-то мне признался.

Взяли, и чего? Их первыми же мониторы и расстреляли. Теперь всё на дне морском, ждёт своего часа, когда поднимут. Но не мы, а Устьинские князья, их водолазная служба, как раз на такой случай давно и существующая.

— Далее, две другие лодьи. Ну, с этим всё понятно, станки они везде станки, сам уточнишь по спичкам. Можно остановиться на паровой машине, но и с ней тебе лучше самому разбираться. Я в подобной технике ничего не смыслю. Единственно чего жаль, что вторая паровая, стосильная машина оказалась на дне.

— Ты знаешь, Сидор, — на миг замялась она. — А у меня, пожалуй, будет интересная идея, почему практически весь хлопок оказался на дне, почему первыми кого выбивали мониторы, оказались именно суда, перевозившие хлопок.

— Ну?

— Я ведь тебе говорила, что в порту постоянно происходила путаница из-за твоего козла Советника. Лез со своими замечаниями постоянно под руку и как результат всё перепуталось. Но не у меня, а у портовых властей. У меня-то как раз вся отчётность была в порядке, всё точно. А вот портовые власти получали как раз недостоверную информацию, на каком судне что погружено. Ну а мы естественно не спешили вносить ясность — не наше это дело.

— Честно говоря, и я сама к тому руку приложила. Сознательно закрутила ту путаницу, воспользовавшись моментом, чтоб никто, кроме меня ничего точно не знал. Порой, даже сами капитаны не догадывались о характере перевозимого ими груза. Ящики и ящики, бочки и бочки, мешки какие-то, а что внутри — неизвестно.

Никому, кроме меня! Потому как нельзя всем и каждому открыто говорить, кто, что и куда везёт. Нельзя и точка.

Хочешь иметь целую голову на плечах — держи язык за зубами. А не можешь — сделай так, чтобы хотя бы никто ничего точно не знал.

Вот потому видать и мониторы стреляли так странно.

— А чём странность-то, не понял, — настороженно глядел на неё Сидор.

— Странность в том, что стреляли по тем, по кому не должны были стрелять, по тем, кто вёз дешёвый груз. А должен был везти дорогой: станки, бездымный порох, гидротурбину какую-то, стоимостью в полтора миллиона и всё такое очень дорогое.

— "Касатка" должна была везти — хлопок, а везла Большой прокатный стан, вместо "Резвого тюленя",. По "Касатке" не стреляли, а "Тюлень" чуть ли не первым ушёл под воду.

— "Лесной утёс", что вёз горнопроходческое и шахтное оборудование — одним из первых ушёл под воду, потому что с ним не было путаницы. И те, кто напал на нас, знали, что он везёт.

"Малышка Дизи" везла высокоточные станки для шлифовки линз — а должна была везти бочки с каким-то дешёвым красителем для тканей. По ней — не стреляли. А "Каракатица", с кем она поменялась грузом красителя — потоплена одной из первых.

— Две тысячи тонн? — изумился Сидор. — Красителя? У нас что, своего нет?

— Четыре, — отмахнулась капитан.

Лицо Сидора вытянулось в растерянности.

— "Красотка Мара" имела, точнее, имеет на борту полторы тысячи высокоточных металлообрабатывающих станков и ещё какое-то промышленное оборудование — а должна была везти поташ и соду, которых, пусть и не таких чистых тут в Приморье полно. И по ней не стреляли. А стреляли по "Чибису", который должен был везти этот груз станков, но в суматохе погрузки и при моей помощи тайно поменялся с "Красоткой" грузом. Что, кстати, тоже не было отражено в грузовой декларации у портовых властей.

— "Чибис", потоплен, "Резвый тюлень" потоплен, "Каракатица" потоплена, а "Красотка", "Касатка" и "Малышка", на которые тайно был перемещён их дорогой груз — болтаются где-то в море целые и невредимые.

— Стреляли как раз по тем судам, которые должны были везти высокоточные станки и другое дорогое высокоточное оборудование, бездымный порох и инструмент, паровые машины, гидропрессы, а не хлопок и не дешёвые красители, как в действительности.

— Не получается, — мрачно буркнул Сидор. — Почему тогда по тем судам, что пришли с тобой, с хлопком, не стреляли?

— Потому что они изначально его и везли, и никто ничего ни в дороге, ни при погрузке не поменял.

Не могла же я всё перепутать, — раздражённо хлопнула себя ладонями по коленкам капитан. — У меня элементарно не хватало грузов, которые можно было поменять меж собой. Практически все грузы в караване были дорогие, штучные товары. Единственно что, с хлопком подсуетилась, да и то не полностью. Потому как Советник твой, козёл, помешал, — сердито ткнула она в сторону Сидора указательным пальцем. — Разорался и не дал дальше грузы путать. Еле утихомирила козла такого, не дала то, что уже сделано обратно поменять.

Вот и вся странность, — развела она руками. — Что местами поменяла, то и цело.

Вот эти бумаги, — небрежно ткнула она рукой в сторону стола. — Тут всё точно. У меня в грузовой декларации по каждому судну всё точно отражено.

— Что здесь? — взял Сидор в руки толстую пачку бумаг. — "Касатка" — большой прокатный стан, долгожданный, — мрачно хмыкнул он. — Я так понимаю, разукомплектованный, ибо в одну лодью всё оборудование точно не всунешь. Придётся ребятам опять что-то своё на коленке майстрячить, — тяжело вздохнул он. — Следующий, "Малышка Дизи" — шлифовальные станки для оптики, — опять тяжело вздохнул он. — Мало, двадцать штук всего. Остальное в трюме — станки для металлообработки: фрезерные, — небрежно махнул он листком, — токарные…., — Сидор тяжело вздохнул. — Ну и так далее, — отложил он в сторону стопку бумаг. — А шлифовальных станков для оптики должно было быть, как минимум раз в пять больше….

Это что? А-а-а, паровые машины, пять штук, стосильные, потоплены. Ага, азотная кислота, — вяло, без энтузиазма обрадовался он.

— Семьдесят пять тонн, — кивнула капитан. — Полторы тысячи пятидесяти литровых стеклянных бутылей в оплётке из лозы и ещё что-то, сразу не вспомню. Как умудрились втиснуть всё в один трюм и при этом ничего не разбить — я до сих пор в непонятках. Название лодьи — "Быстрая Марта", капитан — Беглов Иван Захарович. Хороший мужик, между прочим. Этот точно доставит тебе груз, даже зная о том, что я там, в протоках и осталась. Можешь не сомневаться. Честный человек и хороший капитан. Правда, пират, когда нет хорошо оплачиваемой работы. Так что с ним надо держать ухо востро.

— И твои пять лодий, не считая тебя. Всего — восемь. Или девять, если "Марта" всё же уцелела.

— Ну-у-у, — медленно протянул Сидор с внезапно озарившей его хмурое лицо какой-то нехорошей, мстительной ухмылкой. — Не густо, но кое-кто очень скоро пожалеет, что плохо стрелял и не утопил столь ценный продукт как азотная кислота и хлопок. Уж это-то я тебе обещаю.

— Это лишь малая часть кислоты, — поморщилась капитан. — Бутылей было много больше, да, вишь, не уберегла. И хлопка было больше. А оно вишь как вышло.

— Вижу-вижу, чуть ли не втрое, — задумчиво хмыкнул Сидор, внимательно, не спеша, вчитываясь в документы. — Ещё двести десять тонн в пятидесяти литровых бутылях и три лодьи, под завязку набитые хлопком.

М-да, — хмыкнул он. — Если со дна моря можно будет поднять хотя бы половину из того что везли, можешь просить всё что хош.

— Ловлю на слове, — слабая улыбка тронула губы капитанши. — Уже хочу! Хочу ещё пару пушек, калибром побольше, и полный трюм снарядов к ним. А на борта броню твои чёрную, да потолще. А то, что ты в первый раз дал, хлипковата оказалась. Как-то не думал никто, что придётся с таким оружием столкнуться. Ста пяти миллиметровая гаубица, да при наличии хороших снарядов — это серьёзно.

— Возьмутся Устьинские князья за ум, не будут экономить на закупке хороших снарядов к своим гаубицам — вот тогда никому мало не покажется.

— Снаряды при наличии нужного хлопка и кислоты — не проблема, — покосился на неё Сидор. — Будут тебе снаряды, как и фанера — тож.

А вот с пушками беда. Мортиры пневматические, как я понимаю, тебя не устроят.

— Правильно понимаешь, — кивнула капитан. — Всё что я о них слышала, мортира — оружие ближнего боя. На суше — цены им нет, а на море дальность её стрельбы в три версты вообще ничто. А Устьинские погранцы за всё время боя ближе пяти вёрст ко мне ни разу и не подошли. Издалека меня расстреливали, как на полигоне, пока я не сбежала.

— Единственно, что могу пока обещать — ещё две, кажется две, а может и три, — хмуро уточнил Сидор, — семидесяти шести миллиметровки, что остались у нас дома. Гарантировано стреляют на десяток вёрст и даже, по-моему, больше, вёрст на пятнадцать. При хорошем снаряде естественно. Сейчас пылятся где-то в сарае на задворках.

На первое время снаряды, по твоим словам, у тебя есть, дело за пушками, — задумался Сидор. — Но этот вопрос надо согласовать с Димоном. Это его личные трофеи и распределять их без его ведома, как-то не комильфо.

— Беру Димона на себя, — оживилась капитанша. — А точнее натравлю на него своего Рима. Они старые друзья, он быстро с ним договорится. Тем более, что как раз Риму и придётся заниматься их установкой, не мне же. Так что, думаю, для друга Димон не нужного ему железа не пожалеет. Можешь сразу посылать голубя с письмишком домой и через пару месяцев пушки у меня на палубе. Я довольна.

— Спасибо что разрешила, — холодно улыбнулся Сидор. — Но я уж как-нибудь сам решу, кого и куда посылать.

Но какие страсти творятся у меня за спиной, — мрачно ухмыльнулся он. — Кто б мог подумать, и года не прошло, а вы уже за моей спиной все спелись. Нет, милая моя, сначала с Димоном я сам поговорю, а потом мы с ним решим, без советчиков со стороны.

Да и Белка моя собиралась что-то с пушками теми замутить. Так что, не кажи гоп пока не перескочишь.

Давай дальше, что у нас по остальным утопленникам.

— Всё здесь, — медленно проговорила капитан, ткнув пальцем в самую большую кипу бумаг на столе. — Лежат на дне морском средь проток Змеиных островов, рядом с Устьинской банкой, все сорок судов. А может и больше, это уж как судьба решит.

— Места точно можешь указать?

— Могу. За то время пока с остатками конвоя сюда добиралась, смогла даже примерную схему набросать, где какая лодья, и с каким грузом лежит. И даже по лоциям примерно с глубинами определилась. Так что если вздумаешь поднимать, знаю к кому обратиться за помощью, чтобы нанять нормальных ныряльщиков.

Схема в единственном экземпляре, — осторожно вытащила она из своей, казалось бездонной сумки толстый, сложенный в несколько раз лист белой плотной бумаги.

Аккуратно расправив лист на столе, она продемонстрировала какие-то непонятные карандашные наброски на старой, потёртой от времени морской лоции. Что это было устье Лонгары, догадаться можно было, лишь по полустёртому от времени названию в углу документа, да по тому, как бережно она обращалась с довольно сильно помятым старым бумажным листом.

Прижав концы листа тяжёлыми свинцовыми грузиками, взятыми из всё той же, казалось какой-то бездонной сумки, осторожно и аккуратно несколько раз расправила складки на листе.

— Помялось немного, — виновато проворчала она. — Надо будет тубус себе завести, а то постоянно ломать лист приходится, а потом на складках не разберёшь что нарисовано.

Вот, — ткнула она в середину листа пальцем. — Теперь можно смотреть. Это надо, конечно, будет всё ещё раз уточнить, но представление уже можно иметь.

Вот тут мелководья, с глубинами до пяти до десяти метров — самое начало Устьинской банки, восточная её часть. Тут лежит большая часть нашего груза. Боюсь, что там он недолго будет лежать, поскольку место козырное, при подъёме из-под воды легко можно одними ныряльщиками обойтись, а значит, подъём со дна будет дёшев.

Смотрим что тут у нас.

"Диана", микльдатская лодья из Ганновера с грузом бездымного пороха в дубовых бочках.

— Откуда?

— Из Ганновера, — непонимающе глянула на него капитан. — А что?

— Ничего, — постарался скрыть удивление Сидор. — Просто название города знакомое, думал, ослышался.

— Не ослышался, есть такой городок на северо-западном мысу континента. Богатый городок, надо сказать. Шустрый там народец живёт, какие-то дойчи.

И если б кто-нибудь из микльдатских купцов попал в тот короткий список из трёх спасшихся лодий, я бы сказала что у нас серьёзные проблемы. Эти просто так сюда не придут. Этих ловить бы пришлось. И не факт что поймали бы.

Дальше, — снова вернулась капитан к карте. — Рядом ещё пять других, названия тебе пока что ничего не говорят, но общий объём груза — металлообрабатывающие станки.

— Весело, — не сдержавшись, Сидор от души выругался. — То, что мне больше всего надо, в самом лёгком доступе, и по твоим словам можно считать, что окончательно потеряно.

— Окончательно или нет, станет ясно позже, когда мы проведём разведку и убедимся в невозможно лично нами там что-либо поднять со дна, — хмуро буркнула капитан.

Упоминание о потерях слышать ей было неприятно, хотя она вроде бы, как и получила индульгенцию.

— Пошли дальше, — ещё раз выругался расстроенный Сидор.

— Малая гидротурбина для ГЭС с комплектом установочного оборудования. Что такое — совершенно мне непонятное, но жутко дорогое.

— Чего!?

— Какая-то гидротурбина для ГЭС, говорю. Причём ГЭС — все буквы заглавные. Советник целый месяц её из кого-то буквально кулаками выбивал, пока не выбил. А потом, пока не доставили её в порт и не погрузили в трюм той лодьи, дневал и ночевал в порту, стараясь предусмотреть все тонкости погрузки. Как видишь, не помогло, утопили. Да и в каком она сейчас состоянии, сказать ничего не могу. Может, её во время боя на клочки разнесло, как мой ореховый буфет, а может и целёхонькая на дне покоится, не знаю. Очень дорогая штука.

— Я знаю, что дорогая, — разозлился Сидор. — И если они вздумают протянуть к ней свои лапы — удавлю тварей. Эту штуку достаём в первую очередь, в каком бы состоянии она ни была.

— Мне нравится твой настрой, — ухмыльнулась капитан. — Но как ты сам только что сказал: "Не кажи гоп, пока не перескочишь".

Надо будет пометки на новую карту перенести, — ещё раз любовно разгладила она складки большого листа на столе.

Не всё так просто, дорогой товарищ Сидор, — тяжело вздохнула капитан. — У нас с подъёмом из-под воды не просто проблема, а Большая ПРОБЛЕМА! Не один ты такой ушлый, чтоб ты знал. Князья Устьинские, потопив на своём веку столько грузов, что нам с тобой и не снилось, никогда спокойно не смотрели, чтобы кто-то чужой выгребал у них из-под носа их законную добычу. И у них на такой случай есть собственная служба подъёма, водолазная, ЭПРОН называется.

— Как? — растерялся Сидор.

— ЭПРОН, — повторила Васа. — Экспедиция подводных работ особого назначения. Кажется, так полное название звучит.

— Пипец, — тихо проговорил Сидор. — О сколько нам открытий чудных готовит…

— Ты о чём?

— Ни о чём, — медленно проговорил Сидор. — Давай дальше.

— Дальше — ещё веселее. Другие всякие, кто там рядом с князьями по соседству в устье обитается, тоже в покое наш груз не оставят, не надейся. Много там охочих до чужого добра, а водолазное снаряжение есть практически у всех. Да и груз наш разбросан по огромной площади, компактно утопить наш караван у князей не получилось. Будут, будут другие халявщики.

— Откуда? — неподдельно изумился Сидор. — Откуда у местных водолазное снаряжение?

— Пфе! — фыркнула капитан. — Один ты, что ли землянин на планете? Ещё шустрее тебя парни есть, давно уже из-под воды добычу тащат. Тех же трофейщиков взять. Думаешь, добыча у них только с суши идёт? Как бы, не так. И в море кораблей с грузом полно из вашего мира попадается. Падает неизвестно откуда, разламывается корпус и судно тонет. Или, другой вариант — команда при переносе не выживает. И судно опять же со временем наскакивает на скалы и тонет. А то и с выжившей командой тонет, если что не так.

А команда, как правило, не выживает. Большинство людей на таких судах, не выдерживают ни сам перенос, ни удар о воду. Дай Бог один из тысячи спасётся. Потому встретить в море болтающееся с мёртвой командой большое металлическое судно — не проблема. Проблема что с ним потом делать? И пока его не разбило о скалы или его не потопило штормом, с такого судна многое можно снять. Чем нашедшие такое судно счастливчики и занимаются, пока оно не погибает. Много народу на том обогатилось.

Но большую часть инопланетных грузов всё же добывают уже из-под воды, в тех местах, куда они постоянно попадают.

Такие места с богатой добычей хорошо известны и все находятся под плотным контролем кого-либо из береговых баронов или князей. Но даже плотный контроль не спасает, когда идёт большой перенос, когда в море плюхается много разом погибших у вас там судов, какой-нибудь разгромленный в ином мире караван во время какой-нибудь большой войны. И тогда вокруг такого каравана кормится много случайных добытчиков.

К примеру — Непобедимая армада испанская таким грузом была. Или конвой какой-нибудь атлантический времён второй мировой войны.

Вот тогда наступает праздник для всех. И хочется к одним рукам всё прибрать, а как щёки ни надувай, за всем не уследишь. Так что, если тебе надо водолазное снаряжение, проблем не будет. Как и с водолазами. Только плати.

Только вот дадут ли лично нам возможность подобраться к нашим же грузам — не уверена. А точнее, уверена, что не дадут. Именно нам не дадут.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны, — мрачно отозвался Сидор. — Что ещё весёлого преподнесёт нам этот чудный мир. Оказывается, здесь есть не только всякие Торфяные Плато, по самые ноздри забитые танками и самолётами. Есть ещё и Правый берег Лонгары, забитый складами с оружием, но есть ещё и морские корабельные кладбища с богатой добычей. Пипец!

— Зачем, спрашивается я вожусь со своими литейными заводами, шахтами и ремонтным механическими мастерскими. Всего-навсего надо только найти такое чудное местечко и плотно сесть на него. И ты в шоколаде, по уши. Если только это шоколад, а не иная, хорошо знакомая коричневая и дурно пахнущая субстанция, фекалии, проще говоря, — совсем уж мрачным тоном уточнил он.

— Кстати, Устьинская банка — одно из таких мест, — уточнила капитан. — Поэтому там, в ближайшем доступе точно есть княжеская база с водолазами. О ныряльщиках же вообще помолчу, их у князей полно.

Так что, можешь не суетиться, весь груз твой давно уже на складах Устьинских князей.

Единственно, что может не остановить, а только задержать разграбление — так это глубины, на которых лежат погибшие суда. Тридцать, сорок метров, а не один-два, как на банке, и куда, как я теперь понимаю нас и пыталась загнать устьинские мониторы, чтобы потом с мелководья спокойно снять с судов всё, что им надо.

— В который раз слышу непонятное слово. Банка — это что?

— Это такое огромное водное пространство посреди моря, с малыми глубинами, не более одного метра. Туда, как мне объяснил Иероним фон Вышецкий, князья обычно загоняют свою добычу и там топят. И откуда потом забирают груз.

— А топить то зачем?

— Утопил свидетелей и концы в воду. Остовы судов потом штормами разносит. Пленных не берут, свидетелей нет, а товар обезличен. Оттого и слухов много, а конкретно никто ничего не знает, никому ничего предъявить не могут. Иначе бы давно народ собрался и свернул князьям шею.

— Даже при наличии у тех больших огнестрельных пушек?

— Вот об этом я как-то не подумала.

— И топят они не всех подряд, а избранных, или на кого указали, — задумчиво пробормотал Сидор. — Иначе бы точно шею давно свернули. Видать, с кем-то договорились, с кем-то делятся, кому-то что-то пообещали и твёрдо выполняют взятые на себя повышенные капиталистические обязательства. Вроде как перехватить наш караван.

Потому гадёнышей и не трогают.

— Похоже на то, — согласно кивнула капитан. — Поэтому, чтобы справиться с береговой стражей и отогнать от нашего добра чужих соискателей нужны пушки. Большие дальнобойные пушки, желательно миллиметров так под сотню, а то и больше. И с хорошими снарядами. Чего нет. И нужны лодьи, как средства их доставки, которые не развалятся с первого выстрела. И одной мне не справиться. Надо хотя бы ещё две, три лодьи мне в помощь, — тяжело вздохнула капитан. — Не будет у меня пушек и товарищей, нечего туда и соваться.

Я и выжила то исключительно за счёт внезапности и манёвра. А не будь в тот день ветра, будь у этих бронированных колёсных монстров скорость побольше, стой я неподвижно на одном месте, как в случае подъёма чего-либо со дна моря, и что? Тут-то мне и кирдык пришёл бы.

Мои семьдесят шесть против их ста пяти — не катят никак. Тут даже плохие снаряды трофейщиков и наша крепкая броня нас не спасут. Скорость и манёвр — вот наше всё. И пушки, хорошие надёжные пушки. Пусть даже и семидесяти шести миллиметровые, но много. Никак не меньше чем у князей. А это ещё пятнадцать орудий. Есть у тебя столько?

— Стоп-стоп-стоп, — остановил разошедшуюся капитана Сидор. — Я только сейчас сообразил, про какие такие колёсные монстры мониторы ты постоянно говоришь. Это что, пароходы, что ли? Ты что, имела в виду пароходы?

— Ну да.

— Бли-и-ин, — тихо и обречённо протянул Сидор, — как весело. Кругом совсем тайга, а партизаны — толстые-толстые. Ещё и пароходы до кучи, — помрачнел он ещё больше. — Ты ничего раньше ни о каких пароходах не говорила.

— Я о многом раньше ничего не говорила, теперь говорю. Мир велик, обо всём сразу не расскажешь, — пожала та плечами. — А пароходы что, эка невидаль. А кто, думаешь, мог меня так отделать? Лодья пиратская с обычным стеновым карусельным стреломётом, пусть даже и многозарядным, как раньше у тебя у самого стояли на броневиках? Наивный! Устье Лонгары охраняется вооружёнными пушками колёсными пароходами Устьинских князей со ста пятью миллиметровыми огнестрельными орудиями, купленными то ли у трофейщиков, то ли у князей Подгорных. Как я тебе и говорила.

Откуда Подгорные князья и трофейщики их берут, я никогда не интересовалась, мне без разницы. Мне важно, что таких орудий у князей Устьинских на каждом пароходе по одной штуке точно стоит. А пароходов тех всего у князей дюжина. Скоро будет, — тут же поспешила уточнить она. — Те, перечисленные мною пять и ещё семь достраивается на княжеских верфях.

Если ничего не помешает, весной следующего года их введут в строй. Вот когда будет тоска. Тогда и протоки все перекроют и сядут плотно князья Устьинские на всей речной торговле. Тогда у них не забалуешь.

— "И тогда же резко вырастет значение перевалов через Большой Камень, и моего, и Басанрога, как безопасной альтернативы реке. И соответственно вырастут доходы тех, кто перевалы эти контролирует. И понадобится хорошее шоссе с твёрдым покрытием от Басанрога до побережья.

В первую очередь, конечно, юго-западное направление, на устье Лонгары.

И меня тут же постараются прижать, как владельца "Мокрой кишки" и торговли практически всего Юго-Восточного направления Приморья. Или, что вероятней всего, попробуют встроить в существующую на Басанроге систему, чтоб не портил благостной картины. Что наш городской Совет, что басанрогские бароны. Вот когда весело станет".

— Но мне, честное слово, без разницы, сколько их точно будет тех мониторов, пять или двенадцать, — вещала меж тем капитан. — Нам и одного за глаза хватит, коль он нас подловит на месте подъёма твоего утопленного груза.

— Три орудия одного бронированного монитора против моего одного, даже при гнилых снарядах от трофейщиков, для меня одной слишком много.

Вот и думай теперь, что и как мы делаем, и стоит ли нам соваться в то устье? Это только звучит красиво — поднять собственный груз, отбить у врага. А коснётся дела, сколько голов мы там сложим? Об этом ты подумал?

Может, плюнуть на всё и забыть о пропавшем богатстве, пока голова на плечах цела. Наскоками тут точно ничего не решить.

— Забыть про турбину, стоимостью в полтора миллиона? — медленно переспросил Сидор. — Не считая ещё и дополнительного оборудования для её установки ещё стоимостью где-то на полмиллиона? Забыть про то, что под неё у нас дома уже плотина построена, и машинный зал готов, и водохранилище постепенно наполняется?

Забыть про станки, которые ждал несколько лет? Забыть про то, что из огромного списка потребной номенклатуры станков, нам достались жалкие крохи? Забыть про Малый прокатный стан, что куплен за бешеные деньги, а теперь непонятно где? То ли валяется где-то в грязи на дне моря, то ли я всё же его получу, вместе с небольшим грузом азотной кислоты. Которой тоже остались нам лишь жалкие слёзы.

Я что, так похож на доброго самаритянина?

— Ты похож на пока ещё живого, — флегматично буркнула капитан. — А сунешься в то устье — будешь похож на очень даже мёртвого, жадного дурака.

— Предлагаешь всё бросить и спасать шкуру, — нейтральным тоном, как бы безразлично поинтересовался Сидор, кольнув её взглядом.

— Предлагаю хорошенько подумать и только потом что-то решать. Я же приму любое твоё решение, хозяин, — отрезала капитан.

Но если надумаешь поднимать, следовало бы поторопиться, — равнодушно пожала она плечами. — Время до осени ещё есть, но не очень много. Середина лета как-никак. И, думаю, что водолазы пограничной стражи князей точно не будут долго раскачиваться. Тут как в поле весной — один день год кормит.

— Согласен, им стоит поторопиться, — отозвался Сидор. — Устьинские князья чай не дураки. Зная сколь ценное оборудование находится у них под водой, да ещё в пределах прямого доступа, долго тянуть с подъёмом они не станут. Особенно, зная, что пребывание в солёной морской воде крайне негативно скажется на сохранности столь драгоценного оборудования.

Даже больше тебе скажу. Зная, какое мы везём оборудование, князья наверняка уже его заранее и продали.

Кому — другой вопрос, а вот что задержка поставок гарантировано выльется им в весомую монетку в виде штрафов за недопоставку — догадаться не трудно. Так что и с подъёмом тянуть они не станут, — мрачно буркнул Сидор. — Я б на их месте так же поступил, заранее узнав кто и что везёт, и когда, следует ждать дорогих гостей, то есть поставщиков, то есть нас, — с мрачной миной на лице поправился Сидор.

Если ты права и Советник действительно всем растрепал что и кому он везёт, то перехватить и заранее найти на будущий груз покупателя, проще простого.

Ну, Дюкс, — покачал он головой, — ну ты и козёл! Так подставиться….

— Единственная для нас надежда, что наш груз никому не достанется — любыми способами затягивание процесса подъёма, — задумчиво пробормотала капитан. — Чтоб за то время пока он находится в солёной морской воде он пришёл в полную негодность. Тем более что практически весь наш груз лежит на глубинах более тридцати метров, что резко ограничивает княжеские возможности.

Тут простыми ныряльщиками не обойтись, требуется тяжёлое водолазное снаряжение. И нужна ещё хорошая предварительная подготовка с детальной разведкой, где и что конкретно лежит.

— Груз стоимостью в полтора миллиона по любому поднимут в первую очередь, — хмуро бросил Сидор. — И вполне может быть, что когда мы тут сидим, он уже давно поднят. Вынужден напомнить, что прошло уже не менее двух недель со дня разгрома твоего конвоя. Времени более чем достаточно, на всё.

— Ой, не всё так просто, — невесело ухмыльнулась капитан.

— Поясни.

— Я тебе уже говорила, что при погрузке в порту произошла путаница кому и что везти, на какое судно что погрузили. И по бумагам, что остались в порту Сияжска груз, что должен был находиться на одном судне, оказался на другом. Поэтому, установив с помощью принимавших участие в битве вояк, что где лежит, им понадобится ещё какое-то, достаточно продолжительное время, чтобы точно установить, что там лежит именно то, что им необходимо. А это ещё время.

Учтя, как всё было перепутано, мы вполне можем рассчитывать на будущую весну.

— И моя гидротурбина тогда точно гикнется, — мрачно буркнул Сидор. — За полгода в солёной морской воде ей точно кирдык придёт. Или она потребует очень серьёзного ремонта, а это большие деньги. Плюс к тому, наверняка она уже продана.

Нет, — решительно тряхнул он головой, — князья на такое точно не пойдут. Судя по проведённой подготовке, по тому, как ловко всё было организовано, они точно не дураки. Так что рыть землю, а точнее воду будут конкретно.

Две недели уже прошло, так что даже если мы сейчас всё бросим и побежим выручать наш груз, непонятно с какими силами, ничего у нас не получится. А вот князьям дадим прекрасный шанс нас там же на месте подъёма и добить. То-то они порадуются.

Нет, как не жаль, но с турбиной придётся расстаться, как и со всеми станками, что остались там на дне. Никто не будет ждать весны и даже начала осени, когда гарантировано, испортится дорогущий груз. Значит, поднимут уже к концу этого месяца, если уже не подняли.

Тем более ты говоришь, что глубины, с которых придётся поднимать груз, не превышают тридцати, сорока метров. А для местных водолазов, даже при современном уровне развития снаряжения, это вполне досягаемые глубины.

Но вот с покупателями своего груза я серьёзно поговорю, и каждый, кто протянет к нему свои грабки о том сильно пожалеет.

Что ты там говорила о тех, кто готов помочь тебе в благородном деле мести князьям Устьинским?

— Вообще-то ничего, — усмехнулась капитан, — но сейчас скажу, раз интересуешься. Есть у меня пара хороших ребят и одна дивчина, что готовы подрядиться к тебе на работу на моих условиях: хорошее судно, автономность и достойное содержание капитану и экипажу. Если согласен, завтра же они будут представлены тебе и завтра же готовы здесь же в порту приступить к постройке новых судов, что помогут нам вернуть ворованное.

— Экипаж должен быть из наших, не менее чем наполовину, как в командном, так и в рядовом составе, — холодно проговорил Сидор. — Если будут упираться, никакого разговора не будет. Нам нужны свои люди в таком деле, а не наёмники

— А я?

— А ты давно уже своя, если ты ещё этого не заметила.

— У тебя нет, чего-нибудь выпить, морсу какого? — проскрипела Васа охрипшим вдруг голосом, осторожно тронув шею. — А то в горле у меня что-то пересохло. Не могу долго говорить, хрипну. Вот целый день орать на палубе — сколько угодно. А вот так тихо, не торопясь разговаривать, долго не выдерживаю.

— Вино будешь?

— Местное, — поморщилась Васа. — Ну, давай уж. Какой только гадости не приходится травиться, когда чистой воды нет. Может, лучше чайку поставишь? Мне ваш лимонниковый очень нравится. Ночью на собачьей вахте только им и спасаюсь.

— Нет уж, — ухмыльнулся Сидор, — умерла, так умерла. Будешь травиться тем, что дают.

Поднявшись со своей табуретки, он направился в угол к плетёному посудному шкафу.

У него и у самого в горле от долгих разговоров давно пересохло, да и от таких чёрных вестей, честно говоря, хотелось надраться до свинячьего состояния, а не то, что пригубить пару рюмок хорошего вина. Потеряны честно заработанные ими миллионы. Потеряны тогда, когда, казалось бы, счастье вот оно, близко. Чаз-з-з!

Теперь вернуть хотя бы малую часть того что потеряно.

В глубине души Сидора медленно поднималась дикая, не рассуждающая злоба, которую он с трудом загонял внутрь. Не время было сейчас и не место.

Настроение Сидора и так не бывшее особо весёлым последние дни, ещё больше упало, и вдруг остро, до остервенения ему захотелось напиться, заглушить поднявшуюся в душе волну чёрной злой тоски.

— Или предпочтёшь нектар ореховый, коньячку то бишь?

— Чем угостишь, тому и рада.

Бросив на капитаншу хмурый взгляд, Сидор открыл узкую плетёную дверцу небольшого самодельного шкафчика, стоящему в углу возле окна, недавно сплетённого из местной лозы парнями из отряда, и аккуратно снял с верхней полки пару хрустальных тонкостенные бокалов на длинных тонких ножках. Услышав тихий звон, звякнувших при касании друг друга бокалов, про себя порадовался, как вовремя у него появился столь дивный шкаф. Было хоть чем похвастаться перед гостьей.

— Ребята из местной лозы сплели, — с гордостью продемонстрировал он капитану свой новый буфет. — Нашли всё ж тут по оврагам приличную лозу, и вот результат. Не ореховый, как твой дорогущий, но тоже буфет, — улыбнулся он. — Теперь не надо для каждого желающего купить наше стекло, перед демонстрацией лезть в сундук и доставать пересыпанные соломой фужеры. А потом ещё долго и нудно мыть их перед показом, стараясь произвести лучшее впечатление. Вот, сразу видно всю красоту.

Не поверишь, продажи сразу резко увеличились.

— Верю, — пожала плечами капитан. — Я сама так делаю. Только у меня практически такой же ящик покоился в трюме. Раньше покоился, — поморщилась капитан. — Вдребезги разнесло какой-то попавшей туда болванкой. Небьющееся, небьющееся, а против неразорвавшегося снаряда, прошившей мои борта насквозь, не устояли.

Кстати, я у тебя хотела попросить мне ещё один такой хрустальный набор подвезти для демонстрации. А то от моего даже осколков не осталось, всё пришлось выбросить.

Молча покосившись на Васу, Сидор достал стоящую в шкафчике внизу сбоку початую пузатую бутыль тёмного зелёного стекла, заткнутую высокой корковой пробкой. С улыбкой, не спеша вывернул пробку зубами. Поставив бокалы на стол, медленно, явно любуясь цветом вина разлил по бокалам тягучий прозрачно золотистый напиток.

— За встречу! — поднял он первый тост. — Честно скажу, рад тебя видеть живой.

— За встречу, — подняла бокал капитан. — Честно скажу, рада, что жива.

Осторожно пригубив из бокала, медленно, с опаской покатала напиток языком по нёбу.

— М-м-м! — расплылась она в улыбке, с удовольствием одним махом опрокидывая бокал. — Вот с чего надо было начинать, а не с дурацкого отчёта. Ничё так, однако. Обычно на деловых встречах я не пью, но конкретно это винцо оченно даже ничё. Странный, правда, какой-то вкус. Что-то напоминает, что-то давно позабытое из прошлого, а что, никак не соображу.

— Снежная ягода, — улыбнулся Сидор, наблюдая за её мимикой.

— Откуда? — изумилась капитан. — Я ещё в детстве слышала, что эта лоза погибла от необычайно сильных морозов, что случились где-то здесь в Приморье. И так потом и не возродилась.

— А у нас есть. Нам прошлые морозы нипочём, — скупо улыбнулся Сидор, разливая по новой. — Вино из винных погребов вашего дорогого Дормидонта. По дороге сюда заскочили к нему в долину, благо время было, и забрали часть урожая прошлого года с собой на пробу.

У Дормидонта много нового интересного вина из новых найденных по соседним долинам сортов. Часть прихватили, но, слава Богу, не всё, — в демонстративном ужасе Сидор схватился за голову. — И того что уже было готового — телег не хватило вывезти. А сколько осталось — страшно представить.

— С чего так много? — изумилась капитан. — Он же недавно лишь начал.

— Да это я больше шучу, — улыбнулся Сидор. — На самом деле такого вина у него — слёзы, самим не хватает, куда там на продажу. Но, Дормидонт действительно серьёзно развернулся. Я, честно говоря, не ожидал, — покачал Сидор головой. — Вот что значит, когда человек мастер, правильно мотивирован, занят любимым делом и не знает ограничений по средствам. Такие купажи майстрячит, закачаешься.

Сколько раз было желание вдарить ему по рукам и прекратить ссуживать этого растратчика деньгами, материалами, и людьми, да, слава Богу, хватило ума не мешать мастеру. Теперь, видим результат. Такие вина делает, которых нигде в мире не встретишь. Элита!

К тому ж, уже с нашей подачи сделал заказ Марку на пару миллионов литровых бутылок под вино. Теперь будем продавать элитное вино не в бочках, как все, а в бутылках, чего ни у кого нет. Представляешь, сколько можно продать таких вот бутылок! — щёлкнул он ногтём по негромко отозвавшемуся горлышку бутылки. — Сколько можно только на одном стекле денег заработать! Ужас!

— Продать незнакомое вино — это проблема, — качнула капитан головой. — Я-то как раз очень хорошо это представляю. Можешь сразу считать, что всё твоё вино и все твои бутылки урожая прошлого года, да и этого тож, уйдут на подарки и дармовые угощения, чтобы народ только-только ознакомился с новым вином, не более того. Основные продажи дай Бог будут через год, через два.

— Когда то же надо начинать, — улыбнулся Сидор. — Почему не сейчас? Что нам мешает? Ответ — ни-че-но.

— Бедный Марк, — слабо улыбнулась Васа. — По-моему, ему больше всех достаётся. Теперь ему придётся ещё и четвёртую смену на своём заводе вводить, чтоб обеспечить ещё и Дормидонта бутылками.

Мало ему твоих броневых стёкол на броневики, теперь ты на него повесил ещё и бутылки. Небось, тоже планируешь из небьющегося стекла?

— Не уверен, — скорчив на лице задумчивую мину, с усмешкой пробормотал Сидор. — По цене проблем нет, мелочь сущая, а вот объём….. это ж миллионы бутылок. Считай, новый цех придётся открывать. А у Марка и так напряжёнка и по людям, и по оборудованию, еле-еле справляется.

С людьми проблему можно решить. В конце концов, даже ящеров подгорных можно привлечь, дело нехитрое. А вот оборудование для расширения производства, лежит сейчас на дне моря или уже досталось князьям Устьинским. Что хочешь теперь, то и делай.

Так что, пока бутылок не хватает, придётся торговать бочками. Зато с доставкой меньше проблем. Телеги у нас большие, ёмкие, те самые биндюги на две тонны. В бочках за один раз можно вывезти много вина. И нет проблемы с возвратом тары.

Но на настоящий момент ты права, проблема не довезти, проблема продать. Хотя, если цену задирать не будем, всё продадим. Это называется, модным словом демпинг.

Сильный сброс цены по сравнению с реальной стоимостью, с надеждой в дальнейшем компенсировать все убытки уже с новых расширенных продаж, когда завоюем рынок, — улыбнувшись, Сидор пояснил капитану незнакомое слово.

— Надеюсь, вы эту прелесть не всю ещё продали?

— Это вино? — понимающе улыбнулся Сидор, заметив вожделенный взгляд, который капитан бросила на бутылку. — Нет, конечно. Вообще пока ничего не продавали. Так, держим для угощения, и чтоб было что показать. А дальше посмотрим.

А что, есть какая мысль?

Сидор с интересом уставился на чего-то покрасневшую Вассу.

— Да мне бы парочку корзин снежноягодного, — смущённо отводя глаза, тут же призналась капитан, — в бутылках, штук по сорок.

— Интересные у тебя корзины. Где это такие корзины безразмерные водятся? — неподдельно изумился Сидор. — Ну, десяток бутылок в корзине — это я понимаю. Но чтоб сорок?!

— Не для собственного питья, — всполошилась капитан, заметив оценивающе насмешливый взгляд Сидора. — Исключительно для дела, для налаживания контактов с клиентами.

Такое вино должно способствовать установлению правильных взглядов и налаживанию добрых отношений с клиентами и с портовыми властями. Да и вообще, — неопределённо покрутила она растопыренными пальцами у виска. — Бывают случаи, когда пара вот таких бутылочек сделает больше, чем увесистый кошелёк с золотыми.

Вскрывать самой бочку и самой разливать вино по кувшинам? Фи, — наморщила капитан симпатичный носик, — дармовый перевод ценного продукта. Не удержишься, — мечтательно закатила она глаза к потолку. — Поэтому, если не трудно, то мне, пожалуйста, в бутылках. Два по сорок, думаю, этого хватит, для начала.

Капитан как-то неопределённо, с весьма двусмысленным видом снова покрутила возле головы растопыренными пальцами.

— В бутылках, оно как-то так интересней будет. Да и вообще….

— Ну, в бутылках так в бутылках, — медленно пробормотал Сидор, глядя на разрумянившуюся от возбуждения девицу. — Поди ж ты, каков эффект с одного лишь бокала. Вот что значит, хорошее дело специалисту в руки попало.

— Ладно, будет тебе два по сорок. Тогда на сегодня всё. Завтра представишь мне добровольцев на место будущих самоубийц, готовых взять на себя строительство боевых лодий и месть устьинским князьям. Если они мне понравятся, будем договариваться. Нет — знать не судьба. А пока всё, иди. Тебя, наверное, Рим заждался в лазарете, — грустно улыбнулся он. — Вижу, что давно уже сидишь как на иголках. Иди уж, обрадуй своего кузнеца, что для него в ближайшее время есть много работы. То-то он обрадуется.

Обрадуется он, как же, — едва слышно сердито проворчал он в сторону уже закрывающейся за спиной капитана двери. — Опять обдерёт нашу компанию как липку.

Иди-иди. Ну а я подумаю, где мне Димона искать, — совсем уж едва слышно продолжил он. — Пропал стервец, с концами. Две недели уж, как ни весточки не шлёт. Не случилось ли чего?

Явление Димона.

Высокие кирпичные своды подземного зала, подпёртые по центру одиноким мощным столбом из тёсаных и тщательно пригнанных друг к другу больших блоков чёрного, словно сажа гранита, скупо освещались колеблющимся светом нескольких разбросанных хаотично вкруг столба факелов на высоких чугунных держаках. На дальние углы подземелья света уже не хватало, и контуры огромного подземного помещения терялись где-то в темноте, добавляя таинственности и загадочности всему здесь происходящему.

Скупого света немногочисленных факелов хватало лишь на то чтоб осветить небольшой пятачок раскопа вокруг мощного столба и копошащихся там немногочисленных людей, раскапывавших гигантское основание.

Даже на первый взгляд было понятно, что работы впереди им предстояло много, а самих их было явно мало, чтоб когда-нибудь в обозримом будущем выполнить работу, за которую сами они по явному недомыслию взялись.

Кто и почему засыпал пол и этого подвала сырой глиной, копавшиеся в подвале люди давно уже не спрашивали. Ответов на то не было и они давно уже привычно делали своё дело, не отвлекаясь на досужие разговоры.

— Так и знал, что здесь тебя найду. Где тебе ещё и быть, как не в подземельях замка, изыскатель ты нас подземный. И не надоело ещё в мокрой глине возиться? По мне, так твоё скаженное упорство это уже чересчур.

— Тебя кто сюда пустил?

— Попробовали б меня не пустить, головы бы поотрывал, — ухмыльнулся Димон. — Был там наверху какой-то один молодой, борзо?й больно. Видать из новеньких, попробовал мне помешать глупышка. Ты пошли кого-нибудь подменить парнишку, ему ещё долго в больничке придётся отдыхать.

— Сейчас кто-нибудь потащит корзину с грунтом наверх, скажет, чтоб подменили. Не сильно поломал?

— За пару недель очухается, — небрежно отмахнулся Димон. — А ты давай нормальных часовых ставь, а не этот, только-только прибывший молодняк. Совсем Корней уже учить перестал новобранцев.

— Это не Корней виноват, это ты заматерел, боров. Ты себя со стороны давно видел? Нет? Так как-нибудь поглядись в зеркало, может, понравится, а нет — так хоть ужаснёшься. Всё толк будет.

Ты чего сюда явился? Знаешь же, что пока я здесь меня ни для кого нет.

— Я не все, — отрезал Димон. — А вы здесь у себя в подвале время то хоть замечаете, счастливчики? Вижу, что нет. Так хотя бы часы с кукушкой себе завели. Договаривались же на полдень, а тебя всё нет и нет. Поговорить надо.

— Говори чего припёрся, кукушка хренова, и проваливай. Видишь дел полно, не до тебя. Мне ещё обмеры надо сверить с натурой, а ты отвлекаешь. Вот кончу и поговорим.

Если ты думаешь, что торчать в этой сырости подземелья мне сильно интересно, то ты ошибаешься. Быстро говори чего надо, видишь, без тебя дел полно. А с тобой у меня обстоятельный разговор на вечер намечен. Подожди, пока освобожусь. Или горит что?

— Сидор, какой же ты неласковый, — расхохотался Димон. — Не успел вернуться, как ты уже рычишь. Что случилось хоть?

— А то ты не знаешь.

— А-а-а, ты об этом, — поскучнел Димон.

— О чём же ещё.

— Сидор, ты в своём уме, я же наших парней спас! Ну, не бросать же их было. Да и не понял я в первый момент на кого мы наткнулись. Видим, что бандиты кого-то прессуют, вот-вот добьют, вот и помогли бедолагам. А потом оказалось что наши. Во хохма то была, когда признали друг друга.

— Какие они нам наши. Наши все дома на печи сидят калачи жуют, а эти так — приблуда, что вечно под ногами путается. Беспокойная и с проблемами.

Ты хоть понял что произошло?

— А что тут понимать? — деланно удивился Димон.

— Суду всё ясно, — тяжело вздохнул Сидор. Сложив пополам лист грубой писчей бумаги, на который делал какие-то пометки, аккуратно убрал его в кожаную сумку, висевшую на боку. — Эгей, Степан! — крикнул он в сторону раскопа возле столба, откуда в этот момент как раз показалась согнутая человеческая фигура с большой корзиной мокрой глины на спине. — Стёп, ты десятника вашего здесь поблизости не видел?

— Наверху, — устало мотнул тот головой. — Наносит последние кроки перед сдачей тебе материала. Просил подойти, как освободишься. У него есть к тебе пара вопросов, по разрезам. Чего-то ему там непонятно, хотел уточнить.

— О? — подивился Димон, проводив устало поднимающуюся по каменным ступеням винтовой лестницы согнутую под большой корзиной с грунтом фигуру незнакомого егеря. — Тебе уже рядовые егеря указывают, куда и к кому подойти? Не слишком ли большую волю ты им дал?

— Да, с чинопочитанием тут тяжело, — равнодушно кивнул Сидор. — Кроты — анархисты чистой воды. А на самом деле — грязные вымогатели, учитывая род и место их работы. Видать окружающая среда развращает. Начнёшь гайки закручивать, грозятся бросить всё и сбежать домой. И даже не сбежать, а просто плюнуть и уйти.

И ничего ты им не сделаешь, охотников работать здесь, нет ни единой души.

— Поставь рабов.

— Ссыльнопоселенцев? — криво ухмыльнулся Сидор.

— Ты по своему доброму обычаю забыл добавить — вольных ссыльнопоселенцев, — ухмыльнулся Димон. — Рабов, — холодно обрезал он. — И пусть работают, пока волю не отработают. А если найдут что интересное — под нож, чтоб языками не болтали. Мне ль тебя учить. Иль ты забыл уже кое-что из нашей собственной практики последних лет, здесь в Приморье. Так я тебе живо напомню, чтоб соображал быстрее.

Что-то ты мне не нравишься последнее время. Прям стал какой-то мягкотелый, демократичный. Наверное, это отсутствие Беллы на тебе так вредно сказывается, — тяжело вздохнул он. — С нею рядом ты становишься жёстче, самим собой, каким и должен всегда быть.

Надо будет ей черкануть письмишко, что б приезжала, проведать. А заодно и мозги своему муженьку на место поставить.

Не зыркай, не зыркай, — мрачно проворчал он, покосившись на устало усмехнувшегося Сидора.

— Может ты и прав, — кивнул тот. — Что-то я тут не дотумкал. Такими темпами мы тут до морковкиных заговений будем копаться. И самое главное — непонятно зачем. Ну, засыпали и засыпали глиной дно в этих подвалах, причём во всём городе, нам-то, что за интерес. Зачем, на самом деле откапывать.

Я уже и сам себе начинаю задавать этот непростой вопрос. Зачем мы откапываем эти подвалы? Не поверишь — у меня нет ответа. Но вот что-то сидит внутри и заставляет гнать людей сюда на работы. И ничего не могу с этим поделать, хоть тресни.

И то же самое чувство мне прям в ухо матом кричит, чтоб никого чужого здесь и духу близко не было. Вот и колупаемся потихоньку скудными силами немногих добровольцев.

Хотя, может ты и прав. Уж частично, хотя бы на подъём корзин с грунтом наверх, рабов, тьфу ты, поселенцев, можно было бы и поставить. Если где загадки будут, и близко не подпускать, чтоб под ногами не путались, а вот грунт наверх пусть таскают. И вот здесь на рядовой работе, где всех мозгов надо бери больше кидай дальше, они как раз на месте будут.

А будут нос совать куда не следует — укоротим языки на всю голову. Всё, решено, сегодня же озадачу Вана. Пусть подберёт пару сотен лишенцев на подземные работы, всё ребятам здесь веселей будет. А то наверху от них уже прохода не стало, путаются под ногами по всему городу, а тут работать некому. И надо уже прекратить эту порочную практику закупки всё новых и новых, а то скоро будет от них не продохнуть.

Ты чего припёрся, выкладывай, — резко сменил он тему.

— Пойдём, выйдем, разговор есть, — мотнул головой Димон на винтовую лестницу, поднимающуюся в глубине кирпичной стены наружу. — Что-то мне здесь воздух не нравится, сырой.

— Сырой, — согласно кивнул Сидор, бросив на друга внимательный взгляд. Заметив едва заметное движение головой, кивнул. — Пожалуй, действительно надо проветриться на бережку моря.

Подъём на свежий воздух много времени не занял. Наверное, потому что был для Сидора привычен, а Димон так хотел поскорее выскочить из сырых подземелий, что не заметил, как и оказался возле прибоя.

— Песочек, — улыбнулся он, с блаженной улыбкой на лице зачерпывая горстью солёную морскую воду пополам с серым песком. — Скажи, а это уже морской песок или ещё речной, тот, что рекой нанесло?

— Отвали с глупыми вопросами, не до песка мне сейчас. Говори, зачем из подвала выдернул, и я пойду дальше работать. Реально времени мало. Да и не поверишь, здесь так хорошо, что боюсь нарушить самим же и установленные правила. Так и хочется плюнуть на грязный и сырой подвал и посидеть на бережку часок другой с удочкой, рыбку половить. И совершенно нет желания лезть обратно в подземелья в грязь и сырость.

— Так в чём же дело, — ухмыльнулся Димон. — Сейчас-то уже поздно, солнце высоко, клёв кончился, — поднял вверх он лицо, искоса глянув на стоящее в зените солнце. — А вот завтра с утречка, на утренней зорьке, я б с удовольствием тебе компанию составил.

Удочки твои, червячков я сегодня с вечера накопаю. Завтра на зорьке и порыбачим. Чего такому шикарному лету зазря пропадать, в самом-то деле. А то я постоянно в выгоревшей на солнце степи торчу, а ты в сырых подземельях прячешься. Так и лето зазря пропадёт, ничего не успеем.

— Ловлю на слове, рыбалка — наше всё, — слабо улыбнулся Сидор. — Завтра на зорьке и подъём. Только не забудь лечь пораньше, а то знаю я тебя. Сейчас ты горы готов свернуть, а утром за ногу с кровати приходится стаскивать.

Но это всё лирика, о рыбалке мы и потом поговорим, завтра, на зорьке, а сейчас ответь мне на один простой вопрос. Ты нафига его сюда притащил?

— Ну не бросать же было, раз спас, — виновато развёл руками Димон.

— Ты понимаешь, что Бугуруслан — это ходячая проблема? А в сочетании с Виталиком — так полный ужас. Нафига оно нам здесь такое добро?

— Ну не бросать же было, — снова развёл руками Димон.

— Я бы бросил. Или свернул бы с маршрута и доставил бы тех, кто выжил куда-нибудь в другой город, но не в Плёс. И желательно куда-нибудь отсюда подальше, где они благополучно и пребывали всё последнее время, пока мы их не видели. И пусть бы они там делали всё, что им угодно, но только без нас и не на нашей территории.

— Никак не простишь, — внимательно посмотрел на него Димон.

— А ты уже простил? — рассердился Сидор. — Да и не в прощении дело. Просто уже вижу, что с ними будут проблемы.

— В чём вопрос. Будут проблемы, будем решать, — безмятежно пожал Димон плечами. — Подлечатся, немного отъедятся, а то тощие какие-то уж больно, потом и выгоним из города. Всего делов то.

Такой подход парни наши поймут. А вот бросить в поле раненого товарища — нет.

— Они нам ни с какого боку не товарищи.

— Нам с тобой, — тяжело вздохнул Димон, — но не нашим парням. Они же практически все сплошь родня да кумовья через одного. Такого нашего поведения ребята точно не поймут. Выполнят, если прикажешь, но не простят и заподозрят во всех мыслимых грехах. Тут и нашей с ними дружбе конец. Или вообще откажутся такие приказы выполнять. Что ты тогда будешь делать? Не отдавай приказы, которые знаешь, что не выполнят. Это урон тебе, не им.

Да и нельзя так жёстко, Сидор, надо быть мягче, гибче, хитрее, если хочешь чего-то от них добиться.

— Сам знаю, что за контингент у нас под началом, — устало, проворчал Сидор, — но очень уж хочется помечтать об идеальном прусском солдате и о себе как о Фридрихе Великом. А тут как увидал, кого ты ввозишь в конюшню на телеге лежащим в беспамятстве, так внутри всё перевернулось. Еле себя остановил, чтоб там же на месте не прибить гадёнышей. Нельзя такое прощать.

— Нельзя. Согласен. Поэтому подлечим чуток и выгоним из города. Это уже будет по-нашему. В беде не бросили, но и привечать не собираемся.

— Вот такое поведение будет понятно для всех. Око за око, зуб за зуб, но против всего мира мы вместе.

— Так и поступим, — нехотя кивнул Сидор. — А то честно тебе признаюсь. Еле сдерживаюсь, чтоб не пойти и не приказать немедленно вышвырнуть их обоих из лазарета.

— Так ты только о Бугуруслане с Виталиком?

— А о ком же ещё? — непонимающе глянул на него Сидор.

— Я думал, обо всех кого привезли.

— А, — вяло махнул рукой Сидор. — На остальных бывших наших мне плевать. Их бы я просто выгнал, без затей и не заморачивался, а вот этих двоих — надо выгнать предметно, демонстративно, на глазах у всех. Если при том ещё бы и в перьях их извалять и в дёгте, а лучше в дерьме, совсем было бы хорошо.

— Ну, ты и басурман, — покачал головой Димон. — В дёгте понятно, а в дерьме-то за что?

— За всё, — отрезал Сидор. — За то, что было, за то, что есть, за то, что будет.

Думаю, ты и сам в том не сомневаешься, что будет. Наверняка каверзу какую гадскую нам придумают, как только в чувства придут. Не могут они без того, не те натуры, что одна, что другая.

— Говорю же, оправятся, выгоним, — начал понемногу сердиться Димон. — Не мог же я их там, в чистом поле бросить, без помощи, неправильно это.

Да ты и сам бы не бросил, — вдруг всем корпусом развернувшись к Сидору, ткнул ему в грудь указательным пальцем. — Ты! Ты бы сам точно так же поступил, а меня осуждаешь.

— Потому и ругаюсь, что ты на все сто процентов прав, — едва слышно буркнул Сидор, отворачиваясь. — Сам такой же и ничего не могу со своей гадской натурой поделать. Умом понимаю, что надо этих двоих побыстрее выкинуть за стены города, а рука не поднимается. Духу, наверное, не хватает, — тяжело вздохнул он.

Ну, у тебя и пальцы, — недовольный Сидор почесал ноющую грудь. — Как железным штырём потыкал. В другой раз давай аккуратней, без тычков. А то я тебя сам когда-нибудь так тыкну. Не пальцем, так кулаком в ухо. Understand?

— Understand-understand? Отвали.

— А с Бугурусланом и Виталиком, согласен, — мрачно буркнул Сидор, — подождём, чтоб на ногах уверенно стояли, а потом предложим убираться на все четыре стороны. А нашим так и объясним причину столь гуманного поступка. Что не верим тем, кто предал один раз и держать рядом с собой не намерены. Народ поймёт.

Заодно и уроком послужит для тех, кто попробует уши развесить под трели этого соловья разбойника, которые обязательно зазвучат, как только соловей этот очнётся.

С этим атаманом вообще всё не так, всё сложно. Думаешь, просто так его на тебя выгнали? Не-е-е-т, тут всё непросто.

— Объясни, — скептическая ухмылка медленно сползла с лица Димон. — Что значит выгнали? Хочешь сказать, что Бугуруслан сам это представление с собственным убийством подстроил, чтоб разжалобить нас и пристроиться возле нас, для каких-то своих тайных целей? Бред! Что это он сам специально так поломал себе руки, ноги, что ни ложку в руках держать не может, ни ходить. Думай что говоришь, — рассердился Димон. — Как-нибудь я могу разобраться, когда перед тобой людей на самом деле убивают, а когда спектакль устраивают. Не совсем ещё из ума выжил.

— Я тебе кое-что не досказал из того что мне говорил при встрече ящеров Посредник, — мрачно проворчал Сидор. — Сам тогда ничего сразу не понял, вот и не стал тебя грузить. Посчитал, что сам попозже разберусь. И только сейчас разобрался. Как до жирафа, только-только дошло, что хотел сказать тогда ящер.

А сказал он буквально следующее: "Было бы хорошо, если бы все вопросы по изумрудам мы решали бы с кем-нибудь одним. Лучше с вами. И лучше было бы для вас, как и для нас, чтобы вы были монополистами". Текст не дословный, но смысл где-то тот самый.

По изумрудам ящеры желают иметь дело с кем-либо одним и по большому счёту им без разницы с кем. Не будет нас — будет кто-то другой, тот же Бугуруслан, им по барабану.

А дальше смотри что получается. Не проходит буквально и пары недель после встречи с этим Посредником, и большой купеческий караван с грузами для нашей компании перехватывает в море специально нанятые для того князья Устьинские. И мы лишаемся практически всего купленного за наши деньги добра, которое бы обеспечило нам независимость от имперских ящеров и от Империи. Да и вообще практически ото всех. Не во всём, конечно, но в значительной мере.

Мы снова неумолимо скатываемся в зависимое ото всех состояние. Причём по позициям, по которым предпочитают работать сами ящеры — производство металла и высокоточная металлообработка в первую очередь.

Сколько трудов было положено на то чтоб вырваться из болота нищеты, и всё зря, приходится начинать снова с нуля.

Дальше. Проходит ещё какое-то время и на тебя буквально выгоняют Бугуруслана, как зверя на номера на охоте, обеспечивая нам монополию на владение изумрудами. И обеспечивая нас стопроцентным алиби, что лично мы никоим образом не причастны к уничтожению конкурентов за паи в шахте.

Бугуруслан со всем своим отрядом должен был героически погибнуть там же, где ты его встретил, чтоб мы с тобой остались единственными владельцами поморских изумрудов. Да ты негодяй такой, им помешал, сорвал грандиозные планы нелюдей. Не понял высоких замыслов высших личностей по установлению монополии для нас одних.

Не думаю, что ящеры не понимают, что у нас есть шахта. Не наследие предков Беллы, а шахта. Не дураки, в сказочку с наследством не поверили. Думаю, давно уже обо всём догадались, раз вышли на нас с подобным предложением по целому металлургическому комбинату.

Но точно также, как я не хочу связываться с добычей изумрудов в шахте, пусть, мол, Бугуруслан со своими доходягами корячатся под землёй, а мне отдайте мою долю, и во всём остальном пошли вы все нафиг, так и они наверняка рассуждают. Чего им корячиться в шахте, где-то у чёрта на куличках во враждебной агрессивной среде, где каждую минуту могут голову оторвать, когда есть такие дураки как Дима Петров и Сидор Вехтор, готовые задарма, без всякой платы, чисто за идею, за эфемерное право собственности взвалить на свою шею тяжеленое ярмо.

Коль есть чужая шея, чего свою-то подставлять?

Вот тебе и ответ. Бугуруслан не просто так возле нас нарисовался, его выгнали на нас загонщики. Ящеры чётко нам дали понять, что полностью владеют ситуацией здесь на побережье. Когда все думают, что Империя сюда и носа не суёт, на самом деле ящеры тут фактические хозяева, творят что хотят. Только делают всё не сами, а чужими руками.

И есть ещё одна неприятная сторона этого дела. Когда Бугуруслан поймёт, что им манипулировали в чужих интересах, а конкретно в наших, более злейшего врага у нас не будет, не простит. Нам не простит, хоть мы тут вообще ни с какого боку не упёрлись. Вот тогда мы действительно получим с ним большую проблему.

А со временем он точно всё поймёт, потому как умная, очень умная сволочь. Умная и подлая.

— Да и хрен бы с ним, — равнодушно передёрнул плечом Димон. — Мало ли дерьма кругом, на каждое ещё обращать внимание, беспокоиться. Да и по любому это будет не сегодня и не завтра. А что произойдёт потом — мне лично фиолетово.

— Верно, — нехотя кивнул Сидор. — Есть сермяжная правда в том, что ты говоришь. Но чтобы как можно дальше отдалить сей приятный момент, надо сейчас максимально быстро убрать атамана из города, не дожидаясь пока он окончательно выздоровеет и начнёт сам тут всё вынюхивать. Его и Виталика. Чтоб лишнего не видели и чтоб не было собственных соображений на предмет того что у нас здесь происходит. А слухами ни о чём — можно долго и продуктивно питаться, да так ничего и не понять.

Думаю, пусть тут подлечится недельку, другую, а потом ещё пара недель реабилитации в нашем горном госпитале в Гуано или в Тупике точно пойдёт им обоим на пользу. Как и нашему образу отцов-радетелей для всех своих. Да и лишняя денежка не помешает, не задаром же они будут там лечиться. Так что как только доктора скажут, что их обоих можно перевозить на телегах без непоправимого ущерба для здоровья, надо срочно их отсюда выставлять. Нам же спокойнее будет.

И последнее что я тебе скажу. Всё Димон, игры кончились. Началась война не на жизнь, а на смерть. И в конце в числе выживших имперские ящеры нас с тобой не видят. Как только выдоят досуха, до последней монетки, как только возьмут всё, что только смогут с нас взять — тут же устранят. И поставят на наше место других. Более спокойных, меньше взбрыкивающих, меньше знающих, в конце концов.

А чтоб сделать дело наверняка, устранят нас заодно со всеми нашими близкими и дальними родственниками и знакомыми, включая и так называемую "дворню".

Проще говоря, все кто есть сейчас в Приморье вместе с нами и кто и в дальнейшем будет заниматься делом с их комбинатом — все подлежат последующему уничтожению. Бить будут наверняка и насмерть.

Единственная возможность остаться в живых — опередить наших кураторов, вооружившись до зубов и оказавшись им не по зубам, и будучи всегда начеку.

Победа или смерть.

Ты ещё добавь: "Но пасаран!" — поморщился Димон. — Сидор, чего й то тебя на дешёвый пафос пробило? Вроде бы раньше за тобой подобного не замечал?

— Жить захочешь, не так раскорячишься, — смутился Сидор.

Настроение у него было самое преотвратное, потому как он прекрасно понимал — это всего лишь начало, хреновое начало. Но дальше будет лишь хуже. Поездка к морю на курорт закончилась не начавшись. Давно закончилась, а он только сейчас это понял. На душе было тяжело, словно на неё вдруг навалилась огромная гранитная глыба.

— Ну, с этим решили, поговорили и ладно, — сердито махнул Сидор рукой, словно избавляясь от надоедливой мухи. — Теперь давай поговорим о делах конкретных, без пустых домыслов и догадок.

Ты чего так долго не откликался? Я к тебе уже двух гонцов посылал, и как с концами, ни ответа, ни привета. Ни от тебя весточки, ни самих гонцов назад, ничего. Я уж полусотню с двумя броневиками подготовил за тобой послать, да по счастью тут ты и сам нарисовался собственной персоной.

Может, объяснишь своё поведение? Почему от тебя так долго не было вестей? Ты хоть понимаешь, что мы тут находимся во враждебной среде, и нельзя держать меня в неведении. Вообще-то, и за меньшее голову отрывают, не смотря ни на какую дружбу. Объяснись для начала, пока я ещё тебя слушаю.

— С гонцами просто. Ничего от тебя я не получал, никого не было, никто до меня не доходил, никто мне ничего не передавал. По каковому поводу я и пребывал в полной и счастливой уверенности и спокойствии, что у тебя всё нормально и беспокоиться не о чем. Потому и занимался спокойно своим делом, ни на что стороннее не отвлекаясь. Understand?

Или ты ещё не понял, что здесь нельзя посылать гонцов по одному человеку?

— Вообще-то они отправлялись слаженными боевыми тройками, — задумчиво буркнул Сидор. — А последняя группа так и вообще отправилась с сопровождением конного броневика. Выходит, до тебя никто так и не добрался. И броневик с экипажем и тремя конными егерями сопровождения как в воду канули.

— Выходит что так, — помрачнел и Димон. — А вот это мне совсем уже не нравится. Кто-то нас конкретно пасёт в окрестностях города и выбивает по одному. Как бы это не была проверка перед нападением.

— Вряд ли, — поморщился Сидор. — Скорее всего, кто-то из местных гадит по-тихому, те, кого мы ранее выкинули из города, или в заливе серьёзно потеснили. Например — казаки с пиратами, что держат свои чайки в нашей бухте.

Ну, ещё имперские ящеры наверняка не могут оставить свои будущие денежные вложения без присмотра. Ну и помимо этих, недавно ещё один кандидат нарисовался, а точнее, проявился — Устьинские князья. Уж эти точно не могут нами не интересоваться. Наверняка им интересно как мы отреагируем на их подлянку с грабежом каравана. Утрёмся, или мстить будем. Так что для начала, придётся больше не экономить на средствах связи. И малыми группами больше не передвигаться. Почти дюжину не самых последних бойцов, как корова языком слизнула.

Кто-то мне за это ответит, — тихо, с угрозой проговорил он. — Землю рыть буду, а концы найду.

Ты как-то говорил, что у тебя кто-то знакомый предлагал тебе полевые военные радиостанции?

— Ага, советские Северки, — согласно кивнул Димон. — Любой аппарат для связи на расстоянии до четырёхсот километров дальности времён второй мировой войны, за пять кусков каждый. Золотом! Любое количество, в пределах разумного, конечно, оптовые скидки не предусмотрены.

Состояние, — поморщился он, — сам можешь догадаться. В лучшем случае рабочая станция одна из трёх. На цене это никак не сказывается.

— Круто, — покачал головой Сидор. — Каждый раз, когда слышу не цену, а условия поставок, желание приобрести аппарат резко куда-то исчезает.

— Аналогично. Учитывая общую тенденцию кидать нас на бабки, и особое внимание имперских ящеров к нашему развитию, не удивлюсь, если из тысячи поставленных нам радиостанций, по-настоящему рабочих не окажется ни одной.

А чего ты хочешь? Кто у каких-то князей из какого-то захолустья, в натуральной дыре будет развивать радиоэлектронную промышленность? Да никто! Смешно даже спрашивать. Что делать будем?

— А чего гадать? — пожал Сидор плечами. — Для начала проверим твоих приятелей на вшивость. Закажи одну партию — четыре штуки, три на выезд и одна сюда в замок, на базу. Пусть будет одна дежурная, чтоб всегда кто-то сидел дома на связи. И ремкомплект ламп к ним для ремонта, самых ходовых.

— И сразу ставишь граничное условие — все станции должны быть рабочие. Не будет рабочих станций — значит и говорить не о чем, сразу посылаешь, и ищем другие пути.

— А радисты?

— Ищи, кто б обучил. У тебя больше связей с трофейщиками, тебе и карты в руки. В конце концов, предложи много денег. Сразу и много. Думаю, на большие деньги клюнут. Начинать когда-то ведь надо, а тянуть дальше, нет сил. Девять человек, — покачал он головой. — Достало уже. Посылаешь гонца — и с концами.

Теперь дальше. Что ты там вчера ночью хотел мне показать, какой-то сюрприз?

— О-о-о-о! Это дома, — расплылся Димон в улыбке. — Пойдём, глянем, тебе точно понравится. Но это чуть позже, а сейчас я хотел тебе привет передать.

— От кого?

— Забыл уже, от одного нашего знакомого ящера из Империи, — понизил голос Димон. Оглянувшись, словно проверяя, не подобрался ли к ним кто близко из-за спины, Димон низким тихим голосом продолжил:

— Забыл уже кого в Империю за станками посылал? А-а-а, вспомнил, — усмехнулся он, заметив удивлённо распахнувшиеся глаза Сидора.

— Да иди ты, — неверяще покрутил Сидор головой. — Извар, что ли?

— А то, — ухмыльнулся Димон. — Прорезался, птенчик. Встретил я тут намедни его гонца неподалёку отсюда. В город он побоялся соваться, чтоб не светиться перед нашими, потому как каждая собака из наших тут его знает, сразу вопросы возникнут. Вот он и шифруется в одной небольшой рыбацкой деревушке тут на побережье неподалёку. Говорит, две недели выжидал, когда я окажусь в пределах доступности. Пароль назвал, хоть я его и так знаю, лично, и на словах просил передать, что товар скоро будет. Две недели не больше. А с учётом потерянного нами времени, то и раньше, уже через неделю, чтоб ждали. И спрашивал про место на побережье, где б нам никто не помешал получить первую передачу.

— Таких передач будет три, по числу комплектов разобранного на части стана.

Если шторма не задержат, ровно через семь дней следует ждать груз. А какие сейчас шторма — благодать полная на море.

— Неделя? Так это же конец июня, совсем скоро, — растеряно пробормотал Сидор. — Бли-и-ин, — схватился он за голову, — у нас же ничего не готово. Куда они все гонят. Всё разом и всё в одну кучу. Одни ящеры, тут же вторые, Васа своё добро притаранила не ко времени, третья. Что происходит?

Как мы на голый берег тяжеленые ящики выгружать будем? — вдруг разозлился он. — Пердячим паром?

— Не кипишись, место есть, — ухмыльнулся Димон. — И место я ему сразу назвал, он его знает — старая брошенная усадьба неких нам с тобой хорошо известных баронов на берегу моря. Твоя, кстати говоря, усадебка, та самая, куда столько времени собирались, да так до сих пор и не добрались. Ты не доехал, а я там уже побывал, — ухмыльнулся он.

Та самая, куда так рвался Советник и сказками про которую он нам в своё время все мозги вынес. Тут рядом, верста?х в трёх от города.

Ну, — замялся Димон. — Может и не в трёх, а в десяти, но всё равно почти что рядом. Напрямки рукой подать.

Там же и разрушенные причалы есть в заливчике под горой и кое-какие сохранившиеся постройки. Без крыш, но восстановить можно. Живут там рыбаки, точнее жили. Пока покрутились там вдоль берега, пока вернулись обратно, их уже и след простыл. Никого. Одна лишь большая брошенная лодка валялась на берегу. Видать слишком тяжёлая, силёнок не хватило быстро сдвинуть в море, ушли на малом баркасе.

Жаль, хорошие ребята, были, — мрачно ухмыльнулся Димон. — Я у них тот баркас, на котором они ушли, брал посмотреть вход в залив со стороны моря. Тот, что прямо под усадьбой расположен.

— Посмотрел?

— Посмотрел. Ни фига со стороны моря не заметишь, что в скалах есть проход к берегу. То, что надо для наших дел.

Только что заливчик тот очень маленький. Большая морская лодья войдёт, но с трудом и одна. Две средних лодьи поместятся, но тоже с трудом. А вот малых ушкуев хоть целую вязанку засунуть можно, как раз под них заливчик.

— А больше и не надо, — кивнул Сидор. — Большие будут подходить по одной и по одной разгружаться. Остальные далеко в море подождут.

Вот и я о том же, — расплылся в улыбке Димон. — Два в одном. С одной стороны это твоя усадьба, что само по себе снимает кучу проблем. С другой — там внизу под скалами у моря прекрасный погрузочно-разгрузочный терминал был. Ныне, как всё здесь, изрядно разрушен, но если как следует вложиться, восстановить, лучше места для тайного порта не придумаешь. И на этот раз и на будущее.

— Так что место я гонцу Извара сразу определил, надо будет только подготовить там всё как следует и можно принимать гостей.

Ну что, теперь домой, к сюрпризу, — расплылся Димон в улыбке. Радовать, так уж до конца. Пошли, что покажу, — добавил он загадочности в свой голос.

Сюрприз!

— Это что, и есть твой сюрприз?

Пройдя к крайнему слева окну, возле обшарпанного подоконника которого стояла одна из немногочисленных табуреток, что были у них с Димоном в комнате, Сидор медленно, неторопливо обошёл её по кругу.

Из-под наброшенного на табуретку куска грубой серой мешковины бугром выпирало что-то невысокое. Скептически ещё раз, внимательно оглядев прикрытую мешковиной табуретку, Сидор насмешливо ухмыльнулся.

— Чёй-то сюрприз твой какой-то маленький, не впечатляет. Да и тканинка…, мог бы и почище подобрать….

— Ща впечатлит, — Димон резко сорвал покрывало с чего-то прикрытого тканью на табуретке и с гордым видом ткнул в ту сторону рукой. — Voila!

— И чего?

— Кедр!

— Ну, вижу что кедр. Даже три кедра вижу. Раз, два, три. Два совсем серых и убогих, а один очень даже ничего, пушистенький, зелёненький. И что? Что дальше?

— Ты совсем тупой? Кедр говорю!

— Вижу что кедр. Даже три кедра вижу. И чего?

— Уф! Как с тобой тяжело. Это — кедр! — Димон ткнул пальцем в небольшое зелёное деревце высотой не более двадцати пяти сантиметров с торчащими во все стороны длинными зелёными хвоинками. — И это кедр, — ткнул он пальцем в соседние.

Рядом с первым стояло два точно таких же невысоких деревца, только намного непрезентабельней, серые, какие-то неухоженные с серой грязной, словно обгаженной чем-то белым корой.

Первое из них, явно небрежно засунутое в небольшой походный котелок с мокрой землёй, довольно кривобоко сидело в плошке, не производя ну совершенно никакого впечатления. Ну а котелок был точь в точь как те, что егеря обычно использовали для приёма пищи, недвусмысленно намекая на источник происхождения.

Два других деревца недалеко отошли от первого, только выглядели ещё более убого.

К слову сказать, посажены они были точь в точь такие же походные котелки, что и первое. Видимо в тот день, когда Димон вздумал выкопать и привезти в Плёс это недоразумение, ничего более удобного, кроме личного имущества егерей ему под руку не подвернулось, вот он и использовал первую попавшуюся посудину, лишив кого-то положенного ему казённого имущества.

— Ну и на кой ляд ты сюда эти саженцы приволок? — недовольно скривился Сидор. — Убожество. Только хорошие котелки испоганил. Выкинь это дерьмо в ближайшую же кучу мусора, чтоб оно здесь мне не маячило, потом вывезем.

Я, конечно, понимаю твой бурный энтузиазм по восстановлению парка, но давай сразу договоримся, ничего на вырост мы тут ро?стить не будем. Никаких саженцев! Хватит с меня ключовских приключений с питомниками. Когда понадобится озеленять здесь парк, найдём деревца и побольше, и повыше, и потолще, и посимпатичней, а не эту мелочь убогую, кривобокую…. бонсаи напоминающую, — вдруг как-то заторможено, словно не веря самому себе, пробормотал он.

— Этой мелочи сто лет, — ухмыльнулся Димон и ещё шире расплылся в улыбке, видя как Сидор замер неподвижно возле кустиков и ме-е-едленно, осторожно протянул к ним руку, словно боясь прикоснуться.

— Оно-оно, — тихо рассмеялся Димон. — Трогай, не боись. Тот самый бонсаи, что все искали, да никто найти почему-то не мог. А я нашёл!

Точно-точно, не сомневайся, сто лет этим деревцам, больше похожим на кустики, тютелька в тютельку. Ну, — замялся он, — может плюс ещё десяток, другой лет и гульнёт в большую сторону, но сотка есть точно. Сам лично проверял при помощи ножа, мата и бинокля, по которому замаялся вычленять годовые кольца. Чуть глаза не сломал, пока окончательно не убедился.

Теперь надо провести тестовые испытания доставленных образцов, как он реагирует на чистую воду и нормальную землю, и проблема наших кедровников на Левобережье решена.

— Да иди ты, — едва слышно выдохнул Сидор, осторожно коснувшись тоненьких молодых хвоинок. — Зелёные, мягкие, — едва слышно прошептал он.

— А то! — победоносно ухмыльнулся Димон. — За две недели, что он у меня, уже новую хвою дал, а старую всю сбросил. И даже прирост небольшой появился, хоть и прошло всего четырнадцать дней. Стоило только дать ему нормальной воды, промыть обгрызенные корни от корнеедов и посадить в нормальный грунт, как хвоя молодая сразу попёрла. Сам своим глазам не верю, прёт, как на дрожжах, никогда такого не видал. Как в кино.

— А другие два чего такие скукоженные? Контрольные образцы?

— Ну да. Один взял рядом с первым на песчаной косе, второй добрал там же рядом со скал, выцарапал из расщелины. Двум последним воды не давал, грунт не менял, постарался сохранить естественные условия произрастания. Контроль в чистом виде.

— А там и корнеед присутствует? — рассеянно пробормотал Сидор, не в силах отвести взгляд от деревца.

— Врать не буду, сам лично ни личинок, ни каких-либо жуков не видел. Но конкретно этот образец сам лично выкопал, сам собственными руками очистил корешки от песка, до блеска промыл, чтоб и крупицы заражённого грунта не осталось, чтоб никаких личинок никакого корнееда и рядом не было. Так что есть надежда, что мы попали в яблочко.

— Только если яблочко то не червивое, — тихо буркнул Сидор.

— Чтоб с гарантией зараза на корнях не сохранилась, нужен тот раствор, которым мы промывали корни кедра там у себя дома, — рассердился Димон на недоверие Сидора. — Он должен быть у тебя. Надо бы промыть корешки пару раз. Я, конечно, тщательно всё почистил, а потом и промыл, но мало ли что. Надо обязательно обеззаразить. Хотя бы денёк в растворе подержать, чтоб с гарантией.

— Сделаем, — кивнул Сидор. — Сегодня же на ночь сам всё и сделаю. Дело не хитрое, да и всё что надо у меня всегда под рукой.

Медленно пройдя в противоположный угол комнаты Сидор осторожно опустился на свою койку, задумчиво глядя прямо перед собой остановившимся, словно остекленевшим взглядом

— Кто б мог подумать, — тихо проговорил он. — Нашли. Станиславский, не верю.

Димон, — медленно качнул он головой, словно не веря в то, что сам говорит. — Ты даже не представляешь, какое Великое дело ты сделал. К радости аль к худу, пока не знаю, но сделал. Рассказывай. Рассказывай всё по порядку, подробно и в деталях.

И первое, — вдруг заледенел он внезапно охрипшим голосом. — Кто его ещё видел?

— За дурака держишь, — демонстративно обиделся Димон. — Кроме меня и трёх моих парней: Сашка Юхнина, Вадика Криворучко и Егора Дыбы, кому я верю как самому себе, никто ничего не знает.

Да и они знают лишь то, что я им показал, как я старательно обихаживал какое-то деревце. Что за деревце они не знают, я не говорил. Что они там сами про себя подумали, я не спрашивал, но сказал держать язык за зубами. Они ничего не видели и не слышали. Парни надёжные им можно верить.

Это та троица, с кем я в тот день отправился на разведку и с кем полдня, потом корячился с этим проклятым деревцем, чтоб можно было живым его довезти и тебе показать.

Полдня, с одним деревцем, вчетвером! Будь оно всё проклято.

Ничего ж не было под рукою, никакой химии, никаких приспособ. Пришлось вручную кончиком ножичка, а потом и зубной щёткой каждый корешок от заражённой земли вычищать. Полдня вчетвером на одного этого уродца угробили, пока начисто всё не сделали.

А больше никто ничего не знает и ни о чём не догадывается. Даже из моего отряда никто, ни единая живая душа, — ещё раз подчеркнул он.

— Место не потерял, найти потом можешь?

— А чего его искать, — невесело ухмыльнулся Димон. — Будешь смеяться, но таких мест, где растёт наш ненаглядный поморский горный кедр кругом полно. Вот сейчас выйдем из дома и пройдёмся к морю на Толстый или Тонкий мыс, к скалам, и я тебе там десяток подобных мест сходу найду, где растут наши уродцы.

— Не понял, — насторожился Сидор. — Это что, шутка такая?

— Это, к сожалению не шутка, — тяжело вздохнул Димон. — Я облазил практически весь берег моря в районе нашего города и вот что я тебе скажу. Наш ненаглядный приморский кедр, который горный, который никто найти не может, оказывается водится здесь повсеместно, везде по побережью. Здесь, в окрестных холмах, на скалах, на песчаных косах, в солёных болотинах, везде. Разве что в степи его не встретишь потому как там ему совсем не климатит. Сухо уж больно, да и почвы здесь не шибко плодородные. А вот на скалах вдоль побережья, да по песчаным дюнам его полно.

— И никто не догадывается? — подозрительно прищурил глаза Сидор

— А он как неуловимый Джо из анекдота, нафиг никому не нужен. Ну, кроме нас с тобой конечно, — невозмутимо отозвался Димон. — Не зная, с чем имеешь дело, ни в жизнь не догадаешься. Я и сам-то догадался совершенно случайно, лишь когда сам увидел то что и до того видел десятки раз — доставший уже до упора кедровый стланик под ногами, попав в который все ноги себе сломаешь, и птицы. Вот тогда в мозгу неожиданно и сложилась головоломка. Словно щёлкнуло. Птицы — вот что было ключом к отгадке. И гуано, то бишь дерьмо птичье на ветках. Как перед глазами встала картина из прошлого — белые обгаженные ветки привезённых неизвестно откуда саженцев и зелёные хвоинки во все стороны. Тут-то оно у меня всё и сложилось.

— Вона как, — медленно проговорил Сидор. — На то, что под ногами, да прямо перед глазами никто никогда не обращает внимание. Как всё просто.

— Ото ж, — хмыкнул Димон, глядя на задумчивого друга.

— Чего же тогда я тут ни кедровых орехов, ни кедрового масла, ни поделок из кедровой древесины не видел? — вопросительно хмыкнул Сидор. — Пуговицы какие-нибудь, пряжки, ложки, матрёшки….

— А ты часто видел поделки из кустарника, о древесину которого нож сломаешь? — ухмыльнулся Димон. — Забыл, что человек — ленивая скотина. А ты еловое масло где-нибудь и когда-нибудь видел? — грустно усмехнулся Димон. — Ты видел хотя бы раз, чтоб из еловых семечек давили масло? Нет? Вот и я нет. Потому как оно нафиг никому не нужно. И с этим кедром приморским та же самая история. Ты её просто не видел, местную кедровую шишку. Хош, покажу, чтоб и ты посмотрел?

Гляди, — протянул он Сидору на ладони что-то маленькое, серое и круглое. — Насмотрелся, — усмехнулся он, видя задумчиво прищурившегося Сидора, внимательно крутящего в пальцах самую обыкновенную шишку, размером буквально с напёрсток.

Прошлогодняя, — пояснил Димон. — Под кустом подобрал тебе показать. Как видишь, это нечто, сродни шишки с какой-нибудь обычной ёлки в наших краях, и кедровые орешки размером меньше просяного семечка. И кому они такие нужны? Да и поди догадайся что это кедр, а не какая-нибудь ёлка. Я сам, пока не сжёг на костре пару охапок таких кустиков, всё поверить не мог, что это кедр, а не какая-нибудь местная ёлка. Лишь по аромату горящего кедра и отличил. А до того — никак, всё не верил.

— Сжёг, говоришь, — поднял на него задумчивый взгляд Сидор. — А что, — поднёс он ближе к глазам маленькую шишку, — похожа.

— И много ты в своей жизни видел сборщиков еловых шишек? — ухмыльнулся Димон. — Ни одного? Вот и я ни одного.

Впечатлила? — отобрал он шишку из рук Сидора. — Вот и меня тож. Потому я и думаю теперь, а не торопимся ли мы с этим кедром? А вдруг он не тот. Но зная тебя — я даже не сомневаюсь в наших следующих шагах. Уже сейчас готов детально всё описать.

— М-да? — поднял правую бровь Сидор. — Излагай.

— Пожалуйста, первый шаг — здесь где-нибудь в Приморье, желательно недалеко от Плёса и от того места где я нашёл эти деревца, организовываем тайную плантацию, где будем готовить посадочный материал к переправке в Старый Ключ. Для ускорения процесса подготовки саженцев сразу загоняем на ту плантацию не менее пары тысяч рабов, или, как ты их любишь называть вольных ссыльнопоселенцев. И охрану к ним, в соответствующем числе, чтоб свободные работники свободного труда на следующий же день сами свободно не разбежались. Возможно такое? Возможно.

Второе — организовываем доставку. Но так, чтоб концов обратных было не найти, чтоб никто не знал откуда к нам попал этот посадочный материал. Возможно такое? Тоже возможно.

И третье — силами наших подростков, которых ни много, ни мало, а целых пятнадцать тысяч душ, организовываем массовую разовую посадку привезённых саженцев на уже заранее подготовленных участках.

Посадку проводим зимой, как и в тот первый раз, чтоб было полное соответствие. Чтоб хоть в мелочах не рисковать, да и для экономии времени. На лето и других дел полно, кроме как заниматься посадками каких-то сомнительных саженцев. Которые, по большому счёту, не больно то нам и нужны, так, больше для престижу, чем на самом деле доход надеемся от того кедра получить.

Я прав?

— Более чем, особенно в части дохода, — глухо отозвался Сидор. — В деталях много чего можно ещё дополнить, но в целом ты прав абсолютно. Детали обговорим потом.

— Погоди с деталями, — поморщился Димон. — А теперь ты меня убеди, что это тот самый кедр, чтоб я был спокоен, и у нас всё получится, — глухо буркнул Димон, пристально глядя Сидору прямо в глаза. — Потому как это работа минимум на полгода. Да такая, что зная тебя, сразу скажу — у всех хребты будут трещать, пока всё по уму не сделаем.

Ну, сделали. Хорошо. А что дальше? А вдруг это не тот кедр? Вдруг не поморский, не горный, не тот, что в первый же год даст бешеный прирост и сразу даст большую урожайную шишку, с орешками чуть ли не в ноготь величиной?

Отстранив руку в сторону, Димон демонстративно сравнил мелкую шишку, что так и держал в своей руке и отставленный чуть в сторону ноготь на большом пальце правой руки.

— Что если это не тот кедр? Что тогда? — воткнул он напряжённый взгляд Сидору прямо в глаза. — Не будем ли мы тогда выглядеть как полные идиоты?

— Мы и так в глазах практически всего населения Старого Ключа выглядим полными идиотами, занимаясь посадками какого-то подозрительного горного кедра, вместо того чтобы спокойно, не заморачиваясь засадить подготовленные площади земель самым обычным лонгарским кедром и не париться ближайшие семьдесят лет.

Ты заметил, что они здесь никогда никуда не торопятся? Это мы всё гоним непонятно куда и непонятно зачем. Всё никак не можем угомониться и забыть свои московские привычки. А они тут спокойные как танки. Что для них какие-то семьдесят лет — пыль под ногами. Кедр сажается на вырост, на поколения, а не на год и не на два, как собираемся сделать мы.

— Поэтому в их глазах мы ВСЕГДА будем выглядеть идиотами. И что? Менять свою натуру в угоду кому-либо? Ты будешь? Нет. И я нет. Так что, не парься. У нас или получится или нет. Фифти-фифти.

Помнишь, я тебе как-то рассказывал занимательную историю, что произошла с одним нашим общим приятелем, с Пашкой Киреевым, когда тот вздумал помочь какому-то своему приятелю с озеленением его дачи? Картина один в один сходная с тем, с чем и мы столкнулись при посадке уже своих саженцев там на Левобережье.

Сначала они в Муромских лесах по песчаным увалам накопали молодых можжевельников. Самого обыкновенного можжевельника — джуниперус соммунис. Может и не молодых кустиков, а старых, года никто там не считал, но высотой они все были где-то по колено, тощенькие и невзрачные. Поэтому их условно и можно было считать молодыми.

Потом Пашка привёз их на дачу к приятелю и посадил вдоль дорожки от калитки к крыльцу, этакой живой изгородью. Чтоб, значит, они разрастались и зеленели, источая пользительные фитонциды для повышения здоровья приятеля и его многочисленного семейства. А часть, всего, кажется, пару точно таких же по высоте и по фактуре можжевельников отвёз на другую дачу, к другому приятелю. Не влезло на ту дорожку всё что накопали, места не хватило. Не выбрасывать же было.

Так вот у первого приятеля дача была расположена на бедных песчаных пойменных пылеватых песках, которые приходилось постоянно поливать, иначе на огороде всё просто выгорало без воды. И естественно, те можжевельники никто и не думал поливать, потому как нафига, это же не огород, сами вырастут.

А у другого его приятеля те два оставшихся кустика Пашка посадил на влажные глинистые почвы в том месте, где как раз из-под склона выклинивались грунтовые воды богатые минеральным питанием, верховодка проще говоря.

И через пятнадцать лет ему довелось их сравнить. Случайно. Никто и не думал проводить никакого эксперимента, просто так получилось. Были на одной даче, а потом сразу поехали на другую водку пьянствовать и безобразия нарушать. И разом в один день увидели разницу. На влажных глинах — два здоровых красивых дерева высотой под два с половиной метра, густые, пушистые, густо усыпанные зрелыми синими ягодами, а на сухих пылеватых песках без всякого полива — деревца как были по колено высотой, хилые да убогие. Какими были при посадке, такими и остались. И никаких ягод, ни одной.

Или вот тебе ещё один аналогичный пример, раз этого недостаточно, — Сидор насмешливо посмотрел на внимательно слушавшего его Димона, с лица которого не сходила скептическая недоверчивая ухмылка. Что было довольно странно, поскольку сам же Димон и притащил в город эти три маленьких деревца, с которыми они, как теперь оказалось, не знали, что и делать.

— Слыхал, небось, как у нас на Земле где-то в середине двадцатого века, годах в шестидесятых, кажись, в средней полосе России пытались акклиматизировать карельскую берёзу с удивительно красивой текстурой дерева? — тихо спросил Сидор. — Ну, чтоб такой красивой древесины было побольше, поскольку древесный прирост в средней полосе выше, чем в карельской тундре.

— Ну да, помню, — насмешливо ухмыльнулся Димон. — Как в живую перед глазами стоят. Совсем сдурел? Где мы и где та берёза. Вообще первый раз от тебя слышу.

— Кажется, я раньше эту историю тебе всё же рассказывал, — невозмутимо продолжил Сидор. — Так что ты должен помнить, что из этого вышло. Нет? Не помнишь?

Так вот, — криво усмехнулся он, глядя на терпеливо ждущего ответа Димона. — Ни хрена у них не получилось! Дерево с красивейшей для поделок древесиной переродилось в самую обыкновенную берёзу с самой обыкновенной текстурой самого обычного дерева.

В более комфортных условиях любое дерево немедленно возвращается к первоначальному своему естественному состоянию. Вот и карельская берёза с красивой текстурой древесины стала самой обыкновенной берёзой, с самой обыкновенной текстурой.

Вот и здесь, думаю, та же история.

Будет, — тихо добавил он. — Не будет — у нас проблема, большая проблема. Придётся рисковать, — мрачно покосился он на Димона. — Деваться нам некуда, мы должны получить свои кедровые высокоурожайные плантации любой ценой. И мы их получим, или…, — Сидор с кривой улыбкой на лице снова развёл руки в стороны. — Если ничего не получится, мы в ж..е. и тогда уже точно придётся идти тем же путём что и все там на левобережье — заводить питомник, сажать семечки кедра и терпеливо, семьдесят лет ждать когда вырастит кедр и даст наконец-то шишку. Которая лично нам с тобой нафиг не нужна.

А вообще-то ты прав, — глухо проговорил он. — Не заметить кедр, который тут растёт повсеместно мог лишь тот, кому оно нафиг не надо. Мы никогда не обращаем внимания на то, что валяется у нас под ногами. Так и с мыльнянкой той получилось, что идёт на бинты ящерам, так и с кедром этим, бонсаи названым сейчас получается.

На самом деле всё ведь элементарно и просто, и имеет самое простейшее объяснение. Этот кедр, по-моему, из-за местной засухи, птичьего гуано и морской соли снизу на солончаках превратился в какое-то поморское бонсаи. Знаешь же эту японскую хрень, когда молодое деревце сперва намеренно калечат, а потом результатом того что получилось, уродцем убогим, ещё и восторгаются.

Это ж надо додуматься до такого! — Сидор с силой постучал себя кулаком по лбу, словно пытался его проломить. — Это как в Европе в средние века было одно подобное же увлечение. Только калечили не деревья, а людей. Делали уродцев из нормальных детей, а потом за деньги их показывали, или под заказ, шутов для сеньоров делали.

— Ну, помню, что-то такое было. Вертится что-то на задворках памяти, забыл уже. Как-то на к…, процесс этот назывался.

— Не процесс, а люди, компрачикосы, — глухо проговорил Сидор. — В дословном переводе — "покупающие детей". Есть даже довольно интересный роман Виктора Гюго на эту тему "Человек, который смеётся". Не читал?

— Нет.

— Зря, много потерял.

— Теперь уже и не почитаю никогда, — поморщился Димон? — Вернёмся лучше к нашим баранам, то бишь кедрам. Что мы в итоге делаем? О чём договариваемся?

— Ты место, где нашёл эти образцы, запомнил?

— Чего его помнить, — пожал Димон плечами. — Не то, так другое точно такое же рядом найду. Говорю же, таких бонсаёв здесь как грязи.

Хотя конкретно то место не сразу-то и найдёшь. Внешне — совершенно неприметная песчаная коса, далеко выдающаяся в море, каких здесь каждая первая. Рядом скалы и птичий базар, — Димон подпустил многозначительности в голос. — Точь в точь как у нас было на местах посадки ещё в первую весну — огромное количество птиц там, на косе кормится.

Я сначала и не понял ничего. Ковёр из птиц на скалах, и песчаная коса, сплошь покрытая птичьими экскрементами. И вонь как на птицеферме, и песок загаженный кругом, под ногами чавкает дерьмо — море рядом. И ковром передо мной какие-то невысокие белёсые кустики со щетинками, вроде как хвоя.

Что-то навроде кедрового стланика в тундре — Pinus pumila, если не ошибаюсь, только высотой не выше середины колена, а кое-где и по щиколотку, как бонсаи.

Как хоть что-то выжило в тех нечеловеческих условиях: песок, птичье дерьмо сверху, солёная морская вода снизу, солнце жарит — невероятно.

А потом как торкнуло. Оно!

— Good! — машинально кивнул Сидор.

— Good не good, а надо бы определиться что делать дальше. Даже с тобой вместе нам впятером поднять эту тему, силёнок не хватит. Надеюсь, ты уже понял, что нам предстоит?

— Ещё одна большая головная боль, — расплылся в грустной невесёлой улыбке Сидор. — И я совсем не против неё. Хотя, как же оно не вовремя, — покачал он головой.

— Вот и я так же думаю: "Как же всё это не вовремя", — мрачно буркнул Димон. — Потому как это всё ещё не всё.

— Что это значит? — мгновенно насторожился Сидор.

— Только то, что посетил я наконец-то ту усадебку, куда так упорно рвался твой Советник, — мрачно буркнул Димон.

— Да иди ты, — восхитился Сидор. — Ну и как?

— Как сик, так и как, — огрызнулся Димон. — Скажу я тебе, усадебка та не так проста, как внешне кажется, — задумчиво пробормотал Димон. — И Советник твой не просто так туда стремился. Явно не просто так. Что-то ему от неё было надо. А что, я так и не понял. И я тебе настоятельно рекомендую бросить здесь всё и завтра же съездить со мной туда, самому посмотреть всё на месте. Одна голова хорошо, а полторы — лучше. Моя — целая и твоя — половина.

На сердитый ответный взгляд Сидора он демонстративно не обратил внимания.

— Надо бы сравнить наши впечатления, — хмыкнул он насмешливо.

Внешне — ничего особого. Обычная брошенная усадьба на берегу моря, каких здесь полно. Если не каждая вторая, то уж каждая третья точно.

И всё равно она чем-то цепляет. Чем — непонятно. Но ты ж меня знаешь. Если меня что-то зацепило — это не просто так, значит, там что-то есть. А эта усадебка не просто зацепила, меня туда прям канатами тянет. Почему — не пойму.

Может быть, глаз уже замылился и я чего-то не замечаю? Я на эти брошенные усадебки здесь по побережью насмотрелся вдосталь. И эта — ничем не приметная, разве что свой заливчик удобный там внизу под скалами у моря присутствует с кое-какими береговыми сооружениями и полуразрушенными пирсами. Но точно таких же заливчиков с точно такими же разрушенными пирсами тут вдоль побережья я тебе навскидку десятка два сразу назову и даже покажу, где расположены, ничем не хуже.

Вот, вроде бы ничего особенного. Но…., что-то в ней есть.

Потому и говорю, надо бы тебе глянуть, свежим взглядом.

— Далеко?

— Сдурел? — удивился Димон. — Тут рядом. Буквально в двух шагах от нас, на восток вдоль берега.

— Кстати, и как место для отдыха всего отряда идеально подходит.

— Ты ж просил поискать удобное для купанья место, — лукаво прищурил он глаза, — вот я и нашёл. Главное, что недалеко. И само место — чудо. Вода — кристально чистая, к полудню прогревается до состояния парного молока. Не уследишь, сваришься как в котле. В полдень в воду входить невозможно — крутой кипяток. Лежишь — блаженствуешь. Два дня кайфовали, как на курорте. Всю усталость, что накопилась за полгода, как корова языком слизнула. Отдохнули, слов нет как хорошо.

Завтра поедем, покажу. Полежишь в парной водичке, отмокнешь. В себя придёшь, а то серый уже весь какой-то ты стал, лица на тебе нет. Бери своих детей подземелья, хватит им в мокрых подвалах копаться, пусть погреются на солнышке, всё ж лето как-никак.

— Было бы неплохо, — замялся Сидор. — А то и сам чувствую, что укатали сивку крутые горки, не мешало бы денёк отдохнуть, покупаться. Да и парни, думаю, не откажутся.

А что, море там глубокое? Как там с камышом? Лиманов, надеюсь, рядом там нет? А то меня местные камыши с комарами уже задолбали. Духота, вонь сероводородная, а вечером из-за комаров окно не раскроешь, приходится сидеть в духоте. И марли нет, чтоб вместо стекла на окна натянуть, всю на бинты извели. Когда ещё привезут, — грустно заметил он.

— А кто говорил про море? — удивился Димон. — Я лично про него ни слова не сказал. Я тебе лучше место нашёл — рисовые чеки.

— Чего?

Рисовые чеки, — со смешком повторил Димон. — Это такое огромное ровное поле с валиками по краям, залитое водой. Если ляжешь, ровно по грудь будет. Целое плато? на краю моря, разделённое на ровные прямоугольники невысокими валами, как раз рядом с той твоей усадебкой.

Кстати, усадебка действительно твоя. Там чуть ли не на каждом кирпиче герб Вехторов выбит. Так что сомнений в том кто хозяин нет ни малейших.

И там же со стороны материка к тому полю подходит здоровенный такой акведук — тот самый, что мы видим отсюда из окон замка, торчащие ввысь осколки былого великолепия.

Действительно великолепие, — словно не веря сам себе, мотнул он головой. — Практически всё разрушено, но часть акведука каким-то чудом сохранилась и по нему даже сочится вода в один из тех заброшенных рисовых чеков. Настоящая мелководная ванная со свежей проточной водой! Лепота, словами не предать.

Всё конечно сильно разрушено. И люди постарались, и природа вниманием не обошла, но и того что сохранилось достаточно чтобы хорошо отдохнуть.

Там видимо раньше рис выращивали, а потом грузили на суда и морем вывозили. Там внизу под скалами есть любопытное местечко. Та самая бухта. Про которую я тебе говорил, нечто вроде маленького усадебного грузового порта. Очень удобное место. А для наших целей по приёму имперского комбината и вообще для всяких тайных дел — так просто идеальное.

Тихо, безлюдно вокруг и останки портовых сооружений, которые при желании можно восстановить. Не скажу что легко, это даже на первый взгляд видно, но кое-что там осталось и восстановить наверняка можно.

Поехали завтра, покажу. Точно говорю, тебе будет интересно. Ты же любишь такие развалины. А там есть, на что посмотреть и над чем голову поломать. Ну!?

Точно тебе говорю — тебе понравится.

— М-да, — задумчиво протянул Сидор. — Это ты удачно прокатился по бережку моря. Сразу столько подарков приволок, что даже не знаешь, за что и хвататься: Бугуруслан, кедр, усадьба. Не удивлюсь, если у тебя в рукаве ещё что-то окажется, столь же интересное.

Ну, а на счёт завтра отпадает сразу, забудь. На завтра у меня запланирована встреча с нашими будущими капитанами и это не обсуждается. Нехорошо откладывать. И так уже сильно со встречей затянули. А вот послезавтра день у меня свободный, можно по-быстрому сгонять туда и обратно.

— Что-то новенькое? — загорелись глаза Димона. — У нас что, скоро появится свой торговый флот?

— Скорее давно обещанное старенькое. И флот, уж никак не торговый, а скорее боевой или даже совсем уж грустно — пиратский, чтоб ему треснуть, — с сожалением цокнул языком Сидор. — Васа наконец-то разродилась давно обещанным и завтра обещает подогнать, познакомить с парочкой своих старых приятелей ещё по прошлой работе на амазонок, в качестве наших будущих морских капитанов.

— Звучит довольно двусмысленно, — ухмыльнулся Димон. — Тоже девиц?

— Вроде как нет, мужиков. Раньше по делам, говорит, сталкивалась. Вроде как неплохо разбираются в строительстве морских судов и не прочь ещё и капитанами потом на нас пяток лет отработать на собственноручно построенных судах.

Думаю заинтересовать их артиллерией и судами из чёрной фанеры и клеёного бруса. Нам нетрудно сюда фанеру доставить, тем более что серьёзный запас на складах у нас в Поречье есть. С артиллерией беда, а фанеры с брусом полно.

Были ещё кандидаты, но отвалились после первого разговора. Никого не устраивает пятилетний срок контракта и зарплата. Все хотят сидеть на сделке. Сколько пограбил, столько и получил. Да и время — год, два максимум, а потом все норовят свалить. А нам такие не нужны. У нас здесь не проходной двор.

Вот и приходится всё бросать и смотреть её кандидатов. Вдруг да чего-то получится.

— Ладно, — покладисто согласился Димон. — Как скажешь. Послезавтра, так послезавтра.

— А завтра тогда что, рыбалка?

— На зорьке, — устало кивнул Сидор. — А пока последнее на сегодняшний день, что обязательно надо сделать. Печь затопи, — кивнул он на небольшую печку буржуйку, стоящую в углу комнаты.

— Зачем?

— Там лучина рядом и куча щепок, — не отвечая, мотнул в сторону угла с печкой Сидор. — Спички там рядом на кирпиче возле ножек.

Дождавшись, когда ничего не понимающий Димон разожжёт печь и внутри весело затрещали сухие ивовые полешки, Сидор с мрачным видом подошёл к табурету, где сиротливо стояли три деревца, и, не меняя выражения лица, выдернул их из плошек. Небрежно отряхнув налипший на корни грунт, пучком зажатых в руке кустиков распахнул горячую дверцу и резким движением руки сунул все кустики в пламя.

— Вот так, — тихо сказал он. — Теперь никто не знает, что у нас здесь было и у нас есть время спокойно подготовиться к тому, что мы собираемся провернуть. Иначе, — глянул он помрачневшему Димону прямо в глаза. — Кто-нибудь, случайно заметив стоящий у нас в комнате саженец кедра, мог бы и догадаться. А вот этого — нам точно не надо.

Наклонившись, он достал из-за печки небольшую метёлку из стебельков камыша, небольшой кованый совок и аккуратно подмёл рассыпавшийся на пол грунт из котелков. Взяв стоявшее там же у печурки мусорное ведро, аккуратно ссыпал туда землю.

— Вот теперь действительно всё. Завтра на зорьке выброшу мусор в море и на время забудем, что ты тут мне говорил. Когда будем готовы, к разговору вернёмся.

— Итак. Первое — усадьба, где будем собирать саженцы. Как можно дальше от Плёса и желательно чтоб всё ж было хоть какое-то отношение к де Вехторам. Чтоб с правами собственности никаких проблем не возникало.

— Второе. Транспорт. Будем готовить телеги для перевоза крупных партий саженцев.

— Третье. Маршруты. Не менее трёх и чтоб не пересекались. То есть, как минимум три-четыре перегрузочные базы — две основные, плюс две запасные, на всякий случай.

— Что ещё, — задумался он. — Всё, — поднял он взгляд на мрачного Димона.

Мне тоже его очень жаль, — вдруг тихо проговорил Сидор. — Он был такой симпатичный. У него была такая зелёная мягкая хвоя, что так и хотелось его трогать и трогать. Поверь, мне искренне жаль, что так получилось. Но так надо. Извини, если сможешь.

— Проехали, — с кривой гримасой на лице махнул рукой Димон. — Не поверишь, но я и сам думал о чём-то подобном, но боялся сам себе в том признаться. Уж больно то деревце было симпатичное. Так и хотелось его погладить, как кошку.

— Зато теперь у нас в комнате кедром пахнет, — втянул в себя воздух Сидор, невольно улыбнувшись.

— Окно открой и проветри, — сухо отозвался Димон. — А то мало того что в такую жару печь затопил, так ещё и сгоревшим кедром в комнате пахнет, совсем мозгов нет.

— Блин, — подхватился Сидор, широко распахивая окно. — Всё, — тихо проговорил он, глядя на садящееся в море солнце. — Вот теперь действительно всё.

Визит в лазарет.

— Привет болящий!

— И тебе не кашлять, — засуетился в растерянности лежавший в разобранной постели полуодетый Рим. — Чего так внезапно, без предупреждения. Вишь у меня не прибрано.

— Лежи-лежи, я на минутку. Только хотел поговорить насчёт поездки загород на завтра.

— Чего без предупреждения.

— Не понял. С каких это пор о своём визите тебя надо предупреждать заранее? Ты что, великий пан стал?

— Ну, мало ли что. Великий невеликий, а вдруг у меня гости.

— Скажи уж лучше гостья, — расхохотался Сидор. — Всё с тобой ясно, любовничек. Не боись, ни рано поутру, когда она тишком пробирается мимо часовых к себе на судно, ни поздно вечером, когда лодка с её ушкуя тихо швартуется к нашему берегу залива и целая банда озабоченных девиц тишком пробирается в гости сквозь якобы ничего не замечающую охрану, я тебя навещать не буду.

Чтоб не пугать и не лишать удовольствия вас всех, — ещё веселее расхохотался он.

Стоп, — вдруг остановил он свой смех. — А ну ка достань, пожалуйста, то, что ты так старательно прячешь под кроватью.

Ты одеяльцем то, одеяльцем корзину то не прикрывай, не свешивай одеяльце до пола. Я и так уже достаточно разглядел.

— Та-а-а-к, какая знакомая вещица, — зловеще протянул Сидор. — Эксклюзив, говоришь, для налаживания контактов с деловыми партнёрами? Ну-ну. Понятно кто у нас тут деловой партнёр, и для каких таких деловых контактов его используют. Только таких партнёров в иных местах несколько по-другому называют — кобелинус вульгариус.

И вообще, с каких это пор некий слишком уж самостоятельный татарин, валяющийся в нашем госпитале на всём дармовом, стал нашим деловым партнёром, которого для установления деловых контактов надо поить эксклюзивным вином? По-моему, его и силой теперь отсюда не выдворишь, если я ещё что-то в людях понимаю.

Так-так-так. Бутылка от снежноягодного, — поднял Сидор перед своим лицом пустую зелёную бутылку из-под вина.

Поднеся к носу удивлённо принюхался.

— Ну конечно, оно. Оно самое! Эксклюзив! Золотой бутылка! Пустая!

Мало того что этот халявщик посягает на наши ценные кадры, положив глаз и, как оказывается не только глаз, но и всё остальное на единственного нашего морского волка, точнее волчицу, нашу капитаншу, так он теперь ещё и вино моё дорогое снежноягодное эксклюзивное трескает втихомолку. Тихушничает! Пользуется, так сказать блатом.

Вот, значит, куда ушли две корзины драгоценного снежка. На лубоув! Понятно!

Ну, правильно. Вот одна корзина, а вот и вторая. Обе у тебя под койкой и обе пустые. То-то я смотрю, запасы дорогущего вина тают, словно снег под солнцем. Не успел оглянуться, а на складе уже последнюю бочку снежноягодного откупорили и по бутылкам разливают. А я понять ничего не могу. Неужели у нас столько клиентуры новой?

Вот, значит кто у нас основной потребитель — Рим! А основной поставщик — Васа!

Всё, я вас застукал. И мстя моя будет ужасна. Отныне ты работаешь на меня пол года. БеЗплатно!

Понял? БеЗ-з-з-платно! Будешь отрабатывать нанесённый тобой ущерб.

— Сдурел? Полгода? Ты с ума сошёл! Я же с голоду помру. Кто мою семью кормить будет?

— Кормить тебя будут на отрядной кухне, бесплатно, как всех, так уж и быть. Я предупрежу повара, что ты у нас задержишься как минимум на полгодика. Пусть внесёт тебя в отрядные списки на довольствие. Если врачи дадут согласие, то можно даже в группу на усиленное питание включить. Жри перловку, сколько влезет, мне зерна не жалко. Лошади всё одно больше сжирают.

А семьи у тебя нет, не ври. Ни жены, ни детей у тебя нет, я знаю.

— А племянники!

— Этих — свои родители прокормят, чай не сироты. Или, по крайней мере, подъедят то, что ты им ранее оставил. И не жалуйся. Ты нас уже так обобрал, что твоим племянникам хватит на десять жизней вперёд. Один питомник в Тупике чего стоил, не считая всего остального. Я думал что разорюсь, когда видел счета, что вы оба с Травником мне выкатывали. Два Рима — два страшных бандита с Большой дороги. Ишь, баскаки новоявленные выискались. Татарское иго мне локальное устроили, персонально для нашей компании. Машка так вообще билась в истерике, читая ваши манускрипты, сметы и отчёты. Уму непостижимо, какие вы оба оказываетесь высокооплачиваемые специалисты. Я столько за год не получаю, сколько вы себе зарплаты выписывали за месяц.

— Ну, так мы же и работали, аж хребты трещали, — возмутился кузнец.

— А я дурака, по-твоему, валял? Я не работал? Только мне никто таких заоблачных зарплат не выписывал! Пользовались тем, что кроме вас некого было нанять, вот и охамели с Травником, — разозлился Сидор. — Всё хватит. Будешь теперь отрабатывать. А с гостьей твоей ночной я ещё разберусь. Она у меня узнает, как переводить ценный казённый продукт на всяких.

— Это я всякий? — возмутился кузнец.

Впрочем, возмущение его было столь ненатуральным, что Сидор даже внимания не обратил.

— Так, ставлю первую задачу, — довольно потёр он руки в предвкушении. — Завтра день тебе на подготовку, а послезавтра с утра собираешься и едешь с нами на берег моря в старую брошенную усадьбу. Надо будет там посмотреть кое-какие старые механизмы на предмет их восстановления.

— Какие ещё механизмы, — заныл Рим. — Их бин больной.

— Их бин растратчик и симулянт. Ты здоров как лось. Я у ящеров до визита к тебе проконсультировался — ты здоров как бык. И комнату эту лазаретную занимаешь не по праву.

Кстати о птичках.

Окинув насмешливым взглядом непритязательную обстановку, где из нескольких обязательных для больничной палаты коек присутствовала лишь одна койка Рима, Сидор весело ухмыльнулся.

— Да, не хило ты тут устроился. Кормёжка усиленная, бесплатная, как больному с больничного котла. Винишко тебе подружка подтаскивает, любя так сказать. Никто не беспокоит, свежий воздух, чистые простыни, море рядом, всегда можно сбегать окунуться. А нет — так и фонтан под боком есть с тёплой, нагретой на солнышке чистой пресной водичкой. Всё для ночных купаний под луной с подружкой. Курорт, едрит твою налево.

Вот теперь и будешь отрабатывать превентивные в тебя вложения. Жил как кум королю, спал на чистых простынях, жрал на халяву — будешь теперь так же на халяву и работать.

Пол года я сказал, — Сидор задавил на корню возмущённую реплику кузнеца. — Ты попал, Рим. И не спорь, а то ещё больше срок подниму, до года.

— Ой, рассмешил, — расхохотался кузнец. — Да поднимай! Хоть до двух лет поднимай, я не против. Только зарплату ты мне всё равно платить будешь. И нормальную, а не те гроши, что вы своим парням тут платите. А к морю в заброшенную усадьбу я с тобой так и быть уж, съезжу. Прокачусь, посмотрю что там и как. А то я и сам чувствую, что заржавел что-то. Лень уж какая-то в членах появилась, срочно размяться требуется.

— Угу, подружки тебе уже не хватает, — ухмыльнулся Сидор. — Ладно, я скажу дежурным, чтоб никого постороннего в госпитале на ночь не оставляли. Думаю, кое-кому это очень не понравится. Глядишь, и другой кое-кто будет сговорчивее, наглеть сразу перестанет. А то зарплата наших егерей ему, видите ли, маленькая. Она, между прочим одна из самых высоких в Старом Ключе. А учитывая ещё и дополнительные приработки, так вообще не сравнима ни с одним другим таким же отрядом, что здесь в Приморье из наших левобережцев торгуют, ни с теми, что там, на Левобережье остались.

Всё! — остановил он возмущённо набравшего в рот воздуха кузнеца. — Если что хочешь сказать, завтра утром выскажешь. А я пошёл. Поздно уже и дел полно. Завтра утром увидимся. Тогда и выскажешь всё, что за ночь надумаешь.

А то гляди, что не хочешь, тоже можешь высказать, — рассмеялся он уже в дверях. — Васе привет, — помахал он рукой на прощанье.

— Э-э, — донёсся ему в спину растерянный голос кузнеца.

Ладно, — проскрипел кузнец в закрывшуюся за спиной посетителя дверь. — Завтра поговорим. Хрен я на тебя бесплатно работать буду, эксплуататор. Держиморда баронская.

Однако проскочившая у него в голосе едва заметная нотка неуверенности явно показала, что сам говоривший не совсем уверен в собственных словах. Потому как реакцию Сидора на отказ можно было предугадать с одного раза — выкинет из замка и запретит здесь появляться. А вот это было совсем не good. Здесь было столько интересного для него, как для механика…. И эта баронская сволочь прекрасно знала, чем его можно зацепить.

— "Похоже, выбора нет", — пришёл кузнец к неутешительному выводу….

Встреча с атаманом.

Негромко скрипнувшая входная дверь в палату выздоравливающих заставила лежащего на койке человека незаметно сунуть руку с чем-то бугрившимся под одеяло, недвусмысленно намекая, что лежащий в постели раненый не столь уж беззащитен, как казалось со стороны.

— Можешь успокоиться, открыть глаза и не делать вид что спишь, я это, — негромко проговорил Сидор, подходя. — И убери руку из-под одеяла, а то я могу подумать чего нехорошего, с соответствующими последствиями. Для тебя, — холодным голосом проговорил Сидор

Подойдя к раненому, Сидор присел на стоящий рядом с койкой тяжёлый массивный табурет и положил небольшой холщёвый мешочек со сладостями на стоящую рядом с койкой некрашеную прикроватную тумбочку.

— Вот, был по соседству, решил заскочить. Финики вяленые, презент больному от старого знакомца, от меня, то есть. Заморские, сладкие, — слабая улыбка слегка тронула сжатые губы Сидора.

— Должен сказать, ты не особо торопился навестить раненого, — открыл атаман глаза. — За то время, что я тут лежу, ни разу меня не навестил. Один Димон за вас двоих отдувается. Как только появляется в городе, сразу первым делом к нам в больничку, проведать заскакивает, что и как. Тебя же ни разу не было. Пришлось специально звать, и то ты не спешил.

— Тебя что-то удивляет? — холодно, с плохо скрытым равнодушием в голосе полюбопытствовал Сидор.

— Честно сказать, не ожидал. Раньше ты был как-то мягче, добрее. Раньше бы ты, не смотря ни на что, в первый же день завалился в гости поинтересоваться здоровьем. Да и вообще поинтересовался бы, как и что, как мы до жизни такой докатились. Твои, кстати, любимые слова. Теперь, тебя пришлось специально зазывать.

— Предлагаю сразу перейти к делу. Зачем звал?

— К делу так к делу, — поморщился Бугуруслан.

Похоже, оба они поняли, что мира меж них не бывать, а потому и не стоило тратить время на бессмысленные политесы. Не любили они друг друга, и оба прекрасно это понимали и что, наверное, самое важное, не старались скрывать это друг от друга. И ничего с этим было не поделать, как стало окончательно ясно в эти дни.

— Мне надо чтобы ты занялся продажей изумрудов.

— А мне не надо, — не дослушав, перебил его Сидор. Поморщившись, он нехотя, с натугой проговорил. — Ничуть не сомневаюсь что тебе это надо. Вопрос — надо ли мне? Ответ — нет, мне это не надо. Меня всё устраивает.

— Десять процентов с продаж. Ты находишь покупателя, продаёшь и тебе десятая часть от сделки. Обычная практика, хороший процент. Нам нужен посредник, такой как ты, и мы согласны платить хорошие комиссионные.

— Нет.

— Почему? — напрягся Бугуруслан. — Зная тебя, я признаться, удивлён. Это большие деньги, редко кому платят столько. Мы с парнями перетёрли эту тему и пришли к выводу, что такой процент и нас, и тебя устроит. Почему нет?

— Повторяю для тех, кто слушал, да не слышал. Нет, — равнодушно пожал плечами Сидор. — Я ничего не делаю и у меня есть камни. Я не лезу в шахту и не занимаюсь добычей, не рискую жизнью и не занимаюсь смертельно опасной доставкой. Мою долю мне просто привозят и передают из рук в руки. До недавнего времени я даже места расположения шахты не знал, на чём настаивали в первую очередь вы с Виталиком. И меня это вполне устраивало и до сих пор устраивает.

Я имею свою долю в добыче и не имею проблем. Я просто продаю свои камни за ту цену, которая меня устраивает. Как это у меня получается, вас не касается. Как вы свои камни продаёте — меня не касается. То что у вас что-то не получается — это не моя проблема. Мы так договорились с самого начала. И, повторяю, на настоящий момент существующее положение дел меня более чем устраивает.

Даже то, что вы практически прекратили добычу, тоже меня устраивает. Продать бы те камни, что уже добыли, и для моих нужд на годы и годы вперёд этого более чем достаточно.

Так что мне ваши камни не нужны. Более того — они лишние. Рынок драгоценных камней не так уж и велик, как хотелось бы некоторым. Не вижу смысла влезать в него ещё и с вашими камнями. Себе же и гадить, — равнодушно пожал он плечами, — нафига?

Больше предложений — ниже цена. Зачем мне это?

И, слава Богу, что у Вас нет доступа туда, куда имею доступ я. МНЕ, — Сидор особой злой интонацией выделил упоминание о себе, — НЕ НАДО появления на нём ни новых изумрудов, ни старых конкурентов. Иначе цена упадёт ещё ниже. Вы и так изрядно мне подгадили своими бестолковыми попытками продаж задёшево. Я уже потерял из-за вас деньги. Мой ответ — нет.

— Последнее предложение — тридцать процентов.

— Да хоть половина, — поморщился Сидор. — Ответ один — нет.

— Но почему?! Ведь это же целая треть! Треть! Никому не дают такой процент.

— Никому не дают, и мне не давай, — нахмурился Сидор. — Всё одно не возьму. Потому как мне выгоднее, чтобы ваших камней не было вообще.

А тебе вообще нет доверия. Сегодня ты договоришься со мной о продаже всей добытой партии изумрудов за треть, потому что сам ничего продать не можешь, а завтра ты передоговоришься с другим, на более выгодных для тебя условиях. И предложишь ему уже новую партию изумрудов на более выгодных для тебя условиях.

В результате я зависаю с непроданными камнями и возвращаю их тебе, потому как по договорённой меж нас цене продать не могу и вынужден вернуть. И зачем это мне?

Пока у тебя есть возможность добычи новых камней, и есть право свободно ими распоряжаться, ты постоянно будешь путаться у нас под ногами и портить нам всё дело. Для нас с Димоном лучше всё оставить, как есть на настоящий момент.

Заметив, как незаметно изменилось выражение глаз атамана, Сидор почувствовал лёгкое злорадство. Наконец-то он хоть как-то смог отыграться на этой сволочи, что прикрываясь разговорами о дружбе и взаимопомощи, с неизменным постоянством старалась сунуть ему палки в колёса.

— Хочешь что-то изменить — предложи что-нибудь более существенное, чем работа у тебя приказчиком — скупо ухмыльнулся он. — Например, продай свой пай.

— Рожа не треснет?

— Экий ты, — поморщился Сидор на грубость атамана. — Пока я не буду контролировать всё, начиная с добычи и кончая продажей камней, меня твоё предложение интересовать не будет. А контролирует тот, у кого большая доля. Вот и продай свою долю мне. А заодно и долю Виталика, чтоб я вас двоих гарантировано в этом деле не видел. Уж больно вы оба мне не нравитесь.

Пока всё решаешь ты, на все твои предложения мой ответ один — нет. Так что, думай, Бугуруслан, думай. Думай и соглашайся.

А теперь, если это всё за чем ты меня звал, я бы пошёл. Дел много, честно признаюсь. Да и спать охота, поздно уже.

А здесь мне делать нечего, коль ты не согласен с МОИМ предложением, — неприятно улыбнулся Сидор. — И интересоваться твоими приключениями за последние годы лично мне абсолютно не интересно. Просто мне всё равно, где ты и с кем ты.

И ещё. Вы с Виталиком в городе только до первого обоза домой. Как только наберётся достаточно товаров для отправки, собирайте вещички поедете домой.

— Как так? — изумился раненый. — Не понял. Я ж еле встаю.

— В дороге долечишься. И последнее, — равнодушно продолжил Сидор. — Предупреждаю сразу. Не смей трепать языком. Я прекрасно знаю, как ты умеешь красиво говорить и увлекать за собой людей, кот ты наш Баюн. Поэтому, предупреждаю сразу. Хоть раз услышу, что ты завлекаешь моих людей своими байками о красивой и богатой жизни под твоим началом, не обессудь, вылетишь за ворота в тот же день. А что с тобой там сделают, там, в степи, ты и сам знаешь, — со злой усмешкой, глянув ему прямо в глаза, ледяным тоном проговорил Сидор. — Как только услышу, что ты начинаешь рассказывать молодым соплякам о красивой жизни, как у тебя интересно в отряде, какой ты весь из себя хороший и какие потрясающие приключения вы все вместе пережили, и сколь много заработали, и сколько ещё заработаете, ты и все твои оставшиеся с тобой люди, независимо от их состояния, вылетите отсюда в пол пинка.

Поверь, мне совершенно по фигу, что там с тобой за стенами моего замка сделают. Я не Димон, я тебя подбирать в степи израненного не буду, мимо проеду, плюну и оставлю там, где увижу.

С меня хватит твоих баек. Надоело. С этого дня твой рот запечатан. Повторяю, узнаю, что распускаешь язык — вылетишь из города, не дожидаясь обоза. И там, в степи можешь заниматься миссионерской деятельностью меж ящериц и мокриц, сколько хочешь, я не против.

Собственно только из-за этого я сюда и пришёл, предупредить, чтоб держал рот на замке. А ваши изумруды, как и ваша шахта, мне неинтересны, оставьте их для себя.

К тому ж, время работает на меня. Раз уж за вас так взялись, то рано или поздно вас с Виталиком шлёпнут. Тогда шахта естественным образом достанется нам с Димоном.

Жаль, что Димон сразу этого не понял, — с каким-то непонятным странным выражением в глазах, Сидор окинул внимательным взглядом лежавшего на кровати человека.

Судя по тому, как стали пустыми глаза лежавшего на кровати человека, напряглось и мгновенно разгладилось его лицо, а рука скользнула под одеяло, тот по достоинству оценил прозвучавшую в голосе Сидора угрозу.

— Ты не оставляешь мне выбора.

— Ты мне угрожаешь?

— Ты меня не понял.

— Что я не понял?

— Ты не оставляешь мне выбора что делать с изумрудами. Ладно, чёрт с тобой, бери шахту себе. Продай только добытые камни и отдай нам деньги, остальное, что найдёшь, бери себе.

— Ишь ты, какой шустрый, — неприятно улыбнулся Сидор. — Даже не свою долю, а сразу всю шахту? А ты часом не забыл, что такое предложение не может поступать от одного тебя лично, пусть даже у тебя и самая большая доля в той шахте, — с издёвкой покачал головой Сидор. — Ты не являешься её единоличным владельцем. Это коллективная собственность двадцати восьми человек первооткрывателей или их наследников.

Как ты не старался сократить число пайщиков, до конца у тебя это не получилось. И предлагать мне шахту на продажу ты можешь в одном единственном случае, только с письменного согласия всех двадцати восьми пайщиков. И нашем с Димоном в том числе, — неприятно ухмыльнулся Сидор. — А я, как и Димон, и это на самом деле так, не уверены, что она нам нужна. Точнее, лично я уверен, что такой геморрой мне на хрен не нужен. Или ты так и не поверил моим словам, что я всем доволен? Напрасно.

— Чтоб ты сдох, Сидор. Ладно, будет тебе письменное согласие всех пайщиков. Будет тебе всё и по закону, и по Правде.

— Всех, — холодным невыразительным голосом подчеркнул Сидор.

— Всех, значит всех, — не менее холодным злым голосом отозвался Бугуруслан. — Живых пайщиков то и осталось всего ничего: я, да Виталик, да восемь моих парней из отряда, что здесь же рядом в соседней палате лежат, да Рим Кузнец, да Рим Травник, за которого вполне может выступить и Кузнец, который здесь на месте, право такое у него есть. Ещё ты с Димоном и одним паем на двоих. Ну и последний — Марат, заодно и как представитель Дормидонта. Скоро должен быть здесь. Как я тут слышал, ты его сюда зачем-то вызвал по каким-то своим делам. Так что будут тебе письменные согласия всех.

— Марат? — Сидор удивлённо поднял правую бровь. — Баев? Ты так уверен в его согласии?

— Баев-Баев, — поморщился Бугуруслан. — Помимо себя, заодно и Дормидонта в таких делах представляет. У них там какие-то свои тёрки меж собой. И да, я уверен. Мне есть чем их убедить.

Так что можно считать, что все пайщики здесь в одном месте скоро соберутся. Надо решать наше дело, или сейчас или никогда. Другого такого удобного случая может и не быть. Неизвестно ещё как дальше дела у всех повернутся, и будет ли ещё столь удобный момент.

— Для тебя удобный, — пристально посмотрел Сидор на него.

"Врёт, — понял он. — Но в чём, непонятно. Ладно, посмотрим, как оно дальше повернётся".

— Для меня, — охотно согласился атаман. — Я этого и не скрываю. Я даже согласен в случае покупки тобой шахты, все добытые ранее камни передать тебе на реализацию на прежних условия, треть от продажной цены твоя. Включая сюда и те камни, что находятся у вас на долгосрочном хранении в банке. Повторяю, мне есть чем убедить их нынешних владельцев передать камни тебе на реализацию.

— Хм, — задумался Сидор. — Вот значит, чего от вас никак не хотели отстать преследователи. Камни то оказывается при вас. Теперь многое становится понятно.

— Ни хрена тебе не понятно. Ничего бы они не получили, — жёстко отрезал атаман. — Камни надёжно спрятаны, и место кроме меня и ещё кое-кого из надёжных людей, кого даже ты не знаешь, не найдёт. С собой у нас лишь сущая малость, слова доброго не стоящая. Но и она, как видишь, до добра не довела, — на миг высунул он из-под одеяла перевязанную бинтами руку в лубках.

Но ты, если мы договоримся, можешь не беспокоиться, всё в пределах лёгкого доступа. Будет твоё согласие — тот же час будут тебе и камни. Никаких карт, никаких словестных описаний. Ты получишь камни на руки. Те же что хранятся у вас в банке, и так под вашим полным контролем. Только согласовать надо будет с прежними хозяевами время продажи — сейчас или потом. Но это уже на твоё усмотрение — можешь и сам с ними договориться, а можем и сразу решить этот вопрос здесь на месте при заключении договора. Это по любому сразу будут твои камни. Точнее, процент с их продажи. Не забудь только рассчитаться с наследниками, — с кривой злой ухмылкой уточнил атаман.

Сомневаешься в чём, спроси у любого нашего, у кого хош, хоть в городском Совете, хоть где. Это устоявшаяся практика, все так делают.

— Ладно, — поморщился Сидор. — Спрошу. Обязательно спрошу. И пока не получу твёрдых гарантий, что сделка чистая, без подвоха, ни одной монеты вы от меня не получите.

— Убедись, — равнодушно кивнул атаман. — Я тоже никуда не тороплюсь и тем более не спешу расстаться со своей "дорогой" собственностью.

На днях ты получишь письменные гарантии согласия на сделку от всех выживших со всеми нашими предварительными условиями. И не забудь сам написать точно такую же. И от Димона получи. Все, так все. Тогда и поговорим о дальнейшем. Это много времени не займёт, потому как, немногие выжили.

— Понятно, — задумался Сидор. — Эта наша с тобой встреча — пока ни к чему не обязывающий протокол о намерениях, надо так понимать. Ладно, пока что такой расклад меня устраивает.

Тогда лежи, выздоравливай и помни, что я тебе сказал насчёт твоего языка. Не посмотрю ни на какую шахту, ни на какие изумруды, вылетишь в тот же день, как только язык свой распустишь. Ну а когда всё будет у тебя готово, зови, поговорим ещё раз. Если в цене сойдёмся, избавлю вас от этой докуки.

Не спеша, поднявшись, Сидор кивнул напоследок больному и быстро вышел из комнаты. Оставаться в больничной палате лишних пару минут ему было неприятно.

Да и подумать надо было, как выбираться из той западни, куда так ловко его заманил атаман. В том, что это была подстава с той стороны, Сидор ни минуты не сомневался, хотя и не понимал в чём тут дело. Но подстава была, не могла не быть. Хотя бы потому, что Сидор прекрасно помнил поговорку: "Если ты в поле не видишь суслика, это не значит, что его там нет. Ты его просто не видишь".

И ещё он хорошо разобрался в характере атамана. Ни на секунду он не поверил, что такой человек как Бугуруслан мог вот так спокойно и добровольно, и с таким равнодушием расстаться со столь немыслимым богатством как изумрудная шахта.

А это говорило лишь об одном — мог бы атаман продать хотя бы один камень — не видать ему той шахты как своих ушей.

Таков был человек Бугуруслан. Ни чужого, ни своего тот никогда даром никому не отдаст, чтобы ни случилось. Почему он сейчас так поступал — надо было думать, хорошенько думать.

Мимолётом проскочила тревожная мысль, что шахта полностью выработана, но Сидор тут же отмёл её как откровенно глупую. Он сам там был, и хоть ни с какого боку не разбирался в геологии, прекрасно понимал, что на руднике работать ещё и работать.

Другое дело, что выбрали там всё имеющее в лёгком доступе, а вот остальная добыча сопряжена была со столь значительными вложениями, что работа в шахте сейчас, наскоками, как она раньше велась, теряла всякий смысл. Вот что было более чем вероятно.

Но работа смысл теряла для атамана, не обладавшего большими капиталами на реконструкцию шахты, для Сидора же с его новыми возможностями продажи изумрудов ящерам, она приобретала наоборот повышенный интерес.

— "Да! — мысленно согласился Сидор сам с собой. — Именно так и есть. Чтобы там вообще ничего не было, ни одного камушка — это вряд ли. Но вот чтобы рассчитывать на серьёзную добычу, тут надо будет серьёзно вкладываться в модернизацию шахты. А это большие деньги. А с деньгами опять напряг. И так всё снова поворачивается на всё тот же круг. Деньги, нужны свободные деньги и денег надо много. Не просто много, а очень много.

— Чего у Бугуруслана при всём его желании просто нет и, как он уже понял, не будет. Не в этой жизни, по крайней мере, и не с продажи изумрудов.

— Правда и у нас не очень весёлое положение с этим вопросом. Обещания ящеров пока ещё остаются обещаниями, не более того. Да и расходы на будущую модернизацию, ну, о-очень велики будут. Особенно с учётом неизбежных потерь при доставке самого новейшего шахтного оборудования с Западного побережья. Чуть ли не втрое от закупочной цены! Ибо до места назначения доходит в лучшем случае лишь треть.

По крайней мере, первая попытка была именно такой. Из девяти потраченных миллионов, до порта добралось лишь треть закупленного оборудования. Если же посчитать по стоимости, картина хуже, много хуже. И с этим надо что-то решать.

Если дело так и дальше пойдёт, вложения окупятся ой как не скоро. Если вообще окупятся. Особенно учитывая горячее желание имперских ящеров не дать нам подняться выше определённого, строго отмеренного ими уровня.

Вот тебе и вся экономика. Вот то, о чём Бугуруслан так старательно умолчал — при всей кажущейся выгодности сделки, вложения в шахту окупятся очень и очень нескоро. Что неизбежно негативно скажется на всём развитии нашей компании.

Вот истинная цель продажи. Сам пользоваться не может и понял, что никогда не сможет, но и нам не желает дать развиваться. Спрашивается тогда, зачем ему это надо? Ответ прост. Зависть. Такие люди всегда завидуют более удачливому сопернику. А где зависть, там же рядом и ненависть.

Начинали мы практически одновременно, и в самом начале он нас решительно обошёл. Вспомнить хотя бы как нагло и подло увёл у нас из-под носа эту шахту. А спустя всего лишь пару лет итоговые результаты разительно противоположны. Я в своём замке, а у него — кроме рубленой раны в боку и поломанных костей ничего нет. И никаких перспектив.

Бугуруслан очень самолюбив. ТАКОГО он мне никогда не простит. Не тот он человек.

Потому-то он так легко и согласился с идеей о продаже шахты. Словно ждал её и был готов. И ловко ухватился за первую же оговорку. А если проанализировать весь разговор, то становится понятно, что он сам незаметно, старательно меня к тому предложению подталкивал. Даже сама завязка разговора про изумруды толкала к подобному предложению с моей стороны. Ловок шельма, ничего не скажешь.

Но и не покупать её я не могу. И, слава Богу, что хоть этого он не знает, иначе цена будет просто запредельной. Хотя, этот может и догадываться, что я ДОЛЖЕН контролировать ВСЕ источники поступления на рынок поморских изумрудов. И пока эта шахта в чужих руках, пока есть малейшая вероятность выброса на рынок хоть малой партии неучтённых поморских изумрудов, я не могу быть уверен ни в чём.

Значит, решено, шахту мы покупаем. А вот за какие деньги, и на каких условиях — вот тут придётся с атаманом серьёзно побороться. И мне это уже не нравится. Чую, что-то он опять задумал".

Выкуп.

Срочно поднятый с постели посреди ночи по какому-то срочному и крайне важному делу, о сути которого ему ничего внятного так и не сказали, Сидор стоял рядом со сторожкой городских стражников у крепостной стены, и мрачно рассматривал стоящего напротив человека. Дежурный по отряду размахивал руками и что-то упорно пытался ему втолковать.

Пара одиноких факелов скупо освещала неказистый одноэтажный домик — сторожку, как с лёгкой руки егерей даже сами местные уже называли это неказистое строение для городских стражников, охраняющих короткий, примыкающий к устью реки Мутной участок городской стены.

Раннее утро. Причём, раннее даже для Сидора, привыкшего и любящего подыматься с первыми петухами, а за неимением оных, просто с рассветом. Сегодня же он вообще не спал. Не успел лечь, как чуть ли не сразу подняли на ноги, в середине ночи, задолго до первых лучей солнца, в самый тяжёлый для человека час.

Учитывая же, что вчера поздно вечером у него состоялся тяжёлый разговор с Бугурусланом, а утром он вообще собирался отправиться смотреть усадьбу у моря, которую присмотрел для их тайных дел Димон, то впереди у него предстоял длинный напряжённый день, без малейшей возможности отложить эту поездку. Соответственно и настроение у него было соответствующее. Откровенно хотелось кого-нибудь прибить, а дежурного с его проблемами послать куда подальше, лишь бы ему дали хоть пару лишних часов выспаться.

И ведь предупредил же этого мерзавца, чтобы ни в коем случае раньше оговорённого часа не будил. Вместо этого опять подняли ни свет, ни заря и опять чем-то грузят.

Сидор стоял с гудящей от недосыпа головой и слушал, что ему бубнил над ухом дневальный Петро. Правда, сказать что слушал, это, мягко сказать, было слишком оптимистическое высказывание. В ушах стоял шум, заглушающий всё, что пытался ему сказать поднявший его так рано егерь.

— "Что-то такие ранние побудки приобрели нездоровую регулярность, — мрачно думал Сидор. — Дня ещё не было, чтоб с чем-нибудь ночью не побеспокоили. Ох, не к добру это".

Так, — тяжело вздохнул Сидор, глядя слипающимися глазами на беззвучно открывающего рот дежурного. — Давай, Петро, ещё раз, по новой. Что произошло? Ничего не понял, извини, никак проснуться не могу.

— Тебя желает видеть местный сотник, — чётко и ясно выговаривая по слогам каждое слово, медленно проговорил егерь.

— Дуб, который?

— Он.

Дождавшись замедленной реакции удивлённого Сидора, у которого были довольно неоднозначные отношения с тем ящером, егерь живо продолжил:

— Сотник просил передать: "До него дошли слухи, что в портовых амбарах, тех, что возле третьего причала, возле которого чинится наша лодья и где местные работорговцы временно передерживают привозимых сюда для продажи нам рабов, три дня назад появилось четверо новых рабов, которых скрывают ото всех. По его данным, полученным буквально только что, это какие-то жители Поречья, и возможно даже что и наши земляки, левобережцы. Точных данных на то нет, но секретность, разведённая работорговцами вокруг тех амбаров, говорит о многом.

И что самое главное — продавать конкретно этих человеческих особей работорговцы здесь и нам не намерены, что само по себе довольно странно, учитывая ваши с ними прежние договорённости, и тщательность, с которой работорговцы прежде всегда выполняли все взятые на себя пункты вашего соглашения.

Вот он и предложил тебе лично пойти и лично разобраться, что там и как. Потому как ни с кем другим работорговцы разговаривать не будут. И просил поторопиться, потому как, по всему видно, что работорговцами скоро ожидается корабль, на котором новых рабов увезут куда-то в другое место, где продадут и тогда мы никогда их больше не увидим. Это случиться может в любой момент, потому как рабов привезли уже несколько дней назад и счёт времени идёт буквально на часы".

— Слухи, значит, — многозначительно хмыкнул Сидор. — С такой подробной деталировкой и точным знанием места, где содержатся рабы и сроков их доставки. Ещё бы сказал, куда их собрались вывозить и я бы окончательно ему поверил. Ну-ну.

— Сотник особо подчёркивал, что утром никого уже здесь может не быть. Потому как, правило, у них такое, никого из пойманных в одном месте, в тех же краях не продавать. Опасно потому как, могут или сами, или друзья отомстить. Только отправка за тридевять земель, чтоб дорогу обратно не нашли.

— Если мол, ты ему не поверишь, то можешь потом проверить у всех своих рабов. У нас не найдётся ни одного, кто был бы из ближних к Плёсу мест. Все из дальних краёв.

Поэтому, не жди, что работорговцы тебе наших парней предложат. Этого не будет. Потому-то сотник и торопит. Пока на корабль не переправили, и лодья не покинула порт, шанс ещё есть.

— "Какое дело сотнику до наших парней?" — неожиданно пришла вялая, ещё сонная мысль и тут же куда-то сгинула, отвлёкшись на посторонний звук.

— Что там такое? — сердито повернул он голову.

— Ведро под рукомойником разлил, — виновато проговорил стоявший чуть в стороне другой дежурный. — Извините Сидор Матвеич, подскользнулся. Тут у них чёрт ногу сломит, грязь развели.

— Так, — задумался Сидор. — Данных по пропаже наших людей из какого-либо торгового каравана у нас нет. Впрочем, это ни о чём не говорит, могли просто вести не успеть. Так что сотник может быть и прав. Кого-нибудь поймали и стараются тайком убрать с глаз долой, чтоб не освободили. Более чем вероятно.

— А что Бугуруслан? Это могут быть и его люди. У них же много людей пропало, когда разгромили их отряд.

— Бугуруслан лежит без сознания, поплохело ему опять чего-то. Виталик неизвестно где. На месте не обнаружили. Наверное, к шлюхам опять подался в весёлый дом. Искать его там бесполезно, да и долго, пока сам весёлый дом найдёшь, пока его там, можно до утра и не успеть. Так что кроме вас, Сидор Матвеич, больше некому. Да и сотник очень настаивал на вашем личном участии.

— Какой ещё весёлый дом? — озадачился Сидор. — Ни хренась себе? Стоит отвернуться и всё тут же идёт вразнос. И работорговцы творят что хотят, и сутенёры весёлым домом обзавелись. А завтра кошельки из карманов начнут резать? Совсем распустились там за речкой! — рассердился Сидор.

— Как моряки в городе появились, так стало невозможно от подобных услуг избавиться, — смутился Петро. — Один закроем, тут же второй организовывается по соседству, ничего не помогает. За последние две недели три весёлых дома успели закрыть, а два организоваться. Где, пока не знаем. Сколько ни пороли владельцев кабаков, что устраивают подобные притоны, ничего не помогает. Доходы выше расходов. А может, и не тех пороли.

— Виселица поможет, — жёстко отрезал Сидор. — Узнать, кто владелец и всех повесить: сутенёра и владельца кабака первыми, шлюх выпороть и выгнать из города, — слабая улыбка тронула губы Сидора. — Вернутся и примутся за старое, вот тут уж действуйте жёстко. Сколько там по нашему городскому уложению положено плетей за проституцию, полной мерой отмерить, не скупиться. Не понимают головой, поймут поротой задницей. А сутенёра с хозяином заведения не жалеть, всех предупреждали о возможных последствиях. Так что пусть теперь не жалуются.

Похоже, до Сидора наконец-то начало постепенно доходить то, что ему говорили. Судя по тому, как он медленно, со злобно сузившимися глазами, повернулся к егерю, уставившись на него в упор, до Сидора наконец-то дошло.

— Повтори, что ты сказал, — злобно зыркнув на него, тихо и медленно проговорил Сидор, окончательно проснувшись. — Наших нам не продают? На вывоз?

— Ну, наконец-то проснулся, — угрюмо бросил егерь. — Я уж начал думать, что так и будешь спать стоя. А время уходит. Полчаса пытаюсь достучаться до твоего сознания, а ты, как не слышишь. Про шлюх каких-то заговорил, словно больше не о чем.

— Уже услышал, — глядя на него в упор, тихо заметил Сидор. — Повтори.

— Ящер просил передать, что в портовых бараках, где у работорговцев теперь временное пристанище вместо прежней тюрьмы, закрытой по твоему указу о ликвидации их дома, ожидают отправки за море четверо наших парней. По всему видать, что это парни из числа Бугуруслановых людей.

Не заметив ответной реакции Сидора, поторопился уточнить:

— Ну, помнишь, из тех, что когда-то пару лет назад от нас откололись.

— Я понял о ком идёт речь, — невозмутимо бросил Сидор.

Сидор был зол. С появлением Бугуруслана вновь возникли старые проблемы. Вновь он требовал повышенного к себе внимания и вновь отвлекал от дел. Вновь ему приходилось заниматься не своим делом. Теперь — вот спасай кого-то. Казалось бы, какое ему дело до этих людей, что когда-то его предали и бросили? Ан, нет. Бросить нельзя, не поймут, земляки.

— Точно четверо? — переспросил он.

— Точно, — качнул егерь головой. — Ящер назвал точное число, и место где их содержат, я переспрашивал. И просил поторопиться.

Впрочем, особо можно уже не спешить. Там уже наши пост поставили, десяток Игоря Мордатого дежурит. Так что без нашего разрешения никто оттуда и не дёрнется. Ждут только тебя.

— Чего хотят?

— По сотне золотых за голову, — угрюмо бросил егерь.

— Ого!

— Вот и я о том же.

— Ладно, пошли разбираться, — устало вздохнул Сидор. — Надеюсь, с меня эти скоты не станут три шкуры драть.

Сидор оказался прав. Драть три шкуры с барона де Вехтор работорговцы не стали. Только извинились, что раньше его не проинформировали о появлении очередной партии рабов и объяснили своё поведение тем, что просто ждали ещё одной партии рабов и собирались разом всех ему продать. Чтоб лишний раз по пустякам уважаемого человека не дёргать.

Что они таким удобным для себя способом просто выполняли взятые ранее перед ним обязательства по доставке и продаже ему новых партий рабов, которых можно было б хоть к чему-то пристроить. А все разговоры о сотне золотых за голову — это просто шутка, чтоб всякие беспокойные товарищи не докучали уважаемым людям посреди ночи.

Поэтому лишнего с него не запросили, удовлетворившись ранее оговорёнными ценами.

Сидор сделал вид что поверил. Хотя было стойкое ощущение, что не поймай он их на горячем, никого бы продавать ему не стали. Парней определённо готовили к вывозу куда-то в другое место и явно не собирались здесь никого из них оставлять, как бы его сейчас не уверяли в обратном. И лишь вмешательство сотника, о котором Сидор сознательно умолчал, спасло парней. Иначе…., не видать им воли.

Никакого тому не было подтверждения, а вот не оставляло его такое стойкое чувство, что прав он в своих подозрениях, потому как своим ощущениям он привык доверять. Особенно в таких вот непростых сложных ситуациях, полной неопределённости….

Да и времени разбираться, не было. В замке уже ждал готовый к выходу на побережье отряд, и надо было заниматься другим.

Кстати, выкупленные рабы действительно оказались парни из разгромленного отряда Бугуруслана.

Вылазка загород.

Предрассветный сумрак скрадывал тёмные массивные фигуры фыркающих в темноте лошадей и снующие рядом с ними размытые в рассветном сумраке человеческие фигуры в бесформенных балахонах. В начале и конце выстроившейся колонны смутно просматривались угловатые контуры двух невысоких броневиков, в свете факелов тускло отсвечивающих стеклянными броневыми колпаками. В центре колонны смутно просматривалась широкая массивная артиллерийская повозка с мортирой, толстая короткая труба которой хищно выглядывала из-за невысокого борта.

Казалось, ещё слишком рано, чтобы даже просто спросонья продрать глаза, но громкий говор и царящая кругом деловая суета ясно показывали, что в замке давно уже никто не спит.

Если же иметь в виду затеявшего всё это безобразие барона Сидора де Вехтор, тот вообще этой ночью не спал. Оттого и пребывал ныне в каком-то изменённом пограничном состоянии. Проще говоря, был мрачен как удав.

— Так, кто это тут у нас? О-у! Мадам! Сегодня вы для разнообразия решили не скрываться ото всех, а составить нам компанию. Польщён, мадам, вельми польщён. Рад что вы наконец-то приняли моё приглашение.

— Ты меня сударушкой ещё назови, многознающий ты наш. Клички то выбирай, а то ведь могу и обидеться, — сухо отрезала Васа.

Она тоже не выспалась, ничего ещё не ела, потому как, в такую несусветную рань никакой кусок в горло не лез, и даже пустого чаю не попила. Да и голова после вчерашнего буквально раскалывалась на части. Оттого и пребывала сейчас в состоянии наичернейшей меланхолии. Проще говоря, хотелось убить кого-нибудь, кто б первым подвернулся под руку.

— Лучше б девушку кофиём своим напоил, тем что для себя держишь, крепким и бодрящим, вместо того чтоб поднимать в несусветную рань и тащить неизвестно куда. Я знаю, у тебя есть заначка. У тебя всегда всё есть.

Васа неожиданно вдруг сладко протяжно зевнула.

— Ой, — прикрыла она рот ладошкой. — Вот что происходит, когда девушка не выспавшись и не умывавшись. И без кофею! — с возмущённым видом ткнула она в сторону Сидора пальчиком. — Хочу кофе! Имею я право хоть на такую малость в такую рань! — недовольно проворчала она, сердито зыркнув на Сидора.

— Вчера ложиться надо было пораньше, а не колобродить до утра, отмечая новую должность командира группы, — беззлобно проворчал Сидор. — Но так уж и быть, в честь твоего назначения будет тебе подарок — кофе-эксклюзив, специально для тебя. Пора тебе переходить на менее спиртосодержащие напитки, кофе и чай. А то дурной пример подаёшь подчинённым. Но всё потом, когда вернёмся, сейчас ни до чего.

Кстати, твой-то на месте? Чегой-то я его не вижу.

— Спит.

— В смысле? Как спит?

— В броневике на ящиках с пульками выклянчил себе место, и бессовестно дрыхнет в тепле, стервец, — мстительно заложила коварного дружка Васа.

— Ах, в броневике, — прищурил глаза Сидор. — А то, что посторонним на боевом посту находиться запрещено, он забыл. — Привык, что у нас в замке всё спокойно и расслабился? Ладно, придётся внушить товарищу, что курорт кончится, и начались суровые фронтовые будни. А заодно и нарушителям инструкций звиздюлей пропишу, для вразумления. Ишь, доброхоты дружбаны выискались.

Через полчаса уже вся выстроившаяся в походный ордер колонна покидала город через городские ворота. Рядом с повеселевшей Васой покачивалась на лошади сонная недовольная фигура кузнеца, которого, не спрашивая ни о чём, безжалостно выдернули с нагретого им спального места в броневике на предрассветную утреннюю прохладу.

Впрочем, недовольство его быстро испарилось, стоило лишь отряду покинуть стены города. Открывшаяся перед ними пустынная летняя степь с выжженной травой и видневшееся вдалеке у горизонта узкая полоска моря, куда они направлялись, и поднимавшееся над горизонтом рассветное солнце резко подняли ему настроение. Впереди был ясный солнечный день. И судя по тому, что он слышал об объекте, впереди было много интересной работы, в которой до того ещё надо было разобраться. А рядом была любимая женщина, глядевшая на него счастливыми влюблёнными глазами.

В общем, жизнь удалась.

К полудню были на месте.

Загадочная усадьба.

Край степного плато, скорее даже небольшой предгорной террасы, начинавшейся вдали у холмов, последней части далеко протянувшегося к морю невысокого горного отрога, резко обрывалось в море узкими отвесными скальными террасами.

Здесь, на краю у обрыва, вёрстах в десяти от города, под единственным на всей террасе невысоким оплывшим от времени каменистым холмом собственно и располагалась искомая усадьба. И сомнения кому она принадлежит, не было ни малейшего, стоило лишь подойти к невысокой каменной ограде, кольцом окружавшей усадьбу, и мельком глянуть на неё. Столько гербов рода де Вехтор, выбитых чуть ли не на каждом выпирающем из забора камне, даже в самом Плёсе не встречалось. А ту каменюку, что гордо красовался в центре ажурной каменной въездной арки, перекрывавшей проход к центральной части усадьбы и к главному дому, можно было сразу без сомнения причислять к произведениям искусства.

Без сомнения это было главное украшение усадьбы — каменный герб рода де Вехтор на въездных воротах усадьбы.

Герб впечатлял. Огромный, резной с чётко просечённым рельефом, с великолепно проработанными деталями он сразу отметал малейшие сомнения, кому всё кругом принадлежит.

Так что лишь мельком заглянув на территорию усадьбы, что называется, отметившись, больше времени тратить на обследование многочисленных усадебных построек не стали. Вполне рядовые строения, да и не до того им сейчас было.

К тому ж Димон ранее уже обследовал эти довольно прилично сохранившиеся развалины, и не нашёл там ровным счётом ничего интересного, кроме всё тех же резных камней с гербами де Вехторов на всех выпирающих из основного массива кладки фасадных камнях и груд битого кирпича на месте былых строений. Всё как обычно в подобных местах — давно брошенное жильё, под воздействием времени и людей превратившееся в руины.

Так что практически сразу по прибытию двинулись к обрыву, смотреть морской залив и бывшие там пирсы, что единственное их здесь и интересовало.

Это был действительно небольшой залив. И, судя по немногочисленным невысоким каменным столбикам ограждения с выбитыми на них гербами рода де Вехтор ещё кое-где сохранившимся по краю ведущей вниз к пирсам пологой каменистой дороге, также когда-то являлся неотъемлемой частью загородной усадьбы де Вехторов.

К сожалению, лишь эти столбики, да валяющиеся кругом расколотые гранитные ступени и большое количество кусков разрушенной, когда-то роскошной беломраморной лестницы, спускавшейся от усадьбы по краю обрыва куда-то вниз к морю — было всё, что осталось здесь от былого великолепия.

Даже понять, куда вела разрушенная лестница, сейчас не представлялось возможным, да, по большому счёту, и не нужным, так как обилие руин вокруг уже начинало серьёзно напрягать. Сейчас им вполне хватало осознания того факта, что остатки разрушенного пирса с левой стороны залива с руинами каких-то полуразрушенных длинных одноэтажных зданий на узкой полосе террасы обрывистого берега, вполне ещё были пригодны для приёма глубоководных морских лодий. Если там ещё и глубины были соответствующие, то лучшего места для их нужд и не пожелать. Всё тут было какое-то соразмерное, словно самой природой созданное.

Впечатления не портила даже большая щебёночная осыпь с правой стороны залива, явно скрывавшая под собой остатки ещё одного аналогичного пирса. Правда, так ли было на самом деле или это были домыслы Димона, ранее тут практически всё обследовавшего, пока было не разобрать. На что определённо указывал тянущийся от края щебёночной осыпи удобный пологий спуск, завершавший картину уединённого, брошенного людьми места.

Сидор поймал себя на мысли, что раз за разом повторяет про себя эту прокручивающуюся у него в мозгу одну и ту же фразу, настолько сильное впечатление произвёл на него залив: "Как же здесь хорошо. Море, солнце и ошеломляющая пустынь".

Видимо сказывалась удалённость этих мест от цивилизации. Даже птиц в округе не было слышно, словно всё кругом вымерло.

— Тихо-то как, — едва слышно проговорил Сидор. — И пусто.

— Ветер свищет, — негромко проговорил Димон. — Слышишь? — чуть склонил он голову к плечу. — Удивительно безжизненное место, но ни одного деревца кругом. Даже бонсаи твоего любимого тут нет, не выживают они здесь почему-то, сушь наверное. Странно, а наверху на плато огромный бассейн с пресной питьевой воды есть. Тут же — ни капли, а там полно. Куда она девается — непонятно. Наверное, сквозь землю просачивается, в трещины.

Сидор с Димоном стояли у края обрывистых скал и молча смотрели на тихо плещущиеся волны у подножья обрыва и на две причудливо вьющиеся по прибрежным террасам пологие удивительно широкие дороги, начинавшиеся как раз у них под ногами, и дальше разбегавшиеся в противоположные стороны. Левая к разрушенным причалам и каким-то, столь же "прекрасно" сохранившимся строениям, вторая, куда-то вправо, вниз, утыкаясь концом в большую каменную осыпь, скрывавшую под собой что-то вроде большого куска массивной каменной плиты, видневшейся по краю осыпи.

Спрятанный глубоко в скалах залив произвёл на Сидора самое приятное впечатление. По крайней мере, теперь ни он, ни Димон другого места больше искать не собирались. И хоть размерами своими залив способен был принять в лучшем случае одну, две небольшие морских лодьи, он прекрасно понимал Димона, с восторгом описавшего момент своего первого появления здесь и те чувства, которые он в тот момент испытал. Действительно, более приятного сердцу места здесь на побережье ему ещё не встречалось, да к тому ж столь надёжно защищённого от непогоды на море, а главное потаённого и столь удобно расположенного. Со всех сторон это было то, что им надо.

Да и время их уже серьёзно поджимало. Искать чего-либо ещё больше не было никакой возможности.

— Значит, решено. От овса кони не рыщут, от добра, добра не ищут, — припечатал Сидор, ставя окончательную точку в размышлениях. — Ну что ж, Димон, пойдём, глянем вблизи на твой пирс, и по домам.

Подняв голову, Сидор устало посмотрел на невысоко ещё поднявшееся над морем раннее, ещё не начавшее припекать солнце.

— Устал как собака, а день ещё даже не начался, — тяжело вздохнул он. — Нет, дружище, надо нормально высыпаться, а не колобродить всю ночь, — снова тяжело вздохнул он. — С этими ночными разборками надо заканчивать. До добра такая жизнь не доведёт.

— На рисовое поле смотреть будешь?

— Да провались оно, — широко зевнул Сидор. — Тут без воды не растёт ничего, а её-то как раз и нет. Город без воды задыхается, а ты о каком-то поливе говоришь. Ты глянь вокруг, — окинул он взглядом выжженные солнцем скалы кругом. — Голый камень. Что тут может расти?

— Нафиг, — устало отмахнулся он. — Может быть, в другой раз покажешь, как-нибудь, если самому будет охота. Пошли, сходим вниз, а потом домой. Выспаться надо. Скоро будут от ящеров гонцы, а я, уставши, — слабая улыбка тронула его губы.

Так, Рим, — повернулся он к кузнецу. — Чтоб понапрасну не тратить время, разбиваемся на две группы, так сказать по интересам. Мы с Димоном на пирс, а ты к акведуку. Глянешь там, что и как. Потом доложишь.

Всё, работаем.

Сидор с Димоном и присоединившаяся к ним Васа, сразу направились к причалам у подножия скал, а Рим с кем-то из егерей, для охраны, бодренько потрусили в сторону указанную Димоном, где по словам того находились пресловутые рисовые чеки. Очень уж заинтересовали они кузнеца необычностью своего здесь нахождения.

Что в том было необычного, с его слов никто ничего не понял. Да и Рим, сделав загадочным лицо, не стал сразу ничего объяснять, с таинственным видом пообещав массу сюрпризов в конце, когда хотя бы мельком глянет на то рисовое поле.

Причём, на поле, неподалёку от конечной полуразрушенной опоры акведука он действительно глянул лишь мельком, потому как не прошло и пары часов, как первая группа спустилась к остаткам разрушенных причалов у берега моря, как он быстро там всех догнал, присоединившись к компании. Чем тут же заработал милостивую улыбку Васы, на миг на глазах у всех демонстративно прильнувшую к кузнецу, словно показывая и закрепляя перед всеми своё монопольное право на обладание.

Сидор с Димоном лишь многозначительно хмыкнули, заметив покрасневшую физиономию Рима, смущённого подобной показной откровенностью.

Однако развивать любовную тему никто не стал, сразу занявшись осмотром того что было на берегу. Тем более что посмотреть действительно было на что, в отличие от вполне рядовых построек усадьбы наверху.

И первое, что привлекало внимание — остатки металлических мачт давно разрушенной канатной дороги с валявшимися кое-где у подножия мачт и дальше по склону большими деревянными вагонетками, в которых когда-то спускали какой-то сыпучий груз сверху.

Там же рядом на небольшой вырубленной в скалах террасе виднелись останки шести больших, достаточно прилично сохранившихся амбаров, где, по словам Димона когда-то хранили рис. Рядом виднелись останки фундаментов ещё несколько разрушенных временем строений, но, сколько именно никто не стал смотреть, какая разница.

— Канатка, будь она неладна, — была первая реакция Сидора, как только они с Димоном и Васой остановились внизу у подножия склона и, глянув вверх, оценили всю картину целиком. — Действительно, не ошибёшься. Сверху глядя непонятно, что за штыри везде по склону торчат, а отсюда посмотришь — удивляешься, чего тут непонятного. Вот одна ветка канатной дороги, вот вторая. А вон там, похоже, третья была, — кивнул он в дальний угол залива, ближе к скрытому в скалах выходу в море.

— А не срезали и не растащили по одной лишь причине, — согласился Димон. — Легче самому убиться, чем добраться по скалам до основания опор. А потом попробуй ещё её утащить оттуда, со склона. Самоубийственное предприятие.

— А канаты, интересно, у них были пеньковые или кручёные металлические? — внесла и свою лепту Васа.

— А тебе не всё равно? — удивлённо покосился на что-то умничающую Вассу Димон. — Когда это всё было то.

— Ну-у-у, а вот это — подъёмник для грузов, — ткнула не унимающаяся Васа себе под ноги, показывая на большую, сгнившую от времени деревянную платформу прямо у них под ногами. — Это для подъёма тяжёлых грузов снизу вверх, я так понимаю. Здорово! Чтоб по пандусу лошадьми не таскать. Я права?

Точно, я права, — довольная Васа машинально потеребила указательным пальчиком кончик носа. — Непонятно, правда, как эта платформа работала, — замолчала она задумавшись. — Воротом, что ли поднимали? — бросила она быстрый взгляд по сторонам. — А где он тогда стоял?

— Будет время, проясним. Потом, — удивлённо покосился на неё Сидор.

Вот уж интереса к подобным вещам от Васы он никак не ожидал. Видать, сказывалось тлетворное влияние кузнеца, увлекавшегося подобной всячиной.

— Сейчас есть дела и поважнее, — недовольно проворчал он, видя, что та никак не реагирует, думая о своём.

Поморщившись, оттого что приходится откладывать на потом не прояснённое до конца дело, чего он категорически не любил, Сидор недовольно отвернулся. Надо было разбираться с тем, что есть, что можно было сейчас использовать, тем более что время во всех отношениях поджимало, а эти развалины кругом, какие-то разрушенные фундаменты, подъёмники и разбросанные везде по склону старые вагонетки с остатками опор подвесной канатной дороги, могут и подождать какое-то время.

Даже каким-то неведомым образом сохранившийся в неприкосновенности небольшой кусок ржавого металлического рельса, одним концом вмурованный в видневшийся рядом с площадкой огромный кусок бетона, не привлекал внимания, заставляя лишь раздражённо отворачиваться. Ничего кругом не осталось, кроме этих старых вагонеток на склоне, да проржавевших от времени покосившихся металлических столбов старой канатной дороги. Да и то явно не всех. Присмотришься, хорошо видна была большая недостача опор, словно выбитые зубы в челюсти незадачливого драчуна.

— Здесь жили рыбаки.

— Вот здесь? — неподдельно изумился Сидор, недоумённо рассматривая неказистую одноэтажную хибару, лишь по какому-то недоразумению названную Димоном чьим-то жильём.

— Ты вроде ничего не говорил, ни о каких рыбаках, — тем не менее, предпочёл он не акцентировать внимание на его ошибке. — Забыл?

— Скорее не придал значения, — невозмутимо пожал тот плечами. — Чего о них говорить, люди как люди. Кстати, я о них упоминал, мельком, правда, ты, наверное, забыл.

— Это они выращивали там наверху рис. Кстати, жаловались, что урожайность низкая, сам два, сам три, не более. А иногда и вообще сам один. Сколько посеяли, столько и сняли. Странно, однако. Обычно урожаи на здешних почвах выше. Тем более на поливных землях. А воды здесь полно. Там, вверху, — тут же поправился он под удивлённым взглядом Сидора, — на плато возле чеков. Вот это я тебе точно говорил. Плюс к тому тепло круглый год, в отличие от наших краёв.

Они мне ещё лодку свою дали сплавать ко входу в бухту, посмотреть что меня там интересовало. Я сплавал с парнями. Чего ещё о них говорить.

— Посмотрел?

— Посмотрел. Для нас то, что надо, лучше не придумаешь. Со стороны моря ни фига не видать. Такое впечатление, что никакой бухты тут вообще нет. Со всех сторон просто идеальное для нас место.

— А уж встретить здесь лодью и незаметно загрузить-разгрузить — лучше не придумаешь. Выставить часовых вдоль всего берега, пара секретов со стороны плато, чтоб лишних глаз не было, и никто никогда не узнает, что здесь кто-то когда-то приставал к берегу и чего-то выгружал-разгружал.

— Не очень хорошее решение, — задумчиво возразил Сидор. — Человека не видно в толпе, а не одного на одиноком, открытом всем взорам мысу, где якобы никого нет. Чтоб не получилось как с тем сусликом — ты его не видишь, а он есть.

— Тогда тут надо что-нибудь устроить. Например, пункт по приёму кирпича. Якобы твой личный порт, твоя усадьба. Ну и что, что в стороне от города, зато глубоководный, не то, что в Плёсе. А глубины здесь действительно под берегом просто немереные. Метров сорок наверняка будет. Здесь удобней разгружать большие морские лодьи, если, правда, они сюда проберутся по проходу. Ну а отсюда на биндюгах прямиком к замку.

— А я тут чиниться буду, — неожиданно заявила Васа. — Мне здесь нравится. И жить есть где, и вода, если верить Димону. Надо только проверить проход в залив и можно переселяться.

— Всё, парни, я пошла. Смотаюсь к проходу, посмотрю, скоро не ждите. Так что дальше тут без меня.

Больше не обращая внимания ни на кого из присутствующих, Васа с парой своих людей погрузилась в рыбацкий баркас и бодро двинулась через залив.

— Если что-то здесь большое разгружать, то вытаскивать тяжело будет, — Димон проводил спешащую к выходу в море Васу задумчивым взглядом.

— Чего это она сорвалась? — повернулся он к Сидору.

— Ты не отвлекайся, — одёрнул тот его. — Пусть своим делом занимается, она сама знает что делать. Ты давай свои соображения по разгрузке.

— Да я уже всё сказал, — пожал тот плечами. — Да и что говорить? Тут всё так разрушено, что кроме как таскать подводами на лошадях, ничего не придумаешь.

Если нам, правда Рим не подсобит, и чего-нибудь не придумает с кранами и с подъёмником, — повернулся он к подошедшему только что кузнецу. — Эту проблему, я думаю, он нам решит.

— Правда, Рим?

Замерев возле сколоченной из каких-то кривых древесных стволов распахнутой настежь входной двери первого ближнего к ним амбара, который он определил под жильё рыбаков, Димон подозрительно смотрел за задумавшегося о чём-то своём кузнеца, не обратившего на его вопрос ни малейшего внимания. Помолчав, Димон понимающе хмыкнул. В задумчивости он несколько раз царапнул обломанным, с чёрной грязной каймой ногтём по косяку и ещё более озабоченно нахмурил брови.

— Старый косяк, труха, — медленно проговорил он, несколько раз с силой ткнув пальцем в дерево. — Амбарчик старый, дверная коробка труха, а стены на удивление крепкие, — флегматично констатировал он, легонько хлопнув по стене. — Раствор хорош, — царапнул он ногтём по шву, не оставив на нём даже следа. — Ишь ты, не пожалели цемента, — хмыкнул он. — А вот почему крыша до сих пор не провалилась — непонятно.

Удивительно быстро здесь на берегу моря дерево гниёт, — тихо проговорил Димон, задрав голову и не сводя с кривых потолочных балок пристального взгляда. — Как люди здесь жили — не понимаю, — пробормотал он едва слышно себе под нос.

Ну, так как, починишь нам механизьму? Ри-и-им, очнись, к тебе обращаются!

— А? Что? — вздрогнув, кузнец наконец-то оторвался от созерцания остатков какой-то гнутой железяки, торчащей из скалы, и повернулся к друзьям.

— Ты нам механизм подъёмника починишь? — переспросил Димон. — Ну и тут ещё кое-что по мелочи надо сделать.

Авжеж. Naturlich excellence.

Удивлённо поднятые брови и задумчиво оценивающие взгляды Сидора с Димоном он постарался демонстративно "не заметить".

— Но если говорить про конкретно этот подъёмник на рельсах — забудьте парни. Если не навеки, то на ближайшие год, два точно. Нет ни ворота, ни канатов, рельсы спёрли, подъёмная платформа сгнила до состояния трухи, годной лишь на трут. Оставшиеся ещё в живых доски в пальцах крошатся. Забу-у-удь-те!

По крайней мере, пока я окончательно не разберусь, что здесь такое было и как оно всё здесь функционировало, с этой платформой ко мне не подходи.

— А канатную дорогу с вагонетками?

— Уже легче, но тоже не скоро. По крайней мере, до верха обрыва металлические опорные мачты сохранились, хоть и ржавые. Но в каком они сейчас состоянии и могут ли быть и дальше использованы — пока не знаю, надо смотреть. Вагонетки, вроде бы как целы — видать никто за всё прошедшее время так и не собрался вытащить со склона такую тяжесть, но в каком они там состоянии — тоже неизвестно, дерево всё ж. Ворота, опять же нет. Да и был ли он — не известно. Чем поднимать груз, как поднимать — не знаю, — пожал он плечами. — Ничего не знаю, кроме одного. Ни у вас, ни у меня с собой нет ничего, чтобы могло понадобиться для восстановления. Заметьте, я не говорю — ремонта, я говорю — восстановления. А у нас нет ни тросов металлических, чтоб натянуть канатку по новой, ни материалов потребных нет, чтоб мачты недостающие восстановить, ни инструмента, какого завалящего. Вообще ничего нет. Всё до последнего гвоздя надо выписывать из дома. Всё надо сюда везти, — возмущённо проворчал он, как будто кто-то должен был его всем заранее обеспечить. — Голяк полный, чтоб было тебе совсем уж понятно.

— Понятно, — с весьма оптимистическим видом согласился с кузнецом Димон. — Главное, что ты сразу не отказываешься работать. Значит, сделаешь.

— Чё? — изумился кузнец. — Чё ты сказал? Чтоб я с тобой договаривался? Да чтоб я работал в этом захолустье, где ничего нет? Чтоб ты знал. Сюда ничего кроме вашей походной кухни…. Тьфу ты, — раздражённо сплюнул кузнец. — Не кухни, кузни. Вот ничего кроме неё сюда не притащишь. А она — сплошное убожество. Колесо в телеге починить и то нечем. Как вы сюда вообще добрались — не понимаю.

— Хамит, — удивлённый Сидор, развернувшись к Димону, демонстративно кивнул на кузнеца. — Ты не понял, чего это он? Всем нашим парням инструмента в кузне для работы вполне хватает, чтоб и лошадь подковать и так если чего починить надо, а ему, видите ли, не хватает. Может ему тут персональный ремонтно-механический завод построить? А что, станки у нас теперь есть, чего нет, из-под воды достанем. Рабочих навербуем из рабов. Год, два и подъёмник заработает. Поди, как ему хорошо пару годиков у тёплого моря проваландаться.

— Рим, ты чё, с дуба рухнул? — раздражённо повернулся он к кузнецу. — Не хочешь работать, так и скажи, а не придумывай тут отговорок всяких. Кузни ему нашей походной уже не хватает. Два года собрался работать. Сдурел?

— Потому я и мастер, что Я знаю, что здесь надо, а они в лучшем случае подмастерья, — покровительственно усмехнулся кузнец. — А верней всего даже не подмастерья, а так, просто недоучки. По крайней мере, я так думаю, судя по тому, что я здесь кругом вижу. Здесь надо создавать крепкие ремонтные мастерские, завод, если тебе это слово больше нравится. Работы предстоит очень много, так что и много самого разного инструмента здесь понадобится. Станки нужны, не всё ж делать на коленке. И не всё можно из дому выписать. А людей, пожалуй, я и сам найду, — запустил он пятерню в свои густые волосы.

— Это у него тонкий ход такой, — мрачно констатировал Димон, кивнув на Рима. — Это он так намекает, чтобы его тут главным по всем железякам поставили. И он, собака, прав, кроме него некого.

— За собаку ответишь, — ухмыльнулся победоносно Рим, почуяв реальные перспективы. — Это вам пойдёт в зачёт выпитого вина, чтоб не жадничали.

— Не замай чужое, не отберут твоё. И я тебе ещё Васу не посчитал, что ты её отвлекаешь от работы, — ухмыльнулся теперь уже Сидор.

— Чего я делаю? — ёрнически склонил голову к плечу Рим, выставив ухо вперёд. — Отвлекаю? Да я её спас, можно сказать. Вы её не цените…

— А ты её полюбил, — расхохотался Димон. — Молчу-молчу-молчу, — выставил он ладони вперёд, защищаясь. — Всё-всё-всё, это была шутка, глупая, согласен, виноват, исправлюсь, — попятился он под напором разгневанного кузнеца.

— Ладно-ладно, виноват, признался же, — расплылся Димон в ехидной ухмылке, — больше не повторится. А теперь давай ближе к телу. Тьфу, на тебя, совсем запутал, — делано возмутился он, отскакивая от кулаков кузнеца. — Не к телу, а к делу, к делу. Да отвяжись ты от меня! — возмутился он, получив очередной тычок в бок. — Отстань, Римка. Лучше толком скажи, когда ты всё тут починишь? И за сколько?

— Хватит пыхтеть, — остановил разошедшегося кузнеца и Сидор. — Давай ближе к делу. Когда ты смету прикинешь и с реальными сроками определишься?

— Считать надо, — сердито бросил тот, недовольно глядя на двух ухмыляющихся довольных друзей. — Неделя то уж точно на расчёты уйдёт, больно уж объём велик и непонятно, что тут делать. Всё ли здесь восстанавливать надо или только часть, ту, что нам сейчас требуется. Да и с этим тоже не всё ясно.

— Часть, — резко отрезал Димон. — Причём самую малую, самую необходимую, по самому минимуму. Чтоб только тяжёлые грузы снизу вверх поднять и краны. И всё! Остальное — потом. На всё что надо у нас сейчас просто денег нет. Тут же за что ни возьмись, таких капиталов требует, что голова кругом идёт, откуда их брать. А доходы всё те же и кошелёк не резиновый.

Как тут некоторые думают, — покосился он на мгновенно принявшего независимый вид кузнеца.

На возмущённую брань того, недовольного тем, что его зажимают, он просто махнул рукой, не давая тому выговориться.

— А ты чего замолчал, — потеребил Димон что-то задумчиво разглядывавшего на другой стороне залива Сидора.

— Интересная вон та осыпь на противоположном берегу.

— Ничего интересного, — мгновенно отозвался кузнец, бросив в ту сторону мимолётный взгляд. — Кто-то скалу рванул, только и всего. Кто-то хорошо знакомый с подрывным делом, типа нашего Марата. Хорошо так рванул, осыпью причал там под горой весь так и накрыло, правда, непонятно зачем.

Там тоже причал был, как и здесь с нашей стороны залива, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Сидора. — Это ж ясно видно.

Удивляюсь, почему вы оба этого не видите, — проворчал он.

Вон видишь, концы каменных свай торчат из-под камня. А с другого края к осыпи пандус пологий сверху подходит сразу из промоины, по которой мы подошли к краю скал. Оттуда идёт дорога, одним направлением к нам сюда, налево, тут видимо грузовой причал был, а другая туда вела, направо, к той стороне залива. Там видимо парадный причал был, для хозяев. Точно вам говорю, я уже с такой планировкой встречался. Не здесь, вообще.

Да точно вам говорю, — тут же добавил он под недоверчивыми взглядами друзей, — там раньше был парадный причал, да взрывом его завалило. Если осыпь разобрать, наверняка под завалом что-то интересное обнаружим, не зря же там склон рванули. Кстати, если думаете здесь разгружать свои лодьи, второй причал вам точно понадобится. Такой небольшой заливчик как раз под две лодьи изначально и приспосабливался.

— А она на голову не поедет, осыпь та?

— Как работать будешь, идиот, — сердито отрезал кузнец. — Неаккуратному дураку и с неба голубь на бошку насерет, а если аккуратно разбирать, то ничего страшного.

— Справа — остатки причала, слева — остатки причала, а посередине что — пустота? — напомнил неясный пока вопрос Сидор.

— Там мог быть так называемый адмиральский пирс, — уверенно заявил кузнец. — А к нему вела та разрушенная мраморная лестница. Если понырять, под водой наверняка остатки свай найдём, — задумчиво пробормотал Рим, глядя на указанное место. — А может, и нет, — задумался он. — Может, здесь было два отдельных причала, не связанных меж собой по берегу. Такое тоже могло быть. А мраморная парадная лестница туда и вела, к правому пирсу. Тем более что и к тому пирсу и сюда сверху ведут две отдельные дороги. Зачем-то это же было сделано.

Одним словом, — довольно потёр он руки в предвкушении интересной работы, — есть над чем поработать и голову поломать.

Ну-с, — повернулся он к Сидору. — Канатную дорогу к усадебному хоздвору восстанавливаем?

— А ты уже знаешь, где тут был хоздвор? — оценивающе прищурил глаза Сидор. — А смысл?

— Димон же считает, что там наверху на плато было рисовое поле, рисовые чеки, как он их назвал, — ухмыльнулся кузнец. — Почему тогда не восстановить? Вот оттуда можно и урожай в вагонетках по канатной дороге спускать прямо сюда, в грузовой порт. Тут сразу вагонетками грузить в трюмы и отправлять получателю.

— А ты так не считаешь, — прищурил глаза Сидор.

Полуденное солнце слепящими бликами отражалось от поверхности воды в заливе и слепило так, что глаза болели. Хотелось забиться куда-нибудь в тёмный угол под навес, лишь бы не было этих слепящих зайчиков в глаза.

— В отличие от вас, двух таких недогадливых, я сразу разобрался, с чем мы тут столкнулись, стоило лишь мельком взглянуть. И прямо вам скажу: "Парни, вы влипли".

— Поясни.

Повернувшись, словно заглядывая за спину, на полого поднимающуюся вверх каменистую дорогу, по краю которой ещё виднелись кое-где наклонившиеся вразнобой каменные ограждающие столбики, кузнец какое-то время молчал, видимо собираясь с мыслями, а затем осторожно начал.

— Парни, вы, я так понимаю, ни с чем здесь так и не разобрались. Не поняли, во что вляпались.

— А у нас что, было время? — сердито глянул на умничающего кузнеца Сидор. — Мы здесь пару часов всего. Даже самой усадьбы толком ещё не видели, прямо отправились сюда, а ты уже на нас наезжаешь. Это ты у нас такой умный, за полчаса умудрился весь обрыв наверху оббегать и всё понять, пока мы тут с Димоном только берег моря и руины мельком осмотрели. Говори толком и не умничай.

— Давай без долгого вступления, — холодным тоном поторопил кузнеца и Димон. — Если знаешь что, говори. И не надо делать драматических пауз. Хреновый из тебя актёр, Рим, переигрываешь. Мы сами так можем на тебя жути нагнать. Говори дело, а выводы мы и без сопливых сделаем, — неприязненно покосился он на необычно довольного Рима.

— Знаю я немного, — с удивительно самодовольным видом кивнул тот. — В пределах того что и все тут видят и знают. Видят, знают, да не ни хрена не понимают, вот как вы, два умника.

Что город этот когда-то назывался Солёный Плёс, ни о чём не заставляет задуматься? Нет? Вот от этой печки и надо было начинать плясать.

Здесь когда-то выпаривали соль, ветром и солнцем, благо этого добра тут много, — как-то небрежно махнул он рукой в сторону скал у себя за спиной, — там, на плоскогорье, на "рисовом поле" дурака Димона. А потом оттуда вагонетками по канатной дороге подавали соль сюда вниз на причал, где сразу грузили в трюмы лодий. Идеальная логистика, ни шага лишнего, полная механизация, минимальное количество людей.

— Бред, — неверяще посмотрел на него Сидор. — Соври чего поумней, умник. Да, есть такое дело, выпаривают соль на берегу моря, но в затапливаемых приливом лиманах, а не на высоте более тридцати, а то и всех сорока метров над морем, как то плато что у нас над головой!

Откуда там соль наверху? Из моря? А здесь что, насосы внизу у берега стояли, чтоб пердячим паром подавать солёную морскую воду на плато? Бред! Нет тут никаких насосов. Даже следов от них нет, как нет ни следа от какого-нибудь винта Архимеда. Знаешь такую конструкцию? Зна-а-а-ешь! Так вот мы тут всё осмотрели, ни следа ничего подобного нет.

— Ак-ве-дук! — негромко, чётко акцентируя слога, с усмешкой проговорил кузнец. — По акведуку подавалась рапа в чеки, которые Димон ошибочно принял за рисовые. Там выпарившуюся на солнце соль сгребали в кучи, досушивали, потом грузили в вагонетки и уже вагонетками по канатной дороге переправляли сюда, к причалу. Где и грузили прямо в трюмы лодий. А дальше прямым ходом отправляли покупателям за моря.

Если присмотреться, то там, на плато везде по разделительным валам видны пеньки срезанных деревянных столбов бывшей канатной дороги. Если их нанести на карту, выстроится вполне логичная транспортная цепочка.

— Там же сейчас рис растёт, — неверяще мотнул головой Димон, — в чеках. Точнее — рос раньше. Мне рыбаки рассказывали.

— Идиот! — не сдерживаясь больше, сердито обругал его кузнец. — Слышал звон, да не знаешь где он. Не в чеках, а в одном из чеков. Причём, в самом маленьком. И если ты внимательно посмотришь, то явно сделанном значительно позднее. И не растёт там ничего, а пытается выжить. На нормальное рисовое поле эта пытка несчастных бедных растений, пытающихся выжить на солончаке, совершенно не похожа.

— А откуда тогда пресная вода там?

— А хрен его знает. Надо разбираться, — пожал плечами Рим. — Откуда-то бралась, и по пути её добавляли в рапу, когда она слишком загустевала по дороге. Жара, вода из рапы выпаривается, поток солевой теряет скорость. Вот и разбавляли рассол по пути пресной водичкой. Тем более что если присмотреться, пресная вода там идёт по одному из двух параллельных каналов. Один под пресную воду, второй под рапу.

Видимо уже после того как разрушили систему подачи рапы в чеки, заметив что сюда до сих пор подаётся чистая питьевая вода, кто-то шибко умный попытался по-другому использовать столь удобное место. Как ты правильно отметил — для выращивания риса, — повернулся он в сторону Димона. — Да ничего у него не вышло. Как ни промывай засолённую почву, а толку — чуть. А скорее всего, судя по площади запашки, особо то и не пытались. А скорее всего, просто не сумели. Потому как такая работа очень тяжёлая, дорогая и долгая. Попробовали с наскоку, не получилось, бросили.

— Во всех же остальных чеках там камнем дно и борта выложены, — посмотрел он на Димона как на слабоумного. — А грунт, в котором пытается выжить какая-то жалкая солончаковая поросль — это всё наносное, нанесло ветром за прошедшие годы. Поскреби тощую корочку земли, найдёшь внизу камень. Какой рис? О чём вы? Вы куда смотрели? Точнее ты! Ты куда смотрел, Димон?

— Стоп. Ещё раз. Как же оно всё-таки там растёт, тот рис? — перебил его Сидор. — Даже чтобы просто рис посадить, почва нужна. А ты говоришь там камень.

— Ну, ты Сидор совсем тупой. Да нет там никакого рисового поля! — взорвался кузнец. — Повторяю для особо тупых, для тебя Сидор и для тебя Димон. Камень там во всех чеках дно и борта выстилает. Камень! Везде, кроме того жалкого клочка земли на котором сейчас растёт то жалкое подобие злаков, которое вы оба приняли за рисовое поле. И не растёт, а выживает, с трудом. С трудом! Повторяю для особо тупых! С трудом!

За многие годы грунт здесь везде на террасе настолько пропитался солью, что слова твоих рыбаков, которым вы оба почему-то не поверили, что урожайность здесь сам один, сам два, совершенно точно отражают то, что и должно быть. На засолённых почвах нормального или хотя бы просто приемлемого урожая никогда не было, нет и не будет.

Оттого рыбаки и сбежали до вашего прихода, что поняли — вы им не поверили и не поверите. И потребуете с них аренду за все прошедшие годы. Да ещё наверняка и сумму выкатите из расчёта местной урожайности, как где-нибудь на богатых степных чернозёмах. Как же, земли то поливные. Не фактической урожайности, как она на этом поле есть, а какой-нибудь, теоретически возможной, принятой по подобию.

А какое здесь подобие — это соляные чеки, в которых вызревала соль. Не рис — соль. А риса того — слёзы. Дай Бог на одну семью хватит прокормить, да и то впроголодь.

— Твой экскурс в историю местного сельского хозяйства очень интересен и крайне познавателен, но ты обмолвился, что мы попали, — тихим, слегка раздражённым голосом перебил кузнеца Сидор. — Давай вернёмся к нашим баранам. Куда мы попали, или во что мы вляпались? Мне непонятно, поясни. Что ты имел в виду? И очень тебя прошу, следи за своим языком, а то твоё хамство начинает раздражать.

— Что имею то и…, — мгновенно осёкся кузнец под подозрительно сощурившимися глазами друзей. — Только то, что и сказал, — поспешно поправился он, — "Вы, парни, попали". Это место — бывший соляной промысел. Богатый промысел! Судя даже по первому впечатлению — когда-то здесь было высокодоходное производство, если судить по бывшему тут когда-то уровню механизации. Один только акведук для подачи рапы ого-го чего стоит. Это вообще нечто уникальное, нигде такого не видал. И его никто никогда не оставит без внимания. Запомните это накрепко.

Если этот промысел до сих пор не восстановлен, и никто им не пользуется, то лишь по единственной причине — дорого. Все ждут, когда появится тот, кто сам за свои деньги его добровольно восстановит, и тогда его можно будет отобрать. Наследник какой-нибудь, — бросил он ехидный взгляд в сторону Сидора. — Типа тебя.

Не веришь? Тогда хотя бы просто просчитай стоимость кирпича и камня, что потребуется для восстановления пролётов, а кое-где и опор подающего рапу на поле акведука. Да на одном этом разориться можно. А была же ещё и внутренняя отделка ложа водотока, чтоб он не зарастал солью. Обычно для такой цели использовались тонкие медные листы, которые периодически извлекали, очищали от соляных наростов и устанавливали обратно, этакие медные вкладыши, для защиты русла потока от зарастания. Просто подсчитать, сколько тут было использовано медных листов — это же безумные деньги.

Даже когда промысел тут снова заработает, раньше чем через пару лет ждать возврата затрат не стоит.

Вот вам и ответ. Вы, надеясь на будущие барыши и на то, что вы собственники, всё здесь восстанавливаете за свой счёт. А потом вас убивают или просто выгоняют из города, и вся соледобыча переходит в новые руки, бесплатно. Кто это будет — не знаю, но что будет — не сомневаюсь. И будет это кто-то новый, о ком мы сейчас даже не догадываемся. И это будет, несомненно, тот, кого вопросы права собственности и права наследства волновать будут в последнюю очередь, кому на них наплевать. И таких здесь каждый второй.

А у вас, баранов, даже стены замка не восстановлены для собственной защиты, людей своих даже на стены старого города не хватает, не говоря уж про заречную часть. А вы уже сюда полезли. Куда вы лезете? Как защищаться будете, если что? У вас голова на плечах есть? — тихим сдавленным голосом сердито зашипел кузнец. — Повторяю, куда вы лезете? Жить надоело? Что вас убьют — хрен бы с вами, но вы ведь и Васу мою в это дело впутали, и парней наших из города, и амазонок, за которых с вас, безусловно, спросят не те, так эти, и ящеров наших городских сюда же приплели. А теперь ещё и меня втянуть пытаетесь! Нас же здесь всех вместе завалят. И кто вы после этого?

— Мы те, кто готов предложить тебе хорошую высокооплачиваемую работу с прекрасными перспективами на будущее, — жёстко отрезал Сидор. — Те, кто отсюда уже не уйдёт, потому как поздно. Сбежать, поджав хвосты — это не для нас. Или мы сдохнем, или всё здесь будет нашим. И ты это знаешь, и поэтому ты здесь. И прекрати плакаться. Хватит! Говори дело, а не ной.

Да, вот такие мы тупые. Какие есть, — с издёвкой на лице, развёл он широко руки в стороны. — Если ты с нами — разговариваем дальше. Нет — сделаешь своё дело и проваливай. Никто тебя держать тут силой не будет. Можешь и Васу с собой заодно прихватить, если она согласится, конечно, связать свою жизнь с подобным ничтожеством.

Но что-то мне подсказывает, что она останется. Она как раз из тех людей, что на половине не остановятся и пойдёт до конца.

Реши, с кем ты, наконец. Сам с собой или с нами? Не болтайся ты как говно в проруби, определись. Если ты с нами — добро пожаловать в нашу компанию. Если сам по себе — тоже возможно. Сделаешь, что просят и отвалишь сразу. Но тогда на дополнительные дивиденды не рассчитывай. Плату получишь за работу и адью. Щедрую плату, не сомневайся, но не больше. Никаких долей в будущих прибылях, никаких дивидендов.

— Надо подумать, — резко отстранился в сторону кузнец. — И я не один, сами знаете. Мне надо посоветоваться, — решительно отрезал он. — А это не скоро.

— Дня тебе хватит, чтоб определиться? — мрачно усмехнулся Сидор. — Извини, полгода, чтоб ты мог спокойно вернулся домой, там поговорить, пивка попить, отдохнуть, посоветоваться с товарищами и решить, наконец-то в какую сторону качнуться, у нас нет. Сам должен понимать, время подпирает.

— Пару дней подождать можете? — скривился Рим.

— Даже неделю подождём, если надо, — переглянулись Сидор с Димоном. — Считай, что ты меня заинтересовал своим солепромыслом. Поэтому, надо будет сразу пробежаться вдоль этого пресловутого акведука, ведущего непонятно куда, и хоть приблизительно разобраться, что тут такое есть. Так что неделя, как минимум, у тебя есть. Но потом, дорогой, тебе придётся определяться. Или-или. У нас нет времени рассусоливать, когда ты там созреешь и на что-то решишься. Время не ждёт.

— Ладно, принимается, неделя меня устроит, — нехотя кивнул кузнец. — Через неделю ответ будет точно. А пока я вас покину. Что-то меня общество ваше тяготить стало. Уж больно вы парни стали какие-то упёртые, не гибкие, тяжело с вами стало. Надо мне подумать.

— Думай, да не затягивай, — отрезал Димон.

— Вы здесь на ночь задержитесь или в город вернётесь?

— Если надо в город, поторопись, — мрачно взглянул на него Сидор. — Сейчас туда отправляется гонцовый броневик с отрядом, предупредить, что мы тут на несколько дней по делам задержимся.

Это ты тут все камни оказывается, уже облазил, пока мы с Васой и Димоном с заливом и бывшей канатной дорогой разбирались. А нам надо бы ещё и саму усадьбу посмотреть Завтра прокатимся вдоль акведука дальше вглубь материка, посмотрим, куда он ведёт. Судя по тем пенькам, что видны отсюда, туда-обратно, как раз неделя и набежит.

— Чего там смотреть, — поморщился кузнец. — К солёному озеру он ведёт или к солёным ключам, куда ж ещё. Но если вам так интересно, езжайте. Только без меня. Я уже нагулялся, домой хочу, в койку. Их бин больной ещё, мне нужен отдых.

— Что, и Васу не подождёшь? — повернулся к нему Димон. — Она сейчас как раз в море на рыбацком баркасе, занимается промерами глубин в скальном проходе сюда в бухту. Хочет сразу выяснить, пройдёт ли там её ушкуй или нет.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Димон внимательно всмотрелся в залив.

— Повезло, однако. Рыбаки сбежали, а лодка осталась, видать торопились.

— Васе скажите, жду её дома. Мне пора. Глядишь, так и в самом деле без меня парни уедут, а у меня в городе ещё дела, — махнул кузнец рукой на прощанье.

Глядя на торопливо поднимающуюся по дороге вверх фигуру кузнеца, Сидор несколько минут задумчиво молчал.

— Какие такие дела могут быть у нашего кузнеца в городе, где он вроде бы раньше никогда не бывал и никого тут не знает?

— Шедевры мировой архитектуры, ранее не обследованные, что же ещё может его интересовать, — мрачно пошутил Димон. — Палаццо, виллы, акведук с ажурными беседками на крыше, наши стеклянные фонтаны, которых он до сих пор так и не видел. Плюс машины и механизмы, что подают воду. Ну и, конечно же, Бугуруслан, который удивительно долго болеет и всё никак не придёт в себя.

— Ве-е-е-е-рно, — медленно протянул Сидор, — Бугуруслан и остатки его банды. Вот что интересует нашего Кузнеца в первую очередь.

Кстати, а тебе не показалось странным, что наш дорогой татарский друг слишком много знает об этой усадьбе. Мы с тобой того не знаем что знает он. А ведь по идее мы с ним оказались в этом месте впервые в жизни. Что он, что мы с тобой. Но оказывается, он знает, что здесь наверху был целый соляной промысел. И даже как происходил процесс выпаривания соли, он тоже знает. Знает, что это не простой акведук для подачи пресной питьевой воды, а акведук для подачи солёной рапы. И даже рассказал, каким таким хитрым способом по нему подавалась рапа, и каким образом каменный жёлоб за столько лет эксплуатации так и не покрылся до самого верха коркой соли, закупорив проход.

Ты знал про соль? Нет. И я нет. А он — знал. А перед нами только вид делал, что ему тут всё внове. И усадьбу он не стал даже осматривать, так, покосился мимолётом, как будто ему там всё хорошо знакомо и не интересно. И причалы эти вычислил с одного взгляда. Мы с тобой полдня голову ломали, что за камни там на той стороне торчат, а он сразу сказал — хозяйский причал, парадный. Словно был здесь уже.

— А хоть бы и был, — равнодушно пожал плечами Димон. — Может где-нибудь в другом месте аналог видал, а перед нами пальцы гнёт. По любому ясно, что он здесь в городе не просто так появился и не из-за Васы, а с какой-то другой целью. Цель же может быть у него одна — сесть нам на хвоста. Позволим — будем дураками. Не позволим — будем ещё большими дураками.

— Угу, — сухо согласился с ним Сидор. — Потому как без его рук нам здесь не справиться. И как ты щёки не надувай, а одним нам этот город не поднять, нужны люди, нужны товарищи, нужны специалисты. А Рим, что один, что другой, не такие уж и плохие парни, какие бы тайны они тут ни выискивали.

Согласись, с ними лучше, чем без них.

— С оговорками, но соглашусь, — тяжело вздохнул Димон. — Одни мы тут костьми ляжем, а ничего не сделаем. Банально ни времени, ни сил не хватит. Да и талантами нужными Бог не наделил.

И самое поганое, денег нет, — мрачно констатировал Димон. — А деньги — вот они, наверху. Бери лопату и черпай.

Только вот и рад бы, да защиты нет. Римка прав. Восстановить стены замка не проблема, проблема защититься от всех желающих присосаться к нашей кормушке. Стен у замка нет, вот и защиты своего же добра — тоже нет.

— А зачем нам стены, — вдруг ухмыльнулся Сидор. — Нам стены не нужны. Зачем нам стены? — Сидор с усмешкой глядел на него.

— Не понял, — удивлённо воззрился на Сидора Димон. — Объяснись.

— Димон, ты в бытность свою в Москве, дома, хоть иногда книжки почитывал?

— Ближе к теме, — рассердился Димон. — Говори дело или отвали, читатель.

— Тошно ему, — демонстративно тяжело вздохнул Сидор. — Так вот, стены крепостей и замков с развитием огнестрельной артиллерии потеряли всякое своё значение. Как это произошло — рассказывать долго и нудно, да и я не большой знаток по части развития артиллерии. Но одно я помню точно. Для пушек — стены замков не проблема, какой бы они ни были толщины и высоты, надо закапываться в землю. Пара, тройка артиллерийских и пулемётных дотов, окопы и колючая проволока, вот тебе и весь периметр замка под контролем — ни одна живая душа не проберётся.

Будут стены у замка — хорошо, спокойнее, не будет — не смертельно. Ну не восстановим мы их, ну и что? Чем нам это помешает защитить наш замок. Ничем.

— Мальчики, искупаться не желаете?

— Желаем, — улыбнулся Сидор, глядя на шустро вылезающую из рыбацкой лодки довольную Васу. — А ты что, уже всё закончила?

— Делов то, умеючи. А где мой?

— Умеючи долго. А твой в город решил вернуться, говорит у него там дела.

— Ага, тогда и я с ним, — тут же заторопилась Васа. — Мне ещё с моими мальчиками надо переговорить, озадачить их в свете новых открывшихся здесь перспектив.

Так, вкратце, — зачастила она речитативом. — Бухта хорошая, удобная, мне подходит. Здесь я смогу окончательно закончить ремонт и установить твой пулемёт на корме вторым номером. Заодно и сделаю фундамент под второе орудие, здесь же, подальше от любопытных глаз.

Когда орудие будет, тогда и поставлю, а фундамент надо сделать загодя, время, как-никак. Парням скажу, чтоб лодьи свои начинали строить завтра же, в городе, на замковом пирсе, чтоб к охране и материалам было поближе и чтоб всё было там под одним приглядом. А вот вооружение будем устанавливать здесь в этой бухте, подальше от чужих глаз, чтоб лишнего никто чужой не видел.

И надо срочно нагонять сюда рабов. Тьфу ты, — виновато покосилась она на Сидора, — ссыльнопоселенцев. Вольных-вольных, — выставила она ладони вперёд, словно защищаясь. — И я побежала, дела-дела-дела.

Всё вам пропела, думайте. Если даёте добро, завтра же людей ставлю на расчистку. Каменный причал дело не скорое, а дерева у нас здесь нет, как нет и времени. Значит — завтра уже здесь должны работать люди.

Добро? — вопросительно глянула она на Сидора и тут же перевела взгляд на Димона.

— Ну, — растерялись от такого напора оба. — Если считаешь, что надо, то…., — пожали оба плечами.

В каком-то обалдении Сидор глянул на столь же растерянного, смущённого напором Димона и вздрогнул, когда откуда-то сверху с разрушенной дороги скатился маленький камешек и за обрывом скрылось коричневое с белым платье Васы.

— Что это было? — ошалело потряс головой Димон. — Что это за ураган?

— Это мы наблюдали воочию нечто под названием любовная лихорадка.

— Слава Богу, не зацепило, — перекрестился Сидор. — Вот же наказание Риму досталось.

— Ну что, — повернулся он к Димону. — Полезли наверх? Здесь всё решили и больше делать здесь больше нечего. Пошли смотреть усадьбу?

— Пошли. Кстати, искупаться не желаешь?

— И ты туда же, — поморщился Сидор. — Хочу. Только вот прыгать здесь в воду с пирса, без возможности выбраться обратно — желания нет. Тут сперва сходни сделать надо, а потом уже предлагать купаться. Так что потерплю до города. А там в фонтане поплещусь, где-нибудь подальше от чужих глаз, на задворках, — неожиданно широко зевнул он.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Димон. — Всё-то ты забыл. И рыбаков моих и про то, что я тебе говорил, как мы тут два дня оттягивались. Пошли уж, покажу тебе, страдальцу отличное местечко, там, наверху, закачаешься.

Время как раз, — поднял он голову вверх, краем глаза уставившись на солнце в зените. — По такому солнцу там наверняка уж всё прогрелось. Окунёмся — не пожалеешь что задержался.

А может, действительно задержимся денька на два? Отдохнём, покупаемся? Или только до завтра? — неуверенно предложил он. — А завтра с утра в город или ещё куда, куда труба позовёт.

Или ещё не насмотрелся на местные достопримечательности? — ткнул Димон Сидора кулаком в бок. — Или ещё посмотреть желаете?

— А то я таких развалин раньше не видел, — раздражённо потёр Сидор бок. — Хотя, занятная, я тебе доложу, штучка эта так называемая моя усадьба. Только вот если б она на самом деле была моя, а не Беллы, как фактически является по нашему брачному договору, — хмыкнул он. — И кто тут на самом деле хозяин, я или этот её Советник, мне пока что непонятно. А раз непонятно, то и решение по ней откладывается до окончательного прояснения данного вопроса.

Да что у тебя за дурная привычка постоянно тыкать меня кулаком в бок, — поморщился он, помяв ноющие рёбра. — Кулаки как камни. Как сунешь, так потом полдня болит.

— Это я так твои рёбра закаляю, битьём, а то больно они у тебя нежные стали. Пошли, пошли, — поторопил его Димон, довольно ухмыляясь. — Купаться здесь всё равно негде, а наверху в самый раз.

— Ещё один раз так сунешь, и я сам примусь твои бока закалять. Не менее эффективно, — сердито проворчал Сидор, ещё раз почесав бок.

Остановившись у края дороги над пристанью, Димон окинул окружающие их скалы задумчивым взглядом.

— Купаться здесь негде, это точно, а жаль, — хмыкнул он. — Можно, правда, с того галечникового пляжа понырять, — махнул он рукой куда-то в противоположную сторону залива, — но там галька какая-то ненормальная, острая. Словно кто-то только что из самосвала вывалил и забыл.

Вообще-то тебе уже сказали, что галька с острыми краями называется щебень, — мрачно констатировал Сидор.

— Ладно, потом посмотрим, — потянул Димон Сидора за рукав. — Пошли сначала в бассейне поплаваем, а потом будем другую сторону осматривать. Наверху как раз водичка должна была прогреться.

* * *

Наверное, в этой нирване можно было блаженствовать целый день, настолько это было здорово. Лежать, откинувшись на бортик мелководного бассейна и ничего не делая в блаженстве прищурив глаза, бездумно глядеть на бездонное голубое небо над головой. Словно погружаясь внутрь него.

— Курорт, — Сидор с совершенно отъехавшим видом бездумно смотрел на высокое небо над головой. — Сюда бы Беллу, — мечтательно произнёс он, — с детьми. И всех наших сюда же, хоть на пару недель. Машку, Корнея, профессора, девчонок твоих. Пусть бы и они все здесь отдохнули.

Нет, лучше недельки на три. За пару недель отдохнуть толком не получается, уж я-то знаю, — тяжело и обречённо вздохнул он, вспомнив кое-что из прошлой жизни.

— Сюда можно туристические туры продавать жителям нашего города. Пусть тоже отдохнут на юге, месячишко, другой, — лениво согласился с ним Димон. — И никакого геморроя, ни с какой солью.

И ваще, хочу заняться туристическим бизнесом. А что? Имею право! А экстремальный туризм вообще нынче в моде. Глянь на наших парней: крепкая одежда, высокие сапоги и эффективное оружие. Плюс к тому самое эффективное санитарно-хирургическое сопровождение. Глянь, практически всех раненых вытаскиваем. Если сразу не убили — выживет.

Недостатку ни в чём нет. Чем тебе не экстремальный туризм?

В самом деле, сам посуди, пока сюда добираются — полный экстрим. Здесь месячишко другой передохнут в нирване и обратно, ещё чуть-чуть добрать экстрима на обратной дороге добавляется. А там дом и опять нирвана. Хорошо.

— Не! — столь же вяло отозвался Сидор. — Это место не пойдёт. Моря здесь нет! Искупаться негде! Скалы практически здесь везде отвесно обрываются в море. Пляжей нет. А без пляжа, какой тебе на море отдых — никакой.

Эта грязная лужа, в которой мы сейчас плещемся — на место бассейна у гостиницы плохо подходит. Да и лежаков тут нет, — лениво зевнул Сидор.

А без пляжа с тонким песочком, или, на худой конец с такой мелкой-мелкой галечкой, какой же на море отдых. Эх, был я как-то раз в Испании! Там пляж есть замечательный, с такой ме-е-е-лкой, мелкой галькой, закачаешься. Как вспомню, так до сих пор сердце сладко замирает. У неё были такие…, — мечтательно закатив глаза, Сидор выставил руки вперёд, показывая впечатлившие его когда-то буфера так понравившейся ему девицы.

— Кхм, — невежливо перебил его Димон. — Я понимаю, что у тебя начался спермотоксикоз от длительного воздержания и тебя несёт. Но хватит ностальгировать, я тоже чай не железный. Работать надо! Согласен, такую ванну в нашем городе любой дурак в своём дворе сделать может. Да и солнце у нас там не хуже.

— Только реже, — грустно констатировал Сидор, никак внешне иначе не отреагировав на возмущение. — Лето короче, месяца эдак на три. И у солнца градус как бы и пожиже, чем здесь, а комары, и мошки … к телу поближе, — грустно улыбнулся он, с ностальгией вспоминая прошлое лето.

Зануда ты Димон, — тоскливо, с сонным ленивым зевком протянул Сидор. — Время идёт, а ты ничуть не меняешься. Но в одном ты прав, устал народ. Надо базу отдыха организовывать здесь поблизости от Плёса, чтоб люди меньше рвались домой на побывку. Пока туда-сюда смотаешься, успеешь по новой устать.

Особенно когда по пути на какую-нибудь банду отморозков нарвёшься, которых как ни истребляй, всё одно хватает.

Нужен санаторий, — задумчиво пробормотал Сидор. — И пожалуй, эту усадебку надо бы рассмотреть конкретно с этой точки зрения. А солепромысел, — зевнул теперь уже и он, — перебьётся. Денег нет, его восстанавливать. Даже не считая и не смотря на будущие расчёты Рима сразу скажу — смело клади три миллиона.

Тут по минимуму ничего не выйдет. За что ни схватись, всё развалено. Да и не получается у нас по минимуму, сколько ни пытались. Всегда на гигантоманию тянет, всё стараемся по уму делать. А по уму — это дорого. Чтоб здесь всё по уму сделать: подъёмник, канатную дорогу, чеки эти соляные восстановить, что тянутся куда-то на край плато, акведук этот несчастный починить….

Что ещё, — задумался Сидор.

— Десять процентов сразу клади на непредвиденные расходы, — зевнул Димон. — Клади сразу пол лимона на неучтённые расходы и не парься.

— Ну вот, — поморщился Сидор. — Пришёл поручик и всё обос…л. Не мог промолчать?

— Ты разуй глаза, посмотри, куда он тянется, — кивнул в сторону степи Димон. — И все сомнения, что восстановление обойдётся нам дешевле пяти, шести лимонов сразу отпадут. Наверняка на том конце каких-нибудь сложных гидросооружений полно, как ты любишь. А они, насколько я помню по твоим же выкладкам, не две копейки стоят. Так что смело клади пятёрку, не ошибёшься.

— Да чё ты жмотишься? — поднял он голову над водой. — Пять, шесть, какая разница? Да хоть десять! Скоро здесь должны быть наши парни с машинами, привезут ювелирку от Беллы. А ящеры согласны брать наши камни. Если мне не изменяет память, там у нас десятка, по-моему, свободная точно зависает?

— Иль я ошибся? — подняв голову из воды, Димон вопросительно посмотрел на Сидора.

— Будем экономить, так и дюжину на этот проект освободим, — зевнул Сидор. — Вот тогда нам по-любому денег на восстановление хватит: и города, и порта, и замка, и усадьбы этой приморской. Главное про пушки не забыть и про снаряды к ним. Да побольше, да чтоб расчёт хорошо обученный был. А к ним бы ещё и пару десятков пулемётов, чтоб простреливало здесь каждый кустик. А не то нас живо вышибут отседа.

— Как не справившихся с управлением, — вдруг весело и безудержно расхохотался Димон. — Тогда уж точно здесь не искупаешься.

Кстати, — оживился он. — Хочу всё же глянуть на начало этого твоего пресловутого солевода. Компанию не составишь?

— Завтра, всё завтра, — устало зевнул Сидор. — Сколько можно работать, дай отдохнуть хоть пол денька.

— Хрен с тобой, живи, — зевнул Димон. — О! — оживился он. — Кажись, парни уже барашка забили, — прислушался Димон к доносившимся из недалёкой усадьбы голосам. — Может, пока ничего не готово сгоняем к концевому столбу акведука, глянем? — вопросительно глянул он на Сидора. — Пока туда-сюда обернёмся, шашлык как раз поспеет.

— А пошли, — резко вынырнул Сидор из воды.

Так, лежите, отдыхайте, — остановил он ринувшуюся следом группу егерей, по примеру начальства блаженствовавших по соседству. — Мы с Димоном сами, — успокоил он подскочившего десятника. — Там народу полно, есть, кому за округой присмотреть. Отдыхайте парни, сегодня у нас выходной. Работа завтра, всё завтра.

Акведук.

Выжженная солнцем пустынная, каменистая степь небольшой приморской террасы, рассекаемая одинокой веткой непонятно куда-то тянущегося акведука, в отношении которого у Димона с Сидором уже зародились серьёзные сомнения, что это именно водовод, а не что-то иное, тянулась чуть ли до горизонта, исчезая вдали меж холмов. Лишь вдалеке у подножия горного отрога пожухлая трава немного меняла свои светло-бурые тона на более тёмные, зеленоватые оттенки, явно указывающие, что там, у подножия есть хоть какая-то влага.

Кинув взгляд по сторонам, Димон с удовольствием заметил в сторонке парочку тщательно замаскировавшихся егерей, настороженно пощупывающих внимательными глазами ближние окрестности.

— Не прошло и двух лет, как наши парни наконец-то научились азам караульной службы, — одобрительно проворчал Димон. — Хоть теперь-то никто незаметным к отряду близко не подберётся.

Ну вот, пришли, — кивнул он на высящийся перед ними странный каменный жёлоб, из бесформенной, оплывшей от времени широкой, непонятно для чего предназначавшейся ямы под небольшим уклоном поднимавшийся вверх в первой опоре акведука.

М-да, — сделав брови домиком, задумчиво почесал Димон свой затылок. — Ну и как думаешь, и что бы это могло быть? — задал он непонятно кому риторический вопрос. — На аквапарк похоже. У турок я как-то такой видал. Только вот вроде как жёлоб мелковат для безопасного спуска.

Хм, неужто, Римка и в самом деле как обычно не соврал по своему стервозному обычаю и это действительно солевод? — озадаченно полез он пятернёй чесать свою взмокшую на жаре макушку.

На аквапарк явно не похож. Но стенки ровные, гладкие, словно воском облитые, — глубоко задумавшись, тихо пробормотал он, — без единой щёлки или острого угла, за который можно было бы зацепиться при спуске. Однако идеальный жёлоб для спуска.

Кстати, — повернулся он к Сидору, — смех смехом, а я б по такому жёлобу с удовольствием сверху вниз скатился бы. Только б водички поболе, чтоб не тормозить и бока не обдирать, и смело вперёд.

Прокатиться, что ли? — поднял он голову вверх, с каким-то неопределённым, задумчиво оценивающим выражением в глазах глядя на слабую струйку воды, стекавшую по середине широкого жёлоба.

Не, — с неприкрытым сожалением в голосе отказался он. — Не пойдёт. Весь зад обдерёшь, потом из госпиталя месяц не вылезешь. Ящеры, твари такие, тут же воспользуются удобным поводом и точно промурыжат в госпитале на койке не меньше месяца, мерзавцы такие. Им только повод дай, они и больше продержат. Хотя бы для того, чтоб в другой раз дурью не маялся.

Как думаешь, может действительно аквапарк здесь был? — повернулся он к стоявшему рядом Сидору. — Кстати, а ты чё заткнулся и молчишь? Сказать нечего? Ты ж у нас этот, как его, гидротехник. Скажи слово своё веское, гидротехническое, непокобелимое.

— Заткнись балаболка, — негромко процедил сквозь зубы мрачный Сидор.

Представить себе здесь аквапарк, да ещё и в те далёкие времена? — пожал он плечами. — Бред полный, алес капут. У тебя, Димон явно от спермотоксикоза крыша поехала. Пора тебя домой отправлять, на лечение к жёнам, давление сбросить.

Чем глупость явную языком молоть, лучше проверь, чем это стенки жёлоба так гладко отделаны. Такое впечатление, словно воском или лаком облиты.

Покосившись на Сидора, Димон подошёл к жёлобу и с задумчивым видом принялся ковыряться там ножом, с интересом рассматривая отколупываемые от каменных стенок небольшие кусочки каких-то странных, серых потёков.

— Такое впечатление, что это соляные отложения, — наконец-то вынес Димон свой вердикт. — Только соль какая-то специфическая. Совсем на вкус не солёная, горькая. — Поморщившись Димон брезгливо сплюнул.

— Похоже, это действительно солевод, — с нотками неприкрытой обречённости в голосе проговорил Димон. — Пипец, приехали. Точно, влипли.

— Неужто кузнец прав? — негромко, бесцветный голосом отозвался следом Сидор. — Вот, блин, засада. Нам с тобой только действующего солепромысла под городом не хватало для полного счастья. А то нам иных забот мало.

— М-да, — тяжело вздохнул Димон. — Мы с тобой два слепо глухонемых идиота, не видящих того что творится у них прямо под носом. Более полугода торчим в этом сраном городе, а поинтересоваться что находится прямо под носом так и не удосужились. Времени, видите ли, не хватает. Пока нужда не заставила, а точнее пока жареный петух в зад не клюнул, так ведь и не поинтересовались, что это за акведук такой непонятный ведёт откуда-то с холмов прямо на берег моря. Ведь всё же под носом было, — раздражённо хлопнул он себя ладонью по бедру, выбив тем из штанин облако тонкой степной пыли.

— Будешь смеяться, но мы не поинтересовались и того, откуда в город идёт и питьевой акведук, — мрачно отозвался Сидор. — Как и то, всё ли там на другом конце водовода нормально? Внутри города всё хорошо и ладно. Идиоты!

А прошло действительно более полугода. Пипец. Завтра от питьевой воды отрежут, и вся наша работа по очистке города и восстановлению руин накроется медным тазом. Два придурка, блин, мечтатели, — не сдержавшись, выругался он. — Один высунув язык по округе бегает, как оглашенный, на солнышке греется, рыбку ловит. Ещё иногда кустиками непонятными занимается. А другой под землю закопался и дальше собственного носа ничего не видит. Пытается найти глубоко под землёй непонятно чего непонятно зачем. Интересно ему, видите ли, загадки разгадывать. И оба два дурака не видят очевидных вещей, что все их немалые труды за последние полгода реально висят на волоске.

Только тронь здесь этот соляной промысел и нам пи…ц, — выругался он.

— Рим прав, это солевод, — не слушая мрачные рассуждения Сидора, флегматично проговорил Димон. — Можно считать, сбылась мечта идиота. Мы с тобой Сидор сели на трубу. Точнее, на его местный аналог, и не сели, а можем сесть, если задницы свои немного приподнимем и пошевелимся. И, чёрт подери, мне это нравится.

Хватит ныть, начальник. Раз мы здесь, значит, уже что-то изменилось, и лёд тронулся. Сгоняем только для начала в те дальние холмы, — прервавшись, Димон из-под руки несколько долгих минут внимательно смотрел в сторону дальних холмов, куда вела длинная цепочка опор полуразрушенного акведука, и тяжело вздохнув, продолжил. — М-да, сгоняем и можно смело утверждать, что мы эти, как его, олигархи, — не сдержавшись, Димон всё же выругался обречённым, тусклым голосом.

Немного помолчав, повернулся к Сидору.

— Деваться некуда. Хош, не хош, а надо проверить здесь всё и наконец-то окончательно разобраться с питьевой водой, а заодно уж и с этим солеводом. Точнее, наоборот, — мгновенно поправился он. — Сначала солевод, а уж потом займёмся и твоим питьевым акведуком, чтоб не откладывать в дальний ящик.

Сейчас, наверное, Римка уже Ваньку предупредил, что мы будем обратно не раньше чем через неделю, так что время у нас свободное появилось.

Но это всё завтра. А пока, раз уж ты у нас дитя подземелий, то тебе я предлагаю до вечера ещё разочек скупаться. Ну а я б лучше рыбки в заливе половил, — покосился он на мрачно молчаливого Сидора. — Рыбари говорили, что там внизу под скалами барабулька хорошо берёт, надо бы проверить.

Хочешь жареной барабульки?

— Я б, пожалуй, лучше б ушицы похлебал, — невозмутимо отозвался Сидор

— Хорошо, — слабо улыбнулся Димон. — Тогда с меня вечером уха, Только я тебя умоляю, не приставай ко мне больше со своими развалинами. А то я от расстройства чувств ничего не поймаю и мы останемся голодными. Всё, будем считать, что я на рыбалке, делом занят. А ты, если есть желание, можешь по местным руинам полазить, я разрешаю. Глядишь, чего нового и надыбаешь. А то давай лучше со мной, я тебе удочку дам, длинную и гладкую, а главное, прямую, у меня есть одна запасная, ореховая. И крючок тебе дам, побольше, чтоб ты сразу акулу поймал. Право слово, че на какую-то барабульку размениваться.

— Спасибо что разрешил, говорун ты наш рыболовный, — с откровенной издёвкой в глазах покосился на него Сидор. — Но это без меня. Лучше я пойду ещё часок в кипячёной водичке на твоём "рисовом поле" помокну, погреюсь, всё прок какой, — с неприкрытым ядом в голосе проговорил он. — А ты уж иди, порыбачь. Только не так как всегда, не один. Парней захвати, чтоб улова не на одного тебя хватило, рыбак ты наш доморощенный. Ушицы то все захотят, не только мы с тобой.

Не обращая больше внимания на что-то проворчавшего в ответ Димона, Сидор развернулся и отправился понежиться ещё немного в тёплой водичке, к этому времени как раз уже нагревшейся в одном из бывших чеков старого солепромысла.

Загрузка...