Глава 5

Ахрон захлопывает книгу, из недр тома вырывается небольшое облачко пыли, и кладет ее на маленький изящный столик, стоящий около кресла. Сколько он размышляет над возникшими вопросами, все равно не может найти решения.

Момент похищения он помнит смутно, будто отстранено наблюдал за происходящим, пока тело двигалось само по себе. Путь до замка тоже прошел в тумане. Только за родными стенами он начал нормально воспринимать реальность. Но это все второстепенно по сравнению с тем скандалом, который разразится, когда до эсхиллок дойдет масштаб произошедшего. Только случится это не скоро, сначала им придется привести себя и мозги в порядок.

Мужчина облегченно вздыхает. Есть хоть какая-то отсрочка. Да и на границе княжества поднят охранный щит, не пропускающий эсхилльских дамочек. Но вряд ли он переживет орду разъяренных женщин.

Ахрон поднимается из уютного кресла и принимается нервно бродить по комнате. Размышления наводят его на мысль, что надо навестить Тьяцлу, которая сейчас совсем одна пребывает в подземелье, в клетке с толстыми прутьями. И снова возвращаются к странным обычаям народа эсхилл.

Темный, завершив очередной круг и загнав неприятные размышления в дальний угол, направляется к двери. Он все же собирается идти в подземелье.

Ахрон медленно поворачивает ручку, еще надеясь на то, что передумает, хоть эсхиллка, сидящая в клетке и отличается ото всех, не факт, что характер у нее ангельский, тянет дверь на себя и отшатывается в сторону. В комнату вваливается, минутой ранее прислонившийся к двери чтобы передохнуть, выжатый словно лимон Кром. Мужчина с недоумением взирает на распростертого у его ног друга, который безрезультатно силится оторвать себя от горизонтальной поверхности.

Он подхватывает обессиленного мага под рук, поднимает с пола и тащит к креслу. Сгрузив ношу в мягкий предмет интерьера, Ахрон задумывается и в следующий момент отвешивает бессознательному телу пару ощутимых пощечин, которые не возымели результата — Кром пребывает в том же состоянии, в котором был обнаружен. Темного посещает мысль врезать другу как следует, но тот его вряд ли потом простит за подарок в виде наливающегося синевой синяка.

Он хватает мага за ворот и принимается со всей силы трясти. Усилия Ахрона возымели действие только минуты через две. Кром болезненно морщится, открывает глаза и затравлено взирает на друга, который, войдя во вкус, продолжает приводить его в чувство.

Темный замечает, что маг пришел в себя только, когда тот начинает мычать что-то невразумительное. Он отпускает воротник и отступает в сторону, тут-то он и видит, что всему виной магическое истощение.

— Ну, друг мой, колись, где тебя так высосало? Прям подчистую, — спрашивает он, встав в позу и сложив руки на груди.

Кром отводит взгляд. Видно, что он не хочет ничего рассказывать.

Ахрон тяжело вздыхает и опускает руки, никогда ему не стать дознавателем. Вот даже, явно провинившийся, маг не проникся.

Махнув на отмалчивающегося друга рукой, он идет к двери, собирается ее открыть, как Кром все же подал голос:

— Ты куда идешь? — голос совсем слабый, тихий шелест.

— В подземелье, — отвечает Темный, оборачиваясь и наблюдая изменения в гамме красок на лице всегда бледного мужчины — оно медленно покрывается синими пятнами, а взгляд становится еще более затравленным по сравнению с тем, каким был до этого.

— Я с тобой, — шелестит Кром, пытаясь встать с кресла.

— Угу, чтоб ты по дороге, чего доброго, помер? — спрашивает Ахрон. — Нет уж, сиди здесь.

— Я пойду с тобой, — тихо повторяет маг и добавляет: — ни хочется ничего пропускать, потом в летопись внесу.

Темный снова вздыхает, этот еще и летопись собирается вести. Он возвращается к креслу, помогает другу выбраться из него и придерживая ведет к двери.

Они выходят из комнаты и медленно идут по коридору, в сторону ближайшей лестницы.

Подземелье встречает их сыростью, тихим шуршанием и писком крыс, засевших в щелях между камнями. Уже очередной раз Ахрон задумывается над тем, чтобы вывести всех грызунов, но Крому нужны материалы для работы. Хоть один из его экспериментов и завершился неудачей породив больших невидимых крыс, одна из которых до сих пор бродит по Темному замку.

Клетка стоит в самой дальней темнице, поставили ее туда для пущей надежности, у двери ее охраняют два иллиора. Все же можно не опасаться, когда сильный враг находится под надежной охраной. Да и для эсхилл врожденная иллиорская магия довольно опасна, как, впрочем, и эсхилльская для иллиоров. Поэтому еще за два дня до произошедших событий Кром дополнительно наложил на клетку несколько заклинаний блокирующих любое проявление магии.

Стражи отпирают перед ними тяжелую, окованную железом, дверь. Эта темница изначально предназначалась для содержания особо буйных из придворных, затеявших переворот после смерти отца Ахрона.

Темный с магом заходят в тесное помещение, в котором с трудом поместилась большая клетка, останавливаются перед металлическими прутьями и смотрят на содержимое.

Сначала Ахрон не понимает как такое возможно. Перед ним, за решеткой, на полу сидит злющая Атцла, готовая кинуться на кого угодно и разодрать в клочья. Мужчина недолго пребывает в ступоре, который плавно переходит в неконтролируемую ярость. Как такое вообще возможно? Как в его замке снова появилась эта тварь? Как?..

Перед глазами, от приливов злости, все плывет. Он хватает шатающегося Крома за ворот и трясет его с новой силой, вопрошая:

— Как?! Откуда она здесь?! — голос изменился до неузнаваемости, в утробном рычании с трудом можно различить отдельные слова.

Темный не замечает никаких изменений, пребывая в бешенстве.

Стражники, бросившиеся на выручку своему господину, останавливаются в нерешительности на пороге, взирая на происходящее.

Маг силится что-то ответить, но интенсивные встряхивания заставляют его забыть об этом намерении, и он замолкает, боясь прикусить язык. Нечленораздельное рычание порождает толпу мурашек, которая пробегает по всей длине позвоночника. Появляется желание поежиться, чтобы согнать неприятное ощущение.

Лицо Ахрона медленно вытягивается и покрывается короткой шерстью, через множество часов, как показалось магу, перед ним предстает огромная медвежья морда. Руки становятся мощнее и в какой-то момент Кром чувствует, что висит в воздухе, на одном воротнике, за который его до сих пор трясет оборотень.

Мужчина поднимает руки и пытается разжать лапы, вцепившиеся мертвой хваткой в ткань. Мощные пальцы не собираются поддаваться, сжимаясь сильнее.

Маг набирает в легкие побольше воздуха и орет в морду друга:

— Отпусти немедленно! Заду… — завершить вопль он не успел, все же язык пострадал.

Темный, внявший словам, отпускает воротник. Кром шлепается на пол и остается там сидеть, сил на передвижение нет. Уж слишком много их он потратил на поддержание двух заклинаний. Со своего места он наблюдает за тем, как Ахрон поворачивается к клетке, скалится, поднимает лапы высоко вверх и обрушивает их на клетку. Видит, как гнутся, металлически скрипя, под ударом толстые прутья. Как в ужасе вжимается в решетку Атцла, боясь, что перекладины не выдержат и ее погребет под погнутыми железками.

— Темный, — тихо произносит Кром, чтобы привлечь внимание монстра к себе приходится идти на крайние меры — называть его по фамилии, это хоть как-то должно его отрезвить: — ты хочешь, чтобы иллиоры узнали, что ты все-таки можешь обращаться? Вон те два лоботряса как раз разнесут эту весть по всему княжеству. Вряд ли после такого тебя оставят в живых…

Он указывает, обернувшемуся к нему Ахрону, на застывших на пороге стражников.

Огромный черный медведь с недоумением смотрит на мага, вопросительно рыкает на него. Смотрит на застывших от шока доблестных бойцов княжеской охраны. Опускает взгляд на лапы и в ужасе шарахается к стене. Что-то ворчит. Снова смотрит на Крома, только во взгляде уже видно неприкрытую мольбу.

От комичности ситуации мужчина с трудом сдерживает смех. Предельно спокойным голосом он отвечает Ахрону:

— Успокойся и все само пройдет.

Темный шумно вдыхает воздух и медленно выдыхает, успокаивается.

Когда происходит обратный процесс обращения, все присутствующие дружно выдыхают, все это время они боялись даже вздохнуть. Атцла, поминутно вздрагивая от пережитого кошмара, отлипает от холодных прутьев и обессилено распластывается на полу. Стражу, сделав вид, будто ничего не произошло, выходят из темницы, сегодня им будет, что рассказать сослуживцам.

Кром через силу поднимается с пола и медленно бредет, на ходу снимая камзол, к Ахрону, стоящему около противоположной стены.

Темный с недоверием разглядывает руки, темницу, пол которой устилают остатки его одежды, себя без единого лоскутка на теле, и Крома, который со всей доступной ему скорости ковыляет в его сторону, неся в руке камзол. Неужели, чтобы он смог, наконец, прикрыться, а то уже как-то совсем неловко становится находиться в таком виде в присутствии бывшей бабули.

Маг не доходит. Останавливается в трех шагах, протягивает, трясущейся рукой, одеяние и, дождавшись когда Ахрон забрал его ношу, опускается на пол. Темный натягивает камзол, подхватывает друга под руку и тянет к выходу. Если разбираться, то точно не здесь.

На пороге он останавливается и, одарив стражей злым взглядом, вкрадчиво проговаривает:

— За этой следить в оба глаза, — указывает на клетку. — И молчать о произошедшем…

Оба слаженно сглатывают. Все еще долго будут помнить, как Ахрон Темный предотвратил государственный переворот, тем самым нарушив первоначальный план Атцлы, о котором, на тот момент, никто не подозревал. С этим иллиором-полукровкой шутки плохи.

Темный поднимает, успевшего за то время, пока он говорил, сползти вниз, друга и потащил в малый кабинет для дальнейших разбирательств. Кром потом сможет позаботиться о здоровье, сейчас нужно решить возникшую проблему.

Когда за ними закрывается дверь, Кром плюхается в кресло и начинает сбивчиво рассказывать все с самого начала. Ахрон, скрестив руки на гуди, устраивается на краешке стола и слушает то, что от него утаивали уже довольно продолжительное время.

Из рассказа Крома он узнает, что с Тьяцлой тот знаком уже давно, когда у Арицлы появилась идея выдать замуж Фьяцлу за мага, что она еще до того злополучного письма знала замыслы своей матери, а во время приезда в Темный замок намекнула на составленный план по спасению трех попавших в ловушку личностей. А потом рассказал и про то, что произошло на поляне, и как еле остался живой, поддерживая два не слабых заклинания, которые вытягивают силы почище пылесоса. Так же оказалось, что Тьяцла тоже не знает причины, почему Атцла с дочерью нацелились на Темное княжество. Новость о том, что охранный щит привязан к эсхиллке, его так же не особо порадовала.

Маг заканчивает рассказ и виновато смотрит в пол, где на идеально выметенных и вымытых плитках ничего интересного, чтобы так внимательно разглядывать их, нет.

Ахрон вздыхает. Он подозревал, что в этой всей истории не все чисто, но чтобы до такой степени, да еще и чтобы в ней участвовал его, на данный момент, пока Грон находится в другом мире, единственный друг — это вообще ни в какие ворота не лезет.

— И что ты собираешься делать? — спрашивает Кром, отрываясь от созерцания чистого пола.

— Отправлюсь на поиски единственной возможности убрать из этого замка мусор, который скопился в подземелье, — отвечает Темный, вставая со стола и направляясь к двери, на ходу пытаясь снять с шеи цепочку с подвеской из ограненного куска темного камня, чтобы спрятать в шкатулке в шкафу. Украшение типично женское, но почему-то передающееся только по мужской линии в семействе Темных.

— А может не будешь ее снимать? — лепечет Кром, который внимательно следит за безуспешными потугами друга: — ты же не знаешь всех его свойств, может в дороге поможет. И что-то мне подсказывает, что ты ее не снимешь…

Ахрон внимательно смотрит на друга, бросает бесполезное занятие и говорит:

— Вернусь, когда найду Тьяцлу и научусь контролировать свою… способность.

— Ну вот и чудесно, а я пока присмотрю за "мусором, скопившимся в подземелье", — говорит маг, выбираясь из кресла.

Пошатываясь на ходу он идет следом за Ахроном к двери, за которой они расходятся в разные стороны.

Спустя несколько часов блуждания по лесу, Тьяцла все же доходит до опушки, откуда открывался чудесный вид на город окруженный высокой крепостной стеной и с величественным дворцом в центре.

Теперь ей нужно дойти до ближайшей дороги, ведущей к воротам, иначе, если она пойдет напрямик через поле, идти вдоль стены она будет минимум дня три. Чего нельзя было допустить, здесь, на открытой местности, ее заметят отовсюду, откуда не лень смотреть. Да и эсхиллки уже могли отойти от первоначального шока и отправиться на поиски вредоносного элемента. Нельзя попадаться им на глаза.

Хотя нет, с учетом того, как их поваляли, вряд ли они очухаются даже к полуночи. Так и будут валяться там бесформенными горками.

Дорога была найдена быстро, недалеко от того места, где она выбралась из зарослей колючей растительности. Идти по ней до городских ворот оказалось прилично.

Памятуя о том, что все документы у нее на имя Тьяцлы Фаэтон и находились они в сейфе в комнате матери, она, пока идет по, мощенной серым камнем, торговой дороге, обыскивает все карманы на наличие хотя бы нескольких монет, которые, возможно, завалялись после вылазок из Флиоса.

В одном из карманов откопались десять медяков, три золотых ата и один темный. О да, сегодня она даже богата! Главное теперь, чтобы стражники не запросили документы. В ином случае ей придется остаться за воротами или за решеткой ждать, когда придут родственники.

Родственников она сейчас видеть не хочет, даже провинившуюся перед матерью Фьяцлу. И большинство жителей не терпят присутствия на улицах эсхиллок.

Как ни странно, стражники не затребовали сию же секунду предъявить документы, ограничившись одним темным. Слишком много для въездной пошлины. При том, что обычно они берут не больше пяти золотых атов, что в десяток раз дешевле той суммы, которую содрали с нее. Признали все-таки в ней эсхиллку, хотя из всего, что связывало ее с ними и остался тяжелый квадратный подбородок…

А нет, еще и волосы…

За этим она сюда и пришла — избавиться от ненавистной проволоки, которая ежедневно оттягивает своей тяжестью ее голову назад. По информации, изъятой у болтливых служанок, в Нормане остался последний мастер, который может нормально срезать кошмар всей ее жизни. Она даже смогла разузнать адрес.

Итак, сначала она зайдет к мастеру, поторгуется с ним, хоть это и запрещено, о стоимости редкого драгоценного металла, а потом зайдет на почту, чтобы отослать распоряжения сестре и попросить Крома присмотреть за ней. Все остальное планировать будет позже.

Найти парикмахера оказывается не так уж и просто. Ей приходится несколько часов бродить по кварталу бедноты, в который когда-то переехал обедневший мастер, потому что выбрал для работы город, куда особо и не пускали эсхилл, ни мужчин, ни женщин. Тем более заводить третьих дочерей, которым перекрывают доступ к магическому источнику, никто из них не хочет — слишком хлопотно.

Необходимую улицу она находит довольно быстро, если не считать затраченного на поиск времени. Найти же среди множества небольших покосившихся хибарок нужную — очень сложно. С учетом того, что ей только описали общий вид домика, в котором обитает искомый человек, но здесь почти все обиталища одинаковы и номеров на них нет.

Тьяцла проходит мимо первых двух, останавливается, осматривается по сторонам и замечает в окошке дальней, выбивающейся из общего стройного ряда, хибарки серую вывеску с выцветшими надписями. Чтобы рассмотреть, что там написано, девушке приходится подойти ближе к покосившемуся домику. На картонке, поблекшими от времени чернилами, каллиграфическим почерком выведены расценки на стрижки.

Она бодро топает к двери и стучит по, изъеденному личинками древесных жуков, дереву. Тишина. Тьяцла повторяет действие — в ответ ни звука. Она бьет со всей силы, раздающийся грохот поднимет и мертвого, но ответ все тот же.

Девушка разворачивается спиной к двери и принимается бить по ней каблучком изящной туфельки, изрядно заляпанной грязью после прогулки по лесу. Она повторяет так несколько раз. И не добившись никакого результата, поднимает лицо к небу и издает протяжный стон бессилия, переходящий в яростный рык. Ей во что бы то ни стало нужно завершить все до темноты, а уже начинает смеркаться.

Она возвращается к прерванному занятию: со всей силы колотить по двери.

К каблучку, звонко выбивающему щепки из трухлявого дерева, добавляются кулаки и вопли:

— Дед, если не откроешь дверь, выломаю ее на фиг!!! Я знаю, что ты там!!! Открывай немедленно!!!

Из-за двери внезапно раздается старческое брюзжание:

— Да слышу я, слышу… Кого нелегкая принесла? Неужели не знают, что работаю до шести, а сейчас уже почти восемь… — последние слова ворчат под нос, не давая возможности Тьяцле расслышать. Дверь, натужно скрипнув, отворяется и из узкой щели выглядывает морщинистое лицо старика, на котором выделяется большой нос. Угрюмое выражение на нем сменяется счастьем, когда посетительница была подробно осмотрена: — эсхиллка… третья дочь… — произносит с придыханием старик, закрывает дверь и через секунду открывает ее во всю ширь, приглашая войти в помещение: — проходите, проходите. Чего изволит достопочтенная госпожа?

Тьяцла, не заставляя себя долго уговаривать, стремительным шагом проносится мимо мастера в небольшое рабочее помещение, в углу которого стоит небольшой кособокий трельяж с двумя створками, на нем расставлены всевозможные баночки- скляночки, содержащие что-то уже порядком испорченное. Рядом с рабочим местом стоит колченогий стул, на спинку которого накинуто засаленное покрывало.

Заслышав вопрос, она поворачивается к, запирающему дверь, старцу, легонько дергает себя за проволоку, висящую возле лица и произносит:

— Думаю, вы догадываетесь, зачем я пришла, — голос звучит немного задумчиво.

— О да, имею некоторое понимание… — морщинистые губы растянулись в лягушачьей улыбке: — я смею надеяться, вы знакомы с перечнем предполагаемых рисков?

— Каких таких рисков?! — глаза девушки округляются, становясь как плошки, в голосе прорезаются визгливые нотки.

— Если вы даже не подозревали о них, значит вас хотели умертвить сразу после удаления металла… — задумчиво произносит старик: — так поступают с большинством третьих дочерей… Вы присаживайтесь, сейчас я все приготовлю, — он спохватывается и несется к трельяжу, отодвигает в сторону стул, сдергивает с него покрывало и жестом подкрепляет свое приглашение сесть.

Тьяцла на негнущихся ногах проходит к стулу и плюхается на него, не заботясь о том, что он мог под ней развалиться. Складывает дрожащие руки на коленях и сжимает их в замок, чтобы хоть так немного приободрить себя. Внутри нарастает паника. Во что же на ввязалась? Ее, еще когда блокировали источник, планировали убить? Почему?..

Мастер быстро доставал из, незамеченного ранее девушкой, шкафчика, стоящего около ближайшей стены, инструменты: плоскогубцы, напильники, гвоздодеры и прочее.

Она безуспешно пытается сглотнуть вставший в горле ком, чувствует, как правое нижнее веко начинает мелко дергаться. Не выдержав затянувшейся тишины, она дрожащим голосом задает вопрос:

— А вы расскажете мне о тех рисках?

— О, безусловно я вам все поведаю. Я не могу ничего утаивать от того, кто меня обогатит, — говорит старик, раскладывая на тумбе инструментарий. Похмыкав немного себе под нос, он продолжает: — два дня после того, как будет удален металл, вас будет одолевать жуткая слабость. На третий день начнутся бесконтрольные выбросы силы, которые ваше тело не выдержит. У эсхилльских женщин мощное телосложение, чтобы лучше сдерживать рвущуюся наружу врожденную магию. Вам же за эти два дня необходимо будет найти наставника, который научит контролировать магический источник. Желательно человеческого мага, их магия сродни эсхилльской, — разглагольствует мастер, не обращая внимание на то, как потихоньку то бледнеет, то краснеет лицо его посетительницы.

— Ну что, приступаем?

Тьяцла передергивает плечами, прогоняя неприятное ощущение, и задает еще один вопрос:

— А волосы?..

— Нормальными станут… — отвечает мастер, копошась в очередном ящичке и выуживая из того мешочек, который послужит хранилищем для драгоценных волос.

— Но мне говорили, что они останутся такими же и не будут расти, — изумленно распахивает глаза девушка, забывая о страхах, которые на нее нагнали предыдущие слова старца.

— Кто вам такое сказал? — интересуется тот.

— Мать, — лаконично произносит она.

— И кто же ваша мать? — в старческом голосе слышится любопытство.

— Арицла Фаэтон… — отвечает девушка.

— О-о-о? — тянет мастер, выпучивая глаза. — У нас с ней была особая договоренность, из-за нее я оказался бы не в выгодном положении, — бормочет он. — Вы должно быть Тьяцла. Это я вам перекрывал источник… Вы как раз вовремя, они договорились со мной, что через два дня я прибуду в Темный замок и удалю металл.

А далее меня не просвещали. Я рад буду нарушить эти договоренности.

Он говорит воодушевленно, отрывисто, размахивая при этом большими плоскогубцами.

Тьяцла с недоумением косится на старика, удобнее устраивается на шатающемся стуле и смотрит в зеркало.

— Вам какую длину оставлять? — интересуется он, осматривая материал для работы.

Девушка проводит пальцами чуть выше основания черепа, на что мастер ворчит, что можно было бы и на лысо — симпатичней получится, тем более с ее чертами лица.

Хмыкнув на его слова, Тьяцла готовится к долгому ожиданию.

Пожав плечами, старик накидывает на ее плечи засаленное покрывало, на что она брезгливо морщится, и приступает к делу. Плоскогубцами, медленно, проволочку за проволочкой, он срезает все до определенной длины. Гибкие металлические прутья со звоном падают на пол.

Тьяцла ощущает, как постепенно становится легко голове — ее больше ничего не оттягивает назад.

Процедура длится более двух часов, что заставляет девушку нетерпеливо ерзать на стуле, который скрипя пошатывается под ней.

— Если вы не успокоитесь, я криво срежу и тогда ничего не получится, будете потом ходить с торчащими во все стороны железками. Здесь важно под каким углам обрезать…

Она закусывает губу и старается взять себя в руки, что получается не без труда.

Когда мастер откладывает инструмент в сторону и объявляет о том, что все готово, Тьяцла вскакивает с места, сдергивает с себя грязное покрывало и вглядывается в, засиженное мухами, зеркало. Увиденное ее полностью устраивает. Теперь хоть можно притвориться парнем, чтобы не вызывать подозрений. Она вполне сойдет за мужского представителя эсхилл: ничем не примечательна, сера, да и лицом не вышла, явно больше парень, чем девушка. Копна, торчащих во все стороны, коротких черных волос, издалека кажущихся сухими, как солома, идеально дополнят выбранный образ. Теперь только нормальную одежду приобрести надо, а для этого нужны деньги.

Она разворачивается к мастеру и спрашивает, указывая на лежащие у его ног тонкие металлические прутья:

— Сколько вы за это дадите?

— Три тысячи атов, — не задумываясь говорит старик, следя за медленно мрачнеющим лицом посетительницы, и продолжает: — я мог бы дать за них больше, но сами понимаете… я в бедственном положении…

Тьяцла в уме прикидывает сколько темных получит при обмене атов и приходит в неутешительному выводу. На этих средствах она не протянет в городе и двух дней.

— Меньше, чем на шесть тысяч атов не соглашусь, — твердо произносит девушка, тоном не терпящим возражений. — Вы перепродадите железо втридорога, а мне на что-то жить надо. Тем более здесь я задержусь не на долго. Мне нужны будут средства на дорогу.

Старик, заслышав какую сумму с него требуют, возмущенно выпучивает глаза и, брызгая слюной, начинает вопить о наглых девицах, которые разоряют его чуть ли не каждый день.

Тьяцла, со спокойной миной, уворачивается от летящих в е сторону капель. Она благоразумно молчит, чтобы не распалять разъяренного дедка еще больше. Он и без этого уже орет так, что можно оглохнуть.

Тем более она не собирается менять своего условия.

Внезапно он замолкает, удаляется из помещения и через некоторое время возвращается, неся в руках позвякивающий при каждом шаге мешочек, полный мелких золотых монеток, которые чеканили под началом Атцлы. С рельефным изображением ее профиля на аверсе. Они так и не вошли в постоянное использование и являлись разменной валютой.

Судя по размеру мешочка, в нем находились монеты номиналом в сто атов, что, в данный момент, уменьшает возможность задержаться в обменнике надолго.

— Ваши шесть тысяч атов, — бормочет мастер, тем самым показывая, что пора бы ей уже уйти.

Сначала, не собираясь испытывать судьбу, мало ли, вдруг ему взбредет в голову позвать сюда стражей, чтобы избавили его от присутствия вредной посетительницы, а ей попадаться им противопоказано, тем более без документов, девушка берет мешочек и идет к двери, на ходу разрывая тонкие тесемки со свинцовым пломбиром у узла, раскрывает, запускает в него руку и достает жменю мелких монеток по сто атов, останавливается. И все же она не может просто так уйти, вдруг в мешке не все, потом же не докажет.

Тьяцла начинает медленно, монету за монетой, пересчитывать деньги, внутренне злорадствуя, когда слышит за спиной возмущенное сопение. Ну, а что он хотел, чтобы она так и ушла не удостоверившись, что все верно?

Золотых кругляшей оказывается ровно столько, сколько нужно, чтобы не вызвать скандал.

Обернувшись, она мило улыбается мастеру, прощается и выходит из помещения. Когда она закрывает дверь, за спиной слышится вздох облегчения.

После тусклого освещения комнаты, уличный мрак заставляет ее замереть около двери. Квартал бедноты ничем не освещается, кроме как лунным светом. Постояв немного на месте, давая привыкнуть глазам к темноте, девушка собирается идти подальше отсюда, но, занеся ногу для шага, пошатывается и облокачивается спиной о трухлявую поверхность. Перед глазами темнеет. Когда перед взглядом все проясняется и перестает с жуткой скоростью кружиться, она с невероятным усилием берет себя в руки и направляется прочь от квартала бедноты, на свет.

В полубессознательном состоянии, на грани обморока, она успевает зайти в обменник, поскандалить, когда ей предложили в обмен предложили сумму в два раза меньше положенной; забрести на какой-то постоялый двор, где сняла комнату на двое суток.

Она поднимается на второй этаж, зайдя в отведенную ей комнату, сразу валиться на кровать. Со всем остальным разбираться будет завтра. Сейчас же она просто не в состоянии даже сдвинуться с места. То, о чем говорил мастер-парикмахер, дало о себе знать немного раньше, чем она рассчитывала.

Загрузка...