Высокая стройная фигура, красивые благородные черты лица, которое не смогли испортить даже морщины в уголках глаз и у рта. У Вильмы была идеальная осанка и достойная подражания манера держаться. Правда, в иные моменты, словно забывая о том, что жизнь свою она завершила в весьма преклонном возрасте, старушка становилась похожей на подростка. Было в ней что-то беззаботное, сумасбродное. Что-то шальное.

— Кто бы мог подумать… Теперь наша Вейя-Женя — леди Высокого дома. Раннвей Делагарди-Фармор… — Оставив в покое серёжку, старушка принялась задумчиво потирать подбородок. — А знаешь что? Мне нравится! Ты, девочка, достойна и такого титула, и такого мужчины.

Заплетая волосы в косу, я покосилась на Вильму:

— Титул временный, и никакие мужчины, тем более палачи, мне не нужны.

— Никак не похоронишь прошлое, Женя, — пришла к непонятным для меня выводам Вильма. — А пора. Уже давно пора… То, что тебе не повезло в первом браке, не означает, что всё повторится.

— Во-первых, это не мой брак, и я здесь просто играю роль. А во-вторых… — Я завязала ленту на кончике косы. — Прошлое я похоронила. Уже давно. Вместе с прошлой собой.

— Ну-ну… — пробормотала она. Придирчиво оглядев меня с ног до головы, хитро сощурилась: — А что эйрэ сказал про новый гардероб? Украшения? Ты, конечно, будешь прекрасна даже в мешке из-под картошки, но женщине твоего статуса нужна красивая одежда.

— Он что-то говорил про портних, — рассеянно ответила я. Мысли уже перетекли к грядущему завтраку. С Эдвиной и… Делагарди. И от них, этих невольных мыслей, почему-то пересохло в горле, а на бледное лицо Раннвей наконец вернулся румянец.

— Вот и правильно. Вот и замечательно… Он мне уже заранее нравится! — потёрла в предвкушении ладони старушка. — Помогу тебе выбрать ткани и определиться с фасоном. Я только из Вокрэйна, а там сейчас в моде такие шляпки! И платья у них что произведения искусства. Ты знала, что павлиньи перья отлично смотрятся не только в головных уборах, но и на юбках?

Готова поспорить на что угодно, при жизни Вильма была заядлой модницей и тусовщицей. Она обожала театры, выставки, музеи. Частенько заглядывала в дамские клубы, а иногда совала свой призрачный нос и в мужские. Правда, потом жаловалась, что у них там тоска смертная и совершенно нечего делать, кроме как смотреть, как местные джентльмены хлещут крепкие напитки и читают газеты, но всё равно продолжала к ним наведываться.

Я также была почти уверена, что Вильма принадлежала к знатной фамилии. Ну а называть её стала так, потому что, когда увидела впервые три года назад, она словно заведённая бормотала: Вильма, Вильма…

Тогда она ещё не понимала, что умерла и стала призраком.

— Ты иди, милая, спускайся вниз, а я пока с домом познакомлюсь. Ну и, конечно, в столовую загляну, погляжу на твоего дракона-мужа.

Под «познакомлюсь» явно подразумевалось тщательное исследование каждой комнаты.

— Сильно не усердствуй, — улыбнулась старушке и отправилась на завтрак в обществе «дракона-мужа» и «племянницы».

Ещё подходя к лестнице, услышала, как по дому разнёсся звон механического звонка. Кто-то с явным нетерпением дёргал за шнурок, заставляя колокол в холле истерично дёргаться, звонить снова и снова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И кому с утра пораньше неймётся, — донеслось до меня недовольное ворчание Бальдера.

Я замерла в нерешительности, а потом стала уверенно спускаться. Мне здесь не от кого прятаться.

— Бальдер, что такое?! — разнёсся по холлу капризный женский голос, прозвучавший ещё громче колокола. А колокол звучал весьма громко. — Я под вашей дверью чуть в мумию не превратилась! Где все? Эндеру уже давно следовало бы сменить прислугу!

— Искренне сожалею, что не превратились, — невозмутимо ответил дворецкий, и я невольно улыбнулась.

— Тебя стоит рассчитать в первую очередь, — выцедила женщина, а вскинув взгляд на лестницу, расплылась в счастливой улыбке: — Раннвей, дорогая! Значит, это правда!

— Леди Данна Левенштерн-Фармор, — церемонно объявил дворецкий, после чего добавил, переведя взгляд на меня: — Полагаю, что это по вашу душу, леди. — И снова вернул его на гостью: — Желаете яду или, может, снотворного? Я настоятельно советую первое, но буду рад угостить вас хотя бы вторым.

Лицо нежданной родственницы побагровело. Казалось, она сейчас или лопнет от злости и возмущения, или начнёт метать глазами молнии, а может, плюнет огнём в дворецкого. Не даром же драконица.

— Раннвей! И ты это допускаешь? — скинув Бальдеру на руки бархатную пелерину, Данна решительно устремилась к лестнице. — Он со всеми гостями ведёт себя так вопиюще нагло?!

Без понятия.

— Вы в моём сердце занимаете особое место, леди, — вякнул от двери домоправитель, получив в ответ раздражённый взмах руки в атласной перчатке.

— Это правда, милая? Ты вернулась с даром? — неожиданно переключилась на другую тему Данна, сделав вид, что о существовании Бальдера она просто забыла. Глаза женщины, не то светло-серые, не то блекло-зелёные, сверкнули от нетерпения.

Было видно, её большое волновал мой новоявленный дар, чем поведение дворецкого.

— Да, тётя. Всё это время я искала себя, свою силу, и наконец нашла, — сказала я то же самое, что говорил Эндер Флемингам. Думаю, это с их подачи «тётя» уже в курсе, что племянница вернулась не пустышкой.

— Одна новость лучше другой! — заявила Левенштерн, правда, как мне показалось, без особой радости и энтузиазма. — И что же ты, дорогая, в себе раскрыла?

От ответа меня избавило появление Эдвины. Девочка слетела с лестницы, на которой я по-прежнему стояла, не желая спускаться к Данне. Сбегая вниз, Эдвина как бы невзначай меня задела. Так, что я чуть не покатилась по ступеням прямо к ногам Левенштерн.

— Осторожней!

Если Эдвина меня и услышала, то виду не подала. Сделала вид, что натолкнулась на вазу или на какую-нибудь подставку, перед которой не стоит извиняться. Ну кто извиняется перед неодушевлённым предметом?

— Бабушка Данна! — Маленькая нахалка сердечно обняла родственницу, а та, вместо того чтобы расплыться в улыбке, скривилась.

— Я же просила, Эдвина, так меня не называть. Просто «Данна» мне больше нравится.

Наверное, я бы на её месте тоже была недовольна. Леди Левенштерн выглядела отлично: на лице ни единой морщинки, а в густых мелко вьющихся волосах — ни намёка на седину. Ну какая из неё бабушка?

Одета она была со вкусом и элегантно: в тёмно-синее платье с турнюром. Воротник-стойку, отделанный кружевом, украшала золотая брошка, в ушах сверкали бриллианты, а на левом запястье, ослепляя блеском камней, красовался сапфировый браслет.

Лёгкий румянец на щеках, едва заметная помада на тонких губах, вуаль из пудры и лёгкий шлейф цветочного аромата, который я ощутила, когда всё-таки к ней спустилась.

— Извини ба… Данна, — Эдвина быстро поправилась и посмотрела на леди глазами ангела. — Больше не буду.

Женщина удовлетворенно кивнула.

— Ты заметила, Раннвей, какая из нашей Эдвины растёт красавица? — Она ласково потрепала девочку по щеке. — Так похожа на маму… Будем надеяться, что и даров в ней раскроется столько же, сколько было у Терес. Не хотелось бы, чтобы мой покойный брат — да прибудет с ним Великий Дракон — и на том свете испытал разочарование. Ему хватило разочарований и в этом, — добавила она, ввинчиваясь в меня взглядом.

Мне непрозрачно намекали, кто для Хеймера Фармора был в этом мире разочарованием.

— Уверена, так и будет, — ответила я, переведя взгляд с Данны на льнущую к ней Эдвину.

Не то чтобы я вдруг записалась в её болельщицы, но слова Левенштерн вызвали раздражение. Вроде и обнимает девочку, по голове мягко поглаживает и при этом всем своим видом даёт понять, что ни сколько не сомневается: Эдвине не светит наследство Фарморов.

— Эдвина, ты рада возвращению Раннвей? — медово разулыбалась гостья.

Девочка громко фыркнула, изо всех сил показывая, что она ко мне испытывает.

— Ещё как рада, — ответила я за язву. — И моему возвращению, и тому, что теперь ей не придётся покидать ставший родным ей дом.

Эдвина удивлённо захлопала ресницами, словно слышала о переезде впервые в жизни.

— Но… — растерянно пролепетала она.

А Данна жёстко произнесла, глядя мне прямо в глаза:

— Боюсь, Раннвей, тебя не было слишком долго. Ты и раньше была не в состоянии заботиться о чужом ребёнке, а после стольких лет отсутствия… — Они дёрнула тонкой, похожей на полумесяц бровью и смерила меня взглядом, в котором читалось: не справишься. — Этот год для Эдвины очень важен. Рядом с ней должна быть опытная драконица, наставница. Мать. У меня трое детей, — не без гордости заметила Левенштерн. — Младшей, Кикки, уже исполнилось четырнадцать. Её раскрытие должно было начаться в прошлом году, но мы решили подождать. Из-за Эдвины. Чтобы девочки уже вместе занимались и раскрывали в себе силу.

Эдвина смотрела на нас широко распахнутыми глазами. В тот момент мне захотелось стукнуть Делагарди. А если бы мы с ним не встретились и ему бы пришлось отдать ребёнка? Мог бы хотя бы предупредить её, что такое возможно. Подготовить.

— Бабушка, но я не хочу… — начала взволнованно девочка.

Я её перебила:

— Уверяю вас, тётя, я в состоянии позаботиться о племяннице.

— Ты всегда была такой болезной, — не сдавалась Левенштерн.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я уже давно не болею, — холодно встретила её взгляд, в котором с каждой секундой концентрировалось всё больше злости. — И стану для Эдвины помощью и поддержкой. Вам же, напротив, лучше сосредоточиться на своей дочери и на раскрытии её силы. Вы нужны Кикки, а у Эдвины есть я.

Не знаю, кого мои слова удивили больше: «тётю» или «племянницу». Теперь уже обе хлопали глазами, а я тем временем гадала, как выпроводить Левенштерн и при этом не показаться негостеприимной хозяйкой.

Положение спас Делагарди, который наконец соизволил появиться.

— Леди Левенштерн, мы вас не ждали.

Он показался из коридора, уводящего в его кабинет. За спиной у дракона маячил Бальдер.

— В этой семье у всех плохо с манерами? — наморщила свой припудренный носик леди.

Мы с Эндером переглянулись, и он с усмешкой заметил:

— О плохих манерах свидетельствует привычка появляться без приглашения. Обычно вы так и делаете, леди Левенштерн.

Короткое замешательство Данны перетекло в праведные возмущения:

— А что я, по-твоему, должна была делать?! Сидеть дома, зная, что моя единственная(!) племянница вернулась? Можно сказать, воскресла из мёртвых! Конечно же, я сразу к вам помчалась, так не терпелось увидеть Раннвей, своими глазами удостовериться, что это не просто сплетни: девочка жива и здорова.

— Никто не записывал Раннвей в покойники, — невозмутимо парировал эйрэ.

— Да ну! — хмыкнула Левенштерн. — Все уже давно решили, что Раннвей погибла. Сначала сбежала от мужчины, которого боялась до умопомрачения — это все видели, а после, неприспособленная к самостоятельной жизни, наложила на себя руки. Об этом писали…

— Эдвина, иди в столовую. Мы сейчас подойдём, — прервал Эндер словесный поток и так посмотрел на воспитанницу, что та сразу исчезла, словно нежный цветок, сдутый резким порывом ветра. Мгновение, и дракон перевёл взгляд на Левенштерн: — Не знаю, что ты читаешь, Данна, где собираешь эти глупости, но у нас с Раннвей всё было хорошо, а теперь станет ещё лучше.

Дёрнув уголком губ в слабом подобии улыбки, она неожиданно коснулась моей руки, и… меня затопило тёплыми, светлыми эмоциями Раннвей. Чувство было такое, будто в одночасье перенеслась к морю, и теперь стояла, подставляя лицо ласковым лучам солнца, нежному бризу, с наслаждением вслушиваясь в шум прибоя. Идиллия. Кажется, прошлая хозяйка этого тела любила Данну или как минимум была к ней привязана.

— Бедное дитя. Ты пыталась спасти себя и… не смогла, — прошептала она. — И я тоже не в силах тебе помочь…

— Тебе пора. — В голосе дракона льда было больше, чем на всём Северном полюсе.

Отстранившись, Данна бросила на него холодный взгляд:

— Не имею ни малейшего желания оставаться в доме, где сами стены протравлены притворством. Ты, Эндер, только делаешь вид, что заботишься об Эдвине, испытываешь нежные чувства к Раннвей. На самом же деле тебя интересует лишь состояние Фарморов. Ты корыстный, хитрый…

— Леди давно смотрелась в зеркало? — напомнил о себе дворецкий, и щёки Данны, и без того уже налившиеся румянцем, приобрели свекольный оттенок.

В то время как на лице дракона не осталось ни кровинки. Пусть он и старался казаться невозмутимым, было видно: слова Левенштерн задели что-то у него внутри.

— Высокому дому Делагарди не нужны чужие наследства, — заметил эйрэ.

— Я говорю не о деньгах. — Данна хищно сощурилась. — Ты потому и ухаживал за Терес, а когда та предпочла тебе другого, сразу переключился на Раннвей. Когда же стало известно, что Хеймер не собирается ничего оставлять дочери-пустышке, но готов признать внучку, взялся за Эдвину. Я тебя, ультор, насквозь вижу!

— Бальдер, проводи гостью, — кажется, дракон окончательно потерял терпение — на скулах уже отчётливо просматривались желваки, а на шее яростно пульсировала тёмная жила.

Что же касается меня, я уже давно потеряла нить разговора. Что вообще происходит?

Кто бы мне ещё объяснил всё…

— С удовольствием, — мгновенно оживился дворецкий и ринулся к Левенштерн. — Леди, прошу. Если надо будет, я помогу.

Фыркнув, Данна взглянула на меня в последний раз, смерила полным не то презрения, не то ярости взглядом Делагарди и, гордо задрав подбородок, направилась к выходу.

— Пойдём, Раннвей, — мрачно бросил Эндер.

Я последовала за ним в столовую, продолжая пропускать через себя слова Данны и чувства Раннвей.

Многое из того, что она сказала, заставляло задуматься и вызывало кучу вопросов. Раннвей пыталась себя спасти? От чего? Или… от кого? От Делагарди? Почему она боялась мужа и испытывала самые тёплые чувства к тёте, а на меня Данна, наоборот, произвела, скажем так, не самое приятное впечатление. Что же касается Эндера… Я и сама пока не понимала, какое впечатление он на меня производит и какие вызывает… хм, эмоции. В идеале, путь лучше вообще ничего не вызывает.

У нас договор, по сути рабочий контракт. Он для меня работодатель, а я не признаю служебных романов.

На последней мысли я запнулась и до боли себя ущипнула. Какие служебные романы?! Ты что несёшь, Женя?!

Вполне возможно, что от этого мужчины вообще следовало держаться подальше, хоть подальше, увы, уже поздно. Что за разговоры о наследстве? Если дракону не нужны деньги, тогда что? И нужно ли вообще что-то? Делагарди утверждает, то корыстная змея у нас Данна, а Эдвина — единственная для неё преграда на пути к наследству Фарморов.

Вот только… стоит ли верить Делагарди?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12. Опасения

Завтрак прошёл в напряжённом молчании. Не уверена, что кто-то из нас троих наслаждался едой или хотя бы ощущал её вкус. И рогалики, и булочки с клюквой, и миндальные пирожные в любое другое время подняли бы мне настроение, но сейчас я была поглощена вопросами, которые после визита Данны появились у меня к дракону.

Эдвина тоже почти ничего не ела. То ли не была сластёной, то ли и её неожиданный визит родственницы оставил в растрёпанных чувствах. Что же касается Эндера, тот быстро отгородился от нас газетой, которую ему церемонно на подносе вручил Бальдер, поэтому понять, какие чувства обуревают господина ультора, было невозможно.

Жаль, мне газеты не дали. Я бы тоже сейчас чем-нибудь ото всех отгородилась. Особенно от взглядов Эдвины. Думала, мои слова станут первым шагом к нашему пусть и не сближению, так хотя бы к относительному миру, но девочка смотрела на меня так, словно готова была распять. Прямо здесь и сейчас пригвоздить к стене ножами да вилками.

Картина со мной, пригвождённой к шёлковым обоям, оказалась настолько живой и яркой, что я невольно вздрогнула и настороженно покосилась на десертную вилку в руках Эдвины.

— Всё в порядке, любимая?

Уйдя в свои мысли, я не заметила, что дракон уже успел отложить газету и теперь пристально за мной наблюдает.

— Всё замечательно, — улыбнулась в ответ с натяжкой.

А Делагарди добавил, бросив взгляд на мою тарелку:

— Ты почти ничего не ела.

— Позже поем. Что-то нет аппетита.

— Тогда, — он одним глотком допил кофе, — предлагаю сейчас закончить то, что мы не успели вчера. Скорее всего, вернусь домой поздно.

Я кивнула и поднялась следом за драконом.

— Хорошего тебе дня, Эдвина. — Он быстро поцеловал девочку в макушку, после чего добавил: — Постарайся не огорчать мисти Ливен. Не хотелось бы искать ей замену, тем более что найти замену учительнице с такими блестящими рекомендациями будет непросто.

В ответ чудесная девочка лишь мрачно кивнула, и я поняла, что мисти Ливен ещё не раз её стараниями огорчится. Бедняжка… Мы с ней ещё не познакомились, но я заранее ей сочувствовала и сопереживала.

В кабинете сразу взялась за контракт и, к счастью, осталась им довольна.

— Можем подписывать.

— Хвала Великому Дракону, — явно ёрничая, отозвался палач.

Обойдя стол, достал из ящика чернильницу, открыл её, после чего извлёк из футляра небольшой нож, своим тонким лезвием очень похожий на канцелярский. Уверенно и ловко, словно каждое утро этим занимался, уколол себе палец, а когда капля крови утонула в чернилах, вытер лезвие платком и протянул миниатюрный кинжальчик мне.

— А кровь… зачем? — спросила я, облизав вдруг ставшие сухими губы.

После случившегося на дирижабле вид даже крошечной ранки вызывал у меня чуть ли не приступ паники.

— Чтобы наш договор был не просто бумажкой. Так ни ты, Женя, ни я не сможем отступиться от его условий.

Превозмогая дурноту, я уколола указательный палец и выдавила в янтарного цвета чернильницу одну алую каплю. И сразу сунула палец в рот.

Делагарди хмыкнул:

— Я хотел предложить платок, но да ладно. — Обмакнув в «кровавых» чернилах кончик пера, поставил на бумаге размашистый росчерк.

Я стояла с пальцем во рту и, ощущая на языке солоноватый привкус, с интересом наблюдала, как багряного цвета краситель, искрясь и сверкая, высыхает на бумаге, становится обычной чёрной росписью.

Никаких тебе кровавых подписей. Всё чинно и благопристойно.

— Что будет, если один из нас всё же нарушит договор?

— Тому, кто это сделает, станет плохо, — будничным тоном ответил Эндер, словно я спрашивала о прогнозе погоды, а он предупреждал, что сегодня будет облачно.

— Насколько плохо? — уточнила настороженно.

— Лучше тебе не знать, Женя, — сказал он, протягивая мне перо. — Да и зачем? Ни ты, ни я не отступимся от своего слова.

Перо я всё-таки забрала, после чего тоже расписалась. А что оставалось делать? Не пасовать же в последний момент. Да и кто мне это позволит… Наверное, глупость, но чувство при этом было такое, будто заключаю сделку с демоном и вместо года жизни отдаю ему душу.

— Рад, что с формальностями наконец покончено, — сказал «демон», пряча договор в сейф, угнездившийся за книгами в стеллаже.

А я буду рада, когда будет покончено со всеми загадками и недомолвками.

Неотрывно глядя на Делагарди, поинтересовалась:

— Что имела в виду Данна, когда говорила, что ты охотишься за наследством Фарморов?

— Ничего такого, что стоило бы твоего внимания, — попытался отмахнуться от разговора Делагарди.

Но отмахнуться не вышло.

— Позволь мне самой решать, что стоит моего внимания, а что нет. — Я скрестила на груди руки и посмотрела на него с вызовом. — Такие ответы вызывают ещё больше вопросов и заставляют задуматься, а нужен ли Эдвине опекун или ей будет лучше с родственниками.

Наверное, последнее говорить не стоило. От взгляда дракона, колючего, острого, по спине пробежал мороз. Или, скорее, под кожей начали вырастать ледяные колючки. Не самые приятные ощущения. Ещё немного, и начну испытывать к нему те же чувства, что испытывала Раннвей.

— Об этом тебе уже точно думать не стоит, — резко отчеканил он.

Понятно, не моего ума дело. Может, и так, но отступать я не собиралась. Встала перед Делагарди, загородив собой дверь, и, не прерывая зрительного контакта (хотя, если честно, с удовольствием бы прервала), сказала:

— Я всё ещё жду ответа.

Он закатил глаза, всем своим видом показывая, как ему не нравится такая «жена».

— Иногда я жалею, что ты не Раннвей.

Ну да, та наверняка лишний раз рот открыть боялась.

В очередной раз ужалив меня взглядом, он с раздражением проговорил:

— Сегодняшняя сцена — одна из многих никчёмных попыток Данны лишить меня опеки над ребёнком. Она выдумала, что я якобы охочусь за древней реликвией Фарморов, спрятанной харг его знает где в их родовом имении. Или под имением…. Версии разнятся, и есть ли в них хотя бы доля правды, я не представляю. Да мне это и неинтересно.

— Что за реликвия? — заинтересовалась я.

Дракон усмехнулся:

— В том-то и дело, что никто даже смутно не представляет, что она из себя представляет. Это может быть статуэтка, а может, и украшение. Картина, шкатулка, оружие… Кто что только ни выдумывал.

— И что в ней такого особенного?

Откинув крышку карманных часов, «муж» бросил быстрый взгляд на циферблат, после чего сунул их обратно в карман жилета, серого, расчерченного тёмно-синей клеткой.

— Считается, что этот предмет, что бы он из себя ни представлял, способен вернуть его обладателю, потомку Перерождённых, способность превращаться в дракона. А с ним и многочисленные… «бонусы». — Он замолчал, как будто о чём-то раздумывая, а после всё же продолжил: — Если верить легенде, счастливый обладатель наследия Фарморов уподобится Великому Дракону, обретёт силу, о которой уже давно никто не слышал. А с ней — неуязвимость, долгие годы жизни. И под годами жизни я подразумеваю не сотню лет, а много, много больше.

— Звучит заманчиво, — задумчиво пробормотала я. — Я бы от такой чудо-реликвии точно не отказалась.

— У каждой медали есть обратная сторона. — Он стянул со спинки кресла сюртук, давая понять, что наш разговор окончен. — Я бы не хотел жить сотни лет, хороня, снова и снова, тех, кто мне дорог. Да и оборот, если верить древним хроникам, доставлял нашим предкам невыносимую боль. А главное, я уже давно вышел из возраста, когда верят в сказки, и копаться в старье Фарморов не собираюсь.

— То есть ты действительно всё делаешь ради Эдвины? Бескорыстно? Она ведь тебе никто!

И снова я ляпнула явно что-то не то. Он едва не зарычал в ответ на моё заявление. Не знаю, как сдержался, и вместо рычания лишь холодно выцедил:

— Она дочь Терес и Нильса. Она уже давно стала моей дочерью. Скажи, в той прошлой жизни у тебя были дети?

Сердце словно кольнуло иглою.

— Не было, — проронила чуть слышно, невольно вспоминая о наших с Игорем неудачных попытках.

Проблемы со здоровьем были у меня, и муж не уставал меня этим попрекать. Не то чтобы он так ждал ребёнка… Просто ему нравилось делать мне больно, снова и снова задевать за живое, напоминая о моём бесплодии.

И этот туда же.

Напоминает.

— Тогда тебе не понять, что это такое: быть родителем, растить ребёнка. Неважно, своего или чужого. — Очередной прицельный удар, от которого теперь уже мне хотелось зарычать. — Если бы ты была матерью, Женя, тебе бы не пришло в голову спрашивать, почему я не хочу отдавать Эдвину Данне.

— Мы с Кастеном планировали и семью, и детей. Но ты всё испортил! — не сдержавшись, выпалила я. Выскочила из кабинета, желая оказаться как можно дальше от этого «отца года».

Не пришло бы в голову спрашивать…

— Мне не пришло бы в голову спрашивать, если бы ты относился ко мне, как к исполнительнице главной роли в этом спектакле, а не как к бутафорическому дереву на заднике сцены, — процедила раздражённо и почувствовала, как ультор взял меня за локоть.

Дёрнула рукой, ускорила шаг.

— Тише… Раннвей. Не все комнаты в этом доме защищены звуконепроницаемым пологом. Уж точно не коридоры.

Ну конечно! У него и комнаты под магическими пологами, и на всё готов ответ. Вот только ответы эти приходится вытягивать клещами.

— Это мне знать не стоит, туда лезть не надо. Не спрашивать, не интересоваться. Слепо доверять и со всем соглашаться! — продолжала я распаляться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Умом понимала, что не надо — откуда ему было знать о моих проблемах и несбывшихся надеждах, но всё равно злилась.

— Тогда ты будешь идеальной, — ухмыльнулся этот… недодракон и, как ни в чём не бывало, привлёк меня к себе и коварно поцеловал в щёку. — Хорошего тебе дня, любимая.

«А тебе — препаршивого».

В холле крутился Бальдер и одна из служанок. Это для них был поцелуй и ласковые пожелания. Борясь с желанием потереть щёку, проводила дракона мрачным взглядом и отправилась к себе.

Интересно, Вильма слышала наш разговор? Или полог защищает и от любознательных духов? Может, она будет не такой лаконичной, как господин ультор, и объяснит мне, что это за реликвия такая и почему она должна храниться у Фарморов.

Эндер Делагарди

На утреннее собрание я, как ни спешил, всё равно опоздал. И благодарить за это стоило ведьму Левенштерн. Хотя я и сам тоже молодец! Должен был предугадать, что она примчится сразу, как только узнает о возвращении племянницы. Змея и примчалась. Точнее, снова вползла в мой дом в надежде укусить, ужалить побольнее и, увы, с этим ничего нельзя было поделать. Я не мог запретить ей навещать Эдвину, а теперь ещё буду вынужден терпеть её возле Жени.

При мысли о девушке раздражение вспыхнуло с новой силой. Нет, на девчонку я не злился — на её месте тоже задавал бы вопросы. Но вот Данну с удовольствием отправил бы к харгам. Придушил стерву голыми руками!

Уже не первый год Левенштерн наполняла Кармар сплетнями обо мне и Раннвей. Якобы я женился на младшей Фармор из-за харговой сказки. Иногда к этим россказням приплетались и богатства Фарморов, но если кому и было нужно их состояние, так только Левенштернам.

Данна любила красиво одеваться, обвешивать себя и дочерей дорогими цацками. Её муж, Рангель, любил ставки, шлюх и напитки покрепче. Желательно всё вместе и ежедневно. Бокс, скачки, пари — годилось всё, что разжигало в крови адреналин. Его знали в каждом подпольном клубе Гратцвига, где проводились ставки на тотализаторе, а о его долгах слагали легенды. Похлеще той, что любила повторять Данна высшему свету.

Наследство Фарморов им было жизненно необходимо, но чудовище и корыстный ублюдок здесь я.

— Вернер, скорее! — раздражённо поторопил я водителя, заметив, как машина медленно, словно мы на прогулке, тащится вверх по улице. — Ты там уснул, что ли?

— Почти приехали, эйрэ, — отозвался шофёр и крепче сжал пальцы на стальном руле паромобиля. Чувствовал, что я не в духе, и тоже нервничал. — Выжимаю из этой лошадки все силы.

— Выжимай усерднее, — бросил я и снова, сам того не желая, вернулся мыслями к Левенштерн и её лжи.

Данна сделала всё, чтобы в Кармаре поверили: на Раннвей я женился из-за наследства. Деньги и перспектива отыскать древнюю реликвию — вот что двигало коварным эйрэ. Никто не верил в мою внезапную любовь и желание породниться с пустышкой. Да это и понятно. Мои чувства к Раннвей были далеки от светлых и романтических, и я не собирался строить из себя нежно влюблённого. Иногда я и сам не мог понять, что к ней испытываю.

Жалел ли её? Несомненно. Кроме Терес у неё больше никого не было. Хеймер младшую дочь не любил, а возможно, что и ненавидел. И не стеснялся показывать это на протяжении всей своей жизни.

Уважал ли я свою жену? Вряд ли. Раннвей была слишком слабой. В драконице, с даром или без, должен быть стержень. Раннвей же была бесхребетной.

Порой она меня раздражала, а иногда казалось, что я её презираю. Недостойное эйрэ чувство, но… Мне навязали этот брак. Мне навязали запуганную, никчёмную девицу, которая с подачи Хеймера Фармора стала частью моей жизни.

Когда она исчезла… Стыдно признаться, но я испытал облегчение. Мне было жаль Раннвей и в то же время…

Ей не было места в моём сердце.

Тогда я ещё не понимал, что ребёнок, которого мне, по сути, тоже навязали, станет мне дочерью. Пусть Эдвина и не моей крови, но я люблю её как родную.

И не отдам лживой суке.

— Приехали, эйрэ, — радостно возвестил Вернер.

Радовался он тому, что уже через каких-то пару минут моя хмурая физиономия исчезнет из его поля зрения. Обычно я отправлял водителя домой, а если в течение дня требовалось передвигаться по городу, пользовался рабочей машиной.

— Заедь на обратном пути в ювелирную к Мэйферу, забери украшения, которые я выписал для её светлости.

— Слушаюсь, эйрэ, — кивнул водитель и закрыл за мной дверцу паромобиля.

На лестнице у входа в управление курил Рейер. При виде меня напарник затушил сигарету, вдавив окурок в каменный поручень, и, оттолкнувшись от перил, двинулся навстречу.

— Ты опоздал, — сообщил он с улыбкой. — Экеблад долго психовал.

— Из-за того, что я не приехал на совещание?

Обычно к концу рабочей недели характер главы управления, Арильда Экеблада, становился чуть менее скверным, чем был в начале. К сожалению для нас, сотрудников управления, неделя только начиналась.

— Скорее, из-за твоей счастливо возвратившейся жены. Боится, что теперь ты будешь посвящать ей время, которое мог бы посвятить своей бессменной любовнице — работе.

— Мне на всё хватит сил. Читал мой отчёт?

— И твой, и Шультена, — кивнул Рейер. Потянулся к карману за очередной сигаретой. Достав из портсигара, задумчиво покрутил папиросу между пальцами, а потом, видимо, передумав курить, заложил за ухо. — Не знаю, чем ты занимался всё утро… Хотя могу представить! С такой-то красавицей, как твоя супруга. — Он похабно ухмыльнулся, но под моим взглядом быстро опомнился и уже совсем другим тоном продолжил: — Я выяснил, где жил и работал наш покойник. Откуда будем начинать с ним знакомиться?

— С дома, — ответил я и невольно вспомнил, чем занимался всё утро со своей красавицей-супругой.

Сначала отгонял от неё ведьму, а после… смотрел ей в глаза и видел, как в них зарождается недоверие и страх. Иногда казалось, что Раннвей меня боится, хоть я и не давал поводов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не хотелось бы, чтобы это чувство овладело и Женей.

Глава 13. Эдвина против всех, и все против Эдвины

Женя Исаева

— И что ты о нём думаешь?

Вильма появилась в спальне почти сразу же, не успела я закрыть за собой дверь. Просочилась сквозь стену, осмотрелась, словно размышляла, а там ли, куда собиралась, она оказалась. Заметив меня, просияла озорной улыбкой, явно предвкушая задушевный разговор с новоиспечённой хозяйкой особняка Делагарди.

Впрочем, никакой хозяйкой я себя здесь не ощущала. Скорее, приблудной кошкой, заточённой в красивую клетку коварным драконом.

— Краси-и-ивый, — протянула старушка, отвечая на мой вопрос. Бесшумно опустившись на край кровати, застеленной заботливыми служанками, прикрыла глаза и блаженно заулыбалась. — Весь из себя импозантный, суровый, властный. М-м-м… — Стрельнув в меня хитрым взглядом, доверительно добавила: — Мне всегда нравились такие мужчины. Уверенные в себе, самодостаточные. А этот ещё и дракон впридачу!

— Вильма! — прикрикнула я на призрака.

Честно говоря, надеялась, что она расскажет мне что-нибудь полезное о Делагарди, а не вот эти все дифирамбы… То, что красивый, и сама знаю. Но оно мне… без надобности!

Мысленно прикрикнув и на себя (на всякий случай; чтобы в голову не лезло всякое лишнее), спросила у старушки:

— Как думаешь, он действительно заботится о девочке или действует из каких-то других побуждений?

— Без понятия, — безразлично передёрнула она плечами и снова вернулась к интересующей её теме: — А какой у него голос… Аж мурашки по коже! Это я в хорошем смысле, — уточнила спешно, после чего томно выдохнула: — Такой тембр, такая сила… И этот взгляд: цепкий, пронизывающий. А эти губы…

Невольно представила и губы, и взгляд, и дракона в целом. Представила и едва справилась с порывом запустить в Вильму подушкой.

— Пожалуйста, сосредоточься. Ты слышала, о чём мы с ним говорили в кабинете?

— Нет, — с оттенком досады вздохнула старушка. — Туда, сколько ни пыталась, проникнуть не смогла. И слышать ничего не слышала. Чуть голову о стену не расшибла, так к тебе… к вам рвалась, милая, — пожаловалась она и, дёрнув ногой в маленьком, будто детском, башмачке, сказала: — Библиотека тоже для меня закрыта, как и спальня этой девчушки. В комнату для курения не пробраться, а главное — даже одним глазком не взглянуть на покои Делагарди!

Последний факт явно вызывал у призрачной дамы сильнейшую досаду. Она ещё активнее задёргала ногой и чаще завздыхала, всем своим видом показывая, мол, где это видано запечатывать чарами всё самое интересное и важное.

Представив ультора в пижаме и бесцеремонно наблюдающую за ним Вильму, невольно хмыкнула и тут же нахмурилась:

— Но в мои покои ты без проблем проникла. Почему на них нет никакой магической защиты?

— Дак это же очевидно! — воскликнула старушка. — Тогда твой благоверный не сможет за тобой следить, — сказала просто, а у меня от её простых слов едва челюсть не скрежетнула. — Он явно из тех мужчин, которые предпочитают всех и всё контролировать. А ты для него незнакомка. Чужачка. За тобой он точно будет присматривать.

Присматривать, значит… Будет стоять под дверью, приложив ухо к пустому стакану, и слушать? Кого, если я здесь одна? Ну, почти одна. Но о Вильме никто не знает и пусть так будет и дальше.

— Только не проси его об охране, ладно? — подняла она на меня синие, непривычно яркие для возраста, в котором умерла, глаза. — Кого тебе здесь опасаться? Некого. А я, если наложит чары, больше не смогу к тебе являться. И это будет…

Вильма не договорила. Взгляд её стал понурым, а глаза (я готова была поклясться) заблестели от подступающих слёз. Никогда не видела, чтобы духи плакали, но эта старушка — исключение из всех возможных правил. Уверена, при желании она вполне сможет разреветься, а мне совсем не хотелось её расстраивать. Как и терять единственного близкого человека. Ну то есть духа.

— Хорошо, не буду, — успокоила свою подружку, и та сразу воспрянула духом.

Расцвела улыбкой, бодро проплыла по спальне, а обернувшись, с нетерпением поинтересовалась:

— Ну так о чём вы говорили? Давай, признавайся!

Слушая о загадочной реликвии, Вильма тихонько хмыкала и поглаживала родимое пятнышко на шее в виде полумесяца. Она всегда так делала, когда о чём-то размышляла.

Стоило мне умолкнуть, как привидение задумчиво пробормотало:

— Знаешь, я вроде слышала об этой легенде, но вот что именно… — Горько вздохнуло и снова, проплыв по спальне, опустилось на край кровати. Вильму всегда расстраивали эти провалы в памяти, злило, что она вроде что-то и знает, но это что-то как будто пряталось под пластами вакуума.

— Ничего страшного. Думаю, узнать о ней будет не проблема, — попыталась успокоить старушку.

А та вдруг оживлённо всколыхнулась:

— Но я точно знаю, почему этот артефакт, или что оно вообще такое, приписывают Фарморам!

— Вспомнила?

— Как бы не так! — хмыкнула Вильма и с воодушевлением зачастила: — Недавно мне довелось послушать одного зануду-мейста. Ты же знаешь, что я иногда наведываюсь в эти их мужские клубы. Осмотреться, убить время… Так вот, я только сейчас сообразила, что тот зануда как раз и обсуждал со своим приятелем Фарморов!

— И о чём же они говорили? — Опустившись в кресло возле туалетного столика, я с интересом посмотрела на Вильму.

— Если коротко: о родовом древе этого Высокого дома. Якобы Фарморы берут своё начало от Пепельной девы. Той самой девицы, что была похищена драконом, с которым у неё потом случился ребёнок. Это из-за неё нынешние драконы и являются лишь блёклой тенью своих могущественных предков. Так что вполне логично, что, если и существует способ вернуть им вторую ипостась и все связанные с нею способности, то искать его стоит у потомков Найвы. Во как! — Вильма вскинула вверх призрачный палец и с довольным видом добавила: — Всё запомнила. Ничего не забыла.

— Но разве Найва не сгорела вместе с младенцем?

Кастен рассказывал, что в Гратцвиге даже есть статуя, возведённая в честь этой девушки: пленница дракона с младенцем на руках и рассыпающиеся вокруг них хлопья пепла. Говорят, она сделана настолько искусно, что кажется, будто не из камня высечена, а действительно собрана из крупиц пепла.

— Вроде бы она пыталась сбежать от него вместе с ребёнком, и дракон, охваченный яростью, сжёг их.

— Не-е-ет, — покачала головой Вильма. — Сжёг он только её. Вернее, огнём окатило обоих, но пламя не коснулось драконёнка. Это нынешние всемогущие боятся огня, как и обычные люди. И правильно делают! Помнится, говорили мейсты в клубе и о последних Фарморах. Говорили ли? — Она на секунду нахмурилась, вспоминая, и тут же бойко добавила: — Да, точно! Сестра Раннвей как раз и погибла в огне, можешь себе представить?

Я могла. Вот только не очень хотела. Эндер рассказал о смерти Терес, вскользь, и я была благодарна, что обошёлся без подробностей.

По коже пробежал мороз, стоило вспомнить о страшной гибели старшей Фармор и её мужа. Терес была драконицей, но огонь всё равно её уничтожил.

— Драконы стали уязвимы из-за проклятия Чёрной Матери?

— А то, — кивнула старушка. — Говорят, Майвор была самой могущественной ведьмой, когда-либо живущей на земле. А кто-то утверждает, что она — земное воплощение матери-природы. Некоторые и вовсе называют её богиней, вселившейся в сестру Найвы, чтобы лучше узнать своих созданий, прожить одну человеческую жизнь. Любовь Майвор к этой девочке была настолько сильной, что, когда её похитили, а потом сожгли, она отдала всю свою силу, а с ней и жизнь, чтобы лишить драконов могущества. Из всесильных и неуязвимых они превратились в тех, кого мы знаем сегодня. — Вильма тихонько хмыкнула. — Они лишь номинально всемогущие, на самом же деле многие из них такие же, как и обычные люди. Например, Раннвей, которую все считали слабой пустышкой. Ты знала, что её покойный отец, Хеймер Фармор, ненавидел её за это? За отсутствие силы. Нет? Но это ещё не всё, милая. Он винил девчушку в смерти жены. Роды были тяжёлыми, леди Фармор вскоре скончалась. Но ребёнок-то в чём виноват? А ещё…

Вильма осеклась и, пробормотав радостно-взволнованное: «Приехала!», слетела с кровати, метнулась к окну. Просунула голову сквозь стёкла, расчерченные на мелкие квадраты светлыми рамами, и тут же разочарованно выдохнула:

— Нет, кажется, не портниха. Где папка с эскизами? А где образцы тканей? Ленты, кружева, пуговицы… Кто ж является к леди с пустыми руками!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я приблизилась к окну и увидела, как по мощёной дороге к дому спешит миниатюрная девушка. В ридикюле, что сжимала в руках, едва ли могли поместиться эскизы и образцы тканей. Одета она была в чёрную юбку в складку, строгий жакет и блузу.

— Скорее всего, это гувернантка Эдвины, мисти Ливен, — пробормотала я, рассматривая темноволосую девушку.

Словно почувствовав мой взгляд, она подняла голову. Я машинально отпрянула от окна, хотя могла бы просто кивнуть ей и улыбнуться. Но поздно, девушка уже успела подняться на крыльцо, а вскоре дом наполнил звон колокола.

— Жаль, я думала, это портниха, — ответила Вильма и, просочившись в окно, отправилась не то знакомиться с садом, не то дожидаться вызванную драконом модистку.

Модисток, к слову, оказалось две, и у каждой было по паре помощниц. Они прикатили вскоре после гувернантки и полностью оправдали ожидания моей полупрозрачной приятельницы. Мистис Стина привезла с собой, как она выразилась, лучшие ткани во всём Кармаре. Правда, явившаяся следом за ней мистис Мерит на это заявление пренебрежительно фыркнула, после чего гордо заметила, что она единственная во всей столице выписывает ткани из самого Ладейла. Понятия не имею, где это и что это, но Вильма в ответ на её слова восторженно захлопала в ладоши.

Честное слово, как маленький ребёнок.

Нахлопавшись, принялась довольно потирать руки:

— Вот это я понимаю мужская забота. Одна такая тряпочка, — указала она на отрез перламутрового шёлка, — знаешь сколько стоит? Хотя нет, лучше тебе не знать. Не буду тебя пугать!

Ответить ей я не могла, иначе портнихи решили бы, что у счастливо возвратившейся леди Делагарди не хватает в голове шурупов и винтиков. Поэтому старалась не обращать на Вильму внимания, а уделять его портнихам, но игнорировать тень было непросто.

Вильма трещала как заведённая:

— Ладейл славится своими тканями на весь мир! К слову, ладейловские шелка и парча весьма капризны, но если уметь с ними обращаться… Скажи, что хочешь платье из вот этого богатства! — потребовала она, явно не желая выпадать из образа капризной девчонки. — А ещё из вон той ткани, этой и… Ах, куда она прячет мой золотистый муслин?! Ну что за спешка?!

Преисполненная возмущением, Вильма подлетела к помощнице мистис Стины — молоденькой девушке, аккуратно сворачивающей отрез ткани, которая мне не понравилась. А может, понравилась… Если честно, я уже плохо соображала, что здесь происходит, и была согласна на что угодно.

Весь будуар забросали отрезами ткани, которые одна за другой тыкали мне под нос портнихи и их помощницы. Кофейный столик был завален эскизами платьев, но я понятия не имела, чего мне хочется. Точнее, имела — чтобы меня скорее оставили в покое. На кой харг мне дюжина бальных платьев и столько же для приёмов? Костюмы для конных прогулок, блузы и юбки, бельё, ночные сорочки, корсеты и турнюры — кажется, мне собирались нашить тряпок на каждый день грядущего года. Один раз надела и хватит, можно выбрасывать.

Пустые, бестолковые траты.

— Мне столько не надо, — попыталась заикнуться, отчего обе портнихи, не сговариваясь, одновременно, схватились за сердце.

— Леди!

— Ваша светлость!

— Ваше положение…

— Ваш статус!

— Обязывает и вменяет…

— Вот только ещё одно платье!

— А как вам эта юбка? Нравятся рюши?

— Соглашайся, милая. Соглашайся на всё, иначе не отстанут, — посоветовала Вильма и, снова просочившись сквозь пышногрудую модистку Стину, отчего та непроизвольно вздрогнула, стала разбираться, что она ещё не успела достать из своего саквояжа: — О, кружавчики! Мне нравится…

Всё стало совсем плохо, когда прикатил Вернер с горкой бархатных футляров и заявлением, что это мне от эйрэ подарок. Портнихи, которые уже вроде как собирались отчалить, сразу оживились.

И всё началось сначала…

— Надо бы глянуть, подойдут ли украшения к выбранным тканям.

— И с фасонами тогда уже точно определимся.

— Ах, как красиво!

— Умерские сафиры? Просто невероятно!

— А это правда жемчуг из Клодана?

«Дракона — убить, портних — разогнать», — пришла я к выводу спустя минут пять после того, как Вернер сбежал. Бальдер, умный и счастливый человек, сюда даже не совался. Только забегала служанка подать чаю. Но лучше бы, конечно, принесла какой-нибудь убойной наливки. Чтобы я могла всё это вытерпеть.

Собиралась уже выйти из образа леди и спровадить этих трещоток, когда дом наполнился громким женским визгом. Голоса сразу смолкли, я бросилась в коридор, радуясь, что появился повод сбежать от блюстительниц кармарской моды.

Добежав до классной комнаты (именно там минуту назад визжали, а теперь, кажется… плакали?), толкнула дверь и застала неожиданную картину. Опасалась увидеть, что с Эдвиной что-то случилось, но та была в порядке. Чего нельзя сказать о её гувернантке. Последняя почему-то обнаружилась не за учительским столом, а на нём. Крутилась и прыгала, как цапля, и при этом ревела так, словно её пытали.

— Снимите его с меня! — заметив меня, прорыдала она. — Пожалуйста! Умоляю!!!

— Кого снять? — растерянно спросила я, скользя по девушке внимательным взглядом.

Молоденькая. Лет двадцати, не больше. Хрупкая, миниатюрная, даже ниже меня ростом. Если не вглядываться в лицо, вполне сойдёт за девочку-подростка. Разве что очки в тёмной грубой оправе и коричневатая помада на губах придавали мисти Ливен возраста.

— Чудовище! — выпалила она и снова завертела головой, пытаясь заглянуть себе за спину.

Я подошла ближе, чтобы посмотреть туда же, но девушка вертелась юлой, мешая осмотру.

— Крыса! — наконец вытолкнула она из себя вместе с рыданьями. — На меня запрыгнула крыса!

— А минуту назад вы утверждали, что это была мышь, — подала голос из-за парты Эдвина.

То ли девочка не боялась грызунов, то ли появление мыши-крысы в классной комнате для неё не было сюрпризом — она выглядела скорее довольной, чем удивлённой, словно сама запустила сюда, как выразилась гувернантка, чудовище.

— Ай! — Мисти Ливен подпрыгнула на столе. Со стороны казалось, будто она одновременно отбивает чечётку и танцует ламбаду. Пусть это и выглядело комично, но желания улыбнуться у меня не возникло. — Она укусила меня! Болит! Как же больно-о-о…

Она снова попыталась извернуться, но я успела схватить её за руку. Легонько сжала пыльцы и спокойно, но твёрдо сказала:

— Мисти Ливен, на вас ничего нет. Поверьте, я бы заметила даже самую крохотную мышку, не говоря уже о крысе.

Девушка вздрогнула и перевела на меня заплаканный взгляд.

— Но я… я её чувствовала. Она забралась мне под блузу! Она…

— Вы чувствуете её и сейчас? У вас действительно что-то болит?

Шмыгнув носом, гувернантка неуверенно покачала головой, словно сомневалась в собственных ощущениях.

— Вот и хорошо. — Я удовлетворённо кивнула. — Тогда спускайтесь и позвольте мне помочь осмотреть вашу одежду.

Всхлипнув, она осторожно спустилась сначала на стул, а потом спрыгнула на пол. К тому времени к нам уже успели присоединиться «зрители»: Бальдер и портнихи. Вильма, не имевшая доступа к классной комнате, маячила в коридоре.

— Бальдер, пусть в гостиную подадут чай и пирожные, — распорядилась я, беря мисти Ливен под руку. А проходя мимо, тихо добавила: — Вместе с успокоительным.

Портнихам же предложила продолжить в другой раз.

Кивнув, дворецкий вышел из классной комнаты, вежливо попросив мастериц следовать за ним. Те явно были не прочь задержаться, но делать нечего — пришлось прощаться. Спустившись вместе с гувернанткой в гостиную, я закрыла двери и внимательно её осмотрела, хотя и так было ясно, что никакой мыши на ней нет, и вряд ли какому-нибудь грызуну хватило бы смелости запрыгнуть на человека.

— Всё в порядке. — Я ободряюще улыбнулась заплаканной воспитательнице. — Никаких чудовищ на вас не обнаружено.

— Извините меня, ваша светлость, — всхлипнула она и опустила взгляд, словно её одолевало чувство стыда. — Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшей.

Когда выходила из классной комнаты, поймала взгляд Эдвины, преисполненный торжества, заметила довольную усмешку на губах. Тут явно не гувернантка сошла с ума, а избалованная девчонка что-то учудила. Чем-то приманила грызуна? Возможно. Надо будет попросить Бальдера расставить ловушки по дому.

— Я не считаю вас сумасшедшей, — подарила ей ещё одну мягкую улыбку, после чего указала на изящный диванчик, обитый блестящим бархатом. — Присядем?

Кивнув, мисти Ливен опустилась на диван, я устроилась в таком же нарядном кресле. Скользнула взглядом по пышному букету в вазе, что стоял на столике рядом, вдохнула аромат розовых и лиловых хризантем, а потом сказала:

— Померещиться может всякое. Я, например, очень боюсь пауков и, когда была подростком, видела их в каждом углу и в каждой щели. Они мне повсюду мерещились.

— Но мышь мне не привиделась, — пробормотала гувернантка. Вздохнула резко, будто ей не хватало воздуха, после чего продолжила и, пока говорила, нервно мяла ни в чём не повинную юбку: — Я только начала проверять домашнее задание мисти Эдвины по географии, только раскрыла тетрадь, как увидела это… омерзительное существо! — Она поморщилась так, словно в мире не было ничего ужаснее мелкой норушки. — Оно шмыгнуло по столу и — как прыгнет на меня! Я так испугалась! Пыталась сбросить эту дрянь, но чувствовала, как она ползёт по мне, пытаясь пробраться под одежду. Это был такой кошмар! — Она содрогнулась всем телом. — Давно мне не было так страшно.

Отворилась дверь, пропуская служанку с подносом, заставленным тарелочками и чашками. Не спрашивая, я сразу добавила в чай несколько капель успокоительного и подала чашку учительнице.

— Благодарю вас, — слабо улыбнулась девушка.

Пододвинув к ней тарелку с пирожными, я заверила:

— Мы обязательно озаботимся этой проблемой, и в следующий раз в классную комнату не проскочит даже комар.

Увы, шутку мою не оценили. На тонких губах гувернантки не промелькнуло даже тени улыбки.

Придерживая блюдце одной рукой, а в другой — чашку, мисти Ливен с тяжёлым вздохом сказала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Боюсь, я больше не смогу к вам приходить. Простите меня, ваша светлость, но… — Она замялась, на пару мгновений, а сделав глоток, продолжила, с явной осторожностью подбирая каждое слово: — Мисти Эдвина очень умная, сообразительная девочка, но я ей не нравлюсь. Оттого нам тяжело находить общий язык. Мне кажется, будет лучше, если эйрэ подберёт для неё кого-то другого, с кем девочке будет комфортно.

Судя по тому, что уже успела о ней узнать, этой чудовищной девочке ни с кем не комфортно. Если уж с этим робким ангелом (а именно такой мне виделась нынешняя гувернантка) она не смогла подружиться, то и других воспитательниц постигнет такая же участь. Тем более что мисти Ливен не первая учительница, сбегающая из этого дома.

— А если я поговорю с Эдвиной? Эйрэ хорошо о вас отзывался, и мне бы не хотелось, едва с вами познакомившись, сразу прощаться. Давайте не будем торопиться.

Слово за слово, и мне всё-таки удалось уговорить учительницу не увольняться. Постепенно она расслабилась, перестала смущаться, и мы неплохо пообщались за успокоительным с чаем и сладким. Эта девушка мне, определённо, нравилась: умная, воспитанная, милая. Вот чего не хватает Эдвине?

Чего не хватало мне, так это приятного общения, а значит, никаких увольнений!

Отпустив гувернантку (сегодня она уже была не в состоянии продолжать занятия), я вернулась в гостиную и попросила служанку, составлявшую на поднос чашки:

— Приведи, пожалуйста, мою племянницу.

Пришло время нам с ней пообщаться.

Эдвина появилась спустя минут двадцать, когда я сама уже собиралась за ней отправиться. Вошла в гостиную с таким недовольным видом, словно её сюда на привязи тащили. Упёрлась в меня взглядом, скрестила на груди руки и со скучающим видом спросила:

— Ну, что тебе от меня нужно?

Я встретила её взгляд максимально спокойно и постаралась, чтобы и в голосе не звучало лишних эмоций.

Что тебе от меня нужно?

— Надо будет попросить мисти Ливен уделять больше внимания занятиям по этикету. Очевидно, что у тебя в этой области пробелы.

Точнее, один сплошной пробел.

— Разве она не уволилась? — Наследница Фармор демонстративно поморщилась, всем своим видом показывая, что надеялась больше никогда не видеть гувернантку.

— Нет, и не уволится. Её выбрал Эндер, она понравилась мне.

— Ну и что, что понравилась? Ты здесь ничего не реша… — набрав в лёгкие побольше воздуха, начала было вредная девчонка.

Я её перебила, спокойно, но твёрдо:

— Я здесь хозяйка, а ты моя племянница. Я несу за тебя ответственность, и твои поступки…

— Поздно же ты вспомнила о своей ответственности! — выпалила она, и снова в её глазах отразились злость и обида, как тогда, когда впервые меня увидела.

— Что ты с ней сделала? — вернулась я к инциденту с учительницей. Теперь мой голос звучал резко и требовательно — я начинала терять терпение. — Где нашла мышь?

— Не понимаю, о чём ты. — Опустив голову, Эдвина мазнула туфелькой по ворсу ковра. Раз, другой, явно не желая смотреть мне в глаза.

— Я могу допустить, что в доме завелись мыши, но они будут бегать от людей, а не набрасываться на них. Поэтому спрашиваю ещё раз: что ты сделала, чтобы так напугать бедную учительницу? И не пытайся отнекиваться, — добавила в голос стали. — Ты отсюда не выйдешь, пока не признаешься!

Нервно тряхнув руками, Эдвина вскинула на меня взгляд. Раскаянья от неё я не ждала; скорее, очередных обид и упрёков, а может, злости, но девочка неожиданно улыбнулась, довольно, с издёвкой:

— Он тебе не рассказал?

— Рассказал о чём?

Я нахмурилась, а Эдвина довольно хмыкнула:

— Значит, не доверяет. Значит, ни во что не ставит. Как раньше! — Светло-голубые глаза сверкнули торжеством и злорадством. — Я помню, как шептались слуги. Когда ты только сбежала.

— Я не сбежала…

— Бальдер тебя терпеть не мог. Как и половина горничных! — заявила она с явным удовольствием. — Разве что мистис Илма жалела. Хрупкую, нежную леди… Но она каждую приблудную кошку жалеет. Всех подкармливает и…

— Эдвина, хватит!

— Ты всегда нас ненавидела, — сжимая пальцы в кулаки, прошипела девочка. — Его. Меня. И мне не понятно, почему вы сейчас изображаете любовь и счастье?!

— Ради тебя и изображаем! — не выдержав, процедила я. Собиралась оставаться спокойной, собиралась повоспитывать чужого подростка, но это, как оказалось, совсем непросто.

Если не сказать — невозможно.

— Или ты забыла об утреннем визите леди Левенштерн? — Поднявшись с кресла, я подошла к девочке. — Мы делаем всё, чтобы ты осталась с нами. И хотя бы за это тебе стоит быть благодарной!

Эдвина сощурила глаза:

— Мне не за что тебя благодарить. Не за что любить! Всё, что ты наговорила бабушке… Ложь! Враньё!!! Ни за что не поверю в твою показную заботу. Тётя! — Последнее слово она почти выплюнула и сразу бросилась к выходу.

Я её опередила. Упёрлась ладонью в дверь, и та, едва приоткрывшись, тут же с треском захлопнулась.

— Я не разрешала тебе выходить. — Словами не передать, сколько сил мне потребовалось, чтобы голос снова звучал спокойно. Хотелось кричать, но вместо этого я сдержанно продолжила: — Твоё поведение неприемлемо. Не только по отношению ко мне, но и к мисти Ливен. За выходку с гувернанткой будешь наказана.

— Посадишь возле меня жабу? — съязвила нахалка, напоминая об угрозах дракона, которые так и остались всего лишь угрозами.

— Закрою до ужина в классной комнате. Наедине с учебниками, которые ты так «любишь». А если мисти Ливен ещё раз на тебя пожалуется или что-то её напугает, ты из той комнаты больше не выйдешь. И сегодня снова останешься без десерта! — припечатала строго, после чего, приоткрыв дверь, позвала дворецкого.

Я, конечно, неоригинальна, но и опыта в воспитании детей у меня не было. Правда, судя по выражению лица наследницы, для неё всё это было в новинку. И второй вечер без сладкого, и день в четырёх стенах в компании нудных, по её мнению, учебников.

— Но дядя… — закинулась было она, хлопая в изумлении ресницами.

— Эндер больше не станет закрывать глаза на твои выходки, Эдвина. Никто в этом доме.

Дуясь и поджимая губы, она дышала тяжело и громко, напоминая маленький взбешённый паровозик. А когда я попросила явившегося на мой зов дворецкого проводить её в классную комнату, капризно топнула ногой, словно это могло чудесным образом изменить моё решение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Узнаю, что её выпустили, будет сидеть взаперти до выходных, — пригрозила я напоследок и кивнула Бальдеру, чтобы перестал стоять истуканом и проводил её на второй этаж. Кажется, дворецкий был удивлён не меньше малолетней бунтарки.

Её что, вообще никогда не наказывали?

Эдвину увели, я вернулась в гостиную, в которую уже успела проникнуть Вильма.

— Вот и поговорили… — вздохнула призрачная старушка.

— Что-то мне уже не хочется никаких детей, — устало заметила я.

А про себя добавила: и никаких мужей тоже. Особенно таких, у которых тайна на тайне и тайной погоняет.

Он тебе не рассказал?

Не рассказал!

Сегодня у меня уже второй раз возникает мысль об убийстве дракона. А ведь это только первый официальный день нашей «семейной жизни».

Боюсь, до последнего глава Высокого дома Делагарди просто не дотянет.

Глава 14. Кто вы, мейст Келлер?

Эндер Делагарди

Мой нынешний напарник, как и Нильс Польман, не был драконом, но благодаря «Жидкому пламени» сумел обзавестись одним очень интересным даром. И весьма полезным в нашем деле.

— Меня много не бывает, — с довольной физиономией любил повторять Рейер.

И хоть у меня на этот счёт было иное мнение, но…

Но дар его действительно был полезным.

Правда, пользовался он им даже когда в этом не было необходимости. Например, пока допрашивали домработницу покойника, Рейер, оставаясь со мной визуальной проекцией, отправился «гулять» на второй этаж. Не думаю, что мистис Ингвер не позволила бы нам осмотреть дом, но он всё равно решил «раздвоиться»: обыскивал комнаты и параллельно слушал мой разговор с экономкой.

Пребывая в уверенности, что в кресле у камина действительно сидит мой напарник, почтенная мистис рассказывала о своём работодателе, не забывая при этом усердно шмыгать носом и подносить платок к покрасневшим глазам. Не знаю, что её расстраивало больше: смерть Лувиса Келлера или внезапная потеря работы.

— Он был хорошим, — оценила она хозяина, в очередной раз вытирая слёзы. — Требовательным — да, а порой и слишком придирчивым. Но в целом — хорошим.

— И к чему же он обычно придирался?

— Мейст Келлер любил чистоту и идеальный порядок. Чтобы листочек к листочку и нигде не пылинки.

Рейер аккуратностью не отличался, а во время обысков этот его изъян становился очевидным. Боюсь, поднявшись на второй этаж, мистис Ингвер обнаружит то, что так не любил покойный хозяин — бардак.

Словно в подтверждение моих мыслей наверху что-то громыхнуло, и я поспешил заверить удивлённо примолкшую женщину:

— Это на улице. Продолжайте…

Замешкавшись, мистис Ингвер всё-таки продолжила.

Из её слов выходило, что Лувис Келлер был одиноким нелюдимым холостяком. Она никогда не видела, чтобы он приводил к себе домой какую-нибудь хорошенькую мисти. А друзья, если всё же таковые имелись, в гости к нему не ходили. Вредных привычек за ним также не наблюдалось — Келлер скрупулёзно следил за своим здоровьем. Не то потому что слишком себя любил, не то из-за того, что страдал от многочисленных аллергий.

— Он был очень переборчив в еде. Очень, — рассказывала экономка то периодически кивающей, то поощрительно улыбающейся проекции Рейера.

Ну и мне, разумеется.

— Ещё животных терпеть не мог. Не потому что был злым — опять же аллергия. Если где-то поблизости появлялась кошка, он тут же начинал чихать и покрывался красными пятнами.

И при этом рискнул обзавестись магией?

— Что вам известно о его родных?

Мистис Ингвер развела руками:

— Только то, что где-то за океаном живёт его троюродный брат. Кажется, в Умере… — она нахмурилась и дёрнула за край платка. — Нет, точно не помню… — Вздохнув, чуть слышно добавила: — Наверное, ему и отойдёт дом и всё содержимое банковской ячейки. Насколько мне известно, больше у мейста Келлера ничего не было.

— В каком банке у него ячейка? — Я сделал ещё одну пометку в блокноте.

— Да в том же, в котором и работал.

— Ключ от неё он хранил дома?

— Не знаю, — женщина неуверенно пожала плечами. — Он лишь раз о ней обмолвился. А я вам рассказала.

Где бы ни находился ключ, без ордера нам им не завладеть и уж тем более не воспользоваться. Без нужных бумажек в банковское хранилище даже не стоит соваться. Ордер получить возможно, но потребуется время. По крайней мере, сегодня узнать, что хранил в ячейке искажённый, точно не выйдет.

Но в Королевский банк Кармара, место службы господина Лувиса, мы всё же решили заглянуть. Быстро пообедав в первой попавшейся забегаловке, поехали в деловой центр столицы, где и находился один из крупнейших банков мира.

— Не складывается картинка, — задумчиво проговорил Таубе, постукивая по сиденью паромобиля пальцами. Он явно остался недоволен обыском дома. Не обнаружил ничего, кроме идеального порядка, которым хвасталась пожилая служанка. — Келлер шугался кошек, боялся лишний раз съесть яблоко и при этом рискнул принять дрянь неизвестного происхождения, чтобы обзавестись силой? Одно с другим не вяжется!

Я кивнул, соглашаясь с напарником.

— Возможно, его заставили. Кто и зачем, а главное, что он принял — надо будет выяснить.

— Это дело становится всё интереснее, — пробормотал Рейер, а когда машина остановилась, первым из неё выскочил.

Поднявшись по каменной лестнице, снизу и сверху увенчанной статуями не то драконов, не то горгулий, мы вошли в здание банка.

Просторный зал, идеально круглый, как колесо паромобиля, встречал нас приглушёнными голосами немногочисленных посетителей и служащих. Лучи солнца, струясь сквозь стеклянный купол, заливали помещение мягким осенним светом, отблесками скользили по мраморному полу и стенам.

Поймав первого попавшегося клерка, мы попросили провести нас к директору, мейсту Браге. Тот, к счастью, был на месте, в своём кабинете. Толстый и низкорослый, он на удивление прытко поднялся с кресла и поспешил нам на встречу.

— Эйрэ… — пробормотал почтительно и немного нервно, скользнув взглядом по нашивке на моём сюртуке, после чего перевёл взгляд на Рейера. — Мейст…

— Таубе, — коротко улыбнулся напарник. — Рейер Таубе. Уделите нам немного внимания?

— Конечно, конечно, — пробормотал директор банка и тоже заставил себя улыбнуться. Получилось вымученно и скупо. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — спросил он суетливо. — Дрелорский коньяк? Или, может, нортрамский виски? Есть ещё…

— Кофе, — продолжая улыбаться, словно давнему приятелю, перебил его Рейер. — Сами понимаете, на службе никаких виски и никаких коньяков.

— Конечно, конечно, — снова промямлил директор. Велев секретарю принести кофе, вернулся за стол. Тяжело опустился в большое кожаное кресло со спинкой высотой чуть ли не в два его роста и предложил нам устраиваться напротив. — Чем я могу помочь? Желаете открыть счёт в нашем банке? Или, может, воспользоваться хранилищем? Наши сейфы оснащены семиступенчатой магической защитой и…

— Думаю, вы прекрасно знаете, зачем мы здесь, — прервал я поток ненужной болтовни и в упор посмотрел на Браге.

Нервно сглотнув, тот выхватил из нагрудного кармана платок, чтобы вытереть проступившую на лбу испарину, хотя я бы не сказал, что в кабинете было жарко.

— Честно говоря, хотел бы не знать, — тихо ответил он и устало откинулся на спинку своего трона. Ну то есть кресла. — О случившемся на борту «Стального дракона» не написал только ленивый.

К сожалению, это было так. Первые полосы крупных и мелких изданий сегодня пестрели заголовками о Лувисе Келлере.

— Такой удар по репутации банка… Такой удар, — сокрушенно пробормотал Браге. — Мейст Келлер… он ведь не абы с кем работал. Его клиентами были очень, очень высокопоставленные люди. И драконы, — добавил он весомо. Нервно вздрогнул, когда дверь приоткрылась, впуская секретаря с подносом в руках.

— Расскажите нам о мейсте Келлере. — Подавшись вперёд, чтобы взять чашку, попросил мой напарник. — Каким он был?

Немного подумав, Браге проговорил:

— Келлер был ответственным, образцовым сотрудником. Умный, старательный, всегда пунктуальный. За десять лет службы не пропустил ни одного рабочего дня. Он не мог похвастаться крепким здоровьем, но это никак не отражалось на его работе. И когда утром мне доложили, что он пропустил встречу с очень важным клиентом, я сразу понял: случилось что-то плохое. А потом эти харговы газеты… — Выдохнув, Браге нервно потёр платком лоб, погладив им напоследок блестящую, будто наполированную, лысину.

— Нам нужен список его клиентов и имена сотрудников, с которыми он общался, — сказал я, примерно представляя реакцию директора банка.

Тот поёрзал в кресле. Дёрнул уголками губ в попытке улыбнуться, но улыбки не получилось.

— Можете переговорить со всеми сотрудниками банка — вдруг кто-то что-то про него знает. Правда, Лувис Келлер почти ни с кем не общался… А вот список клиентов я, к сожалению, предоставить не смогу. Это конфиденциальная информация. — Взглянув на меня, он тут же отвёл глаза и пролепетал: — Как уже сказал, клиенты мейста Келлера — не последние люди в королевстве. Они явно не имеют никакого отношения к его безумию. Поверьте! И уж точно не обрадуются, если их имена, хотя бы косвенно, будут связаны с именем искажённого.

— Значит, нам придётся вернуться с ордером, — заметил я, получив в ответ тяжёлый, траурный вздох.

Пара секунд молчания, и директор продолжил сокрушаться:

— Такой удар по репутации банка… Вот чего ему не хватало? Зачем вдруг понадобилась магия? Жил же себе спокойно. Хорошая, достойная работа. Хороший доход. И тут на тебе — стал искажённым!

Нам так и не удалось добиться от директора имён клиентов Келлера, равно как и открыть арендованную им ячейку. Обыск кабинета тоже ничего не дал. Браге позаботился о том, чтобы к нашему приходу все маломальски важные документы из него исчезли.

Единственное, что привлекло наше внимание — это портсигар с эмблемой столичного мужского клуба «Кармарское пламя».

— Откуда он у него? — Рейер повертел в руках золотой аксессуар, какие презентовали каждому члену клуба вместе с набором дорогих клоандских сигар. — Туда ведь вхожи только тебе подобные снобы.

— Я не сноб.

Таубе чуть слышно хмыкнул:

— Ты — дракон, а это одно и тоже. Но наш покойник драконом не был. И даже одарённым не стал. И тем не менее вот он — драконий портсигар.

— Надо будет заехать в клуб, — сделал я себе пометку.

— Я с тобой! — вызвался Рейер.

— Туда тебя даже с ордером не впустят, — напомнил я, и Таубе недовольно фыркнул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мне нельзя, а ему, получается, было можно.

— Мы не знаем, откуда у Келлера портсигар. Но обязательно выясним.

Ещё один вопрос в копилку загадок, окружавших господина Лувиса.

Допрос сотрудников банка закончился уже вечером. Закончив с последним клерком, мы сразу отправились в управление, отчитались Экебладу, после чего он долго отчитывал меня, как мальчишку, за опоздание на утреннее совещание. Домой я возвращался уставший, голодный и злой. Разговор с начальником основательно подпортил настроение. Надеялся, хотя бы дома смогу провести время спокойно, но, кажется, с появлением в нём Жени о покое теперь оставалось только мечтать.

— Она что сделала? — переспросил я дворецкого, который, не успев забрать мой сюртук, огорошил известием — новоиспечённая леди Делагарди заперла племянницу.

— Закрыла мисти Эдвину в классной комнате до самого вечера, — повторил Бальдер, заставив меня мысленно выругаться.

— Где моя жена?

— После ужина леди изволили отправиться к себе, — ответил дворецкий, перекидывая через руку мою одежду.

На второй этаж я поднялся за считанные секунды и ещё быстрее оказался в её спальне. Может, и стоило постучаться, но после «общения» с Экебладом было сложно держать себя в руках.

Наказала Эдвину…

А меня, драконова тьма, почему не спросила?!

Оглядев полутёмную комнату, обернулся на звук скрипнувшей двери — девчонка вышла из ванной, вытирая полотенцем медные пряди, а заметив меня, замерла. Я тоже замер, невольно пройдясь по ней взглядом, и в который раз поймал себя на мысли, что мне нравится то, что я вижу.

Глава 15. О старых фотографиях и постельных подарках

Женя Исаева

Остаток дня пролетел незаметно. После того как Вильма отправилась, как она выразилась, прошвырнуться по Гратцвигу, я решила, что пришло время для небольшого расследования. Не смогу жить спокойно, пока не разберусь в прошлом леди-драконицы. С какой такой радости дворецкий её ни во что не ставит? Да и остальные слуги, из «стареньких», тех, что служили здесь ещё при Раннвей, тоже ведут себя так, словно каждый раз, стоит мне попасться им на глаза, их одолевает желание плюнуть в меня или проклясть. Они, конечно, сдерживаются, стараются быть невозмутимыми, но я буквально каждым нервом ощущала враждебность, исходящую от прислуги.

Спросить Делагарди? Я, конечно, спрошу, но где гарантия, что получу ответы. Он явно не привык быть откровенным, а может, просто мне не доверяет. И это понятно, он меня почти не знает. Я вот тоже не считаю его чудесным и милым, но мы теперь в одной упряжке. В его же интересах сделать так, чтобы никто не заподозрил, что я ненастоящая Раннвей.

Первым делом попросила Полин и Минну проводить меня на чердак. Именно туда, по словам Бальдера, хранились вещи исчезнувшей герцогини. Ожидала увидеть пыльное помещение с низкими покатыми сводами, но чердак оказался на удивление чистым и просторным. Только на перекрестьях оконных рам немного облупилась краска да в дальнем углу под потолком поблескивали в солнечных лучах паучьи тенёта, заставившие меня невольно вздрогнуть.

Приказав себе не обращать на паутину внимания, стала разбираться в вещах Раннвей. Одежда меня не интересовала, а вот коробку с чёрно-белыми, немного пожелтевшими от времени фотографиями я попросила отнести в спальню. Были здесь и письма, написанные убористым, почти каллиграфическим почерком. Заметив в конце первого подпись «Твоя Терес», я сунула послания обратно в коробку с намереньем прочесть их сегодня же.

— Ваша светлость, уже смеркается, — подала голос Полин, терпеливо дожидавшаяся, когда я закончу копаться в «своём» прошлом. — Принести сюда лампы?

— Не стоит. — Я огляделась по сторонам в надежде заметить ещё что-нибудь интересное, а вместо этого снова зацепилась взглядом за паутину и попросила, указывая на причину своего беспокойства: — Уберите её. Вернусь сюда завтра.

На вечер «развлечений» точно хватит.

Оказавшись у себя, отпустила служанок, зажгла поярче керосиновую лампу. Устроившись в кресле, стала одну за другой доставать из коробки старые фотокарточки. Вернее, они не были такими уж старыми, но для меня, рождённой в конце двадцатого века, всё это было ветошью. Даже прожив в новом мире столько времени, я так пока и не смогла с ним полностью ассимилироваться.

Почти на всех фотографиях были запечатлены Терес и Раннвей. На некоторых — юными девушками, на других — молодыми, очаровательными женщинами. Раннвей была очень похожа на старшую сестру, с одной лишь разницей: Терес на всех фотографиях держала спину прямо и взгляд у неё был такой же — прямой, уверенный, твёрдый, в то время как её младшая сестра, казалось, стремилась стать меньше и незаметнее, и взгляд на многих фото пугливо отводила.

Была здесь и фотография Терес с совсем ещё крошечной Эдвиной и приятным молодым мужчиной. Я решила, что с Нильсом. Они идеально смотрелись вместе: леди-драконица с малышкой на руках и её супруг — красивый, статный, с открытой улыбкой. Было горько смотреть на них и вспоминать, что их жизни отнял чёртов пожар.

На последней фотокарточке было запечатлено много людей: наряженные леди, нафранченные джентльмены. Жаль, ни одно из фото не было подписано и понять, где и в каком году было сделано это, не представлялось возможным. Должно быть, уже после тайного замужества Терес, потому что старшей Фармор и её мужа на фото я не обнаружила. Зато нашла леди Левенштерн и Раннвей, а в немного размытых, сероватых чертах лиц с краю с трудом узнала чету Флемингов. Белокурая Шанетт казалась ещё совсем девочкой… Сущий ангел, само очарование.

Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина, по виду ровесник Флеминга. Готова была поклясться, что никогда его раньше не видела, но почему-то, стоило лишь зацепиться за незнакомца взглядом, как меня окатило дрожью. Не ледяной и противной, какую, бывает, вызывает страх. Нет, это было что-то другое… Пьянящее, будоражащее, хмельное… Тяжело вздохнула, чувствуя, как дрожь становится жаром, опаляющим грудь, плечи, бёдра, и нервно вздрогнула, когда в дверь постучали.

— Ваша светлость, ужин подан, — сказала Минна, и я, с трудом заставив себя вернуть фото в коробку, отправилась ужинать. И пока ела, читала письма.

Все были от Терес Раннвей, и из них я узнала о леди Делагарди больше, чем удосужился сообщить мне лорд ультор. Кажется, он и сам толком не знал свою жену, не представлял, чем и как она живёт. Переписываясь с сестрой, Терес пыталась её поддержать, но, кажется, выходило плохо. Раннвей явно была несчастна. Она боялась отца или, скорее, он вселял в неё ужас. Эндера она тоже опасалась, старалась лишний раз с ним даже не пересекаться. И она точно не хотела за него замуж. Хоть Терес и пыталась убедить сестру в том, что Делагарди — замечательная партия.

А сама-то от него сбежала…

В общем и целом, Раннвей была пугливой, забитой девочкой. Это мне уже было известно. Но я и предположить не могла, что она настолько боялась родного отца, сторонилась мужа, как чужака, и стыдилась своей ущербности — отсутствия даже слабо выраженного, маломальского дара.

Последнее письмо я дочитывала уже в ванной и, пока читала, не знала, то ли жалеть, то ли злиться на Раннвей. Подумаешь, нет дара! Тоже мне, ущербность называется… Отец деспот? Так дай отпор, вместо того чтобы умирать при его появлении от страха. Почему боялась Делагарди — вообще непонятно. Нет, он, конечно, не подарок, но по сравнению, например, с моим бывшим, так диво дивное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Если, конечно, закрыть глаза на то, что палач.

Не знаю почему, но с мыслей о драконе я невольно перескочила на мысли о незнакомце с фото. И снова, словно по щелчку пальцев, сладкая дрожь побежала по коже, собираясь внизу живота непонятным напряжением.

Голодом.

Это чувство будоражило, нежная пена, ластясь к коже, ласкала… Прикрыв глаза, я скользнула пальцами по груди и вниз, к животу, к бёдрам, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее, как образ в сознании оживает, и я…

Резко села в ванне, мысленно себя отругала. Тпру, Женя! Это уж точно не твои чувства — её! Не хватало ещё залипать на незнакомых типов из чужого прошлого.

Сердце ещё скакало в груди, когда заворачивалась в шёлковый длиннополый халат и смотрела в своё немного шальное отражение. Губы искусаны, щёки горят… А перед глазами по-прежнему хмельной туман. Тряхнула головой, схватила полотенце, чтобы вытереть волосы. В ванной было душно; казалось, я задыхаюсь. Поспешила в спальню в надежде, что прохладный воздух поможет проветрить голову, но тут же об этом пожалела. Посреди комнаты, хищно оглядываясь, стоял явно взбешённый Делагарди.

— Эйрэ, случайно, покоями не ошиблись?

Почувствовав на себе взгляд дракона, опаливший куда сильнее, чем мысли о незнакомце с фото, прижала к груди полотенце. Не помогло. Несмотря на толстую махровую ткань и тонкую — шёлковую, я чувствовала себе перед ним какой-то обнажённой.

Может, завернуться вдобавок в одеяло? Как бы ещё до него добраться, минуя Делагарди…

— Зачем ты наказала Эдвину? — Он шагнул ко мне, давая понять, что покоями не ошибся. Ворвался нагло, без спроса и без стука, как к себе домой.

Он, конечно, у себя дома, но это — моя территория!

— Одного договора явно недостаточно, — сухо сказала я, отзеркаливая хищный, драконий взгляд. — Нужно установить границы. Мне важно моё личное пространство, которое ты сейчас нарушаешь!

— Зачем. Ты наказала. Мою племянницу?! — едва ли не кроша зубами каждое слово, прорычал ультор и оказался ещё ближе.

Мелькнула мысль капитулировать в ванную, но я сразу её отбросила. Я ведь не ребёнок, чтобы играть в прятки. И не забитая девочка Раннвей, которую можно запугать грозным тоном и резкими словами.

Чувствуя, как злость, охватившая дракона, передаётся и мне, сама уже к нему шагнула, после чего резко бросила:

— Наказала, потому что она это заслужила. Она довела до истерики мисти Ливен. Бедняжка едва не уволилась, а Эдвина явно на это рассчитывала! И, кажется, Илена не первая учительница, которая сбегает из этого дома. — Ещё один шаг, к нему, в окутавшую его злость и знакомый аромат одеколона: мята с какой-то алкогольной горечью. — Открою тебе секрет, Эндер: детей за проступки надо наказывать. Особенно таких избалованных нахалок!

Может, последнее говорить и не стоило, но я не сдержалась. Ярко-зелёные глаза дракона тот час же потемнели, окрасившись в цвета чернёного серебра. И дело вовсе не в полумраке, окутывавшем спальню, а в окончательно затопившей его ярости.

— Больше никогда. Не смей её наказывать. Без меня!

Вот, значит, как?

Не знаю, какой харг в меня вселился, но я бросилась к нему, уничтожив то незначительное расстояние, что ещё оставалось между нами, и процедила в каменную драконью рожу, ну то есть лицо:

— Эйрэ, кажется, забыл, что я его жена? Не служанка и не рабыня, которой можно отдавать приказы. И явно запамятовал, что Эдвина и моя племянница тоже. Между прочим, родная по крови! Или я что-то путаю, и я не Раннвей Делагарди? Поправьте меня, дорогой муж, если я не права.

Несколько мгновений «муж» сверлил меня взглядом, тяжёлым, ледяным, мрачным, а я… я пыталась отвечать ему тем же, но почему-то смотрела не ему в глаза, а на губы. Наверное, по венам всё ещё гулял тот странный хмель, охвативший меня во время купаний. Ощущения сейчас, несмотря на злость, несмотря на раздражение, были примерно те же. Вот только эти эмоции принадлежали не Раннвей — это уже была моя непозволительная отсебятина.

Непрошенное влечение.

— Женя… — хриплый шёпот скользнул по губам. А потом Делагарди замолчал и, явно выругавшись в мыслях, отошёл на два шага.

Я облегчённо выдохнула, на мгновение прикрыла глаза, уговаривая себя не пьянеть от запаха кофе, мяты и дорогих сигар.

У нас тут серьёзный разговор о воспитании подростка. На нём и сосредоточимся.

— Надо было просто рассказать мне, — наконец сказал он, тоже явно пытаясь обуздать свои чувства.

Это я про злость и раздражение. В нём, в отличие от меня, ничего другого наверняка не было.

— И что бы ты сделал? — я скептически хмыкнула. — Снова пригрозил наказанием? Угрозы на неё не действуют, Эндер. Это же очевидно! И почему ты ничего не рассказал о её силе? Почему я должна догадываться, что Эдвина уже раскрыла в себе магию?!

Я не была уверена в том, что не было никакого грызуна, но после ссоры с «племянницей» и брошенных в мой адрес насмешек пришла к выводу, что она выкинула какой-то магический фокус.

— Эдвина только начала, — ответил Делагарди. Устроился в кресле возле камина, а я наконец отняла от груди полотенце и продолжила вытирать волосы.

В конце концов я в халате и вовсе не нагая. Но на всякий случай всё же отошла в глубь спальни, туда, где сумрак сгущался. Опустилась на край кровати, поинтересовалась:

— Это какие-то иллюзии? Или она, как Золушка, общается с животными? Мисти Ливен уверяла, что видела мышь, которая якобы на неё запрыгнула.

Не уверена, что Делагарди понял аналогию с Золушкой, но уточнять не стал, тихо сказал:

— У Эдвины проявился дар внушения. Терес им тоже обладала. Я заметил это перед отъездом в Бримн, когда она, сама того не осознавая, внушила служанке не поднимать на неё взгляда. Санна тогда её чем-то расстроила…

Расстроила? Не осознавая? Наверное, самое время сейчас присвистнуть. Ну или хорошенько выругаться… Внушение — опасная, дрянная сила. Хорошо развитый дар может быть очень опасен. Особенно для людей. Они больше всемогущих восприимчивы к драконьей магии. Вот и наглядный пример — Санна и мисти Ливен.

— Кто бы мог подумать, что сила в ней проявится так рано… Ещё до начала занятий.

Уловив в голосе дракона явственные нотки гордости, я хмыкнула:

— Ты бы лучше меньше ей гордился и строже воспитывал.

Делагарди снова помрачнел. Ему явно не нравились мои замечания, и советов по воспитанию детей от меня тоже не ждали. А вот мне не нравятся все эти тайны! И не нравятся — это ещё мягко сказано. Мало было секретов в жизни Раннвей, так ещё и он добавляет.

— Почему не рассказал сразу? Про то, что один дар у неё уже раскрылся.

— До заключения договора даже не планировал, а после — не было времени, — дёрнув бровью, словно я спрашивала об очевидном, изволил объясниться эйрэ. Бросил взгляд на коробку, оставленную на столе, и поинтересовался: — Что это?

— Крупицы прошлого Раннвей. Пытаюсь, где могу, добывать информацию.

Поднявшись, он взял из коробки верхнюю фотографию. Ту самую, что вызвала во мне непонятные эмоции и… такие яркие желания. Чувствуя, как щёки снова накаляются, хотела уже спросить, кто тот мужчина рядом с Шанетт, но Делагарди уже бросил фото в коробку.

Развернулся ко мне со словами:

— Завтра я постараюсь вернуться пораньше, и мы продолжим наши «занятия». Я расскажу тебе о её окружении, обо всём, что нужно будет тебе узнать до приёма гостей.

— И когда случится это знаменательное для леди Делагарди событие?

— В субботу, — ответил Эндер, и я всё-таки присвистнула.

Всего через несколько дней, за которые надо будет как можно больше узнать о Раннвей.

— Сегодня уже поздно. — Он мельком глянул на часы. Потом на меня, в халате, снова вызвав желание притянуть к себе одеяло. — Лучше мне уйти.

Я кивнула, думая о том же. Пожелала ему спокойной ночи, а его светлость, вместо того чтобы сказать своей «жене» то же самое и наконец отчалить, снова добавил в голос стали:

— Больше никогда и нигде её не запирай. Никогда. — Последнее слово он произнёс как приказ, нарушение которого явно не сулило мне ничего хорошего.

— Можно подумать, я отходила её розгами!

Как же тогда эту мисти внушающую воспитывать? Сдувая с неё опахалом пылинки? Потакая всем желаниям и капризам? Не понимаю…

— Лучше бы розгами, — неожиданно заявил Эндер, прервав мои мысленные возмущения, а спустя мгновение добавил: — Незадолго до своего исчезновения Раннвей была на суаре у Флемингов. Не знаю зачем, но она взяла с собой Эдвину, хотя обычно, — он мрачно хмыкнул, — время с племянницей было ей в тягость. В гостях, в обществе взрослых, Эдвине быстро наскучило, она начала капризничать и проситься домой. Но покидать праздник не входило в планы Раннвей, и она велела служанке запереть девочку в одной из гостевых спален. Там её и забыла. Меня тогда в городе не было, Раннвей вернулась домой поздно. Об Эдвине она вспомнила только на следующий день, когда служанки, не найдя её в детской, подняли тревогу. Можешь себе представить, что чувствовал семилетий ребёнок, запертый один ночью в гостевом крыле чужого дома. Можешь себе представить, что почувствовала она сегодня, когда тётя, с которой у неё и без того непростые отношения, не успев вернуться, снова её заперла.

— Я… я не знала, — прошептала я и замолчала, опустив глаза.

Что ещё сказать не представляла, как и не понимала, что чувствовать. Жалость? Злость на себя? На Раннвей? Господи, да Эдвина меня после этого окончательно возненавидит! Точнее, свою тётю, но раз теперь она — это я…

— Я понимаю, Женя, — уже мягче проговорил Эндер. — Просто… В следующий раз просто со мной советуйся.

Он больше ничего не сказал, а я ничего не ответила. Проводила его взглядом, думая о том, что в этой семье всё слишком сложно. И, кажется, я сегодня всё ещё больше усложнила. Дура Раннвей! Ну как можно было забыть племянницу?! Зачем вообще её с собой брала?!

Не удивительно, что Эдвину (да и всю прислугу) при виде леди Делагарди тянет плеваться.

Быстро заплетя влажные волосы в косу, вернулась к кровати. Событий сегодня было слишком много, и далеко не самых приятных, отчего я чувствовала себя выжатой насухо тряпочкой.

Завтра. Завтра я снова поговорю с Эдвиной, попробую если и не начать отстраивать разрушенные мосты, то хотя бы сделать к ней маленький шаг. А сейчас надо поспать. Надо вернуть себе силы…

С этой мыслью я откинула одеяло и едва не закричала, увидев на белоснежной простыни… большую дохлую мышь.

Первым желанием было накрыть трупик грызуна, чтобы его не видеть. Вторым — внимательно оглядеться, дабы убедиться, что рядом нет этой… этого зловредного вундеркинда. Справившись с первым порывом, я всё же не смогла не уступить второму: стала бросать по сторонам взгляды, прислушиваясь к малейшему шороху.

Но никаких шорохов не было. Единственное, что слышала, — это своё собственное дыхание да стук сердца, ненадолго опустившегося куда-то к желудку.

Превозмогая отвращение, перевела взгляд на серую тушку. Интересно, мышь настоящая или мне, как мисти Ливен, мерещится? Если так, то Эдвина точно должна быть где-то в спальне. Или внушающие могут действовать и на расстоянии? А если всё же она здесь, то, получается, слышала весь наш с драконом разговор? Я довольно долго находилась в ванной, за это время «племянница» вполне могла пробраться ко мне в спальню.

Мышь категорически отказывалась исчезать, таять на глазах и выглядела вполне натуральной. Ну то есть настоящей.

Ругнувшись, быстро осмотрела комнату, не забыв заглянуть и в гардеробную. Эдвиной даже не пахло, зато от мыши уже начинало пованивать. Может, конечно, и преувеличиваю, но очень хотелось как можно скорее избавиться от этого дохлого презента.

Вернувшись к кровати, потянула за шнурок колокольчика и стала дожидаться служанок. Справиться, что вдруг понадобилось хозяйке на ночь глядя, явилась Минна.

— Ваша светлость, — несмело начала девушка, явно ощущая исходящие от моей светлости флюиды раздражения. — Что-нибудь слу…

— Проходи. — Я поманила её к кровати, горя от нетерпения понять: мышь это всё-таки или мираж. — Ты это видишь?

— Ах! — в ужасе прижала к лицу руки Минна, после чего судорожно выдохнула: — Ка… какой кошмар!

Значит, не мираж, а ответочка от Эдвины. Зациклена она, что ли, на мышах?

Я облегчённо выдохнула, радуясь, что никакие малолетние ведьмочки не играются с моим подсознанием. А вот Минна, наоборот, занервничала ещё сильнее.

— Я… я не понимаю… Откуда она взялась? Мы же взбивали подушки, встряхивал и простыни, и одеяло. Может, пока комнату проветривали, она сюда забежала…

Чтобы торжественно скончаться у меня на кровати?

Тихонько усмехнувшись, я обратилась к едва не плачущей служанке:

— Убери её, пожалуйста. Вместе с простынями и одеялом.

— Конечно, конечно, ваша светлость. Простите меня…

— Всё в порядке, — мягко ей улыбнулась. — Ты уж точно не в ответе за мёртвых грызунов.

Подарив в ответ немного нервную улыбку, Минна взялась за устранение шалостей малолетней вредительницы. Никто другой такой ерундой, понятное дело, не стал бы заниматься. Представив Бальдера, на цыпочках прокрадывающегося ко мне в спальню и держащего за хвост дохлого грызуна, я чуть не прыснула со смеху и почувствовала, что начинаю успокаиваться.

Ладно, отвела юная Фармор душу и хватит. Завтра начнём всё налаживать.

— Пожалуйста, не говори никому об этом инциденте. Ни Полин, ни другим домочадцам.

— Слушаюсь, леди. Конечно… — с явным облегчением ответила Минна, явно опасавшаяся гнева Эндера. Быстренько стянула постельное бельё в узел, подхватила одеяло и убежала. Вернулась с чистым, застелила кровать и, пожелав мне спокойной ночи, снова ушла.

Я за это время успела осмотреть все подведомственные мне комнаты и, убедившись, что кроме постельного, никаких больше сюрпризов в покоях герцогини не имеется, со спокойной душой отправилась спать.

Уснула как ни странно быстро — видимо, настолько была вымотана. Кажется, мне что-то снилось и, кажется, не единороги на радугах, но утром, проснувшись, не могла даже смутно описать свои ночные фантазии. Почему-то утро не радовало… Вместо того чтобы улыбнуться новому погожему дню, наверняка одному из последних перед чередой дождливых и серых, я чувствовала, как по сердцу ядом растекается тревога. Подсознательно опасаюсь ещё какого-нибудь «подарка» от «племянницы»? Ерунда, право! Я ведь зрящая. Таких, как я, мирно почившими грызунами не запугаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16. День приветствия

Я так и не смогла объяснить самой себе, откуда во мне взялось это беспокойство. Почему, проспав всю ночь, чувствую себя вялой и сонной. К счастью, умывания прохладной водой помогли взбодриться, а вынырнувшая из зеркала Вильма окончательно прогнала из разума остатки сонной хмари.

— Как поживает наша распрекрасная герцогиня? — пропел призрак, пока я подумывала, а не икнуть ли мне от неожиданности.

Никак не привыкну к этим внезапным «выныриваниям».

— Выглядишь немного бледной, — не слишком высоко оценила мой внешний вид Вильма и выразительно покосилась на баночку с румянами, которую я безразлично проигнорировала. — Я бы добавила румянца.

— И тебе доброе утро, Вильма. Выглядишь, как всегда, немного прозрачной.

— Туше, милая, — игриво улыбнулся призрак.

Заметив, что собираюсь подняться с кресла, она попыталась схватить баночку с румянами, чтобы всё-таки «навязать» мне на лицо эти краски, но тонкая эфемерная кисть прошла сквозь жестяную ёмкость, так её и не тронув. Порой у Вильмы получалось cдвигать предметы, но не всегда и, насколько поняла, это отнимало немало сил, энергии или что там имеется у теней.

— Старею, — горестно вздохнуло привидение.

— Давай я. — В угоду ей всё-таки коснулась пуховкой щёк, и Вильма удовлетворенно кивнула:

— Вот так значительно лучше.

— Как прогулка по Гратцвигу? — спросила я, прекрасно зная, что именно этого вопроса от меня и ждали.

Вильма затараторила, не умолкая. Пока она говорила, я успела одеться, расчесаться, собрать волосы в простую причёску и вытереть румяна. К счастью, старушка была так увлечена своим монологом, что пропустила момент, когда я стирала с щёк косметику.

— В общем, вся столица задаётся вопросом, какой же всё-таки дар раскрыла в себе Пустая леди, — рассказав обо всех столичных сплетнях, подытожила Вильма и с интересом спросила: — А ты вообще знала, что тебя так называют? Ну то есть Раннвей.

— Может, и знала бы, если бы господин ультор побольше о ней рассказывал.

— А вдруг он не в курсе, как заглазно величают его супругу, — попыталась вступиться за своего любимчика Вильма, на что я лишь неопределённо хмыкнула. — И кстати, какой он всё-таки дар тебе придумал? А если тебя попросят его продемонстрировать, как это бывает при выпуске из их драконьих школ?

— Без понятия и без понятия, — ответила я, снова невольно припоминая незлым тихим словом Делагарди. — Все вопросы к моему мужу-конспиратору.

— Ладно, — заметив, что я хмурюсь, не стала развивать эту тему старушка. — Как у тебя прошёл вечер? Что там наш эйрэ?

Я рассказала. И про своё расследование, и про незнакомца с фотографии, и про разговор с Делагарди в этой самой спальне, закончив постельным подарком.

— Вот же детёныш харга… — процедила Вильма, явно имея в виду Эдвину. И тут же возбуждённо вскинулась: — А где фотография-то? Покажешь?! Может, я о нём что разузнаю!

От помощи я никогда не отказывалась, достала из коробки старую фотокарточку и ткнула пальцем в чёрно-белого типа, снова чувствуя, как изнутри поднимается странная волна жара.

Ну вот что за зараза!

— Любуйся сколько влезет, а я пошла налаживать отношения с детёнышем харга.

— После того, что это мелкое чудовище учудило?! — явно не прониклась моим энтузиазмом Вильма.

— Лучше худой мир, чем постоянная война, — сказала, уже выходя из спальни.

Что-то буркнув себе под нос, старушка вернулась к изучению фотокарточки, а я отправилась к Эдвине. Но её не оказалось ни в детской, ни в игровой, ни уж тем более в классной комнате.

К счастью, пропажа отыскалась быстро. Спускаясь на первый этаж, я увидела наследницу Фарморов, угрюмо выходящую за Эндером в холл. Они шли со стороны кабинета и, судя по насупленному выражению лица девочки, утреннее общение с дядей ей явно не понравилось.

— Доброе утро, Раннвей. — Дракон первым меня заметил, а может, учуял. Потому что, не успев выйти в холл, тут же вскинул голову, заставив запнуться, поймать взгляд ядовито-зелёных глаз.

— Доброе… — пробормотала я и с усилием заставила себя переключить внимание на стремительно бледнеющую «племянницу».

Кажется, в кабинете она получала за внушение гувернантке, а теперь опасается, что влетит и за невинно убиенного.

— Надеюсь, ты хорошо спала? — продолжал источать заботу и внимание ультор.

Эдвина тем временем замедлила шаг, как будто раздумывала, а не дёрнуть ли ей обратно. И при этом продолжала смотреть на меня большими лазурными глазами.

— Чудесно, — обманула я и подарила обоим мягкую улыбку. — Ничто ни вечером, ни ночью не тревожило мой покой.

Эндер дёрнул бровью, явно недоумевая, а что вообще должно было тревожить, но тут его, нас всех, отвлёк звон колокола, разнёсшийся по холлу.

— Надеюсь, это не леди Левенштерн повторяется, — пробормотал Делагарди и, не дожидаясь Бальдера, отправился исполнять роль дворецкого.

К нашему всеобщему облегчению (по крайней мере, моему и Эндера), нежданным гостем оказалась не Данна. Правда, при виде мужчины в тёмно-синем мундире я всё равно напряглась, заволновалась. Замерла, забыв, как дышать, подсознательно опасаясь, что вот сейчас законник войдёт в дом и скажет:

— Я явился, чтобы арестовать самозванку!

И что тогда сделает Делагарди? Вышвырнет его за порог? С одним «мундиром» он легко справится, но потом ведь подоспеет подкрепление, и…

— Эйрэ, леди Делагарди, прошу извинить меня за столь раннее вторжение, — с почтением заговорил мужчина, и я облегчённо выдохнула.

Арестовывать не собираются, самозванкой не считают — уже счастье.

— Что случилось, Керн? — невозмутимо осведомился Эндер, не став размениваться на приветствия.

Коротко улыбнувшись мне и Эдвине, мужчина перевёл на него взгляд.

— Вас срочно вызывают в управление. — После чего понизил голос до едва различимого шёпота.

Только и удалось расслышать два слова: «ультор» и «убийство». Не самые, должна сказать, приятные, заставившие снова заволноваться. Пока Керн рассказывал дракону о явно трагических событиях, тот мрачнел на глазах, а когда законник замолчал, повернулся к нам и сказал:

— Мне нужно уехать. Срочно. Эдвина, на День приветствия тебя отвезёт Вернер.

Глаза девочки расширились. Не то от удивления, не то от страха.

— Но как же… одна… — сбивчиво пробормотала она.

— День приветствия? — вмешалась я.

— Сегодня в Тьюрильской гимназии состоится первая встреча учеников с преподавателями, — ответил Делагарди, а поймав упрёк в моих глазах, поспешил объясниться: — Я не стал тебе говорить, потому что не уверен, что ты уже готова к подобным… выходам. Тебя ведь так долго не было дома, любимая.

— Я отвезу Эдвину, — не раздумывая вызвалась я, одновременно и злясь на дракона, что слишком много думает (за меня), и радуясь, что вот он мой шанс начать реставрацию разрушенных Раннвей мостов. — Или ты забыл о традициях? Любимый, — едко, лишь самую малость, выделила последнее слово и продолжила: — Я, как ближайшая родственница, обязана сопровождать Эдвину, и сделаю это с радостью.

Удивились все. Все, кроме разве что полицейского. Зато Эндер, Эдвина, успевший прикатить Бальдер дружно захлопали глазами.

— Леди уверена, что это её не обременит? — не преминул сцедить яду с утра пораньше вредный слуга.

— Наоборот, я с удовольствием проведу с племянницей время.

После моего ответа удивление достигло апогея. Все смотрели на меня так, словно вместо ног у меня вдруг вырос плавник, а всё тело покрыла блестящая чешуя. Только законник переводил вопросительный взгляд с Бальдера на Делагарди, явно недоумевая, а что здесь такого странного: чтобы тётя отвезла на «Первое драконье сентября» племянницу.

Для дворецкого и Эдвины столь внезапное проявление заботы со стороны леди было в диковинку. Что же касается Делагарди… Он явно считал, что меня ещё рано спускать со сворки, но других вариантов всё равно не было.

Водитель в роли сопровождающего для наследницы Фарморов им не являлся.

— Хорошо, — сдался дракон. Приблизился к племяннице, посмотрел на неё вроде бы и строго, но взгляд при этом всё равно был предательски тёплым: — Будь умницей, Эдвина. Раннвей… — Шагнул ко мне ближе, после чего, отведя в сторону, тихо, с тревогой в голосе поинтересовался: — Уверена, что справишься?

— Если мне не внушат по дороге ничего крамольного, например, выпрыгнуть из машины или пойти к ближайшему фонтану и утопиться, то, думаю, справлюсь.

— Не внушат, — заверил он твёрдо. — Я об этом позаботился.

Объяснить, как именно, не удосужился, равно как и рассказать, куда и зачем его так срочно вызвали. Но судя по тому, как нетерпеливо переминался с ноги на ногу полицейский, как косил взглядом на карманные часы в руках, времени для разговоров у «мужа» не было.

— После школы сразу домой, — наказал он. — В два часа придёт мисти Ливен. До этого Эдвине надо будет пообедать и отдохнуть.

— Мы только туда и обратно, — заверила его и с трудом подавила в себе порыв отстраниться, когда он подался ко мне, чтобы попрощаться со мной быстрым поцелуем.

Делагарди явно почувствовал, как я напряглась. Нахмурился, но ничего не сказал. Забрал у услужливого дворецкого сюртук и, на ходу его надевая, вышел из дома вместе с полицейским.

А я повернулась к «племяннице»:

— Ну что, пойдём завтракать?

Эдвина смерила меня недоверчивым взглядом, словно пыталась понять, что же на самом деле я затеваю. Какой готовлю ей ответный удар. Так ничего и не ответив, с независимо вздёрнутым носом ринулась в столовую.

Пожав плечами, я последовала за новоиспечённой гимназисткой.

Завтракали молча, и обе явно без аппетита. Эдвина уныло ковырялась в тарелке вилкой, я задумчиво жевала рогалик, размышляя о следующем шаге в отношении бунтарки. Думала и о гимназии, невольно волнуясь, словно это мне там предстояло учиться. И пусть мне не грозило стать ученицей, но первая поездка без Эндера, да ещё и в драконье учебное заведение, заставляла нервничать.

— Ну, ты скоро? — послышался нетерпеливый возглас, и я встрепенулась. — Или уже передумала? — спросила Эдвина сердито, не преминув добавить: — Я из-за тебя опоздаю!

Пока я размышляла, она уже успела закончить с ковыряньями, поднялась и теперь стояла, упираясь ладонями в стол, сверля меня обличающим взглядом, словно ожидая, что пойду на попятную.

— С чего бы мне передумывать? — Допив остывший чай, я сдёрнула с коленей салфетку. — Я закончила, можем ехать.

Девочка недоверчиво сощурилась, потом тихонько хмыкнула и, откинув назад медную косу, дёрнула в холл. Там нас уже дожидались служанки. Минна помогла мне надеть жакет — ту самую изумрудную красоту, что презентовал мне на борту дирижабля Делагарди, после чего протянула перчатки и шляпку. Эдвину тоже быстро «упаковали» и, сопровождаемые невозмутимым Бальдером, мы вышли из дома.

— Пожалуйста, ваша светлость, нигде не потеряйте и не забудьте девочку, — прощаясь, попросил слуга, и я едва справилась с желанием наступить ему на ногу.

Может, и зря, что справилась. На начищенных штиблетах домоправителя явно не хватало пары-тройки дырок от моих шпилек.

— Не надейтесь, Бальдер, не доставлю вам такого удовольствия.

Он поклонился и, вручив нас Вернеру, вернулся в дом. А мы покатили в Тьюрильскую гимназию, которая, по словам сопровождавшей нас Вильмы, была одной из самых старых, престижных и известных во всём Кармаре, если не сказать мире.

Было непросто слушать старушку и при этом делать вид, что её рядом нет. Особенно если учесть, что Эдвина продолжала пожирать меня взглядом. Смотрела с таким пристальным вниманием, словно практиковалась в чтении мыслей.

О-о-очень надеюсь, что в ней нет и не обнаружится подобных навыков.

— В этой гимназии, основанной более шести веков назад неким Гербертом Тьюрилем, учились и продолжают учиться только представители самых знатных фамилий. В основном наследники Высоких домов, реже — Малых, — пока машина катила по суматошному, шумному городу, подпитывала меня информацией Вильма.

Гратцвиг отличался от городов Пограничья, как отличается борец сумо от труппы балерин. Он был таким же огромным, с внушительной архитектурой, широкими реками улиц, незаметно вливающимися во всё ещё зелёные парки, растворяющимися в озёрах площадей.

Большой, торжественный город. Живущий своей, особой жизнью, с которой мне ещё только предстояло познакомиться.

— А всё почему? Да потому что обучение у лучших преподавателей Кармара стоит как дворец императора Нухара!

Понятия не имею, сколько стоит дворец императора здешней Страны восходящего солнца, но могу предположить, что немало. Интересно, за обучение Эдвины кто будет платить? Делагарди? Или покойный Фармор озаботился образованием внучки?

Наконец паромобиль въехал в гостеприимно раскрытые ворота и медленно покатил по широкой дороге, уводящей не просто к белокаменному зданию — настоящему дворцу из сказок! Не знай я, куда мы собирались, решила бы, что явились в резиденцию их величеств.

И, если честно, я бы и сама здесь с удовольствием поучилась.

Словно откликаясь на мои мысли (может, действительно читает), Эдвина сказала:

— Ты ведь тоже здесь обучалась. Как и… мама.

Это было единственное, что я от неё услышала за всё время, пока мы ехали, и, судя по тому, как девочка тут же насупилась, замкнулась, больше я в ближайшее время от неё ничего не услышу.

Наконец машина остановилась. Вернер выскочил первым, чтобы помочь выйти мне, а потом и Эдвине. Но девочка медлила, с тревогой смотрела на стекающихся ко «дворцу» людей, не находя в себе силы выйти из машины.

Подвинув водителя, я протянула ей руку:

— Всё будет хорошо. Не бойся, ты здесь не одна.

Секунда, другая — Эдвина вспыхнула и, отмахнувшись от моей руки, буркнула:

— Лучше бы была одна! — Пулей метнувшись из салона, она поспешила к парадному входу.

Поймав сочувствующий взгляд Вернера, я последовала за мятежницей, как можно быстрее перебирая ногами, и вдруг услышала сбоку уже знакомый голос:

— Раннвей! Раннвей, подожди!

Запнулась. Обернулась.

Удерживая под руку высокую темноволосую девочку, на меня коршуном летела Данна Левенштерн.

— Я за ней пригляжу, — шепнула Вильма и ринулась за Эдвиной, просачиваясь сквозь драконов, дракониц и их юных отпрысков.

— Моя дорогая, — расцвела в улыбке Данна, а оказавшись рядом, быстро меня расцеловала. — Ты всё-таки решила заняться воспитанием Эдвины.

Я кивнула и тоже ей улыбнулась. Было несложно, потому что при виде Левенштерн моё желание держаться от неё подальше смешалось с назойливым желанием Раннвей — послушно заглядывать тётке в рот и слушать всё, что она скажет.

— Уверена, что справишься? — хитро сощурилась леди. — Эдвина сейчас в таком возрасте… Это тебе не шестилетняя девочка, которую вы были вынуждены взять на воспитание.

Я незаметно себя ущипнула, отгоняя, как назойливую мошкару, чужие чувства. Не знаю, прав ли в отношении Данны Делагарди, но как бы там ни было, а её поведение мне не нравится. Не нравится, что она смотрит с прохладным снисхождением и при этом улыбается с явной фальшью. Не нравится, что, не успев приблизиться, тут же пытается убедить, что я не совладаю с племянницей.

Плохо вы знаете новую Раннвей, леди Левенштерн. А точнее, не знаете совсем.

— Эдвина, конечно, выросла, но и я за эти годы тоже повзрослела. Набралась терпения.

Данна чуть слышно хмыкнула:

— А терпения, я так понимаю, ты набиралась в той загадочной обители? И где же она находится? Почему Эндер нам ничего не рассказывал? Мы ведь переживали.

— Я так хотела, — ответила на последний вопрос и, не желая отвечать на другие, поспешила сменить тему: — Кикки так выросла. Помню её совсем малышкой.

К счастью, я не забыла имя младшей дочери Левенштернов, которая взглянула на меня без особого интереса и с куда большим вниманием продолжила бросать взгляды вокруг. Наиболее пристальные, внимательные доставались мимо проходящим мальчикам. Те тоже на неё поглядывали. Младшая Левенштерн была высокой, интересной, с крупными выразительными чертами и грудью, очертания которой уже можно было различить под блузой. Эдвина по сравнению с ней выглядела сущим ребёнком.

— Да, дети растут быстро, — любовно взглянула на дочь Данна. — А Кикки ещё и ростом в отца пошла. Я бы предпочла, чтобы она была ниже и изящней, но… — Она вздохнула, как бы говоря: что выросло, то выросло. Заметив, как дочь провожает взглядом очередного мальчишку-дракона, с тихим возмущением выдохнула: — Кикки!

Дёрнула её за руку, и та с явной неохотой отвернулась от объекта своего интереса.

— Пойду разыщу Эдвину, — сказала я, надеясь избавиться от общества «родственников». Не тут-то было. Данна потащилась следом, то и дело выстреливая с очередным вопросом.

Расследование она ведёт, что ли…

К счастью, «пропажа» отыскалась быстро. Эдвина стояла у подножия широкой белокаменной лестницы, уводящей ко входу в здание, и, явно оробев, оглядывалась.

— А вот и наша красавица! — снова разлилась мёдом Данна.

Обернувшись, девочка было бросилась к ней, но при виде меня поубавила пыл. И улыбаться тут же перестала.

Ладно. Не отчаиваемся.

— Доброе утро, леди Левенштерн, — поздоровалась вежливо.

Ну просто образцовая девочка.

— Эдвина, ты, наверное, совсем не помнишь мою Кикки, — сказала Данна, выталкивая вперёд дочь для знакомства с младшей родственницей, с которой той явно не хотелось знакомиться. — Твой дядя сделал всё, чтобы ты не виделась со своими родными.

— Он просто… — Эдвина не нашлась, что сказать в защиту дракона. Умолкла и с интересом посмотрела на юную Левенштерн.

— Пытается оберегать Эдвину, — закончила я за «племянницу».

— От нас её уж точно не надо оберегать, — с явным возмущением возразила Левенштерн. — Я всё ещё убеждена, что ей будет лучше с нами, и…

К счастью, её прервали. На вершине лестницы показался пожилой мужчина в строгом чёрном костюме. Возвысив голос, он объявил о том, что всех будущих учеников и их родных просят поспешить в Залу собраний.

— Пойдём. — Я поманила за собой Эдвину, а Данну и манить было не надо — она тут же пристроилась рядом.

Обрамлённая колоннами, густо увитыми лепными узорами, лестница уводила к высоким дверям. По ним тоже что-то вилось — искусная резьба вместе с позолотой, вот только издали было не понять, что это: просто узоры или какие-то письмена.

Пока поднимались, я заметила, что каждую девочку сопровождает женщина, а мальчика — мужчина. Некоторые ученики выглядели ещё совсем детьми, другие были явно постарше или, как Кикки, таковыми казались.

Просторный холл наполнялся шумом голосов, солнечными лучами, раскрашенными цветными витражами. Увы, рассматривать красоту в окнах, как и любоваться угнездившимися в нишах статуями, времени не было. Из холла мы сразу поднялись на второй этаж и оказались на верхних ярусах залы-амфитеатра. Не желая светиться в первых рядах, вместе с Эдвиной (и Вильмой) я заняла места в глубине зала. Данна не замедлила к нам присоединиться.

— В последний раз я была здесь три года назад с Венделой, — сказала она, имея в виду свою среднюю дочь. — Её обучение закончилось спустя год, но, может, Кикки повезёт больше.

— Чем больше даров, чем они сложнее и чем ярче проявляются, тем дольше проходит обучение, — тут же подхватила Вильма, хвастливо припечатав: — Твой Эндер, между прочим, учился здесь четыре года. И потом ещё столько же нёс военную службу, а сразу после армии стал ультором.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Загрузка...