- И что? – спросил Табас у напарника.

- Внимательней.

- Хорошо… - начиная раздражаться, сказал Табас и снова принялся обшаривать карту глазами.

Скорее всего, Ибар нашёл что-то на юге. Вот он, Дом Адмет – тоже огромная территория, простирающаяся далеко на юг и граничащая… с Домом Шекспир. Одноименная столица была обозначена крупной коричневой точкой: исходя из её размера можно было предположить, что население у неизвестного города составляло тысяч пятьсот, если не больше.

- Вижу, нашёл, - прохрипел Ибар над ухом. - Понимаешь теперь, почему они не хотят союза с вами? – и продолжил, не дождавшись ответа от молчавшего Табаса: - Карта была выпущена пятьдесят лет назад. За это время пустыня продвинулась на север так, что сожрала территорию крупного Дома и ополовинила ещё один. Возможно, у них даже был свой Железный Замок. Это с ними мы воевали. Это они стали голодранцами, лезущими на пулемёты. И то же самое в скором времени ждёт Дом Адмет. Их засыплет песком, пригодной для жизни и обработки земли не останется. Им будет нечего жрать, и они будут вынуждены точно также отправиться в путь, на север, а от Дома Адмет не останется ничего, кроме упоминаний в учебниках. Капитан Адмет это понимает, потому и торопится начать войну как можно скорее, пока у него есть ресурсы, оружие и люди. А время идёт, любое промедление смерти подобно. Чем дальше – тем меньше у них еды, нефти, железа и людей.

- Но ведь можно будет принять этих людей к се… - сказал Табас и осёкся, осознав, какую глупость сморозил.

- Тут два человека не могут работу найти, а ты говоришь о том, чтобы принять ещё минимум пять миллионов. Кронос деградирует и умирает, пустыня не в состоянии никого прокормить. Моря высыхают, ледники больше никто не растапливает, боясь потепления. Никто даже не помнит, как бороться с пустыней. Так что будет война, - жутко оскалившись, говорил старый обожжённый солдат, сверкая глазами так, будто в них уже отражались отсветы ещё не разгоревшихся пожаров. - И эта война будет намного более жестокой, чем многолетние вялые бодания Дома Адмет с Домом Шекспир и другими дикарями.

- А ты этому и рад, - ощерился Табас, внезапно разозлившийся, будто это Ибар был виноват в том, что скоро Армстронгу предстояло пережить тяжёлые времена. Или не пережить и уйти в небытие.

Напарник лишь пожал плечами.

- Всё равно этот шарик обречён. Не сейчас, так через тысячу лет. Хотя, тысяча – это очень оптимистично, - хрипло расхохотался обожжённый наёмник. - Я думаю, всё закончится лет через пятьсот. И лично для меня нет ничего плохого в том, что люди ещё будут друг дружку убивать за стакан воды. Это означает, что я всегда буду сыт, одет и при деньгах.

- Эгоист, - осуждающе сказал Табас.

- А ты тряпка, - презрительно бросил Ибар. - Хлюпик. Армия многим вправляла мозги, но, похоже, ты – исключение. Впервые вижу, чтобы человек после пустыни и войны оставался таким… Идеалистом.

- Надо же, какие слова мы знаем, - оскалился Табас, защищаясь. - Не слишком заумно?

- Я сложнее, чем кажусь, - парировал напарник.

- Не заставляй меня жалеть, что я вообще взял тебя с собой.

- А ты мог отказаться? – гнусно усмехнулся обожжённый.

- Мог.

- И как бы ты через территорию Адмет прошёл? - усмешка стала ещё отвратительнее. - Знаешь что?.. Ты сам держался за меня всё это время и просто не смог бы отказать тому, кто твою жопу тощую из песка вынул.

Табас молчал. Верить в правоту Ибара не хотелось, но в глубине души заворочалось гаденькое чувство, что эта обожжённая сволочь права.

- Ты тоже был мне нужен, но гораздо меньше. Добраться до Армстронга, найти жильё, получить услуги гида – это я и сам мог бы. А ты смог бы выбраться из пустыни? Или из деревни, куда Вольные зашли пограбить? Или из-под обстрела? Пересёк бы ты границу? Добрался бы до любимой мамочки? Не убила бы тебя местная шпана за автомат? – каждый вопрос действовал на Табаса как пощёчина, он опустил глаза и краснел. - Ты, приятель, мой должник, поэтому веди себя соответственно, - Ибар воззрился на Табаса так, что у того затряслись колени. - И не смей попрекать куском хлеба. Щенок. Если бы не я, твоя мама даже пустой гроб не получила бы. Был такой Табас на свете – и нету. Ничего не осталось, даже телеграммы бы не пришло, что сдох.

- Пошёл ты, - бросил побледневший от смеси страха и ярости молодой человек. - Должник так должник. Завтра последний день. Послезавтра с утра вали куда хочешь. Мне плевать. Хоть в армию, хоть в ад. Там как раз место для таких зверей, как ты. Убийца! – бросил он самое первое оскорбление, пришедшее на ум.

Ибар рассмеялся – громко, от души, хлопая себя по коленям, и Табас со жгучим стыдом понял, что сморозил глупость. Убийц в этой комнате было двое.


10.

Когда настала ночь, Табас, устав ворочаться, тихонько встал с кровати, захватил из холодильника пару банок холодного пива и пошёл на крышу. В комнате снова было душно, даже несмотря на то, что они остались с матерью вдвоём и Ибар ушёл, как он выразился, «по девочкам».

Миновав два этажа и поднявшись по приставной лестнице – старой, ржавой, скрипучей и трясущейся, как в припадке, Табас отпер своим ключом огромный навесной замок, откинул металлическую крышку люка и ступил на гудрон крыши.

Открыв пшикнувшую банку, Табас сел на кирпичный карниз и свесил вниз ноги, ощутив, как перехватило дыхание от страха перед высотой и удовольствия от того, что он всё-таки сумел побороть самого себя.

Впечатления портили только воспоминания о разговоре с Ибаром, на которого юноша всё ещё злился.

Город остывал после жаркого дня, и воздух над ним дрожал. В ясном небе висел красный Гефест, а белый, как раскалённый осколок металла, Той только-только показался из-за горизонта и помчался, словно боясь опоздать и не совершить положенные ему два оборота за ночь.

Где-то внизу играла громкая бумкающая музыка, слышались пьяные крики и хохот, вызывавшие у Табаса отвращение вперемешку со страхом.

«Хорошо», - подумал наёмник, вдыхая сладкий летний ветер с лёгкими нотками пыли. Ещё год назад можно было различить смрад бензинового выхлопа, но теперь воздух был чист. Табас закрыл глаза, чувствуя, как шевелятся волосы у него на голове, и подумал о том, что сказал Ибар. Он снова, раз за разом, прокручивал разговор, неизвестно зачем придумывая ответы, которые никогда уже не озвучит.

- А ты тряпка, - отчего-то разозлившись, бросил Ибар, - Хлюпик. Армия многим вправляла мозги, но, похоже, ты – исключение. Впервые вижу, чтобы человек после пустыни и войны оставался таким… Идеалистом.

«Да, Ибар. Ты, в принципе, прав. Дурак я и тряпка. Даже армия не исправила».

Что он ответил бы? Вряд ли что-то вроде: «Выше нос! Ты хороший стрелок и отличный солдат».

А можно ли вообще было считать его, Табаса, хорошим солдатом? Кто даст ответ? Означает ли его возвращение то, что он достаточно хорош? Из пустыни не вернулось очень много людей. Гвардейцы, с которыми завязалась перестрелка, были прекрасными солдатами – опытными, обученными, дисциплинированными. Но сейчас их, скорее всего, уже занесло песком.

Вольные тоже умели воевать, зачастую даже лучше гвардейцев, но и от них осталась лишь небольшая горстка – батальон, не больше.

«Из пустыни вернулись не отличные солдаты, а просто везучие», - подумал Табас. «Наверное, в этом весь смысл. Кому больше везёт – тот и отличный».

Молодой человек отпил пару глотков, поставил банку рядом и, подняв голову вверх, наткнулся взглядом на созвездие Воина – его любимое. Табас сам до конца не понимал, чем оно ему нравилось, наверное, тем, что его можно было легко отыскать – три неяркие звезды, образовывавшие острие меча, были его визитной карточкой.

Наёмник вспомнил, как сегодня рассказывал Ибару о Земле и Железных Замках, и попытался найти в небе звезду, вокруг которой вращалась планета-прародитель. Как учил отец: чуть левее Креста и на два пальца ниже трилистника, в небольшой кучке тусклых, едва-едва заметных точечек. Да, какая-то из них – точно Солнце, но вот какая именно? Непонятно.

«Интересно, как сейчас на Земле?»

Вопрос не был риторическим: Табасу действительно было бы любопытно узнать, что там происходит.

Обе банки очень быстро опустели. С непривычки к алкоголю закружилась голова – земля закачалась, и юноша, перекинув ноги, залез обратно на крышу, испугавшись того, что свалится.

«Было бы очень здорово нам всем сбежать», - подумал он. - «Люди прилетели сюда за миллиарды миллиардов километров, надеясь построить новый мир.

Тщательно отобрали самых лучших – элитный генетический материал, размножились, устроились, но так ничего и не сумели изменить. Мы теперь как бездомные. Шаримся по помойкам тех людей, времён первых Капитанов, дерёмся за мусор. Проедаем наследство, теряем знания, забываем, кто мы. Ничего нового не строим и не изобретаем, леса не сажаем, ледники не плавим, с пустыней не боремся. Ищем, где бы ещё урвать канистру бензина и немного жратвы.

Сами всё разрушили, идиоты. Кто вообще сейчас помнит, что Кронос был холодным? Ведь в самом начале, до заселения, в наших широтах температура выше минус пятидесяти не поднималась. На экваторе – минус десять. Грамотная колонизация сделала Кронос пригодным для жизни, позволила установить нормальную температуру, без этой жуткой жары, а потом какому-то идиоту-Капитану две тысячи лет назад захотелось побольше воды. И он, не зная, как всё функционирует, не понимая, что воды на Кроносе должно быть ровно столько и ни капли больше, превратил всю планету в парилку… И с каждым новым поколением будет только хуже. Старые знания забудутся, новые никто не станет искать.

Людей привезли на эту планету для того, чтобы построить рай, а мы всё просрали», - злой пьяный Табас показал кулак кому-то в центре города.

«И никуда мы уже не полетим. Ни обратно на Землю, ни к другим звёздам. У нас нет цели. Наш мир бесплоден. Мы не дадим потомства. Не отберём пятьдесят тысяч лучших, не подарим жизнь пустой планете, не воздвигнем новых городов. И Капитаны наши – не лучшие из лучших, достойные памятников на площадях, а дегенераты, солдафоны и сволочи. Им проще ударить ракетами по соседнему Дому, чем объединиться и посадить леса. Проще отстреливать дикарей, чем поселить их где-нибудь или отправить возводить защитные полосы от песчаных бурь... Да, Ибар, ты был прав», - перед глазами Табаса возникло перебинтованное лицо его напарника. - «Наш мир обречён, и в нём теперь нужны будут только такие как ты. Без обид, это я тебе комплимент сделал».

Спустившись с крыши и уже подходя к двери блока, Табас услышал, что кто-то скандалит. Сперва он подумал на компанию, что пила и хохотала этажом выше, но оказалось, что скандал как раз у него дома.

В коридоре обнаружился его сосед: долговязый и вечно пьяный тип с идиотской стрижкой – лысая голова и короткая куцая чёлка. В этот раз он был одет не в старую майку и брюки странного цвета, а в какой-то дурацкий камуфляж с рынка, рукав которого стягивала хорошо знакомая красная повязка. В коридоре горел свет, соседи высунулись из комнат и смотрели на то, как этот дегенерат, брызгая слюной, орал на мать Табаса, стоявшую у порога в одном халате – помятую после вечерней дозы спиртного, выпитого под пристальным неприязненным сыновним взглядом.

- Когда ты свои коробки сраные уберёшь уже? – пустые голубые глаза, выцветшие, как у рыбы или наркомана.

Пьяный хулиган был готов полезть в драку, а остальные ему только поддакивали.

- Книгами уже какой год полкоридора занято! Спотыкаюсь хожу каждый раз!

У него под ногами, обутыми в тяжелые, точь-в-точь как в Вольном Легионе, сапоги, валялась коробка. Из её расколотого чрева на облупившуюся коричневую краску пола вывалилось несколько томиков.

- Умники, тоже мне! Убирай, или я сейчас!..

- Ну куда мне их убрать? – вяло отмахивалась мать.

Она всегда боялась этого хмыря – вечно пьяного, самоуверенного, вонявшего потом, чесноком и злобой. Боялся и Табас: с того самого момента, когда в детстве попался ему под горячую запойную руку, дал слабину и с тех пор был вынужден сносить издевательства.

- А куда хочешь, туда и убирай! Умники! Слышь? – обратился он к полному мужику, стоявшему в одних семейных трусах. – Умные, а? Книги убирай, я сказал! Или сама вали отсюда! Нам тут умники не нужны! Нам солдаты нужны! Довели страну! – орал он пьяным голосом какую-то белиберду. - Значит, в то время, как наш Капитан…

- Что тут происходит? – мрачно спросил Табас. На него тут же устремились взгляды, ощущение было похоже на то, что он испытал, поднявшись в одиночку из окопа и выстрелив по дикарям: как будто на него разом навели десяток стволов.

- О! Дрищ! – заулыбался сосед. - Убирай свои книги нахрен отсель! Сколько раз говорил, спотыкаюсь! Вот и сейчас! Всю ногу чуть не отбил!

- Пить надо меньше, - тихо, но твёрдо сказал Табас. Сзади скрипнула половица, и только этот звук выдал присутствие постороннего: оказалось, что это вернулся Ибар. Вовремя, нечего сказать. Сейчас обожжённый наёмник находился у Табаса за спиной и притворялся висящим на вешалке старым пальто.

- Что-о? – разъярённое пьяное туловище, пошло на Табаса, поднимая кулаки. Глаза бешеные, морда перекошенная.

- Эй! – подал голос обожжённый. – Давайте все успокоимся.

Табас вспомнил, в каких обстоятельствах слышал от Ибара похожую фразу и чем всё закончилось. Оптимизма это не добавило.

- А ты мне не мешайся! – сосед приближался к юноше, протягивая в его сторону ладони с красно-синими волосатыми пальцами.

- Подожди, не на… - вскрикнула мать, но наёмник не послушал: быстрым обманным движением отвлёк долговязого и метким ударом под дых уложил его на пол. Всё, как учил мастер-сержант. Завизжала женщина, потные мужики в семейных трусах выскочили из дверей и бросились разнимать уже закончившуюся драку, но было уже безнадёжно поздно – тело под ногами Табаса хрипело и изрыгало проклятия.

- Щ-щенок! – прошипел, брызгая слюной, разъярённый болван, которого оттаскивали, заломив руки за спину. - Знаешь, кто я такой? Да через пять минут и ты получишь, и ты, шлюха старая, и ты, урод! Понял? – он вырвался, едва не разбив носы тем, кто его удерживал, но лишь для того, чтобы оказаться лицом к лицу с разъярённым Ибаром. Табас злорадно усмехнулся, вспомнив, как напарник относился к упоминанию о своей внешности.

Неведомая сила отшвырнула Табаса в сторону, нечто рычащее вырвалось вперёд, играючи разбросало в стороны тех, мешал, и закружило долговязую фигуру в камуфляже, словно торнадо.

Ибар бил морду быстро, умело и с нескрываемым наслаждением: лицо соседа Табаса на глазах превращалось в месиво, но он не мог даже упасть, потому что один удар следовал за другим. На мгновение Табас не на шутку испугался, что сейчас на его глазах произойдёт убийство, но просчитался. Оскалившийся Ибар, покрытый красными пятнышками крови, оттолкнул молодого наёмника с дороги, протащил за шкирку трепыхавшееся пьяное тело, и, открыв дверь, лёгким движением выбросил наружу так, что оно покатилось по лестнице, крича и матерясь.

Когда обожжённый обернулся, все присутствующие отшатнулись от его взгляда и пряча глаза, неслышно и быстро, как тараканы, разбежались по комнатам.

Табас подошёл к коробке, присел на корточки и принялся собирать книги дрожащими руками. То, что давний обидчик, наконец, получил по заслугам, здорово воодушевляло. Юноша жалел лишь о том, что не выбил из него всё дерьмо собственными руками.

- Ох, не кончится это добром, - запричитала мать. - Он же дурак…

«Да уж», - подумал Табас. - «Поспать нам сегодня точно не светит».

- Надо уходить, - сказал Ибар.

- Чтобы он тут всё разгромил? – фыркнул Табас.

- Он будет не один, - влезла мать. – У него рядом знакомые живут, тоже из Дружин.

- Лучше пусть дом разнесут, чем тебя прибьют! – настаивал Ибар, но молодой человек был непреклонен.

- Я останусь, - твёрдо сказал Табас, чувствовавший небывалый прилив сил и уверенности в себе.

Ибар закатил глаза.

- Дурак что ли? Ладно ты, тебя не жалко, а о матери подумал? Если она под горячую руку попадёт?

- Она отсидится где-нибудь, - Табас понимал, что несёт чушь, но почему-то не мог остановиться и дать задний ход. - И, давай, ты вообще не будешь вмешиваться?..

- Надо же, какие мы крутые, - криво ухмыльнулся Ибар. – Дал в морду хулигану и перья распустил?

- Тебе-то что? – набычился юноша. – Сам же говорил, что уйдёшь, вот и вали. Не хочу снова становиться твоим должником.

Ибар вздохнул:

- Какой же ты ещё ребёнок!.. Знаешь, ты сейчас себя ведёшь, как тот староста деревенский – шмотки дороже жизни. Неужели сервизы, телевизоры и куски спрессованных опилок стоят того, чтобы отдавать за них жизнь?.. Ладно, - махнул рукой Ибар, не дождавшись ответа Табаса. - Не хочешь бежать – хрен с тобой. Я останусь. В конце концов, тут и моя вина. После твоего удара он бы ничего особенного не сотворил, зато теперь. Эх…

Долговязый вернулся через полчаса – удивительно быстро для избитого в кровь пьяного тела.

По коридору простучали тяжёлые сапоги, хлипкая фанерно-картонная дверь рухнула на пол с одного удара и комната тут же, мгновенно и до отказа заполнилась людьми. Молодчики в камуфляже с красными повязками, ворвались, подбадривая друг друга криками. Кажется, у них в руках были резиновые полицейские дубинки – Табасу было некогда рассматривать.

Взревев, он набросился на нападавших первым, чем немало их озадачил. Красномордые здоровые лбы не ждали сопротивления и растерялись, а салага кинулся на них со всей яростью, на которую был способен, и полностью растворился в драке, действуя на автоматизме, не контролируя тело, давая волю рефлексам. Лишь краем глаза Табас увидел, что в дело вступил также и Ибар, играючи ломавший молодчикам руки и ноги.

Ярость, пот, кровь, хруст, женский визг где-то позади, боль от полученных ударов и захлёбывающееся сердце.

Драка продолжалась ровно пятнадцать секунд и, когда всё кончилось, на полу комнаты вповалку лежало десять тел. Разгоряченных, потных, красных, изломанных, окровавленных, стонавших. Табас и сам взмок, с него буквально текло ручьём.

Уже в коридоре лежал долговязый сосед со свёрнутой шеей – Табас с удивлением вспоминал, как только что, буквально секунду назад, догнал его, заломал, и, взяв шею в захват, резко дёрнул в сторону и отпустил только тогда, когда услышал характерный хруст позвонков. Это было как будто видение из другого мира, словно и не Табас всё это сделал, а кто-то другой.

«Что же мы натворили?» - подумал наёмник, пытавшийся отдышаться и глядевший на такого же взмыленного Ибара, бинты которого растрепались, снова открывая вид на уродливые фиолетовые бугры на его черепе.

Где-то в глубине комнаты зазвенело стекло, и Табас, обернувшись, увидел перепуганную мать, дрожащими руками опрокинувшую в себя полстакана бренди.

Спустя ещё полчаса их арестовала полиция.


11.

- Заткнитесь там! – рявкнул потный боров в синей рубашке и восьмиугольной фуражке с блестящим гербом. Он сидел за столом и смотрел на микроскопическом телевизоре какую-то ерунду. Возможно, что это были новости, судя по тому, что слова «Капитан» и «Его Превосходительство» повторяли с такой частотой, что захотелось пойти в угол поблевать.

Табас говорил с трудом: перед тем, как задержать, его как следует избили за сопротивление при аресте, но несмотря на это они потихоньку общались с Ибаром. Тому тоже досталось – глаз распух и переливался всеми оттенками синего, а губу, от которой и так не слишком много осталось, разбили до крови. Обожжённый наёмник, устав утираться, решил про неё забыть и сидел, считая, сколько капель уже упало на заросший толстым слоем грязи пол каталажки.

Драка послужила поводом к примирению, Ибар даже извинился, что было само по себе удивительно.

- В то время, как Его Превосходительство всеми силами пытается остановить надвигающуюся войну, Дом Адмет ищет себе союзников!.. – вещал лающий голос из телевизора.

Первые слова заставили Табаса прислушаться, ведь его сосед, ныне безнадёжно мёртвый, начинал свою фразу точно также.

Полицейский ел какую-то выпечку и был по локти вымазан в сахарной пудре. Звякнул замок, и он, воровато оглядевшись и облизав пальцы, спрятал пакет под стол.

- Да жри ты спокойно, - сказал незнакомый голос. - Принимай пополнение.

- Смирно! Вольно! Р-равнение на полицейского! Здравия желаю, господин генерал! – заговорил кто-то заплетавшимся языком, и спустя секунду Табас увидел, кто именно.

Постовой вёл в сторону клетки полного мужчину с бородкой, одетого в сильно поношенный зелёный костюм. Ноги отказывались его держать, длинные грязные сальные волосы висели сосульками, на затылке зияла огромная плешь.

- Опять, - простонал охранник.

- Ага, - хохотнул шарообразный постовой, заталкивая гостя в обезьянник. Табас и Ибар с интересом воззрились на нового постояльца, а тот, отряхнув безнадёжно испачканный пиджак, откозырял. Всё его тело как будто держалось на гибких шарнирах и не имело единой оси – арестант был вдребезги пьян.

- Здравия желаю, товарищи по несчастью! – поприветствовал он мужчин, дыхнув свирепым перегаром, и поднял правый кулак. - Да не угаснет огонь свободы в ваших сердцах!

Охранник закатил глаза и выругался, а арестант повернулся к нему и, снова откозыряв, гаркнул:

- Не извольте беспокоиться, господин генерал! Будет исполнено в лучшем виде, господин генерал! Такого больше не повторится, господин генерал!

Постовой ушёл, ехидно пожелав охраннику спокойной ночи.

Всё стихло, лишь телевизор вещал что-то о вероломстве и укушенных руках помощи. Арестант, покачиваясь, прислушивался к тому, что говорил телеведущий, словно дожидаясь чего-то, а затем резко, заставив Табаса и Ибара дернуться, подобрался, встал по стойке смирно и, приложив ладонь к виску, залаял:

- В то время, как Его Превосходительство всеми силами пытается бороться с сорок седьмой хромосомой и засовывает свою вялую писюльку во все технологические отверстия Железного Замка, доктор истории и философии Василиус Драфт вынужден безобразно напиваться и затевать драку с полицией для того, чтобы найти себе кров и пропитание на ближайшие пять дней!..

Интонация получалась очень похожей, Табас тихонько хихикнул.

- Хочешь, я тебя выпущу? – жалобно спросил охранник. - Я скажу, ты меня обманул и забрал ключи.

- Никак нет, господин генерал! Не извольте беспокоиться, господин генерал! – арестант так и не опустил руку и стоял, качаясь. - Полиция Дома Армстронг - мой лучший защитник и друг! Право на крышу над головой! Свобода печати и собраний! Право на жизнь! Право на тайну переписки!..

Он успел назвать ещё множество прав, пока охранник не заорал и не подскочил к прутьям решётки, пытаясь достать доктора истории и философии дубинкой, косясь, между тем, на Табаса и Ибара, глаза которых плотоядно горели и говорили: «Открывай и заходи, мы ничего тебе не сделаем».

- Унтер-рядовой Драфт пересчёт конституционных прав закончил! – сказал, наконец, учёный, после чего его стошнило прямо на пол.

- Фу, гадость! - охранник отпрянул от решетки с омерзением на лице. В камере запахло желудочным соком и спиртом. Василиус невозмутимо, словно и не произошло ничего, достал из кармана пиджака клетчатый носовой платок сомнительной свежести и отточенно-интеллигентным движением слегка промокнул уголки рта. После этого он уселся на шершавую скамью и затих.

Ибар заинтересованно смотрел на Василиуса, Табас морщил нос, пытаясь как можно меньше дышать, лужа поблёскивала на полу, охранник вернулся на своё место, бормоча проклятия.

- Простите, господа, - сказал, наконец, новый постоялец камеры. - Сегодня я выпил слишком много. Последние полведра были явно лишними. А вас за что взяли?

Табас промолчал, а Ибар ответил, ухмыльнувшись:

- Ни за что. Ложное обвинение.

- Понимаю вас, господа, прекрасно понимаю, - Василиус закивал головой так усердно, что Табас на мгновение испугался, что она отвалится и укатится в угол. - Кстати! Хотите свежих сплетен? - не дожидаясь ответа, арестант продолжил: - Кто-то сегодня убил и попытался съесть десяток дружинников! Люди говорят, что тела обглодали до неузнаваемости. Правда, мне об этом говорил старый хрыч Амаз, он немного сумасшедший и бездомный, но врать не станет.

Табас послушал сбивчивую речь Василиуса и с внутренним содроганием понял, что алкоголь не сыграл никакой роли в том, что новый арестант так себя вёл. Старик сам был сумасшедшим: возможно, даже больше, чем тот самый бездомный Амаз.

- Вы не верите мне?.. - воскликнул с оскорблённым видом Василиус, приняв выражение лица Табаса за недоверие. - Я, между прочим, учёный! Доктор истории и философии!

Последнее высказывание Табаса покоробило: его отец был учёным, и то, что какой-то бродяга присвоил себе учёную степень, было неприятно.

- Вот как? В таком случае скажите, многоуважаемый доктор, когда был разрушен Дом Ромул? - спросил он, желая посадить старого пьяницу в лужу.

- В пять тысяч четыреста восемьдесят седьмом, - сразу же без заминки оттарабанил Василиус. Табас раскрыл рот от удивления.

- Дом Ромул, - откашлявшись, продолжил говорить Василиус, снова изображая лающие интонации теледиктора. - Дом первого основания. Название корабля – Ромул! Первый Капитан - Винсент Лоренцо! Страна-прародитель – Италия! Первичное население – пятьсот человек! Генетический банк - миллион особей! Население в период максимального расцвета - семнадцать миллионов человек! - старый псих выкрикивал эти данные, словно лозунги. Громко и чётко, будто стоял на трибуне, призывая людей записываться в его личную армию и идти громить врагов.

- Он правда учёный, - неожиданно сказал охранник, шурша пакетом: собирал на пальцы оставшуюся внутри сахарную пудру и облизывал. - Бывший. А сейчас - псих ненормальный и алкаш. Все свои мозги пропил и мои скоро съест своими криками.

Василиус, едва услышав про крики, поспешно вскочил со скамьи, откозырял и заорал:

- Так точно, господин генерал! Рад стараться, господин генерал! Дом, в котором живёт воля... - Василиус громко и фальшиво запел гимн, но после первого куплета сдался и снова сел.

- Ты правда учёный? - спросил Ибар.

- Ага, - непривычно тихо ответил Василиус. Табас внутренне напрягся, ожидая, что он снова будет орать, щелкать каблуками, словом, паясничать, но старик, по всей видимости, уже устал.

- И сумасшедший?

- Сумасшедшее некуда, - кивнул старик. - Университет закрыли, жена умерла, из дома выгнали, куда мне ещё податься? Только в сумасшедшие. А это даже и хорошо! - вскрикнул он, неожиданно улыбнувшись и хлопнув себя по колену. - Говорить можно. Про капитана даже. Не сумасшедших за это крепко бьют, знаете ли. Пить можно. О, я даже представить себе не мог, что есть столько способов собрать денег на выпивку! В полиции ночевать можно. Меня, как сумасшедшего, дольше, чем на пять дней не имеют права задерживать. Есть баланду забесплатно можно. Сумасшедшим быть хорошо! Я бы вам тоже порекомендовал, - сказал Василиус с уморительной серьёзностью. - Простите, господа, - он огляделся, снял пиджак и принялся скатывать из него валик. - Я за сегодня ужасно устал. Я бы даже сказал – ужасающе, - валик опустился на скамью, Василиус скорчился на шершавых досках в позе эмбриона. - Спокойной ночи. Да хранит нас всех во сне наш достославный Капитан. Дом, в котором… Живёт… - учёный засопел и вскоре в камере стало тихо.

- Уснул? – спросил охранник, вытянув шею.

Ибар кивнул.

- Хвала Капитанам, - громила сделал звук телевизора потише.

Табас смотрел на происходящее с изумлением. Сюрреализм какой-то. Старый алкоголик с учёным званием, которого боится разбудить полицейский и который проповедует сумасшествие – сама по себе бредовая идея. Никогда ещё Табас не видел столь эксцентричных людей.

Ибар последовал примеру Василиуса, и юноша сам подумал, что поспать – это хорошая идея. Он растянулся на лавке и вскоре задремал, несмотря на холод, волнение и боль во всём теле.

Пробуждение было отвратительным. Снова заскрипела и громыхнула железная дверь, чей-то стальной голос скомандовал:

- Этих двоих – к дознавателю, этого – вышвырнуть на улицу! - после чего их клетку отперли, и Табаса кто-то резким движением сбросил на пол. Пока юноша соображал что к чему, ему в два счёта завернули руки за спину и защелкнули браслеты наручников. Трое злобных мордоворотов в синей форме повели мужчин по длинному коридору, устланному дырявым коричневым линолеумом. Вскоре их разделили: Ибара отправили дальше, а Табаса втолкнули в тесную комнатку с белыми стенами, усеянными подозрительными коричневыми крапинкам, и массивным стулом, прикрученным к полу, с железным столом и сухим, словно пропущенным через соковыжималку, седым мужчиной в костюме.

В руках он держал папку и просматривал её содержимое, скривившись так, будто это были тухлые внутренности какого-то животного. Табаса усадили на стул, после чего сопровождавший его громила ушёл, громко хлопнув дверью.

- Вы знаете, что сотрудничество может облегчить вашу участь? – спросил мужчина, не отрываясь от папки. Он листал страницы, стараясь касаться их как можно меньше. Казалось, он жалел, что не взял с собой резиновые перчатки.

Табас медленно просыпался, но шестерёнки в его мозгу крутились всё ещё слишком медленно. Было холодно, почти всё тело затекло после сна в неудобной позе.

- Да, - сказал, наконец, он, с трудом разлепив сухие губы.

- Хорошо, - дознаватель захлопнул папку и взглянул на Табаса, скорчив ещё более презрительную гримасу. - Пишите признание, не будем затягивать, - он достал из стола лист бумаги и чёрную ручку.

Стоп. Табас задумался. Это же была самооборона. Сосед начал первым, он был пьян, да и дружки его пришли не чай пить. К тому же их было больше. А признание… Признание можно будет написать и потом, когда станет понятно, что к чему.

Следователь смотрел на Табаса, поджав жёлтые губы.

- Чего ты ждёшь? Не можешь писать - диктуй!

- Я…

- Что?

- Я пока не хочу, - помотал головой Табас, почему-то испытывая неловкость от того, что поменял своё мнение.

- Ты же только что сказал, что готов, - поднял бровь полицейский. - Диктуй давай, парень. Кончай шутки шутить. А то посадят лет на сорок, выйдешь стариком. Или не выйдешь, на трудотерапии долго не живут.

- Я хочу разобраться, - уже решительнее произнёс Табас.

- Значит, сотрудничать не хотим? – сощурился сухой.

- Хотим, - он и правда не имел ничего против помощи следствию. В конце концов против него были все улики, но пока был шанс, пусть призрачный, выйти сухим из воды, хотел им воспользоваться. - Но диктовать пока ничего не будем. Мне положен адвокат?

- Какой тебе адвокат? – презрительно выплюнул собеседник. – Ты что, в детском саду? Сейчас военное положение! Особые условия рассмотрения дела. Три дня на всё про всё. Ну? Ещё не передумал кочевряжиться?

Табас молчал. Ему стало очень холодно и страшно, поджилки затряслись. Только сейчас он понял, что натворил что-то ужасное. До сих пор он не осознавал, что сделал что-то не то, что-то, влекущее за собой наказание - отвык от жизни в цивилизованном обществе.

- Они первые начали… - стараясь подавить дрожь в голосе, сказал Табас.

Дознаватель подхватил ручку и принялся что-то строчить на листе.

- Продолжай.

Табас, давясь словами и задыхаясь от волнения и страха, вкратце рассказал, что произошло. Следователь всё записывал и, когда наёмник закончил говорить, откинулся на спинку стула и скривился:

- И ты думал, что я тебе поверю?

Табас посмотрел на него удивлённо.

- Чего молчишь? Ты думал, я поверю в то, что дружинники сами на вас напали, а ты белый и пушистый? На кого работаешь, гнида? – прикрикнул дознаватель. - Где был завербован?! Хватит со мной шутки шутить!

Табас застонал от этих слов.

- В смысле завербовали? Никто меня не…

- Ах, ты ещё и не признаёшься, сволочь! Убил и покалечил дружинников, и не признаёшься?! – полицейский вскочил со своего места. - В то время, как Его Превосходительство!... – хрясь по лицу. Табас клацнул зубами от неожиданности. Удар был подлым и незаметным.

- Сдавайся, тварь, нам всё известно! Шпион недоделанный! – следователь навис над Табасом, сверкая прозрачно-серыми глазами на жёлтом лице.

- Я не шпион! – крикнул Табас, но полицейского это не остановило. Он ещё раз ударил салагу по лицу. И ещё. И снова. Голова Табаса лишь бессильно болталась от тяжёлых ударов, внутри неё что-то зазвенело, потемнело в глазах.

- А теперь? Щенок! Я знаю, что ты работаешь на Адмет! Это в Легионе они тебя завербовали? В Легионе? Знаю, что в легионе, падаль! – он пнул юношу по ноге, но в этот раз боль показалась Табасу далёкой, почти несуществующей. - И дружок твой оттуда же! В армию хотели проникнуть к нам? Отвечай, говна кусок! – на Табаса снова посыпались удары. Он кричал, в голове то и дело с разных сторон вспыхивали яркие лампы боли.

- Тварь поганая! На что они тебя купили? – орал дознаватель, нанося удар за ударом, разбивая Табасу лицо в кровь, но тому было просто нечего сказать – он кричал, всхлипывал, умолял прекратить, но тщетно.

Наконец, уставший следователь поправил галстук, носовым платком утёр кровь с костяшек пальцев и вернулся за стол. Табас тихо плакал – сил на крики и мольбы уже не осталось. Солёные слёзы попадали на рассечённые губы, вызывая жжение.

- Итак, продолжим. Где тебя завербовали? В легионе? Да? Хорошо… - мужчина достал ещё один лист и что-то на нём записал. - С какой целью? С целью вступления в армию Дома Армстронг, шпионажа, диверсий, саботажа и враждебной пропаганды...

Полицейский задавал вопросы, слушал всхлипывания Табаса, отвечал сам себе и записывал «показания». Наконец, закончив и выйдя из-за стола, он поднёс лист бумаги к лицу избитого подследственного.

- Сейчас, сучёныш, ты это подпишешь! Своей рукой, – прошипел он. - А не то, - он резко замахнулся, Табас испуганно дёрнулся. Полицейский хищно усмехнулся и вызвал из коридора огромного охранника, который встал за спиной, держа наготове резиновую дубинку.

Табасу расстегнули наручники и протянули ручку. Юноша принял её негнущимися окровавленными пальцами. На мгновение мелькнула мысль – а не попытаться ли ему убить этого садиста? Вонзить ручку в глаз или взять полицейского в заложники и попробовать сбежать?.. Но потом Табас потерял равновесие и едва не упал на пол. Голова кружилась, мутило, перед глазами всё плыло. Исписанный убористым почерком лист бумаги у него перед глазами качался то в одну сторону, то в другую, и Табас никак не мог попасть в квадратик подписи.

Следователь фыркнул и помог молодому человеку, направив его руку.

Подпись получилась кривая, ручка съехала и чуть не прорвала бумагу, но дознавателю хватило и этого. Он забрал лист, гаркнул:

- Увести! – и Табаса резким рывком поставили на пол, шатавшийся, как машина, едущая по извилистому серпантину.

Наёмник старался удержаться в сознании, и это удавалось лишь с большим трудом.

Непослушные ноги, не повинующиеся командам мозга, чьи-то гражданские ботинки и армейские сапоги, голоса, лязг металла – и вот уже Табас лежит на деревянной скамье в тёмной камере. Левый глаз заплыл и почти ничего не видит. Тесно. Рядом с лицом воняющий мочой металлический унитаз, стены грозят раздавить всей своей шершавой бетонной массой. Ему очень хочется перевернуться на другой бок, чтобы не вдыхать ядрёный застарелый запах мочи, но тело не слушается. В конце концов Табас, устав бороться, просто закрывает глаза и проваливается в темноту.

Не было понятно, сколько времени прошло с тех пор, как он отключился.

Скрипнула дверь, двое охранников взяли Табаса под руки и куда-то потащили. Голова молодого наёмника безвольно висела, и в глаза снова бросался только линолеум – такой же, как и везде, вспучившийся уродливыми пузырями, дырявый, бесстыдно оголявший бетонное тело здания.

Табаса привели в другой кабинет – как две капли воды похожий на тот, где его только что избили. Стол, два стула напротив него, и мужчина – немолодой, темноволосый, с тонкими усиками над верхней губой, одетый в брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Он держал руки скрещёнными на груди и внимательно рассматривал Табаса цепким взглядом.

Юношу усадили на стул, через полминуты привели Ибара – тоже с разбитым в кровь лицом.

Незнакомец знаками показал охране, что они свободны.

- Я гляжу, потрепали вас эти… Сыщики, - взгляд переходил от Табаса на Ибара и обратно. - Меня зовут Айтер. Айтер Раба. И я хочу, чтобы вы работали на меня, - решительно заявил неизвестный мужчина тоном, не терпящим возражений.

- С чего бы нам это делать? – прохрипел Ибар.

Собеседник удивлённо поднял бровь:

- А с чего мне начать? – спросил он. - С того, что на вас висит десять трупов? К тому же, не какой-нибудь уличной шпаны, а дружинников Его Превосходительства?

- Не заметил особой разницы, - оскалился Ибар.

Айтер пропустил его реплику мимо ушей и продолжил:

- …Или с того, что на вас собраны толстые папки с интересным содержимым?

- Ты врёшь, - Ибар попытался рассмеяться, но закашлялся и сплюнул на пол сгусток крови. - Не может быть на нас никаких толстых папок. Мы только три дня в городе.

- Разумеется, может, - усмехнулся Айтер. - Я их видел. Вот о вас, молодой человек, информация собиралась с особым тщанием, вплоть до школьных оценок. Вы действительно не замечали слежки? Серьёзно?

- Нет, - отрицательно покачал головой Табас.

- Ну что ж… - похоже, собеседник ему не поверил. - Знаете, если бы вы не ввязались в драку и не попались в руки полиции, то уже завтра утром сидели бы в Железном Замке. И занимались бы вами не здешние дуболомы, а люди из контрразведки. В этом случае никто даже не вспомнил бы о том, что существовали такие Табас и Ибар. Вы даже не представляете, как вам повезло. Ну, если это именно везение, а не расчёт.

- Да какой уж тут расчёт… А моё досье? – спросил Ибар. - Что мне приплели?

- Да всё то же самое. Самое главное – вы служили в армии Дома Адмет, с которым у нас сейчас назревает война. И в свете этого ваше возвращение выглядит очень… Подозрительно.

- Мы не шпионы, - воскликнул Табас. - И никогда ими не были.

- Ах, говорите за себя, молодой человек! – грубо прервал юношу Айтер. - Что вы можете сказать на это, господин полковник?

Табас обернулся и удивлённо посмотрел на Ибара, насколько ему это позволял подбитый глаз.

- Я не знаю, о чём идёт речь, - ответил тот, сохраняя хладнокровие.

- Только не говорите, что… А знаете, в принципе, это не так уж и важно, - махнул рукой Айтер. - Мне плевать на то, кто вы, в каком звании и на кого работали. Теперь вы будете работать на меня. Услуга за услугу, господа.

- Я ещё не соглашался на эти условия, - процедил сквозь зубы обожжённый.

- То есть, пытки в Железном Замке для тебя предпочтительнее свободы, работы и пятисот тысяч крон? – усмехнулся Айтер.

- Возможно. Не думай, что можешь купить меня, - сказал Ибар.

- О, нет, конечно, - хохотнул Айтер. - Я и подумать не мог о том, чтобы купить наёмника. Как можно?

- Не смешно, - отвернулся Ибар. - Если хочешь говорить со мной, дай сперва бинт.

- Зачем?

- В задницу тебе засунуть! – рыкнул обожжённый, но тут же смягчился. - Башку замотать.

- Ты немного не в том положении, чтобы диктовать мне условия. И да, если ты думаешь, что сумеешь воспользоваться мной для того, чтобы выйти из тюрьмы и сбежать, то ошибаешься. У меня есть, чем тебя удержать. И я не блефую.

От дуэли взглядов, казалось, затрещал воздух.

- Получите вы свои бинты… Полковник, - улыбнулся Айтер, увидев, как его оппонента покоробило упоминание звания. - Но сперва мы всё же поговорим.

- Хорошо, - Ибар скривился, но всё-таки обуздал свой гнев. - Что вам нужно?

- Два проводника, умеющие выживать в пустыне и ориентироваться там. Я собираю экспедицию.

- Куда? – разговор пошёл в деловом ключе. Табаса как будто не существовало, и это было обидно. Впрочем, вряд ли юноша смог бы предложить что-нибудь дельное – его голова гудела после ударов и кружилась. Сильно тошнило.

- В пустыню, разумеется, - не стал раскрывать все карты Айтер. - Где-то месяц-два пути. Нужно будет довести группу до определённой точки. По пути защищать от дикарей, помогать своими знаниями. Сейчас – помочь в планировании и сказать, какое снаряжение понадобится.

- Я согласен, - Ибар принял предложение на удивление быстро.

- Я вижу, вы не сдались, полковник, - усмехнулся Айтер. - Это хорошо, боевой настрой мне нравится, но я знаю, о чём вы думаете. Главное – выбраться из тюрьмы, а там посмотрим. Может быть, вы даже поможете спланировать операцию, но потом, едва получите оружие и окажетесь один на один с пустыней, сбежите. Так вот, заверяю, что этот фокус не пройдёт. Я знаю вас, полковник. Я читал ваше личное дело – старое, ещё из Дома Ньютон, а мозгоправы из моей корпорации составили ваш подробный психологической портрет. Вы у меня вот где, - Айтер поднял сжатый кулак и показал его Ибару.

- Не знаю, о каком полковнике идёт речь, - отчеканил обожжённый, не отводя взгляда от Айтера. В конце концов, тот сдался и повернулся к Табасу:

- А что насчет вас, молодой человек? – спросил он. - Тебе светит расстрел, а твоей матери изгнание. Я говорю не для того, чтобы запугать тебя – это так и есть. Я не зверь, мне просто нужна ваша помощь.

- Почему именно мы? – с трудом проговорил Табас. Распухший язык не слушался.

- Как сказать… Я вижу в этом знамение. Добрый знак. Несколько лет назад я узнал кое-что о цели нашей экспедиции и подумал, что неплохо было бы дотуда добраться. Время шло, знаний становилось больше, план обретал более чёткие очертания. Сейчас всё практически готово, мне не хватало только проводников, и тут, представьте себе, мои люди докладывают, что в полицию попали двое Вольных, воевавших с дикарями и знающих пустыню. Это не могло быть простым совпадением. Миссия у нас непростая, с далеко идущими последствиями, и я склонен думать, что Вселенная дала мне знак, - ухмыльнулся Айтер. - У меня для тебя специальные условия. Насколько я помню, твоя мать живёт в коммуналке и практически, уж извини меня за эти слова, нищенствует. Я готов выдать ей деньги, предназначенные тебе, купить ей небольшую квартирку и назначить пожизненную пенсию. Скажем, на тысячу крон в месяц.

- Не великие деньги… - решил поторговаться Табас.

- Всё, что могу, - обдал наёмника холодом Айтер. - Не забывай, что альтернатива моему предложению – твоя смерть и мать, оставшаяся одна без средств к существованию.

«Хорошие у тебя мозгоправы, сукин сын», - подумал со злостью Табас. Предложение попало в точку, отказаться он просто не мог – они с матерью всю жизнь мечтали о нормальном жилье, и другой шанс его получить представился бы очень нескоро.

- Хорошо, - ответил наёмник, чувствуя себя так, будто бросается с вышки в бассейн с ледяной водой. - Я согласен. Но у меня будет просьба.


12.

Ибара забрали к Айтеру – на закрытый комплекс в окрестностях Армстронга, принадлежавший его компании, Василиуса Драфта по просьбе Табаса нашли, отмыли, переодели и устроили туда же на должность какого-то старшего носильщика кофе, а Табаса отпустили к матери – помогать с ремонтом в новой квартире. Знали, что ему некуда деваться и, в отличие от того же Ибара, он не сбежит.

Новость о переезде мать восприняла с недоверием, но её не за что было винить. Сын, который голыми руками убил несколько человек, заявляется домой избитый до полусмерти и говорит, чтобы она собирала вещи – тут недолго подумать, что ему насовсем отбили голову.

Мать задавала вопросы, на которые Табас увлеченно лгал: что-то про начальника экспедиции и новый дальний поход, сулящий огромные прибыли, что зарплату ему выдали сразу же, а компания – как её там, не помню – пошла навстречу ценному кадру и согласилась выдать ему квартиру и выплачивать пенсию его матери.

Табас отворачивался, чтобы не видеть, как она на него смотрит. Мать вроде бы поверила, но всё равно было заметно, что она чует неладное – что-то на уровне инстинктов.

- Почти готово, - Табас уселся на деревянный ящик и оглядел комнату, только что оклеенную синими обоями в цветочек. Лишь узкая полоса напоминала о том, какой эта комната была несколько часов назад – серая, шершавая, уродливо-бетонная. Тут и там лежали тряпки, газеты, в углу стояло ведро, в котором покоилась перемазанная вязким клеем кисть. - Сейчас последнюю сделаем и можно сказать, что всё.

В комнате стояла невыносимая духота: закупоренное помещение было настоящей парилкой, и каждый выход на балкон, даже под жаркие лучи солнца, становился отдыхом.

- Ты звонила грузчикам?

- Ага, - кивнула мать, оглядывая комнату.

- Хорошо… - Табас снова отвернулся, делая вид, будто рассматривает обои в поисках пузырей, даже забубнил себе под нос что-то.

- Ну что, давай поднатужимся и будем убираться, - сказал он, поднимаясь, и потянулся к кисти.

Тем же вечером он оставил дома всё, что не пригодилось бы ему в пустыне: документы, деньги и ценные вещи сложил в красную жестяную банку из-под чая, оделся поплоше - в старый спортивный костюм и драные кеды - и, сидя на коробках, давал матери последние указания, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Сам корил себя за это, ругался мысленно последними словами, обзывал тряпкой, но глаза всё равно предательски щипало. Миссия, которую собирал Айтер, была, безусловно, продуманной, но шальные пули и осколки не отменял никто. Можно было лишь уповать на то, что Табас, как думал он недавно, стоя на крыше, везучий. Но вот надолго ли?

Знакомая с детства родная комната была изуродована завтрашним переездом до неузнаваемости. Везде коробки, сумки, пакеты с вещами – и откуда столько барахла взялось? Со стен сняты картины и карта Кроноса, цветы стоят на голом подоконнике, окна без штор выглядят двумя чёрными провалами в пугающую пустоту.

- Ну, вроде всё, - сказал Табас, вставая на ноги, мгновенно ставшие ватными. Он вымученно улыбнулся и прижал к себе мать крепко-крепко, так, что хрупкая женщина пискнула.

- Будет возможность – пиши, - она смотрела на него снизу вверх, напуганная, остающаяся посреди разрухи, уже волнующаяся, снова немного пьяная, жалкая и растрёпанная.

- Так, стоп, - с напускной строгостью сказал Табас. - О чём мы с тобой договаривались?

- Ай, да брось… - скривилась мать. - Когда начнётся, всем будет плохо. Да и кому я нужна на севере? И без меня там полно народу.

- Эй! – прикрикнул наёмник. - Это не обсуждается. Когда начнётся, ты уедешь. И точка.

- Хорошо, - кивнула мать. Табас, прижав её покрепче, закрыл глаза, думая, что она всё равно его не послушает, даже несмотря на угрозу оккупации или, что ещё хуже, ядерной войны.

Уходил Табас медленно, зачем-то стараясь запомнить каждую мелкую деталь коридора и подъезда – вплоть до матерных надписей и похабных рисунков. Тут никогда не было уютно, комфортно и даже достаточно безопасно: то и дело кто-нибудь напивался и устраивал безобразные скандалы, превращавшиеся в шоу с участием полиции, но это был дом, привычный и хорошо знакомый. Покидать его было страшно, тем более что впереди, как и год назад, ждала неизвестность.

Около подъезда была припаркована чёрная машина, возле которой стоял водитель, видимый исключительно благодаря огоньку сигареты.

- Поехали, - пробурчал ему Табас и уселся внутрь. Заурчал мощный электромотор, и юноша в последний раз обернулся, чтобы проводить взглядом обшарпанное краснокирпичное здание, населённое маргиналами и неудачниками.

- …Новые друзья заверили Его Превосходительство, что наш союз встанет нерушимой стеной на пути варварских орд из южных Домов, жаждущих… - лаял диктор, описывая ужасы, которые падут на головы Дома Адмет и его союзников, желавших развязать преступную войну против Армстронга.

- Можно выключить? – раздражённо спросил Табас, более всего на свете хотевший сейчас остаться в тишине.

Радио замолкло, машина помчалась по улицам города чёрным призраком. Люди по дороге почти не попадались – лишь изредка встречались тройки и пятёрки юнцов в камуфляже с красными повязками на рукавах.

Некоторые держали на поводках огромных лохматых собак. Неоновые вывески баров и клубов почти везде исчезли: работали только редкие круглосуточные магазины и аптеки, заметные издали благодаря ярким зелёным крестам. Уличные фонари горели вполнакала, почти не давая света из-за одобренной Его Превосходительством программы всеобщей экономии.

«А ведь это начало конца», - подумал с тоской Табас. В своё время его удивили широкие проспекты Адмет – пустые, тёмные и безлюдные.

Нехватка топлива и электричества, остановка заводов, безработица, нищета – всё это были звенья одной цепи и роль, которую предстояло сыграть в этом спектакле Армстронгу, не внушала совершенно никакого оптимизма по поводу его судьбы. Одна и та же драма разыгрывалась несколько сотен лет по одному и тому же сценарию, без импровизаций и фальши.

Табас представил, как над всей планетой поднимается пришедшая откуда-то издалека исполинская, вселенских масштабов, тень. Она мощно ворочалась где-то в небесах, неуклюже и громоздко переваливалась, заполняя всё сущее. Как будто всходило чёрное солнце, излучавшее тьму и удушливый жар, уже открывшее пасть для того, чтобы проглотить Кронос, не оставив от него и следа.

- Может, музыку? – спросил водитель, прервав мрачные размышления молодого наёмника.

- Давай, - кивнул юноша и продолжил смотреть на пробегавшие мимо тёмные угрюмые громады домов.

Машина выехала из города и помчалась, вздрагивая на ямах, заставлявших водителя тихо материться себе под нос, по окружному шоссе. Табас никогда тут не бывал и вскоре окончательно перестал понимать, куда его везут. Неизвестные развязки и выхватываемые светом фар указатели с незнакомыми названиями, тёмные дома с пустыми провалами окон – то ли недостроенные, то ли заброшенные невесть когда - появлялись на миг в лобовом стекле и тут же исчезали за спиной. Дорога вилась по гряде холмов, заросших мелким и кривым лесом. То и дело дорога разбегалась в стороны на развилках и перекрестках – таких же пустынных, таинственных, ведущих непонятно куда.

База Айтера неожиданно показалась из-за поворота. Она была ярко освещена – белые фонари после тьмы города показались ослепительными. Вышки с часовыми, шарившие по окружающему пространству тут и там длинные бледные пальцы прожекторов, угловатые тени.

На КПП рядом с ржавыми зелёными воротами их встречал вооружённый автоматом хмурый мужик в отглаженном до хруста сером городском камуфляже.

- Привёз? – спросил он водителя, когда тот опустил стекло.

- Ага, как видишь.

- Дай-ка… - охранник посветил фонариком Табасу в лицо, ослепив на короткие несколько мгновений. - Ага, проезжай. Ты это… Ко мне потом подойди, расскажу чего.

- По поводу?.. – юноша заметил в зеркале заднего вида, как водитель покосился на него и насторожился.

- Ага, по этому самому.

- Тогда обязательно. На обратном пути.

Ворота со скрипом открылись, машина проехала внутрь, и наёмник прилип к стеклу, рассматривая место, куда его привезли.

Безликий серый бетонный забор с колючей проволокой, пущенной поверху, скрывал ничем не примечательный комплекс зданий, похожий на склад или транспортный узел. Кирпичный пакгауз с провалившейся крышей, внизу масляно блестят рельсы. Рядом ангары – пустые и безлюдные, замусоренные. В маленьких, размером с форточку, окнах приземистых серых домиков из кирпича горит жёлтый свет. Куча какой-то техники – как разобранной, так и функционирующей, напоминающей силуэтами на огромных ящеров из кино. Неподалёку от пакгауза на рельсах стояло несколько старых товарных вагонов, рядом с которыми курил чумазый усатый мужик в оранжевом жилете.

Миновав заброшенный переезд с отломанным выцветшим шлагбаумом, машина остановилась возле двухэтажного барака, обшитого серым шифером. Окна были темны, только в одном из них периодически вспыхивал разными цветами, озаряя комнату, телеэкран.

- Двигай на второй этаж, - сказал водитель. - Как поднимешься, поворачивай налево и иди до конца, слева будут твои апартаменты. Если что понадобится – на первом этаже есть дежурный.

Табас выбрался из машины, автоматически буркнул «спасибо» и вошел в здание. Там действительно был дежурный: спал на столе в стеклянном «аквариуме», расположенном на входе в холл, выложенный желтой потрескавшейся плиткой. Повсюду валялся мусор, на старом диванчике лежал рыжий дождевик, оставленный тут, судя по слою пыли, несколько десятков лет назад.

Наёмник не стал будить дежурного. Поднявшись на второй этаж по деревянной лестнице с шатающимися перилами, он нашёл свою комнату (как и говорил водитель - в конце короткого коридора, со стенами, выкрашенными до середины зелёной краской). Безуспешно пощёлкав выключателем у двери, Табас в темноте нащупал стальную пружинную койку, застеленную матрасом, который, судя по твёрдым буграм, был набит камнями, улёгся на неё, не разуваясь, и, поворочавшись, забылся неглубоким беспокойным сном, иногда нарушавшимся негромкими голосами за стеной.

Кажется, там смотрели новости.


13.

- В то время, как Его Превосходительство!.. – от чужого крика Табас подскочил на кровати, как ужаленный. За окном ещё было темно, но небо, кажется, поменяло свой цвет с насыщенно-чёрного на чёрно-фиолетовый, предрассветный.

В дверях стоял ухмылявшийся Ибар.

Табас, уже принявший боевую стойку и пытавшийся нашарить что-нибудь, что можно было использовать как оружие, громко и сочно выругался. Кто-то постучал по стене с той стороны.

- Давай за мной, - бросив короткий взгляд на источник звука, скомандовал Ибар.

Табас, помотав головой, дабы стряхнуть остатки сна, отправился за ним. Сбежав по лестнице и тихонько миновав всё ещё спавшего дежурного, юноша вышел на улицу и вдохнул свежий и сырой, пахнувший росой воздух. Видимо, где-то рядом тут находилась река или озеро: вся база была окутана плотным туманом, из-за которого нельзя было ни черта разглядеть.

- Куда мы? – спросил юноша у Ибара, решительно повернувшего куда-то вправо, где по тёмным ломаным силуэтам шарили лучи прожекторов, протянувшиеся далеко в белёсой мути.

- До КПП и обратно.

Шли в полном молчании, не встретив ни единой живой души. Лишь у ворот наёмники увидели того самого охранника, что хотел поговорить с водителем о чём-то, не предназначенном для ушей Табаса.

- Куда? – недружелюбно спросил он, как бы невзначай положив ладонь на автомат.

- Спокойно, - сказал Ибар. - Сейчас приедет босс, просил помочь.

- Угу, - кивнул мужик, отходя в сторону и открывая засов на небольшой двери, вырезанной прямо в створке ворот. Похоже, его уже предупредили, и за оружие он схватился больше для порядка.

Вышли наружу, расположились у ворот. Часовой отошёл и закурил, не спуская с наёмников подозрительного взгляда.

Предрассветный лес был тих, загадочен и красив. Между деревьев протянулись серые ленты густого тумана. Не пели птицы, не шуршали от ветра листья, мир застыл в предвкушении нового дня и наслаждался редкими минутами прохлады и отдыха. Пахло бетонной пылью, ржавым железом и свежескошенной травой.

- Кажется, едут, - сказал Ибар и тут же из-за поворота с едва слышным жужжанием выехал электромобиль – плавные очертания серебристого корпуса и зеркальная крыша с солнечными батареями. Табас как-то уже видел такие игрушки, но не в Армстронге, а намного южнее.

Авто остановилось у ворот, из него вылез Айтер, одетый в такой же серый камуфляж, как и на постовом-подчинённом. Тот поздоровался с начальником и разве что по стойке «смирно» не встал от усердия.

- Привет, - небрежно бросил ему Айтер и обратился к Табасу и Ибару. - Подходите.

Охранник собирался что-то сказать, но его работодатель вытащил из багажника три огромных брезентовых баула и указал на них рукой, после чего сам взвалил себе на спину тот, что был ближе всего, и направился на базу. Водитель, посигналив на прощание, развернулся и пожужжал обратно в город.

Тюки понесли к дому, в котором ночевал Табас.

- Алё! – Айтер громко постучал в «аквариум». Дежурный дёрнулся и вскочил на ноги, пытаясь сфокусировать взгляд на начальнике. - Совсем что ли охренел, а?..

- А я говорил, что ваши люди не подготовлены, - ехидно сказал Ибар.

Айтер лишь отмахнулся, но обожжённого наёмника это не устроило.

- В пустыне им делать нечего, - продолжил он. - Если сами угробятся, то и хрен бы с ними, но и вы не дойдёте до той точки назначения.

- Тогда меня доведёте вы! – резко ответил Айтер. - И перестаньте отговаривать, полковник. Ваши шпионские штучки на меня не действуют, - на этих словах выражение глаз Ибара неуловимо изменилось. Внешне они не поменялись – всё то же ехидство, но появилось в них что-то, говорившее о том, что обожжённый наёмник хочет сожрать своего нового босса сырым. - Экспедиция – дело давно решённое и спланированное, она состоится в любом случае!

- Как пожелаете, - с показным равнодушием пожал плечами Ибар. - Моё дело предупредить.

- Чего стоишь? – перекинулся Айтер на дежурного, оказавшегося совсем молодым парнем, даже младше Табаса. - Звони давай.

- Да-да, - проштрафившийся подчинённый засуетился, опустил руку куда-то под стол, и по всему зданию разнёсся неприятно громкий дребезжащий звонок.

Потолок тут же ожил: с громким «бух-бух», заставлявшим дерево прогибаться и трястись, стучали тяжёлые сапоги, и вскоре холл заполнился сонными людьми в сером камуфляже.

Ибар скривился:

- Черепахи.

- Научатся, - с вызовом уставился на него Айтер. - К тому же мы идём в пустыню не одеваться на скорость.

- Да, - ответил Ибар, принимая вызов. - Мы идём в пустыню для того, чтобы пройти через территорию врага. И если нас ночью перебьют из-за того, что кто-то не научился быстро просыпаться…

- Не перебьют!

- Разбирайте баулы, - процедил Ибар бойцам, а сам, взяв Айтера под локоть, отошёл с ним в угол. Его лицо было перекошено от едва сдерживаемой ярости. Табас напряг слух.

- Знаешь, что? – сказал полушёпотом оскалившийся Ибар. - Ты мне уже проел весь мозг своим «не будет», «не станет», «этого не случится» и «под мою ответственность»!

Бойцы лениво разбирали тюки, в которых оказалась одежда. Табас пока не обращал на них внимания, прислушиваясь к тому, что говорит напарник.

- Твои люди – говно, и наше предприятие полностью провальное. Если всё это, - обожжённый наёмник указал в сторону еле шевелившихся людей, - лучшее из того, что ты смог найти, то просто отойди подальше в лес и застрелись. Сохранишь несколько десятков жизней, в том числе и мою.

- Так сделай мне из этого говна бойцов! – усики над верхней губой Айтера встали дыбом. Он не уступал Ибару в плане ярости и также хотел его пристрелить. - Я за этим тебя вытащил!

- За неделю? Ты смеёшься?

- Да! - сказал Айтер громким «кричащим» шёпотом. - У них есть все предпосылки, они прошли армейскую подготовку и уличные… Скажем так, переделки. Нужно только напомнить, немного поднатаскать, и всё будет в ажуре. Ибар, всё полностью в твоих руках: либо ты успеешь - и мы пойдём с подготовленными людьми, либо не успеешь - и мы выберемся с этим… Говном, - последнее слово, сказанное тише других, Табас не услышал, а прочитал по губам и усмехнулся.

Да, команда, подобранная для экспедиции, выглядела хуже некуда. Неуклюжие, несобранные, слишком молодые и чересчур старые, некоторые с тюремными татуировками – в каждом из двух десятков человек было что-то, категорически Табаса не устраивавшее, и он не пошёл бы с этими людьми даже в магазин за пивом. Не бойцы – сброд. Даже хуже Вольного Легиона, потому как наёмники, хоть и были больше бандой, нежели армией, недостатком подготовки не страдали. В тренировочных лагерях гоняли до седьмого пота, вбивая необходимые навыки так, что те становились рефлексами.

- Ложись!!! – резкий хриплый крик вывел Табаса из задумчивости. Молодой наёмник тут же рухнул на пол, ещё в полёте прикрывая голову руками. Резкое сотрясение от удара о кафельный пол, боль в сбитых локтях, напряженное ожидание взрыва, приоткрытый рот – чтобы не повредить уши…

Лишь спустя пару секунд до него дошло, что вокруг тихо. Табас приподнял голову и недовольно посмотрел на Ибара, чувствуя себя обманутым. На пол вместе с наёмником повалились лишь три человека, остальные же опускались медленно и неторопливо: приседали на корточки, упирались руками в пол, берегли локти и колени от удара. Ибар стоял рядом с Айтером, презрительно скривив остатки губ.

- Вот о чём я тебе говорил, - он указал на Табаса. - Он выжил. И эти трое выжили. А вот те, что не упали в первые полсекунды, – трупы, - наёмник повернулся к своим подчинённым.

- Встать! – скомандовал он, и неуклюжие вояки Айтера поднялись на ноги. - Вы трое – молодцы. Остальным – пять кругов вокруг базы до завтрака. А пока - переодеваться и строиться. Даю пять минут. Не уложитесь – добавлю ещё круг.

Табас вопросительно посмотрел на Ибара, но тот отрицательно покачал головой.

Люди торопливо развернули песочные футболки и куртки, разложили рядом какое-то тряпьё. Мелькнули хорошо знакомые белые брюки, и Табас оживился. Через отведённые пять минут перед ним стоял строй гвардейцев Дома Адмет.

- Ярлыки на пол не бросайте! – прикрикнул Айтер, видя, как один из бойцов сорвал с комплекта формы бумажку, на которой было написано его имя. - Ну как? – посмотрел на Ибара наниматель. - Не напрасно портные всю ночь работали?

Обожжённый скривился пуще прежнего и помотал головой.

- Сейчас-то что? – возмущённо спросил Айтер.

- Не похожи.

- Что значит не похожи?!

- А то и значит! – огрызнулся Ибар. - Ни один патруль нам не поверит. Документы готовы?

-Ага, уже в одежде, – набычился наниматель.

- Покажите. Ты! – он подошёл к одному из бойцов – огромному детине с затейливой цветной татуировкой во всю правую руку.

Амбал показал Ибару новенькую красную книжечку с фотографией. Табас, подошедший вместе с Ибаром, почуял, как от неё пахнет типографской краской. Обожжённый пролистал её и вернул.

- Работа хорошая. Но тоже не то.

- Да что не так-то?.. – вспылил Айтер. - Ты можешь объяснить по-человечески?

Однако Ибару слишком уж нравилось издеваться над нанимателем.

Он проигнорировал вопрос, отдал татуированному удостоверение и сказал:

- Отставить пять кругов до завтрака, - сказал Ибар и добавил специально для преждевременно обрадовавшихся: - После отбоя побежите. Хватайте с собой второй комплект шмоток, снаряжайтесь и надевайте броню. Даю полчаса на то, чтобы перекурить и умыться, потом строимся у ворот. Разойдись! – вояки создали возле оставшегося баула толкотню, на которую Ибар смотрел с выражением глубочайшего омерзения, шустро разобрали вещи и разбежались, а Ибар, выудив ещё два комплекта с именем «Табас», передал их напарнику со словами:

- Переодевайся в Адметовское. Броню я тебе выдам.

Табас быстро преобразился, сбросил гражданскую одежду на диван, рядом с рыжим дождевиком, и подумал, что этим тряпкам, похоже, суждено пролежать тут целую вечность.

Форма оказалась великовата.

- Вот тебе – верю, - сказал Ибар, осмотрев Табаса с головы до ног. – Айтер! Вас тоже касается, переодевайтесь.

Солнце уже показалось из-за горизонта, когда группа построилась перед Табасом и Ибаром в ожидании команд. К снаряжению было не придраться: форма, обувь, головные уборы, броня, пояса с подсумками – всё было точно таким же, как у настоящих гвардейцев, но что-то портило весь образ – как у ополченцев, по которым за километр было видно, что форму они одели несколько дней назад.

- Строимся в колонну по два. Я и Табас – впереди, Айтер сразу за нами.

Юноша удивился тому, как уверенно Ибар командует нанимателем, но, пораскинув мозгами, решил, что это хорошо. Чем меньше Айтер лезет туда, в чём не смыслит, тем больше шансов остаться в живых лично у Табаса.

Миновали территорию базы, которую наёмник смог, наконец-таки, нормально рассмотреть. Повсюду ящики, контейнеры, техника, рельсы, строения – функционирующие и заброшенные. Сновали тут и там сонные рабочие в оранжевых жилетах и изредка проходили охранники в сером камуфляже. Через открытые ворота выползал наружу электровоз, тянувший за собой вереницу вагонов.

- Что здесь вообще такое? – спросил Табас, обернувшись.

- Моя база, - ответил ему Айтер. – Склады, мелкие производства. Что-то вроде чулана.

- Большой, однако, чуланчик, - улыбнулся юноша.

- Что поделать… - пожал плечами наниматель. - Какая компания была, такой и чулан.

- Была?..

- Ага. Жаль, что всё погибло. Теперь распродаю последнее, закрываюсь и ухожу.

- А как же?.. – насторожился Табас, вспомнив, что его матери пообещали пожизненную пенсию, а Ибару – гонорар.

- Не переживай, - усмехнулся Айтер. – Я же не помидорами на рынке торгую. Денег с продаж хватит на годы. Плюс, если экспедиция увенчается успехом, я не буду стеснён в средствах.

Табас подумал и решил, что это звучит правдоподобно.

- А чем вы занимались?

- Всем понемногу. В основном, альтернативная энергетика. Но были и космические исследования и биосферные проекты.

- Ого! – восхитился Табас. – Я и не знал, что сейчас кто-то занимается космосом.

- Ну, - замялся Айтер. – Скажем так, я интересовался им. Сделать что-либо толком мне не удалось.

- А что произошло?

Наниматель надолго замолчал. Табас прислушивался, боясь пропустить ответ, но не слышал ничего, кроме шелеста прошлогодней листвы у него под ногами и похрустывания мелких сухих веточек.

- Как сказать… Для того, чтобы заниматься чем-то по-настоящему новым, нужны три вещи – деньги, власть и влияние. Когда я начинал, то думал, что они у меня есть в достаточном количестве, и просчитался. В итоге мой эко-проект свёрнут три года назад, космические исследования умерли, даже не родившись, а завод солнечных батарей и электродвигателей закрыли из-за того, что нашими главными клиентами были Адметовцы и дикари, с которыми теперь торговать нельзя.

- Дикари? – удивился Табас.

- Ага, - кивнул Айтер. – Мы были с ними очень тесно связаны. До того, разумеется, как их стали называть дикарями. Когда они пытались выправить ситуацию мирно.

- Странно, - нахмурился Табас. – Даже если не брать в расчет дикарей, дело-то хорошее. И выгодное. Уже чего-чего, а солнечного света у нас вдоволь.

- Хорошее, это верно. Но, как я уже говорил, создать что-то новое – значит противопоставить себя сразу всем акулам, делающим миллиарды на старом и хорошо известном. Та же нефть: есть множество богатейших людей, которые торгуют остатками. Истощение и подорожание им только на руку, разорятся они очень нескоро, и сейчас, когда у них наметились самые бешеные прибыли, никто не допустит выскочку, рвущегося потеснить их монополию. Ай, всё это одна большая куча дерьма! – в сердцах сказал Айтер. - Стандартные Конструкции берегут, как зеницу ока, приходится всё изобретать заново, а на то, что изобретают, накладывают драконовские ограничения. Например, те же самые солнечные батареи с прошлого месяца у нас можно использовать только на грузовиках и поездах, где они почти не работают, а на легковых машинах, для которых они, собственно, и создавались, – нельзя.

- Так нефть же скоро должна совсем закончиться. Что потом делать будем? – мрачно спросил Табас.

- Не знаю, - пожал плечами Айтер. - Скорее всего, тогда они сдуют пыль с моих исследований, попробуют что-то наладить… Но будет поздно, - покачал головой наниматель. – Пока что у нас есть возможность и ресурсы, хоть как-то остановить весь этот кошмар, но нам не дадут. Как ни крути, миром правят не Капитаны, а деньги. Ничего-ничего, - криво ухмыльнулся Айтер, - вот подойдут дикари прямо к порогу Железного Замка, тогда и запоют эти жирные аристократы. Когда нефть закончится везде и древние атомные генераторы окончательно выйдут из строя, пусть эти ублюдки деньгами свои лимузины заправляют. Пусть едят свои деньги, пусть ими дома освещают. Хотел бы я сказать, что тогда вдоволь посмеюсь, но это не так. Не до смеха мне будет…

Далее шли в молчании. Ибар вёл колонну через редкий сосновый лесок, затянутый таявшим на глазах туманом. Пространство между деревьями пронзили первые солнечные лучи – яркие, золотистые, но пока что не греющие. Под ногами захрустело: высокая трава постепенно становилась ниже и суше, и вскоре лес оборвался у края небольшого карьера.

- Делай, как я, - крикнул Ибар. Он подошел к краю карьера, похожему на бортик бассейна – земля там держалась, скрепленная корнями деревьев, - и, спрыгнув вниз, сбежал на самое дно. Бойцы тут же последовали за ним. Спрыгивали, падали, скатывались на дно карьера – неуклюжие, как панды. Табас сам едва удержался на ногах после прыжка, но, к счастью, ухитрился сохранить лицо – вовремя восстановил равновесие. В ботинки тут же набился песок, одна штанина задралась. Знаменитые гвардейские белые брюки оказались слишком уж тонкими: сквозь ткань ощущалась каждая крупинка, и Табас вскоре пожалел, что одет не в мешок Вольного Легиона.

- Стройся! – прикрикнул Ибар, и его подопечные через полминуты суеты изобразили какое-то подобие строя. Внизу было холодно: земля остыла за ночь и забирала тепло из людей. Из-за того, что солнечные лучи на дно не проникали, поверхность карьера выглядела темно-синей, с небольшими белыми прожилками камней.

- Та-ак, - протянул Ибар, осматривая подчинённых. – Значит так, раздеться до трусов, одежду сложить в кучу вот тут, - наёмник показал пальцем на землю у своих ног. - Обувь можно оставить, броню и прочее держите рядом с собой.

Бойцы замешкались. Пару секунд они переглядывались друг с другом и, в конце концов, вопросительно уставились на Айтера, которые нахмурился и недовольно крикнул:

- Чего ждёте, придурки? Сказано было - раздеться! – и сам принялся стаскивать с себя бронежилет.

Вскоре рядом с обожжённым наёмником выросла груда вещей, а люди стояли в строю, обхватив себя руками и растирая замерзшие конечности.

- Ты! – ткнул пальцем Ибар в тощего темноволосого парня. - Подходи.

Тот повиновался, и наёмник, покопавшись в куче тряпок, выдал ему комплект одежды:

- Одевайся!

Тот быстро натянул на себя форму.

- Куртка велика! – отрапортовал он, ожидая, что Ибар будет что-то с этим делать. Однако он не собирался.

- Всё правильно. Следующий!

Все двадцать человек, включая Айтера, получили по обновленному комплекту формы, которая была им либо мала, либо велика.

- Зачем этот цирк, Ибар? – спросил наниматель.

- Форма в гвардии бывает только двух размеров – хрен натянешь и хрен выберешься, - ухмыльнулся Ибар. - Продолжим!

Солнце уже вышло и начало пригревать. Стало ощутимо теплее.

- Достать документы! – обожженный полез под бронежилет и выудил из нагрудного кармана свою красную книжечку, показав её остальным на вытянутой руке. - Делай как я! – с этими словами Ибар бросил документ в пыль и хорошенько припечатал ботинком. Потом присел на корточки, достал документы и принялся как следует затирать обложку песком, уделяя особенное внимание углам. Внутренние страницы он тоже обрабатывал таким способом, не обращая внимания на рвавшуюся бумагу. Бойцы и Табас, стоявший рядом, последовали его примеру и как следует затерли документы. Через пять минут от запаха краски не осталось и следа.

- Теперь во внутренний карман! Чтобы задняя обложка была поближе к телу, - люди снова зашевелились, закопошились, пытаясь отодвинуть нагрудную пластину бронежилета и уложить документы так, как скомандовал Ибар. Кто-то начал расстёгивать броню, но схлопотал от обожжённого двадцать отжиманий.

- Эй! Ты чего, боец? Броню снимать команды не было! Во время экспедиции в ней придется есть, пить, спать и срать ходить! – и добавил уже тише, так, что услышал только Табас: - И откуда этих только откопали?..

Перепачканные удостоверения, наконец-то, спрятали, Ибар скомандовал:

- Давайте за мной, - и побежал в голове колонны. Табас последовал за ним, постоянно увязая ботинками. Два километра – не расстояние, юноша даже не вспотел, но, обернувшись, увидел, что остальные бойцы уже взмокли и еле двигают ногами.

- Сто-ой! – крикнул Ибар, и, когда люди остановились, закричал резко, как совсем недавно в холле здания: - Ложись!..

В этот раз подопечные оказались расторопнее, но Ибара это не удовлетворило.

- Раком встать!

- Не понял? – Айтер поднял голову. В его усах Табас разглядел рыжие песчинки.

- В коленно-локтевую, - любезно пояснил наёмник. - Ну! Живее! – раздражённо прикрикнул он, и бойцы подчинились. Чуть погодя Ибар сам последовал их примеру, кивнув Табасу, чтобы тоже становился.

- И вот в этой позе, обязательно на локтях и коленях, - заговорил он громко, стараясь, чтобы его все услышали, - мы ползём дальше. Не сачковать! Увижу, что локти и колени недостаточно вытерлись, заставлю ползать по бетону на базе!

Передвигаться в новой позе оказалось намного труднее. Руки и ноги быстро затекли, кровь отливала от ладоней, и они вскоре онемели. К тому же взошло солнце, стало жарко, особенно в тех местах, где торс был закрыт бронёй. На нос Табасу упала первая капля пота.

Они проползли достаточно для того, чтобы люди Айтера начали падать на землю от усталости, несмотря на страх получить наказание от Ибара.

- Встать! – скомандовал обожжённый, когда поднялся и отряхнулся. - Стройся! – и пошёл вдоль шеренги людей, присматриваясь к каждому и давая команды: - Заправься. Пуговицу расстегни. Козырёк выше. Морду построже.

Табас плюхнулся на крупный белый камень, чувствуя, что и сам порядочно устал после этих упражнений. Ибар отошёл подальше и оглядел строй взглядом художника, высматривающего, нужен ли ещё один мазок или картина закончена. Люди стояли грязные, красные и измученные, с подсумками и карманами, доверху набитыми песком. Это несомненно делало их похожими на настоящих гвардейцев после перехода.

- Ну, уже ничего, - сказал наёмник негромко. - Слушай мою команду! – замотанные бойцы оживились и умоляюще уставились на Ибара, который о чем-то задумался. – Так! Доставайте второй комплект. Табас, тебя тоже касается. Адметовскую форму запаковать, по приходу в лагерь постирать с отбеливателем и отгладить. Повторяю для тех, кто на бронепоезде, – с отбеливателем!

Вторым комплектом оказалось какое-то тряпьё. Древние футболки с логотипами неизвестных команд, какие-то то ли мантии, то ли халаты, просторные рубахи, штаны полуармейского вида, странные головные уборы. Они были новыми – просто сшиты из чего попало. Старое постельное бельё, шторы, подшивочная ткань, ещё что-то непонятное. Если бы Табас не знал, что эти вещи привёз с собой Айтер, то отдал бы руку на отсечение, что одежда принадлежит дикарям, не имевшим возможности нормально одеваться.

- Переодеваемся и снова становимся раком! – сказал Ибар, хохотнув, и уже было начал раздеваться сам, но крик со стороны подчиненных заставил его отвлечься.

- Да что это за хрень вообще? – громко возмутился тот самый здоровяк с татуировкой, у которого Ибар смотрел документы. - Какого черта, Айтер? – он повернулся к нанимателю, который, взлохмаченный и красный, снимал с себя броню. - Я на такое не подписывался!

Табас перевёл вопросительный взгляд на обожжённого напарника и застал, наконец, момент преображения Ибара Человечного в Ибара Хищного. В Опасного Ибара.

Он разом подобрался, как будто стал более плотным и тяжёлым. Чуть наклонился вперёд. Поменялся голос, движения стали плавными.

- Я никого не держу, - ответил наёмник. - Ты можешь уехать с базы в любой момент.

- А какого хрена это я должен уезжать? – оскалился татуированный. - А, ребята? Да он же нас дрочит и ломает, как срочников! Я что, ребёнок? Курс подготовки я уже прошёл в армии!

- Хреново прошёл, - Ибар презрительно посмотрел на оппонента. - Если тебя не научили ложиться по команде и выполнять приказы командира.

- А кто командир? Ты?

- Сомневаешься?

Айтер не вмешивался: молча и заинтересованно он смотрел на то, чем всё закончится.

- Да, урод, - сплюнул здоровяк. - Сомневаюсь.

- Ну так, если ты такой крутой, то давай, иди сюда. Но если провалишься, я сломаю тебе руку и выгоню из лагеря.

Остальные бойцы, как и Айтер, глядели на зарождавшуюся драку с интересом, но вмешиваться не торопились, предпочитая подождать и занять сторону победителя.

Ибар сбросил броню и поманил пальцем здоровяка, который, сплюнув на горячий песок вязкую слюну, сделал морду пострашнее и резкими шагами направился к обожжённому, на ходу хрустя пальцами и шей:

- Сейчас я задам тебе, мудак горелый…

«Зря он это сказал», - скривившись в предвкушении крови, подумал Табас, и в то же мгновение Ибар начал действовать. Одного мощного прыжка вперёд ему хватило для того, чтобы оказаться рядом с противником, после чего понадобилось ровно две секунды для того, чтобы завязать его огромную тушу узлом. Громко хрустнула кость ломаемого предплечья, лицо амбала перекосилось от страха, раздался громкий крик. Снова хруст – и здоровяк валяется на земле, вопя и корчась от боли.

- Я сломал тебе две руки, - констатировал Ибар. Его бинты были в красную крапинку – значит, переломы были открытыми. - Санитар! Иди сюда, попрактикуйся. А потом, - обожжённый снова посмотрел на поверженного бунтаря, - топай в лагерь, забирай свои вещи и уматывай отсюда нахрен. Если кто не понял! – крикнул он остальным. - Я никого не держу. Чем больше слабаков и говнюков отвалится сейчас, тем меньше шансов, что какой-нибудь из них зассыт и подставит мою спину дикарю! Есть желание уйти – уходите. Не мучайте себя и других.

Строй не шевелился, люди выглядели напуганными. К Ибару подбежал санитар – белобрысый худой пацан с лицом хорька. Скинув с плеча большую брезентовую сумку с красным крестом, он принялся оказывать первую помощь отключившемуся.

- Ну, раз так, - сказал обожжённый уже тише, в один миг словно став меньше и преобразившись обратно в Ибара Человечного, - переодевайтесь. Уже две минуты!


14.

- Ты специально всё это сделал, не так ли? – шипел Айтер вечером после тренировок.

День был жарким и трудным, подчинённых Ибар гонял до седьмого пота, даже Табас, привычный к нагрузкам, чувствовал себя вымотанным. Будущие члены экспедиции разбрелись по комнатам, но Айтер попросил инструкторов-проводников остаться у входа.

- Да, специально. А что, проблемы? – наёмник едва заметно из-за бинтов приподнял бровь.

- Ты калечишь моих людей! Самых верных и лучших людей! Они были отобраны…

- Хреново отобраны, - грубо перебил Ибар. - И я устал повторять, что не собираюсь доверять спину истеричкам и хлюпикам. Если они обучены подчиняться тебе лично и включать турникет в офисе, то это не значит, что и в пустыне они будут безукоризненно верными и умелыми. Ты знаешь, что будет, если они захотят жрать посреди пустыни? Или если они сломаются? Ты видел этих людей в деле? Я говорю про реальные перестрелки.

- Некоторых видел, - прищурив глаза, сказал Айтер.

- Ага, - скривился Ибар. – Я даже могу представить в каких. Слушай, мне плевать. Охранники они или твои личные громилы, служили они или нет – это неважно. Важно лишь то, что сейчас должны отвалиться слабые. И поэтому я буду вести себя как классический злой сержант из учебки. Гнобить, унижать, ломать, вынуждать уйти.

- Калечить-то зачем? Проучил бы – и дело с концом, - пробурчал наниматель, остыв.

- Вот только не надо учить, а? И да, я ещё многих покалечу, - пообещал Ибар.

- Он прав, - встрял Табас, заметив, что Айтер уже набрал в грудь побольше воздуха для того, чтобы выразить своё недовольство. - Будет намного лучше, если мы из этих двадцати человек оставим пятерых, но самых выносливых и умелых, чем потащим за собой в пустыню всё это стадо баранов и ляжем в первой перестрелке.

- Именно, - кивнул Ибар. - Это я и пытаюсь доказать. Я, кстати, тоже думал о том, чтобы оставить только пять человек, но пять самых злобных, высокомотивированных, везучих и умеющих выживать. Напоминаю, Айтер, ты затащил меня сюда силой и удерживаешь шантажом. Ты заплатил мне деньги для того, чтобы я помог тебе в этой экспедиции. Так дай мне, чёрт побери, сделать свою работу. И не лезь туда, в чём не смыслишь.

Похоже, в этом противостоянии Ибар одержал победу. Айтер, пробурчав что-то неразборчиво-угрожающее, удалился в здание.

До экспедиции оставалась всего неделя. Как и говорил Ибар, оказалось, что военная подготовка, которой так гордились подопечные Айтера, не стоила ровным счетом ничего. Да, они отслужили обязательные полгода срочной службы в армии Армстронга, но там их практически ничему не научили. Выполнять приказы, быстро одеваться, пользоваться снаряжением, даже правильно ходить и ползать бойцы не умели. Со стрельбой тоже всё было плохо, поэтому тренировать людей приходилось, считай, сначала.

Суета затянула, день пролетал за днём – и неделя, отведённая Айтером, прошла очень быстро.

Для начала Ибар выгнал всех людей из здания и разместил в карьере, заставляя спать на песке. Впрочем, спать своим подопечным он как раз и не давал. Внезапные подъемы, построения и выстрелы над ухом среди ночи не были редкостью. Однажды он бросил в круг спавших у костра людей взрывпакет, вызвав тем самым большой переполох и научив-таки бойцов просыпаться по первой же команде, а часовых – что дремать на посту может быть не только опасно, но ещё и физически больно. Любителям поспать Ибар лично ломал руки-ноги и отправлял домой. Обожжённого проводника боялись и ненавидели, но на предложения уйти домой добровольно не соглашался никто: видимо, у каждого была своя причина остаться в этом лагере. Айтер купил этих людей на что-то, от чего нельзя было отказаться.

Табас тоже учился. Привыкал к одежде, к весу брони, не положенной Вольным, к гвардейскому снаряжению, поначалу натиравшему ремнями кожу. Оказывается, гвардейцы Адмет носили всё так расхлябанно не потому, что пытались выглядеть крутыми ребятами, которым устав не писан: просто если бы они затягивали всё как положено, то после первого же боевого выхода неделями залечивали бы кровавые мозоли и язвы.

- Нужно ещё время, - заявил Ибар как-то ночью, после того, как оставшиеся десять бойцов из двадцати обессиленные попадали в кровати и уснули.

Айтер, уже смирившийся с тем, что Ибар беспощадно громит его план экспедиции, и порядочно от этого уставший, только покачал головой:

- Нет у нас ещё недели. Сам же слышал – скоро война. В Дом Адмет уже так просто не пробраться. Или ты хочешь, чтобы мы прорывались через линию фронта?

- Не вижу причин торопиться, - пожал плечами Ибар. - Всё равно все дороги перекрыли. А фронт – понятие устаревшее. Не будет никаких фронтов, чтоб во всю границу, сплошняком. Только отдельные очаги боёв на основных транспортных узлах. Мы в любом случае сумеем просочиться.

- Только если они не запустят ракеты, - мрачно сказал Табас, вызвав у напарника усмешку.

- Этого не будет, - помотал головой Ибар. - Мир был на грани ядерной войны уже много раз, но всегда проносило. Не только у вас есть ракеты – кое-что найдётся у Адмет, что-то у их союзников, на которых тоже напирают дикари и пустыня. В итоге южане не запустят, потому что не захотят превращать в пустыню свои перспективные территории, а северяне – потому что побоятся ответного удара, который их сотрёт в порошок. Вот и весь расклад.

- Сколько у нас времени? – спросил Айтер, возвращая разговор в конструктивное русло.

- Я не служу в генштабе Адмет, - ухмыльнулся Ибар. – Приблизительно неделя до начала войны у нас точно есть. Пять дней я ещё погоняю людей, два на отдых и восстановление. Кстати, Айтер, делаешь успехи.

- Спасибо, - стараясь не показывать, что ему приятна похвала, ответил наниматель.

После ещё пяти дней, проведённых в бесконечной беготне по оврагу, численность отряда сократилась до пяти человек

- Лучше, чем было, - сдержанно прокомментировал Ибар уровень прошедших испытания бойцов. Это не внушало оптимизма, однако Айтер, уверенный в том, что внешне покорный проводник ведёт свою игру, был непреклонен: экспедиция состоится в любом случае.

Вечером последнего дня тренировок Ибар выпросил у Айтера машину и под конвоем охранников базы, опасавшихся, что наёмник убежит, съездил в город. Вернулся он оттуда очень быстро и вёз рядом с собой на сиденье большой бумажный пакет.

Вечер выдался прохладным. Воздух был свежим, чистым и сырым, без привычной пыли и песчинок из далёкой пустыни. Небо на западе горело яркими огнями и переливалось, постепенно переходя от ярко-рыжего шара солнца к тёмно-синим с голубыми прожилками перистым облакам.

Всё вокруг приобрело удивительный оттенок: где-то красноватый, где-то синий, будто мир был фотографией, которую ретушёр пропустил через несколько цветовых фильтров.

Солдаты сидели в «кают-компании» - так они называли большую комнату c длинным разваливавшимся диваном, несколькими деревянными лавками, что были отполированы чужими задницами, пустой книжной полкой и старым цветным телевизором. Табас сидел там же, уставившись в телик, который даже не слышал из-за усталости.

- …армия сильна как никогда и как никогда раньше готова дать отпор агрессорам, что продолжают стягивать войска к нашим границам! Его Превосходительство в своём еженедельном обращении к народу заявил, что дружины, наши добровольные защитники законности и порядка, готовы в полном составе…

Снова бесконечные колонны танков с эмблемами Дома Армстронг. Его Превосходительство, тщательно загримированный под нормального человека. Потом опять колонны, улыбающиеся солдаты – крепкие и здоровые ребята, наверное, парашютисты, эшелоны, груженные техникой, снова Его Превосходительство, дружинники с красными повязками… Картинка гипнотизировала. Все эти кадры Табас уже неоднократно видел раньше: выпуски новостей каждый раз лишь перетасовывали давно отснятые кадры. После тяжелой недели очень хотелось спать, и Табас планировал завтра завалиться в койку до обеда и отзываться только в случае, если его призовёт сам Капитан.

Скрипнула дверь, на Ибаре, сделавшем шаг внутрь, тут же скрестились взгляды. Пакет, звякнув, опустился на пол.

- Вам нужно расслабиться. Пейте! Это приказ. Оставлять, а тем более брать с собой в экспедицию запрещаю! И без дебошей, а то ноги повыдёргиваю, - если кто-нибудь другой произнес бы последнюю фразу, то Табас решил бы, что он выражался фигурально. - Всё ясно?

- Так точно! – автоматически гаркнули пять глоток.

Ибар исчез. Бойцы сидели без движения. Самым любопытным оказался Нем – лысый здоровяк с белозубой улыбкой и пронзительно-голубыми глазами убийцы. Он сразу же подошёл к пакету и, открыв его, удивлённо присвистнул:

- Ай да горелый.

- Осторожнее, - буркнул Табас. - Услышит – останешься без рук.

- Глядите! – Нем пропустил реплику наёмника мимо ушей и достал из пакета две бутылки. - Мы ж тут в дрова упьёмся.

- Приказ есть приказ, - хохотнул Прут, смуглый амбал со свёрнутым набок носом. - Тащи сюда!

Люди оживились, из лавки тут же соорудили стол, расставили бутылки и разложили нехитрую закуску, родили стаканы и быстро разлили.

- Охренеть. Я не ожидал. Честно, - сказал Нем.

- Сам в шоке, - пожал плечами Табас.

- А ты давно с ним знаком вообще?

- Да не особо.

- Ну! – провозгласил Нем. - За успешное прохождение испытаний. Мы всё-таки пойдём в пустыню.

- Только неизвестно, хорошо это или плохо, - мрачно посмеялся Прут.

Алкоголь полился рекой. Разговоры, пьяные голоса, расплывающиеся лица. Обжигающая коричневая жидкость легко проскальзывала в горло, вызывая приятную истому. Табас расслабился, растёкся по дивану, как желе, и сидел, уставившись в одну точку, отдыхая от двух недель жары, песка и зверских тренировок, которые, даже несмотря на подготовку, дались тяжело.

Люди вокруг болтали, причём темы для разговоров были вроде как общими, но никто никого не слушал, предпочитая говорить самостоятельно.

- Ай! – стакан треснул в руке у Прута, который рассказывал, кто и как именно сломал ему нос. Из смуглой ладони на грязный пол полилась кровь. - Вот падла лысая!.. Санита-ар! – гаркнул он, изображая интонации Ибара после того, как тот ломал руку очередному проштрафившемуся бойцу.

- Сейчас! Сейчас! – тот самый пацан с лицом хорька, запомнившийся Табасу ещё по первому дню тренировок, отставил недопитый стакан и пулей слетал в свою комнату за сумкой с медикаментами, пока остальные пытались остановить кровь с помощью салфеток и старого покрывала с дивана.

- А он точно сделает всё правильно?

- Конечно, - кивнул Нем. - У него же медицинское образование. Правда, незаконченное и ветеринарное… Так, заткнись! – он убил в зародыше желание Прута выругаться и выдернуть руку. - Всё равно у тебя нет другого выбора! Да и я что-то не слышал, чтобы кто-то из ребят жаловался.

- Уберите вы эту хрень! – санитар, которого звали Мокки, вернулся и отодвинул в сторону ладонь с покрывалом. - Он так заражение крови получит. Или забеременеет, хе-хе. Дай сюда! – несмотря на то, что в плане выпивки Мокки был слабее всех и улетел ещё после первого стакана, рану Прута он сумел прижечь и перевязать очень быстро и профессионально.

- Молоток! – Прут притянул к себе спасителя, обхватив его за шею. - Голова! Руки! А? Умеет же!

- Умеет! – кивнул Нем. - Ещё как умеет. И руки у него золотые!

- Ага, - кивнул здоровяк, из объятий которого Мокки всё ещё не мог выбраться – лишь трепыхался, как пойманная курица. - Вот честно? А? Давай начистоту! Я вообще не знаю, как ты всё выдержал. Вот правда. Мы ж тут, как ни крути, что-то типа самых крутых парней. И ты, значит, самый крутой, хотя я думал, что ты одним из первых на больничный уйдёшь.

- Крутые? – усмехнулся Нем. - Я слышал, что Ибар говорил про пятерых самых злобных уродов.

Прут загоготал, выпустив всё-таки Мокки, который был красен, растрёпан и похож на подростка, пришедшего домой с ночной гулянки.

- А мне даже нравится! – Прут ударил здоровой ладонью по лавке-столу, заставив всё, что на ней стояло, подпрыгнуть. - Злобный? Ну да, - гордо подтвердил он. - Урод? Тоже есть немного!

- Ага, в актеры тебя точно не возьмут…

- А что это не так с моим носом? – набычился Прут.

- Всё отлично! – быстро нашёлся Нем. - Самый лучший в мире нос.

- Ты это мне тут… - начал было говорить здоровяк, но быстро запутался в словах и полез через лавку - бить лицо Нему.

- Спокойно-спокойно! – зазвенело стекло, что-то с грохотом упало на пол, несколько рук появились, будто из ниоткуда, как щупальца гигантского кальмара из-под воды, хватали за одежду, суетились. Прута всё-таки удержали. Табас смотрел на происходящее отстранённо, чувствуя, что его мозги выключаются.

- Не, ну а чё он? – бубнил здоровяк, пока Нем не протянул ему стакан и не сказал, сверкнув в полутьме белыми крупными зубами:

- Мир!

- Мир! – снова зазвенело, стаканы синхронно опрокинулись, послышалось шмыганье носами и кряхтенье. Табас с удивлением понял, что уже стемнело и люди ориентируются исключительно на звук и память.

- Хутта! Руба! А вы чего молчите? – громогласно спросил Прут, развеселившийся и настойчиво желавший сделать весёлыми всех остальных. - Ну-ка там не сачковать!

Хутта – худощавый, огненно рыжий, с плохой кожей, вечно покрытой прыщами, - пожал плечами, а сидевший рядом Руба, похожий на рыбу из-за своих жидких светлых волос и выцветших почти до белизны серых глаз, улыбнулся одними губами и сказал занудно-тягучим голосом:

- Я не молчу. Хочешь, анекдот расскажу?

Было хорошо заметно, что он предложил это исключительно для того, чтобы Прут от него отстал. Руба был плохим актером. «Либо он просто не может менять выражение лица», - подумал Табас. Боец смотрел прямо на него, не отводя взгляда, и это казалось странным, хотелось отвернуться.

Анекдот был не смешным и бородатым, но много ли надо пьяной компании? Все рассмеялись, потом что-то ляпнул Хутта, потом снова рассказывали анекдоты, кто-то вспомнил случай из армейских времен, связанный с проворовавшимся интендантом, которого полковник лично выгнал с территории части лопатой, которой вычищали уличный сортир.

Снова горло обжёг алкоголь, и в этот раз Табас на удивление почувствовал себя лучше. Он заговорил с людьми, о чём-то поспорил с рыжим Хуттой, назвал Рубу Рыбой и рассказал один из случаев, как ему казалось, очень смешной, но вызвавший отчего-то у присутствующих тошноту.

Видимо, не всем дано было понять черный юмор. По мнению пьяного Табаса, труп, заброшенный взрывом на электрический столб, с кишкой, свисающей почти до самой земли, был зрелищем очень смешным, прямо до коликов и истерики.

- Ну, заземлился же! – смеясь и толкая сидевшего рядом Мокки, вскрикивал Табас. - Заземлился! Понимаете?..

Он повторил бы это ещё несколько раз, но, к счастью, кто-то (кажется, это был Руба) вложил ему в руку стакан с пойлом. Последние на сегодня глотки, снова разговоры, постепенно затихающие звуки, звон стекла, бульканье, смех.

- Больной какой-то… - лицо Нема, перекошенное от отвращения раздваивалось и расплывалось.

Табас не заметил, как провалился в сон.


15.

Строй из семи человек, включавших в себя Айтера и Табаса, стоял перед хмурым Ибаром. В последний раз перед выходом он проверял снаряжение и вещи подчиненных, которые лежали на развернутом брезенте рядом с бойцами. Раннее утро, солнце ещё не поднялось из-за горизонта. Ярко освещённые перистые облака, синие сумерки на земле. Приятная прохлада, запах тумана и травы. Кто-то из рабочих вдалеке громко материт напарника, который перегнал вагон не на тот путь и ему «теперь всё переделывать!»

Табас пытается унять дрожь – мелкую, предательскую, появившуюся не столько от холода, сколько от волнения, не дававшего спать уже две ночи подряд. Сны про песок , стрельбу, кровь и дикарей… Но волнение, на удивление самого Табаса, оказалось не предчувствием чего-то плохого: юноша трепетал от того, что вскоре вернётся туда, откуда пришёл. И это было приятное ощущение.

Впрочем, бойцы, которым предстояло стать его подчинёнными в случае гибели Ибара, энтузиазма не разделяли. Им было страшно, в глазах читалось: «Куда меня вообще занесло? Зачем я на всё это подписался?»

Каждый из них, даже вечно бодрый белозубый Нем, терзался сомнениями и желанием сказать «до свидания», вскочить на подножку ближайшего электровоза и добраться до Армстронга, радуясь, что удалось отвертеться от опасного предприятия.

- Хутта! Форму Дома Адмет к осмотру!

Рыжий сухой Хутта, неловко качнувшись вперёд, опустился на колени и развернул пыльный свёрток, оказавшийся камуфляжем.

Большие брюки с несмываемыми бурыми пятнами на коленях, маленькая куртка, которую можно было застегнуть лишь выдохнув, футболка песчаного цвета, уже в некоторых местах дырявая – мелкие такие дырочки, как будто иголкой кололи.

- Документы! – затёртая книжечка с красно-бурой обложкой и желтыми от пота страницами появляется из кармана и переходит в руки Ибара.

- Отлично. Вот теперь я верю, что ты гвардеец. Дикарские вещи?

Новая когда-то одежда тоже стала заношенной и грязной, что, несомненно, только добавило убедительности.

Ибар прошелся по каждой вещи из списка: комплекты формы и броня, оружие, боезапас, рации с ручными зарядными устройствами, минимум воды и таблетки-дезинфектанты, фонари, индивидуальные рационы питания – маленькие мешочки с орехово-медовой смесью, спальные принадлежности, кое-какие инструменты и многое-многое другое.

Куча мелочей, забыть которые было нельзя ни в коем случае: на вражеской территории, конечно, можно будет чем-нибудь поживиться, но надеяться на это не стоило. Рюкзаки получились тяжелыми, но половину всего этого веса составляло снаряжение Адмет, которое планировали использовать лишь на первых порах, а потом бросить. Да и во время пути запасы будут истощаться с ужасающей скоростью, так что люди ещё искренне пожелают появления в их рюкзаках чего-нибудь тяжёлого.

Табас как-то спросил про обратную дорогу, на что Айтер заверил его, что обо всём подумал. Однако наниматель не вдавался в подробности и оставил Табаса наедине с размышлениями по поводу того, что он там, в песках, ищет.

- Так. Я не понял, - Ибар остановился напротив Нема. - Выворачивай-ка карман. Что это?

Белозубый здоровяк лишь улыбнулся пошире.

- Прицел.

- Тебе руку сломать? – устало спросил наёмник, отчего у его собеседника кровь застыла жилах. Улыбка стала вымученной, словно мышцы лица свело судорогой. - Я какие прицелы разрешил брать?

- О… кхм, оптику, - Нем внезапно охрип.

- А это что?

- Это… - до здоровяка дошло, во что он влип. - Коллиматор.

- И на кой тебе сдалась эта железка?

- Ну… - замялся Нем, не зная, что ответить. Повисла неловкая пауза.

- Слушай, ты же взрослый уже, - Ибар был спокоен, однако это ничего не значило: сломать руку он мог и без всякой злобы, как бы между делом. - Прицелы оговаривались отдельно, большинство от них отказалось вообще. Оговаривались же?

- О… Оговаривались, - Нем заикался от испуга. Табас видел, как остальные члены отряда отворачивались в сторону и прятали глаза, лишь бы не видеть того, что сейчас произойдет. За две недели под началом Ибара они успели уяснить, что подобные выкрутасы ничем хорошим не заканчивались.

- Ты же всё выдержал, Нем, - говорил обожжённый, кривясь так, будто ему в рот попало нечто, имеющее отвратительный привкус. - И вот сейчас, в момент выхода… Ну твою же мать, - Ибар смотрел на подчинённого, заражая Табаса своим разочарованием. - Сказано же было – лишнее не брать. Оружие под самый распространенный патрон и минимум электроники. Достоверный образ Адметовца. Было сказано?

- Было, да, - поспешно ответил Нем. Улыбка, наконец, исчезла с его лица, на лбу, несмотря на утреннюю прохладу, заблестели капельки пота.

Ибар подошёл к подчинённому вплотную:

- Дай мне руку.

Строй задержал дыхание.

Табас напрягся, ожидая услышать хорошо знакомый хруст костей. Нем, пусть медленно и нехотя, но всё-таки протянул руку.

- Молодец, - Ибар крепко ухватился за пленённую конечность.

- Ты знал, какой был приказ. Ты знал, что бывает с теми, кто приказы нарушает.

- Знал. Н-не надо… - блеял Нем, сверля Ибара обезумевшим взглядом, но освободиться даже не пытался. - Прошу! Не надо…

- Проси – не проси, а надо, - пожал плечами обожжённый.

На глазах перепуганных подчинённых он перехватил руку покрепче и, собравшись с силами… громко вскрикнул, так, что Нем побледнел и едва не рухнул на землю.

Строй дёрнулся, даже Табас не смог дистанцироваться от пронзившего его неприятного ощущения и дёрнулся вместе со всеми.

- Нарушишь приказ в пустыне – сломаю ноги и оставлю умирать. - Ибар отпустил руку бледного и разом взмокшего подмышками Нема. – Это я тебе могу обещать.

Рука осталась цела.

Нем издал странный звук: наполовину всхлип, наполовину усмешка. Что-то истеричное, эмоциональное - вздох невыразимого облегчения.

- Я не подведу, - горячо заверил боец, снова улыбаясь. - Правда, не подведу, - он вертел в руках ставший ненавистным прицел и не знал, куда его деть.

- Как закончу с тобой, беги в дом и оставь эту хреновину там, - с раздражением отмахнулся Ибар. - Форму Адмет достань.

Проверка выявила несколько косяков – не особо, впрочем, крупных и быстро устранимых. Даже у Табаса оказалось не всё в порядке: он не положил обратно в личную аптечку обезболивающее, которым лечил головную боль от похмелья.

После того, как Ибар закончил придираться, Айтер отвёл их с Табасом в сторону и развернул небольшую карту:

- Смотрите и запоминайте, - сказал он. - Сегодня выдвигаемся от Армстронга к границе с Адмет. Пока идут последние приготовления, мы можем успеть её пересечь. Информатор сказал, что его контакт залёг на дно – контрразведка Армстронга начала зверствовать и добралась до контрабандистов. Ибар! Есть предположения? Как вы вообще в Армстронг попали? Как ты собирался нас переправлять?

Обожжённый взял карту и внимательно её рассмотрел.

- Пробрались в Армстронг мы на грузовом поезде. Подсели ночью на станции, спрятались в пустом контейнере и вылезли через день, уже по эту сторону. Но сейчас, насколько я понял, этот номер не пройдёт, поезда будут тщательно осматривать. Единственное, что я могу предложить – это отойти подальше от населенных пунктов и попытаться перебраться скрытно. В диких местах это не так уж и трудно. Перекрыть границу полностью никто физически не сможет, наступать по лесам и болотам тоже проблематично, поэтому шанс есть. Но это запасной вариант. У меня есть и другой, более предпочтительный.

- Например?

- Я не хотел бы пока раскрывать всех карт.

- И ты думаешь, я тебе поверю? – сощурился Айтер. - Хочу напомнить, что мы тут все в одной лодке. И если ты попытаешься сбежать или убить меня, то мои люди без колебаний прострелят тебе башку. После предыдущих двух недель они это сделают даже с удовольствием.

- Не сомневаюсь, - оскалился Ибар. - Я, в свою очередь, тоже…

- Спокойно! – прервал Табас мужчин, ставших очень похожими на двух шипящих дворовых котов. - Ибар! Нам нужно знать, что у тебя за план. Ты обещал нас перевести, так расскажи, чёрт побери.

Ибар переводил взгляд с Табаса на Айтера и, в конце концов, сдался.

- Устроить провокацию.

- Что?! – подобное заявление шокировало Табаса. Айтер тоже стоял с округлившимися от удивления глазами.

- Всё равно скоро будет война, - пожав плечами, сказал Ибар. - Перестрелки случаются каждый день. Собственно, там, на юге, уже воюют. И от того, что мы ещё разок стравим между собой погранцов Адмет и Армстронга, ничего плохого не случится. Зато, пока они будут заняты истреблением друг друга, мы сможем проскочить. Айтер, не смотри так на меня! – рыкнул Ибар. - Ты знал, что придется стрелять!

- Да-да, - опомнился наниматель. - Просто как-то… Неважно, забудь.

- Такой вот у меня план. Заметьте, провокация предпочтительнее именно потому, что мы экономим время.

- Принято. Значит сегодня берём курс на Митоми… - Айтер ткнул пальцем в точку на карте. - Машина сейчас подъедет, я договаривался на девять.

Почти полчаса пришлось заниматься ерундой. Табас потратил время на то, чтобы вдоволь наволноваться, надрожаться и надышаться безопасным воздухом родного дома. Ждать юноша просто ненавидел: слонялся без дела, слушал, как ругались рабочие, так и не разобравшиеся со злополучным вагоном, наблюдал за ленивой перепалкой Прута и Нема. Мокки тоже было не по себе – он в десятый, наверное, раз проверял и перепроверял свои вещи, подтягивал и расслаблял лямки на рюкзаке. Спокойны были разве что Руба и Хутта, но они, насколько успел понять Табас, вообще были неэмоциональны. Чемоданное настроение их не коснулось: бойцы сидели, думая о чём-то своём, Руба смотрел в небо, будто Боги-Капитаны говорили ему что-то невероятное, во что он никак не мог поверить.

Отчаянно, так, что зачесались зубы, заскрипели ворота, и Табас увидел, как на территорию фабрики въезжает белый микроавтобус с тонированными стеклами, весь покрытый какими-то зловещими эмблемами – сплошь орлы, мечи и лавровые листья. К крыше был прикручен пустой разъем для мигалки.

- Отлично, - Айтер, хлопнув себя по коленям, поднялся и с заметным усилием подхватил рюкзак. - Карета подана.

- И ты собирался везти на этом двадцать человек? – Ибар приподнял несуществующую из-за ожога бровь.

- Не считай меня идиотом, - огрызнулся наниматель и повернулся к остальным. - Вещи в багажник, сами в салон. Оружие с собой, но держите незаряженным. Останавливать нас, по идее, не должны, но на всякий случай запомните, что мы – специальный отдел Добровольной Дружины. «Корочки» получите в машине.

- Какая ирония, - усмехнулся Табас, вызвав у Ибара быстро пропавшую улыбку.

Ибар и Айтер уселись впереди, рядом с водителем, остальные разместились в салоне.

- Спите, - посоветовал группе Табас. - Потом может не получиться.

Те вняли совету, откинули сиденья, закрыли глаза и попытались отключиться. Только санитар всё ворочался, видимо, не в силах побороть волнение. За рулём автобуса сидел тот же водитель, который забирал Табаса из дома – по крайней мере, голос Табас узнал. Айтер показывал ему что-то на карте и рассказывал, как лучше доехать.

- И вообще, будь наглее, - сказал он, закончив инструктаж. - Видел, как дружинники себя на улицах ведут?

- А то, - усмехнулся шофёр.

- Вот и ты так же. Будь борзым сукиным сыном. Все документы в порядке, в салоне шестеро вооружённых людей, так что не стесняйся.

- Всегда мечтал, - хохотнул водитель. Автобус тронулся, развернулся и вскоре оставил базу Айтера позади. Мелькнул серый бетонный забор с колючкой и вышками – и всё исчезло за непроницаемой стеной леса.

- …и мотор запел свою стальную песню, - процитировал Табас старый стих. Этой фразой он всегда начинал дальний путь. Она его успокаивала и помогала справиться с тревогой. Наконец-то, не нужно было ничего ждать. Побыстрее добраться до точки назначения и обратно: теперь всё было в его руках, и Табас почувствовал себя уверенней, хоть и оставался на подхвате у всезнающего Ибара.

В сам Армстронг не заезжали, лишь проехали по окружной дороге, что опоясывала углубление, в котором лежал город – огромное, круглое, похожее на врытое в землю блюдо, в центре которого посреди высотных домов, казавшихся спичечными коробками на фоне бульдозера, возвышалась мрачная махина Железного Замка. Словно для того, чтобы подчеркнуть его огромность, вдалеке пролетела большая птичья стая.

Негромко заиграла музыка – нехитрая, танцевальная. Водитель включил радио еле слышно, чтобы не будить людей. Ибар, похоже, сам задремал, предпочтя выспаться, зато Айтер не мог усидеть на месте и вертел головой так, будто никогда раньше не выбирался за пределы города и всё ему было в новинку – деревья, проносившиеся мимо, серые бетонные столбы, дорожные знаки.

Табас хотел сказать что-нибудь ободряющее, но решил не вмешиваться. К тому же, музыка прекратилась и сменилась очередным новостным выпуском. Как пролаял ведущий – экстренным и ежечасным.

- Очередная провокация на южной границе не останется безнаказанной! Так заявил Его Превосходительство на внеочередном заседании Комитета Генералов!..

Всё то же самое. Враг коварен и вероломен, наши солдаты не поддаются на провокации, но их терпение заканчивается, Его Превосходительство мудр и снова всех перехитрил при помощи тщательно разработанного плана. Никакого кризиса нет, уменьшение заработной платы ударит в первую очередь по крупным бизнесменам, а простой народ только заживёт припеваючи. Наша армия сильна, а дружинники – святые люди, готовые положить жизнь, защищая Дом Армстронг. А уж если не получится ни у армии, ни у дружинников – не беда, ведь наши ракеты самые ракетные и обеспечат нам надёжную защиту от орд с юга...

Табас обернулся и посмотрел на город, который скоро должен был остаться за спиной. Юноша, как недавно в своей коммунальной квартире, старался его запомнить. Зарисовывал, впечатывал в память прямые лучи центральных проспектов и лабиринты окраинных спальных районов, лежавших как на ладони. Цветную многоэтажку элитного комплекса апартаментов и массив безликих типовых домов. Почти пересохшее русло канала, пронизывавшего город и уходившего на север, к приполярным морям. Коричневую кляксу водохранилища и зелёные леса рядом.

Снова Табас разволновался. Мать оставалась где-то там, посреди всего этого моря бетона. Что будет с ней, когда заваруха начнётся?..

Выпуск новостей закончился, лай диктора сменился приятной музыкой. Город скрылся за поворотом, машина выехала на широкую трассу, ведущую на юг – древнюю, прямую, как стрела, и пустынную. Через лобовое стекло Табас мог видеть дорогу на много километров вперёд.

- Приключение началось, - пробубнил он себе под нос и, опустив спинку кресла, откинулся и закрыл глаза.


16.

Люди. Множество людей. Бескрайняя река, текущая в обе стороны.

По правой полосе, на которой не ехал, а время от времени дёргался, силясь проскочить ещё пару метров, микроавтобус экспедиции, люди шли в сторону Митоми.

В новеньком, не запачканном серо-зелёном камуфляже с нашивками Дома Армстронг и неразношенных сапогах. Свежесформированные роты, батальоны и полки, состоявшие полностью из зелёных новобранцев, запрудили всю дорогу, но это было не то грандиозное и вдохновляющее зрелище, что показывали в новостях.

Во-первых, почти не было техники. Солдаты двигались на своих двоих, реже в кузовах грузовиков, как военных, тёмно-зелёных, так и гражданских, очевидно, реквизированных под нужды армии.

Бескрайние танковые колонны, стройные ряды тягачей с артиллерийскими орудиями, новенькие грузовики – всё это можно было увидеть лишь в пропагандистских передачах и на огромных агитационных баннерах, висевших на рекламных щитах.

Вместо них использовались, в основном, гужевые повозки, запряжённые лошадьми. Солдаты-везунчики ехали на велосипедах. Удручающее зрелище.

Во-вторых, тут не было улыбающихся здоровяков-парашютистов. Солдат было много, даже очень, но выглядели они не слишком уж хорошо. Худые подростки, на которых форма висела, как на вешалке, седые мужчины – пусть ещё не старики, но всё равно далеко не в расцвете сил. Вся эта орда давным-давно замученных жарой и долгой ходьбой призывников медленно тащилась вперёд, несмотря на вялые попытки таких же усталых командиров заставить их идти быстрей.

Вырванные из привычной среды обитания, перепуганные, потерянные, отупевшие от жары и пыли, не знавшие, что их ждёт дальше.

Мысли у Табаса в голове бродили самые мрачные. Не хотелось думать о том, что будет, когда начнётся война. Весь этот сброд, торопливо мобилизованный и подготовленный в духе «ствол тут, патроны пихать сюда, жмёшь на курок и оно стреляет» либо разбежится, либо поляжет, причём, как бы грустно это ни звучало, второй вариант был куда вероятнее. Краем уха во время санитарной остановки Табас слышал, что Добровольные Дружины будут размещать на дальних позициях – для того, чтобы они своим присутствием вдохновляли мобилизованных пацанов и мужиков на чудеса стойкости и героизма во имя Дома Армстронг и лично Его Превосходительства.

По левой полосе, отгороженной невысоким потемневшим от времени металлическим бортиком, шли беженцы. Пешком: видимо, любой транспорт, вплоть до тех же велосипедов, был конфискован военными.

Серые от пыли женщины с детьми да дряхлые старики. Тащили всё, что успели спасти: тюки с тряпьём, бытовую технику, разное барахло. В тележке у одной из тёток Табас заметил лежавшую поверх всех остальных вещей огромную хрустальную люстру. Её хозяйка с некрасивым толстым красным лицом бережно катила тачку и визгливо орала на всех, кто имел неосторожность её толкнуть.

Эта полоса, в отличие от правой, занятой военными, была не одноцветной, серо-зелёной, а пёстрой, как карнавал, на который смотрят в детскую игрушку-калейдоскоп. Взгляд ни за что не цеплялся, от постоянного созерцания этой толпы Табаса начало укачивать, и он отвернулся.

В машине работал кондиционер, и только это спасало от невыносимого пекла. Юноша знал, что снаружи царит ужасная жара, а воздух пахнет пылью и песком, принесённым за сотни километров из пустыни. От желания вдохнуть этот знакомый запах у Табаса зудели ноздри и трепетало сердце, но высовываться наружу не хотелось, да и лень было. «Скоро надышишься», - успокаивал он сам себя.

Загрузка...