И тут раздались крики — резкие, дикие, от которых кровь застыла в жилах, а дыхание перехватило, как будто кто-то сжал мне горло. Они вырвались из леса, словно стая волков, окружившая добычу, — пронзительные, нечеловеческие, смешанные с хриплым рёвом и топотом, от которого земля под телегой задрожала.
Телега дёрнулась так резко, что я ударилась плечом о деревянный борт, боль прострелила руку, а венок чуть не выскользнул из пальцев, повиснув на кончиках. Я вцепилась в него, как в последнюю ниточку к прежней жизни.
Снаружи загрохотало: звон металла — резкий, как удар молота о наковальню, — хриплые вопли караванщиков, полные ужаса и отчаяния, топот тяжёлых ног, сминающих траву и ветки, и рёв — низкий, звериный, глубокий, от которого у меня задрожали колени, а в груди всё сжалось.
Что-то тяжёлое ударило по соседней повозке, раздался треск ломающегося дерева, и чей-то крик оборвался на высокой ноте, сменившись мокрым хрипом. Я зажмурилась на миг, но тут ткань, укрывавшая телегу, затрещала, разрываясь под чьей-то грубой силой, как бумага под ножом, и в проём ворвался он .
Я замерла, не в силах даже вздохнуть, воздух застрял в горле, словно ком. Огромный, выше любого мужчины в нашей деревне — выше даже кузнеца Брана, что казался мне великаном в детстве, — он заполнил собой всё пространство, загородив свет. Его зелёная кожа блестела, как мокрый камень после дождя, с тёмными прожилками, будто высеченная из скалы, а клыки — длинные, острые, как ножи из сказок, что старуха Гера описывала с дрожью в голосе, — торчали изо рта, белея в полумраке телеги.
Орк.
Мой первый орк.
Его мускулы бугрились под грубой бронёй, натягивая её так, что швы трещали, а каждая пластина, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. Глаза — жёлтые, горящие, как угли в очаге, только что вынутые из огня, — впились в меня, и я почувствовала, как холодный пот стекает по спине, оставляя липкий след.
Это правда? Они такие? Или это только начало кошмара?
Мой разум кричал: "Беги! Спрячься!", но ноги не слушались, приросли к шкурам, будто вросли в них корнями, а сердце билось так быстро, так громко, что я боялась, оно разорвётся или он услышит его стук и решит вырвать его из груди.
Орк шагнул ближе, и телега качнулась под его весом, скрипнув, как старый дом на ветру. Я услышала шум схватки за его спиной — лязг мечей, быстрый и беспорядочный, треск ломающихся досок, будто кто-то крушил повозки голыми руками, чей-то предсмертный хрип, оборвавшийся булькающим звуком. Где-то рядом упала лошадь — я услышала её ржание, полное боли, и глухой удар о землю.
Запах крови и железа просочился в телегу, смешиваясь с сыростью леса, и я сжалась, втянув голову в плечи, ожидая, что сейчас он выхватит клинок и полоснёт им по мне, как в тех страшных историях, что шептались у огня.
Я представила, как его клыки впиваются в мою шею, как он разрывает меня на куски, и слёзы уже катились по щекам, горячие и солёные. Но он не ударил. Вместо этого он хмыкнул — низко, почти насмешливо, звук прокатился по телеге, как далёкий гром, — и крикнул кому-то за спиной, не отводя от меня своих жёлтых глаз:
– У нас тут не только товар!
Его голос прогремел, глубокий и раскатистый, как рокот водопада, и я, задрожав ещё сильнее, попятилась назад, пока не упёрлась спиной в стенку телеги. Дерево впилось в лопатки, но я едва это заметила — страх сковал меня, как ледяные цепи.
– Не надо, – прошептала я, едва шевеля губами, голос дрожал, срывался, слёзы жгли глаза, мешая видеть. – Пожалуйста, не надо… Не ешьте меня…
Орк наклонился ко мне, его тень упала на меня, закрыв последние лучи света, и я уловила его запах — резкий, с нотами дерева, мокрой травы и чего-то тёплого, незнакомого, почти пряного, что странно контрастировало с моими ожиданиями.
– Ну куда ты, красавица? – прорычал он, и его огромная рука метнулась вперёд, схватив меня за запястье.
Его пальцы были горячими, шершавыми, как кора дерева, и такими сильными, что я вскрикнула, дёрнувшись назад, но его хватка была железной, неумолимой.
Он рывком вытащил меня из телеги, и мир закружился — крики караванщиков, уже слабые и далёкие, кровь на земле, блестящая в траве, тени других орков, мелькающие в лесу, как призраки.
Я видела, как один из них поднял топор над кем-то, лежащим у повозки, и отвернулась, зажмурившись.
Что они сделают со мной? Съедят, как в сказках? Сдерут кожу? Или хуже — оставят жить для чего-то страшного?
Я дрожала всем телом, слёзы текли по щекам, но где-то глубоко внутри, под слоем ужаса, маленькая, робкая надежда всё ещё шептала: "А что, если они не такие, как в сказках? "