Желание

Глава 1

Позже говорили, что в течение нескольких десятков лет люди из окружения Берни не видели более элегантной покойницы, чем она. Не то чтобы они признавали, что жили уже так долго, — благодаря чудесам пластической хирургии никому из них и не нужно было уточнять свой возраст.

Участники траурной церемонии один за другим проходили мимо дорогого гроба, с восхищением глядя на Берни. Прекрасное лицо — без единой морщинки. Каждая ямочка, складочка и даже поры кожи заполнены коллагеном, силиконовые груди полны и упруги, пышные, блестящие волосы, искусный макияж, маникюр, талия, как в молодости, затянута до пятидесяти восьми сантиметров, тело облачено в шестисотдолларовый костюм — на смертном одре она выглядела так же великолепно, как и в жизни. Присутствовавшие любовались Берни и надеялись втайне, что в свое время будут смотреться так же привлекательно. Только двое мужчин поплакали о кончине Берни: парикмахер, который лишился работы у мисс, и бывший четвертый муж Берни; но это были, скорее, слезы радости, поскольку теперь не нужно будет содержать целую армию слуг, необходимую для того, чтобы пятидесятилетняя женщина выглядела на двадцать семь.

— Вы едете на кладбище? — спросила одна дама другую.

— Я хотела бы, но не могу, — ответила та. — Я должна встретиться с маникюршей. Срочно, понимаете? Джанин, маникюрша, с трудом выкроила для меня время именно в два часа, она должна поправить сломанный ноготь.

— Я тоже не могу, — вздохнула первая дама, бросив быстрый и сердитый взгляд на Берни. На прошлой неделе она купила такой же костюм, что был сейчас на покойнице, и теперь придется его вернуть. Это было в стиле Берни: на каждом рауте демонстрировать самый новый, самый модный и дорогой костюм. «По крайней мере, это больше не повторится», — подумала первая дама, сдерживая улыбку. — Как бы я хотела поехать! Вы знаете, мы с Берни были неразлучны. — Дама поправила брошь на своем шелковом брючном костюме от Джеффри Бини. — Но мне действительно нужно уйти.

Незаметно разошлись все. Остался только парикмахер Берни, он и проводил ее на кладбище. Процессия из двадцати лимузинов сопровождала похоронный катафалк — Берни отдала распоряжения и оплатила свои похороны заранее, — но все машины были пусты.

В конце концов прозвучали прощальные слова (написанные Берни), музыка и молитвы (которые тоже выбрала она) и ушел единственный человек, присутствовавший на похоронах. Могилу засыпали, обложили свежим дерном, вокруг изысканного могильного камня красиво уложили цветы.

Спустя четыре часа после похорон, никто и не вспомнил о прекрасной Берни. Те, кто посещал ее вечеринки и обеды, постоянно сплетничал с ней и о ней, не ощутил ее отсутствия. Ни единая душа.

Берни открыла глаза с ощущением, что спала слишком долго.

Первой мыслью было, что она опоздала на встречу с Джанин, маникюршей, а эта стерва безжалостна к опоздавшим клиентам. Теперь она, вероятно, назначит Берни встречу только на следующей неделе. «Ничего, я ее достану, — подумала Берни. — Скажу Диане, что Джанин спит с ее мужем». Учитывая характер Дианы, Джанин просто повезет, если ей удастся остаться в живых.

Улыбаясь, Берни привстала с кровати и вдруг поняла, что с ней происходит что-то странное. Оказалось, что она не в постели, а поднимается куда-то вверх. На ней не красная шелковая ночная сорочка от Кристиана Диора, а новый белый шелковый костюм от Дюпиони — точно такой же костюм купила Лоис Симон. Берни хотела надеть костюм первой, опередив таким образом Лоис. Конечно, Лоис попытается вернуть его, но вряд ли его возьмут обратно, и, следовательно, она останется с костюмом ценой в четыре тысячи долларов, который не сможет носить. Эта мысль заставила Берни улыбнуться. Однако, когда она огляделась вокруг, улыбка исчезла с ее лица. Вокруг клубился густой туман, и ничего не было видно, кроме золотистого света далеко впереди.

«И что же теперь?» — подумала Берни. Она даже прищурилась, чтобы получше все разглядеть.

Она сделала несколько шагов вперед; туман рассеялся, открыв дорожку. Берни было нахмурилась, но тут же одернула себя (от этого появляются морщинки). Возможно, это глупая выдумка ее нового любовника, двадцатилетнего мускулистого пляжного повесы, которого она заарканила несколько месяцев назад. Последнее время он стал утомлять ее, без умолку болтая о том, что с финансовой помощью Берни хотел бы стать кинопродюсером. Может быть, он устроил эту проделку с туманом, чтобы заставить ее раскошелиться?

Несколько минут она шла вперед, пока в луче золотистого света не увидела большой стол, за которым сидел красивый седовласый мужчина. Берни тотчас приободрилась и расправила плечи так, что ее груди стали еще рельефнее.

— Привет! — сказала она грудным, чувственным голосом.

Мельком взглянув на нее, мужчина вновь углубился в свои бумаги. Берни всегда тревожило, если мужчины мгновенно не реагировали на ее красоту. «Наверно, на следующей неделе придется снова пойти на прием к хирургу».

— Вы с Лэнсом? — спросила она, имея в виду своего пляжного любовника.

Мужчина, не отвечая, продолжал просматривать бумаги. Берни тоже посмотрела на стол. Увиденное потрясло ее, но она постаралась скрыть свое изумление: большой стол был сделан из двадцатичетырехкаратного золота. Много лет назад Берни развила в себе способность оценивать ювелирные изделия, что было бы предметом гордости любого ювелира. Она могла легко и быстро отличить двадцатикаратное золото от восемнадцатикаратного и последнее от чистого, двадцатичетырехкаратного.

Берни хотела потрогать стол, но тут же отдернула руку, так как мужчина поднял на нее глаза.

— Бернардина, — сказал он. Берни вздрогнула. Давно не слышала она своего имени. Оно звучало так старомодно, что она при малейшей возможности избегала его.

— Берни, — поправила она. — С буквой "и".

Некоторое время Берни наблюдала, как мужчина делал пометки старомодной ручкой, но потом ее раздражение стало расти.

— Послушайте, с меня довольно. Если все это какая-то интрига, которую вы вместе с Лэнсом задумали, то я…

— Вы мертвы.

— ….по-прежнему хочу выгнать его. Я не намерена содержать его и финансировать…

— Вы умерли во сне этой ночью. От инфаркта.

— …его идиотские планы… — Замолчав, Берни уставилась на мужчину. — Я? Что со мной?

— Умерли во сне этой ночью, а сейчас находитесь на Кухне.

Берни, моргая, смотрела на мужчину, а потом расхохоталась. Она забыла о морщинках и о том, как непривлекательно выглядит женщина, когда она хохочет, а не слегка улыбается, и рассмеялась от души.

— Вот это здорово! Сногсшибательно! Но так дело не пойдет. Этой уловкой меня хотят заставить дать деньги Лэнсу, так что можете выключить свои машины, пускающие туман… — Берни осеклась, увидев, что мужчина не слушает ее. Он поставил большую печать на одну из бумаг, а затем жестом позвал кого-то. Из тумана появилась женщина примерно одного возраста с Берни — реального, а не того, на сколько Берни выглядела, — в длинном платье с кружевами. Казалось, она только что вышла из пьесы о Марте и Джордже Вашингтоне.

Единственным, о чем в это время подумала Берни, было то, что пляжному повесе лучше бы убраться восвояси до ее возвращения.

— Идите со мной, — сказала женщина. И Берни последовала за ней.

Туман, окутывавший их, рассеялся. Спустя некоторое время женщина остановилась у подобия арочной двери, также сделанной из двадцатичетырехкаратного золота. Над аркой вывеска: «Неверие».

— Полагаю, вам нужно сюда. — С этими словами женщина отступила назад.

Берни неохотно вошла в туман по другую сторону арки. Позже, когда она вернулась из комнаты «Неверие», в ее глазах уже не было злости. Удивление и отчасти страх — вот что отражалось в них. Берни увидела свою смерть, похороны и даже наблюдала за похоронными служителями, бальзамирующими ее тело. Женщина, ожидавшая Берни снаружи у двери, спросила:

— Ну как, теперь лучше?

— Кто вы? — прошептала Берни. — Это рай или ад?

Женщина улыбнулась.

— Я Полин, а это — не рай и не ад. Это — Кухня.

— Кухня? Я только что умерла — и меня послали на Кухню?! — Ее голос сорвался до крика.

Казалось, Полин ничуть не смутило поведение Берни.

— Кухня? Это…

— Думаю, что в ваше время вы бы назвали ее гостиницей на полпути. Это место между раем и адом. Оно предназначено только для женщин — не плохих или хороших, для женщин, которые еще не заслужили рая или ада.

Берни стояла, раскрыв от изумления рот.

— Это место для тех женщин, которые… — Полин задумалась на минуту. — Например, для религиозных женщин, которые цитируют библейские строки и считают себя лучше других. Они были не настолько плохими, чтобы их отправить в ад, но слишком рассудочными, чтобы попасть прямо в рай.

— Поэтому их послали сюда? На Кухню? — прошептала Берни.

— Именно так.

Полин, кажется, не была расположена говорить что-либо еще, а Берни никак не могла прийти в себя от новости о своей смерти.

— Миленькое платье, — наконец процедила она. — От Хэлстона?

Полин снисходительно улыбнулась.

— Здесь находятся женщины всех эпох. На Кухне очень много пуритан.

У Берни закружилась голова от всего, что она узнала.

— Я хочу пить, — прошептала она.

— О да! Что выпьете теперь? Самодельный джин, не так ли? — Это было давно, до того, как я жила, — ответила Берни.

Теперь они шли вперед, и туман рассеивался перед ними. Минуту спустя Полин остановилась перед маленьким столиком, на котором стоял высокий запотевший бокал с «Маргаритой». Берни сделала большой глоток. Полин села напротив. Подняв на нее глаза, Берни спросила:

— Почему это место назвали Кухней?

— Это прозвище. Уверена, есть другое название, но никто не помнит его. А называется оно Кухней потому, что пребывание здесь похоже на жизнь женщин на земле. Умирая, вы думаете, что попадете в рай, так же как, выходя замуж, предполагаете, что вас ждет рай на земле. Вместо этого в обоих случаях вас посылают на Кухню.

Берни едва не поперхнулась напитком. При других обстоятельствах она бы посмеялась над словами Полин, но теперь ее глаза расширились от ужаса.

— Не хотите ли вы сказать, что мне придется всю загробную жизнь заниматься стряпней и… чисткой холодильника? В таком случае лучше покончить жизнь самоубийством. Но сможет ли это сделать покойник?

— О нет, ничего подобного. Это очень уютное место. Очень. На самом деле, здесь так хорошо, что многие женщины не хотят уходить отсюда. Они не выполняют свои задания и остаются здесь в течение многих веков.

— Какие задания? — подозрительно спросила Берни, все еще ужасаясь от Мысли, что многие годы ей придется мыть полы, раковины, духовки и каждый год в День Благодарения жарить проклятую индейку.

— Время от времени каждая женщина на Кухне получает задание помочь кому-либо на земле: одному — облегчить страдания, другому — принять важное решение. Задания могу быть самыми разнообразными. Если вы не справляетесь с ними, остаетесь здесь.

— А если справлюсь, то что получаю в награду?

— Конечно, рай.

— В раю тоже туман? Полин пожала плечами.

— Понятия не имею. Никогда там не была, но, полагаю, там намного лучше, чем здесь.

— Прекрасно, — сказала Берни, вставая. — Расскажите мне, в чем состоит мое первое задание. Я не хочу оставаться здесь, мне неприятно само слово «Кухня».

Полин тоже встала, и тотчас исчезли столик, стулья и бокал. Обе женщины пошли дальше.

Берни размышляла над словами Полин.

— Помочь кому-нибудь на земле? — пробормотала она и вдруг остановилась.

Когда Полин оглянулась, Берни спросила:

— А мы кто? Крестные матери из сказки?

— Примерно так, — улыбнулась Полин.

— Вы полагаете, я могу стать кому-то сказочной крестной матерью? Волшебные палочки, желания, Золушка и тому подобное?

— Как выполнить задание, решайте сами. Вам предоставляется полная свобода.

Если бы Берни могла изобразить на своем начиненном коллагеном лице гримасу недовольства, она, несомненно, так бы и сделала.

— Мне это не нравится, — сказала она, — у меня свой образ жизни. Я не хочу превратиться в толстую седовласую леди, которая повторяет волшебные слова «Биббиди, Боббиди, Буб» и превращает тыквы в кареты.

Полин прищурилась.

— Насколько я поняла, именно то, что у вас была своя собственная жизнь, и привело вас сюда, а не в рай.

— Почему? Ведь я никогда никому не делала никакого вреда.

— Но никому и не помогли. Вы жили только для себя. Даже в детстве никогда не считались с желаниями других. Вы четыре раза вышли замуж из-за денег, и каждый раз, когда мужья выражали недовольство, брали развод, а заодно половину всего, что им принадлежало.

— Но так живут все в двадцатом веке.

— Не все. Вы больше заботились о своих нарядах чем о мужьях.

— Наряды доставляли мне большие удовольствия. Коме того, мои мужья получали то, что хотели. На самом деле они не были такими уж невинными. Если бы они давали мне то, в чем я нуждалась, я бы не разводилась с ними.

Полин больше нечего было сказать. Выросшая в восемнадцатом веке, она не знала, что слова Берни были результатом многолетнего дорогостоящего лечения. Берни ходила только к тем врачам, которые спрашивали ее: что вы желаете? в чем вы нуждаетесь? что вы хотите в первую очередь? Берни была убеждена, что ее желания более важны, чем желания других, и всегда находила кого-нибудь, чтобы оправдать эту убежденность.

С легким вздохом Полин отвернулась и продолжила свой путь.

— Кажется, вы задержитесь здесь на-, долго, — сказала она тихо.

Берни подумала, что Полин очень похожа на ее четырех мужей. Они были эгоистами до мозга костей и всегда жаловались на то, что Берни наплевать на них и что они нужны ей постольку, поскольку могут быть полезными.

Туман стал рассеиваться, и Берни увидела, что они с Полин стоят в пустой круглой комнате с арками в стенах. Над арками были указатели: «Любовь», «Фантазия», «Одежда», «Праздники», «Лень», «Роскошь», «Развлечение».

— Выбирайте, — сказала Полин. — Подождите в одном из залов, пока для вас найдут задание.

Берни не могла понять, о чем идет речь, поэтому Полин спросила:

— Чем бы вы сейчас больше всего хотели заняться?

— Пойти на вечеринку, — не колеблясь, ответила Берни. «Может быть, шумная вечеринка отвлечет меня от мысли о собственных похоронах и от всех разговоров о бывших мужьях».

Обе женщины подошли к арке с надписью «Развлечение». За ней, направо, была другая арка. Там клубился туман, и на вывеске написано: «Эпоха королевы Елизаветы I». Полин прошла через арку, и Берни увидела сценку времен Шекспира: мужчины в плащах и узких лосинах и затянутые в корсеты дамы исполняли замысловатые танцевальные па XVI века.

— Вы не хотели бы присоединиться к ним?

— Но это не та вечеринка, которую я имела в виду, — в смятении ответила Берни.

Полин подвела ее к другой арке. Перед ними чередой прошли пять-шесть сценок приемов и праздников, прежде чем Берни нашла ту, которая заинтересовала ее.

Они увидели светский раут времен Регентства, где женщины в красивых муслиновых платьях маленькими глотками пили чай из блюдец, болтая о самых последних экстравагантных выходках леди Кэролайн Лэм, кадриль, исполняемую ковбоями, прием гостей Викторианской эпохи с салонными играми, праздник XIII века с выступлениями молодых симпатичных акробатов, очаровавших Берни, традиционную чайную церемонию, изумительный таитянский танец. Но в конце концов Берни выбрала современную вечеринку шестидесятых годов. Ревущая музыка «Роллинг стоунз», яркие мини-платья, длинные кители в стиле Неру, запах жженой марихуаны и извивающиеся в танце длинноволосые молодые люди — все это напоминало ей юность.

— Да, — прошептала Берни и шагнула вперед. В ту же минуту она преобразилась: вместо шелкового костюма на ней было надето что-то, что при всем желании нельзя назвать мини-платьем. Молодой человек пригласил ее на танец. Берни даже не оглянулась на Полин.

В самой гуще «золотой молодежи» Берни покуривала травку и слушала беседу Фрэнка Заппа с Сьюзи Кримчиз, когда Полин пришла за ней. Взглянув на нее, Берни поняла, что должна уйти. Неохотно она вышла из комнаты вслед за Полин. Как только они миновали золотую арку, пелена тумана опустилась на комнату Исчезли бусы Берни, блуза, сшитая из крашеных лент, и головная повязка. Марихуана больше не туманила сознание Берни. На ней снова был шелковый костюм, тот самый, в котором ее похоронили.

— Я только что попала туда, только начала развлекаться, — ворчала Берни.

— По земному летоисчислению, вы провели на вечеринке четырнадцать лет.

Берни в недоумении смотрела на Полин.

— Четырнадцать лет? Не может быть! — Ей казалось, что она была там всего несколько минут. Она понимала, что тогда и теперь была одета по-разному, но, конечно, никак не могла провести на вечеринке четырнадцать лет. Она не спала, не ела, пила очень мало и даже ни разу не поговорила со своими друзьям о Кухне и заданиях, но, кажется, у нее уже не будет такой возможности.

— Вот ваше задание.

— Прекрасно, — улыбнулась Берни. «Если я выдержу это испытание и попаду в рай, какие удовольствия ждут меня там? Рай должен быть самым лучшим местом, намного лучше, чем Кухня».

Полин повела ее по коридору. Они миновали несколько золотых арок, и Берни умирала от любопытства узнать, что находится за ними. Над одной была вывеска «Фантазии гарема», над другой — «Пираты». Наконец Полин, пройдя через арку, которая называлась «Комната обозрения», привела Берни в большое помещение, где полукругом стояли банкетки, обитые бархатом персикового цвета. Они были окутаны густым туманом.

— Усаживайтесь поудобней, — сказала Полин.

Берни опустилась на мягкое бархатное сиденье. Туман рассеялся, и перед ними появилась сцена. Все было как в кино, но не с плоским экраном, а, скорее, похоже на спектакль. Они увидели стройную хорошенькую девушку с откинутыми назад каштановыми волосами, которая стояла перед большим, в рост человека, зеркалом. На ней было длинное темно-зеленое шелковое платье с широкими рукавами и буфами, расшитое на груди блестящим черным бисером. Корсаж плотно прилегал к телу. На полу стояли три шляпные коробки, и девушка примеряла одну за другой. Комната казалась уютной, с кроватью, платяным шкафом, туалетным столиком, лоскутным ковриком и камином, но, безусловно, это был не дворец. На камине лежало несколько открытых пригласительных билетов.

— Не думаю, что она видит нас, — сказала Берни.

— Нет, она даже не подозревает, что кто-то наблюдает за ней. Ее зовут Терел Грэйсон, ей двадцать лет. Это происходит в тысяча восемьсот девяносто шестом году. Терел живет в Чандлере, Колорадо.

— Вы полагаете, я должна сделать Золушку из девушки далекого прошлого? Я совершенно не знаю историю. Я бы хотела помочь какой-нибудь современнице.

— Здесь, на Кухне, все эпохи одинаковы.

Берни, оглянувшись на экран вздохнула.

— Хорошо. А где же очаровательный Принц и злая сводная сестра?

Полин не ответила, поэтому Берни продолжала наблюдать за девушкой. Терел быстро двигалась по комнате, то рассматривая пригласительные билеты, то роясь в большом красного цвета платяном шкафу. Девушка вынимала оттуда платья одно за другим и бросала их на кровать. Она вздыхала и выглядела очень недовольной.

— Совсем как я, — улыбнулась Берни. — У меня всегда было множество приглашений, и я всегда не знала, в чем же пойти. Конечно, мне и не стоило волноваться. Я могла бы нацепить на себя лохмотья и выглядеть царицей бала.

— Да, — согласилась с ней Полин. — Терел похожа на вас.

— Я могла бы что-то сделать для нее: макияж, например, уложить волосы. Ей много не нужно. Она не так хороша, какой была я в ее возрасте, но тоже недурна. У нее впереди большие возможности. — Берни взглянула на Полин. — Когда я могу начать?

— Ах, вот идет Нэлли! Берни снова повернулась к сцене. Дверь открылась, и в комнату вошла толстушка, девушка немного старше Терел.

— Ничего себе, — сказала Берни. Будучи стройной, она испытывала ужас перед полнотой и большую часть жизни была на диете. В глубине души Берни опасалась, что если позволит себе хоть малейшее послабление, то достигнет размера Нэлли.

— Это старшая сестра Терел Нэлли, — сказала Полин, — ей двадцать восемь лет, она не замужем и заботится о Терел и отце. Их мать умерла, когда Терел было четыре года, а Нэлли — двенадцать. После смерти жены Чарлз Грэйсон, их отец, настоял на том, чтобы Нэлли бросила школу, заботилась о Терел и вела домашнее хозяйство. Можно сказать, что Нэлли была для Терел матерью.

— Понятно. Злая сестра и мать в одном лице. Бедная Терел! Неудивительно, что она нуждается в помощи волшебной крестной матери. — Берни взглянула на Полин. — Получу ли я волшебную палочку для этого?

— Если захотите. Вы можете получить от нас магическую силу.

— Это будет нетрудно. Я постараюсь, чтобы Терел имела все, чего заслуживает, и не позволю толстухе сестре помешать Терел стать счастливой. Известно ли вам, что моя старшая сестра всегда завидовала мне и вмешивалась в мою жизнь. — Берни почувствовала, как воспоминания пробудили в ней гнев. — Сестра ненавидела меня и готова была пойти на все, чтобы сделать меня несчастной. Но я расправилась с ней.

— Что вы сделали? — тихо спросила Полин.

— Мой первый муж был ее женихом, — улыбаясь, ответила Берни. — Он был ужасным занудой, но имел большой капитал, поэтому я заставила его обратить на меня внимание.

— Вы обольстили его, не так ли?

— До некоторой степени, но он нуждался в этом. Моя сестра была, да и сейчас… такой скучной и… — Берни внимательно посмотрела на Полин. — Не смотрите так на меня. Этот мужчина за пять лет нашего супружества получил со мной больше радости, чем, наверное, за всю жизнь с моей толстой, скучной и тупой сестрой. Кроме того, все кончилось для нее благополучно. Она тоже вышла замуж и родила пару толстеньких ребятишек. Все они были вполне счастливы по-своему, как могут быть счастливы заурядные люди среднего класса.

— Полагаю, все были очень довольны, а вы больше всех.

Берни не была уверена, что ей пришелся по душе тон, которым говорила Полин, но прежде чем успела что-либо ответить, женщина спросила:

— Ну, будем смотреть, что произойдет дальше?

Берни снова взглянула на сцену перед ними, на двух женщин в спальне. Ей очень хотелось придумать, как помочь изящной и хорошенькой Терел.

Нэлли двигалась по комнате, поднимая платья Терел и вешая их на платяной шкаф. Она также подняла шляпы, которые разбросала Терел, и осторожно положила их в коробки.

— Не понимаю, — сказала раздраженно Терел. — Почему мы должны жить в этом богом забытом городишке и не можем поселиться в Денвере, Сент-Луисе или в Нью-Йорке?

— Бизнес?! — воскликнула Терел, плюхнувшись на кровать. — Бизнес! Это единственное, о чем говорят в этом городе. Но почему здесь не может быть приятного светского общества?

Тем временем Нэлли поправила другую шляпку и, прежде чем положить ее в коробку, распушила высушенные перья на ее тулье.

— Но почему? На прошлой неделе был очень славный вечер на свежем воздухе у мистера и миссис Мэнкин, а в прошлом году Бал урожая у мистера и миссис Таггерт.

Терел сморщила носик.

— Все эти деньги и семейные дела одним лыком шиты. Все знают, что Таггерты немногим отличаются от шахтеров.

— Мне они кажутся симпатичными.

— О Нэлли! Ты каждого считаешь симпатичным.

Терел, опершись на локоть, наблюдала за сестрой. На прошлой неделе она в сотый раз слышала от кого-то, как хороша Нэлли и как портит ее полнота. Терел даже видела, как Марк Фентон внимательно смотрел на Нэлли. Марк был красивым и богатым и, в представлении Терел, должен был смотреть только на нее.

Она подошла к туалетному столику и вынула из ящика коробку шоколада.

— Нэлли! У меня есть подарок для тебя.

Нэлли улыбнулась своей любимой сестре.

— Ты не должна одаривать меня. У меня есть все, что нужно.

— Ты откажешься от моего подарка? — Терел кокетливо надулась, выпятив нижнюю губу. Она протянула коробку конфет. — Тебе не нравится? — Терел была готова заплакать.

— Нет, конечно, я ее возьму. Просто я должна поменьше есть, чтобы похудеть.

— Но тебе не надо худеть. Для меня, ты и так красива.

Нэлли снова улыбнулась.

— Спасибо, дорогая. Так приятно знать, что кто-то любит тебя.

Тонкие руки Терел обвились вокруг полных плеч Нэлли.

— Ты хороша такая, какая есть, и если ты не нравишься мужчинам, это не имеет никакого значения. Что они понимают? Отец и я обожаем тебя, и пусть все останется как есть. Мы так любим тебя, что заменим всех мужчин на свете.

Нэлли внезапно почувствовала, что захотела есть. Ей было непонятно, почему слова Терел о любви вызывали у нее ощущение голода, но так бывало довольно часто. Как ни странно, но любовь и еда в ее восприятии смешивались воедино. Вот и сейчас Терел сказала, что любит ее, и у Нэлли засосало под ложечкой.

— Я, пожалуй, возьму только одну штучку, — сказала она. Ее руки дрожали, когда, открыв коробку, она положила в рот сразу три конфеты.

Терел, отвернувшись от сестры, улыбнулась.

— Что же я надену сегодня вечером? В это время Нэлли тайком взяла четвертую конфету.

— Сейчас на тебе очень милое платье, — ответила она, проглатывая шоколад.

— Это ужасно старое платье! Я его надевала несколько раз. Все уже видели его.

— Два раза, — уточнила Нэлли, закрывая крышкой последнюю шляпную коробку — Наш сегодняшний гость никогда не встречался с тобой, так что он это платье не видел.

— Нэлли, ты совсем не понимаешь, каково быть привлекательной и юной, как я. Твоя молодость была не так уж давно, чтобы ты не помнила ее.

— Терел, разве я так стара, как тебе кажется?

— О нет, конечно, ты не стара, ты только… Нэлли, я не хочу быть жестокой, но просто твое время прошло; А мое нет, и я должна постараться как можно лучше выглядеть.

Нэлли съела еще четыре конфеты. Неожиданно послышался торопливый стук в дверь, и в комнату влетела единственная прислуга семейства Грэйсонов — Анна. Молодая и сильная, она была отъявленной лентяйкой. Когда Нэлли жаловалась отцу на Анну, Чарлз Грэйсон отвечал, что не может позволить себе взять еще прислугу и Нэлли должна сама заставить ее работать.

— Он уже здесь, — сказала Анна. Ее волосы выбились из-под наколки. — Джентльмен, который пришел на обед. Он здесь, а вашего отца еще нет.

— Нет?! — раздраженно сказала Терел. — Что можно подумать об этом человеке? Он пришел на час раньше, когда я еще не одета. Нэлли, обед готов?

— Да.

Всю вторую половину дня Нэлли провела на кухне, и до сих пор грязный фартук был поверх ее простенького домашнего платья.

— Анна, проводи гостя в маленькую гостиную и скажи, что он должен подождать, пока мы будем готовы принять его.

— Нэлли! — испугалась Терел. — Ты ведь не допустишь, чтобы гость провел целый час один. Папа очень рассердится. Он говорил, что этот человек спас ему жизнь и теперь они вместе хотят заняться бизнесом. Ты не можешь оставить его одного.

— Терел, ты только посмотри на меня. Я не могу принять его. А ты выглядишь прекрасно, как всегда. Выйди ты к нему, пока я…

— Я? Я? Я должна переодеться и причесаться. А ты старше, и, кроме того, ты хозяйка дома. Займи гостя. Сначала дай мне переодеться, а потом — я тебе. Иначе и быть не может. Кроме того, о чем мне говорить с этим стариком? Нэлли, ты лучше меня обходишься с пожилыми людьми. Ты можешь просто поболтать с ним. Папа сказал, что он вдовец. Так что ты могла бы поделиться с ним рецептом варенья. Только так и нужно поступить, и, по-моему, ты согласишься со мной, если посмотришь на это здраво.

«Терел права, — подумала Нэлли. — Я действительно хозяйка дома и умею обходиться с родственниками отца. А Терел всегда скучает в их обществе».

Нэлли не хотела своим невниманием обидеть гостя, так как отец надеялся уговорить его управлять фрахтовой компанией.

— Скажи ему, что я спущусь к нему как можно скорее, — шепнула она Анне и повернулась было, чтобы выйти из комнаты, но Терел задержала ее.

— Ты ведь не сердишься на меня, не так ли? — спросила она, положив руку на плечи Нэлли. — Все любят тебя, поэтому не имеет значения, как ты выглядишь. Люди любили бы тебя, даже если бы ты была размером со слона. А мне нужно всегда быть в форме, Нэлли, пожалуйста, не сердись на меня. Я не переживу этого.

— Нет, — вздохнула Нэлли. — Я совсем не сержусь на тебя. Одевайся и прихорашивайся, а я позабочусь о госте.

Терел улыбнулась и поцеловала сестру в щеку.

— Не забудь конфеты!

Нэлли взяла коробку и в коридоре, прежде чем снять передник и спуститься по лестнице вниз, не вытерпела и положила в рот еще шоколадку — она была такая вкусная.

А Терел, оставшись в комнате одна, улыбнулась и открыла платяной шкаф. «Итак, что же сегодня надеть для обеда с гостем?» Осмотрев свои наряды, она не нашла ничего подходящего, и сама мысль о переодевании навела на нее скуку.

Нэлли оказалась права. Платье, которое сейчас было на ней, как раз подходило для обеда с пожилым джентльменом, который пришел не к ней, а к отцу. В таком случае, разве имеет значение, как она одета? Наверно, он настолько стар, что ему все равно.

Терел сняла покрывало с кровати и достала спрятанный под матрацем любовный роман. Раз она не переодевается, значит, в ее распоряжении есть час или примерно столько же, чтобы почитать перед обедом.