Жажда мести

Глава тридцать первая. ЧЕРНАЯ ВОЛЧИЦА

— Теперь понятно, как ей удалось порвать петлю, — сказала Ульфхильда мужу.

Они оба располагались в нескольких шагах от того места, где лежала Песнь Крови, и стоял на коленях Гримнир. Меч Песни Крови лежал у ног Ульфхильды, здесь же валялись повязки, еще совсем недавно намотанные на горло и на запястья, а также разорванные, в клочья лохмотья — все, что осталось от кожаных штанов и туники.

— Точно, — кивнул Харбард. — Вот она, награда Отца богов. В то время как она погибала в петле, Один выжег ей на шее свои руны, а сейчас она вызвала заклятие к жизни и превратилась в зверя.

— В петле она тоже превратилась в волчицу, — задумчиво уточнила Ульфхильда. — Иначе ей никогда бы не разорвать веревки. Смотри-ка, видишь на ее одежде следы гари. Видимо, все это связано с огнем. Как полагаешь, Харбард, она попросит починить эту рухлядь? Но это не мое дело, разве не так? Прокляни меня, Один, если всякий раз, как она начнет рвать на себе одежду, мне придется латать ее. Пусть сама побеспокоится и найдет себе штаны, которые не разлетались бы в клочья, когда ей приспичит превращаться в волчицу.

Песнь Крови повернулась к ней, глянула прямо в очи Ульфхильды.

Та невольно выпрямилась, сглотнула.

— Послушай, Харбард, — заявила она. — Я ничего не имею против, если мне и на этот раз придется взять в руки иголку и нитку. Правда, в следующий раз я уж буду говорить потише, — толкнула она мужа локтем. — По-видимому, заклятие обострило ее чувства. Интересно, как у нее с речью? Может, она забыла человеческий язык и теперь может только сыпать проклятиями?

Харбард кивнул. Песнь Крови перевела взгляд на него. Предводитель ульфбьернов хмыкнул и, заметив недобрый взгляд воительницы, объяснил:

— Мы можем становиться зверями, потому что для нас это вполне естественное состояние, так уж мы устроены. А на нее этот дар свалился внезапно, и только Одину известно, с какой целью. Она, наверное, еще не совсем пришла в себя.

— Пришла, пришла, — откликнулась воительница.

Ульфхильда и Харбард собрали лохмотья, бывшие когда-то ее одеждой, и подошли ближе.

— Я вовсе не намерена просить тебя залатать мои вещи, — обратилась к Ульфхильде Песнь Крови. — Я сама займусь этим. В дороге…

Она села поудобнее, оттолкнув Гримнира. Большинство порезов и ран на ее теле уже не кровоточили и затянулись, кроме ладоней, где мясо было содрано до костей.

— Вот и ладно, — проворчал Харбард и присел рядом с ней. Он принялся внимательно изучать раны на ее теле. Наконец вполне удовлетворенно хмыкнул:

— Никаких повреждений! Оружие этих выродков не причинило тебе вреда, а те раны, что остались от копья, — помнишь, когда ты висела на дереве, — тоже затянулись. Все равно ты учти, что и в зверином обличье тебя тоже могут сгубить.

— Сколько ваших людей погибло? — спросила она, поднявшись.

— Многие сегодня будут пировать в Валгалле, но большая часть жива и невредима.

— А точнее?

— Мы потеряли почти половину войска.

Песнь Крови окинула взглядом поле сражения. Повсюду валялись трупы, многие из них уже были заметно тронуты разложением. На лице Песни Крови прорезался ужас.

— Почти половину?! И все потому, что я не сразу сообразила…

Харбард усмехнулся:

— О чем ты, воительница? Лучше порадуйся тому, что вовремя сообразила и у нас сохранилась половина войска. Вот как следует оценивать сражение.

Песнь Крови попыталась возразить, однако вождь воинов-оборотней жестом остановил ее.

— Вот что еще, — продолжил главный ульфбьерн. — Поклонись Одину и поблагодари его за врученный тебе дар. Те из нас, кто пал первым, оказались слабы в вере. Не так глубоко они познали колдовские чары Отца богов. Те же, кто выжил, теперь во время нападения воинов-скелетов не станут ждать. Сразу обернутся зверьем. Ты еще убедишься, что мы не посрамим честь Одина и нашу славу…

— Айя! — выкрикнула Песнь Крови.

Разом подхватили все, кто находился на поле боя:

— Айя! Айя!

— А ты, Черная Волчица? — спросила Ульфхильда. — Ты будешь сражаться вместе с нами в своем естественном облике?

Песнь Крови подозрительно глянула на нее, видимо, сомневалась, может, жена вождя вновь посмеивается над ней?

Ульфхильда немного смутилась, пожала плечами:

— Таким прозвищем гордятся, а не проклинают тех, кто дарует его тебе.

— Она не совсем волчица, Ульфхильда, — вмешался в разговор Харбард. — И вряд ли имеет смысл называть звериную ипостась ее естественным состоянием.

— Меня это не касается, — гордо заявила Ульфхильда. — Какое же прозвище она желает получить за одержанную победу?

Харбард насторожился. Среди ульфбьернов Ульфхильда славилась тем, что умела каждому воину придумывать прозвище по заслугам. Этот великий, почти колдовской дар именовать любого, кто был рядом, к кому лежала душа, ей был дан от Одина. Он был сродни провидению. Беда в том, что эти прозвища не всегда нравились тем, кому они доставались, и только со временем становилось ясно, что вовремя и метко присвоенное имя порой спасало его обладателю жизнь.

Вот и на этот раз Ульфхильда прорицала, и Харбард лучше других понимал, что ему лучше помолчать, но и оставлять без внимания намечавшуюся ссору он не мог.

— Конечно, Черная Волчица — отличное прозвище, лучше не придумаешь, Дарительница Имен, — обратился он к жене. — Хотя, если по правде, я никогда не встречал такого волка, каким обернулась Песнь Крови. Она просто более походила на этого зверя, чем на какого-то другого. Оставь придумывание имени Одину — он подскажет. Он не оставит воительницу без боевой клички.

— Ты имеешь в виду, что эти руны, выжженные на ее шее, и есть скрытое имя? — нахмурившись, спросила Ульфхилъда. — Почему же ты не прочитал их? — Она знала, чем уколоть мужа, ведь он считал себя неподражаемым знатоком рун. Затем Ульфхильда добавила:

— Тебе не кажется, что эта надпись на шее тебе не по зубам. А я сумела угадать, что там написано.

— Я просто сказал, что, по моему мнению, Черная Волчица вполне достойное прозвище…

— Но ты имел в виду что-то другое? — продолжала наступать Ульфхильда. — Я видела, как ты подмигнул Гримниру. Я знаю, что ты хотел ему сказать…

— Хватит! — выкрикнула Песнь Крови.

Она вырвала остатки своей одежды из рук Ульфхильды и направилась к своему коню. Здесь вытащила из-под седла попону, натянула ее на плечи, а рванье скрутила и сунула под седло.

— Я вовсе не хотела злить ее, — пожала плечами Ульфхильда.

— Я тоже, — подхватил Харбард.

— Все в порядке, — успокоил их Гримнир и направился к Песни Крови.

Сюда же подошел и Магнус. Он принес с собой сумку, вытащил оттуда одежду и предложил воительнице.

— Если тебя это устроит? — Он протянул ей штаны и рубаху. — Возьми.

— Ближе не подходи, — предупредила его Песнь Крови, — а то я оторву тебе голову. Так, кажется, ведут себя дикие звери!

Магнус удивленно посмотрел на Гримнира. Тот положил руку на плечо воительнице.

— У меня есть еще штаны, — начал оправдываться Магнус. — И рубаха найдется. Красивая. Сколько угодно. Мы все благодарны тебе, Песнь Крови, — неожиданно признался мореход. — Без твоей помощи нам всем была бы крышка.

Гримнир кивнул в подтверждение, принял сумку из рук Магнуса и попросил его оставить их вдвоем.

Мореход отошел.

— Надень это, — рыжебородый великан обратился к Песни Крови. Голос у него был тихий, но властный.

— Может, Ульфхильда права… — начала Песнь Крови. — Возможно, мне вообще не нужна одежда и следует ехать голой.

— Я тебе сказал, — с откровенной угрозой в голосе повторил Гримнир, — надень это! И оставь свои бабьи капризы. Один дал тебе силу, чтобы ты сумела спасти Гутрун и наказать Тёкк, а ты чем здесь занимаешься! Тебе нужны союзники или ты собираешься сражаться в одиночку? Если даже никогда больше ты не воспользуешься силой оборотня, ты сегодня спасла нас. Зачем ведешь себя как девчонка? Ульфхильда права, имя — это не насмешка, а великая награда. И ты не зверь! В каждом из нас сидит частичка зверя, в этом можешь не сомневаться, это говорю тебе я, Гримнир, но это вовсе не значит, что мы звери. Один награждает магией только для того, чтобы принимать во время сражения наиболее подходящее обличье. Он поступает так во имя победы. Если ты не понимаешь этого, то пусть боги помогут мне, когда я стану твоим врагом. Я видел, что ты сделала с всадниками Смерти, значит, таков твой удел, только так ты можешь расправиться с ними. Я никогда не встречал что-либо подобное.

— Это было ужасно?

— Это было величественно. Жизнь горазда на выдумки, запомни это. Никакая смерть не может сравниться с ней в изобретательности, на то она и жизнь. Смерть может напугать, внушить ужас, поставить на колени, но она никогда не способна сотворить что-нибудь небывалое, невиданное. Ей не дано творить чудеса, ее удел только убийства. Желал бы я, чтобы Один осчастливил меня подобным даром. Я ведь тоже мучился на ритуальном дереве. Отвисел свое — и ничего. Ни единой руны на шее. А ты нюни распустила…

Песнь Крови отвернулась.

Харбард и Ульфхильда занялись своими погибшими — собирали их в кучу, чтобы предать очистительному огню.

Воительница мягко, совсем добродушно выругалась, глянула на насупленного рыжебородого великана.

— Когда до меня дошло, кем я обернулась, я решила, что потеряла в себе человека…

Гримнир мягко обнял ее, привлек к себе, потом поднял ей голову и мягко поцеловал в губы. Вздохнул и огляделся. Голова его возвышалась над спиной коня, так что наблюдать ему было удобно. Наглядевшись, он взглянул в глаза Песни Крови.

— Ничего ты не потеряла, а сгубила столько врагов. Ты видишь в моих глазах отвращение, отчуждение или еще что-нибудь в этом роде?

Она отрицательно покачала головой

— Вот и оставайся человеком. Разумным, дальновидным, храбрым, рассудительным, великодушным, страдающим существом. И, конечно, гордым и свободным.

— Я так… испугалась. Неужели мне снова придется испытать это?

— Возможно, в том больше не будет необходимости.

— Нет, Гримнир. Я сказала, что не хочу больше становиться зверем, но если потребуется…

Гримнир понимающе кивнул и погладил ее по плечу.

— Может, попросить у Ульфхильды еще целебной мази, чтобы ты погуще смазала ладони, а на горло наложила новую повязку?

— Я сама попрошу, но прежде позволь мне одеться, — сказала Песнь Крови, а затем призналась:

— Только Фрейя знает, какой дурой я буду выглядеть в этом наряде. В эти штаны поместятся две таких, как я.

— Не беспокойся, — успокоил ее Гримнир, — вряд ли кому-то придет в голову смеяться над тобой.

После того как Песнь Крови оделась и покорно, как бы признавая свою вину, попросила Ульфхильду смазать раны, воительница приняла участие в погребальном обряде, с которым ульфбьерны провожали в долгий путь на небо своих павших товарищей. Непогребенными остались только тела трех погибших всадников Смерти. Никто не собирался разводить над ними погребальный костер — они так и лежали смердящими кучами костей в тех местах, где их настигла чудовищная волчица.

Песнь Крови подошла к одной из таких куч, заставила себя вспомнить все подробности боя — как обернулась волчицей, как набросилась на первого врага. Напрочь прогнала тошноту и отвращение — Гримнир прав, способность оборачиваться зверем оказалась не менее спасительной, чем умение обращаться с мечом. Что, если ей вновь придется встретиться с врагом лицом к лицу? Ту ночь, когда у нее на шее появились руны, она не помнила. Теперь этого нельзя было допускать. Итак, прежде всего напор, ярость и страстное желание уничтожить врага.

Все равно это были нелегкие воспоминания, однако она сумела пройти через смерть, и теперь у нее появилась надежда, что удастся справиться с магией Хель.

Она ткнула носком сапога в вороненую кольчужную рубаху, которой должны были быть прикрыты кости скелета. Броня лежала пустая, ничего не осталось от жуткого воина. Рядом находился меч с вороненым лезвием. Она наклонилась и подняла его. Набалдашник на рукояти представлял собой серебряный череп с черными глазницами и опущенной — ухмылявшейся — нижней челюстью.

Когда-то и она носила такую же кольчугу и держала в руках такой же меч — тогда она сражалась против Нидхегга на стороне Владычицы Смерти. Задумчиво смотрела воительница на скомканную груду брони, лежавшей у ее ног, здесь же валялись кожаные штаны, тоже пустые, поодаль откатился черный шлем. Неожиданно Песнь Крови подцепила острием меча кольчугу, подняв ее повыше. Сплетенная мастерами царства Мертвых стальная рубаха обвисла до земли, в солнечном свете особенно зловеще поблескивали ее металлические кольца.

Она поднесла бронь поближе к костру, на котором догорали тела погибших ульфбьернов. Некоторое время держала рубаху в пламени, потом отбросила в сторону и подождала, пока она охладится.

Гримнир с интересом следил за ней.

Песнь Крови вернулась к останкам и так же внимательно изучила щит всадника Смерти.

В центре черного, круглого доспеха была выгравирована серебряная руна «бьёрка», заключавшая в себе тайны подземного царства Хель. В те дни, когда Песнь Крови сражалась с Нидхеггом, и она держала в руках такой же щит.

Носком сапога воительница приподняла его, перевернула наручным ремнем наружу, затем взяла кожаные штаны, принадлежавшие скелету, встряхнула, оглядела с обеих сторон и положила их в чашу щита. Туда же полетели черные сапоги, поясной ремень, на котором крепились ножны для меча и кинжала. Сняв ножны, подняла и бросила в кучу шлем воина Смерти, потом швырнула снаряжение в огонь.

Затем положила доспехи на землю, сама уселась сверху. Устроилась как раз возле остывающей кольчуги. Металл уже достаточно охладился, тогда Песнь Крови, не обращая внимания на удивленный взгляд Гримнира, начала облачаться в кольчугу всадника Смерти.