Темнота несет в себе, помимо прочих преимуществ, господство теней. Что не в пример полезней светлого времени суток.
Когда мужчина сел за руль такси, он знал, что и он и его транспортное средство останутся незамеченными той, за кем он следил. Она не могла увидеть его. Она не знала, что он был там, или то, что он фотографировал ее, неделями выслеживая ее. И это подтверждало ту власть, которую он имел над ней.
Сквозь жалюзи на ее окнах, он наблюдал, как она садится на диван вместе с мальчиком. Он не мог отчетливо их видеть, ведь ему мешали газовые шторы, но он узнал очертания их тел, большого и поменьше, которые прильнули друг к другу на диване в гостиной.
Он счел своей обязанностью выяснить ее расписание. В течение недели она учила мальчика до трех дня, после чего, с понедельника по четверг, возила его в ИМКА для занятий плаванием и баскетболом. Она никогда не оставляла ребенка во время занятий… был ли он в бассейне или спортзале, она неустанно сидела на лавках, где дети оставляли свои теплые кофты и маленькие сумки. Когда ребенок заканчивал тренировку, она ждала его на самом выходе из раздевалки, и после того, как он переоденется, сразу увозила его домой.
Осторожная. Она была очень осторожна… без учета того, что ритм ее жизни никогда не менялся: каждый вечер, кроме воскресного, она готовила ребенку ужин в шесть; затем к восьми приходила нянька, и она уезжала в Собор Святого Патрика – на исповедь или в молитвенную группу. После чего она направлялась в этот богом забытый клуб.
Он еще не побывал внутри Железной Маски, но этой ночью все изменится. В его планах было следить за ней часами, пока она работает официанткой, барменшей или кем там еще, и узнать больше о ее жизни. Бог сокрыт в мелких деталях, как говорят, а ему нужно знать все.
Посмотрев в зеркало заднего вида, он наскоро натянул парик и усы, с помощью которых изменял внешность. Они были ужасны, но все же скрывали черты его лица достаточно хорошо, и он нуждался в них по целому ряду причин.
В дополнение ко всему, он смаковал ощущение, которое получал, оставаясь невидимым для нее; трепет от наблюдения за ней, когда она не знала об этом, чертовски возбуждал.
В семь-сорок седан остановился перед домом, из автомобиля вышла афро-американка. Она была одной из трех нянек, которых он видел на этой неделе, и, проследовав за ней до дома, и туда, куда она направилась следующим утром, он выяснил, что все они приходили из социальной службы, именуемой «Колдвеллский Центр Матерей-одиночек».
Через десять минут после приезда няньки, поднялась гаражная дверь, и он пригнулся на своем сиденье… потому что оба умеют играть в мега осторожные игры.
Семь пятьдесят. Секунда в секунду.
Его женщина задним ходом выезжала на подъездную дорожку и ждала, пока плотно закроется дверь, будто боялась, что когда-нибудь она опустится не до конца. Когда дверь закрывалась, задние стоп-сигналы гасли и ее машина, развернувшись, уезжала прочь.
Он завел такси и только выжал сцепление, когда тишину нарушил голос диспетчера.
– Один-сорок… где ты, один-сорок? Один-сорок, нам нужна твоя гребаная тачка!
Совершенно невозможно, подумал он. У него не было времени вернуть тачку и догнать женщину. Собор Святого Патрика будет следующей остановкой, и ко времени, когда он отметится по окончании рабочего дня, она уже закончит свои дела в церкви.
– Один-сорок? Черт тебя подери…
Он сжал кулак, готовый ударом заткнуть радио, ему стало сложно совладать с собой. Всегда так было. Он напомнил себе, что когда-нибудь придется вернуть такси, а раздолбанный приемник добавит проблем с диспетчером.
Ему нужно избегать конфликтов, потому что они всегда плохо заканчивались для него или других людей. Насколько он знал.
А у него были большие планы.
– Скоро буду, – ответил он в приемник.
Он увидит ее в клубе, хотя сейчас он чувствовал себя обманутым, потому что не застанет ее в соборе.
***
В подвале Собора Святого Патрика Мария-Тереза села на пластиковый стул, от которого тут же заболела пятая точка. Слева от нее сидела мать пятерых детей, всегда укачивающая в руках свою Библию, словно ребенка. Справа от нее сидел парень, должно быть механик: его ладони были чистыми, но под ногтями всегда залегала черная полоса.
В кругу расположилось еще двенадцать людей и одно пустующее кресло, и она знала всех и каждого в этой комнате, также как отсутствующего этим вечером. Слушая рассказы об их жизнях на протяжении двух месяцев, она могла перечислить имена их мужей, жен и детей, если таковые имелись, знала переломные моменты, которые вылепили их прошлое, и видела самые темные уголки их душ.
Мария-Тереза посещала молитвенную группу с сентября. Она узнала о них из объявления на церковной доске объявлений: «Библия в повседневной жизни, по вторникам и четвергам, в восемь вечера».
Обсуждения этого вечера шли по книге Иова, а экстраполяция была очевидна: они разговаривали о великих битвах, с которыми сталкивались, и своей уверенности в то, что их вера будет вознаграждена, и Бог одарит их процветанием в будущем… до тех пор, пока они продолжают верить.
Мария-Тереза ничего не сказала. Никогда не говорила.
В отличие от исповеди, когда она приходила сюда, в подвал, она не разговаривала, находя другие занятия. Дело в том, что только здесь она могла побыть в обществе нормальных людей. Она определенно не встретит их в клубе, а вне работы у нее не было ни друзей, ни семьи, никого.
Поэтому каждую неделю она садилась в этот круг и пыталась соединиться таким образом с остальным миром. Как и сейчас, она чувствовала, словно стоит на дальнем берегу, смотря через бушующий поток на Землю Озабоченных Здоровых, но она не завидовала и не принижала их. Наоборот, она пыталась набраться сил, находясь в их компании, надеясь, что если она будет вдыхать тот же воздух, что и они, пить тот же кофе, и слушать их истории…. Может, однажды снова, она будет жить среди них.
Как результат – эти собрания не были религиозными для нее, и в отличие от плодовитой матери-наседки рядом с ней с Библией в руках, книга Марии-Терезы оставалась лежать в сумке. Блин, она принесла ее лишь на случай, если кто-нибудь спросит, где она, и, слава богу, сама книга была не больше ее ладони.
Нахмурившись, она попыталась вспомнить, где ее купила. Где-то южнее Линии Мэйсона-Диксона, в ночном магазине… Джорджия? Алабама? Она шла по пятам своего бывшего мужа и нуждалась в чем-то, что помогло бы ей не сойти с ума теми днями и ночами.
Когда это было? Три года назад?
Казалось, что три минуты и три тысячелетия одновременно.
Господи, те месяцы были ужасными. Она знала, что расставание с Марком будет отвратительным, но она даже не представляла, насколько.
После того, как он избил ее и похитил Робби, Мария-Тереза две ночи провела в больнице, пытаясь оправиться, и потом она наняла частного детектива и направилась за ними. Потребовался май, июнь и июль, чтобы найти ее сына. Она и по сей день не знает, как ей удалось пережить эти ужасные недели.
Забавно, что тогда она еще не обрела свою веру в Господа, но все наладилось, и чудо, которое она молила, свершилось, хотя она не верила в того, у кого просила. Воистину, молитвы были услышаны, и она ясно помнила вид черного «Навигатора» детектива, когда он подъехал к «Мотель-6», в котором она остановилась. Робби открыл дверь внедорожника и ступил под солнце Флориды, и она должна была кинуться к нему, но ее колени подкосились. Рухнув на тротуар, она протянула руки, заливаясь слезами.
Она думала, что он умер.
Робби повернулся на задыхающийся звук… и как только увидел ее, он стрелой сократил расстояние, так быстро, как только мог. Он кинулся в ее объятия, его одежда была грязной, волосы – спутанными, а пахло от него подгоревшими макаронами и сыром. Но он был жив, здоров, и в ее объятиях.
Однако тогда он не плакал. И после этого.
Не говорил и о своем отце или тех трех месяцах. Даже с терапевтами, которых она приводила.
Мария-Тереза думала, что худшей частью случившегося было незнание, был ли рожденный ею ребенок жив, или нет. Но его возвращение домой стало очередным адом. Ей хотелось спрашивать его каждую минуту, каждый день, в порядке ли он, но не могла. Каждый редкий раз, когда она ломалась и спрашивала его, он просто отвечал, что он в норме.
Он не был в норме. Просто не мог быть.
Детектив предоставил ей очень поверхностные детали. Ее муж провез Робби через всю страну, таская по снятым авто, под вымышленными именами, с запасом налички. Выяснилось, что он сознательно оставался в тени по нескольким причинам – потому что его искала не только Мария-Тереза.
И он угрожал Робби, чтобы не дать ему убежать. За что ей хотелось убить своего бывшего мужа.
После того, как она вернула Робби и подала на развод, она убежала от места своего проживания так далеко, как смогла, живя на деньги, которые она взяла у Марка, и подаренные им украшения. К несчастью, их ненадолго хватило, не после гонораров адвокатам, счета частному детективу и расходов на обновление самой себя.
То, что ей сейчас приходиться делать за деньги, напомнило ей об Иове. Она могла поспорить, что когда от него все отвернулись, он не знал, что ждет его: в одну минуту он жил припеваючи, в следующую – его лишили всего и опустили так низко, естественно, что его голову стали посещать мысли, казавшиеся ранее абсолютно неприемлемыми, осталось лишь стремление выжить.
С ней было также. Она никогда не могла предвидеть подобного. Ни падение вниз, ни жесткое приземление на самое дно и превращение в проститутку.
Но ей следовало знать. Ее бывший был замешан в темных делах с самого начала, храня деньги повсюду, исключая банковские счета. Где, черт возьми, она думала, он берет эту зелень? Люди, занимающиеся законным бизнесом, имеют кредитки и платежные карты, и максимум пару двадцаток в кошельке. Они не хранили тысячи долларов по портфелям «Гуччи», спрятанные в шкафах гостиничных номеров Лас-Вегаса.
Конечно, вначале она не знала обо всем этом. В самом начале она была слишком очарована подарками, ужинами, полетами на самолете. Уже позже она начала задавать вопросы, но к тому времени было поздно: у нее был любимый сын и муж, вселяющий ужас, и это быстро заткнуло ей рот.
И если быть предельно честной с самой собой, тайна, окружавшая Марка, по-настоящему привлекала ее поначалу. Тайна, сказка и деньги.
Она заплатила за это влечение. Очень дорого.
Звук отодвигаемых стульев вернул ее к реальности. Собрание закончилось, и участники начали вставать и обниматься всей группой…. И значит ей быстро нужно убираться, пока ее не втянули в это.
Одним делом было слушать их; другим – прикасаться к ним.
Этого она не могла вынести.
Вставая на ноги, она забросила сумку на плечо и кратчайшим путем направилась к двери. По пути к выходу, она сказала остальным что-то незначительное на скорую руку, и как всегда, получила взгляды, которыми христиане награждали менее удачливую, бедную милую девочку.
Интересно, будут ли они столь щедры, узнай, куда она направляется и чем занимается после этих встреч? Ей хотелось верить, что знание не сыграет большой роли. Но сомневалась в этом и нечего не могла с собой поделать.
В коридоре уже собирались для следующей группы этого вечера, Анонимных Наркоманов, насколько она слышала, которая совсем недавно начала свою работу в соборе Святого Патрика. Все были такими дружелюбными, две проблемные группы смешались между собой во время передачи комнаты.
Копаясь в сумке в поисках ключей, она…
Врезалась в мужчину-каменную стену.
– Ой, простите меня! – она подняла взгляд вверх, очень высоко, прямо на пару львиных глаз. – О, эээ…
– Осторожнее, – мужчина помог ей удержаться на ногах, слегка улыбнувшись ей. Его волосы были такими же потрясающими, как и желтые глаза, они разноцветной копной рассыпались по его огромным плечам. – Вы в порядке?
– О… – она видела его раньше, не только в этом коридоре, еще в «ЗироСам»: всегда дивилась нереальной внешности, считая его за модель. И, естественно, какая-та часть ее беспокоилась, что он знал, чем она зарабатывала на жизнь. Однако он не чувствовал неловкости и никогда не чурался ее.
Более того, раз он посещал АН, у него были свои демоны.
– Мадам? Эй?
– О… боже, простите. Да, я в порядке… мне, на самом деле, следует смотреть, куда я иду.
Улыбнувшись ему в ответ, она вскочила по лестнице, направилась на первый этаж собора и вышла через парадные двери. Очутившись на улице, она засеменила вдоль рядов из машин, припаркованных параллельно, жалея, что ей не досталось места получше. Ее Камри стояла вдалеке, и зубы уже стучали от холода к тому моменту, когда она запрыгнула в машину и приступила к привычному ритуалу, пытаясь завести ее.
– Давай… ну давай же…
Наконец, раздался свист, вруум, затем она развернулась на сто восемьдесят градусов против правил, переехав через двойную сплошную.
Поглощенная своими мыслями, она не заметила фары, которые сели ей на хвост… и остались там.