Герой чужой войны

ГЛАВА 10

Империя. На границе с Конфедерацией.

Созвездие Павлин. Дельта Павлина.

Год 3285-й по земному летоисчислению.

Настроение экипажа «Ретвизана» по пути на базу можно было охарактеризовать как «слегка подавленное». Именно подавленное, и именно слегка, потому что экипаж линкора, в основном, состоял из людей, достаточно просто и прямо глядящих на мир. Есть враг – с ним надо сражаться, а то, что они видели на пиратской базе, выходило и за рамки их жизненного опыта, и за пределы восприятия мира. Между тем, так как происшедшее не касалось напрямую граждан Империи, и все, над кем пираты ставили эксперименты, были для них вроде бы чужими, космонавты не испытывали к ним особо теплых или братских чувств. В конце концов, если бы правительства тех стран, чьи граждане оказались в качестве подопытных кроликов на пиратской базе, действительно хотели их защитить, то им стоило устраивать на пиратов облавы с отстрелом тех, кто пытается убежать, и расстрелом тех, кто сбежать не успел. И будет вам, что называется, счастье. Ну а раз деньги, которые можно пустить на строительство новых кораблей, предпочитают «распиливать» в качестве откатов, то при чем здесь Империя? Каждый народ достоин своего правителя, такая вот нехитрая логика позволяла не трепать лишний раз нервы. И все равно, тем, кто шел сейчас на «Ретвизане», было как-то не по себе.

Пожалуй, единственным, кто чувствовал себя более или менее удовлетворенным, оставался Муромский, который все же ухитрился набить образцами целый транспортный контейнер. Надо сказать, Демин считал практическую ценность обломков, которые они вывозили, достаточно сомнительной, но спорить не стал – профессионалам виднее. Только приказал опечатать трюм, в который эксперт загрузил свое барахло, и ни в коем случае к нему не приближаться. Мало ли, что там можно подцепить, достаточно вспомнить хрестоматийный случай с титановой чумой, когда неизвестная до того бактерия в буквальном смысле съела корпус крейсера-разведчика. Или же происшествие на борту корабля геологов, подобравших, в числе прочих образцов, интересную окаменелость. Образец тот на проверку и впрямь оказался каменным, поскольку скорлупа яиц Каскадийского Хлыща была на девяносто процентов из кремния. Вылупившаяся тварь была, в общем-то, безобидна, но с испугу забилась в вентиляционную шахту, по ней каким-то образом добралась до силовой установки и замкнула энергопроводы. Естественно, что зверька разнесло на молекулы, но при этом пошли вразнос два реактора, и их чудом успели катапультировать. Случаев таких была масса – космос не прощал ошибок, оставаясь притом кладезем тайн, и время от времени подбрасывая в шаловливые человеческие ручки очередную загадку для пытливого ума. Не всегда это кончалось хорошо, иной раз появлялись многочисленные жертвы, дикий материальный ущерб и прочие сопутствующие прелести. Так что осторожность, осторожность и еще раз осторожность, и продезинфицированный всем, чем только можно, контейнер висел сейчас в коконе силового поля. Вернутся на базу – пускай там ученый люд разбирается, что к чему, а в походе нехрен трогать! Примерно в таком ключе высказался Демин в ответ на просьбу Муромского разрешить ему поковыряться в образцах. Каплей был немного обижен, но спорить не стал. Только вздыхал так, словно у него последнюю корову увели, но Демин был неумолим, и сердце его от жалости не растопилось. А так как сейчас они никуда не торопились, двигатели напрягать тоже не стали, и в результате тащились пять дней, в течение которых Муромский изнемогал от нетерпения.

Зато уж когда прибыли, он оторвался вовсю. Вначале сам, лично руководил перегонкой контейнера к мобильному исследовательскому центру – старому транспортному кораблю, с которого сняли занимающие много места двигатели, модернизировали системы жизнеобеспечения и оборудовали лаборатории и мастерские, что называется, на все случаи жизни. Получившееся в результате подобных манипуляций чудо имперских технологий можно было охарактеризовать одной фразой – дешево и сердито. Правда, без буксира перемещаться корабль теперь не мог, но зато удалось разместить все это безобразие в стороне от базы – не дай бог, рванет там что-нибудь. Такие центры строили уже давно, и по штату они полагались каждому флоту. Задействовали их обычно процентов на десять-пятнадцать от номинальной мощности, но зато, случись что, не пришлось бы терять время и силы на то, чтобы подключить большую науку. А то большие ученые предпочитают сидеть в центре Империи, работая в стационарных научных центрах, которых было не так и много. Исходя из этого, некоторые лишние затраты на создание мобильных центров в Империи считали неизбежным злом. К тому же, бывали случаи, что такой центр за один раз окупал не только свое создание, но и приносил немалую прибыль, да и то, что в них натаскивали молодых ученых, тоже надо учитывать. В конце концов, вложения в будущее никогда не были дешевыми, но всегда являлись для государства, живущего не только сегодняшним днем, необходимыми. Так что не все было однозначно с финансовыми вопросами, не все …

Так вот, прежде чем идти к базе, линкор подошел к исследовательскому центру, и силовые захваты аккуратно перетащили добычу из трюма боевого корабля в его хранилища. Все это время Муромский, надев скафандр, парил в пустоте, наблюдая за процессом – видимо, хотел убедиться, что ни одна молекула из честно экспроприированного металлолома не пропадет. А когда операция была закончена, он, вместо того, чтобы вернуться на линкор, отправился в центр, где с каким-то щенячьим восторгом влез в толпу ученых, занятых разбором трофея. Энтузиаст, однако… Впрочем, все, кто работал в таких вот центрах, были энтузиастами, и Муромский чувствовал себя там, как рыба в воде. Кстати, в одном из разговоров он случайно обмолвился, что и сам еще год назад работал в аналогичном центре, правда, в другом районе Империи, так что ничего удивительного в его поведении не было. Равно как и в том, что недавний мэнээс так высоко взлетел – сделать карьеру у имперских ученых можно было, только пройдя по всем ступенькам, и мобильный центр был одной из них. Это правило, разумеется, было негласным, но от того соблюдалось, пожалуй, еще более ревностно, чем писаные уставы.

Узнав, что Муромский остался у ученых, Демин лишь пожал плечами и отдал приказ двигаться к базе. Пожалуй, единственным, кто был зол на эксперта, оказался корабельный ревизор. Отправился-то Муромский по своим делам, но скафандр его числился как корабельное имущество. Испортит еще, они же, ученые, такие, обязательно или кислотой обольют, или в реактор полезут. Впрочем, Демин к брюзжанию ревизора давно привык и внимания на него не обращал.

А в целом, за исключением уничтожения пиратской базы, рейд вышел не то чтобы скучным – скорее, бесполезным. Даже трофеев практически не взяли. Еще и пиратский корабль упустили, ну тот, второй, который решили погонять истребителями. Ушел, зараза, нырнул в червоточину – и поминай, как звали. И не погонишься ведь – червоточины при переходе сквозь них корабля зачастую имеют свойство разрушаться. Что-то в их сложной и все еще до конца неизученной структуре при этом нарушается, хотя если в нее залетает, к примеру, астероид, ничего не происходит. Это обстоятельство, подтвержденное десятками экспериментов, до сих пор ставило в тупик ученых и служило ежегодно темой для двух-трех докторских и десятка кандидатских диссертаций.

Ну, сбежал – и ладно. В любом случае, теперь он будет в розыске. Как-никак, засекли-то его на месте не только преступления, но и весьма запутанного происшествия, которым обязательно займется имперская контрразведка. А раз так, искать пирата будут всерьез, и такая мелочь, как границы, его не спасет. Тем более что пилоты истребителей сделали достаточно снимков, по которым опознать пирата будет плевым делом.

Ну а пока что можно было дать отдых экипажу, да и самому, возможно, удастся отдохнуть. Пока техники с базы ползали по хитро изогнутым переплетениям корабельных «кишок», экипаж предавался развлечениям – стандартная в общем-то практика. Тем более что недавно «спасенный» из-под венца штурман с достойным лучшего применения упорством вновь полез головой в петлю брака. Отговаривать его, разумеется, не стали, взрослый уже мальчик, сам знает, как лучше испортить себе жизнь, но посмотреть на этот процесс решил почти весь экипаж. Однако вначале народ авторитетно решил, что последний день надо прожить так, чтобы помнить его всю жизнь. Пьянка в отличном ресторане, который сняли вскладчину, стремительно набирала обороты, мальчишник устраивали по всем правилам, и в результате к концу дня на линкоре из экипажа Демин остался в гордом одиночестве. Правда, для этого он своей властью отпустил всех остальных офицеров – все равно при таком количестве техников на борту они только путались бы под ногами. Сам же он покинуть корабль не имел никакой возможности – согласно уставу хоть кто-то из старших офицеров во время ремонтных работ должен присутствовать, и желательно, чтобы это был командир. Да и, честно говоря, не особенно хотел Демин на ту свадьбу, пусть и звали его со страшной силой… Черт бы побрал эту эмпатию. Случайно испортишь настроение себе, а хреново будет окружающим тебя людям. Именно поэтому Демин всегда чурался массовых мероприятий, что, учитывая его привычку впадать от спиртного в легкую депрессию, было весьма предусмотрительно. Так что отказался, сославшись на занятость по службе, хотя, в качестве компенсации дал новобрачному аж неделю отпуска и коды доступа от собственной яхты – чтоб, значит, могли провести медовый месяц, не отвлекаясь на друзей-приятелей-родственников, вдали от чужих, пусть и доброжелательных глаз.

Вместо того чтобы отдыхать, подобно своим подчиненным, Демин несколько часов бродил по своему кораблю, заглядывая в каждую щель, интересуясь ходом работ и, в конце концов, так надоел техникам, что его вежливо послали. Ничуть не обидевшись, Демин отправился в свою каюту, где потратил два не слишком увлекательных часа, занимаясь документами. Ничего в этом мире не меняется, как была бюрократия, так она и остается – примерно такими были его мысли, когда он, наконец, закончил заполнять очередную дурацкую, но притом обязательную ведомость. На его взгляд, если три ведомости фактически дублируют одна другую, но притом отправляются в разные ведомства, и потому имеют разные формы, ничем иным, кроме идиотизма это быть не могло. Куда проще сделать для всех единую форму, но – не дают. Хоть у императора проси по знакомству, чтобы навел порядок в этом бардаке.

Представив, как он обращается нему с подобной просьбой, и как тот строит чиновников от флота, хихикнув мысленно и посетовав, что эти мечты так и останутся мечтами, Демин вздохнул, переключил терминал и набрал знакомый код.

– Привет, солнце…

Девушка ответила почти сразу.

Муромский «очнулся» лишь на третий день. Если честно, Демин, занятый на корабле, о нем и не вспоминал – работы оказалось неожиданно много, и командиру линкора было как-то не до научно-технического эксперта. Ну, в самом деле, что у него, других дел нет? А эксперт, раз уж закрылся в своих лабораториях, пусть там и сидит, под ногами не путается – глядишь, что-нибудь путное нароет, хотя Демин в таком исходе дела, честно говоря, сомневался. Ученым он не то чтобы не доверял, а просто-напросто существовал с ними в разных измерениях, практически не пресекаясь. К тому же прикладная наука, дающая быстрый и сразу же видимый результат, в последнее время стала редкостью, а наука фундаментальная обещала плюсы в столь далекой перспективе, что о ней не было смысла особенно рассуждать. Плюс к тому, между теоретиками и практиками всегда был некоторый антагонизм, и, хотя именно ученые-практики, по сути, творчески мыслящие инженеры, создавали новые системы вооружения, лекарства, корабли, теоретики смотрели на них свысока. Демин же пока не определился, к какой именно категории следует отнести своего нового эксперта, и потому старался держаться с ним вежливо, даже, памятуя о том, кто его рекомендовал, доброжелательно, однако несколько отстраненно.

Тем не менее, через три дня, когда уставший как последняя сволочь, Демин уже за полночь буквально вполз в свою каюту и со вздохом растянулся на кровати, предвкушая, как вот сейчас он немножечко полежит, потом залезет в душ, а потом и вовсе сядет, нальет себе кружечку пива… Вредно, но приятно, черт возьми, а за здоровьем его пусть врачи следят, им это по должности положено. А он хотя бы на полчасика сможет предаться блаженному ничегонеделанию, переведет, наконец, дух… Так вот, только он рухнул, стянув осточертевшую за день обувь, как запиликал зуммер, оповещая, что кто-то весьма настойчиво пытается вызвать Демина по закрытому внутреннему каналу.

Подождав с полминуты в тщетной надежде, что тому, кто его домогается, надоест долбиться, и он бросит это безнадежное занятие, Демин пришел к выводу, что совести у людей нет, не было и не будет. А раз так, в покое его не оставят. Пришлось, кряхтя, вставать, тащиться к столу, врубать терминал и постараться смотреть на собеседника наиболее мрачным из имеющихся в командорском арсенале взглядов. Может, почувствует себя неуютно, и сам отвалит… Увы, надеждам этим не суждено было сбыться – Муромский, а это был именно он, оказался глух к намекам и совершенно нечувствителен к антихаризме командора, и даже мрачное сопение Демина его не смутило.

Ну, ладно, ученые – люди увлеченные, и могут не замечать то, что происходит у них под носом, однако, когда Муромский заявил, что хотел бы видеть Демина в научном центре, причем немедленно, раздражение командора выплеснулось через край. Его хотят видеть. Причем немедленно. Кто тут старший по званию, а? Здесь что, военная база или бордель? Неимоверным усилием воли он сдержался от того, чтобы не высказать это сразу же и, подпустив в голос холода, поинтересовался – это что, настолько срочно, что пять минут не может подождать?

На том конце линии озадаченно хмыкнули, сделали паузу, а потом Муромский ответил, что, разумеется, может, но он считал, что командору надо поглядеть на это сейчас, и… И тогда Демин, все еще стараясь сдерживаться, но решив чуточку отпустить вожжи, посоветовал гению от науки посмотреть на часы, а потом идти и проспаться. И до утра его, Демина, не трогать, а то он за свое дальнейшее поведение не ручается. Отповедь подействовала, во всяком случае, Муромский заткнулся, однако настроение уже было испорчено.

Однако утром Демин все же поехал к ученым – после вчерашнего даже видеть их не хотелось, но, как ни крути, они что-то нарыли. Именно поэтому, в темпе раскидавшись с текучкой, он взял бот и, проигнорировав положенного для таких разъездов пилота, сам, вспомнив молодость, сел за штурвал. Нарушение, конечно, но, скажем так, положенное нарушение – большинство старших офицеров и адмиралов поступали точно так же. Во-первых, чтобы размяться и освежить навыки, во-вторых, чтобы вновь почувствовать себя молодыми и бесшабашными, когда море по колено, все еще впереди, и даже начальственный рык не может испортить тебе настроение. Ощутить власть над кораблем, пусть и крохотным, но зато власть непосредственную, через лежащие на штурвале кончики пальцев, а не через цепочку подчиненных… Ну и потом, летать в одиночку – это традиция, а традиции надо соблюдать. Поэтому должность пилота на разъездном боте была исключительно для ленивых, большинство молодых офицеров шарахались от нее, как черт от ладана, и, чаще всего, люди на нее попадали в качестве наказания.

Научный центр, как обычно, снаружи произвел на него тягостное впечатление своей обшарпанностью. Демин бывал здесь не раз, и прекрасно знал, что внутри все иначе, чистота, оборудованные хотя и не первоклассной, но все равно очень приличной техникой лаборатории и мастерские, жилой блок едва ли не лучше, чем на базе, но вот снаружи… Как будто нельзя хотя бы какое-то подобие порядка навести. Нет, оно понятно, ученые – люди немного не от мира сего, а внешний вид центра обновляют редко еще и для того, чтобы в случае гипотетических военных действий он выглядел в качестве мишени наименее привлекательным, но всему же есть границы! Да на любом, самом зачуханном военном буксире командира сняли бы с должности за такой внешний вид, а тут… В общем, настроение Демина, и без того не лучшее, упало и вовсе ниже плинтуса.

Правда, внутри научного центра, как всегда, царила почти стерильная чистота, а коридоры поражали деловитостью работающих здесь людей. Вдобавок, именно сегодня эта деловитость буквально зашкаливала – народ сновал туда-сюда, перебрасываясь на ходу не слишком понятными фразами. Вроде и по-русски говорят, а вроде и нет. Впрочем, у ученых свой сленг, причем на разных базах он мог принципиально отличаться.

Муромский встретил командора, что называется, у трапа, едва не пританцовывая от нетерпения. Судя по красным, воспаленным глазам, спать он так и не ложился, а небольшое, очевидно, незамеченное им пятно на халате однозначно говорило, что этой ночью он злоупотреблял кофе – пятно было совсем свежим, даже высохнуть еще толком не успело. Однако при всем том, утомленным он не выглядел. Скорее, наоборот – энергия переливалась у Муромского через край, и Демин удивился даже, что свет вокруг него не преломляется, образуя радугу. Впрочем, и без этого Муромский мало что не светился, и, поприветствовав Демина (кстати, приветствие вышло вполне уставным), тут же потащил его к себе в лабораторию. Хорошо еще, не принялся вещать на ходу – Демин и так научников понимал с пятого на десятое, а когда человек в таком возбуждении…

В лаборатории было не протолкнуться. Народ столпился у прозрачного бокса с образцами, тыкал пальцами, галдел, спорил, в общем, вел себя вполне ожидаемо. Никакой дисциплины… Однако в чужой монастырь со своим уставом, как известно, не ходят, и вообще, у флота свои традиции, у ученого люда – свои, и, вполне может быть, кто-нибудь из этих молодых парней и девчонок, с энтузиазмом спорящих в этот момент о непонятных стороннему человеку проблемах, в будущем станет академиком, чьи открытия перевернут мир. Прецедентов хватало.

Довольно бесцеремонно распихав коллег, Муромский подтащил Демина вплотную к боксу. За прозрачным, тонким, и притом невероятно прочным стеклом лежали образцы, про которые Муромский начал что-то объяснять, периодически сбиваясь на высоконаучную терминологию. Понять его было невероятно сложно, и, на взгляд Демина, в образцах не было ну вот абсолютно ничего, что заслуживало бы внимания. Все это он уже видел на базе, причем изначально в намного более целом виде. Крошеву же, которое лежало здесь, на взгляд командора самое место было на свалке.

Когда Демину надоело чувствовать себя не понимающим объяснений кретином, он взял Муромского за плечо и потянул его из толпы. Эксперт немного удивился, но послушно двинулся за начальством, с грацией ледокола пробивающим себе дорогу сквозь толпу. Выбравшись в коридор и, прикрыв дверь, убедившись, что никто их не слышит (не стоило ронять авторитет эксперта перед коллегами), Демин рявкнул:

– Капитан-лейтенант Муромский! Немедленно прекратить словесный понос и доложить по форме!

Резкий тон на десяток секунд вогнал Муромского в ступор, но потом все же оказал на него ожидаемое действие. Буквально на глазах ученый отступил на задний план, выпуская из глубины сознания вместо себя офицера. Пять минут спустя Демин уже сидел в каюте Муромского и рассматривал многократно увеличенные голографические изображения того мусора, который столь непрезентабельно выглядел в боксе. Рассматривал, слушал пояснения, на сей раз сказанные ровным, спокойным голосом, четкие и понятные, и чем больше он их слышал, тем сильнее у него было ощущение, что волосы вот-вот встанут дыбом не только на голове, но и на груди, руках, ногах и прочих частях тела.

Если верить Муромскому, а в его компетентности Демин не сомневался, найденное ими пиратское гнездо занималось вещами страшненькими. Ну, это было ясно и без экспертиз, сам видел, что там творилось, но оказалось, что проблема куда серьезнее, чем незаконные опыты на людях с целью совершенствования нового поколения киборгов. Если конкретно, проблема выходила на новый технический уровень.

В принципе, искусственные органы вживлялись очень давно, начиная с двадцатого века. То же искусственное сердце, к примеру… Позднее начали использоваться искусственные конечности, искусственные глаза, но все это были не более чем придатки к человеческому организму. До конца с центральной нервной системой их связать не удавалось, и они оставались чужеродным придатком, костылем, поддерживающим человека, но не заменяющим ему утраченное. Даже когда в некоторых странах пробовали создавать, и небезуспешно, боевых киборгов, общие принципы сохранялись. Имелся живой организм, чаще всего клон, имелись усиливающие его импланты, и все это просто сшивалось вместе.

Однако те, кто создал обнаруженное на пиратской базе, не только смогли обеспечить единство имплантов и нервной системы. Они пошли дальше, и как раз это было самым неприятным и страшным. Демин никогда раньше не слышал о чем-либо подобном. Импланты не просто вживлялись, они, управляемые постоянно увеличивающимся количеством невероятно производительных микропроцессоров, росли, прививаясь к нервной и мышечной системе человека, местами дублируя, а местами и вовсе замещая ее. По всему выходило, что конечным результатом могло стать превращение человека во что-то новое, сплав живой и неживой ткани, а может, и просто в робота.

Как это удалось определить Муромскому и припаханному им для поддержки штанов коллективу молодых ученых, для Демина осталось загадкой, но по всему выходило, что работа ими была проделана титаническая. И все-таки они сделали невероятное, и по мелким осколкам собрали картину, может, не совершенно полную, но дающую представление о том, с чем пришлось столкнуться экипажу «Ретвизана».

Когда Муромский закончил, Демин пару минут сидел неподвижно, а потом с силой растер лицо руками. Усилием воли заставив себя успокоиться, он с лихорадочной скоростью анализировал случившееся. Это ученому, пускай и в погонах, найденные на пиратской базе образцы неизвестных технологий были пищей для пытливого ума. Куда лучше понимающему расклады кадровому офицеру, стоптавшему не одни сапоги на корабельных палубах, все представлялось иначе, и выводы не радовали. Для начала, требовалось предотвратить распространение информации. Ну, это они, можно сказать, сделали. Сейчас оставалось только хвалить предусмотрительность особиста, который по давно уже заведенной им традиции после любой секретной или околосекретной операции брал со всего экипажа расписки о неразглашении. За это особиста не любили, называли держимордой, чернильной душой и бюрократом, но при этом уважали – он ухитрялся регулярно вытаскивать людей из неприятностей вроде драки с полицией, обеспечивал лояльность со стороны властей любой планеты, на которую они прибывали. Наконец, именно благодаря ему в свое время был предотвращен взрыв корабля, на который вражеский диверсант ухитрился пронести и установить мину. В общем, приучив людей держать язык за зубами, сейчас особист избавил их всех от кучи проблем.

Однако возможная утечка информации – это так, первый уровень проблемы, заблокировать ее не так и сложно. А вот дальше… А дальше все куда интереснее. Откуда у пиратов эти технологии? Смешно предположить, что они могли быть разработаны самостоятельно. Некому, а главное, не на чем там было разрабатывать подобное. Слишком уж ценные мозги и слишком серьезное оборудование требовалось, чтобы запустить процесс. Нет, тут видна была рука государства, достаточно развитого, чтобы иметь хорошие научные кадры, достаточно богатого, чтобы финансировать исследования и притом имеющего достаточно эффективные спецслужбы, чтобы обеспечить прикрытие всего этого от разведки Империи. А то ведь ее реакция предсказуема и однозначно негативна. Когда же имеешь дело со страной, привыкшей оперировать ударными флотами, реакция с ее стороны чревата нехорошими последствиями.

Как пираты могли получить доступ ко всем этим, наверняка секретным, технологиям? А пес их знает. Но если что-то нашлось на одной базе, то кто сказал, что этой дряни нет на второй, третьей, десятой? Стало быть, информацию надо передать наверх. И возникает вопрос, делать это установленным порядком или, воспользовавшись данным ему временно правом, выходить на Самого? Надо с Кольмом посоветоваться…

И тут Муромский, выдержавший театральную паузу и в точности угадавший момент, когда ее надо было заканчивать, выдал:

– Я тут покопался в архивах, в том числе и закрытых – у меня высокий уровень допуска. Похожая технология была разработана у нас, около трехсот лет назад.

– Так, – Демин мрачно посмотрел на эксперта. – Этого нам еще не хватало. Как к ним попала имперская технология?

– Это не имперская технология, – покачал тот головой. – Наша программа была заморожена почти сразу, дальше опытов с животными дело не пошло, и технология не была доведена до стадии реализации. Да и подход в ней был иной, различия заметны даже невооруженным глазом. Тем не менее, общие принципы есть.

– Ясненько, – Демин потер гладко выбритый подбородок. – Значит, кто-то создал аналог.

– Даже не аналог. Кто-то, изобрел свое, совершенно новое, однако единичные точки соприкосновения с нашим открытием все же имеются.

– Еще не легче. А почему у нас это было запрещено?

– Тематика экспериментов была признана неэтичной, направление закрыто, исследовательская группа расформирована, а результаты засекречены.

Угу. Неэтично. Предки были не менее циничны, чем нынешнее поколение имперцев, и ничуть не уступали им в смелости. Если направление закрыто с подобной формулировкой, то, вероятнее всего, результаты оказались потенциально опасными. Настолько опасными, что кто-то там, наверху, счел потенциальные выгоды не окупающими возможный риск и придавил угрозу в зародыше. И что теперь со всем этим прикажете делать? Впрочем, колебался Демин недолго.

– Слушай приказ. Центр переходит в режим чрезвычайного положения. Запретить любые контакты с внешним миром, запретить покидать центр, заглушить линии связи. Анатолий Львович, проследи, пожалуйста, чтобы все было выполнено, как следует. Боюсь, ты раскопал сейчас такую дрянь, что космосу станет жарко.

Опасения Демина оправдались на все сто процентов. Вначале он услышал много нового и интересного от адмирала Кольма. Тот, правда, ругался не на Демина, помнил, с чьей подачи они оказались замешаны в этом деле, но все равно командор чувствовал себя виноватым. Дурацкий характер… Потом Кольм, подумав, вышел по прямому каналу на связь лично с Императором, точнее, отправил ему сообщение – в резиденции Его Величества сейчас было раннее утро, и Сам изволил почивать. А через каких-то пять часов они уже стояли перед голоэкраном, на который передавалось изображение из кабинета Императора, и ели глазами начальство.

Начальство, впрочем, их рвения не оценило. Вид у Императора был усталый и раздраженный, но говорил он ровно – значит, был зол не на их дуэт. А то ведь с него станется, не отходя от кассы, отодрать так, что взвоешь. Еа расправу, равно как и на награды, Император был крут, и слова у него с делом не расходились. Однако им он только рукой махнул, садитесь, мол…

Результатом почти двухчасового разговора (Демину страшно было представить, в какие деньги вылился двусторонний стереотрафик), стал приказ заниматься, помимо основной задачи, еще и решением пиратского вопроса. Вот как будто других дел нет… Тем не менее, приказ есть приказ, да и потом, Демин понимал, что это вполне логичное решение, позволяющее минимизировать число людей, посвященных в детали проблемы. Вот только что делать-то? Хорошо еще, карт-бланш сохранился и даже расширился.

Линкор приспособлен для многого, и все же он – молоток, или, применительно к боевому назначению корабля, меч, который наносит сильные, но точечные удары. А куда бить? Захваченная база, если верить данным, полученным с матрицы памяти казненного пирата, была не более чем смесью дизайнерского бюро, на котором производилась апробация новинки, и, в перспективе, сборочного цеха. Комплектующие шли извне, но откуда… Пират банально не знал цепочки, даже непосредственного поставщика не знал, конспирация была поставлена со знанием дела. Конечно, в свете новых обстоятельств эту базу и всех, кто на ней остался, пропустят через мелкое сито – разведчики, оказавшись невольными инициаторами процесса расследования, от участия в нем теперь не отвертятся, но все понимали, что вряд ли это принесет результаты. Можно, конечно, попытаться устроить засаду, облаву, наловить пиратов, да и допросить их жестко, есть шанс, что найдется кто-нибудь знающий – где-то что-то слышал, к примеру, а там уже будут какие-то зацепки. Только чем ловить? Линкором? Не смешите тапочки, здесь нужен бредень, а не меч.

В общем, на базе уже наступила ночь, а адмиральский салон еще сотрясался от громогласных споров, а утро вообще застало Кольма и Демина в глубоких раздумьях склонившимися над голографической картой. Тем не менее, кое-что начало вырисовываться. Если конкретно, то у них получалась достаточно масштабная, но, при этом, и перспективная операция.

Расклады были просты до безобразия. Можно, конечно, ловить пиратов по десяткам звездных систем на границах обитаемого космоса, а то и вовсе эти самые границы нарушая. Непринципиально, конечно, что границы – когда надо было, Империя умела плевать на международное право. Да и налево тоже плевала. Но все же, случись что – и вытаскивать попавших в неприятности товарищей окажется достаточно сложно, а эффективность такой работы будет стремиться к нулю. Однако зачем мелочиться, если можно накрыть целую систему, в которой пиратов – каждый второй, не считая каждого первого?

Система Тортуга… Раньше у нее был только номер, но в последние пару столетий все называли ее именно так. Белый карлик, планеты есть, но все безжизненные, сожженные жестким излучением еще в незапамятные времена. Да и ресурсов на них было – кот наплакал. Словом, одна из тех систем, которые называют бесперспективными. Тем не менее, система Тортуга процветала, став тем, чем была много веков назад ее предшественница в Карибском море – точкой, где собирались пираты всех мастей, и где был лишь один закон – право силы.

Правда, следует уточнить, что так было лишь в самом начале. Потом власть в системе подмяли под себя несколько крупных мафиозных кланов, договорившихся между собой о том, что нечего тут заниматься ерундой, а право кулака давно устарело, во всяком случае, применительно к этому месту. Зато барахолка всем нужна, а раз так, то ни одна пушка не выстрелит без их разрешения. Ну а для удобства они собрали в кучу несколько десятков астероидов, и сейчас они, сцепленные при помощи генераторов силового поля, неспешно плыли по дальней орбите, образуя нечто вроде каркаса. Пространство внутри него было заполнено воздухом, поддерживалась искусственная гравитация, была обеспечена защита от излучения, искусственная смена дня и ночи… Словом, местечко получилось весьма и весьма комфортным.

В результате сейчас Тортуга была весьма своеобразным местом. Здесь с равным успехом можно было встретить пирата, контрабандиста, не особенно разборчивого купца или богатого любителя нестандартных развлечений. Здесь была нейтральная территория, и любые споры решались через суд, в который входили представители всех главенствующих кланов. Здесь было место, где никто ни на кого не смел поднять руку без разрешения все тех же кланов. В общем, идеальное место, где можно без проблем сбыть добычу, купить запчасти, топливо, травку, да что угодно купить. И было у Тортуги еще одно несомненное достоинство – эта система располагалась за пределами всех человеческих государственных образований, но при этом в точке, из которой до большинства из них можно было добраться двумя-тремя прыжками. А самое главное, между Тортугой и Империей было значительное расстояние, которое боевым кораблям пришлось бы преодолевать долго и нудно, и, вдобавок, много границ, а значит, можно было не опасаться незапланированного визита вежливости со стороны имперского флота. Конечно, надо было соблюдать по отношению к Империи определенную осторожность, а то ведь ее адмиралы могут и наплевать на трудности, но в случае, если Империю не задевать, она тоже зря напрягаться не станет.

Вот эту-то систему и предложил накрыть Кольм. Логика в этом, разумеется, была – в случае успеха количество пленных должно было исчисляться тысячами, а значит, и шанс получить информацию был неплохим. Однако минимум два слабых места в этом плане имелось. Во-первых, «Ретвизану» пришлось бы действовать одному – из всего флота только он мог за один бросок, и то на пределе автономности, добраться до Тортуги, остальным пришлось бы где-то заправляться. А ведь стоило дать себя обнаружить – и все, пиши пропало. Пираты ведь тоже не дураки, два и два сложат и, как только обнаружат, что кто-то идет по их душу, рванут прочь быстрее ветра. Можно было попробовать решить проблему с заправкой, взяв с собой танкеры, но все равно из гипера пришлось бы выходить, а значит, шанс быть обнаруженным оказывался избыточно велик. Межзвездную связь еще никто не отменял, а у пиратов есть свои люди на очень многих планетах. Как вариант, можно было попробовать проложить маршрут вне зоны человеческих владений, но это было чревато теми же проблемами, плюс увеличение расстояния, а следовательно, и времени. Утратить эффект внезапности – завалить всю операцию, и это старые космические волки понимали хорошо. Однако было еще «во-вторых». Если конкретно, никто не знал, какими силами располагают пираты в той системе.

То, что все пиратские корабли вооружены, сомнению не подвергалось никогда. Какой же ты пират без оружия? Нет, в истории, конечно, встречались примеры, когда пиратские корабли не несли вооружения, однако кончали такие горе-пираты, как правило, весьма плачевно. Когда на рее, а чаще просто на дне. В космическую эру ничего принципиально не изменилось, и пиратские корабли несли, как правило, целый арсенал. И следовало учесть, что силу этого арсенала придется проверять на собственной шкуре.

Наличие большого числа вооруженных кораблей говорило еще и о том, что те, кто держат в узде всю эту лихую вольницу, тоже должны иметь определенное количество военных кораблей. Причем кораблей, которые заметно мощнее обычных пиратских корветов и вооруженных транспортов. На практике это означало, что в той системе можно нарваться на что угодно, хоть на крейсер, а может, и не на один. Точных данных по вооружению пиратов не было ни у кого – Империя не вела их серьезной оперативной разработки, предпочитая тупо отстреливать, а конкуренты информацией делиться не спешили. Можно было, конечно, надавить на них – но время и секретность… Словом, риск был, и немалый, но Демин сказал: «Я рискну», и Кольм только кивнул, соглашаясь. Идти туда одному – риск, не выполнить приказ – позор. По всем статьям, риск был предпочтительнее.

Всю следующую неделю Демин занимался подготовкой корабля к рейду. По сути, его не устраивали сейчас всего три вещи – чересчур маленькая десантная партия, слабая научная группа и явно недостаточное количество истребителей. Пиратскую базу надо будет штурмовать, их корабли – брать на абордаж, а людей для этого катастрофически не хватало. То же и с учеными. Сортировкой и предварительным анализом трофеев надо будет заняться на месте, а Муромский, как бы хорош ни был, в одиночку банально не справится. В самом деле, не разорваться же ему. Касаемо же истребителей – тут все просто. Разумеется, непосредственного участия их в бою может и не понадобиться, но мало того, что у пиратов наверняка есть свои легкие силы, так у них же многие корабли бросятся наутек. Как-то надо будет их перехватить, а для этого необходима сильная, а главное, многочисленная авиагруппа. В общем, сплошные проблемы.

Однако проблемы не может решить или тот, кто не умеет, или тот, кто не хочет, а мужчина берется – и делает. Демин, живущий именно по этому принципу, руки опускать не собирался, и с присущей ему энергией принялся разбираться с вопросом. Начальственный рык командора разносился, казалось, одновременно с нескольких палуб – и процесс пошел. Подстегнутые Деминым подчиненные, и без того не отлеживающие бока, принялись действовать еще активнее, а это, в свою очередь, привело к закономерному результату.

Для начала решили проблему с научными кадрами. Демин просто вызвал Муромского и приказал ему отобрать людей, без которых обойтись невозможно, а также необходимое оборудование, занимающее общим объемом не более одного транспортного контейнера. Под это он выделил место в трюме и две двухместные каюты, но ученые решили по-своему.

Оборудования они взяли самый минимум – фактически, только приборы первой необходимости, достаточно легкие, чтобы носить их с собой вручную. Как объяснил Муромский, серьезные исследования на месте проводить все равно нет особой нужды, поэтому нет смысла и тащить за собой дополнительную тяжесть.

Зато самих ученых набралось аж полтора десятка человек, и как они ухитрились разместиться в отведенных им помещениях, Демин понять так и не смог. Только у Муромского, в его положенной офицеру стандартной одноместной каюте, где и одному-то тесно, разместились еще трое. Демин покрутил пальцем у виска, выделил еще одну двухместную каюту, чтобы народ не ходил друг у друга по головам, но больше мест у него просто не было. И ведь, что интересно, на тесноту ученые не жаловались, зато очень спешили оказаться на месте и заняться изучением гипотетической добычи. Прямо-таки нездоровый какой-то энтузиазм.

Все остальное пространство заняли десантники. Люди набились в линкор настолько плотно, что пришлось организовать режим сна в три смены, иначе просто не хватало коек, и в спешном порядке модернизировать систему жизнеобеспечения. Однако народ не роптал, тем более что для многих из них это был шанс продвинуться по службе.

Дело в том, что вначале Кольм предложил временно перебросить на «Ретвизан» лучших солдат из штурмовых групп других кораблей. Демин подумал, представил, что в этом случае будут чувствовать остальные капитаны, и какое к нему после этого будет отношение, передернулся от ужаса и отказался. К тому же такая подборка лучших из лучших, при всех своих видимых достоинствах, имела колоссальный минус. Толпа народу, не имеющая возможность сработаться, остается толпой, как бы ни была хороша индивидуальная подготовка каждого десантника, и эффективность такого сводного подразделения может оказаться достаточно низкой.

Вместо того чтобы «раздевать» экипажи кораблей, Демин предпочел взять людей с планеты, из гарнизона. Там народ был несколько более хлипким, но базовая подготовка для рейда, как считал Демин, вполне достаточной. С системами вооружения знакомы, скафандрами пользоваться умеют, на штурм натасканы… Да, послабже, чем десантники, но и противостоять им будут не спецназ Конфедерации или обколовшиеся янычары, а обычные пираты. Зато солдаты из гарнизона как раз неплохо сработались, а учитывая, что лучших Демин лично обещал перевести в подразделения рангом выше, энтузиазма и готовности сражаться у них сейчас было в пять слоев и с горкой. Впрочем, основная задача все равно возлагалась на десантную группу линкора, а пополнение предполагалось использовать больше на подхвате.

Сложнее всего было с истребителями. Ангары – не резиновые, больше драккаров, чем положено, в них не воткнешь. Была идея разместить их в трюме – и что дальше? Выпустить их оттуда в разумные сроки было просто нереально, они так и остались бы там мертвым грузом. А ведь еще нужно было прихватить хотя бы пару-тройку разведывательных драккаров тапа «Мурена» для дальнего обнаружения противника.

Однако пытливая конструкторская мысль, как обычно, извернулась, и предложение одного из корабельных инженеров было принято. Если коротко, то оно основывалось на задаче – перетащить истребители к черту на кулички и выпустить их в один-единственый бой. Обратно истребители предполагалось тащить лишь в случае, если боя не будет вовсе. Ну и иначе, даже без учета вероятных потерь, их брать назад не было смысла – согласно расчетам, через трое суток должна была подойти сформированная Кольмом группа поддержки в составе трех линейных кораблей, двух авианосцев, дюжины кораблей полегче и, вдобавок, транспортов, трюмы которых предполагалось долго и вдумчиво заполнять трофеями. Соответственно, истребители должны были вернуться обратно на борту одного из авианосцев. До места же их было решено тащить на внешней подвеске. Просто укрепили на внешней броне фермы, к которым пришвартовали заправленные под пробку истребители. Самой большой проблемой была посадка в истребители пилотов, но решили ее просто – установили гофрированные трубы от шлюзов. Неудобно, но ничего страшного, один раз потерпят. В бою, после старта истребителей, должны были сработать пиропатроны, отбросив мешающие работе артиллерии конструкции. Разумеется, обратно истребителям возвращаться было просто некуда, однако, в случае нужды, пришвартовать их к шлюзам, и принять на борт пилотов несложно.

Так что авиагруппа линкора временно пополнилась еще и сорока тяжелыми истребителями типа «Скат». Эти машины были не слишком маневренны, но хороши отменной динамикой и мощным вооружением, позволяющим один на один драться с корветами, построенными в Конфедерации, и с одного залпа разваливать на запчасти транспортные корабли. Они и нужны-то были для того, чтобы никого не выпустить из системы Тортуги, а не для маневренного боя с драккарами противника.

В результате недельного аврала, линкор выходил в поход, напоминая смесь цыганского табора, ноева ковчега и, пожалуй, под завязку набитого арсенала, а фермы внешней подвески полностью изменяли очертания корабля и придавали ему какой-то сюрреалистический вид. В коридорах было не протолкнуться от народу, а по всему кораблю стоял устойчивый запах казармы. Словом, приятного было мало, и радовало лишь, что все это очень ненадолго.