Гелиоссо: люди Солнца

Глава 9

Оставим Познавших в Долине и попробуем заглянуть немного вперед во времени. Неподалеку от места, где ранее возвышался Купол, ранним утром в уединении мы находим Советника Зага, совершающего обычный для него ежедневный осмотр близлежащей территории. С течением времени изменения, происходящие под влиянием Уудрухха, умерщвляли Живое. Трава превращалась в сухостой. Деревья еще черпали из глубины недр силы, но и они постепенно впадали в спячку, словно готовясь к вечной зиме. Собравшись погружаться, Заг вдруг интуитивно почувствовал, что в небе рядом с Существом что-то проявилось. Он остановился и стал пристально всматриваться наверх.

В это же самое время воплотившийся в непосредственной близости от Уудрухха Некто, принял образ лица, своей округлостью напоминая шар. Двигаясь вокруг Существа по орбите, насколько позволяли энергорога короны, Круглолицый затем приблизился к изучаемому объекту и мощными излучениями стал затягивать в вихрь сосудистые щупальца пришельца, сгущая в точку и, по всей видимости, антиматериализуя. С Земли могло показаться, будто огромный шар засасывает в себя, поглощая, лучи и сетку Существа. Уудрухх слегка завибрировал. Беззвучные мыслеформы донеслись до наглеца, посягнувшего на воцарившееся в небе Существо:

– Кто ты, и что тебе нужно? – изрек вопрошавший.

– Я Многоликий, демонстрирую твою уязвимость, – с этими словами он извергнул синее пламя, поглотившее часть короны Существа. Раздался жуткий гул, вибрации были настолько сильны, что чувствовались на Земле. Исторгнув еще несколько вихрей, скручивающих и поглощающих огромные разветвленные сосуды, Круглолицый повернулся лицом к Уудрухху так, что оказался между ним и земной поверхностью. В это мгновение выпуклое лицо растрои́лось и явило три лика, три эмоциональных печати:

– Не прощаюсь, – промыслил Многоликий в самое Существо и скрылся, войдя в точку. Разъяренного Уудрухха сотрясало вибрациями. Отключившись на время от своих доноров, он колебался и рокотал, негодуя, словно хищник, лишенный законной добычи.

Заг, наблюдавший за спектаклем с Земли, остался впечатлен. Он успел рассмотреть, как мелкий пепел сожженных частей Существа рассеивается на поверхности, превращаясь в живительную субстанцию. Незначительная группа людей, жертв Уудрухха, находившаяся в это время неподалеку от Зага, попав в зону распространения загадочного пепла, приходила в себя, возвращаясь в реальность, и пребывала в недоумении по поводу того, где находится, и что происходит. «Надо будет направить им кого-нибудь в помощь», – подумал про себя Советник и, прихватив с собой немного пепла для изучения, скрылся под землей.

А мы обратимся к нашему новому герою, в прямом и переносном смысле этого слова. Кем же на самом деле являлся упомянутый Познавшими Многоликий? Сложно передавать то, что выходит за рамки человеческого восприятия, можно лишь обозначить некоторые важные детали, чтобы воображение дорисовало образ. Каждый, встречающий Многоликого, видел перед собой только то, что способен был осознать, независимо от его вида. Описания варьировались от Троеликого проявления в шарообразной форме до энергетически сжатой, заряженной светящейся точки. Информации о нем в общем доступе было немного. Из разговора Познавших, к группе которых Многоликий принадлежал когда-то очень давно, нам стало известно, что он являлся Хозяином Коаны. И в первую очередь Многоликий прославился как создатель пространств. Поговаривали, что и Черта – его вибраций дело. Проявлялся в обычном мире Бывший Познавший крайне редко. Часто его именовали еще и Круглолицым, в образе которого он явился Уудрухху. Но настоящее лицо Троеликого видели единицы, способные охватить всю его многомерность. Ходили слухи, что он занимается созданием внутримиров. Но поскольку планами своими Многоликий не делился, то и о трудах узнавали постфактум, например, как в случае с наглядной демонстрацией уязвимости Существа. Мощью обладал Круглолицый невероятной.

После своего эффектного исчезновения Троеликий «выпорхнул» неподалеку от Солнца в своей плотно сжатой сияющей точкообразной форме. Находясь в непосредственной близости от Светила, он обратился к Стражам Короны, «помыслеформив» условным «потрескиванием», с помощью которого, как мы помним, общались Члены Совета Ядра. Просьба адресовалась Дайварду. Через некоторое время запрашиваемый Термоядерщик появился в пределах Короны Светила, и яркой заряженной звездочкой приблизился к гостю:

– Приветствую Многоликого, отчего не заходишь? – раздался легкий треск передаваемого.

– Я оценил шутку! – Точка Многоликого расширилась, растянувшись до условной улыбки на обозначившемся Лике. После быстрого обмена новостями, перешли к сути. Троеликий передал нечто важное по поводу Существа и, простившись, удалился. Дайвард некоторое время позависал на месте, словно обдумывая полученную информацию, и вернулся в Светило.

А мы перенесемся в Сенторану, в дом Оосы, где наши герои в силу определенных причин появлялись теперь не так часто. Расположившись неподалеку от входа, они обсуждали жизнь в иных мирах. Ооса донимала Дааса расспросами о других формах жизни. Полеты групп гелиоссов, напомним, осуществлялись с целью изучения миров, сбора информации и т. д. Наша героиня, как мы уже знаем, являлась особой любопытной и целеустремленной. И на данный момент спор разгорелся из-за ее просьбы. Дело в том, что Даас мог принять форму не только человеческого тела – материализовать здесь и сейчас иную форму жизни для него труда тоже не составляло. Безусловно, нашего героя беспокоила возможная реакция девушки на подобные фокусы с превращениями. Но переубедить Оосу было невозможно. При этом ей хотелось узреть самое страшное, по версии Дааса, существо в Галактике. Она уверяла, что видела-перевидела запечатления всевозможных «иномирошников» в Поле Общего Доступа, а некоторых лицезрела живьем, в моменты их незаконных появлений на планете. Наконец, Даас сдался: «Ох, по мне, и белый медведь – монстр, – пожал он плечами и уточнил, – только одно превращение». Он взял торжественное обещание с любимой, что Ооса сразу даст знать, если почувствует себя нехорошо. Какое-то время гелиосс готовился: сначала нагревался, потом расширялся, затем стал невероятно пластичным. Яркая вспышка ознаменовала проявление Сундакравда. Едкий зеленый дым медленно рассеивался, и Ооса стала различать перед собой Нечто. Опишем его так: если скрестить быка, гиену, крокодила и паука, добавив пару-тройку лишних голов и конечностей, обозначив некоторые детали в виде хриплого сопения, зловонной брызжушей слюны и жуткой слизи, выступающей по всему телу, то станет ясно, что собой представлял Сундакравд. Наша героиня не выдержала и упала в обморок. Когда очнулась, увидела перед собой Дааса, который заботливо уложил ее в кресло и принес воды. «Больше не проси, достаточно одного раза», – тоном, не терпящим возражений, установил правило юноша. И они вернулись к вопросу обсуждения предстоящего следующим вечером взаимодействия Дааса и Дора. Гелиосс подробно расспрашивал о человеческом теле, ощущениях, потребностях. В общих чертах он представление имел, но активно интересовался деталями и пытался разобраться, что значит чувствовать тело. Ооса отнеслась к теме с юмором и вдохновенно вещала о «правилах эксплуатации и техники безопасности». Ее повествование было насыщено метафорами. Обозначив основное, она вспомнила о популярной в далеком прошлом повести «Я – тело», где фантазия автора обрисовывала одну из возможных веток будущего, которого, к счастью, не случилось. Материя тела, по его мнению, согласовывалась с Энергией и Сознанием. Но важность уважительного, а не чисто потребительского отношения к телу, являлась первоочередной задачей его владельца. В повести описывалось возможное будущее, где человек мог купить себе новое тело взамен старого. Заказы на изготовление принимала корпорация «Я Тел». Перед человечеством возникла проблема выбора. Ты мог, при наличии средств, а удовольствие приобретения нового «носителя» было не из дешевых, менять и усовершенствовать свое материальное, сколько захочешь. Или при дурном обращении «донашивать» изначальную телесную оболочку, пока та не отказывала. Самым экологичным вариантом являлось выстраивание отношения к собственной материи через уважение и любовь. И как это обычно случается, полнейшего счастья и гармонии люди, привыкшие к постоянным заменам себя, не достигали. Новое тело, если к нему относились плохо: не удовлетворяли потребности, не позволяли удовольствий, не ухаживали, не давали отдых, нездорово питали – чувствовало к себе нелюбовь своего хозяина и могло, изначально неважно сопрягаясь с сознанием и энергетикой человека, служить без полной отдачи. Доля истины в бережном и уважительном отношении к нашей физической оболочке в описанном автором вымышленном мире, несомненно, есть: тело подобно коню, который служит верой и правдой. Заботься о нем, и проблем не будет. Ооса привела пример, что в каждом из Раддосов есть свои телесные практики, обязательные для выполнения. Был еще один момент, который Ооса не преминула озвучить. Путь к личной силе как к таковой проходил только через проработку тела. Собирая в единое все пазлы, человек, ставший на путь развития, начинал принимать и понимать тело, не подавляя чувств и экологично проживая эмоции. С течением времени работа над собой давала результаты, трансформируя сознание в кристалл, пропускающий божественный свет, преломляя его лишь индивидуальным узором, отражающимся в творчестве. Потому культ тела – это необходимое условие личностного роста. Даас все это слушал с должным вниманием, иногда задавая вопросы. «Значит, правильная эксплуатация, своевременная “заправка” и техническое обслуживание, – улыбаясь, подытожил гелиосс, – а нездоровое питание смертельно?» – закончил мысль юноша. Оосу вопрос рассмешил:

– Ну, сейчас уже нет. В основной массе люди придерживаются правильного питания. А в отдаленном прошлом ты мог бы встретить полных людей, страдающих избыточным весом, – девушка развела руки в стороны и надула важно щеки, силясь показать роскошные формы, которых она, по ее мнению, достигла бы при нарушении пищевого поведения. Даас улыбнулся, привлек Оосу к себе. Устроившись поудобнее в объятиях любимого, она стала напевать ему колыбельные песни, с которыми ее в детстве укладывали спать. Было тихо. Ночное небо, изредка подсвечиваемое отблесками Существа, пряталось за облаками. В воздухе не ощущалось обычного для этого времени суток напряжения. Голос Оосы звучал умиротворяюще. Тишина была глубокой и бездонной. Окружающий мир превратился в уютную колыбель, создавая особую камерную атмосферу. Словно на огромной киностудии снимали фильм о двух влюбленных, встречающих ночь. И все вокруг было обращено в слух к происходящему в кадре.

Вечером следующего дня в лагере демокликов было на редкость спокойно. Дор сидел в своем каменном кресле. Высеченный из цельного куска породы, расположенный на краю обрыва, трон Главного Демоклика был излюбленным местом его медитативных наблюдений за окружающим миром. Дила находилась неподалеку. Ее сестра все еще пребывала в пограничном состоянии, да и сама женщина не торопилась с отбытием. Она стала привыкать к забавным демам, которые больше всего на свете боялись прогневать своего Правителя, Властелина и Создателя. Кроме того, у нее не было ясного понимания, куда идти в сложившейся ситуации. А присутствие рядом такого могущественного покровителя давало силы. В ожидании гостей Дор разместился в своем каменном кресле так, что мог лицезреть и лагерь, и часть уходящего в ночную пропасть пространства. Ночь выдалась темной. Существа не наблюдалось, лишь мерцающая сеть его лучей-сосудов еле угадывалась, утопая в небесной глубине. Что он там рассматривал в кромешной тьме, одному ему было известно. Какая-то ностальгия мучила Главного Демоклика весь вечер. Возможно, встреча с давними друзьями всколыхнула в нем воспоминания, угасшие с течением лет.

– А может, мне жениться? – словно подводя итог своего внутреннего диалога, произнес он вслух. Дила от неожиданности икнула. Всецело погруженный в созерцание будущего возможного партнерства, Дем продолжил:

– Ты будешь называть меня Дор Хуано, – переведя взгляд на собеседницу, задумчиво произнес будущий Хуано. Женщина улыбнулась открывшейся перспективе. Дор хотел что-то добавить, но неожиданно стал жадно вбирать темными ноздрями воздух, точно принюхиваясь. Вдалеке показалась ярко-оранжевая точка. Постепенно приближаясь, она распалась на две фигуры. Дор заметно оживился и, покинув свой трон, приблизился к гостям, приветствуя их. Коротким свистом в сторону пещеры он дал команду, и вскоре присутствующие расположились за сооруженным рядом с троном столом в компании гостеприимного хозяина. После непродолжительной чайной церемонии Дор и Даас оставили Оосу на попечение Дилы и скрылись за густой пеленой сине-серого дыма. Поглощающая шум и свет образовавшаяся завеса, точно стена, разделила пространство. Дем обратился к гостю:

– Должен предупредить, что я не могу гарантировать стопроцентный результат. Скажем так, в желаемом и запрашиваемом – есть сомнения. А в реальности воплощения другой цели, – он кивнул в сторону Оосы, оставшейся по ту сторону густой пелены, – уверен точно. – Даас не сразу сообразил, что имеет в виду Дор. Но через мгновение озарение явилось – стало очевидно, что гелиосс не был готов к такой ветке будущего, по крайней мере на данном этапе. Дем уточнил: «Я просто озвучил возможность, ты принимаешь решение». Юноша колебался. Выбор и последствия. Больше всего он переживал за любимую. Ооса так уязвима в своей нежной человеческой оболочке. Вернувшись из плена размышлений в действительность, Даас молча, кивнул. Дор принял. В следующий момент Демоклик разросся и поглотил гелиосса своей массой. Некоторое время в черном вихре плотного дыма, перемещавшемся по площадке на краю обрыва, молниями вспыхивали и гасли фрактальные всполохи. Когда процесс слияния полностью завершился, и вихрь распался, на троне Демоклика восседал мужчина, как две капли воды похожий на Дааса, только в темной телесной человеческой оболочке. Ночного гелиосса сопровождал голос Дора. Погружение началось. Гелиосс закрыл глаза и мысленно вознесся раскаленным шаром к своему Дому. Огненное Светило материализовывало свою пылающую энергию и распространяло вокруг. Происходившее являлось реальностью, но ощущения были новые, характерные для человека. Напитавшись жаром до предела, опустившись в каменный трон, юноша стал плавить твердую породу, уходя все глубже в землю, сохраняя энергетическую связь с Солнцем. Продолжившись мысленно к земному ядру и создав зацепление там, он вошел в разнонаправленный поток, соединяющий холод и жар, включающий все телесные энергетические центры. Словно прочные нити обвивали позвоночный столб, укрепляя и материализуя, проявляя расходящиеся горизонтально из центров линии связей. Яркая горячая медовая энергия заливала центральный канал, напитывая его и уплотняя. Из левого полушария вверх пробил луч, активируя связь с телом, его структурой. Правополушарный луч создал зацепление с Системой, сбалансировав разум и интуицию. Вхождение в запрашиваемый канал позволяло Даасу установить связь с материей, характерную для сознания, воплощенного в теле землянина. В этом состоянии дуальность природы человека была предельно ясна: душа, ее огонь, великая стадия творения, помещенная в телесный сосуд. Именно в этом канале по вертикальному нисхождению воплощались объекты тонкого плана – мысли в форму, а – души в тело. Хорошая его проводимость давала возможность упрочнения серебряной нити жизни. Притяжение и удержание материального, формирование связей, управление ими. Умение быть здесь и сейчас. Логическое мышление, формирующее мысли, стремящиеся к воплощению. Вернувшись в ощущениях в состояние погружения в каменную твердь, Даас стал медленно подниматься вверх, расширяясь все больше и больше, пока не стал превышать по размерам скалу, на вершине которой стоял трон Дора. Разросшись еще больше, он оторвался от земли и постепенно двигался выше и выше, как огромная система, довлея своей огромной массой на окружающее пространство. В чувствовании материи для него определенно возникли новые аспекты. Медленно ввинчиваясь в исходное состояние, постепенно возвращая ощущения в теле Дора, Даас оказался вновь восседающим на каменном хозяйском троне. Максимально пытаясь сохранить информацию, восприятие, чувства, ощущение материи и обретенную связь с земным ядром, он подал знак Дему. Раздалось шипение, и гелиосса вновь обволокло дымной пеленой. Яркая вспышка света ознаменовала возвращение каждого в свои границы. Даас выразил благодарность. Пережитый опыт позволял устанавливать необходимую связь с ядром планеты, подобную жизненной связи с Солнцем, унаследованную гелиоссом по праву рождения.

Вернувшись к женской половине, Дор и Даас выглядели вполне удовлетворенно. Ооса, считав состояние любимого, успокоилась и даже развеселилась. Дор был крайне любезен и дал указание своим подчиненным доставить гостей к дому девушки. Путь назад занял гораздо меньше времени. Нашу героиню позабавил внешний вид и поведение демокликов. На прощание она помахала им рукой. Со сном не заладилось у обоих. Даас переживал некоторые новые состояния. Расширение границ восприятия, постижение гармонии человеческой природы, более хрупкой и тонкой, если можно оперировать в данном случае подобными понятиями. Гелиосс, черпавший ранее силы только в Светиле, мог отныне, настроившись на окружающий мир, напитываться как энергией среды, так и земного ядра. В управлении другими можно было отныне полагаться на более гармоничное воздействие, мотивируя и благословляя. В чувствовании материи, как ее воспринимают люди, существовала своя тонкость. Главенствующая в сути сына Солнца огненная стихия являлась родной, но три других сейчас открывались по-новому. Даас обрабатывал полученную информацию в режиме внутреннего диалога. Ооса же находилась под впечатлением от возможностей и устремлений любимого. Партнерство окрыляло ее. Духовная близость и, как бы странно ни звучало, общие ценности, дополняли физическое притяжение и выводили на более гармоничный уровень взаимодействия. Но появилось нечто новое между ними после погружения с Дором. Гелиосс стал более желанным, ее влечение усилилось. Она не преминула поделиться с юношей своими ощущениями. Даас, не дав договорить, увлек ее в дом. Страсть на некоторое время лишила его предельной осознанности, и гелиосс истинно погрузился в один из аспектов проявления человеческой природы, который стал находить более приятным. Удивительный опыт, полученный им в эти сутки, оживил палитру солнечных красок разнообразием земных оттенков. Вкусных, сладких, в удовольствие. Коротая время перед рассветом в разговорах, ибо бессмысленно было пытаться уснуть, парочка делилась друг с другом своим видением желанного будущего. Наша героиня вдохновенно описывала подробности повторяющего сновидения о путешествии к Светилу. Ее рассказ удивлял и умилял юношу одновременно: знакомая с внешним и внутренним устройством гелиосской обители в основном по его рассказам, девушка умудрялась рисовать столь подробные и проявленные картины, что иногда казалось, будто Ооса оперирует воспоминаниями будущего, описывая увиденное собственными глазами:

– И яркий светящийся крутящийся конус приближает нас к огненному живому гиганту. Я слышу музыку – легкое бурление с металлическими звенящими нотами. В непрерывном кипящем потоке возникают длинные всплески-выбросы, напоминающие живые пламенные извивающиеся ленты: одни, не преодолевая притяжения, падают назад, другие – вырываясь и ускоряясь, пускаются в долгий непредсказуемый путь. Со стороны кажется, что Солнце – голова исполина, покрытая огненными волосами, которые живут своей отдельной жизнью. Но на самом деле – видимое движение зарождается где-то в глубоких недрах Светила. И заряженные частицы, как детские мячики, отталкиваются с неведомой силой, проходя вовне, – Ооса прервалась, словно пытаясь запечатлеть внутренним взглядом, нарисованную картину, – а еще мне снится, как я вхожу в Светило, нас встречают Стражи Короны. Но каждый раз, когда оказываюсь внутри, осознаю, что не в своем теле, и начинаю сомневаться, я это или не я. И периодически ощущаю фоновым звучанием странное интересное потрескивание, чем чаще я его слышу, тем больше склоняюсь к мысли, что это способ общения. Слово такое смешное приходит на ум – термоядерщики, – девушка посмотрела на внимательно слушающего ее гелиосса и улыбнулась очаровательной улыбкой. Даас решил слегка спровоцировать любимую, которая преображалась в минуты увлеченности и здоровой агрессии:

– Ооса, ну какие волосы, там сплошная лысина, – наша героиня, разгадав маневр партнера, захохотала, и смех ее рассыпался в предутреннем тумане колокольчиковым перезвоном. Близость рассвета взбудоражила гелиосса. Пара разъединилась. Отсев на другую сторону чаши, Ооса продолжила любоваться юношей и его ярким пробуждением. Утро знаменовало расставание, сегодня у каждого были свои задачи. Даас с соплеменниками отправлялся в сторону Скалистого берега, где они планировали задержаться на пару дней. Их ускоренный вариант перемещения позволял преодолеть расстояние за меньшее время, чем потребовалось бы человеку. А Ооса готовилась к предстоящим мероприятиям в Раддосе. Для начала сопроводим гелиоссов в их небольшом путешествии. Возглавляли поток Тейла и один из стражей-воинов. Даас замыкал группу. Быстрое течение с опорой на земную твердь переходило в струящуюся в воздухе золотую ленту. Стараясь минимизировать ущерб окружающей среде своим золотым ручьем, слившиеся гелиоссы соприкасались с поверхностью в менее уязвимых местах, где их огненный поток не приносил вред живому. Даас вспомнил день, когда впервые увидел Оосу, защищавшую маленькое деревце, которое могло пострадать. Нежность волной разошлась от него к соплеменникам. Когда необычное в такой ситуации ощущение дошло до сестры, та вынырнула из потока и попросила брата сосредоточиться и не отвлекать остальных. Добравшись к Скалистому берегу, занялись спуском к воде. Море встречало соленым ветром. Работа увлекла всех.

Тем временем наша героиня, торопившаяся на мероприятие, встретилась по дороге со своей сестрой и уже приближалась к Единому Центру Раддосов. Это было огромное по площади одноэтажное строение, разделенное на девять, по количеству Раддосов, частей, лепестков. Сегодняшнее мероприятие посвящалось Дню Почитания Рода. У каждого Раддоса были свои традиции Почитания. Природа Живого приветствовала всех, кто делился данными и запечатлениями, оформленными определенным образом и размещенными на включенных в панорамные окна специальных экранах. Ооса и Тиин успели собрать поток с помощью флеши, переданной Аннели, и тоже выставились. Общее занятие включало как медитативные погружения, так и вспомогательные практики. Традиционно планировалось посещение Поля Памяти, находящегося неподалеку от Черты. В силу сложившейся ситуации, обеспечением безопасности попросили заняться коллег из Раддоса Пути и Мастерства. Определенный круг наставников и учеников, изучающих в том числе и боевые искусства, присоединился к группе участников мероприятия, выдвинувшихся на Поле Памяти. И вскоре сестер сопровождал Идлан. Тиин была в довольно странном настроении: в последнее время она раздражалась по любому поводу. Часто отлучалась из дома, предпочитая уединение. На все предложения о помощи со стороны Нага и Идлана сухо отвечала, что справится сама. Ооса несла в руках короб. В нем хранились отобранные и высушенные особым способом соцветия, именуемые «свет памяти». Прибыв на место, рассредоточились по группам у входа в Черту. В полной тишине раддосцы всматривались в черное марево. Живое текучее и постоянно меняющееся, явление Черты было для каждого свое. Кто-то стоял, закрыв глаза, и плакал. Кто-то улыбался внутрь себя, словно встречая давно ушедших близких. Сестры внимательно всматриваясь, созерцали общую картину: в чернозеркальную глубину уходила и множилась цепочка из фигур, представителей рода. Только видимых из них можно было насчитать до полутора сотен. Лица читались с трудом, но ощущение огромного количества людей, которые предшествовали их появлению на свет, заряжало мощно. «Даем память каждому из вас, вы справились, благодарим за жизнь», – почти одновременно произнесли сестры и поклонились. Поочередно покидая Черту, раддосцы разошлись по Полю Памяти. Ооса и Тиин отыскали семейный Родакаст – сложенную из камней в форме пирамиды насыпь. Девушки поклонились и, став на колени, принялись раскладывать принесенные соцветия по спирали снизу вверх вокруг насыпи. Последние пару столетий каждый новый камень появлялся в Родакасте после ухода близкого в Черту. Ухода по собственному выбору или при случавшейся внезапной гибели – все заканчивалось в ней. В памяти Оосы всплыл рассказ Аннели о традициях и культе смерти до Времен Великих перемен. Она была еще ребенком, когда бабуля однажды посетила Поле Памяти вместе с семьей. Оосу напугал и ужаснул обряд захоронения тела и вся описанная бабулей сопутствующая кладбищенская тематика, канувшая в лету. Аннели, вздохнув, объяснила, что времена были сложные, да и Верования большинства людей не позволяли иначе. «Надо будет у Дааса узнать, куда уходят развоплощаться в Солнце, если у них такое случается», – подумалось нашей героине. Возвращаясь в Единый Центр, Ооса предприняла попытку поговорить с сестрой. Но что-то изменилось. Тиин, казалось, была вполне откровенной и честно признавалась в своих чувствах:

– Я не могу объяснить причины, но меня стала раздражать такая жизнь. Чувствую внутри силу, а управлять не могу. И договориться с собой не получается. С одной стороны, все прекрасно – развитие, обучение, Идлан со мной. Но когда я представляю, что завтра, послезавтра, через год, будет то же самое – мне становится тошно, – сестра замолчала, душевные метания лишали ее радости жизни. Ооса была полна сочувствия, но умение выдерживать чувства других людей, особенно близких, не позволяло превратиться в спасателя:

– Я рядом. Я твоя сестра, и всегда готова помочь, – она обняла Тиин с любовью. Расстались девушки на грустной ноте.

Вечером того же дня гелиоссы, завершив работу, готовились к отдыху. Выбор пал на довольно глубокую пещеру. Безопасность обеспечивалась уже тем, что попасть в нее случайно было просто невозможно. Ну а холод и сырость являлись факторами, в меньшей степени беспокоившими гелиоссов. Даже над чашей слияния трудиться не пришлось – осушили естественную впадину, предусмотрительно ограничив доступ морской воды. Тейла задержалась, покидала берег последней. Она погрузилась в глубокие раздумья по поводу обозначившихся для жителей Земли перспектив. Ощущение приближения чего-то зловещего витало в воздухе. Даже Тейле, дочери Солнца, становилось не по себе. Существо непонятным образом начинало давить и вызывать раздражение. Возникало непреодолимое желание воздействовать на него, что явилось бы нарушением указаний Старших Совета Ядра, запрещающих любое взаимодействие с Уудруххом. Все собранные данные подтверждали приближение катастрофы, ведущей к абсолютному переформатированию действительности. А изменения в одной точке всегда имеют отражения во всей системе.

Море, как стихия воды, до последнего отражало атаки Существа, экранируя воздействие. Но даже оно стало поддаваться влиянию. Сегодня при очередном погружении Тейле вновь показалось, что за ними кто-то наблюдает из глубины. И в моменте словно мольба о помощи прорвалась через установленный жесткий экран гелиосской защиты. Какое-то странное чувство поселилось в ней с того мгновения. Подобное человеческой тоске по чему-то утраченному, забытому, ценному. Тейла наблюдала закат. Ее стройный силуэт выделялся на фоне погружающегося в воды Светила. Тело приобрело оттенок золотистого загара. Во взгляде, устремленном вдаль, читалась не свойственная ранее задумчивость. «Осталось только влюбиться в человека», – вдруг пришло ей на ум. Она рассмеялась металлическими нотками, чем привлекла к себе внимание брата, наслаждавшегося закатом из укрытия. Когда Тейла вернулась в пещеру, Даас уже был в центре внимания соплеменников. Предвосхитив очередную серию сна Ноона завуалированным посланием о непредсказуемости сюжета, он начал повествование с того момента, где Тибелус видит сон, в котором, сопровождая герольда, движется по пустыне. Затем Даас полностью погрузил гелиоссов в трагедию, развернувшуюся в стенах средневекового замка, описав последовавшие за этим события. Вплоть до момента, когда королева, навещающая Тибе, покинула комнату в сопровождении герольда. Надо ли говорить, что смерть Генрико расстроила гелиоссов. Продолжая повествование, Даас наблюдал за реакцией соплеменников, увлеченно слушающих и сопереживающих героям истории. Решив немного сгладить общее впечатление, он позволил себе раздвинуть временные рамки, отведенные на сны Ноона и рассказать еще одну условную главу.

Тем временем герои истории каждый по-своему тяжело переживали гибель Генрико. С течением времени острая боль притуплялась, но образовавшуюся с уходом короля пустоту невозможно было заполнить. Асана проявляла воинский дух. Она приняла присягу в качестве регента при юном наследнике трона, коим являлся их с Генрико сын. Усилив стражу и создав тайную службу, собиравшую информацию как внутри стен замка, так и далеко за ее пределами, шаг за шагом выстраивала верную стратегию. Занимаясь науками, королева теперь подолгу задерживалась в небольшой комнате Ноона. Тот, в свою очередь, с огромной радостью удовлетворял открывшуюся в Асане жажду познания. Почти каждый день она ходила к родовому склепу Генрико и одна, в полной тишине, сокрытая от посторонних глаз высокими деревьями, возвышающимися над лабиринтом плетущихся кустарников, тихо шептала о чем-то, но уже больше не плакала. Странным утешением для себя королева находила спуск в подземелье замка, где был заточен убийца ее мужа. Словно не давая себе забыть и простить. С течением времени чужестранец лишился былого пыла, перестал сыпать проклятиями. Реакция его на Асану была необъяснимо странной. Поначалу он прятался в дальний угол своей каменной клетки и закрывал уши руками. Но с течением времени что-то переключилось внутри чужеземца – он ждал прихода королевы, единственного связующего звена с миром, благодаря которому он еще не впал в окончательное безумие. Асана не высказывала открыто ненависти, иногда позволяя себе беседовать с чужестранцем. Но ни разу в его присутствии не проронила ни слезинки. Ноон знал о ее визитах, и предпочитал не задавать вопросов, на которые нет ответа.

Тибелиус шел на поправку, раны его затянулись, но перемещения давались тяжело. Каждый день он, превозмогая боль, нагружал тело движением. Шут мог сам вставать и иногда прогуливался в сопровождении Нини под стенами замка. Эта юная, но такая разумная не по годам особа, вошедшая в его жизнь с момента трагедии, стала по-настоящему близким человеком. Он относился к ней, как к сестре, и был благодарен невероятно за заботу. Каждый раз Нини удивляла Тибе своей начитанностью, осведомленностью и благоразумием. Баек и историй девушка знала не меньше, чем шут. А в философских рассуждениях Нини не было равных. Во время прогулок девушка бережно брала Тибе за руку, и они, прогуливаясь в тени деревьев, беседовали и смеялись. Однажды, наблюдая за парочкой из замка, Ноон окликнул девушку, попросив заглянуть к нему после прогулки. Нини как-то смутилась и даже расстроилась. Радость и легкость улетучились, а в глазах затаилась грусть. Она остановилась, погруженная в беспокойные размышления. Неизвестно почему волнение девушки передалось и Тибе:

– Нини, что случилось? – с тревогой в голосе вопрошал шут. Девушка подняла глаза, и Тибелус даже смутился, настолько искренне и открыто читалась во взгляде Нини тайна. Извинившись, она просто сбежала, скрывшись за стенами замка. Тибе растерялся. Он не мог себе представить, что юная Нини питала к нему не только дружеские чувства. Сама мысль, что его, Тибелуса, кто-нибудь способен полюбить, не приходила ему в голову. И уж тем более прелестная Нини. Переживания захлестнули и накрыли с головой. Дождавшись, когда Ноон вернется к себе, наш герой последовал к учителю, который в любых ситуациях мудро наставлял на путь. Герольд был крайне сосредоточен, но увидев Тибе, приветливо улыбнулся и рукой пригласил присесть. Заметив, что гость ерзает на стуле и собирается с мыслями дольше обычного, Ноон прищурился:

– Либо я чего-то не знаю, либо, – сделал он паузу, пытаясь прочесть в блуждающем взгляде ученика вопрос, после чего продолжил, – либо ты хочешь поделиться со мной тайной? – Наставник внимательно наблюдал за Тибелусом. Наш герой собрался с духом и, наконец, заговорил:

– Учитель, я не знаю, как мне быть. Мне кажется, что Нини, – произнеся имя девушки, Тибе вдруг осекся и сколь ни силился, так и не смог закончить мысль. Ноон пришел на помощь растерявшемуся ученику:

– Тебе не кажется. Удивительно, что ты так долго умудрялся быть в неведении и не замечал ее чувств. Ну, да спишем твое невнимание на длительный недуг. Ты спрашиваешь меня, что делать. Хороший вопрос. Ничего. Просто живи и радуйся. Разве это не прекрасно – любовь столь очаровательного создания? Или ты был уверен, что недостоин любви? Потому и выглядишь потерянным, – герольд приблизился к Тибе и спокойно продолжил, – а если кто-то нас полюбил, значит, мы достойны любви в принципе, и можем позволить себе быть счастливыми? – Ноон вернулся за стол. Его слова настолько глубоко проникли в сердце Тибе, что впервые в жизни он позволил себе слезы в присутствии учителя. Наш герой не стеснялся эмоций, захлестнувших с головой. Некоторое время тишину нарушало лишь глубокое прерывистое дыхание Тибелуса. Ноон просто свидетельствовал важный процесс принятия себя в ученике. Это было, бесспорно, проявлением уважения к его Духу. Понемногу шута отпускало. Герольд дал еще несколько советов, после чего вскользь упомянул, что Нини должна их покинуть на неопределенный срок. Ее обучение продолжится, но уже не в замке. Завтра ранним утром Нини отбудет в соседние земли. Новость эта сильно расстроила Тибе в глубине души, но вида он не подал. Присматривать за Тибелусом до полного его выздоровления останется один из лекарей. Собравшись уходить, Тибе подошел к учителю и молча обнял.

Ранним утром следующего дня наш герой, преодолев смущение, спустился проводить Нини, которая в компании Ноона отбывала из замка. Герольд должен был сопроводить девушку к месту назначения. Неловкость ситуации сгладилась воодушевленным настроением Тибелуса: неожиданно для себя наш герой шутил и приободрял Нини, обещая навестить ее при случае. Девушка держалась с достоинством, хоть взгляд ее и был полон грусти. Проводив отъезжающих за ворота замка, Тибе еще долго стоял, опершись спиной на ствол упавшего дерева, и наблюдал, пока силуэты Ноона и Нини не растворились в утренней дымке, даже и не предполагая, как долго продлится их расставание.

А мы последуем за отбывшим наставником и его юной ученицей. К вечеру третьего дня путешествующие достигли наконец цели. Это были отдаленные земли, находившиеся под покровительством теперь уже наследника, сына Генрико. Здесь брали свое начало горные массивы, формирующие естественные границы земель и расходящиеся далеко за их пределы. Спрятанное от постороннего взгляда горное озеро, окаймленное скалистыми берегами, казалось идеальным зеркалом, в которое веками смотрелась небесная глубина. Скромная рыбацкая хижина, будто приросшая одной из стен к величественному хвойному дереву, одиноко грустила на берегу. Рядом, зарывшись носом в траву, дремали несколько лодок, и сушились на ветру закрепленные снасти. Гостей ждали и встречали тепло. Крепкого вида старик, вышедший им навстречу, вел под уздцы лошадь. Когда повозка остановилась, Ноон зычно крикнул, и из хижины показался высокий мужчина, накидка скрывала до поры его внешность, так что Нини с присущим слабому полу любопытством принялась рассматривать незнакомца при его приближении. Увидев герольда, незнакомец радостно приветствовал его. После дружественных объятий Ноон подозвал Нини и представил ей мужчину:

– Нини, это Дарут. С сего дня ты поступаешь к нему в услужение. Преданно и верно, как если бы заботилась обо мне, ты будешь направлять свои умения и знания на благо этого господина, – услышав последние слова Ноона, новый подопечный Нини рассмеялся. Закончив с приличиями, Дарут и наставник уединились, отправившись прогуляться вдоль берега. А Нини препоручили заботам старика, тот повел девушку в хижину, помогая освоиться в новом месте. Толл, так звали хозяина хижины, несмотря на свой преклонный возраст, был энергичен и бодр. К новой жиличке отнесся весьма дружелюбно. Вздыхая и сетуя на крайнюю неприспособленность его хижины для обитания в ней женского пола, он умудрялся быстро преображать внутреннее пространство. При помощи какой-то конструкции Толл на скорую руку соорудил подобие ширмы подле небольшого топчана, который должен был служить кроватью, позволив Нини обустроить образовавшийся отдельный угол, как ей вздумается. Вместе они перенесли из повозки нехитрый скарб девушки. Старика удивило немалое количество снадобий, трав и всевозможной посуды. Немногим позже стали накрывать на стол. Вернувшись с прогулки, наставник и его спутник присоединились к хлопотам. За ужином Нини наконец-таки удалось рассмотреть незнакомого мужчину. Помимо роста и крепкого телосложения он привлекал внимание своей благородной внешностью. Менее всего он был похож на рыбака или простолюдина. Определенно, Дарут принадлежал к знатному роду. Об этом говорила не только его внешность, но и манера держаться, грамотная и уверенная речь. Еще девушка заметила, что, скорее всего, незнакомец недавно перенес болезнь либо травму – дыхание его было затруднено, а движения скованы. На секунду Нини показалось, что она где-то видела это красивое мужское лицо. Заметив любопытство девушки, Ноон прервал ее внутренний диалог и, склонившись к уху, произнес:

– Ни слова. Всему свое время, – и вновь вступил в беседу с хозяином хижины и Дарутом. В разговоре обсуждали события, произошедшие в замке и землях королевства за последние месяцы. Когда наставник рассказывал о том, что Тибе пошел на поправку, Дарут оживился и радовался, словно услышал добрую весть о старом друге. Очень осторожно и бережно Ноон описывал бытие королевского семейства – Асаны и детей. Нини заметила, как тень грусти промелькнула на благородном лице Дарута. В конце ужина герольд решил познакомить Нини поближе с хозяином хижины. Оказалось, что Толл – друг юности Ноона. Описывая его познания, герольд вогнал старого друга в краску, до того скромен был этот человек. А Нини, попав в распоряжение Дарута, попутно должна была осваивать мастерство Толла, чтобы ее ученичество не прерывалось. Утром наставнику предстоял обратный путь. Старик собрался сопроводить друга до первой деревни, для этого он привязал своего коня к повозке и сам сел ею управлять. Ноон дал последние указания, обнял провожающих и простился. Нини вернулась к хижине и наблюдала, как повозка медленно исчезает, растворяясь в густой зелени леса. Девушка перевела взгляд: одинокая фигура Дарута, уже не скрывающего своего лица под накидкой, четко вырисовывалась на фоне утренних вод озера, подсвеченных розовым оттенком восходящего Солнца. Что-то мощное и благородное было в этом незнакомце. Стать воина и… величие короля. Правильные черты аристократически бледного лица, оттеняли черные волнистые волосы… И тут она вспомнила, где видела этого мужчину, и все поняла: перед ней стоял покойный ныне король Генрико. Медленно приблизившись к Даруту, Нини застыла на мгновение в глубоком поклоне.

– Ваше Величество, – она с почтением смотрела на Генрико, тот сначала смутился, но потом с улыбкой ответил:

– А ты действительно смышленая девушка, как и говорил герольд, думаю, мы подружимся, – король пригласил расположиться в одной из лодок, стоящих на берегу, и познакомиться поближе. Генрико интересовало все: откуда Нини, из какой семьи, как попала к Ноону, чем занималась в замке. Когда она описывала хлопоты по уходу за раненым Тибелусом, король внимательно слушал, искренне сопереживая и радуясь выздоровлению шута.

– А ведь я обязан Тибе жизнью. Он, к моему глубокому сожалению, винит себя, думая, что я погиб. Но если бы не мой друг… – Генрико замолчал, и без слов было понятно, что душевная рана короля глубока, и время лишь притупляет боль. После общения Дарут-Генрико решил уединиться, оставшись на берегу, а Нини вернулась в хижину. Тайна, которая внезапно раскрылась, вызвала у нее противоречивые чувства: с одной стороны, она стала особой, приближенной к самому королю, а с другой – с этого момента, являясь частью уединения Генрико, останется в этой глуши до той поры, пока король не явит себя миру. А значит, все это время путь в замок ей заказан. Влюбленная Нини закрыла лицо ладонями и зарыдала.

Наш другой герой, пребывая в одиночестве, сначала обдумывал новости о родных и подданных, после чего погрузился в воспоминания, которые прольют свет на оставшиеся в тени события и объяснят чудесное воскрешение короля. Вернемся во времени в момент, когда раненого Генрико перенесли в покои, препоручив заботам лекарей. На следующий день герольд усилил охрану у входа и, несмотря на то, что рана была серьезной, оставил у ложа короля лишь одного самого преданного врачевателя. По легенде, герольд опасался за жизнь монарха и остерегался новых покушений. К концу второго дня Ноон стал готовить раненого к условному погребению. С помощью лекаря и соратника было приготовлено особое снадобье, вводившее человека в состояние, близкое к смерти. Люди, не посвященные в тонкости знахарского искусства, не смогли бы почувствовать подмены. Расчет Герольда оказался верен: Асана, убитая горем, плохо реагировала на происходящее. Остальных, по указанию Ноона, на прощании с Генрико близко к убиенному не подпускали. После погребения в родовом склепе, усопшего этой же ночью тайно переправили в уединенное место, неподалеку от замка, а по прошествии времени, когда король пошел на поправку, Толл забрал его в свою хижину. Лекарь, соратник и друг Ноона, находился подле больного все время, пока Генрико не встал на ноги, и лишь недавно покинул нынешнее пристанище короля. Именно эти события и явились причиной появления Нини в данном месте. Ноон отправил свою не по годам осознанную ученицу в помощь монарху, лишившемуся возможности общения с внешним миром. Причины же, заставившие герольда объявить о смерти Генрико, были очень серьезными. Ему едва удалось убедить короля «не восставать из мертвых» до поры до времени. Дела обстояли так. Основная версия покушения, личная месть иноземца, вызывала сомнения. При дальнейшем выяснении открылись подробности, свидетельствующие о некоем заговоре при дворе, нити которого вели далеко за пределы замка. Тайно взяв под стражу нескольких подозреваемых и подтвердив подозрения их свидетельствами, Ноон отправил заговорщиков в подземелье. Но опасность воздействия извне оставалась. Генрико, как только пришел в себя, яростно оспаривал решение наставника и порывался вернуться на трон, чтобы разобраться с недругами. Но внимая мудрому совету Ноона, смирился и принял временную, но крайне тяжкую участь. Вот и сейчас в беседе с навестившим его герольдом Генрико убеждал Ноона, что настала пора прекратить отсиживаться в глуши, в то время как его семья и королевство в опасности. На что наставник спокойно и твердо отвечал, что отсутствие Генрико является лучшей гарантией безопасности для тех, кого он любит. Сердце короля разрывалось на части. Понимая, через какие страдания пришлось пройти Асане, и каким серьезным экзаменом явилось для нее включение в управление делами, безумно скучая, тяжело перенося свое вынужденное затворничество, Генрико мужественно подчинялся обстоятельствам, следуя грамотной стратегии своего герольда и наставника. Принятие ситуации во имя безопасности близких и подданных наполняло смыслом его жизнь вдали от родного дома.

Даас закончил очередную, расширенную историю в полнейшей тишине. Воодушевленные «оживлением» короля соплеменники медленно погружались в чашу. Тейла расположилась на краю и наблюдала за процессом. Потом она поинтересовалась, насколько подробны пересказы снов герольда в интерпретации брата. Даас улыбнулся:

– Знаешь, однажды во сне Ноон, обращаясь непосредственно ко мне, как к рассказчику, дал совет: «Оставляй место для фантазии, не договаривай, пусть воображение слушателя дорисовывает детали». Но я, скорее всего, чрезмерно подробен и точен, – он прикоснулся к сестре, и вместе дети Светила присоединились к слившимся собратьям.