Гарри Поттер и Тень Хогвартса

Глава 1. Министр

— Прошу вас, мистер Поттер, вам сюда! — незнакомый волшебник в парадной мантии министерства магии с видимым усилием открыл створку высоченной двери.

Гарри сделал шаг и от неожиданности чуть не споткнулся. Ему показалось, что он перенёсся в свой сон, один из тех снов-кошмаров, которые мучали его в Хогвартсе и о которых за два десятилетия мирной жизни он, казалось, забыл. Оказалось, что кошмары никуда не делись, а до срока прятались в подсознании. И вот — пожалуйста! Всё сначала… Гарри с трудом удержался от крика: «Не-е-ет!».

…Он опять подсудимый и опять сидит в жёстком и неудобном кресле, прикованный к нему цепями, только рядом нет Дамблдора, и некому его защитить. Гарри пытается кричать, но с ужасом понимает, что скован заклятием молчания и может только беззвучно открывать рот.

— Итак, высокий суд Визенгамота проголосовал единодушно! Гарри Джеймс Поттер признан виновным и не заслуживающим снисхождения! — торжествующе восклицает министр магии Фадж. — Приговор — пожизненное заключение в Азкабане!

Судейский молоток гулко бьёт по бронзовому диску, осуждённого поднимают и куда-то волокут вместе с креслом, а вокруг кружатся белые пятна холодных, равнодушных лиц…

Гарри потряс головой, отгоняя наваждение.

Стоп-стоп-стоп, да ведь это не наваждение! Он опять в зале № 10 на минус десятом этаже министерства магии, где проходят заседания Визенгамота — суда волшебников Британии. Проклятый Перси и не подумал предупредить Гарри о том, где будет проходить церемония, видно, решил сделать сюрприз. «Ну, погоди, дорогой шурин, ты ещё пожалеешь о своей шуточке! Ты никак не мог забыть о том суде, потому что тогда был его секретарём».

Зал № 10 за два десятилетия ничуть не изменился. Те же стены, облицованные тёмным камнем, тот же мерцающий свет факелов, те же ряды сидений, уходящих вверх крутым амфитеатром. Свободных мест в зале нет, как и тогда, а вот и отличие! Вместо угрюмых судей в париках и одинаковых мантиях сливового цвета с вышитой на левой стороне груди буквой W, сегодня трибуны заполнили весёлые волшебники в мантиях всех мыслимых цветов и фасонов.

Гарри деревянной походкой идёт к центру зала, и гул голосов постепенно стихает. Воцаряется полная тишина. Вместо кресла с цепями в центре зала стоит пюпитр на резной колонке, изображающей драконью лапу. На пюпитре лежит раскрытая старинная книга с закладкой синего сафьяна, тиснёная золотом.

Раздаётся троекратный стук жезла о каменный пол, и в зал торжественно входит человек в судейской мантии, богато расшитой золотом. Он очень стар, его походка неуверенна, но держится старик прямо и с достоинством. Это старейший судья Визенгамота.

— Взыскующий, назовите своё имя! — раздаётся надтреснутый голос.

— Гарри Джеймс Поттер, ваша честь.

— Кто может подтвердить это?

— Я, министр магии! — встаёт Кингсли Бруствер.

— И я, директор школы Хогвартс! — это звонкий, уверенный голос Гермионы.

— И я, и я, и я… — слышится по залу.

— Хорошо, достаточно, — медленно произносит старик, — будем считать, что личность мистера Поттера удостоверена.

Волшебное сообщество Британии! Обычай требует сообщить, что ныне действующий министр магии Кингсли Оливер Бруствер подал прошение об отставке. Рассмотрев сие прошение, Визенгамот счёл изложенные в нём причины убедительными и, как того требуют законы Британского волшебного сообщества, назначил выборы нового министра магии. Ныне выборы завершены, и результаты голосования подсчитаны. Визенгамот считает, что выборы были честными, равными и открытыми. Есть ли в зале кто-либо, кто хочет оспорить это? А такожде напоминаю, что любой волшебник, знающий что-либо, порочащее выборы и скрывающий это знание, подлежит ответственности в соответствии с уложениями великого Мерлина! — судья величественным жестом указал на книгу, лежащую на пюпитре. — Итак, кто?

Молчание. Казалось, люди сдерживают дыхание.

Подождав несколько минут и внимательно осмотрев зал, судья продолжил церемонию:

— Итак, желающих оспорить выборы нет. Следовательно, по закону они считаются состоявшимися.

Напряжённую тишину неожиданно разорвали дружные аплодисменты. Первым начал хлопать, белозубо улыбаясь, Кингсли, потом аплодисменты подхватили сидящие рядом, и вскоре старинный зал содрогался от оваций.

— Прошу тишины! — поднял руку судья. — По итогам выборов максимальное число голосов набрал… — тут он сделал паузу… — Гарри Джеймс Поттер!

И снова аплодисменты, ещё громче прежних.

— И, надо сказать, отрыв мистера Поттера от остальных участников весьма, весьма впечатляющ. Ни о каком пересчёте и переголосовании речь идти просто не может! — тут судья поправил старомодные очки и, дождавшись, когда овация стихнет, продолжил:

— Кингсли Оливер Бруствер!

— Да, ваша честь! — вышел вперёд Кингсли, нервно разглаживая несуществующие волосы на бритой макушке.

— Согласны ли вы по доброй воле, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, передать обязанности министра магии присутствующему здесь Гарри Джеймсу Поттеру?

— Да, ваша честь, я согласен!

— Гарри Джеймс Поттер, согласны ли вы вступить в обязанности министра магии?

— Согласен, ваша честь!

— Отвечайте по форме!

— Да, я согласен восприять обязанности министра магии, ваша честь!

— Вот так… Теперь хорошо…

Согласны ли вы по доброй воле, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, передать обязанности министра магии тому волшебнику, который будет избран по итогам новых выборов, буде необходимость в таковых возникнет?

— Да, я согласен, ваша честь!

— Возложите правую руку на кодекс Мерлина, а левую на грудь, там, где бьётся сердце, и повторяйте за мной…

Судья медленно, фразу за фразой читал слова клятвы, написанной тяжёлым, архаичным языком. Гарри бездумно повторял их, а сам смотрел на книгу, возможно, помнившую тепло рук самого Мерлина, и вспоминал высокого старика с ледяными глазами, Артура, Гвиневру, своих родителей, учителей, своих друзей, живых и ушедших… Вот он и министр магии…

— Гарри Джеймс Поттер! — вывел его из раздумий голос судьи. — Клятва принята! Да воздастся вам полной мерой за её неукоснительное соблюдение, да постигнет суровая кара нарушившего её! Отныне вы — министр магии!

Трижды стукнул посох, и старый судья торжественно покинул зал № 10, а к Гарри со всех сторон побежали люди. Их лица почему-то казались Гарри размытыми и нечёткими. «Зрение что ли садится?» — успел подумать новый министр, прежде чем его закружил радостный хоровод. Совсем седой мистер Уизли, Молли, Гермиона, Невилл…

Вдруг Гарри увидел стоящую в стороне и улыбающуюся Минерву МакГонагалл. Гарри бросился к ней, поймал руки и поцеловал. Профессор легонько притянула его за уши и поцеловала в лоб.

— Как же я рада за тебя… сынок! — сказала она.

— Ну вот, всё и кончилось, теперь ты — министр магии! Просто не могу в это поверить! — сказала Джинни, с улыбкой глядя на мужа, утонувшего в своём любимом кресле. Гарри сидел с бокалом виски «Старая добрая магия» в руке, поставив ноги на каминную решётку. Над спинкой кресла виднелась только макушка нового министра с седеющим хохолком, который не удавалось пригладить никакими заклятьями.

— Гарри, я хочу тебя поздравить, — сказала Джинни, подходя к креслу и обнимая мужа. — Ты молодец, я тобой горжусь! Правда-правда!

— Так ты же меня уже поздравляла, — улыбнулся Гарри, целуя жену в щёку.

— Тогда, при всех не считается! А я хочу по-настоящему, чтобы никого, кроме нас не было! Я устала делить тебя с волшебным сообществом Британии! Ты, видишь ли, нужен всем, но мне — больше всех, ты мой муж!

— Так это только начало, — усмехнулся Гарри, — то ли ещё будет… Но вообще, знаешь, всё как-то странно. Не так я себе это «министерство» представлял… Помнишь Фаджа? Я его в первый раз увидел, когда сбежал от Дурслей. В каком же году это было? В 93-м, кажется… Мерлин мой, как давно… Я тогда ещё раздул эту мерзкую старуху Мардж, в доме мне было оставаться нельзя, ну, я и ушёл, куда глаза глядят. А тут подвернулся автобус «Ночной рыцарь», который и привёз меня в «Дырявый котёл». Там-то я впервые и встретил Фаджа. Я тогда был совершенно уверен, что остаток дней проведу в тюрьме, а он, помнится, усмехнулся этак приторно и сказал: «За раздутых тётушек мы в Азкабан не сажаем». Этакий добрый дедушка… Тогда он мне казался стариком, хотя если подумать, сколько ему тогда было? За пятьдесят? Не намного больше, чем мне сейчас… И вот Фаджа уже нет, я — министр магии, а большая часть жизни прожита… И оглянуться не успели…

— Я знаю, в чём дело: ты просто устал, — ласково сказала Джинни, запустив пальцы в волосы мужа, — да и кто бы такое выдержал? Отдохнёшь, придёшь в себя, и опять будешь смотреть на мир нормальным взглядом. Хочешь коктейль?

— Нет, спасибо, я лучше чистого, налей ещё немного, — ответил Гарри, протягивая Джинни бокал.

— Ну, как хочешь, а я себе, пожалуй, смешаю что-нибудь этакое.

Джинни открыла пополняемый волшебством бар — свадебный подарок Джорджа Уизли — и стала копаться в нём, со звоном переставляя бутылки и бормоча: «Так… Это не пойдёт… Это тоже не сейчас… А вот вермут — пожалуй… И капельку мараскина… Хм… А что если?..»

— Только не усердствуй, — ворчливо сказал ей в спину Гарри, — а то потом опять голова болеть будет.

— Не учи меня, мужчина! — шутливо огрызнулась Джинни, — вам бы только огневиски хлестать, а о том, что от него обувной лавкой несёт, вы и не думаете.

— Какой ещё обувной лавкой?! — возмутился Гарри, — благородный же напиток! И цвет…

— Да уж, благородный, — сморщилась Джинни, — помнится, дядюшка Билиус такой в сарае квартами гнал.

— Так то самогон!

— А это что?

Гарри вздохнул, безнадёжно махнул рукой и сладко отхлебнул из бокала.

В доме было тихо, тепло и уютно, чета Поттеров наслаждалась покоем. В камине потрескивали берёзовые полешки, в столовой домовые эльфы, позванивая посудой, накрывали к ужину.

Гарри засмотрелся на глиняную ворону, которая сидела на каминной полке, посверкивая глазками. Ворона была толстая, хитрая и нахальная, с огромным клювом и загребущими лапами.

Много лет назад они с Джинни гуляли по Косому переулку, выбирая подарки детям к Рождеству, и тут Джинни засмотрелась на игрушки, которые продавал какой-то старый волшебник. Он был в потёртой мантии, в магловских кроссовках того сорта, что Гарри называл «кусочно-непрерывными», и без шапки, которую ему заменяли густые, нечёсаные патлы. Падал лёгкий рождественский снежок, и снежинки переливались как бриллианты в волосах странного продавца.

Перед ним на ящике, застеленном какой-то тряпкой, стояли игрушки — грубо вылепленные, небрежно обожжённые и раскрашенные. У старика никто ничего не покупал.

Джинни, тем не менее, нагнулась над ящиком, сразу же выудила из развала игрушек и положила на ладонь ворону.

— Её зовут Кла-р-р-ра, — смешно раскатывая звук, улыбнулся старик. — Она волшебная. Купите, леди, всего пол-галлеона.

Цена за игрушку была несуразной, но Джинни почему-то уже не хотелось выпускать ворону из рук.

— А в чём её волшебство? — спросила она.

— Клара приносит счастье, — пояснил старик, — её надо потрясти и загадать желание.

— А потом?

— А потом — ждать, — пожал плечами игрушечник. — Настоящее желание так сразу не исполнится!

Джинни потрясла ворону и внутри её что-то зашуршало.

Старик медленно опустил набрякшие веки:

— Я знаю, что загадала леди, поэтому пусть заплатит ваш супруг, Гарри Поттер.

Гарри давно уже перестали узнавать на улицах, поэтому он удивился:

— Вы…

— Да-да, ну, разумеется, конечно… Я узнал вас сразу. Благодарю вас, сэр, ваша супруга сделала верный выбор.

Неожиданно налетел порыв колючего зимнего ветра, и когда Гарри проморгался, чудной старик и его игрушки исчезли, как будто их и не было.

С тех пор Клара и поселилась на их каминной полке.

Джинни так и не сказала мужу, какое желание она загадала, но, похоже, дело своё ворона знала, и старик не соврал. Вспоминая прошедшие годы, Гарри было не на что пожаловаться, беды, болезни и смерть близких как-то обходили их стороной, а мелкие неприятности — да у кого их не бывает?!

— Скажи, а вот какое у тебя было первое желание, когда ты узнал, что избран министром? — поинтересовалась Джинни, позвякивая кубиками льда в бокале.

— Утопить Перси в сортире! — немедленно ответил Гарри.

— Гарри!!!

— Ох, извини, я всё время забываю, что он твой брат…

— Да не в этом дело… У нас в семье его никто не любит, — отмахнулась Джинни, — не знаю уж, в кого он такой уродился. А уж после того случая… Конечно, он извинился, покаялся и всё такое, но всё равно, он — один из всей семьи — был на той стороне, и с этим уж ничего не поделаешь. Я говорю о другом.

— А о чём тогда?

— Ну, подумай сам, разве ты смог бы организовать и провести избирательную кампанию так, как это сделал для тебя Перси?

Гарри содрогнулся:

— Конечно, нет! И вообще, это было ужасно!

— Ужасно или не ужасно, сейчас не важно, в политике по-другому вообще не бывает. Главное, Перси помог тебе выиграть!

— Если бы я знал, что будет такая жуть, я бы ни за что не дал Кингсли уговорить меня выставить свою кандидатуру на выборах! Эти бесконечные разъезды по стране, митинги, рукопожатия, поцелуи, выжившие из ума старухи со своими болонками, бесконечные завтраки… А на следующий день твоё самое идиотское фото с куском ростбифа за щекой оказывается на первой странице «Ежедневного пророка»!

— Иногда мне казалось, что ты сейчас начнёшь швыряться направо и налево непростительными заклятиями! — засмеялась Джинни.

— Пару раз еле сдержался, — ухмыльнулся Гарри, — ну сама посуди, когда к тебе лезет с блокнотом и прытко пишущим пером какая-то полусумасшедшая тётка…

— Какая ещё тётка? — удивилась Джинни.

— Ну, эта, защитница прав сквибов, у которой глаза как стёртые кнаты, причёска ещё такая странная, как будто у неё на голове что-то взорвалось…

— А-а-а, эта, которая на мопса похожа? Так это звезда либеральной журналистики, она сейчас в моде, её статьи идут нарасхват.

— Дура она непроходимая, — поморщился Гарри.

— Конечно, дура. Разве умная женщина станет заниматься политической журналистикой? Репортёрами политической хроники становятся женщины, у которых не заладилась личная жизнь! — убеждённо сообщила Джинни.

— Что же это с ней сделали, что она стала такой? Страшно подумать! — возвёл глаза к небу Гарри. — А ты что, читала её статьи?

— Оборони меня Мерлин от этого! — с ужасом ответила Джинни, — так, кое-что в пересказе слышала по магическому ТВ.

— Представляю, сколько всяких гадостей теперь о нас будут писать.

— Тебе-то что? Пусть пишут…

— Да неприятно, чувствуешь себя лошадью на ярмарке. То в зубы заглянут, то, прости меня, под хвост… Я, честно говоря, надеялся, что за меня не проголосуют…

— Что ты, Гарри, ты же просто-напросто разгромил своих соперников! Да когда такое было, чтобы на выборах министра магии кандидат получал больше восьмидесяти процентов голосов?

— Никому не говорил, тебе скажу, — вздохнул Гарри, — не понимаю я этого. Ну, ладно, герой, победитель Тёмного Лорда, то-сё… Так это когда было-то? Двадцать лет уже прошло, пора бы и забыть. Так нет!

— Ты, правда, не понимаешь, почему волшебное сообщество Британии проголосовало за тебя?

Джинни так удивилась, что встала со своего места, отставив бокал.

— Нет, не понимаю… Объясни мне хоть ты, ради великого Мерлина!

— Но, Гарри, это же так просто! За тебя проголосовали, потому что ты совершенно явно не хотел быть министром!

— Это парадокс, мэм. Ненавижу парадоксы!

— Вижу, последнее посещение театра в кои-то веки не прошло для тебя даром, — съехидничала Джинни, — ты даже запомнил кусочек из пьесы Уайльда! На самом деле, никакого парадокса нет. Все твои противники страстно мечтали занять должность министра, чтобы дорваться до власти. Это прямо-таки было написано на их лицах, а ты этой власти не хотел. А раз не хотел, значит, не будешь злоупотреблять ею и пользоваться в своих интересах. Вот и всё.

— Что ж, логика в твоих словах есть, — задумчиво сказал Гарри, — об этом я как-то не подумал. Моя дорогая жена, ты мудра не по годам!

— По каким ещё годам?! — насторожилась Джинни.

— Не по годам! Ну, то есть, молодая, но умная.

— Мне не нравится это «но»!

— Хорошо, я беру его обратно.

— Тогда вообще какая-то чепуха получается…

Гарри встал и обнял Джинни.

— Ты умная и красивая, и я счастлив, что ты — моя жена!

Джинни потёрлась о щёку Гарри и сказала:

— Мы столько лет вместе, но, оказывается, я о тебе ничего не знаю. Я помню тебя тощим мальчишкой в клетчатой рубашке и джинсах не по размеру, в очках с треснутым стеклом. Поэтому когда я увидела тебя, я сразу влюбилась. Всю ночь проплакала…

— Вот она, женская логика, — улыбнулся Гарри, — влюбилась, значит, в треснутые очки и джинсы не по размеру. Ну, ладно, а плакала-то чего?

— Не помню… Помню — так сладко рыдала…

А на утро рассказала маме. Она тогда посмеялась и сказала, что это скоро пройдёт, а оно вон как — не прошло. Потом ты спасал волшебный мир, а я каждый раз сходила с ума от страха — вдруг с тобой случится что-нибудь нехорошее? Но каждый раз обходилось. А потом… Ну, когда Хагрид принёс тебя мёртвого… Я думала, что сейчас сама умру…

— Не вспоминай плохое, — мягко сказал Гарри, — это было так давно, пора и забыть.

— Забудешь тут, — вздохнула Джинни. — А потом ты стал мракоборцем, и я опять ждала. Беременная, страшная, как баньши[1], беспомощная… Вам, мужчинам, этого не понять. А вдруг ты кого-нибудь встретишь?!.. Да, правда, и что это я? Не хватало только разреветься, прости, Гарри! Я что хотела сказать-то? Когда ты стал деканом академии, я подумала, что вот теперь приключениям точно конец, и мы будем жить как все. Но не тут-то было, ты стал директором Хогвартса. Кто бы мог подумать… И опять я понадеялась, что вот теперь-то уж точно всё, мы с тобой спокойно состаримся, у тебя будет борода, как у Дамблдора, ты будешь таким важным, а я стану седой и толстой, буду печь пудинги и баловать внуков. И на тебе! Ты — министр! Что же дальше-то будет? Станешь генеральным секретарём ООН?

— Ну, это магловская должность, — ответил Гарри, — а моя карьера теперь уж точно закончена. В волшебном мире Британии выше должности министра нет, а международных организаций волшебники, слава Мерлину, не создали. Так что отработаю я свой срок и выйду на пенсию, я давно мечтал открыть контору по обезгномливанию. Тихая, приличная работа, и безопасная к тому же… Ну, разве за палец укусят. И потом, гномы ведь всегда возвращаются на старое место, так что без работы не останусь.

— Не верю я тебе, — убеждённо сказала Джинни, — ты только говоришь про спокойную жизнь… Да ведь приключения сами находят тебя!

— Ну, я в этом не виноват…

— А вот не знаю, Гарри Джеймс Поттер, не знаю. Может, ты их приманиваешь?

— Очень надо! Я старый и ленивый. И вообще, хочу быть бюрократом! Знаешь, Джинни, я ведь сначала хотел сократить министерство магии наполовину, там же полно бездельников. Но Кингсли не дал. Хорошо, я догадался с ним посоветоваться, прежде чем вписывать этот пункт в свою программу.

— А почему не дал-то? — спросила Джинни. Проблема кадров министерства её совершенно не интересовала, но, видя, что Гарри ждёт этого вопроса, задала его.

— Понимаешь, у нас ведь не так, как у маглов. Это у них куча министерств, армия, полиция и всё такое, а у нас всё государство — это министерство магии, да банк Гринготтс, но Гринготтс — гоблинская контора. Где же работать волшебникам? Только в министерстве магии, поэтому для них и напридумывали всяких чудных должностей. Нужно же им кормить свои семьи, а у маглов работать могут очень немногие.

— Ну, да, правильно, — сказала Джинни, — нельзя министерство трогать, Кингсли тебя вовремя остановил.

— Конечно, правильно, но как ты не можешь понять! Такой простой вопрос, а я чуть дурака не свалял! Это счастье, что мне Кингсли вовремя подсказал. Как же я буду министерством управлять?! А вдруг что-нибудь не так сделаю, и некому меня остановить будет?

— А-а-а, вот ты о чём… Не волнуйся. Все ошибаются, и ты будешь ошибаться. Но ты, по крайней мере, боишься своих будущих ошибок и не постесняешься, если что, посоветоваться, ведь верно?

— Верно, не постесняюсь…

Слушай, Джинни, чего эльфы так долго с ужином возятся? Есть ужасно хочется! Сходи, поторопи их, а?

Джинни встала, чтобы выйти в столовую, вдруг в камине раздался негромкий хлопок.

Поттеры резко обернулись.

В камине, который, слава Мерлину, домашние эльфы недавно вычистили, появилась голова Гермионы.

— Гарри, у нас неприятности, — сказала она, — можно к вам?

Гермиона сидела в кресле и рассеянно смотрела в камин, теребя пуговицу на жакете.

— Поужинаешь с нами? Эльфы как раз накрыли стол, — спросила её Джинни.

Гермиона не ответила.

— Ну, хоть чашку чаю?

Гарри взял Гермиону за руку. Рука была холодной и мелко дрожала. Гарри нахмурился:

— Погоди, Джинни, тут не до чаю…

Гарри покопался в баре, достал тёмно-зелёную бутылку с длинным горлышком, плеснул коричневой жидкости в бокал и протянул гостье:

— Ну-ка, выпей! Только залпом.

Гермиона механически выпила и мучительно закашлялась, на глазах у неё выступили слёзы.

— Что это? — севшим голосом спросила она.

— Неважно, сиди спокойно, сейчас отпустит. Джинни, дай плед!

Гарри закутал Гермиону, взял её ладони в руки и стал бережно растирать. Джинни стояла рядом, заглядывая ей в лицо.

Через несколько минут щёки Гермионы порозовели.

— Ох, спасибо, мне уже лучше, — сказала она, краем глаза глянув на Джинни и осторожно высвобождая руки. — А теперь бы чашечку чаю…

— Сейчас, сейчас, — засуетилась Джинни, — Добби, Добби, да где ты, наконец?!

— Всё-таки, что случилось? — спросил Гарри, пододвинув стул и усевшись напротив Гермионы, — что-нибудь с детьми?

— С детьми? Нет… С детьми всё в порядке… А почему ты спросил про детей? — насторожилась Гермиона, — что-нибудь…

— Да нет, не волнуйся… Ну подумай сама, что я ещё мог спросить? У тебя было такое лицо…

— Дело в том, Гарри, что… что… Рон пропал! — напряжённым голосом произнесла Гермиона, на глазах у неё показались давно сдерживаемые слёзы.

— Да подожди ты, не плачь, ну, пожалуйста, я не могу, когда ты плачешь, — растерялся Гарри, гладя Гермиону по плечам и голове, — расскажи толком, как пропал, куда пропал? Я ведь пока ничегошеньки не понимаю! Твой Рон — взрослый мужчина, опытный волшебник, он не кнат, который может выпасть из дырявого кошелька. Как он может куда-то пропасть?! Что за чепуха?

— Сейчас, сейчас… — пытаясь сдержать слёзы, ответила Гермиона, — и правда, что это я… Но, понимаешь, я и сама толком ничего не знаю, но мне почему-то очень тревожно…

— Ну, хорошо, расскажи, что знаешь, будем думать вместе.

— Да, конечно, — мелко закивала Гермиона, — я… сейчас… всё… В общем, мне позвонила мадам Мартен… То есть что это я? Не мне, а в офис…

— Стоп-стоп-стоп! Давай по порядку. Кто такая эта мадам Мартен?

— Мадам Мартен — она ну… как это? Вроде экономки в нашем парижском доме. Командует прислугой, охранниками, следит за кухней, понимаешь?

— Теперь понимаю. Она магла?

— Да, прислуга не знает, что мы волшебники. Ну, вот… Она звонила мне, но я была в Хогвартсе, а там, ты знаешь, магловская связь не работает. Тогда она стала звонить в наш лондонский офис, но она не говорит по-английски, а там не знают французского. Кое-как она сумела сказать, что пропал Рон, и попросила сообщить мне. Вот и всё…

— Похоже на какое-то недоразумение, — пожал плечами Гарри, — почему ты так разнервничалась? Может, ничего страшного и не случилось? Ты потом звонила этой самой мадам Мартен?

— Да…

— И она рассказала что-нибудь ещё?

Джинни принесла чай на подносике, поставила рядом с Гермионой и присела на подлокотник кресла.

— Н-ну…Она сказала мне, что «месье Рон» весь день был дома, а ближе к вечеру позвонил и заказал ужин. Он всегда ужинал в своём кабинете, и она обслуживала его сама. Она вошла в кабинет и увидела, что Рона нет, только в пепельнице дымится сигара. Второго выхода из кабинета там нет, а мимо неё Рон пройти не мог. Он исчез и до сих пор не появился. Мадам Мартен встревожилась и стала звонить мне… Это было сегодня вечером. Вот, собственно, и всё…

Гермиона достала из сумочки пачку дамских сигарет и нервно закурила. Гарри и Джинни переглянулись, они никогда не видели Гермиону курящей.

— А может, он трансгрессировал куда-нибудь?

— Может быть, конечно, но почему так срочно, не поужинав? И не вернулся. Я пыталась с ним связаться и по магловской связи, и с помощью заклинаний. Он не отвечает. Нет, что-то случилось!

— В общем, понятно, что ничего не понятно, — вздохнул Гарри. — Надо нам с тобой, Гермиона, лететь в Париж и разбираться на месте. Сидя в Годриковой лощине, мы ничего не узнаем.

— Но ты же министр, Гарри, тебе нельзя…

— Плевать. Рон — мой друг, и я не буду протирать штаны в Лондоне, когда с ним что-то случилось! Кстати, ты не знаешь, эта самая мадам Мартен в полицию обращалась?

— Не знаю, я не спрашивала…

— Позвони ей ещё раз и попроси не обращаться. Ничего незаконного ведь не произошло? От полиции толку никакого, только под ногами путаться будут. Ты звони, а я пока поездку организую.

— Подожди, Гарри, — вмешалась Джинни, которая, глядя на Гермиону, тоже начала тревожиться. — Вы так быстро всё решили… А как же я? Ведь Рон — мой брат. Я тоже поеду с вами!

— Не стоит Джинни, поверь, — покачал головой Гарри, — втроём там совершенно нечего делать. Я уверен, произошло какое-то недоразумение, мы с Гермионой разберёмся за день. И я, честно говоря, никак не могу понять, чего вы с ней так разволновались? Всё будет хорошо, вот увидишь.

Джинни, зная, что мужа всё равно не переспорить, махнула рукой и отвернулась.

Гарри бросил в камин щепотку летучего пороха и произнёс: «Персиваль Игнатиус Уизли!»

В камине полыхнуло зелёным, и появился заспанный Перси в пижаме. Фирменная рыжая шевелюра Уизли у Перси изрядно поредела, отчего его длинная физиономия приобрела некоторое сходство с верблюжьей мордой. Перси был страшно недоволен, что его разбудили, но когда надел очки и разглядел, кто его вызывает, мгновенно превратился во внимательного и исполнительного чиновника. Кажется, он даже щёлкнул босыми пятками.

После того, как Гарри стал министром, Перси проникся к нему огромным уважением.

Джинни за креслом сдавленно хихикнула.

— Перси, ты проснулся? Извини, что разбудил, но дело срочное, — сказал Гарри.

— Что вы сэр, я и не спал! Так…

— Я тебе сто раз говорил, Перси, чтобы ты не называл меня «сэр», хотя бы наедине. Какой я тебе к лысым демонам сэр?!

— Хорошо, сэр… гм… прости, Гарри. Что стряслось?

— Слушай меня внимательно. Завтра утром я лечу на континент. Со мной Гермиона. Поездка совершенно секретная, о ней никто не должен знать. Организуй всё, как положено.

— Конечно, Гарри, не волнуйся, а что…?

— Потом, потом, Перси, об этом — не через камин. Мало ли…

Перси кивнул, глаза его в предвкушении настоящей, первосортной тайны заблестели.

— Куда брать билеты?

— До Парижа. Утром туда, вечером — обратно. Гостиницу заказывать не надо. Позаботься о паспортах и прочих магловских бумажках, не знаю, что там надо, банковскую карту, наверное. Понял?

— Конечно, сэр! Ой, да что ж такое?! Конечно, Гарри.

— Машину пусть подадут утром к министерству. Мы с Гермионой трансгрессируем в мой кабинет, а уж оттуда в Хитроу. Всё, действуй!

Перси исчез.

— Гермиона, может, ты у нас переночуешь, а завтра прямо от нас и поедете, а? — спросила Джинни. — гостевая комната свободна, детей дома нет. Зубную щётку и полотенце мы тебе найдём.

— Спасибо, Джинни, наверное, я так и сделаю, меня уже ноги не держат… У вас мне как-то поспокойнее. Если не возражаете, я в душ и спать…

— Постой-постой, как это спать? А ужин? — спросил Гарри, — нельзя же ложиться голодной, завтра голова будет болеть!

— Она болит уже сегодня, — криво усмехнулась Гермиона, — я так переволновалась, что вряд ли я смогу проглотить хоть кусочек…

Громоздкий министерский «Бентли» казался чужим в толчее утреннего Лондона. Сидевший за рулём волшебник не особенно обращал внимание на дорожные знаки и сигналы светофоров, но как-то так получалось, что они ехали спокойно, но довольно быстро, ни разу не попав в пробки.

Гермиона, сидевшая на заднем сидении, замкнулась в мрачном молчании, и Гарри даже не пытался заговорить с ней.

Гарри не любил магловский транспорт, предпочитая трансгрессию или сеть летучего пороха, но в данном случае ничего сделать было нельзя — волшебного камина в Хитроу не было, а трансгрессия через Британский канал, как и вообще через любую широкую водную преграду, была сопряжена с чрезмерным риском — текучая вода не терпела магии, и неосторожные волшебники рисковали жизнью.

Аэропорт встретил их гулом взлетающих и приземляющихся самолётов, толкотнёй пассажиров, большей частью иностранных туристов, мигающими и пляшущими изображениями на рекламных экранах.

— Почему в аэропортах всегда так противно пахнет? — нарушила молчание Гермиона. — Куда бы я ни прилетела, везде одно и то же — запах разогретой еды, освежителей для туалета и пыли. Пойдём скорее отсюда, а то меня сейчас стошнит!

— Регистрация уже началась, — заметил Гарри, — Перси взял нам билеты в бизнес-класс, нам положен ВИП-зал, там, наверное, будет поприятнее.

Девушка в униформе «BritishAirways», заученно улыбаясь, зарегистрировала их билеты и спросила:

— Ваш багаж, сэр?

— У нас нет багажа, мы летим на один день, — ответил Гарри.

— Пожалуйста, откройте вашу сумку, сэр.

Гарри расстегнул молнию и откинул крышку дорожной сумки. Поверх туалетных мелочей в сумке лежала волшебная палочка.

— Что это за вещь, сэр? — заинтересовалась девушка. У стойки пассажиров бизнес-класса было пусто, и она явно скучала.

— Это указка, — невозмутимо ответил Гарри, добавив в свои слова капельку магии. — Мы с миссис Уизли — специалисты по истории Средних веков, летим на семинар по медиевистике в Сорбонну. Там свои традиции: ну, подумайте сами, мисс, разве уместно будет пользоваться лазерной указкой?

— В вашей указке нет металла?

— Нет, она деревянная, и довольно старая.

— Благодарю вас, сэр, добро пожаловать в зал ожидания. Скоро объявят посадку.

Бегло просмотрев вещи Гермионы, служащая пропустила и её.

— Зачем ты разыграл эту маглу? — недовольно спросила Гермиона, когда они отошли от стойки регистрации. — А вдруг она бы догадалась, что это за указка?

— Как? — пожал плечами Гарри, — самая обычная девица, без намёка на магические способности. Я просто пошутил…

— Ох, Гарри… шутки у тебя… — покачала головой Гермиона.

— Да что ты, в самом деле! Ну, улыбнись, прошу тебя!

— Тревожно мне, Гарри… А вдруг действительно случилось что-то плохое?

— Давай-ка присядем, вот здесь уютно и никто нас не видит. Послушай меня, Гермиона. Я не чувствую смерть Рона, понимаешь? Я не хотел произносить это слово, чтобы не дразнить судьбу, но вижу, что ты себя уже вконец извела. Если бы он погиб, я сразу же почувствовал бы это, ведь Рон мне не чужой, мы столько лет были вместе!

— Как это почувствовал?

— А так. Есть у меня такой дар, или проклятье, не знаю, как лучше сказать. Я чувствую, понимаешь? Ну вот католики почитают святого Маврикия, он был командиром Фиванского отряда, состоявшего из одних христиан. Его казнили, вспоров живот и намотав кишки на ворот.

— Фу, ну и фантазия была у составителей Житий святых! — сморщилась Гермиона.

— Постой, я просто хочу сказать, что когда я за кого-то волнуюсь, у меня ощущение, будто из живота кишки тянут, можешь себе представить!

— Да уж… Так ты можешь любого волшебника чувствовать?

— Нет, слава Мерлину. Только Джинни, детей, тебя и вот теперь, оказывается, ещё и Рона. Он жив, понимаешь? Я не знаю, что с ним и где он сейчас, но он жив, поверь мне.

Лицо Гермионы просветлело. Она знала, что Гарри, во-первых, никогда не станет лгать ей, а, во-вторых, что бы там ни было, он — один из самых сильных волшебников Британии, может быть, самый сильный после гибели Дамблдора и Волан-де-Морта, и его словам стоило верить.

— Спасибо тебе, Гарри, мне сразу стало как-то легче…

В самолёте выяснилось, что исполненный пиетета к новому министру Перси взял самые дорогие билеты на какой-то особый рейс, и в маленьком салоне бизнес-класса Гарри и Гермиона оказались одни.

— Эти билеты стоят, наверное, кучу галлеонов, — покачал головой Гарри, — а если перевести их на фунты, вообще получится целое состояние. Вернёмся — непременно поговорю с Перси, нельзя швырять на ветер деньги из бюджета министерства!

— Привыкай, ты теперь министр, тебе положены представительские расходы. Не можешь же ты лететь дешёвым эконом-классом, как какой-нибудь Наземникус Флетчер! И вообще, если бы решение зависело от Перси, ты бы летал исключительно на драконе, сидя в домике на его спине, а дракон был бы украшен перьями, цветочными гирляндами и фальшивыми драгоценными камнями.

— Мы с тобой путешествуем инкогнито, как какие-нибудь наследники русского престола, — решил подыграть ей Гарри. — Я буду князем Северным, поэтому обращайся ко мне «ваше высочество» и не забывай про реверансы.

— Быстро ты вошёл во вкус, — усмехнулась Гермиона, — ты ещё научись взятки брать. Это тоже положено министру.

— А что, и научусь! Только вот беда: не нужны мне деньги. Что я с этими взятками буду делать? В Гринготтсе в кучи складывать?

Их болтовню прервал стюард:

— Сэр, мадам, от имени компании приветствую вас на борту нашего лайнера. Желаете позавтракать?

— Мне, пожалуйста, кофе со сливками и тосты, — сказала Гермиона.

— А вам, сэр?

— Чай, жареный бекон и тосты с огурцом.

— Желаете что-нибудь выпить?

— Выпить? Хм… — Гарри нерешительно посмотрел на Гермиону. — Пожалуй, нет, рановато. Только чай.

— Слушаю, сэр.

Стюард отошёл. Гермиона повернула ручку, и иллюминатор рядом с их креслами и столиком стал непрозрачным.

— Ты не против, Гарри? А то при виде пустого неба мне как-то неуютно. Ничего не могу с собой поделать, боюсь я этих магловских железок…

— Все боятся. Я тоже боюсь. Лететь на высоте тридцати тысяч футов над морем… Бр-р-р… К счастью, всего-то час. А вот если бы пришлось лететь куда-нибудь в Америку… Ага, вот и завтрак! Как твой кофе?

— Так себе… Но мы всё-таки не в ресторане, горячий, и ладно…

— Да? Не повезло, надо было чай заказывать, чай у них приличный. Хочешь, позову стюарда?

— Не надо, Гарри. Лететь уже осталось недолго, скоро Париж…