Гаэльская волчица

Глава 10 Дерево жизни

осле смерти Айлина прошло всего несколько дней, когда Эрнан, ставший новым Архидруидом, покинул Сай-Мину вместе с Фингином. Исполняя завет своего предшественника, Эрнан отправился в Филиден к Саркану, вождю туатаннских племен, с предложением о мире.

Кони у друидов были резвыми, и путешествие заняло всего три дня. В дороге Эрнан был сама любезность и дружелюбие.

— Знаешь, Айлин ведь очень любил тебя.

— Он никогда мне этого не показывал, — простодушно отвечал молодой друид.

— Такой уж он был, наш Айлин… Все в нем было окутано тайной. Я и сам редко когда вполне понимал его истинные намерения. Ведь Айлин хорошо умел скрывать свои мысли и побуждения. Так вот, он очень тебя ценил.

— Многих его решений я не понимал, — признался Фингин.

— Айлин говорил, ты со временем станешь хорошим Архидруидом. Думаю, он взял бы тебя с собой к туатаннам, потому-то мы и едем вместе.

— Благодарю тебя, Архидруид.

Эрнан еще не привык к званию Архидруида, и молодой Фингин, величая его верховным титулом, выказывал некоторую почтительную отстраненность.

Вечером второго дня Архидруид не промолвил за ужином ни слова. Он не спускал глаз с молодого друида, как будто пытался проникнуть к нему в душу. Когда с едой было покончено, он наконец обратился к Фингину:

— Вижу, у тебя появился магистраж…

Молодой друид оторопел:

— Но откуда… Как вы узнали?

Архидруид весело рассмеялся:

— Ты думал, это останется тайной?

— Нет, конечно нет! — пролепетал Фингин. — Я хотел признаться после возвращения.

— А почему ты взял магистража, не испросив на то нашего согласия?

— Так получилось…

— Речь идет о молодом Эрване?

— Да.

Архидруид снова взглянул в лицо Фингину, задумчиво почесывая подбородок.

— Не слишком-то гладко начинается твой путь… Ты поступил так, чтобы защитить Эрвана?

Фингин кивнул:

— Я всегда желал, чтобы он стал моим магистражем. Эрван — мой лучший друг. Когда он объявил, что намерен отправиться на поиски отца, я попросил его присягнуть мне, потому что хотел быть уверен: случись что плохое — я сумею его отыскать.

— Это очень благородно. Крайне глупо, но благородно.

— Почему же глупо? — оскорбился Фингин.

— Да потому, что он влюблен, и взять на службу влюбленного магистража — самая идиотская затея на свете.

Фингин не смог сдержать ответной улыбки.

— Вы правы, Архидруид. И я это знал, когда связывал наши судьбы воедино. Я не думал о будущем. Единственным, что тревожило меня в тот момент, была грозящая ему опасность.

— Об этом я и говорю. Поступок благородный, но дурацкий. Тут ты скорее похож на Фелима, чем на Айлина! По правде говоря, я думаю, ты хорошо поступил. Ты, конечно, понесешь положенное наказание — чтобы в дальнейшем тебя не попрекали.

— Я понимаю.

— Вот и хорошо. Но когда Эрван отыщет свою возлюбленную, тебе придется искать нового магистража.

— Возможно, будущее окажется гораздо сложнее, Архидруид.

Эрнан похлопал молодого человека по плечу. Прошло всего три дня, но Архидруид и Фингин сблизились за время пути и теперь чувствовали друг к другу искреннее уважение.

У ворот Филидена дорогу друидам преградили конные стражники с копьями. Они обратились к ним по-туатаннски, и Фингин, недоуменно пожав плечами, обернулся к Эрнану. К превеликому его удивлению, тот ответил стражникам на их языке.

Ворота распахнулись, и друидов, как пленников, проводили к жилищу Саркана.

Саркан, сидевший на задрапированном красными с золотым шитьем шелками троне, поднялся и вышел им навстречу в сопровождении толмача — дозорные, а может, шпионы давно предупредили вождя о приходе друидов. Шла война, и все держали ухо востро.

Предводитель туатаннов был в воинском облачении: обнаженный торс украшали синие узоры боевой раскраски, на бритом черепе устрашающе торчал боевой гребень. Саркан вернулся на трон и сел среди лучших воинов племени.

Эрнан начал первым, на этот раз — по-гаэльски: он недостаточно хорошо владел языком народа туатаннов, чтобы излагать на нем важное послание.

— Я — Матх Малдуин, — сказал он, — Архидруид Совета Сай-Мины. И я пришел предложить вам мир.

Толмач переводил вождю кланов слова Архидруида.

— Саркан слушает вас.

— Мы хотим помочь туатаннам заключить мир с жителями Гаэлии.

Выслушав перевод этой фразы, Саркан произнес суровым тоном:

— Туатанны не ищут мира.

— Неужели туатанны готовы воевать против объединившихся воинств Галатии, Темной Земли, Сарра, Харкура и Бизани? Очень в этом сомневаюсь. Это путь в никуда. Если мы в ближайшие дни не договоримся, вам не выстоять в схватке с ними. Без помощи Совета вы завтра же проиграете войну. С нашей же помощью вы, возможно, вернете себе землю, которая принадлежит вам по праву. Другого выхода нет.

Саркан ударил кулаком по подлокотнику трона.

— Не нужны нам ваши советы! — перевел туатаннский толмач. — А вот вам… нужны наши маниты, и только за этим вы сюда и явились. Саркан согласится, если Совет поможет туатаннам отвоевать весь остров.

— Это невозможно. — Эрнан покачал головой, стараясь скрыть мгновенно вспыхнувший гнев.

— Что ж, тогда возвращайтесь, откуда пришли.

Фингин не знал, следует ли ему вступить в разговор, но, взглянув на задумавшегося Архидруида, решил, что просто обязан попытаться скрыть замешательство Эрнана.

— Вы не сможете обойтись без Совета. Мы — дети Мойры, так что, отвергнув наше предложение, вы пойдете против ее воли. Мы не собираемся навязывать вам наш выбор — мы всего лишь хотим помочь вам следовать путем Мойры. Вам не вернуть Гаэлии, что была вашей до нашествия варваров из Галатии.

Саркан поднял бровь, выказывая любопытство.

— Но вместе, — продолжал Фингин, — мы сумеем изменить страну — вам во благо. Если война продолжится, самым опасным вашим врагом станет не Галатия, а Харкур. Заключив мир с Галатией и Бизанью, вы избавитесь от харкурцев и оставите за собой их земли…

— Если Харкур — самый опасный враг, так почему бы нам не договориться с ним, не тратя время на жалких галатийских червей?

— Да потому, что друиды живут в Галатии и ваш союз с Харкуром станет объявлением войны друидам — то есть Мойре.

Саркан молчал несколько долгих минут. Он знал, что этот момент однажды наступит, но не думал, что так скоро.

— А если вы обманете и не поможете нам победить Харкур? — перевел слова вождя толмач.

— Галатия, Сарр и Бизань уже готовы к союзу ради мира, — ответил Эрнан, опередив Фингина. — Темная Земля не говорит ни «да», ни «нет», и только харкурцы упорствуют. Если вы передадите свои маниты Совету друидов, мы обеспечим вам победу. Это могущественное оружие, которым вы все равно не сумеете воспользоваться без нашей помощи. Согласитесь на мирный договор — и оно станет служить вам.

Саркан долго совещался со своим толмачом и двумя другими вождями клана, сидевшими по правую и левую руку от него. Фингин и Эрнан обменялись взглядами, и Архидруид даже улыбнулся молодому друиду.

— Саркан обдумает ваше предложение, когда король Галатии и Совет друидов признают нашей ту территорию, которую мы уже завоевали. Возвращайтесь в Филиден, заручившись их согласием, и мы начнем переговоры.

Эрнан поклонился вождю. Он знал, что не имеет права упустить такой шанс.

— Вы сделали верный выбор, Саркан, и мы постараемся вернуться как можно скорее.

Часом позже друиды уже скакали к Сай-Мине.

Алеа проснулась последней. Четверо ее друзей сидели вокруг огня, тесно прижавшись друг к другу. Девочка подумала, что выглядят они как-то странно, да и смотрят почему-то в одном направлении, куда-то в глубь леса. Никто даже не пожелал ей доброго угра, и девочка вытянула шею, чтобы взглянуть, на что они все уставились.

В нескольких шагах от костра, прямо на земле, сидело изумительное существо, похожее на странных созданий из ее сна. Высокое и хрупкое, оно в то же время казалось сильным, с длинными волосами и заостренными ушами. Его кожа была словно древесная кора. Да, он напоминал Оберона, но это был не Оберон.

— Это…

— Да, это сильван, — подтвердил Фелим. — Он уже час сидит там и смотрит на нас, но, стоит кому-нибудь встать и шагнуть в его сторону, убегает и возвращается только после того, как все мы снова усаживаемся в кружок у костра.

— Он такой красивый, — прошептала Алеа.

— Но уж больно надоедливый! — пожаловался Мьолльн.

Галиад рассмеялся, но Алеа не могла отвести от сильвана глаз.

— Я подойду к нему.

И она пошла — медленно, осторожно, не оборачиваясь. Лесной житель тут же встал, но, к удивлению спутников Алеи, не скрылся в чаще. Сильван ждал: чуткий и напряженный, он мог в любой момент сорваться с места и спастись бегством, но Алеа шагала, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что сильван пришел именно к ней. Пришел за ней и не убежит. Именно так выглядел сильван из ее сна — тот, что ждал ее в Борселии. Вот тот, кто будет их проводником.

Когда Алеа оказалась в нескольких метрах от сильвана, он жестом предложил ей сесть, и она опустилась на землю напротив него, на длину лезвия меча — так сильван чувствовал себя спокойнее.

Алеа улыбнулась.

— Вы звали нас этой ночью, — произнес сильван, с видимым трудом выговаривая слова.

Голос его звучал ясно и звонко, но по-гаэльски он явно говорил редко.

— Правильнее будет сказать, что я вас искала, — пояснила Алеа. — Вы знаете наш язык?

— Теперь — да. Некоторые из нас знают. Что вы ищете?

— Нам нужно попасть в Борселию… минуя долину.

— Почему так? — спросил сильван, нимало не удивившись.

Алее показалось, что он знает ответ на свой вопрос.

— Потому что меня ищут и я должна скрыться так, чтобы никто не узнал.

— Зачем? — настаивал сильван.

— У меня есть одна вещь, которую хотят забрать.

— Почему? — на той же ноте с детским упрямством повторил сильван.

Алеа не знала, как положить конец этим вопросам, и не понимала, чего добивается от нее сильван, казалось, он чего-то ждет.

— Потому что люди — злые, — рискнула она.

Эти слова вызвали у сильвана смех, и Алеа вдруг увидела, как волшебно прекрасен ее собеседник. Она засмеялась в ответ, пожав плечами.

— Но почему именно Борселия? — возобновил допрос сильван.

— Я… Один из ваших ждет меня там. Оберон.

Сильван ничего не сказал, и Алеа поняла, что он наконец дождался заветного ответа и больше вопросов задавать не станет.

Сильван поднялся с земли и произнес:

— Я провожу вас и ваших друзей.

Алеа махнула рукой спутникам.

— Лошадей придется оставить, — добавил сильван.

Галиад начал расседлывать скакунов под опечаленным взглядом гнома, привязавшегося к Алрагану, хлопнул ладонью по крупу своего жеребца, и все пять лошадей галопом понеслись к долине.

— А теперь следуйте за мной.

Сильван, не промолвив больше ни слова, повел их в сердце леса.

Имала уже сутки не двигалась с места. Бок все еще болел, но главное — она никак не могла прийти в себя от страха и потрясения. Почему дыбуны вдруг накинулись на нее? Странно. Вряд ли они хотели ее съесть, и защищаться не защищались, — она ведь на них не нападала! Откуда же эта смертоносная ярость — у других зверей Имала никогда не видела ничего подобного. Звери убивают, чтобы утолить голод, но дыбуны, они… Нет, Имале не понять.

В середине дня она так сильно захотела есть, что решилась наконец встать и вернуться в лес. Тут-то она и заметила вдалеке странную компанию.

С дюжину дыбунов верхом на лошадях. Они были вооружены дубинками, вилами и луками и как будто высматривали кого-то в ландах.

Имала сразу поняла, что ищут они ее.

Дыбуны пришли ее убить.

Она понеслась к лесу — так быстро, как только могла, но мгновение спустя услышала за спиной крики дыбунов и стук копыт. Погоня приближалась с устрашающей скоростью. Ее заметили. Охота началась.

Всадники заходили справа и слева, собираясь взять волчицу в клещи, когда она выдохнется. Они что-то яростно выкрикивали — в голосах слышалась жажда убийства.

Имала была до смерти напугана.

Она понимала, что долго не продержится. Надо укрыться среди деревьев! Но до опушки было еще очень далеко, а лошади уже дышали ей в спину.

Внезапно мимо со свистом пролетела стрела и воткнулась в землю совсем рядом с Ималой. Другая едва не вонзилась ей в бок. Волчица попыталась прибавить ходу, но сил у нее почти не осталось, каждый скачок отдавался жестокой болью в раненом боку.

Она видела, что всадники берут ее в кольцо, похоже, ей уже не вырваться, не спастись.

Опушка леса медленно приближалась.

Вокруг Ималы падали стрелы, но всадникам на полном скаку было трудно целиться, и волчице пока удавалось уворачиваться. Она бежала из последних сил под дождем смертоносных стрел, а лошади заходили слева и справа, нагоняли…

Когда Имала добралась наконец до первых деревьев, охотники были уже в нескольких шагах от нее, она миновала заросли кустарника, и тут стрела вонзилась ей в спину, достав до хребта. Она стряхнула ее одним сильным движением, но рана оказалась глубокой, и от боли волчица замедлила бег.

К счастью, лес становился все гуще, затрудняя продвижение всадников. Волчица знала, что спастись сможет только в густом подлеске, — там они потеряют ее след, но боль стала почти невыносимой. Имала все время меняла направление, пытаясь обмануть преследователей, но внезапно оказалась лицом к лицу с одним из них.

Он остановился, привстал в стременах и прицелился из лука. Волчица попыталась повернуть назад, но потеряла равновесие и покатилась по земле. Лошадь медленно наступала на нее, и через несколько мгновений охотник оказался прямо перед Ималой. Волчица видела наконечник смертоносной стрелы и натянутый до предела лук, она читала в глазах охотника свирепую радость. Он улыбался. Он готовился подарить смерть.

Собрав оставшиеся силы, волчица вывернулась из-под удара в тот момент, когда убийца спустил тетиву. Стрела воткнулась в землю в том самом месте, где мгновением раньше находилась шея волчицы. Имала отпрыгнула и начала яростно кусать лошадь за ноги. Животное прянуло на дыбы, всадник не удержался в седле и навзничь опрокинулся на землю.

Лошадь понеслась прочь, припадая на раненые ноги, а Имала, ни секунды не раздумывая, кинулась на дыбуна и вцепилась ему в горло. Она никогда бы не напала, держись он на ногах, но, упав на землю, дыбун утратил все свое превосходство и стал неопасен.

Охотник отчаянно отбивался, но, падая с лошади, сломал хребет и теперь был обречен.

Он умер, и Имала разжала клыки, увидев приближающихся всадников. Их глазам открылось жуткое зрелище: он лежал на земле с растерзанным окровавленным горлом, перекушенным волчицей. Некоторые спешились, другие, выкрикивая проклятья, начали осыпать зверя градом стрел. Имала бросилась бежать. Вкус крови возбудил ее — убив охотника, она испытала прилив неведомой прежде силы. Припадая к земле, Имала на полном ходу метнулась между двумя всадниками, получила удар дубинкой, сбивший ее с ног, но тут же вскочила и одним прыжком достигла зарослей густой травы. Волчица бежала, покуда хватало силы, слыша за спиной далекие голоса охотников, потом, решив, что ушла от погони, без сил рухнула на землю. Отдышалась, забралась в глубокое темное дупло в основании старого дерева и затаилась внутри.

Алеа не знала, сколько времени они шли по лесу, когда все вокруг внезапно изменилось.

Ей показалось, что деревья стали больше в обхвате и мощнее, их толстая кора словно натянулась под напором соков — вот-вот лопнет. Зеленые и коричневые лианы обвивались вокруг стволов, ноги утопали в мягком упругом мху. Чашечки цветов клонились под тяжестью собравшейся в них росы.

Вокруг царила удивительная тишина, даже птицы не пели. Это была странная поляна, какой-то особый мир в самом центре леса.

Компания друзей молча шла за сильваном, восхищаясь внезапно открывшейся картиной. Они направлялись к самому огромному дереву, которое было у основания широким, как фундамент дома. Человек мог, не нагибаясь, запросто войти в темную пещеру под толстыми корнями. Туда-то и вел их сильван.

Именно у подножия дерева-великана нырял под землю сумрачный тоннель.

— Вот один из входов в Борселию, — объяснил сильван.

— Здесь? Вот так просто? — изумилась Алеа. — Да ведь его может найти кто угодно, гуляя по лесу!

— О, вовсе нет, — улыбнулся сильван. — Не кто угодно. Мы больше не в лесу.

Алеа удивленно вздернула брови. Что он хочет этим сказать? Что в эту странную часть леса людям без помощи сильванов не проникнуть? Надо же, а ей казалось, они все время шли прямо.

— Тахи, таха! Мы что, спустимся туда?! — спросил Мьолльн, махнув рукой на темный провал под корнями дерева.

— Вы, но не я, — поправил его сильван. — Я останусь здесь.

— И как же долго мы будем добираться до Борселии? Вы уверены, что мы не заблудимся?

— Вы искали потаенную дорогу? Эта — лучшая. Если сердца у вас чистые и храбрые, вы найдете выход. Сильваны всегда выходят из тоннеля целыми и невредимыми. Почти всегда.

— Подождите! — в ужасе закричал Мьолльн, но было поздно: смеющийся сильван исчез — как не бывало.

Галиад, сжимая меч, первым шагнул в темноту под свод корней.

— Да вы что, всерьез собрались туда идти? — запричитал перепуганный Мьолльн. — Мы же не знаем, что нас там ждет. Не-е-ет! Фигушки! Никаких нор, никаких безумных затей!

— Мы должны довериться сильванам, Мьолльн, да и герилимы наверняка уже напали на наш след.

Пока они спорили, друид молча осматривал вход в подземелье.

— Алеа права, мой дорогой гном! — наконец вмешался он. — Да и чего вам бояться в обществе одного из славнейших воителей страны, друида и очень храброй молодой девушки. Разве я не прав?

Магистраж опустил свой тяжелый заплечный мешок на землю.

— Прежде чем отправиться в путь, проверим, достаточно ли у нас припасов.

Он поделил еду на равные части, взял несколько факелов.

— Вот, держите и берегите их от сырости под плащами.

Галиад помог Алее и Мьолльну уложить поклажу и проверил оружие каждого.

Когда магистраж закончил, удовлетворенно кивнув, Алеа протянула гному руку и, шагнув под корни, потащила его за собой. Мьолльн был так потрясен, что даже не пытался сопротивляться. Трое остальных последовали за ними в сумрак тоннеля.

— Проклятый сильван! — ворчал гном себе в бороду. — Окаянная пещера! Ах, драгоценная моя метательница камней, гном, видно, сошел с ума, раз последовал за тобой в этот опасный тоннель. Ахум, да, именно так — гном окончательно рехнулся.

Уже через несколько шагов дневной свет остался далеко позади. Галиад снова вышел вперед и зажег факел.

Алеа на ходу искала сайман. Она была напугана не меньше Мьолльна, хоть и волокла его за собой, как на аркане.

Тоннель уходил все глубже под землю, в воздухе висела влага. Внезапно Мьолльн, замыкавший шествие, дико закричал, заметив бежавшую вдоль стены крысу:

— Мерзкие твари! Прочь! Убирайтесь вон!

Через час спуск закончился, и дорога стала ровной. Никто из участников опасной вылазки не осмеливался заговорить, даже Фелим и Галиад чувствовали напряжение. Фейт зажгла свой факел и запела, почувствовав, что товарищи нуждаются в ободрении.

Алеа невозмутимо шагала вперед — она наконец почувствовала, как в глубине ее лба зажегся маленький огонек, и сосредоточилась на нем, не слыша ничего, кроме биения собственного сердца, не ощущая холода, сковывавшего движения ее друзей.

Неожиданно спутники оказались перед стеной: тоннель упирался в три тяжелые каменные двери.

— Так-так-так, вот вам и неприятности, — буркнул гном.

Галиад попытался толкнуть створки центральной двери, но не преуспел.

— Ни замков, ни ручек? — спросила Фейт.

— Вообще ничего, — ответил Галиад, изо всех сил наваливаясь плечом на другую дверь.

— Может, найдется рычаг или что-нибудь в этом духе? — спросил Мьолльн.

— Нет.

— Давайте осмотрим стены, — предложил Фелим. — Ищите надпись, или карту, или тайный знак.

Фейт и Галиад, светя себе факелами, внимательно осмотрели стены и свод.

— Ничего не нахожу, — сокрушенно объявил магистраж.

— Постойте! — воскликнула Фейт. — Погодите. Смотрите — там, внизу…

Она начала осторожно отгребать землю в трепещущем свете факелов. Показался вделанный в стену отполированный до блеска камень, на котором были выбиты какие-то письмена.

— Не могу разобрать… Это не гаэльский.

Фелим подошел ближе и остановился за спиной Фейт.

— Но и не язык сильванов! — удивился он. — Это туатаннский, вот что интересно!

— Туатанны? — не поверила своим ушам Алеа. — Странно!

— Не так уж и странно, — возразила Фейт.

— Почему?

— Да потому, что, если верить преданию, туатанны живут под землей.

— Так что означает эта надпись? — нетерпеливо спросил гном. — Вы ведь умеете читать по-туатаннски, Фелим?

— Уметь-то я умею, да вот только буквы почти совсем стерлись.

Галиад и Фейт поднесли факелы ближе к плите, и в тот же миг Мьолльн пронзительным воплем напугал их до полусмерти.

— Смотрите, там!

— Что?

— Надписи! Рядом с каждой дверью что-то выбито!

Друид начал разглядывать надписи — это оказались цифры.

— Ноль перед первой, четыре перед второй, восемь перед третьей.

— Надо же, — прошептала Алеа.

— Да, это загадка, — подтвердил Фелим.

— О нет! Да что же это такое! Ахум. Кто додумался загадывать загадки перед дверьми? Таха. Неужели болваны туатанны не могли воспользоваться замками, как все люди?

— Ноль сорок восемь, — объявил друид. — Кому-нибудь из вас что-нибудь говорит это число?

— Да, столько лет моему младшем брату! — с хохотом воскликнул Мьолльн.

— Фелим, вы расшифровали надпись на камне? — спросил магистраж.

— Подождите. Я не уверен. Это на древнетуатаннском, я на нем давненько не читал… Знаете, любой друид должен уметь читать, но пишем мы редко, а уж на туатаннском, сами понимаете… Кар… Ничего не вижу! Кар андо йа… И дальше, кажется, мин то рам'атаб. Думаю, это означает: Ключ там, где разделяются две другие. Что-то в этом роде.

— И правда загадка, — подтвердила Фейт.

— Вы так любите говорить загадками, Фелим, — насмешливо бросила Алеа, — что без труда найдете разгадку.

Фелим отступил в сторону, потирая подбородок. Галиад по-прежнему всматривался в двери, пытаясь раскрыть их тайну. Гном пританцовывал на месте от нетерпения.

— Ничего это не значит! Белиберда какая-то. Туатанны пошутили! Довольно терять время, давайте взломаем чертову дверь — ту, что в центре, и покончим с дурацкими загадками.

— Там, где разделяются две другие… — зад умчиво повторила Алеа. — А может, где-то в этих дверях есть щель?

— Нет, — покачала головой Фейт. — Раз есть ключ, стоит поискать замочную скважину.

— Не вижу ничего даже отдаленно напоминающего скважину! — заверил ее Галиад.

— Может, вы не там ищете…

Внезапно Фелим звонко хлопнул в ладоши и решительно направился к дверям:

— Искать следует не ключ, а решение! В загадке есть слова ключ и две другие, значит, нам даны три элемента для решения задачи. Полагаю, три элемента — это три двери или три цифры на этих дверях. Там, где разделяются две другие… Может, следует поделить две цифры из трех друг на друга и, если получится третья, соответствующая им дверь будет той, которую мы ищем… Есть! — с гордостью воскликнул старый друид.

— Ничегошеньки я не понял! — фыркнул гном.

— Это было бы замечательное объяснение, — вмешалась Фейт, — но я не вижу тут решения: четыре, поделенное на восемь, не дает ноля; восемь, поделенное на четыре, — тоже; ноль, деленный на восемь, не дает четыре… Ни одна комбинация не действует.

— Вы правы, но…

Фелим медленно подошел к двери с цифрой 8. Он несколько мгновений вглядывался в символ, потом осторожно нажал и повернул камешек с цифрой влево — тот пришел в горизонтальное положение.

— …четыре, деленное на ноль, равно бесконечности, а символ бесконечности в учении туатаннов — это лежащая восьмерка!

Тяжелая каменная дверь начала медленно, со скрипом подниматься. Земля дрожала. Путешественники в испуге отступили назад.

— Фелим, вы — мудрец! — воскликнула Фейт.

— А туатанны были великими придумщиками! — восхищенно добавил Мьолльн.

— Искусными математиками, — поправил Фелим.

Пламя факелов колебалось под дуновением воздуха из-под двери, по ту сторону было еще холоднее. Когда каменная плита целиком ушла в щель в потолке, Галиад снова обнажил меч.

— Идемте, мне хочется побыстрее выйти из тоннеля.

Вытянув вперед руку с факелом, он решительно шагнул вперед, и спутники без лишних слов последовали за ним.

Через час пути тоннель превратился в подземную реку. Вязкая черная жижа проникала под одежду, хлюпала в сапогах. Чавкающий звук шагов эхом отдавался от стен.

— Скажи-ка, метательница камней, может, нам лучше повернуть назад, пока не поздно? — предложил гном, которому вода доходила уже до пояса.

Эхо, звучащее в тоннеле, придавало его голосу странное металлическое звучание. Галиад остановился, пропуская женщин вперед, чтобы посадить гнома на закорки.

Но в тот момент, когда магистраж уже протягивал к Мьолльну руку, тот стремительно ушел под воду.

Алеа издала вопль ужаса. Какая-то длинная зеленая чешуйчатая тварь ухватила гнома за ноги и поволокла в глубину. Не колеблясь ни секунды, Галиад кинулся в погоню.

В то же мгновение над водой, прямо перед девочкой, вынырнула другая гадина. Голова у нее была как у громадной змеи, с клыков текла пена, а в желтых глазах отражалось пламя факела Фейт.

Алеа схватилась за рукоять висевшего на поясе меча, а чудовище, пронзительно зашипев, кинулось на нее. Алеа отпрыгнула назад, челюсти змеи щелкнули у самого ее лица, и она упала в воду к ногам Фейт. Одной рукой бардесса поймала девочку, другой нанесла чудовищу стремительный удар кинжалом. Тварь откачнулась в сторону, но тут же снова приняла боевую стойку, издавая угрожающий свист.

Галиад никак не мог достать первое чудовище. Гном пытался удерживать голову над водой, и, когда ему удавалось вынырнуть, он истошно звал на помощь. Клыки подводного страшилища все сильнее впивались в ноги несчастного Мьолльна, раздирая кожу и мышцы.

Подобравшись наконец к чудищу, Галиад нырнул и нанес удар, стараясь не задеть раненые ноги гнома, левой рукой он удерживал над водой пылающий факел. Оружие скользнуло по чешуе, но ящер легко увернулся, не выпустив свою жертву.

Галиад поднялся на ноги. Вода и вязкий ил мешали, стесняя движения. Он уже собирался снова напасть, но ящер нырнул в реку и исчез в глубине вместе с Мьолльном.

Магистраж осторожно приблизился к тому месту, где на поверхность поднялся огромный пузырь воздуха. Галиад отступил, поводил факелом над водой, но не услышал больше ни звука.

Ничего.

— Мьолльн! — тщетно звал Галиад.

Гном и чудовище исчезли.

Галиад обернулся, проверяя, как дела у его спутников, и увидел, как по лезвию меча Фелима побежали голубые молнии, но не смог разглядеть ни Алею, ни Фейт, и кинулся к ним на помощь.

Когда магистраж оказался рядом с товарищами, Фелим поднял руки над головой, закричав, как от ужасной боли, и внезапно с его ладоней сорвался сияющий ослепительным светом шар, стремительно полетел к чудовищу и с оглушительным шумом взорвался, разнеся голову ящера на куски. Магистраж отвернулся, чтобы не ослепнуть, а когда снова взглянул в сторону тоннеля, туша твари плавала на поверхности. Алеа и Фейт стояли, прислонясь к стене. Девочка дрожала всем телом.

— Кто это был? — спросила Фейт.

— Кажется, гидры, — ответил Фелим.

— Где Мьолльн? — воскликнула Алеа, заметившая, что магистраж вернулся один.

Выбившийся из сил Галиад тяжело дышал.

— Он… Он исчез под водой вместе с первой гидрой. Я их преследовал, и вдруг… ничего. Чудище, должно быть, утащило его в свое логово, значит, под водой есть проход.

— Нужно его найти! — Голос Алеи выдавал охватившую ее панику.

— Вернемся к тому месту, где они исчезли, — предложил Фелим, обняв девочку за плечи.

Галиад зажег новый факел, протянул его Фелиму, и они пошли по тоннелю друг за другом. Алеа была смертельно напугана, она больше не могла выносить хлюпанье воды под ногами, ей хотелось выйти на свет, к солнцу, ощутить дуновение ветерка на коже. Но они должны во что бы то ни стало спасти Мьолльна. Она надеялась, что монстр его не сожрал. Ее друг не может умереть такой ужасной смертью в этом жутком месте. Не сумев сдержать рыданий, Алеа взяла Фейт за руку. Она не хотела, чтобы Фелим услышал, как она плачет.

— Вот здесь они исчезли, — сказал Галиад, останавливаясь и кивая на воду.

— Должно быть, под водой есть проход, — предположил Фелим. — Нужно обследовать стены.

Не дожидаясь приглашения, Галиад протянул свой факел Алее, и она приняла его, вытерев рукавом слезы. Галиад присел и провел рукой вдоль левой стены. Его ладонь скользила по бугристой поверхности, он погружался в холодную воду тоннеля, но не дрожал. Магистраж медленно простукивал стену и дно, но ничего не находил. Он поднялся на ноги, перешел к другой стене и внезапно нашупал рукой ее край.

— Здесь! Вот он, проход!

— Как же быть, я ни за что туда не пролезу! — в отчаянии закричала Алеа.

— Пойду я, — предложил Галиад. — Другого выхода нет.

— Я с вами, — сказал Фелим.

— Нет, лучше останьтесь здесь с Алеей и Фейт. Им помощь и защита нужны больше. Да я и не знаю, как далеко смогу пробраться.

Друид кивнул, соглашаясь.

— Фейт, — магистраж повернулся к певице, — не одолжите мне ваш кинжал? Если придется драться под водой, мой меч вряд ли будет полезен.

— Конечно берите! — Фейт протянула ему оружие. — Будьте осторожны.

— Не беспокойтесь, я постараюсь не повредить лезвие…

— Я имела в виду вас, остолоп вы этакий!

Магистраж улыбнулся.

Он снял доспехи и поножи, набрал в грудь воздуху и нырнул.

Имала не знала, как долго она проспала в дупле. Разбудил ее стук копыт.

Охотники снова вышли на ее след.

Она слышала их голоса, чувствовала дыхание приближавшихся лошадей. Дыбуны обшаривали кусты, приподнимали дубинками ветви деревьев. Имала распласталась по дну. Ей больше не убежать. Силы кончились, две раны — в боку и спине — причиняли ужасную боль.

Внезапно прямо у нее над головой раздался голос одного из охотников. Он несколько раз пнул ногой сухой ствол, и волчица вцепилась когтями в кору.

Сначала в отверстии показалась голова дыбуна.

— Ничего не вижу! — крикнул он остальным.

Имала не знала, заметил ли ее преследователь. Она еще теснее вжалась в стенку дупла, охотник исчез, но тут же появился снова и начал шарить внутри палкой.

— Клянусь Мойрой, сейчас увидим, не прячется ли здесь проклятый зверь!

Имала видела, как палка медленно приближается к ее голове, раскачиваясь от одной стенки к другой. Сейчас охотник наткнется на нее.

— Ты нашел волка? — крикнул кто-то из всадников.

— Пока нет…

Палка опускалась все ниже, охотник уже засунул в дупло всю руку, но сук остановился у самой морды волчицы. Она отпрянула, думая, что погибла, но в последнее мгновение дыбун бросил палку.

— Волка здесь нет, едем дальше! — крикнул он остальным.

Имала слышала, как ускакали прочь всадники, но осмелилась покинуть убежище только на следующее утро.

Галиад не представлял, долго ли сумеет продержаться в этом странном месте, куда не проникал даже лучик света. Нельзя плыть слишком быстро, а то пропустишь выход. Он все еще находился под водой, в узком тоннеле, и то и дело наталкивался на скользкие стены. Темнота давила, воздух кончался. Может, стоит повернуть назад, пока не поздно?

Нет, поддаваться слабости нельзя. Галиад попытался воззвать к помощи саймана, протянуть тонкую ниточку к Фелиму. Их связь никогда не прерывалась, согревая душу, как маленькая искорка огня.

Тоннель казался нескончаемым. Нужно остановиться, опасность слишком велика. Но он не может бросить Мьолльна на произвол судьбы, не имеет права. Сосредоточившись на пламени саймана у себя в голове, Галиад поплыл дальше.

У него стучало в висках, зрение мутилось, внимание рассеивалось. Внезапно он с размаха ударился головой об стенку и едва не закричал от дикой боли. Он с трудом справлялся с паникой: ему необходим воздух, он должен сделать хотя бы один вдох! Магистраж чувствовал, что сходит с ума.

Он уже терял сознание, когда впереди блеснул свет. Еще одно, последнее усилие. Галиад сделал мощный гребок, оттолкнулся ногами и вынырнул на поверхность, жадно глотая воздух.

Магистраж лег на спину, чтобы отдохнуть и восстановить дыхание. Он оказался посреди подземного озера в центре гигантской пещеры, стены ее испускали странное свечение.

Отдохнув, Галиад подплыл к берегу, и его взгляду открылось удивительное зрелище.

Хозяин подземного грота собрал здесь огромную груду драгоценностей — золото, оружие в ножнах, украшенных красными, синими и зелеными камнями, резные перстни, старинные доспехи, серебряную посуду, золоченые блюда… Галиаду на миг показалось, что он грезит наяву.

Магистраж с трудом выбрался на берег: с одежды ручьями стекала вода, макушка была в крови, он все еще не мог отдышаться, но от изумления забыл обо всех напастях.

Внезапно из-за золотого холма донесся хриплый стон. Галиад медленно обошел вокруг и увидел лежавшего на земле гнома. Он кинулся к нему и принялся трясти за курточку.

— Мьолльн! — кричал он. — Очнитесь!

Правая нога гнома была разодрана, на каменный берег натекла лужа крови из ран. Магистраж легонько похлопал Мьолльна по щекам, и тот начал медленно приходить в себя.

— Ахум! — пролепетал он, отплевываясь черной водой.

— Мьолльн! — облегченно выдохнул Галиад. — Вы живы!

— Ммм, — промычал в ответ гном. — Где это мы?

Галиад бережно обнял товарища за плечи, чтобы тот мог приподняться, и огляделся вокруг. Пол пещеры был усеян костями.

— Точно не знаю, но лучше будет как можно скорее убраться отсюда. Наверное, эта тварь оставила вас здесь, чтобы полакомиться перед сном.

— Я не смогу идти. Ноги ох как болят! Правую я совсем не чувствую, она, наверное, никуда не годится, гляньте…

— Я вас понесу, боюсь только, нам придется вернуться под воду. Тоннель отыскать будет непросто, скорее всего их здесь много. Разве что…

Галиаду показалось, что на другой стороне озера он заметил вход.

— Алраган! — воскликнул он, пожимая гному руку, встал и посадил его себе на спину. Магистраж понимал, что времени терять нельзя, хотя он еще не оправился от усталости.

Гидра могла вернуться в любой момент, и Галиад побежал, удостоверившись, что гному удобно.

— А как же все эти богатства?! — заголосил Мьолльн. — Мы же не оставим их здесь! Ахум. Да на них можно купить всю страну! Галиад, нужно взять все, что мы сможем унести!

— Не время, — коротко бросил тот.

— Вот ужас-то! Охо-хо! Все гномы мира мечтают найти однажды такое сокровище, а мне нельзя взять даже одну самую маленькую монетку?

Галиад не стал отвечать, чтобы не сбивать дыхание, ему и без того нелегко было тащить Мьолльна на закорках. Добравшись до входа, он понял, что перед ним какой-то другой, узкий тоннель, поднимающийся внутрь скалы. В этот момент с середины озера донесся шум — чудище возвращалось в свое логово.

Галиад пригнулся, чтобы гном не ударился головой о потолок, и стремительно зашагал по коридору. Воды здесь не было, так что гидра вряд ли станет их преследовать, но расслабляться не стоило.

Галиад шел по тоннелю, и с каждым шагом гном все тяжелее давил ему на плечи, но магистраж был счастлив, что нашел друга живым, и мужество его не покидало. В голове билась одна-единственная мысль: они должны выбраться отсюда.

Свет, доходивший в тоннель из пещеры гидры, остался у них за спиной: Галиад и Мьолльн оказались в полной темноте.

— У вас еще остались факелы? — спросил гном.

— Да, но я удивлюсь, если они загорятся после моего «купания».

Магистраж замедлил шаг, но не остановился. Он шел, держась стенки, и чувствовал, что теряет самообладание, что больше не может выносить клубящуюся вокруг тьму.

Внезапно Галиад услышал вдалеке неясный шум голосов. Остановившись, он опустил гнома на землю. Мьолльну было больно, и он пыхтел, как барсук.

— Слышите? — шепотом спросил у него магистраж. Далекий гул голосов смешивался с каким-то непонятным гудением.

— Да. Слышу. Ахум. Думаете, это они?

Галиад из последних сил закричал:

— Алеа?

Голоса смолкли. Через мгновение откликнулся пронзительный голос:

— Галиад?

Гном вскрикнул от радости.

— Мы здесь! — вопил он. — Здесь! Хей-хо! Слышишь меня, метательница камней?

— Сюда!

Галиад снова посадил гнома на спину и зашагал вперед. Он почти сразу заметил пробивающийся снизу свет от пламени факелов. Магистраж пошел на него и вдруг увидел внизу, в том месте, где коридор упирался в стенку, своих спутников.

Он опустился на колени и свесился вниз, чтобы подать им знак.

— Мы здесь, наверху!

Фелим, Алеа и Фейт одновременно подняли головы и вскрикнули от радости.

— Клянусь Мойрой! Я и не заметил, что там еще один проход! — крякнул Фелим. — Как же высоко вы забрались!

— Как Мьолльн? — спросила Алеа полузадушенным голосом.

— Могло бы быть и получше… — признался гном. — Но я жив! Ранен в ногу, но Фелим уж точно сумеет меня вылечить!

Галиад вытащил из мешка веревку, острый крюк и молоток, забил крюк в скалу, привязал веревку и кинул свободный конец в пустоту.

— Мьолльн, вам достанет силы в руках, чтобы спуститься самому?

— Конечно, друг мой.

Гном ухватился за веревку и соскользнул вниз, прямо в объятия Алеи.

— Там, наверху, остались немыслимые сокровища! — Мьолльну не терпелось поделиться с девочкой потрясающей новостью. — Никогда не видел ничего прекрасней! Ахум. Да-а-а, сказочные богатства. Мы должны туда вернуться, моя Алеа, и чем раньше, тем лучше!

Галиад спрыгнул с веревки вниз и протянул Фейт ее кинжал.

— Ни зазубринки! — Он благодарно улыбнулся бардессе.

Айн'Зультор и трое его спутников подъехали к остаткам костра в северной части Велианского леса, — здесь еще совсем недавно сидела Алеа с друзьями.

Князь герилимов спешился. Длинный черный плащ развевался на ветру, тяжело хлопал по сапогам. Подойдя к кострищу, он разворошил угли мечом — по лезвию побежали сверкающие искорки.

— Зачем они пришли в этот лес? — произнес он вслух низким голосом.

Застывшие в седлах герилимы молча ждали приказаний своего господина. Все лесные обитатели затаились, едва повелитель герилимов коснулся ногой земли, только покачивались да поскрипывали тихонько ветки деревьев.

Казалось, само солнце хотело бы спрятаться за густыми облаками, — вокруг стремительно темнело.

— Хасим! — повелительно крикнул Айн'Зультор, оборачиваясь к одному из герилимов. — Немедленно найди и притащи сюда какого-нибудь паршивого лешего! Эти твари все видят, все слышат и наверняка знают, куда отправилась честная компания.

Всадник потянул за удила, разворачивая громадного черного коня, и поскакал в темную глубину леса. Несколько мгновений спустя он вернулся, волоча за ноги лютена.

Маленький человечек кричал и отбивался. Он был хрупким, ростом меньше ребенка, в ярком красно-зеленом одеянии, с седыми кудрявыми волосами и жидкой бороденкой.

Герилим спрыгнул на землю и бросил лютена к ногам Зультора. Принц приставил острие меча к горлу лесного человечка, его угольно-черные глаза грозно блестели.

— Девчонка и ее спутники — где они? Куда направились?

Перепуганный лютен дрожал всем телом и не смел отвечать. Тогда Зультор поднял меч и воткнул его в землю рядом с головой лесного жителя.

— Отвечай — или я изрублю тебя на куски!

— В Борселию! — пролепетал несчастный. — Они отправились в Борселию!

На прикрытом капюшоном лице принца появилась довольная улыбка.

— Знаешь зачем? — продолжил он допрос, медленно водя лезвием над головой лешего.

— Они ищут Дерево Жизни! — закричал насмерть перепуганный лесовичок.

Меч Зультора, описав в воздухе широкую дугу, обезглавил лютена: брызнула светлая кровь, и голова жертвы откатилась в кусты.

Князь герилимов поднял меч в воздух и огляделся вокруг — он знал, что из зарослей за ним наблюдают десятки собратьев убитого, — расхохотался и вернулся в седло.

Махнув рукой, он приказал спутникам послать лошадей в галоп. Его лошадь походя раздавила голову несчастного, превратив ее в алое месиво.

Фелим раздал товарищам остававшиеся у него в мешке сушеные фрукты.

— Это поможет вам восстановить силы.

Друид подлечил Мьолльна: бегать гном не мог, но нога больше не болела. Галиад же сам перевязал себе рану на макушке.

Алеа подошла к гному и заключила его в объятия, желая ободрить и приласкать. Девочка так испугалась за его жизнь, что голос у нее все еще дрожал. Внезапно она застыла на месте, пораженная.

— Мьолльн! — воскликнула она. — Твои волосы! И борода!

— А что с ними такое? — испугался гном.

— Они седые! Совсем белые.

Остальные подошли к Мьолльну, пытаясь разглядеть в подземном полумраке, что так изумило Алею. Фейт воззрилась на него, раскрыв рот от изумления: гном действительно в одночасье стал совершенно седым.

— Так что же со мной такое? — нетерпеливо спросил он у бардессы.

— Ну-у… — Фейт не знала, стоит ли говорить Мьолльну правду. — Клянусь Мойрой, Алеа права.

Гном опустил голову и потянул себя за бороду.

— Именем рода Аббак! — в ужасе прокричал он. — Как такое возможно?

К ним подошел улыбающийся друид.

— Все не так уж и страшно, — успокоил он Мьолльна. — Вы пережили тяжелое испытание.

— Как это — не страшно?! — возмутился гном. — Хотите сказать, я потом снова стану рыжим?

Друид с сомнением взглянул на гнома:

— Э-э-э… Нет, вряд ли. Боюсь, седина — это навсегда! Ничего страшного — вы просто… сменили масть!

Фейт хихикнула.

— Нечего смеяться! — оскорбился гном.

— Простите меня, Мьолльн. Мне действительно ужасно жаль. Но знаете, седина вам к лицу.

— И правда, — со смехом подтвердила Алеа. — Седина придает тебе обаяние. Обаяние мудрости…

— Ну да, старческое обаяние, — простонал Мьолльн.

— Да нет же, новый облик очень вам идет, — счел нужным подтвердить Галиад.

— Вы находите? — ворчливо переспросил гном. — Так перестаньте разглядывать меня! Ладно, что мы станем делать дальше?

Фейт и Алеа прыснули со смеху. Им, конечно, было жаль бедного Мьолльна, но после пережитого ужаса посмеяться просто необходимо…

— Нельзя сворачивать с этой дороги, — высказал свое мнение магистраж. — Через реку все равно придется перебраться, но будем начеку.

Радости никто не выказал, хотя все понимали, что Галиад прав. Они не могут отступить.

— Фелим, вы должны научить меня управлять силой, — неожиданно объявила Алеа, чем несказанно удивила спутников.

— Да как же я это сделаю? — изумился друид. — Я ведь не… Самильданах.

— Конечно нет, но вы можете рассказать, как укрощаете собственную силу, — вдруг я сумею лучше понять мою.

— Возможно, возможно, но ты… девушка, и я не знаю, как за это взяться…

— Не смешите меня, Фелим! Мойра подтвердила вам, что девушка способна воспринять силу Самильданаха, а вы сомневаетесь, что я могу чему-то от вас научиться? Или вы попросту боитесь?

— Хорошо, Алеа, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, но главное сейчас — выбраться из этого жуткого места.

Алеа молча кивнула, соглашаясь, хотя ответ Фелима ее не очень-то устроил: она хотела, чтобы друид больше ей доверял, но понимала, что сейчас не время спорить.

— Я пойду первым, — объявил он, — а вы будете замыкающим, Галиад, и глядите в оба, помните, что первая гидра напала на нас с тыла.

Фейт положила руку на плечо Мьолльна.

— Вперед, Белая Борода! — воскликнула она с улыбкой.

И компания отправилась в путь. Алеа следовала за Фелимом, не спуская с него глаз. Друид выглядел очень сосредоточенным. Внезапно Алеа заметила проходящие через его тело волны энергии: эти маленькие красноватые облачка были почти невидимыми, но она без труда различала их. Сайман. Он окутывал Фелима и крошечными сгустками уходил в воду впереди друида.

Алеа догадалась, что Фелим выбрасывает вперед порции силы, прощупывая, не грозит ли им опасность. Ничего сложного, она должна попробовать — ведь в Сай-Мине, с лодкой, у нее получилось!

Не сбавляя шага, она попыталась отыскать свет внутри себя и почти сразу, очень легко, нашла трепещущий огонек. Оставалось раздуть его, заставить гореть в полную силу.

Алеа стала наращивать этот малый проблеск в своей душе, постепенно все больше проникаясь сайманом. Затем она попыталась окутать свое тело волнами, как это сделал Фелим, но ей было трудно сосредоточиться. Сайман едва не ускользнул, но она собралась, и пламя разгорелось с новой силой. Мало-помалу сайман наполнил ее и вырвался наружу, окутав тело светом. Только ее свечение было не красным, как у Фелима, а голубым. Неужели все так просто и энергия делится на мужскую и женскую? Все может быть, но так ли это важно сейчас?

Она должна последовать примеру Фелима: подчинить себе силу и посылать ее впереди себя над самой водой. Алеа сделала глубокий вдох и собрала всю силу в одну точку. Вот он, сайман, тут, в груди. В следующий миг девочка вытолкнула его наружу вперед, не очень понимая, что и как делает. Просто мысленно приказала ему: вперед. Ощущения были такими же, как тогда у подножия Сай-Мины, когда она — повинуясь лишь чутью — послала сайман за лодкой.

Внезапно Фелим вскрикнул, Алеа вздрогнула от неожиданности и тут же упустила силу: огонек, горевший в ее сознании, погас.

— Это ты сделала? — рявкнул Фелим, схватив девочку за плечи.

Она не знала, что отвечать разъяренному друиду.

— Что случилось? — встревоженно спросил Галиад.

Фелим несколько мгновений молча смотрел Алее в глаза, потом вздохнул и отпустил ее:

— Ты меня напугала. Я решил, что… Знаешь… Ты могла бы предупредить, что пытаешься…

— Да объясните же, о чем вы говорите? — нетерпеливо потребовала Фейт.

— Ни о чем, простите, это моя вина… — ответил друид. — Идемте, мы почти у цели, — кажется, я вижу выход из тоннеля.

И он зашагал вперед. Алеа держалась рядом, а трое их спутников, ничего не понимая, изумленно переглянулись. Наконец Мьолльн пожал плечами и махнул рукой, словно хотел сказать: «После разберемся…»

— Ох уж эти мне волшебники, — шепнул он и захромал дальше.

Алеа, не отстававшая от Фелима ни на шаг, все-таки решилась задать мучивший ее вопрос:

— Вы почувствовали мою силу? — тихонько произнесла она.

— Ничего я не почувствовал, мне просто показалось! — отрезал, не глядя на нее, Фелим.

— А вот и почувствовали! Это был мой сайман. Я пыталась повторить то, что делали вы, хотела послать вперед мою силу.

Фелим повернул к ней голову и недоверчиво вздернул бровь:

— Откуда ты знаешь, что я делал?

— Я вижу. Вижу силу вокруг вас, когда вы пускаете ее в ход…

— Ты играешь с вещами, которыми не умеешь управлять!

Алеа вздохнула:

— Вы худший учитель в мире, Фелим!

— Ты — не моя ученица! Забудь…

— Но вы же говорили…

— Вот именно, что говорил! Давай выбираться отсюда, сейчас это — главное!

Алеа молча последовала за друидом. Она никак не могла понять его. Временами ей казалось, что Фелим вот-вот ей поможет, но мгновение спустя друид отталкивал ее — словно испугавшись, а ей так хотелось, чтобы он попытался ее понять. Она сама куда больше Фелима боялась этой своей неизведанной силы.

В конце коридора, наверху, замаячил выход: бледный свет луны проникал в подземелье, и путники ускорили шаг, стремясь поскорее вдохнуть свежего воздуха.

Выбежав наружу, они оказались на поляне, как две капли воды схожей с той, откуда началось их опасное путешествие. Когда глаза привыкли к лунному свету, они обнаружили, что их окружили сильваны, и в изумлении переглянулись.

— Я… Я надеюсь, что мы их не потревожили, — пробормотал Мьолльн.

Сильваны замерли в неподвижности, слившись с деревьями. Их было много, очень много, великое множество…

— Фейт, это и правда Борселийский лес?

— Никаких сомнений, — кивнула бардесса, радостно улыбаясь сильванам.

Алеа вышла вперед и воскликнула:

— Мы пришли к Оберону!

Один из сильванов приблизился, чтобы поговорить с девочкой, другие замерли за его спиной.

— Вы нашли проход. Гм-хмм. Странно.

— Один из ваших указал нам путь, — объяснила Алеа.

— И вы отыскали выход. Гм-хмм. Вы смелы и отважны.

В это мгновение среди деревьев появился еще один сильван, и собратья расступились, давая ему дорогу. Алеа сразу узнала Оберона. Все сильваны отличались красотой и изяществом, но этот был прекрасен. Величественной походкой Оберон направился к девочке и ее спутникам и обратился к ним на своем языке:

— Этх а йан эли Алеа. Шан вал эммана ан бор алиан.

Он остановился перед Алеей и приветствовал ее грациозным поклоном. Все остальные немедленно опустились на одно колено, шепотом повторяя какое-то слово: Алеа поняла — это знак уважения — и почувствовала, что краснеет. Она не привыкла быть в центре внимания.

— Мы ждали вас, Кайлиана.

Фейт, положив руку на плечо девочки, шепнула ей наухо:

— Так они называют… своего Самильданаха.

— Но что это значит?

— Не знаю, лучше спросить у сильванов, — тихо ответила бардесса.

Алеа со всем возможным почтением обратилась к лесному повелителю:

— Приветствую тебя, Оберон. Это мои друзья.

Сильван улыбнулся:

— Вы, должно быть, сильно проголодались, сейчас мы вас покормим.

Оберон повернулся к своим подданным и взмахнул руками. Сильваны тотчас поднялись, и пятеро друзей стали свидетелями изумительного зрелища. Вся поляна пришла в движение: лианы, деревья и листья шуршали, двигались, переплетались, и очень скоро в глубине леса возник сад, а в саду ниоткуда появились длинный пиршественный стол, скамьи и колонны, держащие зеленый навес… Казалось, что ветви и лианы исполняют немыслимый по изяществу медленный, текучий танец, создавая на глазах у изумленных друзей живой дворец.

— Великая Мойра! — воскликнул Мьолльн, не веря своим глазам. На поляне появились новые сильваны. Они начали расставлять на столе чаши с фруктами и ягодами и за десять минут приготовили пир.

— Вы можете утолить голод и жажду, — произнес Оберон, приглашая путников к столу.

Друзья расселись среди сильванов: большинство из них не говорили по-гаэльски, но сотрапезники успешно объяснялись жестами.

Оберон знаком пригласил Алею занять место рядом с ним.

— Сколько же сильванов в этом лесу? — спросила завороженная увиденным девочка.

— Мы — одно.

Ответ Оберона удивил Алею, но она не осмелилась расспрашивать дальше. У сильванов были свой язык и собственная манера изъясняться, такими их и следовало принимать. Алеа взглянула на друзей, сидевших с четырех сторон огромного стола. Все они ужинали с явным удовольствием.

Среди сильванов они чувствовали себя в безопасности, им было хорошо и уютно после пережитого под землей ужаса и треволнений последних дней.

Мьолльн без устали пихал в себя еду, чем явно веселил сильванов, — те с удовольствием подносили гному все новые и новые кушанья. Фейт радушные хозяева почти сразу попросили спеть им, и она охотно исполнила для сильванов свои лучшие песни.

Фелим и Галиад не расстались и за столом, но всячески выказывали сильванам дружеские чувства: они рассказали, какое приключение пережила их маленькая компания и почему оказалась в этом лесу. Фелим то и дело переходил на сильванский язык, между ним и насельниками Борселии чувствовалась особая связь.

Сильваны все лучше говорили по-гаэльски, они словно учились чужому языку прямо по ходу разговора.

Алеа за весь вечер не произнесла ни слова, но внимательно слушала все разговоры. Сильваны то и дело нежно улыбались девочке, уважая ее молчание. Она начинала понимать смысл слов Оберона: «Мы — одно». Сильваны совершенно очевидно делились друг с другом мыслями и знаниями, потому-то они так быстро заговорили по-гаэльски. Каждый сообщал каждому выученное слово и фразу, и дело шло в пятьдесят раз быстрее. «Везет им», — подумала Алеа.

Ближе к ночи разговоры стихли, и в лесной тишине звучала только музыка Фейт.

Наконец Оберон обратился к Алее:

— Мы можем показать тебе то, что ты ищешь.

— А вы знаете, что я ищу?

— Мы увидели это в твоем сне.

— Но я сама ни в чем не уверена!

— Ты ищешь то, что вы — люди — называете Деревом Жизни. Мы позвали тебя, потому что так нужно. Но ты должна дать нам что-нибудь взамен, девочка.

Сидевшая на другом конце стола Фейт прервала пение. Взгляды всех присутствующих обратились на Оберона и Алею.

— Я слушаю тебя, — отозвалась она.

Говоря Оберону «ты», она обращалась ко всем сильванам сразу, желая показать, что понимает их и восхищается ими.

— Ты должна будешь дать нам жизнь.

Фелим стремительно обернулся к Оберону. Алеа увидела тревогу в его глазах и улыбнулась, чтобы успокоить друида, а потом задала сильвану следующий вопрос:

— Как это так — дать жизнь?

— Ты сама поймешь, когда увидишь то, что ищешь. И однажды — очень нескоро — мы снова встретимся, и тогда у тебя будет возможность… дать нам жизнь. Обещай, что сделаешь это, и мы покажем тебе то, что ты ищешь.

— Мне трудно обещать, не понимая, но я доверяю тебе, Оберон, и если в один прекрасный день сумею подарить тебе жизнь, сделаю это — и не важно, покажешь ты мне Дерево Жизни или нет.

Сильваны зашептались, и Алеа поняла, что так они выражают свое одобрение.

— Твоим друзьям пора ложиться спать. Мы приготовили для них дом.

— Я хочу сопровождать Алею, — вмешался Галиад, поднимаясь из-за стола.

— Невозможно, — покачал головой сильван.

— Не волнуйтесь, Галиад, здесь мы в безопасности, — шепнула Алеа.

Магистраж взглядом спросил совета у Фелима, и друид, прикрыв глаза, показал, что согласен с девочкой. Так нужно — такова воля Мойры. В улыбке, которую Фелим послал Алее, читалось дружеское беспокойство за нее.

Она встала и помахала рукой своим спутникам, которых сильваны вели в большую красивую хижину из деревьев и лиан. У нее сжалось сердце, когда последний из них исчез за дверью: в глубине души девочка сожалела, что только она увидит Дерево Жизни, но выбора у нее не было.

Поляна вокруг постепенно приобретала прежние очертания: стол и крыша снова стали деревьями, кустами и лианами.

Оберон подошел к Алее, взял ее за руку, вывел на середину поляны и знаком предложил сесть. Девочке было чуточку страшно, но она полностью доверяла сильвану и подчинилась.

— Дерево здесь? — спросила она.

— Шшш… Ни слова больше, Кайлиана.

— Подождите, Оберон. Последний вопрос. Вы называете меня Кайлианой… Что означает это имя?

— Кайлиана по-сильвански — Дочь Земли.

От удивления Алеа раскрыла рот. Эти слова жили в ее памяти задолго до того, как она нашла в ландах кольцо… Что все это значит?

Сильваны, один за другим, выходили на поляну и рассаживались вокруг Алеи. Здесь было с полсотни участников вечернего пира, но к ним присоединялись все новые и новые, и Алеа уже не знала, сколько же их на поляне. Очень скоро сильваны образовали вокруг нее гигантское кольцо, и в сердце Алеи закрался страх. Внезапно она почувствовала, как пробуждается внутри нее сайман. Он был силен, как никогда, словно присутствие сильванов оживило пламя в ее сознании. Теперь, когда Алеа не искала силу, та появилась сама и овладела ею.

Алеа увидела, что тела сильванов цвета древесной коры начинают сливаться, превращаясь в гигантское единое целое, — совсем как лес, превратившийся несколько часов назад в чудесный сад. Потом вся эта огромность пришла в движение и потянулась вверх: вокруг Алеи выстраивалось гигантское дерево. Дерево из сильванов тянулось к небу, и Алеа становилась его сердцем.

Сайман заполнил все ее существо, и девочка не чувствовала страха.

Внезапно она окунулась в общую память сильванов.

Это было как сон, как мечта.

Ей показалось, что она утратила сознание и что ее душа блуждает по дорогам истории, по прошлому сильванов и по их будущему, среди тысяч легенд. И она поняла.

Сайман, Самильданах, сильваны, Дерево Жизни — все это было единым целым, сердцем земли, душой мира, соком жизни. Она увидела сильванов, и они были одно. Она поняла, что они и есть Дерево Жизни. Она увидела сильвана, рождающегося весной и умирающего зимой. Жизнь каждого сильвана длилась три времени года — и вечно возрождалась. Одна и та же жизнь, один и тот же сильван, одна и та же память — память мира. Память земли. Алеа постигла вечность листьев — венок из них подносят королям, жертвуя им год своей жизни. Она увидела Маольмордху в Зале Совета. И другого друида, Самаэля, — того, что исчез. Она поняла, что две эти темные силы объединятся против нее. Алеа видела все это и постигла смысл предания, что рассказывают люди. Это не предание, а просто-напросто жизнь. И в конце этой жизни, этой легенды Алеа наконец увидела себя. Она не сразу поняла, что видит себя матерью, с ребенком на руках, а мгновение спустя — старухой.

Внезапно она увидела, что вместе с ней умирает дерево, сильваны и друиды. Это было ужасное видение. Чудовищное. Все угасло, исчезло в одно мгновение. Ее накрыло небытие. Ничего не осталось. Даже стук сердца смолк.

Этого Алеа не смогла понять.

В то же мгновение она проснулась среди сильванов.

Ей показалось, что они спят.

Неужели она грезила?

Сильваны поднимались и один за другим исчезли в лесу. Алеа осталась наедине с Обероном.

Она была потрясена. Смущена. Растерянна. Одинока. Не в силах произнести ни слова, Алеа встала и подошла к сильвану.

— Я… ваша смерть? — спросила она.

— Кайлиана, ты сможешь дать нам жизнь, нам и еще множеству других вещей, если захочешь. Никогда этого не забывай и не умирай, пока не исполнишь все, что должна исполнить, — ответил сильван, погладив девочку по щеке. — Ты пообещала.

— Но… Мне неведомо, что я должна сделать. Как я узнаю? Кто поведет меня?

Сильван улыбнулся, но ничего не ответил. Он поцеловал ее и оставил одну на поляне. На границе света и тени Оберон в последний раз обернулся и, прежде чем исчезнуть, сказал:

— Теперь спи, а завтра сделай, что должно. Тебе предстоит исполнить три пророчества.