3: Приносящие огонь

Громадные межзвездные просторы часто сравнивали с океаном, но скорее из поэтических, нежели практических соображений. Фулгрим находил эту метафору удачной: несмотря на все его усилия, оставшиеся на Кемосе моря были мертвыми, как и пустота. Черный вакуум, серые воды — одинаково холодные и бесплодные. Но в безднах океана и космоса таилось нечто живое. Голодное. Жестокое.

Когда «Гордость Императора» прожигала себе дорогу через глубины эмпиреев, примарх костями чувствовал дрожь корпуса. В недрах его сознания раздавались тихие отголоски воплей астропатических хоров — псайкеров мучили кошмары, пока корабельный навигатор искал безопасный маршрут. Из-за растянувшегося перехода через антиреальность экспедиция теряла драгоценные недели, но ускорить полет они не могли. Здесь требовалась идеальная точность, и Фениксийцу это нравилось, несмотря на досаду от неизбежных задержек. Но все же… Варп-путешествия так примитивны. Неэффективны, несовершенны. Возможно, однажды он поищет способ улучшить их.

Сейчас у Фулгрима имелись другие, более срочные заботы. Размышляя, примарх взвесил меч в руке и почти вальяжно сделал выпад, чтобы клинок увлек его за собой, куда пожелает. Разящий Огнем, как и любое хорошее оружие, обладал собственной личностью. В нем обитала частичка его создателя — пульсирующая искорка гнева, вечно ждущая, когда меч достанут из ножен и пустят в ход. Зачастую творец и творение действительно были неразделимы, и, независимо от желаний мастера, второе всегда перенимало что-то у первого.

Фениксиец усмехнулся, вспомнив, с каким непонимающим видом встретил Феррус его попытки объяснить эту идею. Среброрукий сын Императора инстинктивно проникал в суть любой машины, от простейшего заводного механизма до самой передовой когитаторной системы, но в искусстве не понимал ничего. Или, по крайней мере, так он утверждал. Фулгрим подозревал, что способности Мануса не ограничиваются техникой.

— Мы — нетронутые колодцы, — повторил примарх одно из присловий Хоруса.

У каждого из них были свои секреты, негласные пристрастия. Что такое человек, если не клубок тайн? И хотя Фениксиец с братьями — не люди, полубоги имеют такое же право на скрытность, как и поклоняющиеся им смертные.

От этой мысли Фулгрим вздрогнул. «Поклонение» стало запретным словом во владениях его отца. Нет никакого поклонения там, где не существует богов — или полубогов. Есть только Император, и сыны Его, и Империум, коим они будут править вместе.

Примарх фехтовал в свободном ритме, описывая широкие круги по личным покоям. Каждый его пируэт одновременно был выпадом и изящным па. Этой боевой пляске Фениксиец выучился в юности у сульфов — кочевых племен, которые не могли похвастаться почти ничем, кроме превосходных мечников. Номады твердо верили, что мужчина должен заниматься только двумя вещами: вой-ной и танцами. И то и другое у них получалось весьма неплохо.

Фулгрим замер, мгновенно прервав пляску. Сульфов уничтожили по его приказу, и от них осталась только память об уроках фехтования. Примарх даже жил с ними какое-то время, но потом кочевники стали последней помехой для его плана управления Кемосом. Дикие номады, неспособные приспособиться к изменившимся временам, угрожали задуманному им идеалу. Поэтому Фениксиец истребил их, клан за кланом, племя за племенем.

Несколько сульфов выжили и служили в разных подразделениях легиона, но их культура, как и многие другие, превратилась в воспоминание. Все еще крепко держа клинок двуручным хватом на отлете, Фулгрим опустил голову.

— Простите меня, — вымолвил он, закрыв глаза.

Искоренение кочевников было необходимым злом, но легче примарху от этого не становилось. Иногда Фениксиец спрашивал себя, что бы произошло, найди его такой примитивный народ, а не пара обездоленных заводских рабочих. Вырос бы он похожим на Русса или даже Хоруса? Может, так вышло бы даже лучше. Оба брата как-то сумели обратить свое несовершенство в силу.

Фулгрим быстро развернулся, пропуская клинок между ладоней. Лезвие поймало свет и словно разрубило его, разметав во все стороны лучики-отражения.

Корин и Туллея были неплохими родителями, и это лучшее, что можно о них сказать. Жизнь в крепости-фабрике Каллакс быстро подкосила их, и оба зачахли, пока Фениксиец расцветал. Вращая запястьями, примарх изменил наклон меча и повернул его острием к укромному уголку покоев. Там стояли два маленьких пьедестала с бюстиками Корина и Туллеи. Изваяния из простого мрамора, не раскрашенные и не позолоченные. Их лица, выражавшие усталое смирение, выглядели почти одинаковыми — порой даже Фулгрим с трудом различал, кто есть кто.

— Вы старались как могли, — тихо, с благодарностью произнес он.

В их несовершенстве не было вины Фениксийца. Крутнувшись на пятках, он рассек воздух свирепым взмахом снизу вверх.

Примарх взял власть в Каллаксе через пару месяцев после того, как его направили на работы. Тогда Кемос умирал: добыча руды в истощенных шахтах падала, здание цивилизации осыпалось по краям. Сульфы были не единственными дикарями, просто самыми многочисленными. Фулгриму вспомнились первые жестокие стычки с племенами людоедов, что обитали в заводах, остановленных многие столетия назад. Обреченная экспедиция к «Глубинному переработчику-1», чудовищная тварь, с которой он бился на площадке буровой станции…

Пятьдесят лет Фениксиец сражался против неизбежного. В день победы примарх узнал, что его война — всего лишь стычка на фронтах гораздо более крупного противостояния. Что его сияние — просто одна искорка из многих, мерцающих в непредставимо всеохватной тьме.

Прибыв на Кемос, Император просветил Просветителя. Отец зажег гнездо феникса, чтобы Фулгрим переродился к новой, величественной жизни. Но это бытие уже находилось под угрозой, как изнутри, так и снаружи.

Фениксиец наживал врагов лишь потому, что существовал. Он привык к этому. На Кемосе примарх вынужденно лавировал между чужих сфер влияния, неторопливо разрушая и перестраивая древнюю клановую систему. Будто давно устаревшая машина, она создавала больше проблем, чем решала.

Теперь происходило то же самое, но в намного большем масштабе. Для управления территориями, захваченными в Великом крестовом походе, создавалась новая бюрократия, враждебная к не подконтрольным ей элементам. Братья примарха еще не понимали этого — возможно, лишь Хорус догадывался, — но Фулгрим вырос среди таких механизмов власти. Фениксиец мгновенно распознавал их и скрытую опасность, которую они собой представляли.

Эта угроза входила в длинный список причин, по которым Третьему следовало как можно быстрее встать на ноги. До воссоединения легиона с примархом его сынов расходовали, словно болт-снаряды. Пара там, горстка здесь, но все складывалось под одной чертой, и общий итог уравнения потерь был очевиден. Сломанные инструменты подлежали скорой замене.

Фулгрим не допустит, чтобы подобное случилось с его сынами, его легионерами. Они вырастут в численности, сравняются с армиями других примархов. Дети Императора напомнят Галактике, почему только они из всех Его отпрысков удостоились палатинской аквилы. И все начнется на Визасе: Фениксиец покорит его с шестью клинками, хотя братьям потребовалась бы тысяча. Тогда никто уже не сможет отрицать превосходство Третьего — и его повелителя.

Он уловил резкий сигнал вокс-системы.

— Мой господин, выходим на орбиту «Двадцать восемь Один», — прозвучал в треске помех голос Абдемона.

Примарх опустил меч:

— Понял тебя. Собери остальных на десантной палубе. Скоро присоединюсь к вам.

Эффектным движением он убрал Разящего Огнем в ножны и, повернувшись к бюстам приемных родителей, поклонился им.

— Первый шаг к возвышению, — улыбнулся Фулгрим.


Как только «Гордость Императора» зависла над планетой, главный итератор Голконда Пайк ощутила давно знакомое ей радостное волнение. Фигуры были расставлены, и посланнице не терпелось сделать открывающий ход. Она давно уже не вела переговоров — последнее время Согласие приносили на острие копья. Когда-то союзы заключались после тщательно отрепетированного вальса требований и уступок; сейчас Великий крестовый поход, словно железное море, захлестывал любой непокорный берег.

Но бескрайних морей не бывает. Вскоре дипломатия снова войдет в моду, хотя, как опасалась Голконда, старость помешает ей наслаждаться политическими играми. Для людей вроде нее уже не будет мест за столом: их займут более молодые итераторы, с вкрадчивыми голосами и взвешенными позициями.

Пайк посмотрела на свои руки. Никаких морщин, несмотря на возраст. Голконда позволила фасаду внешности слегка потрескаться, но только для полноты образа. Она никогда не была очаровательной, но старела аккуратно и красиво. Сознавая, что омолаживающие процедуры, которые поддерживают ее в форме, скоро утратят эффективность, посланница решила не плыть против течения и дряхлеть с достоинством. Главный итератор чувствовала, что имеет на это право после столь успешной карьеры.

Голконда подняла взгляд на десантный отсек. Обычно в этом гнетуще огромном помещении, похожем на кафедральный собор, выстраивались целые воинства, и «Грозовые птицы» со сложенными крыльями ждали взлета, стоя рядами по три машины. Но сегодня тут не было армий — только музыканты и всевозможные влиятельные персоны. В громадном пространстве шум множества разговоров порой заглушал мелодию оркестра.

Тот играл печальную композицию, лишь смутно знакомую женщине. Вероятно, произведение, как и его исполнители, родилось на Кемосе. Маленький унылый мирок с такой же безрадостной музыкой… Пайк немного послушала из вежливости, давая знаки своим лизоблюдам, чтобы те аплодировали в подходящие моменты. Эти «щеголи», как их любил называть Абдемон, требовались в основном для маскировки. Павлиньими нарядами, громкими голосами, нелепыми высказываниями они отвлекали глупых маловажных людей, пока Голконда беспрепятственно занималась серьезными делами.

Сейчас прихлебатели выглядели подавленными. Неудивительно, учитывая, где они находились. В гигантском отсеке нервничали даже ручные убийцы Пайк, хотя понять это смог бы лишь тот, кто разбирался в них так же хорошо, как она сама.

Впрочем, в компании телохранителей Голконда все равно чувствовала себя увереннее. Дипломатия — занятное дело: никогда не знаешь, когда тебе понадобится быстро и эффективно избавиться от кого-нибудь. Пара-тройка трупов всякий раз подстегивает переговоры.

Посланница оглядела других представителей делегации. В нее вошло сто человек — младшие итераторы, чиновники Администратума, армейские офицеры, обладающие различными чинами и привилегиями. Кроме того, несколько вольных личностей обоих полов с торговыми патентами, жаждущих наладить экономические или политические связи с очередным миром, приведенным к Согласию.

Все они служили шестеренками невидимого механизма Великого крестового похода. Да, войны выигрывались большими пушками, но кто-то ведь запрашивал для них боеприпасы. Кто-то обеспечивал производство и орудий, и снарядов. Тысячи и тысячи движущихся частей машины работали согласованно, подчиняясь воле одного человека.

Голконда любезно кивала тем, кто заслуживал приветствия, и благополучно игнорировала остальных. Среди них заметно оскорбился только Геродот Фрейзер, лорд-командующий Архитских Палатинов, который считал себя талантливым полководцем и злился из-за того, что Пайк имеет иное мнение. Также он не сомневался, что Согласия нужно добиваться мечом и при участии только тех, кто носит мундир.

Крепко сложенный седоволосый Геродот по большей части состоял из рубцов и шрамов; как и посланница, он дослуживал последнее десятилетие. Во Дворце ходили слухи, что его преемник, энергичный молодой офицер по имени Файль, нетерпеливо ждет, когда старик наконец подаст в отставку или умрет. Фрейзер, похоже, не планировал ни того, ни другого.

Вздохнув, Голконда с ленцой посмотрела на «Грозовых птиц». Она повидала достаточно много военного транспорта, чтобы понять: эти корабли чаще бывали в сражении, чем в ремонте. Правда, все они находились в рабочем состоянии, и несколько машин сейчас стояли на пусковых рельсах, расправив крылья. Тяжелые десантные катера годились как для пустотных, так и для атмосферных полетов, что превращало их в отличное средство доставки кровожадных генетически улучшенных сверхлюдей прямо к позициям неприятеля. Также ими пользовались эмиссары, желающие произвести на принимающую сторону совершенно определенное впечатление.

Жителям «Двадцать восемь Один» ясно дадут понять, что ждет их в случае отказа от предложений Фулгрима. Да, не слишком изящный жест, но весьма эффективный. Судя по тому, что Пайк знала о вооруженных силах Континентального правительства Визаса, десять штурмовых кораблей могли разбомбить их в лепешку. Трех хватит, чтобы донести до местных идею. Голконда надеялась, что они уловят намек — хотя бы ради виноградников.

Палуба задрожала у нее под ногами, и музыканты сменили заунывную мелодию на какой-то более оживленный мотив. Прибыл Фениксиец с сыновьями.

Возглавлял группу Абдемон; одна его ладонь покоилась на затыльнике меча, в другой он держал шлем. На темном лице воина застыло серьезное выражение. За ним в свободном строю маршировали шесть легионеров, выбранных Фулгримом. Глядя на приближающихся Астартес, женщина мысленно ставила галочки в списке: Кирий, Алкеникс, Квин, Торн, Тельмар и, на шаг позади, Паук собственной персоной. Пятеро космодесантников носили пышно украшенные, но прочные доспехи и двигались со смертоносной грациозностью охотящегося хищника. На Фабии была простая неприметная броня, и ступал он тяжело, словно покоряясь неодолимой силе. Единственным элементом снаряжения, за которым апотекарий ухаживал с особой заботой, был его хирургический аппарат. Манипуляторы со всевозможными скальпелями, пилами и шприцами зловеще блеснули на свету, и Голконде с неприятной отчетливостью показалось, что устройство как-то почувствовало ее испытующий взгляд.

Беспокойство улетучилось, как только на палубу вошел Фулгрим. Пайк вынужденно признала, что выглядит он бесподобно. Примарх, облаченный в доспех аметистового цвета с золотой отделкой и изумрудно-зеленый чешуйчатый плащ до пят, напоминал героя какого-нибудь цикла древних мифов. Его оружие лишь усиливало этот образ: на одном бедре Фениксийца висел Разящий Огнем, выкованный серебряными руками любящего брата, на другом — волкитный разрядник Клеймящий Огнем, больше похожий на произведение искусства, чем на орудие истребления.

Голконда знала, что специально разработанная броня примарха не ограничивает его сверхчеловеческой ловкости. Весьма разумно, ведь Фулгрим, по общему мнению, был самым проворным из братьев. Он мог двигаться неуловимо быстро для человеческого глаза.

Его бледное симметричное лицо изысканно окаймляли высокий пурпурный горжет и громадное стилизованное крыло орла, словно бы взметнувшееся с нагрудника поверх левого наплечника. Оглядев собравшихся на палубе людей фиолетовыми глазами, глубокими, как межгалактическая пустота, примарх подметил и сохранил черты каждого из них в невероятно цепкой памяти. На Пайк он посмотрел в последнюю очередь. Возможно, оказал ей честь — или бросил вызов.

Так или иначе, женщина выступила навстречу его взору, как и полагалось главному итератору. Она уважительно поклонилась и, будучи профессионалом, постаралась скрыть, что далось ей это с трудом. В преклонном возрасте кланяться весьма непросто.

— Господин Фулгрим, ваше присутствие — честь для нас.

— Рад снова видеть вас, главный итератор Пайк. — Возвышаясь над ней, Фениксиец отдал низкий поклон.

Взглянув в его неописуемо безупречное лицо, Голконда преодолела знакомое, почти необоримое желание пасть на колени. Посланница уже встречала примархов, даже отчитала одного из них и выжила — вероятно, израсходовав разом столетний запас везения. Более того, она подчиняла целые планеты своей воле единственной удачной фразой. По количеству покоренных миров Пайк превосходила многих военачальников Крестового похода, хотя мало кто признавал это.

Пожалуй, именно поэтому много месяцев назад Фулгрим ответил согласием на ее просьбу об участии в Двадцать восьмой экспедиции. Или же они долго не могли найти подходящего итератора, поскольку другие флоты выглядели более привлекательными в смысле возможных достижений. Голконду на закате лет карьера уже не волновала.

Отвернувшись, Фениксиец обвел взором других делегатов. Он приветствовал всех, обратившись к ним по именам, и уделил каждому немного времени. С одними собеседниками примарх разговаривал дольше, чем с другими. Пайк неотрывно наблюдала за Фулгримом — оценивала его, определяла истинность слухов о нем.

Сыновья Императора разнились между собой. Сказать прямо, некоторые из них были человечнее прочих. Фениксиец находился где-то посередине, как статуя, наделенная жизнью, но сохранившая прежнюю цель. Цель, к которой примарх все упорнее стремился на протяжении сотни лет, минувших со дня его обнаружения. Цель, почти — но пока еще не полностью — противоречащая желаниям Имперской Армии.

Словно услышав мысли Голконды, Фулгрим взглянул на нее поверх головы лорда-командующего Фрейзера.

Фениксиец не был глупцом и понимал, кому на самом деле подчиняется Пайк. Она почти и не скрывала этого — не считала нужным. Подобные вещи лучше держать на свету: если спрятать их слишком надежно, ты сама запнешься о них в самый неудачный момент.

Наконец примарх снова повернулся к ней и отдал еще один низкий поклон.

— Не сомневаюсь, Абдемон обеспечивал вас всем необходимым во время путешествия? Прошу извинить, что не посещал вас лично, но мне требовалось многое подготовить для нашего грандиозного предприятия.

— Извинения не требуются, уверяю вас. За нами хорошо присматривали.

Фулгрим улыбнулся, и у Голконды встрепенулось сердце. Примарх казался солнцем, запертым в клетке плоти. Каждая его улыбка или смешок разили посланницу в самую ее суть, будто выброс тепла и света. Рядом с ним нужно вести себя бдительно — пожалуй, даже осторожнее, чем обычно. Как и звезда, он может обратить Пайк в пепел, даже не заметив этого.

— Я хотел бы, чтобы вы сопровождали меня, — сказал Фениксиец. — Мне кажется, лучше всего нам выступить единым фронтом, военным и дипломатическим. Геродот согласен — не так ли, Геродот?

— Вы наш главнокомандующий, господин, — ответил офицер, волком посмотрев на Голконду.

Он что, завидует ей? Такая мысль позабавила посланницу, и она мило улыбнулась Фрейзеру, у которого задергался глаз. Прелестно.

Если Фулгрим и заметил их пикировку, то не показал виду. Примарх галантно подал женщине руку, и Пайк неуверенно приняла ее. Стоя вплотную к Фулгриму, дипломат чувствовала его подавляющую силу. Это создание могло переплыть море из кипящего металла или разбить гору на куски. Не хотелось думать, что оно способно сотворить с Голкондой.

И все же касание Фениксийца было нежным. Пайк вспомнила, как аккуратно Абдемон держал винный бокал, и подумала, что Фулгриму весь мир кажется таким же хрупким.

— Идемте, мы отправимся на моем личном корабле. — Примарх указал на одну из «Грозовых птиц». Она превосходила соседок в размахе крыльев, изящно загнутых назад. Тупой нос машины после переделки напоминал загнутый клюв. Голконда с Фрейзером, разумеется, одобрительно заохали, и Фениксиец расправил перышки: — Я сам разработал и сконструировал ее на оружейной палубе. Самый быстрый транспорт во всем экспедиционном флоте.

— Это важно? — спросила Пайк.

Фулгрим усмехнулся:

— Только для меня.

Когда примарх с царственной уверенностью повел Голконду к ждущему кораблю, оркестр заиграл медленную величавую мелодию. Музыка звучала меланхолично, намекая на расставание и светлую грусть. Похоже, Фениксиец предпочитал для таких моментов тоскливые мотивы, а не громкие триумфальные композиции.

— Позвольте полюбопытствовать, господин Фулгрим, в чем заключались ваши приготовления?

— Я прочел хроники и документы, полученные вашими людьми на «Двадцать восемь Один».

— Весь архив? — Пайк постаралась скрыть изумление. — Там больше восьми тысяч отдельных томов по одной только истории.

Жители Визаса были чрезмерно книжными людьми: записывали все, что могли.

— А также пять тысяч томов поэзии, по большей части весьма безвкусной, с переизбытком аграрных образов, — сообщил примарх.

Голконда рассмеялась:

— Да уж, они несколько переоценивают притягательность буколической жизни, не так ли? — Она взглянула на Фулгрима снизу вверх. — И что же вам удалось узнать?

— Реальность очень далека от того, что излагается в стихах. — Фениксиец нахмурился. — Их династическая система обречена. Через одно-два поколения произойдет открытый мятеж. Ограниченная база технологических знаний, уцелевших после Долгой Ночи, уже деградирует. Через десять поколений они станут дикарями. Через пятнадцать их сложно будет назвать людьми.

— Но сейчас у визасцев единое, относительно стабильное правительство, пусть и автократическое. — Пайк чуть ли не по-матерински похлопала Фулгрима по руке — точнее, по теплой броне над ней. — С этим можно работать.

— Надеюсь. — Примарх посмотрел на нее. — Я бесподобен, но даже мне не одолеть целый мир в одиночку. — Он улыбнулся. — Но, должен признать, я едва справляюсь с желанием попробовать.

Голконда внимательно изучала собеседника, пока они подходили к аппарели корабля. Фениксиец шутил или предупреждал ее? С ним сложно было понять.

— Одно слово, сказанное в нужное ухо, острее тысячи мечей.

— Но даже тупым клинком можно убить. — Фулгрим указал вверх: — Прошу на колесницу.


Взвыв двигателями, «Огненная птица» рванулась в пустоту. За ней последовали еще два транспортника с остальными делегатами. Перехватчики, рассредоточившись вокруг десантных кораблей, заняли позиции в разомкнутом строю. Истребители были здесь ради проформы, потому что аудитория, не разбиравшаяся в подобных технологиях, вряд ли могла оценить этот жест.

Фениксиец и другие Имперцы сидели в отдельном пассажирском отсеке, предназначенном для повелителя легиона и его старших офицеров. Рев турбин здесь казался тихим рокотом — его приглушало специальное демпферное поле, которое Фулгрим изобрел в детстве. Изначально оно применялось для защиты слуха кемосских шахтеров от грохота глубинных машин-рудокопов, но примарх без особого труда переделал его для «Огненной птицы».

Искусно выполненная мозаика, украшавшая внутренние переборки командной секции, изображала важнейшие сцены из истории Третьего. Внимание Фениксийца привлекла одна из картин, посвященная Измене Проксимцев.

Эта битва, которую Фулгрим пропустил, определила судьбу его сынов. Во время церемонии приведения Проксимы к Согласию группа мятежников, заполучивших вихревое оружие, едва не убила Императора. Лишь благодаря усилиям Легио Кустодес и Шестнадцатой когорты III легиона Владыке Людей удалось спастись из ловушки предателей. Воины, выигравшие для Него время своей кровью, пали все до последнего. Остальные подразделения Детей Императора заставили бунтарей заплатить за оскорбление — выжгли планету орбитальными ударами до самой коры.

За деяния на Проксиме космодесантники Третьего получили право носить палатинскую аквилу. Очередные почести, завоеванные без примарха. Еще одна триумфальная арка из костей мертвых легионеров. Окажись там Фулгрим, они, возможно, не погибли бы.

Взглянув на Абдемона и остальных Астартес, сидевших дальше от него, Фениксиец спросил себя, кто из них сгинет следующим. Пусть не на Визасе, а позже, но гибель — неизбежный финал для любого легионера…

Фулгрим поспешно выбросил эту мысль из головы. Раздумывать о неизбежности значило уступить ей, а такого примарх себе никогда не позволял.

Иногда ему снилась Проксима. Или Луна, или Юпитер. Битвы, участие в которых примарха могло бы что-то изменить. Под началом Фениксийца его сыны добились бы побед менее высокой ценой. Но подобные грезы были глупостью. Хуже того: углубляясь в прошлое, он рисковал подточить фундамент будущего. Лучше оставить минувшее в покое и заняться делом в настоящем.

Примарх включил встроенный гололит, и перед ним возник мерцающий шар «Двадцать восемь Один». Фулгрим установил в отсеке проектор, чтобы прямо в полете адаптировать планы сражений к меняющейся ситуации на поле боя. В погоне за идеалом следовало учитывать каждую мелочь.

Визас сиротливо и безмолвно висел в пустоте, сопровождаемый лишь одним постоянным естественным спутником. Во всей звездной системе только этот мир земного типа, окруженный лениво вращающимся плотным кольцом обломков, был пригоден для существования терранских жизненных форм. Изучая гололитическую схему ближнего космоса, Фениксиец обращался к инфопакетам, составленным эксплораторскими командами на первом этапе исследований.

Крупные комплексы по добыче железной руды, когда-то действовавшие в планетарном кольце, давно уже закрылись. В колониях на спутнике также велась выработка сырья, но их нормы извлечения упали заметно ниже средних значений — очевидно, в связи с уменьшением эффективности натурального хозяйства.

Континентальное правительство еще располагало маленькой флотилией древних межзвездных судов. Согласно отчетам эксплораторов, один из трех кораблей уже столетие находился в сухом доке, а два других лишь изредка отправлялись в рейсы с ветхого орбитального причала, перевозя на спутник заключенных и необходимые материалы.

Дотронувшись до гололита, Фулгрим сузил угол обзора. Визас выглядел крайне непривлекательно: даже с большого расстояния были заметны следы атомной войны, подобно шрамам тянущиеся по южному материку. Император не зря почти запретил применение такого оружия — зараженная радиацией планета становилась бесполезной для всех, кроме дронов Механикума.

Следующим касанием примарх вызвал запись слабых вокс-передач, идущих с поверхности мира. Им едва хватало мощности, чтобы пробиться через пояс обломков; очередной признак быстрого технологического упадка. Фениксиец убрал с гололита мерцающие синусоиды развертки.

— Энтропия в действии, — пробормотал он, возвращаясь к изучению планеты. — Кольцевой орбитальный причал полностью развалится через десять лет, а то и раньше. Колонии на спутнике окажутся изолированными. Одни вымрут за пару месяцев, другие будут бороться годами, но тоже погибнут. Незавидная судьба.

— Ее можно предотвратить, — заметила Пайк.

Фулгрим обернулся к Голконде, которая сидела рядом с ним, почти невидимая за страховочными фиксаторами.

— С большим трудом.

— Верно, — согласилась она. — Однако без труда, как известно… — Дотянувшись до гололита, посланница сменила точку обзора. — Континентальное правительство обладает некоторой стабильностью благодаря укоренившейся бюрократии и нескольким десятилетиям функционирования. Убери одну шестеренку — машина продолжит работу. Но чем больше частей ты удалишь, тем менее устойчивым станет механизм, и тем важнее будет наличие на рычаге управления твердой руки.

— Которой у них нет, — добавил Фрейзер.

Лорд-командующий Архитских Палатинов сидел напротив примарха и Пайк вместе с несколькими младшими офицерами. На гололит он смотрел так пристально, словно планировал штурм Визаса.

Фениксийцу подумалось, что в каком-то смысле этим занимаются они все.

— Сейчас нет, — подтвердила Голконда. — Раньше дополнительную тяжесть приняли бы на себя другие члены Властного Триумвирата. Четыре поколения назад Визасом руководили три континентальных губернатора и объединенное планетарное правительство. Теперь у них есть только наследный губернатор Пандион Четвертый. Жалкая личность, особенно по меркам автократов. — Главный итератор улыбнулась. — Предположу, что нам это на пользу.

Фулгрим кивнул. Властный Триумвират распался с большой кровью в ходе последнего цикла глобальных гражданских войн. Завершились они полномасштабным ядерным уничтожением южного материка и капитуляцией самого западного. Теперь из трех континентов значение имел лишь один, Халкидон. Что привело к этому — неосторожность или необходимость? Пожалуй, ответ неважен.

— И он вот так примет нас с распростертыми объятиями? — недоверчиво спросил Геродот. — Я еще не встречал захолустного тирана, который не полез бы в драку.

— Ну, вам не помешает узнать что-то новое, — бросила Пайк.

Фрейзер вспыхнул, но прикусил язык. О посланнице ходило множество слухов, и некоторые утверждали, что к ней прислушивается сам Император. Фениксиец знал правду: Голконда неофициально служила Сигиллиту. Малкадор следил за примархом, как и за всеми его братьями. Наблюдал, оценивал, словно бы выискивая способы присмирить их. Возможно, Фулгрим слишком скверно думал о нем, но пока эта идея подтверждалась.

Фениксиец не представлял, как отец мог доверять подобному созданию. Впрочем, мотивы Императора всегда казались чем-то вроде сыпучего песка: чем настойчивее ты пытался ухватить их, тем быстрее они утекали сквозь пальцы, и в конце рассуждений ты понимал меньше, чем в начале. Владыка Людей одновременно был далеким и неотлучно присутствующим — загадкой, неспособной упростить себя и уместиться в рамки представлений своих сынов.

Да и зачем бы ему так поступать? Император — само совершенство, воплощенный идеал. Если Фулгрим был фениксом, то Владыка Людей — огнем, дарующим перерождение. Он не станет принижать себя, чтобы соответствовать ожиданиям менее могучих существ. Значит, и его сынам необязательно так делать? Почему феникс должен доказывать свою состоятельность тем, кто беззащитен перед его когтями и клювом? Почему Просветитель должен объясняться перед несведущими?

Некоторые из его братьев считали подобное смирение необходимым. Примархи вели войны не ради себя, но во имя всего человечества. Однако оно снова и снова выказывало нестойкость, сгибаясь на любом ветру. Кемос гнил на корню, пока не попал в руки Фулгрима. Но родной мир никогда не будет принадлежать самому Фениксийцу, как и Визас. Какой же толк в садоводстве, если ты не можешь вкусить плодов своего труда?

Череду его угрюмых раздумий прервало сообщение с летной палубы.

— Десять секунд до захода на посадку, — протрещал вокс-динамик в отсеке голосом пилота.

Фулгрим выключил гололит. Корабль сейчас преодолевал кольцо обломков, и примарх слышал, как турбины «Огненной птицы» недовольно подвывают во время маневров уклонения.

Вздохнув, примарх разомкнул страховочные фиксаторы и поднялся. Палуба кренилась у него под ногами. По знаку господина Абдемон и другие воины последовали его примеру.

— Итак, сыны мои, мы на месте, — начал Фениксиец, легко перекрывая глухой рев двигателей. — Здесь начнется наш анабасис. Перед тем как мы приступим, выслушайте пару предостережений… Эти люди никогда не встречали легионеров. Видя их благоговение, вы можете почувствовать себя неуязвимыми, что совершенно неверно.

Он оглядел космодесантников.

— Вы полубоги, но даже полубоги не бессмертны. С другой стороны, учтите, что визасцы не догадываются о ваших истинных возможностях. — Сурово посмотрев на Кирия, Фулгрим погрозил ему пальцем: — Никаких дуэлей.

Лицо воина скрывал шлем, но он слегка дернул головой, показывая, что услышал примарха. Недавно Абдемон доложил Фулгриму о поединках Кирия с ручными убийцами Голконды. Какими бы ни были мотивы легионера, он вел себя неразумно.

Фениксиец удовлетворенно кивнул в ответ.

— Сыны мои, мы — Приносящие Огонь из древних легенд. Мы пришли, чтобы освободить народные массы из тьмы невежества. Ведите себя соответствующе.

Он повернулся к Пайк:

— Позволите ли сопровождать вас, главный итератор?

— Разумеется, мой господин, — взглянула на него посланница. — Весьма признательна.

Отсек слегка тряхнуло. Шум турбин изменился, что указывало на вход в атмосферу, и у примарха быстрее забились сердца в предвкушении высадки. Фениксиец не мог справиться с волнением — его ждало последнее, самое сложное испытание, которое он твердо решил пройти.

— Касание через пять… четыре… три… два…

Рокот ускорителей ослаб, потом умолк окончательно. Голконда и другие старшие делегаты выбрались из страховочных фиксаторов.

Фулгрим надел золотой шлем с орлиными крыльями. С шипением воздуха тот сомкнулся с доспехом, и перед глазами примарха вспыхнули показания датчиков.

— Открыть люк, — скомандовал он.

Дверь-диафрагма раздвинулась, и пассажирский отсек наполнился бледным светом. С ним внутрь проникла какофония звуков — радостных криков, смешанных с триумфальным ревом труб. Улыбнувшись, Фениксиец подал руку Пайк:

— Думаю, нам лучше выйти последними. Вы не возражаете?

Посланница усмехнулась:

— В такой ситуации немного театральности не повредит. Знаю по опыту.

Первыми высадились космодесантники Третьего. Ведомые Абдемоном, они с идеальной синхронностью протопали вниз по аппарели, держа болтеры поперек груди. Фабий вышел отдельно от них; как только он выступил из люка, манипуляторы хирургического аппарата развернулись, подобно жутким лепесткам мухоловки.

Включив модуль телеметрии доспеха, Фулгрим подсоединился к пикт-потоку со шлема лорда-командующего; теперь он видел то же, что и Абдемон.

Три «Грозовые птицы» приземлились на плоской каменной площадке диаметром в несколько сотен метров. На краях массивного блока виднелись бесформенные несущие конструкции, изломанные и ржавеющие, но увитые гирляндами бледных махровых цветков. Громадную площадь вокруг возвышения заполняла ликующая толпа. Дальше со всех сторон теснились постройки, уступавшие центральной платформе по высоте. Фениксиец понял, что корабли сели на фундамент древней взлетной площадки, возведенной гораздо раньше, чем здания рядом с ней.

По пикт-потокам из других шлемов примарх наблюдал, как его сыны по привычке рассредоточиваются и принимают разомкнутое построение «стихос»[4] между «Огненной птицей» и встречающими.

— Кирий, наезд влево, — пробормотал Фулгрим, переключая каналы.

Воин повиновался, и Фениксиец впервые смог рассмотреть лидеров Визаса. На безопасном расстоянии от «Огненной птицы» стояла небольшая группа сановников в плотных официальных одеяниях, безвкусно расшитых драгоценными камнями. Видимо, по наряду определяли чин и должность его хозяина.

Позади них выстроились шеренгой, приняв парадную стойку вольно солдаты континентального правительства в синих мундирах и сегментированных нагрудниках, похожих на панцирь рака. Вооружены они были, судя по всему, различными затворными винтовками с низкой начальной скоростью пули.

По мере того как люди разглядывали огромных космодесантников, восторженные крики понемногу стихали. Впрочем, толпа снова воодушевилась, когда на аппарели появились Фрейзер и его младшие офицеры. Архитские Палатины хотя бы выглядели по-человечески, пусть и несколько экзотично для местных.

Руководители планеты двинулись к кораблю, и Фениксиец усмехнулся.

— В чем дело? — посмотрела на него Голконда.

— Они приняли Фрейзера за меня.

— Вот уж поразятся сейчас, — фыркнула Пайк.

— Тогда, думаю, нам пора.

Вдвоем подойдя к открытому люку, они встали на пороге. Правители Визаса замерли на полпути к транспортнику, потом, когда Фулгрим и посланница вышли на аппарель, засуетились, как встревоженные птицы. На площади воцарилась тишина, и Фениксиец ощутил легкую приятную дрожь — восхищение людей опьяняло его. Примарх с Голкондой спускались торжественно и величаво, хотя возле него она казалась ребенком.

Безмолвие затянулось. Наконец вперед выступил сравнительно молодой худощавый мужчина с государственной печатью на шее, одетый скромнее других. Помедлив секунду, он пал ниц перед Фулгримом.

— Мой господин Фениксиец, имею честь приветствовать вас в Нове-Василос. Я — Коринф, канцлер континентального правительства Халкидона-на-Визасе. Отныне вы гость Властного Трона со всеми вытекающими отсюда правами и гарантиями безопасности. — Поднявшись, он слабо улыбнулся. — Хотя, увидев вас вблизи, я понимаю, что мог бы и опустить последнюю фразу.

Примарх, сняв шлем, ответил улыбкой. Побледнев, Коринф пошатнулся, но Фениксиец без труда удержал его.

— Почтеннейший канцлер, я с радостью принимаю вашу защиту и гостеприимство. Меня зовут Фулгрим, и я пришел к вам как вестник мира и процветания.

Голос примарха разнесся над площадкой, словно мелодичный раскат грома. Подняв голову, Фениксиец окинул взглядом группу сановников и запечатлел их лица в памяти.

— От имени Императора Всего Человечества, Владыки Терры и Всего Известного Космоса, приветствую Визас и каждого его жителя в рядах Империума Людей. Давно мы грезили о воссоединении; наконец оно свершилось, и да принесет это нам безграничное счастье.

Скрестив руки на груди, Фулгрим слегка поклонился наследному губернатору и его семейству. Когда он выпрямился, толпа уже ликовала, но горстка аристократов выглядела не слишком довольной. Для последующего анализа Фениксиец мысленно отметил тех, кто хмурился заметнее других.

Первый этап переговоров, как обычно, окажется самым важным. В последующие несколько дней континентальное правительство узнает об ограничениях своей автономности, а также о том, насколько ему удастся сохранить лицо во время необходимых церемоний приведения к Согласию. Мятежи чаще всего вспыхивали именно на этом отрезке, когда бывшие политические воротилы вдруг теряли влияние и значимость в делах планеты.

По-прежнему улыбаясь, примарх помахал народным массам. Сейчас он воплощал собой Империум — благожелательный, радушный, приветливый. Фулгрим помнил, что администраторы Кемоса уверенно использовали измену как оружие: без угрызений совести заключали и разрывали любые договоры. Предательство, как и все остальное, было вопросом даты. Судя по историческим хроникам, на Визасе дела обстояли примерно так же, только вероломство тут совершалось с определенными ритуалами. Здесь, как и на Кемосе, «честь» считали растяжимым понятием. Клятва, данная глупцу, не имела силы. Проблемы испытывали только те, кто не мог приспособиться к переменам.

Фениксиец надеялся, что губернатору и его людям хватит гибкости. Если же нет, примарх снимет бархатную перчатку с железного кулака. Так или иначе, он подчинит Визас своей воле.

Двадцать восьмая экспедиция добьется успеха.

И обновленный III легион восстанет из пепла прошлого.

Загрузка...