Фонд

Часть III Мэры

Депутация!

Сэлвор Хардин знал о ее прибытии, но от этого ему было не легче. Ожидание выводило его из себя.

Йохан Ли требовал пойти на крайние меры.

— Я не понимаю, Хардин, — говорил он, — почему мы тратим время впустую. До следующих выборов они ничего не смогут предпринять, по крайней мере на законных основаниях, а это дает нам целый год. Пусть убираются восвояси!

Хардин поджал губы:

— Вы ничему не научились, Ли. За сорок лет нашего знакомства вы так и не научились тонкому искусству нападения из-за спины.

— Это не мой метод, — пробормотал Ли.

— Я знаю. И поэтому вы единственный, кому я доверяю. — Он замолчал и протянул руку за сигарой. — Мы прошли большой путь, Ли, с тех пор, как задумали свергнуть Энциклопедистов много лет тому назад. Я старею. Мне уже шестьдесят два. Кто мог подумать, что тридцать лет пролетят как одно мгновение?

Ли фыркнул:

— Мне шестьдесят шесть, но я не чувствую себя стариком.

— Завидую вашему пищеварению. — Хардин с наслаждением попыхивал сигарой. Он уже давно позабыл вкус легкого вегийского табака, который курил в дни своей молодости. Те далекие дни, когда Терминус торговал со всеми частями Галактической Империи, превратились в воспоминание, как и все Добрые Старые Дни. Воспоминанием становилась и Галактическая Империя. Он не знал, кто сейчас возглавляет Империю, да и существует ли она вообще. Вот уже тридцать лет как система Коммуникаций здесь, на окраине Галактики, пришла в упадок, Терминус оказался в изоляции и поддерживал контакты лишь с четырьмя ближайшими королевствами.

Нет уже могущественной Империи! Королевства! Да они в прежние времена были всего лишь префектурами одной Провинции, являвшейся частью Сектора, который, в свою очередь, входил в Квадрант, а тот был частицей Галактической Империи, раскинувшейся на всю Вселенную. А теперь, когда Империя утратила контроль за отдаленными окраинами Галактики, эти крошечные планеты стали королевствами со смехотворными королями и знатью, втянутыми в бессмысленные войны. Люди на этих покрытых развалинами планетах влачили жалкое существование.

Цивилизация умерла. Ядерная энергия забыта. Наука отошла бы в область преданий, если бы не вмешался Фонд, который именно для этой цели основал здесь, на Терминусе, Хэри Селдон.

Голос Ли, стоявшего у окна, прервал размышления Хардина:

— Эти щенки приехали в машине самой последней модели.

Он направился было к двери, но потом засомневался и взглянул на Хардина.

Хардин улыбнулся ему в ответ:

— Я распорядился, чтобы их привели сюда.

— Сюда? Но зачем? Они не заслуживают такой чести.

— Церемония официального приема чересчур утомительна. Я уже слишком стар для этих бюрократических ритуалов. Кроме того, лесть весьма полезна при общении с молодежью, и особенно в тех случаях, когда она ни к чему не обязывает.

Он подмигнул:

— Садитесь, Ли. Мне нужна будет ваша моральная поддержка. С этим молодчиком, Сермаком, дело иметь не просто.

— Этот тип, — убежденно сказал Ли, — очень опасен. И у него есть последователи, Хардин, так что не следует его недооценивать.

— Разве я кого-нибудь когда-нибудь недооценивал?

— Ну тогда арестуйте его. Повод всегда можно найти, придумаем что-нибудь.

Этот совет Хардин пропустил мимо ушей. Услыхав звонок, он нажал на педаль под столом, и дверь отъехала в сторону.

Четверо, составлявшие депутацию, вошли гуськом, и Хардин указал им на кресла, полукругом стоявшие перед его столом.

Хардин легонько ударил по серебряной, покрытой затейливой резьбою крышке ящичка, и она со щелчком открылась. Некогда этот ящичек принадлежал Джорду Фаре, члену Совета Опекунов, существовавшего в те далекие дни. Сделан он был на Сантанни еще во времена Империи, никаких сомнений в этом не было, хотя сигары в нем были местного производства. Один за другим члены депутации серьезно и торжественно взяли сигары, словно это был своеобразный ритуал.

Сеф Сермак сидел во втором кресле справа. Он был моложе и привлекательнее остальных членов депутации. Бросались в глаза рыжие, аккуратно подстриженные щетинистые усы и глубоко запавшие глаза неопределенного цвета. На трех остальных Хардин тут же перестал обращать внимание: они были обычными исполнителями, и ничего примечательного в них не было. Он сосредоточил свое внимание на Сермаке, который уже во время своего первого срока в Муниципалитете не единожды нарушал размеренный ритм работы этого почтенного учреждения и ставил в нем все с ног на голову.

— Я с нетерпением ждал встречи с вами, уважаемый член Муниципальною Совета, с тех пор, как вы месяц тому назад произнесли свою блистательную речь, в которой подвергли резкой критике внешнюю политику нашего правительства.

Сермак оживился:

— Проявленный вами интерес делает мне честь. Речь моя, может быть, и не была такой уж блистательной, но критика была абсолютно обоснованна.

— Возможно. Я уважаю ваше право на собственное мнение. И все же вы еще очень молоды.

— Этот недостаток с возрастом проходит. Вы стали мэром нашего города, когда вам было на два года меньше, чем мне сейчас, — ответил он довольно сухо.

Хардин усмехнулся. Да этот молокосос просто нахал!

— Насколько я понимаю, вы решили поговорить со мной о той самой внешней политике, которая в Зале Совета вызвала у вас такое раздражение. Вы будете говорить и от имени трех своих коллег, или я должен буду выслушать каждого из вас в отдельности?

Депутаты понимающе переглянулись.

— Я буду говорить от имени народа Терминуса, народа, который не представлен должным образом в бюрократическом органе, называемом Муниципалитетом.

— Ну что ж, говорите.

— Дело вот в чем, господин Мэр. Мы неудовлетворены…

— «Мы» — это «народ», не так ли?

Сермак, подозревая, что это западня, враждебно посмотрел на него:

— Я полагаю, что мои воззрения разделяет большинство избирателей Терминуса. Такой ответ вас устроит?

— Подобные утверждения нуждаются в доказательствах. Но продолжайте. Вы неудовлетворены…

— Да, мы неудовлетворены политикой, которая на протяжении тридцати лет неизменно ведет к ослаблению Терминуса перед лицом неизбежной агрессии извне.

— Я вас понял. И что же дальше? Продолжайте, продолжайте.

— Ваше внимание мне льстит. Итак, мы образуем новую политическую партию. Она будет отстаивать интересы нынешнего Терминуса, а не бороться за мифическую будущую империю. Мы собираемся вышвырнуть вас и окружающих вас подхалимов-умиротворителей из муниципалитета, причем довольно скоро.

— Если только не… Вы ведь понимаете, что всегда возможно какое-нибудь «если».

— В этом случае оно всегда лишь одно: вы немедленно подадите в отставку. Я не уговариваю вас изменить политический курс, я не настолько вам доверяю. Верить вашим обещаниям нельзя. Мы согласны только на полную отставку.

— Что ж, я понимаю. — Хардин положил ногу на ногу и стал раскачивать свое кресло на двух ножках. — Это ультиматум. Спасибо, что предупредили. Но я его, с вашего позволения, проигнорирую.

— Не думайте, что это предупреждение, господин Мэр. Мы заявили о своих принципах и планах. Новая партия уже создана и с завтрашнего дня официально начинает действовать. У нас нет ни времени, ни желания идти на компромисс, и, честно говоря, лишь признание ваших заслуг перед Городом побудило нас предложить вам уйти, не хлопая дверью. Я не надеюсь, что вы на это пойдете, но, по крайней мере, моя совесть чиста. После следующих выборов отставка станет неминуемой.

Он встал и сделал знак остальным следовать за ним.

Хардин скомандовал:

— Не уходите. Сядьте на место!

Такого всплеска эмоций от Хардина не ждали. Лицо Сефа Сермака вытянулось. Он снова сел. Хардин улыбнулся. Он все-таки ждал какого-то предложения, хотя отрицал это на словах.

Хардин спросил их:

— Что именно в нашей внешней политике вы хотели бы изменить? Вы хотите, чтобы мы напали на Четыре Королевства прямо сейчас, и на все четыре одновременно?

— Этого я не предлагаю, господин Мэр. Мы всего лишь за немедленное прекращение политики умиротворения. Ваша администрация оказывает Королевствам научную помощь. Вы помогли им отремонтировать электростанции. Вы построили им больницы, химические лаборатории и заводы.

— Ну и что? Вас это не устраивает?

— Вы сделали это, чтобы предотвратить их агрессию против нас. Эти взятки помогли вам тянуть время, но вы позволили им шантажировать Терминус. Требования их велики, они выжимают из Терминуса последние соки. В результате мы находимся во власти дикарей.

— Это еще почему?

— Вы снабдили их энергией, дали им оружие, отремонтировали их военные корабли. За три десятилетия их мощь неизмеримо возросла. Аппетиты их все растут, а поскольку у них теперь появилось новое оружие, они рано или поздно применят силу и захватят Терминус. Разве не так обычно заканчивается шантаж?

А что вы предлагаете?

Немедленно прекратить давать взятки, пока это возможно. Направить усилия на укрепление Терминуса и напасть первыми!

Хардин почти с болезненным любопытством рассматривал светлые усики юноши. Сермак явно был уверен в себе, в противном случае он бы не был столь откровенен. Его взгляды несомненно отражают мнение довольно значительной части населения. Да, весьма значительной.

Голос Мера несколько дрогнул, выдав замешательство. Но спросить удалось почти равнодушно:

— Вы уже закончили?

— Пока, да.

— Вы не обратили внимание на высказывание, которое в рамочке шиит за мной на стене? Прочитайте его, будьте любезны.

Сермак недовольно поморщился.

— Там написано — «Насилие — это крайняя мера, к которой прибегают тупицы». Это стариковская позиция, господин Мэр.

— Я занял эту позицию молодым, и победил. Вас тогда еще на свете не было, но, возможно, вы изучали события тех дней в школе.

Он пристально посмотрел на Сермака и продолжил уже более i покойным тоном:

— Хэри Селдон создал на этой планете Фонд якобы для издания гигантской Энциклопедии, и целых пятьдесят лет мы стремились к этой призрачной цели. А когда мы прозрели, дело зашло уже слишком далеко: связи с центральными районами прежней Империи были нарушены. И мы, сообщество ученых Города Терминуса, — кстати, лишенного промышленности, — оказались в окружении недавно возникших королевств, враждебных и далеких от цивилизации. Только мы владеем ядерной энергией. И поэтому являемся заманчивой добычей для всех этих многочисленных варваров.

Анакреон, как и в нынешние времена, был самым могущественным из Четырех Королевств. Его правители настаивали на создании на Терминусе военной базы, что впоследствии им удалось осуществить. Тогдашние отцы города, Энциклопедисты, прекрасно понимали, что это лишь начало захвата всей планеты. Вот как обстояли дела, когда и возглавил правительство. А как бы вы поступили на моем месте?

Сермак пожал плечами:

— Это риторический вопрос. Разумеется, мне известно, как вы поступили в той ситуации.

— Тем не менее я повторю свой рассказ еще раз. Вероятно, вы не поняли его сути. Ведь велик был тогда соблазн собрать все имевшиеся у нас войска и немедленно начать войну. Таким образом, не уронив собственного достоинства, мы бы легко вышли из положения. Однако, подобная тактика вряд ли была бы разумной. Вы бы, впрочем, именно так бы и поступили, вы же говорите о «первом ударе». Я же, вместо этого, посетил одно за другим три другие королевства и сообщил представителям каждого из них, что если они позволят Анакреону завладеть ядерной энергией, то тем самым подпишут себе смертный приговор, который незамедлительно будет приведен в исполнение. Кроме того, я тактично подсказал им план действий. И это все. Через месяц после высадки десанта Анакреонцев на Терминусе их король получил совместный ультиматум от трех своих соседей. И уже через неделю последний анакреонец покинул Терминус.

А теперь скажите, так была ли тогда необходимость применять силу?

Юный депутат Муниципалитета задумчиво взглянул на окурок сигары и швырнул его в отверстие мусоросжигателя.

— Я не усматриваю в этом аналогии. Инсулин помогает диабетику вернуться к нормальной жизни. Обращаться к хирургу ему и в голову не придет. А вот при аппендиците без операции не обойтись. Это неизбежно. Если другие средства исчерпаны, разве не приходится прибегать к крайним мерам? И в том, что мы вынуждены на них идти, виноваты вы.

— Я? О, да, снова вы о моей политике примирения. Вы все-таки не до конца поняли то положение, в котором мы оказались. Наши трудности отнюдь не закончились после ухода анакреонцев. Именно тогда они и начались. Четыре Королевства вели себя еще более враждебно, чем когда-либо прежде, поскольку каждое из них стремилось к обладанию ядерной энергией. И лишь страх перед остальными тремя удержали каждое из них от нападения. Мы балансировали на самом краю пропасти, и если бы мы оступились… Если бы одно королевство чрезмерно упрочило свои позиции, или если бы два из них заключили союз… Вы понимаете?

— Разумеется. Вот тогда и следовало решительно готовиться к войне.

— Ничего подобного. Нужно было принять все меры, чтобы война началась. Я сталкивал их друг с другом. Помогал каждому из них по очереди. Оказывал содействие в развитии науки, торговли, образования и медицины. Я сделал так, что они больше были заинтересованы в процветании Терминуса, чем в том, чтобы его завоевать. И на протяжении тридцати лет эта система срабатывала!

— Да, это так, но ведь научную помощь вы вынуждены были сопровождать весьма странными ритуалами. Религиозные обряды пополам с маскарадом. Вы создали иерархию жрецов и совершенно бессмысленные и запутанные церемонии.

Хардин нахмурился:

— Ну и что? К нашему спору это вообще не имеет никакого отношения. Я вынужден был с этого начать, поскольку эти дикари считали наши научные достижения чем-то вроде колдовства или волшебства. Ритуал позволил им примириться с наукой. Возникло жречество, и мы помогали ему лишь потому, что стремились идти по пути наименьшего сопротивления. Так что это пустяки.

— Но эти жрецы руководят работой энергетических установок. Это совсем не пустяки!

— Это верно, но мы же и учили их. И они обладают лишь чисто практическими навыками работы с имеющимся у них оборудованием, к тому же они твердо верят в силу своих ритуалов.

— А если один из них догадается, что все это дурацкий розыгрыш? Если он начнет заниматься теорией? Что помешает ему овладеть технологией и продать ее тому, кто больше заплатит? И будем ли мы тогда представлять собой хоть какой-то сдерживающий фактор для Королевств?

— Это маловероятно, Сермак. Вы судите слишком поверхностно. Самых способных детей с этих планет ежегодно присылают сюда, в Фонд, и здесь они учатся, чтобы получить сан жреца. Лучшие из них остаются тут в качестве ассистентов-стажеров. И если вы думаете, что те, кто возвращается в свои королевства, — получив весьма туманные представления об основах науки или, что еще хуже, с теми искаженными знаниями, которые получают жрецы, — смогут одним махом проникнуть в секреты ядерной энергетики, электроники, теории гипердеформации — то вы ничего не смыслите в науке и рассуждаете весьма наивно. Даже весьма способный человек должен учиться всю жизнь, чтобы до всего этого додуматься.

Пока он произносил эту речь, Йохан Ли неожиданно встал и вышел из комнаты. Потом он возвратился и, когда Хардин замолчал, приник к уху своего начальника. Послышался шепот, и Йохан вручил Меру свинцовый цилиндр. Бросив на членов депутации злой взгляд, Ли снова уселся.

Хардин, наблюдая исподлобья за своими гостями, открутил крышку цилиндра, а затем резким движением открыл его, и только у Сермака хватило выдержки не взглянуть на скрученный в свиток лист бумаги.

— Короче говоря, — сказал Хардин, — правительство уверено в правильности избранного пути.

— А глаза его уже бегали по строчкам, записанным сложным, бессмысленным на первый взгляд, шрифтом. Письмо занимало целую страницу, да еще в самом низу, в уголке, карандашом были небрежно нацарапаны три слова, резюмировавшие суть послания. Он понял все с полувзгляда и небрежно швырнул бумажку в шахту мусоросжигателя.

— К сожалению, на этом, — сказал Хардин, — нам придется расстаться. Приятно было с вами познакомиться. Спасибо, что вы к нам пришли.

Он снисходительно пожал руку каждому из них, и они один за другим вышли из кабинета.

Хардин почти разучился смеяться, но когда Сермак и его молчаливые коллеги уже не могли его услышать, он ехидно захихикал. Ли изумленно посмотрел на него.

— Как вам этот взаимный блеф, Ли?

— Не думаю, что он блефовал. Если предоставить им свободу действий, он вполне может победить на следующих выборах, как и говорит, — недовольно проворчал Ли.

— Вполне, вполне, если до того ничего не произойдет.

— Нужно принять меры, чтобы они не наделали сейчас глупостей, Хардин. У Сермака много сторонников. А что если он не станет дожидаться следующих выборов? В былые времена мы с вами прибегали к силе, невзирая на ваш девиз.

Хардин удивленно поднял брови:

— Вы очень пессимистично настроены сегодня, Ли. К тому же вам необычайно нравится противоречить, иначе вы не упомянули бы применение силы. Ведь, как вы помните, наш маленький переворотик не унес ни одной человеческой жизни. Мы лишь приняли необходимые меры в подходящий момент, и все прошло гладко, мирно и без особых усилий с нашей стороны. Сермак находится в совершенно иной ситуации. Мы с вами не Энциклопедисты. Мы всегда начеку. Прикажите вашим людям, дружище, потихоньку проследить за этими юнцами. И чтобы они не догадались, что за ними следят. Делайте это осторожно. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ли криво усмехнулся:

— Чего бы я стоил, если бы сидел и ждал ваших указаний? Сермак и его друзья уже целый месяц находятся под наблюдением.

Мэр захихикал:

— Опередили меня, да? Ну ладно. Кстати. — Он запнулся, а затем тихо сказал: — Посол Веризоф возвращается на Терминус. Надеюсь, временно.

Наступила тревожная тишина. Ли спросил:

— А что было в письме? Неужели наш план сорвется?

— Я не знаю. Послушаем, что скажет Веризоф. Все может быть. Вы огорчены? Почему?

— Потому что не знаю, чем все это кончится. Вы, Хардин, человек проницательный — и все же вы играете с огнем.

— И он туда же, — пробормотал Хардин. Вслух он сказал: — Значит, и вы вступаете в новую партию Сермака. Так вас прикажете понимать?

Ли поневоле улыбнулся:

— Ну ладно, ладно, ваша взяла. Идемте лучше обедать.

Хардину приписывали множество афоризмов, хотя авторство многих из них сомнительно. Впрочем, достоверно известно, что он любил их сочинять. Утверждают, что однажды он сказал: «Если вас считают коварным, то выгодно вести себя бесхитростно».

Полю Веризофу не единожды предоставлялась возможность последовать этому совету, поскольку он уже четырнадцать лет жил на Анакреоне, где ему приходилось вести двойную игру, все более и более напоминавшую танец на краю пропасти.

Для жителей Анакреона он был Верховным Жрецом, представителем Фонда, который эти «дикари» почитали как Святая Святых и и считали самым таинственным и главным Храмом своей религии, возникшей у них с легкой руки Хардина три десятка лет тому назад.

Но для прежнего Короля Анакреона и для его внука, занимавшего теперь трон, он был всего лишь послом могущественной державы, вызывавшей у них одновременно и зависть и страх. В целом, это была напряженная работа, и поэтому поездка на Терминус, первая за три последних года, была для него чем-то вроде каникул, несмотря на тревожное происшествие, из-за которого он и вынужден был отправиться в путь.

И, поскольку он уже не в первый раз совершал поездки инкогнито, он опять воспользовался советом из афоризма Хардина о пользе простоты.

Посол переоделся в штатское, что само по себе весьма приятно, и на пассажирском корабле, в салоне второго класса, отправился на Терминус. На космодроме он пробрался сквозь толпу и позвонил в Муниципалитет по общественному видеофону.

— Меня зовут Ян Смит. У меня назначена встреча с Мэром, — сказал он.

Расторопная секретарша, голос которой был начисто лишен каких-либо эмоций, перезвонила куда-то и быстро навела справки. Затем сухо, как автомат, сообщила:

— Мэр примет вас через полчаса, сэр. — И экран погас.

Тем временем посол на Анакреоне купил самый свежий номер «Журнала Терминуса» и не спеша направился в Парк Ратуши. Там, усевшись на первую же свободную скамейку, прочитал колонку редактора, новости спорта и страницу комиксов. По прошествии получаса он сунул газету под мышку, зашел в Ратушу и появился в приемной.

Проделав все это, он сумел остаться незамеченным: прятаться он не прятался — и поэтому никто к нему не присматривался.

Хардин, увидев его, заулыбался:

— Возьмите сигару! Как прошел перелет?

Веризоф взял сигару:

Замечательно. В соседнем салоне сидел жрец. Он направляется сюда, чтобы изучать радиоактивные синтетические вещества. Для лечения рака, как вы понимаете.

— Но он же не называл их радиоактивными синтетическими веществами?

— Ну конечно нет! Для него они — Святая Еда.

Мэр усмехнулся.

— Он вовлек меня в дискуссию о теологии и приложил неимоверные усилия, чтобы вытащить меня из болота презренного материализма.

— И так и не узнал своего Верховного Жреца?

— Без пурпурной мантии?.. А кроме того, он живет на Смирно. Тем не менее, это было весьма поучительно. Просто удивительно, Хардин, какие прочные корни пустила религия науки. Я написал на эту тему эссе — исключительно для своего собственного развлечения. Вряд ли стоит его публиковать. Рассматривая этот вопрос с точки зрения социологии, приходишь к выводу о том, что, когда на Периферии Империи начался застой, наука потерпела фиаско. И чтобы опять возродиться, она должна была появиться под другой личиной, как это и произошло. Все получилось великолепно!

— Любопытно! — Мэр обхватил свою шею ладонями. И внезапно сказал: — Начните доклад о положении на Анакреоне!

Посол нахмурился, вынул сигару изо рта, неодобрительно осмотрел ее и снова задымил:

— Ситуация весьма затруднительная.

— В противном случае вас бы здесь не было.

— Разумеется. Обстоятельства таковы: главная фигура на Анакреоне — Принц-регент Уайнис, дядя Короля Лепольда.

— Это мне известно. Но Лепольд в следующем году достигнет совершеннолетия, так ведь? Насколько я помню, в феврале ему исполнится шестнадцать.

— Да. — Помолчав, Веризоф хмуро добавил: — Если он будет в живых. Отец Короля скончался при весьма подозрительных обстоятельствах. Во время охоты в грудь ему попала пуля-игла. Считается, что произошел несчастный случай.

— Хм. Я как будто видел Уайниса, ведь я посетил Анакреон — после того, как мы с позором изгнали их с Терминуса. Если я правильно помню, он был смуглым, черноволосым и косил на правый глаз. И смешной нос крючком.

— Это он. Нос и глаз все те же, но волосы поседели. Нечист на руку. К счастью, он самый набитый дурак на всей планете. Воображает себя пройдохой, от чего его глупость еще заметнее.

— Так обычно и бывает.

— Если ему нужно всего лишь разбить яйцо, он взорвет его ядерной бомбой. Я был свидетелем того, как он пытался обложить собственность Храма налогом после смерти прежнего Короля. Вы помните?

Хардин задумчиво кивнул и улыбнулся:

— Жрецы тогда подняли вой.

— Такой, что было слышно и на Лукреции. С тех пор он ведет себя со жрецами более осторожно, но по-прежнему проводит жесткий курс. Нам это причиняет неудобства. Кроме того, он необыкновенно самоуверен.

— Чрезмерная компенсация комплекса неполноценности. Это свойственно младшим сыновьям в королевских семьях.

— Нам от этого не легче. Он горит желанием напасть на Фонд и не дает себе труда это скрывать. И вполне может решиться на это — оружия у него достаточно. Прежний Король создал внушительный флот, да и Уайнис эти два года не терял времени даром. Ведь налог на собственность Храма был задуман для финансирования наращивания вооружений, а когда этот план провалился, он в два раза повысил подоходный налог.

— Это вызвало протесты?

— Незначительные. В течение нескольких недель каждая проповедь в Королевстве призывала к покорности властям. Уайнис был нами доволен.

— Хорошо. Ситуация понятная. И что же произошло?

— Две недели назад торговый корабль с Анакреона встретился с брошенным на произвол судьбы крейсером, принадлежавшим некогда Императорскому Флоту. Он, должно быть, лет триста странствовал в космосе.

Хардин оживился и с интересом посмотрел на него.

— Да, да, я слышал об этом. Управление Навигации направило мне петицию. Они хотели получить этот корабль для научных исследований. Насколько я помню, он в отличном состоянии, не так ли?

— В слишком хорошем, — сухо ответил Веризоф. — У Уайниса чуть не сделались судороги, когда на прошлой неделе он получил ваше послание, в котором вы просили передать этот корабль Фонду.

— Он до сих пор не ответил.

— А он и не ответит. Или ответит пушками. В тот день, когда я покинул Анакреон, он посетил меня и потребовал, чтобы Фонд отремонтировал корабль и вернул его Анакреонскому Флоту для использования в военных целях. У него хватило наглости заявить, что наше послание, полученное им на прошлой неделе, свидетельствует о намерении Фонда напасть на Анакреон. Он подчеркнул, что отказ отремонтировать военный корабль укрепит его подозрения, и он будет вынужден принять меры для обороны Анакреона. Он так и сказал: «Буду вынужден». Вот почему я здесь.

Хардин тихо засмеялся.

Веризоф улыбнулся и продолжил рассказ:

— Само собой, он ожидает получить отказ. По его мнению, это будет отличный повод, чтобы немедленно атаковать Терминус.

— Ладно, Веризоф, значит, у нас в запасе по крайней мере шесть месяцев, пока мы будем чинить корабль. Затем вместе с моими наилучшими пожеланиями мы его возвратим и дадим ему новое название — «Уайнис» — в знак нашего уважения и любви.

Он опять засмеялся.

Веризоф слабо улыбнулся ему в ответ:

— Я думаю, такое решение вполне логично, Хардин, но я встревожен.

— Почему?

— Это ведь такой корабль! В те времена умели строить.

— В нем одном уместилась бы половина Анакреонского Флота. Его ядерные бластеры могут разнести в щепки целую планету. Кроме того, он снабжен защитным полем, способен отражать О-луч, не подвергаясь при этом воздействию радиации. Это уж слишком, Хардин.

— Чепуха, Веризоф, чепуха. Нам обоим известно, что у него уже достаточно вооружений, чтобы и без этого корабля нанести поражение Терминусу. Так какое имеет значение, если мы отдадим им и этот крейсер? Вы же понимаете, что до настоящей войны дело не дойдет.

— Я надеюсь, и все же… — Посол замолчал.

— Ну, ну. Почему вы остановились? Продолжайте!

— Послушайте. Это не в моей компетенции, но я прочитал эту газету. — Он выложил «Журнал» на стол и показал первую страницу. — Что происходит?

Хардин небрежно взглянул на газету:

— Несколько членов Муниципального Совета организовали новую политическую партию.

— Так здесь и написано. — Веризоф волновался. — Я понимаю, что во внутренних делах вы ориентируетесь лучше меня, но они нападают на вас со всех сторон, правда, пока только на словах. Многие ли их поддерживают?

— Очень многие. Вероятно, после следующих выборов они получат большинство мест в Совете.

— А до них? — Веризоф искоса взглянул на Мэра. — Кроме выборов, есть и другие способы взять власть в свои руки.

— Вы принимаете меня за Уайниса?

— Нет, но на ремонт корабля уйдут долгие месяцы, а после этого на нас наверняка нападут. Наша уступчивость будет истолкована как признак слабости, к тому же Имперский крейсер удвоит мощь Анакреонского Флота. И то, что Уайнис на нас нападет, так же точно, как то, что я Верховный Жрец. Стоит ли рисковать? Сделайте одно из двух: ознакомьте Совет с планом военной кампании или ускорьте развязку анакреонской проблемы!

Хардин помрачнел:

— Ускорить развязку? Еще до наступления кризиса? Именно этого я и не должен делать. Ведь существует, как вам известно, План Селдона.

Веризоф заколебался, а потом тихо спросил:

— А вы абсолютно уверены в том, что этот План действительно существует?

— Это не подлежит сомнению, — последовал уверенный ответ. — Я присутствовал при вскрытии Камеры Времени и слышал голос самого Хэри Селдона, рассказывавшего о нем.

— Я не об этом, Хардин. Просто я не понимаю, как можно планировать ход событий на тысячу лет вперед. Возможно, Селдон переоценил свои достижения. — Ироническая улыбка Хардина заставила его несколько сбавить тон, и он добавил: — Впрочем, я не психолог.

— Вот именно. И я тоже. Но в молодости я изучил азы психологии и, по крайней мере, представляю себе, на что способна эта наука, даже если я не смогу воспользоваться ее потенциальными возможностями. Нет, Селдон добился именно того, на что он претендует. Фонд, по его словам, был создан в качестве своего рода заповедника науки, с тем чтобы сохранить науку и культуру умирающей Империи в эпоху варварства, которая уже началась и продлится сотни лет, и возродить их в конце концов во Второй Империи.

Веризоф кивнул, все еще сомневаясь:

— Общеизвестно, что предполагалось такое развитие событий, но можем ли мы позволить себе идти на риск? Можем ли мы ставить под угрозу настоящее ради туманного будущего?

— Можем, поскольку будущее вовсе не так уж туманно. Селдон предсказал и наметил его. Каждый возникающий у нас кризис запланирован и в какой-то степени зависит от успешного выхода из предыдущего кризиса… В настоящее время мы переживаем всего лишь второй по счету кризис. И невозможно предвидеть, чем в конце концов обернется даже незначительное отклонение от намеченного хода событий.

— Это абстрактное теоретизирование.

— Вовсе нет! Хэри Селдон сказал тогда в Камере Времени, что при каждом кризисе наша свобода действий будет ограничена настолько, что единственно возможное решение будет напрашиваться само собой.

— Чтобы держать нас в шорах?

— Чтобы не позволить нам сбиться с пути. Но с другой стороны, кризис пока не разразился, поскольку остается все еще несколько вариантов наших действий. Мы должны как можно дольше пускать все на самотек. И, клянусь Космосом, именно так я и намерен поступить!

Веризоф не ответил. Он закусил нижнюю губу и неодобрительно молчал. Эту проблему они впервые обсуждали с Хардином год назад: проблему противостояния военным приготовлениям Анакреона. И обсуждение ее велось именно по той причине, что он, Веризоф, высказался за прекращение политики умиротворения.

Хардин, по-видимому, угадал его мысли.

— Я сожалею о том, что посвятил вас в эту тайну.

— Но почему? — в изумлении вскричал Веризоф.

— Потому, что теперь уже шесть человек — вы, трое других послов, Йохан Ли и я — прекрасно осведомлены о предстоящих событиях, а я чертовски боюсь, что по закону Селдона знать о них не должен никто.

— Почему?

— Да потому, что пределы возможности передовой психологии Селдона были не бесконечны. Она не могла учитывать слишком большое количество независимых переменных. Он мог прогнозировать действия отдельных лиц не в большей степени, чем вы можете применить кинетическую теорию газов к отдельным молекулам… Он работал с массами людей, населением целых планет, причем действующими вслепую, не представляющими себе последствий своих поступков.

— Это не совсем понятно.

— Ничем не могу помочь. Я не так хорошо знаю психологию, чтобы я мог объяснить это по-научному. Ведь вам известно, что на Терминусе нет профессиональных психологов и нет специальных математико-психологических пособий. Совершенно очевидно, что он не хотел, чтобы кто-то на Терминусе мог прогнозировать будущее. Селдон хотел, чтобы мы продолжали действовать вслепую и, следовательно, верно, то есть согласно законам психологии толпы. Я уже однажды рассказывал вам, что после того, как я впервые изгнал анакреонцев с Терминуса, я и понятия не имел о том, что будет дальше. Я всего лишь хотел сохранить равновесие сил. И только впоследствии мне показалось, что я разглядел за этими событиями какой-то замысел. Но я тщательно избегал соблазна воспользоваться этой догадкой, поскольку осознанные поступки нарушат План Селдона.

Веризоф задумчиво кивнул:

— В храмах на Анакреоне мне приходилось выслушивать не менее запутанные объяснения. Но как вы узнаете, что действительно наступило время действовать?

— А мне это уже известно. Вы же согласны с тем, что когда мы отремонтируем крейсер, уже ничто не удержит Уайниса от нападения на нас? Других альтернатив нет?

— Нет.

— Хорошо. Это что касается нашей внешней политики. Кроме того, вы не можете не согласиться с тем, что после следующих выборов новый, воинственно настроенный Совет потребует принять срочные меры против Анакреона.

— Да.

— Как только исчезнут альтернативы, наступит кризис. Это-то меня и тревожит.

Он замолчал. Веризоф тоже сидел молча. Медленно и, видимо, неохотно, Хардин продолжил свою мысль:

— Меня осенила идея, я догадался, что по Плану Селдона трудности внутренние и внешние должны достигнуть критической точки одновременно. И все же мы наблюдаем расхождение на несколько месяцев. Уайнис, скорее всего, нападет до наступления весны, а до выборов еще целый год.

— Вряд ли это имеет особое значение.

— Я в этом не уверен. Возможно, дело в неизбежных погрешностях при расчетах или в том, что я слишком много знал. Правда, я всегда старался, чтобы моя осведомленность не влияла на мои поступки. Это все не так просто. А как повлияет на ситуацию расхождение во времени?.. И все же, одно я решил наверняка.

— Что именно?

— Когда кризис начнет набирать силу, я отправлюсь на Анакреон. Я хочу быть на месте… Ладно, хватит, Веризоф. Уже поздно. Поедем куда-нибудь развлечемся. Мне нужен отдых.

— Отдохнем прямо здесь, — сказал Веризоф. — Не хочу, чтобы меня узнали. Вы же сами знаете, что завоет тогда новая политическая партия, состоящая из ваших драгоценных депутатов. Распорядитесь, чтобы принесли бренди.

Хардин так и поступил, хотя заказ его особой щедростью не отличался.

В давние времена, когда вся Галактика входила в Империю, а Анакреон был богатейшей из периферийных префектур, императоры были частыми гостями во дворце вице-короля. И ни один из них не отбыл восвояси, не попытавшись добыть игольным ружьем с аэробайка крылатое чудовище, известное как птица Ньяк.

С течением времени слава Анакреона померкла. Дворец вице-короля лежал в руинах; сохранилось лишь одно его крыло, отреставрированное сотрудниками Фонда. И уже целых два столетия ни один Император не бывал на Анакреоне.

Но короли по-прежнему развлекались охотой на Ньяка, а меткость при стрельбе из игольного ружья была требованием, предъявляемым к анакреонским самодержцам.

Лепольду, Королю Анакреона и Повелителю Отдаленных Территорий (последний титул неизменно добавляли, хотя он уже и не соответствовал действительности) не исполнилось еще и шестнадцати лет, но он уже множество раз доказал свое мастерство. Он подстрелил своего первого Ньяка еще тринадцатилетним мальчишкой, а десятого — через неделю после того, как взошел на престол. Сейчас он возвращался с охоты, пристрелив сорок шестое чудовище.

— До того как я достигну совершеннолетия, на моем счету их будет уже пятьдесят, — не скрывал он своего ликования. — Держу пари!

Но придворные не бьются об заклад с королями, когда речь идет о талантах последних. Победа может обернуться смертельной опасностью. И поэтому все промолчали, а Король, находившийся в самом приподнятом расположении духа, направился в свои покои, чтобы переодеться.

— Лепольд!

Король застыл на месте. На всем Анакреоне только этот голос мог вставить его повиноваться. Он медленно повернулся.

Уайнис стоял у входа в свои апартаменты и пристально рассматривал юного племянника.

— Отошлите слуг! — нетерпеливо приказал он. — Пусть уходят!

Король кивнул. Два пажа, сопровождавшие его, поклонились в ответ и зашагали вниз по лестнице. Лепольд вошел в апартаменты своего дяди.

Уайнис угрюмо рассматривал охотничий костюм Короля.

— Скоро у вас появятся намного более важные дела, чем охота на Ньяка.

Он повернулся и грузно заковылял к столу. Уайнис возненавидел все, что связано с этим спортом, поскольку стал слишком стар для бешеной гонки в небе, рискованных бросков на расстоянии вытянутой руки от Ньяка, внезапного набора высоты и двойных переворотов аэробайка, послушного малейшему движению ножной педали.

Мрачное настроение дядюшки не укрылось от Лепольда, и не без злорадства он принялся восторженно рассказывать:

— Жалко, что вы не были сегодня с нами, дядя. Мы вспугнули одного в дебрях Самии. Настоящее чудовище! Что тогда началось! И это над чащей, раскинувшейся на семьдесят квадратных миль! А затем я взмыл по направлению к солнцу, — он показывал свои движения жестами, словно снова сидел в аэробайке, — и спикировал по касательной. Настиг его на взлете и выстрелил в упор под левое крыло. Разъяренный, он опрокинулся назад. Я принял вызов и пошел в крутой вираж влево, ожидая, что он бросится вниз. Так он и сделал. Он был совсем близко, и тогда…

— Лепольд!

— Да, я подстрелил его.

— В этом я не сомневаюсь. Теперь вы уже можете меня выслушать?

Король пожал плечами и плюхнулся на стул у самого конца стола, где принялся раздраженно и совсем не по-королевски грызть лернийский орех. Взглянуть дяде в глаза он не осмеливался.

— Я был сегодня на корабле, — сказал Уайнис, чтобы начать разговор.

— На каком корабле?

— Есть только один корабль. Этот корабль. Тот, который Фонд ремонтирует для нашего флота. Старый Имперский крейсер. Надеюсь, я говорю достаточно понятно?

— Ах, этот?! Вот видите, я же говорил, что Фонд отремонтирует его, если мы попросим. Ваши разговоры о том, что они собираются напасть на нас — пустая болтовня. Стали бы они тогда ремонтировать этот корабль? Это, знаете ли, не имело бы смысла.

— Лепольд, вы дурак!

Король покраснел. Он только что выбросил скорлупу первого ореха и собирался уже было приняться за второй.

— Погодите, погодите, — раздраженно, но без особой злости сказал он. — Я не позволю вам обзывать меня. Вы забылись. Через два месяца я достигну совершеннолетия.

— Это так. И все благоприятствует тому, чтобы вы стали королем. Если хотя бы половину вашего времени вы будете уделять государственным делам, а не охоте на Ньяка, то я незамедлительно и с легким сердцем откажусь от регентства.

— Ну и пусть. Это не имеет никакого отношения к этому делу. Дело в том, что хотя вы мой дядя и регент, все равно я — Король, а вы мой подданный. Вы не должны обзывать меня дураком и сидеть в моем присутствии. Вы не спросили у меня разрешения. Я думаю, вам нужно вести себя осторожнее, или я приму меры — и довольно скоро.

Уайнис холодно взглянул на него:

— Следует ли мне называть вас «Ваше Величество»?

— Да.

— Прекрасно! Вы дурак, Ваше Величество.

Его черные глаза засверкали из-под седых бровей. Юный Король медленно выпрямился в кресле. Регент язвительно усмехнулся, но уже через мгновение лицо его приняло обычное выражение. Он улыбнулся и похлопал племянника по плечу:

— Не сердитесь, Лепольд. Я не должен был так резко с вами говорить. Но иногда под давлением обстоятельства забываешь о правилах приличия. Вы понимаете?

Но если слова его и звучали примирительно, то выражение глаз оставалось таким же суровым.

Лепольд без особой уверенности сказал:

— Да. Государственные дела чертовски сложны.

Он опасался, что дядя начнет излагать скучнейшие подробности о торговле со Смирно за последний год или станет спорить с ним по поводу малонаселенных планет Красного Коридора.

Уайнис заговорил опять:

— Мой мальчик, я и раньше думал обсудить это с вами и, вероятно, должен был это сделать. Но я знаю, что вы молоды и душа ваша не лежит к скучным государственным делам.

Лепольд кивнул:

— Да, это верно…

Дядя решительно прервал его и продолжил свою мысль:

— Однако через два месяца вы достигнете совершеннолетия. Наступают трудные времена, и вам придется целиком и полностью посвятить себя государственным делам. Ведь вы станете Королем, Лепольд.

Лепольд кивнул. Он еще не совсем пришел в себя.

— Будет война, Лепольд.

— Война?! Но ведь со Смирно мы заключили перемирие.

— Не со Смирно. С самим Фондом.

— Но, дядя, ведь они соглашаются от ремонтировать корабль. Вы говорили…

Он запнулся, увидев недовольное выражение на лице дяди.

— Лепольд, — тон принца был уже менее дружеским, — поговорим как мужчина с мужчиной. Война с Фондом неизбежна, независимо от того, отремонтируют они корабль или нет. Война начнется, как только ремонт будет закончен. Фонд наделяет других властью и могуществом. Престиж Анакреона, его корабли, города, народ и торговля зависят от тех жалких подачек, которые мы с таким трудом вырываем у Фонда. Еще на моей памяти для обогрева городов мы сожгли уголь и нефть. Впрочем, не будем об этом, ведь все это было задолго до того, как вы появились на свет.

— Мне кажется, — робко попытался возразить Король, — мы должны быть им благодарны.

— Благодарны? — взревел Уайнис. — Благодарны за то, что они скупятся поделиться с нами даже объедками со своего стола, когда они купаются в изобилии? Да ведь они специально оставляют себе все самое лучшее — о чем мы и представления не имеем! И делают это, скорей всего, для того, чтобы в один прекрасный день подчинить себе всю Галактику!

Он положил руку на колено племяннику. Глаза его сузились.

— Лепольд, вы Король Анакреона. Если в вашем распоряжении будет та техника, которую Фонд скрывает от нас, то ваши дети и дети ваших детей могут стать королями всей Вселенной!

— В этом что-то есть! — В глазах у Лепольда засверкали искорки, он расправил плечи. — В конце концов, кто дал им право скрывать от нас источник могущества? Это, знаете ли, нечестно. Анакреон тоже что-то значит.

— Вот видите, вы начинаете понимать. А что, если Смирно решит напасть на Фонд и завладеть всем сама? Мы тогда превратимся в колонию, и очень скоро. И долго ли тогда вы удержитесь на троне?

Лепольд заволновался:

— Клянусь Космосом, вы совершенно правы! Мы должны напасть первыми. Это всего лишь самооборона.

Уайнис улыбнулся еще шире:

— В давние времена, в самом начале правления вашего деда, Анакреон построил на Терминусе военную базу, крайне необходимую нам для обороны. Но мы были вынуждены оставить эту базу — из-за махинаций руководителя Фонда, ученого, простолюдина, в жилах которого нет ни капли благородной крови. Вы понимаете, Лепольд? Вашего дедушку унизил простолюдин. Он был чуточку старше меня, когда прибыл на Анакреон. Я помню его сатанинскую улыбку, скрывавшую дьявольские замыслы. Его поддержали Три Королевства, их трусливые монархи заключили союз против Великого Анакреона.

Лепольд побагровел, и искорки в его глазах засверкали еще ярче:

— На месте моего дедушки я бы перерезал их без особых церемоний.

— Нет, Лепольд. Мы решили выждать и смыть с себя этот позор в более подходящее время. Ваш отец мечтал об этом, и если бы не его преждевременная смерть, то именно он мог бы… Ну да ладно. — Уайнис отвернулся, а затем, словно не в силах справиться с охватившим его волнением, выдавил из себя: — Он был моим братом. О, если бы его сын…

— Дядя, я буду достоин своего отца. Я так решил. Анакреон обязан уничтожить рассадник негодяев, и немедленно.

— Нет, нет, не нужно спешить. Мы должны подождать, пока они закончат ремонт крейсера. Их согласие привести корабль в порядок — лучшее доказательство, что они нас боятся. Эти ослы пытаются нас задобрить, но мы с нашего пути не свернем! Вы согласны со мной?

— Пока я Король Анакреона, нас ничто не остановит! — Он ударил кулаком по полусогнутой ладони.

Уайнис язвительно усмехнулся:

— И, кроме того, мы должны дождаться прибытия Сэлвора Хардина.

— Сэлвора Хардина! — от испуга глаза Короля округлились, а его юношеское, безбородое лицо вдруг потеряло всю суровость.

— Да, Лепольд, сам глава Фонда прибывает на Анакреон по случаю дня вашего рождения, вероятно для того, чтобы умиротворить нас своими льстивыми речами. Но у него ничего не выйдет!

— Сэлвор Хардин! — тихонько прошептал Король.

Уайнис нахмурился.

— Вас пугает это имя? Это все тот же Сэлвор Хардин, который во время своего прошлого визита буквально втоптал нас в грязь. Вы не должны забывать, что он нанес смертельное оскорбление королевской семье! И кто? Безродный простолюдин! Выскочка!

— Нет, нет. Я не забуду. Не забуду. Мы отомстим ему, но, но… я немного боюсь.

Регент встал.

— Боитесь? Чего вы боитесь? Вы молодой… — Он прикусил себе язык.

— Ведь напасть на Фонд — это что-то вроде святотатства. Я имею в виду… — Король замолчал.

— Ну, говорите же!

Лепольд смущенно заговорил:

— Я имею в виду, что если действительно существует Галактический Дух, то ему это может не понравиться. Вы не подумали об этом?

— Нет, — последовал уверенный ответ. Уайнис снова уселся.

По его лицу блуждала загадочная улыбка:

— Вы что, действительно забиваете себе голову мыслями о Галактическом Духе? Ну и ну! Вот что получается, если дать вам свободу. Вы просто наслушались Веризофа.

— Он мне многое объяснил…

— О Галактическом Духе?

— Да.

— Да вы еще просто младенец! Сам-то он верит в этот треп еще меньше, чем я, а я вообще в него не верю! Сколько раз вам нужно говорить, что все это чепуха?

— Я понимаю, но Веризоф говорил…

— Не обращайте внимания на Веризофа. Это все чушь!

Они замолчали, недовольные друг другом. Лепольд первым нарушил молчание:

— Все в это верят. Я имею в виду — в пророка Селдона, создавшего Фонд для воплощения в жизнь своих заповедей, чтобы когда-нибудь Галактика снова стала Раем. А тот, кто нарушит заповеди — навсегда погубит свою душу. Все в это верят. Я руководил торжественными обрядами и уверен, что люди действительно в это верят.

— Да, они верят. А мы нет. И вы должны этому радоваться, поскольку эти дураки верят, что вы богочеловек и Король по Воле Господа. Это очень удобно. Гарантируется всеобщее послушание, никому и в голову не придет устроить беспорядки. И именно потому, Лепольд, вы должны решительно выступить за войну с Фондом. Я всего лишь регент и к тому же человек. Вы же — Король. И для них вы почти бог.

— Но я думаю — на самом деле это не так, — задумчиво сказал Король.

— На самом деле не так, — ехидно ответил регент, — но в это верят все, кроме сотрудников Фонда. Понимаете? Все, кроме людей из Фонда. Когда мы их уничтожим, никто уже не осмелится оспаривать ваше божественное происхождение. Подумайте об этом.

— А сможем ли мы сами обслуживать энергетические установки в храмах и беспилотные корабли? А что мы знаем о Святой Еде, излечивающей рак и другие болезни? Веризоф говорит, что только те, в кого вселится Галактический Дух, могут…

— Веризоф и не такого наговорит! Веризоф доверенное лицо Хардина, вашего главного врага. Будь со мной заодно, Лепольд, и не думай о них. Вместе мы возродим не только Королевство Анакреона, но и всю Империю. В нее войдут миллиарды солнечных систем! Разве это не лучше пресловутого Галактического Рая?!

— В общем-то, да.

— Может ли Веризоф пообещать больше, чем я?

— Отлично. — В голосе Уайнис послышались властные нотки. — Я считаю, что мы с вами обо всем договорились.

Он был уже убежден, что никаких возражений не последует.

— Вы можете идти. Увидимся позже. И еще одно, Лепольд.

Юный Король, уже стоявший на пороге, повернулся к нему. Уайнис улыбался, но в глазах его притаились злость:

— Будьте осторожнее во время охоты на Ньяков, мой мальчик. После прискорбного инцидента с вашим батюшкой у меня временами бывают тревожные предчувствия в отношении вас. В суете, когда из игольного ружья сыплется град дротиков, всякое может случиться… Я надеюсь, вы будете благоразумны. И поступите с Фондом так, как я вам говорю, не так ли?

— Да, разумеется, — сказал Лепольд, стараясь не смотреть на дядю. Он почувствовал страх.

— Вот и хорошо! — Уайнис безразлично посмотрел на племянника и сел за свой стол.

Лепольд вышел из комнаты, подавленный безрадостными мыслями. В груди у него копошился страх.

Может быть, и в самом деле разгромить Фонд и приобрести могущество, которое так расписывал Уайнис? Но потом, когда война закончится и он утвердится на своем престоле… И тут он со всей ясностью осознал, что следующие после него претенденты на трон — Уайнис и два его заносчивых сына.

Но он Король… А короли могут казнить своих подданных.

Даже если эти подданные — дядя и двоюродные братья.

Льюис Борт поддерживал инакомыслящих, собравшихся в так нашумевшую ныне Партию Действия почти столь же активно, как и сам Сермак. Однако в составе депутации, посетившей Хардина более полугода назад, его не было. И вовсе не потому, что его усилия не были оценены по достоинству. Отсутствовал он по причине весьма уважительной — он находился на Анакреоне.

Это была частная поездка. С официальными лицами Борт не встречался и ничего примечательного не совершил. Он просто наблюдал за жизнью людей в самых отдаленных уголках этой густонаселенной планеты и совал свой огромный нос куда только мог.

Домой он прибыл к концу недолгого зимнего дня. Не прошло и часа после его возвращения, а он уже сидел за восьмиугольным столом в доме Сермака. За окном шел снег.

Борт заговорил — совсем не для того, чтобы поднять присутствующим настроение, подпорченное снежными сумерками.

— Я считаю, — заявил он, — что дело, за которое мы боремся, заранее обречено на провал.

— Вы так полагаете? — мрачно спросил Сермак.

— В этом нет никаких сомнений, Сермак.

— Вооружения… — начал было Докор Уолто несколько официально, но Борт его тут же прервал.

— Забудьте об этом. Это мы уже слышали. — Он осмотрел присутствующих. — Я говорю о людях. Я признаю, что первым пришел к мысли попытаться устроить дворцовый переворот, с тем чтобы посадить на трон человека, угодного Фонду. Это была неплохая идея. Единственный ее недостаток в том, что осуществить ее невозможно. Великий Сэлвор Хардин позаботился об этом.

— Подробнее, пожалуйста, Борт, — уныло попросил его Сермак.

— Подробности! Да нет никаких подробностей! Все очень просто! Все дело в религии, созданной Фондом. Они в нее верят.

— Ну и что же?

— Это нужно увидеть, чтобы понять. Здесь мы видим только большую школу для обучения жрецов, да иногда на окраине города устраивают представление для паломников. Вот и все. К нам это не имеет никакого отношения. Но на Анакреоне…

Лем Тарки расправил свою аккуратную бороду клинышком и откашлялся:

— Так что же это за религия? Хардин утверждал, что это всего лишь детский маскарад, чтобы помочь им усвоить нашу науку. Вы помните, Сермак, в тот день он сказал нам…

— Объяснения Хардина, — напомнил ему Сермак, — не всегда соответствуют действительности. Так что же это за религия, Борт?

Борт задумался:

— С точки зрения этики в ней нет ничего предосудительного. Она почти ничем не отличается от множества других религий, существовавших когда-то в Империи. Высокие моральные качества и все такое. В этом смысле придраться не к чему. Религия — один из самых важных факторов, оказавших влияние на человеческую историю, она…

— Нам это известно, — нетерпеливо прервал его Сермак. — Ближе к делу.

— Ну так вот. — Борт несколько смутился, но постарался это скрыть. — Религия, взлелеянная Фондом, совершенно авторитетна. Только жрецы имеют доступ к научной аппаратуре, которую мы поставляем на Анакреон. Они знают, как с ней обращаться, но не более. Они свято верят в эту религию и в духовную ценность подвластной им энергии. Например, несколько месяцев назад какой-то олух испортил энергетическую установку в Фессалекийском храме, одну из самых мощных. Разумеется, город подвергся радиоактивному загрязнению. Все, в том числе и жрецы, сочли это Божьим Гневом.

— Помню. Газеты в свое время писали об этом, весьма невразумительно. Но все же я не понимаю, к чему вы клоните.

— Тогда послушайте, — упрямо продолжал Борт. — Во главе иерархии жрецов стоит король. Его считают богом, хотя и не таким уж значительным. Он абсолютный монарх по милости господа, и народ в это верит, да и жрецы тоже. Такого короля нельзя свергнуть. Ну, теперь вы поняли?

— Подождите, — попросил его Уолто. — Что вы имели в виду, когда сказали, что все это дело рук Хардина? Он-то тут при чем?

Борт печально посмотрел на него:

— Фонд неизменно поощрял этот обман. Эта мистификация держится на наших научных достижениях. Если король руководит каким-нибудь торжественным обрядом, то тело его излучает радиоактивное сияние, принимающее над его головой форму короны. К нему нельзя прикоснуться не обжегшись. В самые ответственные моменты он может путешествовать по воздуху — в него якобы вселяется Святой Дух. Стоит ему сделать жест рукой — и в храме загорается яркий свет. Можно без конца перечислять эти несложные трюки, которые Фонд делает для повышения его престижа. Даже жрецы в это верят, хотя именно они их и проделывают.

— Вот это плохо! — сказал Сермак, покусывая губу.

— Слезы фонтаном текут из моих глаз, когда думаю о том, что мы проворонили. Ведь тридцать лет назад, когда Хардин спас Фонд от Анакреона… В те времена анакреонцы и понятия не имели, что Империя приходит в упадок. После восстания на Зионе они были заняты только своими собственными делами. Но даже после того, как связи были разорваны, и этот пират, дед Лепольда, объявил себя королем, они так и не поняли, что Империи больше не существует.

Если бы Император проявил решительность, для того чтобы снова установить свою власть на Анакреоне, ему бы хватило и двух крейсеров при поддержке восставшего народа. А народ бы наверняка восстал. И мы, мы могли поступить точно так же, но Хардин создал культ монарха. Лично я этого не понимаю. Почему? Почему он это сделал?

— А что поделывает Веризоф? — неожиданно и требовательно спросил Джейм Орси. — В былые времена он был видным членом Партии Действия. Для чего он там? Он что, тоже ослеп?

— Я не знаю, — отрезал Борт. — Для них он — Верховный Жрец. Насколько мне известно, он только консультирует жрецов в области техники. Подставное лицо, черт его побери! Подставное лицо!

Наступило молчание, и все посмотрели на Сермака. Юный партийный лидер нервно грыз ноготь. Наконец он громко воскликнул:

— Очень плохо! Все это очень подозрительно!

Он осмотрел присутствующих и добавил еще более откровенно:

— Неужели Хардин так глуп?

— Судя по всему — да, — пожал плечами Борт.

— Ну нет! Что-то здесь не так. Нужно вообще не иметь мозгов, чтобы вот так подставить нас всех под удар. О Хардине этого никак не скажешь. С одной стороны, он создал религию, исключающую какие-либо беспорядки внутри страны, с другой — он снабдил Анакреон всевозможным оружием.

— Я согласен, что дело это темное, — сказал Борт, — но факты налицо. Что еще мы можем предложить?

Неожиданно в разговор вступил Уолто:

— Это явная измена. Они ему платят.

Сермак нетерпеливо покачал головой:

— Я не соглашусь и с этим. Его поступки кажутся совершенно бессмысленными. Кстати, Борт, вы ничего не слыхали о крейсере, который Фонд якобы чинит для Анакреонского Флота?

— Крейсер?

— Старый Имперский крейсер…

— Нет, ничего. Но само по себе это ни о чем не говорит. Военные пазы у них считаются храмами, посторонний не осмелится туда войти. О флоте никому ничего не известно.

— И все же слухи просочились. Некоторые члены Партии поставили вопрос перед Советом. Сам Хардин никогда этот факт не отрицал, но его представители осудили распространение сплетен, и на этом все закончилось. Как известно, дыма без огня не бывает.

— Это не противоречит остальной нашей информации, но если этот факт подтвердится, то это полное безумие. Впрочем, не хуже всего остального.

— А не думаете ли вы, что у Хардина есть какое-то секретное оружие? — предложил Орси.

— О да, — насмешливо парировал Сермак, — нечто вроде джинна из бутылки, который появится в нужный момент и перепугает до смерти старика Уайниса. Фонд давно прекратил бы свое существование и не мучился бы от тревожных предчувствий, если бы зависел от какого-то тайного оружия.

— Ладно. — Орси поспешил сменить тему разговора. — Вопрос заключается в том, каким временем мы располагаем. А, Борт?

— Согласен. Это важный вопрос, но не смотрите на меня. Анакреонская пресса вообще не упоминает Фонд. Все газеты пишут сейчас исключительно о приближающихся торжествах. Как известно, Лепольд на следующей неделе достигнет совершеннолетия.

— Значит, у нас есть несколько месяцев. — Уолто улыбнулся впервые за вечер. — Это дает нам время…

— Ни черта это нам не дает! — прервал его Борт. — Я же объяснял вам, что король — это бог. Вы что думаете, ему придется организовывать пропагандистскую компанию, чтобы поднять в людях боевой дух? Вы думаете, ему придется обвинить нас в агрессии и играть на ура-патриотических чувствах? Когда он решит напасть на нас, Лепольд прикажет — и люди бросятся в бой. Все очень просто. Вот чем опасна эта система. Богу не задают вопросов. Он хоть завтра сможет отдать такой приказ, а вы и пикнуть не успеете!

Все зашумели, и Сермак ударил кулаком по столу, требуя тишины. В этот момент открылась входная дверь и, громко топая ногами, в дом ворвался Леви Нораст. Он прямо в пальто взбежал вверх по лестнице, оставляя за собой на полу снежный след.

— Нет, вы только посмотрите! — закричал он и швырнул на стол холодную, заиндевевшую газету. — Об этом же сообщают и все видеоканалы.

Газету раскрыли, и все пятеро склонились над ней.

— Клянусь Космосом, — тихо сказал Сермак, — он собирается на Анакреон. На Анакреон!

— Это предательство, — волнуясь, тонко закричал Тарки. — Будь я проклят, если Уолто не прав. Он продал нас и едет за вознаграждением!

Сермак встал.

— Выхода у нас нет. Завтра же я потребую, чтобы Совет выразил Хардину недоверие. А если это не удастся…

Снег прекратился, но теперь он твердым покровом лежал на земле, и машина, громыхая и поблескивая отполированными боками, неуклюже пробиралась по пустынным улицам. Рассвет едва только начал брезжить, было пасмурно. И в это холодное серое утро ни приверженцы Партии Действия, ни сторонники Хардина не спешили заняться делами, невзирая на бурные события в политической жизни Фонда.

Йохан Ли был недоволен и брюзжал все громче и громче:

— Некрасиво это выглядит, Хардин. Они скажут, что вы улизнули исподтишка.

— Пусть говорят, что хотят. Мне нужно попасть на Анакреон, и я хочу добраться туда без всяких помех. И хватит об этом, Ли.

Хардин откинулся на мягкое сидение. Он немного замерз, и его бил озноб. Внутри машины было очень тепло, но по всему занесенному снегом миру разлился холод, проникавший, казалось, и сквозь стекла.

Он задумчиво сказал:

— Когда-нибудь мы будем управлять погодой на Терминусе. Это вполне возможно.

— Я бы хотел, чтобы сначала мы сделали кое-что другое. Например, почему бы нам не кондиционировать погоду для Сермака? Миленькая сухая камера, а в ней круглый год — двадцать пять градусов по Цельсию.

— Вот тогда мне и в самом деле не обойтись без телохранителей, — ответил Хардин. — И потребуется тогда не два телохранителя, а целый взвод! — Он кивнул на двух коренастых парней из охраны Ли. Они сидели возле водителя и сурово посматривали на безлюдные улицы, сжимая в руках ядерные бластеры. — Вы явно хотите раздуть гражданскую войну, Ли.

— Я? Для этого и так сделано уже немало. Давайте-ка я перечислю. — Он стал загибать пальцы. — Во-первых, Сермак вчера устроил скандал в Муниципалитете и потребовал привлечь вас к суду.

— У него были для этого основания, — невозмутимо ответил Хардин. — А кроме того, его предложение было отклонено двумястами шестью голосами против ста восьмидесяти четырех.

— Разумеется. Большинство в двадцать два голоса, хотя мы рассчитывали по крайней мере на шестьдесят. Не спорьте, вы сами знаете, что рассчитывали на более значительную поддержку.

— Мы чуть не проиграли, — признал Хардин.

— Ладно. И во-вторых, после голосования пятьдесят девять членов Партии Действия поднялись и покинули зал Совета, громко топая ногами.

Хардин ничего не ответил, и Ли продолжал:

— И в третьих, перед тем, как уйти, Сермак во всеуслышание заявил, что вы предатель и отправляетесь на Анакреон за вознаграждением, и что те, кто голосовал против вашей отставки — тоже изменники, а его партия носит название Партия Действия не для красного словца. Чем все это попахивает, а?

— Думаю, бедой…

— А теперь вы бежите на рассвете, словно какой-то преступник. Вы должны открыто выступить против них, Хардин, и если вам придется объявить военное положение — вводите его, клянусь Космосом!

— Насилие — это крайняя мера, к которой прибегают…

— Глупцы! Ба!

— Хорошо. Мы подумаем. А теперь внимательно меня выслушайте, Ли. Тридцать лет тому назад, когда отмечалось пятидесятилетие Фонда, Камера Времени открылась, и появилось изображение Хэри Селдона. Он и навел нас на мысль о том, что в действительности происходит.

— Я помню, — кивнул Ли, припоминая. — В тот день мы пришли к власти.

— Верно. Тогда мы переживали первый значительный кризис. А теперь пришло время второго, и через три недели Фонду исполнится восемьдесят лет. Вам не кажется, Ли, что это совпадение не случайно?

— Вы имеете в виду, что Селдон снова появится?

— Я еще не закончил. Селдон не говорил, что он когда-нибудь возвратится, но это вполне согласуется с его Планом. Он изо всех сил старался не допустить, чтобы мы заранее что-нибудь знали. Узнать, запрограммирован ли компьютер так, что Камера будет еще открываться, невозможно, не демонтировав Камеру, а она, вероятно, взорвется, если мы попытаемся это сделать. Каждый год в день его первого появления я приходил к ней просто так, на всякий случай. Он ни разу не показался, но ведь сейчас, впервые за все это время, у нас действительно кризисное положение.

— Значит, он снова появится?

— Может быть, я не знаю. Однако, дело вот в чем. Сегодня, на заседании Совета, сразу после того, как вы объявите о том, что я отбыл на Анакреон, сообщите всем, что четырнадцатого марта Хэри Селдон снова будет говорить с нами и мы получим чрезвычайно важную информацию относительно нашего успешного выхода из кризиса. Это весьма важно, Ли. И ничего не объясняйте, даже если они забросают вас вопросами.

Ли удивленно уставился на него:

— Поверят ли они в это?

— Не имеет значения. Они будут выбиты из колеи, а больше мне ничего и не надо. Поразмыслив над тем, правда это или нет и что я имел в виду, если это не так, они решат отложить свое выступление до четырнадцатого марта. А я возвращусь задолго до этой даты.

Ли помолчал.

— Но ведь «успешный выход из кризиса» — ложь!

— Надо же запудрить им мозги. А вот и космопорт.

В утреннем сумраке виднелась громада готового к старту космического корабля.

Хардин зашагал к нему по снегу и уже возле открытого люка повернулся и помахал рукой:

— До свидания, Ли. Мне неприятно оставлять вас в столь затруднительном положении, но мне больше не на кого положиться. Будьте осторожны!

— Не волнуйтесь. Все не так уж плохо. Я выполню ваши распоряжения.

Он отступил назад, и люк закрылся.

Однако Сэлвор Хардин не сразу отправился на Анакреон — планету, имя которой носило все Королевство. Он прибыл на нее лишь за день до коронации, после того как с краткими визитами посетил восемь самых значительных звездных систем Королевства, на которых он останавливался лишь на время, необходимое для консультаций с местными представителями Фонда.

Путешествие произвело на него тягостное впечатление — он вдруг осознал, что Королевство Анакреон занимает обширные территории. Разумеется, по сравнению с необозримыми пространствами Галактической Империи, одной из жемчужин которой оно некогда являлось, Королевство казалось лишь крупинкой, пылинкой. Но Хардина, приученного к одной-единственной и к тому же малонаселенной планете, размеры Анакреона и многочисленность его населения ошеломили.

Королевство занимало территорию прежней Анакреонской Префектуры, в него входило двадцать пять звездных систем, в шести из которых планет было несколько. Население Королевства составляло двадцать пять миллиардов, и хотя это было значительно меньше, чем во время расцвета Империи, население быстро росло благодаря развитию науки, поощряемому Фондом.

Теперь уже предстоящая работа казалась Хардину почти неосуществимой. За тридцать лет только планета-метрополия была полностью обеспечена ядерной энергией. На обширных территориях ее отдельных провинций ядерная энергетика еще не была возрождена. А тот прогресс, которого удалось добиться, в значительной степени был достигнут благодаря древней, но еще работоспособной аппаратуре, сохранившейся со времен заката Империи.

Прибыв на Анакреон, Хардин обнаружил, что обычная жизнь полностью прекратилась. На других планетах торжества, конечно, тоже проходили. Но здесь, в столице, все как один ревностно участвовали в языческих обрядах по случаю совершеннолетия их Короля-Бога, Лепольда.

Измученный до смерти Веризоф смог уделить Хардину всего полчаса, а затем поспешно покинул его, поскольку должен был руководить еще одной праздничной церемонией. Но эти полчаса были проведены с большой пользой, и Хардин, удовлетворенный состоявшейся беседой, приготовился к ночному фейерверку.

Он ни во что не вмешивался, поскольку ему претила роль жреца, которую ему пришлось бы играть, если бы его узнали. И поэтому, когда бальный зал заполнила разодетая толпа самых высокопоставленных дворян Королевства, он оказался где-то в задних рядах у самой стены.

Его вместе со множеством других приглашенных представили Лепольду, правда, издали, ведь Король стоял на возвышении одиноко и величественно, окруженный смертоносным радиоактивным сиянием. Не пройдет и часа, как он усядется на свой огромный трон из сплава родия и иридия с орнаментом из чистого золота, и трон величественно поднимется в воздух, оторвавшись от земли, и зависнет в воздухе у огромного окна, с тем чтобы собравшиеся толпы простолюдинов могли увидеть своего короля и накричаться до потери голоса. Разумеется, трон не был бы таким огромным, если бы в него не был встроен ядерный двигатель.

Уже пробило одиннадцать. Хардин занервничал и приподнялся на носках, чтобы лучше видеть. Ему захотелось влезть на стул, но он подавил в себе это желание. А затем он увидел, как сквозь толпу к нему пробирается Уайнис, — и успокоился.

Уайнис двигался очень медленно. Почти на каждом шагу ему приходилось обмениваться приветствиями с каким-нибудь знатным дворянином, дед которого помог деду Лепольда захватить власть в Королевстве, за что и получил впоследствии титул герцога.

Но затем он освободился из объятий последнего, одетого в парадный костюм пэра, и подошел к Хардину. Улыбка его расползлась в ухмылку, черные глаза, в которых светилось удовлетворение, пристально смотрели из-под седых бровей.

— Мой дорогой Хардин, — тихо сказал он, — решив прибыть сюда инкогнито, вы обрекли себя на скуку.

— Мне нисколько не скучно, Ваше Высочество. Все это чрезвычайно интересно. Как вам известно, на Терминусе мы не устраиваем подобные спектакли.

— Естественно… Но не пожелаете ли вы посетить мои личные апартаменты, где мы сможем поговорить более обстоятельно и в спокойной обстановке?

— Разумеется.

Рука об руку они поднялись по лестнице к удивлению многочисленных седовласых аристократок, пытавшихся определить, кто этот бедно одетый и невзрачный незнакомец, удостоившийся столь высокой чести.

В апартаментах Уайниса Хардин расслабился, наслаждаясь комфортом, и с благодарностью принял стаканчик, который регент налил ему собственноручно.

— Локрийское вино, — пояснил Уайнис, — из королевских подвалов. Его выдерживали двести лет. Изготовлено за десять лет до восстания на Зионе.

— Истинно королевский напиток, — вежливо согласился Хардин. — За Лепольда I, Короля Анакреона.

Они выпили, и Уайнис вкрадчиво сказал:

— А в недалеком будущем — Императора Периферии и так далее. Кто знает, может быть, в один прекрасный день Галактика вновь объединится.

— Несомненно. Вокруг Анакреона?

— Почему бы и нет? При поддержке Фонда наше технологическое превосходство станет неоспоримым фактом.

Хардин поставил на стол пустой стакан и сказал:

— Заминка лишь за тем, что Фонд обязан оказывать содействие в области науки любому народу. Мы не можем отдавать кому-то предпочтение, поскольку наше идеалистически настроенное правительство сохраняет верность великой и гуманной цели, которую поставил перед собой Хэри Селдон, основатель Фонда. И ничего тут не поделаешь, Ваше Высочество.

Уайнис улыбнулся еще шире:

— Как говорится, Галактический Дух помогает тем, кто сам себе помогает. Насколько я понимаю, предоставленный самому себе Фонд вообще не стал бы ни с кем сотрудничать.

— Я не могу с этим согласиться. Мы отремонтировали ваш крейсер, — хотя Совет Навигации хотел оставить его себе для научных исследований.

Регент насмешливо повторил:

— Научных исследований! Да вы бы не стали его чинить, если бы я не угрожал вам войной!

— Не уверен, — примирительным тоном ответил Хардин.

— А я уверен. Подобные угрозы всегда помогают.

— Даже сейчас?

— Сейчас уже слишком поздно говорить об угрозах. — Уайнис бросил взгляд на настольные часы. — Послушайте, Хардин, вы однажды уже побывали на Анакреоне. Тогда вы были молоды, мы оба были тогда молоды, но и тогда наши с вами взгляды совершенно не совпадали. Вы, как это сказать, борец за мир, что ли?

— Думаю, что да. По крайней мере, я считаю, что применение силы — не самый практичный способ для достижения поставленной цели. Как правило, существует более выгодная альтернатива, пусть она и не так заметна на первый взгляд.

— О, да. Я слышал о вашем знаменитом изречении — «Насилие — это крайняя мера, к которой прибегают глупцы». Однако, — регент, задумавшись, почесал ухо, — я не считаю себя таким уж глупцом.

Хардин вежливо кивнул и промолчал.

— И несмотря на это, — продолжал Уайнис, — я всегда был приверженцем решительных действий. Я верил, что нужно наметить кратчайший путь к цели и следовать по нему. Такой подход позволил мне многого достичь, и я не без оснований надеюсь добиться еще большего.

— Мне это известно, — прервал его Хардин. — Я полагаю, что в настоящее время вы прикидываете такой путь, который возведет вас и ваших детей на трон, учитывая трагическую гибель покойного Короля, вашего старшего брата, и внушающее опасения состояние здоровья Короля нынешнего. Ведь его здоровье внушает опасения, не так ли?

Этот выпад заставил Уайниса нахмуриться, и тон его стал более резким:

— Хотел бы вам посоветовать, Хардин, избегать определенных тем. Может быть, вы полагаете, что, как Мэр Терминуса, вы имеете право делать подобные необоснованные заявления, но, пожалуйста, не переоценивайте занимаемого вами положения. Словами меня не испугать. Я всегда был уверен, что трудности отступают, если встречаешь их лицом к лицу, а не уступаешь им.

— В этом-то я не сомневаюсь. А какой именно трудности вы не хотите уступать в данный момент?

— Я хочу, хотя это и не легко, убедить Фонд сотрудничать с нами. Ваша миротворческая политика привела к некоторым очень серьезным ошибкам, только потому, что вы недооценили храбрость вашего противника. Ведь не все так боятся решительных действий, как вы.

— К каким ошибкам? — поинтересовался Хардин.

— Например, вы в одиночку прибыли на Анакреон и без сопровождающих пришли в мои апартаменты.

Хардин оглянулся вокруг:

— Ну и что здесь такого?

— Ничего, — ответил регент, — только за дверью дежурят пятеро полицейских, прекрасно вооруженных и готовых открыть стрельбу в любой момент. Я думаю, вам не удастся выйти отсюда, Хардин.

Мэр сделал удивленное лицо:

— Я еще не собираюсь уходить. Вы будете продолжать меня запугивать?

— Я не запугиваю вас. Но это может помочь продемонстрировать вам мою решительность. Давайте назовем это «подходом».

— Называйте, как хотите, — безразлично ответил Хардин. — Ваши действия не вызывают у меня тревоги, как бы вы их ни называли.

— Я думаю, со временем вы измените свою точку зрения, Хардин. Но вы допустили еще одну ошибку, немного более серьезную. По-видимому, планета Терминус совершенно не защищена.

— Естественно. Чего нам бояться? Мы никому не угрожаем и всем одинаково помогаем.

— И будучи беззащитными, — продолжал Уайнис, — вы любезно помогли нам вооружиться, помогли, в частности, в создании нашего Флота, великого Флота. По сути дела, после того, как вы передали нам императорский крейсер, наш Флот стал непобедимым.

— Ваше Высочество, вы зря тратите время. — Хардин сделал вид, что собирается встать с кресла. — Если вы собираетесь объявить войну и информируете меня об этом, то позвольте мне незамедлительно связаться с моим правительством.

— Сядьте, Хардин. Я не объявляю вам войну, и вам вообще не удастся связаться с правительством. Когда войну начнут — не объявят, Хардин, а начнут, — Фонд проинформируют об этом ядерные бластеры Анакреонского Флота, которым командует мой сын, находящийся на флагмане «Уайнис», бывшем крейсере Императорского флота.

Хардин нахмурился:

— Когда это произойдет?

— Если вас это действительно интересует, то наши корабли стартовали с Анакреона ровно пятьдесят минут тому назад, в одиннадцать часов вечера. И дадут первые залпы как только достигнут Терминуса, то есть завтра в полдень. Можете считать себя военнопленным.

— Я как раз и считаю себя военнопленным, Ваше Высочество, — все еще хмурясь, сказал Хардин, — но я разочарован.

Уайнис презрительно хихикнул:

— Это все, что вы можете сказать?

— Да. Я думал, что момент коронации, полночь, больше подходит для запуска кораблей. Несомненно, вы хотели начать войну тогда, когда были еще регентом. В противном случае ситуация выглядела бы еще драматичнее.

Регент в недоумении посмотрел на него:

— Клянусь Космосом, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы не понимаете? — тихо спросил Хардин. — Ответный удар назначен на полночь.

Уайнис вскочил с кресла.

— Вам не удастся обмануть меня! Не будет никакого ответного удара. Вы глубоко заблуждаетесь, если рассчитываете на помощь других королевств. Их военный флот, даже объединенный, намного уступает нашему.

— Мне это известно. Но я не намерен открывать огонь. Просто неделю назад появилось сообщение, что сегодня в полночь планета Анакреон будет отлучена от церкви.

— Отлучена от церкви?

— Да. Если все еще не понимаете, я вам объясню, что все жрецы Анакреона будут бастовать, пока я не отменю этот приказ. Но как я могу отменить его, если меня держат взаперти, да и если бы я не был арестован, я все равно бы его не отменил! — Он наклонился вперед и с неожиданной живостью сказал: — Понимаете ли вы, Ваше Высочество, что напасть на Фонд — значит совершить ужасное святотатство?

Уайнис явно пытался сохранить самообладание.

— Не будем об этом, Хардин. Приберегите ваши штучки для толпы.

— А для кого же я их приберегаю? Я думаю, уже полчаса как в каждом анакреонском храме толпы людей внимают проповедям жрецов на эту тему. Уже нет ни одного человека на Анакреоне, который не знал бы, что его правительство подло и безо всяких на то причин напало на их самую главную святыню. Но до полночи осталось всего четыре минуты. Вы бы лучше спустились в зал, Уайнис, чтобы самому увидеть все. С пятью полицейскими за дверью я чувствую себя в полной безопасности.

Он откинулся в кресле, взял еще бокал локрийского вина и с полным безразличием уставился в потолок.

Уайнис, внезапно рассвирепев, выскочил из комнаты. В бальном зале наступила тишина. Придворные далеко отступили от трона. Лепольд сидел неподвижно, с каменным выражением лица, сложив руки на коленях. Огромные люстры были выключены, и в рассеянном свете разноцветных атомных лампочек, которыми потолок буквально был усыпан, отчетливо была видна аура Короля, принимавшая над его головой форму короны.

Уайнис остановился на лестнице. Никто его не заметил. Все глаза были прикованы к трону. Он сжал кулаки и замер на месте: блеф Хардина не заставит его совершить опрометчивый поступок.

А трон тем временем тронулся с места, бесшумно оторвался от пола и поплыл в воздухе. Сначала он двигался над возвышением, затем очень медленно проплыл над ступеньками, а потом, почти горизонтально, на высоте пяти метров, направился к огромному, открытому настежь окну.

Когда глухие удары колокола пробили полночь, трон остановился у окна — и вдруг королевская аура исчезла.

Долю секунды Король сидел неподвижно, на лице его было написано удивление, и без ауры оно стало лицом обыкновенного человека, затем трон покачнулся и с грохотом упал на пол — и в это же мгновение во дворце погас свет.

В последовавшей суматохе и неразберихе послышался громкий голос Уайниса:

— Принесите факелы! Принесите факелы!

Нанося удары направо и налево, он пробрался к двери. В зал поспешно входила дворцовая стража.

Наконец принесли факелы, которые предназначались для гигантского факельного шествия по улицам города после коронации.

Вернувшись в зал, стражники принесли факелы — голубые, зеленые и красные, — их непривычный свет выхватывал из темноты испуганные, смущенные лица.

— Все в порядке! — закричал Уайнис. — Оставайтесь на своих местах! Электричество сейчас исправят!

Он обратился к начальнику стражи, который замер перед ним, ожидая указаний:

— Что случилось, капитан?

— Ваше Высочество, — тут же последовал ответ, — горожане обступили дворец.

— Что им нужно? — прорычал Уайнис.

— Их привел жрец. Удалось установить, что это Верховный Жрец, Поль Веризоф. Он требует немедленного освобождения Мэра Сэлвора Хардина и прекращения войны против Фонда.

И хотя доклад был сделан бесстрастным тоном военного, капитан нервничал и избегал смотреть Уайнису в глаза.

— Если толпа попытается проникнуть сквозь дворцовые ворота — прикончите их бластерами! Других распоряжений пока нет. Пусть покричат. Завтра мы займемся этим делом.

К этому времени факелы уже распределили, и зал был снова освещен. Уайнис поспешил к трону, все еще стоявшему у окна, и стащил с него оцепеневшего от страха, без кровинки в лице Лепольда.

— Идем со мной! — Он выглянул из окна. Город был погружен во тьму. Снизу доносился хриплый рев толпы. И только справа, там, где находился Агролидский храм, виднелись огни. Он злобно выругался и потащил за собой Короля.

Уайнис ворвался в свои покои, пятеро стражников следовали за ним по пятам. Вслед за ним вошел потерявший дар речи Лепольд с остекленевшими от страха глазами.

— Хардин! — прорычал Уайнис. — Вы играете с огнем, погасить который вам не удастся!

Мэр не обратил на его слова никакого внимания. Он неподвижно сидел в кресле, и карманный атомный фонарик ярко освещал его сдержанную ироническую улыбку.

— Доброе утро, — сказал он Лепольду, — мои поздравления по случаю коронации.

— Хардин, — опять зарычал Уайнис, — верни своих жрецов в храмы!

Хардин холодно взглянул на него.

— Вы сами прикажите им, Уайнис, и мы увидим, кто играет с огнем. В данный момент на Анакреоне не крутится ни одно колесо. Освещены только храмы. Водопроводы работают только в храмах. В Северном Полушарии обогреваются только храмы. Больницы перестали принимать больных. Электростанции остановились. Корабли стоят. Если вам это не по душе, Уайнис, вы сами можете приказать жрецам вернуться на рабочие места. Я им приказывать не буду.

— Клянусь Космосом, Хардин, я это сделаю. Война так война. Посмотрим, справятся ли ваши жрецы с армией. Сегодня же вечером армия возьмет под свой контроль каждый храм на этой планете!

— Прекрасно! Но как вы собираетесь отдавать распоряжения? Все системы связи отключены. Ни обычные, ни коротковолновые передатчики не работают. Единственное работающее средство связи — за исключением храмов, разумеется, — это телевизор в этой комнате, а я настроил его только на прием.

Уайнис тщетно пытался отдышаться, а Хардин продолжал:

— Если хотите, прикажите армии занять соседний Арголидский храм, чтобы воспользоваться передатчиками, работающих на ультракоротких волнах, чтобы связаться с другими регионами планеты. Но если вы это сделаете, толпа разорвет солдат на куски. А кто будет тогда защищать ваш дворец или вас самих?

Уайнис стал отвечать сбивчиво, волнуясь и запинаясь:

— Проклятье, день мы продержимся, Хардин. Пусть толпа орет, пусть отключен ток, мы продержимся. А когда все узнают, что мы заняли Фонд, ваша хваленная толпа сообразит, что ваша религия — сплошной обман. И набросится на ваших же жрецов. Подождем до завтра, Хардин. Вы можете отключить электроэнергию на Анакреоне, но вы не можете повернуть обратно мой Флот! — В его голосе послышались торжествующие нотки. — Он уже в пути, поход возглавляет великолепный крейсер, отремонтированный по вашему собственному приказанию.

Хардин спокойно ответил:

— Да, я действительно приказал отремонтировать крейсер, но по своему собственному усмотрению. Скажите-ка мне, Уайнис, слышали ли вы когда-нибудь о гиперволновых реле? Я вижу, что нет. Ну ладно, через две минуты вы увидите, на что они способны.

Пока он говорил, зажегся экран телевизора. Хардин уточнил:

— Нет, через две секунды. Садитесь, Уайнис, и слушайте.

Тео Апорат был одним из самых высокопоставленных жрецов Анакреона. И уже в силу занимаемого им положения он мог претендовать на пост Главного Жреца-Контролера флагманского корабля «Уайнис».

Но дело было вовсе не в знании и не в занимаемой должности. Он прекрасно знал корабль. Он работал под непосредственным руководством святых людей из Фонда, ремонтировавших корабль. По их указанию он изучал двигатели. Он делал новые обмотки на визирах, обновлял систему связи, менял обшивку на поврежденном корпусе, укреплял несущую конструкцию. Ему даже позволили помогать мудрым людям из Фонда устанавливать устройство такое священное, что его прежде никогда не использовали на кораблях, сохранив его специально для этого, невероятно огромного крейсера. Устройство это называлось гиперволновым реле.

Неудивительно, что он потерял голову от горя, узнав, для каких грязных дел хотят использовать славный крейсер. Ему не хотелось верить словам Веризофа о том, что при помощи корабля намереваются совершить ужасное злодеяние — обратить пушки против Великого Фонда. Того самого Фонда, где он учился еще юношей. Против Фонда — источника Божественной Милости.

Однако теперь, когда он услышал распоряжения адмирала, все сомнения отпали.

Как мог Король, осененный божественной благодатью, совершить столь отвратительный грех? А может быть, Король здесь ни при чем? Может быть, это все интриги проклятого регента, Уайниса, а Король ни о чем не подозревает? Ведь именно сын Уайниса и был тем Адмиралом, который пять минут назад приказал ему:

— Занимайтесь своей паствой и молитвами, а я займусь кораблем.

Апорат криво усмехнулся. Он занимается паствой и молитвами, но не забудет и о проклятиях, и Принц Лефкин вскоре завоет от горя.

Вслед за своим помощником он вошел в рубку связи. Два дежурных офицера не попытались его остановить. Главный Жрец-Контролер мог беспрепятственно передвигаться по всему кораблю.

— Закройте двери, — приказал Апорат и посмотрел на хронометр. До двенадцати оставалось еще пять минут. Он прекрасно рассчитал время.

Быстрыми ловкими движениями он нажал на крохотные кнопочки и включил все системы внутренней связи, так что в каждом уголке двухмильного корабля услышат теперь его голос и увидят его на экранах телеприемников.

— Слушайте, солдаты королевского флагманского корабля «Уайнис». Говорит ваш Жрец-Контролер! — Он знал, что голос его слышен от кормы, где находился ужасный ядерный бластер, до командной рубки, расположенной в носовой части корабля.

— Ваш корабль, — кричал он, — используют для святотатства. Вас не поставили в известность, что грех, совершенный с его помощью, обречет душу каждого из вас на вечные скитания по холодному Космосу. Слушайте! Ваш командир намерен долететь на этом корабле до Фонда и подвергнуть бомбардировке этот источник Божественной Благодати. Его намерение греховно, и поэтому я от имени Галактического Духа отстраняю его от руководства, потому что без благословения Галактического Духа командовать невозможно. Без одобрения Духа даже Помазанник Божий, Король, не может сохранить свой сан!

Его тон стал еще более проникновенным. Помощник внимал ему благоговейно, а два офицера со все возрастающим ужасом.

— И поскольку этот Король выполняет поручение Дьявола, благословение Духа более не покоится на нем!

Он торжественно воздел кверху свои руки, и тысячи солдат в разных частях корабля съежились от страха перед экранами телевизоров. Он продолжал:

— От имени Галактического Духа и его пророка Хэри Селдона и толкователей его учения, святых людей Фонда, я проклинаю этот корабль. Пусть телевизоры, его глаза, ослепнут. Пусть манипуляторы, его руки, разобьет паралич. Пусть ядерные бластеры, его кулаки, не смогут действовать. Пусть двигатели, его сердце, остановятся. Пусть связь, его голос, замолкнет. Пусть вентиляция, его дыхание, прервется. Пусть энергия, его душа, иссякнет. Именем Галактического Духа я проклинаю этот корабль!

При этих словах и с наступлением полночи человек, находившийся на расстоянии многих световых лет, в Арголидском храме, включил ультракоротковолновое реле, которое мгновенно, со скоростью ультракороткой волны, включило такое же реле на флагманском корабле «Уайнис».

И корабль умер!

Ведь главной чертой религии науки является ее действенность, а проклятия, подобные тем, которые произнес Апорат, представляют собой смертельную угрозу.

Апорат увидел, как темнота окутала корабль, и услышал, как внезапно прекратился ровный гул гиператомных двигателей. Он возликовал и вынул из кармана своей мантии атомный фонарик с автономным питанием, заливший рубку ярким светом.

В пароксизме страха офицеры скорчились у его ног, хотя оба, несомненно, были не робкого десятка. Он посмотрел на них.

— Ваше Преподобие, спасите наши души. Мы простые люди, мы не знали о преступных замыслах начальства, — заскулил один из них.

— Идите за мной, — сурово ответил ему Апорат. — Твоя душа еще не погибла.

На окутанном тьмой корабле царило смятение. Повсюду притаился жуткий ужас, испускавший, казалось, свой особый душевный запах. Завидев пятно света, солдаты бросились к Апорату, стараясь обступить его потеснее, коснуться каймы его мантии, моля хоть о капле сострадания.

Ответ был один и тот же:

— Следуй за мной!

Он нашел Принца Лефкина в офицерской каюте — тот на ощупь пробирался впотьмах, громко ругаясь и требуя, чтобы включили свет. Адмирал злобно посмотрел на Жреца-Контролера:

— Ага, вот вы где! — От матери Лефкин унаследовал голубые глаза, но крючковатый нос и косоглазие выдавали в нем сына Уайниса. — Что означает ваше предательское поведение? Включите ток! Я здесь командир!

— Уже нет, — мрачно сказал Апорат.

Лефкин дико оглянулся по сторонам:

— Схватите этого человека! Ради Космоса, арестуйте его, или я вышвырну из люка без скафандров всех, кто услышал приказ и не выполнил его!

Он замолчал, а потом истошно завопил:

— Вам приказывает ваш Адмирал. Арестуйте его!

Затем, окончательно потеряв контроль над собой, он закричал:

— Не позволяйте водить себя за нос этому шарлатану, этому шуту! Его религия — детские выдумки, а вы дрожите перед ним. Он обманщик, а Галактический Дух — это плод воображения, придуманный для того, чтобы…

Апорат гневно прервал его:

— Схватите богохульника. Слушая его, вы погубите свои души.

В титулованного Адмирала тут же вцепилась дюжина рук.

— Идите за мной и возьмите его с собой.

Апорат повернулся и пошел в рубку связи. Лефкина тащили за ним по коридорам, заполненным солдатами в черной униформе. В рубке он приказал усадить Адмирала перед единственным работающим телевизором.

— Прикажите остальному Флоту остановиться и приготовиться к возвращению на Анакреон.

Ошеломленный Лефкин, растрепанный, избитый, покрытый кровоподтеками, не посмел его ослушаться.

— А теперь, — угрюмо сказал Апорат, — мы на прямой связи с Анакреоном по гиперволновому лучу. Повторяйте то, что я вам скажу.

Лефкин попытался было отказаться, но те, кто были в рубке и столпились в прилегающих коридорах, угрожающе зароптали.

— Говори! — приказал Апорат. — Начинай. Анакреонский Флот…

Лефкин стал повторять вслед за ним.

Когда на экране телевизора появился Принц Лефкин, в кабинете Уайниса наступила полная тишина. У регента от удивления отвисла челюсть, когда он увидел разодранную в клочья униформу сына и его осунувшееся лицо. Затем он как подкошенный рухнул в кресло — на его лице были написаны удивление и самые дурные предчувствия.

Хардин слушал его выступление спокойно, сложив руки на коленях; только что коронованный Король Лепольд сидел съежившись в самом темном углу, нервно покусывая расшитый золотом рукав. Даже солдаты, стоявшие у дверей с ядерными бластерами наготове, отнюдь не безучастно, как это свойственно военным, посматривали на человека, говорившего с экрана.

Лефкин говорил неохотно, усталым голосом, делая паузы, как будто по принуждению повторял вслед за кем-то.

— Анакреонский Флот… осознав смысл данного ему задания… и отказываясь принимать участие в отвратительном святотатстве… возвращается на Анакреон… и предъявляет следующий ультиматум… богохульникам… осмелившимся применить силу… против Фонда… источника всей Благодати и против Галактического Духа. Немедленно прекратите войну против… истинной веры и гарантируйте Флоту, который представляет… Жрец-Контролер Тео Апорат… что подобная война… никогда не произойдет в будущем.

После долгой паузы он снова заговорил:

— И чтобы бывший Принц-регент Уайнис за свои злодеяния был заключен в тюрьму и предстал перед церковным судом. В противном случае Королевский Флот… после возвращения на Анакреон… бластерами сотрет дворец с лица Анакреона… и примет другие необходимые меры для уничтожения этого рассадника греха… обитатели которого… губят души людей.

Адмирал вскрикнул, и изображение исчезло.

Быстрыми движениями Хардин прикоснулся к атомному фонарику, и тот погас. В наступившей полутьме виднелись лишь тени бывшего регента, Короля и солдат, и тут только все увидели, что тело Хардина излучает сияние.

Сияние это было не такое яркое, как у королей, менее заметное, менее впечатляющее, и все же намного более действенное и более полезное.

В голосе Хардина ощущалась легкая ирония, когда он обратился к Уайнису, тому самому Уайнису, который всего час назад объявил его военнопленным и угрожал в скором времени уничтожить Терминус, — а теперь, потерпев полный крах, превратился в сгорбленную, безмолвную тень.

— Я расскажу вам басню, — сказал Хардин, — старую, вероятно, как мир. Надеюсь, вам будет интересно ее услышать. В ней рассказывается о том, что конь постоянно жил в страхе, поскольку у него был опасный и коварный враг — волк. Дойдя до полного отчаяния, он сообразил, что ему следует обзавестись могущественным союзником. И тогда он подошел к человеку и предложил ему заключить союз, подчеркивая, что волк — их общий враг. Человек тут же согласился и вызвался убить волка, если его новый союзник предоставит в его распоряжение свое умение быстро передвигаться. Конь согласился и позволил человеку надеть на себя уздечку и седло. Человек сел на него верхом, поехал на охоту и убил волка.

Конь, довольный и счастливый, поблагодарил человека и сказал ему: «А теперь, когда наш враг мертв, сними с меня уздечку и седло и отпусти меня на волю.» Человек в ответ громко рассмеялся и сказал: «Никогда!» И пришпорил коня.

Все молчали. Тень, оставшаяся от Уайниса, не шевелилась. Хардин таким же тихим голосом стал рассказывать дальше:

— Надеюсь, вы видите аналогию. В своем стремлении укрепить господство над своими собственными народами монархи Четырех Королевств приняли религию науки, обожествляющую их. Но эта же религия стала уздечкой и седлом, поскольку жизненно важная ядерная энергия оказалась в руках жрецов, подчиняющихся нам, прошу это заметить, а не вам. Вы убили волка, но не сумели избавиться от…

Уайнис вскочил на ноги. Глаза его горели от бешенства. Он заговорил сбивчиво, сам себя перебивая:

— И все-таки я доберусь до тебя. Ты не уйдешь, ты будешь кормить червей. Пусть они разнесут вас в щепки, пусть все взорвут. Ты будешь кормить червей… Солдаты! — громко завопил он. — Пристрелите этого дьявола! Бластером его, бластером!

Хардин повернулся лицом к солдатам и улыбнулся. Один из них направил на него ядерный бластер, но затем опустил его. Остальные даже не шелохнулись. Они не могли поднять руку на Сэлвора Хардина, Мэра Терминуса, окруженного мягким сиянием и спокойно улыбающегося. Пусть истошно вопит этот ненормальный, они не выстрелят в человека, обратившего в прах все величие Анакреона.

Пошатываясь и что-то бессвязно выкрикивая, Уайнис подошел к солдату, стоявшему поблизости от него, грубо выхватил у него бластер, направил его на Хардина, который даже не пошевельнулся, и нажал на курок.

Бледный луч, натолкнувшись на силовое поле, окружавшее Мэра Терминуса, и не причинив никакого вреда, был им поглощен. Уайнис нажал на курок сильнее — и страшно захохотал.

Хардин по-прежнему улыбался. Окружавшее его силовое поле стало светиться чуть ярче, поскольку впитало в себя энергию ядерного бластера. Сидевший в углу Лепольд закрыл глаза и застонал.

Издав вопль отчаяния, Уайнис направил бластер на себя, снова нажал на курок — и обезглавленный упал на пол. От его головы не осталось и следа.

Хардин поморщился, глядя на то, что осталось от регента, и пробормотал:

— Приверженец решительный действий до самого конца. Крайняя мера…

Камера Времени была забита битком: людей в ней было намного больше, чем кресел; мест не хватало, и люди в три ряда стояли у стен.

Сэлвор Хардин мысленно сравнивал многочисленную аудиторию с теми, кто присутствовал во время первого появления Хэри Селдона тридцать лет тому назад. Тогда их было всего шестеро, пятеро Энциклопедистов — все они уже умерли — и он сам, молодой, практически безвластный мэр. Именно в тот день, с помощью Йохана Ли, он раз и навсегда доказал, что не зря занимает этот пост.

Теперь все решительно изменилось, изменилось во всех отношениях. Все члены Муниципального Совета ожидают появления Селдона. Он сам по-прежнему исполняет обязанности мэра, правда, власти у него теперь хоть отбавляй, а после полного поражения Анакреона его популярность резко возросла. Когда он возвратился с Анакреона с сообщением о смерти Уайниса и о новом договоре, подписанном дрожащим от страха Лепольдом, его встретили единодушным выражением доверия. А когда один за одним последовали аналогичные договоры с тремя остальными королевствами, навсегда исключившие возможность агрессии, подобной той, которую предпринял Анакреон, в каждом городе Терминуса состоялось факельное шествие. Такой чести не удостаивался даже Хэри Селдон.

Хардин усмехнулся. После первого кризиса его популярность была столь же велика.

В другом конце комнаты Сеф Сермак и Льюис Борт что-то оживленно обсуждали. — Они тоже выразили ему доверие, произнесли речи, в которых признали свои заблуждения, в изысканных выражениях извинились за некоторые обороты, допущенные во время состоявшихся раньше дискуссий. Все это они объяснили тем, что повиновались голосу своей совести — и сразу же их Партия Действия начала новую пропагандистскую компанию.

Йохан Ли потянул Хардина за рукав и многозначительно показал на часы. Хардин взглянул на него:

— Привет, Ли. Почему не в духе? Что у вас опять произошло?

— Он должен появиться через пять минут, так ведь?

— Надеюсь. В тот раз он появился в полдень.

— А если он не появится?

— Неужели до конца своих дней вы будете мучить меня своими проблемами?.. Не появится так не появится.

Ли нахмурился и покачал головой:

— Если этот номер провалится, у нас опять будут неприятности. Сермак снова сможет начать все сначала, если Селдон не убедит их в том, что мы поступили правильно. Он требует прямой аннексии Четырех Королевств, чтобы незамедлительно расширить территорию Фонда. В случае необходимости он готов применить силу. Он уже начал за это агитировать.

— Я знаю. Глотатель огня должен глотать огонь, даже если ему придется разводить его самостоятельно. А вы, Ли, просто не можете жить без тревог, даже если вам придется из кожи лезть вон, чтобы придумать повод для беспокойства.

Ли хотел ему ответить, но тут же прикусил себе язык — лампы пожелтели и потускнели. Он поднял руку, чтобы показать на стеклянную кабину, возвышавшуюся в центре комнаты и, шумно вздохнув, плюхнулся в кресло.

Хардин и сам почувствовал волнение при виде человека, появившегося в кабине — человека в кресле-каталке. Из всех присутствующих он один помнил тот день, когда человек этот появился впервые. С тех пор уже прошло несколько десятилетий. Тогда он был молод, а человек этот стар. С тех пор человек этот в инвалидном кресле не изменился, а он сам постарел.

Человек смотрел прямо перед собой. Руки его листали книгу, лежавшую на коленях.

Тихим старческим голосом он сказал:

— Я — Хэри Селдон.

Все затаили дыхание. Как бы беседуя с собравшимися, Хэри Селдон продолжал:

— Я здесь уже второй раз. Я не знаю, присутствовал ли кто-либо из вас тогда, когда я пришел к вам впервые. Органы чувств не могут подсказать мне, присутствует ли здесь кто-то вообще, но это не имеет значения. Если вы успешно преодолели второй кризис, вы не могли не прийти сюда. Если вы не пришли, значит, второй кризис оказался для вас слишком сложной задачей.

Он обаятельно улыбнулся.

— Однако последнее маловероятно, поскольку по моим расчетам вероятность того, что за первые восемьдесят лет не произойдет сколько-нибудь существенных отклонений от Плана, составляет 98,4 %.

Согласно нашим прогнозам, вы добились теперь превосходства над королевствами варваров, граничащими с Фондом. И если во время первого кризиса вам удалось их остановить при помощи равновесия силы, то во втором вы одержали победу, противопоставив духовную силу силе мирской.

Однако я хотел бы предостеречь вас от чрезмерной самоуверенности. На наших встречах я не предсказываю будущее, но не рискуя ничем, могу сказать — вы добились лишь нового равновесия сил, хотя и находитесь в положении значительно более выгодном, чем раньше. Духовной силы вполне достаточно, чтобы дать отпор силе светской, но перейти в наступление она не может. Вследствие постепенного роста противодействующей силы, известной как регионализм или национализм, духовная сила не может одержать победу. Впрочем, я уверен, что это не является для вас откровением.

Вам придется простить меня за то, что я выражаюсь столь неопределенно. Термины, которые я употребляю, в лучшем случае являются аппроксимациями, поскольку никто из вас не обладает достаточными знаниями, чтобы осознать подлинный смысл психоисторической символики. И поэтому я стараюсь упростить для вас эту задачу.

Фонд является началом пути ко Второй Галактической Империи. Но по численности населения и ресурсам вы по-прежнему значительно уступаете соседним королевствам. А за их пределами начинаются непроходимые и необозримые джунгли варварства, распространившеюся на всю Галактику. В этих же границах, как и раньше, находится то, что осталось от Галактической Империи, пусть ослабленной и пришедшей в упадок, но все равно еще могущественной, по сравнению с остальными планетами.

Хэри Селдон взял книгу и раскрыл ее. Лицо его стало серьезным.

— Не забывайте, что восемьдесят лет тому назад на другом краю Галактики был основан еще один Фонд. Неизменно учитывайте это обстоятельство. Господа, перед вами — девятьсот двадцать лет Плана. Все в ваших руках.

Он посмотрел в книгу и исчез. Ярко загорелся свет. Все сразу оживленно заговорили, а Ли прошептал на ухо Хардину:

— Он не сказал, когда появится опять.

— Я думаю, когда он возвратится, нас давно уже не будет в живых, и волноваться нам будет не о чем, — ответил Хардин.