Селдон, Хэри, родился в 11988-ом году Галактической Эры, умер в 12069-ом. Эти даты обычно приводят по летоисчислению, принятому в нынешнюю Эру Фонда — с 79-го до Э. Ф. по 1-й год Э. Ф. Его родители принадлежали к средним слоям общества и жили на Геликоне, в секторе Арктура. Ходили слухи, что его отец занимался гидропонным выращиванием табака. Хэри очень рано проявил свои необычайные математические способности, о которых рассказывали множество забавных историй, в том числе и совершенно неправдоподобных. Говорили, что уже в два года у него было…
…Наибольший вклад он, несомненно, сделал в области психоистории. Когда Селдон начал ею заниматься, она представляла собой жалкий набор весьма сомнительных истин. Он превратил психоисторию в науку, основанную на тщательно выверенном статистическом анализе…
…Наиболее достоверная и полная информация о его жизни содержится в биографии, написанной Гаалом Дорником, который, будучи еще совсем молодым человеком, познакомился с Селдоном за два года до смерти великого математика. То, как они встретились…
Звали его Гаал Дорник, и он был всего лишь мальчишкой из провинции, впервые попавшим на Трантор и увидевшим его своими глазами. Правда, он и прежде много раз его видел, но только по гипервидео, а иногда и в помпезных стереоскопических программах новостей, сообщавших о коронации императоров или открытии Галактического Совета. И хотя до этого он не покидал Синнекса, который обращается вокруг звезды на самом краю Голубого Облака, он, как вы понимаете, не был отрезан от цивилизации. К ней, цивилизации, тогда принадлежали все, кто жил в Галактике.
А в те времена в Галактике насчитывалось двадцать пять миллионов обитаемых планет, и все они входили в состав Империи, центром которой был Трантор. Впрочем, это были последние десятилетия, когда такое положение дел все еще сохранялось.
Для Гаала, ведущего ничем не примечательную жизнь молодого ученого, эта поездка была самым интересным событием. Он и раньше бывал в космосе, и путешествие само по себе его мало интересовало. Разумеется, тогда он лишь посетил единственный спутник Синнекса, чтобы собрать данные о механике скольжения метеоров, необходимые ему для диссертации. Но ведь полет на 500000 миль ничем не отличается от путешествия на столько же световых лет.
Он немного нервничал перед прыжком через гиперпространство, в котором нет нужды при обычных межпланетных полетах. Прыжок и тогда, и, вероятно, всегда будет единственным удобным способом межзвездных сообщений. Обычный космос нельзя преодолевать со скоростью, превышающей световую (этот научный факт был известен еще во времена давно забытого детства человечества). А это означало, что путешествие даже между ближайшими планетными системами длилось бы долгие годы. Через гиперпространство, эту трудновоображаемую зону, которая не является ни пространством, ни материей, ни временем и все же в каком-то виде существует, можно было пересечь всю Галактику за бесконечно малый интервал между двумя мгновениями.
Гаал с замиранием сердца ждал первого прыжка, но ощутил лишь легкий толчок: внутри у него что-то дернулось, но прежде, чем он понял, что именно, ощущение это прошло. Вот и все.
А потом — лишь корабль, большой и блестящий, детище двенадцати тысяч лет технического прогресса Империи, и он сам, новоиспеченный доктор математики, получивший приглашение от великого Хэри Селдона посетить Трантор и принять участие в масштабном и несколько загадочном «Проекте Селдона».
Разочаровавшись в прыжке, Гаал ждал момента, когда сможет наконец впервые в жизни воочию увидеть Трантор. Он стал завсегдатаем смотровой каюты, старался не пропустить тех минут, когда, по расписанию, стальные жалюзи поднимались, и он мог смотреть на яркие светила и любоваться невероятно красивыми, подернутыми туманной дымкой скоплениями звезд, напоминавших гигантский рой светлячков, замерших навсегда прямо посреди танца. Однажды он наблюдал холодную, белую туманность, в пяти световых годах от корабля; она молоком разлилась перед иллюминатором и словно изморозью покрыла всю каюту; исчезла она часа через два, после следующего прыжка.
Солнце Трантора на первый взгляд напоминало твердую, белую крупинку, затерянную среди тысяч других, точно таких же. Гаал ни за что не распознал бы ее, не укажи на нее корабельный экскурсовод. Здесь, в центре Галактики, звезды густо покрывали небо, но с каждым прыжком солнце Трантора светило все ярче, затмевая остальные звезды, на его фоне начавшие тускнеть и как бы отдаляться.
Заглянул помощник капитана и сказал:
— Смотровая каюта закрывается до конца рейса. Приготовьтесь к посадке.
Гаал догнал его и, потянув за рукав белоснежного костюма с нашивкой, на которой был изображен герб Империи — Космический Корабль и Солнце, попросил:
— Можно мне остаться в каюте? Я так хочу увидеть Трантор из космоса…
Помощник капитана улыбнулся, и Гаал покраснел, уловив, что говорил с провинциальным акцентом.
— Мы прилетим на Трантор под утро, — ответил тот.
— Я говорю, что мне хочется увидеть его из космоса…
— Нет, мой мальчик. Это еще можно было бы устроить, будь это космическая яхта, но мы будем снижаться по спирали и вблизи солнца. Ты ведь не хочешь ослепнуть, обгореть и покрыться язвами от радиации?..
Гаал зашагал прочь.
Помощник окликнул его:
— Не огорчайся, парень, все равно ты увидел бы только серое, расплывчатое пятно вместо Трантора. Оттуда ты сможешь отправиться на экскурсию в космос, если захочешь, это совсем не дорого.
— Спасибо, — оглянувшись, ответил Гаал.
Он расстроился. Что ж, есть вещи, в равной мере свойственные и взрослым, и детям. В горле застрял комок. Он никогда прежде не видел огромный, невероятно огромный Трантор, и огорчился, что мечте его не суждено сбыться сию секунду.
Космический корабль совершал посадку под аккомпанемент множества различных звуков. Было слышно, словно издалека, как металлическая оболочка корабля разрезает атмосферу. Непрерывно жужжали кондиционеры, компенсируя излишний перегрев; в более медленном темпе грохотали двигатели торможения. Слышались голоса мужчин и женщин, собиравшихся в салонах для высадки. А еще скрежет лебедок, поднимавших багаж, почту и грузы к центральному коридору корабля для последующего перемещения на грузовую платформу.
Гаал почувствовал легкий толчок, признак того, что силовые установки уже не движут корабль. В течение долгих часов тяга двигателей корабля постепенно уступала притяжению планеты. Тысячи пассажиров терпеливо сидели в салонах для высадки, вращавшихся силовыми полями в зависимости от направления силы притяжения. И вот они уже спускались по изогнутому, крутому пандусу к огромным, широко открывшимся люкам.
Гаал путешествовал налегке. Пока он стоял у конторки, его чемоданы быстро и умело раскрыли, потом опять закрыли. Разрешение на выезд было изучено, и на нем поставили штамп. На него самого внимания никто не обратил.
Наконец-то Трантор! Воздух казался несколько более плотным, чем на его родной планете, Синнексе, а гравитация посильнее. К этому, вероятно, можно было привыкнуть. Но Гаал не был уверен, что можно привыкнуть к огромным размерам. Зал Прилета был просто гигантским. Крыша его смутно виднелась где-то далеко вверху. Гаал вполне мог себе представить, как где-то на необозримой высоте этого сооружения зарождаются облака. Противоположной стены тоже не видно; лишь люди и стойки да бесконечный пол под ногами. И все это уходило вдаль и сливалось в одно смутное пятно.
Чиновник за конторкой снова что-то говорил — на этот раз раздраженно:
— Проходите же… Дорник.
Ему опять пришлось взглянуть на визу, для того чтобы вспомнить имя.
— А куда? — спросил Гаал. — Куда?
Чиновник ткнул куда-то большим пальцем:
— Такси справа и слева у третьего выхода.
Гаал шел, вглядываясь в пылающие завитки, казалось сотканные из воздуха и подвешенные в пустоте; завитки эти вместе составляли надпись — «ТАКСИ ПО ЛЮБЫМ АДРЕСАМ».
Когда Гаал отошел от стойки, из толпы к ней нырнул неприметный человек. Чиновник взглянул на него и кивнул. Подошедший кивнул в ответ и двинулся за юным иммигрантом.
Он подоспел вовремя — Гаал как раз называл адрес.
Толпа придавила Гаала к перилам у стойки. На небольшой табличке значилось: «Распорядитель». Служащий, занимавший этот пост, не поднимая головы, спросил:
— Куда?
Гаал заколебался, но даже эти несколько мгновений вызвали раздражение людей, стоявших в очереди.
Распорядитель посмотрел на него:
— Так куда же?
Денег у Гаала почти не было, ему еще нужно где-то переночевать, с утра его ждет работа. Он попытался напустить на себя беззаботный вид:
— В хороший отель, пожалуйста.
На распорядителя это не произвело никакого впечатления.
— Они все хорошие, назовите хоть какой-нибудь.
— Ближайший, пожалуйста, — в отчаянии только и смог промямлить Гаал.
Распорядитель нажал кнопку. На полу появилась тонкая светящаяся линия. Она пролегла среди других более ярких и более тусклых разноцветных линий. В руки Гаалу впихнули жетон, испускавший слабое мерцание.
— Одна кредитка и двадцать мелочью, — буркнул распорядитель.
— Куда мне идти? — спросил Гаал и полез в карман за монетой.
— Следуйте по светящейся линии. Жетон будет мерцать, пока вы будете двигаться в правильном направлении.
Гаал осмотрелся и зашагал вперед. Сотни людей медленно двигались по огромному залу, каждый по своему маршруту, иногда задерживаясь в местах пересечения линий, чтобы разобраться в их переплетении и не сбиться в пути.
Его линия внезапно оборвалась. Человек, одетый в кричаще-яркую желто-голубую униформу из пластотекстиля, подхватил оба его чемодана.
— Прямая линия до «Луксора» — сказал он.
Это услышал тип, следивший за Гаалом. Слышал он и ответ Гаала: «Отлично!» и видел, как тот уселся в широкий с округлым носом аппарат.
Такси резко взмыло вверх. Гаал пораженно глядел сквозь круглое прозрачное окошко, наслаждаясь полетом по этому гигантскому сооружению; его руки сами собой крепко вцепились в спинку сиденья водителя. С высоты зал не выглядел таким уж огромным, а люди казались муравьями, бегущими кто куда без всякой цели. Вид из окна становился все меньше, постепенно отдаляясь.
Перед ними выросла стена. Она начиналась высоко в воздухе и тянулась куда-то вверх, теряясь из виду. В ней виднелось множество отверстий, оказавшихся тоннелями. Такси устремилось к одному из них. Гаал тщетно попытался сообразить, как водитель смог распознать именно это отверстие среди множества других.
Теперь они летели, с шумом рассекая воздух, в полной темноте, лишь время от времени прорезаемой огоньками светофоров.
Водитель сбросил скорость, Гаала по инерции потянуло вперед, а такси тем временем выскочило из тоннеля и опустилось на землю.
— Отель «Луксор», — объявил водитель, что, впрочем, и так было ясно. Он помог Гаалу достать чемоданы, деловито взял десятку на чай, усадил ожидавшего его пассажира, и такси опять взмыло в воздух.
И за все это время, с самой посадки корабля, Гаал не увидел ни кусочка неба над головой.
Трантор… В середине тринадцатого тысячелетия эта тенденция достигла своего апогея. Будучи центром, где на протяжении непрерывной череды сотен поколений находилось правительство Империи, и поскольку он был расположен в центральной части Галактики среди наиболее населенных и промышленно развитых планет этой системы, он не мог не стать своего рода ядром человеческой цивилизации, причем самым густонаселенным и богатым из всех известных Расе. Процесс урбанизации, непрерывно продолжавшийся на нем, в конце концов завершился, достигнув предела. Вся суша Трантора, 75 миллионов квадратных километров, была занята одним-единственным городом. Население, в период максимального увеличения своей численности, составляло более сорока миллиардов человек, и почти все они занимались управлением Империей, причем для выполнения этой задачи их не хватало. (Нельзя забывать о том, что невозможность должного управления Галактической Империей при вялом, лишенном инициативы правлении последних императоров стала одним из важных факторов, приведших к ее падению). Ежедневно караваны из десятков тысяч космических кораблей доставляли на Трантор продовольствие с двадцати восьми сельскохозяйственных планет.
Зависимость Трантора в снабжении продовольствием и, по сути дела, всеми предметами первой необходимости от других миров делала Трантор все более уязвимым в случае, если бы завоеватели прибегли к блокаде. В последнее тысячелетие существования Империи многочисленные и однообразные бунты заставляли сменявших друг друга императоров учитывать этот факт, и полиция Империи стала заниматься не только охраной кораблей, доставлявших предметы роскоши и деликатесы…
Гаал не знал, светит ли солнце, и поэтому не представлял себе — день на дворе или ночь. Спросить об этом ему было неловко. По-видимому, вся планета жила под металлической крышей. Считалось, что он только что позавтракал, но на многих планетах пользовались стандартной шкалой времени, вообще не принимавшей в расчет неудобные чередования ночи и дня.
Сначала он направился туда, где висел указатель «Солярий», оказавшийся всего лишь комнатой, где можно было погреться под ультрафиолетовой лампой. Помешкав несколько минут, он возвратился в главный вестибюль «Луксора».
— Где я могу купить билет на планетарную экскурсию? — спросил он администратора отеля.
— У меня.
— А когда она начинается?
— Вы немного опоздали, она уже началась, а следующая только завтра. Купите билет, мы забронируем вам место.
— Вот как…
Завтра — это поздно, ему нужно будет явиться в Университет.
— А нет ли у вас какой-нибудь обзорной площадки? Я имею в виду, на открытом воздухе.
— Разумеется есть, если пожелаете, можете купить у меня билет. Однако подождите — проверю, не идет ли дождь. — Он нажал кнопку и стал читать слова, побежавшие по матовому экрану. Гаал читал вместе с ним.
— Погода хорошая, все в порядке, сейчас ведь сухой сезон, — сказал администратор и добавил, вероятно, для поддержания разговора: — Сам я не часто бываю на открытом воздухе, в последний раз — года три назад. Один раз посмотришь и достаточно, все понятно. А вот и ваш билет. Специальный лифт за вестибюлем. На нем написано «На смотровую площадку». Садитесь в него, вот и все.
Лифт этот был нового типа, из тех, что движутся благодаря гравитационному отталкиванию. Гаал вошел первым, за ним остальные пассажиры. Лифтер нажал кнопку. На какое-то мгновение Гаал повис в воздухе, поскольку сила притяжения исчезла, а затем, когда лифт заскользил вверх, все увеличивая скорость, он опять почувствовал свой вес, хотя и не полностью. Потом лифт затормозил — и его снова подбросило в воздух. Гаал вскрикнул.
— Засуньте ноги под нижние перила! Вы что, не в состоянии прочитать надпись?! — накричал на него лифтер.
Другие пассажиры поступили именно таким образом и теперь улыбались, глядя, как он безуспешно пытается добраться до стены и ухватиться за нее. На полу лифта, в метре друг от друга, находились два ряда хромированных приспособлений, прижимавших к полу обувь пассажиров. Он заметил их, войдя в лифт, но не понял, для чего они.
Кто-то протянул ему руку и помог опуститься на пол.
Когда лифт наконец остановился, он, задыхаясь, выдавил из себя слова благодарности.
Гаал вышел на открытую террасу, залитую таким ярким светом, что пришлось зажмурить глаза. Незнакомец, который помог ему в лифте, не отставал от него ни на шаг.
— Здесь много кресел, — любезно заметил незнакомец.
— И в самом деле, — ответил Гаал, отдышавшись. Он машинально уже было направился к ним, но затем остановился.
— Если не возражаете, я минутку постою у перил, я бы хотел чуть-чуть посмотреть, — сказал он.
Незнакомец добродушно махнул рукой в знак согласия, и Гаал, перегнувшись через перила, доходившие ему до груди, увлеченно стал рассматривать открывшийся ему пейзаж.
Земли не было видно. Она была полностью застроена людьми. Сооружения одно сложнее другого. Повсюду до горизонта один лишь металл, серого или почти серого цвета. Гаал знал, что металл покрывает сушу. И все это застыло в неподвижности, лишь несколько прогулочных аэромобилей неторопливо скользили по небу; настоящий же транспорт, перевозивший миллиарды людей, скрывался под этим металлическим покрытием, своего рода кожей планеты.
Не было видно и земли: ни земли, ни зелени, ни каких-либо живых существ, кроме людей. Он смутно припоминал, что находящийся на Транторе Императорский Дворец, расположен посреди участка настоящей зелени в сто квадратных миль, засаженного деревьями и цветами всех цветов радуги — оазиса среди металлической пустыни, — но с обзорной башни его видно не было. Дворец мог находиться и в десяти тысячах километров от «Луксора», где именно, Гаал не знал.
Он должен отправиться на экскурсию как можно скорее!
Гаал громко вздохнул и уже окончательно убедился, что в конце концов очутился на Транторе, на планете, являвшейся центром Галактики и штаб-квартирой человеческой расы. Он не знал, что у планеты есть свои слабые места. Он не видел, как приземляются корабли с продовольствием. Он и понятия не имел, как велика зависимость сорока миллиардов людей, проживавших на Транторе, от остальной Галактики. Он знал только о величайшем из деяний человечества, о полном и чуть ли не окончательном покорении мира, совершенном людьми, чрезмерно уверовавшими в свои силы. Совершенно подавленный всем увиденным, он отошел от края площадки. Человек, который помог ему в лифте, жестом пригласил сесть рядом. Гаал принял его приглашение.
— Меня зовут Джеррил. Вы впервые на Транторе? — улыбаясь, спросил тот.
— Да, господин Джеррил.
— Я так и думал. Джеррил — это имя, а не фамилия. Трантор ошеломляет, если у вас поэтический склад ума. Жители Трантора никогда не приходят сюда. Им не нравится здесь. Этот пейзаж действует им на нервы.
— На нервы? Простите, меня зовут Гаал. Но почему же он действует им на нервы? Отсюда потрясающий вид.
— Это субъективная точка зрения, Гаал. Если вы родились в крошечной больничной палате, выросли в коридоре, работаете в комнатушке, а отпуск проводите в битком набитом людьми солярии, а тут окажетесь под открытым небом, — это может вызвать нервное потрясение. Детей заставляют приходить сюда раз в год, после того, как им исполнится пять лет. Сомневаюсь, что это им на пользу. Они плачут, когда их уводят отсюда, у них начинается истерика. Стоило бы приучать прямо с пеленок и водить сюда раз в неделю. Впрочем, это не так уж важно, — продолжал он. — А если бы их вообще не приводили сюда? Они вполне счастливы там, где живут, внизу, ведь они управляют Империей. Как вы думаете, на какой мы сейчас высоте?
— Полмили, — ответил Гаал, опасаясь, что ответ слишком наивен.
Его опасения оправдались, потому что Джеррил издал короткий смешок.
— Нет, мы поднялись над поверхностью только на сто семьдесят метров.
— Разве? Но ведь лифт поднимался около…
— Да, знаю, но большую часть этого времени мы потеряли, чтобы достигнуть поверхности. Ведь Трантор изрыт туннелями глубиной больше мили, он как айсберг. Большая часть скрыта от глаз. По берегам океанов Трантор на несколько миль заходит под морское дно. Мы находимся так глубоко под землей, что пользуемся разницей температур на поверхности и в нижней части обитаемой зоны, чтобы обеспечивать себя необходимой энергией. Вы знали об этом?
— Нет, я думал, у вас атомные станции.
— Были когда-то, но это оказалось дешевле.
— Разумеется.
— И как вам все это нравится? — На какую-то долю секунды Джеррил сбросил маску добродушного участия, и перед Гаалом оказался проницательный собеседник, не чуждый коварства.
Гаал заколебался.
— Великолепно, — наконец ответил он.
— Вы проводите здесь свой отпуск? Путешествуете? На экскурсии?
— Не совсем так, я, конечно, всегда хотел посетить Трантор, но, в общем-то, я приехал, потому что получил здесь работу.
— Даже так?
Гаал почувствовал, что обязан объяснить подробнее.
— В отделе у доктора Селдона, в Транторском Университете.
— У Ворона Селдона!
— Да нет же, у Хэри Селдона, психоисторика. А про Ворона Селдона я слышу впервые.
— Я имел в виду Хэри. Все его так называют. На жаргоне, разумеется. Он упорно предсказывает катастрофу.
— Неужели? — искренне удивился Гаал.
— Не поверю, что вам это неизвестно. — Джеррил уже не улыбался. — Вы же приехали, чтобы у него работать, так ведь?
— Да, это так, я — математик. Но почему же он предсказывает катастрофу? Какую катастрофу?
— А вы как думаете?
— Боюсь, что не имею об этом ни малейшего представления. Я читал доклады, опубликованные доктором Селдоном и его коллегами, все они посвящены теории математики.
— Это те, которые они публикуют.
Гаал почувствовал раздражение.
— Я думаю, мне пора идти к себе в номер, приятно было с вами познакомиться, — сухо сказал он.
В знак прощания Джеррил безразлично помахал ему рукой.
Гаал обнаружил, что в номере его ожидает какой-то человек. От удивления он потерял дар речи и лишь некоторое время спустя смог задать вопрос, который в таких случаях обычно задают все:
— Что вы здесь делаете?
Человек встал. Он был старый, почти совершенно лысый, при ходьбе хромал, но в его голубых глазах светился юношеский задор.
— Я — Хэри Селдон, — ответил он, за мгновение до того, как совершенно сбитый с толку Гаал узнал, наконец, лицо, которое множество раз видел на фотографиях.
Психоистория… Гаал Дорник, применив внематематические принципы, дал определение психоистории как раздела математики, который занимается изучением реакции человеческого сообщества на устойчивые социальные и экономические стимулы.
…Все эти формулировки основываются на том, что изучаемое человеческое сообщество достаточно многочисленно для правильной оценки статистических данных. Необходимую численность такого сообщества можно установить при помощи Первой Теоремы Селдона, которая… Непременным условием является также и то, чтобы человеческое сообщество не подозревало о проведении психоисторического исследования, для того, чтобы его реакция была совершенно естественной… Основой всей подлинной психоистории является развитие Функций Селдона, которые описывают свойства, присущие таким социальным и экономическим силам, как…
— Доброе утро, сэр, — выдавил из себя Гаал. — Я, я…
— Вы думали, что мы увидимся не раньше завтрашнего утра? При обычных обстоятельствах так бы и произошло. Но если мы хотим, чтобы вы работали у нас, то должны действовать оперативно. Становится все труднее нанимать на службу новых сотрудников.
— Я не понимаю, о чем вы, сэр.
— Вы разговаривали с каким-то типом на смотровой площадке, верно?
— Да, его зовут Джеррил. Это все, что мне о нем известно.
— Не все ли равно, как он назвался? Он агент Комитета Общественной Безопасности и следил за вами от самого космодрома.
— Но почему же? У меня просто голова кругом идет…
— Говорил он что-нибудь обо мне?
Гаал смутился.
— Он называл вас Вороном, сэр.
— А он объяснил, почему?
— Он сказал, что вы предсказываете катастрофу.
— Это правда. А что вы думаете о Транторе?
По-видимому, всех интересовало его мнение о Транторе, но Гаал ничего не мог придумать, кроме совершенно банального: «Великолепно!»
— Вы ответили, не подумав. А как же психоистория?
— Я не догадался применить ее для ответа на этот вопрос.
— До того, как мы с вами распрощаемся, молодой человек, для вас станет абсолютно естественным применять психоисторию для решения любых задач. Вот смотрите.
Селдон достал блокнот-калькулятор из кошелька, висевшего на брючном ремне. Поговаривали, что калькулятор он держит даже у себя под подушкой на случай бессонницы. Серое, некогда блиставшее покрытие калькулятора было уже несколько потерто. Проворные, в старческих пятнах пальцы Селдона забегали по рядам кнопок, покрывавших всю его поверхность. В верхних рядах засветились красные огоньки символов.
— Вот таково положение Империи в настоящее время.
Гаал задумался.
— И все-таки это картина далеко не полная, — сказал он наконец.
— Да, не полная, — согласился Селдон. — Меня радует, что вы не слепо принимаете мои слова на веру. Однако, эта аппроксимация поможет объяснить теорему. С этим вы согласны?
— Если проверю извлечение функций, соглашусь. — Гаал изо всех сил пытался избежать ловушки, таившейся, вероятно, в словах Селдона.
— Хорошо. Добавьте к этому известную вероятность того, что Императора убьют, а вице-король устроит мятеж. Не забудьте нынешнюю экономическую депрессию и снижение темпов планетарных исследований.
Он говорил и говорил, и с каждым новым пунктом от прикосновения его пальцев зажигались все новые и новые символы. Эти символы сливались с основной функцией, непрерывно расширяющейся и видоизменяющейся.
Гаал прервал его лишь однажды:
— Я не понимаю, как вы обосновываете преобразование формулы.
Селдон еще раз, более медленно, повторил свои объяснения.
— Но ведь это получилось в результате применения неправомерных социодействий.
— Неплохо, вы быстро соображаете, Дорник, и все же недостаточно быстро. В этом отношении это действие обосновано. Вот смотрите, я раскрою сейчас формулу.
Это заняло немного больше времени, и в результате Гаал покорно сказал:
— Вот сейчас я понимаю.
Наконец, Селдон сделал передышку.
— Вот таким будет Трантор через три столетия. Как вы это понимаете? А? — Он несколько наклонил голову и замер в ожидании.
Гаал изумленно воскликнул:
— Полное уничтожение! Но это невозможно! Трантор ведь никогда не был…
— Ну вот, я же вам говорил. Вы же сами видели, как мы пришли к такому выводу. Постарайтесь описать его обыкновенным языком. Забудьте на некоторое время о символах.
— Углубляя свою специализацию, Трантор становится все более уязвимым, все более беззащитным. Кроме того, он превращается в довольно заманчивую добычу. Законы, согласно которым Императоры наследуют власть, становятся все более расплывчатыми. Ожесточается борьба за власть среди аристократических семейств, люди утрачивают чувство ответственности перед обществом, — ответил Гаал.
— Достаточно. А как вы думаете, какова вероятность полной гибели Империи через три столетия в числовом выражении?
— Я не знаю.
— Но вы наверняка знакомы с дифференциацией поля.
Гаал оказался в роли испытуемого. Селдон не предложил ему воспользоваться калькулятором. Молодой ученый стал лихорадочно считать в уме и почувствовал, что покрывается липким потом.
— Около 85 процентов? — предположил он.
— Неплохо, — ответил Селдон, выпятив нижнюю губу, — и все же недостаточно точно. В действительности этот показатель равен 92,5 %.
— Так вот почему вас называют Вороном! Но в журналах я никогда не читал ничего подобного.
— Разумеется, это ведь не для печати. Разве может Империя признаться в своей слабости? Это была всего лишь демонстрация возможностей психоистории. Но некоторые из полученных нами результатов стали достоянием аристократии.
— Ничего хорошего в этом нет.
— Я так не думаю, все ведь учтено.
— И поэтому за мной следят?
— Да, они изучают все, что имеет отношение к моему проекту.
— Вам угрожает опасность?
— О, да. Вероятность того, что меня казнят, составляет 1,7 %, но, разумеется, это не сможет помешать осуществить проект. Ничего не поделаешь, мы учли и это. Я надеюсь, мы все же увидимся завтра в Университете?
— В этом нет никакого сомнения, — сказал Гаал.
Комитет Общественной Безопасности… После убийства Клеона I, последнего из династии Энтунов, к власти пришла группировка аристократов… В целом, комитет способствовал установлению порядка на протяжении тех тысячелетий, когда в Империи ощущалась нестабильность и неуверенность в будущем. Как правило, им руководили влиятельные семейства Ченов и Дивартов. Со временем он стал всего лишь слепым орудием для сохранения существовавшего тогда строя. Входившие в него лица оказывали влияние на государственные дела вплоть до того момента, когда на престол взошел последний из могущественных императоров, Клеон II. Первый Верховный Комиссар…
… По сути дела, Комитет стал приходить в упадок после процесса над Хэри Селдоном, то есть за два года до Эры Фонда. Этот судебный процесс описан в биографии Хэри Селдона, принадлежащей перу Гаала Дорника…
Гаал не выполнил своего обещания. Утром его разбудил негромкий телефонный звонок. Он снял трубку, и администратор гостиницы тихим и любезным голосом, как бы извиняясь, сообщил ему, что он задержан и находится в распоряжении Комитета Общественной Безопасности.
Гаал бросился к двери и обнаружил, что она заперта. Ему оставалось лишь одеться и ждать.
Они явились за ним и перевели в другое здание, но и там Гаала держали взаперти. По сути дела, он находился под арестом. Допрашивали его очень вежливо. И все происходило самым культурным образом. Он объяснил им, что приехал с провинциального Синнекса, что посещал такие-то учебные заведения и такого-то числа получил степень доктора математики. Попытался получить работу у доктора Селдона, и это ему удалось. Он повторял эти подробности снова и снова, а они продолжали расспрашивать его о Проекте Селдона. Когда узнал о его существовании? В чем должны были заключаться его обязанности? Какие секретные инструкции он получил? И зачем, собственно, вообще прибыл на Трантор?
Он ответил, что не знает, о чем речь. Секретных инструкций ему никто не давал. Он ученый и математик и не интересуется политикой.
— Когда будет разрушен Трантор? — спросил в заключение благовоспитанный инквизитор.
Гаал заколебался:
— У меня лично таких данных нет.
— А у кого есть? Скажите!
Он почувствовал, как его бросает в жар, нестерпимый жар.
Инквизитор спросил:
— Говорил ли вам кто-нибудь о дате уничтожения Трантора? Сообщите нам эту дату!
Увидев, что юный пленник не спешит с ответом, он продолжил:
— За вами следили, доктор. Мы встретили вас на космодроме, и вели на обзорной площадке, и, разумеется, мы смогли подслушать ваш разговор с доктором Селдоном…
— Ну, тогда вы и без меня знаете, что он думает по этому поводу.
— Возможно, но мы бы хотели услышать это от вас.
— Он полагает, что Трантор погибнет через три столетия.
— Доказал ли он это математически?
— Да, доказал, — довольно дерзко ответил Гаал.
— И вы полагаете, что он правильно все обосновал?
— Если он ручается за это — значит, правильно.
— К этому разговору мы еще вернемся.
— Подождите, не уходите. Мне ведь положен адвокат, не так ли? Как гражданин Империи, я требую, чтобы мои права соблюдались.
— Будет вам и адвокат.
Так и случилось.
Вскоре в комнате появился долговязый субъект с лицом в густых морщинах, идущих от лба к подбородку, и таким худым, что, казалось, улыбке просто негде будет на нем поместиться.
Гаал пристально посмотрел на него. Настроение было тоскливое и, кроме того, он опасался, что выглядит неопрятно. Он устал от событий, лавиной обрушившихся на него, хотя со времени его прибытия на Трантор не прошло еще и тридцати часов.
— Меня зовут Лоре Аваким. Меня прислал доктор Селдон, чтобы я предоставлял ваши интересы, — заявил адвокат.
— В самом деле? Ну, тогда выслушайте меня. Я настаиваю на том, чтобы мы немедленно обратились с апелляцией к Императору. Меня содержат под арестом безо всяких на то причин. Я ни в чем не виноват. Ни в чем? — Гаал всплеснул руками. — Вы должны добиться, чтобы слушание моего дела проводилось в присутствии Императора, и как можно скорее.
Аваким тем временем аккуратно выкладывал на стол содержимое своего плоского портфельчика. Если бы Гаал полюбопытствовал, он увидел бы бланки для юридических документов фирмы «Челломет», сделанные из тончайшего металла и напоминавшие кассеты для магнитофона, приспособленные для магнитофонных капсул личного пользования.
Закончив, Аваким посмотрел на Гаала и, не придав его гневной тираде никакого значения, сказал:
— Можете не сомневаться в том, что сотрудники Комитета подслушивают наш разговор при помощи проникающего луча. Их не остановит то, что это противозаконно.
Гаал стиснул зубы.
— Впрочем, — осторожно усаживаясь за стол, заметил Аваким, — мой магнитофон, хотя внешне и не отличается от ему подобных, обладает одним дополнительным качеством — полностью заглушает проникающий луч. Правда, они об этом сразу догадаются.
— Тогда я могу говорить откровенно.
— Ну конечно.
— Я хотел бы, чтобы слушание дела проводилось в присутствии Императора.
Аваким сдержанно улыбнулся — оказалось, что и на его невообразимо худом лице все же может найтись место для улыбки.
— Сразу видно, что вы из провинции, — заметил он.
— Я — гражданин Империи, так же, как вы или любой из членов Комитета Общественной Безопасности.
— Да, конечно, конечно. Но дело в том, что, как всякий провинциал, вы не знаете обычаев Трантора. Слушания в присутствии Императора не проводятся.
— К кому же тогда может обратиться с апелляцией человек, задержанный этим Комитетом? Или, может быть, существует другая какая-то процедура?
— Не существует, и обращаться за помощью некуда. Чисто формально вы можете подать апелляцию Императору, но слушание дела не состоится. Вам ведь известно, что нынешний Император не принадлежит к династии Энтунов. А Трантор, к сожалению, находится во власти нескольких аристократических семейств, члены которых входят в Комитет Общественной Безопасности. Такое развитие событий было в точности предсказано психоисторией.
— Неужели? В таком случае доктор Селдон может предсказать, что произойдет на Транторе в ближайшие триста лет…
— Он может составить прогноз и на полторы тысячи лет.
— А хоть бы и на пятнадцать тысяч лет! Почему же он вчера не предсказал события сегодняшнего дня и не предупредил меня?!. Извините.
Гаал сел за стол и обхватил голову липкими от пота руками.
— Я прекрасно понимаю, что психоистория основана на статистике и не может с большой точностью предсказывать будущее одного человека, но поймите — я очень расстроен.
— Вы заблуждаетесь. Доктор Селдон предполагал, что утром вас арестуют.
— Что?!
— Увы, это правда. Комитет все более и более враждебно относился к его деятельности, все больше вмешивался в дела новых сотрудников. По диаграммам было видно, что в наших интересах было бы довести развитие ситуации до кульминации, и безотлагательно. Комитет же не торопится, и поэтому доктор Селдон посетил вас вчера, чтобы заставить их действовать активнее. Да, именно поэтому он и нанес вам вчера визит.
Гаал поперхнулся:
— Я возмущен…
— Извините, но это было необходимо. И выбор пал на вас не из-за каких-то ваших личных качеств. Поймите же, что планы доктора Селдона составлялись на протяжении восемнадцати лет на основе последних достижений в области математики. В них с большой точностью учтены все непредвиденные обстоятельства. И это одно из них. И меня прислали сюда как раз для того, чтобы я вас успокоил. Для Проекта все закончится хорошо и, весьма вероятно, для вас тоже.
— Известно ли вам цифровое выражение?
— Да, для Проекта — более 99,9 %.
— А для меня?
— Мне сообщили, что вероятность благополучного исхода составляет 77,2 %.
— Значит, у меня один шанс из пяти отправиться в тюрьму или погибнуть.
— Вероятность последнего не превышает и одного процента.
— Разумеется. Расчеты по отношению к одному человеку вообще ничего не означают. Пришлите ко мне доктора Селдона.
— К сожалению, не могу исполнить вашу просьбу. Доктор Селдон арестован.
Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда у вскочившего на ноги Гаала вырвался вопль отчаяния. Охранник вошел, подошел к столу, взял в руки магнитофон, и, осмотрев его со всех сторон, положил к себе в карман.
— Этот прибор мне нужен, — спокойно возразил Аваким.
— Мы выдадим вам другой, господин адвокат, без защитного поля.
— В таком случае наше свидание закончено.
Он ушел, и Гаал остался один.
Суд (Гаал предполагал, что это и есть суд, хотя с точки зрения юриспруденции он ничем не напоминал тщательно разработанную судебную процедуру, о которой Гаал читал в книгах) не занял много времени. Шел всего лишь третий день процесса, но Гаал уже настолько устал, что не смог бы вспомнить его начало.
Его имя склоняли лишь постольку-поскольку. Основной удар пришелся по доктору Селдону. Хэри Селдон, впрочем, сохранял полное спокойствие, и Гаалу казалось, что в целом мире лишь он один остался верен своим убеждениям.
Зал был полупустой, присутствовали лишь Имперские Лорды. Публику и прессу в зал не допустили и, скорее всего, мало кому было известно, что Селдона судят. На процессе царила атмосфера ненависти к обвиняемым.
На возвышении, за столом, сидели пятеро представителей Комитета Общественной Безопасности. Одеты они были в пурпурные с золотом мантии, свидетельствовавшие о их принадлежности к судейскому сословию: на головах — яркие, плотно облегающие шапочки. В центре стола сидел Верховный Комиссар, Линж Чен. Гаал впервые увидел лорда, занимавшего столь высокое положение, и с любопытством рассматривал его. Чен все время молчал. Он ясно давал понять, что болтовня ниже его достоинства.
Прокурор Комитета еще раз взглянул в свои записи, и допрос обвиняемого возобновился. На вопросы все еще отвечал Хэри Селдон.
Вопрос. Расскажите нам, Селдон, сколько сотрудников участвуют в осуществлении вашего Проекта?
Ответ. Пятьдесят математиков.
Вопрос. Включая доктора Гаала Дорника?
Ответ. Доктор Дорник пятьдесят первый.
Вопрос. Так значит, пятьдесят один? Вспомните хорошенько, доктор Селдон, может быть, пятьдесят два или пятьдесят три? Или еще больше?
Ответ. Формально доктор Дорник еще не работает у нас. Когда он поступит на службу, то математиков станет пятьдесят один. Сейчас их пятьдесят, как я и сказал.
Вопрос. А не около ста тысяч?
Ответ. Математиков? Ну что вы!
Вопрос. Я не сказал математиков. Ведь у вас работают сто тысяч человек — специалистов в различных областях.
Ответ. Если учитывать сотрудников всех специальностей, то ваша цифра, может быть, и верна.
Вопрос. Может быть? Мы располагаем точными данными. Я утверждаю, что в вашем Проекте участвуют 98572 сотрудника.
Ответ. Я полагаю, вы включили в это число женщин и детей.
Вопрос (повышая голос). Смысл того, что я сказал, заключается в том, что в Проекте участвуют 98572 сотрудника. И не паясничайте.
Ответ. Я согласен с названной цифрой.
Вопрос (сверяясь с записями). Тогда перейдем к следующему вопросу, который мы отчасти уже обсуждали. Будьте любезны, доктор Селдон, изложите нам еще раз ваши соображения о будущем Трантора.
Ответ. Я уже говорил и скажу опять, что Трантор будет уничтожен, и случится это не позднее, чем через триста лет.
Вопрос. Не думаете ли вы, что подобное утверждение является актом предательства?
Ответ. Нет, сэр. Научная истина выше измены или верности.
Вопрос. А вы убеждены, что ваше заявление отражает научную истину?
Ответ. Убежден.
Вопрос. На чем основывается ваша уверенность?
Ответ. На математической психоистории.
Вопрос. Можете ли вы доказать, что ваши математические расчеты верны?
Ответ. Только другому математику.
Вопрос (с улыбкой). Итак, вы утверждаете, что ваша истина настолько эзотерична по своей природе, что обыкновенный человек не в состоянии ее понять. Мне представляется, что истина должна быть более ясной, менее загадочной и более доступной людям.
Ответ. Физика теплопереноса, известная как термодинамика, была понятна и ясна еще нашим далеким предкам и никогда никем не опровергнута, и все же немногие способны спроектировать двигатель. Я сомневаюсь, смогли бы достопочтенные члены Комитета…
В этот момент один из судей наклонился к Прокурору. Послышалось прерывистое шипение. Прокурор побагровел и прервал Селдона.
Вопрос. Мы не собираемся выслушивать здесь целые речи, доктор Селдон. Вы уже изложили свою точку зрения. Позвольте мне предположить, что вы предсказываете катастрофу для того, чтобы подорвать доверие народа к правительству Империи.
Ответ. Это не так.
Вопрос. Как я понимаю, вы утверждаете, что в период, предшествующий так называемому разрушению Трантору, произойдут многочисленные волнения.
Ответ. Совершенно верно.
Вопрос. И предсказывая это, вы надеетесь этого добиться — и для этого-то вам и нужна армия в сто тысяч человек.
Ответ. Во-первых, это не так, из них не наберется и десятка тысяч способных держать оружие в руках. И никто из них не проходил военную подготовку.
Вопрос. Действуете ли вы в интересах какого-нибудь другого лица?
Ответ. Я ни на кого не работаю, господин судья.
Вопрос. Значит, вы лично ни в чем не заинтересованы и действуете исключительно в интересах науки?
Ответ. Да.
Вопрос. Давайте об этом поговорим. Можете ли вы изменить будущее, господин доктор Селдон?
Ответ. Разумеется. В зале суда через несколько часов может взорваться бомба. А может быть, этого и не произойдет. А если произойдет, то будущее незначительно, но изменится.
Вопрос. Вы паясничаете, доктор Селдон. Можно ли изменить будущее всей человеческой расы?
Ответ. Да.
Вопрос. А легко ли это сделать?
Ответ. Наоборот, очень трудно.
Вопрос. Почему?
Ответ. По причине колоссальной инерции, которой обладает перенаселенная планета согласно психоисторической тенденции. Для того, чтобы эту тенденцию изменить, она должна вступить в противоречие с чем-то обладающим значительной инерцией. Например, с таким же числом людей. А если число людей относительно невелико, то для того, чтобы добиться каких-то перемен, потребовалось бы довольно много времени. Вы понимаете, о чем я говорю?
Вопрос. Мне кажется, да. Вы хотите сказать, что Трантор не будет разрушен, если большое число людей решит действовать так, чтобы этого не произошло?
Ответ. Правильно.
Вопрос. Например, сто тысяч человек?
Ответ. О нет, сэр, этого явно недостаточно.
Вопрос. Вы уверены в этом?
Ответ. Не забывайте о том, что население Трантора превышает сорок миллиардов человек. Учтите и то, что ход событий, ведущий к катастрофе, затрагивает не один лишь Трантор, но всю Империю с населением около квинтиллиона.
Вопрос. Я понимаю. Значит, сто тысяч ваших сотрудников смогут изменить такое развитие событий, если они и их потомки будут активно работать в этом направлении на протяжении трехсот лет.
Ответ. Боюсь, что это не так. Для осуществления такой задачи триста лет — это слишком малый срок.
Вопрос. Ага! В таком случае нам остается лишь сделать вывод из всего, что вы говорили. Ваш Проект объединяет сто тысяч человек. Но и этой массы людей все же недостаточно, чтобы за триста лет изменить будущее Трантора. Другими словами, они не смогут предотвратить гибели Трантора, как бы они ни старались.
Ответ. К сожалению, вы правы.
Вопрос. А с другой стороны, ваши сто тысяч сотрудников не замышляют ничего противозаконного.
Ответ. Совершенно верно.
Вопрос (медленно и удовлетворенно). В таком случае, доктор Селдон… Внимательно выслушайте мой вопрос. Поскольку мы хотим услышать тщательно продуманный ответ. Итак, во имя какой цели вы вовлекли в осуществление вашего Проекта сто тысяч человек?
В голосе судьи появились металлические нотки. Он расставил ловушку, загнал Селдона в угол, коварно лишив его возможности ответить на заданный вопрос.
В зале поднялся гул голосов, захлестнувший и те ряды, где сидели лорды, и даже стол президиума. Члены Комитета склонились друг к другу, и только их глава сохранял спокойствие.
Хэри Селдон не утратил присутствия духа. Он подождал, пока шум утихнет.
Ответ. Для того, чтобы уменьшить ущерб от катастрофы.
Вопрос. Что именно вы имеете в виду?
Ответ. Все очень просто. Приближающаяся гибель Трантора не является каким-то замкнутым явлением, не связанным со всем ходом развития человечества. Оно является лишь развязкой запутанной драмы, начавшейся много столетий тому назад, развязкой, к которой мы приближаемся все более быстрыми темпами. Я имею в виду, господа, прогрессирующий упадок Галактической Империи и ее Падение.
Гул голосов перерос в бурю. Судья, на которого никто уже не обращал внимания, закричал:
— Вы открыто заявляете, что…
Он не закончил, потому что выкрики «предательство!» напомнили ему, что в ответ на сделанное заявление не раздались удары молотка.
Верховный Комиссар медленно поднял молоточек и опустил его. Раздался мелодичный звук гонга, и когда он затих, в зале воцарилась тишина. Судья глубоко вздохнул.
Вопрос (высокопарно). Осознаете ли вы, доктор Селдон, что вы говорите об Империи, просуществовавшей уже двенадцать тысяч лет, на протяжении которых в ней сменились бесчисленные поколения? Об Империи, за которой стоит квадриллион людей, желающих ей процветания и любящих ее?
Ответ. Мне известны как нынешнее положение Империи, так и ее история. Не желая показаться неучтивым, я хотел бы все же заявить, что лучше знаю ситуацию, сложившуюся в Империи, чем кто-либо из присутствующих в этом зале.
Вопрос. И, невзирая на это, вы все же предсказываете ее гибель?
Ответ. Это предсказание сделала математика. И я не оцениваю его с точки зрения морали. Лично у меня подобная перспектива вызывает чувство сожаления. Ведь даже если допустить, что Империя — явление негативное (а я этого не допускаю), то анархия, которая возникнет после ее падения, будет еще хуже. Мой Проект как раз и направлен на то, чтобы противостоять анархии. Однако Падение Империи, господа, — процесс колоссального-масштаба, и противодействовать ему не так уж легко. Он обусловлен усилением бюрократизма, ослаблением инициативы, формированием социальных групп, не желающих смешиваться между собой, запретом на любознательность, сотней факторов. И, как я уже говорил, этот процесс продолжается уже сотни лет, и масштабы его столь огромны, что остановить его не представляется возможным.
Вопрос. Но разве не является очевидным тот факт, что Империя и в настоящее время так же могущественна, как всегда?
Ответ. Разумеется, видимость силы налицо. И кажется, что Империя будет существовать вечно. Однако, господин судья, подгнивший ствол дерева, до того, как порыв ветра не переломит его надвое, выглядит таким же прочным, как и прежде. Уже сегодня повсюду в Империи слышно завывание ветра. Прислушайтесь к нему с помощью психоистории — и вы услышите потрескивание.
Вопрос (неуверенно). Мы здесь собрались не для того, доктор Селдон, чтобы высл…
Ответ (твердо). Империя и все созданные ею блага исчезнут. Накопленные знания будут утрачены, и порядок сменится хаосом. Бесконечно долго будут тянуться звездные войны, межзвездная торговля придет в упадок, население сократится, обитаемые планеты утратят связь с центром Галактики. Вот что нас ожидает.
Вопрос (тихий голос среди гробового молчания). Навсегда?
Ответ. Психоисторики, предсказывая Падение Империи, делают прогнозы и на последующие темные века. Господа, Империя, как только что было сказано, существует уже двенадцать тысяч лет. Темные века продлятся не двенадцать, а все тридцать тысяч лет! Затем возникнет Вторая Империя, но ее и нашу цивилизацию разделяет тысяча поколений людей, жизнь которых будет преисполнена страданий. Мы этому должны противостоять.
Вопрос (несколько придя в себя). Вы противоречите самому себе. Ведь вначале вы говорили, что не можете предотвратить гибель Трантора и, следовательно, не можете воспрепятствовать Падению Империи, так называемому Падению Империи.
Ответ. А я и не утверждаю, что мы сможем предотвратить Падение Империи. Но еще не поздно попытаться сократить последующее вслед за ним междуцарствие. Господа, период анархии можно сократить до одной тысячи лет, если моей группе позволят продолжить работу. Нынешнее положение весьма деликатно. Следует лишь чуть-чуть изменить направление лавины событий, готовых обрушиться на нас, — да, совсем немного, — но и этого может оказаться достаточно, чтобы сократить период страданий человечества на двадцать девять тысяч лет.
Вопрос. Каким образом вы намерены этого добиться?
Ответ. Спасти знания расы. Ни один человек, ни даже тысяча людей не смогут запомнить все то, что известно человечеству. Если общественные институты будут уничтожены, то наука как бы расколется на миллион осколков. Отдельным людям будут известны лишь незначительные и бесполезные обрывки знаний. Эти никчемные частички знаний не будут передаваться из поколения в поколение. И они канут в Лету. Но если мы сейчас подготовим гигантский компендиум, в котором в краткой форме будут изложены все известные нам знания, то они никогда не будут утрачены. Грядущие поколения воспользуются ими, и им не придется открывать все заново. За одну тысячу лет они проделают путь длиною в тридцать тысяч…
Вопрос. И все это…
Ответ. И все это и есть мой Проект; тридцать тысяч моих сотрудников со своими женами и детьми посвятили себя созданию «Галактической Энциклопедии». Они не успеют завершить свой труд в течение своей жизни. А я не доживу и до того, как работа над Энциклопедией начнется всерьез. Но ко времени Падения Трантора Энциклопедия будет опубликована, и ее экземпляры будут храниться в любой мало-мальски значительной библиотеке в Галактике.
Верховный Комиссар поднял и опустил свой молоточек. Хэри Селдон покинул место, специально отведенное для дачи свидетельских показаний и, стараясь не шуметь, сел рядом с Гаалом.
— Ну, как вам понравился спектакль? — улыбнувшись, спросил он.
— Вы были неповторимы. Но что же будет дальше?
— Они отложат слушание дела и попытаются заключить со мной соглашение частным образом.
— Вы уверены?
— Честно говоря, нет. Все зависит от Верховного Комиссара. Я изучал его долгие годы. Я даже попытался подвергнуть анализу его личностные характеристики. Но вы ведь понимаете, что нельзя рассчитывать на надежные результаты, если вводишь причуды отдельного человека в психоисторические уравнения. И все же я не теряю надежды, — ответил Селдон.
Аваким подошел к ним, кивнул Гаалу и, склонившись к Селдону, что-то прошептал ему на ухо. В это время объявили, что слушание дела отложено, и адвоката оттеснили охранники. Гаала увели.
На следующий день суд происходил совершенно иначе. Хэри Селдон и Гаал Дорник оказались наедине с членами комиссии, причем двое обвиняемых и пятеро судей сидели за одним столом практически друг возле друга. Им даже предложили взять сигары из пластмассового ящичка, поверхность которого, переливаясь, выглядела как непрерывно струящийся ручеек. Наощупь ящичек был твердый и сухой, но глазам казалось, что они видят, как течет вода.
Селдон взял сигару. Гаал отказался.
— Мой адвокат отсутствует, — заметил Селдон.
— Это уже не суд, доктор Селдон. Мы собрались здесь, чтобы обсудить вопросы безопасности государства.
— Говорить буду я, — сказал Линж Чен, и другие члены Комитета откинулись в креслах, приготовившись слушать. Наступила тишина, которую должен был нарушить Чен.
Гаал затаил дыхание. Чен, худосочный и суровый, выглядевший старше своих лет, по сути дела являлся подлинным Императором всей Галактики. Ребенок, носивший этот титул, был всего лишь символом, сфабрикованным Ченом, и к тому же уже не первым.
— Доктор Селдон, вы нарушаете спокойствие во владениях Императора. Никого из квадриллионов людей, населяющих в настоящее время Галактику, через сто лет уже не будет в живых. Почему же тогда нас должны волновать события, которые произойдут через триста лет?
— Я не проживу и пяти лет, — ответил Селдон, — и все же эти события представляют для меня совершенно исключительный интерес. Можете называть это идеализмом, или скажите, что я отождествляю себя с мистическим понятием, которое мы обозначаем термином «человечество».
— Я не собираюсь тратить время на занятия мистицизмом. Можете ли вы объяснить, почему я не могу избавиться от вас и от этого мрачного будущего, казнив вас сегодня же вечером? Я ведь все равно не проживу триста лет.
— Если бы вы сделали это неделю назад, — ответил Селдон, — у вас был бы один шанс из десяти дожить до конца года. Сегодня у вас один шанс из десяти тысяч.
Присутствующие нервно заерзали и засопели. Гаал почувствовал, что у него на затылке волосы стали дыбом. Чен прищурился.
— Что это значит? — спросил он.
— Ничто не может остановить Падение Трантора, — ответил Селдон.
— Однако не так уж трудно его приблизить. По всей Галактике будут говорить о том, что слушание моего дела было прервано. Провал моих планов смягчить несчастье убедит людей в том, что их ожидает безрадостное будущее. Ведь они уже с завистью вспоминают, как жили их деды. Они станут свидетелями политических революций и усиливающегося застоя в торговле. В Галактике распространится мнение, что каждый должен ухватить себе кусок, ибо все остальное не имеет значения. И в первых рядах будут властолюбивые и нечистые на руку люди. Все, что они ни совершат, лишь ускорит упадок на их планетах. Убейте меня, и падение Трантора произойдет не через триста, а через пятьдесят лет, а вы не проживете и года.
— Подобными разговорами лишь детей пугать. И все же ваша казнь не является единственным приемлемым для нас решением.
Тонкая ладонь комиссара, лежавшая на документах, приподнялась, и теперь лишь два пальца прикасались к верхнему листу бумаги.
— Скажите мне, — продолжил он, — будет ли ваша деятельность направлена исключительно на создание энциклопедии, о которой вы говорите?
— Да.
— И работа должна вестись на Транторе?
— На Транторе, ваша честь, находится Императорская Библиотека, а также наша база для научных исследований — Транторский Университет.
— А если бы вы переехали в другое место? Скажем, на такую планету, где суета и соблазны столицы не отвлекали бы вас от научных трудов и где ваши сотрудники смогли бы целиком и полностью посвятить себя своей работе? Разве это не имело бы своих преимуществ?
— Вряд ли.
— И все-таки мы уже подыскали вам такую планету, и вы сможете работать в свое удовольствие в окружении ста тысяч коллег. Жители Галактики узнают, что вы трудитесь и противодействуете Падению Империи, — он улыбнулся, — и поскольку я и так почти ни во что не верю, мне нетрудно будет считать Падение Империи вымыслом и поэтому искренне верить, что я говорю людям правду. А вы, доктор, не будете будоражить Трантор и смущать покой Императора.
В случае отказа вас и многих ваших коллег ожидает смертная казнь. Высказанные вами ранее угрозы я отвергаю. А теперь за пять минут вы должны сделать свой выбор — смертная казнь или ссылка.
— А какая планета намечена для этой цели? — спросил Селдон.
— Если не ошибаюсь, она называется Терминус, — ответил Чен. Он небрежно, кончиками пальцев, перевернул документы, лежавшие на столе, так, что теперь они оказались перед Селдоном. — Планета необитаема, но вполне пригодна для жизни, и ее можно приспособить для нужд ученых. Она несколько отдалена…
— Она на самом краю Галактики, сэр, — прервал его Селдон.
— Как я уже сказал, несколько отдалена. Там вас ничто не будет отвлекать от работы. Решайте, у вас осталось две минуты.
— Нам потребуется время для переселения. Речь идет о двадцати тысячах семей.
— Мы дадим вам время.
Селдон задумался. На исходе была последняя минута.
— Я согласен на ссылку, — сказал Селдон.
Сердце Гаала запрыгало от радости. Он был невероятно счастлив, как любой человек, избежавший гибели. И все же, почувствовав глубокое облегчение, он капельку сожалел о том, что Селдон потерпел поражение.
Они долго молчали, пока такси с ревом неслось по тоннелям, словно прорытым червями, преодолевая сотни миль, отделявшие их от Университета. Первым заговорил Гаал:
— Вы сказали Комиссару правду? Ваша казнь и в самом деле ускорила бы Падение Империи?
— Я никогда не истолковывал превратно открытия психоистории. Да в этом случае ложь бы не помогла. Чен знал, что я говорю правду. Он мудрый политик, а политик по роду своей деятельности инстинктивно чувствует правдивость психоистории.
— Стоило ли тогда соглашаться на ссылку? — поинтересовался Гаал, но Селдон не ответил.
Когда такси примчалось на территорию Университета, тело Гаала вдруг стало действовать само по себе, а точнее — бездействовать: его пришлось чуть ли не выносить из машины.
Университет был залит ярким светом. Гаал уже почти забыл о том, что существует солнце.
Университетские здания, в отличие от всего остального Трантора, не были темно-серого, стального цвета — скорее, они были серебристые. Их глянцевая металлическая поверхность напоминала слоновую кость.
— По-моему, солдаты, — сказал Селдон.
— Что? — Гаал опустил глаза на грешную землю и увидел, что перед ним стоит охранник.
Они остановились, и из ближайшей двери появился сладкоречивый капитан.
— Вы доктор Селдон? — спросил он.
— Да, это я.
— Мы ждем вас. Отныне вы и ваши сотрудники будут находиться на военном положении. Мне поручено сообщить вам, что за шесть месяцев вы должны подготовиться к отправлению на Терминус.
— Шесть месяцев! — вскричал Гаал и почувствовал, как пальцы Селдона сжали его локоть.
Когда он ушел, Гаал сказал Селдону:
— Что можно успеть за шесть месяцев? Это же медленная смерть.
— Тихо, тихо. Идемте ко мне в кабинет.
Кабинет был небольшой, но зато надежно защищенный от посторонних глаз и ушей. К тому же распознать эту защиту было невозможно. Шпионские лучи, направленные на него, не натыкались на подозрительную тишину или на еще более подозрительное статическое электрическое поле. С их помощью удавалось услышать лишь какие-то непонятные разговоры, состоящие из случайных и совершенно безобидных фраз, которые произносили разные голоса.
— Шесть месяцев — это вполне достаточный срок.
— Я не понимаю, как мы сможем все успеть.
— Потому что, мой мальчик, при таком плане, как наш, другие люди совершают именно те поступки, какие нам нужны. Разве я не говорил вам, что никто и никогда не изучал столь дотошно характер одного-единственного человека? Мы досконально изучили Чена. И суду мы позволили состояться лишь тогда, когда время и обстоятельства стали благоприятствовать завершению намеченного нами плана.
— Но как вы могли устроить…
— Ссылку на Терминус? Почему бы и нет?
Он прикоснулся пальцами к определенной точке на поверхности стола, и небольшая часть стены за его спиной отошла в сторону. Этим тайником мог пользоваться лишь он один, поскольку считывающее устройство под поверхностью стола реагировало только на его узор кожи.
— Внутри несколько микрофильмов, — сказал Селдон. — Возьмите тот, который помечен буквой «Т».
Гаал так и поступил. Селдон установил проектор и дал Гаал у два окуляра. Гаал навел резкость и стал смотреть пленку, которая раскручивалась перед его глазами.
— Но тогда… — только и смог выдавить он из себя.
— Что вас так удивило? — спокойно спросил Селдон.
— Так вы уже два года готовились к отъезду?
— Два с половиной. Разумеется, мы не вполне были уверены, что выбор падет точно на Терминус. Но мы надеялись именно на такое решение и действовали исходя из этого.
— Но для чего, доктор Селдон? Для чего вы устроили эту ссылку? Разве события не проще контролировать, находясь здесь, на Транторе?
— Почему?.. Причин много. На Терминусе мы будем работать при поддержке Империи, не вызывая при этом серьезных опасений, что ставим под угрозу безопасность государства.
— Но вы сознательно вызывали эти опасения, чтобы ускорить ссылку. Все-таки я не понимаю.
— Двадцать тысяч семей вряд ли захотели бы переселиться на другой конец Галактики по своей собственной воле.
— Но для чего заставлять их туда уезжать? Мне позволено будет узнать об этом?
— Не сейчас. Вам достаточно пока знать о том, что на Терминусе будет создан изолированный от всего остального мира научный центр. А еще один центр будет основан на другом конце Галактики, скажем, — он улыбнулся, — в Звездном Тупике. А что до всего остального — я скоро умру, и вы узнаете больше меня. Нет, нет, не пугайтесь и не желайте мне долголетия. Врачи говорят, что в лучшем случае я проживу год или два. Но к этому времени я завершу то, что считал делом всей своей жизни. А для чего мне тогда жить дальше?
— А что случится, когда вы покинете нас, сэр?
— У меня будут преемники. Может быть, одним из них окажетесь вы. И эти преемники смогут закончить осуществление плана и инспирируют в нужное время восстание на Анакреоне. После этого все пойдет, как по маслу.
— Я не понимаю.
— Когда-нибудь поймете. — Покрытое морщинками лицо Селдона, вдруг стало умиротворенным и усталым. — Большинство уедет на! Терминус, но остальные останутся здесь. Устроить это будет несложно… Но что касается меня… — Он закончил мысль таким тихим шепотом, что Гаал с трудом разобрал его слова: — Со мной все кончено.