FLY

XVI

- Слушайте, Людвиг, - а вы страшный человек! Вы - тип убежденного, законченного демагога, и я не могу понять даже, кто вы по профессии…

- Биохимик и системотехник, - поклонился Дубтах. Слова ее, несмотря на враждебный смысл, враждебными все-таки уже не были, и вообще она и подуспокоилась, и слегка раскраснелась после некой толики водки, - ну и, разумеется, - демагог… Короче - продукт нашей до отвращения демократической системы… Видите ли, мне страшно неудобно разговаривать с человеком, не зная о нем ничего, даже имени.

- Пожалуйста, - Тьюлилла Тебиона Альфайре, третий курс факультета журналистики, университет "Сердце Гор".

- Как же, как же - кампус и корпуса над Гемре, в горах. Наслышаны. Вот только позвольте спросить, каким образом вы умудрились попасть сюда? Вы что - не понимали, куда едете? Или это просто способ заработать?

- Ой, нет, что вы… - Она покраснела. - Просто глупость. Галли пригласила, - это подруга, - людей, - говорит, - много будет интересных, самолеты, умные речи… Космический корабль сядет! Приглашение, - говорит, - достану… И достала.

- Но подруга- то - шлюха?

- Чтобы зарабатывала таким образом, - нет, не знаю, врать не хочу… Но так, - да, не имеет привычки себе в чем- нибудь отказывать.

- Знаете, Тьюлли…

- Теби…

- Знаете, Теби, - с одной стороны, фантастично напороться на девственницу среди контингента, отобранного для бардака специально, но, с другой, - хотя бы одна накладка такого рода просто неизбежно должна была произойти. Хотя бы статистически и вследствие энтропии.

Она снова покраснела, - по наблюдению Дубтаха, она вообще чрезвычайно легко краснела, - и сказала, ненужно понизив голос:

- У меня, вообще-то, был один роман…

- Что?! Как вы сказали?! - Он буквально повалился от смеха, услыхав такого рода признание. - Ой, не могу- у!!!

- Не понимаю, - чего тут смешного?

- То есть буквально все! Физическая невинность - это еще было бы ничего, но ваше признание! И стиль, в каком оно было сделано! Нет, вы совершенно неподражаемы!

- А ну вас! Просто… Просто я попробовала, и мне все это оказалось совершенно ненужным.

- Знаете, если не ошибаюсь, мне просто-таки необходимо на вас жениться.

- Опять?!!

- Вот сейчас я как раз невероятно серьезен. Можно сказать - уникально серьезен.

- И многим… Особам женского пола вы говорили это? Всем?

- Клянуся Четой и Нечетой, Левым, Правым, и обоими сразу. Клянусь собственным своим самодовольством, душевным покоем, блюдами, которых не пробовал и неиспытанными еще ощущениями, что никогда и ни разу не делал еще женщинам предложения… Руки и сердца.

- А в любви, значит, признавались?

- Нет, даже и сейчас не признаюсь: я сказал только, что предлагаю вам выйти за меня замуж, а любовь, - откуда любовь, так сразу? Это для меня совершенно невозможно, натура не та. Но за два-три месяца, если вы, конечно, не против дальнейшего знакомства, - непременно влюблюсь. По уши и с гарантией.

- Ой, какой вы неромантичный… Сказали бы, - что я… Ну, не знаю… Прекрасней всех на свете, что вы сходите с ума, что как только увидели меня…

- То бросился, - продолжил он на этот раз самым, что ни на есть, романтическим, - вытирать вам сопли. Дорогая Теби, - он взял ее за ручку и нежно пожал, - ну зачем говорить то, что и так очевидно? И разбавлять очевидность - враньем? А я вам сказал, пока было не поздно, истинную правду.

К этому моменту источник слез давно пересох, следы недавнего потопа делись неизвестно - куда, щечки у новой знакомой горели, и вообще выглядела она, - для тех, кто понимает, конечно, - совершено очаровательно. Он - понимал. И улыбка ее необыкновенно украшает, что, по канону, является признаком хорошего человека. Может, спецслужба подсунула? Так и плевать на это. Пусть ему будет хуже. А она между тем с характерной женской логикой высказалась:

- Вы, наверное, еще хуже этого… Гимлаха?

- Почему это?!!

- Он - понятен и ничего не добился, а вы… Даже понять не могу, - и когда это вы успели меня этак обойти?

- Я повторюсь, можно? Спасибо… Дорогая Тебиона, - он снова встал со своего места, тряся ее за руку, - вы, с прискорбием должен сказать, несете чушь, причем по каждой позиции, причем даже ненаучную: во-первых можно сказать и так, что он почти добился, ему просто помешали, во- вторых - я пока что ничего не добился… В- третьих - а чего я, по вашему, добиваюсь? А самое главное, - плохой человек есть по определению такой человек, от которого хоть кому- нибудь плохо… Согласны? Тогда скажите, на собственном опыте, - стало ли вам хуже из- за моего появления?

А вот мы уже и смеемся… Ах ты моя лапочка! А вот ты, брат, - шут гороховый! Ну да ладно, лишь бы на пользу делу. А дело таково:

- А можно я вас поцелую?

- Ну началось! А потом…

- Ни-ни. Ни в коем случае. Сегодня этого не будет, даже если сами захотите. Причем по вашей вине, из-за вашего вопиющего поведения в самом начале.

Он оторвался от ее губ только через несколько минут, дыша довольно - таки бурно, поскольку воздержание сказывалось, а объятья были достаточно тесными. А девушка лукаво спросила:

- В каком ухе звенит?

- А!? В обеих… К сожалению, - звенит и у меня. А это значит, что, к сожалению, - звенит не в ушах… Черт бы его побрал, это ж надо, - именно в этот момент!

- Что случилось?!

- А вот послушай, - он привлек ее голову к своей груди, где, покоясь в нагрудном кармане, ожил и запел диск- локатор, - меня кто- то куда- то срочно зовет, среди ночи и неизвестно - зачем.

- Ты это сам подстроил?

- Не сходи с ума: сама посуди, - на кой дьявол мне это могло понадобиться, в такой-то момент? Слушай, - он, словно оружие, выхватил из кармана самописку и записную книжку, - давай свой адрес, быстро!

И записал его - "предельным" двоичным кодом. А так как базовое содержательное понятие знал только он один, то о содержание сломали бы последние зубы любые криптоаналитики при любом оснащении.

- Слушай меня: завтра я, возможно, буду занят весь день без преувеличения - до предела, но потом - я з-зубами выгрызу у них выходной, хоть они што… До Гемре шестьдесят километров, автомобиль у меня есть, так что неукоснительно жди в гости.

- После-завтра, - как- то в два аккорда струны проговорила она, - в три.

- Насчет послезавтра все-таки… Боюсь, ждет меня какая-то особо трудоемкая гадость, но четверг - крайний срок! Иначе уволюсь и вообще конституция гарантирует.

- Я буду ждать.

- А уж я-то! А! Ты вот что… Запрись изнутри и ложись спать. Это не больно-то удобно, но все лучше, чем быть нынешней ночью открытой. Приятных сновидений! - Пусть будет легким твой путь.

Стремглав вылетев за дверь и привычно прислушиваясь к звону пеленгатора, он понесся по темным коридорам, повернул куда- то раза два и чуть не сшиб в темноте неподвижно стоящего с опущенной головой Гимлаха.

- Ну что, - спросил тот, - оттрахал? И сильно подмахивает?

Дубтах было вспылил, но не более, чем на миг, вовремя вспомнив, что грех обижаться на тех, кого и без того успело обидеть Небо. он сдержал порыв и, держа Гимлаха за пуговицу, со вздохом сказал ему:

- У тебя не по возрасту воспаленное воображение и бедная фантазия. Я думаю, что проститутки обслуживают тебя не иначе, как по двойному тарифу. А вот если с ней, - не дай бог, - не дай бог что- нибудь произойдет, я не буду тебе мстить. Я просто без колебаний, с удовольствием, во благо всего человечества и на радость ближним сдам тебя в гадовку. Это был бы мой гражданский долг… Так что лучше даже и не пробуй.

С этими словами он оторвал Гимлахову пуговицу, и торжественно вручил ее хозяину, печально сказавши:

- Вот, возьмите. Это, кажется, ваше…

И понесся дальше, и вдогонку услыхал шипение:

- Смотри не заблудись…

- Что? А, не извольте беспокоиться, я по пеленгатору…

Черт бы его драл, этот пеленгатор. Но кому, кому он мог понадобиться в половине второго ночи в поголовно пьяном и до невменяемости гигантском учреждении? Нет, опыт великая вещь: сворачивая, он ни разу не услыхал ослабления тона. Крашеные масляной краской стены и обыкновенные "человеческие" двери исподволь закончились, коридоры в этой части комплекса имели сводчатую, почти полукруглую в сечении форму и сплошное покрытие из грубого серого пластика. Только пол был бетонный. Редкие здешние двери тут являлись либо металлическими щитами, подымавшимися вверх или уходящими в сторону, либо декорированными все тем же пластиком двустворками из металла потяжелее. А чтобы он, не дай бог, не заблудился, при Дубтаховом приближение "его" двери немедленно открывались, приглашая его войти. Пылающие ослепительно а также просто-напросто невидимые лазерочки - гасли, когда он подходил. Так он вышел из коридоров и попал в первое на своем пути обширное помещение. Слева от бетонной тропы, пересекающей этот обширный зал, пол был завален деталями и обломками каких-то механизмов. Некоторые из них даже каким- то образом действовали, с виду напоминая более всего ожившие ультрамодернистские скульптуры из вроде бы несоединимого металлического хлама. Ведро без дужки, болтающееся на узком конце металлического конуса, изображающего туловище, - вместо головы, даже с тремя вроде бы как глазами. Из ведра и из под конуса торчат извивающиеся щупальца из ржавого троса, с невообразимым звуком, кособокими рывками передвигающие все сооружение. Два велосипеда, повыше и пониже, соединенные укосиной между рамами, укосина имеет с землей угол градусов в двадцать, поэтому более высокий велосипед безнадежно перекошен, а у того, что пониже - только одно переднее колесо. Вместо головы - скрывающий рогульку руля полированный деревянный корпус допотопного радиоприемника. Это на ходу только сотрясалось и звякало, но как-то, каким-то образом следовало за ним параллельным курсом, наводя на него телескопический прицел и прибор ночного видения, одинаково ободранные и, на первый взгляд непрофессионала, одинаково и полностью никуда не годные. Тут же виднелись три плоских, округлых возвышения неправильной формы, каждое - около трех метров в поперечнике. На каждом из них, в свою очередь, располагалось по несколько одинаковых плоских лунок. Из них враз, словно по команде взлетали стайки разноцветных, одинакового размера дисков, с разноголосым гудением кружились какое- то время по залу, закладывали рискованные виражи и синхронно располагались по новым ячейкам. Картонно хлопая невообразимыми крыльями, летало, выделывая круги вокруг него, нечто, отдаленно напоминающее несправедливую и злобную карикатуру на изуродованного птеродактиля. Тут были механизмы, способные двигаться только чередуя скребущее шмыганье вперед-влево с перекатом вперед-вправо не скошенном ободе. Все эти конструкции порой сталкивались, сцеплялись уродливыми конечностями, шуршали и звякали, но не ломались и не дрались. И еще - они перемещались с места на место как-то враз, по неслышимой команде, облетаемые дружными стайками разноцветных дисков. Невразумительные, нелепые, диковинные движения, не настолько даже разнообразные и оригинальные, чтобы задеть чувства человека, хоть сколько-нибудь поднаторевшего в сюрреализме.

Справа располагался бассейн, изображавший искусственное море. Искусно сделанные кораблики, самые крупные из которых, - авианосцы, - имели в длину пол- пальца, собирались в эскадры, выпускали стайки самолетов размером с мелкого комара, сверкали вспышками выстрелов и взрывов, заманивали друг друга под огонь береговых батарей и бомбардировки со скрытых аэродромов, тонули, враз исчезая при первом же прикосновении к неровному, просвечивающему дну игрушечного океана. И верфи спускали на воду новые корабли-крошки, что важно отправлялись на волю игрушечных волн и пожаров, расстилающих плотные клубы дыма аж на целые кубические дециметры. Став на колени, Дубтах ловко выхватил из воды крейсер и осторожно, чтобы не раздавить, держа его двумя пальцами, принялся его рассматривать. Даже при его остроте зрения отличий от прототипа Дубтах все-таки не нашел. И пока крейсер находился на расстоянии четверти метра от его носа, над его палубой пролетел разведчик размером с острие канцелярской кнопки, заложил лихой вираж - и исчез. С физической точки зрения это было невозможно. Разумеется, - это не были модели в истинном смысле этого слова, а просто кому-то захотелось поиграть в кораблики, чтобы были точь-в-точь как настоящие, и этому кому-то было наплевать на Физику Мира. Шумно вздохнув, он бережно опустил противоестественную механическую козявку на воду, и кораблик закачался на волнах, неистово борясь за свою живучесть. А, однако же, неплохо было бы повернуть назад, потому что его откровенно пугают летающие модели "О- 13" размером с мошку. В голове гудит от бессонной ночи, и это уже вторая, и кой твари он только понадобился в этот неурочный час… Твари за рядом лазерочков в стенах, под караулом каких-то механических одров с прицелами, за бассейником с авианосцами. Пеленгатор в кармане выл все более настойчиво и противно, и значило это, что вызвавший его находится где-то совсем уж близко. Миновав этот зал и попав в следующий, ночной путешественник был все-таки вынужден остановиться, потому что в здешнем воздухе бесшумно плавали мириады разноцветных, в тысячи оттенков, кубиков с ребром около половины сантиметра. Они состояли, казалось, из чистого света и кружили, напоминая диковинную метель из густо кружащих огоньков. Когда он подставил ладонь под диковинную вьюгу, три огонька враз прошли сквозь его тело, вынырнув с другой стороны, но после этого ни один кубик, кружась вокруг него, не коснулся ни плоти его, ни одежды. Время от времени в разных углах зала огоньки вдруг взвихривались плотным клубком, и в единый миг образовывали чудовищное фантастическое насекомое о шестнадцати конечностях, размером с крупную собаку и висящее в воздухе, полунасекомое- полумашину с суставчатыми сочленениями тощих конечностей, клепаным панцирем и сложным, самого зловещего вида устройством на кошмарной голове, сюрреалистические пространственные конструкции с невообразимо сложным внутренним движением стержней, шайб, ползунов, реек, так что вся машина изгибалась, ползла, диковинно, но вполне естественно выворачивались наизнанку. Порывы огненной метели враз порождали самолеты с крыльями из ундулирующей мембраны, металлически блестящих стрекоз с соосными геликоптерными винтами и глазами из фиолетовых фасеток, летучих рыб с дельтовидными плавниками и остекленной кабиной на щучьем рыле, чуть повыше и впереди глаз, а через секунду плотные вроде бы, замысловатые конструкции рассыпались вихрем носителей чистого цвета. Нечто, очень сильно напоминающее самоходную инвалидную коляску, собралось из огоньков менее быстро, обтянулось, приобрело совершенно реальный вид, с реальной игрой светотени, с правильными бликами на полированных поверхностях. Сооружение это замерло в дециметре от пола, и вдруг стремглав окунулось в один из круглых бассейнов, полных густой опалесцирующей жижи, как кусок горячей лепешки - в острый соус, вынырнуло, оперлось на пол изгибающимися ободьями колес и покатилось к нему, приседая и кренясь, булькая и разбрызгивая мелкие капли зеленой светящейся бурды, и остановилось на расстоянии полутора метров от стоящего Дубтаха. Кубики лениво, по одному, а потом в аккуратном порядке, напоминающем шахматную доску в форме валика, которую раздувает ветер, дующий изнутри, покидали световой каркас, и по мере этого все сооружение оседало, становилось все более пористым и недостоверным, как сугроб мокрого снега, отдельные детали сливались между собой, пока не расплылись бесформенной кляксой, вместе с коляской не расплылись лужей зеленой жидкости, которую по одному продолжали покидать светящиеся нормали. Проследив за полетом одного из кубиков, Дубтах заметил, что поверхность его как будто разграфлена на мельчайшие квадратики. И тут из бассейна стремглав вылетело прогонистое светло-серое тело, сверкнуло горящими багровыми глазами, ощерило пасть полную треугольных белых зубов и стремглав бросилось ему в лицо, прямо в полете преобразуя острые плавники в треугольные крылья сверхзвукового истребителя. Он едва успел уклониться от этого гибрида Шиферной Рыбы - с перехватчиком. Тоже игра, как в первом зале, только на более высоком уровне, не только готовая продукция, но и намек на некую технологию… Сродни технологии некоего Гончара, который, прежде чем взяться за дело серьезно и начать бы творить не бесспорные (А пусть кто попробует покритиковать! Как говорится, - желающие есть?) шедевры, мял себе и мял глину, глядел на полу оформленные комки - и сминал снова, вовсе не спрашивая, как это им нравится. Он было пошел дальше, когда Разлинованные Кубики взвихрились вдруг снова, образовав скелет, - не скелет даже, а схему скелета из зеленых светящихся палочек, увенчанную несколько угловатым, вместительным черепом, и схема эта двинулась, чуть отставая от него, параллельным курсом. Поначалу это было своего рода Обобщенным Шагом, шагом вообще, но потом движения этого макета, норовящего идти с ним в ногу, начали раздражать Дубтаха, непонятно даже чем, безотчетно, а потом фасеточное покрытие здешних стен вдруг вспыхнуло мириадами огней, и на теле его вдруг сошлись, как в фокусе, бесчисленные лучи, сходящиеся радужные жгуты из света. Дубтах остановился, прикрывая лицо, глаза правой рукой, и выругался почему- то шепотом, словно не хотел, чтобы кто-то услышал его площадную, но и наистандартнейшую брань. И сразу же, словно откликнувшись на его недовольство, лучи враз погасли. Здесь кончалась его бетонная тропа, и щит, в который она уперлась в конце концов, с глухим гулом поднялся. Следующий зал был четко разделен на две части дугообразной линией, отрезком громадной окружности, обращенным выпуклостью к нему. Часть до, - на которой находился он, - была вымощена матово-черной плиткой, а та, что была за линией, составлялась тысячами зеркальных ячеек, бывших под углом друг к другу, - и была завешена выпуклым световым пологом. Световые модули предыдущего зала казались примитивом по сравнению с этим переплетением прихотливо изогнутых и перекрещенных нитей света, тончайших, невесомых, и имеющих самые изысканные тона. Параллельно границе, едва видимый за световым пологом, виднелся круглый бассейн. Светящийся скелет бесшумно, все с той же смутно- раздражающей повадкой, невозмутимо прошествовал мимо него, миновал световой полог и исчез в бассейне. Над бассейном, видимые благодаря своему яркому свечению, густо зароились давешние модули. Он стоял, почти позабыв дышать, и даже как будто бы не очень удивился, когда, минуя границу и дерзко глядя ему в глаза, навстречу ему шагнул он сам.

- Кажется, - проговорил двойник, - сейчас самое подходящее время, чтобы нам с тобой поговорить, душа моя! И садись в кресло, потому что стоять вредно.

Дубтах потихоньку глотнул и ответил:

- Между прочим - дешевый трюк. Что-то похожее я даже встречал в каком-то романе, - вот название запамятовал…

- Вот с романами я, каюсь, знаком плохо, зато наглец ты, - да, изрядный. Смутить, во всяком случае, трудно.

- Ох, и ничего себе! А как же это мне нужно было себя вести? Зажмуриться и визжать, суча ногами? Упасть в обморок?

- Во-во, про это я и говорю. Другие задаются подобными вопросами потом, охрипнув от визга или уже прийдя в чуйства.

- А, понимаю, - это стандартная процедура?

- Ни в коем случае. Скорее - исключение, а подобный сценарий, - так и вообще разыгрывается впервые.

- Какая честь для нас!

- Ничего подобного. Да, раньше подобного рода контакты с моделью не допускались, - двойник в раздражающе-узнаваемой, так что Дубтах даже почувствовал себя малость обворованным, манере пожал плечами, - но когда- то же все равно надо начинать. Не так ли?

- С какой это - моделью?

- В данном случае - с вами. Видите ли, на пилотируемых летательных аппаратах летают люди. Точнее сказать - человек является неотъемлемой частью некоего класса летательных аппаратов, и, не имея никакого представления о свойствах этой части, обеспечить сколько- нибудь эффективную интеграцию такого комплекса совершенно невозможно. Ранее для серийных машин использовалась достаточно усредненная модель "человека вообще", Обобщенного Пилота. Индивидуализация, уточнение модели должно значительно повысить степень интеграции и, следовательно, эффективность комплекса. Вы являетесь результатом первой попытки моделирования такого рода.

- Наверное имеется ввиду, что это э-э-э… вы оказались?

- Даже на стихийных языках я выражаю свои мысли достаточно отчетливо.

- Простите, - я, все-таки, - не модель!

- Нет, это вы простите, - именно первая модель. Сами посудите, - ну не вторая же? Это самого-то себя?

- Насколько мне известно, кроме папы с покойницей мамой никто меня не выполнял.

- Это заблуждение, потому что с момента зачатия человека выполняет среда.

- Сла-ава богу! А то я уж решил было, что и меня со всеми моими потрохами и воспоминаниями тоже, как это вот нахальное отражение, сделали вы.

- Не сделал, а смоделировал. В какой- то мере так оно и есть. Был комплекс требований к человеку. Есть результат: человек, соответствующий требованиям, находится в требуемое время в необходимом месте, а грань между: "Найти и Обучить" - и: "Вырастить и Воспитать", - согласитесь, - является достаточно- условной.

- И что, было так уж необходимо устраивать это дикое свидание?

- Не так уж. Считайте это отчасти капризом исследователя, а отчасти - стремлением выполнить свою работу с максимальным совершенством.

- Какую - работу?

- Я считал вас более понятливым. Свою работу по созданию пилотируемых летательных аппаратов такими, как это требуется, а не такими, какими людям кажется, что требуется.

- Ну и фраза! Совершенно не по-людски сказано!

- Было бы куда более странным, если бы все мои фразы строились, как вы изволили выразиться, - по-людски. Каждому объекту должны быть присущи именно его свойства, а не чужие. Таковыми в данном случае являются именно свойства людей. Людские особенности.

- А как ты, - в качестве стороннего наблюдателя, разумеется, - относишься к такому человеческому свойству, как необходимость поспать?

- С пониманием. Ты, родственничек, выйдешь отсюда совсем другим путем, не тем, которым добирался сюда. Впрочем у обеих этих дорог есть свойство полупроводниковости. Как-либо отыскать дорогу сюда без специального ключа-блокиратора, - или же без моего приглашения, - совершенно невозможно. Хочу предупредить о маленьком мероприятии, которое предстоит тебе приблизительно через сутки-двое - знаю и намерен даже проявить некоторую заботу. Удачно тебе убить, первая модель. В полу медленно открылся квадратный люк, с ведущей вниз аккуратной лесенкой. Внизу горел свет. Спускаясь, Дубтах бросил прощальный взгляд на хозяина и, хотя и устал он в этот день страшно, и нагляделся всякого, вздогнул все- таки: с оправленной в серебро чашей из человеческого черепа в левой лапе, в роскошной человеческой шкуре, наброшенной на плечи так, чтобы скальп мог бы в случае чего играть роль этакого капюшона- парика,в двух шагах от Границы стоял на задних лапах небрежно подбоченившийся саблезубый тигр. Клыки его светились тускло-багровым накалом, а из широко разинутой пасти валил серый дым. Зеленоватым дымком курилось и содержимое чаши. Встретившись с Дубтахом взглядом, чудище вдруг подмигнуло ему золотистым глазом с вертикальным зрачком. Шутка значит. Теперь-то он видел некоторую недоделанность, приблизительность куклы: видимо, сказалась поспешность при нехватке времени. Спустившись, Дубтах оказался в небольшой продолговатой комнате со сводчатым потолком. Тут располагалась аккуратно заправленная койка с аппетитно взбитой подушкой, стерильно- чистые сантехнические приспособления и стол, на котором находились термос с кофе, термос "Витабиола", одна бутылка "Беззвездного Эля", упаковка с бульонными кубиками, шесть стерилизованных дикой дозой гамма- лучей сэндвичей в герметической упаковке. Двери, понятно, раздвижные, - а вот люк в потолке с глухим гулом задвинулся и захлопнулся с тяжелым, окончательным каким- то лязгом. Он попробовал было открыть дверь, - ан ничего подобного, не вышло. Ну что же, тюрьма это или не тюрьма, ясны во всяком случае две вещи: во- первых - бывают тюрьмы и похуже, во- вторых сделать пока что ничего нельзя и почему- то, кстати, и не хочется. Так что съедим гамма- сэндвич, запьем "Беззвездным" и ляжем спать. Так он и поступил, вдруг пробудившись часа через два от плавного, гладкого, но мощного толчка: движение едва ощущалось, но его- то не обманешь, - слышен был тихий ровный гул и все- таки чувствовалось едва заметное покачивание с боку на бок. Тут все сразу же стало на свои места: разумеется, просто- напросто вагон очередной подземки, только без окон. Осознав этот отрадный факт, Дубтах спокойно и неожиданно быстро заснул снова.