Финальная загадка

Посмотреть, как я делаю любительский воздухоплавательный аппарат, собралось много народу. И учёные, и военные, и обслуживающий персонал. Кто-то скептически качал головой, а другие наоборот подбадривали.

Один жрец науки пожал плечами и сказал по-английски: «Можно было купить. Зачем так мучатся и делать самому? Дурацкая затея». После чего развернулся и ушёл.

Ну-ну, хорошо идёшь – к вечеру будешь. Давай, притащи на территорию что-нибудь сложнее отвертки, посмотрим, как у тебя это здесь работать станет.

Пессимисты, в конечном итоге, остались в меньшинстве. Основная масса наблюдала со смесью отстранения и любопытства. Видать, жалели теперь, что сами до этого не додумались. Но некоторые не выпендривались и принимали живое участие в сооружении воздушного шара: сшивали куски парашютной ткани, проклеивали швы, помогали сколачивать из досок и фанеры пассажирскую корзину.

Периодически меня спрашивали: «Эксперимент интересный, но зачем, собственно, взлетать?»

Приходилось улыбаться, отшучиваться. Отвечать было нельзя.

В следующие пять часов я проникся глубочайшим уважением к изобретателям первых воздушных шаров, хоть там методика и была иной. Пять с лишним часов… Ровно столько мы потратили на то, чтобы наполнить огромный сферический резервуар шариками. Сначала запихивая, а затем выпуская шарик за шариком, я обратил внимание, что Лариса стоит неподалеку. Она смотрела на меня каким-то странным взглядом. В нём были любопытство, сочувствие и… решительность? Ну и смесь, скажу я вам…

Впрочем, пусть смотрит. Не ради неё стараюсь.

Самое интересное, что ничего особенного не происходило. Точнее, не происходило ничего такого, чего я действительно опасался. Территория не мешала. Я не сошёл с ума, клей не превратился в мыло, а гелий в свинец.

Что-то большое и незримое будто бы замерло. То ли в ожидании, то ли в недоумении. А может, просто не вмешивалось до поры до времени? Может и так. Разве тут угадаешь.

Уже вечерело, когда воздушный шар наконец был готов. Расчерченная клетками швов сфера рвалась ввысь, поскрипывала кособокая корзина, в которой лежали шесть мешков с балластом, бесшумно крутился прикрепленный к борту флюгер. Вся эта грозная конструкция была привязана канатами к вбитым в землю скобам.

Кто-то несмело зааплодировал. Правда, энтузиаста никто не поддержал, и он затих.

Я подошел к дощато-фанерному борту своего неказистого судна и в последний раз объяснил Бобу, насколько нужно стравить канат, и когда пора будет тянуть меня обратно.

Американец понимающе кивнул.

Вот и всё. Пора.

– Миша, – услышал я за спиной, когда уже занёс ногу, чтобы забраться в корзину. – Возьмёшь меня?

– Исключено, Лариса, – обронил я, не оборачиваясь. – Я до литра всё просчитал. Вдвоем мы даже от земли не оторвёмся.

– Сколько в одном мешке? Килограммов двадцать? Значит, я равна трём единицам балласта. – Она помолчала. Потом совсем тихо повторила: – Так что, возьмёшь?

Я обернулся. Внутренний голос воем выл, что брать её ни в коем случае нельзя. Но в то же время хотелось, чтобы кто-то был рядом. Пусть даже она.

Или… именно она?

Лариса ждала. Ей было наплевать на любопытные взгляды научных мужей. Ей было наплевать на всё усиливающееся шушуканье.

– Кольцо не потеряй, – глухо сказал я, помогая ей влезть в корзину и выбрасывая три мешка с землей.

– Вообще-то ты сам его в прошлый раз сорвал, – улыбнулась она, глядя в упор.

Необычно улыбнулась. Жутко. Словно подарила кусочек чего-то непонятного и чужого. Очень-очень далёкого…

Я встряхнулся от внезапного наваждения.

Опять проделки территории? Ну уж хрена два! Не проведёшь…

И в этот момент у меня возникло очень странное ощущение. Даже не ощущение, а какой-то отголосок, эхо. Показалось, будто от меня сейчас зависит что-то колоссальное. Стоит выпрыгнуть из корзины обратно на землю, и ничего не случится, всё рассеется, как вечерняя дымка. А стоит сказать Бобу, чтобы он начинал отпускать канат, и… возникнет совсем иная реальность, захлестнёт меня и всех остальных. И ни в одной из этих реальностей нет счастливого конца.

Снова ты чудишь, территория?

Лариса нетерпеливо толкнула в плечо.

– Поехали! – велел я Бобу.

Он кивнул, и учёные ослабили петли. По канатам прошла волна. Корзина вздрогнула, скрипнула и, покачнувшись, оторвалась от земли.

Гнетущее чувство исчезло. Выбор был сделан. Правда, я пока не понимал, какой именно.

– Зачем тебе понадобилось смотреть на всё это сверху? – спросила Лариса, когда мы поднялись метров на пять.

– Появилась одна идея, вот и решил проверить. К тому же, раньше это никому не удавалось.

– Жаль, – вздохнула она.

– Жаль, – согласился я.

– Да я не о том, – задумчиво произнесла Лариса, глядя вниз. – Жаль, что умные люди часто вредят всем вокруг. Не хотят, а вредят. Парадокс.

– Парадокс, – повторил я. – А при чём здесь я? Я вроде никому не собираюсь вредить.

Лариса отвела глаза от удаляющейся земли. Пробормотала:

– Чертовски точно они назвали это место проявления.

Я искоса глянул на неё. Открыл рот, чтобы спросить, но она быстро повернулась, прижалась ко мне. Прошептала прямо в ухо:

– Высоты боюсь. Чушь пороть начинаю. Забудь.

– И какого ж рожна полезла за мной? – хмуро проворчал я, аккуратно отстраняя её.

Лариса пожала плечами.

Отличная, блин, пассажирка. Только такой мне тут и не хватало. Или… именно такой и не хватало? Тьфу ты!

– Так чего ты на воздушный шар полезла, если высоты боишься? – переспросил я.

– Фактура нужна для материала. – Она вздохнула. – Я ж не думала, что так страшно будет. Жуть.

– Ладно, не пищи. Боишься – сядь на дно и не высовывайся.

– Нет, – быстро сказала Лариса. – Так ещё страшней. Я рядом постою, подержусь за тебя, ладно?

Взгляд её странно менялся. В глубине блестящих глаз и впрямь застыл страх, но сквозь него проступало что-то ещё. Сомнение? Усталость? Боль? Какая-то… чужая боль.

Что-то с Ларисой не так… Может, умом повредилась? Ох, как же не вовремя.

– Хорошо, – спокойно сказал я. – Стой рядом, держись за меня. Только без резких движений.

– Спасибо, – прошептала Лариса, касаясь моего плеча.

Она не вцепилась в руку, а именно коснулась. Это не страх. Это больше похоже на благодарность, когда получаешь на что-то разрешение. С одной стороны, оно, конечно, так и есть, но с другой… Испуганная женщина себя ведёт иначе. Совсем иначе.

Впрочем, женщины – существа загадочные. Временами позагадочнее, чем все аномальные территории вместе взятые.

Я посмотрел вниз. Мы поднялись уже метров на тридцать. Скоро будет понятно, верна ли моя догадка, или по возвращению на землю придётся признать очередное поражение. Точнее, на этот раз уже нокаут.

Под нами застыл пейзаж Джорджии. Эта глинистая, красноватая земля действовала на нервы, навевала какие-то тревожные мысли… Киноварь, киноварь… Как же всё-таки связан красный цвет со всеми этими штуками, на которые указал мне каньон? Что же ты такое, территория? Или… кто? Почему мне становится так страшно? Чувствую себя загнанным зверем, перед которым стоит цель: уйти от преследователей, затаиться, выждать… А потом напасть сзади и перегрызть горло… Сначала одному охотнику, затем второму. Убить всех…

Чёрт, что за бред опять в голову лезет?

Ветер хватанул меня за воротник, словно кто-то живой. Стеганул по лицу. Лариса крепче вцепилась в руку.

И тут я вспомнил формулу. Странную. Не похожую на математическую, с незнакомыми мне знаками, удивительными символами переменных. Я не понимал её. Она просто всплыла у меня в голове, словно я давно знал эту последовательность чудных знаков, но вспомнил лишь теперь.

Сердце заколотилось как бешеное. Грудь сдавило. По спине пробежали мурашки.

Я испугался. По-настоящему.

Хотел сказать об этом Ларисе, но ветер снова стеганул по лицу, и дыхание перехватило. В сознании возникла ещё одна формула.

Я тупо смотрел на побелевшие костяшки собственных пальцев, которые судорожно сжимали край борта. Что происходит?..

В голове появилась ещё одна формула, состоящая из незнакомых символов. И ещё! Перед глазами всё поплыло. Из глубин памяти стали выскакивать какие-то схемы, чертежи, посыпались бесконечные потоки нулей и единиц вперемешку с этими чудовищными символами…

– Чёрт… – прошептал я, чувствуя, как пересохло во рту. – Что со мной происходит?

Лариса ещё крепче сжала мою руку… Формулы, формулы… Рывок. Движение шара по вертикали прекратилось – видимо, Боб закрепил канат. Теперь нас только слегка сносило ветром в сторону каньона…

На этот раз Лариса сдавила плечо так, что я шикнул и отдёрнул руку. В голове немного прояснилось.

– Смотри, – ровным и спокойным тоном произнесла Лариса, хлопнув меня по щеке. – Ты это искал?

Я хотел посмотреть, куда она показывает, но формулы опять замельтешили назойливой мошкарой перед глазами. Я с силой зажмурился до тех пор, пока не поплыли тёмные пятна. Поморгал.

Отпустило. Символы и графики уплыли на второй план, и я наконец посмотрел вниз. Туда, куда показывала Лариса.

Сердце пропустило удар, сжалось, а потом заколотилось с удвоенной силой.

Не зря я поднялся в небо, не зря угробил столько времени и сил, собирая по крупицам эту жалкую посудину. Моя гипотеза оказалась верна!

С высоты была видна почти вся территория. И теперь на ней отлично различались черты лица, образованные плавными складками рельефа.

«Озёра» – глаза. «Пещера» с двойным входом – нос. Поперечные холмы – сжатые губы.

Нужно было всего лишь посмотреть с другой стороны. Сверху.

Всего лишь.

А тянущий то в одну сторону, то в другую сквозняк в гроте… Это дыхание.

Территория… она… Оно живое…

Ветер усилился, недружелюбно толкнул в грудь. Лариса вновь сжала мою руку.

– Подожди! – Я отстранил её, не отрывая взгляда от черт этого гигантского лица, сложенных из самой земли. – Это же… Видишь?

– Миша, ты даже представить себе не можешь… – концовку фразы снесло ветром.

Краем глаза я заметил, как Лариса шевелит губами. Шар уже снесло метров на сто, и теперь глубокий каньон темнел прямо под нами. Куда там смотрит Боб, чёрт бы его побрал!

– Миша… тебе… проявление…

Ветер рвал фразы в клочья.

Я наконец оторвал взгляд от исполинского лица и повернулся к Ларисе. Вздрогнул.

Она стояла очень близко. Слишком.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросил я, делая шаг назад и прислоняясь поясницей к борту.

Ветер унёс слова, но Лариса поняла. Она шагнула ко мне, заставив ещё немного отстраниться. Заговорила, перекрикивая ветер:

– Ты не должен был совершать это открытие! Жаль, что мы вычислили тебя слишком поздно… Я догадалась, что ты под кодом только, когда мы…

– Под каким, к чёртовой матери, кодом? – хрипло выдохнул я.

Почему Боб не спускает нас? Он же видит, какой тут ураган! Или… не видит?..

– Ты же почти догадался. – Лариса придерживала ладонью волосы, которые бесновались на ветру. Её лицо было совсем рядом. Мне казалось, что я чувствую обрывки дыхания. – Формулы. Они ведь уже появились.

– Откуда ты… – Я запнулся. Она всё знает! Но… тогда она может всё объяснить! Я быстро спросил: – Что у меня в голове?

– Чертежи гравитационного оружия.

– Что? Какого ещё оружия?

– Гравитационного. Массового поражения.

Какое-то время я молчал, чувствуя, как схожу с ума. Наконец выдавил:

– Это чушь.

– Это не чушь, Миша.

– Чушь, – настырно повторил я. Крепче взялся за борт, чтобы не потерять равновесие. – Я ничего не знаю ни о каком оружии! И никогда не знал! Понимаешь?! Никогда!

– Ты должен был встретить в Америке их агента. – Лариса продолжала говорить спокойно и холодно, игнорируя мои доводы. И от этого становилось ещё страшней. – Он должен был доставить тебя в лабораторию. Из твоей памяти извлекли бы всё, все данные. Они бы создали гравитационную установку…

– Кто «они»?

– Какая разница? Пусть будут террористы.

– Пусть будут… Но при чём здесь я?

– Ты посыльный. С одного континента на другой нужно было доставить информацию. Защищённых каналов сейчас почти не осталось, вот и… – Лариса помолчала. Потом закончила: – Тебе просто не повезло. Мне правда жаль, что ты сделал своё маленькое открытие в такой неподходящий момент.

Маленькое открытие? Офонареть…

Формулы вновь посыпались, тошнотворно замелькали перед глазами. Символы, схемы, графики. Чужой шифр, в котором я совершенно ничего не понимал. Жертва обстоятельств, попавшая в молотилку заговора, о котором не мог и подозревать. Кто-то влез в мою голову и зашил там смертельную информацию, а я даже не помню об этом…

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! Вот уж и впрямь не повезло!

– А ты… – Ветер снова усилился, и мне пришлось повысить голос: – Кто ты такая?

– Мы называем себя сомати, – сказала Лариса.

Если бы в этот момент она улыбнулась, я бы рассмеялся. Принял бы всё за масштабный розыгрыш. Поверил бы, что меня на скрытую камеру какую-нибудь снимают, что всё это часть лайв-шоу или ещё чего-нибудь дурацкого в этом роде.

Но она не рассмеялась. Она говорила правду.

– Мы – резерв, – продолжила Лариса. – Страховка от несчастного случая.

– Страховка чего?

– Скорее – кого. Человечества. Мы узнали о планах доставки информации, а потом я вышла на тебя. Всё просто.

– Да уж, проще некуда. Но при чём здесь моё открытие? Ты ведь знаешь, что это там, внизу?

Лариса ответила не сразу. Словно раздумывала, стоит ли вообще объяснять. Но потом всё же сказала:

– Это проявление. Мы слишком поздно узнали об их планах. Угроза стала явной. Проявилась. Вероятность удачной доставки информации, сборки и активации оружия превысила восемьдесят процентов. В таких случаях возникает проявление.

– Случаях? – Я поморгал. Мысли никак не желали течь привычным порядком, разлетались, как листья на ветру. – Эта штука… она не в первый раз появилась?

– Из тех, что мы знаем – это третье, – сказала Лариса. – Два предыдущих были в шестом и четырнадцатом веках.

– Пандемии чумы, – догадался я.

– Да, – кивнула она. – Тогда проявления почти никто не заметил.

– И что же это такое?

– Ты не знаком с теорией резервного генофонда человечества, долго объяснять. Если вкратце – сама планета страхует людей от гибели, чтобы потом не повторялась долгая эволюционная цепочка. Тут многое намешано, и антропогенный фактор, и…

Она ещё что-то говорила, но то ли ветер опять стал уносить слова, то ли я просто перестал слушать…

Понимание приходило медленно, пробивалось сквозь рой незнакомых символов.

– Неужели нельзя было найти иной способ? – спросил я. – Зашить такой объем информации в… Это же сложно. И почему я?

– Не сложнее, чем запрограммировать микроволновку включиться в определённое время и приготовить омлет, – улыбнулась Лариса. Далёкой, чужой улыбкой. – Тебе действительно не повезло.

– Ну да, учёный так удачно собрался в Штаты, – продолжил я, – ясно. Лаборатория где-то рядом?

– Километров пятьдесят отсюда, – кивнула Лариса. – Проявление всегда возникает неподалёку от очага угрозы.

– Где они? – спросил я. – Ну… те, кто всё это задумал.

– Уничтожены.

Ветер рвал стропы, хлопал тканью шара, свистел в ушах.

– Значит… теперь всё в порядке? – запнувшись, спросил я.

Ветер сорвал мои слова в пропасть. Но Лариса прочла по губам.

Она покачала головой. Я почувствовал, как немеют руки. И почему-то закололо скулы. Хотелось что-то сделать, бежать, орать Бобу, чтоб тянул вниз, но мышцы стали ватными, а взгляд прилип к губам Ларисы. Таким далёким. Чужим.

– Осталась одна копия, – прошептали губы.

Боб, сукин ты сын, почему же не тянешь канат?

Формулы и схемы снова замелькали перед глазами.

Скулы кололо всё сильнее, онемение подбиралось к шее…

– Жаль, что мне не удалось выйти на тебя пораньше, – донёсся сквозь шум ветра голос. Лариса кричала, чтобы я мог её слышать. – Мы бы сумели снять психокод. И жаль, что ты сам не смог расшифровать знаки. Проявление всегда предупреждает.

– Но ты ведь могла… – Я осёкся. В висках стучало. Язык едва ворочался от навалившегося страха, но я всё же нашёл в себе силы закончить: – Ты ведь могла давно убить меня.

Лариса прикрыла глаза на несколько секунд. А когда вновь открыла, ветер выбил из них искры. Едва заметные, призрачные, лишь на короткое мгновение блеснувшие в сумрачном воздухе.

– Не могла.

Я набрал в грудь воздух, чтобы ответить, но короткий, сильный толчок выбил его обратно.

Мир опрокинулся. Я увидел дно нашей пассажирской корзины и даже успел разглядеть трещинки в досках, из которых оно было сбито. Словно фото на память.

А затем дно стало быстро удаляться. Порыв ветра закрутил меня, отправляя в пропасть…

Мельтешение символов в голове прекратилось. Осталось лишь размеренное постукивание в районе солнечного сплетения.

Человек ведь не должен ощущать биения собственного сердца? Или должен?

Спички, киноварь… Что там было дальше? Жидкий азот, скальпель… закон всемирного тяготения. Что ж, логично и просто. Теперь всё встало на свои места, и пугающая мозаика сложилась.

Я знал ответ.

Я разгадал финальную загадку.

Небо стремительно вращалось. Казалось, что оно отодвигается всё дальше и дальше, но это, конечно же, была иллюзия. Небо и так слишком далеко.

Снизу – это лишь серая муть…

Закрыть глаза. Вспомнить.

Облака прекрасны, если смотришь на них сверху… это так просто. Надо только вспомнить…

Всего лишь.