Финальная загадка

Всегда любил смотреть на облака сверху. В этом есть какая-то магия. Льётся, льётся что-то едва уловимое, течёт призрачными флюидами тайны.

Иногда в жизни возникает ложное ощущение, словно ты переворачиваешься с ног на голову. К примеру, у меня такое случается, если еду в лифте с зеркальном потолком. С облаками иначе. Когда смотришь на них с высоты – всё наоборот: кажется, что опрокинулось само мироздание.

Привычное выглядит совсем не так, как мы привыкли видеть, если изменить угол зрения.

Всего лишь.

Горные цепи и впадины долин, спокойные озёра и проворные водопады – весь фантастический снежно-меловой пейзаж сейчас был подсвечен утренним солнцем. За овальным иллюминатором «Боинга» разгорался рассвет.

Облака сверху – это красиво.

– В Атланту?

Я повернул голову. Девушка с прищуром разглядывала мой кейс, пристёгнутый тонкой, но крепкой цепочкой к левому запястью.

Стильная, симпатичная. Серый брючный костюм, очки в дорогой оправе с едва заметным сиреневым отливом, с виду колкий, но в то же время какой-то… задорный, что ли, блеск бриллианта на обручальном кольце.

«В ней будто сквозит буква „с“, – подумалось вдруг. – В имени наверняка есть одна. Светлана? Соня? Настя?»

Вслух я спросил:

– Почему вы так уверены, что я русский?

– Сомневалась, честно говоря. Теперь уверена. – Она подняла взгляд, улыбнулась. – Бизнес?

Я вернул улыбку.

– На этот раз не угадали.

– Военный?

– Научный сотрудник.

– О как. А в портфеле – тетрадки?

– И вторая обувь.

– Чэ ю – это хорошо. – Она протянула руку. – Меня зовут Лариса.

Я пожал ей руку. Коротко, не задерживая ладонь, ровно столько, сколько было нужно для мимолётного знакомства. Ну, может, чуть дольше.

– Приятно. Михаил.

Она кивнула. Узкая ладонь вернулась на колено – легла поверх серой ткани брюк и застыла, словно алебастровая.

Я с усилием оторвал взгляд от бархатистой кожи. Невольно пошевелил пальцами, на которых остался холодок от прикосновения. Поморгал.

Лариса…

А ведь угадал насчёт буквы «с». Угадал.

В аэропорту Атланты меня ждал Боб – представитель принимающей стороны. Кажется, в подписи электронной почты его должность называлась «криптозоолог». У них, видно, запросто можно любую экстравагантную профессию в штатное расписание вмонтировать. И грант под неё выбить.

Я улыбнулся американцу. Боб бодро хлопнул меня по плечу, осведомился, благополучно ли прошёл полёт, и ловко упаковал в гигантский внедорожник. Уже забираясь в машину, я отметил, что Ларису никто не встречал – поймала такси. Интересно, куда она сейчас? В отель? К знакомым или коллегам? А что если…

Тьфу ты! Вот же привязалась.

Я крепко зажмурился, подождал, пока поплывут тёмные пятна, и резко открыл глаза. Всё, работать. Мне нужны результаты, иначе лучше не возвращаться: Ерёмин скальп сапёрной лопаткой снимет. Профессор за научные командировки спрашивает строго – знаем, плавали. Тем более я не какие-нибудь крымские курганы копать приехал. Тут всё по-взрослому.

Крупную флуктуацию, возникшую в окрестностях Атланты, местные учёные назвали «Парадоксом». С одной стороны, американцы всегда были склонны к патетике, с другой… как ещё прикажете назвать такое странное место?

Всю дорогу до отеля Боб развлекал меня забойными фигурами русского мата – видать, нахватался, когда к нам в командировку ездил. Получалось у него весело и замысловато. После каждого такого нелитературного выверта он по минуте сиял, словно только что доказал теорему Ферма.

Поселили меня в Crowne Plaza Hotel Atlanta-Ravinia. Хрен выговоришь, зато пять звёзд. Или четыре – какая разница. Стойка ресепшна красного мрамора, атриум с водопадами и зимним садом, рестораны, конференц-залы. Пятнадцать этажей пафоса.

Номер оказался просторным, но при этом уютным. Спальня с большой кроватью, тумбочками, секретером, креслами и гостиная с диваном, телевизором, журнальным столиком и письменным столищем. На кухоньке обнаружились: микроволновка, небольшой холодильник с минибаром, кофеварка и, судя по запаху, вполне приличный молотый кофе.

Пол в ванной был с подогревом. Биде работало. Для полного счастья на унитазе разве что неоновой подсветки не хватало.

Я почистил зубы, залез под душ. Эх, хорошо!

Невольно вспомнилось, как в Иркутск недавно летал. Места там, конечно, замечательные: тайга, Байкал и всё такое. Но их дешёвые гостиницы… Ух! Зря я тогда на принцип пошёл и из своего кармана не доплатил. Решил погеройствовать на суточные. Двухместный номер с двумя стульями и одним полковником, который даже спал в армейском комбезе, помнится, был чудесен.

А тут одних полотенец штук пять, все разные. Интересно, что полагается вытирать самым маленьким?

Нужно будет умыкнуть какую-нибудь безделушку с логотипом отеля. Шампунчик там, или лосьончик. Говорят, это модно.

С Бобом мы договорились встретиться в два часа, поэтому у меня оставалось свободное время. Вообще-то нужно было достать из кейса ноут, загрузить анализы воздуха, почвы и воды – все эти бесконечные пробы, собранные возле «Парадокса» – и ещё разок тщательно изучить. Но мне не хотелось сходу зарываться в цифры.

Нужно найти предлог, чтобы оттянуть этот момент. Что бы такое…

Прогулка! Мне категорически необходима прогулка, чтоб смена часовых поясов не сильно ударила по организму.

Что ж, причина найдена. Вот и ладушки.

Я спустился вниз, чинно пересёк холл и вышел на улицу. Неторопливо прошёлся по тротуару до поворота, повертелся возле светофора. Глянул на указатель: Ashwood-Danwoody Road. Движение здесь было вялое – отель находился не в центре Атланты.

Полицейские, проезжавшие мимо на белом «Форде», снизили скорость, задержали взгляд на пристегнутом к руке чемоданчике, но всё-таки не остановились. Ну Ерёмин, ну конспиратор хренов. Ну кому, в самом деле, могут понадобиться научные записи? Да в этих цифрах ни один нормальный человек с роду не разберётся. И секретного вроде бы ничего нет. Ну Ерёмин!

Дойдя до следующего светофора, я остановился.

Тихо, только ветерок шелестит в кронах деревьев. В просветах между листьями сереют высокие и не очень здания, редкие прохожие спешат куда-то, не обращая на меня ровно никакого внимания. Край-мечта. Даже скучно как-то без пьяного и обкуренного быдла и вечно злых на весь мир климактеричных тёток. Неспортивно.

Я вернулся в отель, поднялся в номер, открыл кейс. Включил ноут. На экране радостно вспыхнула заставка. Нет, не хочу. Нужна ещё какая-нибудь отмазка… Я огляделся, почесал в затылке и вернул взгляд на экран. Ноут загрузился, и с рабочего стола на меня уставилась россыпь звёзд. Люблю эти обои. Млечный Путь завораживает. Кажется, что сквозь его завихрения проглядывает едва различимый призрачный лик какого-то гиганта, наблюдающего за нами из глубин космоса.

Ну вот, теперь в сон клонит… Кстати! Чем не отмазка?

Захлопнув крышку, я отложил ноут. Улыбнулся в пустоту комнаты. Как всё же изощренно мы умеем оправдывать собственную лень. Просто мастерски.

Я откинулся на подушку, глубоко вдохнул, с наслаждением потянулся. Хорошо. Покемарить часок, а потом уж…

Как только я закрыл глаза, сон отступил. А и фиг с ним, можно просто поваляться…

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я открыл глаза, поморгал. Оказывается, усталость и смена часового пояса всё-таки взяли своё: я заснул.

– Come in.

Дверь распахнулась и возникшая в комнате физиономия Боба, казалось, бросила отблески на люстру и пустую пепельницу – так он сиял.

На учёном был тренировочный костюм и лёгкие кроссовки.

– Уже можно ехать, – объявил он, путая ударения.

– Иду, – ответил я, натягивая ветровку.

Исполинский внедорожник ждал на парковке.

Боб отточенным движением упаковал меня внутрь, повернул ключ в замке зажигания и расплылся в улыбке, словно радуясь тому, что движок заурчал.

Жизнелюбие в этом парне прямо-таки через край плещет. Интересно, он по любому поводу улыбается?

– Много странного около там, не… э-э… удивляться, – в очередной раз блеснул русским Боб, выводя машину на шоссе. – Техника странно работать. Э-э… совсем не работать. Человек странно мыслить. По-разному.

Я кивнул. Меня, разумеется, предварительно ознакомили с особенностями территории.

Открыли её необычно для аномальных зон. Как правило, подобные изменения первыми засекают сейсмологи или орбитальные средства обнаружения. А тут… в общем, действительно странно.

С полгода назад и впрямь случилось землетрясение, после которого, собственно, образовался каньон, но о нём вскоре забыли. С первого взгляда, в толчке не было ничего уникального: и землетрясения, и ураганы в Джорджии время от времени случались.

Но территория уже скоро напомнила о себе. Спустя пару месяцев среди фермеров и жителей окрестных городков поползли слухи о необычных узорах на горах по дороге на Мейкон. Некоторые говорили, будто они похожи на роспись на фарфоре. Другие утверждали, что всё это враки, и на самом деле узоры напоминают разлинованный лист тетради. Третьи видели непонятные иероглифы. Но было одно общее место в свидетельствах очевидцев: все без исключения видели в районе каньона сильную грозу.

Дело быстро дошло до властей штата. Необычным местом заинтересовались, стали к нему приглядываться.

Данные со спутников оказались бесполезны: территория была постоянно покрыта облаками, а вокруг этого «залипшего» циклона лил дождь. Но метеорологи заявили, что такое нередко встречается по всему миру. Удивились лишь, что циклон не движется, а словно бы завис над одной точкой. Геомагнитной активности, выходящей за пределы нормы, на территории не наблюдалось, сейсмической тоже. Радиоактивный фон был обычный.

А напуганные жители продолжали обращаться в полицию. Градус напряжения рос, по округе поползли слухи о вторжении инопланетян. Власти штата решили не брать ответственность на себя и обратились к федералам. Была сформирована специальная комиссия, которой поручили в сопровождении военных провести проверку территории.

Вертолёт с группой чиновников и учёных благополучно достиг заданных координат и… связь с ним прервалась. Вояки засуетились. Вскоре в штаб позвонил офицер из сопровождения и сообщил, что они попали в сильнейшую грозу, пилот справился с управлением и вывел машину из циклона, но через пару минут отказала вся электроника, и вертолёт рухнул.

Вот тут уже пошла настоящая «движуха». Периметр оцепили, доступ на территорию ограничили, ввели режим секретности. Жителей ближайших населенных пунктов эвакуировали, а дюжину журналистов, прилетевших на жареное, задержали и отвели подальше от объекта.

В каньон отправили подразделение морпехов. Бронетранспортер и военный джип проскочили завесу ливня и… заглохли в четырёх милях от границы зоны. Солдаты продолжили движение вглубь территории пешком. Через восемь минут связь с ними прервалась. Несколько часов томительного ожидания нагнали на всех ещё больше страху. Но морпехи в конце концов вернулись, хмурые и неразговорчивые.

Капрал, козырнув, доложил командиру, что отказали все электронные, радио– и даже механические приборы. Вырубились рации, дозиметры, взбесилось стрелковое оружие. Армейские винтовки будто с ума посходили, перепугав солдат – далеко не новобранцев. Магазины сами по себе отстегивались и падали на землю, предохранители вставали в положение no fire, а затворы передергивались и выщёлкивали патроны из стволов. Без участия людей.

Только жёсткий приказ заставил обалдевших солдат двигаться дальше, закинув за плечи бесполезное, разряженное оружие.

Но больше ничего ужасного не произошло. Подразделение прибыло в точку назначения. Бойцы осмотрели скалы и холмистое плато. Опасности ничего вокруг вроде бы не представляло. Правда, обнаружились некоторые странности. К примеру, в паре похожих друг на друга гротов ощутимо тянуло, хотя обе «норы» были глухие, и сквознякам, по логике, неоткуда было взяться. Также рядом нашлись два причудливых озера, вода в которых была не жидкой, а желеобразной.

Озадаченным морпехам объявили благодарность, капралу вручили медальку, а на территорию «Парадокс» стали снаряжать научные экспедиции. Сначала люди побаивались туда ходить, но любопытство брало вверх над страхом, да и ничего плохого территория не вытворяла по отношению к тем, кто приходил «с миром».

И вскоре, почуяв настоящую тайну, учёные потащились туда пачками.

Но исследования продвигались тяжело. Отказывали сложные приборы, чёрт-те что творилось с простейшими механическими устройствами, у людей сдавали нервы. Записи приходилось вести карандашами, потому как шарики из авторучек выпадали за несколько миль до каньона, а гель самовольно превращался в твёрдое вещество.

Кое-кто в прямом смысле слова сходил с ума. И было от чего. На территории объекта с людьми происходили удивительные, пугающие вещи. Многие утверждали, что на скалах действительно есть узоры, и снова для каждого они были разные. Если же несколько человек собирались в каньоне вместе, то с ними творилось что-то совсем непостижимое. К примеру, шестерых учёных не так давно упаковали в местную дурку с подозрением на маниакальную шизофрению. Все как один они божились, будто видели древние письмена и слышали голоса скал. И это, между прочим, были не какие-нибудь шарлатаны, а дипломированные микробиологи, геологи и физики – люди прагматичные, закоренелые материалисты. Об этом случае СМИ и блоггеры, помнится, растрезвонили на всю Сеть.

В конечном итоге обнаружилось, что результат исследований – ноль. Точнее, ноль плюс полдюжины мрачных психов. Проще говоря, местным учёным не удалось выявить никаких закономерностей в «поведении» каньона. Но серьёзной опасности территория всё же не представляла: ну свихнулись шестеро умников и господь с ними – сами виноваты.

Поддерживая международный имидж хранителей планеты, американцы сделали гостеприимный книксен: неделю назад с объекта «Парадокс» сняли гриф секретности. Были обнародованы скудные результаты экспедиций, и губернатор Джорджии радушно пригласил в каньон по одному учёному от каждой заинтересованной в изучении аномальной зоны страны. Результат благородного книксена оказался для Штатов ещё менее утешительным, чем собственные научные провалы: практически все научные сообщества не восприняли «очередную псевдопаранормальную байку» всерьёз.

А когда выяснилось, что крестоносцы демократии готовятся устроить очередной oil-strike на Ближнем Востоке, жест был окончательно списан на отвлекающий внимание.

Насколько мне было известно, лишь два десятка университетов и академий командировали сотрудников в «Парадокс». В том числе и наш НИИ. Амбициозный профессор Ерёмин послал меня, как говорится, так послал. Езжай, мол, и найди то-не-знаю-что. Впрочем, мне эта идея понравилась. Тема была хоть и мутной, но необычной. К тому же, в Америке мне бывать не доводилось и вряд ли когда-нибудь довелось бы – с институтской-то зарплатой. А так – вот он шанс. Надеюсь, не придётся поплатиться за этот шанс рассудком, как те шестеро бедолаг.

В машине тихонько бормотало радио, нагонял прохладу кондиционер. Мы неслись по залитому солнцем шоссе – казалось, что у этой пустынной асфальтовой ленты нет конца…

И вдруг что-то изменилось. Как-то неуловимо и в то же время стремительно. Я даже не сразу понял, что именно, а когда понял, рефлекторно поёжился. На горизонте наметилась и стала расти тёмно-серая полоса между землёй и небом.

Мы приближались к мощному грозовому фронту.

Перехватив мой взгляд, Боб попробовал что-то объяснить по-русски, но моментально запутался и, виновато улыбнувшись, перешёл на английский.

По его словам, в небе над «Парадоксом» постоянно конденсировались статическое электричество и влага. Мрачно, сыро, грохочет. Будто гроза, неприлично долго зависшая на одном месте. Но у грозы этой была ещё одна странность: над самим каньоном, несмотря на облачность, дождя не было. Что-то словно бы вытесняло его за границу условного круга диаметром пятнадцать миль. И за этим кругом постоянно бушевали сильные ливни, сверкали молнии, грохотал гром, а временами даже гуляли изогнутые столбы торнадо.

Мы приближались к дрожащему мареву, к зыбкой границе солнечного дня и непроглядного, свинцового сумрака.

Стена ливня нависла над нами, как огромная каменная плотина. Казалось, ещё чуть-чуть, и эта тысячетонная громадина рухнет, сметая всё на своём пути.

По спине пробежали мурашки. Глядя, как солнечные лучи подсвечивают тучи, извергающие потоки воды, я невольно содрогнулся. Создавалось ощущение, что мы собираемся на полном ходу проехать сквозь водопад.

На обочине трассы мелькнули два полицейских «Форда». Нас никто не остановил – видимо, знали номер Боба…

Дождь ударил по машине, навалился, обволок. Мягкий толчок будто возвестил о пройденном рубеже. Сзади остался мир привычных, дружелюбных вещей, впереди ждала территория «Парадокс». Загадочная и неприветливая.

К урчанию двигателя добавился монотонный шум воды. Призрачные струи текли по лобовому стеклу, множились, извивались, словно призрачные змеи, и дворники не успевали с ними справляться.

Бобу пришлось сбросить скорость миль до двадцати в час: несмотря на жёлтые конусы света от противотуманных фар, видимость была почти нулевая.

Я давно заметил, что у каждого дождя есть свой характер. Бывают кипучие ливни, которые налетают на вас в августе, стегая по темечку и плечам. Бывает робкая октябрьская морось, она заставляет щуриться, поднимает из глубины души печаль и далёкие воспоминания. Бывают непредсказуемые майские грозы-шатуны, дерзкие, вмиг срывающие с прохожих стылые маски.

Здесь дождь был монотонным и пустым. Без характера. Без эмоций.

Он просто предупреждал о рубеже.

В этой беспросветной пелене возникало ощущение замкнутого пространства, хотя никаких видимых барьеров или стен не было.

Как зачарованный, я смотрел на маслянистые разводы, остающиеся после каждого взмаха дворников, и прислушивался к чему-то внутри себя. Боб снова что-то объяснял, но я не слушал. Интересно, это постукивание в районе солнечного сплетения мерещится мне, или я чувствую биение сердца? Вроде бы биение собственного сердца человек ощущать не должен…

Дождь кончился так же неожиданно, как начался. Ощущение сдавленного пространства исчезло. Машина выскочила из ливня, и почти сразу шины зашелестели по сухому асфальту.

Боб поддал газу, и внедорожник стал набирать скорость.

Я оглянулся. Стена, сотканная из падающих капель, отвесно уходила ввысь и с каждой секундой отдалялась, а небо над нами теперь было покрыто плотным слоем облаков, которые снизу выглядели гораздо прозаичнее, чем сверху – из иллюминатора.

Здесь, на открытом пространстве, среди красноватых холмов, поросших редкой травкой, постукивания в груди больше не было. Наверное, всё же померещилось.

Мы выехали на огромное, практически плоское плато. С правой стороны оно обрубалось пропастью глубиной в сотню метров. Это и был каньон, образовавшийся после кратковременного землетрясения, во время которого, кстати, никто не пострадал.

Дорога потянулась вдоль остроконечной кромки разлома. Каньон был действительно большим и опасным даже на вид. Противоположный край был еле виден сквозь бледно-бирюзовую дымку.

И как только никто не пострадал от такого нехилого толчка в густонаселенном районе? Будто сама земля чувствовала, где ей следует аккуратно разойтись, чтобы никого не угробить.

Боб опять сбросил скорость, и я наконец оторвал взгляд от каньона. Мы приближались к блокпосту. Поперек шоссе красно-белой зеброй торчал шлагбаум, от которого в обе стороны тянулось врытое в грунт ограждение из стальных балок, обмотанных тонкой проволокой. Неужто под напряжением?

На обочине стоял военный «Хаммер», пара солдат в касках-сферах сидели на крыше джипа, устроив на коленях штурмовые винтовки. Судя по всему, здесь механика ещё не выкидывает фокусы, и с оружием всё более чем в порядке.

Мы остановились. Один из бойцов спрыгнул с «Хаммера» и неторопливо подошёл к машине со стороны водителя. Они с Бобом о чём-то тихо поговорили, после чего учёный повернулся ко мне и, виновато пожав плечами, объяснил, что нужно пройти процедуру досмотра. Он так и сказал: пройти процедуру досмотра, а не просто пройти досмотр. Бр-р-р.

Я перехватил кейс, толкнул дверцу и вышел из машины.

Офицер усадил меня на неудобный стул, царапнул взглядом по паспорту и визе, внимательно изучил гербовую бумагу из университета Джорджии, подтверждающую, что именно я должен был приехать из Российской Федерации, а не какой-нибудь, скажем, Vasiliy Pupkin. После этого он кивнул бойцу, и тот проводил меня в соседнее помещение, посреди которого возвышалось врачебное кресло – помесь стоматологического и гинекологического вариантов. Не, ну ребят, мы так не договаривались…

Закрепив меня в неустойчиво-наклонном положении, врач нацепил перчатки и садистски ослепил ярким светом. Я зажмурился. Он долго молчал, пристально изучая меня, как букашку. Затем снял очки и, закусив тонкую дужку, поинтересовался, указав на кейс:

– Drugs?

– Да какие в жопу наркотики, – пробормотал я, готовясь объяснять, что, мол, не пристрастен, не употребляю, и вообще всячески против. Давайте, мол, просвечивайте, анализируйте, проверяйте…

Но врач неожиданно просветлел:

– Ё-моё! Земляк!

– О как! – обрадовался я, неуклюже привставая. – А я уж…

– Лежи. – Он с силой вдавил меня обратно в это адское кресло. – Тут камеры везде. А я всё ждал-гадал… Думаю, пришлют наши кого-нибудь или сэкономят?

– Так тут же вроде принимающая сторона за весь банкет платит, – удивился я.

– Может и так, – легко согласился он. – Как родина?

– Да как обычно: грязненько, бедненько, весело, – улыбнулся я.

– Ну да. – Он вернул очки на переносицу, пряча взгляд за бликующими стёклами. – А я успел отвыкнуть от любимой помойки. Правда, к местным так и не привык. Какие-то они неправильные. Не, тут чистенько, конечно. Богатенько. Только грустно. У них же мозги как часы работают: тик-так, тик-так. И не дай бог этот механизм нарушить – всё поломается. А душа… Эх, чего говорить.

– Скучно?

– Скучно. Ты надолго?

– Пока на неделю, там посмотрим.

Он воровато покосился куда-то в угол. Совсем тихо сказал:

– Я в отпуск сегодня. Давай по водочке, что ли?

– Работы полно, – попытался увильнуть я.

– Издеваешься? – обиделся врач.

– Если бы… Ладно, давай телефон.

– Руку дай. Да не дёргайся ты… – Он начеркал мне на ладони номер. – Свободен. Вечером звони.

– А как же осмотр? – подначил я, вылезая из пыточного кресла.

– Дуй уже, Мичурин. Изучай инопланетяшек.

Он начеркал что-то в протоколе, передал его мне и кивнул на дверь.

Я накинул ветровку, спросил:

– Тебя как зовут, Пирогов?

– Алекс… тьфу ты! Саша.

– Миша.

Я уже повернул ручку, но он меня окликнул:

– Да, ещё…

– Что?

Он повертел очки, снова закусил дужку. Негромко сказал, шепелявя:

– Ты там… ошобо не мудри, в общем. Территория этого не любит – мигом можги наизнанку вывернет. Я видел некоторых…

– И что «некоторые»? – насторожился я.

Саша помолчал, вынул многострадальную дужку изо рта и убрал очки в карман халата.

– Ты просто будь осторожен, – сказал он. – Там… всякое случается.

– Спасибо, успокоил.

– Бывай.

Когда я вышел из кабинета, Боб уже в нетерпении переминался с ноги на ногу.

– Фсьо хорошо? – спросил он, смешно приподняв брови.

– Супер, – ответил я. – Что дальше?

Он объяснил, что мне придётся оставить кейс здесь, в сейфе. И все остальные электронные и механические устройства тоже.

Я отстегнул цепочку. Достал из кейса записи, увеличительное стекло, боксы для образцов почвы и карандаш. На их место положил мобильник и кварцевые часы – больше у меня никаких приборов с собой не было.

Защёлкнув кейс, я повернул ключ и выставил код. Ту же процедуру проделал с индивидуальным сейфом. Оба ключа положил в нагрудный карман, подхватил папку с записями и изобразил готовность к подвигам.

Мы с Бобом прошли через рентген-установку, за монитором которой сидела девушка в военной форме.

– Как там у меня печень? Без патологии? – не удержался я, выйдя из аппарата.

Девушка нахмурилась и вопросительно поглядела на Боба. Но тот лишь улыбнулся и развёл руками. Выходя на улицу, я картинно отдал честь. Это у нас к пустой голове руку прикладывать не положено, а у них можно.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Боб виновато объяснил ей:

– Russian.

Машину, разумеется, тоже пришлось оставить на стоянке блокпоста. Если уж тут шарики из ручек вылетают, можно представить, что произойдёт с внедорожником. В Мегатрона, поди, превратится.

Дальше мы двинулись пешком.

Шоссе тянулось вдоль каньона. Точнее, это разлом образовался, повторяя изгибы трассы – словно исполинские силы, двигавшие земную твердь, решили оставить дорогу нетронутой.

Случайность? Возможно.

Серое, затянутое облаками небо нагоняло тоску. Вокруг не было ни души, только красноватая равнина, на которой даже трава росла неохотно, сбиваясь в небольшие зеленые островки.

Четверть часа мы меряли шагами асфальт. Боб молчал. После блокпоста он, кажется, вообще не проронил ни слова. Наконец я не выдержал и поинтересовался, когда мы начнем спускаться в каньон? Боб долго соображал и морщил лоб, а потом спросил, зачем нам туда лезть? Тут уже пришла моя очередь соображать и хмурится. Я осторожно уточнил, как же изучать территорию, если не спускаться? С расстояния, что ли? И тут Боб просветлел. Учёный растолковал мне, что территория «Парадокс» – это не дно каньона, а его край. Кромка и прилегающее плато.

Сперва я удивился, но потом понял: а ведь никто и не говорил насчёт самого каньона. Просто я почему-то был уверен, что загадочная аномалия именно в ущелье, а не рядом.

Ну, тем проще.

Спустя час мы приблизились к месту. Ещё издали я заметил несколько палаток и людей между ними.

Приблизившись к лагерю, мы разошлись: Боб, извинившись, направился к одному из тентов по своим делам, а я решил хорошенько осмотреться. Честно говоря, я даже обрадовался, что американцу понадобилось отлучиться: не люблю, когда над душой висят.

Территория «Парадокс» лежала на холмистом глинистом плато диаметром около двух километров. По периметру она была размечена вешками с красными флажками из светоотражающей материи. С правой стороны участок ограничивал крутой обрыв, слева – пролесок.

Людей тут было немного: с полдюжины военных и десятка полтора в штатском. Скорее всего, эти штатские и были учёные из разных стран.

Я походил, понаблюдал. Практически все здесь держались обособленно друг от друга. Лишь пару раз несколько человек сходились вместе. И то ненадолго.

Реакция местных на моё появление была, мягко выражаясь, вялая. Несколько оценивающих взглядов, взмах руки, невнятное приветствие. Вот и всё внимание.

Правда, один мужчина среагировал живей. Он минуту-другую смотрел на меня, не скрывая интереса, затем поднялся со складного стула и пошёл навстречу широким шагом. Пока этот тип приближался, я успел разглядеть его могучую фигуру. Да ему анаболики лопать надо и кубки по бодибилдингу брать, а не с пробирками возиться!

Одет он был в шорты и футболку в бело-голубую полоску. На коротко стриженой голове ловко сидела летняя шляпа. Тоже голубая. С по-ковбойски закрученными полями.

Ну и субчик!

– Are you russian? – без предисловия спросил он, протянув крупную ладонь.

– Yes. – Я осторожно пожал руку.

– Хорошо. Меня зовут Додон. Додон Хаджипетров. Я физик из Софии.

– Михаил.

– А-ха-ха, – неожиданно звонко рассмеялся Хаджипетров. – Только имя! Секреты! Вечные русские секреты! КГБ! Ну и ладно. – Улыбка слетела с его лица так же быстро, как прилипла. – Но здесь нет секретов. Здесь – другое. Территория знает про нас абсолютно всё. Если есть секреты, то лучше беги. Без оглядки, прямо сейчас, ничего не узнавай. Иначе здесь нельзя. Я предупредил.

Он щелчком поправил шляпу, развернулся и размашистым шагом пошёл прочь.

Я стоял как вкопанный и обескураженно смотрел в его широкую спину.

Что это вообще было?

Наконец мне удалось оторвать взгляд от удаляющейся полосатой футболки – бело-голубая линовка гипнотизировала почище вертящейся спирали. Я поморгал, повернулся к ущелью и…

И тут я их увидел.

Сердце пропустило удар. Заколотилось быстро-быстро. В груди возникло и почти сразу исчезло тянущее чувство, как если бы я оказался на борту самолёта, попавшего в воздушную яму.

Машинально взявшись за поручень ограждения, я поглядел в пропасть, снова поморгал, медленно поднял взгляд.

Они не исчезли, чёрт бы их побрал!

Узоры! На противоположной стене ущелья! Готов был поклясться, что минуту назад их не было! Или были?.. Но почему раньше я их не замечал?

Сердце понемногу угомонилось. В висках перестало стучать. Зрение меня не обманывало: на дальней стене каньона действительно были знаки.

Полоски и цифры.

Я прищурился, всматриваясь в странные «рисунки». Белиберда какая-то. Полосы параллельные, но разной толщины и длины. Цифры арабские, с первого взгляда хаотичные, но стоят в линию.

Полосы вертикальные. Цифры в одну строку, горизонтально.

В моей вводной было сказано, что другие люди видели не цифры, а криптограммы или иероглифы. А некоторые, кажется, чуть ли не роспись гжельскую.

На что-то похожи эти риски и цифры. Что-то они мне напоминают…

И вдруг до меня дошло. Я даже выругался себе под нос: такой неожиданной и простой оказалась догадка.

Это же штрих-код! Такие на любом товаре стоят! Обыкновенный штрих-код. Правда, с учётом расстояния, размером с двухэтажный дом.

Я достал блокнот, карандаш и аккуратно переписал цифры на страничку. 4 607037 540019. Ещё разок глянул на них. На всякий случай запомнил. Первые две цифры 4 и 6: производитель – Россия. Производитель чего? Скалы?

Я усмехнулся. Нужно будет посмотреть, что за товар маркируется таким кодом. И существует ли вообще именно эта комбинация цифр.

Сунув блокнот в карман, я побрёл вдоль ограждения. Надо было, конечно, найти Боба и выяснить, видит ли он эти полоски и цифры. Но почему-то я был почти уверен, что он их не увидит. Или для него на скале вместо штрих-кода будет «нарисовано» что-то совсем другое. Или он вообще примет меня за идиота.

Я поднял голову и замер на полушаге.

Штрих-код исчез.

Отчётливо ощущая, как лёгкий ветерок треплет волосы и холодит шею, я тупо таращился на противоположную стену ущелья добрую минуту, но узор так и не вернулся. Вдалеке лишь застыли красноватые скалы, а над ними – серое небо. Мистика.

Я открыл блокнот. Честное слово, в тот момент я бы не удивился, пропади страница с записанными цифрами или все страницы разом…

Но страница была на месте. Цифры тоже.

А рядом с ними теперь была ещё и стрелка. Обычная такая стрелочка. Только вот я её не рисовал! И раньше этой стрелочки здесь не было, руку даю на отсечение! А сейчас была. Небольшая, начертанная тем же карандашом что и цифры, она будто предлагала перевернуть страницу.