Фестиваль

Глава 37

От непрерывного гула здание аэропорта, построенное совсем недавно, и прилегающая к нему территория напоминали растревоженный улей. Рабочие в синих комбинезонах с надписью «аэропорт» перевозили на электропогрузчиках многочисленный багаж.

Возбужденные голоса прибывающих людей перекрывали шум самолетов. Встречающие отыскивали в бурлящей толпе знакомые лица и бросались к ним навстречу, чтобы не потерять вновь.

«Приземлился рейс 5301, прибывший из Конго» — очередное объявление чистым женским голосом на миг заглушило толпу.

Иностранцев было преобладающее большинство. Приглашения на фестиваль разослали в тридцать четыре страны и почти от всех были получены подтверждения об участии. Мероприятие обещало стать грандиозным международным событием и многие связывали это с именем Никитиной.

Очередь в сувенирный киоск выстроилась огромная и, конечно, в ней были одни иностранцы. Море матрешек, больших и маленьких, янтарных орлов, символов фестиваля, просто изделий из янтаря, картин и поделок русских мастеров продавалось сегодня.

У Тани не хватало времени пробивать кассу, отсчитывать сдачу и протягивать ее вместе с покупкой. Не забывая говорить «Спасибо». Так часто, что иногда она путалась и вместо «Спасибо» мило улыбалась.

Очарованные такой улыбкой красивой русской девушки, иностранцы наотрез отказывались брать сдачу. Иногда такая сдача достигала ее недельной зарплаты и поэтому день определенно можно было считать удачным. Мысленно Таня поблагодарила организаторов фестиваля. КАК ЕЕ ТАМ? НИ… НИ??! ах, да! НИКИТИНА.

Слева от киоска в котором она работала, находился выход из зала таможенного осмотра и поэтому она имела возможность наблюдать за всеми прибывающими, и, хотя времени ей катастрофически не хватало, любопытство брало верх и она время от времени поглядывала на белую дверь.

«Как они все-таки не похожи на нас, — подумала она, любуясь пожилой парой из Германии или Австрии. Такие чистые, опрятные, вежливые.»

Протянув со сдачей купленные бусы, Тани увидела, что из зала таможенного осмотра вышла очередная толпа. Да боже!

Такие черные! Она таких еще не видела. Только глаза, глаза и зубы были ослепительно белыми. Наверное, если бы сейчас стало темно, то никто бы их не заметил, абсолютно никто.

В общем-то это ее не очень волновало. Клиенты, они, как правило, все на одно лицо. Больше ее заботило другое. Во-первых, она очень сильно хотела в туалет, а сменить ее било некому, я во-вторых, она никак не могла разобраться в своих личных проблемах, которые, черт возьми, тревожили ее все сильнее и сильнее.

Таня не помнила отца, который бросил их с матерью спустя год после ее рождения. Она делала вид, что это никак не отражается на ней самой и ее отношениях с окружающими, но обманывать саму себя с каждым разом становилось все труднее и труднее.

Больше всего на свете она боялась остаться одна и хотя сейчас вспышки страха и депрессии были довольно редкими, она очень хорошо помнила, как маленькой девочкой забивалась под одеяло в уголок кровати и тихо плакала, стараясь, чтобы мать ничего не услышала. В такие минуты ей казалось, что целый мир отвернулся от нее, жестоко разбил и забрал все что у нее было — этот дом, мать, плюшевого медвежонка Мишу. И поэтому, еще с ранних лет она слишком хорошо знала, что значит остаться одной.

У нее было две сестры, правда, двоюродные, и она в любой момент могла пойти к ним, чтобы не чувствовать себя одинокой. Но у нее не было права делать так постоянно. Сестры жили самостоятельно, и было бы, наверное, ни совсем прилично надоедать им своим обществом. Мать жила в деревне и виделись теперь они очень редко.

В свои двадцать два года она имела дело с несколькими парнями, правда, каждый раз утвеждалась в их эгоизме и ненадежности. Таня вспомнила Василия и у нее кольнуло в груди. Каждый раз, когда она думала о нем, ее охватывало непонятное волнение и трепет. Она видела его всего несколько раз… и когда он приехал к ней, весь избитый, я крови. А она даже не сказала ему доброго слова. В последние месяцы Василий куда-то пропал, а Наташа упорно молчала о нем, хотя Таня подозревала, что сестра что-то знает. Стихи его лежали в сумочке и она никогда с ними не расставалась.

Еще один знакомый парень, Рома, полная противоположность Василия. Этакий, ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ, Я СВОЙ ПАРЕНЬ В ЭТОЙ КОМПАНИИ, и она смотрела, правда, иногда, ей самой становилось противно.

Она была его вещью, бесплатным приложением, он мог ударить ее, сделать больно, не звонить по неделе, потом приезжать и устраивать гигантские скандалы, ревнуя к каждому столбу. «Ты никуда от меня не денешься» — любил он повторять. И она терпела.

Подруги, сестры видели ее мучения и постоянно советовали бросить это «чучело», пока не поздно, но она не могла. Какой-то невидимой сетью он удерживал ее и не давал свободно вздохнуть. К тому же она боялась его. Безумно боялась. И наверное, это была одна из главных причин, почему она оставалась с ним.

Обслужив последнего в очереди человека, Таня повесила на витрину киоска табличку «закрыто», заперла дверь и побежала в туалет. Затем зашла в кафе.

— Дайте мне гамбургер и кофе, пожалуйста, — попросила она продавца.

— Одиннадцать шестьсот. Она отсчитала деньги и села за столик. «Может быть, Василий позвонит сегодня? — она не хотела себе признаваться, что скучает по нему я поэтому запрятала эту мысль подальше.» «Если он не позвонит, можно сходить на фестиваль.»