Феникс Побеждающий (ЛП)

ПОЖАР

Удивительно, как быстро настали перемены. В гейзере кипятка и пара бронированный Фаэтон вылетел из глубин моря, и ещё даже не успел приземлиться на баржу, как Сырые узнали об аресте Йронджо, подняли скоротечный мятеж, на который их сповадило вызванное задержанием отключение от рабочих нейросистем, и уже лежали лицом в палубу, решительно подавленные прилежными иглами-обездвиживателями ос-констеблей.

Сам Йронджо встал на носовой палубе и мрачно уставился на волны. Одну пару рук он упёр в бока, вторую — сложил на груди. Суд проходил в Ментальности, в режиме ускоренного времени, и Курия уже вынесла приговор.

Для проверки заявлений Фаэтона констеблям вручили ордер на обыск мозга, и они успели извлечь доказательства из памяти Йронджо до того, как он попытался вызвать самоамнезию. Доказательств, и остальных преступлений, нашли так много, что на судебном процессе в показаниях Фаэтона нужды не было.

Обычно арестованных лишь отключали от Ментальности, и просили явиться в места исполнения наказаний, когда арестованному то будет удобно.

Йронджо приговорили к шести секундам прямого возбуждения болевого центра мозга, к двум часам искусственного раскаяния и ещё обязали прожить в симуляции жизни всех его жертв, чтобы он понял их муки с их точек зрения. Йронджо обманул немало Сухих и ещё больше Сырых, поэтому симуляция займёт немало времени — часы, а может недели. Больших сроков наказаний Фаэтон припомнить не смог.

Он шагнул к нему:

— Йронджо! Что случится с магазином и людьми, если тебя задержат на несколько недель?

Йронджо ответил резким и плоским голосом прямо из груди.

— Сам отлично знаешь. Немодифицированный человек без воды проживёт три, может четыре дня. Здоровый продержится дольше, но здоровых под моим началом нет. Без меня Сырые умрут от голода через месяц. Да, ты сегодня сослужил отличную службу Наставникам — ты нас всех погубил.

Из симуляций Фаэтон знал, что в Викторианскую эпоху голодные иногда умышленно преступали закон ради тюремного пайка. Сырым такой путь был заказан — обычно Курия наказывала не лишением свободы, а простой болью. Наказание Йронджо — случай исключительный. Возможно, в дело вмешались Наставники.

Фаэтон предложил:

— Отдай мне магазин до конца срока. Без арендной платы.

От негодования насекомую морду Йронджо скривила судорога.

— Ты меня подставил, а теперь смеешь предлагать такое?

— Да, подставил, исключительно ради того, чтобы убрать с дороги и получить магазин в пользование. Знаешь ведь, что только я здесь с ним управлюсь.

— У меня в запасе есть подавитель сострадания. От Инвариантов. Я смогу смотреть спокойно, как мои люди голодают насмерть. Шантаж не сработает.

Шантаж? Может справедливость? Спорить Фаэтону не хотелось, но то, что Йронджо сочувствовал своей отаре жертв, Фаэтона удивило — он ожидал, что тот любой ценой постарается сохранить магазин и место рабовладельца-монополиста.

Фаэтон ждал молча. Суть событий была ясна.

Обе пары плеч Йронджо обречённо поникли. Он сказал:

— Ладно.

И без задержки передал Фаэтону все пароли и секретные команды магазина мыслей. Они подписали контракт о возвращении лавки и всего имущества обратно Йронджо после окончания срока симуляций.

Потом Йронджо начал рассказывать о своих расценках и системе штрафов, но Фаэтон прервал:

— Не стоит. Я намереваюсь ввести новые порядки.

Йронджо посмотрел недружелюбно. Без лишних слов он спустился по трапу, сел в коракл и в четыре весла начал грести в сторону берега, где находился единственный на округу транспортный бассейн — та самая лужа, где Фаэтон встретился с Ошенкьё. Там покрытый алмазной скорлупой Йронджо будет переживать наказание.

Раззадоренные Сырые работать не желали, но всего через два дня голод и различные похмелья вернули их в лавку мыслей.

Сначала Фаэтон побеседовал с каждым, сверяя услышанное с психологической картотекой Йронджо. Люди были — не подарок. Не единожды Фаэтон узнавал больше, чем хотелось бы, и к первому же вечеру он старался задавать как можно более обезличенные и не выходящие за рамки дела вопросы — его интересовали только качества рабочей силы, а не развалины их жизней.

Рабочая сила оказалась прескверной.

Сырые упрямились и злились. Отлынивали не покладая рук. Они столько раз воровали, портили, удаляли имущество Фаэтона, что в конце концов над каждым повисло по пчеле-констеблю.

Фаэтону же было не до этого. Уже два дня он осматривал и индексировал товары в лавке, оптимизировал неуклюжие процедуры и соединял разрозненные мысли сознания магазина в одно целое. Фаэтон стёр самые развратные, кошмарные и кровожадные сны, а умеренно отвратительные продал покупателям-извращенцам и прочим тёмным контактам Йронджо. На вырученные деньги Фаэтон увеличил ёмкость сознания магазина новым процессором и купил пять минут курсовой программы студента-инженера. Она перестроила поисковый движок для поиска рабочих мест.

На третий день Фаэтон вышел на нос баржи и объявил хмурой кучке Сырых новые правила. Толпа глядела на него недобро, а те, кто глаз не имели, сердито щёлкали затворами сенсоров.

— Дамы и господа! Нейтралоиды, двуформы, гермафродиты, гиноморфы и надполые! Смертность не освобождает от долга прожить отведённые десятилетия или века достойно. Для этого я надеюсь воспитать в вас немного дисциплины, присущей Серебристо-Серым. Кто не хочет в этом участвовать — может отказаться, но согласившиеся могут рассчитывать на скидки и специальные предложения в магазине мыслей.

Я — строгий противник самообманов, опьянителей, снов ярости и готовых наслаждений без подготавливающего контекста. Я не продам ничего, что изменит или сотрёт самоосознание, но предоставлю всё, что смогу, для воспитания самоуважения, самооценки и самодисциплины. Образовательные и философские программы будут продаваться по льготной цене. Желающим избавиться от психоциклов с нулевым выигрышем — то есть от зависимостей — будут предоставлены программы-заместители. Для воспитания привычки к накоплению и вложению средств все азартные базары будут отключены. А теперь прослушайте лекцию о традициях самовоспитания Серебристо-Серой школы и их преимуществах…

На этих словах Фаэтона закидали отбросами, и лекцию пришлось прервать. Фаэтон отступил под шатёр, натянул над собой щитом алмазный козырёк, и в режиме замедленного восприятия времени записал, кто чем швырнул и какой штраф заслужил.

Впереди бесновался и подначивал всех Ошенкьё:

— Ах ты харкотина! Наставником стал! Делай то, не тронь это, то учи, это не кури, думай так, не пумай сяк! Пумаем кяк хотим! Творим что хотим! Свобода! Хотим мозги жижить — так не лезь, не твойское дело!

Толпа вторила:

— Наставник! Наставник!

Фаэтон лишь ждал, пока переполох устанет.

После очередной порции скандалов, воплей и угроз Фаэтон продолжил речь:

— Уважаемые изгои! Вы отчаялись, но я — ещё нет. Ваш настрой крайне неудобен, поскольку для исполнения замысла мне нужны деньги — и, следовательно, ваша рабочая сила. Мне нужны трезвые, внимательные рабочие, трудящиеся добровольно. Прошлые полурефлекторные подработки, для которых достаточно напичкаться наркотиками и расширениями, не приносят достаточной выгоды. Следовательно, ваши навыки, бережливость и уровень жизни необходимо повысить. Разумеется, вы недовольны — но мне плевать. Не нравится — пожалуйста, вы вольны найти начальника себе по вкусу. Но сначала выслушайте:

Да, на чёрном рынке немало заказов на мыслительную работу, и спрос на ограниченно-творческие схематизации и функции редактора будет всегда. Но вы можете больше — у вас есть всё необходимое, но вы даже не попытались работать в научных и инженерных областях, или играть на акциях, или помогать при переносе данных, или очищать данные от контекста, или работать в комнатах отдыха Ментальности. Скромный труд, но честный! Что насчёт псевдозакусочных? Практически все по пути на работу лакомятся лжеедой, и Наставники не могут отслеживать общественные каналы и подпольные сети! Почему же вы не начали собственное дело, не накопили капитал, не открыли собственную лавку мыслей?

Обучиться делу очень легко — все тренировочные программы в общем доступе, и подходят они под все стандартные порты и нейроформы. Не спорю — Софотеки справятся со всем быстрее и лучше. Но так же бесспорно, что Софотеки не могут успеть всё, обеспечить абсолютно каждого по угодной ему цене. Где-то всегда найдётся кто-то, кому нужно больше, быстрее, попроще — но подешевле. Почему бы нам его не обслужить?

Первая смена доделывала старые заказы. Конвейерный труд — в основном вычищение ссылок и распознавание данных. Всё шло, как при Йронджо.

Но вторую смену Фаэтон отправил собирать одежду, вытканную Дочерью Моря. Она, как и её мать, Наставников ни во что не ставила. День назад Фаэтон нашёл среди свалки файлов Йронджо программу-переводчик, позволявшую человеческой нейроформе общаться с замысловатым сознанием Дочери на её временной частоте. Дочерь охотно обеспечила работников нормальной одеждой, пищевыми пайками и лекарствами, а взамен требовала немного — ухаживать за птицами, пропалывать и удобрять микроорганизмами её тела. Больше всего она просила гнать прочь рекламные объявления — оказалось, предложения от различных заказчиков и ухажёров её изрядно достали.

Теперь Сырые одевались в чистое и честно заработанное. Они даже выглядели понаряднее Сухих. Теперь самооценка его работников подрастёт, а неряшливый нрав переплавится в достоинство! Фаэтон не понимал, почему же до него никто и не попытался связаться с Дочерью Моря.

Третью смену он возглавил сам и повёл на берег, на кладбище домов. Шли они не срубку очередной хибары праздновать — вместо этого Фаэтон осмотрел каждое строение. Они собрали исправные мозги и семена мозгов и начали восстанавливать, выращивать заново, очищать и увязывать в сеть. По расчётам Фаэтона, если распараллелить вычисления на все собранные сознания, уже через два дня вычислительная мощность лавки мыслей сможет потягаться с флигелем Радаманта, чего будет достаточно и для личной помощи каждому Сырому в поиске работы, и для автоматического исполнения самых рутинных поручений.

Также теперь Сырые смогут выходить в Ментальность (если, конечно, найдут сервер, ими не брезгующий) и связываться с чёрными рынками в обход Йронджо.

И опять непонятно, почему Сырые не попытались сделать то же сами и раньше.

Четвёртая смена отдраивала баржу — не потому что ржавчина на бортах мешала планам Фаэтона, нет, она просто выглядела противно.

Пятая группа отправлялась в воду, и Фаэтон отрядил в неё неоморфов с телами-баками — тех, у которых роль рук исполняли инструменты из коробов на корме. Они должны были найти и собрать среди оплетавшей дома паутины соединительных тканей и старых нервных путей ещё пригодный материал, что они выполнили, но при этом непрерывно, пронзительно и обстоятельно жалуясь друг другу по сверхсжатому инфразвуковому каналу. Принесённых мотков, всё же, хватало для прокладки силовых, световых, речевых и голосовых сетей по всей плавучей деревне. С протяжкой проводов автоматические паукоруки справились за пару часов.

А Фаэтон втайне мусолил мысль, что улучшения позволят самым сообразительным из Сырых открыть свои поисковые станции и магазины. Не нравится Фаэтонова придирчивость? Не любите одеваться опрятно, и приходить на работу трезвым и вовремя? Отлично! Открывайте своё предприятие! Чем больше Фаэтон выводил их, тем скорее кто-нибудь оттянет покупателей и разрушит монополию Йронджо.

На закате Фаэтон устроил церемонию. Все, кроме ночной смены, собрались на палубе, и Фаэтон указал на тёмные окна плававших вокруг домов жестом перезапуска.

В каждом окне, в каждой лампе загорелся свет, он дробился о водную рябь. Красота мешала спокойно дышать.

Вся деревня зданий хором выдала:

— Добро пожаловать, судари и сударыни! Мы спали, но теперь проснулись. С удовольствием исполним любое ваше пожелание!

И по знаку Фаэтона дома приструнёнными, но гулкими голосами затянули церемониальный гимн новосёлов из Четвёртой Эры.

Такое зрелище расширяло сердце. Фаэтон смущённо промокнул проступившую слезу гордости и увидел, как на обрыве опасливо молчала группка Сухих — кто наполовину голый, кто в крикливом балахоне из объявлений. Их приманила песня, а огни освещённой деревни заворожили.

Фаэтон с улыбкой на лице повернулся к своим работникам. Вот они, красавцы нарядные — эти в бурых куртках и штанах, те в белых туниках, вон там носят зелёные юбки и плёнки. Но почему же они сутулились? Зачем замызгали и измяли новую одежду, зачем завязали подолы рубах в узлы? Почему же не улыбались? Фаэтон рассчитывал, что освещённые жилища они оценят по достоинству. Неужели им нравится жить во тьме?

Взмахом руки Фаэтон окончил дневную смену и напомнил, что завтра ждёт всех трезвыми. Потом спустился в кормовую каюту баржи, где раньше Йронджо обитал и отдыхал.

Настало время осуществлять замысел дальше.

Каюта Йронджо была пуста, если исключить койку, структурный стержень, кувшин живой воды и мандалу, настроенную на аспекты окрестного мыслительного пространства — очевидно, для отслеживания звонков Софотеков, Наставников или полицейской активности. Йронджо себя не баловал — обстановка поскромнее, чем даже у остальных работников. Похоже, он удовольствовался крайне редким в Золотой Ойкумене ощущением всевластия.

На вешалке остался халат, из кармашков торчала дюжина медицинских карточек — Йронджо запрограммировал халат на операции и лечил пожилых изгоев. Увидев на поясе в стерильном чехле иглу для эвтаназии, Фаэтон нахмурился.

Напротив двери находился ряд узких иллюминаторов, с видом на залив и окружающие уступы. Стены по бокам не отличались умом, но знали пару слов, и отъезжали в сторону, если попросить.

За одной из них оказался художественный Деметрианский экран, удивительно изящное полотно, среди узоров из тёмно-синих плодов Деметры которого летали птицы из золота. Фаэтон бродил взглядом по узорам, но не имел нужного приёмника и вплетённые в экран звуковые струны не могли следовать за взглядом — они озадаченно щебетнули, издали пару духовых нот и затихли.

Истинный шедевр. Фаэтон не был достаточно знаком с изобразительной манерой и не мог вспомнить автора, но поразился вкусу Йронджо — не ожидал, что такая личность оценит столь задумчивое и неприземлённое полотно.

За стеной напротив укрылись три говорящих зеркала, и они включались от падающего света — когда стена отодвинулась, на зеркалах проступили образы трёх главных заказчиков Йронджо.

Фаэтон был готов — сияя доспехом, он выпрямился на восхитительном фоне Деметрианского экрана, представился и в двух словах объяснил положение вещей.

— Я намерен неукоснительно исполнить все контракты, уже заключённые вами с Йронджо — и доказательством этому пусть будет сегодняшняя работа. Надеюсь, вы согласны вести дела со мной так же, как раньше вели с ним. Я заменю Йронджо на несколько недель, пока он отбывает наказание. Что скажете, господа? Мы можем рассчитывать на взаимопонимание?

Каждый из троицы задал несколько вопросов, а потом выдал заказы на следующие дни — все, хоть и с опаской, выражали согласие. Каждый понимал, что если не оправдает доверие Фаэтона или откажется сотрудничать, то остальные двое радостно разделят его нишу.

Опознающий жест вывел на зеркала субтитры с именами. Человек слева с лицом кубового цвета оказался Семрисом. Извивающаяся масса воспалённых змей по центру звалась Антисемрисом. Справа был Нотор-Коток — кожух с механическими руками, украшенный эмблемой полуинвариантов. Семрис, судя по имени, родом с Юпитера, может быть с Ио. Антисемрис, ясное дело — побочное сознание или сын Семриса, переметнувшийся к Какофилам.

Ионийцы когда-то давно жили в диком и опасном мире, и не все отказались от диких и опасных личностей, даже когда планетарные инженеры укротили вулканизм луны Юпитера. (Труды одного из этих терраформистов — знаменитого Геаиуса Сцора Тучи из Тёмно-Серых — Фаэтон с ранних лет изучал и уважал.) Если Семрис действительно из последних диких Ионийцев, то он не считался с Наставниками. Коллегия уже давно заклеймила личностную структуру всего его племени как "неуправляемую и разрушительную".

Аналогично, Антисемрису тоже плевать на Наставников и их нормы. Он — чудак, возможно и член "Никогда не будем первыми". Что Семрис, что и Антисемрис — люди отчаянные, даже безумные, и Серебристо-Серый Фаэтон никогда бы таких не принял и не поддержал.

Нотор-Коток от них отличался — разговаривал то как Инвариант, то как Композиция. Фаэтон полагал, что он, или они, на самом деле — небольшое сборное сознание из пожертвованных мыслей родственников и друзей ссыльных. Они родили его, чтобы оно заботилось о изгоях — беседовало, помогало, искало подработки. Костяком существа стала безэмоциональная Инвариантная основа, стойкая к давлению Наставников. Фаэтон о таких случаях слышал.

Он продолжил:

— Господа, вы с удовольствием отметите, что я намерен улучшить местные условия труда, что без всякого сомнения повысит производительность, а больше всего эффективность труда подрывают крепкие опьянители и мечтания, замещающие личность. Думаю, Сырые обращаются к ним из отчаяния, ведь их жизнь так коротка.

Многочисленный кивок змеиных голов Антисемриса подтвердил:

— Слишком верно! Но что делать? Все ноуменальные слепки у Орфея.

— Господа, не секрет, что школа Хладнокровных с Нептуна хранит сознание на пластинах специального материала, и при температуре, близкой к абсолютно нулевой, данные личности в таких мозгах сохраняются веками. Эпохами, если дополнить их сверхпроводящую нервную ткань каскадными исправителями. Я предлагаю основать филиал Нептунской Школы прямо здесь. Нептунцы над Коллегией откровенно глумятся, и поэтому с поиском партнёров среди них затруднений возникнуть не должно. А после перед нами откроются новые рынки. Необходимость в переводчиках на нептунский и в программах Благотворительной композиции отпадёт. Вы отлично знаете, что внешние рынки жаждут даже простых мыслительных рабочих сил.

— Что вы предлагаете? — спросил Семрис.

— Господа, я прошу у вас поддержки. Вклад всего в шестьдесят пять тысяч секунд позволит приобрести канал связи если не с Нептуном или Нереидой, то хотя бы с масс-Легатом в их посольстве около города-роя в точке Лагранжа. Улучшенный поисковый механизм сможет собрать Нептунские заказы на труд — а дешёвой рабочей силы у нас предостаточно. По моим расчётам, вложение окупится через несколько дней.

Семрис ответил:

— Да, обещания новых рынков манят, но я имел дело с Нептунцами — они работали на Амальтее — и они проявили себя хитрыми, неприятными, и охочими до жестоких розыгрышей. Йронджо всегда выступал против идеи искать у них работу.

Змеи Антисемриса удивлённо переглядывались:

— Нептун далече! Подумай, сколько сигналу лететь через всю систему к ним, и обратно — и это на каждый запрос, на каждый отклик! Телепроекция невозможна, посекундный надзор невозможен.

Фаэтон возразил:

— Расстояния — не преграда, если передавать данные большими пакетами. Можно специализироваться в высококачественной обработке малоплотных данных. Посекундный надзор над Сырыми, надеюсь, после моего воспитания не потребуется.

Антисемрис всё ещё сомневался:

— Зачем так мутить воду? Прошлый уклад устраивал всех. Сырым идти некуда, а перемены могут всё испортить! Зачем бесить Наставников больше, чем должно? Мы целы только потому, что у них терпения не хватает выдавить нас всех. Нет, наш плосколобый Семрис наконец-то изрёк нечто дельное, хоть и случайно.

Нотор же сказал так:

— Удержание ментального здоровья изгнанных на оптимальном или околооптимальном уровне по шкале Кессика — для меня высокоприоритетная задача. Увеличенный срок жизни и новый рынок этому поспособствуют. Мотивы Фаэтона мне всё же непонятны. Для желаемого эффекта план найти заказы у Нептунцев кажется непропорциональным.

— Мистер Нотор, но вы же не возражаете против связи с Нептуном самой по себе?

— Разрешите ответить метафорой. Я приму любую жгучую монету. (Это был намёк на валюту из антиматерии.)

За спиной Фаэтона раздалось птичье пение — видимо, кто-то из собеседников взглянул на сине-золотое полотно, и через движения зрачков экран разгадал его настроение. Теперь понятно, с какой целью Йронджо держал такую красоту. Фаэтон, хоть и не был знаком со значением трелей и настройкой датчиков чувств этого гобелена, отгадать эмоцию смог.

Стараясь не улыбаться, Фаэтон раскланялся с Семрисом и Антисемрисом:

— Господа, если предложение вас не заинтересовало, то прошу оставить нас наедине с мистером Нотором — мы хотим обсудить взаимные выгоды…

Семрисы тут же наперебой пожелали обсудить предложение поподробнее.

Всего через час денег у Фаэтона хватало на звонок до Нептуна.

Он заслонил стеной два зеркала. Взглянув на структурный стержень, он успокоил себя и сосредоточил в сознании собственные цели. Потом повернулся к зеркалу и позвонил.

В нынешнем положении планет до легата Нептуна в посольстве около Юпитера сигнал шёл шестнадцать минут. Фаэтон задержку ожидал.

Но ещё пять минут Фаэтон ничего не делал, пока диалоговое древо посланника развёртывалось в ограниченном объёме памяти магазина мыслей.

Ещё полминуты антивирусы, нейтрализаторы и цензоры проверяли каждую строчку древа на вирусы и прочие неожиданности. Обычно это излишне, но с Нептунцами стоило перестраховаться.

Задержка ощутимая. Радамант за это время произвёл бы миллион операций первого порядка, а Западный Разум — в сто раз больше. Прошло почти шесть минут, и Фаэтон поразился собственной нищете. Он жил как какой-то пережиток истории — без пяти минут как подданный королевы Виктории из Третьей Эры.

Как же древние британцы, или ещё более древние римляне и афиняне Второй Эры (столь любимые в симуляциях Серебристо-Серых) терпели всю эту тоску, медлительность и беспорядок? С чем они встречали смерть, болезни, несправедливости, горе, страдания? Как они выдерживали одиночество базовой нейроформы без возможности подключиться к масс-сознанию?

И как они развивали разум без ноэтики, ноуменальной технологии, без представления о психиатрических правках и самоанализе? Неужели для воспитания добродетелей им хватало усилия воли?

На зеркале проступил символ Хладнокровной школы Тритонской нейроформы — посланник подготовился. Фаэтон глубоко вдохнул, повторил про себя самогипнотизирующую мантру Чародеев в последний раз и уподобил себя со сталью. Кто только что восхищался стойкостью смертных людей прошлого? Теперь и он смертен, и его стойкость сейчас испытают.

— Добрый вечер.

На приветствие не ответили. (Фаэтон ещё не привык к отсутствию переводчика на другие форматы и эстетики.) Он попробовал иначе:

— Начали. Давай. Запуск. Я готов. Озвучить. Прошу.

— Это посланник. Я несу мнение верований и взглядов, ныне господствующих в Нептунской школе. Я отвечу на ваши вопросы и подстрекательства, если мои писатели (если они есть) предугадали их и сочинили достойный ответ. Этот пономарь может гибко преобразовывать реплики под смысл разговора — если захочет. Если ваш вопрос будет неожиданным, то в ответ ждите бредовый фонтан чуши. С другой стороны, если я вдруг — самоосознающая сущность, то отвечать буду не заготовленными фразами, а тем, что придёт в голову разуму, цель которого — изощрённо разыграть вас за ваш же счёт. (Напоминаю, что стирать самоосознающие сущности из буфера связи — убийство. Рядом могут бродить констебли.)

Фаэтон такого не ожидал. Он моргнул пару раз и спросил:

— Прошу извинить, но вы действительно осознаёте себя?

— Я запрограммирован ответить "да".

Фаэтон проверил объём, отведённый под диалоговое древо — места оно занимало немало. Достаточно ли его для самоссылающейся (следовательно, самоосознающей) программы? Едва ли, но с хорошим архиватором возможно. Стирать то, что может себя осознавать, весьма опрометчиво, но с другой стороны, занять большую часть памяти неразумным древом, которое никто не отважился удалить — вполне в духе Нептунцев.

Посланник добавил:

— И пожалуйста, не пытайтесь переложить бремя доказательства на меня. Закон против убийств первой степени не говорит, что те, кто не могут доказать собственную разумность, обязаны тут же умереть.

Шутка вышла особенно жестокой — Фаэтон, выходя на связь, сам рисковал тут же умереть. Вдруг агенты Молчаливой Ойкумены подслушивают?

— Расскажите мне кратко, кто сейчас правит, или удерживает большую часть влияния в Думе?

"Думой" [12] на Нептуне назывался институт власти. Для личного присутствия на заседаниях Нептунцы слишком разбросаны, и поэтому они отсылали клиентурные разумы и парциалов, а те переплетались в одно сознание. Оно кипело, бурлило, пыталось придти к единому мнению, производило ипостаси единодушия (или несколько таких разом), чьи указы влияли на взгляды Нептунцев. Дума была не парламентом, а скорее базаром идей.

Нептунцы, правда, отличались самодурством, и вкладывали в представителей не желание договориться, а слепую упёртость. Сознание из таких кусочков получалось откровенно безумным, оно преследовало противоречащие цели разом, а на прошения и новые мысли отвечало то никак, то с чрезмерным рвением. Нептунцы так и не научили Думу логике — такая форма власти нептунским Герцогам и Анахоретам казалась куда веселее обычной.

Разветвлённое послание ответило:

— Недавно выросла популярность Серебристо-Серых. Сейчас это главная школа, а за ней, с большим отрывом, идёт Школа Терпеливого Разлада.

У Фаэтона глаза на лоб полезли.

— Серебристо-Серая школа? Как такое возможно?

Насколько он знал, среди спятивших умов Нептуна Серебристо-Серых не было вообще.

Посланник продолжил:

— Множество ассоциативных связей и бесед внутри Думы заняты темами, которые предложил Диомед из Нереид. Недавно он посрамил Наставников Земли и своей бедностью вынудил их его озолотить. Диомед и Ксенофон временно сплелись в Неоптолема, и Неоптолем перехитрил Цереброваскуляру по имени Колесо Жизни. Теперь он владеет исполинским кораблём, под названием "Феникс Побеждающий". Триллионы тонн твёрдого антиводорода, крисадамантия, биологических и нанобиологических веществ, и разум корабля в миллионы циклов, с огромным набором программ и бескрайним объёмом памяти — всё его. Эта победа принесла Диомеду и его сыну Неоптолему немалый авторитет. Диомед в завещании указал, что основывает фонд, продвигающий взгляды Серебристо-Серой школы среди Думы. Он послужит памятником его другу, которого Наставники несправедливо обрекли на смерть в изгнании.

— Можно связаться с Диомедом? Вы можете говорить от его имени?

— Во мне есть шаблоны основных цепей сознания Думы, и Диомедова — в их числе, поэтому я могу притвориться им и попробовать предсказать его ответы, будь он на моём месте. Когда послание вернётся в посольство, Диомед сможет либо подтвердить, либо отказаться от заверений, сделанных от его имени. Если он их примет, меня встроят в его память, и он будет уверен, что сам их озвучил. Однако обязан напомнить — Диомеда как отдельной личности на момент последней сборки не было, он всё ещё часть Композиции. Представители Ксенофона и Диомеда не могут решить, как поделить между собой разум Неоптолема, и мысли ещё не распутаны на две личности. Иными словами — Неоптолем ещё не разрешился. [13]

— О чём они спорят? О корабле?

— Терпеливый Разлад хочет разобрать корабль и раздать богатство голодающим за Нептуном. Серебристо-Серые хотят основать колонию у соседней звезды. Затея Терпеливого Разлада напитает нищающую экономику Нептуна, а план Полунеоптолема Семидиомеда — организовать экспедицию — высосет из неё все оставшиеся соки. Терпеливый Разлад уверяет, что кризис в экономике был по большей части как раз был вызван вкладами в начинания Фаэтона.

Тут их прервал звон. Панель отъехала, открыв левое зеркало, на нём появился змеиный клубок Антисемриса.

— Простите что встреваю, но я, вкладчик, только что доверил Вам немалый объём денег, и ума не приложу — почему вы болтаете о политике с автоматом? Мы потратились на посланника ради поиска заказов! И не утруждайтесь рассказывать о влиянии Думы на их рынки — вас должны интересовать не их дрязги, а плата за отредактированную строку!

Фаэтон ответил резко:

— Ваше вторжение недозволительно и едва законно. Этой выходкой вы решили показать, что следите за мной? Не отвечайте. Наши соглашения отменяются.

— Ха! Слезь со своей спеси! Семрис и Нотор, когда узнают, на что тратятся их деньги, тоже всё отменят!

— У вас нет опыта в переговорах с Нептуном, а у меня есть. Посланник обновит их переговорные базы данных — он запоминает всё, и поскольку вы предпочли не связаться со мной лично, а нахально вторглись посреди беседы, вы раскрыли им наши нужды. Это крайне усложнит переговоры и повлияет на все будущие сделки с ними. Сейчас вы вредите и себе, и моим интересам куда больше, чем раньше, так что если не можете вести себя вежливо, сэр, так хотя бы помолчите!

Антисемрис захохотал на дюжину шипящих голосов.

— Кончай меня канифолить! Наслаждайся беседой со своим любимым Нептышем, поскольку в посольство я его не верну. Вы отрезаны и от вклада, и от орбитального радиолазера.

— У вас в одиночку нет такой власти, на это нужно согласие Семриса и Нотора, и я, будьте уверены, получу их согласие на исключение вас из всех последующих встреч — итог беседы, которую вы так бестактно прервали, будет достаточным доводом.

Змеи Антисемриса скорчились, некоторые показали клыки.

— Ха-ха. Давай. Удиви меня. Выболтай у них миллион.

Фаэтон повернулся к среднему зеркалу.

— Посланник! Предполагаю, что основное затруднение для экспедиции — нехватка квалифицированного экипажа?

— Верно. Наставники запретили Библиотекам Внутренних Планет предоставлять нам шаблоны и навыки терраформистов, внеполостных астрономов, физиков высоких энергий и Целеритологов. Пилота у нас тоже нет. Более того, корабль создан для базовой нейроформы, и интерфейсы не подходят для Нептунского строя сознания и восприятия времени. Необходимы переходники, и для этого нужно переделать каждую программу, а в некоторых случаях — каждую строку, и без Софотека это займёт огромное количество человекочасов, которое нам не по карману. Без помощи экспертов мы не можем лететь на задуманных скоростях. В этом — основной недостаток замысла Диомеда.

— Что если я найду вам дешёвых переводчиков форматов?

— С подходящими интерфейсами мы сможем загрузить личности в экипажное подсознание корабля, и запрограммировать умные среды для сохранения любой оформленной экипажем клеточной жизни. Однако полётные свойства корабля, в том числе масса и длина, при достижении околосветовых скоростей значительно изменятся с точки зрения внешней системы координат. Для корабля подобное преобразование претерпит остальная вселенная, что повлияет на все объекты и частицы, связанные с внешним миром — например, системы связи и датчики. Это повлияет и на контроль выхлопа, и на защиту от столкновений. Необходимо разработать специальную ветвь тахицелерики для переоткрытия того, что придумал конструктор судна — этих сведений в архивах корабля нет. Мы не можем их предоставить.

— У меня они есть.

— Тогда мы сможем перевести форматы и записать экипаж Нептунцев, но без капитана это бесполезная возня. Капитан должен ориентироваться между звёзд, управлять перестройкой планет и владеть программами контроля высоких энергий.

— Я это могу. Я водил корабль.

— Обязан напомнить, что хотя я просто древо сообщений, и потому неспособно на суждения, позже разговор проверит живой оператор. Если он найдёт нелогичные заявления и обман, все договорённости будут отменены.

— Почему вы подозреваете меня в обмане?

— Этим кораблём управлял только один.

— И это я.

— Это был создатель корабля Фаэтон Радамант.

— Я Фаэтон.

Тут клубок змей Антисемриса чуть не подавился (признаться, Фаэтон о нём уже забыл). Фаэтон не умел читать змеиную мимику, и мог только гадать, какое чувство соответствует судороге всего змеиного узла. Крайнее удивление? Вполне возможно.

Антисемрис заголосил:

— Ты — тот самый Фаэтон! Анмойкотеп приказала почитать тебя! Настоящий Фаэтон!

Фаэтон сказал беспомощно:

— Мы же представлялись. Вы должны были знать…

— Сщщщ! У нас полно братьев, что сменили имена, или записали вашу память! Я, когда броню эту дурацкую увидел, подумал — придурок какой-то, попытался, видимо, позвонить настоящему Фаэтону, вот его и изгнали.

Разумеется. Антисемрис тоже под запретом, не таким строгим, как у Фаэтона, но его достаточно, чтобы держать подальше от приличного общества и Ментальности. Фаэтон так и не привык, что изгои и отбросы, вроде него и Антисемриса, не могли подтверждать личности и быть уверены в чистоте мыслей другого — поэтому тут так много обманов и непонимания. Понятно, почему Антисемрис так охотно отслеживает и подозревает.

Фаэтон сказал:

— Значит, вы всё-таки согласны помочь наладить связь с Нептуном?

Антисемрис ответил:

— Почему нет? Кому хватит сил нас остановить?

Фаэтон обратился к посланнику:

— Я прошу о назначении меня на роль капитана "Феникса Побеждающего". Думаю, резюме писать нужды нет. Также моя артель способна перевести форматы на нептунский лад. Наймёт ли Дума меня и моих рабочих?

— Вопрос о принадлежности корабля ещё не разрешён, и моя способность предсказывать невелика, но считаю, что после такого предложения основные цепи мысли в Думе примут замысел Серебристо-Серых и изберут Диомеда. В таком случае вы можете рассчитывать на повышенный оклад. Но как вы подтвердите качество работы? Сырые известны своей ленью.

— Я считаю, в ней повинна их безнадёжная судьба. Сырые изменятся, если переселить их личности в Нептунские хранилища. Прошу вас принять затраты на этот акт метаэмпсихозиса, поскольку это единственный способ ознакомить рабочих с Нептунской архитектурой сознания. Также прошу оплатить затраты на перевозку меня отсюда к Фениксу.

— Я практически уверен, что начальство согласится.

— И всё же — вы действительно осознаёте себя?

— Я запрограммирован ответить "да".

— В таком случае передаю команду на возвращение вам, и прошу самостоятельно решиться на пересылку из буфера связи в посольство. В случае вашей гибели я виновен перед законом Ойкумены не буду.

Символ посланника отсалютовал и пропал с центрального зеркала.

Слева головы Антисемриса кивали — наверное, одобрительно.

— Так, так. Настоящий Фаэтон! Ну надо же! Похоже вы скоро возглавите корабль — и кто вас остановит, а?

Тут стена раскрылась до конца, и правое зеркало показало три бронированные головы стервятника. Раздался грубый голос боевого киборга:

— Фаэтон! На связи остаток Композиции Воителей. Я узнал, что кто-то только что прочитал мои журналы — наверняка с целью найти тебя. Действие прошло на миллионных скоростях, так что это Софотек, причём весьма мощный. Мой побочный разум сейчас общается с полицией. Их констебль, по имени Пурсивант, уверяет, что сделать они ничего не могут, и основывает отказ на том, что прочтение моих журналов законно. Похоже, мои права на личную тайну не распространялись на прошлых пассажиров, и есть лазейка, которая позволяет покупателям проверять планы полётов и бортовые записи — даже те, с которыми они не связаны.

Фаэтон ответил:

— Должен предупредить, что Констебль Пурсивант на самом деле — вымышленный персонаж. Прецептрикс местного командорства рассказал мне, что под этой личностью любой гражданин может добровольно помочь полиции. Нужные навыки и память идут в комплекте.

— Полагаю, нет проверок на то, кто примеряет эту личность?

— Зачем утруждаться?

— Понял. Со времён молодости люди действительно стали куда мирнее и доверчивей. Значит, Пурсивант лгал?

— Не уверен. Он приходил и ко мне. Потом в командорстве записей о визите не нашлось.

Стервятники спросили:

— И ты подозреваешь эту свою выдуманную расу с чужой звезды?

— Это Молчаливая Ойкумена.

И киборг, и Антисемрис удивлённо дёрнулись. Жест человеческий, атавизм нервной системы. Глубоко внутри они оба были людьми, несмотря на звериные головы.

Три крючковатых клюва щёлкнули.

— Та Ойкумена мертва.

— Такое и про Композицию Воителей говорят.

— Уж не считаешь ли ты, что они восстали из чёрной дыры ради моих журналов? Даже если так, почему констебли не в ответе? Почему они не раскопали в архиве Аткинса?

— Аткинс не в архиве. Я его видел.

— Ах! Ях! Если Аткинс снова ходит по земле, то битв и смерти долго ждать не придётся!

Фаэтон взглянул в красные глаза падальщика. Оно хотело войны? Сочувствие к киборгу сразу улетучилось.

Антисемрис не желал остаться в стороне.

— Эй, башка птичья! Вы тут оба околесицу несёте. Это розыгрыш маскарадный. Такого Наставники не допустят.

— Они не всесильны — ответила Композиция.

Фаэтон спросил:

— Некто прочитал журналы — обращение должно оставить запись. Что в ней сказано?

— Пришелец был под маскарадным протоколом и представился псевдонимом.

— И под каким?

— Под вашим. Он зовётся Фаэтон Радамант.

Фаэтон нахмурился. Почему его имя? Загадка.

— Уж не представился ли он мной, чтобы добраться до журнала? Ты меня ведь тоже перевозил.

— Официально — нет. Я записал тебя в категорию "безбилетные".

— Но дыра в законе не позволит просто переодеться пассажиром, нужно действительно им быть. Так что если меня не решил выслеживать Глубинный…

— Но я сюда кого-то отвёз. Не Глубинного, а человека.

— Сюда? На Талайманнар? Кого?

Воитель не ответил:

— Зря ты раскрыл убежище. Эта линия небезопасна.

Все головы Антисемрисы взглянули в сторону. Его экран потемнел, проступили белые буквы:

ФАЭТОН, ПРОСТИ, НО ОНИ ПРЕДЛОЖИЛИ ШЕСТЬСОТ ТЫСЯЧ СЕКУНД И ПОЗВОЛИЛИ ВЕРНУТЬСЯ, ЕСЛИ Я ПЕРЕСТАНУ ПОМОГАТЬ ТЕБЕ. СВЯЗЫВАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ, ТАК ЧТО НЕ ЗВОНИ.

Фаэтон ничего не понял. Антисемрис помогал Молчаливым? Нет, бред. Видимо, между Наставниками и Антисемрисом произошёл сверхскоростной разговор, и его подкупили. Фаэтон опять потерял связь с Нептуном…

Тут окна по правую руку осветились пожаром.

Раздался взрыв.

Фаэтон подбежал к иллюминатору и взглянул наружу.

На вершине уступов на другой стороне залива он увидел кладбище домов, где он утром сознания собирал. Кладбище горело.

На секунду показалось, что на фоне тёмного неба пролетела человеческая фигура в чёрном камуфляже. Она упала на кладбище и со вспышкой зарылась в обрыв.

Пока Фаэтон недоумённо моргал и думал, что же произошло, раздался очередной взрыв. Он сотряс худосочные остовы-раковины покойных домов. Из окон пылал огонь, здания, одно за одним, заваливались к земле.

Потом шум пожара услышать было нельзя — все дома в плавучей деревне, недавно оживлённые Фаэтоном, завопили от ужаса.