Феникс. Напряжение

Глава 12

Глава двенадцатая.

Год «ч-1,75», территория бывшей России

Иванов Александр, школьник, страдающий раздвоением личности.

Насчет спортивного зала мне удалось договориться с ИО председателя нашего ТСЖ за пятнадцать минут. Он пообещал оформить договор аренды с детской спортивной секцией за символическую сумму в один рубль в месяц, а вот пятнадцать тысяч рублей, пересылаемые на его личную карту ежемесячно, по предоплате, остались вне рамок правового поля.

Первое занятие в спортивной секции было посвящено уборке, загаженного бывшими обитателями, просторного тренировочного зала. Судя по вынесенному на помойку мусору, основным оружием самообороны адептов секции «Реальный уличный бой» были пустые водочные бутылки и пластиковые «полторашки» из-под пива.

Занятия в секции хромоногий Орлов Виталий Ефимович проводил…очень жестко и очень необычно, да так, что через неделю на занятие пришло около ста человек. Орлов удивленно хмыкнул, после чего составил новое расписание, разбросав желающих овладеть боевыми приемами рукопашного боя на четыре группы. Через месяц оставшихся людей снова свели в одну спортивную группу, численностью в двадцать пять человек. Конечно, невероятно увлекательно уметь убить человека одним ударом, плохо заточенного карандаша, но чтобы дожить до того момента, когда тренер начнет показывать что-то новое, надо пройти через полтора часа настоящего ада.

А вот попытки этих двадцати пяти человек, прошедших отбор первых, самых сложных, занятий, прекратить посещать секцию, я пресекал, не обращая внимания на стоны, крики, жалобы и заявления типа «Вы не имеете права!». К ослабевшему духом товарищу подходили три, а если надо, и четыре товарища, которые помогали ему преодолеть физическую или духовную слабость, и приводили в ставшую одной большой семьей, секцию, на очередные занятия.

Скажете, что все это неправильно и нельзя заставлять человека заниматься делом, которым он не хочет заниматься? Наплевать на ваше мнение, ради высокой цели мнение одиночки особого значения не имеет, тем более, что это все делается в его же интересах.

Были слезы, истерики, угрозы написать заявление и, даже, самоубиться, но все было бесполезно. Слабого духом товарища вылавливали и вели на занятия в секцию. Девочку, которая имела глупость попытаться напугать меня с суицидом, я лично крепко взял за руку и отвел в криминальное отделение судебно-медицинской экспертной службы, а в просторечии, морг. Мы ворвались через неохраняемые грузовые ворота и побежали по коридорам, пока, растерявшиеся санитары пытались понять, что происходит. Догнали нас у входа в подвал, не дав спуститься в самые закрома, но штабеля не невостребованных тел моя спутница успела рассмотреть. Когда нас привели в кабинет главного врача, я, с самыми честными глазами, сказал, что мы потерялись, войдя не в ту дверь, а потом просто испугались, напоровшись на каталки со свежими покойниками. Моя спутница ничего не сказала, она стояла, крепко вцепившись в меня, а ее глаза были устремлены куда-то в бесконечность. Наслушавшись моего вранья, старый начальник патологоанатомов велел вытолкать нас взашей и не раздувать историю, а санитарам, в следующий раз, тщательно запирать двери на спецобъект повышенной биологической защиты.

— Ну что, Алиса? Все еще хочешь отравиться, а потом лежать на прозекторском столе, выпотрошенная от лобка до языка, да еще и со вскрытым черепом? — спросил я свою спутницу после того, как нас отпустили, и у девушки началась истерика. От трех попыток пнуть меня я легко увернулся, после чего, со смехом, бросился наутек. Задохнулась Алиса метров через двести, остановилась, и согнулась, уперев руки в колени, болезненно скрючившись от боли в левом боку и судорожно хватая воздух, которого так не хватало, горящим легким.

Я подкрался сзади к жертве собственного гнева, обхватил ее руками и зашептал в ухо:

— Ну вот, а ходила бы постоянно на тренировки, то догнала бы меня и двумя ударами уложила бы меня в грязь. Я же хочу, чтобы ты жила долго и счастливо, до глубокой старости и ни одна сволочь не смела бросить косой взгляд в твою сторону, и для этого я буду заставлять тебя ходить в секцию и заниматься, пока ты не поймешь, что ты сама этого хочешь, что это тебе нужно.

— Всё, всё, Иванов, я тебя поняла. — Алиса попыталась сбросить мои руки со своих плеч, но получилось это у нее с третьего раза, когда я сам решил, что хватит виснуть на девушке: — Буду я ходить в вашу чертову секцию, подыхать буду, но все равно приду. Только не надо на мне больше такие эксперименты ставить, хорошо?

Утро.

Теперь я встаю в пять утра, пяти часов сна моему организму вполне хватает.

Стараясь двигаться тихо, чтобы не разбудить, спящих в своей комнате родителей, я одеваюсь в полной темноте, и выхожу из квартиры, заперев за собой дверь. На первом этаже, возле почтовых ящиков, меня ждет, сладко потягиваясь, Таня Белохвостикова, одетая в черный, облегающий стройное тело, спортивный костюм и, такого же цвета, коротенькую курточку-ветровку, с белым принтом на спине — улетающая на метле в сторону луны, смеющаяся молоденькая ведьма.

Поцеловав меня в щеку, сладкими, с клубничным вкусом, губами, Таня открывает дверь подъезда и бежит в сторону, оплетенных колючей проволокой, металлических ворот на выезде из двора, а я устремляюсь вслед за девушкой. Мне нравится бежать сзади — на фоне белого снега стройные, черные Танины ножки, да и вся стремительная фигура, выглядят особенно привлекательно.

Уже два месяца мы бегали каждый день по узким тропинкам необустроенного берега, раскинувшегося на несколько километров, до границы земель железной дороги. И, если первые дни мы большую часть времени шли, пытаясь отдышаться, то теперь, по прошествии двух месяцев мы находили в себе силы бегать в течение часа. Не знаю, какие муки испытывала Таня, заставляя себя каждое утро, в любую погоду, в пять часов утра, выходить на пробежку, но если бы не она, я бы уже бросил этот, адский для подростка, труд. Но, я не мог показать себя более слабым, чем эта девушка, которая решила слепить из себя новую Никиту. Она ни разу не пропустила тренировку, ни разу не сказала, что у нее что-то болит, что ей все надоело. О том, что Таня не железная, я узнал случайно, подслушав разговор моей и ее мам, на нашей кухне, за «рюмкой чая». Это было в самом начале наших тренировок у школьного преподавателя ОБЖ Виталия Ефимовича, колченогого инвалида, на поверку оказавшегося ветераном войны, для которого свернуть человеку голову было делом двух секунд.

Срывающимся, трагическим шепотом, танина мама рассказывала моей, как ее дочь плачет по ночам от боли во всем теле, а домашние запасы согревающих и прочих фастумгелей убывают с ужасающей быстротой.

Танина мама — Елена Викторовна, побоявшись возвращаться в свою старую квартиру, тем более, что их дом, практически сразу, был захвачен переселенцами, сняла квартиру в нашем подъезде у семьи, уехавшей на Запад. Те, новые эвакуанты нашей, новейшей истории, были счастливы сдать квартиру приличной семье, длительно, хотя и за, весьма скромные, деньги, так как, иных вариантов распорядиться своим жильем у них, все равно, не оставалось. Граждане страны в нашем городе квартиры только продавали или сдавали, зато покупатели были, сплошь и рядом, новые жители культурной автономии, а сеть была полна горестных историй из уст обобранных продавцов. Исходя из учения Небесного творца, что обмануть не брата по вере, грехом не считается, новые «земляки» старались вовсю. Особой удачей для продавца квартиры считалось получить хоть какие-то деньги от сделки и благополучно уехать, поэтому попытки продать недвижимость прекратились практически сразу, и в ход пошли захваты квартир, а потом подъездов и целых домов.

Полиция, которая не могла понять, по каким законам она должна действовать, все свои силы направила на защиту исключительно себя и тех структур, которые были готовы платить за защиту, заявителей с жалобами о захвате имущества перенаправляла в районные суды, объясняя, что это исключительно гражданские дела, взаимоотношения равных сторон, поэтому у полиции нет полномочий как-то вмешиваться в эти взаимоотношения. Судебный департамент культурной автономии, взвинтив размер пошлины за обращение в суд, отмел значительную часть жалобщиков, которые потеряв работу и имущество, просто не имели возможности заплатить несколько тысяч рублей за подачу иска. Теоретически, каждый имел право подать заявление об отсрочке в уплате государственной пошлины, но эти вопросы требовали большого количества справок и выписок, и рассматривались на заседании специальной комиссии, с производительностью в три заявления в день, так что эта мера поддержки малоимущих граждан быстро превратилась в профанацию.

В дополнение ко всему, произошло обрушение серверов бюро государственной регистрации, так как бригада мигрантов тянула трубы к новому поселку для переселенцев, не имея понятия о наличии такого документа как выкипировка из плана земельного участка, умудрившись за сутки оборвать три подземных кабеля и линию водовода.

Государственная база учета объектов недвижимости, хранившаяся на отключившихся серверах, рухнула, электронная копия базы данных, снимавшаяся с оригинала ежедневно, оказалась скомпрометирована неизвестными хакерами, в результате чего, единственным подтверждением права на квартиры и дома оказались бумажные документы, которые государство перестало выдавать несколько лет назад, у остальных собственников на руках не осталось практически ничего. В условиях этого правового хаоса, про который, почему-то, не писали федеральные каналы и средства массовой информации, стихийно, стали формироваться анклавы. Нашему дому не повезло — мы жили в новом, не самом престижном районе, в котором Европейский союз, через своих представителей, с удовольствием скупал квартиры для переселенцев, еще на стадии котлована, целыми пакетами. В дополнение к этому, в огромное офисное здание под самыми нашими окнами, за сутки, переделанное под общежитие для рабочих, вселили несколько сот молодых, одиноких мигрантов мужского пола, что мгновенно изменило соотношение сил не в пользу аборигенов. Наш дом был крайним, в длинном ряду новостроек, раскинувшихся на берегу Реки, тем более, что с самого начала группа активистов из числа жильцов, укрепила ворота, залатала забор и заставила председателя ТСЖ раскошелиться на новые камеры системы видеонаблюдения, которые теперь были установлены не только на подъездах, основном и пожарном выезде, но и перекрыли подходы к дому, а установленная на крыше, установка кругового обзора, теперь держала под наблюдением весь жилмассив. Пропавший два месяца назад председатель ТСЖ Михаил Павлович Бобков, так и не был обнаружен, несмотря на то, что я обращался к своему знакомому, старшему детективу криминальной полиции Новицкому Владимиру Алексеевичу. Тот обещал навести справки, но, через три дня сообщил, что никаких результатов нет, так как в криминальных группах новых переселенцев оперативные позиции местной полиции откровенно слабы. Бывший заместитель Бобкова, ставший ИО, резко увеличил платежи на содержание дома, внес в платежную квитанцию новую строку — «Отчисления в пользу религиозно –культурной автономии „Дети небесного отца“ десять процентов от дохода», а также объявил о проведении срочного ремонта технического этажа. На ремонт этажа жильцы деньги сдали, а вот столбец «Отчисление в пользу…» дружно проигнорировали. Исполняющий обязанности председателя ТСЖ поддержал каждого, высказываясь, что этот платеж незаконен, но после этого на домашние и сотовые телефоны «отказников» начались звонки, где люди, плохо говорящие на титульном языке задавали странные вопросы, типа «Не боишься ли ты бродить по вечерам» и «Во сколько твой ребенок возвращается из школы?».

Через месяц, по требованию ревизора ТСЖ, было проведено срочное общее собрание жильцов, на котором «инициативней» предъявили акт обследования технического этажа, на ремонт которого ИО председателя потратил два миллиона рублей. Согласно обследованию, проведенному лицензированными специалистами из строительной академии, следов проведения ремонтных работ обнаружено не было, кроме десятка мешков с песком и парочки с, превратившимся в монолит, отсыревшим цементом «М-100».

Через десять минут общим голосованием ИО председателя ТСЖ и его супруга, работавшая под его крылом кассиром, были сняты с должностей, а «инициативной группе» было поручено направить заявление в полицию о привлечении проворовавшегося управдома к уголовной ответственности.

Той же ночью ИО председателя с семьей убыл в неизвестном направлении, оставив у дверей своей квартиры пакет с мусором и испуганно мяукающего, рыжего кота.

А через несколько дней, к новому председателю ТСЖ, избранному из числа членов «инициативной группы» прибыла делегация из представителей трех соседних домов. Поводом для тайных переговоров стала агрессивность новых соседей, правдами или неправдами, заселяющихся в эти дома. И если костры в подъездах и молодежь, не дающая никому пройти, вызывала злость, но не вспышку гнева, то разделение детской площадки на две половины, где слева гуляло три десятка «правильных» малышей со своими мамами, закутанными до самых глаз в плотную ткань, а с другой стороны — все прочие, вызвало твердое решение что-то менять.

Предложенный боевитым правлением нашего дома план совместных действий показался соседям слишком радикальным и одна делегация ушла, а вот две — остались.

Откуда я это знаю? Знаю, потому что интересовался, крутился в правлении, выполнял мелкие поручения и постепенно стал «вхож».

Сегодня, на двенадцать часов дня намечено выполнение «Плана номер один», разработанного силами правления нашего ТСЖ, в которое, по совершеннейшей случайности, были избраны один майор и один капитан, ушедшие на пенсию из вооруженных сил. Судя по обветренным лицам

По скромным званиям отставников, мне было понятно, что дядьки не сидели двадцать лет по гарнизонам, а кое-где повоевали, и имели свое мнение, ибо, ничто так не отдаляет военного человека от больших звезд на погонах, как наличие своего мнения.

Согласно спискам нашего ТСЖ, в нашем доме стояли пустыми сорок шесть квартир, причем девять из них принадлежали структурам Евросоюза, и были скуплены единым блоком еще на фазе строительства, предназначены для заселения беженцами из дальнего зарубежья, одна принадлежала сбежавшему председателю, а оставшиеся тридцать шесть, стояли пустыми, так как их владельцы убыли центральные области России, переждать трудные времена.

С этими людьми были проведены переговоры, из которых следовало, что ТСЖ берет на себя сдачу их квартир в долгосрочную аренду, с перечислением ежемесячной платы на реквизиты, которые владельцы квартир укажут. Те, бывшие соседи, что не были согласны на сдачу своих квартир неизвестно кому, хотя и под контролем ТСЖ, было заявлено, что от их согласия мало что зависит, квартиры все едино будут сданы желающим. Разница лишь в том, что новые релоканты будут получать какую-то, гарантированную ТСЖ, сумму, или эти деньги будут скапливаться на счетах ТСЖ, с возможностью перечисления их владельцам после окончания местных неурядиц. Деньги за аренду квартиры бывшего председателя ТСЖ было решено переводить на счет товарищества в счет погашения ущерба. Одновременно, на сайте частных объявлений «Начальная жизнь» было размещено объявление, что жилой комплекс сдает в аренду жилые помещения в новых домах, полным семьям с местной или областной пропиской. Гарантировалась безопасность в пределах закрытой территории, круглосуточная охрана. В качестве требований было указано военная служба в прошлом, занятия спортом, готовность к дежурствам по охране территории жилищного комплекса и участие в самозащите жителями комплекса своих конституционных прав. Решение о заключении договора аренды по факту собеседования.

Одним из первых арендаторов, заселившихся в пустующую квартиру нашего дома был мой учитель ОБЖ Орлов Виталий Ефимович, который с удовольствием переехал из сырого домишки в частном секторе, в котором он ютился с семьей в ожидании жилищного сертификата от министерства обороны.

Кроме арендаторов первой очереди, формировался список из желающих вселиться в квартиры соседних домов, число свободных или подлежащих освобождению, приближалось к двум сотням. Эти кандидаты на заселение должны были готовы в любой момент выехать в наш жилищный комплекс, и участия в подготовительных мероприятиях, заселиться в освобожденные квартиры.

И вот утром воскресенья, около шести утра мы, уставшие, но довольные, возвращались после утренней пробежки по своим квартирам. Во дворе, на небольшой спортивной площадке, ежась под ноябрьским ветерком, поднимали ноги вперед и вверх четыре десятка мужчин и несколько девушек и молодых женщин. Это новообразованная «Группа здоровья» под руководством моего преподавателя ОБЖ Орлова восстанавливала свои физические кондиции.

Около девяти часов утра, когда я, после завтрака, занимался уроками, а родители, расслабленно, пили кофе на кухне, под окнами моей комнаты раздался басовитый звуковой сигнал. Я отдернул легкую занавеску и припал носом к окну — на просторный двор бывшей транспортной компании, превращенной новыми хозяевами в общежитие для рабочих, въезжал десяток автобусов, а из здания «общаги» начинали выбегать люди с большими спортивными сумками и баулами, торопясь занять самые удобные места в автобусах.

Я потянулся к смартфону и вошел в чат правления ТСЖ, где набил сообщение 'К соседям въехали девять автобусов, люди собираются с вещами. Это означало, что через двадцать минут четыре сотни молодых людей отъедут в Северном направлении от Города, где они сменят такую же бригаду, что ведут там заготовку леса. Для мероприятия, которое было запланировано эти четыреста человек были самым боевым и оперативным резервом диаспоры.

Через пару минут мой смартфон коротко прогудел — в чате появилось новое сообщение — «На двенадцать часов назначено общее собрание жильцов, оповестите всех согласно схеме.»

У меня, как активиста правления, в канале «ИК» было двадцать подписчиков, которые через несколько секунд получили уведомление, что встреча любителей утреннего бега назначена на сегодня, на двенадцать часов. Три часа до начала активных действий были определены нашими разработчиками, как минимально необходимое время, чтобы убывшие из Города автобусы с молодыми лесорубами не успели вернуться домой до окончания основных мероприятий в нашем и двух соседних домах.

Около одиннадцати часов во двор нашего дома начали съезжаться первые гости и друзья. Вы знаете, наверное, концепцию «двор без машин»? Сегодня, в нашем дворе осуществлялась противоположная концепция — «двор, забитый машинами». На территорию просторного двора подъезжали одна, за другой, разнообразные машины, заполнившие все стоянки и проездные пути. Из автомобилей выбирались молодые, и средних лет, мужики, одетые по-рабочему, с инструментом в сумках и торбах, которые подойдя к столику, установленному возле ТСЖ, уточняли что-то, получали большие стопки клетчатых, полипропиленовых сумок, после чего расходились по подъездам. Приехавшие с ними женщины и дети шли на детскую площадку, либо оставались сидеть в теплых салонах автомобилей.

Я, как местный активист, получил под свое начало группу из восьми молодых мужиков и бумажку с номером квартиры, расположенной в соседнем подъезде. В качестве «отмычки» согласилась выступить неугомонная Таня Белохвостикова, ждущая нас на лестничной площадке, в коротеньком халатике, держащемся запахнутом только посредством широкого пояса и домашних тапочках.

— Готова? Давай, не пуха.

Таня коротко кивнула и провожаемая нескромными взглядами мужиков из моей группы, неслышно подошла к нужной двери и потянулась к звонку. Я, не дыша стоял рядом в углу, держась в мертвой зоне дверного глазка.

Не знаю, когда эта пустая квартира оказалась захваченной самовольными квартирантами, но по словам соседей несколько дней назад в ней появились люди.

Коротко прожужжал звонок, за металлической дверью раздались шаги, стекло глазка потемнело, после чего защелкали механизмы запоров и дверь распахнулась.

— Привет! — молодой жизнерадостный мужской голос: — Заходи.

— Ой, я, наверное, квартирой ошиблась…- Таня сделала шаг назад, судорожно ухватив рукой запах халатика на груди.

— Нет, ты всё правильно пришла. — Из-за края двери показалась крепкая мужская рука, ухватившая Таню за тонкое запястье. Девушка уперлась, но, через мгновение я увидел вторую руку, вцепившуюся в ткань короткого халатика на животе. Ткань затрещала, Таня вскрикнула, гладкие подошвы тапочек заскользили по полированному полу, и Таня начала медленно и неуклонно, как на лыжах, въезжать в чужую квартиру.

Я ухватился за тяжелое полотно двери, и, изо всех сил, толкнул ее на эти хищные, мгновенно ставшие мне ненавистными, покрытые короткими темными кудряшками, руки. Кто-то за дверью громко вскрикнул, от Тани отцепились и я влетел в просторный холл чужой квартиры. От лифтовой площадки, в нашу сторону, гремя инструментом и топая подошвами рабочих ботинок, со свирепыми лицами бежали мужики из моей группы, а на полу прихожей, сидел, зажав ушибленный локоть, с округлившимися от изумления глазами, молодой парень лет семнадцати.

Он попытался вскочить, запереть дверь, сделать хоть что-то, но я легонько пнул его, и он вновь оказался на полу, чтобы через несколько секунд повиснуть безвольной куклой в руках двух разозленных мужиков.

— Фамилия, имя, отчество? — глядя в черные, ошалелые глаза, спросил я.

— Не понимать.

— Как в квартиру попал?

— Не понимать.

— Где родители?

— Амга бор.

— Ты сейчас сам туда пойдешь… — улыбнулся я — ругательствам южных соседей меня научил, вселившийся в мой разум прадед, что успел повоевать с басмачами в тридцатых годах.

Тем временем мужики ходили по квартире, собирая в большую клетчатую сумку предметы, которые не могли принадлежать титульным владельцам недвижимости. Судя по перевернутым вещам и вывернутым шкафам, самовольные жильцы вселились недавно и налегке, и увлеченно занимались осмотром неожиданно приобретенных богатств. Молодой парень из моей команды, со смартфоном в руке, ходил по квартире, открывая каждый ящик или шкаф, фиксировал предметы обстановки и количество вещей, чтобы позднее, вернувшиеся хозяева не предъявили ТСЖ счет за пропавшие три замшевых пиджака и три магнитофона импортных.

— Вроде всё. — ко мне подошел один из мужчин, протягивая заполненную, в основном, цветастыми тряпками, матерчатую сумку.

— Твои вещи в квартире остались? — я смотрю на мрачного парня.

— Вон, компьютер мой. — подселенец тычет пальцем в моноблок, стоящий на столе в зале. Я подхожу и внимательно осматриваю агрегат. Судя по количеству пыли, виднеющейся под ним, аппарат не перемещали несколько месяцев.

— Дайте этому притырку одеться и выведите его за ворота. Остальные подходите к ТСЖ, мы, через пятнадцать минут должны выдвинуться к соседнему дому.

Таня, сжав кулачками ворот халата, стоит у большого панорамного окна, на лестничной площадке между этажами и смотри на медленно падающие, мелкие снежинки.

— Испугалась? — я подхожу сзади, обхватывая узкую талию и прижимаюсь щекой к щеке.

— Не ожидала. Надо больше тренироваться. — сухо и спокойно отвечает моя одноклассница.

— Наверное. Ты просто сильная, но легкая. — я осторожно дую в маленькое ушко под завитком волос, потом показываю вниз, во двор: — Смотри.

К воротам, под руки подводят давешнего парня с надетой на шею, большой клетчатой сумкой с вещами. Калитка открывается, и бывший жилец присоединяется к небольшой толпе, как я понимаю, его товарищей по несчастью, что стоят, ругаются, кому-то звонят, в окружении, таких же, полипропиленовых сумок — прощального подарка от нашего ТСЖ.